ЛЕГЕНДЫ НАШЕЙ МОРЕХОДКИ.

ЛЕГЕНДЫ НАШЕЙ МОРЕХОДКИ.
Начало войны застало практикантов судоводительского отделения на
плавпрактике. Случилось такое не только с судоводителями, но судьба судоводителей
была отличной ввиду того, что все практиканты оказались на летний период на штатных
должностях и списанию с судов не подлежали. Уже, когда практически все транспортные
суда Черноморского бассейна оказались потопленными, выжившие попали на фронты
Великой Отечественной. Осенью 1944 года выписанные из госпиталей возвращались в
мореходку для завершения образования с тем, чтобы продолжить свою службу уже на
судах торгового флота по ранее однажды выбранной специальности. Это были непросто
легендарные выпуски, это был золотой фонд страны, который составил основу кадров
командного состава торгового и рыбопромыслового флотов. Легенды о выпускниках
пятидесятых в мореходке рассказывали их сокурсники – наши преподаватели вплоть до
семидесятых годов. Фамилии героев надеюсь восстановить с помощью Вас, дорогие
читатели. Надо понимать, что система подготовки морских кадров консервативна по своей
сути потому, что в большей части опирается на опыт предыдущих поколений, чем на
усиленно внедряемые современные технологии, поэтом и проблемы морских учебных
заведений корнями своими произрастают из общих проблем страны. Для советских
морских учебных заведений общей проблемой были иностранный язык, проживание в
казармах, безобразное питание и нищенское денежное содержание, как курсантов, так и
преподавателей. Конечно же, трезво оценивая сегодняшнюю ситуацию, понимаешь ,что
нынешняя демократия в своих заботах о народе и подрастающем поколении едва ли
продвинулась вперед от бесконечно критикуемого прошлого, может быть даже совсем и
наоборот. Но я расскажу несколько историй о родимых пятнах прошлого, которые
услышал в годы учебы от ныне здравствующих преподавателей мореходки, от своих
сокурсников, а также от своих сотоварищей по экипажам судов советского торгового и
рыбопромысловых флотов. Ввиду несовершенства человеческой памяти, некоторые
обстоятельства я исказил с неизбежностью, за что приношу свои извинения и надеюсь с
помощью посетителей сайта эту историческую несправедливость устранить.
Так вот с началом оккупации история окончательно и не прерывалась, хотя
действующие лица этих маленьких историй предпочли бы, чтобы все было совсем и
наоборот. Но жизнь такова, какова она есть и ничего с ней не поделаешь. Нужно жить.
Так вот оккупационные власти в Одессе открыли мореходку и при этом курировал
ее работу престарелый румынский адмирал с ничем не примечательной румынской
фамилией Иванов. Прошу не путать с главным штурманом морской авиации Королевской
Румынии Ивановым, а также с командиром экипажа бомбардировочной авиации
Ивановым, хотя последние два персоналия могут оказаться одним и тем же лицом,
поскольку на командира-бомбера установочные данные получить мне так и не удалось.
И ни в коем случае прошу не путать с моим другом Ивановым Витькой из ЧадырЛунги , который закончил судоводительское отделение нашей мореходки в 1969 году.
Общее между перечисленными лицами только то, что волей обстоятельств все мы
оказались земляками, а также подверженными труднообъяснимой страсти к морю. Так
вот этот румын, который адмирал, приехал инспектировать Одесскую мореходку с тем,
чтобы впоследствии возобновить работу мореходки в Херсоне и повсеместно в зоне
румынской оккупации. У румын в национальном вопросе подход был утилитарный.
Потери в живой силе большие, значит с завтрашнего дня вы все, господа, румыны и
подлежите мобилизации на транспортные суда Румынии. Кто не исполнит своего долга
перед Великой Румынией - саботажник и разбирательства по законам военного времени.
Нет, адмирал с неприметной фамилией может, и не был носителем столь
шовинистических идей, однако последствия его миссионерской деятельности для многих
одесситов-мореходчиков оказались катастрофическими. За посещение занятий в
мореходке в оккупированной Одессе лишение визы было совсем не самой тяжкой карой.
Визы и должности капитана можно было лишиться, даже если ты под оккупацией и не
был. Достаточно было совпадения двух невинных обстоятельств, например, заканчивал
мореходку в Одессе, а папа твой грек. Тогда все. Вам дорогой товарищ прямая дорога в
Мурманск, где острая нехватка судоводителей на траулерах бортового траления. Так было
с отцом моего друга и сокурсника. В это можно было бы и не поверить, но когда в
восьмидесятых нашего сокурсника по Вышке, ныне здравствующего и действующего
капитана дальнего плавания перевели из старпомов во вторые помощники, потому, что
мама его родила там, где оказывается патриотами не рождаются, мы были сами
ошеломлены. Поступить, таким образом, с замечательным советским парнем, это
воистину нужно ненавидеть свою Родину. Фамилий не называю, поскольку герои и
фигуранты, как я понимаю, от мест не отошли и продолжают защищать интересы страны
на новых позициях - демократических. И так, приехал в Одессу из Констанцы румынский
адмирал Иванов. Адмиралу в Одессе понравилось, мореходка тоже. Однако адмирал
понравился не очень. Поди, понравься одесситам этим. Кто и когда им нравился.
Котовский им не нравился, Сталин не нравился, Жуков и тот … Вообщем, кто-то из
впоследствии репрессированных, вроде как подложил адмиралу в портфель кошачьего
помету. А адмирал был аллергик. Привезли деда в гостиницу. Деду не по себе. Простыл
дед, проветривая номер, схлопотал вроде как насморк или что серьезнее, по некоторым
источникам гонорею, на том инспекция морских учебных заведений на оккупированных
территориях и закончилась. Так, что херсонцы в рубашке родились. Историю эту я
слышал от капитана дальнего плавания Владимира Николаевича Раховецкого в бытность
его капитаном
пассажирского теплохода «Осетия». Товарищ капитан помните
безбашенного электрика, который в 1970 году в шторм чуть не сорвался с мачты, привет
Вам. Так вот Владимир Николаевич после войны ходил на транспортах в Румынию, когда
еще с судов не были сняты палубные орудия. И говорил Владимир Николаевич, если бы
Иванов этот опоганил нашу мореходку, наши парни не сочли бы за святотатство
вытащить его из могилы, и выписать адмиралу паспорт на румынскую фамилию,
несмотря на его славянские происхождение и внешность.
Выпускники 68-70х охотно подтвердят историю про выпускника, который из
английского языка знал едва ли не единственное выражение – «Хенде хох». Было это гдето после Фултонской речи Уинстона Черчилля, но несмотря ни на что душегубы язык
учить все равно требовали, при чем так, как будто им за это деньги платили. Вообщем,
плохи дела у парня. А в мореходке и при нас еще существовал однажды кем-то
заведенный порядок отчисления по неуспеваемости. Если стоял вопрос об отчислении,
неудачливому соискателю диплома достаточно было заявить начальнику специальности о
несогласии с выставляемой оценкой, как по представлению
спеца собиралась
аттестационная комиссия в составе преподавателей цикла (кафедры) и начальника
специальности. Описываемый случай не был исключением. В кабинете начальника
специальности собрались преподаватели английского языка во главе с начальником цикла
(кафедры), обсудили методику проверки знаний ну и вызвали на аутодафе несчастного.
Поговорили с человеком о жизни, о войне, а потом предложили перевести текст из
журнала. Предлагают журнал. Несчастный берет и переводит. С запинками, но ведь
журнал же, понимать надо. Кто не читал журналов на иностранных языках, тому
объяснять нет смысла. Это почти также сложно, как и перевести текст. Забрали у
претендента журнал ну и отпустили бедолагу, сказали, что судьба его будет решена после
обсуждения. Вердикт был - в училище оставить за сообразительность. Когда парень
успокоился, ему рекомендовали больше уделять внимание языку, а заодно и сказали, что
переводил он с французского. Бедолага сразу не понял в чем дело, а когда ему
разьяснили, что журнал был на французском языке, так чуть умом не тронулся.
Впоследствии, говорят, исправился и стал учиться, как следует. Эту историю лучше знает
Леонид Иванович Токарев - наш преподаватель по судовой электроавтоматике и
электрическим приводам.
Зачем курсанту голова? Наверно, все знают, что после войны экипаж мореходки
располагался неподалеку от второго учебного корпуса на проспекте Ушакова по другую
сторону улицы. Отопление было в экипаже печное. Так коронное развлечение курсантов
в день стипендии было биться об заклад, кто головой выбьет из печной кладки кирпич. За
чекушку. Эту историю нам рассказывал осенью 70-го преподаватель экономики морского
флота. Замечательный мужик, напомните фамилию и имя отчество. Светлой памяти,
замечательный мужик. Как помнится, был замполитом училища. Таких бы замполитов
каждому.
А вот история, начало которой я читал в периодике, еще когда флот был в почете,
и с которой хотел начать свой рассказ, да не сложилось. Конец этой истории Вам
продолжит любой, учился в пятидесятые- семидесятые. Когда началась война, ребята
находились на плавпрактике, так был среди них практикант о котором и пойдет речь
дальше. А случилось, что парень за неделю сменил три парохода, про последнее судно
утверждать не буду, но первых два потопила вражеская авиация. Короче, к концу первой
недели войны получил парень ранение, в результате которого лишился ноги. До этого
места я уже после мореходки прочитал в каком-то литературном альманахе. А вот, что
рассказывали наши выпускники.
Учился в мореходке парень на протезе. Один протез непреодолимым препятствием
для обучения в мореходке не считался. Похоже, парень был тот самый, про которого я
читал в журнале. Очень хотелось бы, чтобы тот самый. Потому, что наши парни из стали.
Ремонтную практику в те времена проходили на судоремонтном заводе в Одессе. От
общежития до СРЗ пешком не добраться, а в трамвай на остановках просто не попасть.
Затопчут. Наши послевоенные практиканты
выходили на рельсы, как белорусские
партизаны, между трамвайными остановками, где фронтовик садился на асфальт, а на
рельс ложил протезированную ногу. Трамвайщицы хохму эту знали, и, под обещание
подбирать курсантов между остановками, просили больше так не делать