Саломея

Айдар Хусаинов
Саломея
пьеса в стихах в двух частях
Действующие лица.
Саломея.
Ирод.
Иродиада.
Титус.
Давид.
Стражник.
1 слуга.
2 слуга.
Нищий.
Певец.
12 женщин.
Голова Иоанна Крестителя.
Голос.
Часть первая
Сцена первая
Ночь. Балюстрада дворца Ирода.
Слышны звуки пирушки.
1-ый слуга.
... Пора и на покой!
Довольно музыки, и танцев сладострастных,
И яств изысканных, и сладкого питья!
Пора, Захария, идти в опочивальню,
Короткий миг любви — и вечный чудный сон
Поглотит нас с земными потрохами
И даст успокоение свое,
Как ни один воитель во Вселенной,
Хотя бы он прошел ее вконец
И всех побил, как Гога и Магога,
Как саранча весенние ростки.
2-й слуга.
Да нет, останемся. Люблю я по ночам
Средь пира шумного вот так на воздух выйти
И глядя в небо, где звезда горит,
Порассуждать наедине с собою
О том, как все устроено чудно,
Как жизнь прекрасна! Как она прекрасна!
1 слуга.
Да что же ты прекрасного нашел?
Наш царь устал и стал чудаковатым,
Ну, помнишь, тридцать, что ли, лет тому назад
Такой же ночью, только вот зимою,
В такой же час явились мудрецы Издалека, таких мы не видали,
И все кричали: "Царь! Родился царь!"
Тогда и взбеленился бедный Ирод,
Велел младенцев всех поубивать
И мрачным стал, сухим, как смоковница.
2 слуга.
О как повеселились мы тогда!
С очами жаркими прошли сквозь Иудею,
Мы видели сквозь землю, перед нами
Все двери отворялись, будто мы
И были мудрецами издалека,
И юноши смотрели лишь на нас,
И все богатства плыли прямо в руки,
И все в округе пели нам хвалу,
Когда мы отпускали их младенца.
Тогда и убедился я, мой друг,
Что нету слаще участи, чем эта Служить царю. О сколь прекрасна жизнь!
1 слуга.
Да ну тебя, ты слишком много выпил.
Какая радость быть слугой царя,
Которому противно все на свете,
Который не ведет уже войны
За что-нибудь, за воду или землю,
За золото, за сладкий миг удачи,
Когда победа разом все приносит,
Покуда ты висел на волоске
От гибели, от смрада разоренья,
От нищеты кровавого позора.
Безрадостно у Ирода служить.
Одно неплохо, что едим досыта
И пьем, как вздумается, скажем, как сейчас.
Давай, Захария, идем на боковую.
2 слуга.
О нет, постой, пускай продлится миг
Чудесного, прекрасного волненья,
Когда ты сыт и бодр, слегка устал,
Истома в теле после омовенья
И пира шумного, и сладкого вина И дерзкое, хмельное предвкушенье Эй, виночерпий, где-то запропал?
Налей последнюю, — и радостно глядеть,
Как он свои протягивает руки
И сладкое, тягучее вино
Так долго-долго льется из кувшина.
Подумай сам, а если бы сейчас
Ты был бы плотник или же в гончарню
Тебя определила бы судьба,
И жил бы ты на хлебе и воде,
Имел жену, и кучу ребятишек,
И не имел куда себя приткнуть
И спал бы на камнях, на пепелище,
Когда б пришла война или закон
Иначе повернул тугое дышло.
Затем и говорю я: " Жизнь прекрасна,
И дай нам Бог подоле наслаждаться
Всем тем, что отпустила нам судьба".
1 слуга
Как мало надобно тебе, мой милый друг,
Для жизни сладостной. Тебе, я вижу, мнится,
Что ты в раю. Какой же это райЗа два часа доскачешь до границы,
А дальше — Рим, могучий злобный Рим
Ощерился мечами легионов
И земли держит хищными когтями
Могучего имперского орла.
Ты говорил — мы шли сквозь Иудею,
И перед нами падали все ниц,
А что бы ты сказал, когда б мы шли
По всей земле, до северного края,
Где люди целый год живут в снегу
И где брильянтов более, чем снега.
О сколько б мы увидели тогда!
Каких богатств мы были бы достойны
И сколько радости вкусили б мы с тобой,
О как бы тешили свое воображенье
Войною, скачками, борцовою ареной
И ласками достойнейших из всех.
А что нам здесь? раба забьешь ли насмерть
Да пригрозишь отправить на галеры
Прислужника, онагра затравишь И все дела. Такая право, скука.
Противно, друг мой, Ироду служить.
А вот война, хотя бы понарошку,
Войти в сношение с Арменией, и дальше —
Восстание готовить и резню Вот это счастье, как я понимаю.
Но Ирод стар, чего ему хотеть?
Он даже умереть уже не хочет,
Не то что жить. Мне жаль Иродиаду,
Филиппа бросить, своего супруга,
И стать наложницей, какой-то потаскушкой
Хотя бы при царе, которому плевать,
Что есть она, что нет ее. Конечно,
Тут позавидуешь и дочери своей.
Еще чуть-чуть — она прекрасна будет,
Как роза юная в пустыне иудейской,
Как первоцвет в долине Ханаана.
2 слуга.
Ну да, мой друг, над ней вдвойне насмешка,
Что Иоанн, известный как Креститель,
Который объявился в третьем годе,
Все говорит: "Не спи с Иродиадой,
Она жена другого, Ирод-царь!"
1 слуга.
Живи в пустыне, кушай саранчу
И дикий мед выискивай в пещерахТы тоже знать не будешь ничего
О всех интригах царского подворья,
Тем более, что нет их. Но Креститель
Мне нравится. В нем буйство есть пророка,
Который не боится ничего,
И говорит в глаза такие вещи,
Которые и думать не резон.
Захария, так, может, мы с тобой
Дождемся дня, когда к нам царь явится,
Великий царь Израиля, земли
Обетованной, данной нам в награду
Владыкой вечным. Если Иоанн
Действительно пути приготовляет,
Не все еще потеряно для нас.
Мы будем жить еще довольно долго,
И знает кто? быть может, грозный Рим
Еще падет от рыка Иудеи.
2-й слуга
Теперь я вижу, прав ты, Вафуил.
Пора нам спать, уж больно стал ты грозен.
Неровен час, разбудишь весь дворец
Безумными и страстными речами.
Зачем мечтать? Покушай то, что есть
И выпей то, что налито в стаканы,
И баю — бай! А сон тебе явит
Все то, о чем мечтаешь ты, дружище.
УХОДЯТ
Сцена вторая
Иродиада
... Всюду воровство!
Измена всюду! Как я одинока!
Одна — одна я царство стерегу,
Как ключница последние припасы.
Им волю дай, прислужникам лихим Растащат все, пропьют да проиграют
Или — беда другая — раздразнят
Великого и грозного соседа,
Который лишь из милости и терпит
Соседство наше, слабый наш оплот.
О эти порождения ехидны,
Столпы тщеславия, вместилища пороков!
Что знаете об Ироде Великом?
Лишь только он и терпит вас доднесь.
Когда б не он, и дня б не продержались,
В пустыню всех, на скорбный дикий мед,
Пожалиться великим небесам
На участь безутешную свою.
Но знает Ирод — государь силен
Своей прислугою, когда она при деле,
Но дела нет давно уже. Устал
Великий Ирод. Дни его к закату
Уж клонятся, и миру трепетать
Перед другими грозными царями.
А нам бы потихоньку да чуть-чуть
До самой тихой смерти продержаться,
Пока она не придет и до нас
И не укроет всех могучей тенью,
Спасительница от земных забот
И утешительница в наших начинаньях.
Но как же быть — уже прислуге всей
Разбередил всю душу сей Креститель.
Неровен час, у нас начнется смута,
Начнутся разговоры. Да они
Уж начались. О Боже Милосердный,
Так не оставь Ты Ирода в заботах,
Наставь его, направь его стезею
Добра и милосердья Твоего.
УХОДИТ
Сцена третья
Площадь перед дворцом. Утро.
Нищий.
Ну, снова день, и надо подниматься.
Вот так всегда — проснешься ранним утром,
Башка болит, в карманах ни копейки
И голову мне негде приклонить.
Хочу вина — да кто ж подаст бродяге,
И хлеба хочется, да хоть воды напиться Одно и то же каждый божий день.
Когда я был совсем еще ребенком,
Отец мой был служитель в синагоге.
Он уходил поутру на работу,
А возвращался поздно, ввечеру.
Я думал — вырасту и буду жить иначе,
И каждый день наполнен будет смыслом,
Не этим вот бубу-бубу-бубу.
А вышло что — вся жизнь на день похожа,
Поутру встанешь — ищешь пропитанья,
Наступит полдень — отдохнешь немного,
И снова ищешь, чем бы закусить.
А ввечеру — еще одна забота Ведь надо выпить и повеселиться,
Поскольку ночь идет, и очень может статься,
Что ты уж не проснешься никогда.
Но с каждым днем все хуже, гаже, проще,
Былого нет давным-давно веселья
И радости не будет никогда.
Одна надежда, может, царь явится,
Великий царь, кто время остановит
И даст передохнуть простому люду,
А то рябит давным-давно в глазах
От жалкого, тупого повторенья.
Как больно мне, что я смиренный раб!
Пойду к фонтану, надо сполоснуться
И поискать, кто даст немного хлеба
И кто нальет мне кружечку вина.
Стражник
Пошел, бродяга, неча здесь лежать.
А вы чего забыли, нищеброды,
Здесь вам не тут, здесь все запрещено.
(Всех разгоняет, наконец садится).
Ну, вот теперь хотя б чуть-чуть спокойней,
И никого не надобно давить.
Какая, в сущности, никчемная работа Все делай, делай, нет у ней конца,
Как будто надо вычерпать все море,
А утром глядь — а море все на месте,
Как будто ты не черпал ничего.
Отец мой повар был из Назарета,
Глухое место, вроде Чекмагуша,
Кормил он стражу, царскую охрану,
Потом меня пристроил, как я вырос,
Как обзавелся жидкой бородой.
Он говорил — такого не случиться,
Чтоб род людской насытился однажды,
И в этом убедился я сполна.
Что за народ — толкаются и лезут,
И нарушают всякий беспорядок
И не хотят в покое пребывать.
Да успокойтесь вы, все кончено, поймите,
И ничего такого не случится.
Все под контролем, деньги есть- давайте,
А прочие — сидите по домам.
Все кончено, все продано — забудьте,
Сидите тихо, будет все нормально,
Я вам определенно говорю.
Титус.
Ну что, прогнал? Готово все иль надо
Еще нагнать нам воинов-героев,
Очистить площадь, разостлать ковры,
Столы расставить да еду какую,
Что подешевле. Нынче будет праздник.
Стражник.
Все сделано, великий господин.
Титус.
Тогда иди. Оставь какую стражу,
А сам поспи. До самого рассвета
Визжать, орать и бегать будет сброд,
Который именуется народом.
А впрочем, что такого остается
Ему-то, бедному. Вот так придешь домой,
Попразднуешь, попьешь вина такого,
Какое и не снилось никому,
Потом жуешь изысканные яства,
Глядишь — идет к тебе красивый раб
И так воздушно двигает руками.
А наслажденье выйти в караул
И чувствовать так близость государя,
Как чувствует, наверно, поросенок
Вблизи огромной матери свиньи.
Она лежит, раскинулась широко,
И так горят соски ее призывно,
Что нет удержу не ползти до них,
Сквозь эту грязь, что все зовут народом.
Как доплывешь, и как потом уткнешься,
Сосешь, сосешь — такое наслажденье,
Ни с чем его на свете не сравнишь.
Тут главное держаться и держаться,
Не дососать до крови, до горячки,
Да как удержишься- и вот свинья взъярится,
Сожрет тебя и на потеху плюнет
В густую грязь, и все, пиши пропало,
Не вынырнуть раздавленным кишкам
И членам боле вместе не собраться.
А что народ, ему одна потеха
Такие праздники — работай тяжело,
Да ешь бурду да спи с коровой старой С женой законною — нет радости другой,
Как порычать на праздниках, послушать
Певцов известных, купленных из Рима,
Сладкоголосых наших соловьев.
Так пусть порадуются жалкие кретины,
Один-то день потерпим, ничего,
Снесем свою обыденную службу,
Зато потом все радости мои.
Сцена четвертая
Певец
Что за арена, что за гнусный вид!
Уроды жалкие, не могут встретить гостя
И дать ему хорошего вина,
Поцеловать, коль надобность в том вышла,
Умыть, одеть, с полтыщи мелочей,
Но это жизнь великого артиста.
Ну, ничего, вот вечером, как выйду,
Как возопят дурные стадионы,
Как завизжат от радости великой,
Тогда они мои, и все, как есть, мои.
Тогда-то отливаются мученья,
Я забываю стыд, позор, обман,
И гнусные глумливые насмешки,
Над бедною измученной душой.
Артист ничем Богам не уступает.
Он одинок и мертвенно прекрасен,
И жив, когда толпа его зовет
Забыться в жизни тускло-безразмерной.
Я Бог, я нынче вас развеселю,
Сниму усталость, злость, оцепененье,
Придам усталым членам бодрый вид,
И снова в бой помчатся ваши члены
Любить и мять похорошевших жен.
Когда б не я, все б прекратилось в жизни Любовь, удача, войны, наслажденье,
Ну, где тут деньги, дайте их скорее,
Гоните нал, безмозглые кретины,
Глаза б мои не видели всех вас.
Да, жаль одна — у вас бывают деньги,
Без них я б не приехал никогда.
Нужда, нужда, нужда по свету гонит
И заставляет петь во всех местах.
Как странно это — грубый нищий люд,
Как царь Мидас, имеет дар чудесный К чему ни прикоснется он рукой,
Все в деньги обращается немедля.
Начнет пахать — пшеница уродится,
Начнет копать — найдет сребро и злато,
А то из глины сделает горшок.
Все деньги, деньги, боже мой, деньжища!
Огромные мильоны там и тут.
Лишь я один нужду имею в деньгах,
Я пожираю их, как пожирает время
Своих детей — он был титан надменный,
Но скорчился и высох в полчаса.
О, знаю я — вот мой удел прекрасныйВаш грязный труд, о земляные черви,
Я в песню превращаю, и она
Летит, летит, летит во всем пространстве
И услаждает вечное ничто.
Душа вещей чрез вас стремится в деньги
И выплывает, вечная, наружу,
И вот летит, о Боже, как летит!
Да жаль одна — цари о том не знают,
И все шпыняют — пой, бродяга, пой,
Пока мы кормим, холим да лелеем,
Вот так помрешь со славой — дескать, был
Певец Хирам, и славил Рим державный,
И от объедков что-то там имел.
Я вам не пес, проклятые уроды,
Здесь все развалится, и царь придет другой,
И будет у него другой наложник,
Не менее любимый, чем Давид.
А я останусь, я певец от Бога,
Во мне поет душа святая мира,
Эй. парень, ты, ну сбегай-ка за водкой,
Все пересохло в горле у меня.
Давид
Ну что, готово? Эй, Хирам, Хирам!
Не пей так много, пожалей себя,
Чай глотка не луженого металла.
Еще попьем потом, повеселимся,
Великий праздник сотворил владыка.
Уж он-то понимает, что к чему.
Все подмели? а возле коновязи?
У вас не метено почти с времен потопа,
А если б не потоп, — подохли бы в грязи.
Ну шевелитесь, а не то плетей
Отведаете — царь шутить не любит,
И сей же час рубаху вверх — и вжик! —
Пошла плясать по нежной белой коже.
Чрез голову нейдет — пойдем другим путем,
А своего добьемся непременно.
Для вас, для вас стараемся, глупцы.
Чтобы друг друга не передавили,
Как глупые безмозглые бараны,
Когда их приведут на водопой,
На левый плоский берег Иордана.
Утонете в воде и всех делов.
А хочешь жить — так делай по уму,
Как говорит единственный владыка,
Как повелел великий Ирод-царь.
Народ таков — лишь только волю дай,
Как он пойдет разбойничать и грабить,
А честные, почтенные матроны
Сей же минут поскачут словно девки Ах, денег нет, ах, нечем заработать, И задирают юбки выше крыши,
Такая мерзость, господи прости.
А кто-то как разляжется, бездельник,
Так и не сдвинешь, бей его и режь.
Нет, слава Богу, есть на свете царь.
Ты молод был — тебя кормил отец,
А только вырос- царь тебя приветил.
Ну так живи и слушайся его,
И будет все прекрасно, как должно быть.
Ну, кто там кухня? Все у вас готово?
Все свежее? Убоина, хлебцы,
Вино, вино, вина, гляди побольше.
Хмель примиряет с жизнью как никто.
Люби его, и царь тебя полюбит,
И чудо на земле тебе явит,
А для чего живем, как не для чуда?
А ну идите, все, еще проверьте раз,
Готово ль все, неровен час, явится
Великий царь, он любит проверять,
Да и наказывать, кто смеет прохлаждаться
И нарушать гармонию во всем.
Хирам, не пей. Мальчишка, вырви чашу,
Откуда, кстати, чаша такова,
Откуда взял, ну, говори, паршивец,
Сгною в тюрьме, бездельник, вор, подлец!
1 женщина
Свиреп Давидушка, не приведи Господь!
2 женщина
Ох, не люблю я праздники, однако!
3 женщина
Закон один, и нечего перечить.
4 женщина
Неси в семью, а там ужо посмотрим.
5 женщина
Да муж как муж, немного выпивает.
6 женщина
Глаза б мои не видели — растут.
7 женщина
Есть в доме хлеб? А, нету в доме хлеба!
8 женщина
Теперь ты должен одеваться так.
9 женщина
Оголодает, сам еще придет.
10 женщина
О третьем годе помер.
11 женщина
Ой, берегитесь, царь, великий царь!
12 женщина
Пошли обедать, все уже остыло.
конец 1 части
Часть вторая
Сцена пятая
Ирод
Как тихо здесь! такая тишина
Бывает только в храме да в пустыне,
Где нет на километры никого,
А только ветер, ветер, ветер, ветер...
Я с детства помню пустоту степей,
Где ты один, один на белом свете,
А если кто покажется — тот враг,
И разговор бывает с ним короткий.
Нет, все же здесь другая тишина.
Застыло все, застыла вся держава,
Благоговейная, святая тишина!
Когда я лишь пришел из Идумеи,
Как поразило все меня в округеТолкаются, дерутся и кричат,
Кишат, как черви в полусгнившем чреве,
Воруют, пьянствуют, кругом сплошной Содом,
И как Господь их вытерпел- не знаю.
Теперь не то — все чинно, благородно,
Отныне и навек заведено,
И нет обид, ни зависти, ни злости,
А лишь спокойная, святая тишина.
И что же? Что же? как в степи широкой
В дни юности, я так же одинок,
И нет ни друга мне, ни брата нет на свете,
О боже, боже! Мало вам меня!
Я прекратил разбой и лихоимство,
В казне достаток, Рим для нас опора,
Я выстроил державу, наконец,
А вам все мало, мало, мало, мало!
Вам хочется, чтоб чудо совершилось,
Да вот глядите — это ли не чудо-
Все по утрам имеют булку с маслом,
Все ходят на работу, не воруют,
Не прожигают понапрасну жизнь.
Зарплату платят — это ли не чудо?
И я ли Вам не Бог, не чудодей?
Я сделал это из пустых людишек,
Разбойников, вы вспомните себя
Всего-то тридцать, тридцать лет каких-то.
Да нет, молчат, им чудо подавай,
А ведь чудес на свете не бывает,
Как созданных могучею рукой
таких, как я.
Ты тоже человечек,
Они кричат — ты ходишь по-большому,
Рыгаешь, чавкаешь и в жизни ты другой,
Как хочешь показаться в песнопеньях
И громких репортажах-интервью!
Да что они там все, поумирали?
А ну давайте, мочи нет скучать!
Пусть все пройдет, а там еще посмотрим,
Кому хвалу мы будем возносить.
сцена шестая
Священнодействие.
Сцена седьмая
Ирод.
Народ, народишко, бездарные глупцы,
Беспечные любители наживы,
Бездельники, ленивые скоты,
Вот кто вокруг, вот с кем имеешь дело,
Вот для кого стараешься вотще.
Ну что же, радуйтесь, ликуйте, трепещите,
Великое свершается сейчас.
Голос
Пришла пора очиститься, собратья,
Взгляните все — кто есть средь вас такой,
Кто превзошел вас всех во зле и скверне,
Кто среди вас отродье сатаны,
В ком жизнь замедлила живительные соки,
Кто превзошел в гордыне сам себя,
Кто возомнил, что он велик и славен,
Кто одинок, в ком теплится душа,
Как свечка на ветру пустынной жизни,
Тот должен встать. Тот должен умереть,
Тот должен возродиться и воскреснуть,
Тот обречен. Тот встань и покажись.
Молчание
Иоанн
Вы все запутались во лжи и клевете.
Не надо лгать, не надо лицемерить
И криками проклятья побуждать
К спокойствию свою больную совесть.
Все кончено, все пройдено, забудьте,
Сейчас не говорите ничего,
А только слушайте свое большое сердце,
Оно вам скажет правду- "Тук. Тук. Тук".
Саломея
Великий царь! И ты, пророк чудесный,
Веселый люд, собравшийся на праздник,
Мне трудно говорить, я словно… словно брежу,
И руки сами чертят чьи-то лики,
Неведомых, невиданных существ.
Но вы постойте, дайте мне сказать,
Послушайте еще одну минуту,
Ведь я же только начинаю жить,
А вы меня уж гоните на площадь,
Подозреваете, сама, мол, не приду,
И требуете выбора такого,
Что жизнь мою подрежет словно плугом,
Когда он режет раннюю траву.
Великий царь! И ты, пророк чудесный!
Два разных мира вы открыли предо мною,
И каждый так чудесен, что любому
Готова я без устали служить.
Но посмотрите- мне всего тринадцать!
Я молода, красива, я прекрасна,
Как темное кровавое вино!
Ну почему, ну почему, скажите,
Мне танцевать под вашу злую дудку,
Что выбора не оставляет мне,
Иного как состариться в мгновенье
И стать орудьем вашего желанья,
Отлакированным, как рукоять кнута?
Ну что вам нужно, вам нужна Чечня?
Нужны вам проститутки на Тверской?
Монетизация, рост цен на нефть, жилпощадь?
Война Израиля с Ливаном, с Хезбаллой?
Вам надо башни снесть до основанья,
Чтобы народ прислушался немного,
К тому, что вы расскажете ему?
Ну да, ну да, иначе кто услышит
Ваш шепоток, глумливый, неизменный,
Все указующий, живите, мол, направо,
Налево жить уже запрещено!
Нет, дайте мне прожить своею жизнью,
Любить, мечтать и быть всегда любимой,
Как утоленье жажды в жаркий день!
Молчание.
А, вот вы как! Теперь я поняла,
Каким коварством были ваши речи,
Что завлекли меня на эту площадь,
Вам важно то, что только нужно вам!
Ну что же, что же, доставайте дудки,
И мы сыграем и еще посмотрим,
Кто победит!..
Танцует танец семи покрывал. Заканчивает его с головой Иоанна Крестителя.
Конец