визуальная самопрезентация личности в сети интернет
реклама
СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В КОМПЬЮТЕРНООПОСРЕДОВАННОЙ КОММУНИКАЦИИ Орех Екатерина Александровна кандидат социологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета, РФ, г. Санкт-Петербург E-mail: [email protected] Сергеева Ольга Вячеславовна доктор социологических наук, ведущий научный сотрудник Социологического института Российской академии наук, РФ, г. Санкт-Петербург E-mail: [email protected] Быть видимым, представленным для других посредством своего тела означает для человека быть живым, включенным как в физическое пространство окружающего межличностных мира, взаимодействий. так и Развитие в социальное пространство компьютерно-опосредованной коммуникации инициировало у общающихся потребность представить себя не только вербально (на раннем этапе существования Интернета преобладал асинхронный обмен письменными сообщениями), но показать себя, и тем самым оживить бестелесное экранное послание. И хотя сегодня Интернет дает человеку возможность синхронного общения, в процессе которого собеседники видят и слышат друг друга, необходимость визуальной самопрезентации личности в сети актуальна, поскольку продолжают функционировать приложения «дневникового» характера – социальные сети, блоги, форумы. Кроме того, фактор опосредованности в компьютерной коммуникации никто не отменял, а значит «продвижение» своей телесности - реальной или улучшенной – равноценно ощущению «меня видят – значит, я существую». Наша работа нацелена на обобщение ряда социологических гипотез, являющихся шагом к научному объяснению таких способов визуальной самопрезентации в онлайновом пространстве, как аватары, селфи, а также практики фотографирования и представления себя такими способами, как вейдеринг, поттеринг, планкинг, типотинг, винилфэйс, хот дог лэгс и т.п.. Поскольку среда компьютерных коммуникаций очень динамична, и новые явления рождаются и распространяются там быстро, кратко поясним характер исследуемых объектов. 1. Объекты исследования Аватар – это графическое представление пользователя в онлайнпространстве. Термин происходит из индуистской мифологии, согласно которой он означает мирское воплощение бога. Первое использование термина произошло в онлайн-игре «Среда обитания» (Habitat), созданной в конце 1980-х гг. кампанией «Lucasfilm Games» в сотрудничестве с «Quantum Computer Services, Inc». В то время, когда почти во всех онлайновых играх оперировали только текстом, «Среда обитания» задавала тон в применении подвижной мультипликации, представлявшей играющих людей в их взаимодействиях друг с другом в виртуальном пространстве. Создатели «Среды обитания» назвали эти мультипликационные образы аватарами, и термин был с энтузиазмом подхвачен всеми последующими разработчиками графических систем. Термин хорошо отражает преимущества и ограничения онлайнового взаимодействия. Подобно богам, спустившимся в маленький мир людей, пользовательские аватары могут управлять некоторыми явлениями в виртуальном пространстве способами, которые невозможны в реальных условиях (например, сверхвысоко прыгать, сверхбыстро бегать, даже летать и т.п.). Но вместе с тем оболочка аватаров не способна представить нюансы телесного выражения, доступные человеческому телу в ситуации взаимодействия «лицом-к-лицу». Таким образом, опыт действий в виртуальной среде посредством аватара можно рассматривать, согласно индуистской мифологии, как аналогичный действиям богов, подвергающихся ограничениям в их земных телах. Распространению и легитимации термина помог роман американского писателя-фантаста Нила Стивенсона «Лавина» (1992 г.). Н. Стивенсон, имевший практику компьютерного программирования, изобразил в романе параллельное существование двух миров – реального и виртуального – и также использовал термин аватар, чтобы обозначить существование людей в смоделированном цифровом мире. Книга Н. Стивенсона стала культовым текстом для геймеров и участников чатов. Со временем выбор аватара превратился в рутинную практику не только для игроков компьютерных игр, но также и для пользователей социальных сетей, блогов и форумов. Когда новый пользователь регистрируется на какомлибо ресурсе, предполагающем коммуникацию в сообществе, чаще всего он должен представить себя с помощью аватара. В некоторых системах пользователи выбирают аватар из набора уже имеющихся, предложенных разработчиками, образов, в других – могут импортировать свои собственные графические изображения. Селфи – это фотографический автопортрет. История подобных снимков насчитывает примерно полтора столетия. Возможно, первый в истории фотоавтопортрет был сделан фотографом Оскаром Густавом Рейландером более 150 лет назад в Великобритании. Своеобразными фотоавтопортретами были и снимки из фотокабинок. Рис. 1: Снимки из автоматических фотокабинок (90-е гг.). Однако само слово «селфи» появилось в 2002 г., а феномен стал чрезвычайно популярным с 2010-х гг. в связи с распространением цифровых фотоавтопортретов в онлайновых социальных сетях. Сегодня как в карнавале сменяют друг друга популярные темы для селфи, кажущиеся порой достаточно экзотическими – селфи на похоронах, селфи после близости, селфи с бездомными. Наконец, тематические фотографии, распространенные в сети – вейдеринг или фотографии инсценировки удушающего удара Дарта Вейдера (героя фильма «Звёздные войны»); поттеринг или фотографии на метлах в прыжке (вспомним фильмы о Гарри Поттере); планкинг или фотографии в позе лёжа лицом вниз в самых, как кажется, не подходящих для этого местах; типотинг или фотографии, на которых люди изображают из себя чайник; винилфэйс или фотографии людей, объединяющих в единую композицию своё тело с телом певца, изображённого на обложке старой виниловой пластинки; хот дог лэгс или фотографии голых загорелых ног (чаще всего, на фоне пляжа и моря), напоминающих знаменитые хот-доги, и.т.п. Рис. 2: Фотографирование в жанре «винилфэйс» http://vasi.net/community/jeto_interesno/2013/03/11/vinyl_facesnovyjj_internetmem.html Рис. 3: Фотографирование в жанре «вейдеринг» http://www.bugaga.ru/jokes/1146738167-novoeinternet-uvlechenie-veydering.html Эта практика постоянно пополняется новыми идеями, как и что можно сфотографировать, заражая других идеей снимка, который подобно вирусу будет распространяться в онлайновых социальных сетях. 2. Визуальная самопрезентация: от игрового поведения к подтверждению своей социальной идентичности С момента появления изображений, представляющих человека в онлайнпространстве, ведется дискуссия об их значении. В идеях о визуальной самопрезентации отражается развитие представлений об Интернете в целом. Распространение Интернета было связано с видением этого пространства коммуникации как свободной среды, раскрепощающей человека от норм ролевого поведения в физическом мире организаций. Так думали как создатели технологии, так и первые пользователи. Именно поэтому виртуальное пространство осмыслялось в 1980-90-е гг. как игровая, карнавальная среда, где люди экспериментируют с масками, неприемлемыми для них в обычной жизни. Работой, отразившей идеи о возможностях расширения границ своей идентичности в сети, стала книга американской исследовательницы Ш. Текл «Жизнь на экране: идентичность в эпоху Интернета» (1995). Она рассматривает, как участники онлайн-общения в циклах взаимодействия друг с другом создают новые виртуальные личности. Выражение «жизнь на экране» свидетельствует о мнении автора, полагающей равную значимость и физической и виртуальной реальности. «Жизнь на экране может быть игрой» как пишет Ш. Текл, «но это очень серьезная игра» [7]. В свете игрового представления об онлайн-пространстве визуальные самопрезентации пользователей – прежде всего, распространявшиеся аватары – вызывали споры. С одной стороны, были те, кто считал (и, вероятно, продолжает считать), что аватары – это только элемент игры, и к ним не применимы правила взаимодействия, существующие по отношению к социальным субъектам. С другой стороны, были те, кто полагал, что аватары обладают тем же статусом и вступают в те же отношения, как и их человеческие операторы. Эти дебаты отражают мнение о «сомнительном» статусе онлайн-социальности, часто понимаемой, как менее «реальная» по сравнению с отношениями «лицом к лицу». О значении фотообраза в сети как инструмента театрализации повседневности пишет и белорусский социолог А. Сарна: «Фотография (в сети) … зачастую уже не в состоянии подтвердить реальность стоящего за ней субъекта. Его изображение становится “аватаркой” – то есть маской, под которой может скрываться виртуальный персонаж ролевой игры, стимулирующий новые способы социальной интеракции. … Так возникают удивительные субъекты, которым мы не сможем найти никаких аналогов в мире физической реальности, поскольку они попросту не могут в ней существовать, зато прекрасно справляются с функцией конструирования новой идентичности в режиме on-line» [3, c. 200]. Ранняя концепция Интернета как пространства свободы и социальных экспериментов со временем корректировалась и развитием самой технологии, и накоплением научного знания и экспертных мнений, касающихся сути компьютерно-опосредованной коммуникации. Постепенно в теории Интернета возобладала точка зрения на реальную силу связей, статусов и капиталов, складывающихся в ходе онлайн-общения. Создание собственных портретов в эпохи до развития технических средств тиражирования информации представляло собой статусную практику, то есть было доступно лишь избранным, запечатлевавшим себя для распространения и узнавания среди современников и для сохранения памяти о себе в среде потомков. Фотография перечеркнула статусность портретирования. Цифровая фотография – а точнее даже, мобилография или фотографирование с помощью мобильного телефона – привела нас к вездесущности автопортретирования. Пространством циркуляции фотоавтопортретов, получивших название «селфи», стали сегодня онлайновые социальные сети. «Бум» селфи вызвал размышление об этом явлении в академической среде. Петербургский журналист и аналитик Интернета П. Биргер дает обзор ключевых, по его мнению, теорий селфи, предложенных западными учеными. Во-первых, теория нарциссизма, согласно которой селфи – это новый, благодаря технологии, уровень развития человеческого нарциссизма. Вовторых, теория человека как медиума, акцентирующая внимание на новых возможностях производства каждым новостей про себя. В-третьих, теория саморедактирования образа «Я», считающая, что селфи помогает нам «фальсифицировать себя», редактировать свой образ так, чтобы соответствовать собственному восприятию. В-четвертых, теория виртуальных тотемов, видящая в селфи удачную визуальную упаковку для личных сувениров. В-пятых, теория гуманизации технологий, согласно которой человек с помощью своих изображений обживает мир технических устройств. Вшестых, теория успешности визуальной коммуникации, сторонники которой видят в селфи удачный визуальный формат сообщения, считая, что визуальная коммуникация, а не слова, повышает шансы быть понятым в сети [1]. Идеи, помогающие разобраться в практике селфи, можно найти также в разработках Андрея Горных, исследователя из Европейского гуманитарного университета (Вильнюс). По мнению А. Горных, особенность современной ситуации – засилье авторитарных решений о содержании контента СМИ. «Наша повседневность, то измерение, в котором мы обитаем, маргинализированы в масс-медиа в виде курьезов и отклонений (сюжеты о чудаках из простого народа, преступлениях, вопиющей бедности и т.д.): плотный экран масс-медиа не дает нам встретиться с нами самими» [2, c. 48]. Исследователь не пишет непосредственно о селфи, но его диагноз отсутствия картин понятной и близкой нам повседневности в дискурсе доминантной культуры, работает как гипотеза о причинах «бума» сетевых автопортретов. Как нам кажется, мысли А. Горных созвучны тому, что представил П. Биргер в обзоре теорий селфи, поскольку его тезис о «встрече нас с нами самими» близок по смыслу к пониманию селфи как производству индивидом новостей про себя. Обобщая спектр гипотез о селфи, мы хотели бы подчеркнуть, что в этих предположениях, так или иначе, присутствует смысл подтверждения своей социальной идентичности людьми, фотографирующимися и распространяющими эти фотографии. То есть селфи – это не примерка экзотических масок, а фиксация для себя и прогнозируемой аудитории персональных характеристик и достижений. «Я на фоне Эйфелевой башни», «Я утром в сосновом бору», «Я не бездомный» (селфи с бездомными). Хотим отметить, что для понимания практики селфи очень важно иметь в виду - эти фотографии не просто хранятся в личном альбоме (сегодня - в мобильном телефоне), а открываются для просмотра на различных онлайнресурсах. Здесь мы проводим аналогию с хорошо известным разделением девиации на «первичную» и «вторичную». Первичная девиация – это действие вопреки правилам, которое пока для других остается невидимым, не подлежит социальной оценке (в нашем случае индивид фотографирует себя и оставляет снимок без публикации). Второй шаг - человек фотографирует себя и обнародует снимок, в результате чего достигается общественная фиксация личных характеристик сфотографированного. В итоге происходит подтверждение социальной идентичности (по аналогии с вторичной девиацией, происходящей, когда группа стигматизировала нарушителя). Традиционная функция фотографии, мемориализация, в изготовлении селфи отступает на второй план. Мемориализация с помощью портрета это сохранение памяти о себе, своих внешних качествах в данный момент времени, напоминание о той ситуации и том окружении, в которых ты смог оказаться, для человека, делающего селфи не столь важна. Здесь проявляются, прежде всего, идентификационные функции изображения. Идентификационные стратегии в визуальной самопрезентации связаны и с фотографированием в своеобразных сетевых жанрах поттеринга, вейдеринга, планкинга, типотинга и т.п. В этом случае группа единых по жанру фотографий, как считает уже цитировавшийся нами А. Сарна, подобны коллективному ритуалу. Человек-участник, например прыжка на метлах, принимает на себя обязательства следовать правилам и подражать с помощью своего тела другим участникам ритуала. Так генерируется общая идентичность и социальность. Фокусирование на изобразительных свойствах аватаров, селфи, поттеринга и т.п. подталкивает задуматься о роли шаблонов в онлайновой визуальной самопрезентации. Мир сетей стал миром гиперинформатизации. Монополия на производство массовой информации осталась в прошлом, и сегодня каждый за своим компьютером оказался в силах тиражировать и транслировать созданные им сообщения. Именно поэтому получила распространение тенденция сообщений по шаблону, ведь шаблон облегчает прочтение и понимание. Унификация для быстрого узнавания, прочтения, схватывания смысла сообщения является ключом к «спасению». Если задуматься, наличие шаблона, по которому строится визуальное сообщение, можно обнаружить в большом количестве жанров Интернеткоммуникации. Это: rage comics, Интернет-мемы, демотиваторы. Картинку с текстом обычно используют в онлайн-дискуссиях для более наглядного и остроумного выражения своего мнения. По большому счёту — это более продвинутый графический аналог смайликов. Шаблон – или фреймирование, если использовать терминологию И. Гоффмана – способствует узнаваемости, облегчает восприятие, помогает мгновенно раскодировать информацию. Возможность упростить прочтение путём встраивания контента в рамки узнаваемого шаблона актуальна сегодня в ситуации тотального объёма информации, которую ежедневно приходится прочитывать и Интенсификация анализировать информационных человеку потоков, в повседневной необходимость жизни. различать, раскодировать и вновь кодировать всё большее количество данных находит отражение в формировании своеобразных жанровых вариаций коммуникативных сообщений в сети Интернет. 3. Визуальная самопрезентация и риски «цифровых следов». Добровольные самопрезентации в социальных сетях, вызвали всплеск обсуждения проблемы приватности и личной дистанции среди исследователей компьютерно-опосредованной коммуникации. Вообще, эрозия закрытости личного пространства индивида в связи с развитием информационных технологий привлекает и академическое, и общественное внимание в течение последних десятилетий. Будоражащие истории о «воровстве идентичности» и украденных номерах кредитных карт регулярно появляются в газетах и телевизионных новостях. Обеспокоенность размыванием гражданских свобод из-за наблюдения правительства за обществом вызвана тем фактом, что многие из наших действий, коммерческих, информационных, административных, теперь осуществляются с помощью электроники, тем самым де-факто сведения об этих действиях подвергаются сохранению и открыты для последующих манипуляций. Развитие социальных сетей обозначило новые вопросы, касающиеся высокого уровня открытости личной информации, которую мы показываем в Интернете. «Почему каждый размещает так много информации о себе на персональной странице сети?» - вот тот вопрос, который сегодня «ставит в тупик» аналитиков. Этот тип угроз для личного пространства индивида представляются гораздо более серьёзными в пределах локуса личного контроля, чем правительственное наблюдение или воровство данных. Профессор социологии из университета Мэриленд З. Тюфекчи полагает, что лучшее понимание тенденций онлайновой экстернализации личности может быть достигнуто с опорой на концепцию «представления себя другим» И. Гофмана. Поддержание личного пространства понимается ей как процесс оптимизации между раскрытием себя в обществе и сохранением дистанции. Люди хотят быть замеченными. Это неудивительно и не является новым, угроза состоит в том, что процессы наблюдения и возможности быть наблюдаемыми переместились в цифровую среду, трансформирующую традиционные способы, с помощью которых мы управляем нашими зрителями и устанавливаем границу между частным и публичным, прошлым и будущим, раскрытием себя и поддержанием секретности [6, p. 20]. Изучая утрату приватности при современной технологии коммуникации, З. Тюфекчи считает, что обычные действия в Интернете могут быть поделены на три большие группы: коммерческие действия, информационные действия и социальные, нацеленные на общение. В исследованиях динамики приватности с этими различными группами действий нельзя обращаться как с однородным набором похожей соответствуют активности. главным Первые образом две разновидности инструментальному действий использованию Интернета; примеры включают покупку проездных билетов или просмотр прогноза погоды. Раскрытие информации об инструментальных действиях человека может интересовать его конкурентов по бизнесу или правительство, которое иногда регистрирует, собирает и анализирует эти данные. Тем самым провоцируется конфликт между относительно мощными интересами глобальных субъектов и относительно бессильным пользователем. Такое индивидуализированное собрание личной информации осмысляется как «цифровое досье», то есть собрание наших онлайновых «следов», которые могут регистрироваться, сохраняться и восстанавливаться. Существование этих «следов» беспокоит многих, кто задумывается об их социальном значении. Разговор лицом к лицу эфемерен и будет потерян навсегда, если кто-то не записал его содержание. Если службы правопорядка не провели прослушивание вашего телефона сегодня, они не смогут повернуть время вспять и восстановить ваш телефонный разговор, если вы попадёте под подозрение в следующем месяце. В случае же с электронной передачей данные по умолчанию сохраняются службами Интернет-провайдеров, архивируются поисковыми системами и регистрируются в истории сети. Знаменательно в нынешней ситуации не то, что появились какие-то новые средства записи и перехвата информации, а то, что запись действий человека делается без определенного предшествующего решения. Фиксация любых действий человека – покупок, информационных запросов, коммуникаций - теперь происходит в цифровом мире с лёгким, обычным, ненамеренным постоянством. Что было когда-то эфемерным, сохраняющимся только в памяти очевидцев - состоявшаяся беседа в кафе, покупка в магазине, приветствие знакомого на улице - всё разыгрывается в онлайновом пространстве, где оставляет потенциально длительный отпечаток. Кроме того, цифровой формат, в котором сохраняется информация, даёт возможность лёгкой перекрёстной индексации и связи с другими данными, другими разговорами, другими покупками, другими сделками. Всё это, конечно, создает большую угрозу для личной уединенности и приватности [5]. Но вместе с тем, как пишет З. Тюфекчи, для многих людей Интернет - все более и более социальное пространство, вовлекающее в общение разных людей с их ценностями, нормами и социальными обстоятельствами их жизни. К проблеме приватности, которая является следствием презентации человека в онлайновой группе, следует относиться как к проблеме технологически опосредованной социальности [5, p. 21]. Приватность и закрытость индивида, общающегося в онлайновом пространстве, должны рассматриваться со знанием различий между действиями, нацеленными на общение, с одной стороны (З.Тюфекчи употребляет понятие «экспрессивный Интернет»), и коммерческоинформационными, с другой (З. Тюфекчи пишет «инструментальный Интернет»). В технологически опосредованной социальности стремление быть замеченным теми, кем мы желаем быть замеченными, способами, которыми мы желаем быть замеченными - центральные мотивы пользователя наряду с выражением своей идентичности, коммуникацией и управлением впечатлениями. При использовании Интернета для общения меньшее значение имеет вопрос безопасности данных, как это бывает часто с инструментальным обращением к Интернету, но с большей остротой встаёт вопрос урегулирования границы в управлении аудиторией. Что мы хотим показать и кому? Кто нас может видеть? Кто смотрит на нас? В ходе представления себя другим приватность можно понимать как совокупность процессов управления границей между общающимися людьми, в результате которых человек устанавливает контроль над тем, насколько он или она открыты для всех остальных. Состояние приватности динамично и регулируется в любой данной ситуации для установления желательного баланса «открытости – закрытости». Традиционно достижение оптимального состояния личной открытости происходит с использованием речи и невербального поведения, включает управление личным пространством, обозначение своей территории, опирается на культурные механизмы, состоящие из норм и правил о контактах людей в пределах группы. Хотя для человека очень важно «право оставаться наедине», но большое количество личной закрытости не является обязательно наиболее желательным. Состояние совершенной закрытости было бы родственно состоянию абсолютного одиночества, которое не только нежелательно, но представляет собой одно из самых жёстких современных судебных наказаний. Многие из механизмов обозначения границы между закрытым, частным и открытым для всех, зависят от использования пространственных, архитектурных границ и сигналов. Замки, заборы и двери, контакт глазами, жесты, слова, движения тела и многие другие механизмы недоступны в условиях некоторые технологически средства, опосредованной считающиеся само социальности, собой подрывающей разумеющимися при регулировании приватности и личного пространства. Рассматривая проблему приватности, как и З. Тюфекчи, американцы Л. Пален и П. Доуриш классифицируют новые вызовы по трём категориям: угрозы пространственным границам личной неослабевающего территории, потока угрозы данных, временным угрозы границам постоянной из-за взаимосвязи и пересечения нескольких пространств [4]. Первая категория угроз, по мнению Л. Пален и П. Доуриша, вызвана тем, что у нас больше нет ощущения пространственных границ нашей аудитории. Согласно И. Гофману представление себя другим - сознательный, интерактивный акт, который требует от аудитории и понимания, и участия. Однако, в условиях технологически опосредованной социальности аудитория остаётся в тени. Мы больше не можем видеть, кто на нас смотрит, иногда мы даже не можем предположить особенности людей, уделяющих нам внимание в сети. Если вы находитесь на углу улицы, в кабинете, на пляже или в кафе, то аудитория ограничена стенами, дверями и обозримым расстоянием. Хотя возможно, что могут быть неожиданные субъекты в пределах данной аудитории, но присутствие других гораздо более «прозрачно», чем когда вы находитесь в сети. Вторая категория угроз состоит в регистрируемости и последующем постоянстве информации, а это изменяет временные границы взаимодействия с аудиторией - отныне аудитория может существовать в будущем. Состояние оптимальной открытости-закрытости связано с регуляцией доступа других к личности в любой момент времени. Но как указать определённое время, если мы говорим о среде, где постоянство и регистрация действий пользователя норма? Мало того, что мы лишены управления аудиторией из-за пространственных границ, мы также больше не можем чётко выделить тот отрезок времени, когда мы можем эффективно управлять нашими зрителями. И, третья угроза, создаваемая информационной технологией, заключается в пересечении многих физических и виртуальных мест, каждое из которых обладает потенциально различными требованиями к поведению человека. Возникает «устойчивая эрозия действия, укоренённого в ситуации», что и составляет проблему управления мнением аудитории [4, p. 130]. Например, человек может вести себя способом, соответствующим ситуации вечеринки по случаю дня рождения друга. Но фотография человека на вечеринке, сделанная кем-то с камеры мобильного телефона и размещённая в социальных сетях или блогах, не соответствует образу, который должен создавать этот человек перед работодателем, причём образ на этой случайной фотографии может быть совсем не характерным для этого человека. Сегодня пространства, где функционирует образ для друзей и образ для работодателя, могут пересекаться. Здесь важно обратить внимание, что гласность и открытость заставляет сегодня беспокоиться не только знаменитостей и политических деятелей: люди, особенно молодые люди, стремятся быть публичными, быть замеченными, и, конечно, иметь возможность наблюдать других. Онлайновые социальные сети обеспечивают очень мощный инструмент для этой цели. Компьютерная технология разрушает уединение человека и дистанцированность его личного пространства новыми способами, связанными с отличающими эту технологию характеристиками вездесущности, повсеместного проникновения и перекрёстных ссылок между базами данных. По мере развития взглядов на характер и значение компьютерноопосредованной коммуникации в фокусе анализа оказывались ее различные технологические, философские и социальные аспекты. К сегодняшнему дню сложилось поле междисциплинарных исследований: от ранних психологических моделей СМС до социологических обобщений жизни виртуальных комьюнити. Один из трендов последних лет – обращение к социально-антропологическим идеям и этнографическим методам исследования СМС. Возникает даже понятие «виртуальная этнография», за которым стоит представление о социальности онлайновой среды. В целом взгляд на примерно двадцатилетний период исследовательской работы по проблемам СМС фиксирует укоренение гипотез о социальной регулируемости онлайновых явлений. Идеи о том, что онлайн есть среда свободная от условностей реального коммуникациями, мира, подверглись наполненная пересмотру. экспериментальными Новейшие разработки, посвящённые аватарам и социальным сетям, закрепляют представление о важности социального отклика и значении социального контроля в компьютерно-опосредованной коммуникации, которые и воспроизводятся, возможно - в трансформированном виде, в сети. Список литературы: 1. селфи Биргер, П. «Пользователи становятся идиотами». Главные теории [Электронный ресурс] / П. Биргер. – Режим доступа: http://dialogs.org.ua/ru/periodic/page33397.html 2. Горных, А. Визуальная антропология: видеть себя другим / А. Горных // Антропологический форум. - 2007. - №7. – С. 32 – 52. 3. Сарна, А. Я. Фотография как маркер идентичности в web- сообществах / Сарна А. Я. // Образ и медиум: визуальный текст в массовой коммуникации: сборник статей. – Минск : Изд-во «Четыре четверки», 2012. – 208 с. 4. Palen, L. Unpacking "privacy" for a networked world / Palen L., & Dourish P. // Proceedings of the ACM Conference on Human Factors in Computing Systems. - New York: Association for Computing Machinery, 2003. - Р. 129–136. 5. Solove, D. J. The digital person: Technology and privacy in the information age. - New York : New York University Press, 2004. – 290 p. 6. Tufekci, Z. Can You See Me Now? Audience and Disclosure Regulation in Online Social Network Sites / Zeynep Tufekci // Bulletin of Science, Technology & Society. – 2008. - Vol. 28, No. 1. - Р. 20–36. 7. Turkle, S. Life on the Screen: Identity in the Age of the Internet / Turkle S. - New York: Simon & Schuster, 1995. – 352 р.
