Здесь - Школа региональных и международных исследований

М. Кузнецов
Дальневосточный государственный университет
Некоторые методологические проблемы обсуждения вопросов, касающихся места
Тихоокеанского региона России в Северной Пацифике.
(субъективные заметки по поводу опыта региональных научных конференций и
исследований)
Доклад на Международной конференции Тихоокеанский регион России в Северной
Пацифике: взгляд из Азии, взгляд из Европы. 14-15 октября. 2010 г. Владивосток
1. Участие в течение десяти последних лет в различных конференциях,
симпозиумах, круглых столах, имеющих отношение к вынесенной очередной раз на
обсуждение проблеме, изучение подготовленных изданий позволило зафиксировать
некоторые проблемные моменты, на которые хотелось бы обратить внимание нашего
научного сообщества. Прежде всего, обращает внимание ограниченность списка
«приоритетных направлений» обсуждения проблем Дальнего Востока России и смежных
с ним регионов или стран. Здесь доминируют безопасность, политика, экономика,
экология, история, гораздо реже встречаются национализм, формирование и восприятие
образов, культура (а теперь еще и метакультура). Следует также отметить, что в течение
предшествующего периода диалог вели между собой преимущественно советские ученые
(редким исключением здесь являлись известные семинары в Находке). Подобная ситуация
явно ограничивала возможности исследователей
в решении поставленных задач.
Возможность дискутирования в рамках международного формата обеспечила новые
возможности, но пока еще не привела к прорывам ни в одной из рассматриваемых сфер.
В близкой мне социально-гуманитарной обсуждаем то сюжеты цивилизации, то
межкультурной коммуникации, то миграций и еще вроде бы много чего, но при этом
должны признать, что наша «повестка дня» была сформулирована не в регионе Дальнего
Востока, Северо-Восточной или Восточной Азии, а где-то еще, как правило, очень далеко
от нас. Новые сюжеты, та же идентичность, «мягкая» сила, нациестроительство,
мультикультурализм появились у нас под влиянием извне. Точно также мы теперь часто
используем клише вроде «взгляд из России», «взгляд с Востока» и т.п., но можем ли при
этом внятно объяснить, зачем мы это делаем? Кто у нас связывает их с влиянием
постморнистского вызова современной науке? (Здесь очень показательна возникшая у
нас дискуссия по поводу приоритета на озвучивание концепта глобализация во
Владивостоке).
Издержки подобного рода являются прямым результатом удаленного положения
нашей дальневосточной отрасли российской науки по отношению к ее ведущим центрам и
сохранением значительного влияния Запада на состояние науки в странах Востока.
Следует отметить, что даже среди зарубежных специалистов возникают вопросы по
поводу подобных ситуаций переноса и заимствований, например: «…если наши теории об
этничности и нации формируются, как это часто происходит, в метрополиях, таких как
Великобритания и Соединенные Штаты, могут ли они быть адекватными для понимания
процесса формирования идентичности и соперничества в колониях таких, как Канада,
Австралия и Новая Зеландия» [Mackey, 1999, р.: 11]. Одним из ответов на сомнения
подобного рода явилась достаточно влиятельная сегодня в мире
концепция
постколониализма, в разработке которой значительную роль сыграли индийские
исследователи и теоретики [Hiddleston, 2009]. Наш регион, к сожалению, пока не
предложил идеи такого же уровня значимости. Но поскольку исследования проводить
необходимо, то научные разработки здесь несут печать эмпирической обреченности и в
1
основном они проходят в режиме мониторинга, результаты которого затем уходят
непонятно куда. На какой же прорыв в науке можно тогда рассчитывать?
2. К сожалению, в своей «заэмпирированной»
гордости не только наш
дальневосточный форпост российской науки, но и ряд конкретных дисциплин, как у нас,
так и в других странах, вообще оказались недостаточно подготовленными и к
международному диалогу. Мы на Дальнем Востоке, похоже, так и не восприняли
предупреждение американского исследователя Э. Саида и развивших его базовые идеи
создателей концепции постколониализма:
«…когда люди Запада
смотрят на
незападный мир, то скорее они видят лишь то, что часто является зеркальным
отображением их самих и их представлений, но не самой реальностью как таковой,
т.е. как люди за пределами Запада действительно понимают и воспринимают себя»
[Young, 2003, р. 2]. Очевидно, что сходным образом обстоит дело и при попытке
другой стороны вникнуть в наши дела. Положение в настоящее время еще более
усугубляется тем обстоятельством, что в силу продолжающейся специализации в науке,
активно интенсифицирующейся в результате информационного взрыва, сходное
положение складывается и при взаимодействии представителей разных областей знания.
Не случайно, проблема взаимопонимания, перевода не только между исследователями из
разных стран, но и из различных научных дисциплин становится все более актуальной.
(Сложившаяся ситуация наглядно иллюстрируется метафорой специалисты – это
узкоспециализированные варвары) [Гирц, 2007]. Прямым следствием рассматриваемой
ситуации международного взаимодействия в сфере науки является необходимость учета
феномена существования разных национальных исследовательских традиций.
Последние, в свою очередь, могут дополнительно разделяться на оригинальные школы в
рамках сложившегося набора конкретных дисциплин. Влияние разных исходных
установок в традициях подобного рода приводит к тому, что даже использование
одинаковых терминов,
концептов и других средств коммуникации неизбежно
сопровождается их разным восприятием и осмыслением. Поэтому интерпретация какихлибо выводов и идей без учета исходного контекста, в котором они сформировались,
может привести к искажениям их реального смысла. Не случайно после вызова
постмодернизма развитие социально-гуманитарное (и уже, вроде бы, не только оно) все
более происходит за счет повышенного внимания к процедуре рефлексии
(саморефлексии) исследователей. Нельзя сказать, что отмеченная тенденция уже
утвердилась в дальневосточной (в широком значении) науке.
Сложившееся положение можно объяснить сохраняющимся нарушением связей
между ведущими центрами нашей страны, во многом сохраняющими и продолжающими
сложившиеся исследовательские традиции, и нашими дальневосточными научными
подразделениями. В связи с приведенными обстоятельствами не может не вызывать
беспокойства позиция некоторых наших научных руководителей, принимающих все это
как нечто должное или неизбежное. Причины здесь разные и в основном они
материального характера, но экономические трудности не должны закрывать от
директорско/ректорского корпуса опасность безнадежного отставания дальневосточной
отрасли науки от уровня современных к ней требований в результате еще большего ее
отдаления от складывающихся в других регионах передовых школ и рубежей. Ведь
вполне очевидно, что разного рода сетевые проекты и такие же достаточно
спорадические контакты с зарубежными центрами не могут спасти нас от углубления
неблагоприятных тенденций, обусловленных, в том числе, дефицитом личностных
связей.
3. Постановка всякого рода «неудобных» вопросов перед нашей наукой необходима
в связи с появлением новых, достаточно жестких вызовов для Дальнего Востока России,
Восточной Азии, Северной Пацифики, Азиатского-Тихоокеанского региона,
являющимися
следствием
процессов
глобализации,
новых
форматов
регионостроительства и нациестроительства. Поиск адекватных ответов на вызовы
2
подобного рода, как показал, в частности, известный исследователь Н. Фергюсон
предполагает выход на новый уровень методологии их исследований, основанный на
принципе сложности [Ferguson, 2010]. Указанный принцип, в свою очередь,
предполагает в качестве необходимого условия своей успешной реализации реальный
синтез
результатов отдельных научных дисциплин. К сожалению, в нашей
конкретной практике подобное взаимодействие очень часто достигается лишь в названиях
конференций, изданий, за которыми следует разнородная подборка, как правило, не
связанных между собой конкретных статей и материалов, освещающих сугубо частные
вопросы. Достижение подлинного междисциплинарного синтеза невозможно без
глубокого теоретического осмысления
реальных явлений в их сущностных
характеристиках. Но поскольку теория развивается где-то на стороне, а у нас делается
ставка на мониторинго-эмпиризированный анализ кейсов (конкретных ситуаций), то кто
сможет выполнить теоретико-методологическую разработку проблем на региональном и
более широком уровне, учитывающую их реальное состояние? Ничего удивительного,
что при таком положении вещей снова торжествует лишь «его величество» жаргон,
подменяющий решение проблем придумыванием новых слов для их обозначения. В этом
отношении снова очень показательно предложение заменить название Дальний Восток
России на Тихоокеанскую Россию и т.д. Не менее комфортными такие условия
оказываются для всякого рода стратегизированных программ, в которых регион
рассматривается вне реальной политики, особенностей политических систем отдельных
стран и их социально-гуманитарной сферы. Проблема сложного (анализа сложных
систем) не может быть решена при подходах подобного рода и используемых в них
средствах. Если называть вещи своими именами то все это является ничем иным как
позитивизмом в лучшем случае, но чаще всего – агрессивным эмпиризмом. Мы часто
жалуемся на то, что наука утрачивает свою значимость в глазах власти и общества. Но на
какое же отношение можно рассчитывать, если у нас произошло размывание базовых
устоев науки, в том числе критериев легитимизации знания в социально-гуманитарной
ее сфере.
4. Как могут реально проявляться представленные проблемы можно
продемонстрированы на примере работы исследователей
Ф. Хилл и Г. Клиффорд,
посвященной сибирскому бремени России [Хилл, Клиффорд, 2007]. Выводы этих авторов
и, прежде всего, необходимости ее «сжатия» получили определенный резонанс и в нашей
стране. При этом как-то забыли, что сибирская ситуация из Калифорнии и, например, из
Норильска, выглядит совершенно по-разному. Кроме того, «голый» экономический расчет
(та же пресловутая «температура на душу населения») не может заменить более системное
исследование исторических, политических, культурных и антропологических аспектов
освоения Сибири и Дальнего Востока России. Так что рассматриваемая работа является
типичным примером методологической редукции, когда сложное явление низводится
до одного из своих измерений, но, тем не менее, полученным выводам почему то
придается универсальное значение.
5. Поэтому хотелось бы, чтобы при обсуждении проблемы места Тихоокеанского
региона России в Северной Пацифике, мы снова не потеряли общерегиональный ее
формат, учли различие подходов исследователей, представляющих различные
национальные школы и использовали представленные результаты исследований для более
углубленных теоретических разработок
Литература
Гирц Кл. Как мы сегодня думаем. К этнографии современной мысли //
Этнографическое обозрение 2007. № 2
3
Ларин В. «…нужен Институт, способный стать российской азиатской площадкой
взаимодействия ученых и практиков, занимающихся международными отношениями и
безопасностью в АТР…» // Международные процессы т.8. № 2 (23). Май – август 2010
Тихвинский С.Л. Восприятие в Китае образа России. М. Наука. 2008
Хилл Ф., Клиффорд Г. Сибирское бремя просчеты советского планирования и
будущее России : пер. с англ. М. Науч.-образоват. форум по междунар. отношениям 2007.
328 с.
Ferguson N. Complexity and Collapse. Empires on the Edge of Chaos // Foreign Affairs.
March/April 2010
Hiddleston J. Understanding Postcolonialism. Acumen. 2009
Hughes C. Chinese Nationalism in the Global Era. London and New York. Routledge.
2008
Mackey E. The House of Difference. Cultiral Politics and National Identity in Canada.
Routledge. London and New York. 1999
Young R. Postcolonialism. A Very Short Introduction. Oxford University Press. 2003
4