Сатанинская хроника
advertisement
Сатанинская хроника Посвящается Алле М. Введение .........................................................................................................................................1 Глава I - Там, где заходит Солнце…............................................................................................2 Глава II - Демонические культы античности ..............................................................................6 Глава III - Ex Oriente Lux ............................................................................................................13 Глава IV - Темновековье .............................................................................................................22 Глава V - Катары и католики - минус на минус дал плюс.......................................................31 Глава VI - Шабаш - везде шабаш ...............................................................................................40 Глава VII - Под знаком крови .....................................................................................................51 Глава VIII - Космос Возрождения, костры Реформации и чувственность Просвещения ....61 Глава IX - Сверхчеловек - Дьявол Воплощенный ....................................................................77 Глава X - Врата ада - в морской пучине… ................................................................................98 Глава XI - Сатанизм в XX веке ................................................................................................ 117 Глава XII - Сатанинская футурология .....................................................................................136 Глава XIII - Под знаком Чернобога .........................................................................................147 Заключение.................................................................................................................................167 Введение Проблема преемственности является одной из важнейших для традиционного сатанизма. Традиционные сатанисты не считают Сатану некой абстрактной идеей, которую возможно трактовать как архетип, эгрегор, силу природы, символ революционной борьбы пролетариата, воплощение русского национального духа - у кого, на что хватит ума и фантазии. Все это наукообразное мифотворчество является лишь боковым ответвлением настоящего сатанизма - религии, основанной на почитании личностного темного божества. В отличие от неосатанистов, мы не можем себе позволить роскоши считать сатанизмом то, что нам нравится, и при формировании своего мировоззрения мы вынуждены отталкиваться от исторических фактов. Данная работа является попыткой, наконец, расставить все точки над “i” и показать сатанизм в его становлении на протяжении как минимум последних двух с половиной тысяч лет человеческой истории. Стоит отметить, что в данной работе очень слабо затрагивается вопрос о том, что собственно представляет из себя “сатанизм как учение”, чем является “сатанинская традиция”. На это я могу ответить, что в данной работе и не ставилось целью показать суть философии “сатанинского традиционализма”: этот вопрос подробно рассмотрен, в частности в книге главного идеолога традиционного сатанизма Дазарата “Система Дьявола”, а также в ряде его и моих статей. “Сатанинская Хроника”, по сути, вторична по отношению к тем программным документам - в ней показывается только “как развивался сатанизм”, но не “что развивалось”. По этой же причине, я не заостряю внимание и на том, почему я считаю правильным восприятие Сатаны исключительно как личности: этот вопрос был подробно рассмотрен в других работах идеологов традиционного сатанизма, к примеру, в статье Дазарата “За Сатану с метафизическими рогами и материальными копытами”. Здесь же не будет какой-то особой философской глубины: тут показана только история Традиционного сатанизма со времен античности и до наших дней. Исс 1 Сатанинская хроника Глава I Там, где заходит Солнце… Вопрос о месте и времени зарождения сатанизма пока остается без ответа. Большинство наших оппонентов-белосветников считает это учение всего лишь перевертышем христианства и, как следствие, зародившимся в недрах христианского мира, как вариант в недрах иудаизма (эта гипотеза особенно по душе всяким безумным славянофиламжидоедам). Мнения же самих сатанистов о происхождении их мировоззрения сильно разнятся. Самый распространенный вариант - это непривязанность к конкретному времени и месту, в предшественники же сатанизма записываются все культы темных божеств, какие только можно припомнить - от скандинавских до южноамериканских. Самым размытым в географическом и хронологическом планах является, пожалуй, определение, данное Олегерном и Варраксом в “Princeps Omnium”: “Сатанизм - это не конкретная историческая религия (и не религия вообще). Это следование определенному архетипу сквозь все религиозные и философские системы”. Короче и яснее не скажешь. Другие сатанисты считают, что их учение имеет корни в доисторических, а то и дочеловеческих культах (уж у кого, на что фантазии хватит). Иные возводят свои истоки к шумерам, египтянам, друидам и т.д. Безусловно, почитание темных богов и духов было везде и всегда, у любых народов и цивилизаций. Но с другой стороны само понятие “сатанизм” по своему смысловому значению не тождественно “почитанию темных богов”. Приверженцы Кали, Эрлика, Тецкатлипоки исповедуют темные демонические культы, но не являются сатанистами. Отличие тут, естественно, не в самом объекте (или объектах) почитания и даже не в тех способах, которыми они пытаются достигнуть единения с темным божеством - во многом они являются схожими. Речь идет скорее о конкретно-исторических условиях, способствовавших появлению сатанизма, и о той специфике, которую они наложили на эту религию. Сатанизм как совокупность определенных вероучений и форм культовой практики сформировался в рамках вполне конкретной традиции и цивилизации, а именно западной. Он прошел длинную и запутанную эволюцию от демонических культов язычества, через дуалистические ереси средневековья, “черные мессы” Нового времени к учению Кроули, “Церкви Сатаны” и ОНА. Впрочем, и сейчас эта эволюция далеко не закончена. Речь идет не о преемственности, каких бы то ни было институтов или организаций, которых на протяжении всей истории сатанизма, скорее всего и не существовало. Скорее это некая преемственность идей, а также ритуальной практики, логически вытекающей из этих самых идей. Но прежде чем говорить о сатанизме, не помешает рассмотреть ту “среду”, в которой он, собственно говоря, и возник: то есть западную, или, как сейчас модно говорить, евроатлантическую цивилизацию. Главный апологет теории “столкновения цивилизации”, директор Института стратегических исследований при Гарвардском университете Сэмюэл Хантингтон выделяет следующие характерные черты Запада: 1. Античное классическое наследие. Запад унаследовал от античной цивилизации многое, включая греческую философию и рационализм, римское право, латынь и христианство. Конечно, Запад не является единственным наследником античности - исламская и православная цивилизация также восприняли оттуда определенные идеи, но в значительно меньшей степени, чем Запад. 2 Сатанинская хроника 2. Католицизм и протестантство. Западное христианство является, пожалуй, самой важной отличительной особенностью европейской цивилизации. Все Средневековье и значительную часть Нового времени именно самоидентификация себя как католика (а позже протестанта) определяла принадлежность человека к Западной цивилизации. 3. Языковое многообразие. В отличие от других цивилизаций, где имеются свои стержневые языки (китайский, арабский, русский), Запад включает в себя множество народов, говорящих на германских, романских, славянских, балтских и финно-угорских языках. 4. Разделение духовной и светской власти. Хантингтон пишет: “Бог и кесарь, церковь и государство, духовные и светские власти - таков был преобладающий дуализм в западной культуре. Только в индусской цивилизации было столь четкое разделение на религию и политику. В исламе Бог - это кесарь, в Японии и Китае кесарь - это Бог, в православии кесарь - младший партнер Бога. Это разделение и неоднократные столкновения между церковью и государством, столь типичные для западной цивилизации, никогда не приобретали такого широкого масштаба в других регионах мира”. 5. Господство закона. Эта концепция была унаследована от римлян. Средневековые мыслители развили идею о природном законе, согласно которой монархи должны были применять свою власть, и в Англии появилась традиция общего права. Во время фазы абсолютизма (XVI-XVII века) торжество права наблюдалось скорее в нарушении закона, чем в соблюдении его, но продолжала существовать идея о подчинении человеческой власти неким внешним ограничениям: “Non sub homine sed sub Deo et lege” (лат.) - “Не под человеком, а под Богом и законом”. 6. Социальный плюрализм. Запад отличался тем, что там всегда существовали различные автономные группы, не основанные на кровном родстве или узах брака. Начиная с VIIVIII веков, эти группы сначала включали в себя монастыри, монашеские ордена и гильдии, затем они расширились, и к ним во множестве регионов Европы присоединилось множество союзов и сообществ. Помимо этого, существовал и плюрализм классовый: в большинстве европейских стран в обществе была относительно сильная и автономная аристократия, крепкое крестьянство и небольшой, но значимый класс купцов и торговцев. Сила феодальной аристократии была особо значима в сдерживании тех пределов, в которых среди европейских народов мог прочно укорениться абсолютизм. 7. Представительные органы. Социальный плюрализм, в свою очередь, дал начало сословиям, парламентам и другим институтам, призванным выражать интересы аристократов, духовенства и других групп. Эти органы обеспечили формы представительства, которые во время модернизации развились в институты западной демократии. 8. Многие из вышеперечисленных факторов предопределили, в свою очередь, появление еще одной характерной черты Западной цивилизации - чувства индивидуализма и традиции, индивидуальных прав и свобод, не имеющих равных среди прочих цивилизованных обществ. Индивидуализм и по сей день остается отличительной чертой Запада среди прочих цивилизаций. Хантингтон подчеркивал, что приведенные характеристики не присутствовали всегда и повсеместно в западном обществе: многие деспоты в западной истории регулярно игнорировали господство закона и распускали представительные органы. Не утверждал он и того, что ни одна из этих черт не проявлялась в других цивилизациях. 3 Сатанинская хроника “По отдельности ни один из этих факторов не был уникален для Запада. Однако их сочетание было уникально, и это дало Западу его отличительные особенности. Эти концепции, принятые практики и общественные институты просто были шире распространены на западе, чем в других цивилизациях. Они - то, что сделало Запад Западом, причем уже давно. И они же во многом стали факторами, которые позволили Западу занять ведущее место в модернизации самого себя и всего мира”. Именно эти характерные черты западного общества и предопределили специфику становления культа Темного божества на Западе. Сатанизм в Западной Европе был вынужден существовать в условиях общества, пронизанного белосветной идеологией западным христианством, присутствовавшим во всех сферах общественной, политической и культурной жизни. Отношение к любому проявлению культа-противника верховного божества здесь могло быть только одно - полное и безоговорочное отрицание. Соответственно любой, кто, так или иначе, пытался вступить в некое взаимодействие с демоническими существами, автоматически противопоставлял себя белосветной религии. Более того - все, что, так или иначе, порицалось церковью, почти неизбежно ассоциировалось с Дьяволом. Это же породило и такое, к сожалению, до сих пор еще неизжитое явление в сатанизме, как поставленное во главу угла антихристианство. Впрочем, здесь западное общество как раз и не было чем-то особо выдающимся - такое же отношение предопределялось и господствующей идеологией стран исламской и православных цивилизаций. Другая особенность западной цивилизации - господство закона - сама по себе не противоречила культу Дьявола, до тех пор, пока приверженцы этого самого культа не нарушали светское законодательство. К сожалению, это было только в теории - на практике давление белосветной идеологии в Европе было настолько сильно, что преступления против религии де-факто, а часто и де-юре становились уголовным преступлением. А существование кроме светского еще и церковного суда и наличие собственной карательной организации у католической церкви предопределили размах и жестокость преследования действительных либо мнимых поклонников Дьявола. Справедливости ради стоит отметить, что ритуальная практика сатанистов и впрямь могла нарушать светское законодательство. В то же время господство закона внесло и очень важный момент в развитие сатанизма идею договора с Дьяволом. Универсальная страшилка белосветных пропагандистов, осмеянная большинством неосатанистов, эта идея, тем не менее, несет в себе огромный потенциал: с Дьяволом можно договориться и вообще сотрудничать. В этом его отличие от белосветного бога, с которым никакие договоры немыслимы по причине непостижимого величия этого самого бога. Что, может быть, и возвышенно, и прекрасно, но как-то… неудобно. Поэтому церковники во всех своих пропагандистских творениях на эту тему неизменно добавляли, что ЛЮБОЕ соглашение с Дьяволом ведет к погибели души и ее вечным мучениям. Понятно, что больше ничего им говорить не оставалось, однако народный фольклор это объяснение не устраивало. Идея договора с нечистой силой оказалась живучей и породила массу занятных и не очень легенд о том, как обмануть Дьявола (пообещать душу, когда догорит свеча, и задуть ее (а иногда - съесть), пока она горит, пообещать душу кого-то, кто первый пройдет через некое место, и пустить туда животное и т.д.). Впрочем, подобным надувательством дело не ограничивалось: существовали и более честные практики, о которых я напишу в главах, посвященных средневековью. Пока же ограничусь выводом: идея договора с Дьяволом означает, среди прочего, и одну из главных идей Традиционного Сатанизма - идею сотрудничества с Темным Божеством. 4 Сатанинская хроника Фольклорные сюжеты подводят нас еще к одному фактору, способствовавшему смягчению общего неприятия сатанизма - языковому и этническому многообразию Европы. По мере того как западная цивилизация охватывала путем крещения все больше народов и государств, они привносили в нее все больше своих традиций, политических институтов и самое главное - неизжитых до конца языческих представлений. Язычество же, как я покажу ниже, стало фундаментом сатанизма. Разделение светской и духовной властей тоже сыграло свою роль в создании благоприятной обстановки для становлении культа Дьявола. Духовные и светские феодалы соперничали друг с другом за власть над людьми - чего стоит знаменитый спор между римским папами и германским императорами за инвеституру - право назначать священство на имперских землях. Негативное отношение к духовенству у аристократов частично переносилось и на саму религию: достаточно вспомнить германского императора Фридриха II Гогенштауфена, говорившего о Христе, Магомете и Моисее как о трех величайших обманщиках в человеческой истории. Все это накладывалось на понятие дворянской чести, что логично совмещалось с таким противным истинному христианину понятием, как гордость. Поэтому неудивительно, что кое-кто из феодалов мог приглашать колдунов и в тиши собственных замков приносить жертвы Дьяволу. Это облегчалось и классовым плюрализмом средневекового общества: аристократ имел свои неотъемлемые права, и привлечь его к ответственности за всевозможные богопротивные действия становилась гораздо труднее, чем, к примеру, русского боярина, целиком и полностью зависимого от “младшего партнера Бога на земле”. Для того чтобы попасть в лапы инквизиции, аристократ должен был или совсем зарваться, либо чем-то сильно провиниться еще и перед светской властью. О взаимосвязи сатанизма и индивидуализма говорилось достаточно и без меня. Об античном наследии в сатанизме я поговорю в следующей главе, здесь же я хочу отметить вот что. Многие исследователи выделяют еще и такую черту западной цивилизации, как неудержимую склонность к экспансии. Особенно это любят подчеркивать отечественные патриотические исследователи, на разные лады перетолковывающие старые страшилки советского агитпропа, помноженные теперь на православное мракобесие. Однако это стремление к экспансии европейской цивилизации отмечают и западные мыслители. Об этом писал, в частности, и такой выдающийся мыслитель, как Освальд Шпенглер. Кстати, западную культуру он называет “фаустовской”, что лишний раз подчеркивает тесную взаимосвязь сатанизма с европейской цивилизацией. “Фаустовская культура была в сильнейшей степени направлена на расширение политического, хозяйственного или духовного характера, она преодолевала все географически-материальные преграды, она стремилась без какой-либо практической цели, лишь ради самого символа, достичь Северного и Южного полюсов, наконец, она превратила земную поверхность в одну колониальную область и хозяйственную систему. …Преодоление сопротивлений есть смысл фаустовской души… Все фаустовское стремится к господству…”. Примерно то же самое пишет и Хантингтон: “Запад отличается от всех прочих цивилизаций тем, что он имеет преобладающее влияние на все другие цивилизации, которые существуют в мире…” 5 Сатанинская хроника На сатанизм эта определяющая черта Запада оказывает двоякое влияние. Как идеология, находящаяся в жесткой оппозиции к христианским ценностям евроатлантической цивилизации, сатанизм неизбежно будет усваивать элементы традиций других народов, особенно те, которые касаются темных культов и вообще религиозных практик. Это необходимо, прежде всего, для того, чтобы избавиться от антихристианства как основного побудительного мотива в становлении культа Темного божества. Но, с другой стороны, сатанизм, будучи сам плоть от плоти западной цивилизации, будет претендовать (хотя бы в теории) на роль учения, объединяющего все эти разношерстные темные культы в единую синкретическую религию. И, наконец, есть еще сакральное измерение этого вопроса. Во всех традиционных представлениях Запад - это та сторона, где заходит солнце, это “злая” сторона света (как, впрочем, и север). И это совпадение из той области, где “совпадений не бывает”. Глава II Демонические культы античности Греко-римская цивилизация считается непосредственной прародительницей европейской. Именно там сформировались те основополагающие ценности, вошедшие впоследствии в саму плоть и кровь Запада. Некоторые историки и политологи на Западе, даже считают, что само понятие европейской цивилизации следует существенно расширить вглубь веков - где-то так до V века до нашей эры - к временам греко-персидских войн, Марафонской битвы и Саламинского сражения. Даже если это не так, то все равно роль античности в становлении Западной цивилизации переоценить практически невозможно. И там же в античности следует искать истоки демонических культов, идеология и ритуальная практика которых легла затем в основу сатанизма. Итак, Древняя Греция, какой-то там век до нашей эры (ну, допустим, VIII). Господствующая религия - культ олимпийских богов всем известных еще со школы: Зевс, Аполлон, Афродита и так далее. Совершенно стандартная языческая религия со своим набором темных и светлых богов. Четкого разделения между ними, правда, еще нет, но определенная оппозиция: верхние небесные боги/нижние подземные - все же присутствует. Самым главным из подземных богов греков был Аид - буквально “безвидный”, “невидный”, “ужасный” - бог - владыка царства мертвых, которое также именуется Аидом. В мифологической картине мира древних греков он занимает достаточно заметное место - он брат главы богов Зевса, один из его соправителей. Гомер называет Аида “щедрым” и “гостеприимным”, т.к. смертная участь не минует ни одного человека Аид богатый”, его именуют Плутоном (от греч. “богатство”) т.к. он. он владелец несметных человеческих душ и скрытых в земле сокровищ. Но, несмотря на свою важную роль в структуре мироздания, в плане развития именно культа Аид мало чего дал современному сатанизму - по причине почти полного отсутствия этого самого культа. Аид внушает ужас своей неотвратимостью. “Аид несмирим, Аид непреклонен, но зато из богов, ненавистнее всех он и людям” (Гомер. Илиада. XI. 155 сл). Согласно Павсанию, Аида нигде не почитали, кроме Элиды, где раз в год открывался храм бога (подобно тому, как люди только раз спускаются в царство мертвых), куда 6 Сатанинская хроника разрешалось входить только священнослужителям. В сравнении с прочими богамиолимпийцами, до нас почти не дошли гимны, посвященные Аиду, возможно, их было не так много. Тем не менее, образ Аида внес свою лепту в формирование образа Дьявола как владыки преисподней, повелителя темных сил. “Благое они (эллины) приписывают Зевсу Олимпийцу, дурное - Гадесу (т.е. Аиду)...” (Плутарх “Об Исиде и Осирисе”). Собственно ритуальная практика относилась уже к другим темным божествам обитающих все в том же подземном мире. Одним из них была Геката, богиня луны, ночи и колдовства. Считалось, что эта богиня бродит ночью по дорогам со свитой собак, душами умерших и прочей нечистью. Статуи Гекаты, выставленные на перекрестках, смотрели сразу в трех направлениях и в полнолуние проводились тайные ритуалы в честь Темной богини. Ее скульптуры с факелами и мечами ставились перед домами, чтобы держать злых духов в страхе. В древние времена люди старались умилостивить богиню, оставляя сердца кур и медовые лепешки перед порогом. В последний день месяца на перекрестки приносили дары - мед, лук, рыбу и яйца, ягнят-самочек. Колдуны поздней античности собирались на перекрестках, чтобы засвидетельствовать почтение Гекате и ее слугам. Представления о демоническом существе бродящем ночью в сопровождении свиты из нечисти, о приношении ему жертв на перекрестках и о вознаграждении которое оно дарует такому дарителю, пережили античность и органично влились в уже средневековые темные культы. Культовыми местами Гекаты считались пещеры. Ее древние алтари были круговыми, с разными надписями на них. Орфей установил таинства Гекаты на Эгине, где ее чтили больше всего. Таинства богини в проводились в Зеринфе, где была ее пещера, в которой приносили в жертву собак. Всегреческий фестиваль Гекаты проводился 13-14 августа. А фестиваль в Стратониках в Карии назывался Гекатесии. Храмы Гекаты обнаружены в Милете, Аргосе, Элевсинах, Эгине и Афинах, изваяния найдены по всей Греции. Другим античным культом - предшественником сатанизма, можно считать ритуалы обращенные к Гермесу - вестнику богов, покровителю путников, проводнику душ умерших. Античным язычникам было известно несколько нисхождений Гермеса. Орфики в гимнах разделяют Гермеса, сына Майи и Зевса, и Гермеса-Хтония, сына Диониса. Хотя из разбросанных по мифологическим текстам то тут, то там намеков становится ясно - это воплощения одной вселенской сути. Гермеса-Хтония другие античные авторы соотносят с самим Аидом. Вот как Орест призывает обрушить кару подземных богов на голову убийц своего отца Агамемнона: “О жилище Аида, приют Персефоны! О подземный Гермес и могучая Кара! Честные Эринии, дщери богов! Вы беззаконные зрите кончины, Зрите обманом сквернимые ложа Явитесь! На помощь! Отмстите за гибель отца моего!” Гермес откликается на зов мстителя-Ореста: “Несет гнев, Несет кровь, Изострил дух Совершить месть. 7 Сатанинская хроника Гермес, Майи сын, К цели прямой ведет его, Ведет, окутав тьмой лукавство мстителя”. Как видим, обращался-то Орест к Хтонию-Гермесу, а помощь ему приходит в образе Гермеса-олимпийца. То есть, это действительно одно божество и, причем божество темное. Плутарх говорит, что Аристид после битвы при Платеях приносит “в жертву быка Гермесу Подземному”. Приносит, надо понимать для легкого прохождения душ погибших в царство Аида, ведь Гермес - это водчий мертвых. Согласно Плутарху его называют “собакой”, отождествляя с собакоголовой обезьяной - “Тотом” и с божественным шакалом, водчим мертвых - Анубисом (тут можно вспомнить и про псов Аида и Гекаты). Пальмовая ветвь и Меркуриев кадуцей - эмблемы бога Анубиса. Египетский Анубис, проводник душ умерших в подземное царство, был отождествлен с Гермесом-Меркурием (отсюда - кадуцей). Точнее, именно с Хтоническим Гермесом, а олимпиец традиционно сопоставлен с Тотом. Пальма у египтян - эмблема астрологии и магии. Анубис, как и Гермес - покровитель магов. Сопоставление с египетским богом магии Тотом, породило синкретический культ Гермеса Трисмегиста (“трижды величайшего”) в связи с близостью Гермеса потустороннему миру, с этим образом связывались оккультные науки и так называемые герметические (тайные, закрытые, доступные только посвященным) сочинения. Так Гермес, стал в итоге выполнять и еще одну функцию - впоследствии приписываемую Сатане - учителя и наставника в тайных науках. Впрочем, были у него и иные функции. Вот некоторые эпитеты Гермеса из Гомеровского гимна, ему посвященного: “Ловкач, изворотливый, дока, хитрый пролаз, быкокрад, сновидений вожатый, разбойник, в двери подглядчик, ночной соглядатай...”, ”выдумщик хитрый, облеченный бесстыдством”, “черной ночи товарищ, плут продувной, скоторез и товарищ пирушки”, “Пользы кому-либо мало дает, но морочит усердно смертных людей племена, укрываемый черною ночью”. Хитрость и ловкость Гермеса делают его богом торговли и одновременно - покровителем плутовства и воровства, ибо кто лучше, чем Гермес, знает, где и что плохо лежит и как наилучшим образом укрыть похищенное. Описание воровских подвигов Гермеса и история кражи младенцем прекрасного стада коров у Аполлона дается в гомеровском “Гимне Гермесу”. Волшебные сандалии, с помощью которых он может быстро перемещаться куда угодно, склонность к воровству, колкий язык и хитрость, а также ряд других мелких деталей позволяют отметить разительное сходство образов скандинавского Локи с греческим Гермесом. Именно это качество - покровительство всякого рода неблаговидным делишкам, помощь в которых можно получить в обмен на жертвы роднит Гермеса со всякого рода средневековыми демонами, с которыми также пытались заключить сделку в обмен на души. Греческий бог был скромнее, ограничиваясь всего лишь жертвенной кровью. Культ еще одного божества многими учеными считается непосредственной предтечей ведьмовских шабашей средневековья и культа Дьявола - это дионисизм. В основе ритуалов Вакха (одного из имен Диониса) - непосредственное действие их участников, которые путем опьянения вином и наркотическим смесями вводили себя в состояние необузданной страсти, в которой достигалось единение с божеством. Причем подчас дионисийские оргии принимали, совершенно жуткие для современного человека формы. Вот что пишет об этом историк религий Джеймс Фрэзер в своей знаменитой “Золотой ветви”: 8 Сатанинская хроника “Разрывание на части и пожирание живьем быков и телят было, видимо, типичной чертой дионисийского культа. Если принять во внимание обычай изображать бога в виде быка и вообще придавать ему черты сходства с этим животным, веру в то, что в форме быка он представал перед верующими на священных обрядах, а также предание о том, что он был разорван на части в виде быка, то нам придется признать, что, разрывая на части и пожирая быка на празднике Диониса, участники культа верили, что убивают бога, едят его плоть и пьют его кровь…”. Остается только добавить, что, по мнению многих ученых первоначально вместо козла был ребенок. Археологические находки свидетельствуют, что еще в XV веке до нашей эры совершался ритуальный каннибализм на Крите - месте, где был распространен культ быка, генетически связанный с культом Диониса. По одной из версий в младенчестве Дионис был растерзан титанами, чтобы потом возродиться в силе и славе. Это действо и пытались воспроизводить вакханки в своих разгульных празднествах (к слову сказать, что и мистерии Гекаты начинались с терзания и пожирания мяса). Глубинный смысл ритуальной оргии заключался в слиянии всех вещей, в снятии всех ограничений, любого дистанцирования и дискриминации. Конечным итогом должно было стать воплощение “опробывание” первоначального “хаотического” состояния, предшествующего творению. По сути тех же целей, спустя много веков, будут добиваться участники шабашей. Главные оппоненты дионисизма - орфики, в своей космогонии впрямую относили дионисов культ к титанову началу в человеке следование которым приводило людей к озверению. В этом представлении отражен миф о некогда господствовавших природных богах-титанах, низвергнутых в Тартар олимпийским богами. Культ Диониса давал выплеснуться из человека этому темному звериному началу, снимал неустойчивость психического мира древнего человека в сознании которого постоянно тлел конфликт между цивилизацией и первобытным, по сути звериным, началом. Так в культе Диониса зарождалось еще одна характерная черта сатанизма - его связь с природными силами, естественными законами бытия. Титаново начало, кстати, было не чуждо и иным темным божествам, так родителями Гекаты почитались титаны Перс и Астерия. Отношение к титанам было двойственным: с одной стороны они отождествлялись с хаотическим началом, были порождением еще не до конца оформленного мира. С другой стороны именно в силу этой своей приближенности к истокам Вселенной они считались обладателями особой мудрости, которой они время от времени делились с людьми. Самый яркий пример - миф о Прометее, ставший позже одной из составных частей дьявольского мифа. К слову сказать, античные представления о Прометее были не столь однозначными, как считается в наше время: как-никак начала государственности и порядка, нравственные начала, стыд и правду людям дал Зевс, а не Прометей. Особенное значение придавали этому римские авторы, осуждавшие Прометея. У Горация Прометей - злой обманщик богов и дерзкий бунтарь, вложивший склонность к мятежу в человека, заботившийся лишь о теле, а не о нравственных идеалах. Что-то донельзя знакомое, не правда, ли? Но вернемся к Дионису. Между ним и Дьяволом существует схожесть даже на уровне символики - в Элевгерах, деревне, из которой культ Диониса был перенесен в Афины, его называли Меланайгис, “носящий черную козлиную шкуру”. В Дельфах Дионис управлял зимними месяцами и ассоциировался с ночным или черным солнцем уводящим за собой хоровод звезд - в противоположность яркому солнечному богу Аполлону, правившему остальную часть года. В свите Диониса были козлоподобные сатиры и бог Пан, также имевший козлиные черты. Дионис и Пан тесно связаны с иными божествами, которых мы называем в числе непосредственных предшественников образа Дьявола. По одной версии Гермес - спаситель, воспитатель и наставник “увенчанного цветущим плющом” Диониса, 9 Сатанинская хроника по другой Гермес - сам “сын хороводного Вакха и девы Пафосской”. Сыном Гермеса считался Пан. А по иной из архаичных версий мифа о Дионисе он считался сыном КарыПерсефоны (супруги Аида) и Зевса проникшего к ней в облике змея - этого чуть ли не универсального образа Темного божества. Тут стоит вспомнить, что Аид порой выступает как ипостась Зевса, недаром последний именуется Хтонием - “подземным” и “спускающимся вниз”. Согласно Орфическому гимну “Плутону”, он - “хтонический Зевс”, т.е. неявленная третья ипостась Зевса. Скорее всего, именно этот хтонический Зевс и проник в образе змея к Персефоне. Кстати, бог Аполлон, которому противопоставляется Дионис, известен среди прочего и убийством чудовищного змея Пифона. А Дионис в одном из архаичных мифов представал в облике рогатого змея. Греческая религия и мифология без особого труда были ассимилирована римской, получив новый импульс развитию в рамках огромной многонациональной державы. Своих богов (и демонических, в том числе римляне) без труда отождествили с греческими. Но еще до начала римских завоеваний на Балканской полуострове, римляне столкнулись с еще одной сильной и развитой цивилизацией также имевшей развитую культуру и мифологию - этрусками. Их наследниками фактически и стали граждане Вечного города. Богатая и красочная демонология также внесла в немалый вклад в будущее становление сатанизма. Религия и мифология этрусков имеют много общих черт с древнегреческой религией и мифологией. Это продукт своеобразного культурного взаимообмена сюжетами и персонажами мифов, переосмысление греческой мифологии в рамках собственных космогонических, религиозных и политических представлений. Одновременно происходили ассимиляция и заимствование финикийских, карфагенских, египетских и отчасти кельтских мифологем и верований. Впитав в себя богатейшее наследие Средиземноморья и Греции, древнейшие элементы восточных цивилизаций, этрусская религия оказала огромное влияние на развитие римской религиозной практики на разных исторических этапах. При этом нужно отметить, что этруски равно почитали как Небесных богов, так и богов Подземного пантеона, и можно предполагать, что элементы многих этрусских мистерий, жреческой магии и мифологических представлений легли в основу европейской черного магического искусства. Этрусская мифология, будучи по духу более мрачной, нежели греческая с более яркими мифологическими персонажами относящимися к подземному миру породила весьма своеобразные демонические персонажи, которые перешли затем в римскую мифологию. Одна из самых страшных темных богинь этрусков была Мания, ужасная богиня насылавшая безумия. Греки тоже почитали эту богиню, иногда отождествлявшуюся с Эвменидами - богинями мщения. Храм Мании находился между Аркадией и Мессенией, где по преданию Орест был лишен ума за убийство матери. Но на Аппенинах этот культ был более кровавым: в этрусские времена Мании приносили в жертву мальчиков, используя ножи, смоченные в крови жертвенного козла (и опять это животное архетипичное для культа Дьявола). Кроме того, поклонение Мании было связано с человеческими жертвами и отсеченными головами. По этрусским представлениям в голове находилась душа человека. Из этого следует, что страх перед Манией - не просто страх перед смертью, это страх перед безумием - гибелью души, после которого гибнет сама внутренняя сущность человека и невозможно его посмертное перерождение. Принесение в жертву головы указывает на древнейшее поверье, что Мания - хозяйка Протоокеана, где растворяется даже душа человека. Представления о Протоматерии как порождающей стихии, видимо, связаны с женским менструальным циклом. Женщины в это время имеют повышенную возбудимость, которая могла соотноситься с ритуальным безумием женских или женоподобных хтонических богов плодородия, например богини Мании и Диониса. Сама кровь, выходящая при менструальном цикле, возможно, рассматривалась как отражение порождающего Протоокеана, с ней могли соотноситься 10 Сатанинская хроника обязательные кровавые жертвы этим богам и богиням, как восполнение Протоматерии. Еще один любопытный момент: на иных гравюрах с этрусских зеркал, Медуза (ипостась Мании) изображена мужеподобной и с бородой. Здесь можно отметить некоторые параллели с той же Гекатой, которая хоть и не представлялась мужеподобной, но, как и Диана/Артемида мало интересовалась противоположным полом, оставаясь незамужней. В то же время Диониса порой представляли в виде “изнеженного красавца с женоподобным лицом, щеки белые, с густым румянцем, глаза с поволокой”. Наконец можно вспомнить и то, что и Гермес стал отцом гермафродитизма: в самом прямом смысле этого слова, так как именно от связи Гермеса и Афродиты получилось это двуполое существо. В общем можно сказать, что демонические культы язычества породили еще одну черту, важную для облика Темного божества - сочетание обоих полов. Чертами гермафродита наделяет средневековая иконография Дьявола, украшая его женской грудью, таким же выглядит и Бог Ведьм в трактовке Элифаса Леви. Римляне заимствовали культ богини Мании у этрусков по причине большой силы и значимости этой богини, хотя им и претила ее магическая мрачность и жестокость. Ее праздник проходил в один день с культом Луперка (Фавна) - божества отождествлявшегося с греческим Паном. Пан покровительствовал стадам и мог наслать на врагов безумие или панику. Не исключено, что Пан/Фавн вполне мог быть мужской ипостасью все той же Мании. Логично предположить, что богиня Мания отождествлялась и с Гекатой. Прямых указаний на это в античных источниках нет, но есть косвенные и весьма существенные. Как и Мания, Геката несла ответственность за постигающее людей безумие, помешательство или одержимость какой-либо идеей (можно увидеть определенные параллели со “священным безумием” вакханалий). Дети Мании - духи по имени Маны, были в глубокой древности связаны с лунной символикой, культом первопредка и мужским началом. На это указывает связь однокоренных с именем Манов понятий в различных космогонистических системах с культом луны и месяца. Соотнесение имени Манов с символикой луны дает основание обратиться к сравнению культа Манов и их матери Мании с культом лунной богини Аритими. Близость богинь Мании и Аритими косвенно подтверждается тем фактом, что обеим богиням, этруски приносили обильные человеческие жертвы. Кроме того, Мания считалась богиней ритуального безумия, а воздействие лунных фаз на протекание психических заболеваний было хорошо известно как в древности, так и теперь. Достаточно вспомнить явление лунатизма или обострение маниакальных депрессий в полнолуние… Геката тоже считалась лунной богиней, вернее одной из трех ее ипостасей (Артемида-Селена-Геката). Сходство богинь подтверждается еще и таким косвенным фактом, что жертвы Манам приносились на перекрестках дорог. Не думаю, что будет слишком смелым предположение, что и самой Мании жертвы приносились там же. Ну и, наконец, стоит вспомнить, что и праздник Мании приходился на первое мая, что опять таки приводит нас к известному и любимому всеми сатанистами празднику Вальпургиевой ночи. Через древний Рим он дошел до нас от этрусков, как время наибольшего разгула нечистой силы. Но заслуга этрусков перед европейской демонологией одной Вальпургиевой ночью не ограничивается. Как и мистерии Вакха, этрусская религия включала в себя продолжительные разгульные оргии, посвященные как нетрудно догадаться все тем же хтоническим божествам. Но, пожалуй, самое богатое наследие оставленное этрусками Сатанизму - это богатая демонология. Рельефы их урн, саркофагов, фрески погребальных камер сохранили образы демонов, олицетворяющих темные и светлые силы. Чудовищные существа стали для средневековой демонологии своеобразным образцом живописного воссоздания мира, где царствует Сатана. Поэт Вергилий, в юности изучавший этрусскую культуру, отразил эти представления в картинах подземного мира, нарисованных им в “Энеиде”, а спустя полтора тысячелетия они были перевоссозданы величайшим поэтом 11 Сатанинская хроника Средневековья Данте Алигьери в его “Божественной комедии”, в которой проводником по загробному миру он избрал именно Вергилия. Многие из этрусских демонов имеют четкие параллели с темными божествами греков, но в более брутальном варианте. Так бог Турмс - божество Преисподней и проводник душ в Подземном мире соотносился с Гермесом. Другой обитатель Аида - перевозчик душ через реку мертвых Харон, соотносился с этрусским демоном Хару. Однако у этрусков он считался куда менее благообразным божеством нежели у греков. Хару ранних памятников этрусков имеет зловещий вид, является молчаливым свидетелем смертных мук и смерти. Он выглядел как демоническое существо с крючкообразным носом, острыми ушами, крыльями за спиной, в руке держал свой основной атрибут - молот на длинной рукояти, символ смерти. Хару нигде не изображен как проводник души: все сцены с его участием это или жертвоприношение или убийство. Таким образом, изначально Хару, по всей видимости, был демоном физической смерти. Другой этрусский демон - Тухулка имеет много общего с Хаару, на всевозможных фресках и прочих памятниках этрусского искусства они нередко изображаются вместе как свидетели или исполнители воли богов Преисподней. Вид он имел довольно жуткий, был птицеголовым и из его хвоста выползали змеи. Иногда его изображали как существо с крыльями грифа, ушами лошади, подымающимися в виде змей над головой волосами. В барельефах встречаются страшные сцены: демоны, вооруженные луками и стрелами, увлекают за собой души мертвых в Загробное царство, где чудовищный Тухулка избивает их своим огромным посохом. Тухулка иногда изображался с двузубыми вилами, что является характерным признаком греческого владыки царства мертвых - Аида. Кстати этрусский владыка подземного мира носил почти то же имя - Аита. Вилы как его атрибут стали одним из наиболее архетипичных символов сил мрака - вспомним средневековых чертей все с тем же нехитрым инструментом. Еще одно демоническое божество этрусков изображено на древних барельефах Болоньи. На одном из них душа умершего в одежде воина на коне въезжает в Загробное царство, а навстречу ему поднимается змееногий демон. Его этрусское имя нам неизвестно, но есть четкие параллели в греческой мифологии - это Тифон, змееногий гигант, противник Зевса. Какую роль он играл в этрусской религии нам неизвестно, но, учитывая общую тенденцию этрусской мифологии к большей мрачности нежели у греков, можно предположить что немалую. Косвенно это подтверждается и тем, что змеиная символика типична для этрусков. Змея - хтонический атрибут этрусских богов и принадлежность жреческого культа. Жрецы, вызывая демонов, держали в руках змей, со змеями и факелами в руках они участвовали в боях, устрашая даже римских легионеров. Змеи изображены в руках демона Тухулки, они атрибуты царицы Загробного царства Ферсифай, иногда заменяют ей волосы. В качестве параллелей можно указать на Медузу Горгону (которую многие отождествляют с Манией), а также Гекату у которой тоже были змеи в волосах. Подытоживая эту главу можно сказать, что демонические культы античности в общих своих чертах предугадывали формы культовой практики поклонения Дьяволу. Дионисийские оргии в ходе которых устанавливалось слияние с божеством стали предтечей ведьмовских шабашей, точно также как и приношение жертв демонических существам в обмен на их благосклонность, представления о мрачном мире полном ужасающих демонов, которыми правит некий темный Владыка, находящийся в известной оппозиции к высшим, небесным силам - все эти архетипичные черты “дьявольского мифа” уже были в темных культах античности. Тесно увязаны с этими мифологемами оказались и представления о мудром учителе, дарующем сокровенные, а порой даже запретные знания - миф о Прометее и Гермесе Трисмегисте. Почитание Диониса и Гекаты, Гермеса и этрусских божеств-демонов, стало фундаментом на котором, в конечном итоге, строится здание современного сатанизма. Который, если и не по форме, то, по сути, устанавливает 12 Сатанинская хроника интутивно-чувственную связь все с тем же Темным божеством, которому греки и этруски приносили кровавые жертвы, задолго до того, как в палестинских пустынях появилась маргинальная иудейская секта, одержимая фанатичным стремлением навязать всему миру своего самозваного спасителя. Глава III Ex Oriente Lux Начнем с метафизики… По легенде в гробнице греко-египетского бог Гермеса Трисмегиста нашли его мумию (сама божественная сущность, по всей видимости, уже пребывала не то на Олимпе, не то в подземных чертогах Озириса) в руке, которой была изумрудная табличка, а на ней выгравированы все тайны земли, неба и преисподней. Надпись на табличке начиналась со слов: “Тот, кто вверху подобен тому, кто внизу, и тот, кто внизу, подобен тому, кто наверху”. Иными словами, процессы, проходящие на глобальном, космическом уровне находят свое отражение на сугубо земном, человеческом. Это утверждение стало одним из главных постулатов оккультной мысли как в античности, так и в наше время. Практически любая космогоническая модель считает центральным событием в “истории” Вселенной созидание упорядоченного космоса возникшего из Изначальной Тьмы. Этот процесс уже прошел три стадии: первородный непроницаемый Хаос вне всяких форм и движений, эпоха появления первых форм и существ, время непрерывного становления, “хаотичный миропорядок”, упорядочение процесса творения Демиургом, загоняющего свободное порождающее начало Хаоса в жесткие рамки раз и навсегда заданного космоса. Впрочем, и он не будет существовать вечно: рано или поздно божества и демоны, воплощающие силы первичного Хаоса возьмут реванш, и мир вновь погрузится в состояние “хаотичного миропорядка”, повторенного на качественно ином уровне. Более того, победа демиурга является необходимым этапом, для того чтобы темные силы совершили качественный скачок: от слепой неупорядоченной хаотичности, к сознательному порождению темных божеств и демонов, способных одержать верх над светом. Это - этапы становления Вселенной имеющие глобальное “макрокосмическое” значение. Однако эти же события имеют свое повторение и на менее значимых, приземленных уровнях бытия. Я уже писал в одной из своих статей как повторяются космические события на уровне эволюционном: вместо бесконечного эволюционного процесса, постоянной смены одного вида другим, появилась некоторая стабильность, человек становится единственным видом доминирующим надо остальными живыми существами. Но точно такую же картину мы находим и на социальном уровне - от общечеловеческого до индивидуального. И, разумеется, не мог этот основополагающий принцип не затронуть и такого важного явления, как формирование сатанизма, который, как и любая религия, имеет особую взаимосвязь с глобальными макрокосмическими процессами. Ситуация с темными культами античности (как впрочем и всем античным язычеством) примерно соответствует как раз состоянию “хаотичного миропорядка”: только на этот раз спроецированный на религиозную обстановку античного мира. Как я показывал в предыдущей главе недостатка в культах Темного божества, в различных его ипостасях, античный мир не знал. Однако представления об этом самом божестве были весьма размытыми и нечеткими. Ясной границей между Тьмой и Светом в сознании древних не было. Тот же Дионис, несмотря на свою хтонически-животную символику как никак был 13 Сатанинская хроника богом виноделия и хмельного веселья, имел свое законное место на Олимпе, среди прочих богов. Геката - покровительница ведьм, упырей и прочей ночной нечисти, в то же время могла выступать и как вполне благое божество: в древние времена она покровительствовала охоте, пастушеству, разведению коней, охраняла детей и юношей, даровала победу в состязаниях, в суде, на войне. Правда затем ее образ обрел более устрашающие черты, но и тогда она считалась покровительницей не только колдовства, но и свадеб и деторождений. Кроме того, она рассматривалась как одна из ипостасей триединой Лунной богини. Двумя же другими ипостасями считались вполне позитивные Селена и Артемида. То же самое можно сказать и о Гермесе: он Подземный, но он же и Небесный, он блуждает в мире смерти, но он же и занимает свое почетное место на Олимпе. В своей “светлой” ипостаси он покровитель скотоводства, путников, торговли, вестник богов, изобретатель лиры. Из всех темных божеств античного мира только Аид имеет наиболее четкую привязку к миру подземной Тьмы, но как было показано ранее, он же обладал и наименее развитым культом. В то же время и, условно говоря, “светлые” боги античности, вовсе не выглядели образцами доброты и милосердия. Артемида следящая за здоровьем всех зверей и людей, при этом уничтожала слабых, больных, малоумных и некрасивых. Богиня защищала диких животных, и в то же время охотилась на них. Ее брат Аполлон, такая же двойственная натура: снисходительный врачеватель, водитель муз в то же время он и лучник-убийца, беспощадно карающий каждого, кто, так или иначе, оскорбит богов. Самой справедливой и добродетельной из всех богинь считалась Афина-Паллада. Однако свое второе имя она получила от имени гиганта Палланта, с которого беспощадная дева воительница живьем содрала кожу. Самое пикантное в этой истории, что по одной из версий мифа крылатый гигант Паллант был в действительности отцом Афины, а целомудренный миф о ее рождении из головы Зевса - лишь поздняя придумка жрецов. И Палланта она убила из-за того, что гигант намеревался вступить со своей дочерью в кровосмесительную связь. Бурным и необузданным считался и “колебатель земли” Посейдон, впрочем, морские боги всегда были больше связаны с хаотическим началом, нежели другие божества. О том насколько двусмысленными были слова и поступки верховного бога Зевса и его жены Геры, я даже не буду рассказывать - любой желающий может ознакомиться с ними, открыв какую-нибудь книгу по греческой мифологии. Думаю, я привел достаточно примеров, чтобы показать зыбкость границы между мирами Тьмы и Света в представлениях античности. Хорошо это или плохо - вопрос другой, но факт остается фактом: все эти демонические культы никогда не могли бы превратиться в единую целостную систему со своей ритуальной практикой и структурированной картиной мира. В первую очередь, потому что сама “демоничность” этих культов, а уж тем более наличие связей между ними не слишком хорошо понимались греками. Какие то общие черты хтонических богов, совпадение ритуальных практик, пересекающиеся мифологические сюжеты - все это было пониманием единства Темного божества, но загвоздка в том, что это понимание было на интуитивном, обрывочном уровне. Целостного мировоззрения объединяющего все эти культы в единую систему так и не сложилось. Более того, в античном обществе и не могло появиться такого “языческого сатанизма” из-за размытости и аморфности представлений о Темном божестве в целом. Для того чтобы Запад смог в полной мере осознать Богов Тьмы, сначала должен был победить свет. И свет этот пришел с Востока. Влияние восточной мистики и восточных культов на античное общество - обширная и довольно запутанная тема. Большинство ученых, так или иначе соприкасающихся с этой 14 Сатанинская хроника стороной жизни греко-римского мира, подчеркивают восточные корни “западного” оккультизма и демонологии, ну и сатанизма соответственно тоже. Вот, к примеру, что пишут во вступительной статье к работе Артура Эдварда Уэйта “Церемониальная магия” отечественные публицисты А.Ю. Григоренко и Ю.А. Сандулов: “Подлинной манией для Эллады стала вера в магию и колдовство после завоевания Александром Македонским Персии и Египта. Тогда многие греки были посвящены в тайны халдейской и египетской магией прибывшими в Грецию представителями покоренных стран и народов. Греция в ту пору, по свидетельствам многих авторов, была буквально переполнена персидскими и египетскими чудотворцами и пророками, которых греки называли халдеями и магами. Через них греки познакомились с чужими богами, носившими варварские имена, и превратили их в разряд злых демонов. Их в отличие от старых привычных жителей Олимпа боялись, им поклонялись, им приносили жертвы. Поклонение это происходило на восточный манер и выражалось в призывах и заклинаниях на персидском, ассирийском и арабском языках. Не понимая смысла произносимых слов заклинаний и молитв, греки их искажали так, что, в конце концов, эти магические заклинания стали уж совсем бессмысленными формулами. Странствующие же чужеземные пророки и чудотворцы лишь поддерживали веру в могущество своих богов и демонов”. Ну, то, что колдун-иностранец всегда кажется страшнее своего, доморощенного - это классический фольклорный сюжет у любого народа. Достаточно вспомнить русских крестьян верящих в особую зловредную силу татарских, мордовских и даже американских колдунов. Или шведов точно так же веривших в особую зловредную силу колдуноврусских. Лично я скептически отношусь к версии об особой роли восточных религий в развитии античных демонических культов. Как уже было показано ранее и в Греции и в Италии вполне себе были свои собственные злые духи и демоны, которых точно также боялись и которым приносили жертвы, задолго до появления на Западе злых духов и демонов Востока. Да и собственно где эти духи? Конечно, на Востоке, в Вавилонии и Египте существовали свои Темные боги со своими культами, жрецами и храмами, но очень трудно, если не невозможно проследить их влияние на античные религии. Греки и римляне не поклонялись ни египетскому Сету, ни вавилонским Нергалу и Эрешкигаль, нет упоминаний и о заклинаниях обращенным к демонам восточных народов египетскому Бебону или вавилонскому Пазузу. Крайне сомнительной представляется и версия некоторых ученых, что черный козел как образ Сатаны - наследие древнего иудейского культа, знаменитого “козла отпущения”, на которого древние иудеи перекладывали все грехи племени, после чего и изгоняли нечистое животное в пустыню. Черные козлы, так или иначе связанные с темными божествами, были прекрасно известны и грекам и этрускам, да и вообще не были чем-то необычным для мировоззрения европейского язычника: много веков спустя балтийский народ пруссов будет считать черного козла одним из символов их бога преисподней - Патолса. Бесспорно, что восток оказал огромное влияние на античный мир в плане развития магии как таковой. Астрология, нумерология и тому подобные науки, пришли из Вавилона, оказав влияние на развитие не только магии, но древнегреческой философии - недаром по легенде сам Пифагор набирался мудрости у египетских и вавилонских жрецов. Кстати именно Пифагор впервые выдвинул идею развитую впоследствии Платоном - о чисто духовных началах, демонах и богах полностью оторванных от материи. Так был совершен разрыв с сугубо материалистической философией Гераклита, Демокрита и Фалеса, признававших существование богов и демонов, но считающих их состоящими из особой более тонкой, но все же материи. Обе эти идеи оказали свое влияние на магическую традицию античности и средневековья. 15 Сатанинская хроника Магия сама по себе не имеет прямого отношения к культам темных богов: маг вполне может обращаться за помощью и к светлым божествам. Только в христианскую эпоху любую магию станут объявлять исходящей от Сатаны. Безусловно, заклинания, пришедшие с востока, стали использоваться и для вызова демонов. Но чтение “варварских” текстов, смысл которых греки с римлянами понимали с пятого на десятое, могло привести только к одному - механическому заучиванию “страшных заклятий”, слепой вере в их силу, без понимания смысла обращения. Разумеется, тут связь с темным божеством будет зыбкой и неустойчивой, появляется известное отчуждение между магом и теми силами, к которым он обращается. Не болееменее равноправное сотрудничество между человеком и демоном, а попытка силой принудить его дать магу желаемое. Именно из-за этого европейская магия, отягощенная к тому же еще христианскими и каббалистическим предрассудками выродится в позорище, когда маг будет стоять в центре круга исписанного именами белосветных божеств и робко взывать к силам Тьмы, одновременно боясь их до одури. Но даже не это было самым тяжким влиянием Востока на отношение человека к темным божествам. В отличие от античного мира с его социальным плюрализмом (унаследованном впоследствии Западом) могучие державы Востока были абсолютистскими деспотиями, замкнутыми на образе царя-бога, носителя всей полноты власти. Единый царь - единый бог, эта связка является сугубо восточным изобретением. Первую попытку установления монотеизма предпринял египетский фараон Эхнатон около 1400 года до н.э. объявивший солнечного бога Атона, единственным богом. По некоторым версиям эту попытку он предпринял, чтобы еще больше абсолютизировать свою власть, обуздав региональных царьков опирающихся на культы местных богов. Эта попытка провалилась - после смерти фараона было восставлено многобожие. Не было введено и культа единого бога в Вавилоне, хотя кое-какие предпосылки к этому имелись: верховный бог Мардук, хоть и не стал единственным, но изрядно потеснил прочих божеств с местного Олимпа, приняв на себя многие их функции. Более удачная попытка была предпринята иранским пророком Заратустрой объявившего верховного бога иранского пантеона Ахура-Мазду единственным богом, а всех остальных богов - его вторичными творениями. Также он ввел понятия рая и ада, страшного суда и пришествия “спасителя”. До логичного конца все это довел уже Моисей, объявивший племенного божка иудеев единственным и никем не сотворенным абсолютным творцом. Самое главное, что культ царя-бога, также как и единого бога, не терпит параллельных ему независимых центров власти. “Кто не с нами, тот против нас” - этот лозунг как нельзя лучше подходит монотеизму, равно как и породившей его восточной деспотии. Так появляется образ Врага, противника верховного (или единого) бога. Поскольку этот самый верховный бог чаще всего ассоциируется с богом высшим, небесным или солнечным, соответственно и его противник ассоциируется чаще всего с богом “нижним”, хтоничным, преисподним. Эти же представления стали проникать и на Запад - в Грецию и Рим. Восточные культы появились в античном мире еще во втором веке до нашей эры. Первым среди них был языческий культ Кибелы - Матери Богов, пришедший из Малой Азии территории современной Турции. Затем начал распространяться уже египетский культ Исиды и Осириса, затем пошли сирийские Ваалы и персидский Митра, культ которого, по сути, был производным от зороастризма. Уже в первых веках нашей эры восточные культы занимают лидирующее положение в религиозной жизни Греции и Рима. Они 16 Сатанинская хроника привносят ряд идей, нехарактерных для античного язычества, но вполне приемлемых для белосветных религий. “Умерщвление плоти, утомительные паломничества, публичная исповедь, порой самобичевание и нанесение себе увечий - все эти формы покаяния и аскетической практики поднимали падшего человека и воссоединяли его с богами. В Фригии (откуда пришел культ Кибелы) грешник расписывался в своих прегрешениях на стеле, чтобы никто не остался в неведении, и сообщал о наказании, которому подвергся, вознося хвалу небу принявшему его покаянную молитву. Сириец, оскорбивший свою богиню, поев священных рыб, садился на дороге, надевал власяницу, облачался в грязные лохмотья и жалобно кричал о своем проступке, чтобы получить прощение. “Трижды в середине зимы - говорит Ювенал (античный сатирик) - почитающая Исиду погружается в замерзший Тибр и, дрожа от холода, ползет вокруг храма на окровавленных коленях, и если прикажет ее богиня, она дойдет до самых границ Египта, чтобы зачерпнуть нильской воды, которую она будет возливать в святилище”. То есть здесь мы видим приход в Европу практики религиозного аскетизма. Мистерии восточных культов обещали раскрыть посвященным тайну того, как достичь вечного благоденствия. Участие в оккультных церемониях секты было, прежде всего, средством собственного спасения. Представления о жизни за гробом, столь расплывчатые, столь унылые в античном язычестве, преобразились в твердую надежду на блаженство в конкретной форме. Всех пленяло обещание духовного очищения и вечной жизни наполненной бесконечным счастьем” (Франц Кюмон “Восточные религии в римском язычестве”). Одновременно с этим восточные культы подготавливали почву и для появления представлений об абсолютном творце. Само наименование “Всевышний” “Гипсистос” первоначально относилось к Аттису - супругу Кибелы. Позже это название переняли иудеи жившие в Малой Азии уже для обозначения своего Яхве. Единое, всемогущее, вечное вселенское неизреченное божество, выказывающее себя во всей природе самым великолепным и мощным проявлением которого служит солнце - на этой окончательной формулировке остановилась языческая религия семитов. Сирийский культ Ваала был тесно связан с культом камней - отсюда корни исламского почитания Каабы. Так уж сложилось, что Ваал сейчас пользуется большой популярностью у сатанистов как один из главных демонов Тьмы, но стоит вспомнить, что подобную трактовку он приобрел только в представлении средневековых демонологов: изначально это было вполне положительное солнечное божество, бог-воитель сражающийся с хтоническими силами - богом Смерти Муту, богом моря Йамму, драконом Лотаном. Нет нужды, пожалуй, говорить, что ни одно из этих божеств не обрело своих поклонников в Римской империи. Нас же интересует, прежде всего, то, как восточные религии подспудно изменяли отношение верующих к темным божествам. Возьмем, к примеру, культ Исиды. Центральный сюжет египетского мифа - умерщвление ее супруга Осириса “злым” богом Сетом. Сам Осирис принадлежит к так называемым “умирающим и воскресающим богам”, символизирующим умирание осенней растительности и ее пробуждение весной. Таким же богом считали и Диониса, что дало повод грекам отождествить его с египетским Осирисом. Общего там и впрямь хватало: в обоих случаях увековечивалась история бога, одновременно ведавшего ростом растений и правившего преисподней, бога убитого врагом и разорванного на куски, бога, богиня которого собрала его разорванные члены, чтобы вернуть его к жизни. Однако недаром говорят, что Дьявол прячется в деталях. 17 Сатанинская хроника Титаны, растерзавшие Диониса на части - существа слабо персонифицированные, скорее стихийные силы, нежели зловредные демоны. Они лишь своеобразный инструмент в руках богини Геры, которую Дионис оскорбляет самим фактом своего существования: она покровительница законного брака и домашнего очага, она олицетворяет собой тот порядок, который нарушает Дионис. Кроме того, ей ненавистен Дионис, родившийся от связи Зевса с одной из богинь (в разных мифах по-разному), он постоянно напоминает Гере об изменах мужа. Дионис и здесь выступает как нарушитель порядка, враждебный существующим божественным устоям, воплощаемых Герой. Поэтому далее следует вот такая картина, описанная в творении античного писателя Нонния “Деяния Диониса”: “Ревнивая многоречивая Гера указала титанам фиалковый луг, где любил отдыхать Дионис Загреус. И Гера обратилась к титанам: “Любимые и послушные сыновья матери Геи! Вот ваш злокозненный враг. Он хочет покорить вас, обратить в быков, чтобы вы, задыхаясь под тяжким ярмом, истерзанные острым стимулом, от луны до новой луны бороздили землю. Он насмехается над Приапом, отцом жизни, и хочет освободить фаллос от служения Матери. Убейте, растерзайте, пожрите”. Титаны отыскали фиалковый луг и увидели обнаженную спящую девушку и набросились на нее, не в силах сдержать приапических своих желаний. Она ускользнула из жадных рук, и раздался смех, подобный гулу лесного пожара или шуму водопада, и девушка растаяла в фиалках”. Далее начинается игра превращений Диониса, которые в мистериях называются “синтесмос”. Диноис выступает здесь как трикстер - оборотень-насмешник, подобный Гермесу и Локи. Титаны, в конце концов, несмотря на превращения Диониса, поймали его, дав ему зеркало. Дионис посмотрел в зеркало, увидел себя девушкой (ибо это андрогинный бог) и едва успел скрыться от их когтей, превратившись в быка. Но здесь-то они его настигли. И дальше начинается в довольно мрачных подробностях картина смерти Диониса. Его разорвали на куски, сварили, потом зажарили, потом съели. Только его сердце успела спасти Афина и отнесла его Зевсу. Зевс съел его сердце и после этого оплодотворил Семелу. Преследование-убийство-воскрешение находятся в одной неразрывной связке, быстро переходя от одного этапа к другому. Здесь нет времени на долгие страдания и оплакивание Диониса, да и в этом нет особой нужды - ведь по сути никакой трагедии не происходит. Есть лишь естественное проявление стихийных, природных сил совершенно невинных в своей жестокости. Какая тут может быть борьба добра и зла, если сами поиски титанами Диониса выглядят так: “- Здесь болото. Слышны затхлые запахи гниющих водорослей - сказал один. - Нет, я чувствую запах возбужденной самки - воскликнул другой и кинулся в заросли. Там ласкались две гамадриады (лесные нимфы). Титан отбросил одну, схватил другую и чуть не пропорол ее жестоким пенисом. Но женская кожа внезапно превратилась в чешую, в ребристую кору, и титан взвыл от боли - пенис застрял в дупле. Древесные кольца сжимались все сильней. Титан упал, обливаясь кровью и завывая от боли...” (Иеропл Александрийский “Охота титанов за Дионисом”). Естественно, что истинный виновник смерти Диониса остается безнаказанным и уж во всяком случае, грекам и в голову не могло прийти считать Геру “злым божеством”, 18 Сатанинская хроника источником всех несчастий. Зевс карает только титанов, хотя и эта кара выглядит как еще один этап вселенской мистерии - громовержец убивает титанов молнией, и из этого пепла рождаются люди. На этом и основана дионисийская мистика - в нас во всех есть частица съеденного бога, но, тем не менее, на девять десятых у нас плоть титанов, то есть они продолжают жить в нас. И именно это титаново начало надо пробудить в себе, чтобы потом прикоснуться к божественному. Еще раз напомню, какими это делалось способами: “Но он молил напрасно: губы пеной У ней покрылись, дико взор блуждал И рассуждать была она не в силах: Во власти Вакха вся тогда была. Вот в обе руки левую берет Злосчастного Пенфея руку, крепко В бок уперлась и... вырвала с плечом Не силою, а божьим изволеньем. Ино с другой напала стороны И мясо рвет. Явилась Автоноя. За ней толпа. О боги, что за крик Тут поднялся! Стонал Пенфей несчастный. Пока дышал, и ликований женских Носились клики. Руку тащит та, А та ступню с сандалией, и тело Рвут, обнажив, менады и кусками, Как мячиком, безумные играют... Разбросаны останки по скалам Обрывистым, в глубокой чаще леса... Где их сыскать? А голову его Победную Агава захватила Обеими руками, и на тирс Воткнула - головой считая львиной, Трофей по Киферону пронесла”. (Эврипид “Вакханки”) В египетских мифах все иначе. Осирис и Исида, не нарушители порядка, а устроители его: они отвращают людей от скудного и звероподобного образа жизни, они учат их почитанию богов, прекращают людоедство, учат людей земледелию и вообще множеству умных и полезных вещей. Нарушителем порядка выступает именно брат Осириса Сет, который заманивает Осириса в сундук и топит в Ниле, где его находит Исида и воскрешает своего мужа (и брата). То есть злое начало здесь мало того, что персонифицировано: с Сетом приходиться вести долгую и упорную борьбу, сначала Исиде, потом ее сыну Гору, который и одерживает окончательную победу над Сетом. Проблема усугубляется тем, что Гор и Сет вместе претендуют на царский престол, который Осирис по закону должен передать Гору, но Сет силой восходит на трон. Для того чтобы его свергнуть оттуда Исиде и Гору приходиться долго отстаивать свои права перед судом богов, устраивать состязания между двумя претендентами. Сет в итоге был таки свергнут, и становиться воплощением сил зла в представлении египтянина. Сета многие считают одним из прообразов Сатаны и это не случайно: оба этих мифологических персонажа восстают против существующего миропорядка воплощенного в том или ином божестве, оба стремятся отобрать небесный престол у бога, оба терпят поражение и оба с тех пор становятся воплощением всего существующего зла. Сатане помогают восставшие ангелы, Сету - 72 его подручных (кстати, именно такое число князей Ада насчитывают средневековые колдовские гримуары). 19 Сатанинская хроника Справедливости ради стоит отметить, что Сет далеко не всегда считался таким уж страшным злодеем: в эпоху Древнего Царства это божество было в величайшем почете. Причем настолько, что фараоны вставляли в свой титул прозвище “любимец Сетха”, а на барельефах изображаются цари, получающие от Сетха символы силы, жизни и мудрости в том же самом порядке, как получали они такие же дары от Гора и других солнечных божеств, более того, иногда Гор делает это совместно с Сетхом. В ранних египетских легендах, Сетх даже спасает солнечного бога Ра от Апопа, Змея Тьмы. Но после вторжения в Египет племен кочевых завоевателей-гискосов ситуация стала меняться. “Плохую услугу культу Сетха оказало его отождествление с Баалу (Ваалом) - богом гиксосов во второй переходный период. Постепенно начинают превалировать представления о нем, как о воплощении зла, появляются специальные тексты проклятий Сетху, и даже его имя в надписях заменяется пустым местом” (Пьер Монтэ “Египет Рамзесов”). В итоге уже Сет стал ассоциироваться с тем самым Змеем Тьмы. Здесь, можно найти любопытные параллели на стыке истории и мифологии - в конце концов, Люцифер тоже считался одним из прекраснейших ангелов божьих, но стал “змием древним, называемым Дьяволом и Сатаной”. И хотя культ Сета существовал на всем протяжении истории Египта (был даже оракул Сета в городе Омбосе), в греко-римском мире приверженцев Сета, по всей видимости, не появилось (в лучшем случае их было крайне мало). Сета отождествили с Тифоном - самым отрицательным персонажем греческой мифологии, который только можно было найти, Гора - с Аполлоном, победителем чудовищ. Известны барельефы, где конный лучник Гор поражает копьем Сета в образе крокодила, некоторые считают этот образ предтечей изображения Георгия-Победоносца. Культ Исиды был одним из первых в античной Ойкумене четко зафиксировавшим в мифологической картине мира начало персонифицированного зла, предтечу Сатаны. В то же время египетский культ был слишком языческим, чтобы стать предтечей белосветничества: от последователей Исиды, к примеру, не требовалось самоотверженной борьбы с демонами Сета. Не было там и представлений об окончательной победе добра над злом. Эти постулаты привнес в греко-римскую культуру иной восточный культ, на этот раз, пришедший из Персии - митраизм. Как уже было сказано, митраизм явился производной от зороастризма, иранской религии с ярко выраженным дуализмом - разделением добра и зла. В древнеиранской религии враждебные человеку сверхъестественные силы образуют целое царство. Возглавляет его Ариман (Ангро-Майнью, что означает “Злая Мысль”) - злой бог разрушения, соединяющий в себе Айшму (Хищничество, Разбой), Друджу (Ложь) и олицетворения иных пороков. Проникнув в созданный добрым богом Ормуздом (иранское Ахура-Мазда) мир, Ариман испортил многое из того, что первоначально было совершенным. Огонь осквернен дымом, пресная вода - солью, цветущая земля - бесплодной пустыней, а неподвластные увяданию и гибели растения, животные и люди - смертью. В дальнейшем он со своим воинством либо разрушает то, что необходимо людям, либо создает то, что для них пагубно: например, злобных колдунов, гнет чужеземных правителей, “сверхшатание мыслей”, грех педерастии, неурочные регулы, вредных животных и насекомых, холодную зиму и т.п. Бог Тьмы есть, таким образом, первоисточник всякого физического, социального и морального зла: и дурной погоды, и отклонений в нравах. Все эти взгляды нашли свое отражение и в митраизме, где Митра это главный воин за дело Ормузда, эдакий иранский архангел Михаил. 20 Сатанинская хроника “Персия ввела в религию фундаментальный принцип - дуализм. Именно он выделил митраизм из числа всех прочих сект и лег в основу его догматики и морали, придав суровость и твердость, неизвестные до той поры римскому язычеству … Мир представляет собой театр нескончаемой борьбы между двумя силами, которые совместно правят своей империей, в будущем же Зло исчезнет, а Добро приобретет неоспоримое первенство и безраздельную власть. …Эта борьба между божественным законом долга и советами порочных духов идет и отражается в сердце и совести человека - вселенной в миниатюре. Жизнь война без отдыха и пощады. Задача настоящего маздеиста состоит в том, чтобы каждое мгновение давать опор злу и тем самым постепенно приближать победу Ормазда в мире” (Франц Кюмон “Восточные религии в римском язычестве”). В итоге, наконец, оформились четкие представления о том, что есть добро и зло и как с этим последним надлежит бороться. Разделение мира по линии свет-Тьма, наконец, произошло, каждое царство получило своего хозяина, причем четко рекомендовалось, кому из двоих хозяев необходимо служить. Этим осознанием проникались митраисты, чье учение со временем обретало все больше сторонников в Римской империи приверженцами “Непобедимого Солнца” (Митра среди прочего был еще и солнечным богом), объявляли себя и иные из римских императоров. Как пишет Франц Кюмон: “Могущество Митры стало таким, что в какой-то момент показалось, что он почти затмил своих восточных и западных соперников и единолично царит над римским миром. В 307 году Диоклетиан, Галерий и Лициний, которых свела вместе торжественная встреча в Карнунте на Дунае, освятили там святилище Митры “покровителя их империи”. Культ Митры не выдержал конкуренции со стороны христианства - еще одной восточной религии, многое взявшей от всех своих предшественников и в “благодарность” за это пожелавшей уничтожить саму память о них. Митраизм был все-таки воинским культом, распространявшимся в основном среди имперских легионов, требовавшим от своих последователей духовной мощи и мужества в жизненной борьбе. В нем не было призыва к “трудящимся и обремененным”, не могло быть ублажения кротких и нищих духом. Кроме того, в митраизме присутствовала сложная система посвящений, не всегда доступная тогдашнему обывателю. Победе христианства над митраизмом содействовала общедоступность таинств первого, идеалы пассивного смирения, понятные самым широким массам и обещание “спасения” без особых усилий. Но христианство пришло на подготовленную почву. Из митраизма оно взяло очень многое - вплоть до даты рождества христова (в митраизме 25 декабря было праздником рождения Митры). Были и другие заимствования, в том числе и в отношении к Темному Богу. В своем трактате против магов один из христианских деятелей Феодор Мопсуестийский, говоря об Ахримане, называет его Сатаной. Между этими персонажами существует сходство, заметное невооруженным взглядом: и тот и другой стоят во главе многочисленной армии демонов, каждый из них является духом заблуждения и обмана, правителем тьмы, соблазнителем и совратителем. Фактически под разными именами скрывается одна и та же сущность. Принято считать что иудаизм, (а за ним и христианство) позаимствовали у митраизма и представления об антагонисте бога. Разве что христиане, выдвинули положение о том, что Дьявол - это заведомо вторичное от этого самого бога начало. Видимо, они уже предвидели трудности, с которым им придется столкнуться при распространении своего учения, и решили, для подстраховки выдвинуть 21 Сатанинская хроника еще и это положение, чтобы полностью исключить возможность альтернативы своему спасителю. Но митраизм оказал свое влияние и на формирование еще одной религиозной традиции. Более того, персидский дуализм смог перекинуть-таки мостик между темными богами язычества и демонами белосветных религий. Разные авторы, по свидетельству Диогена Лаэртского (II в. н.э.), сопоставляли греческих и персидских богов: “Аристотель в первой книге “О философии” считает, что маги (так называли зороастрийских жрецов) древнее, чем египтяне, что они признают два первоначала - доброго демона и злого демона и что первого зовут Зевс и Оромазд, а второго - Аид и Ариман с этим согласны также Гермипп (“О магах”), Евдокс (“Объезд Земли”) и Феомп (“Истории Филиппа”). Греческий историк Плутарх приводит нам примеры жертвоприношений Ариману, которые совершали, по-видимому, некие отступники от митраизма: “Они (маги) кладут в ступку траву под названием моли (разновидность чеснока), призывая Аида (Ахримана), а затем, смешав эту траву с кровью волка, которому они перерезают горло, несут и бросают его, в месте которого не достигают солнечные лучи”. Франц Кюмон не жалеет “дьяволопоклонников”: черной краски при описании этих античных “Она (магия) стала религией наоборот, ее ночные обряды образуют жуткое богослужение адским силам. Нет чуда, которого бы опытный маг не мог ожидать от власти демонов, если ему ведомо средство сделать их своими прислужниками. Нет такой жестокости, которой бы он не изобрел, чтобы добиться благосклонности этих злых божеств, ублажаемых злодеянием и радующихся страданию. Отсюда и весь этот набор кощунственных обрядов, совершаемых в темноте, не имеющих аналогов в своей жестокости и нелепости: приготовление напитков, помутняющих чувства и разум, составление быстродействующих ядов, добываемых из адских растений и трупов охваченных разложением, дочерью ада, умерщвление младенцев, чтобы прочитать будущее по их трепещущим внутренностям или вызвать привидения. Все эти сатанинские изыски, какие только может измыслить в своем безумии развращенное воображение, приятны злобе нечистых духов, чем гнуснее и противоестественнее, тем надежнее результат”. Оставим эти эмоциональные оценки на совести историка со всеми его белосветными предрассудками. В конце концов, на каждого младенца, принесенного в жертву сатанистами, приходится сотни и тысячи людей умерщвленных в свое время христианами или мусульманами. Ясно одно: в первых веках нашей эры с востока и впрямь пришел Свет. И именно благодаря ему Запад, наконец, смог узреть Владыку собственной Тьмы. Глава IV Темновековье В религиозной мешанине поздней античности поклонники Распятого множились словно бациллы в питательном бульоне. Окрепнув и набравшись сил, украв все, что можно от своих предшественников, христианство, словно подброшенный уродец-кукушонок начало сжирать конкурентов. Уже в 300 году в крупнейших городах римского Востока Антиохии и Александрии - христианская община была самой большой и организованной 22 Сатанинская хроника из религиозных групп. Постепенно терял свою непримиримость и антагонизм между церковью и империей: поздние кесари все более тяготеющие к абсолютизму восточных владык нуждались в религии способной освятить своим авторитетом их самодержавную власть. Поначалу эту роль, они хотели отвести митраизму, но затем пальму первенства у последователей Непобедимого Солнца, перехватили ученики плотника из Галилеи. Христианизация и азиатизация государства шли параллельно друг другу: “равноапостольный” император Константин, христианской историографией впоследствии названный “Великим”, перенесший столицу из Рима в Константинополь, поближе к Азии, утвердил положение христианства как господствующей религии. Он же был инициатором созыва Никейского собора в 325 году, где был окончательно утвержден союз церкви и государства, хотя сам Константин крестился только перед смертью в 337 году. После него империя погрузилась в бесконечную череду свар и усобиц поднятых наследниками Константина, и лишь Юлиан последний языческий кесарь (посвященный, кстати, философом Максимом Эфесским в мистерии Гекаты) смог временно стабилизировать империю. Но это была лишь попытка оттянуть неизбежное: после гибели Юлиана в бою с персами (возможно и от руки христианина) религия распятого практически не знала противников и конкурентов. В 379 году при Феодосии, также впоследствии обозванном “великим” христианство становится государственной религией, а язычество запрещается окончательно. К концу IV века от Месопотамии до Северной Африки прокатилась волна насилия, учиненного монахами: в 388 году они терроризировали сирийские деревни, где стояли языческие святилища, в 391 году патриарх Феофил Александрийский призвал монахов “очистить” город, разрушив Серапеум, великий храм Сераписа. Монахи врывались в жилища язычников и искали там идолов. А в 415 году фанатики совершили одно из самых ужасных преступлений, известных истории - казнили Ипатию, знатную александрийку, женщину-философа. В 380 году был закрыт знаменитый храм Артемиды в Эфесе, построенный чуть ли не за тысячу лет до нашей эры, а в 400 году фанатикамихристианами была разрушена стоявшая в нем статуя Черной Дианы. Подобная реакция была не просто естественной, но и единственно возможной для церкви объявившей злыми духами и демонами всех богов других народов. В этой оценке Ветхий и Новый заветы абсолютно единодушны: “И приносили они сыновей и дочерей своих в жертву бесам” (Пс.105:37) - это о евреях начавших поклоняться Ваалу и Астарте древнего Ханаана. “То, что язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу” (Коринф. 10:20). Эти же запреты подхватывают и отцы Церкви: в частности этот вопрос затрагивал Августин в своем труде “О граде божьем”. Языческих богов Августин признает реальными существами, но определяет их как демонов. Поклоняться им - значит служить дьяволу. Эта идея пережила своего апологета. Ее разделял Тертулиан, крупнейший представитель ранних христианских богословов, другие отцы и учители церкви. Своим учением о демонической природе язычества они предопределяли характер последующей интерпретации служителями церкви языческой культуры своих стран. Так в “Повести временных лет” низвержение идолов подается как прямое поражение Дьявола: “И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ, а дьявол говорил, стеная: “Увы, мне! Прогнан я отсюда! Здесь думал я обрести себе жилище, ибо здесь не было учения апостольского, не знали здесь Бога, но радовался я служению тех, кто служил мне. И вот уже побежден я невеждой, а не апостолами и не мучениками, не смогу уже царствовать более в этих странах”. Но вернемся к Риму. После воцарения Феодосия толерантное общество языческой империи уступило место религиозному фанатизму разъедавшему государство словно сифилис. Было бы, пожалуй, чрезмерным упрощением возлагать на христианство всю ответственность за падение Рима, но факт остается фактом - после смерти Феодосия в 395 23 Сатанинская хроника году Римская империя распалась на Западную и Восточную, чтобы уже никогда не возродиться вновь. Две империи пошли разными путями. На Востоке устоял и укрепился деспотизм, сформировавшийся еще при единой империи. Церковь действовала рука об руку с государством, освящая своим авторитетом абсолютную власть монарха. Враги церкви одновременно становились и врагами государства, и здесь на помощь духовным вождям приходила мощь византийской армии. Западная же Римская империя была крайне неустойчивым образованием, в котором так и не сложилось сильной центральной власти. Государство одним за другим сотрясали удары германцев, от нее отваливалась провинция за провинцией, вожди варварских племен становились военачальниками и сенаторами. Наконец в 476 году командир императорской стражи сквир Одоакр сверг последнего императора Западной Римской империи малолетнего Ромула Августула, приняв титул Рекса (царя) Италии. Эта дата считается окончанием античной эпохи и наступлением Средневековья. К этому времени почти все провинции Западной Римской империи были захвачены варварами: Испанию захватили вестготы и свевы, Галлию - франки и бургунды, Британию - англы и саксы, Северную Африку - вандалы и аланы. В самой Италии правили остготы, после того как их вождь Теодорих убил Одоакра и сам стал рексом (царем) Италии. Все эти вторжения не поколебали могущества христианства. Церковь слушались и подчинялись (по привычке и при отсутствии другой власти) бывшие римские подданные. В шестом веке церковники оставались почти единственными грамотными людьми в Европе, поэтому вожди варваров, желая укрепить свою власть, обычно сами принимали христианство и назначали церковников своими помощниками в делах управления. Священники и монахи вели учет доходов и всю государственную переписку, включая хронику - ежегодную запись важнейших событий. Само современное слово “министр” раньше было почти синонимом к слову “священник”. Но была и иная сторона медали. Все варварские вожди, вчерашние язычники не могли так просто порвать со своим прошлым. Для большей части германских племен королевская власть имела священный характер и божественное происхождение: основатели правящих династий возводили свой род к богам, и чаще всего к Вотану (Одину). Так было у готов, лангобардов (племени сменившему остготов в Италии), у англосаксов. “Удача” правителя служила доказательством его божественной природы. Даже после обращения в христианство генеалогия правителей (т.е. их принадлежность к потомкам Вотана) сохранила свое значение. Это было важно, прежде всего, для самих вождей варварских королевств, ведь иначе подвергалось сомнению само их право на трон. Подобное же положение дел сохранялось и позже, особенно когда уже в X-XI веках крестились короли викингов. Но такой проблемы не возникало ни у византийцев, где вера в происхождение от божественных предков благополучно угасла еще до христианизации этого региона, ни для Руси, где пришлые варяжские князья были приглашены на трон по сугубо меркантильным соображениям и в силу этого не нуждались в обосновании своего положения божественным происхождением, тем более что сами эти боги были абсолютно чужими для восточных славян. Христианская церковь на Западе оказалась в щекотливом положении: с одной стороны она не могла отказаться от постулата, что все языческие боги - демоны. С другой - не так уж и просто было заставить варварских королей отказаться от божественных предков. Дело осложнялось тем, что западные церковники не имели собственной карательной машины и не могли опереться на государственную помощь, в отличие от своих восточных коллег. К тому же им пришлось еще и бороться с ересями, в особенности с арианством 24 Сатанинская хроника процветавшим тогда на Западе и пользующейся немалой поддержкой со стороны германских владык. Для укрепления своего авторитета церковные власти шли на всевозможные ухищрения. Так в некоторых королевских генеалогиях Вотан провозглашался сыном Ноя, рожденным во время плавания в ковчеге, или же потомком одной из кузин Девы Марии. Правителей, павших на поле битвы, даже язычников, уподобляли святым мученикам. Христианские монархи пользовались, по крайней мере, отчасти, магико-религиозным престижем предков: своим прикосновением они благословляли семена будущего урожая, а также детей и больных. Для того чтобы отучить народ поклоняться царским курганам, королей решили хоронить в храмах. Христианская мифология по-прежнему как губка впитывает в себя языческие образы и символы поначалу античные и кельтские, позже - германские. Место прежних богов- покровителей заняли христианские святые, архангелы и даже сама дева Мария. По словам известного румынского философа и историка религий Мирчи Элиаде: “богословие Марии, материдевственницы, воспринимает древние азиатские и средиземноморские концепции партеногенеза, способности самооплодотворения, которой обладали Великие Богини (например, Гера)”. Заимствований не по сути, а по форме было еще больше: так изображение Исиды, кормящей грудью младенца Гора, столь сходно с изображением Мадонны с младенцем, что еще в античные времена некоторые невежественные христиане молились на него. И не исключено, что эпитетом stella Maris - “Морская звезда” (так обращались к ней застигнутые бурей моряки) дева Мария обязана покровительнице мореплавателей Исиде. Все неисчислимые герои и боги, убивающие дракона, от Греции до Ирландии и от Португалии до Урала, превращаются в одного - Святого Георгия. На место Аполлона или Афины приходящим на помощь тому или иному герою или народу, приходит архангел Михаил, точно также защищающий своих избранников, будь то города или отдельные люди. Несмотря на декларативное неприятие язычества, христианство прекрасно усвоило “светлые” образы и символы язычества, переистолковав их по-своему. Но одновременно с этим консолидируются и темные силы. Ряд образов и обрядов язычества был неприемлем для христиан, вернее приемлем, но исключительно в качестве пугала, а ни в коем случае не объекта поклонения или уж тем более примера для подражания. В первую очередь здесь оказались божества смерти и подземного мира, хорошо известные еще язычникам, как античности, так и варварских племен как существа опасные и непредсказуемые. Все их атрибуты, свойства, а порой, и культовые обряды благополучно перешли к Дьяволу. Мы уже говорили о том, как этрусские представления об аде и населявших его существах вошли в христианскую демонологию. Однако слияние античных и варварских представлений о демонических божествах, начало происходить задолго до всеобщей христианизации. Так кельтский бог Кернуннос - покровитель лесов, зверей и повелитель подземного мира, в античный период мог ассоциироваться с Гермесом. На некоторых своих изображениях Кернуннос изображается рядом со змеем с бараньей головой. В Греции баран был символом Гермеса наряду со змеей. Греческий ученый Павсаний говорил об “истории, рассказываемой в мистериях Матерью о Гермесе и баране”. Существуют рельефы, показывающие Гермеса с фаллосом, который заканчивается бараньей головой. Символизм же фаллоса весьма схож с символизмом змеи. Бараноголовая змея могла иногда замещаться рогом изобилия, который в галлоримскую эпоху стал изображаться в качестве атрибута Цернунна. Кроме того, рогатый змей является символом и еще одного божества, культ которого мы считаем одним из предтеч сатанизма, а именно Диониса. Этот бог порой изображался с бараньими рогами. В классическом мире орфическая литература рассказывает о рогатом змее Загрее, принявшем облик быка и разорванном титанами (вариант терзания). Позже, этого змея стали считать ранним воплощением великого Диониса. Гермеса-Меркурия римский 25 Сатанинская хроника историк Тацит ассоциирует с германским Вотаном-Одином - богом проникающим в преисподнюю и вызывающего мертвых, покровителем павших героев. Германский пантеон вообще обладает одной чертой разительно отличающего его от прочих индоевропейских: место высшего небесного бога в нем занимает Один, который если и имеет отношение к небу, то не к дневному и светлому, а к мрачному и угрожающему - он бог разрушительной бури, а не оплодотворяющей грозы. Учитывая неоценимую заслугу германских народов в создании западной цивилизации, то такое совпадение нельзя признать случайным. Хтонические темные культы оказались более живучими, нежели культы доброжелательных “демиургических” богов уничтоженных либо ассимилированных христианством. Вынужденные скрываться еще при языческой империи служители темных богов, приобрели немалый опыт конспирации, весьма пригодившийся им теперь. В глубине потаенных пещер, в лесной чащобе, на пустынных морских берегах поклонники Гекаты и Гермеса Хтонического постепенно сливались с варварскими почитателями Кернунноса и Хель, постепенно открывая для себя все грани и лики Черного Бога. Германские и кельтские боги добавляли некой варварской брутальности темным культам античности, несколько “расслабившимися” за столетия цивилизованной жизни. “На Западе, где мистический тевтон вышел из северного черного леса, а кельт не забыл о странных жертвоприношениях в друидических рощах, атмосфера повествования приобрела невероятное напряжение и убедительную серьезность, что удвоило силу воздействия тех ужасов, на которые намекали и о которых говорили впрямую” (Говард Филипс Лавкрафт “Сверхъестественный ужас в литературе”). Не обращая должного внимания на процессы, происходящие у них в “тылу”, церковники тем временем использовали племенные распри германцев, чтобы руками христианских королей покорять их еще языческих собратьев. Особое внимание при этом уделялось франкскому королевству - самому сильному из варварских государств того времени, правители, которого к тому же первыми крестились в ортодоксальное христианство, а не в арианскую ересь. Но дело осложнялось тем, что, во-первых, даже крещеные короли сохраняли множество языческих представлений (по легенде короли франков, Меровинги происходили даже не от Водана, а от морского чудовища с головой быка). Во-вторых, ни один из этих королей не обладал достаточным авторитетом и военной мощью, чтобы выступать от лица всего христианского Запада. А Запад языческий отнюдь не спешил припадать к источнику “истинной веры”. Только к середине седьмого века в христианство обратилась Англия. Отчаянно сопротивлялась крестителям Фризия - у франков отбили город Утрехт, откуда изгнали местного епископа. В 716 году король Рэдборд возглавил языческое сопротивление против переселенцев, но епископ Йоркский Бонифаций в 719 году вернулся и начал разрушать языческие святилища и подавлять языческие учения. Однако в 722 году вожди фризов Детдик и Диролф, “исповедуя христианство, на самом деле поклонялись идолам”, а в Гессии и Тюрингии в 30-х годах VIII века “вера и практики обращенных (в христианство) по-прежнему в значительной степени оставались смешанными с языческими”. В письме к папе Захарию Бонифаций писал, что даже пресвитеры поклоняются двум богам - они подносят жертвы не только Христу, но и варварским божествам. В 732 году папе Стефану доложили, что на землях франков язычниками сожжено и осквернено тридцать церквей. Тогда церковь решила прибегнуть к дворцовому перевороту: в 751 году епископ Бонифаций благословил майордома (управляющего при дворце) Пипина Короткого на царствование над франками, покончив тем самым с династией Меровингов со всеми ее языческими обычаями. Реакцией на это стало вспыхнувшее на следующий год восстание, 26 Сатанинская хроника во время которого было уничтожено тридцать церквей. Но на франкский престол уже взошла династия Каролингов, прозванная так по имени самого знаменитого из представителей этой династии - Карла Великого. Его коронации в 800 году придали особое значение. Как константинопольский патриарх восточной церкви освящал нового императора при его восшествии на престол, так и Карла Великого благословил в Риме сам Папа. Во время Рождественской мессы Папа возложил корону на голову Карла Великого, встал перед ним на колени и провозгласил его императором и августом (imperator et augustus) - древний титул победоносных римских императоров. Отныне армия Карла Великого стала правой рукой римской Церкви, тем оружием, которое папы использовали для покорения все еще языческих народов. Кроме того, это означало, что Карл Великий был теперь уже не просто правителем народа или определенных земель, каковыми являлись англо-саксонские короли. Он превратился в лидера западного христианского мира и получил право вести религиозные войны. Миф о Римской империи, сражающейся за цивилизацию против варваров, дополнился мифом о Единственной Истинной вере, достойной этой империи. В последующем именно данным принципом оправдывали любые территориальные завоевания. Получив “железное” оправдание своей агрессии Карл Великий в конце восьмого столетия предпринял крестовый поход против саксов, преследуя, разумеется, не только религиозные, но и территориальные интересы. В 782 году по его приказу в роще, давшей название близлежащему современному городу Заксенхайн-бей-Верден, было убито 4500 пленных язычников, отказавшихся принять новую веру. Воины франков срубили святыню саксов - Ирминсул, “столб неба”. Наконец, в 785 году крестился вождь язычников Видукинд. Карл Великий ввел смертную казнь за отказ от обращения в христианство и прочие проявления приверженности язычеству. Несмотря на репрессии, в 793 году саксы восстали. Итогом стала массовая депортация: по приказу Карла Великого из Саксонии был выслан каждый третий ее житель. Второе восстание саксов началось в 870 году. Оно оказалось более успешным - язычество на какое-то время вернуло утраченные позиции. Ожесточенные бои между старой и новой верой оказали косвенное влияние на формирование культа Дьявола. Пламенные проповеди монахов убеждающих вчерашних язычников, что их боги - бесы и порождения Дьявола не могли не дать своих всходов. Сакс или фриз был вынужден с этим согласиться, да и как тут не согласишься, коль проповедник использует столь внушительный богословский аргумент, как франкские мечи. Но и от отеческих богов тоже отказываться не хочется: во-первых, их тебе навязывают закованные в сталь грабители и убийцы, во-вторых - кто еще знает, как боги отомстят за это отречение. Через пару поколений люди уже более-менее христиане постепенно свыкнутся, что их “старые” боги - слуги Сатаны, а то и то или иное его воплощение. Но и это не будет значить, что с ними нельзя будет договориться. Отголоски этих представлений мы видим уже и через тысячу лет после описываемых событий, когда, к примеру, в своем “Великом катехизисе” Лютер корит тех, кто “вступает в сговор с Сатаной”, чтобы получить от него вдоволь денег и пособничество в любви, сохранении скотины или имущества. В 1566 году одна добропорядочная женщина поставила одну свечу Св. Михаилу за его благодеяния, а другую Дьяволу, чтобы он не причинял зла. В 1575 году один прихожанин из Оденбаха (в протестантской Германии), собрав отменный урожай, заявил, что это дело рук Дьявола. В следующем веке ученый П. де Ноблец обнаружил в Бретани культ пожертвований Лукавому, который якобы мог испортить урожай. После жатвы они оставляли часть собранной гречихи на обочине поля “для того, перед кем они в долгу”. В Шотландии существовал обычай доживший до XIX века: оставлять несжатыми участки полей, которые носили название “поле доброго человека”, то есть Дьявола. Любопытно, что в Скандинавии несжатые поля оставались для “коня Одина”, а на Руси - Велесу “на бородку”. Но тут есть и некоторая разница - если 27 Сатанинская хроника религиозное сознание шотландских крестьян прошло полный путь от языческого божества к Дьяволу, а в Швеции образы Одина и Дьявола постепенно сливались воедино (даже курган посвященный Одину назывался “Helvetesbacke” - “Адская гора”) то в России древний бог подземного мира был, в конце концов отождествлен… со святым Власием. Представления о Дьяволе помогающем собрать урожай берут свое начало в языческих культах плодородия с их непристойной с христианской точки зрения символикой и разгульными оргиями. Мы уже рассказывали об обрядах посвященных Дионису, но подобные же ритуалы существовали и у германцев (еще в XI веке христианский миссионер Адам Бременский возмущался оргиями, которые шведы посвящали богу Фрейру) и скорей всего, они без особого труда сливались с аналогичными культами галоримлян. В христианский период все эти обряды, так или иначе, были соотнесены с Сатаной. Однако было бы неправильно, как некоторые ученые нашего времени, возводить представлять дьявольские шабаши как некие искаженные версии древних культов плодородия. Наоборот, почитание сил Тьмы известное еще с незапамятных времен, вобрало в себя некоторые обряды посвященных божествам плодородия, которые христианство с его неприятием любых проявлений сексуальности никак не могло ассимилировать. Параллели между Темными богами различных традиций проступают буквально на каждом шагу. Уже упоминавшийся здесь бог Кернуннос являлся главой знаменитой Дикой охоты, точно также как и германский Один-Вотан. По древним легендам языческий бог во главе своего войска мертвецов скачет по небу, сопровождаемый сворой адских псов и злых духов. В христианские времена Дикую Охоту вполне ожидаемо возглавил Дьявол, как вариант, один из отрицательных библейских персонажей - царь Ирод или Каин. Но зачастую во главе Охоты мыслилось женское божество: в Германии и Нидерландах Хольда, которую сопоставляют со скандинавской Хель, богиней смерти. В иных случаях эта богиня буквально сливается с Одином-Воданом, образуя эдакое андрогинное божество под названием Фрау Воде. В Норвегии Дикую охоту также возглавляет существо неопределенного пола Гуро-рисса (параллельно с этим в Норвегии существовал и классический вариант легенды об Одине во главе Дикой Охоты). С этими варварскими легендами гармонично сочетаются и античные поверья о Гекате, которую, в Средние века стали называть Дианой. Этому есть два объяснения: во-первых, Диана и Геката как мы уже говорили, еще в античные времена считались ипостасью одной и той же Лунной богини, а во-вторых, для церковников не было особенной разницы, как называть беса. В период раннего Средневековья бродило множество историй об ордах летающих по ночам демонов и сопровождающих их мертвых душах. Считалось, что с ними была и Диана, и это укрепляло мнение о том, что смертные могут встретиться с ней ночью. Но в античности в сопровождении демонов, ведьм и душ мертвых, следовала как раз Геката. Так что становится очевидным, что священники, не особо утруждая себя различиями между обеими богинями, взяли просто то имя, которое было больше на слуху. “Не исключено также, что некоторые развратные женщины, соблазненные Дьяволом, иллюзиями и фантазиями демонов, ездят по ночам на различных животных с языческой богиней Дианой, и их сопровождают бесчисленные толпы женщин. В ночной тиши они пересекают огромные пространства, подчиняются Диане, как своей госпоже, и в определенные ночи призываются к ней на службу”. 28 Сатанинская хроника Этот отрывок из церковного уложения, называемого “Епископальным каноном” и написанного в IX веке, цитировался Бурхардом, епископом Вормским в 1020 году и позднее постоянно повторялся и комментировался различными авторами. Бурхард утверждает, что богиню эту называют также Иродиадой - виновницей смерти Иоанна Крестителя, и Хольдой, тевтонской богиней. В 1155 году Иоанн Солсберийский говорил, что некоторые бедные женщины и необразованные мужчины верят, что по ночам их призывает к себе Царица Ночи, или Иродиада, устраивающая пиры и празднества. Эти основанные на античных представлениях истории о Гекате, Диане, демонах и привидениях, высасывающих человеческую кровь, были широко распространены и пользовались общим доверием. Вера в Темную Богиню, сохранилась и в более поздние времена, когда верховное божество ведьмацких шабашей представлялось исключительно в мужском обличье. Так в начале XVI века считалось, что на сборищах итальянских ведьм председательствовала некая Синьора в золотом облачении. В начале XVII века баскские ведьмы выбирали Королеву шабаша, являвшуюся главной невестой Дьявола. В некоторых судах, проводившихся в Шотландии, упоминается Королева Эльфина, совокуплявшаяся с мужскими участниками шабаша. Богиня ведьм и посвященные ей обряды привнесли в средневековое ведьмовство полеты на шабаш, пиры и каннибализм, награды и наказания. Как и в античности, особое значение придавалось перекресткам как местам для заключения договоров с нечистой силой. Таков сюжет и истории о Теофиле ставшей классикой легенд о договоре с Дьяволом. Теофил был правоверным христианином и настоятелем в своей местной церкви, но группа коварных священнослужителей, невзлюбивших настоятеля, уговорила епископа отстранить его от дел. Теофил, решивший во что бы то ни стало вернуть себе свое положение, обратился за помощью к колдуну, который отвел его в полночь на перекресток. Там они повстречали толпу зловещих фигур в белых одеждах со свечами, фигуры эти издавали страшные крики и напоминали духов и демонов, сопровождавших по ночам Гекату. Но здесь нам необходимо сделать небольшое отступление и прояснить один момент весьма важный, на мой взгляд, для правильного понимания идеологии традиционного сатанизма. На первый взгляд наша концепция весьма схожа с идеями ЛаВея и других “безличностных сатанистов” считающих, что Сатаны как такового не существует, а есть лишь некоторый архетип, “концепт”, символизирующий определенные свойства человеческой психики. Как ехидно заметил один из “авторитетов” российского сатанизма, Варракс (Андрей Борцов): “Если заявляется, что Сатана есть как личность, и в нем объединены свойства Темных богов язычества, то он не может быть каким-либо из этих богов. При этом он никак не проявлялся именно “лично” в то время, когда языческие боги царствовали в мире - по крайней мере, о нем не было ничего известно. Спрашивается, откуда он взялся-то?”. Постараюсь разъяснить этот спорный момент. Идея о существовании двух более-менее равноправных начал, персонифицированных в образах двух божеств противостоящих друг к другу - это не белосветная идея. Эту мифологическую модель мы можем встретить практически в любой религиозной системе, даже самого неразвитого и примитивного племени. Так в мифе североамериканского индейского племени кахуилла бог Темайауит создает восточный свет, белую землю, подземные существа, а его брат Мукат - западный свет, черную землю, людей. В алтайской мифологии носитель злого начала Эрлик - брат существовавшего до сотворения неба и земли Ульгеня. Когда Ульгень создал Эрлика, тот нырнул за землей и принес ее, а Ульгень после этого создал сушу и людей. Когда Эрлик также сотворил народ, разгневанный Ульгень велел, чтобы он был черным и шел на запад, 29 Сатанинская хроника а сотворенный им самим белый народ шел на восток. Ирокезские Иоскега (Солнце) и Тавискарон (Луна) - выступают одновременно и как создатели всего полезного, и вредного, положительного (Иоскега) и отрицательное (Тавискарон) начала. Это разделение перешло и в более развитые языческие системы, например в египетскую мифологию, где с противоборством богов-соперников Гора и Сета связывается противопоставление неба и земли, земли и нижнего мира, правой и левой стороны, черного и красного цвета, рождения и зачатия, власти и силы, жизни и правления, бытия и становления. Весь мир - это пара: “небо - земля”, внутри “земли” различались “часть Гора” и “часть Сета”, “север” и “юг”, “две земли” и “два берега (Нила)”. Причины подобной двоичной классификации по-разному определяются историками, этнографами, психологами: одни считает, что социальным и культурно-историческим контекстом ранних дуалистических мифов, была организация общества, делившая каждое племя на две части (фратрии). Другие считают, что предпосылки возникновения дуалистических мифов коренятся и в особенностях человеческой психики, строении головного мозга (правое и левое полушарие), а то и вовсе в каких-то природных закономерностях. Теорий много, зачастую они дублируют друг друга, “налезают” одна на другую, объединяет же их исключительно стремление опровергнуть одну-единственную простую мысль: мифы о двух началах участвующих в создании мира являются отображением вполне реального устройства мира управляемого как минимум двумя “сверхличностями”, одновременно являющимися и принципами мироздания - проще говоря “богами”. Традиционный же сатанизм отвергая “научный догматизм”, считает такую идею вполне допустимой и берет ее на вооружение: принимая идею о существовании во Вселенной сверхчеловеческих личностных “нечто” интуитивное, искаженное восприятие которых человечеством и породило такое многообразие мифологических представлений на эту тему. Представления о двух враждующих (или, по крайней мере, оппозиционных) началах, с развитием религиозных представлений претерпевали изменения, но не исчезали вовсе. Иногда представление о дуалистичности мироздания формулировалось не как противопоставление двух “богов”, а как двух групп богов: индийских асуров и девов, скандинавских асов и йотунов, греческих титанов и олимпийцев. О том, какое понимание “достоверней” отображает те самые “нечто”, о которых мы говорили: “двух богов” или “многих богов против многих демонов”, мы пока не можем сказать ничего определенного. История развивается по спирали и каждый ее новый этап, на самом деле является лишь повторением предыдущего, но на ином, более высоком уровне. Развитие языческих представлений о божественном, выразившихся в многообразии богов и самых разных представлений о них - неизбежный и, в общем-то, необходимый этап в истории познания человеком высшего. Все грани и оттенки тех самых интуитивно познаваемых “нечто”, нашли свое отражение в язычестве. Однако зачастую, складывалось впечатление, что, говоря о разных “богах” люди оказывались в положении пяти слепцов, взявшихся с разных сторон за слона и пытавшихся описать его, держа в руках разные части его тела. Именно понимание этого, как мы считаем, и подтолкнуло человечество к созданию синкретических культов, в которых единственное божество объединяло в себе качества множества предшествующих ему богов. Объединение языческих божеств Тьмы, в образе Сатаны - не механическое соединение различных черт придуманных людьми божков, это новое понимание Темного божества - новое и в то же время древнее, воскресившее исконные представления о двух началах управляющих миром. Однако на это раз в этот образ вошло все то новое, что человечество успело узнать о Тьме, с того момента как первый примитивный дикарь с палкой-копалкой в руках начинал познавать мир и могучие силы, управляющие им. 30 Сатанинская хроника Темное божество, во множестве своих обличий представало глазам жителя Средневековья. Сама изначальная Тьма, переливающаяся множеством оттенков, перетекающая из одной своей ипостаси в другую приоткрывалась взорам людей во всем своем величии. Больше не было спасительной пелены языческих мифов и преданий, размывающих границу между Тьмой и Светом. Выбрав в свое время религию абсолютного Света, языческие народы неожиданно обнаружили, что заодно они столкнулись и с Владыкой абсолютной Тьмы, сплотившим под своим скипетром всех темных божеств язычества. Однако на изломе первого тысячелетия полуязыческое дьяволопоклонничество Темных Веков существовало не как альтернативная христианству целостная картина мира, а лишь как отдельные пережитки, традиции и культы, не составлявшие сплоченного и сильного мировоззрения. Люди поклонялись Дьяволу ради того, чтобы, получить для себя какуюлибо выгоду, либо чтобы он “не делал зла”. Народы того времени были еще слишком языческими, чтобы разработать и осмыслить концепцию сотрудничества с Темным божеством не только за различные блага, но и как служение высшей силе, власть которой необходимо в перспективе установить во всем мире. Это стало возможным только в следующем тысячелетии с появлением дуалистических ересей, инквизиции и началом “Охоты на ведьм”. Глава V Катары и католики - минус на минус дал плюс IX-XI века стали особым временем для Запада. Именно в этот период почти вся Европа была обращена в христианство. В девятом веке крестилась Чехия. Последние языческие королевства - Венгрия, Польша, Норвегия, Дания крестились в конце X - начале XI веков, правда, в них первое время вспыхивали языческие восстания. Чуть больше задержалась с крещением Швеция, где в течение XI века все еще правили языческие короли. Оставались пока верны богам предков Прибалтика и Финляндия, все еще приносили жертвы Чернобогу и Свентовиту славяне южного берега Балтийского моря. Но их участь была уже практически решена - с этого времени откровенное язычество как религиозная альтернатива христианству практически исчезает, превращаясь в курьез, в исторический реликт. В то же время старые языческие символы и образы остаются в мировоззрении средневекового человека, приспосабливаясь к новой картине мира (в том числе и по линии: противостояние бог-Сатана). Впрочем, это происходило по схеме уже указанной в предыдущей главе и ничего принципиально нового в сатанизм не внесло - та же схема дьяволизации языческих богов. С этого момента христианство ведет исключительно “внутрипартийную борьбу” - католичества с единородной православной церковью, подчинившей своему влиянию значительную часть Восточной Европы, а также с всевозможными ересями, плодившимися на Западе, как грибы после дождя. Их появление было более чем ожидаемым, особенно если учесть общий нравственный и интеллектуальный уровень тогдашнего католического духовенства. Особо удручал “облико морале” духовенства в самого сердца западного христианства - папского Рима. Еще в девятом веке “святой престол” лишился поддержки империи Карла Великого после смерти этого правителя его потомки растащили империю на отдельные владения, у которых хватало как внутренних, так и внешних проблем. Папское государство попало под власть римских аристократических семей восстановивших сенат и звание патриция. Римские аристократические партии, соперничали друг с другом за утверждение своей власти над папством. Церковная дисциплина ослабла, папский двор стал местом распутства, убийств и интриг, церковный сан оказался предметом купли-продажи. 31 Сатанинская хроника Светская власть пап, становившаяся все более номинальной, вновь ограничилась лишь двумя римскими провинциями. Хотя подробное описание нравов папского двора и не входит в задачи этого исследования, все же я не могу отказать себе в удовольствии описать некоторые наиболее смачные моменты из жизни “святого престола” в средние века. Чего стоит, к примеру, так называемый “трупный собор” прошедший в 880-890-х годах. Папы тогда находились под перекрестным огнем маркграфа фриульского Беренгара и герцога сполетского Гвидо, соперничавших между собой. Папа Стефан V (IV) (885-891) был креатурой герцогов Сполето, после его смерти на папский престол, вступил Формоз, который он занимал с 891 по 896 год. Стремясь освободиться от рабской зависимости от сполетских герцогов, Формоз (кстати, не только честолюбец, но и умный, образованный дипломат) вступил в союз с германским королем Арнульфом. Тем самым он навлек на себя неукротимую ненависть главы сполетанской партии, вдовы скончавшегося Гвидо Агильтруды. Однако Формоз скончался в 896 году, и таким образом сполетанцы вернули в Риме власть себе. Новый папа Стефан VI (896-897 годы) унизился до такой степени, что стал орудием мести Агильтруды. В 896 или 897 году в одной из римских церквей состоялось заседание собора, и над трупом скончавшегося за 8-9 месяцев до того Формоза был вынесен приговор. Труп одетого в полное епископское облачение Формоза посадили на папский трон, будто живого. Затем против него был организован настоящий судебный процесс: с обвинителями, защитником, судебными речами. Самое серьезное обвинение, предъявленное ему, состояло в следующем: смена епископской кафедры в Порто на римскую, хотя подобный прецедент уже существовал. Однако осуждение Формоза показалось недостаточным для жаждавших мести сполетанцев, труп бывшего папы подвергли поруганию: с него сорвали одежду высшего иерарха и переодели в светское платье в знак того, что он исторгнут из священнического сословия. Затем из-за якобы ложной клятвы у него отрубили три пальца на правой руке (которыми он совершал благословение). Обезображенный и оскверненный труп Формоза вытащили из церкви и как закоснелого злодея закопали в землю, однако папе Стефану и этого показалось мало, труп был выкопан из земли и сброшен в Тибр. Стефан VI впрочем, тоже не смог избежать своей судьбы: уже в 897 году против него вспыхнул мятеж, его схватили, свергли с папского престола и задушили в тюрьме. С 897 по 903 год на папском престоле побывало шесть пап, почти все они умерли насильственной смертью. Дальше стало еще веселее. Период с X до середины XI века - время наибольшей слабости папства. Оно стало игрушкой в руках феодальных клик в Италии. В это время за папский престол нередко боролись одновременно два-три претендента, каждый из которых провозглашал себя папой. Местные властители Италии с помощью родственных связей старались стабилизировать, упрочить свое положение. Наилучшим средством для этого оказались видные члены семей по женской линии. В их орбиту вовлекались и папы, не способные устоять перед женщинами. В самом начале Х века власть в Риме захватило в свои руки семейство бывшего папского казначея, а затем консула по имени Теофилакт. Во времена правления папы Сергия III (904-911 годы) эта семья, главным образом благодаря своим красивейшим женщинам, имела большое влияние на папский престол. Жена Теофилакта Теодора, а также две ее дочери, Марозия и Теодора Младшая были по своему выдающимися женщинами, благодаря которым этот период в истории папства назывался “порнократией” или “владычеством шлюх”. Теодора Старшая, в частности, сделала папой Иоанном Х (914-928 годы) архиепископа Равеннского. Папа Иоанн Х был скорее деятельным воином-политиком, чем первосвященником, он лично руководил военными действиями против сарацин и во время битвы сам возглавлял войска. Марозия находилась в любовной связи с папой Сергием III. После него она стала женой могущественного сполетского маркграфа, а после его смерти вышла замуж за тосканского маркграфа. Она 32 Сатанинская хроника приняла римский титул патриция и сенатора, и вся полнота власти в городе оказалась в ее руках. Ставшего на ее пути папу Иоанна Х она велела убить, а затем после двух пап, которых постигла та же участь, что и Иоанна X, возвела на папский престол под именем Иоанна XI (931-935 годы) восемнадцатилетнего сына, родившегося от внебрачной связи с Сергием III. То, что рассказывали о нем послы, направленные римлянами к императору Оттону I с жалобой, заставило бы наполниться гордостью сердце любого “правоверного сатаниста”. “Это Дьявол! - рассказывали они - И, как Дьявол, ненавидит создателя. Он оскверняет святыню, он невоздержан, для него не существует справедливости. Он окружен женщинами, ради обладания которыми идет на святотатство и убийство. Он насильник и кровосмеситель. Все честные римлянки - девушки, замужние женщины и вдовы - бегут из Рима, чтобы не стать его жертвами. Латеранский дворец, в прошлом неприкосновенная святыня, превращен им в публичный дом. Среди других женщин там содержится и бывшая наложница его отца, ставшая теперь его любовницей. Выслушав эти обвинения, император распорядился созвать специальный собор, на котором самые видные церковники должны были обсудить поведение молодого папы. На соборе присутствовало много итальянских, немецких и французских служителей церкви. Сначала против папы выдвинули “незначительные” обвинения. Его обвинили в том, что он никогда не осеняет себя крестом, что он появляется перед верующими в военных доспехах, что часто с подозрительными компаниями отправляется на охоту, что он всегда сквернословит, играет в карты и просит языческих богов Зевса и Афродиту помочь ему выиграть. Затем появились обвинения более серьезные. Так, его обвиняли в том, что он пил за здоровье сатаны (и ссылались на свидетелей, присутствовавших при этом). Обвиняли его также в продаже церковных должностей и установлении определенной платы за возведение в сан. Рассказывали, что папа за деньги посвятил в сан епископа десятилетнего мальчика. Был зачитан список женщин, с которыми он состоял в связи, среди них были и родственницы папы. Упоминалось также убийство одного из кардиналов. По приказу Иоанна XII ему отрубили нос, уши, руки, ноги, и он умер в страшных мучениях. Летописцы писали, что и епископы, и священники, и люди из народа клялись, что готовы вечно гореть в геенне огненной, если они хоть что-то преувеличили. Собор подтвердил все эти обвинения и постановил низложить папу. На его место (по указанию императора) был “избран” светский человек, имперский рыцарь, севший на престол под именем Льва VIII. Правда, западная церковь до сих пор не признает законным его избрание и считает антипапой, а Иоанна XII - папой законным. Оттон покинул Италию, и притихший было Иоанн XII снова ворвался в Рим и занял папский престол. Он жестоко отомстил всем своим противникам. Льву VIII отрезали язык, нос, отрубили пальцы. Кардиналу Джованни отрубили руку, а епископа нантского отстегали хлыстами. Иоанн XII созвал новый собор, на котором предыдущий собор был объявлен “сборищем продажных тварей”, а папа Лев VIII - “раскольником”, “изменником”, “узурпатором святого престола”. К имени же Иоанна собор прибавил эпитеты “пресвятейший”, “блаженный”, “почтеннейший”, “добрейший”. Это не продлило жизнь Иоанну. Вскоре он умер при не совсем обычных обстоятельствах. В последнее время он состоял в связи с одной красивой римлянкой. Муж ее, узнав об этом, подкараулил папу и так избил, что тот умер через неделю. Следующий папа, Бенедикт VI, как и многие его предшественники, был брошен в тюрьму и убит там, его место занял диакон Франко под именем Бонифация VII. Но беспорядки, вспыхнувшие в Риме, заставили его бежать в Константинополь, причем он не забыл захватить с собой сокровища святого престола. Через десять лет Бонифацию удалось возвратиться в Рим, арестовать сидевшего на престоле Иоанна XIV и заточить его в тюрьму, где тот и умер голодной смертью. Но и сам Бонифаций через год погиб. Римляне, ненавидевшие Бонифация VII за его ненасытную алчность, в день 33 Сатанинская хроника похорон набросились на его труп, пинали его ногами, кололи ножами, протащили по земле до Капитолия и перед памятником Марку Аврелию растерзали на куски. Священники собрали потом эти куски и торжественно похоронили. Лишь с воцарением на папском престоле папы Льва IX и, за ним, знаменитого реформатора Григория VII, католическая церковь начала свое медленное и мучительное оздоровление, то есть, соблюдение хотя бы внешних приличий. Понятно, что организованно вести в таких условиях борьбу с ересями церкви было трудно, и что такая обстановка внутри самой церкви способствовала росту ересей, утверждавших, что церковь искажает истинное христианство и подчиняться церкви необязательно. Потребность в реформах и очищении церкви нарастала, и когда часть умеренных реформаторов в рамках так называемой Клюнийской реформы пришла к власти (их лидером стал как раз Григорий VII), то наряду с введением строгих монастырских уставов, тайны исповеди и очищением своих рядов церковь стала и более нетерпимой и активной в борьбе с присутствующими в обществе нехристианскими тенденциями. Предпосылок же для возникновения ересей было предостаточно и без столь откровенного разложения духовенства. В самой структуре феодального общества в Европе в то время проходил ряд важнейших изменений. В Х веке произошло разделение труда между деревней и городом, между промышленностью и сельским хозяйством, в городах вновь оживилось товарное производство, начала развиваться торговля. Опираясь на свою экономическую власть, города Северной Италии во второй половине Х века впервые сделали попытку освободиться от власти своих феодалов-сюзеренов (церковных и светских). Органом формирующегося самоуправления стала коммуна. Движение коммун переплелось с ересью, что придало идеологическую окраску мышлению этого периода, реализуемого в религиозных рамках и освящающего борьбу формирующейся буржуазии за свободу. Горожане были знакомы с властью феодалов в первую очередь через епископов (ибо епископ был их феодальным господином), таким образом, их ненависть была обращена и на епископа. В этом объяснение того, что антифеодальная борьба европейской буржуазии проявилась в религиозной форме, в виде еретических движений, и на протяжении столетий, развиваясь в рамках религиозного мышления, до конца сохраняла антицерковный характер. Начавшись с северной Италии этот процесс начал распространяться по всей Европе. Особенно бурно он протекал в Южной Франции, где в XI веке зародилась интересующая нас ересь, а именно ересь катаров. Именно это учение, по нашему мнению, подстегнуло развитие сатанизма. Отправной точкой стал катарский дуализм - учение о том, что мире существуют два начала, грубо говоря, два бога - бог Тьмы и бог Света. Причем первый, олицетворяет собой все материальное, да и считается собственно творцом всего мира (почему его отождествляли порой с ветхозаветным Яхве). Однако прежде чем прослеживать связи между катаризмом и культом Дьявола, я считаю нужным проследить историю возникновения дуалистических ересей вообще. Их истоки видят в гностицизме - околохристианской религиозной системе возникшей в поздней античности и широко распространившемся в первые века нашей эры. В гностицизме существовало множество течений, но его основополагающей мыслью было четкое различение бога Ветхого и Нового завета как двух противоположных существ. Бог Ветхого завета рассматривался как существо, враждебное человечеству, заключившее духовные начала, посланные высшим добрым божеством в темницы созданной им материи. Отсюда шло презрение к видимому, материальному миру, презрение к телу и крайний аскетизм. В то же время некоторые из гностиков говорили о чувстве горделивого превосходства духа над материей, что чувственность должна быть побеждена через 34 Сатанинская хроника удовлетворение ее наслаждениями: нет ничего такого, что могло бы связать дух или победить его. Запомним этот момент, он станет немаловажным для дальнейшего раскрытия эволюции культа Дьявола. Дуализм гностицизма развил персидский пророк Мани, от имени которого возникло религиозное учение - манихейство - составленное из вавилонско-халдейских, иудейских, христианских, иранских (зороастризм) и гностических представлений. В этом учении постулизируется извечное противостояние добра и зла, света и тьмы. В результате смешения обоих элементов и произошел наш мир, в котором материя оказалась порождением тьмы, а духовные начала - света. Это смешение манихеи называли “демоническим обольщением”, когда частицы божественной субстанции, света, были похищены демонами и использованы князем тьмы для сотворения земли с небом и всеми животными и растительными организмами и неодушевленными сущностями, наполняющими ее. Однако до Адама и его потомства дошел божественный призыв освободить частицы света, заключенные в них самих, и тем самым способствовать процессу высвобождения светлой субстанции, заточенной в видимом космосе, и возвращения ее в царство света. Конец мира настанет тогда, когда произойдет окончательное высвобождение частиц света из оков тьмы и окончательное обособление двух царств. Сам Мани не в коем случае не противопоставлял себя христианству: в своих посланиях именовавший себя “апостолом Иисуса”, он рассматривал христианство как важнейший источник религиозного вдохновения и видел в нем оправдание своей миссии по спасению мира. Но сами христиане относились к такому учению резко отрицательно как подрывающему сами основы их учения круто замешанном на иудейском Ветхом Завете, где мир как никак творит тот самый бог, который и считается собственно родителем их спасителя. Практически все “отцы церкви” выступали решительным осуждением манихейства, на него обрушивались ожесточенные гонения властей. Тем не менее, манихейство в различных обличьях продолжало пускать многочисленные боковые побеги прораставшие то тут то там - массалитов Армении, павликан Малой Азии. Их учение в свое время попало на Балканы и, смешавшись с местными дуалистическими легендами (берущими начало еще в язычестве), породило движение богомилов. Подобно гностикам, богомилы верили в двух богов - Высшего Отца и двух его сынов, из которых младший владеет небесным, духовным, а старший - земным, телесным. Старший сын, идентичный, по-видимому, гностическому демиургу (Яхве), у богомилов прямо назван Сатанаилом. Именно Сатанаил сотворил моря и океаны, создал растения и животных. Он же сотворил и тело Адама, но дать ему живую душу не смог. Вот почему он обратился с просьбой к Отцу, чтобы тот послал божественное дыхание для оживления человека. При этом он говорил, что он будет властвовать над телесной природой человека, а Отец над духовной и что человек своей духовной природой заменит Отцу падших ангелов. Однако затем Сатанаил решил совсем покорить себе род человеческий. Для этого он вошел в Змея, соблазнил Еву и произвел от нее Каина и его сестру Каломену. Богомилы отрицали все церковные таинства, отрицали святость икон, а крест считали достойным проклятия, ибо он послужил орудием мучительной казни Христа. Они отвергали также и все молитвы, кроме “Отче наш”, которую следовало произносить четырежды днем и четырежды ночью. Богомилы не ели мясного, не пили вина, не признавали брака. Их община была сообществом равных. Адепты, без различия пола, взаимно исповедовались и отпускали друг другу грехи. Богомилы клеймили богачей и призывали народ к пассивному неповиновению властям. Успехи движения богомилов можно объяснить оскорбленным религиозным чувством верующих, связанным с церковной роскошью и разложением духовенства, а также ненавистью болгарских крестьян, нищих и бесправных, к землевладельцам, тем более, византийским ставленникам (Болгария в то время была под властью Восточной римской империи). В то же время богомильство приходилось по душе и части болгарской знати, тяготившейся византийским владычеством. 35 Сатанинская хроника Через Болгарию учение богомилов распространялось дальше на запад. В Боснии оно даже стало своего рода государственной религией. Богословские диспуты привели к расколу движения. Традиционные богомилы, для которых Сатана оставался падшим сыном Божьим, сохранили наименование “болгар”. Более радикальные дуалисты признававшие Сатану всемогущим и вечным божеством, объединились в драговицкую церковь (по названию селения на границе Фракии с Македонией). Несмотря на то, что “драговчане” исповедовали абсолютный дуализм, а “болгары” - ограниченный, секты проявляли взаимную терпимость. Смешиваясь, эти два понимания закладывали основы для дальнейшего развития культа Сатаны, где представление о равенстве бога и Сатаны сливались с идеями о его восстании и падении. Из всего этого вполне логичен вывод о том, что изгнание Сатаны - временное и несправедливое, что он однажды восстанет, чтобы окончательно свергнуть бога и станет царствовать вечно. Впрочем, эта идея появится гораздо позже и значительно западнее. Уже в начале XII века, избегая гонений, богомилы начали переселяться на север Балкан, а их проповедники направились в Далмацию, Францию, Италию. В Орлеане они обратили часть знати и духовенства, включая советника короля Роберта и духовника королевы. Проповедники учили всем основным воззрениям богомилов: Бог - не творец мира, плоть греховна, брак, крещение, причастие, исповедь - тщетны, Святой Дух, передающийся адепту посредством возложения рук, его очищает, освящает и так далее. Король разоблачил секту, судил и покарал еретиков. Они были сожжены 28 декабря 1022 года. Это была первая “огненная казнь” на Западе. Однако движение ширилось. Основанная в Италии церковь катаров направляла миссионеров в Прованс, Лангедок, рейнские земли и на запад до Пиренеев. В основном, проповедью нового учения занимались ткачи. Общины Прованса разделялись на четыре епархии. Видимо, в 1167 году неподалеку от Тулузы состоялся собор, на котором богомильскому Константинопольскому епископу удалось внушить наиболее радикальный дуализм ломбардским и южнофранцузскнм сектантам. Это “классическая” версия происхождения катарства. Правда в настоящее время большинство ученых отвергают его манихейское происхождение и считают катаризм неортодоксальным христианским мировоззрением, возможно испытавшим влияние восточных представлений, но в целом являющимся органической частью именно западной духовной культуры. Эти исследователи подчеркивают многочисленные общие черты, присущие как катаризму, так и в целом европейской культуре в ХІ-ХІІ столетиях. Тем не менее, связь катаров с богомилами по-прежнему представляется очевидной. Есть сведения о том, что около 1170 года Ницетас (Никита или Никвинта), богомильский епископ из Константинополя, совершил поездку в Западную Европу, целью которой было помочь общинам катаров и поделиться опытом восточных церквей, укоренившихся в Византийской империи. Вначале он посещает Ломбардию, затем по приглашению Тулузской катарской церкви отправляется в Лангедок, где руководит общим собранием западноевропейских еретических церквей в Сан-Фелис. Катары (альбигойцы) полагали, что их религия воплощала порядок и верования первоначальной церкви. Наименование “катары” (что по-гречески значит “чистые”) распространили авторы XIX века. Название же “альбигойские еретики” впервые появилось в окружении Бернара Клервоского, проповедовавшего в городах Тулузе и Альби в 1145 году. Сами еретики ни альбигойцами, ни катарами себя не называли, свято веря в то, что они и есть доподлинные христиане. Католическую же церковь со всеми ее пороками, стремлением папства к богатству и политической власти, отступлением религиозной практики от евангельских идеалов “апостольской бедности”, катары называли не иначе как “Синагогой Сатаны”. Отношение к катарам со стороны римских 36 Сатанинская хроника иерархов было абсолютно взаимным, однако поначалу преследования были эпизодическими. Пока осуждение еретиков было делом епископских судов, Церковь колебалась в выборе методов репрессий, все еще прибегая к проповедям и публичным диспутам. В начале XII века, будущий святой Доминик Гусман пытался бороться с ересью. По его инициативе Иннокентий III учредил “нищенствующий” орден доминиканцев. Однако им, как и папским легатам, прежде, не удалось воспрепятствовать распространению учения катаров. В итоге терпение Ватикана лопнуло, и в ноябре 1207 года Иннокентий III провозгласил Крестовый поход против альбигойцев, обращаясь в первую очередь к суверенам Севера: герцогу Бургундскому, графам Барскому, Неверскому, Шампанскому и Блуа, которых соблазнил обещанием, в случае победы, передать им во владение имущество альбигойской знати. Французского короля, в свою очередь, прельщала возможность подчинить себе Юг, где процветал сепаратизм местных аристократов. Первый поход продолжался с 1208-1209 годов по 1229 год, однако не достиг окончательного успеха, и война длилась еще долгие годы. Церковь катаров прекратила свое существование лишь в 1330 году. Для крестового похода против альбигойцев характерны жестокие расправы с мирным населением, примером чему может служить истребление всего населения г. Безье - около 20 тысяч человек без разбора пола, возраста и вероисповедания. Именно там была произнесена знаменитая фраза: “Убивайте всех, бог на небе узнает своих”. Там же загорелись костры, где сжигали еретиков: в Минерве (140 сожженных в 1210 году), Лаворе (400 сожженых в 1211 году). Наконец в 1233 году была создана инквизиция. Что же такого страшного было в учении, для уничтожения которого потребовались такие “сильнодействующие средства”? Как мы уже говорили, учение катаров было в целом вполне христианским. Экстремизм их идеологии фактически продолжал одну из многих идеологических линий Священного писания христиан, а именно тему основополагающего космического дуализма, финальной борьбы сил Добра и Зла, наиболее остро заявленную в последней книге Нового Завета - Апокалипсисе, или Откровении Иоанна Богослова. Для определения своей позиции катары брали слова апостола Иоанна: “Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле” (1 Ин, 5, 19), что мир подчинен злу и управляется насилием, что на всем земном с неизбежностью лежит печать Сатаны, и ничего поправить нельзя (как и у богомилов умеренные дуалисты среди катаров считали, что дух зла создан богом, а абсолютные дуалисты, что он был изначально как равная с богом сила). Бесконечно злому миру противостоят бесконечно добрый Господь и созданные им души. Катары не верили ни в ад, ни в рай, ни в воскресение из мертвых, ни в Страшный суд. Точнее сказать, адом для них была земная жизнь, и в этом смысле они весьма оригинально пересказали христианский миф об отпадении ангелов. Совращенная князем тьмы часть небесных духов низверглась с небес на землю в мучительный кошмар плотского существования, потому как тот лукаво посулил им “женскую любовь и власть над другими, а также обещал сделать их королями, графами и императорами”. Эти небесные духи и стали душами людей и всех животных, которые вынашивают детенышей во чреве. Несчастье падших с неба душ заключается в том, что они не могут вернуться к Богу и вынуждены без конца переселяться из одного земного тела в другое, томясь в этом аду. Вера катаров служила, по их мнению, как раз тому, чтобы пресечь это томление и помочь человеку умереть раз и навсегда. Следуя вероучению катаров, душа после смерти тела уже никуда не переселяется, а ускользает из скорбной земной юдоли и возносится обратно на небеса. Уверовав в правильном направлении, на это может рассчитывать каждый. Будучи творением благого божества, всякая душа добра и равна в ряду других душ. Погубить ее не получится. В конечном итоге человечество придет к тому, что спасутся все души, даже пребывающие в телах инквизиторов: они родятся вновь и станут катарами. 37 Сатанинская хроника Сами катары совсем не были дьяволопоклонниками, наоборот, они сильнее католиков ненавидели Сатану. Но вот почву для сатанизма катары подготовили изрядно. Если именно Дьявол властвует над материальным миром здесь и сейчас если везде и во всем в этом мире проступает злая воля Сатаны, не лучше ли простому человеку склониться перед ним. Если тебя вдруг убедили, что ветхозаветный бог, которому ты привык поклоняться всю жизнь и которого, будучи христианином, ты чтил - это ни много, ни мало Дьявол, тебе ничего не остается, как признать, что ты поклоняешься Сатане. Но это совсем не обязательно предполагает, что ты теперь бросишь все и пойдешь за катарами: ты можешь и продолжать поклоняться, как раньше, но, уже помня, что ты поклоняешься Дьяволу. Тем более что если все спасутся рано или поздно - нет особой разницы кому служить на земле - доброму или злому богу. Не будет ни Страшного суда, ни вечных мук грешников в аду. Разве что, погрязнув в материальном, ты слишком задержишься здесь, но вряд ли даже крестьянам и ремесленникам был так уже омерзителен мир. Все материальное на земле от Дьявола - и хорошее и плохое, значит для того, чтобы обустроить свою жизнь на земле без его помощи не обойтись. Что до аристократии, то ей был еще большей резон благодарить Дьявола за свое положение, ведь получалось, что Сатана, по крайней мере, для них выполнил свое обещание. Пусть королями и императорами они пока не стали, но живут-то они неплохо - и за это опять-таки спасибо Сатане, благодаря которому они получают “женскую любовь и власть над другими”. Таким образом, в учении катаров был уже изначально заложен некий моральный релятивизм. Члены секты делились на получивших “утешение” и еще не получивших. Первых было немного, и они исполняли роль, приблизительно соответствующую роли католических пастырей. Только “законченные” и “добрые люди” могли произвести над верующим описанный обряд. Вторые откладывали “утешение” до последней минуты и делались “добрыми” на смертном одре. Главное после такого - не начать выздоравливать (в этом случае больной должен был уморить себя голодом.) А в целом, до смертного одра никакая религиозная мораль верующего не связывала. Раз мир так безнадежно плох, никакой поступок не будет хуже другого. Один крестьянин на допросе инквизиции рассказывал, как он ходил к “добрым людям” спросить о том, можно ли есть мясо, когда у католиков бывает пост? Ему объяснили, что в принципе в постные и скоромные дни мясная пища оскверняет рот одинаково. “Но вам нечего беспокоиться” - сказали божьи люди. “Раз в нашей секте доброму человеку ничего нельзя, то тому, кто несовершенен, все можно” - сказал себе крестьянин. Для нас же важность дуалистических ересей заключается, прежде всего, в том, что они стали своеобразной ловушкой для белосветничества угодившего в собственную паутину. Христианство с самого начала выступало за приоритет духовного над материальным, за большую важность загробной жизни по сравнению с земной. Но сама жизнь расставила все по своим местам - церковники не только не смогли соответствовать декларируемым идеалам, но напротив: настолько погрузились в “плотские наслаждения”, что переплюнули всех возможных язычников. Реакцией на это стало новое белосветное учение доведшее противостояние духовного и материального до логического предела до той ступени, где оно уже стало граничить с маразмом. И то, что это учение доведенное до предела обратилось в свою противоположность - культ Дьявола, было более чем оправдано. Одно белосветное мировоззрение наложилось на другое и в итоге открыло “второе дыхание” демоническим культам язычества, породив поклонение Дьяволу. Это была великолепная месть Темного бога, использовавшего против врага его же оружие, “военная хитрость” достойная самых хитрых обманщиков из богов язычества - Гермеса и Локи. Когда-то дуализм был оружием белосветников направленным против языческих демонических культов, сейчас же это оружие оказалось в руках поклонников Дьявола. 38 Сатанинская хроника О взаимовлиянии язычества и дуалистических ересей хочется сказать особо. Еще богомилы отождествляли “Сатанаила” с богами язычества. Это видно, к примеру, из старой сербской сказки о Дабоге (Сербия, как и все Балканы, испытала изрядное влияние богомильского учения): “Био Дабог цар на земльи, а господ Бог на небесима. Па се погоде: грешне душе льуди да иду Дабогу, а праведне душе Господу Богу на небеса”. Дабог - это славянское божество, по всей видимости, идентичное Даждьбогу киевской Руси. Здесь же он прямо назван царем всей земли, в противоположность “небесному”, высшему богу. И опять же мы видим что “богом земли” выступает здесь именно податель благ - еще один пример дьяволизации культов плодородия. Дуалистическая ересь как бы легитимировала обращение язычника к его старым богам - к тому времени уже изрядно демонизированных церковью. Развитие культа Дьявола на базе исключительно дуалистических сект было бы невозможным, если бы отсутствовала устойчивая магическая практика в народной религиозности, в свою очередь дуализм катаров стимулировал усиление элементов культа Дьявола в народном колдовстве. Еретические воззрения стали только формой или оболочкой, в которую обильно вливались языческие взгляды о темных богах и духах, переиначенные на христианский лад. Таким образом, Сатанизм устанавливался как своеобразный синтез идей язычества, ортодоксального христианства и дуалистических ересей. От последних были взяты следующие постулаты: Дьявол есть истинный творец всего мира, податель материальных благ и плотских наслаждений во всем их разнообразии, истинный защитник человечества. Церковная мораль - пустая химера следовать которой вредно и бессмысленно. Отрицание катарами католической церкви закономерно вылилось в глумление над христианскими обрядами и символами - все это войдет в зарождающийся сатанизм. Крестовый же поход против катаров должен был лишний раз убедить всех еретиков в могуществе “Бога зла”. С другой стороны и католичество привнесло ряд идей, воспринятых тогдашними дьяволопоклонниками: о восстании Сатаны, его поражении и низвержении в Ад, о его вечных кознях против католической церкви представляющей “интересы бога” здесь на земле. Де-факто католическое представление о Дьяволе оказалось не так уж и далеко от катарского. Аббат Рикальм заявляет: “Дьяволов в воздухе, что пылинок в солнечном луче, более того, самый воздух есть род дьявольского раствора, в котором утоплен человек. В каждой складке жизни сидит демон. Дьявол ревет в ветре, пылает в пламени, чернеет во мраке, воет в волке, каркает в вороне, шипит в змее, прячется в плоде, в цветке, в песчинке”. Обе концепции - еретическая и ортодоксальная слились воедино в средневековом сатанизме описывающего примерно такую картину мира: Сатана по силе как минимум равен богу, его поражение временно и проходящее, настанет время, когда он восстанет снова и одержит окончательную победу над богом, а его преданные сторонники вкусят плоды его власти над миром. Переход к этой идее был, по-видимому, еще легче оттого, что подобные представления в изобилии присутствовали и в язычестве - как в античном (Тифон, Прометей), так и варварском (Локи со всем его потомством, Нидхегг, великаны и мертвецы которые вступят в схватку с небесными богами во время Рагнарека). По сути, сатанизм возродил все эти представления, только на качественно ином уровне - с уже достаточно разработанным культом и множеством поклонников. Кроме того, язычество почти полностью передало сатанизму свою ритуальную и магическую практику вызывание демонов, оргии, порча людей и скота, кровавые жертвоприношения - все это уже было в демонических культах античности, получившим благодаря катарству и богомильству новую трактовку, более подходящую в условиях нового времени. Оттуда же были взяты и представления о полуживотном облике Дьявола - чуть ли не прямое заимствование от звероподобных богов вроде Пана или Кернунноса. Не было новым и 39 Сатанинская хроника представление о том, что к Сатане и его демонам можно взывать, чтобы получить помощь в своих земных делах. Разве что глумление над христианскими святынями стало тем новшеством, которое, к сожалению, не могло не возникнуть в тех условиях, при которых начинал свое становление культа Дьявола. Сатанизм как прямой приемник демонических культов язычества был вынужден с самого начала вступить в неравную борьбу с белосветной махиной католической церкви, а позже - и других христианских церквей. Это же обстоятельство предопределило и тот момент, что в течение нескольких веков сатанизм рассматривался, прежде всего, как антипод христианству. Самодостаточность сатанизма как полноценного приемника языческого поклонения темным богам стала ясна гораздо позже. Глава VI Шабаш - везде шабаш В 1244 году пал Монсегюр - последний замок катаров, около двухсот монахов и монахинь, а также около двадцати светских людей, добровольно присоединившихся к еретикам, были сожжены вместе со своими епископами. Еще почти век понадобился инквизиции для того, чтобы окончательно искоренить катарское движение. В 1321 году был выдан и сожжен епископом Нарбоны последний из катарских вожаков - Гийом Белибаст. Это событие считается концом катарских церквей, после которой католицизм мог праздновать победу над одним из своих самых упорных и последовательных противников. Но по прошествии всего лишь полутора веков папский престол вдруг обнаружил, что на смену белосветной ереси пришла совсем другая идеология - враждебная христианству в самых ее основах. В отличие от катаров последователи не стремились к возвращению к “евангельской чистоте” первоначального христианства, не было им дело и до упадков нравов в католическом клире, распущенности и лицемерия церковных иерархов. Не белый цвет лицемерных учений был целью их устремлений, но кромешный мрак, одновременно пугающий и притягивающий своей языческой первозданностью. Как несложно догадаться речь пойдет о столь сложном и породившем такое множество различных точек зрения явлении как “ведьмовство”. До XIII века число преследований за колдовство в Европе было сравнительно невелико. Сама по себе магия не считалась “злой” или дьявольской наукой, особенно в язычестве, разумеется, до тех пор, пока эта самая магия не наносила прямого ущерба жизни или имуществу рядовых граждан или, что еще хуже - правителям и знати. Вредоносная, она же черная магия наказывалась по всей строгости в любом обществе, пусть даже сколь угодно языческом. Основы отношения к колдовству светской власти в раннесредневековой Европе следует искать, безусловно, в римском праве, в кодексах Феодосия и Юстиниана. А римское право игнорировало магию, пока она не влекла за собой причинение конкретного ущерба людям или имуществу. В последнем случае магия квалифицировалась как преступное деяние, причем уголовное, и маг или колдун, как и всякий преступник, подлежал наказанию, при этом для определения наказания важен был более конечный результат вреда, чем-то, как именно вред этот был нанесен - физически или магически. Вестготский король Аларих II в своем “Бревиарии” следует здесь за римлянами: преступление такого рода находится в его кодексе под юрисдикцией государства, а не церкви, и часто карается сурово, вплоть до смерти колдуна, но не из-за самого факта колдовства, а исключительно в связи с тяжестью преступления и причиненным вредом. Обычно же уложения о наказаниях VII-IX веков рекомендовали по отношению к уличенным в “малефициуме” (если содеянное не привело к серьезным 40 Сатанинская хроника материальным последствиям, по мнению судебных властей), заклинаниях и идолопоклонстве лишь наложение церковной епитимьи на 1-3 года. Первое упоминание о возможности пыток при допросах колдунов есть только в капитулярии Карла Великого 805 года, но и оно сопровождается специальной оговоркой, что пытки не должны принимать характер бессмысленной жестокости, должны использоваться только в крайних случаях и (под угрозой наказания в случае нарушения!) ни в коем случае не должны приводить к смерти колдуна). Чаще всего ведьм преследовали и убивали как раз не власть, духовная или светская, а самые что ни на есть простые люди, следующие суевериям еще языческих времен. Более того, законодательство раннего средневековья боролось с самой “охотой на ведьм”, как и со всем прочим язычеством. Уже в “Пакте Алеманов” (613-623 годы) есть пункт, запрещающий самосуд над обвиняемыми в колдовстве. Более того, за напрасное обвинение человека в колдовстве налагался в качестве наказания штраф. Эдикт короля Ротара (643 год) запрещал сжигать самосудом женщин за обвинения в каннибализме. То же было и в Салическом праве, и, наконец, саксонский капитулярий 775-790 годов налагает запрет как на веру в каннибализм, так и на сам каннибализм, а также на самосуд или поедание убитых ведьм, т.к. в тот период еще жили языческие пережитки веры в то, что колдун или ведьма, съедая печень (сердце) человека, аккумулирует в себе совокупную силу, удачу могущество и знания всех съеденных, и соответственно, съев печень (сердце) колдуна или колдуньи, можно получить всю их силу и могущество. Инквизиция первоначально также не преследовала колдунов, оставляя их во власти светских и епископских судов. Однако с XIII века, после буллы папы Григория IX “Голос в Риме” и постановлений папы Александра IV, суду инквизиции стало подлежать всякое колдовство - все, что “явно пахнет ересью”. Поворотным пунктом в истории “охоты на ведьм” явилась так называемая “ведовская булла” папы Иннокентия VIII - “Summis desiderantes” обнародованная пятого декабря 1484 года. Булла предписывает инквизиции заняться истреблением всех чародеев, колдунов, ведьм и возводит в обязанность всех членов церковной иерархии преследовать колдунов. При этом описываются все возможные козни Дьявола и его прислужников, которые: “…пренебрегли собственным спасением и, отвратившись от католической веры, впали в плотский грех с демонами инкубами и суккубами и своим колдовством чарованиями, заклинаниями и другими ужасными, порочными и преступными деяниями причиняют женщинами преждевременные роды, насылают порчу на приплод животных, хлебные злаки, виноград на лозах и плоды на деревьях, равно как портят мужчин и женщин, домашних и других животных, что они препятствуют мужчинам производить, а женщинам зачинать детей… Что сверх того они кощунственными устами отрекаются от самой веры, полученной при святом крещении, и то, что они, по наущению врага рода человеческого, дерзают совершать и еще бесчисленное множество всякого рода злодейство и преступлений, к погибели своих душ, к оскорблению божеского величия и к соблазнению для многомножества людей”. В булле упоминаются и знаменитые авторы печально известного “Молота ведьм” доминиканские инквизиторы Джеймс Шпренгер и Генрих Инститорис. Сам “Молот” увидел свет уже через два года. Книга была поделена на три части: в первой части описывается, как дьявол и его ведьмы “с попущения всемогущего бога” творят всевозможное зло над людьми и животными, в том числе соблазняют их инкубами и суккубами, несут в мир ненависть, мешают продолжении рода человеческого, превращают людей в зверей. Во второй части обсуждаются подробности того, как ведьмы творят заклинания, вторят свои злые чары, и того, как можно все это предотвратить или устранить последствия. Особое внимание уделено договору с Дьяволом как основному 41 Сатанинская хроника доказательству ереси. Третья часть предлагает законные процедуры для суда над ведьмами, включая взятие свидетельских показаний, признания очевидцев, процедуры допросов и пыток и рекомендации по заключению договоров. Все страшные легенды берущие свои корни еще в язычестве, и которые церковь раннего Средневековье считала лишь вредным суеверием и помрачнением рассудка, неожиданно были резко приняты на веру инквизиторами. Причины таких метаморфоз в отношении церкви к своим врагам до сих пор ставят в тупик историков. Большинство из них считают охоту на ведьм своего рода “массовым психозом” того времени, считая само собой разумеющимся, что никаких таких ведьм поклоняющихся Дьяволу в то время не было. Некоторые ученые отводят “охоте на ведьм” роль пережитка “темного” Средневековья, которому противостояла светская культура, олицетворявшая приход Нового времени и связанные с ним прогрессивные явления в общественном развитии. В то же время они предпочитают не замечать, что как раз значительное число ведущих демонологов были как раз гуманистически образованными философами и писателями, профессорами, юристами и врачами. Так французский демонолог Жан Боден, всецело одобрявший сожжение ведьм и даже считавший, что власти чересчур снисходительно относятся к поклонникам Дьявола, в то же время считается одним из выдающихся французских ученых в области философии, права, классических языков и философии. Его трактат “Шесть книг о Республике” вызвал большое неудовольствие у короля Франции, так как в нем высказывались крамольные для того времени мысли, о том, что верховная власть принадлежит народу. Образованными и прогрессивными для своего времени людьми считались и инквизиторы Пьер де Ланкр и Николя Реми, отправившие на костер бесчисленное множество ведьм. Эти факты в очередной раз отвергают все надуманные и убогие построения наших сатанистов-рационалистов, утверждающих, что сатанизм - это чуть ли не синоним “просвещения” и “прогрессизма”, а его противники-христиане сплошь ретрограды и мракобесы. Не выдерживают критики и мнения советских историков-марксистов, привычно объясняющих охоту на ведьм “классовой борьбой”: как тогда объяснить то, что в числе обвиняемых в колдовстве зачастую оказывались и европейские аристократы? Мнение что таким способом католическая церковь пыталась подтвердить свое пошатнувшееся влияние хоть и содержит долю истины, но все же не объясняет всего, ведь протестанты сжигали ведьм и колдунов чуть ли не с большей свирепостью, чем католики. Ларчик на самом деле открывается просто: до XIII века церковники не видели в ведьмах и колдунах ни конкурентов, ни вообще сколь-нибудь серьезной угрозы. Вера в колдовство им представлялась языческим суеверием, пусть и аппелирующим к могуществу Дьявола, но все же не являющимся формой прямого религиозного служения. Но демонические культы язычества, слившись воедино с дуалистическими ересями, породили культ Дьявола - целостную мировоззренческую систему способную почти на равных идеологически оппонировать христианству. Перерыв в полтора века разделяющий окончательный разгром катарской ереси и издание папской буллы призывающей к борьбе с ведовством - совсем не случаен. По всей видимости, именно тогда завершался процесс трансформации демонических культов язычества пропущенных через призму дуалистической ереси в совершенно новую религию, которую позже назовут сатанизмом. Совершился переворот и в отношении “языческой” магии - она перестала быть нейтральным умением, способным обращаться как во зло, так и во благо. Теперь ведьма считалась не просто колдуньей или знахаркой, а служанкой Сатаны, которая заключила с ним договор и вступила с ним в половые сношения, по его наущению губит людей и их имущество. Если в более ранний период речь шла об отдельных колдуньях, то преследователи ведьм XVI-XVII веков обвиняли их в массовых сборищах и организованном культе нечистой силы. Таким образом, получалось, что у Сатаны имелась 42 Сатанинская хроника как бы своя антицерковь, а ведьмы - ее прихожанки и служительницы. Разумеется, единой ведьмовской организации подобной католической церкви никогда не существовало. Дело обстояло немного сложнее: сформировавшись в свое время в тех областях, которые были подвержены влиянию катарской ереси, культ Дьявола стал распространятся по Европе, везде находя для себя благоприятную почву: везде существовали пережитки языческих культов дьяволизированных католической, а затем и протестантскими церквями. Раз сформировавшийся культ Сатаны стал своего рода матрицей, по которой отливались все возможные формы демонических культов уже по всей Европе. Причем по мере своего распространения культ Дьявола вышел далеко за границы тех областей, где когда-либо в той или иной форме существовала катарская или какая-либо родственная ей ересь. Можно конечно предположить, что тогдашние сатанисты, так или иначе, способствовали распространению своего учения по всей Европе, хотя прямых доказательств этому нет. Более вероятной представляется иная версия развития событий: сами инквизиторы, церковники и светские власти борясь с ересью, сами невольно способствовали ее распространению. Они так настойчиво убеждали народы Европы, в том, что Дьявол всемогущ и вездесущ, так детально расписывали все подробности сатанинского культа: пакт человека с Дьяволом, печати Дьявола, жертвоприношение и присяга Сатане, Шабаш и Черная месса, что в итоге “за что боролись на то и напоролись”. Шведскому крестьянину, германскому бюргеру или английскому барону оставалось только соотнести все эти страшилки с языческими легендами и обрядами все еще бытовавшими в его собственной стране - и вот в еще одном государстве появляются новые сторонники и приверженцы Темного Бога. В то же время вполне вероятно, что и сами почитатели Сатаны приносили свое учение в разные страны Европы. По всей видимости, развитию сатанизма способствовали обе тенденции: невольное распространение его церковниками и активная пропаганда со стороны новообращенных колдунов и ведьм. Вполне вероятно, что “пришлые” сатанисты из Франции или Италии по тем или иным причинам бежавшие из родных краев вступали во взаимодействие с местными колдунами, хранителями архаических магических практик оставшихся еще с языческих времен. Здесь стоит немного остановиться на вере в колдовство и ведьм вообще. Ученые начала прошлого века считали, что активное преследование ведьм и колдунов является результатом средневековой теологии, церковной организации и судебных процессов над колдунами, проводимых папством. Иными словами, они считали, что черную магию изобрела инквизиция, а не колдуны. Подобные представления были в моде в те времена: рационализм, либерализм и антиклерикализм, преобладавшие в научной среде вплоть до начала 1920-х годов не могли предположить иной трактовки вопроса. Однако сейчас это мнение уже отвергнуто современной наукой по той простой причине, что вера в ведьм, колдунов и черную магию существовала во все времена и у всех народов - от индейцев навахо до папуасов Новой Гвинеи. Правда тут современные исследователи оговариваются, мол, представления то есть, но это всего лишь мифы и легенды, за которыми нет реальных людей, так же как нет никаких реальных существ за мифами о вампирах, троллях или джиннах. Тем более что и сами ведьмы и колдуны в народных представлениях находятся, в общем-то, на стыке реального и сверхъестественного наделяясь множеством “демонических” черт: ведьма превращается в самых разных животных, а то и в неодушевленные предметы, крадет месяц с неба, вызывая тем самым затмения. Ведьма то повелевает стихиями, то подражает им, то, как бы растворяется в них, действуя их посредством. Эти поверья по мысли светских ученых как раз и указывают, на то, что в реальности ведьм-то как таковых и не существовало. Вернее были какие-то знахарки и колдуньи, но сколь-нибудь организованного сообщества людей поклоняющегося злым силам и пользующегося их помощью не было и быть не могло. Иначе мол, почему историк должен признавать существование ведьм, а не признавать 43 Сатанинская хроника существование, к примеру, демонов и вурдалаков. Причем особым недоверием ученых как раз пользуются рассказы о шабаше. Традиционный сатанизм не может согласиться с таким подходом, хотя бы потому, что он является чисто рациональным и по сути атеистическим. Он абсолютно не учитывает даже самой возможности существования высшего существа, с которым “ведьмы” вступают в определенные отношения, чтобы добиться своих целей. Отношения, которые мифологическое сознание людей тех времен смогло отразить только в виде договоров с Дьяволом, чертей-помощников и совокуплением с инкубами и суккубами. Впрочем, если даже и принять такой “светский” взгляд исторической науки, то будет видно, что он грешит некоторой недоработкой - не разделяя реальных людей и мифологизированные представления о них. В конце концов, народному сознанию свойственно приписывать всевозможные сверхъестественные качества и дворянству с духовенством и ряду других сословий, но на этом основании никто не требует, к примеру, признать то же духовенство очередным “мифом”. Пусть даже ведьмы не летают на метлах и не вызывают бесов-помощников - это еще не значит, что в природе не могло существовать вполне реальных сообществ людей почитающих Сатану и имеющих свое, в корне отличное от христианского мировоззрение. Если считать все рассказы о ведьмах в средневековой Европе вымыслом, то становится непонятно почему наиболее смачные описания тех же шабашей находят чуть ли не зеркальное отражение в обрядах демонических культов самых разных народов мира. Практически все характерные черты, которые ассоциируются с европейскими ведьмами и колдунами, можно наблюдать у индо-тибетских магов: предполагается, что они тоже могут летать по воздуху, делаться невидимыми, убивать на расстоянии, повелевать демонами и духами и так далее. В Индии такие люди, как правило, принадлежали к самым крайним течениям шиваизма - капаликам (в переводе “носящих черепа”) и агхори. Один из источников средневековой Индии описывает их следующим образом: “Они утверждают, что им разрешается убивать всех животных, и даже человека, и называют это бала (отвага). По ночам они отправляются на шмашана (кладбище), на которых сжигают трупы, там они пьют спиртное, едят плоть сожженных трупов и совокупляются на глазах у других людей с женщинами, которых они называют шакти пуджа”. Известный философ высказывание так: и историк-религиовед Мирча Элиаде комментирует это “Нет никаких сомнений и насчет наличия у капаликов оргиастических тенденций: у нас есть даже данные о сезонных коллективных оргиях, в которых участвовали все члены секты. Согласно “Каумудимахотсава Натаке”, такие празднества устраивались весной (васантосава) и осенью (каумудимахосава) и носили ярко выраженный оргиастический характер”. Трудно не узнать и не провести параллели между этими сезонными оргиями и самыми раскрученными европейскими праздниками ведьм и колдунов - Самхейном и Белтаном. Элиаде продолжает: “В этих церемониях участвовали не только капалики, но также “материалисты”, “циники”, локаятики, то есть те, кто отрицали ведическую традицию, да и вообще все духовные ценности индуизма”. 44 Сатанинская хроника Здесь мы уже видим иную, уже современную нам тенденцию: когда демонические культы начинают взаимодействие уже с всевозможными антисистемными учениями, выступающими против господствующей религиозной идеологии. Согласно некоторым источникам, капалики положили начало сезонным оргиям (в которых участвовали и локаятики), и, таким образом, праздники урожая, тантрические оргии, необычные практики “материалистов”, каннибалов и “носителей черепов” соединились воедино и образовали одну систему. В Европе подобный процесс слияния средневековой “чертовщины” и гуманистически-материалистического “вольнодумства” начнется гораздо позже, оказывая немалое влияние на развитие не только традиционного, но и неосатанизма. В иное время и в ином месте на островах Карибского моря сформировался иной культ со все теми же характерными чертами “вымышленных” шабашей. Вызывание духов, убийство на расстоянии, ритуальные оргии, кровавые жертвоприношения, иногда каннибализм - все это, так или иначе, присутствует в ритуалах культа Вуду, особенно тех, что проводят колдуны-боккоры, служащие “Гуеде”, духам смерти и могил, необузданных желаний и разврата. Их глава - хозяин кладбища, Барон Самеди. Именно Гуеде поклоняются в тайнах обществах Вуду, созданных еще в колониальные времена беглыми рабами-маронами. Самое страшное из этих обществ - “Бизанго” или “Сект руж” (Красная Секта). Ее члены собирались по ночам тайно, опознавая друг друга по сложным ритуальным движениям и паролям. По ночам члены Бизанго путешествуют по стране, собирая по пути членов секты, а затем устраивают неистовые танцы, посвященные барону Самеди, лоа (духу) кладбищ. Ночной путешественник, не знающий пароля, может стать человеческой жертвой или кандидатом в зомби. Культ Вуду, как известно, представляет собой смесь традиционных африканских культов с католицизмом. Вот как описывает очевидец африканский ритуал, посвященный поклонению конкретному клановому божеству - шакалу: “Танец начался (как и большинство из них) с медленного ритмичного пения. Колдун вел это пение, и хор отвечал ему, что было очень похоже на церковную службу. Члены племени, образовав круг, пили какое-то варево, приготовленное колдуном, и, по мере того, как они поглощали напиток, ритм барабана становился все быстрее. Неожиданно из тишины джунглей донесся отдаленный вой шакала. Темп напева возрос, голоса поднялись до резкого крика и, перейдя в дикий вопль, похожий на вой шакала, вдруг оборвались. Нгомбо (колдун) начал медленный танец. На голове его была укреплена морда шакала, а на плечах висели шакальи шкуры, тело было изукрашено белыми полосами, ребра также подчеркнуты белой краской. Танец все ускорялся, и вот нгомбо завел песню, похожую на заклинание. Пение закончилось пронзительным криком, похожим на крик шакала, в ответ из леса раздались завывания, принадлежавшие, по-видимому, людям. Голоса выступали один за другим, и вся ночь наполнилась этими дикими воплями. Вой шакалов приближался и становился все громче. Наконец в нем можно было отчетливо различить визг женщин и рычание мужчин. В круг вошли несколько мужчин и женщин, начавших новый танец. То была самая неприятная часть ритуала. Они рычали, бросались друг на друга и в конце перешли на четвереньки и стали, как животные, обнюхивать друг друга. Вдруг что-то темное влетело в их круг, сначала я подумал, что это кто-нибудь из танцоров, но потом понял, что это настоящий шакал. Он бегал среди танцующих, рыча и кидаясь на них. Все это закончилось дикой оргией...”. Нетрудно заметить здесь самые, что ни на есть явные параллели с описанием ритуалов и оргий происходящих на ведьмацких шабашах. Но в существовании гаитянских бокоров, 45 Сатанинская хроника африканских боккоров или индийских агчхори мало кто сомневается: все эти культы были зафиксированы и описаны в сравнительно позднее время, причем не какими-то средневековыми церковниками, а вполне разумными учеными и путешественниками, людьми просвещенными и в большинстве случаев до мозга костей рациональными. Поразительная схожесть этих реально существующих культов и не просто культов, но и более или менее тайных сообществ исповедующих эти культы, дают нам возможность предположить, что и в средние века в Европе вполне могли существовать общества поклонников Дьявола, правда, далеко не в том количестве, как это мерещилось тогдашним инквизиторам. Три точки на карте, отстоящие друг от друга за тысячи километров, разные народы, разные культуры и религии и в то же время поразительное схожие представления. Таинственные обряды, страшные и пугающие для обывателя, ночные сборища на которых собираются поклонники демонических культов, даже время проведения этих празднеств все это не могло быть случайным совпадением. Стоит еще вспомнить об оргиях в честь Диониса, в реальности которых тоже мало кто сомневается, и которые мы считаем непосредственными предшественниками сатанинских обрядов. Кстати поклонники Диониса тоже создавали тайные общества, которые также преследовались властями. Мирча Элиаде пишет: “Приблизительно в 186 году до н.э. власти Рима с удивлением и негодованием обнаружили в городе разгул вакханалий, ночных “оргиастических мистерий”. После публичного заявления консула расследование выявило масштабы и оргиастический характер этого культа. Адептов - их оказалось свыше семи тысяч - обвинили в причастности к гнусным нарушениям порядка: они, мол, не только дали клятву хранить преступное молчание о своих занятиях, но и занимались педерастией, замышляли убийства с целью грабежа и т.д. По описанию Тита Ливия (XXXIX, 13, 12), во время оргий “мужчины, как безумцы, раскачивались всем телом и твердили пророчества”, женщины же “с распущенными на манер вакханок волосами” неслись к Тибру, “размахивая горящими факелами”, окунали их в воду и вынимали все равно горящими, потому что те были начинены серой и известью”. Некоторые из этих обвинений напоминали клише более позднего времени, характерные для процессов против ереси и ведьм. Скорость и беспощадность суда, жестокость наказаний - несколько тысяч казней по всей стране - выдают политический подтекст этого судилища: власти боятся тайных обществ, опасаясь заговоров с целью государственного переворота”. Подобная “связь времен” лишний раз на наш взгляд подтверждает, преемственность сатанизма по отношению к архаичным культам языческой Европы. Возвращаясь же к индийским и гаитянским демонопоклонникам, хочется отметить еще одну любопытную деталь. И культ Вуду и учения агчхори с капаликами возникли на грани белосветных учений и традиционных языческих культов. То же Вуду, как уже говорилось, произошло из слияния христианства и традиционных африканских религий. Африканские божества воду (их стали называть еще и “лоа”) получили своих двойников в виде католических святых. Так, бог Легба - посредник между богами и людьми на африканской земле, здесь обрел второе имя Святого Петра, привратника рая, но кое-кто отождествлял его и с Христом. Чернокожая богиня красоты и любви Эрзули стала еще и девой Марией, а змей Данбала (в Дагомее он был Айдо-Хведо) обрел ипостась Святого Патрика или даже Моисея, “воздвигшего змея в пустыне”. По сути Данбала стал на Гаити главным божеством, но почему-то передал свое имя, чуть изменив его (Айда-Ведо), своей женерадуге. Но это так сказать, “светлые боги” Вуду. А вот духи гуедес - это уже чисто местные божества, впитавшие не только африканские и христианские, но и индейские образы. Следует помнить, что колдунов в Африке долгое время терпели ничуть не больше, чем в той же Европе. И жрецы африканских богов боролись со своими оппонентами с тем же рвением, что и инквизиция. С кем-то из колдунов и ведьм 46 Сатанинская хроника расправлялись на месте, но многих, совмещая приятное с полезным, старались “выпихнуть” подальше сбагрив их европейским работорговцам. Именно стараниями этих изгоев у себя на родине и возник самый прославленный демонический культ Карибского бассена. Барон Самеди, его супруга Маман Бриджит и другие мрачные божества - гуедес это уже не боги Африки, это боги Гаити. То же самое и капалики с агчхори - их учения сформировались на стыке архаичных культов самых неразвитых племен Индии и “высокодуховных” идей буддизма и индуизма, к тому времени уже изрядно пропитавшегося белосветными идеями. Элиаде пишет об этом так: “Архаичная идеология в сочетании с лунным символизмом включала в себя, среди всего прочего, человеческие жертвоприношения и охоту за черепами. Население, бывшее носителем такой идеологии, на протяжении исторического периода проживало на территориях, граничивших с районами, населенными последователями индуизма. На высочайшем уровне индийской духовности кладбища, трупы и скелеты были переосмыслены и стали элементами аскетико-мистического символизма. Медитация на трупе, ношение черепа и т.д. теперь уже представляли собой духовные техники, направленные на достижение ценностей совершенно иного порядка, чем те, которые были присуши охотникам за черепами. Когда между двумя этими идеологиями возникал контакт, как, например, в пограничных районах (Ассам, Гималаи) или в районах внутренней Индии, в которых элементы архаичной культуры сохранились лучше, чем где бы то ни было, мы наблюдаем явления полиморфизма и девальвации традиционных ценностей”. Иными словами, белосветные образы и аскетические практики становятся удобной оболочкой, в которую облекаются старые языческие верования и обряды. Такой же оболочкой стало и христианство для африканских рабов на Гаити, пропитавших его своими образами и символами. Только пропущенное через белосветную “мясорубку” языческое мировоззрение превращается в демонический культ уже совершенно четко отделяющий свет от Тьмы и твердо выбирающий сторону последней. Именно это произошло и с языческими культами Европы, которые в ходе соприкосновения с христианством - как ортодоксальным, так и еретическим постепенно трансформировались в то, что мы сейчас называем сатанизмом. Надо сказать, что отсутствие какой-либо преемственности между демоническими культами Европы, Индии и Карибского бассейна лишний раз опровергает все рациональные и атеистические гипотезы их происхождения. Поразительная схожесть самих обрядов и мифологических представлений, связанных с ними, заставляет нас вновь и вновь обратиться к мысли, что все эти культы имеют одного “адресата” - того, чья сущность находится за гранью человеческого понимания. Исходя из данного утверждения, я попробую реконструировать учение средневековых сатанистов. Проблема в том, что информацию о мировоззрении европейских дьяволопоклонников нам приходится черпать из материалов судебных процессов над ведьмами. Составленные церковниками или светскими властями, кровно заинтересованными в оправдании своих действий, они несут в себе заведомо искаженную информацию. Стоит также учесть, что далеко не все осужденные инкивизицией на самом деле имели хотя бы отдаленное отношение к сатанизму: скорей всего истинных дьяволопоклонников было 10-15 процентов от общего числа осужденных. Это наглядно иллюстрирует страх церкви перед своими заклятыми врагами, но, к сожалению еще больше запутывает наше расследование. Но мы недаром проводили параллели между средневековым ведьмовским культом и индийскими или афрокарибскими демонопоклонниками. Приняв за отправную точку, то, что все они имели подпитку из 47 Сатанинская хроника одного и того же инфернального источника и, задействовав по полной сравнительноисторический метод, мы попробуем выяснить доктрину первоначального сатанизма. Итак, что же побуждало людей, наплевав на христианского “Спасителя”, начать поклоняться “Врагу рода человеческого”? Самый простой ответ - личная выгода. Умертвить своего врага, наслать мор на его поля и скот, приворожить любимого человека, разбогатеть при поддержке демона-помощника - все эти блага, действительные или воображаемые, получаемые исключительно сделкой с Дьяволом и впрямь могли соблазнить кого-нибудь из нестойких в вере крестьян Франции или Германии. Но без собственного стройного мировоззрения обращение к Сатане оставалось бы в рамках известной формулы: “не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не получишь царствия небесного”. Учитывая нетерпимость христианского вероучения к подобным отступникам, назойливость церковной пропаганды утверждающей, что каждый такой обратившийся за помощью к Дьяволу с фатальной неизбежностью попадает в Ад, становится ясно, что без цельной проработанной альтернативы христианскому вероучению такие “меркантильные сатанисты” обойтись не могли. Для того чтобы прояснить для себя привлекательность дьявольского культа попробуем для начала себе представить типичного средневекового крестьянина. Задавленный непосильным трудом, вынужденный большую часть своего времени отрабатывать барщину на феодального сеньора, запуганный проповедями церковников каждую проповедь убеждающих его подавлять в себе естественные природные желания и пугающие его ужасными карами за нарушение запретов, которые он просто не мог не нарушить. Женщинам приходилось еще более тяжко, чем их мужьям: церковь уже объявила, что женщина более подвержена влиянию Дьявола, имеет более плотскую, “греховную” природу и, следовательно, должна держаться в “черном теле”. Выходов из такого безысходного положения могло быть, в общем-то, два. Первый придумать себе белосветную религию помягче, так чтобы отрицала феодальный гнет. Попытки создать подобное учение предпринимались на протяжении всей истории Средневековья, но тут существовала не до конца осознаваемая крестьянам опасность, что новую веру примут феодалы и оставят в неприкосновенности прежний гнет, разве что под новым религиозным соусом. Попытки же создания бесклассовых крестьянских утопий, всегда заканчивались весьма плачевно. Кроме того, как правило, все эти новые учения, оставались, по сути, очередными вариациями на тему христианства, подчас еще более жизнеотрицающие, чем католицизм. Второй выход - ведьмовский сатанизм средневековья открывал средневековым крестьянином совсем другую перспективу. Он никого не звал к восстанию против господ да и зачем, если на ведьмацких шабашах вместе нередко присутствовали и те самые феодалы (что их заставило обратиться в дьявольскую веру, я расскажу в следующих главах). Но на шабаше крестьянин и дворянин становились равны перед лицом Сатаны. Общая тайна, общее чувство вседозволенности роднило их куда больше чем бесполезное блеянье священников о том, что “все люди братья”. Ведь если церковники утверждали, что все люди станут равными только после смерти, то здесь они получали это равенство здесь и сейчас, причем весьма наглядно. Любой культ, включающий в себя ритуальные оргии, как правило, предопределял и совпадение противоречий во всех своих проявлениях: моральных, религиозных, социальных, семейных и так далее. Это особенно хорошо заметно на примере античных вакханалий и сатурналий. Девушки практиковали священную проституцию в храмах, чтобы споспешествовать плодородию полей, проститутка приравнивалась к непорочной деве, “священное” совпадало с “профанным”, свободный человек с рабом. Сатурналии производили полную перемену норм и 48 Сатанинская хроника ценностей, то, что запрещалось в течение года, то разрешалось и даже поощрялось во время сатурналий. Раб занимал место хозяина, почтенная матрона уподоблялась развратнице. Подобный переворот системы ценностей был характерен и для ритуалов индийских и вудуистких демонопоклонников, без сомнения происходил и на сборищах средневековых сатанистов. Экстатические удовольствия шабашей обладали невероятной притягательностью для многих ведьм, и они оставались верными Дьяволу до самой смерти. Юная ведьма из Лоррена, Жанна Дибассон, говорила, что шабаш - “это истинный Рай, где количество удовольствий не поддается описанию”. В Англии Ребекка Вест и Роуз Холлибред “умерли, упорствуя, не раскаявшись и без угрызений совести за свое отвратительное колдовство”. Перед казнью Элинор Шоу и Мэри Филипс было предложено помолиться, однако они лишь громко рассмеялись в ответ, “призывая Дьявола явиться и помочь им в таких богохульных выражениях, что и упомянуть нельзя... и как они жили верными сторонницами Дьявола, так они и умерли его решительными поклонницами”. Когда еще одну французскую ведьму Роллан дю Вернуа вели на костер, священники умоляли ее раскаяться и спасти свою душу, примирившись с “господом”, но она отвечала, что у нее есть добрый господин, и с этим умерла. Вероятно, одна из привлекательных черт ведьмовства заключается в том, что их бог зримо присутствовал на шабашах, воплощенный в образе человека или животного, в отличие от Христа, вознесенного на небеса. “Его они видели, а Бога видеть не могли”. Многие полагают, что Дьявол, появлявшийся на шабашах, был человеком, главой сообщества. Зачастую, соответствуя образу Князя тьмы, он был “черным” или “темным”. Если Дьявол появлялся в образе животного, то его роль исполнял переодетый человек. В Дофине он появлялся то как человек, то как черный кот. В Пуатье дьявол был козлом, говорившим человеческим голосом, а в Бреси в 1616 году - черным псом, стоявшим на задних лапах и говорившим, как человек. В Гернси в 1617 году Изабель Беккет, отправившаяся на шабаш, увидела рогатую собаку, которая “взяла ее за руку своей лапой (показавшейся ей человеческой рукой) и, назвав по имени, сказала, что рада ее приходу”. Иногда наряды Дьявола были действительно изысканными. Бамбергские ведьмы сообщали, что Дьявол появлялся в образе человека, козла или зеленого существа с совиной головой, рогами, черным или горящим лицом, с ногами козла, длинным хвостом и когтями на руках. Существуют вполне материалистические объяснения и других “чудес” происходящих на шабашах - совокуплению с демонами, превращения в животных, ночные полеты и так далее. Вот что писал об этом известный писатель-демонолог уже XX века английский католический священник Монтегю Саммерс (для своего века он представлял собой довольно любопытный реликт: он почти безоговорочно принимал на веру все, что писали инквизиторы о колдунах и ведьмах): “Превращение ведьм в животных и необыкновенные события происходящие на оргиях, где их участники меняли свою форму самым необычным образом, стали впоследствии доказательством самоочевидной невозможности всех подобных событий в реальной жизни. Однако, как мне кажется, здесь существует вполне убедительное понятное объяснение… Ритуальные маски, шкуры животных и костюмы, по сути, не отличаются от тех, которые ведьмы надевали на свои шабаши. Существуют многочисленные доказательства того, что дьявол шабаша - это, как правило, реальный человек из плоти и крови, Великий Мастер той местности, где проводился шабаш. Его помощников ведьмы также называли дьяволами. Так в эпоху Елизаветы среди подозреваемых числился “Старый Биртлз, великий дьявол”… Негодяй Вильям, лорд Сулис из замка Эрмитаж, известный под прозвищем Красный Шлем был дьяволом целой группы колдунов. В качестве дьявола могла выступать и женщина. В мае 1569 года регент Шотландии 49 Сатанинская хроника присутствовал в Сетн-Эндрюс, где “известная колдунья прозываемая Никнивен, была приговорена к смерти и сожжена. Никнивен именуется королевой эльфов и Госпожой шабаша”. Этот отклик из вражьего стана, тем не менее, показывает реальные события лежащие в основе самых фантастических и нелепых россказней про шабаши. Но чтобы не скатиться в кондовый атеизм в этой части своего повествования я хочу заметить, что обряжение людей в животных, демонов, самого Дьявола на самом деле ни в коем случае не стоит воспринимать как вульгарное “переодевание”. Подобный образ совершал еще одну важную трансформацию в сознании почитателей Темного Бога. Для них теперь стирались грани не только между различными человеческими сословиями - божественное, человеческое и звериное сливались здесь в неразрывном единстве. В вудуистких ритуалах также происходит слияние божественного и человеческого, пусть даже и несколько иного плана - когда в тело жреца или жрицы вселяется дух-лоа. Незаметно стирается грань между естественным и сверхъестественным, миром людей и миром демонов, Мастером Шабаша и самим Дьяволом. Как далеко заходило это погружение в демонический мир нам, воспитанным рационалистичным секуляризованным веком трудно даже представить. Можно только сказать, что, по всей видимости, на определенном этапе этого погружения становилось возможно, то, что казалось абсолютным нарушением существующего порядка вещей. Так появляется еще один, важнейший аспект шабаша - становление человекобога, когда жрец делает свою природу подобной природе божества. Для него теперь не существует преград в виде человеческой морали и нравственности, его могущество теперь почти безгранично. Вот что говорили о себе, к примеру, все те же капалики (также ассоциирующие себя во время ритуалов с Шивой и Кали): “Мое ожерелье и украшения сделаны из человеческих костей, я живу среди пепла, оставшегося от мертвых, и ем из человеческих черепов. Мы пьем спиртные напитки из черепов браминов, наши святые костры мы поддерживаем, подкладывая в них мозги и легкие людей, смешанные с их плотью, и человеческие жертвы, забрызганные свежей кровью, льющейся из ужасных ран на горле - вот наши подношения, которыми мы умиротворяем ужасного бога (Шиву-Разрушителя). Сила нашей религии такова, что мне подчиняются Хари-Хара и самые величайшие и древнейшие из богов, я останавливаю движение планет в небесах, я погружаю Землю в воду вместе с ее городами и горами, и я выпиваю все воды за одно мгновение. Тот, кто напоминает богов, чей герб - лунная сфера, и кто с наслаждением обнимает женщин, прекрасных как Парвати, испытывает высшее блаженство”. Этот текст, разумеется, не стоит понимать буквально, также как и впрочем, все рассказы о магическом могуществе ведьм и колдунов, поклоняющихся Дьяволу. Дело в другом - в самой идее обожествления, получения невероятного могуществом посредством почитания темных божеств. Немного может смущать тот факт, что получение божественного могущества увязывается здесь с отказом следовать общепринятым моральным догмам и подчиняться велению официальных религий. Более того, все связанное с официальными религиями намеренно оскверняется - “пьем спиртные напитки из черепов браминов” (средневековые сатанисты додумались только до пародирования католической мессы). Многие из противоправных деяний ведьм и капаликов, по сути, не несущие в себе рационального объяснения и не приносящее им особой выгоды: каннибализм, например, на самом деле заключают в себе особый смысл. Именно так они освобождались от белосветной морали, оказываясь “по ту сторону добра и зла”. Но это вовсе не значит, что потому, что христианские или буддистские “святыни” обладали какой-то собой “святостью”, которую нужно “осквернять”. И не в том дело, что действия, которые кажутся обычным людям ужасными или непристойными, на самом деле способствуют 50 Сатанинская хроника получению какой-то магической силы. Дело в ином - все это кладет начало радикальной “перенастройке” сознания, делает его более податливым и восприимчивым влиянию Изначальной Бездны. Так уж сложилось в то время, что такое воздействие стало возможно, в том числе и через активное противостояние белосветничеству. Разумеется, не каждый отход от христианства означал приближение к Тьме. Банальный развратник живущий по принципу “не согрешишь - не покаешься” или “посвещенный” атеист отринувший веру в богов и демонов, не более близки к Дьяволу, чем фанатик-хрюс. Все в мире - и даже боги - порождение предвечной Тьмы и любое, даже самое искреннее обращение к свету всегда может обратиться в свою противоположность. И отречение от белосветного бога должно носить, прежде всего, ритуализированный характер - также как и ритуалом было и первоначальное посвящение демиургу. Отрекаясь от лжи “белого света” средневековый человек делал первый, пока еще нерешительный шаг по лестнице ведущей в бесконечность Изначальной Тьмы. Глава VII Под знаком крови Особой вехой в развитии средневековых темных культов стал так называемый “сатанизм верхов”. История любого государства или цивилизации это, прежде всего, история ее элиты, каковой в Европе XIII-XVII веков была феодальная аристократия. Несмотря на общие корни сатанизма “верхов” и ведовства “низов”, почитание темного божества в кругах средневековой аристократии вскоре приобрело свои специфические черты, предопределившие развитие сатанизма на несколько веков вперед. “Голубая кровь” европейских королей, герцогов и баронов всегда обладала какой-то особой мистической силой в глазах европейского простонародья. Корни такого отношения идут из языческой древности, как уже отмечалось в предыдущих главах, для большей части германских племен королевская власть имела священный характер и божественное происхождение. Даже после обращения в христианство генеалогия правителей (т.е. их принадлежность к потомкам Вотана) сохранила свое значение. Подобное отношение распространялось и на представителей знатных родов, приближенных к монарху. У многих германских народов существовали семьи, которые официально именовались “благородными”: в разговорном языке они именовались “nobiles”, на латинский переводились словом “edelinge”, а в франко-бургундском это понятие сохранилось в форме “adelen”. Судя по всему, эти люди вели свой род от племенных вождей - “правителей округов”, как называет их Тацит - и всюду, где государство стало монархическим, они мало-помалу лишились политической власти в пользу королевской династии, вышедшей из их же среды. Но при этом они не потеряли своего исконного авторитета священной расы. Хотя подавляющее большинство знатных родов эпохи варварских королевств угасло, тем не менее, представление о сакральной значимости “голубой крови” сохранилось и в более поздние века. Отголоски этих представлений мы можем видеть все в тех же поверьях о “Дикой охоте” - в христианские времена древние боги, возглавлявшие Охоту, были признаны дьяволами. В то же время, мы часто видим, что в европейских легендах не только Средневековья, но и Нового времени Дикую охоту возглавляют не только Сатана и различные отрицательные персонажи, но и исторические личности и легендарные герои: во Франции - Роланд, Карл Великий и даже Наполеон, в Германии - Зигфрид и исторические деятели разных веков, в Британии - король Артур, англосаксонский лорд Эдрик и пират Фрэнсис Дрейк, в Дании король Вальдемар IV Аттердаг. Здесь мы видим сколь живучими оказались представления о “божественной крови” знати - происходя от Вотана, они и после смерти принимали на себя черты этого бога. Именно Вотан-Один и был предводителем Дикой Охоты в 51 Сатанинская хроника языческие времена, именно он был дьяволизирован во времена христианские и соответственно именно дьявольские черты стали приобретать исторические деятели возглавившие в последующие века Дикую Охоту. Более чем вероятно, что подобные легенды откладывались на подсознательном уровне и у представителей европейской знати, отлично знакомой с народными представлениями на этот счет. Так формировалось своего рода теоретическая или даже сакральное оправдание для последующего обращения к Дьяволу некоторых графов и баронов. Частным проявлением этого, стало то, что у иных знатных родов Европы были в ходу семейные легенды о происхождении основателя рода от того или иного демонического существа. Так у истоков английской королевской династии Плантагенетов (из нее в частности происходит знаменитый Ричард Львиное Сердце) по легенде была знаменитая фея Мелюзина, полуженщина-полузмея которую в срдение века считали, суккубом, демоницей, а то и дочерью самого Сатаны. Самым впечатляющим явлением в переоценке языческого наследия стало возвышение короля до статуса Помазанника Божьего (Christus Domini). Отныне король становится особой неприкосновенной, любой заговор против него рассматривается как святотатство. Теперь священный характер королевской власти придает не божественное происхождение, а обряд помазания на царство, после которого правитель становится Помазанником Божьим. “Христианский король - это посланник Христа в своем народе утверждает один из авторов XI века - Мудрость правителя ведет народ к счастью (gesaelig), богатству и победам”, в этом почитании Помазанника Божьего можно узнать старые языческие верования. Тем не менее, король теперь - лишь священный защитник своего народа и церкви, а его функцию посредника между людьми и Богом отныне исполняет церковная иерархия. Но статус “помазанника божьего” имел и обратную сторону - разрыв с ним чисто психологически делался чем-то подобным восстанию Сатаны против божественного величия. Разумеется, на подобный вывод отваживались единицы, но все же… Тем более что сакральная власть монарха очень часто не совпадала с его реальной политической властью. В средневековой иерархии король - это, прежде всего, “равный среди равных”, но никак не абсолютный владыка. Многие графы и бароны были и богаче короля и обладали большими земельными владениями, чем он. Отношения между вышестоящими и нижестоящими феодалами выстраивались по весьма сложной и запутанной схеме: когда благородный человек вступал с вышестоящим не в отношения подданного, но в отношения вассала. Это были договорные отношения, вассала и сюзерена, что они будут делать вместе. И вассал не становился бесправным подданным, зависящим от каприза вышестоящего - это были обоюдные отношения, основанные на праве взаимной выгоды. И сюзерен, и вассал, если они оказывались недовольными другой стороной, имели и право и реальную возможность прервать отношения. Вассал вполне мог поменять сюзерена и не становился от этого ни предателем, ни нарушителем обычая. Все эти отношения были характерны не только для одних только светских феодалов духовенство тогдашней Европы было точно также встроено в систему феодальных отношений. Епископы и монастыри владели крепостными крестьянами и вели феодальные войны, ничуть не меньше светских владык. Благодаря многочисленным пожертвованиям и всевозможным сборам, торговле индульгенциями реликвиями и мощами папская курия сделалась богатейшей организацией в западной Европе. Вассалами римского папы в разное время становились короли различных земель, а сам папа претендовал на власть не только духовного, но и светского лидера всего Запада. Наиболее ярким представителем папской теократии стал Иннокентий III (1198-1216 годы), заявлявший, что папская власть подобна солнцу, а власть германского императора - луне, которая только светит отраженным светом. Вассальную зависимость от папства признал ряд королей Западной Европы, в том числе и король Англии Иоанн Безземельный. В то же время среди светских феодалов находилось достаточно влиятельных и могущественных 52 Сатанинская хроника людей противящихся папскому диктату. Это и германские императоры, соперничающие с папским двором за власть над Европой и короли национальных государств Европы, только-только зарождавшихся тогда на Западе и обычнее светские феодалы, тяготящиеся различными повинностями в пользу католической церкви. Встроенность духовных властей в феодальную систему неизбежным образом подводила ее и к тому, что в соответствии с принципами вассалитета светский вассал епископа или папы мог и попробовать сменить сюзерена. Тут всплывал и еще один пикантный момент: отход от сюзерена духовного владыки мог заставить того или иного феодала, более внимательно прислушаться к проповедникам религиозных учений, оппозиционным католической церкви, проще говоря, к ереси. Так как это было, например, в графстве Тулузском, где светские владыки смотрели сквозь пальцы на деятельность катаров в их владениях. А ведь от дуалистических ересей до сатанизма, как мы уже выяснили - всего шаг, причем не очень большой. И иные из аристократов совсем не прочь были его сделать. И тут возникает один важный нюанс - в полном соответствии с герметическим принципом, “как вверху, так и внизу”, аристократы переносили этот принцип и на область божественного (а заодно и дьявольского). Дьявол и бог представлялись чем-то вроде враждующих феодальных сюзеренов, со своим двором, войском и подчиненными им областями. Но если можно перейти от одного сеньора к другому, от епископа - к светскому феодалу, наконец, от папы - к императору, почему нельзя сделать и, наконец, самый последний шаг и самым решительным образом не поменять сюзерена - с Христа на Сатану. Еще раз повторюсь, что на такую интерпретацию отваживались немногие: как никак официальная идеология того времени, пронизывавшая насквозь все слои европейского общества, очень четко указывала - божественный сюзерен главнее и сильнее на порядок. Оспорить это утверждение могли далеко не все. И любой феодал решившийся сменить бога на Дьявола должен был быть готов к тому, что на него натравят собственных подданных, вассалов, да и собственный сюзерен, мягко говоря, по головке не погладит. Тем не менее, кто ищет, тот всегда найдет. Выбора собственно тут могло быть два: либо войти в определенное взаимодействие с простонародными последователями культа Дьявола, либо заручиться такой поддержкой сюзерена, которая бы гарантировала титулованному сатанисту защиту от нападок церковников. Что до причин толкающих знатных людей на такой шаг, то их долго искать не приходится. Аристократам и владыкам предлагалась высшая власть, следующее качество владычества, ведущее в перспективе к божественным возможностям - всемогуществу, всеведению и бессмертию. Прекрасное знание пороков и недостатков высших служителей церкви, обязанных воплощать высшую святость, мягко говоря, не укрепляло христианского благочестия высшей аристократии (кстати, и в самом высшем духовенстве тоже). Грехов, которым покровительствовал Сатана, в повседневной жизни политической, военной, хозяйственной и личной - было зачастую куда больше чем благих дел, да и были они выгоднее и подчас, на взгляд некоторых, необходимее. Судебные материалы ведьмовских процессов Британских островов пестрят упоминаниями фамилий знатных людей, особенно это заметно в кельтских землях. Так в XIV веке в Ирландии леди Эллис Кителер обвинили в том, что она заколдовала первых трех своих мужей, доведя ей до смерти, также пыталась довести до сумасшествия своего четвертого мужа, который собственно и обвинил ее в занятиях магией. Дело дошло до местного епископа Ричарда Ледреда, который предъявил леди Эллис стандартный набор обвинений: отрицание веры в Христа, приношение в жертву демонам животных (любопытно, что эти жертвоприношения производились на перекрестках), ночные сборища с непременными кощунствами в адрес Христа, половые связи с инкубами и так далее. Само собой разумеется, все это Эллис проводила не в одиночестве, а в компании с 53 Сатанинская хроника такими же “злодейками”. При обыске у нее в доме нашли целый мешок с всевозможными зельями применяемыми в черной магии. Можно конечно назвать все это оговором несчастной женщины, со стороны алчных церковников позарившихся на ее богатства. Но дело в том, что богатства эти она все-таки получила именно в наследство от трех ее предыдущих мужей, с завидной регулярностью сходящих в могилу. Кроме того, в отличие от многих других жертв инквизиции леди Эллис не только осталась в живых, но и, приведя в движение свои связи, сумела таки засадить епископа в тюрьму - правда только на семнадцать дней. Скорей всего мы имеем тут дело именно с проявлением типичного христианского фанатизма человека искренне убежденного в том, что он борется с силами “зла”. Даже тюрьма его не успокоила: выйдя на свободу, епископ Ледред продолжал упорствовать в своих обвинениях. В итоге леди уехала в Англию, где провела остаток жизни в покое и достатке. Епископу Ледреду оставалось только отлучить ее от церкви и публично сжечь мешок с зельями. Впоследствии епископ был сам обвинен в ереси и изгнан из епархии. Спустя пару веков уже в Шотландии состоялся ведьмовской процесс в местечке под названием Северный Бервик. Дело приняло серьезный оборот, поскольку тамошняя община ведьм обвинялась не много ни мало как в покушении на жизнь короля Шотландии Якова VI. Сам король, хоть и верил в ведьм и колдовство, не очень то верил в россказни, как он считал “полоумных старух” пока одна из них не повторила ему на ухо, то, что он говорил своей жене в первую брачную ночь. После этого он резко изменил свое мнение, приказав разобраться с ведьмами по всей строгости. Главой колдовского заговора считался враг короля Френсис Стюарт, граф Ботсвел, считавшийся искусным некромантом. По мнению Монтегю Саммерса: “…его имя следует связывать с шабашами, произнесением заклинаний и оргиями ведьм, его также подозревали в черной магии. Он, без сомнения, был постоянным клиентом колдунов и отравителей, к тому же он стремился завладеть королевским троном, так что одной из целей ведьмовских шабашей было отнять жизнь у короля Якова. Босвелл направлял в нужное ему русло весьма многочисленную организацию ведьм и колдунов. Они, вмешавшись в политику, попали в поле зрения правосудия и были перемолоты жерновами монаршей мести. У короля были все основания опасаться за свою жизнь и корону”. Самому Босвеллу впрочем, удалось избежать печальной участи остальных: его не казнили, а всего лишь заточили в Эдинбургский замок, откуда ему удалось сбежать. Как считает Саммерс (и это весьма вероятно) Босвелл был “дьяволом” общины ведьм в Северном Бервике. Помимо народного полуязыческого колдовства ведьмы и “дьяволы” из знатных родов, не чурались и все более входящей в моду в то время “высокой магии”. В силу разных обстоятельств тайные науки (магия, астрология, алхимия и так далее) оказались переплетными с культом Темного Бога, что и предопределило дальнейшее развитие сатанизма в Европе - как правило, в рамках “сатанизма верхов”. Интерес к “тайным наукам” совпал с ростом интереса к науке и искусству вообще. Эпоха Возрождения пробудила в более-менее образованных слоях общества - в первую очередь в дворянстве и духовенстве - интерес к античной культуре: философии, математике, медицине, астрономии. Но, как и в античности, все эти науки оказались тесно завязаны на мистике и чародействе. Интерес к тайным наукам особенно пробудился в эпоху крестовых походов, где европейцы познакомились с арабской и еврейской культурой, в том числе и с астрологией, алхимией и каббалой, восходивших к еще более глубоким культурным 54 Сатанинская хроника корням - учению и практике древних египтян и вавилонян. Арабские ученые средневековья, знавшие как еврейскую каббалу, так и творения Платона, Аристотеля и неоплатоников, соединили античную мудрость и магизм древних иудеев. Одно из центральных мест такого симбиоза занимало учение о магии и демонах, как помощниках человека в чтении божьей воли. Поэтому арабы, несмотря на фатализм своей веры, активно занимались магией, астрологией, некромантией, геомантией и тому подобными искусствами. Притягательность этих учений проповедуемых арабскими и еврейским авторами была столь велика для европейцев, что целые вереницы клириков даже из самых отдаленных провинций Западной Европы потянулись за Пиринеи - в арабские и еврейские академии в эмиратах и княжествах исламской Испании. Наибольшей притягательностью обладал знаменитый Толедский университет. Арабские переводчики делали переводы с греческого и сирийского языков на арабский, а еврейские переводчики переводили с арабского на латынь. Там изучали прикладную магию (маасит) и арабскую мантику. Особое место в развитии средневекового чернокнижия занимает Каббала - философскомистическое учение иудаизма, сыгравшее огромную, чтобы не сказать решающую роль в становлении западного оккультизма. Каббала утверждает, что бог есть сумма всех вещей, он одновременно благ и жесток, безграничен и ограничен, познаваем и непознаваем - все эти противоположности объедены в Едином. Другая идея каббалы заключается в том, что связь между богом и миром является не прямой, а опосредованной через цепочку его отражений или эманаций (по-еврейски - сефирот). Сияющие огни сефирота составляют святое имя бога, поскольку они являются и его сущностью, гранями его вселенской личности. Вся вселенная представлялась в виде гигантского древа “Эц Хаим”, где, грубо говоря, земной мир, самый низший уровень отождествлялся с “корнями”, “ветками” были более высшие уровни, соотносившиеся с какой-либо из семи планет. Кроной и самым верхним уровнем считалась сефира Кетер - “бог”. Древо жизни показывает проникновение божественного в материальный мир и путь, по которому человек, не расставшийся с плотью, может дойти до божественного. Средневековые маги и алхимики в своих ритуалах и заклинаниях пользовались комбинациями каббалистических букв, цифр и магических знаков, олицетворявших различные грани Единого. Магическая практика каббалы включала в себя астрологию, мантику, демонологию и ангелологию, магию и заклинания. Именно у древних иудеев маги средневековья позаимствовали формулы заклинаний, тогда как теоретическая сторона магии восходит к творчеству александрийских философов-неоплатоников, а через них - к древней египетской теургии. Все это и многое другое изучалось в арабских университетах. Возвращавшиеся назад ученые, как правило, из числа духовенства объединяя эти науки с традиционными приемами западноевропейского чародейства, одарили своих “непросвещенных” соотечественников многочисленными “Libri praestrigiorum”, “колдовскими книгами” самыми известными из которых стал “Ключ Соломона” и “Лемегетон” или “Малый ключ Соломона”. В этих книгах ставших своего рода “матрицей” для всех последующих “гримуаров”, подробно описывался мир духов с предельно четкими инструкциями “чего какой демон желает, страшится и чьим именем призывается”. Воспринятая из каббалы иудейская демонология делила всех демонов по классам, к тринадцатому веку была разработана концепция десяти сфер зла, дополняющих десять божественных сфер древа Жизни. Также в колдовских гримуарах давалось объяснение, что такое большой и малый круг, давались практические советы по технике гадания, содержалась рецептура любовных напитков, формулы наговоров, средства для открытия кладов и многое другое. Все это списывалось и изучалось в тех же монастырях и духовных школах, которые одни служили тогда рассадниками книжной премудрости, и все это с бродячими клириками, странствующим проповедниками монахами и рассылавшимися по глухим приходам на пастырскую должность школьными недоучками мало-помалу расходилось по Западной Европе. Именно эти клирики-расстриги постепенно заменяли собой колдунов и ведьм при 55 Сатанинская хроника дворах феодальных владык. Достаточно вспомнить флорентийца Франческо Прелати, подвизавшегося при дворе маршала Франции Жиля де Ре (мы не останавливаемся подробно на этой фигуре, поскольку в его деле до сих пор остается множество неясностей, но то, что он в надежде разбогатеть обращался за помощью к колдунам и алхимикам, мало кто отрицает). По мере распространения образования в христианской Европе, по мере появления там университетов - Парижского, Оксфордского, Базельского, Ягелонского там тоже появлялись люди изучавшие те же тайные науки. Почти открыто преподавали магию в Кракове и, особенно в Праге, где в то время была большая еврейская община. Там родилась легенда о Големе - ожившем человеке из глины, созданном волшебным искусством рабби Льва Бен Бецацеля - величайшего каббалиста своего времени. С ним беседовал император Священной Римской империи Рудольф, сам тяготеющий к мистике и алхимии. Современники говорили об их встрече, что “беседа вращалась вокруг проблем земли и космоса, мира и универсума, и император выразил желание, чтобы содержание разговора осталось в секрете”. В это время рождается и легенда о докторе Фаусте имевшего вполне реальный прототип - родившегося в 1490 году в городе Книтлингене (княжество Вюртемберг). Имя Иоганна Фауста, бакалавра теологии, числится в списках Гейдельбергского университета за 1509 год. Известно, что Фауст занимался магическими трюками, знахарством, алхимией, составлял гороскопы. Говорили, что Фауст пользовался покровительством мятежного имперского рыцаря Франца фон Зиккенгена и князяепископа Бамбергского и что его всегда сопровождал “пес, под личиной которого скрывался дьявол”. Подобные же истории рассказывали и о куда более значимой фигуре в истории западной магии - Корнелии Агриппе, несмотря на то, что он всегда подчеркивал, что занимается только “естественной”, природной магией, не имеющей никакого отношения к служению Дьяволу. Собственно это было почти общим местом в утверждениях всех магов того времени: каждый из них убеждал, что его сила идет от бога, в крайнем случае “от природных сил”, что, по сути, являлось также опосредованным влиянием божества. Агриппа фактически заложил основы западного оккультизма. Самым значительным его сочинением стал трактат “О тайной философии” (“De occulta philosophia”). Он состоит из трех книг: первая книга посвящена естественной магии, или магии мира элементов, вторая - небесной магии и третья - магии обрядов. Эти три раздела соответствуют делению философии на физику, математику и теологию. Одна только магия включает в себя все три направления. В главах книг о чарах, ядах, курениях, мазях и приворотных зельях, кольцах. В заключительных главах книги идет речь о могуществе слов и имен, о свойствах собственных имен, о том, как составить заклинание, используя все имена и атрибуты звезды или божества. Последняя глава посвящена соотношению между буквами еврейского алфавита и знаками зодиака, планетами и элементами соотношению, придающему еврейскому языку великую магическую силу. Какое влияние вся эта философия оказывала (да и оказывает) на развитие сатанизма? Честно говоря - не самое благоприятное. Сама по себе Каббала, несмотря на иные вполне здравые идеи, по сути, является типичнейшим белосветным учением - чего стоит противопоставление духа и материи, которую естественно отождествляют со злым началом и всевозможными демонами. Агриппа признает языческие истоки магического искусства, но, тем не менее, не забывает отметить, что религии древних магов - халдеев, египтян, ассирийцев, персов - были ложными по сравнению с католической религией. Магическая сила истекает от божественных имен - через ангелов, выступающих в роли проводников. После пришествия Христа все силы сосредоточены в имени Иисус, так что кабалисты не могут больше оперировать другими именами. О демонах в “традиционном” смысле этого слова Агриппа пишет буквально следующее: “Всякий знает, что посредством искусства злого можно привлечь злых духов, что обычно делали маги-гностики, делавшие почти мерзкие и отвратительные гадости, совершавшие 56 Сатанинская хроника при жертвах Приапу, или при служении идолу, называемому Панор, где приносились в жертву постыдно раскрытые части тела. Известны и другие подобные вещи колдунов, где слабость и безумие добрых женщин проявляется в этих преступлениях… Каждому известно также, в противовес этому, что посредством добрых деланий, посредством чистого духа, посредством мистических молитв, посредством набожных умерщвлений плоти и других подобных вещей мы можем привлечь ангелов с неба”. Разумеется, не все маги того времени ограничивались исключительно ангелами: в “гримуарах” приводились рецепты и как вызывать духов природы и духов планет и, разумеется, самих адских демонов. Но практически каждое такое вызывание сопровождалось бесконечным повторением “великих, величайших и самых великих имен бога”, которыми маги угрожали демонам. В “Lemegetone” демона призывают явиться “святейшим и наиславнейшим именем Адоная, Элла, Элохима…” Еще в одном колдовском гримуаре маг исполняет ангельскую мессу, входящую в канон службы явления архангела Михаила, главного противника Сатаны, что, по идее, должно укрепить защиту мага. Иными словами мы видим прирученную, белосветную магию, практически открыто аппелирующую к могуществу христианского бога. Вместо неистового безумия демонических шабашей - почти христианские аскетизм и благочестие. Вместо радости единения в неистовом празднестве плоти с божеством воплощавшемся в Мастере Шабаша - магические круги из-за которых маг боится высунуть нос, прятанье за именами бога в попытке защититься от вызванных им существ. Все это естественно больше походило для человека живущего в обществе пропитанном белосветной моралью: ведь так все же сохранялась иллюзия, что он не порывает с богом и действует, в общем-то, его именем. В отличие от колдунов и ведьм, воспитанные на каббале маги, уже не дерзали открывать Бездну в себе и в мире - это требовало самодисциплины и силы воли, а также нешуточной смелости, которой обладал далеко не каждый. Безопаснее было спрятаться за магический круг и оттуда, находясь под защитой “всемогущего бога” пытаться предъявлять какие-то условия вызванным им существам. Ущербность такого подхода была очевидна даже простонародью: Дьявол все равно рано или поздно брал свое, что отражено во множестве легенд и поверий. Фауст - самый яркий тому пример. Тем не менее, говорить, о том, что каббала и колдовские книги, совсем уже не оказали влияния на дальнейшее развитие сатанизма, конечно, тоже нельзя. Хотя маги Возрождения и не преследовались так жестоко, как подлинные сатанисты, все равно церковники на них посматривали косо, тоже подозревая их в тайном служении Дьяволу. Хоть Агриппа и говорил, что он общается только с ангелами, тем не менее, в интерпретации магических гримуаров грань между ангелами, духами планет и демонами была весьма нечеткой. Сами высшие слои общества не могли отказаться от идеи заключения договора с “князем мира сего” в обмен на богатство и могущество. Только теперь аристократы предпочитали иметь дело с так называемыми высшими демонами из иудейского и христианского пандемониума, в деталях разработанного в колдовских книгах, подробно описывающих слуг Сатаны и выстраивающих их по рангам в четкую иерархию, а не с потомками троллей и альвов. Здесь можно видеть и влияние сословной спеси, которую могли преодолеть весьма немногие из знатных дьяволопоклонников. Отождествление Христа и Сатаны с двумя враждующими суверенами стало полным - Ад был представлен в виде могучей империи со своими баронами, маркизами, полководцами и министрами. Так согласно “Великому Гримуару” Адом правили три архидемона - Люцифер, Вельзевул и Астарот, причем первый носил титул Императора, второй - Князя, третий - Великого Герцога. Очень 57 Сатанинская хроника подробную классификацию дал один из учеников Агриппы - Иоганн Вейер - в своем труде “Псевдомонархия демонов” он подробно расписал всю адскую иерархию руководимую 72-мя князьями Тьмы. Языческие боги и демоны финикийской, сирийской, персидской, греческой, иудейской демонологии заняли почетные места в адской империи. Даже вавилонский бог войны и подземного мира Нергал, неведомо как пробрался в эту иерархию, причем на очень неплохую должность - главы тайной полиции. Императором Ада в представлении Вейера был Вельзевул, а Сатана - лидером оппозиции (видимо даже здесь он сохранял свою мятежную сущность). Был здесь и римский Плутон и его жена Прозерпина - в роли Принца и Принцессы Ада и сирийский Ваал как главнокомандующий адской армией и карфагенский Молох - Принц Земли слез. По сравнению с ними довольно бледно выглядел образ Антихриста - всего лишь жонглера и мима при адском дворе. Видимо Вейер в творческом угаре не совсем сообразил, кому по идее противостоял этот библейский персонаж и не понял, что, поместив его на эту роль, он, таким образом, принижает и самого Христа. В самом деле, грош ему цена такому “спасителю”, если его главный “оппонент” занимает столь неприглядное место в адской иерархии. Как бы не смешно и нелепо не выглядели эти “классификации”, тем не менее, они могли быть вполне привлекательны для среднестатистического герцога или князя - ведь в них он узнавал такую знакомую ему феодальную иерархию. А значит и в полном соответствии с принципами вассалитета и рыцарской чести он вполне мог отречься от Христа и перейти служить к одному из таких демонов - какая в конце концов разница какого ты меняешь сюзерена - земного или небесного. Правда чтобы сделать такой вывод нужна была известная смелость и, скорее всего на такой шаг отваживались немногие - многовековая христианская пропаганда не могла пройти бесследно. Но главное - теоретическая база для этого была заложена. Обе эти тенденции - “высокая магия” каббалистов и “народное” ведовство не всегда существовали параллельно друг другу, но постепенно смешивались. Как мы видим на примере Эржебет Батори иные князья, практикуя магию Возрождения, в то же время не гнушались и помощью деревенских колдуний. А в “Псевдомонархии демонов” Вейера нашлось место и демону-распорядителю Шабаша - мэтру Леонарду. Знаменитые парижские “черные мессы” со всеми их реальными или воображаемыми неаппетитными подробностями - прямое следствие такого смешения различных ритуальных практик. Благопристойные и высокодуховные практики магов, подобных Корнелию Агриппе оказались не столь эффективными, как этого бы хотелось некоторым аристократам жаждавшим власти, денег и наслаждений плоти. С началом нового времени культ Дьявола отправлялся уже не только на вершинах проклятых гор и безлюдных пустошах - он пробрался под крыши дворцов самых могущественных монархов Европы. Между 1673 и 1680 годами, по меньшей мере, пятьдесят священников были казнены и посажены в тюрьмы за проведение Черной мессы. Забавно, но это уже превращалось в своеобразную традицию - самые рьяные жрецы Сатаны выходили именно из среды духовенства. У Дьявола всегда было специфическое чувство юмора. Кроме того, духовенство долгое время было самым образованным сословием в Европе. Многих отступников арестовали в результате деятельности особого суда, организованного Людовиком XIV в 1679 году. Этот суд должен был рассмотреть случаи отравлений, в том числе и среди французской знати. Заседания суда шли при зажженных свечах в комнате, задрапированной черным, и назывались “Chambre Ardente” или “Огненный Суд”. Решение суда не подлежали пересмотру. Расследования, возглавляемые Никола де ла Реми, комиссаром полиции Парижа вывели на вдову по имени Катрин Дешейе, известную под именем Ла Вуазан, которая занималась предсказанием будущего и, как предполагалось, делала аборты. Выяснилось, что Ла Вуазан снабжала дам высшего света ядами, посвящала 58 Сатанинская хроника их в заговоры и другие церемонии черной магии. При обыске в ее доме было обнаружено странное святилище. Стены его были задрапированы черным, а за алтарем находился черный занавес с вышитым на нем белым крестом. На алтаре лежал матрас, покрытый черной материей, а на нем стояли черные свечи: был обнаружен и очаг, в котором, повидимому, сжигались трупы детей, приносимых в жертву во время Черной мессы. Там же находились магические книги и свечи, изготовленные из человеческого жира. Стоило только потянуть ниточку, и целая шайка отравительниц, колдуний, предсказательниц, мастериц тайных абортов оказалась в тюрьме. За ними последовали алхимики, искатели философского камня, чародеи, совершающие черные мессы... “Огненная палата” осудила 367 преступников, но только 36 из них были приговорены к смерти. Остальные колдуны назвали своими клиентами столь высокородных дворян, что их не решились судить. Хотя сама Ла Вуазан была заживо сожжена в феврале 1680 года, но уже в октябре король прекратил заседания “Огненного Суда”, в связи с тем, что подозрения пали на его любовницу мадам де Монтеспан. В 1673 году фаворитка “короля-солнца” стала опасаться, что король потеряет к ней интерес, и она будет отвергнута ради новой любовницы короля - Луизы де Лавальер. Для того чтобы противостоять ей, Ла Вуазан призвала аббата Гибурга. Он отслужил три мессы, алтарем при этом служило обнаженное тело де Монтеспан. При подношении даров он перерезал горло ребенку. Кровь ребенка была собрана в дароносицу, смешана с мукой, и из этого теста приготовили причастие. Когда причастие было освящено, сама де Монтеспан или Гибург от ее имени произнесли следующее заклинание: “Астарот, Асмодей и дружественные князья, я призываю вас принять в жертву этого ребенка, которого я подношу вам с просьбой, чтобы король и дофин продолжали дружить со мной, чтобы меня почитали принцы и принцессы двора, и чтобы король не отказывал ни в одной моей просьбе, как для блага моих родственников, так и вассалов”. Церемония трижды повторялась в часовне Ла Вуазан, в первый раз алтарем служило тело де Монтеспан, во второй и третий - самой Ла Вуазан. Дочь Ла Вуазан, Маргарита, описала подобные мессы, на которых ей доводилось присутствовать. Женщина, заказывавшая мессу, ложилась на алтарь, согнув ноги или свесив их вниз, голову она клала на подушку, а в скрещенных руках держала черные свечи. На грудь женщине клали салфетку с вышитым крестом, а дароносицу ставили на живот. При подношении даров ребенку перерезалось горло, а причастие освящалось над гениталиями женщины. Жертвоприношение Сатане, надругательство над христианскими святынями, сам плотский языческий характер ритуала сближает его с ведьмовским сатанизмом средневековья. В то время как использование магических книг, обращения к демонам Астароту и Асмодею - это уже явно “высокая магия”. Хотя собственно дьяволопоклоннический характер тут превалирует: ни в одном из магических гримуаров не было рецептов предписывающих, к примеру, те же жертвоприношения младенцев. Итак, что можно сказать, в общем, о “сатанизме верхов”? Возникнув из традиционного ведовского сатанизма, он, в конце концов, превратился в автономное явление, не порвавшее в то же время окончательно связи с первоисточником. Поклонение Дьяволу у знати стало более уточенным и изысканно-мрачным - в основном за счет образов и ритуалов взятых из колдовских книг. Внесословный характер сатанизма сохранился: всетаки многие колдуны, к помощи которых прибегали аристократы сами не принадлежали к дворянскому сословию. Собственно сам сатанизм многих таких аристократов выражался именно в том, что они прибегали к услугам таких людей как Гибург и Эрже Майорова. 59 Сатанинская хроника В завершение хочется поговорить еще вот о чем. Среди неосатанистов считается хорошим тоном всячески открещиваться от таких предшественников как Эржебет Батори и аббат Гибург. Начал это еще ЛаВей и, в общем-то, его можно было понять - трудно оправдать людей занимающихся столь противоправными с точки зрения современного правосудия вещами. Но если брать не правовой, а чисто идеологический аспект решительно непонятно, чем именно руководствовался “Черный папа” делая заявления типа: “Упадочная деятельность Ля Вуазэн отдалила торжество сатанизма на многие годы”. Каково должно было быть это торжество сатанизма в те годы, в чем собственно состояло “упадничество” Ла Вуазин, роль, которой, по сути, сводилась к банальному посредничеству - мне лично неясно. Это отмежевывание подхватывает и бывший гуру отечественного неосатанизма, товарищ Варракс, еще более жестко отзывающийся о главных героях этой главы. В “Princeps Omnium” в главе “Дьявол в христианстве” он пишет буквально следующее: “Появились и те, кто к радости христиан взялся реализовывать их сценарий дьяволопоклонничества. Фантазии стало возможным подкреплять хоть каким-то фактическим материалом, размахивая им, дабы заслонить этим дутышем реальную суть Сатаны… Естественно, такая деятельность привела к тому, что популярное мнение о сатанистах стало весьма своеобразным. Что характерно, не по их вине. Поиск запретных (для обычных людей) знаний был заменен в общественном восприятии на имидж примитивных идиотов, практикующих жуткие обряды. Обратите внимание: если ранее эта тема была побочной (а еще они детей режут!), то теперь стала главным лейтмотивом… К сожалению, так называемый романтизм средневековья, вкупе с непрерывной пропагандой христианами таких инсинуаций в течение нескольких веков, привел к забавному факту: отморозков, больных на всю голову, с которой не дружат, называют “истинными сатанистами”, при этом напрочь забывая, что это мнение инспирировано как раз христианами”. Начнем с “детей режут” как самой болезненной темы для современного “нео”. Это обвинение он считает грязной христианской клеветой на Истинных Сатанистов, на которую повелись нестойкие на провокации психопаты-дьяволопоклонники. Но жертвоприношения детей, к сожалению, обычная практика язычества. Известно свидетельство византийского историка Льва Дьякона, что русы под предводительством князя Святослава после поражения при Доростоле стали топить в Дунае грудных младенцев и петухов, видимо желая заручиться поддержкой водного божества, возможно Ящера. Убийство славянами младенцев засвидетельствовано византийским автором VI века Псевдо-Кесарием. О том же обряде у прибалтийских и западных славян сообщают германские хронисты. По всей Европе были распространены поверья: новое, только что построенное здание, будет стоять долго, если в его основании захоронить живого ребенка как жертву подземным духам. Вспомним и архаичные вакханалии - все с тем же жертвоприношением детей и даже с последующим их поеданием. Если мы уж признаем, преемственность сатанизма от язычества (а эту преемственность вроде как признает и сам Варракс и другие нео), то логично было бы предположить, что тут были переняты и кровавые ритуалы язычников. Вопить, “что нас оговорили хрюсы” - уже что-то по принципу “здесь верю, здесь не верю”, причем единственным критерием достоверности выступает - “нравится - не нравится”. Жертвоприношения младенцев - это жестоко? Разумеется. Негуманно? Само собой. Но и время было тогда такое - жестокое и негуманное. В XVI веке жизнь человека, а уж тем более ребенка ценилась гораздо меньше - особенно если этот ребенок происходил из низших сословий. Детская смертность в те времена была просто ужасающая, а в 60 Сатанинская хроника многодетных семьях европейских бедняков лишний рот воспринимался скорее как наказание божье, нежели радостное событие. Свои будущие жертвы сатанисты того времени, отнюдь не крали у счастливых французских родителей. Неосторожные девицы, нищенки, проститутки сами снабжали колдунов плодами незаконной любви и те естественно охотно принимали их. Тем, кто ужасается этому в наше время, советую призадуматься над вопросом, об который уже и так сломали немало перьев богословы и юристы: а с какого собственно времени нужно отсчитывать появление нового человечка? С зачатия или с рождения? Закон нам говорит одно, но де-факто ведь дело обстоит немного иначе. Чем так уж принципиально отличается плод нескольких месяцев от только что родившегося младенца - способностью издавать звуки? По сей день миллионы женщин во многих цивилизованных странах без особых угрызений совести отправляют в мусорную корзину бесчисленное множество нерожденных детей. Так что же вы хотите от средневековых сатанистов, господа хорошие, детей своего времени и своей культуры? Тем более что подавляющему большинству младенцев, рождавшихся у женщин ставших основным поставщиком жертв для “черных месс”, все равно было не суждено прожить сколь-нибудь долгую жизнь. Следует учесть и общий уровень знаний той эпохи. Это мы сейчас, вооруженные всей суммой научных знаний, по истории религий, можем провести сравнительный анализ и с его помощью уразуметь, что для того, чтобы быть сатанистом вовсе не обязательны такие крайности. А для колдунов того времени дело обстояло совсем иначе и они вынуждены были воспроизводить опыт своих предшественников, то есть магические и ритуальные практики, берущие начало в язычестве, но уже изрядно деформированные, как каббалистическими заморочками, так и пропитавшими все общество хрюсовским стереотипами. Как бы не было это неприятно Варраксу и ему подобным, но единственными сатанистами, в то время как раз и были столь презираемые им “отморозки больные на всю голову, с которой они не дружат”. Даже не буду сейчас останавливаться на том, что и в интеллектуальном и в личном плане та же Эржебет Батори и маркиза де Монтеспан, равно как и граф Ботсвел, были куда более интересными людьми, чем большинство их современников. Пусть они это и делали с корыстными целями - с каких это пор альтруизм стал одной из добродетелей сатанизма? Но во многом, именно “черные мессы” тех веков, равно как и другие формы поклонения Дьяволу, кажущимися в наше время жестокими, безумными, нелепыми, омерзительными сделали возможными сохранение и дальнейшее развитие европейского Темного культа сумевшего принять новые вызовы, которые бросал безудержный рационализм и скептицизм наступающей эпохи Просвещения. Глава VIII Космос Возрождения, костры Реформации и чувственность Просвещения В XV-XVI веках начался очередной этап трансформации всей социально-политической структуры европейской цивилизации - чуть ли не самой радикальной со времен крушения Римской империи. Сдвиги в основаниях феодального способа производства потребовали принципиально новых форм регулирования всей системы власти: постепенного разрушения вассальной системы, основанной на земельных дарениях, возобладания денежной формы доходов класса феодалов, смены сюзеренитета феодально-договорного характера королевской власти (ее принцип - “первый среди равных”) королевской властью, основанной на принципе публичного суверенитета. Все это привело к тому, что были проложены пути для опытного познания природы, для разграничения юрисдикции церкви и государства, для формирования доктрины сословного государства, для рецепции 61 Сатанинская хроника элементов римского права, в которых столь остро нуждалось товарное производство. В этих условиях античное культурное наследие приобрело огромный практический смысл: оно в равной степени было необходимо для формулирования элементов нового права и новой политики, новой натурфилософии, новой этики и эстетики. Этот процесс секуляризации многих важных областей знания и мышления как такового привел к появлению культуры Возрождения (Ренессанса), вслед за которым последовала эпоха Реформации, а затем Просвещения. Три важных, тесно связанных между собой этапа в развитии западной цивилизации, во многом предопределившие ее современное состояние. Три эпохи каждая по-своему формировавшая свой взгляд на мир, на духовное и материальное, божественное и дьявольское. Все три этих процесса оказали огромное влияние на развитие христианства, в чем-то обновив, но во многом и подорвав его позиции в общественно-политической жизни Запада. Что же до развития сатанизма то он и без того существуя в глубоком “подполье” европейской религиозной жизни, так же был вынужден отвечать на те вызовы, которые бросало перед ним новое время. Здесь я не буду приводить конкретные примеры деятельности сатанистов - это было уже сделано в предыдущей главе. Здесь же я рассмотрю те конкретно-исторические условия, в которых формировались такие люди как аббат Гибур и ему подобные и то, как они были вынуждены приспосабливаться к условиям стремительно меняющегося мира. Эпоха Возрождения (XIV - начало XVII веков) была первым масштабным преобразованием на Западе. Следствием тех изменений, которые произошли в экономическом базисе общества, было возникновение экспериментального естествознания, открытие и изучение памятников античной культуры, расцвет искусства и развитие светского мировоззрения, возникновение литературы на новых, современных языках и развитие профессионального театра. Эти явления казались людям XIV-XV веков возрождением науки, философии, литературы и искусства, существовавших в античном мире, особенно у греков (отсюда собственно и пошло само понятие “Возрождение”). Отсюда корни устойчивого стереотипа резкого противопоставления средневековой культуры Запада и итальянского Возрождения. Средние века - это, дескать, господство церковной догмы, отсутствие яркого развития науки и искусства, мистика и мракобесие. Возрождение, наоборот, отбрасывает всю эту “ночь” средневековья, обращается к светлой античности, к ее свободной философии, к скульптуре обнаженного человеческого тела, к земной, привольной и ничем не связанной свободе индивидуального и общественного развития. Однако эта схема уже устарела: исследования свидетельствуют о том, что ренессансная культура основана на двух источниках: античном классическом наследии и наследии столь презиравшихся гуманистами “темных веков” средневековья. Хотя эпоха Возрождения декларировала пределом духовных стремлений максимально близкое подражание античности, однако свой отпечаток наложила на эпоху и средневековая культура. В силу этого подражание античности неизбежно либо вырождалось в жалкое эпигонство и карикатуру, либо, что чаще и существеннее, выливалось в оригинальное творчество. Именно в последнем случае становилось очевидным, что творцы культуры Возрождения, черпая из обоих источников - языческо-античного и христианскосредневекового - в действительности не следовали рабски ни одному и создали оригинальную культуру с присущими ей чертами. Идейной основой Ренессанса был гуманизм, светски-рационалистическое мировоззрение фундаментальным принципом которого является антропоцентризм как точка отсчета в шкале ренессансных ценностей. Слово “humanitas” (человечность) итальянские гуманисты заимствовали у Цицерона (I век до н.э.), который в свое время хотел им подчеркнуть, что понятие “человечность”, как важнейший результат культуры, выработанной в древнегреческих полисах, привилось на римской почве. Вместо столь характерной для христианства постоянной заботы верующего о мире вечном, потустороннем в 62 Сатанинская хроника мировидении гуманистов на первом плане оказалось сильнейшее стремление человека к земной, прижизненной и посмертной славе. При формальном сохранении традиционнохристианской интерпретации “великой цепи бытия” в центре мироздания гуманистов истинно творческим началом бытия оказывался не бог, а человек. Более того, сам человек в представлении мыслителей Возрождения становится подобным Богу. Вот, что писал о нем один из видных деятелей итальянского Возрождения, флорентиец Марсилио Фичино: “Он (человек) измеряет небо и землю. А также исследует глубины Тартара. Ни небо не представляется ему слишком высоким, ни центр земли слишком глубоким… А, так как человек познал строй небесных светил, и как они движутся, и в каком направлении и каковы их размеры, и что они производят, то кто станет отрицать, что гений человека… почти такой же, какой у самого творца небесных светил, и что он некоторым образом может сделать все эти светила, если бы имел орудия и небесный материал… Человек не желает ни высшего, ни равного себе и не допускает, чтобы существовало над ним чтонибудь не зависящее от его власти. Это состояние одного Бога. Он повсюду стремится владычествовать, повсюду желает быть восхваляемым и быть старается как Бог повсюду”. Здесь мы фактически видим все те идеи, которые легли в основу традиционного сатанизма о возможности самообожествления человека, о его безграничном самосовершенствовании. Чуть ли не в каждой фразе Фиччино слышится тот самый смертный грех послуживший причиной падения Люцифера - гордыня. Это ни в коем случае не значит, что философы эпохи Возрождения были сатанистами. В большинстве своем они были более-менее последовательными христианами: свое превозношение человека они основывали на словах из Библии о человеке как “образе и подобии Божием”. Но в то же время гуманисты совершили, сами того не желая, важнейшую подмену, которая не всегда осознавалась, но, тем не менее, она была весьма заметна в учениях философов Возрождения. Тот факт, что человек имеет разум (как универсальный инструмент воздействия на природу), приводит идеологов Ренессанса к мысли о том, что человек не просто создан “по образу и подобию”, а потенциально равен богу. Мыслители Возрождения, по сути, сломали грань, отделявшую человека от творца и тем самым дистанцировали их друг от друга, превратив Бога и человека в конкурентов. Таким образом, в самой идее богоподобности человека закладывается идея богоборчества. А это уже прерогатива… известно Кого. Еще неявно и нечетко, но все-таки достаточно целенаправленно западные мыслители вынашивали идею о человеке, подобном Дьяволу. У нас нет четких свидетельств о связи философов Возрождения с какими-то тайными организациями дьяволопоклонников, но более чем вероятным представляется мысль о том, что средневековые сатанисты и гуманисты оказывали взаимное влияние друг на друга. Связывающим звеном могла стать европейская аристократия, для которой равным образом оказывались привлекательными как демонические культы, так и идеи гуманистов, восхвалявших “сильных людей” для которых моральные принципы были необязательны и “добродетели” которых заключались в том, что они добивались своей цели, не считаясь ни с какими препятствиями. Гуманисты ценили не всяческую личность, а лишь выдающуюся своим богатством и образованием: они восхваляли правителей, военачальников, ученых, писателей, “аристократию кошелька и ума”. Самым ярким апологетом этой имморальности стал Николо Макиавелли, который считал нужным отделить политику от христианской морали, которую он считал общественно вредной и даже объективно безнравственной, ибо именно христианство “сделало мир слабым и отдало его во власть негодяям”. Однако в самом фундаментальном произведении Макиавелли “Государь” реальная политика сильной личности обособлена от всякой морали, в том числе и от гуманистической. Главный герой книги не обладал уже божественностью человека Фичино - он даже человеком был только наполовину, не случайно мифологическим образом для него служил кентавр. “Новому государю - писал 63 Сатанинская хроника Макиавелли - необходимо владеть природой как зверя, так и человека”. Указывая на практическую невозможность для “нового государя” обладать всеми общечеловеческими добродетелями, “потому что этого не допускают условия человеческой жизни”, Макиавелли вместе с тем отмечал и относительность добродетели вообще. Реальная политическая действительность не оставляет места для прекраснодушных мечтаний: “Ведь тот, кто хотел бы всегда исповедовать веру в добро, неминуемо погибает среди столь многих людей, чуждых добра. Поэтому Князю, желающему удержаться, необходимо научиться умению быть недобродетельным и пользоваться или не пользоваться добродетелями, смотря по необходимости”. В “Государе” все эти соображения имеют прикладной характер, но из этого можно сделать и обобщающие выводы. Человек у Макиавелли - не раз и навсегда заданная форма, по которой сотворил его Бог, а бесконечное число разнообразных свойств, которые проявляются в различных ситуациях. С точки зрения Макиавелли, многовариантность, пластичность человеческой природы позволяет тому, кто ее формирует, придавать ей самые различные формы. Отсюда логичный вывод: тот, кто овладеет искусством формирования человеческой природы - тот становится способным приблизить и свою природу к максимально совершенной из всех возможных форм. То есть мы говорим здесь все о том же самообожествлении. Но в природе человека есть не только Бог, но и Зверь, причем совсем необязательно, что они противоречат друг другу. Здесь мы вновь видим сближения гуманистических идеалов Возрождения с идеями традиционного сатанизма в его средневековом варианте - с безумством шабашей и рогатым звероподобным Дьяволом в качестве верховного божества. Помещая человека в центр мироздания, идеологи Ренессанса постепенно обезличивают самого творца Вселенной. Для философии позднего Возрождения (XIV-XVI века) характерна пантеистическая тенденция, основанная на неоплатонизме и герметизме античности. Наиболее ярко пантеизм проявился в трудах Бернардино Телезио, Франческо Патрици, Джордано Бруно и Томмазо Кампанеллы. Так, для учения Телезио характерно то, что и бог, и его творение, включая бессмертную человеческую душу и целесообразно построенную природу, оказываются безличными началами. У Патрици выше всего свет, а все мироздание вместе с человеком и материальными вещами есть только иерархийная эманация этого первосвета. Бог, как абсолютный творец и первопричина перестает быть личностью и превращается какую-то безликую силу, которую не имеет смысла не бояться, ни почитать. Весьма противоречива пантеистическая система Кампанеллы, так как в ней выступает самый настоящий монотеистический бог и вместе с тем провозглашается полная свобода чувственного восприятия человека, полная свобода основанной на нем логики, гносеологии и науки, а тем самым и полная независимость от божества и его установлений. Но самую, пожалуй, интересную и необычную систему создает Джордано Бруно, который утверждает, что “природа есть Бог в вещах”. ”Все вещи находятся во вселенной и вселенная во всех вещах, мы - в ней, она - в нас”. Таким образом, природа в понимании Бруно фактически приобретает полную самостоятельность, а Бог мыслится как синоним ее единства. Мировоззрение Бруно основывалось на античном герметизме, вообще весьма популярном у философов позднего Возрождения. Но большинство гуманистов все-таки толковали образы и символы герметизма через призму христианского учения. Это было нелегко потому, что в свое время еще “святой” Августин резко критиковал герметиков, считая, что Гермес Трисмегист получал свои откровения от демонов, которыми Августин считал египетских богов. Большинство герметиков Возрождения старалось как-то обойти этот щекотливый момент, не желая слишком близкого знакомства с кострами святой инквизиции. Поэтому философы типа того же Фичино проявляли буквально чудеса изворотливости, произвольно толкуя различные пассажи из трудов, как отцов церкви, так и самого Трисмегиста, чтобы убедить себя и 64 Сатанинская хроника окружающих в том, что одно не противоречит другому. Мол, египетские боги конечно демоны, а их жрецы - злые колдуны, но Трисмегист к ним все равно не относится. Бруно категорически отвергал подобные попытки заретушировать суть герметизма, более того, заявляя, что египетская религия космоса - не только самая древняя, но и единственная истинная религия, которую заслонили и исказили как иудаизм, так и христианство. Бруно разбирает герметический трактат “Асклепий”, в котором Гермес Трисмегист разъясняет свое учение своему ученику Асклепию, а также сокрушается о грядущем падении египетской религии. Бруно полностью разделяет это сожаление: для него египетское язычество было отображением той древней и истинной религии, приверженцем которой он себя считал. В своем труде “Изгнание торжествующего зверя” он пишет о своих взглядах на египетскую религию: “Никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук и репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем, божество, которое с течением времени, от места к месту, постепенно, то тут то там, проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны. Египтяне смотрели на божество как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключенное в себе самом, не пребывающее в сотворенных вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать-хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена… Поэтому божество в море называлось Нептуном, в Солнце Аполлоном, в земле - Церерой, в пустыне - Дианой и так - разнообразными именами в каждом из прочих видов, каковые как различные идеи были различными божествами в природе, все одинаково относясь к божеству божеств и источнику идей сверхъестественных”. Примерно за подобного рода высказывания (плюс довольно неприязненное отношение к церкви) и сожгли итальянского философа, а вовсе не за его теорию множественности миров, хотя это сыграло, безусловно, свою роль в преодолении наивного антропоцентризма гуманистов раннего Возрождения. Возрожденческий человек впервые почувствовал те огромные возможности, которые заключались в его личности и в окружающей природе и которые раньше оставались неиспытанными, неизведанными. Но теперь оказалось, что весь этот личностный восторг был реален лишь до известной меры. Коперник и Бруно превратили землю в какую-то ничтожную песчинку Вселенной, а вместе с тем и человек оказался несравнимым, несоизмеримым с бесконечным темным и холодным пространством. В тоже время бесконечная вселенная Бруно полна жизни - не только планеты, но и бесчисленные миры его магической вселенной движутся в пространстве, подобно огромным животным, одушевленные божественной жизнью. Подытоживая все сказанное о Джордано Бруно, я могу заметить, что многие из высказанных им идей весьма близки традиционному сатанизму. Идея об отождествлении бога и природы, фактическом обожествлении материи в ее вечном и неустанном становлении - все это, безусловно, перекликается с учением об Изначальной Тьме порождающей все сущее. Наверняка Бруно был знаком с концепцией еретических сект, каббалы, да и официального католицизма тоже, что все материальное - от Сатаны. Однако он не только не испугался этих аналогий, но и фактически подтвердил их своими симпатиями к египетскому язычеству, которое для любого христианина было ничем иным как самым настоящим дьяволопоклонничеством. Однако сам Бруно не был сатанистом хотя бы потому что в его концепции не находилось места для Сатаны. Да и само обвинение христианству в том, что оно заменило египетские добрые нравы испорченной нравственностью и непрерывными войнами, свидетельствует, что и сам Бруно не был 65 Сатанинская хроника свободен от белосветных иллюзий - прежде всего насчет природы человека. Он цитирует “Асклепия” где говорится о падении старой религии: “Явится новая правда, новые законы, не останется ничего святого, ничего религиозного, не раздастся ни одного слова, достойного неба или небожителей. Одни только ангелы погибели пребудут, и, смешавшись с людьми, толкнут несчастных на дерзость ко всякому злу, якобы к справедливости, и дадут тем самым предлог для войн, для грабительства, обмана и всего прочего, противного душе и естественной справедливости: и то будет старость и безверие мира! Но не сомневайся, Асклепий, ибо, после того как исполнится все это, Господь и Отец Бог, управитель мира, всемогущий промыслитель... несомненно, положит конец этому позору и воззовет мир к древнему виду”. Иными словами, мы видим все те же белосветные принципы, пусть и переиначенные на египетский лад. Насколько сам Бруно разделял эти воззрения - трудно сказать, но следует помнить, что в своей системе он все-таки считает Христа “благодетельным магом”. Правда, его толкование божественности Христа было достаточно еретическим: Джордано Бруно остается прямым и логическим результатом ренессансного прославления человека как величайшего чуда, человека, по происхождению божественного и способного снова стать божественным, обладающего божественными силами. Если человек способен обрести такие силы с помощью герметических упражнений, то почему бы не счесть, что таким же способом обрел свою силу и Христос? Герметизм и неоплатонизм Возрождения не были оторванными от реальности умозрительными конструкциями: философы Ренессанса рассчитывали применять полученные знания на практике. В предыдущей главе мы уже говорили о том, как развивалась магия в эпоху Возрождения: большинство философов всячески старались отмежеваться от “неправильной”, демонической магии и перейти к божественной, “благотворной”. Так еще один возрожденец, Пико дела Мирандола считал, что: “Никакая иная наука не удостоверяет нас так в божественности Христа, как Магия и Кабала”. Несмотря на то, что в самих герметических текстах встречались четкие указания на демонов звезд и планет, тем не менее, Мирандола, так же как Фичино, всячески старались избежать упоминаний о них в своих трудах. Либо, как вариант, предостерегали будущих магов о смертельной опасности какого-либо общения с демонами. К чести Бруно, надо сказать, что он такого общения не страшится: его магия во многом основана именно на контактах с демонами, которые он называет “сцеплениями”. И никаких ангелов, чтобы демонов контролировать, в магии Бруно нет. Разумеется, как и другие маги, Джордано свою магию считает благой, дурная магия для мага - это всегда чужая магия. И, учитывая взгляды Бруно и его веру в правильность египетской религии, такая магия и должна быть благой, поскольку именно демонами египетские жрецы умели манипулировать и именно их низводили в свои статуи, то есть, то против чего в герметизме выступал Августин. Впрочем, Бруно вряд ли был одинок в своем отношении к демонам. Эпоха Возрождения с ее радикальным антропоцентризмом, культом плоти, обожествлением материи, верой в магию и пренебрежением к христианской морали породила весьма своеобразное общество. Та же практика алхимии, астрологии и всякой магии охватывала все возрожденческое общество снизу доверху и была отнюдь не результатом невежества. Она - результат индивидуалистической жажды овладеть таинственными силами природы, которая дает себя знать даже у знаменитого английского философа и ученого Фрэнсиса Бэкона. С этим связан и тот исторический парадокс, что “святая инквизиция” получает расцвет в эпоху Возрождения. Охота на еретиков и ведьм, безудержный террор и коллективные психозы, жестокость и моральное ничтожество, страдания и обычное скотство являются продуктами Ренессанса, они, как и деятельность священной 66 Сатанинская хроника инквизиции, не противостоят тогдашним великим достижениям духа и мысли человека, а связаны с ними, являются их неотъемлемой частью, выражают аутентичные стремления и потребности человека. Возрождение прославилось своими бытовыми типами коварства, вероломства, убийства из-за угла, невероятной мстительности и жестокости, авантюризма и всякого разгула страстей - это обратная сторона возрожденческого титанизма. Разгул страстей и преступлений коснулся многих художников и гуманистов Возрождения. Внутренние раздоры и борьба партий в различных итальянских городах, не прекращавшаяся всю эпоху Возрождения и выдвигавшая сильные личности, которые утверждали в той или иной форме свою неограниченную власть, отличались беспощадной жестокостью и какой-то неистовой яростью. Казни, убийства, изгнания, погромы, пытки, заговоры, поджоги, грабежи непрерывно следуют друг за другом. Победители расправляются с побежденными, а через несколько лет сами становятся жертвами новых победителей. И все это прекрасно накладывается на все тот же “сатанизм верхов”, который мы описали в предыдущей главе, более того, скорей всего во многом способствовало его дальнейшему развитию. Можно предположить, что сатанинские ритуалы уже не были всегда нацелены на получение благ от Сатаны: они переосмысливаются как одно из творческих проявлений личности, способствующее ее самосовершенствованию. Возрождение дало миру Джордано Бруно, но оно же дало ему и Эржебет Батори - они были почти современниками. Это время дало миру род Борджиа, прославившимся всеми мыслимыми и немыслимыми преступлениями, кстати, один из этого рода, а именно Чезаре Борджиа послужил Маккиавели образцом для написания его “Государя”. Не исключено и влияние Возрождения (как впрочем, и Реформации) на священников проводивших черные мессы при французском королевском дворе. Тем более что католическое духовенство того времени напоминало всем веселые времена папской “порнократии”. Священнослужители содержат мясные лавки, кабаки, игорные и публичные дома, так что приходится неоднократно издавать декреты, запрещающие священникам “ради денег делаться сводниками проституток”, но все напрасно. Монахини читают “Декамерон” и предаются оргиям, а в грязных стоках находят детские скелеты как последствия этих оргий. Тогдашние писатели сравнивают монастыри то с разбойничьими вертепами, то с непотребными домами. Папа Александр VI и его сын Цезарь Борджиа собирают на свои ночные оргии до 50 куртизанок, в Ферраре герцог Альфонс среди бела дня голым прогуливается по улицам, а в Милане герцог Талеаццо Сфорца услаждает себя за столом сценами содомии. В Италии той эпохи нет никакой разницы между честными женщинами и куртизанками, а также между законными и незаконными детьми. Многие кардиналы поддерживали отношения со знаменитой куртизанкой Империей, которую Рафаэль изобразил на своем Парнасе в Ватикане. Именно такое положение духовенства и стало одной из причин зарождения на Западе Реформации. Раскол западного христианства на католичество и протестантизм в XVI веке стал одним из мощнейших факторов предопределивших дальнейшее развитие Европы. Именно Реформация, как и Ренессанс, предопределили дальнейшие пути развития сатанизма. На первый взгляд между утонченными и свободомыслящими интеллектуалами Возрождения и агрессивно настроенными, фанатичными вождями Реформации трудно найти что-то общее. Но в тоже время между ними существует глубокая внутренняя преемственность. Как заметил выдающийся немецкий философ Освальд Шпенглер “Лютера можно объяснить только Ренессансом”. Еще один крупный ученый Запада Макс Вебер отмечал, что “Крупнейшие представители пуританизма глубоко восприняли идейное богатство Возрождения - проповеди представителей пресвитарианского крыла этого движения пестрят классицизмами”. Создание “возрожденцами” литературных национальных языков для своих стран и народов подготовило почву для перевода Библии на эти самые языки - без этого успешная проповедь реформаторов была бы невозможной. Однако наиболее важной чертой, сближающей идеологов Возрождения и Реформации, 67 Сатанинская хроника стало пристальное внимание именно к отдельно взятому человеку. Возвышенный, философский индивидуализм эпохи Возрождения, трансформируясь в умах фанатически настроенных протестантов, рационализирует и индивидуализирует само христианство. Как и любое течение этой религии, протестантизм во главу угла ставит индивидуальное спасение личности, но в отличие от католицизма он отвергает пренебрежительное отношение к мирской нравственности с высот монашеской аскезы и начинает тотальную и бескомпромиссную “битву” за рай не в рамках практики замкнутой жизни монастырей, а в повседневной, мирской жизни. На передний край выдвигается тезис о том, что стать угодным богу можно лишь благодаря точному и неукоснительному выполнению своих мирских обязанностей. Протестантизм превращает эти обязанности в своеобразное призвание, поставленную богом задачу для каждого христианина. Главный идеолог Реформации Жан Кальвин, считал что чувства и ощущения обманчивы, что вера может найти подтверждение исключительно в объективных действиях человека, которые могут стать гарантией его личного спасения. Фактически протестантский бог требовал от своих избранников не случайных добрых дел, а святости, как практической деятельности возведенной в систему. В данном случае чередование грехов и покаяния (как в католицизме и православии) было уже невозможно. Только при помощи коренного преобразования всего смысла жизни, ощущаемого в каждое мгновение и в каждом действии, могла быть достигнута уверенность в наличии благодати, возвышающей человека над естественным состоянием. Последнее считалось безусловным злом: один из протестантских документов того времени утверждает, что: “Все мы кто произошел из порочного семени, приходим в этот мир уже оскверненными грехом. Уже до того как мы видим лучи солнца, мы являемся грешниками в глазах господа… даже младенцы, покинувшие чрево своей матери, страдают не от чужих, а от своих собственных грехов… Вся их природа была и есть насквозь порочна и поэтому не может не быть противна и неугодна Господу”. Спастись от этой исконно дьявольской человеческой природы, помогал детально разработанный метод рационального повседневного поведения, целью которого было преодоление естественного состояния, освобождения человека от иррациональных инстинктов, от влияния природы и подчинение его действий постоянному самоконтролю и проверке их этической значимости, превращая протестанта в работника “на благо Господне”. Протестантизм также оказался более решительным и последовательным в полном разрыве с языческим наследием в христианстве. Протестанты объявили войну тому наследию языческой веры, которое церковь сознательно ли, дабы облегчить язычникам переход к христианству, бессознательно ли, в душах новых, не вполне последовательных прихожан, взяла себе, культу святых, наследников многобожия, почитанию икон и мощей, наследнику идолопоклонства, пышным ритуалам, наследникам магии, звону колоколов и ярким ризам прелатов, самому аппарату священничества, наследнику жречества. Разумеется, далеко не во всех протестантских землях борьба против “наследия язычества” носила столь решительный характер - были и компромиссы и послабления вопросах веры - порой весьма существенные. Но в целом, подобные действия были вполне последовательными с точки зрения протестантских учителей: раз спасение достигается мирской деятельностью человека, всей его повседневной жизнью - к чему все эти нелепые верования: о заступничестве святых и богоматери, таинствах и “священной особе” папы. Благо, что как я уже писал в то время католические прелаты, в самом папском Риме отнюдь не являли собой примера христианского благочестия, всем своим поведением, словно подтверждая правоту протестантов. 68 Сатанинская хроника Однако один “пережиток язычества” протестанты оставили в неприкосновенности - это веру в могущество Дьявола и ведьм. Здесь не признавалось никаких компромиссов Мартин Лютер, положивший начало Реформации в своем “Большом катехизисе” упоминает Сатану 67 раз (Христа только 63 раза). Своего догматического Дьявола он представлял как ни странно со всеми атрибутами простонародного языческого беса. Лютер редко упоминает имя Сатаны, предпочитая простонародное имя “Teufel” - “Черт”. И этот Черт, которого Лютер бесчисленное количество раз видел во всяких видах, являлся для него “князем мира сего” в самом буквальном смысле - все физическое и моральное зло, какое только существует в мире, было делом рук Черта. Для Лютера он говорит устами папы и епископов, Черт подсказывает новые учения не согласным с Лютером протестантам, Черт поднимает войны и мятежи. Он же напускает всякие болезни: “Не следует сомневаться, что чума лихорадка и всякие другие поветрия и язвы все идут от Черта, как он же поднимает бури, напускает пожары в поле и вызывает дороговизну, уничтожает хлеб и плоды в поле”. Для Лютера практически не существует понятия “несчастный случай”: “Утонул человек - конечно же, его утопил черт. Человек чуть не задохся, подавившись куском хлеба: конечно, его пробовал уморить черт”. В итоге Лютер делает вполне ожидаемый вывод: “Все мы нашим телом и душой подлежим власти черта. Поэтому и хлеб, который мы едим, и питье, которое мы пьем, и платье которое мы носим, и даже воздух, и все чем живет наша плоть ему подвластны”. Точно такой же реальностью для него оказываются и ведьмы - “злые чертовы бляди” и “чертовы распутники колдуны” и дети, которых приживает Черт от смертных женщин, Лютер выступает горячим сторонником всяческого истребления ведьм. Не меньшее рвение в этом вопросе проявляет и Кальвин, устроивший очередную охоту на ведьм в подвластной ему Женеве и, давая указания другим городам как лучше всего бороться с прислужницами Сатаны. Большего подарка демонопоклонникам от христианства придумать было трудно. Весь мир лежит во власти Дьявола - с этим постулатом, допустим, европейцы были знакомы и раньше. Однако сейчас это высказывалось мало того, что в такой категоричной форме: теперь еще вся тяжесть борьбы с Дьявольским искушением падала на простого мирянина, лишенного поддержки церкви, отказавшегося от заступничества всевозможных небесных посредников и вынужденного теперь ради спасения денно и нощно всеми своими делами и поступками следовать христианским идеалам. А соответствовать им было трудно теперь, когда Библия была переведена на национальные языки. “Смазочная прослойка” в лице католического духовенства исчезла, текст Библии стал доступен простому человеку не монаху, даже не священнику - и выяснилось, что соблюдать все эти требования гораздо труднее, чем казалось раньше и что христианский бог гораздо более суров, чем думалось. Быть “святым в быту” было труднее, чем платить за индульгенции, каяться и получать отпущение грехов. Еще более трудно было противостоять зову своей греховной природы в одиночку. Кроме того, Кальвин и сотоварищи фактически отождествили с Сатаной все иррациональные свойства человеческой природы, все чудесное и мистичное также было отнесено на его счет. Духовные потребности человека, его тяга к сверхъестественному все меньше теперь могли быть удовлетворены за счет мира божественного, соответственно его взор обращался к миру дьявольского. Словно в помощь сатанистам Кальвин и его последователи привнесли в протестантизм доктрину божественного предопределения: Бог заранее определил одних людей к спасению, других - к погибели. Предначертания бога неизвестны людям и они бессильны их предотвратить своими поступками. Вера в бога и благочестие человека не зависят от его воли, так как согласно учению Кальвина, само стремление человека совершать поступки, гарантирующие его спасение, есть ничто иное, как действие в нем божества предызбравшего его к спасению. Люди могут лишь догадываться о своей участи по тому, какая жизнь им уготована на земле, если они преуспевают в своей профессиональной 69 Сатанинская хроника деятельности, если они добродетельны, надежны и трудолюбивы - это служит внешним показателем благосклонности к ним бога. Но отсюда вполне логичен вывод: все кто не соответствует этим всем критериям - безвозвратно пропащие люди, уготованные к геенне огненной. Для них, чем следовать такому богу, гораздо лучше и приятнее следовать пути его антипода. Тем более что согласно Кальвину сама вера дается человеку как знак его избранничества, а безверие - худший из грехов. Легко представить в Чью сторону будет в первую очередь направлен взор человека выросшего в обществе исповедующем подобные взгляды и осмелившегося усомниться в них. Для простого крестьянина или ремесленника, и без того не избалованного радостями жизни, свинцовая глыба протестантского морализма, может и не казалось такой уж тяжкой ношей. Напротив, здесь им может быть было и легче нести свой крест: еще Маркс отмечал, что Лютер своей проповедью “Он прекратил рабство по набожности тем, что поставил на его место рабство по убеждению”. Но те, кто не желали быть “рабами по убеждению”, недолго думали над тем к кому обращаться за поддержкой. И недаром протестанты устроили еще более свирепую охоту на ведьм, чем католики - как и в Италии эпохи Возрождения, явной власти христианских правителей здесь противостояла тайная власть приверженцев Дьявола. Скучный и пресный протестантский морализм ничего не мог предложить тем, кто не собирался ежедневно и еженощно оставаться “монахом в миру” - гораздо привлекательней для них было безумие и экстаз ведовских шабашей. Впрочем, если в идейном плане протестантизм ничем не мог противостоять деятельности таких вот беспокойных натур, то он, по крайней мере, всегда мог ответить им грубой силой. В ней у него недостатка никогда не было - с одной принуждение со стороны королей и князей, которые видели в протестантизме идеологическое обоснование собственной власти. С другой - тупой фанатизм своих земляков, не нашедших в себе смелости отказаться от любимого ярма. В принципе их трудно в этом винить: для того чтобы ступить на путь Темных богов всегда требовалось особая решимость и сатанисты - в самом широком смысле этого слова - и тогда составляли ничтожный процент от общего числа населения. Что же до верхушки тогдашнего общества, то тут дело обстояло несколько иначе - часть дворянства возможно и восприняла всерьез идеи Реформации, но многие, скорей всего, так или иначе, переформулировали их на свой лад - в том числе и в сторону поклонения Дьяволу. Тем более что параллельно Реформации все еще продолжалось Возрождение с его культом человека и свободного разума, а, в конце концов, и плохо замаскированного антихристианства Бруно. Помноженные на атмосферу религиозных войн XVI-XVII веков и нежелание следовать протестантскому фанатизму, эти самые веяния невольно укрепляли сатанистов того времени в правильности выбранного ими пути. Возрождение и Реформация, буквально фонтанирующие идеями, порождавшими одну философскую школу за другой и ересь за ересью, питали и сатанизм своими живительными соками. Ренессанс отчасти вернул его к античным истокам, привнес в него мотивы из греческой и египетской мифологии, а также фактически утвердил (нигде не говоря об этом прямо) тождественность Дьявола и человека во всем божественном величии и звериной низости последнего, на каждом шагу утверждая относительность, а порой и прямую глупость христианской морали. Наступившая в XVII-XVIII веках эпоха Просвещения стала естественным продолжением гуманизма XIV-XV веков как чисто светского культурного направления, характеризующегося притом индивидуализмом и критическим отношением к традициям. Правда в отличие от Возрождения, идеологи Просвещения не испытывали и особого почтения к античным мистическим учениям. Просвещение является продолжением традиций не только гуманизма, но и передового протестантизма и рационалистического сектантства XVI и XVII веков. С наибольшим удобством переход от идей реформационной эпохи к идеям эпохи просвещения наблюдается в Англии конца XVII и 70 Сатанинская хроника начала XVIII веков, когда получил свое развитие деизм, бывший завершением религиозной эволюции реформационной эпохи и началом так называемой “естественной религии”. Однако общеевропейское значение в XVIII веке получила французская просветительная литература в лице Вольтера, Монтескье, Руссо, Дидро и других писателей. Общая их черта - господство рационализма, направившего свою критику во Франции на вопросы политического и социального характера. В основе философии Просвещения лежала критика существовавших в то время традиционных институтов, обычаев и морали. Существовало восприятие бога как Великого Архитектора, почившего от своих трудов в седьмой день (подобное представлении о боге разделяли и зародившиеся в XVIII веке общества масонов). Людям Архитектор даровал две книги Библию и книгу природы. Таким образом, наряду с кастой священников выдвигается каста ученых. Отсюда параллелизм духовной и светской культуры с постепенной дискредитацией первой за ханжество и фанатизм. Единственным источником нашего познания является непредубежденный разум. В католической Франции просветители находились в жесточайшей оппозиции к господствующей церкви. Известно высказывание о церкви одного из выдающихся деятелей эпохи Просвещения Франсуа-Мари Вольтера “écrasez l’infâme” (“уничтожьте подлую”, часто переводят как “раздавите гадину”). Вольтер обрушивался и на иудаизм, и на христианство (например, в “Обеде у гражданина Булэнвилье”), изъявляя впрочем, свое уважение к личности Христа (как в указанном сочинении, так и в трактате “Бог и люди”). В 1722 году Вольтер пишет антиклерикальную поэму “За и против”, в которой он доказывает, что христианская религия, предписывающая любить милосердного бога, на самом деле рисует Его жестоким тираном. “В этом недостойном образе я не признаю Бога, Которого я должен чтить…Я не христианин…” Борясь против церкви, духовенства и религий “откровения”, Вольтер был вместе с тем врагом атеизма, походу на атеизм Вольтер посвятил специальный памфлет (“Homélie sur l’athéisme”). Вольтер всевозможными аргументами старался доказать существование Божества, оперируя доказательствами “космологическими” (“Против атеизма”), “телеологическими” (“Le philosophe ignorant”) и “моральными” (статья “Бог” в “Энциклопедии”). Из всех подобных аргументов наиболее близким Вольтеру был, однако не приводимый им, но за всеми приведенными стыдливо скрываемый “полицейский”, ибо без понятия божества “не может существовать ни одно общество”, эксплуатируемый низ восстанет против “образованного” верха, необходимо, поэтому сохранить религию как “узду” для народа, и “если бы Бога не было, его следовало бы изобрести”. Впрочем, другие просветители шли в своих воззрениях куда дальше, отвергая и само понятие божества и переходя к чистому атеизму. Так французский философ немецкого происхождения Анри Гольбах был чистым атеистом и материалистом, высказывая свое отношение к религии в своем сочинении “Система природы, или О законах мира физического и мира духовного” вышедшем в свет в 1770 году. Книга представляла собой наиболее всестороннее обоснование материализма и атеизма той эпохи. Современники окрестили ее “Библией материализма”. Материалистом был и еще один философ Эпохи Просвещения - Дени Дидро. Он отрицал дуалистическое учение о раздвоении материального и духовного начала, признавая, что существует только материя, обладающая чувствительностью, а сложные и разнообразные явления - лишь результат движения ее частиц. Впрочем, подобные мысли уже ранее выказывались философами Возрождения, а значит и мало чего нового могли дать сатанизму. Образ Дьявола, особенно в его народном, полуязыческом представлении, представлялся философам просвещения ничем иным как одним из тех ужасных суеверий, с которыми нужно бороться, равно как и с прочими предрассудками. Подобное представление было нормальным и для тех философов, которые все же как-то, но признавали наличие некоего верховного существа: 71 Сатанинская хроника равнодушный к своему земному творению бог деистов совершенно не нуждался в своем противнике. В принципе, логическое развитие данной идеи могло кого-нибудь и привести к мысли, что раз уж создатель совершенно не интересуется своим творением, то им правит кто-нибудь другой. Но эта идея, давно впрочем, высказанная средневековыми еретиками, и, по всей видимости, воспринятой сатанистами, оказалась не востребована философами Просвещения. Их мысль шла в совсем другом направлении - в сторону упразднения всех надчеловеческих сущностей, управляющих мирозданием, вообще. Как будто и не было того же Бруно с его предположениями о величии мироздания, полного непознанных живых существ, управляющих Вселенной. С трудом и далеко не всегда принимая идею даже такого отстраненного, безличного Творца, как бог деистов, тем более в просвещении не было места для его “наместника” над всем материальным, столь явно напоминающего такой ужасный предрассудок “проклятого прошлого” как образ Князя Тьмы. Впрочем, не исключено, что такая идея оказалась, востребована в каких-нибудь тайных обществах возникавших примерно в то же время, типа масонов или рознекрейцеров. Но, опять таки, все эти идеи присутствовали в сатанизме и раньше, и скорей здесь можно было бы правомерней предположить заимствование у сатанистов каких-либо представлений масонами, нежели наоборот. Кроме того, этот момент убирает из сатанизма его важнейшую часть актуальную еще со времен демонических культов язычества - элемент борьбы. Фигура же Люцифера как титанического борца с произволом небесной тирании, тоже появилась гораздо раньше всех теорий философов Просвещения, которые были способны разве что придать им чуть более новое звучание. Ну и самое главное препятствие для сращивания сатанизма и просвещения - это воинствующий рационализм последнего. Вера во всесилие человеческого разума в эпоху Просвещения сильно отличалось от таковой веры у философов Возрождения. Те видели разум как нечто иррациональное, чудесное свойство человеческой природы, возвышающее его до статуса божества. Философы Просвещения также видели в разуме универсальный инструмент познания, но возвышаться с его помощью людям было некуда - за отсутствием тех высших сил или сущностей до которых им следовало возвышаться. Кроме того, сатанизм уже по своей природе, был куда более иррациональной религией, чем христианство. Со времен дионисийских оргий и ритуалов Гекаты через ведовские шабаши средневековья к черным мессам Нового времени красной мыслью проходит одна и та же мысль - для того чтобы возвыситься до Бога, человек должен сначала опуститься до своего звериного состояния, окунуться в пучину первобытных страстей, испытать состояние Изначального Хаоса. Рационализм Просвещения ставящий во главу угла исключительно человеческое качество - человеческий разум оказывается ущербным и неспособным понять высшее в принципе. Отсюда и его стремление отрицать высшее Существо вообще, будь то бог или тем более Дьявол, который в силу своей приближенности к природе изначальной Тьмы является еще более иррациональным существом, нежели демиург. Последний-то как раз представляется существом или силой более-менее доступной рациональному анализу. Рационализм Просвещения впрочем, продержался недолго: уже в философии Жана-Жака Руссо отражается его скептицизм по отношению к всесилию человеческого разума - в основе всего он полагал чувство. “Чувство не только предшествует разуму, оно и преобладает над ним: “если разум составляет основное свойство человека, чувство им руководит…”. Рационалист ставит в человеке выше всего силу разума и дает преимущество тому, кто обладает этой силой, Руссо провозглашает, что тот “лучший человек, кто лучше и сильнее других чувствует”. Впрочем, воззрения Руссо были еще более далеки от сатанизма, чем взгляды Дидро и Гольбаха. Он уже весьма благосклонно относится к христианской религии, его чувство 72 Сатанинская хроника говорило ему внятно о том, что в мире есть “и разум, и воля” - этим эвфемизмом он прикрывал понятие бога. Ценя нравственную сторону христианства и поставленное им на первое месте начало любви, Pуссо благоговел перед Христом, резко отличаясь в этом отношении от современных ему французских философов. Он придумывает свой миф о “потерянном рае” - для него идеальное состояние, это время “благородных дикарей”. Первобытные люди Руссо счастливы, потому что, не зная искусственных потребностей, не имеют ни в чем недостатка. Они непорочны, потому что не испытывают страстей и желаний, не нуждаются друг в друге и не мешают друг другу. Итак, добродетель и счастье неразрывно связаны с равенством и исчезают с его исчезновением. Само собой разумеется, что Руссо не имел никакого понятия о реальной жизни дикарей и в своей философии руководствовался лишь смутными фантазиями на заданную тему. Как пишет в своей работе “Миф о благородном дикаре, или престиж начала” Мирча Элиаде: “Идеалисты и утописты, похоже, были до безумия увлечены “дикарями”, особенно их поведением в отношении семейной жизни, общества и собственности, завидовали их свободе, справедливому и беспристрастному разделению труда, блаженному существованию на лоне природы. Но это “изобретение” дикаря, близкого по духу чувственности и идеологии семнадцатого и восемнадцатого веков, было лишь реализацией в радикально секуляризованной форме намного более древнего мифа - мифа о земном Рае и его обитателях в сказочные времена до начала истории… Дикари в свою очередь, также считали, что утратили первобытный рай. Иными словами, мы можем сказать, что дикари, не более и не менее чем западные христиане, считали, что пребывают в “павшем” состоянии по сравнению со сказочно счастливым положением дел в прошлом”. Именно это представление о потерянном рае сближало философию Руссо с христианством, по сути, повторяя главную идею любого белосветничества - вместо того, чтобы принять мир таким, какой он есть со всеми его жестокостями, неравенством и несовершенством, он стремится спрятаться в утраченном совершенстве потерянного рая. Философ отвергал прогресс и культуру, придумывая собственную молитву которую Руссо влагает в уста потомкам: “О, всемогущий Господь, избавь нас от просвещения отцов наших и приведи нас назад к простоте, невинности и бедности, единственным благам, обуславливающим наше счастье и Тебе угодным”. Но практическая попытка вернуть мир в “потерянный рай” привела, как всегда, лишь к огромной резне, крови и в итоге - к еще большей тирании (идеи Руссо оказали очень сильное, если не сказать - решающее влияние на Французскую революцию). Но не все было так грустно в те времена: в эпоху Просвещения писал свои труды и иной философ и писатель, чей взгляд на природу, человека, христианство и многое другое, в том числе и благородных дикарей был куда как более реалистичным. Я имею в виду Франсуа Альфонса Донасьена маркиза де Сада. Буквально в каждом своем произведении он полемизирует с Руссо - пусть и не всегда четко отмечая адресата - яростно отвергая его положения о равенстве, добродетели и потерянном рае. Вернее для него тоже есть “естественный человек”, но этот человек по своей природе злобный распутный негодяй предающийся всем мыслимым и немыслимым грехами. Он не был сатанистом: во всех его произведениях почти нет упоминаний о Дьяволе и уж тем более каких-либо симпатий к нему, все его герои, за редким исключением - “испорченные до мозга костей” атеисты. И, тем не менее, в творчестве де Сада ясны мотивы которые делают маркиза в известной степени сопричастным дальнейшему развитию сатанизма. Это и отношение к природе: у де Сада - это универсальная жизнь. В ней нет ничего дурного или хорошего, здесь правит факт, а не мораль. С точки зрения природы порок во всем его многообразии является куда более естественным состоянием человеческой души, чем надуманная и никчемная 73 Сатанинская хроника добродетель. Устами одного из героев своего самого скандального романа “Жюльетта” маркиз Де Сад провозглашает следующее: “Прежде чем решить, преступно или нет какое-либо деяние, следует определить, какой вред оно наносит природе, ведь с рациональной точки зрения квалифицировать как преступление можно лишь, то, что входит в противоречие с ее законами. Так как природа - это нечто постоянное, любое преступление должно считаться таковым повсеместно: в той или иной форме все расы и народы должны взирать на него с одинаковым ужасом, и вызываемое ими отвращение должно быть таким же универсальным в человеке, как и желание удовлетворить свои элементарные потребности, но, как мы знаем, таковых поступков просто не существует, и часто то, что представляется нам самым чудовищным и отвратительным, в другом месте является краеугольным камнем нравственности и морали. Таким образом, преступление ни есть нечто объективное, на самом деле не существует ни преступлений, ни каких-то иных способов оскорбить природу в ее нескончаемом промысле. Она вечно и бесконечно выше нас, и с той недосягаемой высоты, откуда она управляет всеобщим порядком, не имеют никакой ценности ни наши мысли, ни наши дела. Исключительно добродетельная вселенная не смогла просуществовать ни одной минуты, мудрая рука природы вносит порядок в хаос и в то же время снова порождает хаос - таков глубокий смысл равновесия, которое удерживает звезды на своих орбитах, которое дает им опору в бездонном океане пустоты и движет ими. Природа немыслима без зла - это материал, из которого она творит добро, существование ее покоится на преступлении, и все бы рухнуло в один миг, если бы наш мир был населен одними добродетелями. А теперь, Жюльетта, я хочу спросить тебя: если зло необходимо для сокровенных замыслов Природы, если без него она беспомощна и бессильна, разве тот, кто творит зло, не полезен для природы? Как можно сомневаться в том, что, создавая порочного человека, она преследовала свои цели? Почему мы не хотим признать, что люди - это те же дикие звери, разделяющиеся по видам и породам, постоянно враждующие друг с другом и живущие за счет друг друга…”. Учительница и наставница главной героини - абаттисса Дельбена - наставница, как в философии, так и в плотских утехах рассказывает Жюльетте о своем взгляде на Вселенную: “Это скопище самых непохожих друг на друга субстанций, которые взаимодействуют друг с другом, нет ни начала, ни конца, ни застывших страниц - вселенная мне видится как нескончаемый переход от одного состояния к другому, в нем есть отдельные элементы, которые меняются, но за всем этим я не вижу никакой универсальной причины, которая была бы отлична от вселенной и давала бы ей жизнь”. Во вселенной Дельбены нет места для бога, но другой из литературных героев министр Сен-Фон признает существование божества, более того эта вера вдохновляет его на все новые и новые извращения и пороки: “Вот я окидываю взором вселенную - и что я вижу? Я вижу, что повсюду и безраздельно царят зло, хаос, преступления. Я опускаю глаза, и мой взгляд натыкается на самое интересное из земных творений: на человека и я вижу, что он также пожираем пороками, противоречиями, мерзостями, так что из этого следует? А то, что все явления, которые мы ошибочно называем злом, на само деле не зло, и что они заключают в себе высший замысле того самого существа, которое нас всех сотворило и которое перестанет быть хозяином творения, как только зло исчезнет с лица земли. И вот я убежденный, что дело обстоит именно так, я говорю себе: Бог-Создатель существует - какая-то сила должна была создать все, что я вижу вокруг, но он создал все это только для того, чтобы 74 Сатанинская хроника торжествовало зло, ибо зло - его сущность, и все, что нас заставляет творить его, необходимо для замыслов бога”. Так в произведениях де Сада всплывает гностическая идея злобного демиурга, создавшего страшный мир. Мир, где люди сотворены также по его образу и подобию. А те, кто не может этого понять, ущербны и несчастны. Да маркиз де Сад ни минуты не был сатанистом, но от всех его произведений буквально разило серой. Совершенно не случайно одна из наиболее распутных и одновременно умных женщин в “Жюльетте” колдунья Дюран. Она не верит в Творца, но верит в безграничный творческий потенциал природы, которая порождает не только людей, но множество других созданий, к примеру, духов воздуха сильфов. Один из этих персонажей средневековой демонологии приходит на ее зов и содомирует Жюльетту вместе с ее очередной наперсницей. Сама колдунья по роду своих занятий - классическая ведьма из самых страшных легенд средневековья: “Я держу в руках жизнь великого множества людей, я могу наслать чуму на всю страну, отравить реки и колодцы, распространить ужасные эпидемии, заразить воздух в ближайших провинциях, навести порчу на дома, нивы виноградники, послать жестокий мор на домашний скот, могу превратить мясо скота в смертельную отраву, вызвать пожары в деревнях и сделать так, что неожиданно умрет человек вдохнувший запах цветка или распечатавший полученное письмо, короче говоря, мне нет равных в искусстве злодейства”. Как уже неоднократно говорилось, маркиз почти не упоминает Дьявола на страницах своих произведений, но Сатана, тем не менее, незримо присутствует на страницах его книг, за спинами его героев и особенно героинь. Я более чем уверен, что немало людей в то время пришли в тайные общества поклоняющихся Дьяволу именно после прочтения книг маркиза, правда не думаю, что кто-нибудь из них осмеливался повторять все те пороки и извращения которые описывает де Сад в своих книгах. Впрочем, и у самого де Сада был большой разрыв между теорией и практикой. Но в контексте нашего произведения он интересен, прежде всего, как этап европейской культуры. Именно Сад направил бунт на дорогу искусства, по которой романтизм поведет его дальше вперед. Он был близок “проклятым поэтам” Франции и последовавшему вслед за ними символизму. Но более глобальный период переоценки творчества Сада совпал с распространением ницшеанских идей в Европе. Но думается пора мне ответить на возмущенные возгласы иных моих читателей, уставших от появления на страницах “Хроники” всякого рода аморальных, безнравственных и просто преступных типов: по какому собственно праву я приписываю этих людей к сатанизму? За какие такие заслуги я уделяю им столько места на страницах своей повести, тем более, если я сам говорю, что их нельзя считать сатанистами. Что же попробую разъяснить этот казус своим негодующим читателям. С языческих времен обращение к темным богам и тем более злым духам считалось чем-то недопустимым, выходящим за грань нормативно-правовых и религиозных установлений принятых в обществе (за исключением тех случаев, когда это обращение делалось для того, чтобы предотвратить беду). В христианстве такое отношении усилилось многократно - если в язычестве всетаки существовали определенные послабления для сношения нечистой силой (далеко не везде и не всегда, разумеется), то в христианстве все это стало категорически запрещаться. Более того, подобное общение оказалось тесно увязанным с общественной моралью, которая в свою очередь, регламентировалась все теми же христианскими канонами. Особенно эта тенденция усилилась в протестантизме. Любой человек выходящий за рамки общепринятой морали в глазах общества считался потенциально подверженным влиянию Дьявола и его присных. Чем радикальнее и глубже был выход, тем сильнее считался 75 Сатанинская хроника человек подверженным такому влиянию. Тысячелетнее влияние христианства оказалось настолько сильным, что этот взгляд на уровне подсознания разделяли даже те люди, которые считали себя полностью отказавшимися от предрассудков прошлого. Эти люди далеко не всегда становились сатанистами, но они начинались относиться к нему лучше хотя бы на чисто эмоциональном уровне. Но тут следует четко разделять прошлое и настоящее, что было свежо и актуально в те времена, сегодня уже не является таковым. Вот что писал в 1991 году по этому поводу новозеландский оккультный журнал The Watcher: “Сатанизм как выражение чувственности в период западного Средневековья был полноценной ересью. Церковь объявила плоть греховной. Сатанизм как противник репрессивной церковной системы поистине исполнил свою историческую и космологическую функцию мятежника против установленного порядка. Сатанизм стал ответом язычества на христианское иго, оргии и шабаши несли свободу от всеобъемлющей затхлой атмосферы церкви Иисуса. Будучи врагом церкви, Сатана был союзником тех, кого она угнетала. Если Старые Боги плодородия, по словам священников, были дьяволами в маске, что ж, пусть их и впредь превозносят как дьяволов. Да и сам облик Дьявола восходит к изображениям Пана - рогатого и козлоногого божества плодородия. Даже в 1966 году, когда ЛаВей основал Церковь Сатаны, “чувственное учение” все еще оставалось адекватным выражением бунта против нравственного застоя. Однако к настоящему времени потакание нуждам плоти набрало силу. Моральные догмы пали под раздвоенными копытами. Христианские заповеди, связанные с сексуальностью, без колебаний отбросили все, кроме фанатиков и невротиков (которые, кстати, во все времена являлись оплотом христианства). Все, кроме этих немногих, уже признают секс одной из основных физиологических потребностей, столь же жизненно необходимой для здоровья человека, как питание… В наши дни утверждение “чувственного учения” настолько же значимо и настолько же еретично, как утверждение учения о необходимости питания. “Чувственное учение” перестало быть специфической чертой сатанизма несколько десятилетий назад, когда оно заменило собой старые моральные догмы. Фактически, “чувственное учение” ныне является общепринятой частью установленного порядка. Так не пора ли сатанисту вернуться к своей роли возмутителя спокойствия? Давайте определим сатанизм не как ”чувственное учение”, а как “вечную ересь”. Пришло время вернуться к традиционной сущности сатанизма, чтобы заново сформулировать его вероучение для настоящего времени”. Надо вспомнить, что чувственная плотская сторона сатанизма не является его наиважнейшей частью: важнейшей является именно стремление во Тьму, стремление превзойти себя “стать чем-то большим, чем человек”. И об этом тоже пишет де Сад, хотя возможно он даже не осознает этого - даже для него эта идея является невозможной и чуть ли не “кощунственной”. Устами Брессака героя романа “Новая Жюстина”, он не без сожаления констатирует: - Что мы на самом деле можем совершить в этой жизни? Все наши мелкие преступления против морали можно свести к немногому - извращениям и убийствам, случайным изнасилованиям и кровосмесительным связям, наши преступления против религии не более чем богохульство и профанация. Есть ли кто-либо среди нас, кто искренне может признаться, что, в самом деле, удовлетворен этими пустяками? - Нет, конечно - возразила пылкая мадам Д’Эстерваль - Я страдаю, может быть сильнее вас от мизерности преступлений, которые дозволены мне природой. Всеми нашими действиями мы оскорбляем лишь идолов, но не саму природу. Я жажду оскорбить именно природу. Я хочу обратить ее порядок в хаос, блокировать упорядоченное движение, 76 Сатанинская хроника остановить звезды и раскачивать планеты, плавающие в космическом пространстве, препятствовать тому, что служит природе и покровительствовать тому, что ей мешает, словом оскорбить природу и остановить ее великую деятельность. Но ничего сделать не могу. Распутство, чувственность и аморализм бесплодны и, в общем-то, смешны сами по себе, если только они не служат ступенькой для спуска в Ад - в метафизическом смысле. Интуитивно это понимает де Сад, но, оставаясь в рамках собственной атеистической парадигмы, не может дать своим героям правильного совета. Впрочем, возможно он не хочет делать этого прямо, делая только смутные намеки разбросанные тут и там в его книгах. Слишком рационалистично, слишком просто, слишком человеческое, поэтому преступления и пороки его героев рано или поздно начинают тупо повторяться. Разврат, убийства, предательство, опять разврат плавно преходящий в издевательства и пытки и снова и снова… Тем, кто желал вырваться из этого порочного круга и начать двигаться дальше, никак нельзя было обойтись без помощи Того, кого маркиз во всех своих книгах так и не решился назвать по имени. Но для того, чтобы угадывать духовные потребности последующих поколений сатанизму пришлось изменяться - предыдущие столетия не прошли для него без последствий. Классическому ведовскому сатанизму в XVII-XVIII веках был нанесен жестокий удар - как длившейся несколько столетий “охотой на ведьм”, так и разрушением патриархальной крестьянской общины - носительницы многих архаических традиций и устоев, которые ломали формирующиеся капиталистические отношения. Сатанизм верхов, также вынужденный скрываться от посторонних глаз, так же был вынужден конкурировать с атеистическими и материалистическими идеями, приобретавшими все большую популярность среди скучающей знати, а позже - со всевозможными мистическими обществами набиравшими все больший вес - масонами, мартинистами, розенкрейцерами и прочими. Для того чтобы достойно противостоять всем своим врагам и соперникам, сатанизму нужно было во многом расширить, усовершенствовать и дополнить свое вероучение, увеличить свою социальную базу за счет части интеллектуалов из средних слоев общества. Эти задачи традиционному сатанизму приходилось решать уже в XIX веке. Глава IX Сверхчеловек - Дьявол Воплощенный Для того чтобы развиваться дальше в XIX веке сатанизм задействовал два рычага, две “точки опоры” - литературу и науки (к которым, разумеется, относится и философия). Именно эти два фактора послужили мощнейшим толчком сумевшим, наконец, вырвать сатанизм из его прежней средневековой околохристианской парадигмы и вернуть ему размах и многоликость которыми отличались темные культы язычества. Начнем с литературы, поскольку ее влияние более наглядно. Точнее это влияние английского и, в меньшей степени, немецкого и французского романтизма. Сам по себе Романтизм, представлял собой реакцию на Просвещение и стимулированный им научнотехнический прогресс. Романтики отвергали рационализм и практицизм Просвещения как механистичный, безличностный и искусственный. Вместо этого они во главу угла ставили эмоциональность выражения, вдохновение, утверждали культ природы, чувств и естественного в человеке. Сдержанность и смирение были отвергнуты. Им на смену пришли сильные эмоции, часто доходящие до крайностей. Пробуждается интерес к фольклору, истории и этнографии, что политически проецируется в национализме. Некоторые романтики обратились к таинственному, загадочному, даже ужасному, народным поверьям, сказкам. Романтизм оказал влияние не только на литературу, но и на 77 Сатанинская хроника живопись, архитектуру, музыку. Для философии эпохи романтизма характерен агностицизм (Кант), позитивизм, иррационализм (Шопенгауэр), пантеизм (Гегель, Шеллинг) и культ героических личностей (Ницше, Карлейль). Последнее, разумеется, нас особо интересует, так как имеет непосредственное отношение к предмету нашего исследования. По сути, здесь в новой форме возрождался гуманизм Просвещения, только на это этот раз образец для подражания обозначался достаточно четко. Сочетание культа сильной личности с интересом к народным поверьям и преданиям (в которых Князь Тьмы, нередко в языческом антураже, играл далеко не последнюю роль) чуть ли не автоматически предопределило героизацию и эстетизацию образа Дьявола. Собственно Дьявол в художественной литературе появляется задолго до эпохи романтизма - в произведении, которое принято считать первым произведением светской литературы в Европе - “Божественной комедии” Данте. Впрочем, уже по названию ясно, что сама “светскость” этого произведения весьма относительна. Образ Сатаны здесь списан из фантазий средневековых проповедников на эту тему: терпящий страдания безобразный Люцифер находится на самом дне ада, наполовину вмерзший в лед. Он жует трех предателей величия божьего и человеческого - Брута, Кассия и Иуду Искариота, но и сам страдает больше всех, поскольку он сам предал самого великого господина какого только было возможно. Влияние христианской морали буквально бьет в глаза, но в то же время уже тогда в обличье Сатаны выступают древние архетипические черты, например, его трехликость, которой вспомним, отличались и многие темные боги язычества - та же Геката. Вспомним, что на формирование образа Ада в поэме сильно повлиял античный автор Вергилий, в свою очередь черпавший сюжеты из этрусских фресок изображавших сцены подземного мира. В эпоху Просвещения образ Дьявола становится более привлекательным: он по-прежнему падший ангел, осуждаемый и обреченный на вечное проклятие, но в то же время уже может вызывать и некоторую симпатию своим неукротимым духом, энергией, интеллектом, силой, дерзким вызовом творцу. Таким он, к примеру, предстает в одном из величайших произведений английской литературы “Потерянном рае” Джона Мильтона: Он выше нас Не разумом, но силой, в остальном Мы равные. Прощай, блаженный край! Привет тебе, зловещий мир! Привет, Геенна запредельная! Прими Хозяина, чей дух не устрашат Ни время, ни пространство. Он в себе Обрел свое пространство и создать В себе из Рая - Ад и Рай из Ада Он может. Где б я ни был, все равно Собой останусь, в этом не слабей Того, кто громом первенство снискал. Здесь мы свободны. Здесь не создал Он Завидный край, Он не изгонит нас Из этих мест. Здесь наша власть прочна, И мне сдается, даже в бездне власть Достойная награда. Лучше быть Владыкой Ада, чем слугою Неба! 78 Сатанинская хроника К сожалению, великолепный образ Дьявола портят разбросанные по всему произведению указания на его неизбежное поражение и на всемогущество бога, но это выглядит скорей как дань христианскому окружению Мильтона, чем как основная идея произведения. Следует помнить, что сам поэт был горячим сторонником Английской революции 1640-х годов, которая в свою очередь была тесно замешана на протестантизме самого радикального толка (пуританизме и других) с одной стороны и идеях ученыхпросветителей с другой. Отсюда и некоторая двойственность произведения: с одной стороны строгое следование христианской мифологии, с другой - противоречие ей же, образ бунтаря, гордо бросающего вызов могуществу небес. По мнению Белинского, “возвеличение Сатаны над Богом было у Мильтона непреднамеренным, представляя апофеоз восстания (бунта) против авторитета”. Кроме того, Сатана становится еще и своеобразным символом “сильного человека”, вождя личным примером воодушевляющего своих последователей на борьбу силами косности и упадка. Лидера, который стал таковым не в силу своего происхождения или божественной санкции, а исключительно благодаря своему уму, силе и упорству в достижении поставленной цели. В XVII веке таким “властелином судьбы” был Кромвель, в конце XVIII - начале XIX веков - Наполеон и так далее вплоть до наших дней. Так молвил Сатана, и Вельзевул Ответствовал: “О Вождь отважных войск … Пусть голос твой опять Раздастся, как незыблемый залог Надежды, ободрявшей часто нас Среди опасностей и страха! Пусть Он прозвучит как боевой сигнал И мужество соратникам вернет. Или здесь: …Миру - не бывать! Кто склонен здесь к покорности? Итак, Скрытая иль тайная война! Он смолк, и миллионами клинков Пылающих, отторгнутых от бедр И вознесенных озарился Ад В ответ Вождю. Бунтовщики хулят Всевышнего, свирепо сжав мечи, Бьют о щиты, воинственно гремя, И Небесам надменный вызов шлют. Здесь мы видим несломленную героическую личность, настоящего вождя своих легионов, “первого среди равных”, заслужившего преданность и уважение соратников своими лидерскими качествами (в отличие, от собственно бога, которому раболепно поклоняются именно потому, что “так положено”). Истоки такого отношения - в титанизме Возрождения, в его культе “сильной личности”. Впрочем, влияние Возрождения ощущается и в других аспектах. Таким как, например, использование античных мифологем: Изначальная Тьма, сквозь которую следует Сатана, чтобы попасть на землю и вручить первым людям запретный плод вовсе не “пуста и безвидна”, как в Библии. Путешествуя сквозь первозданный Мрак, Сатана натыкается на владык Хаоса и предлагает им союз: Внезапно перед ним престол возник 79 Сатанинская хроника Владыки Хаоса, его шатер Угрюмый над провалами глубин Раскинут широко, второй престол Ночь занимает, с головы до пят Окутанная темной пеленой Наидревнейшая изо всего, Что существует, рядом с ними Орк, Аид и Демогоргон, чье нельзя Прозванье грозное произносить… …К ним обратился храбро Сатана: “Вы, Духи или Силы, Нижней Бездной Исконно правящие: Хаос, ты, И ты, несозданная Ночь! Пришел Не как лазутчик, тайны распознать Владений ваших, и не свергнуть вас, Негаданно в пустынный здешний край Забрел я, ибо к свету верный путь По вашей мрачной области пролег. Я в одиночку, без проводника, Во мгле плутаю, не могу найти Рубеж, где ваше царство темноты Граничит с Небом. Там, невдалеке, Возможно, есть места, не столь давно Отобранные Деспотом у вас. Туда стремлюсь я, укажите мне Дорогу, вас сторицей награжу, И если мне Захватчика изгнать Удастся из отторгнутой страны, Ее верну в первоначальный мрак, Под вашу руку (в этом цель моя), И знамя древней Ночи водворю. Вся прибыль вам, себе оставлю месть!” Именно в этом отрывке “Потерянного рая” выказывается важнейшая для нашего учения мысль, на которую, к сожалению, до сих пор никто не обратил должного внимания. А именно - Творец вселенной ни есть абсолютная и никем непоколебимая инстанция во Вселенной - есть Первозданный Мрак, и есть силы царящие в нем, никем не созданные и пребывающие до начала времен. Верный и ведающий может заключить союз с этими силами, чтобы добиться своей цели. Разумеется, этот эпизод не получает дополнительного развития в произведении и вообще всячески ретушируется бесчисленными упоминаниями всемогущества и всезнания бога. И, тем не менее, это есть, и оно в какой-то мере готовит почву для позднейшего радикального переосмысления образа Сатаны и его демонов. Образ Демогоргона как воплощения Изначальной Тьмы вошел и в другие классические произведения, правда, уже XIX века. Так в поэме Перси Шелли “Освобожденный Прометей” Демогоргон - “мощный мрак”, не имеющий “ни ясных черт, ни образа, ни членов”. Он же является “последней инстанцией” в мире высших сил: предрекает грядущую гибель Зевса - мучителя Прометея, а, в конце концов, и забирает бога-тирана с собой в предвечный мрак, “так как время его вышло”. Здесь мы видим опять, как переплетаются две идеи: героя восставшего против верховного божества (в отличие от Мильтона, безусловно, положительного) и божества Изначального Хаоса, которое, так 80 Сатанинская хроника или иначе, содействует этому герою. Романтизм переосмыслил образ мильтоновского богоборца в сторону еще больше симпатии к последнему. Да в XIX веке это уже Прометей, а не Сатана. Но сами образы титана-богоборца и восставшего ангела настолько схожи, что параллели между ними видны невооруженным взглядом. По сути, Прометей Шелли - это замаскированный Сатана Мильтона, замаскированный для того, чтобы вызвать к нему большую симпатию. Лично мне Шеллиевский Прометей с его неудержимым стремлением страдать за свободу человека, представляется менее цельной и интересной фигурой, чем мильтоновский Сатана. Косвенно взаимосвязь Сатаны Мильтона и Прометея Шелли подтверждает мнение последнего о “Потерянном рае”. Анализируя значение, которое оказала данная поэма на мировой литературный процесс, Шелли писал: “Ничто не может превзойти энергию и величие образа Сатаны... в “Потерянном рае”. Ошибочно считать, будто он был предназначен стать общедоступной иллюстрацией воплощенного зла... Мильтон настолько исказил распространенное убеждение (если это можно считать искажением), что не дал своему богу никакого нравственного превосходства над своим дьяволом”. А в другой статье добавлял: “Потерянный рай” привел в систему современную мифологию... Мильтон убрал жало, копыта и рога, наделил величием прекрасного и грозного духа - и возвратил обществу”. Отношение Перси Шелли к поэме Мильтона характерно для эстетики романтизма. И если, раскрыв величие Сатаны, опоэтизировав его великий бунт, Мильтон в целом не оправдывает его, так что Сатана по-прежнему остается для него отрицательным образом, аккумулирующим в себе мировое зло, то романтики XIX века иначе подходят к его трактовке. В демонических картинах первого бунта, живописуемых Мильтоном, современники усматривали отражение революционных потрясений эпохи, в которых принимал участие и сам поэт. Бунт становится главным измерением человека, отстаивая в мире человеческий порядок. Метафизический бунт романтиков стал своего рода прощальной песней уходящей эпохи и первым воплощением нового, иррационального и обессмысленного мира. В новом непостижимом мире образ первого бунтовщика получил иное осмысление - он стал более притягательным, чуть ли не примером для подражания. Еще один великий английский писатель сделавший Люцифера символом несгибаемой гордости - Джордж Гордон Байрон, более известный как “лорд Байрон”. Именно он в своей пьесе “Каин” возвеличивает одновременно героя идущего наперекор божественным установлениям и Люцифера - наставника на этом нелегком пути, архетипического первообраза для всех бунтарей и “сильных личностей”. Вот как общаются Каин и Люцифер: Каин: “А мы с тобой - кто мы?” Люцифер: “Мы существа, Дерзнувшие сознать свое бессмертье, Взглянуть в лицо всесильному тирану, Сказать ему, что зло не есть добро. Он говорит, что создал нас с тобою Я этого не знаю и не верю, Что это так, но, если он нас создал, Он нас не уничтожит: мы бессмертны! 81 Сатанинская хроника Он должен был бессмертными создать нас, Чтоб мучить нас: пусть мучит! Он велик, Но он в своем величии несчастней, Чем мы в борьбе… Если б Он самого себя мог уничтожить, То это был бы лучший дар из всех Его даров. Но пусть царит, пусть страждет! Мы, духи, с вами, смертными, мы можем Хоть сострадать друг другу, мы, терзаясь, Мучения друг другу облегчаем Сочувствием - оно весь мир связует!” Каин: “Ты говоришь о том, что хоть неясно, Но уж давно в моем уме носилось: Я никогда не мог согласовать Того, что видел, с тем, что говорят мне. Мать и отец толкуют мне о змие, О древе, о плодах его, я вижу Врата того, что было их Эдемом, И ангелов с палящими мечами, Изгнавших нас из рая, я томлюсь В трудах и думах, чувствую, что в мире Ничтожен я, меж тем как мысль моя Сильна, как бог! Но я молчал, я думал, Что я один страдаю. Мой отец Давно смирился, в матери угасла Та искра, что влекла ее к Познанью, Брат бдит стада и совершает жертвы Из первенцев от этих стад тому, Кто повелел, чтоб нам земля давала Плоды лишь за тяжелый труд, сестра Поет ему хвалы еще до солнца, И даже Ада, сердцу моему Столь близкая, не понимает мыслей, Меня гнетущих: я еще не встретил Ни в ком себе сочувствия! Тем лучше: Я с духами в сообщество вступлю”. Люцифер: “Ты этого сообщества достоин”. Еще одним человеком обращающегося за помощью к Черту стал Фауст “Гете”. Именно его безудержная жажда к открытию Нового, готовность ради этого заключить союз с самой преисподней, вошла в плоть и кровь европейской цивилизации, что дало повод называть ее “фаустовской”. Таких примеров можно привести еще много, но думаю, суть ясна: “человек бунтующий”, титан и богоборец, теперь открыто соотносится с Сатаной: либо через прямое отождествление, либо через показ Дьявола как наставника подбивающего человека выбиться из серой массы, составляющей послушное стадо бога, возвеличиться сам над собой, бросить вызов богу. В аллегоричной, поэтической форме, но 82 Сатанинская хроника все-таки человеку внушалась эта идея - быть подобным Дьяволу - это хорошо. Идеология бывшая достоянием лишь малых маргинальных групп нашла своих сторонников среди интеллектуалов растущего среднего класса, готовых эмоционально поддержать и даже преклонится перед романтическим бунтарем-Люцифером. И хотя нет конкретных свидетельств этого, но именно это восприятие, должно было придать новые силы сатанизму, в какой-то мере даже вернуть его к истокам - темным языческим культам (разумеется, еще не в ритуальном плане, а только чисто символическом). Но одного поэтического воспевания фигуры гордого бунтаря было недостаточно: человек воодушевившийся инфернальным величием Сатаны, его стремлением “стать выше бога”, логически приходил именно к идее отождествления себя с Сатаной, более того достижения его сверхчеловеческого могущества. Но вот пути реального достижения этой цели были пока неясны. Пути к самообожествлению люди пытались найти в научных и оккультных теориях того времени, причем если наука больше склонялась к теоретическому обоснованию этих взглядов, то оккультисты пытались дать и практические рекомендации. Идея о том чтобы стать “чем-то большим, чем человек”, неизбежно приходила в столкновение с христианским учением о том, что человек сделан богом совершенным. Не искупление первородного греха, не возвращение к утраченному истоку неисчерпаемой божественной благодати, а именно становление самого себя как Человекобога - вот что должно было стать краеугольным камнем новой идеологии сатанизма. Для этого ему пришлось впитать и воспринять множество самых разных философских и научных концепций. И одним из первых среди них стало учение сэра Чарльза Роберта Дарвина. Английский натуралист и путешественник, одним из первых осознал и наглядно продемонстрировал, что все живые организмы эволюционируют во времени от общих предков. В своей теории, первое развернутое изложение которой было опубликовано в 1859 году в книге “Происхождение видов”, основной движущей силой эволюции Дарвин назвал естественный отбор и неопределенную изменчивость. Идеи Дарвина были восприняты и развиты германским ученым Эрнстом Геккелем. Ему принадлежит мысль о существовании в историческом прошлом формы, промежуточной между обезьяной и человеком, что было позже подтверждено находкой останков питекантропа на острове Ява. Геккель разработал теорию происхождения многоклеточных, сформулировал биогенетический закон, согласно которому в индивидуальном развитии организма как бы воспроизводятся основные этапы его эволюции, построил первое генеалогическое древо животного царства. Исходной точкой для взглядов Геккеля послужила стадия эмбрионального развития, свойственная весьма многим животным и названная ученым гаструлой. Геккель полагал, что эта стадия повторяет собой общего прародителя всех Metazoa, то есть многоклеточных животных. Учение о непрерывном неустанном развитии всех живых форм, от простого к сложному и от сложному к еще более сложному подрывала библейское учение о творении, хотя бы тем, что фактически утверждало, что “божьи творения” были изначально несовершенными. Лирическая и возвышенная картина первых “Семи дней творения”, легенды об Адаме, Еве и первородном грехе, вдруг сменились омерзительной картиной первобытной слизи, бесформенных амебоподобных существ копошащихся в теплых водах первичных морей. Разумное и совершенное божественное мироустройство вдруг сменилось адским котлом палеозойских лагун и безобразных тварей выползающих на сушу, чтобы сделать первые робкие шаги на пути к долгому и мучительному восхождению породившему все нынешнее многообразие жизненных форм, в том числе и голую бесхвостую обезьяну, ставшую гордо именовать себя “венцом творения”. Гипотеза о естественном отборе, как одном из наиважнейших факторов эволюции, представила все развитие живых организмов, как бесконечную кровавую повесть, полную насилия и 83 Сатанинская хроника взаимного пожирания, а природу как кровожадного Молоха, безжалостно уничтожающего все слабое, отжившее, позволившее себе хоть малейшую слабость в бесконечной борьбе за выживание. В этой картине мира не было места для всемилостивейшего и благожелательного божества, мудро управляющего всем мирозданием, но и в этой теории была своеобразная мрачная метафизика. Это уже много позже интуитивно уловил выдающийся советский ученый, палеонтолог и пистель Иван Ефремов, для которого вся история жизни на земле была одним непрекращающимся Инферно - Адом: “Пресловутый естественный отбор природы предстал как самое яркое выражение инфернальности, метод добиваться улучшения вслепую, как в игре, бросая кости несчетное число раз. Но за каждым броском стоят миллионы жизней, погибавших в страдании и безысходности. Жестокий отбор формировал и направлял эволюцию по пути совершенствования организма только в одном, главном, направлении - наибольшей свободы, независимости от внешней среды… Чем совершеннее было приспособление, чем больше преуспевали отдельные виды, тем страшнее наступала расплата... Картины страшной эволюции животного мира. Многотысячные скопища крокодилообразных земноводных, копошившихся в липком иле в болотах и лагунах, озерки, переполненные саламандрами, змеевидными и ящеровидными тварями, погибавшими миллионами в бессмысленной борьбе за существование. Черепахи, исполинские динозавры, морские чудовища, корчившиеся в отравленных разложением бухтах, издыхавшие на истощенных бескормицей берегах. …Проходя триллионы превращений от безвестных морских тварей до мыслящего организма, животная жизнь миллиарды лет геологической истории находилась в инферно”. Ефремов, конечно, излишне драматизирует, что впрочем, вполне объяснимо самой логикой его произведения - “Час Быка”. Инфернальную историю живых организмов он переносит и в сферу социальных отношений, в историю человечества, которое также существовало в этом ужасном мире, которому он противопоставляет светлое коммунистическое будущее. Сейчас мы не будем подробно останавливаться на этой очередной вариации белосветного рая, отметим только, что мнение Ефремова об инфернальной природе как нельзя лучше совпадет с концепцией средневековых теологов учивших, что мир - царство Сатаны. Самое забавное, что Ефремов, в общем-то, не сказал ничего нового: перенесение эволюционных законов в сферу социальных взаимоотношений было начато с самым зарождением дарвинизма. Собственно еще Дарвин утверждал, что природные законы действуют на человека также как и на весь остальной животный мир. И хотя идеи Дарвина о естественном отборе никогда не выходили за рамки биологических процессов, они послужили отправной точкой для его будущих последователей перенесших идеи о борьбе за выживание в сферу общественной жизни. Это учение получило название социалдарвинизма. Социал-дарвинизм объясняет эволюцию общественной жизни биологическими принципами естественного отбора и борьбы за выживание, подчеркивая роль конфликтов в общественном развитии. С точки зрения социал-дарвинизма социальный конфликт, является вечным и неустранимым. Самым ярким выразителем идей социал-дарвинизма стал английский философ Герберт Спенсер, автор выражения “survival of the fittest”, переводимого чаще всего как “выживание сильнейшего”. В своих работах “Прогресс: его законы и причины” и “Основные начала” он вводит понятие социального прогресса. Также Спенсеру принадлежат слова: “Универсальной Закон природы: существо, недостаточно энергичное, чтобы бороться за свое существование, должно погибнуть”. У социал-дарвинизма были и более ранние предтечи в лице английского 84 Сатанинская хроника экономиста (и по совместительству протестантского пастора) Томаса Мальтуса. Еще в 1798 году он сделал достоянием публики свою “теорию бедности”. Он считал, что естественны ресурсы по своей природе ограничены, а народонаселение растет в геометрической прогрессии, что неминуемо приведет к ограничению роста производства. Возрастающие темпы прироста населения при падающей эффективности - вот смертельная петля накинутая на шею индустриальному обществу, петля, которая с неизбежностью затянется, если не принять жесточайших мер по ограничению прироста населения, а потом и к уменьшению численности людей. Мальтус в частности считал, что этому, в основе своей благому процессу, может посодействовать такие вещи, как войны, эпидемии и голод. Естественным следствием развития социал-дарвинизма стал расизм, основные идеи которого сформулировали француз Жозеф Артюр де Гобино и англичанин Хьюстон Стюарт Чемберлен. Они учили, что единого человечества нет, различные расы носители не просто разных культур - это просто биологически различные виды, которые конкурируют друг с другом за место под солнцем, за земли и ресурсы. Такие мыслители как Густав Лебон и Токвиль во Франции и Томас Карлейль в Англии, считали, что все демократии есть временные построения, а никакой не вечный общественный договор. Все это преходяще и связано с нынешними условиями. Стоит им измениться - и рухнут и демократия и разделение властей и все, что с ними связано. А выдающийся немецкий правовед и политолог Шмит прямо утверждал, что единственным реальным свидетельством суверенитета выступает способность применить силу против врагов. Сами основы государства покоятся не на договоре, а на силе пущенной правящим классом в ход в нужный момент и с должной эффективностью. Добавим к этому Карла Маркса с его теорией классовой борьбы и получим замечательную картину мира, в котором нет места для “добра”, “справедливости” и “духовности”, где беспрестанно сражаются между собой классы, расы и вообще все со всеми, где число бесполезных двуногих растет, эффективность производства падает, а вопрос легитимности власти постоянно обостряется. Подобная мрачная и бескомпромиссная картина, естественным образом порождала две противоречащие друг другу концепции. Первая из них гласила, что не все так плохо, и что разумное и справедливое устройство общества все-таки возможно. У приверженцев этой идеи были разночтения в понимании того, как будет построено это общество - революционным или эволюционным путем, но общим было положение о том, что когда-нибудь, как-нибудь, но это будет сделано. Слабость этой идеологемы была в том, что подобных попыток к тому времени уже было предпринято бесчисленное множество, и все они заканчивались хоть и разным результатом, но все-таки бесконечно далеким от той картины “светлого будущего” о котором мечталось вначале. Вторая концепция в корне противоречила наивным грезам строителей грядущего “города Солнца”. Человек не может вырваться из “инферно”, не может в принципе изменить этот мрачный мир, в котором идет ожесточенная война всех против всех? Так пусть он там хотя бы устроится с максимальным комфортом. Эволюционное развитие есть бесконечное поднятии от простого к сложному? Великолепно, только кто сказал, что самая высшая ступень творения есть человек? Что нельзя подняться к чему-то большему? Что бог - это тот же человек только находящийся на несравненно более высокой стадии эволюционного развития? Существо, обладающее огромной властью, суровый правитель, стоящий по ту сторону добра и зла, железным посохом пасущий массы низших существ, решающий кому из них жить, а кому умереть. Провозвестником идеи Сверхчеловека считается немецкий философ Фридрих Ницше. Влияние этого мыслителя на развитие сатанизма трудно переоценить. В ницшеанстве в органичном и непротиворечивом синтезе слились и дарвиновский эволюционизм, и романтическое неприятие христианства и воспевание “другой стороны баррикад” и даже воспевание темной стороны античного язычества, пусть даже и рассматриваемого через 85 Сатанинская хроника призму иррационального символизма. Ницше исходит из примата самоутверждения жизни, ее избытка и полноты. В этом смысле всякая религия и философия должна прославлять жизнь во всех ее проявлениях, а все, что отрицает жизнь, ее самоутверждение - достойно смерти. Таким великим отрицанием жизни Ницше считал христианство. Ницше первым заявил, что “нет никаких моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов” тем самым, подвергнув все моральные положения релятивизму. Согласно Ницше, здоровая мораль должна прославлять и укреплять жизнь, ее волю к власти. Ницше исходит из двойственности (дуализма) культуры и всего мироздания, где борются два начала Аполлона и Диониса. Аполлон (греческий бог света, науки и искусств) символизирует собой порядок и гармонию, а Дионис (греческий бог виноделия и разгульного веселья) - тьму, хаос и избыток силы. Эти начала не равнозначны. Темный бог древнее. Сила вызывает порядок, Дионис порождает Аполлона. Дионисийская воля всегда оказывается волей к власти - это основа основ всего сущего. Здесь мы видим влияние дарвинизма на Ницше: весь ход эволюции и борьба за выживание не что иное, как проявление этой воли к власти. Больные и слабые должны погибнуть, а сильнейшие победить. Но цель эволюции не только выживание, но и развитие. Как от обезьяны произошел человек, так в результате этой борьбы человек должен эволюционировать в Сверхчеловека (Übermensch). Причем эта эволюция должна быть не случайной игрой, совокупностью множества природных факторов, но сознательным, волевым усилием по преобразованию своей человеческой природы в сверхчеловеческую. Заратустра Ницше говорит: “...человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его? Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя, а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека? Человек это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, канат над пропастью... В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель”. Главными источниками идеи Сверхчеловека явились провозглашенные Ницше бунт против Бога, борьба против христианства. Не являясь попыткой теоретического отрицания Бога, концепт Сверхчеловека был ориентирован на отказ от морали, обуздывающей подлинную природу человека, на переход последнего “по ту сторону добра и зла”. Сверхчеловек Ницше всегда одинок. Он не ставит над собой цели владычества над людьми - это скорее гений или бунтарь, чем правитель или герой. Подлинный сверхчеловек - это разрушитель старых ценностей и творец новых. Он господствует не над стадом, а над целыми поколениями. Создавая новые ценности, сверхчеловек порождает культуру - Дракона или Духа тяжести, подобно льду, сковывающему реку воли. Поэтому должен прийти новый сверхчеловек - Антихрист. Он не разрушает старые ценности. Они исчерпали себя сами, ибо, утверждает Ницше, Бог мертв. Наступила эпоха европейского нигилизма, для преодоления которого Антихрист должен создать новые ценности. Смиренной и завистливой морали рабов он противопоставит мораль господ. Однако потом будет рожден новый Дракон и придет новый сверхчеловек. Так будет до бесконечности, ибо в этом проявляется вечное возвращение. То, что Ницше считает своего сверхчеловека Антихристом - пусть и в совсем иной трактовке, нежели по Библии - очень показательно. А уж то, что этот Антихрист является воплощением самого духа жизни, символизируемого Дионисом - показательно вдвойне. Ницше с беспощадной откровенностью и прямотой утверждает: становление чем-то большим, нежели человек, возможно только в результате категоричного размежевания с белосветными ценностями и идеалами. Появление сверхчеловека - историческая 86 Сатанинская хроника необходимость порожденная фундаментальными законами жизни. Христианство отвергает эти основополагающие законы, оно антижизненно и поэтому омерзительно. Гений Ницше создал блистательный образ, к которому потянулись многие - он обозначил ту цель к которой стоит стремится. Но, как и у любого философского труда у нее был один существенный недостаток - расплывчатость, аморфность самой доктрины, возможность различных ее трактовок, вследствие чего ницшеанского сверхчеловека готовы были видеть в ком угодно - от эпатажного поэта-бунтаря до вождя дикарей из варварских джунглей только потому, что у него иная, нехристианская мораль. Вот, что писал, к примеру, будущий атаман Всевеликого войска Донского Петр Краснов во время русско-японской войны в военной газете “Русский инвалид”: “Весьма вероятно, что японцы грубо и жестоко, обращаются с ранеными и пленными, но это происходит оттого, что они не умеют обращаться хорошо. Никогда не стоит забывать, что это дикари, лишенные главного достоинства дикаря - мягкости души. Японец - это ницшеанский сверхчеловек”. Образ сверхчеловека в разных ипостасях проглядывает в творчестве Джека Лондона (Волк Ларсен из “Морского волка”, капитан Вест из “Мятежа на Эльсиноре”, Эрнест Эвергард из “Железной пяты”) и даже основоположника жанра “героической фэнтэзи” Роберта Говарда (да хотя бы Конан-киммериец). Сверхлюдьми пытались представить и харизматичных политических деятелей: Гитлер и Муссолини это самые яркие примеры, игнорируя при этом, что у Ницше сверхчеловек это не правитель. Каждый из этих литературных образов и исторических деятелей по своему интересен, только они же и свидетельствуют о том, как далеко ушла трактовка “сверхчеловека” от своего изначального прототипа. Но существовала и еще одна трактовка образа - оккультная. Именно она, в конце концов, стала постепенно возвращать сверхчеловека к его архетипичному прародителю - первому бунтарю и богоборцу. Именно эта трактовка показывала сверхчеловека как некоего “тайного владыку”, существо достигшего необычайного уровня самосовершенствования - такого, что это сделало его почти богом. А скорее - демоном. Первым такого сверхчеловека, а вернее целую расу таких сверхлюдей еще до Ницше описал британский лорд Бульвер-Литтон, в своем романе “Грядущая раса”. В романе описан народ с невероятными, как сейчас принято говорить “экстрасенсорными” способностями, обладающий оружием невероятной разрушительной силы. Свое могущество этот народ приобрел за счет обладания некоей таинственной силой или энергий называемой “вриль”, который как пишет Бульвер-Литтон “соединяет в себе все разнообразные проявления силы природы, которого, как известно, уже давно доискиваются наши ученые”. Эта энергия позволяет народу (прозываемому “врилья”) управлять погодой, “оказывать такое влияние на ум человека, на всякое проявление животной и растительной жизни, которое по результатам не уступит самым причудливым фантазиям вымысла”. Согласно Бульвер-Литтону, народ “врилья” обитает под землей и хотя “первоначально произошел от общих с нами предков… все равно путем постепенного развития, превратился в другую, чуждую нам расу, слияние которой с существующими на земле обществами никогда не будет возможным. И если когданибудь, как гласит их собственное предание, они выйдут из-под земли на свет божий, то они неизбежно должны истребить и заменить собой все существующие человеческие племена”. Местообитание этой грядущей расы не менее красноречиво, чем ее сверхчеловеческие возможности - подземный мир, Преисподняя, традиционное обиталище Темных богов. 87 Сатанинская хроника Роман Бульвер-Литтона относится к числу тех, что никак нельзя считать просто художественной литературой. Он обозначил матрицу развития дальнейшего мифа о “Высших неизвестных” - существ может быть и схожих с человеком обличьем, но многократно превосходящих его могуществом настолько, что тем самым они фактически достигают уровня божества. И, тем не менее, некогда и они были обычными людьми, а значит и их уровня можно достичь - было бы желание. Бульвер-Литтон был достаточно заметной личностью британского истэблишмента - в 1873 году он был назначен министром колоний - более чем весомая должность в Британской империи. Он же был одним из основателей так называемого ордена английских розенкрейцеров - одного из мистических орденов того времени. Романы лорда оказали огромное влияние на оккультистов XIX века. Через двадцать лет после создания ордена английских розенкрейцеров от него отпочковался так называемый Орден Золотой Зари, лидером которого стал Самуэль Мазерс. Он тоже говорил о Высших Неизвестных, только Мазерс уверял, что он сам общался с ними: “Думаю что это человеческие существа, живущие на этой земле, но обладающие ужасным, сверхчеловеческим могуществом… Я чувствовал себя в контакте с такой ужасной силой, которую я мог бы сравнить только с близким ударом молнии во время сильной грозы, сопровождающейся затрудненным дыханием. Нервная прострация, о которой я говорю, сопровождалась холодным потом и кровотечением из носа, рта, а порой и ушей”. Судя по косвенным признакам Высшие Неизвестные - это всего лишь новые имена средневековых демонов, только избавленых от христианского антуража и от этого еще более могущественных. Стоит отметить, что в Ордене Золотой Зари активно изучали самые разные мистические практики: не только традиционную каббалу, но и языческие мистерии греков и египтян, аппелировали к могуществу халдейских магов, интересовались они и восточными учениями. Другие мистические ложи и ордена интересовались языческими верованиями германцев и кельтов (масонские “Общества друидов” появились в Англии еще в XVIII веке). Предпосылок для этого было более чем достаточно: огромная Британская империя обнимала своими владениями полмира, множество солдат, офицеров, чиновников, миссионеров, врачей, ученых служили в далеких экзотических странах, знакомились там с культурой и верованиями самых разных народов. В это время работал немецкий и английский филолог, специалист по общему языкознанию, индологии, мифологии Фридрих Максимилиан Мюллер, по праву считающийся одним из основателей современного религиоведения. Он пытался использовать уже достаточно разработанные методы сравнительной филологии в области изучения мифологии и религии. Макс Мюллер был убежден, что знание древних языков дает возможность исследователю проникнуть в тайники человеческой души и обнаружить истинный смысл религиозной веры древних людей, воспроизвести те ощущения и впечатления, которые связывались в их сознании с именами богов, с мифами и легендами о них. Почти одновременно с Мюллером действует и другой выдающийся ученый Эдвард Бернетт Тейлор основоположник анимистической теории происхождения религии и один из величайших знатоков религиозной мифологии того времени. Оба этих ученых внесли огромный вклад в развитие религиоведения, выявив общие закономерности в становлении и развитии различных вероучений, выявив общие мифологические сюжеты. В то же время Европа начинает лучше узнавать своих собственных богов и демонов, почти исчезнувших под глыбой христианской пропаганды - основоположниками мифологической школы в фольклористике становятся Братья Гримм. Это же время - эпоха археологических 88 Сатанинская хроника открытий: в начале XIX века были сделаны научные описания древних храмов и гробниц в Египте, в 40-х годах начались раскопки городов Ассирии, в 90-х годах была открыта культура шумеров. В XIX же веке археологу Шлиману удалось раскопать остатки считавшихся мифическими городов Троя и Микены. Множество историков, этнографов, филологов, просто путешественников пополняли копилку знаний человечества все новыми и новыми открытиями. И это, безусловно, не могло не оказывать своего влияния и на развитие всякого рода оккультных объединений увидевших в этих открытиях очередной источник вдохновения. Самым масштабным последствием здесь стало появление учения Елены Блаватской в своей теософии решившей смешать “Веды с Каббалой”, а заодно и еще с двумя десятками оккультных доктрин и мистических учений, надерганных по всему свету. Соединив это с новейшими достижениями палеонтологии и антропологии (одновременно пытаясь их опровергнуть) Блаватская получила настоящий оккультный “коктейль Молотова” крепко ударивший по мозгам тысячам наивных олухов. В то же время в теософии были и некоторые полезные мысли - в частности о циклах времен. Кроме того, она пробудила еще больший интерес к восточным учениям, что еще больше ослабляло авторитет христианского учения. Одновременно это создавало предпосылки для переосмысления роли иных персонажей христианской мифологии в системе мироздания, в том числе и роли Люцифера. Но вернемся к Золотой Заре, превратившейся в то время в некое богемное общество с невнятными целями и еще более невнятной идеологией. Египетское язычество тут сочеталось с кельтизмом, христианство - с черной магией, каббала с восточными учениями. В частности в него входил такой человек как Нобелевский лауреат поэт, знаток кельтского фольклора и по совместительству борец за свободу Ирландии, как Уильям Йетс взявший себе посвятительное и очень характерное имя “Demon est Deus inversus” (“Демон есть зеркальное отражение божества”). В этот орден входили такие знаменитые люди как, Мод Гонн (вдохновительница Ирландской Освободительной Армии), Констанция Уайльд (вдова Оскара Уайльда), актриса Флоренс Фарр (муза Бернарда Шоу), сестра философа Бергсона Мойна Бергсон (жена главы “Золотой Зари” Самуила Мазерса). Членами “Золотой Зари” в разное время были и авторы рассказов ужасов - Алджернон Блеквуд, Брэм Стокер, Артур Мэйчен. Двое из них особо заслуживают нашего внимания: Стокер, как известно, написал обессмертивший его роман “Граф Дракула” после которого тема вампиров стала чрезвычайно популярной в литературе, в театре и кинематографе. Как известно герой романа Стокера имел мало общего с реальным графом Владом Дракулой жившим в Валахии в XV веке, но возможно, что на сам образ бессмертного вампира, обладающего колдовским могуществом, повлияли какие-то доктрины “Золотой Зари”, благо в любом даже самом “белом и пушистом” оккультизме никогда не будет обойдена тема крови. Кроме того, образ бессмертного аристократа (пускай даже и кровопийцы) - не является ли он очередной литературной проекцией тех самых “Высших неизвестных”? Еще более интересной личностью является Артур Мэйчен. Его рассказы и повести: “Великий бог Пан”, “Белые люди”, “Черная печать” являются причудливым сочетанием древних преданий с современными писателю научными открытиями и оккультными доктринами. Так были переистолкованы в несколько зловещем ключе древние кельтские предания о “Маленьком Народце”. В “Великом боге Пане” писатель говорит о силах и существах, которые находятся совсем рядом с нами, и которые мы можем увидеть лишь чуть-чуть перенастроив свое сознание, если только не боимся потом навек потерять свою душу. В других рассказах есть напоминание о том, что природа человека таит в себе такие бездны и ужасы, о которых мы и сами не подозреваем. Все это и многое другое есть в рассказах Мэйчена, все, что в той или иной форме вошло в идеологию, практику, символику сатанизма или религиозных и субкультурных течений близких сатанизму, если не идеологически, то, по крайней мере, эстетически. Но, пожалуй, самым главным вкладом Мэйчена в теорию сатанизма - вкладом невольным, но 89 Сатанинская хроника от этого еще более существенным - стал отрывок из его рассказа “Белые люди”, где писатель, наконец, четко указал разницу между обычным человеческим грехом и Грехом с большой буквы, деянием достойным Сатаны. Причем Мэйчен подчеркнул, что человек, совершивший один из таких Грехов, может не совершить не одного ”обычного” преступления: “Колдовство и святость, - сказал Амброз - лишь это - единственные реальности. Каждая из них - своего рода экстаз, отклонение от обычной жизни. - Да - продолжал тот - волшебство находит подтверждение в своих порождениях. Я думаю, существуют многие, кто едят сухие корки и пьют воду с радостью бесконечно более глубокой, чем обильно насыщаются так называемые “практические эпикурейцы”. - Вы говорите о Святых? - Да, и о грешниках тоже. Я думаю, что вы впадаете в самую распространенное заблуждение, ограничивая духовную сферу высшей степенью идеальности, но и крайнее беззаконие обязательно имеет свою часть в духовном мире. Обычный человек, как совокупность плоти и чувств, может быть не большим грешником, чем святым. Большинство из нас являются просто нейтральными созданиями, в которых благонравие смешано с пороком. Мы карабкаемся через мир без осознания значения и внутреннего смысла вещей, и, следовательно, наша греховность и наша добропорядочность второразрядны и незначительны. - Стало быть, вы полагаете, великий грешник будет таким же аскетом, как великий святой? - Великие люди всех видов оставляют несовершенные копии и идут к совершенным оригиналам. У меня нет сомнения, что многие из самых замечательных представителей среди святых никогда не делали “хороших поступков” (используя это понятие в заурядном смысле). И, с другой стороны, те, кто прославились в самых глубинах греха, за всю свою жизнь никогда не сделали никаких “плохих деяний”. - Вы знаете, я не могу больше выдержать это - сказал Коллгрейв - ваши парадоксы слишком чудовищны. Человек может быть величайшим грешником и все же никогда не сотворить что-нибудь греховное! Как это? - Вы совершенно не правы - ответил Амброз - Я никогда не выдумываю парадоксов, жаль, но они просто не получаются у меня. Я лишь имел в виду, что человек может понимать изящный вкус Романо Конти, и все же при этом никогда не выпить пива по четыре пенса за кварту. Не более того. И это скорее трюизм, чем парадокс, не так ли? Ваше удивление по поводу моего замечания - следствие того, что вы не осознаете, что такое грех. Да, имеется своего рода связь между Грехом с заглавной буквой, и действиями, которые обычно называются греховными: убийством, воровством, прелюбодеянием и т.д. Почти такая же связь, что имеется между букварем и беллетристикой. Но я верю, что это неправильное представление - оно почти универсально - происходит в основном от нашего взгляда на этот вопрос сквозь социальные очки. Мы полагаем, что человек, совершающий зло по отношению к нам и своим соседям, должен быть очень плохим. Таков он с социальной точки зрения, но разве вы не можете представить того, что Дьявол в его сущности является исключительным уделом и страстью лишь уединенной, индивидуалистичной души? Действительно, среднестатистический убийца - в качестве только убийцы - никоим образом не означает грешника в истинном смысле этого слова. 90 Сатанинская хроника Он - просто дикий зверь, от которого мы должны избавиться, чтобы сохранить собственные шеи от его ножа. Его следует классифицировать скорее как тигра, нежели грешника. - Это кажется несколько странным. - По-моему, нет. Убийца убивает не от положительных качеств, а от отрицательных, у него отсутствует кое-что, чем обладают нормальные люди. Дьявол, разумеется, полностью “положителен”, только его позитивность находится на неправильной стороне. Вы можете поверить мне, что грех в исконном, присущем ему смысле, является очень редким, вероятно, было намного меньше грешников, нежели святых. Да, ваша точка зрения очень хороша для практических, социальных целей, мы, естественно, ощущаем склонность думать, что лицо, причиняющее нам неприятности, должно быть очень значительным грешником! Очень досадно обнаружить свой карман опустошенным, и мы объявляем, что вор - очень большой грешник. По правде говоря, он - просто невоспитанный человек. Конечно, он не может быть святым, но он может быть, и часто таковым и является - бесконечно лучшим созданием, чем тысячи тех, кто никогда не нарушал отдельные законы. Я допускаю, что он служит нам большой помехой, и если мы захватываем его, то вполне надлежащим образом наказываем. Но между его неприятным асоциальным действием и злом имеется чрезвычайно слабая связь. - Вы знаете, - сказал Котгрейв - вы меня чрезвычайно заинтересовали. По вашим словам получается, что мы не понимаем реальную природу зла? - Нет, я не думаю, что мы не понимаем этого. Мы переоцениваем зло, и в то же время недооцениваем его. Мы берем наиболее многочисленные нарушения наших социальных установок - самых необходимых и очень важных правил, которые сохраняют человеческое общество в целости, - и нас пугает распространенность “греха” и “зла”. Но, в действительности, это ерунда. Возьмем, например, воровство. Испытываете ли вы какойлибо ужас при мысли о Робин Гуде, разбойниках с шотландских холмов семнадцатого столетия или современных дельцах? С другой стороны, мы недооцениваем зло. Мы придаем такое огромное значение “греху”, когда кто-то влезает в наши карманы (или к нашим женам), что совершенно забываем ужасность истинного греха. - И что же есть грех? - спросил Котгрейв. - Думаю, следует ответить на ваш вопрос другим. Каковы были бы ваши ощущения, если бы ваша кошка или собака начали разговаривать с вами человеческим языком? Вас бы поразил ужас, я уверен в этом. А если бы розы в вашем саде запели чудесную песню, вы бы сошли с ума. Или предположите, что камни в мостовой начали раздуваться и расти на ваших глазах, или если галька, которую вы видели ночью, утром дала бы каменистое цветение? Эти примеры могут дать вам некоторое представление о том, что такое настоящий грех. - Вы удивляете меня - произнес Котгрейв. - Я никогда не задумывался об этом. Если это действительно так, нужно перевернуть все с ног на голову. Стало быть, истинная сущность греха заключается в... - Во взятии неба штурмом, как мне представляется - сказал Амброз - Мне кажется, что грех - это просто попытка проникнуть в другую и более высокую сферу запрещенным способом. Вы можете понять, почему это случается столь редко. Есть лишь немногие, кто действительно желают проникнуть в другие сферы, выше или ниже нашей, дозволенными 91 Сатанинская хроника или запрещенными путями. Люди, как это можно заметить, в основной своей массе являются просто вместилищем разных свойств, с определенным сроком жизни. Поэтому существует совсем мало святых, и количество грешников (в исконном смысле, определенном нами) столь же невелико. И тем более редко встречаются гении обоих этих типов. Вообще-то, возможно, быть великим грешником тяжелее, чем великим святым. - Имеется что-то глубоко неестественное в Грехе? Вы это имеете в виду? - Точно. Святость требует столь же огромных или почти таких же больших усилий, но она проявляется в том жизненном пути, который когда-то был естественным. Это стремление восстановить тот экстаз, который существовал перед Падением. Но грех - это усилие, направленное на то, чтобы достичь экстаза и знания, которые принадлежат лишь ангелам, и, предпринимая эти попытки, человек становится подобным демону. Я сказал вам, что простой убийца - не истинный грешник, и это верно, но и настоящий грешник иногда может быть убийцей. Жиль де Рец - пример тому. Так что вы видите, что, в то время как добро и зло неестественны для человека, каким он стал в наше время - социальным, цивилизованным существом - зло неестественно в намного более глубоком смысле, чем добро. Святой прилагает усилия восстановить дар, который человечество утеряло, грешник пробует получить нечто, что никогда не принадлежало людям. Короче говоря, он повторяет Падение. - Вы католик? - спросил Котгрейв. - Да, я член гонимой английской церкви. - Тогда, как насчет тех текстов, которые, кажется, определяют как грех то, что вы причислили бы к простым и тривиальным нарушениям? - Да, но в этих же текстах приводится слово “маги”, не так ли? Кажется, это наталкивает меня на основную мысль. Подумайте: можете ли вы вообразить на мгновение, что ложное утверждение, которое сохранит жизнь невинного человека - грех? Нет, очень хорошо, стало быть, таким образом, мы исключаем вовсе не простых лжецов. Прежде всего, именно “маги” используют материальную жизнь, используют трагические инциденты материальной жизни, как инструменты, чтобы получить свои бесконечно нечестивые результаты. Вообще, я должен вам сказать следующее: наши более высокие чувства так притуплены, мы так пропитаны материализмом, что, вероятно, окажемся не в состоянии признать реальную порочность, если столкнемся с ней. - Разве мы не должны испытать некоторый ужас - типа того, на который вы намекнули, сказав о пении розового куста - просто в присутствии злого человека? - Мы ощутили бы его, если бы были естественны: например, дети и женщины чувствуют этот ужас, о котором вы говорите, даже животные испытывают его. Но в большинстве из нас условности, цивилизация и образование закрыли, заглушили и затемнили естественные чувства. Я подозреваю, что, как правило, Иерархи Тофета проходят абсолютно незаметно для окружающих, а, возможно, в некоторых случаях даже как неплохие, но странные люди. - Вы использовали слово “несознательно”. Бывает ли когда-нибудь греховность несознательной? 92 Сатанинская хроника - Всегда. Это должно быть так. Она в каком-то смысле подобна святости, и гений в греховности схож с другими видами гениальности. Он представляет собой некоторое вознесение или экстаз души, превосходящее усилие, чтобы преодолеть границы обыкновенного. Так, превосходя их, греховность превышает также человеческое понимание. Способность, которая могла бы принять этот грех во внимание, оказывается ниже его. Нет, человек может быть беспредельным и ужасным беззаконником, и никто никогда не догадается об этом. Я скажу вам, что зло в этом определенном и истинном смысле является редким, и я думаю, что оно становится все более редким. - Мне сложно осознать все это, - признался Котгрейв - Из того, что вы говорите, я заключаю, что истинное зло отличается по своему происхождению от того, что мы расцениваем как порок? - Безусловно. Имеется, без сомнения, аналогия между этими двумя вещами, такое подобие дает нам возможность использовать, совершенно законно, такие термины, как “подножие горы” и “ножка стола”. Иногда, конечно, об этих двух типах говорят одними и теми же словами. Грубый рудокоп, невоспитанный, неразвитый “человек-тигр”, разогретый квартой или двумя больше его обычной нормы выпивки, приходит домой и забивает раздражающую его неблагоразумную жену до смерти. Он - убийца. И Жиль де Рец был убийцей. Но вы видите пропасть, которая разделяет этих двух людей? Слово “убийца”, если я могу так сказать, “случайно” выражает одно и то же в каждой из этих ситуаций, но значение их крайне различно. Это похоже на путаницу типа “Хобсон-Джобсон”, или скорее, на то, как будто кто-то предположил, что раз Джаггернаут и Аргонавт имеют чтото общее в звучании, то можно найти их этимологическое родство. Без сомнения, те же самые слабые сходство или аналогия имеют место между всеми “социальными” грехами и реальными духовными грехами. Возможны некоторые случаи, где существует еще меньшее подобие: например, между школьными учителями и теми наставниками, что ведут к большему - от тени к действительности. Если вы понимаете что-нибудь в богословии, вы осознаете важность всего этого. - Мне жаль говорить об этом - заметил Котгрейв - но я посвятил очень немного времени богословию. В самом деле, я часто задавался вопросом, почему главные богословы требовали название Наука Наук для их учения. Начиная с “теологических” книг, которые я изучал, я всегда, кажется, интересовался лишь незначительными и очевидными благочестиями или историей Царей Израиля и Иудеи. Впрочем, даже на лекциях я не очень внимательно слушал об этих Царях. Амброз усмехнулся. - Нам следует попытаться избежать теологического обсуждения - сказал он - Но, возможно, даты жизни этих Царей столь значимы для теологии, как гвозди с широкой шляпкой, что использовал этот убийца-рудокоп, для понимания природы зла. - Тогда возвратимся к нашей главной теме. Как вы думаете, является ли грех темной тайной? - Да. Это - адское чудо, в то время как святость божественна. Время от времени оно поднимается до такого уровня, что мы полностью оказываемся не в состоянии подозревать о его существовании, тогда выражение зла подобно звучанию больших педальных труб органа - настолько низкое, что мы не можем его услышать. В других случаях грех может скрываться в убежище безумия или просто в странностях. Но вы 93 Сатанинская хроника никогда не должны путать это с обычным социальным отклонением. Помните, как Апостол, говоря о “другой стороне”, проводит различие между “благотворительным” действием и милосердием. Можно раздать все богатства нищим, и все же остаться лишенным милосердия. Так что запомните: можно избегать любого вида преступления и все же быть грешником. - Ваши рассуждения кажутся мне очень странными - сказал Котгрейв - но, признаюсь, они нравятся мне. Я полагаю, что можно справедливо вывести из вашего утверждения заключение, что реальный грешник, вполне вероятно, мог бы выглядеть в глазах наблюдателя как безобидная персона? - Конечно, потому что истинное зло не имеет никакого отношения к общественной жизни или социальным законам, а если и имеет, то лишь случайно и эпизодически. Это одинокая страсть души - или страсть одинокой души - как вам угодно. Если мы случайно осознаем зло и ухватим его значение в полной мере, то, действительно, это наполнит нас ужасом и страхом. Но это чувство очень отличается от страха и отвращения, с которым мы рассматриваем уголовного преступника, так как те чувства в значительной степени или полностью основаны на его деянии, которое мы испытываем на собственной шкуре или кошельке. Мы ненавидим убийство, потому что знаем, что быть убитым или знать, что убит кто-то из наших знакомых - это крайне неприятное чувство. Таким же образом, но с “другой стороны”, мы соприкасаемся со святыми, но мы и наши друзья не “любим” их. Вы можете убедить себя, что “наслаждались” бы обществом святого Павла? Думаете ли вы, что “поладили” бы с сэром Галахедом? Так обстоит дело и с грешниками, и со святыми. Если вы встретили очень злого человека, и распознали в нем это зло, он, без сомнения, вызвал бы у вас ужасом и страхом. Но нет никакой причины “ненавидеть” его. Напротив, вполне возможно, что, если бы вы смогли преуспеть в удалении осознания его греха из вашего сознания, вы смогли бы найти общество грешника превосходным. Но вскоре у вас появилась бы причина вернуться назад в ужас. Однако, насколько это чудовищно! Если бы розы и лилии внезапно запели сейчас, в это наступающее утро, если бы мебель начала двигаться в процессии, как в рассказе Де Мопассана! - Я рад, что вы возвратились к этому сравнению - сказал Котгрейв - потому что я хотел спросить вас, чему соответствуют эти воображаемые изменения неодушевленных вещей у людей? Одним словом, что является человеческим грехом? Вы дали мне, насколько я понимаю, абстрактное определение, но мне бы хотелось узнать конкретный пример. - Я уже сказал вам, что это бывает очень редко - сказал Амброз, казалось, желавший избежать прямого ответа - Материализм нашего времени, который сделал много, чтобы уничтожить святость, возможно, сделал больше, чтобы подавить зло. Мы находим Землю столь удобной, что, кажется, не осталось никаких отклонений, подъемов или низвержений. Я уверен, что современный ученый, решивший “специализироваться” в Тофете, сведет все к обычным исследованиям антиквариата. Никакой палеонтолог не смог бы показать вам живого птеродактиля. - И все же вы, я думаю, “специализировались” на этом, и я уверен, что ваши исследования касались и нашего времени. - Я вижу, вы действительно заинтересовались. Хорошо, я расскажу вам об одном событии, в которое я оказался немного вовлечен. Если захотите, я могу показать вам кое-что, что подтвердит те любопытные вещи, которые мы обсуждали”. 94 Сатанинская хроника В известной степени подтверждением вышеуказанных тезисов занимался самый известный человек, состоявший в Золотой Заре, оказавший огромное влияние на развитие сатанизма - “Великий Зверь”, Алистер Кроули. К сожалению, объем этой книги не дает возможности подробно расписать биографию этой, без всякой сомнения выдающейся личности. Поэт, художник, альпинист, путешественник, шахматист, блестящий рассказчик под настроение, астматик, наркоман, распутник и магистр магии - вот далеко не полный список характеристик этого человека. Он не был сатанистом и не считал себя “черным магом”, но в то же время его влияние во многом предопределило дальнейшее развитие сатанизма и черной магии в том виде, в котором мы знаем его сейчас. Родители Кроули были членами так называемого Плимутского братства - фанатичной секты, члены которой только себя считали истинными христианами. Пуританская атмосфера царившая в семье Кроули, была душной и тесной для его кипучей натуры, что вынудило Алистера, в конце концов, восстать против своей семьи. В итоге мать Кроули, к тому времени начавшая сходить с ума на религиозной почве назвала его “Зверем”, убедив себя в том, что ее сын был Антихристом из “Откровения”. Кроули проникся этой мыслью, решив, что он и вправду является Зверем, и занял эту позицию с полной ответственностью. Став взрослым, он даже утверждал, что его мать, безумная фанатичка, была вдохновлена свыше, когда назвала его так, тем самым, определив его жизненный путь. Кроули всерьез заинтересовался оккультизмом, что, в конце концов, привело его в “Золотую зарю”, где он стал быстро продвигаться по иерархической лестнице ордена. Встревоженный Матерс, опасавшийся, что Кроули хочет занять его место, стал добиваться изгнания молодого мага из ордена. В дальнейшем напряженные отношения между соперниками переросли в настоящую “оккультную войну” - каждый из противников обвинял другого в том, что он насылает на него демонов. Как бы то не было, но, в конце концов, Кроули покидает “Золотую зарю” основав свой оккультный орден, носивший название “Серебряная звезда”. Он путешествует по Индии, Китаю, Японии, Мексике расширяя свой кругозор и знакомясь с эзотерическим доктринами тех мест. В 1904 году произошло событие, перевернувшее всю жизнь Кроули и обессмертившее его имя. В Египте, через свою жену Роуз Келли, бывшую одновременно и его медиумом Алистер Кроули стал получать откровения от духа или демона по имени Айвасс. По мнению Кроули он являлся посланником Хоор-Паар-Краата, которого Кроули отождествлял с египетским богом Сетом, убийцей “доброго” бога Осириса, а также с шумерским дьяволом-богом, которого Кроули называл на арабский лад - Шайтаном. Смешав воедино двух вековечных противников - Гора и Сета, Кроули фактически признавался, что получал откровения от самого Дьявола. Много лет спустя в 1920 году он писал: “И ее (Вавилонской блудницы) Предвестие будет сладостным в нашем слиянии, Таинство данное благодаря Айвассу, нашему Господу Богу Дьяволу”. В апреле 1904 года три дня подряд примерно в час дня Айвасс диктовал Кроули “Книгу Закона”, вероятно, самую важную в книгу в магической карьере Кроули. В книге содержался закон Телемы “Делай то, что желанно - вот в чем закон”. Суть этой теории заключается в том, что каждый человек имеет право на независимость, право развиваться так, как ему кажется правильным, искать образ жизни, согласующийся с его самыми фундаментальными представлениями и самыми искренними желаниями и при этом гармонирующими с его окружением. Человек имеет право развивать себя духовно и интеллектуально до предела своих возможностей. Айвасс также сообщил, что грядет эпоха Нового Эона, третья великая эпоха в истории человечества. Три основные эпохи характеризовались как язычество, христианство, Телема, олицетворением которых являются египетские божества, соответственно: Исида, Осирис, Гор. Демон Айвасс выбирает его носителем нового знания и глашатаем нового 95 Сатанинская хроника века, “эона Гора”. Кроули осознает себя “Зверем 666”, о котором говорит Апокалипсис и выбирает своим инициатическим именем “To Mega Therion”, “Великий Зверь”. С этого момента, вплоть до своей смерти в 1947 году, Алистер Кроули выполняет важнейшую миссию - распространяет “Закон Телемы”. Мы не будем сейчас подробно останавливаться на всех перипетиях дальнейшей биографии Кроули: его биография слишком обширна, да к тому же неплохо изучена другими исследователями. Остановимся только вкратце на его учении, которое в самых общих чертах выглядит так. Цивилизация развивается в согласии с некоторыми циклами, каждый из которых определяет религиозный и культурный уровень человечества. Каждый цикл длится приблизительно 2000 лет, что совпадает с переходом одного из 12 созвездий Зодиака в новый сектор. Нынешнее человечество живет в конце “эона Озириса”, что характеризуется “архетипом умирающего и воскресающего бога”. Этот “эон”, цикл, характерен патриархальной этикой и представлением о божественности как о чем-то отвлеченном и моральном. Закон этого цикла требует от человека аскетизма и отказа от собственной воли. Но все это заканчивается. Близится следующий цикл - “эон Гора”, сына Озириса. В этом периоде будет иная религия и иная культура, основанные на новой этике. Теперь “божество” будет внутри человека (“каждый мужчина и каждая женщина - это звезда”, гласит важнейший закон Кроули), а не вне его. Поэтому никаких ограничений не будет, и наступит царство тотальной свободы. Между двумя эонами существует особый период - “буря равноденствий”. Это эпоха торжества хаоса, анархии, революций, войн, катастроф. Это волны ужаса, необходимые, чтобы смыть остатки старого порядка и расчистить место для нового. Поэтому Кроули позитивно относился к современной ему исторической действительности, приветствуя и Октябрьскую революцию и приход нацистов к власти и борьбу ирландцев за независимость ну и, разумеется, обе мировые войны. Все это, по его мнению, было лишь великим кровавым жертвоприношением (да Кроули признавал и жертвоприношение) призванном “Провозгласить Гора - Коронованного и Побеждающего Ребенка Владыкой Эона”. О Горе Кроули говорит буквально следующее: “Альфа-Дитя, “давшее форму своему отцу и сделавшее свою мать плодородной” Гарпократ. Но она развивается в Омикрон - экзальтированного Дьявола, подробно описанного во многих местах формулы посвящения Гора. Этот Дьявол называется Сатана или Шайтан, люди не знающие формулы посвящения, боятся его и называют злом. Таким образом, они пытаются выставить природу матерью всех своих прегрешений. Сатана - это Сатурн, Сет, Абраксас. Адад, Адонис, Аттис и другие…”. Далее Кроули пишет: “Таким образом Дьявол - это Козерог, это Козел который взбирается на самые крутые горы, это божество которое проявившись в человеке делает его Эгипаном, то есть Всем”. В другом месте он пишет: “Зверь 666 (то есть сам Кроули) предпочитает оставлять все имена как они есть и провозглашает только одно - Айвасс: - солнечно-фаллический-герметический Люцифер - является его личным ангелом-хранителем, а “дьявол” по имени Сатана или Гадит - одной из частных единиц нашей звездной Вселенной. Этот Змий, Сатана, не враг Человеку, но Тот, кто сделал нас Богами, знающими Добро и Зло. Он потребовал: “Познай самого себя!”. Многие считают Кроули ”сатанистом”, и его апелляции к Апокалипсису дают для этого основания. Однако дело несколько сложнее. Сам Кроули считал, что Апокалипсис - это подлинно пророческая книга, которая совершенно точно описывает конец цикла, но дает 96 Сатанинская хроника ему моральные оценки с позиций самого христианства, т.е. той религии, которой суждено, по его мнению, исчезнуть вместе с концом “эона Озириса”. Следовательно, делает он вывод, негативные персонажи Апокалипсиса не так уж негативны, если взглянуть на них с позиций иного, нового эона. Тогда Вавилонская Блудница и Зверь предстанут сугубо позитивными персонажами - пророком и его женской ипостасью. Пророком, “Зверем” Кроули, разумеется, считал себя, а “алыми блудницами” были его многочисленные жены бывшие одновременно его медиумами и партнерами по сексуальной магии. Философия и магия Кроули самым решительным образом противопоставляла себя христианству - в отличие от непоследовательной и осторожной политики всех предшествующих ему оккультистов. Философия Кроули еще использует каббалистические образы и понятия, но их он щедро разбавляет идеями и образами заимствованными из египетских, вавилонских и орфических мистерий, добавляя ко всему еще и элементы индийской йоги и тантризма, а также буддизма и китайского даосизма. Кроули много путешествовал по самым экзотическим странами Востока, что оказало огромное влияние на его философию. Даже его “алые блудницы” были копией “шакти” - духовных помощниц индусских тантриков, совокупление с которыми открывало им пути к абсолютному духовному совершенству. Даже его космогоническая модель резко отличалась от упрощенно-линейной схемы белосветных учений - смена эонов живо напоминает “Циклы времен” индуисткой и ацтекской мифологии с периодическим разрушением и возрождением мира. Именно учение о смене эонов и стало той самой точкой перехода предопределившей дальнейшее развитие и становление сатанизма. “Бог умер” - провозгласил Ницше в свое время. “Гор родился” - уточняет Кроули, парадоксально отождествляя бога с головой сокола с его вечным противником - египетским Сетом, богом зла. Время умирающего и воскресающего Христа уходит и ему на смену идет Другой, тот, кто по самой своей сущности являет собой полную противоположность владыке уходящего эона. И не так уж важно имеет ли он облик победоносной хищной птицы, рогатого Дьявола или полного зловещей мудрости Древнего Змея. Сам Кроули никогда не считал себя сатанистом, но его философия во многом способствовала развитию этой идеологии. Еще менее склонны были себя относить к сатанизму Ницше, Байрон, Бульвер-Литтон и уж тем более Дарвин или Спенсер. Их вклад в развитие сатанизма был опосредованным, но от этого - не менее мощным. Сатанизм продолжал существовать в той же форме, что он существовал и во времена мадам де Монтеспан: так в 1889 году французская газета “Le Tatin” опубликовала статью одного журналиста, сомневавшегося в существовании сатанистской мессы и приглашенного на оную. Он был доставлен на место с завязанными глазами, а когда повязку сняли, обнаружил себя в темной комнате со стенами, расписанными эротическими сюжетами. На алтаре, окруженном шестью черными свечами, был изображен козел, попирающий распятие. Месса велась над обнаженной женщиной, лежащей на алтаре. Черные причастия были освящены и съедены верующими, после чего церемония перешла в оргию. Но в такой форме сатанизм мог существовать только в виде курьеза, реликта, нелепого пережитка средневекового мракобесия. Ему нужно было измениться - измениться не по сути, но по форме, чтобы отвечать требованиями стремительно меняющегося века. Сатанистам не нужен был Дарвин или Ницше, чтобы понять сущность собственного учения, но они им были нужны для того, чтобы суметь преподнести его в той оболочке, которая была наиболее близка тогдашнему интеллектуалу. Впрочем, и для собственно идеологии сатанизма подобное заимствование оказалось весьма полезным: теперь их кругозор достаточно расширился, чтобы понять, что на одном антихристианстве свет клином не сошелся, что мир Темного бога простирается далеко за пределы примитивного христианского ада. Постепенно приходило осознание того, что сатанизм направлен не только и не, сколько на борьбу с белосветными учениями, сколько на создание собственной, альтернативной картины мира в корне отличной как от прямолинейной 97 Сатанинская хроника христианской эсхатологии, так и унылого атеистического материализма. В то же время должно было оформиться и осознание того, глубокой внутренней связи со всеми своими предшественниками. Окончательно это понимание оформилось только в XX веке, который стал веком торжества далекой заокеанской страны набравшейся своего инфернального могущества в “краю, где заходит солнце”. Глава X Врата ада - в морской пучине… История сатанизма в XX веке сравнительно неплохо изучена в сравнении с предыдущими столетиями. Более того, иные исследователи (особенно ушибленные ”православным патриотизмом”) считают, что и сам сатанизм как таковой появился именно в прошлом веке и является типичным порождением американской массовой культуры. Думается, что в предыдущих главах я привел достаточно фактов, свидетельствующих об обратном. И все же доля истины в этих утверждениях есть - роль, условно говоря, “американского периода” в становлении сатанизма трудно переоценить. Другое дело, что сам по себе сатанизм в США является логическим продолжением и развитием уже имевшихся тенденций, так или иначе вызревавших в недрах англосаксонского общества. В предыдущей главе уже было показано, что львиная доля всей той совокупности философских концепций, научных теорий и поэтических образов, повлиявших на “обновление сатанизма”, зародилась в туманном Альбионе. Прежде чем перейти к истории сатанизма в XX веке, я считаю нужным сделать экскурс в прошлое, чтобы попытаться понять, почему история маленького острова у северо-западной оконечности Европы и его заокеанских колоний, оказалась столь прочно вписанной в контекст “Сатанинской Хроники”. Изобретение гордого наименования “Британская империя” приписывают человеку, которого называют “последним магом эпохи Возрождения” - человеку разносторонних талантов, врачу, математику, географу, астроному и астрологу - Джону Ди. Ему в частности приписывают открытие так называемого “енохианского языка”, а Говард Филипс Лавкрафт счел эту фигуру настолько интересной, что в своем рассказе “Ужас Данвича” приписал Джону Ди перевод придуманного им “Некрономикона” на английский язык. Примерно в то же время Англию посещает Джордано Бруно, который тоже сулит английской королеве бескрайнюю, мистическую всемирную империю: “Я говорю о Елизавете, которая по титулу и королевскому достоинству не уступает ни одному королю на свете... Если бы власть фортуны соответствовала бы и была равна власти великодушия и ума, следовало бы, чтобы эта великая Амфитрита расширила границы и настолько увеличила периферию своей страны, чтобы она, как ныне включает Британию и Ирландию, так включила бы другое полушарие мира, чтобы уравновесить весь земной шар, благодаря чему ее мощная длань полностью подлинно поддерживала бы на всей земле всеобщую и цельную монархию”. Применение к Елизавете имени “Амфитрита” - одной из океанских нимф в греческой мифологии недвусмысленно указывает на то, на чем должна основывать свое могущество грядущая великая империя - владычестве на море. Это отвечало и политической обстановке того времени: когда английские корсары грабили испанские галеоны и именем королевы создавали колонии в Новом свете. Апогеем морского могущества Англии в то время стал разгром “Великой армады” - испанского флота посланного на завоевание 98 Сатанинская хроника королевства. С этого момента могущество Испании на морях начинает идти на убыль и восходит звезда протестантских держав - Англии и Голландии, основывающих свое могущество на морской торговле, созданию колоний по всему свету и сильном флоте. Роль последнего фактора, кстати, неплохо понимал и Джон Ди, в своей книге “Искусство навигации”, выступавшего за создание постоянно действующего британского флота. Здесь мы походим к одному важному моменту, который является общим местом в трудах многих отечественных и зарубежных политологов, культурологов, знатоков геополитики и международных отношений - противостоянию морских и сухопутных держав. Главным законом геополитики является утверждение фундаментального дуализма, отраженного в географическом устройстве планеты и в исторической типологии цивилизаций. Этот дуализм выражается в противопоставлении “теллурократии” (сухопутного могущества) и “талассократии” (морского могущества). “Теллурократия”, связана с фиксированностью пространства и устойчивостью его качественных ориентаций и характеристик. На цивилизационном уровне это воплощается в оседлости, в консерватизме, в строгих юридических нормативах, в твердости этики и устойчивости социальных традиций. Сухопутным народам чужды индивидуализм, дух предпринимательства. Им свойственны коллективизм и иерархичность. Примерами таких государств в древнем мире обычно считают Персидскую империю, Спарту и Рим, в новейшей истории - Германию и Россию. “Талассократия”, “морское могущество” представляет собой тип цивилизации, основанной на противоположных установках. Его приоритеты мореплавание, торговля, дух индивидуального предпринимательства. Индивидуум как наиболее подвижная часть коллектива возводится в высшую ценность, при этом этические и юридические нормы размываются, становятся относительными и подвижными. Такой тип цивилизации быстро развивается, активно эволюционирует, легко меняет внешние культурные признаки, сохраняя неизменной лишь внутреннюю идентичность общей установки. Оптимальную формулу государства чье могущество основывается на “морской силе” вывел английский адмирал Алфред Тайер Мэхэн, считающийся отцом “атлантизма”. Именно он вывел формулу: военный флот + торговый флот + военно-морские базы = “морская сила” (“sea power”). Исходя из этого видно, что далеко не каждая держава обладающая сильным военно-морским флотом может считаться в полной мере “морской”: та же Испания с ее обширными колониями почти не уделяла внимание торговле (да и военное господство на морях она потеряла очень быстро). Мэхэн же считает главным фактором позволяющим отнести то или иное государство к разряду “морских” именно развитие морской торговли, а военный флот - лишь гарант ее обеспечения. К типично морским государствам обычно относят Афинское государство и Карфаген, в средние века - Венецию и Геную, в современном мире - Англию и США. Мировоззрение, экономика, политическая культура подобных государств определяется той частью их населения, которая живет на побережье, либо в его непосредственной близости. Для этих доминирующих прибрежных групп море было всей их жизнью: от начала и до конца. Самые активные и дееспособные их представители уходили на кораблях в океан (для рыбной ловли, торговли, грабежа, войны и так далее), создавая материальную основу жизни тех, кто оставался на берегу. Жизнь последних в разнообразных формах также напрямую зависела от моря и была ориентирована на него: они строили суда, планировали новые экспедиции, перерабатывали морские продукты, воспитывали будущих моряков и так далее. Однако морская стихия всегда несла для человека (как все-таки сухопутного существа) смертельную угрозу, держала в беспрестанном психологическом напряжении. Даже на берегу море угрожало живущим возле него людям: прибрежными зыбучими песками и рифами, ураганными ветрами, уничтожающими посевы. Еще более страшным был сам 99 Сатанинская хроника выход в море, его следствием были: порча продуктов и недостаток пресной воды, тропические болезни, страшные тайфуны южных морей, рост смертности и заболеваемости. Штиль на море, “вязкий, словно болото”, мог означать для моряков смерть от голода или жажды. Даже в конце XVI века мореходы, совершившие трансокеанические путешествия, считали, что нет большей опасности, чем море. От древности до XIX века, от Бретани до России повсюду существовали пословицы, предостерегающие людей от опасностей в море. Даже в такой морской стране, как Голландия, было известно изречение: “Лучше ехать в разбитой телеге по полю, чем плыть на новом корабле по морю”. Морские государства порождают особое мироощущение у своих граждан, их психология во многом формируется алгоритмами морского (океанического) пространства. Каждый выход в море фактически был очередным фрагментом борьбы с окружающим миром, причем ни на жизнь, а на смерть. Так происходил естественный отбор: в подобных условиях выживали только сильные натуры с определенной духовно-психологической организацией. Иные на берег не возвращались. Именно в этой атмосфере постоянного напряжения люди особенно четко осознавали незыблемость и безжалостность законов бытия управляющих Вселенной. Громадное пространство океанов и их невероятная всесокрушающая мощь порождали в человеке ощущение собственной малости и ничтожности. Чтобы защитить и утвердить себя он должен был бороться со всем, что его окружало. И эта борьба постепенно воспитывала в нем неудержимое стремление к господству и покорению. Только так он мог преодолеть страх избавиться от постоянного ощущения собственной ничтожности. Итогом стало великое непреодолимое отчуждение людей от мира, в котором он был вынужден существовать. В открытом океане, как агрессивной, хаотической среде, не может быть общих, обязательных для всех законов: железная дисциплина существует только на корабле как изолированном, упорядоченном микромире. Все, что находится за бортом, может быть либо врагом, либо добычей, а на них законы и правила, организующие жизнь команды корабля не распространяются. Океан, как враждебная человеку среда, существует для него за пределами каких-то правил и норм: имеют смысл лишь сила и точный расчет. Со временем вышеуказанные духовно-психологические установки приобретают определенную универсальность в рамках культуры “морских народов”, впитываясь в их быт, нравы, жизненную философию. Государства, созданные “народами моря”, по своей глубинной сути становятся огромными кораблями, социальные матрицы малых групп, чья жизнь оказалась замкнутой в корпусе покинувшего землю, судна, постепенно переносилась на страны в целом. Подобный архетип корабля посреди океана, распространялся не только на народы в целом, но и внутри них, цементируя и объединяя множество малых групп составляющих структуру “корабельного общества”. Эти группы рассматривают как враждебную среду не только мир находящийся за пределами корабля-государства, но и все что существует за пределами самой их группы, пусть даже и в рамках единой “морской державы”. Так же как существовал определенный антагонизм между матросами и офицерами того же британского флота: на корабль моряков зачастую вербовали обманом и принуждением, под угрозой тюрьмы, а то и петли. Это мироощущение пронизывает общество “морских народов” сверху до низу - от каждого отдельно взятого человека до государства в целом. Но, тем не менее, перед лицом общего внешнего врага “государства-корабли” выступают именно как единое целое забывшее свои внутренние противоречия - так же как команда корабля выступает как единое целое при виде разбушевавшегося океана. Морская стихия пугала не только вполне реальными земными опасностями, грозящими только телу человека - оно ассоциировалось и с угрозами его бессмертной душе. В 100 Сатанинская хроника христианские времена море стало считаться владением Сатаны и адских сил. Так, в пьесе Шекспира сын короля Фердинанд в ужасе бросается в море с криком: “Ад опустел, все демоны здесь”. Поэтому считалось, что разбушевавшийся океан нужно заклинать: португальские и испанские моряки читали евангелие от Иоанна и опускали в воду святые реликвии. Зловеще известный инквизитор Баскской области Пьер де Ланкр верил, что демоны предпочитают перемещаться морским путем. Прибрежные жители, например бретонцы, сравнивали море с необузданным конем, взбесившейся кобылицей, вырвавшейся на свободу лошадью. Поэтому буря не считалась естественным явлением, а истоки безумия легко можно было найти в демонах и колдунах. Яростные волны неоднократно мешали королю Шотландии Иакову и принцессе Анне переплыть Северное море в 1589-1591 годах: причиной оказались ведьмы и колдуны, заколдовавшие море. В старинных европейских сказках говорится о дьяволе, принявшем облик капитана призрачного корабля, который возмущает спокойствие духа прибрежных жителей и считается адом погибших моряков. В коллективном сознании европейцев долгое время море и грех считались связанными различным образом. В средневековых романах типичным является эпизод бури, поднявшейся из-за присутствия на корабле грешника или беременной (т.е. нечистой) женщины. Волны набрасываются на корабль, потому что зло притягивает к себе зло. Жители континентальных областей и духовные лица, считали моряков дурными христианами, несмотря на их паломничества по морю и благодарственные приношения церкви. Считалось, что они лишены “моральных добродетелей” и “нецивилизованны”. В руководстве английского духовника 1344 года читаем: “Духовник, если тебе придется исповедовать моряка, непременно расспрашивай его досконально. Ты должен знать, что одного пера будет недостаточно, чтобы описать все грехи, в которых погрязли эти люди. Их лукавство столь велико, что трудно найти название их грехам... На суше они не только убивают духовных и светских лиц, но и в море они предаются грабежам и пиратству, лишая имущества людей, особенно купцов”. Неуправляемая стихия - буря, потоп или наводнение - напоминала людям о периоде хаоса в мироздании. В воде или на берегу обитает множество опасных существ: Полифем, Сцилла, Сирены, Кракен, Левиафан, Лорелея. У всех у них одна цель - нести людям погибель или, в крайнем случае, как это делает Цирцея, заставить их потерять человеческий облик. Море было местом страха, смерти и безумия, пропастью, скрывающей Сатану, демонов и чудовищ. Оно должно исчезнуть в день возрождения мира. В “Откровении” Св. Иоанна Богослова сказано: “И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет”. Все это понимание моря откладывается и коллективном бессознательном морских народов. Они боятся моря, но одновременно не могут без него жить, они бояться темных сил, но одновременно где-то в глубине души они понимают, что с ними так или иначе приходится иметь дело. В итоге в коллективное бессознательное морских народов было буквально вбито архетипичное представление о “мире за кормой”, как о безбрежном пугающем океане, полном чудовищ, призраков и злых духов с которыми так или иначе приходится сосуществовать. Символизм Океана, как нам хорошо известно, восходит к символизму предвечного Хаоса, изначальной Тьмы, пред которой бессильны и сами боги. Тот же, кто пытается обуздать свирепую мощь морской стихии либо терпит жестокое поражение, либо сам становится сопричастным Mare Tenebrarum - Морю Мрака. Так многочисленными легендами было окружено имя Фрэнсиса Дрейка - знаменитого корсара королевы Елизаветы, во многом предопределившем грядущее морское могущество Британии. О нем ходили легенды, что Дрейк заключил союз с морскими ведьмами, 101 Сатанинская хроника помощь которых позволила сокрушить Великую Армаду, что после смерти Дрейк возглавил Дикую Охоту и так далее. Именно эти особенности мировоззрения “морских народов” и послужили причиной того, что англосаксы стали творцами как научных теорий и философских концепций, так и литературных жанров и образов, сыгравших немаловажную роль в становлении современного сатанизма. В предыдущей главе уже был перечислены люди, так или иначе повлиявшие на это процесс - от Байрона до Дарвина и от Мальтуса до Кроули. Но подобное миропонимание проникло и в политическую культуру Великобритании, а позднее и других англосаксонских народов. Естественно это было в неявном виде общество морских народов оставалось христианским, причем большинство людей в это искренне верили. И в то же время ряд мыслителей оказавших очень большое влияние на становление политической системы в Англии высказывали взгляды, от которых буквально разило серой. Так один из самых известных английских мыслителей Нового времени Томас Гоббс представлял людей не как духовное существо созданное богом, а как буквально “разумное животное”, существо одержимое неуемной страстью к наживе, безопасности, славе и тому подобными “низменными”, с точки зрения правоверного христианина страстями. Гоббс заявляет о природном равенстве людей (они все одинаковы в своих инстинктах) и равенстве в “праве на все”. Для Гоббса люди равны в своем эгоизме, жадности, трусости, честолюбии и жизненным благам. Эти же качества, по его мнению, наделяют человеческие взаимоотношения тотальным антагонизмом, делая людей вечными, непримиримыми врагами. В “естественном состоянии” царит “bellum omnia contra omnes” - “война всех против всех”. Чтобы как-то нейтрализовать это потенциально опасное животное называемое человеком и создается государство - земной смертный бог, которому Гоббс - типичный представитель “народов моря” - дает имя библейского морского чудовища - Левиафана. Этот Левиафан, государство - искусственный, механический человек, земной “смертный бог” и именно он своей колоссальной властью вносит закон и порядок в анархичную среду людей преисполненных злобы, вожделения и зависти друг к другу. Но из этого вполне логично вытекает и другой вывод, единственно возможный для представителя морских народов: истинная человеческая природа никуда не исчезает, она лишь отступает на задний план, но в любой момент она может возобладать вновь. Как хороший корабль, опытная команда и точные приборы все равно останутся довольно-таки относительной и ненадежной защитой от коварной и непредсказуемой морской стихии, так и человеческая природа пусть пока усмиренная законами и правилами государства, но все равно рано или поздно эта самая животная природа человека, темное, хаотическое начало все равно возьмет свое. Вслед за Гоббсом подтягиваются и иные мыслители. Британский философ Бернард де Мандевиль, считал, что интересы государства - не более чем интересы максимального удовлетворения гедонистических потребностей его индивидуумов: больше частных пороков - больше общественного блага. В своей сатире “Ропщущий улей, или Мошенники, ставшие честными” (переизданной под названием “Басня о пчëлах, или Частные пороки - общественные выгоды”) он доказывает в аллегорической форме, что общество, решившее ради сбережений расстаться с роскошью и сократить вооружения, ждет печальная участь. “Все находящиеся в естественном состоянии живые существа заботятся лишь о том, чтобы доставить себе удовольствие, и непосредственно следуют влечению своих наклонностей, не обращая внимания на то, принесет ли полученное ими удовольствие добро или зло другим - утверждает Мандевиль - Ни один вид животных не оказывается менее способным жить в согласии в течение длительного времени, находясь в большом скоплении, чем человек, если отсутствуют ограничения, налагаемые на него системой правления”. Мандевиль предполагает, что само по себе разграничение на грешных обуреваемых страстями людей и высокодуховных праведников, постоянно 102 Сатанинская хроника борющихся со своими звериными страстями (с безусловным осуждением первых и возведением в идеал вторых) - это всего лишь хитрая придумка “мудрецов и моралистов”, которые, создавая общество “должны были заставить людей, которыми они должны были управлять, поверить, что для каждого из них сдерживать свои желания более выгодно, чем следовать им, и гораздо лучше принимать во внимание не личные, а общественные интересы”. Еще один видный британский мыслитель, много сделавший для создания Форин Оффис (Министерство иностранных дел) и Форин Интеллидженс Сервис (внешняя разведка) - Иеремия Бентам, писал, что: “Природа поместила человечество под власть двух разных хозяев - Боли и Удовольствия. Только они указывают нам, как мы должны поступать, только они предопределяют наши поступки, каждое усилие избежать подчинения только его подчеркивает. Принцип полезности, принцип величайшего удовлетворения или величайшего наслаждения, признает это подчинение и принимает его за первооснову”. Впоследствии английские правящие круги делают нужные выводы из учения Бентама, как и прочих английских философов - выводы из которых последуют практические методы строительства империи: защита ростовщичества, поддержка подрывных течений в недрах враждебных государств, работорговля и наркоторговля, труд каторжников и так далее. Дело не в том, что английская политика была более подлой или бесчеловечной чем политика любых других государств - просто она была более умелой. Мировоззрение морского народа, отраженное в философских концепциях Гоббса и Мандвиля, в свою очередь оказало и влияние и на внутреннюю и внешнюю политику этих стран. В силу ряда объективных и субъективных факторов жители “талассократических” держав лучше осознавали основополагающие законы пугающего и хаотичного миропорядка, возникшего в начале времен как плоть от плоти Изначальной Тьмы. Британская элита, по всей видимости, интуитивно понимала, откуда ветер дует. Косвенным признаком этого стало появление так называемого Хельфайр-клуба (Клуба Адского Пламени). В период премьер-министра Роберта Уолпола (начиная с 1721 года) Хельфайр-клубы не только размножились - они стали “внутренним святилищем” британской элиты. Самый крупный из них, основанный в 1720 Лордом Уортоном, включал в обеденное меню: “Пунш адского пламени”, “Пирожок святого духа”, “Чертовы чресла” и “Груди Венеры” (украшенные вишенками вместо сосков). В 1760-х годах, когда американские колонии открыто порвали с Британией, большинство придворных короля были членами Хельфайр-клуба. Один из клубов возглавлял сэр Фрэнсис Дэшвуд официальный начальник Бенджамина Франклина. Сейчас нет единого мнения насчет того, насколько серьезно относились члены “Клубов Адского Пламени” к “дьявольской”, языческой и “богохульной” атрибутике этих тайных обществ. Скорей всего там не было единого мнения: кто-то относился к этому более менее серьезно, для других это была всего лишь игра, щекотка для нервов, уточенная приправа к пиршеству разврата. Но это собственно и не имеет особого значения - убежденных сознательных сатанистов всегда было мало. Важно другое - великая империя уже в силу своей “морской” природы оказалась особо предрасположенной к созданию внутри себя условий благоприятствующих появлению идей и образов, из которых складывалось сатанинское мировоззрение. Возникнув в высших слоях общества эти взгляды, затем распространялись “вширь и вглубь”, неизбежно огрубляясь и трансформируясь, проникая в народные массы со всеми их суевериями и предрассудками, многие из которых восходили к смутным и зловещим временами языческого прошлого. Именно этот народ, устремляясь в поисках “лучшей доли” за океан, порождая там новое общество, в котором сатанизм получал новый импульс к своему дальнейшему развитию. 103 Сатанинская хроника Колонии в Северной Америке фактически превратились в своеобразный полигон по отработке концепций английских идеологов. Именно в условиях жизни американских поселенцев идея “bellum omnia contra omnes” обрела свою реальность. “Дикий запад” стал территорией, где принцип “человек человеку волк” стал реально формировать психологию людей, превращая их в своеобразных хищников, по отношению друг к другу. Об этой черте, характерной вообще для западного общества, но особо ярко выраженной у англосаксов писал еще Карл Маркс: “Право человека на свободу основывается не на соединении человека с человеком, а, наоборот, на обособлении человека от человека. Оно - право этого обособления - право ограниченного, замкнутого в себе индивида”. В результате восприятие людьми друг друга как преграды на пути к личной свободе, глубокая отчужденность человека от человека создали мир вечной и непримиримой борьбы “всех против всех”. Подобная концепция нашла свое отражение и в религии первых поселенцев: здесь в Америке нашли свое выражение самые крайние формы изжитые в самой Великобритании, где был успешно достигнут компромисс в виде государственной англиканской церкви. Главной отличительной особенностью пуританства, взращенного на духовном багаже кальвинизма, стала абсолютизация служения богу и только богу, при полном игнорировании человека. Результатом же этого, по словам Макса Вебера, стало “ощущение неслыханного внутреннего одиночества отдельного индивида”. Протестантский бог стал глухой непреодолимой стеной между людьми, сея в их душах глубоко укоренившееся недоверие к “ближнему”, предостерегая их полагаться на помощь людей и дружбу между ними. Воинствующие протестантские проповедники постоянно приводили в пример слова пророка Иеремии: “проклят человек, который надеется на человека”. Но человек обреченный в поисках собственного спасения “одиноко брести своим путем навстречу от века предначертанной ему судьбе” все же был не одинок в этом шествии. Бок о бок с ним все это время неуловимой зловещей тенью следовал Дьявол, только и ждущий момента, чтобы уловить человеческую душу в свои сети. В борьбе с кознями Князя Тьмы пуританин мог опереться только на помощь бога, но как раз в его благосклонности он и не мог быть уверен - ведь до самой смерти не будет известно, кого он предопределил к спасению. Свою праведность американский протестант должен был доказывать ежедневно и ежечасно, но его собственная “греховная” природа постоянно сбивала его с этого богоугодного занятия. Сатана и его присные подстерегали человека на каждом шагу, мысли о дьявольском искушении обуревали истерзанный мозг пуританского праведника, куча неврозов, комплексов, потаенных страхов тяжким грузом висели на его душе, которую нужно было постоянно спасать от адского пламени. А поскольку дело это, мягко говоря, нелегкое то на ум приходил другой, довольно таки логичный вывод: раз уж от Дьявола нельзя спастись, значит можно попробовать с ним договориться. Разумеется, любой пуританин, которому приходили в голову столь крамольные мысли, с негодованием гнал их прочь, но где-то глубоко, на уровне подсознания четко отпечатывалась мысль о неизбежности такого шага. Один из основоположников жанра “хоррор”, талантливый писатель Говард Филипс Лавкрафт в своем рассказе “Картинка в старой книге” очень чутко уловил глубинные свойства души людей, считавшихся “солью земли” в США: “Фанатичные приверженцы верований, сделавших их изгоями среди себе подобных, чьи предки в поисках свободы селились на безлюдье. Здесь они процветали вне тех ограничений, что сковывали их сограждан, но сами при этом оказывались в постыдном рабстве у мрачных порождений собственной фантазии. В отрыве от цивилизации и 104 Сатанинская хроника просвещения все душевные силы этих пуритан устремлялись в совершенно неизведанные русла, а болезненная склонность к самоограничению и жестокая борьба за выживание среди окружавшей их дикой природы развили в них самые мрачные и загадочные черты характера, ведущие свое происхождение из доисторических глубин холодной северной родины их предков. Практичные по натуре и строгие по воззрениям, они не умели красиво грешить, а когда грешили - ибо человеку свойственно ошибаться - то более всего на свете заботились о том, чтобы тайное не сделалось явным, и потому постепенно теряли всякое чувство меры в том, что им приходилось скрывать”. Иной климат, иные природно-географические условия с новой силой возродили все архаичные обряды и суеверия европейских переселенцев. Вера в ведьм и колдунов, злых духов, порчу и сглаз - все это идеально сочеталось с пуританским мракобесием, а порой и подменяло его. Подменяло, разумеется, не в буквальном смысле: американское общество оставалось вполне христианским, однако с большим потенциалом для развития сатанинских и околосатанинских идей. Многим известен так называемый Салемский процесс, ставший своего рода американским продолжением “Охоты на ведьм”, но и сами слухи о ведьмах и колдунах в Новом свете возникли отнюдь не на пустом месте. В Новой Англии, и особенно в Пенсильвании в поисках свободы вероисповедания устремились представители многочисленных протестантских течений: амиши, меннониты, квакеры, лютеране, реформаты и французские гугеноты. В Новом свете они возвели огромные фермы и расчистили плодородные земли для своих новых жилищ. Но кроме этого, они привезли с собой из старых земель в долине Рейна и систему фольклора, магии и традиций. Как считает один из активистов возрождения скандинавского неоязычества в США, Эдред Торссон их магия восходит еще к временам рунической магии германских язычников. Пенсильванские знахари чертили таинственные рисунки якобы обладающие магической силой - так называемые “hex-знаки”, что иногда переводится как ”знак ведьмы” от немецкого слова “Нехе” - “ведьма, колдунья”. Они чертились на домах, дверях, амбарах, даже носились при себе как амулеты. Изготовлять такие знаки мог только посвященный колдун - “Hexenmeister”, сопровождавший свои действия особой заклинательной формулой. Когда ученые из Лютеранской теологической южной семинарии проводили исследования этой формы целительства в Южной Каролине, один из них повстречал женщину, применявшую заклинание, призывавшее Тора, языческого бога громовержца. Знаки заклятий использовались для лечения, накопления богатства, начала и прекращения дождей и бесчисленного количества других целей. Со временем германские переселенцы ассимилировались англоговорящими колонистами, а их магические приемы дополнились приемами и идеями почерпнутыми из европейских “колдовских книг”. Появились и свои местные “гримуары”: “Знахарь или Давно потерянный друг” и “Седьмая книга Моисея”. Несмотря на то, что большинство приемов описанных в них относились к, условно говоря “белой магии”, отношение к таким колдунами или скорее “знахарям” было весьма настороженным. Некоторые районы Пенсильвании, где часто можно было встретить знахарей, даже называли “поясом ведьм”, а самих колдунов обвиняли в том, что урожаи скудные, скот болеет, в сглазе и проклятиях. Впрочем, и сами колдуны способствовали распространению этих слухов - так они выглядели солидней в глазах клиентов. Лечение от сглаза было своеобразным: человек убежденный в том, что его сглазили, шел к знахарю, который должен был убедиться, что тот выдержит еще один сглаз, и только после этого начинал его лечить. Иные из колдунов признавали и кровавые жертвоприношения и вызов злых духов (по крайней мере, охотно распространяли о себе такие слухи). Так об одном из самых знаменитых колдунов в Пенсильвании Нельсоне Риммейере ходили слухи, что он умеет вызвать Вельзевула. 105 Сатанинская хроника Для нас в данный момент неважно являлись ли все эти колдуны шарлатанами или действительно владели какими-то тайными приемами - истина, скорей всего, лежит где-то посередине. Но подобные суеверия и мрачные легенды, так или иначе, подготавливали почву для формирования американского сатанизма. Особую роль тут сыграло и то, что в Новом Свете европейские переселенцы столкнулись с народами, чья религия представляла собой чистое, неприкрытое язычество с положенным набором добрых и злых духов, языческими шаманами и пугающими оккультными обрядами. Загадочные и коварные персонажи европейской низшей мифологии, изуродованные христианскими наслоениями, уже исчезавшие из картины мира среднестатистического европейца вдруг обрели “второе дыхание” словно черпая силы у всего пантеона африканской и индейской демонологии. Несмотря на то, что и негры, и индейцы вплоть до второй половины XX века, чуть ли не официально считались в США людьми второго сорта на область магической практики это не распространялось. Скорее, наоборот - в этом плане белые люди не считали зазорным учиться или, по крайней мере, пользоваться услугами черных и краснокожих дикарей. Распространенный в то время среди белых американцев бытовой расизм не подрывал, а скорее укреплял это отношение - чужой колдун всегда кажется сильнее и опаснее своего доморощенного. То же знахарство в Пенсильвании испытало на себе большое индейское влияние: европейские переселенцы наблюдали за церемониальными встречами и совещаниями индейцев, которые назывались “pawwow”, они принимали помощь туземцев в поисках целебных корней и трав, которые можно было бы использовать в медицинских рецептах, интересовались их шаманами, которые изгоняли злых духов из человека. В итоге они приняли название “pawwow” по отношению к собственной магической практике. Менее явные заимствования в области религиозной практики, можно наблюдать у некоторых американских сект. На юге США местные пятидесятники во время богослужения занимаются манипуляциями с ядовитыми змеями, слишком буквально понимая слова Иисуса: “даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам”. Так появился уникальный в своем роде закон, запрещавший использовать змей на богослужениях. Тем не менее, сравнительно недавно служитель одной из церквей на юго-западе Вирджинии скончался от укуса гремучей змеи, напавшей на него во время пасхального богослужения. Прихожане молились о пасторе, но никто, включая самого священнослужителя, не обратился за медицинской помощью. Можно в очередной раз подивиться тому до чего доводит людей белосветный фанатизм, но самое интересное, что еще до прихода европейских колонистов примерно в этих краях обитали племена индейцев чероки считавших змей “анида’вэхи”, “сверхъестественными существами”, имеющими сокровенную связь с дождем и богами грома. Отношение к змеям характеризовалась, как смесь страха и благоговения, принимались все меры, чтобы ненароком не убить или не обидеть их, особенно гремучую змею. Последняя считалась вождем змеиного племени и ее соответственно боялись и почитали. Редкий чероки решился бы убить ее за исключением случаев абсолютной необходимости, и даже тогда преступление должно быть искуплено просьбой о прощении у призрака змеи, либо лично, либо через медитацию шамана в соответствии с определенным магическим обрядом. Конечно, между индейскими верованиями и безумными обрядами протестантских фанатиков очень трудно выстроить какую-то прямую преемственность, но в данном случае она и не требуется. Может, колонисты и не заимствовали никаких обрядов у индейцев (хотя полностью эту версию полностью исключать нельзя), но какая-то таинственная сила, какой-то “дух места” все-таки связывал два этих столь внешне не схожих между собой религиозных течения, обогащая американский фольклор “змеиными” образами и символами. И тут нельзя было не вспомнить и об устойчивой ассоциации змея с Сатаной в христианской религии, тем более что фольклор тех же 106 Сатанинская хроника чероки изобиловал легендами об огромных змеях и иных гигантских рептилиях обладавших сверхъестественной силой. Чудовищные змееподобные божества были и в верованиях иного народа, неевропейского по происхождению, но, тем не менее, сыгравшего заметную роль в истории США. Чуть ли не с начала появления европейских колоний в Новом Свете туда стали ввозить дешевую рабочую силу в виде чернокожих невольников из Африки. Отношение к ним у плантаторов было совсем иное, нежели к индейцам. С одной стороны к индейцам относились с куда большим уважением - храбрые воины, отважно сражавшиеся против численно превосходящего и лучше вооруженного противника, обладатели богатой и поэтичной культуры. Их истребляли всеми доступными способами, выселяли в бесплодные западные земли, но при этом не считали зазорным породниться с ними потомки индейской племенной знати сами становились плантаторами и рабовладельцами. На фоне коренных американцев, негритянские невольники, пойманные и проданные в рабство своими соплеменниками, с их дикарскими обычаями, гортанным выговором, черной кожей, зачастую весьма непривлекательной (на взгляд европейца) внешностью выглядели гораздо хуже. Но с другой стороны они жили бок о бок с белыми, на мелких фермах белые вообще работали вместе с ними в поле. Черные были дровосеками, кучерами, лесниками, присматривали за скотом, их женщины работали горничными и кухарками в доме господ, многим из них белые господа доверяли присматривать за детьми. Посредством чернокожих рабов белые американцы знакомились с таинственным и зловещим культом зародившимся среди населенных каннибалами африканских джунглей, еще более ужесточившимся в мрачных горах Гаити и, наконец появившимся на американском Юге. Под сенью густых кипарисовых рощ, среди населенных аллигаторами и ядовитыми змеями топких болот, происходили обряды поклонения языческим богам (для приличия прикрытых фиговым листком католических святых). Мощный толчок его развитию дало присоединение в 1803 году французской Луизианы к США. В отличие от юго-восточного побережья Соединенных Штатов, которое завозило большинство рабов из британских колоний в Вест-Индии, Новый Орлеан и штат Луизиана завозили рабов из Западной Африки. Кроме того, много рабов прибыло в Новый Орлеан вместе со своими владельцами из других регионов Соединенных Штатов и стран Карибского бассейна. Уже к 1800 году вуду пустило в Луизиане прочные корни. Французская администрация попыталась было запретить ввоз рабов с тех карибских островов, которые были особенно сильно “заражены” вудуизмом. Но в 1803 году Наполеон продал Луизиану Соединенным Штатам. Почти сразу после этого Новый Орлеан просто захлестнули толпы беженцев с Гаити, где в 1804 году произошла революция. Вуду в Новом Орлеане, равно как и на всем юге США имело свои особенности в сравнении с Вест-Индией. Женщины считались здесь более важными религиозными фигурами, чем мужчины, особо почитался лоа (бог или дух) Дамбаллах - гигантская змея. Но наиболее значимым отличием являлся акцент на колдовстве в ущерб религии. В обрядах и ритуалах луизианского Вуду, часто использовались змеи, черные коты, петухи, питье крови и секс - короче полный набор всех страхов будораживших воображение средневековых обывателей перед собственными ведьмами и колдунами. Но здесь было уже немного другое время и место - древние страхи уже не вызывали желания немедленно предать колдунов огненной казни. Да и не пристало белым господам так уж боятся нелепых верований своих рабов. К страху все больше примешивалось любопытство, а также вполне меркантильный интерес. Одним из первых колдунов Вуду, чьими услугами пользовались не только черные, но и белые жители стал так называемый Доктор Джон. Он говорил, что когда-то был африканским принцем в Сенегале. Он был взят в рабство испанцами, привезен на Кубу и освобожден своим хозяином за хорошую службу. Потом стал моряком и, в конечном счете, прибыл в Новый Орлеан. Здесь он стал владельцем 107 Сатанинская хроника дома, заполненного ритуальными предметами Вуду - черепами, рептилиями, змеями и скорпионами. Доктор Джон главным образом предсказывал будущее, читал мысли, насылал и удалял проклятия, исцелял от болезней. Вуду сделало Джона Монтенета видным человеком - он стал вести себя подобно белым, одевался как они и даже завел себе белую жену. У Доктора Джона училась знаменитая королева Вуду - Мари Лаво, вскоре превзошедшая своего учителя. История жизни этой, без сомнения, выдающейся женщины столь интересна, что на ней стоит остановиться подробнее. Известно, что Мэри была свободной цветной женщиной, возможно, дочерью богатого плантатора и рабыни. Возможно, она имела и индейские корни. Один источник утверждает, что она прибыла в Новый Орлеан после восстания рабов в Сан-Доминго в 1809 году. Ее описывают как высокую, изящную женщину, вьющимися волосами, черными глазами и “хорошими” (то есть относительно европеоидными) чертами лица. За плату Мари производила и снимала заклятия, делала приворотные зелья и наводила порчу, видные политические деятели искали ее помощь, прося ее предсказать их будущее. Но в чем она особенно преуспела, так это в сборе секретной информации о местной знати. Мари владела парикмахерской, обслуживающей богатых белых и креольских женщин в Новом Орлеане. Они доверяли Мари свои самые интимные секреты: рассказывали о своих мужьях, любовниках, доходах своих мужей и любовников, их делах, об их страхах потерять рассудок или, что кто-нибудь обнаружит в их предках негритянскую кровь. Мари выслушивала и запоминала их признания, которые использовала, чтобы укрепить свою колдовскую славу. В ту пору для того, свои главные обряды чернокожие исполняли на площади Конго чуть ли не в центре Нового Орлеана. Существовали и более тайные сборища на озере Поншартрен, где свершались обряды поклонения змее, заканчивающиеся неистовыми оргиями. Частыми гостями на этих сборищах были и белые - в большинстве своем молодые повесы жаждавшие острых ощущений. За право господствовать на всех этих церемониях боролось много королев вуду, но как утверждала молва, другие королевы не устояли перед могущественными духами Мари и были выброшены вон. Мари взяла под свой контроль обряды на озере, превратив их в огромные спектакли, на которые она стала приглашать полицию и прессу. Впервые за эти зрелища стали взиматься деньги, что сделало Вуду весьма прибыльным делом. Другие более тайные оргии были организованы для богатых белых мужчин искавших красивых любовниц среди чернокожих, мулаток и квартеронок. Белые всех сословий обращались к ней и по другим поводам - за любовным зельем или иной колдовской услугой. Черные же безоговорочно признавали ее своим лидером. Узнанные Мари сведения из будуаров, ее познания в колдовстве, а также ее неповторимый стиль и чутье, в сочетании с эффектной внешностью сделали ее самой могущественной женщиной в городе. Дело Мари продолжила ее дочь, которой было дано то же самое имя. Она также организовывала тайные свидания для белых мужчин с черными женщинами, среди ее клиентов были многие высокопоставленные чиновники Луизианы, также руководила обрядами Вуду на площади Конго и также слыла могущественнейшей колдуньей. Многие в новом Орлеане были уверены, что первая и вторая Мари - одна и та же женщина, продлившая свою жизнь с помощью колдовства. Стоит отметить, что карьера самых могущественных вудуистских колдунов разворачивалась именно в условиях старого Юга, рабовладельческого и до ужаса “расистского”. И это не случайно: как я уже говорил, именно там в своих древних традициях черпали свою силу черные рабы и именно эти традиции, как не странно способствовали налаживанию взаимоотношений между двумя расовыми группами, разумеется, при соблюдении известной дистанции. Но наличие этой дистанции 108 Сатанинская хроника представляется абсолютно необходимым хотя бы для того, чтобы поддерживать архетипичный образ “колдуна-чужака”. Самой собой, ни индейские шаманы, ни вудуисткие жрецы не были сатанистами и даже не являлись сколь-нибудь прямыми предшественниками американского сатанизма. Умная, красивая и целеустремленная Мари Лаво, выступавшая со змеями на площади Конго, одновременно позиционировала себя и как “добрая католичка” - благо вудуизм допускает такие парадоксы. Не были сатанистами и деревенские знахари Новой Англии, хотя не исключено, что кто-нибудь из них и приносил жертвы Сатане (в лучших традициях “деревенского дьяволопоклонничества” описанного в четвертой главе этой книги). Но заслуга этих колдунов, равно как и индейского язычества и вудуистского шаманизма - это формирование той пугающей, завораживающей атмосферы, “питательного бульона” в котором позднее зарождался сатанизм: из суеверных страхов, подавленных желаний, религиозного фанатизма, резкого разрыва между внешней набожностью и чуть ли не аскетизмом и неудержимой волей к экспансии заложенной в самом существе “морских народов”. Повлиял и фактор “несбывшейся утопии”: пуритане собирались строить в Америке “новый Иерусалим” - справедливое общество с демократическим, чуть ли не социалистическим устройством. Но как всегда белосветная теория не выдерживала никакого испытания практикой и ценностные ориентиры в сознании многих американцев постепенно и мучительно трансформировались, превращаясь уже в нечто совсем противоположное. Это в свою очередь порождало ростовщичество, погоню за наживой, колониальные войны, разделение людей по национальному, расовому, социальному и религиозному признаку, что неизбежно вело к появлению самых различных страхов и фобий. Психологическую атмосферу сопутствующую этому прекрасно описал Говард Филипс Лавкрафт в своем блистательном эссе “Сверхъестественный ужас в литературе”: “Огромные пространства мрачных девственных лесов, вечно сумеречных, в которых могла водиться любая нечисть, орды меднокожих индейцев, чей странный мрачный вид и чьи жестокие обычаи прямо указывали на их дьявольское происхождение, свобода, данная под влиянием пуританской теократии, в отношении строгого и мстительного Бога кальвинистов и адского соперника этого Бога, о котором очень много говорилось каждое воскресенье, мрачная сфокусированность на своем внутреннем мире из-за лесного образа жизни людей, лишенных нормальных развлечений и увеселений, измученных требованиями постоянного религиозного самопознания, обреченных на неестественные эмоциональные репрессии, да еще вынужденных вести постоянную жестокую борьбу за выживание, все это неизбежно порождало обстановку, в которой не только по уголкам шептались о черных делах ведьм, и рассказы о колдовстве и невероятных ужасах передавались из уст в уста много позже жутких дней салемского кошмара”. Добавим к этому пугающую атмосферу старого Юга, слухи о ночных сборищах вудуистов и жутких обрядах в честь Великого Змея. Кровавые жертвоприношения и разгульные оргии посреди черных болот. Белозубая улыбка темнокожей жрицы Вуду манящей и одновременно пугающей своей сладострастностью. В других штатах - индейский “змеиный курган”, воздвигнутый с непонятной, но явно недоброй целью. Затерянная деревушка, где живет странная изуверская секта. Где-то там же деревенский Hexenmeister чертит загадочный “ведьмин знак”, призывая при этом не то языческих богов, не то христианских демонов. И во всем этом, иногда явно, иногда скрытно, но все-таки достаточно ясно проглядывает усмехающийся лик Того, кого все еще по старинке именуют Князем Тьмы. Которому как бы надо сопротивляться, но делать это становится все труднее и труднее, а главное - накладнее. Как и в во времена противостояния католиков и катаров, христиане перегибают палку со своим фанатизмом, а в результате 109 Сатанинская хроника выигрывает один и тот же владыка правящий из черной тени. Одним из последствий такого мировосприятия стало появление американской “литературы ужасов”, ставшей еще одной вехой предваряющей появление сатанизма в Новом Свете. И здесь трудно переоценить влияние автора, стоявшего у самых истоков этого жанра - Эдгара Алана По. Его биография очень хорошо показывает источник его вдохновения: родившийся в Бостоне, Эдгар воспитывался в Южной Виргинии, что наложило огромный отпечаток на всю его жизнь. Некоторые примечательные особенности южной жизни не могли не повлиять на его воображение: чернокожие кормилицы, рабы, прислуживающие в доме, фольклор с его привидениями, рассказами о кладбищах, о покойниках, которые бродят по лесам. Он жадно впитывал в себя все эти фантастические истории, и свидетельств тому сохранилось довольно много. Но помимо этой незабываемой атмосферы старого Юга на личность По повлияло еще и чтение английских журналов, где печатались готично-мрачные произведения Байрона и других английских романтиков. Повлияла и близость моря посланниками которого становились капитаны парусников, они наведывались в контору его приемного отца, чтобы обсудить дела фирмы. По выступал как наследник английских и немецких романтиков, но в то же время он привнес в литературу о сверхъестественном, и нечто принципиально новое. Лавкрафт пишет об этом так: “До него (По) большинство писателей, работавших со сверхъестественным материалом, в основном двигались на ощупь, не понимая психологической основы тяготения к ужасу, и им в большей или меньшей степени мешала привязанность к ничего не значащим литературным условностям, например: счастливый конец, победа добра в целом, ложное морализаторство, а также следование принятым стандартам и ценностям, старания вложить собственные чувства в повествование и стать на сторону приверженцев тех идей в искусстве, которые были приняты большинством. По же, как настоящий художник, решил быть безличным, он знал, что функция художественной литературы отображать и интерпретировать события и чувства вне зависимости от того, куда они ведут и что доказывают, добрые они или злые, приятные или отталкивающие, стимулирующие или ввергающие в уныние, автор всегда должен быть внимательным и умелым рассказчиком, а не благожелателем, учителем или продавцом идей. Он ясно видел, что всякая жизнь и мысль одинаково подходят в качестве объекта для художника, а так как, в силу своего характера, он тянулся к странному и мрачному, то и решил стать интерпретатором этих могучих чувств и частых событий, которые сопровождаются болью, а не удовольствием, уничтожением, а не расцветом жизни, ужасом, а не покоем и которые в основе своей враждебны или безразличны к вкусам и известным традиционным чувствам человечества, а также к здоровью, душевному покою и нормальному возрастающему благосостоянию отдельных людей”. По был чуть ли не первым автором рассказов о сверхъестественном, который игнорирует в своих рассказах христианские образы. То есть в иных из его произведений, по преимуществу философских, мелькает образ всемогущего Бога некоей высшей силы, но эта сила абсолютно не является носителем каких либо моральных принципов, более того она отрицает их. Безысходный ужас жизни, безраздельно господствующий над человеком, мир как царство безумия, гибель и распад как предопределенный жестокой верховной силой удел человека - таково содержание “страшных рассказов” По. Проблема борьбы добра со злом, раздвоения психики, тяги человека к злу поставлена в рассказе о двойнике “Вильям Вильсон”, та же тяга к преступлению, злу и уничтожению характеризует героев рассказов “Демон извращенности”, “Метценгерштейн”, “Черный кот” и другие. Перевоплощение и передача мыслей на расстоянии, является темой рассказа “Сказка скалистых гор” и существенным компонентом одного из наиболее впечатляющих 110 Сатанинская хроника рассказов По - “Падение дома Эшеров”. В древнем, мрачном, полном какой-то особой гнетущей атмосферы замке живет последний его владелец - Родерик Эшер, с болезненнонервной, изощренной восприимчивостью он сквозь шум грозы слышит, как пытается вырваться из гроба заживо похороненная им в фамильном склепе сестра, но не в силах пойти и помочь ей - у него маниакальная “боязнь” ужаса. Сестра появляется в окровавленном саване, ужас убивает ее брата, они оба умирают, и замок Ашер падает, разрушенный грозой. Этот рассказ является своеобразной аллегорией иллюстрирующей “потаенные страхи” американцев, точно так же живущих в “замке” из пуританских запретов и моральных догм, но с каждым днем чувствующих как где-то “в подвале” - их собственном подсознании рвется наружу страшное чудовище - порождение их собственных страхов и самых мрачных суеверий. На первый взгляд творчество По - это шаг назад даже по сравнению с европейским романтизмом, по крайней мере, по степени его влияния на сатанизм. Как можно сравнивать титанические фигуры Каина, Люцифера и Прометея в творчестве Мильтона, Байрона и Шелли с тем же Родериком Ашером - по сути, основным и единственным героем По, по-разному повторенным в других рассказах: нервным, болезненновосприимчивым созерцателем любящим редкие книги, отшельником боящимся жизни. Герои По - во власти рока, предопределившего их гибель, они безвольны, в них нет силы для протеста против жизни, ощущаемой как кошмар и зло. Совсем неподходящий пример для подражания для сатаниста, чей идеал - гордость, сила и красота, величие гордого духа готового бросить дерзкий вызов самому творцу Вселенной. Что же предоставим снова слово Лавкрафту: “Поэт и критик по натуре и главному призванию, логик и философ вкусом и манерой, По, ни в коей мере не был защищен от недостатков и аффектаций. Его претензии на основательную и скрытую ученость, его вымученные попытки ходульного, натужного псевдоюмора и частенько случавшиеся всплески опасных предрассудков должны быть поняты и прощены. Гораздо важнее другое: взгляд мастера на ужас, который существует вокруг и внутри нас, и на червяка, который корчится и пускает слюни в жуткой близости. Проникая в мучительный ужас в веселеньком издевательстве, называемом жизнью, и в напыщенном маскараде, называемом мыслью и чувством, его взгляд обретал силу и пересоздавал увиденное в черных колдовских формах и видениях... Космический ужас заполняет и стихи, и рассказы По. Ворон, который стучит прямо в сердце, вампиры, которые бьют в колокола, склеп Улялюм октябрьской черной ночью, странные шпили и куполы на морском дне, “дикая волшебная звезда, что мерцает нам сквозь года” - все это и многое другое злобно смотрит на нас из маниакальных страхов в бурлящем поэтическом кошмаре. А в прозе перед нами распахиваются челюсти пропасти, и мы видим непостижимые аномалии, которые мы как будто с ужасом осознаем благодаря ловким намекам, в невинности которых мы едва ли можем усомниться, пока напряженный глухой голос говорящего не внушает нам страх перед неведомым, демонические сущности и существа, которые болезненно дремлют, пока не просыпаются на одно жуткое апокалипсическое мгновение, чреватое безумием или разрушительными воспоминаниями”. Английские романтики воспевали бунтаря Люцифера и Прометея бросившего вызов Творцу тиранически управляющему этим миром. Американская традиция “страшного рассказа” заложенная По, взглянула на мироздание под немного иным углом и открыла людям мир, вообще лишенный света и бога. Вселенную, в которой безраздельно правят ужасные силы, чья природа непознаваема для ничтожных людишек, возомнивших себя венцом творения. На самом деле им толком непознаваема даже их собственная природа, 111 Сатанинская хроника которая в основе своей не просто порочна или греховна - в самом человеке таятся такие бездны, которых он просто не осмелится в себе открыть. Иными словами, здесь представления о сверхъестественном все больше избавлялись от антропоморфизма, свойственного для тех же английских романтиков и европейских авторов готических романов. Вместо гордых демонов и трагично-сумрачных призраков появляются странные и ужасные существа, непостижимые для человеческого сознания и от этого еще более страшные. И перед этим страхом люди становятся подобным героям По - вернее, те из них кто оказался настолько невезуч, что с столкнулся с этими существами лицом к лицу. Можно бросать гордый вызов деспоту-Яхве, видя в нем отражение столь ненавистного общественного устройства, можно восхищаться тем же Люцифером и Прометеем, гордясь и отождествляя с ними себя или, по крайней мере, тогдашних “героев дум” типа того же Наполеона. Это все понятное, это все естественное, это все человеческое. Но какие чувства можно испытывать по отношению вот к этому кроме безграничного всепоглощающего ужаса: “Тьма сгустилась настолько, что мы различаем друг друга только благодаря отражаемому водой свечению белой пелены, вздымающейся перед нами. Оттуда несутся огромные, мертвенно-белые птицы и с неизбежным как рок криком “Текели-ли!” исчезают вдали… Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну, перед нами разверзается бездна, будто приглашая нас в свои объятья. И в этот момент нам преграждает путь поднявшаяся из моря высокая, гораздо выше любого обитателя нашей планеты, человеческая фигура в саване…. И ее кожа белее белого”. Это последние строки из повести По “Путешествия Артура Гордона Пима” где путешественники прибывают сначала на странный южный полюс, где живут людоеды и огромные каменные лощины имеют вид гигантских египетских иероглифов, с помощью которых можно прочитать ужасную и самую важную тайну Земли. А потом они попадают в еще более странные места, где таинственный туманный поток течет с немыслимых высот и впадает в горячее белое море. Это не библейский Ад, не страшная кара всемогущего Саваофа, не искупление ужасающего греха - все эти образы вообще не имеют никакого отношения к смешным человеческим представлениям о добре и зле и бессильном божке, якобы устанавливающему эти нормы. Это первозданная Тьма и ее создания стоящие вне всех религий и культур, вне человеческого вообще. И здесь опять же мы видим, как вся эта жуть оказывается увязанной с таинственной и пугающей силой моря. Можно провести следующую аналогию позволяющую лучше понять, тот переворот в представлениях о сверхъестественном, который совершил По. Со времен христианства человеческое сознание находилось словно в некоей замкнутой камере белосветных догм и запретов с эластичными, но прочными стенками. Меж них и мечется замкнутое сознание подобно прыгуну на батуте: от набожности и аскетизму к демонстративной аморальности и богохульству, чтобы опять следующий удар отбросил человека еще глубже в трясину религиозного фанатизма. Пуританское мировоззрение было очередным таким ударом об стенку, но он оказался настолько силен, что отдача просто пробила стенки камеры, за пределами которой простирается Внешняя Тьма. Далеко не все рассказы Эдгара По развивают эту тему - большая часть написанных им произведений вообще не затрагивает тему сверхъестественного ужаса. Человеком впервые обозначившим границы хаотичного мира, где властвует изначальная Тьма, стал великий соотечественник По, истинный сын старой Америки, столь часто упоминавшийся на страницах этой книги и наконец-то получивший давно заслуженное право отдельного и 112 Сатанинская хроника самого пристального рассмотрения, “великий и ужасный” Говард Филипс Лавкрафт. Он родился спустя сорок лет после смерти Эдгара Алана По (которого всю жизнь считал примером для подражания) и, в общем-то, примерно в тех же местах, что и тот - город Провиденс, в Новой Англии, также как и Бостон, в котором родился По. Лавкрафт был не по годам развитым ребенком: он декламировал стихи в двухлетнем возрасте, читал в три года, и начал писать в пяти- или шестилетнем возрасте. Его первым увлечением были “Арабские Ночи”, которые он прочел в пять лет, именно в то время он взял себе псевдоним “Абдул Альхазред”, который позже стал автором мифического “Некрономикона”. Да, знаменитая “Страшная Книга”, равно как и ее автор - это исключительно плод фантазии Лавкрафта, как не печально об этом будет слышать иным из современных сетевых “архимагов”. В следующем году арабские сказки затмило открытие греческой мифологии, которое Лавкрафт сделал благодаря “Эпохе Мифов” Булфинча и детским версиям “Илиады” и “Одиссеи”. К этому же времени Лавкрафт открыл для себя сверхъестественную литературу, интерес к которой был взлелеян его дедом, который развлекал Лавкрафта импровизированными сверхъестественными историями в готическом стиле. Не достигнув и десяти лет от роду, Лавкрафт открыл для себя еще одну область знания, которой, наряду с литературой, суждено было стать его главным интеллектуальным приоритетом - науку. Занятия астрономией, в конце концов, привели писателя к выработке основного тезиса его философии - космического мировоззрения. Когда Лавкрафт открыл “мириады солнц и миры безграничных пространств”, его перестали занимать человеческие дела и отношения сами по себе: его интересы сконцентрировались на длительности исторического временного потока, на пугающей и одновременно завораживающей “ужасности” (основная дихотомия лавкрафтовской мысли) пространства и времени и на ничтожном месте человечества в них. Эта же идея затем проходила “красной нитью” через все его творчество - бытие само по себе настолько ужасно, насколько и многолико. Для Лавкрафта нет Ада, чертей с вилами и раскаленных котлов кипящих с серой. Нет наказания для грешников иных, чем те, которые они получают в этом мире, также как и нет грехов заслуживающих посмертных мук. Это не гностическое отрицание материи во имя недостижимого царства Духа - за полным отсутствием такового где-либо вообще. Сам Лавкрафт писал об этом так: “Я индифферентист. Я не собираюсь заблуждаться, предполагая, что силы природы могут иметь какое-то отношение к желаниям или настроениям органической жизни. Космос полностью равнодушен к страданиям или благополучию москитов, крыс, вшей, собак, людей, лошадей, птеродактилей, деревьев, грибов или разных других форм биологической динамики… Все мои рассказы основаны на единой фундаментальной предпосылке: человеческие законы, интересы и эмоции не имеют ни малейшей ценности в космическом континууме. В ситуации безграничного пространства и времени необходимо забыть, что такие вещи как органическая жизнь, добро и зло, любовь и ненависть и разного рода локальные атрибуты жалкой формации, именуемой человечеством, вообще имеют место”. О да, в этой картине мира есть место богам и демонам, в нем есть и жизнь после смерти, и чудовищные твари, словно пришедшие из самых древних и жутких легенд человечества. Но боги и демоны Лавкрафта сугубо материальны, хотя материя, из которой состоят их тела, весьма отличается от той, из которой состоят наши тела. Вот, что пишет об этом один из самых популярных современных авторов Мишель Уэльбек в своем эссе “Говард Филлипс Лавкрафт. Против человечества, против прогресса”: “Из своих путешествий в сомнительных краях несказанного Лавкрафт вернулся, не принеся нам добрых вестей… Возможно, что за пределами ограниченной сферы нашего восприятия есть другие живые существа. Другие создания, другие расы, другие понятия и 113 Сатанинская хроника другой разум. Некоторые из этих существ, вероятно, намного превосходят нас по интеллекту и знаниям. Но это не обязательно добрая весть. Что заставляет нас думать, что эти создания, столь отличные от нас имеют природу духовную? Ничто не позволяет предположить нарушения универсальных законов эгоизма и злобы. Смешно воображать, что на краю космического пространства нас ожидают существа, исполненные мудрости и благожелательности, чтобы подвести нас к некой гармонии. Чтобы представить себе, как они поведут себя с нами, если мы вступим с ними в контакт, стоит лучше припомнить, как мы обращаемся с низшими по интеллекту тварями, какими являются кролики и лягушки”. Древние Боги, чудовищные существа из рассказов Лавкрафта конечно не сводятся исключительно к агрессивным “чужакам” пришедшим с иных звезд а-ля Уэллс. Лавкрафт умело балансирует на грани научной фантастики и махровой мистики: иногда его Древние или Старейшие впрямь предстают в обличье некоего подобия марсиан из “Войны миров”. Но гораздо чаще они предстают в обличье древних богов дремлющих в затонувших городах или под землей, которым посвящены тайные культы. В своем рассказе “Зов Ктулху”, ставшим своего рода точкой отсчета для рождения мифологии Лавкрафта писатель называет поклонение осьминогоголовому богу “voodoo cult” и описывает безобразный шабаш посвященный Ктулху в самом сердце луизианских болот. Неважно, что в вудуистском пантеоне будет очень сложно найти что-нибудь хоть отдаленно похожее на Великого Ктулху - Великие Древние в представлении Лавкрафта незримо присутствуют во всех демонических культах мира. Точно так же как в рассказе “Сны в ведьмином доме” наряду с ведьмой и ее “маленьким помощником” - традиционный сюжет в англосаксонской традиции рассказов о ведьмах - поминаются и Черный посланник Ньярлатотеп, ползучий хаос, а также Азатот - слепой бог-идиот, самая высшая инстанция во Вселенной, воплощение предвечного Хаоса, он - господин всех вещей, окруженный толпой беспечных бесформенных танцоров. Азатот - это уже не только высшее существо, это уже один из основополагающих принципов мироздания, исток и одновременно вечная угроза Вселенной. Похожим образом описывается и иное чудовищное существо, Темный Сверхбог, которому Лавкрафт в лучших традициях собственного творчества подобрал звучное имя Йог-Сотот. В своем рассказе “Врата Серебряного ключа” Лавкрафт представляет этого бога как: “Безграничное Бытие воплощавшее Все-в-одном и Одно-во-всем, о котором ему поведали волны. Оно заключало в себе не только время и пространство, но и весь универсум с его безмерным размахом, не знающим пределов, и превосходящим любые фантазии и расчеты математиков и астрономов”. В тоже время в другом рассказе, где фигурирует этот бог “Ужас в Данвиче”, он оказывается достаточно личностным началом, сумевшим даже зачать от смертной женщины двух детей-чудовищ, словно рядовой инкуб из средневековых процессов о ведьмах. В этом, а также в еще одном чудовищном божестве Лавкрафта - Шуб-Ниггурате, Черном Козле с Легионом Младых, можно видеть мостик перекинутый от ведьмовских легенд Новой Англии к собственной мифологии Лавкрафта. В разных рассказах Лавкрафта мы видим отсылки к Астарте, Гекате, Дагону, ацтекским и египетским богам. Писатель как бы намекает на то, что обнаружил некие прообразы злых существ во всех мифологиях, тех самых изначальных князей Тьмы, что стоят за всем сонмом “злых” богов и демонов во всех религиях мира. В мифах Ктулху мы видим перекличку с преданиями самых разных народов: о чудовищах скованных светлыми богами или просто спящими в ожидании того времени, когда они восстанут вновь. “Время это будет легко распознать, ибо тогда все люди станут как Великие Древние дикими и свободными, окажутся по ту строну добра и зла, отбросят в сторону законы и 114 Сатанинская хроника мораль, будут кричать убивать и веселиться. Тогда освобожденные Древние раскроют им новые приемы, как кричать, убивать и веселиться, наслаждаясь собой, и вся земля запылает всеуничтожающим огнем свободы и экстаза” (Г. Ф. Лавкрафт “Зов Ктулху”). Но Тьма дремлет не только за границами всем привычного мира, она обитает также и внутри каждого из нас, в самой нашей биологии таятся силы, способные превратить человека в чудовище. Одна из центральных идей его творчества - часто повторяющийся мотив наследственной дегенерации и внутриродственного спаривания (выраженный в таких вещах, как “Крысы в стенах”, “Факты, касающиеся покойного Артура Джермина и его семьи”, “Затаившийся страх” и других). Лавкрафт нередко в своих произведениях обращался к случаям вырождения, отдельных родов, населения местностей или даже целых рас в результате кровосмесительных связей, межрасового скрещивания, а то и влияния вовсе нечеловеческой крови. Последний мотив лучше всего обыгран в рассказе “Тень над Инсмутом”, где был создан целый культ вокруг спаривания людей с Глубоководными - рыбо-лягушкоподобными существами, обитающими глубоко в океане и поклоняющимися Ктулху и богу-рыбе Дагону. В обмен на человеческие жертвы Глубоководные даруют золотые украшения и наполняют сети рыбой, а также спариваются с людьми, порождая гибридов. В молодости такие дети выглядят совершенно обычно, однако с возрастом они постепенно превращаются в Глубоководных - существ не очень привлекательных по человеческим стандартам, но обладающих одним свойством выгодно отличающих их от людей - в море они живут вечно. О том, что так привлекало Лавкрафта в теме неестественного скрещивания и вырождения написано очень много: кто-то видит в нем отражение расистских взглядов писателя, кто-то напоминает историю его рода. Действительно в семье Лавкрафта по материнской линии (по линии Филлипсов старожилов Род Айленда) было много странностей: ввиду изолированного положения колонии многие переселенцы вступали в кровосмесительные браки со своими двоюродными братьями и сестрами. Каждая из этих точек зрения по-своему права, но думается, что близок к истине был и отечественный политолог и философ с сильным уклоном в мистицизм Александр Дугин в одной из своих лекций сказавший буквально следующее в об этой идее в творчестве Лавкрафта: “Лавкрафт создал целую галерею образов странных древних существ, которые пережили древние цивилизации - на морских глубинах, в норах, в Антарктиде, в горах, в пещерах и т.д... Несмотря на свой отталкивающий вид, они смогли реализовать в себе бессмертие, достичь, параллельно с вырождением, каких-то странных компенсаций на духовном уровне. И большинство героев рассказов Лавкрафта рано или поздно осознают, что, несмотря на шокирующий имидж, они очень даже “неплохие ребята”. Выясняется, что они каким-то образом связаны с этими древними мутантами, принадлежат к их роду. И, в конце концов, очередной герой, обрастая чешуей и плавниками, выкрикивая непонятные, невразумительные слова на языке “великого Ктулху”, прыгает в морские глубины, чтобы уйти к “своим”…” Оставим разговоры о “духовном уровне” на совести “православного патриота” стремящегося влезть с извечной болезнью русской интеллигенции в творчество человека, который всегда оставался сугубым материалистом. Но подмечено и впрямь тонко: превращение в Глубоководного не такая уж и страшная участь для главного героя “Тени над Инсмутом”. В финальной сцене рассказа, когда он узнает, что он в родстве с Глубоководными, главный герой говорит: “Я разработаю план бегства моего кузена из той лечебницы, и мы вместе направимся в сокрытый восхитительной тенью Инсмут. Мы поплывем к загадочному рифу и окунемся 115 Сатанинская хроника вглубь черной бездны и в этом логове Глубоководных обретем вечную жизнь, окруженные всевозможными чудесами и славой”. Такая ли уж страшная участь, если учесть, что, в общем-то, главный герой не теряет ничего принципиально важного - в произведениях Лавкрафта человек занимает довольнотаки скромное место во Вселенной, и в самом человеческом существе нет ничего такого сверхценного, за что стоило бы цепляться. Так талантливый художник из Бостона, Ричард Пикман, в конце концов, становится королем вурдалаков пожирающих трупы и, в общемто, неплохо чувствует себя в этом качестве. Одна и та же идея красной нитью проходит через всю культуру англосаксов - от высокоумных построений Гоббса и Мандевиля до рассказов писавшихся для бульварных журналов - всего один шаг отделяет человека от зверя, хищника, первобытного чудовища, причем этот шаг всегда можно осуществить в обратном направлении. В случае с Глубоководными добавляется еще и “океаническая тема”: как истинный сын “морского народа” Лавкрафт одновременно и боится моря и в тоже время не в силах противостоять его властному зову. “Врата ада в морской пучине” говорит один из героев “Тени над Инссмутом”. Лавкрафт породил множество продолжателей и последователей, он зародил целую литературную традицию, которую продолжили такие авторы как Август Дерлет, Роберт Блох, Кларк Эштон Смит, Роберт Говард. Американская литература ужасов породила множество образов связанных с Тьмой и Темными богами, их порождениями и служителями. Многие из этих вроде как литературных персонажей имели вполне реальные прототипы в мифологии и фольклоре самых разных народов мира. Такой как, например, бог Сет из Хайбории Роберта Говарда: из египетского божества он становится одним из самых сильных архетипичных образов - могучий бог-змей, повелитель Тьмы и могущественных демонов. Этот образ перекликается теми рассказами Говарда, в которых он писал о культе Вуду и поклонниках Дамбаллаха. Завершить эту главу я хочу строками из журнала ”Contra Dei”, из статьи “Книги Дьявола” весьма удачно, на мой взгляд, раскрывающую взаимосвязь литературы ужасов и сатанизма: “Художественная литература, например литература ужасов, часто рассматривается скептически, вызывает недоумение и пренебрежение. Это происходит, несмотря на то, что в подобной литературе легко находит воплощение фантазия и откровения, которые позволяют приблизиться к реальности Тьмы. Многие писатели выступают медиумами, пророками, которые, не обладая опытом и знаниями Тьмы, говорят о ней. Присутствует определенная избирательность: признавая заслуги Лавкрафта и Мейчена, отрицается вклад других писателей. Но прочитанные бесчисленные страницы не перевесят на чаше весов, значения одной фразы или одного абзаца. Чаще знание Тьмы распыленно во многих творениях человека. Знание Тьмы, остается значимым, несмотря на источники, в которых оно проявляется. Имена известных философов и их вклад не должны обладать приоритетом перед произведением в мягкой обложке, написанным никому не известным (или популярным) писателем. Слова о чести, благородстве, власти Тьмы убедительнее звучат в контексте определенного сюжета, нежели взятые отдельно. Мы не призываем читать подобную литературу, которая часто бывает абсурдной, мы отстаиваем значимость звучащих слов о Тьме. В любом случае, значение такой литературы не стоит отрицать, даже если писатель боится дать интервью или ответить за свои слова”. Образы и символы литературы ужасов в США стали мощным источником порождающим архетипичные формы и символы, которые оказывали мощное психологическое воздействие на людей так или иначе склонных видеть истину во Тьме. Самые старые и 116 Сатанинская хроника жуткие предания средневековой Европы помноженные на причудливые мифы дикарей были преподнесены в более современном и привлекательном виде. Оставалось только соединить образы и символы с уже существующей ритуальной практикой, перевести их из области чистой литературной фантазии в область религиозную. Эту задачу и стали брать на себя возникающие на Западе сатанинские организации, первой из которых стала знаменитая Церковь Сатаны Антона Шандора ЛаВея. Но ее появление настолько заметный этап в истории Темного Пути в современном мире, что заслуживает отдельной главы. Глава XI Сатанизм в XX веке В сравнении с предыдущими столетиями о сатанизме XX века писать относительно легко: здесь есть свои персоналии, организации, достаточно разработанная идеологическая база, с которой можно ознакомиться, набрав нужный запрос в поисковике. С другой стороны, информация которую предоставляют о себе сатанинские организации, является заведомо необъективной: пропагандисты той или иной “Церкви” или “Храма” стремятся представить свою деятельность в лучшем свете попутно облив грязью конкурентов обвиняемых во вторичности, плагиате, искажении идей “Истинного Сатанизма” (последователями которого обвинители естественно считают себя). Что же до работ несатанистов, то они, за редким исключением, малоинтересны, поскольку чаще всего являются стандартным пересказом христианских страшилок для обывателей. Как известно точкой отсчета для развития “неосатанизма” стало 30 апреля 1966 года, когда Антон Шандор ЛаВей объявил о создании Церкви Сатаны и начале новой Эры Огня. Об идеологии и становлении лавеизма написано уже достаточно, нас же интересует, прежде всего, то, как появление Церкви Сатаны связано со всеми предшествующими формами почитания и понимания Темного бога. Был ли в Америке сатанизм до ЛаВея? С известной долей осторожности мы можем предположить, что был. В предыдущей главе я уже показал, что в среде первых американских колонистов были все условия для формирования “народного”, полуязыческого-полухристианского дьволопоклонничества. Точно так же там было вполне возможно и появление ведовского сатанизма средневековья: английские колонии в Америке всегда были местом притяжения для наиболее беспокойных элементов Старого Света, людей, чьи политические и религиозные взгляды шли вразрез с господствовавшими у них на родине. Не будет, наверное, слишком смелым допущение, что и многие ведьмы и колдуны, преследуемые и сжигаемые в Европе, подались за океан в поисках более безопасных для проживания мест. На новом месте их также преследовали, но слабость государственной власти (по сравнению с Европой), рассеянность на больших, малозаселенных поначалу пространствах, возможность перейти на новые, пока еще безлюдные земли делали Америку землей более пригодной для проживания сатанистов (как впрочем, и любых других религиозных течений отторгаемых большинством). Стоит отметить, что до недавнего времени сатанизм (в отличие от любых, даже самых экзотических христианских сект), не претендовал на универсализм, а также на то, чтобы быть всеми признанной религией. Это позволяло ему не привлекать особого внимания, существуя на уровне немногочисленных общин, возможно даже в рамках семейной традиции передаваемой из поколения в поколение. Немного сложнее будет рассуждать о существовании так называемого “сатанизма верхов” в США. Есть какие-то полумифические рассказы об американских масонах почитающих 117 Сатанинская хроника Люцифера - противника Адонаи (ветхозаветного бога). Цитируется речь якобы сказанная одним из видных американских масонов - Альбертом Пайком, основателем так называемого “Шотландского круга Вольных Каменщиков”: “Мы чтим бога, но это - бог, которому поклоняются без предрассудков. Религия Вольных Каменщиков призвана, прежде всего, привести к нам всех посвященных высших степеней в чистоте Люциферова учения. Если бы Люцифер не был богом, то был ли им Адонай (Христос), деяния которого отмечены печатью жестокости, человеконенавистничества... и отверганием науки, еще клеветой на него (Люцифера)? Да, Люцифер - бог, и, к сожалению, Адонай - тоже бог... Подлинно чистая, истинно философская религия - это вера в Люцифера, бога света, равнопоставленного Адонай. Но Люцифер, бог света и добра, борется за человечество против Адонай, бога тьмы и жестокости”. Помимо обвинения в люцеферианстве Альберту Пайку еще предписывают создание Куклукс-клана, шпионаж в пользу британской короны (то есть, конечно же, английских масонов), а также связи с еврейской ложей “Б’най Брит” - одного из любимых пугал антисемитов. История американского масонства крайне запутана, в ней сложно отделить действительные факты от всевозможных подтасовок, передергиваний, искажений и прямого вранья со стороны разоблачителей “жидомасонского заговора”. Достаточно сказать, что одним из свидетельств существования “масонского сатанизма” в Америке для отечественных масоноборцев является книга Григория Орлова “История сношений человека с дьяволом”. В ней приводится описание якобы существующего масонского святилища Люцифера в американском городе Чарльстон, в Южной Каролине. Святилище это описывается следующим образом: “Храм представляет собой громадный квадрат, вся середина которого занята круглым лабиринтом... Самая главная святыня храма находится в его задней части, противоположной дальнему входу. Здесь выстроен очень просторный зал правильной треугольной формы с необычайно толстыми стенами… В заднем восточном углу треугольника и поставлена главная святыня демонопоклонников - та самая статуя Бафомета, которую по преданию вручил тамплиерам сам Сатана. Статуя Бафомета сделана необычайно грубо и носит следы, несомненно, глубокой древности… Особенно поражает козлиная голова статуи, которая сделана очень уродливо и блистает своим зверским выражением”. На этих красочных картинах фантазия Орлова не исчерпывается: он подробно описывает, как в этот самый храм является Люцифер, как он себя ведет и что говорит своим последователям. Эти пассажи, заставляющие усомниться в психическом здоровье автора, относительно вменяемые из современных борцов с “жидомасонским заговором”, стыдливо объясняют “умелой инсценировкой” и “владением иллюзионной техникой”, не отрицая при этом ни существования самого святилища, ни наличия законспирированного, но очень могущественного культа Люцифера у “великих и ужасных” американских масонов. Все это, конечно же, смотрится довольно симпатично, только вот беда практически все описания сатанинских обрядов и святилищ Орлов взял из книги известного мистификатора и антиклерикала Лео Таксиля “Тайны масонства”. Книга же эта, как впоследствии признавался и сам Таксиль, была написана специально для того, чтобы посмеяться над антимасонскими страхами католической церкви. Тем не менее, многие консерваторы и реакционеры не поняли юмора и взяли на вооружение эти “ужасные разоблачения”, чтобы показать всемогущество масонов-люцеферитов. Справедливости ради стоит сказать, что в тайных обществах всегда существовавших в недрах американской элиты и впрямь популярна мрачная атрибутика и странные обряды. 118 Сатанинская хроника Как, например, в закрытом студенческом обществе “Череп и кости” основанном в 1832 году старшекурсником Уильямом Расселом, для того чтобы фундаментально подготовить студентов Йеля к выполнению управленческих функций во всех сферах американского общества. Тайное братство Рассела первоначально называлось “Клубом Евлогии” (Eulogian Club), в честь греческой богини красноречия. Затем основатели общества в качестве символа своей тайной организации приняли изображение черепа и двух находящихся под ним скрещенных костей и переименовали клуб в “Череп и кости”. Членами этого тайного общества могли быть только выходцы из американской аристократии англо-саксонского происхождения и протестантского вероисповедания (в настоящее время впрочем, уже сделаны известные послабления для женщин и цветных). На собраниях клуба его члены именовали себя “центром Вселенной”, “рыцарями”, а всех остальных, непосвященных - “варварами”. Об обществе ходило и ходит множество слухов еще с XIX века, что новичков раздевали до гола, избивали, а потом заставляли лечь в гроб и рассказывать о своей сексуальной жизни. Таким образом, они становились “заложниками” молчания своих новых товарищей. Однако, если верить книге выпускницы Йельского Университета Александры Роббинс “Тайны Могилы”, сегодня церемония благословения новичков проходит менее драматично. Новобранцев сопровождают в “Могилу”, забитую старинной мебелью и чучелами, где их встречают члены общества, одетые в костюмы Дьявола. После этого им завязывают глаза, заставляют повторять тайную клятву клуба, а потом пить “кровь” (которая, в реальности, представляет собой популярный в США безалкогольный негазированный напиток Gatorade) из черепа, называемого Йориком. По окончании церемонии, новообращенные целуют пальцы ног члена общества, одетого в сутану Папы Римского, который ударяет мечом по плечу каждого новичка и объявляет их новыми рыцарями Эвлогии. Пристальное внимание общественности к “Черепу и костям” вызвано, прежде всего, тем, что членами этого тайного общества становятся только представители высшей элиты, выходцы из самых богатых и влиятельных семей США. Они занимали и занимают важнейшие посты в политике, СМИ, финансовой, научной и образовательной сферах. Бывший президент США Джордж Буш, равно как и его соперник на президентских выборах 2004 года Джон Керри были членами “Черепа и костей”. Другое такое общество американской элиты, так называемый “Богемский клуб” включающий в себя художников, музыкантов, высокопоставленных деловых лидеров, правительственных чиновников (включая американских президентов) и издателей СМИ. О “Богемском клубе” (который собирается в одноименной роще) ходят еще более странные слухи, чем о “Черепе и костях”: так 15 июля 2000 года, репортеры Алекс Джонс и Майк Хансон поставили в Богемской роще две скрытые видео камеры и засняли на пленку некое действо, включающее в себя сожжение чучела перед изображением сорокафутовой совы, сделанной из цемента. В своем документальном фильме, снятом в Богемской роще, Джонс утверждает, что большая группа членов участвует в “древнем Люциферском, Вавилонском Ритуале поклонения статуе Совы”. Интерпретация Хансона ритуала была более жизнерадостна, утверждая, что это был поразительно незрелый и сверхъестественный образ поведения, нехарактерный для мировых лидеров. Все это, разумеется, не является свидетельством реального сатанизма американской элиты, скорее это показывает атмосферу царящую внутри закрытых обществ в США, а также подтверждает определенную идейную преемственность по отношению к таким же тайным обществам, созданным в свое время в Британии, вроде “Клуба Адского пламени”. Ну и хохмы ради вспомним, что сова - один из символов Лилит. Но вернемся в ЛаВею. Насколько мы можем судить, созданная им “Церковь Сатаны” не имеет прямой преемственности ни от ведовского сатанизма XVII-XVIII веков, ни от тайных обществ в американской элите. В лучшем случае идеология ЛаВея относится к 119 Сатанинская хроника ним опосредованно: также как и ведовской сатанизм и могильно-мрачная обрядность закрытых обществ американской элиты и творчество американских “мастеров ужаса” в литературе и кинематографе, лавеевский сатанизм стал еще одним проявлением “сатанинского потенциала” англосаксонской культуры, глубинных течений и подводных камней в мироощущении морских народов. Правда ЛаВей сделал шаг вперед по сравнению со своими предшественниками: все эти разрозненные, не всегда явные проявления “сатанинского духа” Америки, он слил в единую, более-менее целостную идеологическую концепцию, четко и ясно привязанную к образу Сатаны. О том, что и у кого ЛаВей позаимствовал что-либо для создания своего сатанизма, говорилось уже немало: в “Сатанинской Библии” мы видим влияние Ницше и Дарвина, Кроули и Фрейда. Все то, что в течение полутора предшествующих столетий песчинка за песчинкой, кирпичик за кирпичиком разрушало здание иудео-христианской картины мира, наконец, получило своего законного “правообладателя” в лице Сатаны. Дело не в том, что придумал ЛаВей сам, а что позаимствовал у других - дело в том, что вся та совокупность философских, научных и оккультных концепций, которые потенциально были близки сатанизму, наконец, были отождествлены с ним напрямую. По сути, процесс, начавшийся еще в конце XVIII века, был завершен только тогда. Я не буду сопоставлять ЛаВея и Ницше, тем более что все заимствования шли не напрямую, а опосредованно - через социал-дарвинистское произведение конца XIX века “Might Is Right” Рагнара Рыжебородого. До сих пор нет единого мнения, кто все-таки скрывается под этим псевдонимом, среди возможных кандидатов называют Джека Лондона и Амброза Бирса, а также австралийского писателя, поэта, журналиста и издателя Артура Десмонда. Первая часть “Сатанинской Библии” является почти дословным изложением отрывков из этой книги. Можно проследить заимствования ЛаВея у Кроули и многих других авторов, но это несущественно. Существенно развитие сатанизма, существенно то, что все эти идеи просто таки должны были быть отождествлены с Сатаной, существенно то, что ЛаВей, наконец, провел это отождествление. Все что раньше давалось вразброс, раздерганным на отдельные идеи, теории и поэтические образы, утопленным во многословии, иносказании и недосказанности заполняющими разношерстные философские труды, оккультные книги и художественные произведения - все это было объединено, очищено от ненужного балласта и торжественно преподнесено как учение Темного бога. Еще один важный момент - ЛаВей окончательно отождествил Сатану с темными духами и божествами буквально всех времен и народов. Отголосками христианской демонологии и каббалистического оккультизма выглядят, правда, имена четырех “Коронованных Князей Ада” и их ориентация по сторонам света и по стихиям, но тут уже ничего не поделаешь, это было необходимо хотя бы для связки времен. Зато имена Дьявола, перечисление которых необходимо чуть ли не в каждом лавеевском ритуале, радуют своим разнообразием - греческие, скандинавские, египетские, ацтекские, славянские, индийские и китайские боги и демоны. Имена некоторых, правда, вызывают недоумение, к примеру, что там делают египетский Амон и вавилонский Мардук - божества, которых при всем желании сложно назвать темными? Не совсем понятно и почему в это перечисление не вошли, к примеру, славянские Морена и Кощей, упоминаемые, кстати, в русском ритуале “Дань Черту”. Но это уже как говорится, “издержки производства”, малозначительные детали, почти не портящие, один из решающих шагов, сделанных сатанизмом для окончательного избавления от своего антихристианского наследия. Несколько забавно среди имен Сатаны смотрится имя “Дракула”, хотя и обозначенное, как румынский вариант имени “Дьявол”, понятно, что таким образом ЛаВей решил провести параллель с наиболее архетипичным персонажем жанра “хоррор”. Тем более что уже в русском ритуале наряду с именами славянских богов используется призыв “Дракула! Да прославится тот, кто воскрес!”. И уже вот эта деталь подводит нас к тому, чем мы закончили предыдущую главу “Сатанинской Хроники” - к американской 120 Сатанинская хроника литературе (как “хоррору”, так и к другим жанрам) как своего рода передаточному звену от старинных преданий и “дьявольских” обрядов уже к оформленной религии нового типа, вернее пока еще к зачатку таковой. Преемница ЛаВея, как главы “Церкви Сатаны”, его секретарь и гражданская жена Бланш Бертон, в книге “Тайная жизнь сатаниста” так пишет о юношеских изысканиях “Черного папы”: “К 12 годам Тони успел проштудировать (и был ими разочарован) имеющие широкое хождение оккультные гримуары вроде “Albertus Magnus” и “Шестой и Седьмой книги Моисея” и был ими разочарован… Оглядываясь на свои отроческие изыскания, ЛаВей вспоминает: “Я просмотрел все гримуары и нашел в них сплошную чушь. В поисках магической истины я больше полагался на художественную литературу. Лавкрафт. “Карнаки” Ходжсона, “Псы Тиндала” Лонга - вот где я находил пищу для размышлений, которую я не мог обнаружить в так называемых “опасных” книгах о магии”. О Лавкрафте я уже писал. “Карнаки” - имеется в виду цикл детективных рассказов англичанина Уильяма Хоупа Ходжсона “Карнаки, ловец призраков” - о сыщике расследовавшим оккультные преступления. Что же до второго рассказа, то это произведение одного из друзей и последователей Лавкрафта, Фрэнка Белкнапа Лонга. В его рассказе ученый некими “научно-магическими” методами проникает в прошлое к истокам творения, где и натыкается на чудовищных псов, которые проникают за главным героем в его время и убивают его. Откровенно говоря, у меня до сих пор вызывает сомнение фигура 12-летнего вундеркинда “увлеченно штудирующего” оккультные гримуары. Однако то, что при создании и разработке своей идеологии ЛаВей многое почерпнул из художественной литературы - в том числе и “литературы ужасов” - не вызывает сомнений. Это нашло свое отражение в так называемых “Сатанинских ритуалах”: целая глава в ней называется “Метафизика Лавкрафта”, где приводятся два ритуала целиком основанных на “Мифах Ктулху”. В другой главе “Закон трапеции” приводится ритуал, в тексте которого встречаются отсылки к так называемым “Гончим барьера” в которых не так уж трудно угадать “Псов Тиндала”. К слову сказать, еще один ритуал целиком построен на произведении уже английского писателя - “Остров доктора Моро” - Герберта Уэллса. В предыдущих главах мы уже говорили о том, что мастера “хоррора” - английские и американские, подготавливали почву для того, чтобы изменить восприятие темных божеств и демонов, преодолеть их плоское христоцентричное понимание. В учении ЛаВея мы видим развитие этой идеи: он открыто признает, чем вдохновлялся при разработке своей идеологии. Ницше, Кроули и прочие, на самом деле это более поздние этапы формирования идеологии ЛаВея, это то, что должно было придать вес и философскую значимость “Сатанинской Библии”. Завершая тему художественной литературы, вспомним, что созданию “Церкви Сатаны” предшествовал созданный в 60-х годах “Магический круг” - своеобразный клуб по интересам собиравший мистично настроенных людей под крышей дома ЛаВея, дававшего лекции на разные темы, касающиеся колдовства, вампиризма, ликантропии, каннибализма, причем зачастую теория плавно перерастала в практику. По словам Бланш Бертон в этот круг, среди прочих входили и достаточно известные писатели жанра “хоррор” и “фэнтэзи” - Август Дерлет, Кларк Эштон Смит, Фриц Лейбер. Что-то напоминающее “Золотую зарю”, в которую тоже как мы помним, входили Стокер, Мэйчен и другие писатели. Как не крути, а именно ЛаВей ввел перевернутую пентаграмму в качестве эмблемы, дав сатанизму, простой и запоминающийся символ ставший своеобразным опознавательным знаком для тех, кто стоит на Темном пути. Неважно, что ЛаВей назвал пентаграмму символом Бафомета и приписал ее использование тамплиерам, что скорей всего не соответствует действительности. До ЛаВея этот символ использовали Папюс и Элифас Леви, придавая ему несколько иной смысл, но, так или иначе, соотнося его с Дьяволом. 121 Сатанинская хроника Символ оказался на редкость удачным - хотя бы, потому что устанавливал ту самую необходимую связь времен. Именно козлоликая пентаграмма (даже без козлиной морды она как бы намекает на это животное) обеспечивает необходимую цепочку: от лавеевского сатанизма через оккультистов нового времени, ведьм и колдунов средневековых шабашей в совсем уж седые языческие дебри к культам Пана и Диониса. Именно поэтому этот символ сейчас используют практически все сатанисты, даже те, кто категорически не разделяет взгляды ЛаВея и лавеевцев. ЛаВей был первым, кто создал сатанинскую организацию современного типа, он стал тем, кто вывел почитание Дьявола из тени и придал ему некий лоск и респектабельность. Церковь Сатаны ознаменовала качественно новый этап в развитии культа темного божества, но в то же время и серьезным испытанием его на прочность. Потому что наряду с неоспоримыми заслугами ЛаВея у созданного им учения и его организации имеется и множество недостатков. Перечислять их все нет смысла - по сути, они являются лишь частными проявлениями одного-единственного, но фатального изъяна философии ЛаВея его радикального антропоцентризма и атеизма. Начиная со знаменитой главы в “Сатанинской библии” - “Бог, которому ты поклоняешься, может быть тобой”. Именно там было заложено понимание сатанизма и Сатаны ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО как символа олицетворения всего “человеческого в человеке” - властность, гордость, мудрость, чувственность, эгоизм, любовь и ненависть, наслаждение жизнью. ЛаВей пишет об этом так: “Все религии духовного характера сотворены человеком. Ничем иным как своим плотским мозгом он сотворил целую систему богов. У человека есть “эго” - его скрытое “я” и лишь потому, что не в силах смириться с ним, он вынужден обособлять его вне себя в некоем великом спиритуальном создании, именуемым “Богом”… Если человеку нужен такой “Бог” и он признает его, значит он поклоняется творению рук человеческих. То есть ОН ПОКЛОНЯЕТСЯ ЧЕЛОВЕКУ СОЗДАВШЕМУ БОГА. Не является ли более осмысленным поклонение тому богу, которого он сам создал в соответствии с собственными эмоциональными потребностями тому, кто наилучшим способом представляет его целиком и полностью плотское существо… Если человек настаивает на обособлении своей скрытой сущности в виде “Бога”, тогда зачем обращаться к самому себе, обращаясь к “Богу”, зачем обособляться от “Бога” ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОТПРАВЛЯТЬ РИТУАЛЫ И РЕЛИГИОЗНЫЕ ЦЕРЕМОНИИ В СВОЕ ИМЯ”. Затем в главе описана краткая “эволюция мысли”: как именно находящийся в духовном поиске человек приходит, наконец, к следующей гениальной мысли: “Я - САТАНИСТ! ПРЕКЛОНИТЕСЬ ЖЕ, ИБО Я ЕСТЬ ВЫСОЧАЙШЕЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ”. Вот так, не больше не меньше. В сухом остатке мы видим, что человек и есть самый что ни на есть истинный Сатана и никакого другого ему не требуется. Впрочем, сам Антон Шандор ЛаВей все-таки напускает туману в “СБ”, не отрицая прямо существования Сатаны, как Личности. Его последователи говорят об этом более открыто. Вот что, говорит, к примеру, магистр “Церкви Сатаны”, Питер Гилмор в статье “Satanism feared religion”: “Сатанисты не верят в сверхъестественное, ни в Бога, ни в Дьявола. Бог для Сатаниста он сам. Сатана - символ Человека, живущего как гордая натура, движимая собственными чувствами. Действительность, стоящая за Сатаной - просто темная эволюционная сила, которая пронизывает всю природу и обеспечивает механизм выживания и распространения, свойственный всем живым существам. Таким образом, Сатана не сознательное существо, которому нужно поклоняться, а резервуар мощи внутри каждого человека, открываемый по желанию”. 122 Сатанинская хроника В итоге мы получаем предельно десакрализованное учение, исключающее какие бы то ни было отношения с высшим существом - за полным отсутствием такового в лавеевской картине мира. “Темная эволюционная сила” (а почему, кстати, “темная”?) - звучит несколько… неубедительно. Сатанизм гуманизировался до предела, “Сатанинские ритуалы” стали пониматься не как действо, направленное на связь Сатаной, но исключительно как о “психодрама”, призванной заполнить пустоту “между религий и психиатрией”, то есть, в конечном счете, вернуть человеку душевный покой и здоровье. Но сатанизм, избавленный от Сатаны как некоего высшего существа, неизбежно вырождается в “сатанизм без Сатаны вообще”. Это более чем логично: на самом деле учение объявляющее своим центром человека и только человека, рано или поздно превращается в обывательское мировоззрение, стыдливо прикрывающее свою мещанскую сущность “сатанинской” атрибутикой и фразеологией. Возьмем, например текст “Моя темная сатанинская любовь” написанный еще одной жрицей “Церкви Сатаны”, Пегги Надрамиа: “Моя сатанинская любовь неистово пылает, это прекрасно и бескомпромиссно. Вопервых, обязательно, я люблю себя. Я - мой собственный бог, в конце концов, и я не помещаю никаких богов передо Мной. Я - высшее в моем мнении, я всегда приношу себе цветы… Наряду с Мной, я люблю Его, Кто Не Является Мной - своего мужа. Он, с одной стороны, сознание, в котором я могу видеть замечательное отражение моего собственного “бога” непосредственно. Его любовь для меня квалифицирует его с самым лучшим вкусом и проницательностью, в конце концов, он, очевидно, знает то, что хорошо для него… Я люблю мои книги, мою музыку, мой милый фарфоровый сервиз, мою кофеварку, мой плащ, мою старую мягкую зеленую блузку. Я ненавижу любого, кто похитил бы, уничтожил бы или привел в беспорядок мои драгоценные вещи, почему нет?”. Уберите слово “сатанинская” из названия и начала темы - это сделать нетрудно, поскольку по смыслу ничего не изменится - что мы увидим? А мы увидим жизнеописание среднестатистической мещанки, может быть неглупой, но все же рядовой домохояйки, которая пытается представить свою повседневную жизнь чуть ли не как образец подлинно сатанинского мироощущения. Я не к тому, что сатанист не должен любить своих родных и привязываться к своим вещам, я к тому, что нет совершенно никаких оснований притягивать это все к сатанизму. Лавеевский сатанизм не возвышает домохозяйку до уровня Сатаны - наоборот он принижает Сатану до уровня домохозяйки, “обожествляя” ее вкусы и пристрастия. Вот еще примечательная цитата из книги ЛаВея “Сатанинская ведьма”, где он перечисляет качества, которыми должна обладать “фольклорная” ведьма и расшифровывает их буквально так: “Она знает формулы различного варева, которое она дает посещающим ее джентльменам? Да, если вы до сих пор не догадались, это означает, что если вы не умеете готовить, вам лучше немедленно этому научится (особенно в случае неженственной ведьмы, которая будет специализироваться на мужчин-чревоугодников)”. Какое там самосовершенствование и самообожествление - любая кухарка может быть ведьмой, только потому, что она кухарка! Я не к тому, что женщина не должна уметь готовить - я к тому, что смешно изображать подобные качества критерием “сатаничности” или даже “ведьмовства”. Разумеется, лавеевеский сатанизм не станет открыто признавать, что он банально играет на чувстве собственной важности лавочников и кухарок, давая им возможность раскрасить яркими красками свой серый и скучный мирок (хотя и не больното это скрывает). Разумеется, он будет стремиться использовать все яркое, выдающейся, неординарное, чтобы привлечь к себе внимание. Но опять таки - идеология, поставившая 123 Сатанинская хроника в центр угла человека, а не Сатану, будет неизбежно вырождаться в очередное потакание своему несоразмерно раздувшемуся “эго”, возведению на пьедестал мещанских мечтаний и фобий, превращая культ Темного бога в “сатанизм лавочников”. Соответствующим будет и выбор примеров для подражания - не по степени их приближенности к Сатане, а по их положению в обществе. Вновь смотрим в “Сатанинскую библию”: “Если попытка богача попасть в рай представляется столь же трудной задачей, как для верблюда пройти через игольное ушко, если любовь к деньгам - корень всех зол, то мы можем предположить, что самые могущественные люди на земле - самые что ни на есть Сатанисты. Это относится и к финансовым воротилам, промышленникам, папам римским, поэтам диктаторам и всем разношерстным принимателям решений и полководцам мировой деятельности. Сатанисты всегда правили миром и будут править всегда, как бы их не называли”. Откровенено говоря, это даже комментировать лень - настолько от всего этого веет неизжитым антихристианством и позерством. Да, глупо ожидать от сатаниста осуждения власти или богатства, но ставить их во главу угла как критерий? Да, в средние века Сатану почитали и под крышами дворцов, но, ведь точно также сборища во имя Дьявола проводили обычные крестьяне в густых лесах и посреди топких болот. Не деньги и власть делали человека сатанистом, а чувство глубокой сопричастности к делам Темного бога то самое экстатическое безумие, что стирало все сословные границы во время шабаша, где присутствие Сатаны ощущалось чуть ли не зримо. Наряду с этим уже указанным нами глобальным недостатком у “Церкви Сатаны” существует и много других, но мы не будем сейчас на них останавливаться. Все это лишь тот самый “первый блин”, который не мог не получиться комом, неизбежные “болезни роста”. Главное - почин был положен и почитание Дьявола, наконец, обрело какоеникакое философское обоснование и узнаваемую символику. Утрируя можно сказать, что лавеизм стал своего рода “дном” современного сатанизма, от которого мог “оттолкнуться” вступивший на Темный Путь, чтобы начать долгую дорогу к Сатане. Уже более приближенной к Традиции организацией представляется “Храм Сета” отколовшийся от “Церкви Сатаны” в 1975 году во главе с Майклом Акино. Магистр Храма Сета Эрик Каушен в своем интервью журналу ”Contra Dei” так поясняет причину раскола: “В 1975 году Антон ЛаВей объявил, что готов предоставлять Жречество Мендеса тем, кто окажет ощутимую финансовую поддержку Церкви Сатаны. Майклу Аквино, на тот момент магистру и издателю “Раздвоенного Копыта”, как и нескольким представителям Жречества Мендеса, это нововведение показалось недопустимым, поскольку оно уничтожало сакральный смысл Жречества. Большинство представителей Жречества CoS вместе с многими другими членами, не состоявшими в Жречестве Мендеса, покинули Церковь Сатаны и основали Храм Сета под управлением др. Майкла Аквино. Сейчас Храм не слишком интересуется Церковью Сатаны: последняя - скорее клуб по интересам для мизантропов, чем серьезная инициатическая организация”. Отношение к жреческой инициации, как к сакральной процедуре - уже показатель, того, что новообразованная организация будет выступать с позиций Традиции. Да и само названии выбрано осмыслено - так, чтобы полностью показать свою полную независимость от иудейско-христианской мифологии. Как считают сами сетианцы: “Если бы Антон ЛаВей не спровоцировал кризис 1975 года, было бы явным то, что эволюция Церкви Сатаны в нечто, подобное Храму Сета - совершенно нехристианизированный, 124 Сатанинская хроника “высший Сатанизм” - произошла бы непременно”. Естественно, что сами члены “Церкви Сатаны” интерпретируют тот кризис несколько иначе, но в нашу задачу сейчас не входит разбор претензий предъявляемых обеими организациями друг другу. Гораздо интереснее посмотреть на то как “Храм Сета” понимает природу Темного божества: “Храм Сета” - инициатическая организация, относящаяся к Пути Левой Руки - традиции, которую по идеологическим причинам на Западе называют “сатанинской”, хотя на деле “Путь Левой Руки” есть ни что иное, как рационально используемая технология внутреннего развития цель которой - реализация себя как божества, самообожествление. В качестве ролевой модели мы выбираем древнеегипетского бога Сета - архетип Обособленного Сознания, но никак не древнееврейского бога Сатану - архетип Бунта против Космической Несправедливости. Несмотря на это, часть нашей практики разрушение социальных конструкций, так что мы, действительно, некоторым образом начинаем наш путь с Бунта, и в этом смысле мы можем называться “сатанистами”, но, поскольку мы ставим себе целью осознанно заменить навязанные нам социальные конструкции на индивидуальные, сами мы предпочитаем термин “сетианцы”. Мы не испытываем никакого “религиозного” интереса к образу Сатаны, а “поклоняемся”, надо заметить, не Сету, но индивидуальному потенциалу, заложенному в каждом из нас”. Дон Вебб (V ступень, Верховный Жрец Храма Сета), “Тьма, что скрыта во тьме”. Эрик Каушен на вопрос, какое он понимает Сета - как личностное или безличностное начало, отвечает так: “Понимание того, что есть Сет, базируется на личной интерпретации каждого. Мнения, о которых вы спрашиваете, коренятся в нашей собственной вселенной, имеющей три измерения, а Сет находится вне ее. Когда люди спрашивают меня, что есть Сет, мне нравится отвечать, что “Сет - это нечто иное, внесенное личностью, которая с этим столкнулась”. Более традиционный взгляд у него и на жизнь после смерти: “Мне еще не доводилось умирать, так что я не могу рассказать вам о том, что происходит потом, но вещи, которые со мной случались, создают впечатление, что это не конец, а, скорее переход на другой план бытия”. Впрочем, и в “Церкви Сатаны” существует достаточный разброс мнений по поводу природы Сатаны и того, каким должен быть сатанизм. Вот что говорит, к примеру, еще один магистр “Церкви Сатаны”, художник Diabolus Rex в интервью “Contra Dei”: CD: Каково ваше понимание Зла, Сатаны и Сатанизма? Rex: Не было ни одного момента, когда “Зло” было бы реальным. Истинный Сатанист знает, что Зло - абстракция для запугивания масс, но он так же знает, что Сатана действительно реальная сущность, которая существует во времени и пространстве. Сатана может нарушить законы Вселенной посредством изменения их сути при помощи Темных антиматериальных Сил. Сатана есть “Устремленность” или сила сущности, которая не может быть заключена в концепцию, доступную убогому человечеству. Истинный Черный Маг может познать эту Темную Силу через приверженность к мышлению (noesis) и некоторому аскетизму. 125 Сатанинская хроника CD: Ваше отношение к современному Сатанизму? Не находите ли вы его чрезмерно гуманистичным? В чем заключается ваше участие в Церкви Сатаны (Church Of Satan)? Ваше понимание Сатанизма, является ли оно тождественным доктрине этой организации? Rex: Современный Сатанизм вульгарен. Он вопиюще материалистичен, научен и объективен по отношению к феноменам Вселенной. У меня есть свой взгляд на воплощение воли Князя Тьмы как живой “Сущности”, но оставлю свои комментарии для тех, кто их поймет и не расценит их, как являющихся частью доктрины CoS (Church Of Satan). Ну и так далее. По моему мнению, появление мнений такого рода в среде атеистическигедонистского сатанизма ЛаВея - более чем закономерно. Если человек действительно чувствует свою тягу к Темному богу, если ритуалы которые он проводит во имя Сатаны человек воспринимает как нечто большее, нежели банальную ролевую игру, соответственно будет изменятся и само понимание Сатаны - в сторону более традиционного. Но вернемся к Храму Сета. Несмотря на то, что они не считают себя “сатанистам” сетианцы много говорят о Пути Левой Руки. В своей книге “Демоны плоти” магистры Храма Сета супруги Николас и Зина Шрек (урожденная Зина ЛаВей порвавшая в свое время все связи с отцом) апеллируют к индуистскому тантризму, сексуальномагическим практикам тесно связанными с почитанием Великой Богини, чаще всего ассоциируемой с Кали. Они используют древние санскритские названия Пути Левой руки “vamachara” и “Вама Марга” (Путь матери): “Наше определение концепции пути левой руки можно свести к нескольким ключевым компонентам. Эти принципы можно приложить как к западной левосторонней сексуальной магии, так и к ее древнему восточному истоку. По сути своей Путь Левой руки это: 1. Трансформация человеческого сознания в сознание божественное через активизацию сексуальных истечений физических и тонких тел в процессе эротических ритуалов. 2. Сексуальная экзальтация женского принципа силы во вселенной, известного в санскрите под названием Шакти. Этот вселенский мистицизм женщины, который в его межкультурном аспекте мы будем иногда называть Женским Демонизмом, представляет собой движущий фактор для посвященных левой руки, вне зависимости от их пола. 3. Инициация через сознательное нарушение глубоко укорененных внешне-социальных и внутренне-личностных табу, индивидуальный разрыв с наследственными нормативными ценностями и радикальное переворачивание всех видов общепринятых представлений и ортодоксии. 4. Путь левой руки в высшей степени элитарен, и потому его избирают, всем и каждому он не подходит, не может он быть и естественным следствием некой ситуации. Он ориентирован на индивидуальное сознание и не связан с коллективным самосознанием как социальное существо или как субъект бытия с божественным или естественным законом. 5. Способ инициации, активно использующий эту жизнь, этот мир, эту физическую сферу, это тело, как средства достижения озарения и Пробуждения. Путь левой руки - не бегство от реальности, но конфронтация со всей совокупностью физического и психического существования, несущая в себе как наслаждение и радость, так и ужас, и смерть личностям”. 126 Сатанинская хроника По всей книге можно встретить множество отсылок к буддийской и индуисткой мифологии, в ней приводится тантрическое высказывание весьма созвучное сатанинским идеям: “Через то самое действие, из-за которого люди сотни миллионов кальп горят в аду, именно через это действие достигает освобождения йог”. В то же время “сетианцы” не зацикливаются только на восточной версии Темного Пути, отмечая, что они: “Далеки от желания внушить современным западным сексуальным магам некритично-романтическое представление о превосходстве “загадочного Востока” над Западом”. В связи с тем, что постхристианская религиозно-магическая традиция несколько беднее по сравнению с более живыми восточными традициями инициации, складывается впечатление, что люди на Западе вообще склонны заболевать синдромом “трава по ту сторону забора всегда зеленее”. И как следствие, часто случается, что западный человек преодолевает запреты иудео-христианства, либо атеизма, лишь затем, чтобы пасть к ногам гуру и принять равный объем иных запретов. Вместо того чтобы следовать этой дорогой, мы обозначаем основные принципы сексуальной магии пути левой руки и реализуем их в условиях урбанистического трансглобального мира, а не занимаемся ностальгической реконструкцией провинциального мира Индии прошлого, где изначально сложился путь левой руки. Сексуальную магию пути левой руки можно успешно применять в любом культурном контексте”. В одном из своих интервью Зина Шрек говорит что: “Как Жрица Храма Сета, я признаю Князя Тьмы в его самой древней форме, как Сета, это кажется мне наиболее исторически точным описанием. Однако, у каждой культуры на земле есть свое собственное уникальное видение первого принципа Тьмы, и все одинаково действительны. Кроме того, как женщина-маг, я принимаю все многообразие форм женского Темного Божества: включая индийскую Кали, вавилонских Лилит и Тиамат, скандинавскую богиню Хель и многих других”. Можно сказать “Храм Сета” больше продвинулся к традиционному пониманию сатанизма, сохранив и преумножив при этом все то новое, что привнес в него ЛаВей. В то же время мы видим, что и тут сохранились “родимые пятна” неосатанизма неопределенность в понимании самой природы Темного божеств, стремление показать его “архетипом” и тому подобными сомнительными определениями. Группы, претендующие на “традицонность” в обновленной форме возродились в колыбели всех англосаксонских народов - в Великобритании. Со смертью Кроули оккультная мысль в Англии отнюдь не остановилась, а продолжила свое движение вперед, порождая новые формы, более или менее созвучные сатанизму. Наиболее заметными среди них стала так называемая “магия хаоса” - своего рода продолжение телемизма с еще большим уклоном в сексуальную магию, аппеляциям к темным божествам (опять таки представляемых в виде эгрегоров или архетипов) с попыткой привязать все это также к новейшим теориям в области высшей математики (так называемая “теория хаоса”) и квантовой физике. Предтечей магии Хаоса считается Остин Спэйр - английский художник, некоторое время состоявший в ордене “Серебряной Звезды” Алистера Кроули, но ушедшим оттуда к самостоятельной работе. Однако основоположниками течения стали Питер Кэррол и Рэй Шервин, основавшие в 1978 году Орден “Илюминантов Танатэроса”. Согласно Питеру Кэрроллу: “Магия Хаоса создана на основе научной фантастики, квантовой физики и всего остального по вкусу практикующих. Вместо попытки восстанавливать и сохранять традицию, которая связывает ее с прошлым, Магия Хаоса дает возможность практикующим использовать все, что они считают необходимым, в их временной системе убеждений и символов. Главное - это полученные результаты, а не “аутентичность” 127 Сатанинская хроника рабочей системы… Поэтому маги-хаотисты используют метафоры из теории хаоса, экологии, биологии, психологии, научной фантастики, компьютерного программирования, теории управления и всего остального, что может оказаться интересным или потенциально полезным”. Другим оккультным течением Великобритании стала Викка - неоязыческое “колдовство”, ставшее популярным благодаря Джеральду Гарднеру, английскому чиновнику в отставке. Он утверждал, что религия, в которую он был посвящен - это выжившая современная религия древнего колдовства, которая тайно существовала в течение многих столетий, имеющая корни в дохристианском европейском язычестве. Истинность утверждений Гарднера не может быть однозначно доказана, потому считается, что викканская теология возникла не ранее 1920-х годов. В 1946 году Джеральд Гарднер был представлен Алистеру Кроули. Считается, что Гарднер выяснял у него информацию о сущности колдовских ритуалов и включил многое в свои ритуалы. Впрочем, Кроули далеко не единственный источник вдохновения для Вики - гораздо большее влияние на нее оказала книга британской фольклористки Маргарет Мюррей. В своей книге “Культ ведьм в Западной Европе”, опубликованной в 1921 году, она выдвинула теорию, что колдовство возникло как пережиток языческого культа плодородия, сохранившегося чуть ли не до наших дней. Мягко говоря, спорная с научной точки зрения, эта теория, тем не менее, стала немаловажным подспорьем для создания новой религии. Виккане обычно поклоняются традиционно Рогатому Богу и Триединой Богине, которые иногда представляются как части высшего пантеистического Божества, проявляющего себя в различных политеистических богах. Рогатый Бог, связанный с природой, сексуальностью и охотой имеет множество разных имен в зависимости от национальной традиции, среди них Цернуннос и Пан. Богиня обычно описывается как Триединая Богиня в аспектах: “Дева”, “Мать” и “Старуха”, также рассматривается как лунная Богиня. Естественно викакане отрицают какую-бы то ни было связь с Сатаной и сатанизмом (и это взаимно), но в то же время некоторые их идеи, пусть опосредованно, но все-таки могли быть восприняты обновленным традиционным сатанизмом. Здесь я говорю, прежде всего, о наиболее спорной группе, которая существует сейчас (или, по крайней мере, существовала до недавнего времени) - “Order of Nine Angles” (Орден Девяти Углов) или ONA. Эта организация резко отмежевывает себя от “американского сатанизма” считая ЛаВея, “шоуменом” и “клоуном”. В частности один из адептов ONA Vilnius Thornian говорит следующее: “Те, кто верят, что они были просто “рождены сатанистами”, не имеют никакого реального понимания, чем является Сатанизм. Скорее, над ними доминирует их собственное эго и лень, они являются антитезой Сатанизма. Это хороший показатель того, что “американский Сатанизм” истощился. Вместо благородного преследования превосходства и самосовершенствования через тяжелую борьбу, “американский сатанизм” в значительной степени показывает свою претенциозность и никогда не избегает эго. Это то, что мы можем назвать “первой стадией” Сатанизма, вознаграждение эго, богохульство и т.д. играют большую роль в катарсисе и самопонимании. Однако, в то время как для настоящего Сатаниста эта первая стадия длится недолго, Церковь Сатаны никогда не превосходила этого, никогда не двигалась к тому, что является действительно важным, никогда не продвигалась к следующей стадии”. Для самой ONA Сатанизм - это: “поиск самопреодоления, вовлекающий реальную опасность, реальные испытания и требующий реальной храбрости. Это реальные действия без поддержки друзей, товарищей, возлюбленных, отношений или чего-либо еще. Это означает принятие вызова - физического, душевного, интеллектуального и торжество исключительно за счет собственных усилий. Также это внутренний поиск, исследование 128 Сатанинская хроника “скрытого” (и открытого) аспекта сознания: открытие тьмы внутри и вне индивидуального психического. Это вовлекает магические деяния типа ритуалов. Однако, эта магия лишь средство, а не цель”. Для ONA есть Тьма и Темные боги за пределами человеческого сознания, есть Темная Вселенная, которую они называют “акаузальной”. “Акаузальное - это царство Темных богов и эти существа не являются образными символами для щекотания сознания или просто частью психического, которое может быть превзойдено и отвергнуто с помощью каких-то “сил света”. Скорее они существуют независимо от нашего сознания, но все же природа акаузального такова, что они являются также частью чего-то дремлющего в нас… Сатана для ONA - это предвестник изменения внутри индивидуума и цивилизации в целом, это представление или способ идентификации чего-то очень реального, часть того первичного хаоса, который находится по ту сторону воспринимаемых нами измерений. Таким образом, Сатана - это те силы сознания и космоса, которые мы стремимся вызвать на поверхность, породить изменения… Упрощенно, Сатана - это врата к тому, что лежит по ту сторону, к акаузальному, каузальное представление акаузального, через которое мы увеличиваем количество акаузальной энергии, присутствующей на Земле, через практики и ритуалы Зловещей Традиции. Это важно, так как вторжение акаузального в наш мир приносит изменение, которое, в конечном счете, необходимо, чтобы прогрессировать, достигнуть следующего шага в человеческой эволюции”. Есть у ONA и свое учение об самобожествлении. В результате магической церемонии инициации в человеке пробуждаются скрытые в глубинах его психики силы Хаоса. Фактически, путь сатаниста лежит через все большее познание на опыте демонических сил и соединения с ними. Возникает прогресс, в результате которого (под влиянием усилий ученика и магических сил) происходит расширение этого демонического, хаотического в индивидуальном сознании, человек становится богом. В практической жизни осуществление этого пути лежит через преодоление себя (путь до своих пределов и за пределы) в самых разных аспектах (физическом, моральном, психическом). Когда это расширение достигает определенной стадии, становится возможным продолжать существование в царстве Темных богов. У ONA существует учение о циклах времен - последовательно сменяющих друг друга эонах. Эон - это проявление в физической реальности определенного типа энергии хаоса. Эта энергия изменяет, перестаивает физическую реальность. Цивилизация (так называемая “эоническая” - определяющая “лицо” данного эона) - это результат этого изменения физической реальности. Цивилизация связана и рождается из определенного эона, так же она эволюционирует в сторону увеличения хаотической энергии, большей открытости для этого потока. Вот как пишет об этом сама ONA: “Неточной аналогией может послужить дерево дуба: поверхность почвы - это граница между каузальным (над землей) и акаузальным (под землей). Корни дерева, т.о., в акаузальном и представляют здесь акаузальную энергия. Цивилизация - это ствол дерева, эон - корни, они управляют или питают рост дерева и тем самым определяют его форму и здоровье. Общества, которые составляют отдельную цивилизацию - это ветви дерева, индвидуумы, составляющие общества, это маленькие веточки и листья”. Эон в среднем продолжается около 2000 лет, а цивилизация - 1500 (около 500 уходит на подготовку и становление цивилизации). Сейчас на Земле - четвертая цивилизация Западная (после цивилизации Альбиона, Шумерской и Эллинской) и пятый эон (первым был первичный эон не имевший сопутствующей цивилизации). Сейчас, по мнению ONA, 129 Сатанинская хроника грядет шестой эон, “эон Огня” который будет эпохой господства, Темных богов в нашей реальности. Вместе с эоном должна возникнуть и новая Галактическая цивилизация. Судьба западной расы, западной эонической цивилизации - возглавить шествие к звездам. Однако реализация этой судьбы, реализация возможного прихода “Темных богов” в наш мир зависит от человеческих усилий. Главная цель ONA осуществить “зловещую стратегию” - вызвать акаузальное через проводники (особые места являющие сакральными центрами цивилизации) - изменить эволюцию, чтобы спровоцировать создание Нового Эона, и затем новой цивилизации. По словам членов ONA, сама организация как коллективный орден существует с начала 1960-х, когда Великой Госпожой (наряду с Гранд Мастером один из высших титулов в жреческой иерархии ONA) было принято решение объединить разрозненные группы. Происхождение самой традиции якобы восходит ко временам Альбиона (Британии друидов), а сама сакральная преемственность через различные формы передается от Мастера к Инициированному в течение столетий. Эта официальная история от самой ONA, но более вероятным представляется то, что идеология этой сатанинской организации сформировалась как своего рода синкретическое учение, вобравшее в себя элементы Викки, магии Хаоса, телемы и лавеевского сатанизма (не исключено и влияние “Храма Сета”). Влияние Викки прослеживается в попытках вывести свои корни из друидического “Альбиона” и стремлению привязать свои ритуалы к фазам Луны, влияние “магии Хаоса” в общей картине мира и некоторых ритуалах, так же как и Телема. От учения Кроули взята теория эонов (впрочем, ее члены ONA могли позаимствовать и у ЛаВея, так же как и символику, и некоторые идеи). Почитание традиционными сатанистами наряду с Сатаной женского божества “Темной Матери Бафомет” находит параллели как с викканским почитанием Богини, так и с кроулианской “Госпожой Бабалон”, а также с Путем Левой Руки пропагандируемым храмом Сета с его аппеляциями к Кали и Лилит. Естественно не обошлось здесь и без Лавкрафта, одна из статей ONA, так и называется “Лавкрафт и Темные боги”. Правда, сатанисты тут пытаются представить дело так, будто: “Лавкрафт, частично зная древнюю традицию Темных Богов, драматизировал и исказил ее в целом. Частично это было искажено литературно, частично - потому что Лавкрафт не мог видеть по ту сторону Бездны, где противоположности бессмысленны. Но большинство искажений возникло, потому что Лавкрафт имел доступ только к части Традиции, через его собственные оккультные исследования и иногда неподходящие эксперименты с контролем сна… Мифы Ктулху похожи на подлинную традицию Темных Богов, из которой они произошли, настолько, насколько ель похожа на дуб”. Однако я все же склоняюсь к мысли, что это ONA использовала образы Лавкрафта в ходе создания собственной идеологии (впрочем, ONA здесь неоригинальна: Зина Шрек в одном из своих интервью тоже говорила, что “Храм Сета” изучает “философию Кроули и Лавкрафта”, а Diabolus Rex вообще считал, что “Лавкрафт был, возможно, невольным, но все же подлинным пророком Темных богов”). В то же время я не исключаю и того, что в ONA влились и какие-то старые сатанинские группы, которые, как было показано в предыдущих главах, всегда существовали в Европе и Америке. Ричард Кавендиш в своей книге “Магия Запада” пишет, что: “В 1950-х годах встречались сообщения о Черных мессах в Италии, а в 1963 году многочисленные случаи черной магии наводнили Англию. Алтарь церкви в Сассексе пришлось заново освящать после того, как там видели четверых мужчин, совершавших в церкви странные ритуалы и, вероятно, пытавшихся вызвать злых духов”. 130 Сатанинская хроника Весьма вероятным представляется и то, что именно тогда “старые” сатанинские группы пропитывались всеми теми идеями, которые мы упомянули выше, что в конечном итоге стало толчком к созданию ONA. Тем более что у них существует ритуал “Черной Мессы”, включающий “отречение от Христа”. Вообще в отношении христианства ONA занимает довольно жесткую позицию: одобряет сожжение храмов, их ритуалы включают в себя осквернение христианских святынь, своих адептов ONA настраивает на долгое и упорное противостояние белосветникам (при этом призывает содействовать исламскому терроризму). Это кстати стало и еще одним аспектом поставившим четкую грань между ONA и американским сатанизмом: “экстремизм” британских сатанистов резко отличает их от конформистки-законопослушных “Церкви Сатаны” и “Храма Сета”. Если упомянутые организации всячески отмежевывались от своих предшественников, то практики ONA живо напомнили всем именно традиционные ритуалы Средних веков - разве что без убийства младенцев. Черная месса ладно, но ONA пропагандирует кровавые жертвоприношения, упорно отвергаемых американским сатанизмом. Другими ее характерными чертами является пропаганда национал-социализма - у ONA существует так называемая “Месса ереси” сопровождаемая восхвалением фюрера с его портретом и “Майн Кампф” на сатанинском алтаре. Для ONA национал-социализм: “…средство, которым мир может быть изменен к лучшему и, таким образом, ключевой элемент в эонической стратегии. Это хранит дух Запада в его наиболее развитом состоянии и несет большой потенциал для человеческого развития и установления того, что было названо Новым Эоном”. В то же время ONA рассматривает расизм не столько как цель, сколько как средство: “С сатанинской точки зрения, это является тактикой для достижения сатанинских целей через Фаустовскую/Западную/Прометеевскую/Сатанинскую цивилизацию. В этот момент времени лишь эта цивилизация с ее технологией является способной к достижению цели колонизации космоса. Эта технология должна поддерживаться чувством исследования среди большинства. Таким образом, Сатанизм может поддерживать как часть своей зловещей стратегии те группы, которые выражают этот тип Империума. Например, движение крайне правого крыла наших дней. Они (сатанисты) поддерживают такие взгляды не потому, что они в это верят, а потому, что знают, что такие взгляды могут помочь их сатанинским целям, особенно противостоянию назарянской болезни духа. Таким образом, один выпад сатанинского действия в реальном мире (т.е. когда сатанинский Инициированный стремится дать доступ темным силам) в настоящее время это помощь созданию такой Империи и создание по всему миру условий, которые позволили бы ее целям быть выполненными... Однако, эта Империя не будет абсолютно агрессивной, стремящейся к уничтожению других, неевропейских рас. Скорее, она пыталась бы обезопасить свои структуры, настаивая на том, чтобы другие расы существовали на территории своего народа и затем, в конечном счете, создание Федерации таких народов для усиления цели космического исследования. Расизм - белый, черный или любой другой - это средство, тактика, используемая Сатанистами, чтобы достичь сначала Европейской Империи и затем Федерации сильных, независимых, расовых государств, чьей целью будет продолжение космической колонизации, начатой Империей. После этого наступит Новый Эон в реальности и возникнет множество других эонических цивилизаций, и, таким образом происходит достижение окончательной сатанинской цели”. Здесь стоит немного отойти от темы и сказать несколько слов о так называемом “оккультном нацизме” вообще и его взаимосвязи с сатанизмом в частности. Здесь стоит отметить, что к теме этой стоит подходить очень осторожно, потому что в ней причудливо 131 Сатанинская хроника переплелись реальные факты с псевдоисторическими мифами развивающих тему т. н. “эзотерических корней национал-социализма”, художественным вымыслом или теорией заговора, как правило, используется для создания мистической атмосферы вокруг всего, что связано с Третьим рейхом. Бесспорно, известно, что до прихода нацистов к власти партия финансировалась Обществом Туле основанном в 1918 году немецким оккультистом Рудольфом фон Зеботтендорфом как мюнхенская ветвь неоязыческого и националистического Германского ордена. Общество было названо в честь Ultima Thule дальней северной части земли, упоминаемой Вергилием в “Энеиде”, и под которой обычно понимают Скандинавию. Нацистские мистики заявляли, что это была столица древней Гипербореи. Существует свидетельства о непосредственном влиянии немецких оккультистов и примыкающих к ним неоязычников на нацистское и близкие ему движения. Ярким примером является арманизм, учение созданное австрийским поэтом и оккультистом Гвидо фон Листом, согласно которому арманизм являлся эзотерической частью древней германской религии, предполагавшей передачу своим адептам тайного знания, в отличие, от экзотерической части (одинизма). Несмотря на то, что после прихода НСДАП к власти многие оккультные общества были запрещены, а людей занимающихся или как-то связанных с оккультизмом арестовывали, нацисты все-таки продолжали иметь интерес к оккультным учениям и использовали их для своих целей, помогая деятельности некоторых оккультистов, которые были близки к нацистской идеологии. Так были поддержаны проекты Отто Рана по изучению движения катаров и поискам Святого Грааля, но самым крупным действием нацистов в этой области было создание Германом Виртом организации Аненербе. Долгое время с нацистами вел сотрудничество Карл Мария Вилигут, немецкий неоязычник, бесспорно повлиявший на оккультные настроения НСДАП и внесший в них языческие элементы. Это находит отражение в использовании нацистами рун, свастики и других языческих символов, а также в прочих элементах взятых из германо-скандинавской мифологии. СС, под крылом которых существовал Аненербе, пытались построить по принципу рыцарского ордена, наподобие тамплиеров, поэтому СС нередко называли “черным орденом”. Их резиденцией по образу и подобию замка Короля Артура стал Вевельсбург, замок в Вестфалии. В разное время с НСДАП и отдельно взятыми нацистами якобы контактировали, как Алистер Кроули и созданные им организации (ОТО, “Серебряная Звезда”, “Братство Сатурна”). Это реальные исторические факты, хотя достоверность иных из них также может быть поставлена под сомнение. Однако послевоенным писателям, фантастам и мистикам их было мало, и они увлеченно бросились искать новые свидетельства демонической природы Рейха. Самым известным произведением этого типа стало “Утро магов” французов Жак Бержье и Луи Повеля сведших всю историю Третьего рейха к оккультным обществам, демоническим культам и всякого рода безумным теориям, якобы имевшим решающее значение при принятии руководством Рейха тех или иных решений. Серьезные ученые естественно подобного рода “исследования” проигнорировали, но миф об “оккультном нацизме” уже был вброшен в массовое сознание. Именно с легкой руки Бержье и Повеля появилась фраза - “нацизм есть танковые дивизии плюс магия”. Эту идею подхватили мистически настроенные противники и сторонники нацизма. Самым ярким представителем последних стал чилийский дипломат, визионер и националсоциалист, один из так называемых эзотерических гитлеристов Мигель Серрано. Метафизической предпосылкой конспирологии Серрано является гностическое представление о Творении как о катастрофе. Серрано в начале Бытия полагает множество трансцендентных реальностей - Космических Яиц. После вторжения некоей Злой Силы одно из этих Яиц раскалывается, и из его сакральных энергий персонификация этой Злой Силы, Демиург, творит “психо-материальную” Вселенную. Она существует за счет плененных трансцендентных энергий - эонов. Одной из плененных сущностей была Герда, наша Земля, материализованный макрокосмический эон, плененная и 132 Сатанинская хроника замороженная Звезда. Микрокосмическим эоном был первочеловек Адам - еще одна жертва Демиурга. Изначально Адам пребывал на Северной Земле, в Гиперборее, позже его потомки расселились по всей земле. А сама Гиперборея в результате “переворачивания полюсов” стала не Северным, а Южным полярным материком, Антарктидой. Важнейшей фигурой космогонии Мигеля Серрано являются посланцы Вечерней и Утренней Звезды - Венеры, сверхчеловеческие эоны, дети Люцифера, пришедшие на помощь человеческим плененным эонам. Демиург постоянно стремится поймать в свои сети и Адама, и пришедших ему на помощь “сыновей Венеры” “люцеферитов”. Он делает все, чтобы “анимализировать” Адама, приблизить его к статусу животных. Ему это удается, и тогда происходит уплотнение этой некогда чисто психической формы: человек приобретает тело. Позднее Демиург хитростью вынуждает самих сверхчеловеческих посланцев Люцифера, “Павших Ангелов” (которые у Серрано не несут в себе никакой негативной нагрузки), смешаться с дочерьми Адама, человекаживотного. Так Демиург ловит в свои сети и людей, и сверхлюдей. Последним, наиболее успешным ходом Демиурга в антропологической сфере, было создание Големов, человекоподобных роботов, самых верных и безропотных своих слуг. Таким образом, мир превратился в арену борьбы между вырождающимися гиперборейцами (арийцами) и Демиургом. Согласно воззрениям Серрано, главным инструментом Демиурга являются евреи - те самые големы. Они владеют черной магией, и с ее помощью манипулируют всеми институтами земли, создавая рационально-механическое общество, чтобы помешать духовному совершенствованию арийцев. Общество Туле, а также их последователи, гитлеровское СС, стремились помешать упадку. В попытке победить демиурга, Гитлер сражался с бастионами еврейского могущества: коммунистической Советской империей, и либеральными демократиями Запада. По мнению Серрано военное поражение Третьего рейха является только внешним. На самом деле, Гитлер принял решение потратить свои силы во время войны на магические эксперименты, такие, как секретные контакты с Тибетом, дематериализация, разработку летающих тарелок, исследования в Арктике и Антарктике. Серрано верил, что Гитлер выжил после падения Берлина и перебрался в другое измерение. За недолгим внешним триумфом Демиурга и его големов-биороботов, после прихода Мессии-голема, грядет Последняя Битва. Адольф Гитлер вернется в окружении Последнего Батальона из Вальхаллы Героев, а с ним в земной мир ворвутся ангелические посланники “Несуществующего трансцендентного Яйца”. Это будет реализация полного освобождения всех пленников Демиурга: и сверхлюдей-арийцев, и “адамитов”, и материализованных планет (в частности, остывшей звезды Герды, Земли), и бога Сатурна, временно загнанного Демиургом в безысходные лабиринты “Вечного Возвращения Одного и Того же”. Это станет последним мигом истории, и с началом эпохи Водолея наступит конец Демиургу, а Световые Существа, пришедшие из Иного, вернутся к Великому Андрогинному Яйцу по ту сторону “гравитационной Вселенной”, которой больше не будет. Идеями Серрано, разумеется “оккультный нацизм” не исчерпывается, но мы и не ставим себе целью рассматривать все формы этого явления. И без того предельно демонизированный в западном обществе нацизм со всей своей символикой, эстетикой и идеологией стал мощным источником вдохновения для сатанинских групп начиная с ЛаВея. В “культ личности” созданный его последователями неизбежно вплетаются элементы ницшеанского почитания Силы и Власти. Бертон пишет: “Когда началась Вторая мировая война, у ЛаВея развился интерес к военному оружию, технике и обмундированию. Он часами просиживал в библиотеке, медитируя над текстами о военных кораблях, артиллерии и армиях”. В другом месте она пишет об отношении ЛаВея к музыке времен Третьего Рейха: 133 Сатанинская хроника “Существуют определенные реакции на пра-песню, универсальные для всех существ на очень примитивном уровне. Эта реакция восходит к животным, даже к растениям… Гитлер использовал такую универсальность в своих целях, когда вТретьем Рейхе играли возбуждающие марши. Музыка Герберта Виндта и других композиторов времен Второй мировой войны в Германии когда-нибудь будет оценена по достоинству, оценена как великая музыка”. В “Сатанинских ритуалах” ЛаВей пытается представить церемонию “Die Elektrischen Vorspiele” как берущую свое начало в оккультных ритуалах нацистов: “Немецкие общества Vril, Thule, Freunden von Lucifer, Germania и Ahnenerbe, поддерживая основной магический репертуар предшествовавших им Иллюминатов, стали тем, что вольно подлежит определению Schwarze Orden - Черный Орден, достигший наибольшего расцвета в период между двумя Мировыми войнами. Парадоксально, но хотя масонство стало анафемой при нацистском режиме, практически каждый обряд Черного Ордена использовал масонские принципы. Когда Die Elektrischen Vorspiele исполнялась в нацистской Германии, знамена и символы того времени служили неотъемлемой частью убранства помещения. Участники были облачены либо в униформу, либо в гражданское. Исполнялась соответствующая музыка: в начале, как правило, Morgentot, и в качестве завершающего гимна - Unsere Fahne Flattert uns Voran. Кроме этого может быть использована музыка Рихарда Вагнера”. Не чуждался нацисткой мистики и “Храм Сета”: в 1980-е годы, когда на территории замка Вевельсбург открылся музей, руководитель “Храма Сета” Майкл Аквино провел там оккультную церемонию. Если это и легенда, то весьма показательная, так как раскрывает стремление использовать неонацистский оккультный миф для развития собственной идеологии. Забавно об этом выразилась Пегги Надрамиа: “Вы уже - Сатанист, самое злое существо, которое можно когда-либо вообразить. Какого черта Вы боитесь, что они называют Вас еще и нацистом? Нацизм пугает людей. Сатана пугает людей. Некоторым Сатанистам нравится пугать людей, таким образом, они одеваются нацистским способом и весело проводят время”. Как и ранее, на формирование идеологии сатанизма огромное влияние оказывали всевозможные изменения в культурной сфере. Если раньше это были философия и литература, то в XX веке к ним добавился и кинематограф. Тот же ЛаВей недаром говорил о том, что со времен “Черной мессы” в Париже, выход на экраны фильма “Ребенок Розмари” стал самым удачным коммерческим успехом сатанизма. Несмотря на это, явно преувеличенное мнение, роль фильмов обыгрывающих сатанинскую и околосатанинскую тематику не стоит недооценивать (как впрочем, и переоценивать тоже). Каждый такой фильм заслуживает внимания ровно в той степени, в которой он является темным произведением, открывающим еще один нетривиальный взгляд на “мир демонический”. Сатанинские образы и символы отчасти способствовали и появлению новых явлений в культурной жизни Запада, зародившийся в начале 1970-х годах “heavy metal” как жанр рок-музыки быстро породил и массу ответвлений, стремительно превращавшихся в относительно самостоятельные жанры. Так называемая “Новая Волна Британского Хеви-Метала” сформировавшаяся в конце 1970 - начале 1980-х годов, резко изменила эстетику “металлической музыки”: группы пели о войне, Апокалипсисе, смерти и “ужасах”, устраивали на концертах хоррор-шоу (эталоном стал Эдди - зомби-талисман Iron Maiden), рисовали вызывающие обложки альбомов с черепами и дьяволами. На гребне Новой Волны обрела свою популярность и группа “Venom” считающаяся прародительницей блэк-метала. Группы работающие в этом жанре сочетают как 134 Сатанинская хроника сатанинские и так и “оккультно-нацистские”, неоязыческие мотивы. Распространенной тематикой являются сатанизм, оккультизм, а также нигилизм, война, мизантропия, ненависть. Огромное внимание уделяется скандинавской мифологии, культуре и письменности скандинавов, их фольклору (ввиду наибольшего вклада в становление жанра норвежцев во время второй и третьей “волны” блэк-металла). Многие группы, естественно преследуют коммерческие цели, но в то же время их музыка уже сама по себе оказывает определенное влияние на подрастающее поколение, влияние не всегда благотворное, но в тоже время определенным образом подталкивающее молодежь к сатанизму. Иные из блэкеров (как впрочем, и других металлистов) заявляют о своей принадлежности к тем или иным сатанинским или оккультным орденам, причем порой трудно определить, что здесь является первичным - то ли увлечение сатанинскими идеями влияет на тематику творчества той или иной группы, либо наоборот: сама тематика песен подталкивает их поклонников и исполнителей к созданию сатанинских организаций (многие из которых, впрочем, вполне возможно, существуют только в виде деклараций в Интернете). Идеология подобных организаций, как правило, являет собой крутой коктейль из дьяволопоклонничества, язычества самых разных народов, зачастую оккультного нацизма. Особое место занимает так называемый “темный гностицизм”: когда творение мира опять-таки рассматривается как катастрофа, нарушение изначального совершенства Тьмы и Хаоса. Наиболее четко подобные идеи формулирует скандинавский MLO (Misanthropic Luciferian Order) рассматривающий Вселенную как: “…создание глупца-демиурга, тюрьму, в которой заключены те, в ком есть Черное пламя, частица первозданного Хаоса. Черное Пламя - это предкосмический, несозданный дух и сила, которая пылает внутри просвещенных и сильных, сила, которая заставляет их искать пути назад в многомерный Хаос, который есть начало всего. Самой главной целью MLO является освобождение внутреннего Черного Пламени, через преодоление ограничений времени и пространства замкнутого космоса. MLO рассматривает Сатану, Люцифера, Сета, Апепа, Кингу, Тифона, Аримана, Самаэля, Ангра-Майнью, Сурта, Локи, Дьявола и Шайтана, как имена, обозначающие движущую силу ярящегося Хаоса, которая противодействует и борется против демиурга и космического порядка”. Особое внимание MLO уделяет египетской и вавилонской космогонии, в частности фигуре вавилонской Богине Хаоса Тиамат. По-своему интерпретируя вавилонский космогонический миф о ее убийстве богом Мардуком, “антикосмические сатанисты” считают, что в свое время богиня воскреснет и одержит окончательную победу над демиургом: “Ярость Дракона Хаоса уничтожит смутьянов и их грязное порождение, МатьДракон Тиамат восстанет из сна смерти. Первородная тьма и тишина вновь распространится повсюду”. В соответствии с вавилонской космогонией они интерпретируют Черное Пламя, как “Кровь Кингу” - убитого Мардуком предводителя воинства Тиамат, из крови которого смешанной с глиной и были сотворены люди. По мнению сатанистов MLO тем самым демиург заложил и основы собственной гибели, поскольку “Кровь Кингу”, она же Черное Пламя рано или поздно пробудится в избранной сатанинской элите, которая и осуществит решающий шаг по допущению в мир энергий Хаоса. Похожие идеи проскальзывают, кстати, и в творчестве шведской группы “Терион”, в частности в их песне “Кровь Кингу”, где есть такие строки: “Кингу - предводитель орд хаоса, дерущийся за Тиамат, ту, что носит землю и небосвод… Кингу, твоя кровь бьется в сердцах людей… Древние демоны... они возвращаются. Кровь Кингу... отопрет им двери”. Не знаю, кто на кого здесь повлиял, или сатанинский орден и рок-группа черпали вдохновение из одного источника, но сходство образов, на мой взгляд, налицо. К слову сказать, шумерская мифология оказывается довольно популярной у многих сатанинских и неосатанинских групп: так предпринимается ряд попыток возвести к ней и 135 Сатанинская хроника уже многократно упоминавшиеся здесь “Мифы Ктулху”. Уже увидели свет несколько версий “подлинного Некрономикона”, где более-менее удачно предпринимаются попытки связать шумерский пантеон с “Великими Древними”. Вслед за ним на свет появляются “подлинники” других “черных книг” - из рассказов и повестей того же Лавкрафта, а также Роберта Говарда, Роберта Блоха и других писателей ужасов. В подражание им появляются и оригинальные творения, вроде небезызвестной “Книги Аппина”. Содержание их представляет собой своеобразную смесь “мифов Ктулху”, представлений средневековых демонологов и язычества, изобилует описанием “страшных ритуалов” и фантастической истории Земли основанной на рассказах об Атлантиде, Лемурии и дочеловеческих расах. Все это, несмотря на свою явную подложность, при правильном понимании может оказывать некоторое позитивное влияние на развитие сатанизма, если не воспринимать написанное за чистую монету, а скорее как своеобразную сатанинскую “ролевую игру”, призванную использовать определенные образы и символы для того, чтобы открыть новые пути к познанию Темных Богов. Как мы видим, современный сатанизм является довольно сложным и противоречивым явлением, на которое к тому же оказывает влияние самые различные тенденции. В то же время мы видим, что недрах этой разношерстной совокупности идей и концепций, тем не менее, выкристаллизовываются основные идеи Традиции: о личностном понимании Темного бога, первичной Тьме, жертвоприношениях как средстве самосовершенствования, идея самообожествления и так далее. Более того, уже существуют организации (хотя бы виртуально) в целом придерживающиеся именно традиционного сатанизма. И даже в тех сатанинских группах, которые исповедуют атеистическое понимание Сатаны, наиболее последовательные индивидуумы так или иначе приходят к его личностному пониманию, то есть опять-таки к Традиции. В то же время это понимание разрознено, расплывчато, недосказано, отягощено грузом идеологических наслоений, порой в корне противоречащих сатанизму. О том, возможно ли преодолеть эти недостатки и каковы вообще перспективы развития сатанизма в будущем, мы поговорим в следующей главе. Глава XII Сатанинская футурология В XXI веке сатанизм получил лучшие условия для развития, нежели в предыдущие столетия. В Европе и Америке вполне легально существуют сатанинские организации, все кто интересуется сатанизмом, имеют вполне легальную возможность приобрести ту или иную сатанинскую литературу, пусть даже “Сатанинскую Библию”, а так же периодические издания, выпускаемые как самими организациями, так и отдельными энтузиастами: “The Cloven Hoof”, ”Scroll of Set”, “The Watcher” и другие. Во многих странах Запада сатанисты могут пусть и эпизодически, но все-таки высказывать свои взгляды через прессу и на телевидении. Складывается некоторая международная “сатанинская субкультура” включившая в себя как собственно сатанистов (членов сатанинских организаций и одиночек), еще и творчество ряда групп (по преимуществу блэкметаллических, но не только). Определенное влияние на становление сатанизма оказывают литература и кинематограф, в особенности те направления, которые, так или иначе, эксплуатируют “темную” тематику. Благодаря Интернету появляются связи между сатанистами разных стран и континентов, происходит обмен идеями, порой даже создаются совместные проекты. Наконец появляется возможность пропагандировать свою идеологию посредством углубления контактов с некоторыми течениями идейно либо эстетически близкими сатанизму - готами, некоторыми направлениями неоязычества, приверженцами иных экзотических культов и оккультных учений. 136 Сатанинская хроника Это, безусловно, прогресс по сравнению с прошедшими столетиями. Однако существует и масса факторов тормозящих дальнейшее развитие сатанизма, не дающих ему возвысится над статусом маргинальной тусовки интересной исключительно себе самой да белосветным ортодоксам как универсальное пугало для обывателей. Современный сатанизм аморфен и раздроблен как в организационном, так и в идейном плане: среди сатанистов нет согласия ни по поводу понимания Сатаны - личностного или безличностного, ни по поводу отношения к социуму (колеблясь от радикального экстремизма до столь же радикального конформизма) ни по многим другим вопросам. Нет даже понимания того, что такое из себя собственно представляет сатанизм - религию или что-то еще. Существует, конечно, определенный набор идей, в той или иной степени разделяемых подавляющим большинством сатанистов - ницшеанское почитание силы и власти, стремление к свободе, независимости от общественных стереотипов, имморальность и так далее и тому подобное. На этом, как правило, все и заканчивается: сатанизм никогда не обладал более-менее серьезной “философской платформой”. Не обладает он ей и сейчас: считать таковой “философской платформой” компиляцию ЛаВея, или тексты ONA конечно нельзя. В самом лучшем случае это можно назвать философской мыслью. К сожалению, сатанисты прикладывают на удивление мало усилий для того, чтобы изменить это положение вещей - с гораздо большим усердием они занимаются выяснением отношений между собой. Не успев сформироваться как сколь нибудь заметное культурное (хотя бы!) или религиозное явление они погрязают в бесконечных разборках, взаимных претензиях и тому подобных занятиях, затраченное на которые время можно было бы с большей пользой обратить на что-нибудь другое. Известное выражение об “истине, которая рождается в споре” не лишено определенного смысла, но только в тех случаях, когда обе стороны действительно заинтересованы в выяснении этой самой истины. Когда же спор идет ради спора, когда личные мотивы прикрываются идеологическими разногласиями - конструктивной такую полемику никак не назовешь. Очень хорошо это видно на примере “Храма Сета” и “Церкви Сатаны”, когда взаимные обвинения Бланш Бертон и Зины Шрек (урожденной ЛаВей) превратились в эдакую сатанинскую “Санта-Барбару”. Разумеется, подобных проблем в будущем вряд ли удастся избежать, но здесь мы не видим даже попыток поиска консенсуса, что, несомненно, вредит имиджу не только двух указанных организаций, но и всего сатанизма в целом. Одно дело, когда сатанистов считают представителями пусть “злого”, но все-таки достаточно могущественного темного божества, носителями некоей мировоззренческой системы, пусть аморальной и бесчеловечной с точки зрения белосветника. И совсем другое, когда их представляют в виде клоунов, использующих сатанинскую атрибутику и фразеологию для того, чтобы одурачивать кучку лохов, которых к тому же они никак не могут поделить между собой. Идеологический разнобой мнений превращает сатанизм в чрезвычайно разболтанное учение (если тут вообще уместно это слово) шарахающееся то в неосатанизмматериалистически-гедонистической выхолащивающее само понятие Сатаны, превращающейся некий абстрактный символ условной “человеческой природы” - по сути природы того, кто назвал себя сатанистом и решил, что этого ему достаточно. Понятно, что для всех кто более или менее серьезно относился к Сатане и сатанизму, подобное отношение было неприемлемым - так появился сначала “Храм Сета”, а потом и организации подобные ONA и MLO. Впрочем, последние справедливо критикуя все, что связано с атеистически-эгоцентристским пониманием Сатанизма, в то же время отвергают все позитивные наработки появившиеся той же “Церкви Сатаны”. Вернее отвергают открыто - само по себе заимствование видно достаточно четко. Кроме того, зачастую такие сатанисты ударяются в другую крайность - “духовность”, “гностицизм”, ненависть к 137 Сатанинская хроника материи и сформированному ею миру. Такого рода идеологические выверты еще больше ослабляют и разъединяют различные течения сатанизма. Еще одним водоразделом стало для сатанистов отношение к обществу и культуре, в которой они живут. Неосатанисты в целом придерживаются конформистского подхода к этому самому обществу и стараются как-то не очень выходить за рамки общепринятых моральных норм. Вернее они стараются идти в ногу со временем: сатанинские обряды включающие ритуальный секс хоть и шокируют еще впечатлительную публику, но в целом являются прямым следствием так называемой сексуальной революции (сравните время зарождения на западе этого явления и дату основания “Церкви Сатаны”). Разве что принципы этой самой “революции” были им доведены до логического развития и преподнесены в “дьявольском” антураже. А вот многие из тех принципов, которые из века в век считались неотъемлемой частью темных культов - то же кровавое жертвоприношение, к примеру - отвергается напрочь. Весь опыт своих предшественников - от демонических культов язычества до Алистера Кроули, по сути, сливается из-за боязни показать себя чересчур “экстремистскими”. С другой стороны, организации проповедующие тот самый “традиционный сатанизм” и являющиеся сторонниками жертвоприношений, выступают со слишком уж “ортодоксальных” позиций - сейчас всетаки не XVII век и иные из чересчур радикальных высказываний той же ONA могут расцениваться (и расцениваются!) как махровая провокация. И безличностный и традиционный сатанизм порой проявляют известную симпатию к различным экстремистским группам. Причем идеологически эти группы могут как совпадать с сатанизмом по каким-то пунктам (приверженность к ницшеанству и неоязычеству у части ультраправых, антиклерикализм у леваков), так и резко противоречить ему, в частности ONA, пропагандирует (или, во всяком случае, пропагандировало) сотрудничество даже с исламскими террористами. Причины такой идеологической неразборчивости в принципе ясны: террористы внушают страх, экстремисты восстают против основ существования современного западного общества, а разве Сатана не ассоциировался всегда со страхом и бунтом. И именно эта их способность внушать страх на самом деле оказывается весьма притягательной для сатанистов. Нацисты внушают страх. Террористы внушают страх. И, как и следует ожидать, сатанисты начинают ассоциировать себя с ними - уже по той простой причине, что они обладают максимальной приближенностью к этому самому источнику страха. Вернее теоретически должны обладать - на практике, как мы уже говорили, сатанисты сейчас внушают страх разве что немногочисленной категории обывателей - потребителей белосветных страшилок из “желтой прессы”. И этот печальный факт сейчас показывает реальную степень приближенности сатанистов к собственно Сатане. Доходит до того, что люди вроде как называющие себя сатанистами, в своем стремлении внушать страх начинают все теснее сотрудничать, к примеру, с теми же ультраправыми, в чем само по себе и нет ничего плохого, до тех пор, пока не выясняется, что и сама по себе уже идеология этих “временных союзников” становится для сатаниста чем-то более важным, чем собственно сам сатанизм. Примеры известны, хотя бы на примере некоторых российских неосатанистов. Справедливости ради следует отметить, что подобные тенденции характерны как раз для тех, кто считает Сатану архетипом или эгрегором проявления которого можно увидеть где угодно и в чем угодно - было бы желание и хорошо подвешенный язык. Это лишний раз подтверждает аморфность и расплывчатость идеологии “нео”, их неспособность противостоять хотя бы идейно (о большем, я пока и не говорю) любому противнику с более ясной и четко выстроенной идеологией. У ONA также поддерживающей нацизм, таких проблем не возникает, хотя бы потому, что они четко и ясно представляют ради чего, а вернее во имя Кого они оказывают такую 138 Сатанинская хроника поддержку. Это все, на мой взгляд, лишний раз свидетельствует о том, что понимание Сатаны может быть только личностным, любой другой взгляд на Темного бога бесплоден и бесперспективен. Впрочем, об этом немало говорилось в предыдущей главе этой книги. Ну, о проблемах сатанизма как такового уже было сказано и без меня. А что происходит в собственно той среде, которая породила его? В первой главе этой книге я уже доказывал, что сатанизм как таковой является формой Левого пути зародившимся в рамках европейской цивилизации. А значит, его дальнейшая судьба будет тесно увязана именно с дальнейшей судьбой Запада. А ему вот уже все последнее столетие пророчат очень невеселое будущее. Проблемы современной европейской цивилизации общеизвестны, остановимся лишь вкратце на основных из них: 1. Демографический упадок Запада. Население Земли удвоилось за последние сорок лет, достигнув шести миллиардов, но население западных стран не увеличилось. Расчеты показывают, что в 2050 году западные народы будут составлять лишь 10 процентов населения земного шара, причем одну треть будут составлять престарелые возрастом более 60 лет. Считается, что только для простого сохранения статус-кво для населения той или иной страны требуется уровень рождаемости в 2,1 ребенка на одну женщину. Из всех стран Запада этому показателю более-менее отвечает только США - 2,07. В Ирландии этот показатель составляет 1,87, в Австралии - 1,76. В Европейских странах все гораздо хуже Германия и Италия - 1,2, Испания -1,1. В тоже время в Третьем мире этот показатель значительно выше: Сомали - 6,1, в Нигерии - 6,83, в Афганистане - 6,78, в Йемене - 6,75. Конечно, уровень рождаемости там существенно уравновешивается и ужасающей детской смертностью, но из этой смертельной петли находится вполне логичный выход иммиграция туда, где жизнь лучше. 2. Это является второй проблемой современного Запада - легальная и нелегальная иммиграция из Азии, Африки и Латинской Америки. Только между 1993 и 1994 годом численность одних только незаконных иммигрантов в ЕС увеличилась в десять раз. В одном только 2000 Британия приняла 185 тысяч иммигрантов. К концу XXI века по ряду прогнозов они станут большинством в Лондоне. По минимальным оценкам мусульмане составляют три миллиона в Германии, два миллиона во Франции, миллион в Британии и 750 тысяч в Италии. В США идет массовая миграция мексиканцев и азиатов, планируется, что уже к середине XXI века белые превратятся в национальное меньшинство в Америке. 3. Образование - о снижении образовательного уровня в США и ЕС, о падении качества знаний выпускников западных вузов сегодня пишет любой мало-мальски серьезный исследователь. В США - схожие проблемы - своего пика подготовка инженернотехнических специалистов в США достигла в 1985 году, а за последующие 20 лет она упала на 20 процентов. Многие американцы предпочитают получать коммерческое, финансовое и юридическое образование вместо технического. Крупные компании выносят свои исследовательские центры за границы США, сокращаются ассигнования на исследования и научные разработки. 4. Ухудшение здоровья - в 2001 году эксперты Всемирной организации здравоохранения опубликовали шокирующие результаты исследований. Оказывается за последние полвека в США и Западной Европе лавинообразно растет доля больных теми или иными формами наследственных заболеваний. Причем в самых богатых и обеспеченных странах. Примерно к 2060 году их будет подавляющее большинство, что фактически означает вырождение. 139 Сатанинская хроника 5. Сепаратизм. Усиливается национальное самосознание у отдельных регионов европейских государств. Шотландия в Британии, Корсика и Бретань во Франции, Страна Басков и Каталония в Испании, Северная Италия - вот далеко не полный перечень регионов в Европе которые все громче заявляют о своем стремлении к созданию собственной полноценной государственности. Существуют сепартисткие устремления и в Канаде, где хочет отделиться франкоязычный Квебек и в самих США, где живы воспоминания о Конфедерации Южных Штатов и “Республике Техас”, а на Аляске существует собственная “Партия Независимости”. Все это грозит крахом современным государствам Запада. Ну и так далее. При желании можно поискать еще какие-нибудь примеры, но картина и без того получается невеселая. Правда стоит все-таки вспомнить, что все это - только прогнозы, а не пророчества. А значит, как и любой прогноз, он может содержать ошибки, неточности и вообще быть ложным от начала и до конца. Смерть Запада начали пророчить не вчера и не сегодня, однако Западная цивилизация все еще существует и, более того, пока еще считается самой развитой во всем мире, а самая могущественная страна этой цивилизации до сих пор является еще единственной сверхдержавой планеты. Если брать все “угрозы Западу” по отдельности, то мы увидим, что европейская цивилизация уже неоднократно испытывала и не такие кризисы в своей истории. В ее истории уже была чудовищная депопуляция вызванная Великой чумой XV века, азиатские и африканские пришельцы владели большей частью Пиренейского полуострова, Марсель был базой сарацинских пиратов, а турки стояли под стенами Вены. Европа уже была раздроблена на множество независимых государств, среди которых были и “Королевство Шотландия” и “Великое герцогство Бретонское” и много кто еще. Причем нередко все эти проблемы накладывались одна на другую, как и сейчас, впрочем. Главная беда Европы не в том, что все эти проблемы нерешаемы, а в том, что не у кого не хватает духу их решать. Европа поражена тяжким кризисом, корни которого в том, что у них просто-напросто НЕТ идеи, которую они могли бы отстаивать перед натиском агрессивно настроенных чужаков воодушевленных собственной фанатичной религией. Из самой Европы подобный настрой улетучился - в ней владычествует пацифизм, политкорректность и вялый гуманизм. Американский консерватор Патрик Бьюкенен в своей нашумевшей книге “Смерть Запада” пишет так: “Что-то жизненное важное ушло из Европы. Некогда западные нации были готовы приносить жертвы за “прах предков и за храмы своих богов”. Но европейцы сегодня, более богатые и многочисленные чем раньше, не готовы приносить подобные жертвы. Время Европы ушло… Что предлагается американцам защищать в Европе? Христианство? Оно мертво. Западную цивилизацию? Но европейцы своими решениями сами обрекли себя на исчезновение к двадцать второму веку”. Не менее мрачно оценивает Бьюкенен и перспективы самой Америки: он не жалеет красок, чтобы живописать все ужасы которые в перспективе приведут к краху США. Здесь и отрицание авторитета родителей, школы и общественных институтов, всеобщий промискуитет - беспорядочные сексуальные отношения, связанные с появлением контрацептивов, жизнь “для себя”, жажда зрелищ и развлечений, “война против детей”, мешающих воспринимать радости материального существования, аборты, гомосексуальные связи, высмеивание христианства и гражданского долга. Вместо духовного смысла - карьера и деньги, вместо семьи - неограниченный секс и “свободное существование”, вместо священной жизни “дарованной богом” - наркотики и эвтаназия. Рецепт спасения нации по Бьюкенену типичен для американского консерватора: возрождение истинного протестантизма, новый крестовый поход, за возвращение белых американцев к патриархальным ценностям общества и семьи. Поставьте вместо “протестантизма” слово “православие” и мы получим зеркальное отражение рецепта спасения России, который будут предлагать различные православные патриоты. Вот 140 Сатанинская хроника только захочет ли Запад вернуться к тому самому религиозному мракобесию, из которого он вылезал в течение последних трех или четырех столетий? В мир, где вся жизнь человека регламентируется библейскими заповедями, где женщина - “дочь греха”, где научные открытия являются “богомерзкими” (отголоски такого отношения мы видим в непримиримом отношении христианских ортодоксов к клонированию человека), а за неосторожно сказанное в адрес церкви слово можно было угодить и на костер. Иными словами, готовы ли европейцы уподобиться своим главным цивилизационным оппонентам - мусульманам? Спасение Запада не может прийти от возвращения к христианской морали еще и по той причине, что и сам Запад может оказаться ненужным христианству. Уже в скором будущем центр тяжести этой мировой религии может быть перенесен из Европы и Северной Америки в совсем другие регионы. В 2005 году в мире жило около двух миллиардов христиан. Наибольшее их число - 560 миллионов человек живет в Европе, 480 миллионов - в Латинской Америке, 360 миллионов - в Африке и 260 миллионов - в Северной Америке. Но уже в 2025 году, когда в мире будет 2,6 миллиарда христиан, 633 миллиона из них будут жить в Африке, 640 миллионов - в Латинской Америке, 460 миллионов - в Азии. Европа с 555 миллионами опустится на третье место. В 2050 году белые христиане (неиспанского происхождения) составят только одну пятую от общего числа в три миллиарда христиан в мире. Это реальные тенденции и их уже чувствуют в Третьем мире. Когда в 1998 году отмечалась пятидесятая годовщина создания Мирового совета церквей, то всемирная конференция была проведена в Зимбабве. Напомним кстати, что в это стране до сих пор черное большинство осуществляет политику настоящего террора по отношению к белым поселенцам - видимо не очень-то мешает черным расистам их единоверие с потомками европейских колонистов. Очевидно, что водораздел проходит отнюдь не по религиозному признаку. А уж совершенно жуткие преступления фундаменталистской секты “Армия сопротивления Бога” в Уганде наглядно демонстрируют, что христианский фанатизм еще рано списывать в архив. Кенийский исследователь Дж. Мбути приходит к выводу, что “университетские церковные центры находятся уже не в Женеве, не в Риме, Афинах, Париже, Лондоне или Нью-Йорке, а в Киншасе, Буэнос-Айресе, Аддис-Абебе и Маниле”. Напомним, что это Кения - страна, где в 1960-е годы зверствовали отряды “мау-мау” - еще одни “борцы против колониализма”. К слову, говоря, православный миссионерско-просветительский журнал “Собрание” не так давно поделился следующими откровениями: “Православная Церковь прошла вместе с народами Африки всеми дорогами ушедшего века. Лидеры православных общин одновременно были деятелями антиколониального движения. В 1952-56 годах, когда народ кикуйю начал войну против англичан, известную как восстание мау-мау, только Православная Церковь поддержала лесных партизан, стяжав репутацию Церкви Ухуру (т.е. свободной). Ответом колонизаторов стали разрушенные православные храмы и концлагеря, а Кенийская Голгофа встала на небесах по соседству с Русской”. Точно также католические миссионеры поддерживали черных террористов борьбе против европейских властей. Но это все понятно и объяснимо: христианство не привязано ни к нации, ни к расе, ни даже как выяснилось к конкретной цивилизации. Уже сейчас в Африке и Латинской Америке готовится резерв этого мракобесия, который и будет противостоять исламу в грядущих религиозных войнах. В 2050 году в указанных регионах будет жить 66 процентов всех католиков. Если Римским папой станет мексиканец, филлипинец или негр - католицизму от этого хуже не будет. Наоборот он даже предпочтет религиозное население стран Третьего мира как свою основную паству, взамен слишком просвещенной и секулярной Европе, которую “Святой престол” с легкостью спишет в 141 Сатанинская хроника архив. То же самое можно будет сказать и про православные церкви, да и про протестантов, ведь даже знаменитый борец за равноправие американских негров Мартин Лютер Кинг был баптистским проповедником. Сейчас правда все большее число афроамериканцев в США принимает ислам, как идеологию “освобождения”. Так что в недалеком будущем, когда белые перестанут быть большинством в Америке, там возгорится очередная священная война между католиками-мексиканцами и мусульманами-афроамериканцами. Для западной цивилизацию, что те, что другие - это выбор между плахой и гильотиной. Нам все время хотят представить возможное будущее Запада как некую вилку. Или-или: либо мобилизация, решительное противостояние чужакам и сохранение западной идентичности ценой погружения в самое что ни на есть средневековое мракобесие с обряжением женщин в пуританские чепчики и преследованием за религиозное инакомыслие. Либо сохранить свободный дух последних десятилетий, с их либеральными нравами, сексуальными и религиозными свободами, но при этом медленно вымирать, оставляя свою землю агрессивным в своей фанатичности пришельцам, покорно склоняя голову под кривой мусульманский ятаган. Является ли такая вилка неизбежной? Я думаю, нет: Западу нужна совершенно новая идеология, которая бы в корне отличалась и от квазисредневекового религиозного консерватизма и от современного либеральнополиткорректно-социалистического идейного винегрета. Идеология одновременно и противостоящая обеим ипостасям европейской цивилизации (консервативной и либеральной) и в то же время объединяющая их. Воинственное учение, которое вольет новую кровь в жилы угасающего Запада. Ученые, ведущие самые дерзкие и подчас шокирующие научные исследования, результаты которых кладутся в основу разработок самого ужасающего и разрушительного оружия которое политики, не отягощенные либерально-политкорректными комплексами не колеблясь, обрушат на врагов Запада. Общество, в котором женщина может выйти на улицу не то что в мини-юбке, а хоть голой и это будет считаться в порядке вещей, так же как и смертная казнь для любого выродка поднявшего на нее руку, только потому, что по его дикарским “понятиям” такая женщина считается “распутной”. Идеология во главу угла ставящая человека во всем многообразии его природы и всячески поощряющая его развитие как личности, и в то же время воскрешающая старинные принципы - “око за око” и “выживает сильнейший”. Иными словами, мы говорим об идеологии, основанной на тех же принципах, как и те которые в настоящее время отстаивает сатанизм. К слову сказать, что в отличие от всех так называемых “мировых религий” сатанизм является чисто западным порождением. То есть можно сказать, что это и есть самая что ни на есть исконная религия европейской цивилизации (особенно если отсчитывать ее начало от античности). Именно основные этапы становления этой цивилизации оказывали прямое воздействие на формирование сатанинского мировоззрения. Это кстати чувствуют и современные сатанинские организации - как традиционного толка, так и “нео”. Уже в “Тайной жизни сатаниста” Бланш Бартон описывает ЛаВея как стойкого поклонника западной культуры образца 1930-х годов, ярого противника левацко-пацифистской идеологии хиппи (“психоделических паразитов”, как их называл ЛаВей) и ярого милитариста, весьма симпатизирующего американской армии. С почтением относится к воинским доблестям своего народа и ONA, правда демонстрирует это в несколько негативном контексте. В статье “Отбор - руководство к жертвоприношению” демонстрируется типичный “пример современных отбросов, которых современное общество производит в обильности” - люди ни на что не годные окромя жертвоприношения, по мнению сатанистов ONA. Его определяют в следующих категориях: “Слабохарактерный молодой мужчина (никакой самодисциплины, примитивный мужлан) проводит свое время, крадя автомобили и совершая мелкие преступления. Он живет на 142 Сатанинская хроника социальном обеспечении и презирает почти каждого, что он показывает своим неотесанным поведением, когда он с друзьями конечно, так как он слишком слаб и труслив, чтобы делать что-нибудь его провоцирующее… Некоторое время спустя этот мужлан и некоторые другие врывается в дом пожилого, слепого мужчины. Мужчина пытается остановить их, но этот разгневанный мужлан избивает старика до потери сознания. Пожилой человек был ветераном Первой Мировой Войны 1914-1918 годов, на которой получил несколько медалей за храбрость. После этого избиения мужлан гордится собой и мнит себя весьма крутым”. Иными словам четко показано противопоставление качественного и некачественного с точки зрения ONA, человеческого материала, причем именно к качественному относится тот, человек который прямо таки воплощает в себе воинскую доблесть Британской империи. Впрочем, упоминаний о “защите Запада” у ONA предостаточно и так: как-никак европейская цивилизация считается ими той самой “эонической цивилизацией”, которая хранит в себе потенциал для создания новой Галактической империи, которая будет представлять собой воплощенное царство Темных богов. Впрочем, об этом уже достаточно говорилось в предыдущей главе этой книги. В то же время никак нельзя списывать со счетов и тот факт, что сатанизм формировался в условиях жесточайшего прессинга со стороны светских и духовных властей Европы. Более-менее открытое почитание Темного бога стало возможным только благодаря общему ослаблению традиционной той самой европейской морали, утрату которой Патрик Бьюкенен напрямую связывает с современным упадком Запада. В этом и состоит парадокс сатанизма - он являет собой плоть от плоти от традиционной западной культуры и в то же время находится по отношению к ней в определенной оппозиции. Впрочем, никакой другой альтернативы нет - если западная цивилизация будет задавлена исламским миром (а пока это наиболее вероятный претендент на роль “могильщика Европы”), то сатанистам будет очень несладко: мало того, что они попадут в мир очередного религиозного мракобесия, так еще это будет совершенно иная культурная среда, к которой им будет приспособиться значительно труднее, чем к европейской. То же самое касается и “китайского варианта”: особых преследований может и не будет, но в этой культурной среде у сатанистов значительно уменьшатся шансы на укрепление своего влияния - элементарно по причине непонимания со стороны китайцев. Больше шансов достигнуть взаимопонимания с индусами, но их-то пока никто и не рассматривает как вариант будущего глобального гегемона. Африканцы, скорее всего, выберут своим знаменем либо ислам, либо какой-либо из радикальных вариантов христианства, латиноамериканцы - католицизм в форме какой-нибудь “теологии освобождения”. Нагляднее всего это продемонстрировал, чуть ли не самый яркий представитель современного латиноамериканского “антиимпериализма” Уго Чавес: “Он (Иисус) был со мной в трудные времена, в самые страшные моменты жизни. Иисус Христос, несомненно, был исторической фигурой - он был повстанцем, одним из наших, антиимпериалистов. Он восстал против Римской империи. Ибо кто мог бы сказать, что Иисус был капиталистом? Нет. Иуда был капиталистом, взяв свои сребренники! Христос был революционером. Он восстал против религиозных иерархий. Он восстал против экономической власти того времени. Он предпочел смерть для защиты своих гуманистических идеалов, и он жаждал перемен. Он был нашим Иисусом Христом”. Лучше уже действовать в той культурной и социальной среде, которая нам ближе и в рамках которой мы уже достигли определенных успехов. Но для этого нам нужно сохранить эту культурную среду, то есть западную цивилизацию. Разумеется, принятие сатанизма в качестве определяющей идеологии Запада в обозримом будущем 143 Сатанинская хроника маловероятно, да по большому счету и не особенно нужно. Будет вполне достаточно, если в основе новой идеологии Запада будут заложены принципы схожие с сатанинскими, а сами сатанисты в таком обществе из маргинальной субкультуры, превратятся в достаточно авторитетное течение. Причем это не в коем случае не должно означать приближение сатанизма к стандартам общества, скорее само общество будет строится по сатанинским стандартам. Это тоже будет в каком-то смысле означать конец европейской цивилизации, трансформацию ее во что-то новое. Ближайшая аналогия - принятие христианства в Римской империи после нескольких веков гонений, когда сплав умирающей античной культуры и новой мировой религии в конечном итоге стал толчком к формированию новой цивилизации. Естественно тут огромное культурное влияние еще оказали и варварские племена, заполонившие Римскую империю. Также как и в формировании гипотетической “сатанинской” цивилизации, которая придет на смену Западной, помимо собственно западных наций вполне могут принять участие индусы, курды-йезиды и некоторые другие неевропейские народы. Не исключено тут и участие негров-вудуистов, к слову сказать, из всех чернокожих именно им до сих пор удавалось находить наиболее оптимальные формы сотрудничества с “белыми империалистами” - от Мари Лаво до Франсуа Дювалье. Но следует помнить, что между варварами античности и “новыми варварами” современности есть одно существенное отличие: германцы, славяне и гунны, не обладали собственной фанатичной идеологией, которую имеют нынешние исламские фанатики. Поэтому придется смириться с мыслью, что им всем так и не удастся интегрироваться в грядущую цивилизацию, прежде всего из-за их собственного нежелания. А потому со многими из них в будущем придется поступать весьма неполиткорректно. О том, что на смену рационалистической европейской культуре - порождению нового времени приходит нечто совсем иное, говорят многие. Среди отечественных исследователей неплохо раскрывает эту тему историк и социолог, заместитель директора по научному развитию Смольного института свободных искусств и наук Дина Хапаева в своей книге с многообещающим названием: “Готическое общество: морфология кошмара”: “Чтобы быть понятой и оцененной в своих различных способах осуществления - пишет автор - новая эпоха нуждается в новых словах для своего выражения. Слово, которое я предлагаю - готическое общество. Оно возникает на скрещении двух линий развития европейской культуры. Одна из них - критика эстетической системы нового времени, проникнутой духом рационализма и поклонения человеку. Эта критика берет свое начало в творчестве предромантиков. Распад эстетики Нового времени приводит к торжеству готической эстетики, из которой изгнаны рациональность и человек. Другая линия кризис научной рациональности, научной картины мира, важнейшим проявлением которой становится кризис восприятия времени - отчетливо прослеживается с конца XIX века. Сегодня этот кризис заявляет о себе отказом современной культуры от представления об абстрактном, объективном времени мира и обращением к собственному субъектному времени. Он влечет за собой кризис исторических понятий, сформировавшихся в эпоху Великой Французской революции и кризис того видения общества, которое они выражали, кризис демократии как социального и политического проекта”. Чуть ли не единственным “виновником” готизации современных обществ, во всей книге называется один человек - как ни странно, это Джон Рональд Руэл Толкин. Книга именно с него и начинается, это в его мирах, полагает Хапаева, видны первые зловещие симптомы грядущих кошмаров. Прямо так она о Толкиене и пишет: “родоначальник готической эстетики”. Это он: 144 Сатанинская хроника “…вывел свою эстетическую систему из средневекового эпоса в противовес эстетике Нового времени, пронизанной идеалами Просвещения. Он создал новую эстетическую систему, которая сработала с точностью часового механизма, нанеся последний сокрушительный удар эстетике Нового времени”. При том при всем Хапаева особое внимание уделяет тому вниманию, с которым Толкиен относится к образу дракона в своих художественных книгах и публицистике. Она в частности цитирует его работу “Беовульф: чудовища и литературоведы”: “Всего лишь потому, что враждебные силы в “Беовульфе” имеют нечеловеческую природу, эта история масштабнее и привлекательнее, чем нарисованная нашим воображением поэма о падении короля Освальда. Она отражает космичность и развивается параллельно с размышлениями о судьбах человечества, выходит за рамки дат и исторических границ”. “Что это - задается дальше вопросом Дина Хапаева - похоже, что наш автор выступает здесь против антропоцентризма? Выходит не герои и не деяния человеческие, не история рода человеческого, а чудовища придают повествованию космический характер… Толкиен первый начинает узнавать рождающуюся в европейской культуре потребность в чудовищах, во внечеловеческом как объекте литературы наряду и наравне с человеком… Суть готической эстетики, которую открывает Толкиен, но принципы, которой будут реализованы значительно позднее, в современной культуре, состоит в разочаровании в человеке и человеческих возможностях. Ее главная максима возвестила о смене эстетического канона: утраты интереса к человеку, как главному явлению, как к мерилу всех вещей. От нее родятся хоббиты, а спустя еще полвека она выносит и произведет на свет ведьм, оборотней, нелюдей и нечисть разного вида - обитателей и полновластных хозяев литературы и зрелищных искусств наших дней”. Разумеется, питерский социолог сильно упрощает - Толкиен, далеко не единственный родоначальник подобной “готической эстетики” - влияние и того же Лавкрафта, здесь как минимум не меньше. Но в данном контексте это неважно - главное, то, что даже серьезные вроде бы ученые уже сами предугадывают те выводы, к которым я приходил несколькими абзацами выше: на смену европейской цивилизации приходит новое общество, которое будет среди прочего насыщено образами и символами, которые так или иначе будут изменять отношение к сатанизму в сторону положительного. Причем, по мнению автора, подобные тенденции прослеживаются не только в литературе. Даже такая вроде как точная наука как физика, по мнению Дины Хапаевой также стала подвержена “готическим влияниям”. Она приводит цитаты из статьи “Поиск точных решений для проходных кротовых нор, поддерживаемых фантомной энергией”, после чего задается вопросом: “поневоле настораживает этот язык точнейшей из наук - что это за “кротовые норы”, “экзотическая материя”, “фантомная энергия”? Да физика ли это? задает риторический вопрос автор”. Цитируется интервью вице-президента Европейского астрономического общества, члена корреспондента РАН Анатолия Черепащука: “Половина физиков не верит в черные дыры, утверждая, что из реального вещества такие объекты построить нельзя. Уже открыто более 300 черных дыр, но споры продолжаются. Потому, что если будут открыты объекты такой же массы, как черные дыры, но с границей поверхности и с магнитным полем, астрономам остается только застрелиться… Как говорит профессор Гинзбург, новые данные укрепляют нашу веру в существование черных дыр. Если черные дыры существуют, то становятся возможными путешествия на 145 Сатанинская хроника машине времени, для чего потребуется открыть дверцу в тоннель и начать движение в любую сторону - взад или вперед”. “Что же узнает со слов академика далекий от физики читатель? - спрашивает Дина Хапаева, заканчивая цитату - прежде всего, выясняется, что вопросы наличия или отсутствия объектов, позволяющих предполагать обратимость времени, являются теперь в физике и астрономии вопросами веры”. Далее цитируется английский астрофизик Стивен Хокинг: “Чтобы понять, что происходит при формировании черной дыры, следует вспомнить, что, что теория относительности не признает абсолютного времени. Другими словами, каждый наблюдатель имеет собственную меру времени. Ход времени для наблюдателя на поверхности звезды будет отличаться от хода времени наблюдателя на расстоянии”. Уже от себя Хапаева продолжает: “Самый главный урок, который должен вынести читатель это то, что время больше не является, таким, каким мы его привыкли воображать - необратимым, линейным, непрерывным, связующим в неразрывную цепь прошлое, настоящее и будущее. После этого совершается плавный переход к советскому ученому М.А. Стеблин-Каменский с его работой “Миф”: “Абстрактное время непрерывно, бесконечно, единообразно и необратимо. Между тем время в эддических мифах сплошь и рядом прерывно, не бесконечно, не единообразно и обратимо”. “Еще совсем недавно - пишет Хапаева - мы совершенно достоверно знали, из чего состоит вселенная, материя, и даже самые мельчайшие частицы. Мы жили в познаваемом, чтобы не сказать практически познанном мире, чье устройство была способна объяснить мудрая наука. И вот совсем недавно картина благоустроенного мироздания рассыпалась”. Далее она приводит слова физиков: “Вселенная на 70 % состоит из вещества с положительной плотностью энергии и отрицательным давлением. Это вещество называется “темной энергией”. На 25 % Вселенная - частицы неизвестной нам природы, которые еще не открыты, но ясно, что они тяжелее протонов и не достигают скорости света. Лишь 3-5 % Вселенной - привычная нам материя из протонов, барионов, нейтронов, электронов. Главные на Земле барионы составляют большую плотность, поэтому мы можем черпать из них энергию. А рассеянная энергия Вселенной, которой несопоставимо больше, нам недоступна”. В итоге Хапаева делает следующий вывод: “Мы можем с уверенностью сказать, что доносящиеся до нас через СМИ и популярную литературу физические открытия стимулируют (или отражают?) радикальные изменения в нашем восприятии природы и времени. Благодаря популяризации новейших физических открытий и теорий, несведущий читатель получает примеры своим ощущениям и конкретные примеры, помогающие ему расстаться с некогда привычными свойствами времени. Не только для физиков и астрономов, но и для нас - читателей газет - время не может больше оставаться линейным, непрерывным, необратимым. Напротив оно начинает мыслиться как прерывное и дискретное, а связь времен - Прошлого, Настоящего и Будущего - распадается на наших глазах. Революция в восприятии времени, которую мы переживаем, есть часть глубинного интеллектуального кризиса, потрясающего современное общество. В горниле этого кризиса как в черной дыре распадаются привычные понятия - объективность, научность, рациональность, реальность”. Иными словам Хапаева подводит читателя к выводу, что современная физика со всеми ее теориями, все больше отождествляется с мифологическим, цикличным пониманием времени-пространства. “Готическое” для Хапаевой - синоним средневекового общества архаичного, антирационального, брутально-мистического. Но будут и отличия - в том 146 Сатанинская хроника числе и в религиозной сфере. Христианство в готическом обществе не будет уже иметь той силы, что и в средневековье - по описанным выше причинам. Будущее общество в силу своей эстетической и идеологической направленности будет ориентироваться скорее на, условно говоря, “контркультуру” средневековья - реальную и воображаемую. А соответственно вновь оживут все эти представления о “черных мессах”, ведьмовских шабашах, только в новом обрамлении более подходящим современности. И в более позитивном ключе, нежели в Средние века. Соответственным образом, по мнению Хапаевой изменится и мораль грядущего общества: “Готическая мораль не есть отрицание определенной эстетической системы, например “советской морали”. Результатом распада морального консенсуса в постсоветском обществе становится отрицание морали в двух смыслах. Во-первых, сама идея морали как особого выражения человеческого духа больше не выглядит ни необходимой, ни привлекательной. Во-вторых, мораль превращается в субъективную практику, применяемую здесь и сейчас, и перестает выражаться в абстрактных категориях. Рождение готической морали, которое происходит на наших глазах, тесно связано с глобальным интеллектуальным кризисом, переживаемым современным обществом. Природа добра и зла - Бог? Человек? Общество? - оказывается глубоко неясной в силу того, что интеллектуальные модели, отвечавшие на эти вопросы, перестали вызывать доверие”. Хапаева, как либерал и поклонник той, самой рациональной культуры берущей свое начало в Просвещении, разумеется, оплакивает очередную “Гибель Европы”, поэтому она говорит о “кризисе”. Для нас же должно быть очевидно, что это не кризис, а очередная трансформация. Причем трансформация в нужную нам сторону. Практически все сатанинские организации на сегодняшний день признают циклы времен как основную модель космогонии. Эту идею выдвигали и Кроули, и ЛаВей, и ONA. У последней цикличность эонов идет по спирали: с каждым новым эоном человечество постепенно приближается к Темным Богам, как бы врастая в “акаузальную Вселенную”. Таким образом возникает и эффект повторения пройденного только уже на более высоком уровне. Как сатанизм представляет собой усовершенствованную версию демонических культов язычества, так и новый эон представляет собой в определенном смысле возвращение к тем временам, когда эти культы имели место быть. Только на этот раз эти времена возвращаются на качественно иной ступени. Разумеется, вариант с сатанизмом в качестве господствующей идеологии Запада сегодня может показаться разве, что несмешной шуткой или бредом сумасшедшего. Но не будем торопиться с выводами. Христианство победило античное язычество потому, что лучше него отвечало на вызовы, которые бросала тогдашнему обществу стремительно менявшаяся действительность. Сейчас европейская цивилизация тоже стоит перед рядом вызовов и, в принципе, мы бы могли дать на них лучшие ответы, чем белоственические идеологии. Но только от нашей сплоченности, уверенности в собственных силах и собственной правоте, от нашего упорства в отстаивании своих идеалов и способности четко сформулировать эти самые идеалы - от всего этого зависит, будет ли наша идеология востребована в будущем. Глава XIII Под знаком Чернобога Писать об истории сатанизма в России непросто: хотя бы потому, что наличие собственно предмета исследования пока остается под вопросом. Если на Западе эволюция дьявольского культа прослеживается более-менее четко, то о восточнославянских землях этого сказать нельзя. Темные культы в России после христианизации - это настолько 147 Сатанинская хроника малоизученная тема, что сказать по ней что-то определенное довольно сложно. Иные отечественные неосатанисты даже утверждают, что в России вообще не было не то что сатанизма, но и сам Дьявол как таковой был малознаком русскому человеку. Об этом пишут, в частности, Олегерн с Варраксом в “Princeps Omnium” в главе “Филология и фольклор”: “…русский же фольклор не обращает внимания на Сатану лично, ограничиваясь мелкой нечистой силой, причем эти истории сохраняются еще с языческих времен. Отрадно, что русичи так и оставались внутри язычниками, не обращая внимания на христианскую мифологию”. Ошибочность этого утверждения я покажу ниже, здесь же хочу отметить один забавный момент: даже вот это, абсолютно надуманное “нежелание” русского фольклора уделять сколь-нибудь значительное внимание образу Сатаны, Варракс и иные его единомышленники умудряются записать в плюс русской культуре. Особенно феерично в этом плане выглядит статья бывшей гражданской супруги Варракса Натальи Холмогоровой “Evil They Name Us” - пусть она посвящена и не сатанизму, а всего лишь представляет собой некоторую попытку объяснения: “почему ужасы в России не пишутся и не снимаются”. Впрочем, как уже было сказано, жанр “хоррор” (в кино и литературе), мало того, что сформировался под влиянием определенных “демонических течений” западной цивилизации, но и сам оказал существенное влияние на становление современного сатанизма. Так вот, говоря о том, что “horror как жанр в России не развивается”, Холмогорова приходит к выводу, что: “Та “нечисть”, которой так боится западный мир, которую то размалевывает самыми черными красками, то издевается над ней, то пытается ее задобрить, но все равно боится до одури, эта нечисть - мы”. Как Наталья приходит к этому, скажем так, интересному выводу рассказывать долго - мы видим стандартный набор штампов характерных для “патриотов-имперцев”. Нас же собственно интересует отстаиваемая Холмогоровой концепция “зла”, которое она предпочитает называть на английский манер “evil”. “Вглядываясь, так сказать, в эгрегор evil’а - пишет Наталья Холмогорова - сценарист видит в нем отвращение к современному миру - миру бездумного потребления и бесконечных развлечений, видит строгость и жесткость этических установок, бескомпромиссность и безжалостность в суждениях, обращенность к прошлому, стремление вернуть какие-то утраченные ценности... Но что за ценности, и какими методами их возвращать он уже не знает и не понимает, а потому “достраивает” этику противника, исходя из собственного культурного опыта”. Носителями правильных ценностей само собой объявляются русские, для которых зло как таковое - это именно тот самый “либеральный”, “западный” образ мышления. И естественно, что это самое зло нет нужды, ни боятся, ни тем более эстетизировать - в отличие от того “evil’а”, который западники видят в нас. “Русские пошли своим путем - пишет Холмогорова - пока западный человек продает душу дьяволу, а потом всю жизнь дрожит в ожидании неминуемой расплаты по счету, наш солдат с этим самым дьяволом выпивает, дуется в картишки и, в конечном счете, оставляет его в дураках”. То, что сюжетов с “одураченным чертом” было полным-полно в самом, что ни на есть западном фольклоре (о чем пишет тот же Варракс в том же “Princeps Omnium”) Холмогорову не смущает. Впрочем, в стремлении отстоять особое, в чем-то даже исключительное положение русских Варракс вполне солидарен со своей экс-супругой. В статье “Мое отношение к национализму” Варракс пытается обосновать это самое отношение именно с позиций сатаниста, и там встречаются примечательные строчки: “Именно русская нация обладает, на мой взгляд, наибольшим (я не говорю “значительным”) потенциалом для образования Империи, что является очередным шагом к Открытию Врат”. Врата, естественно, Адские, ну а все 148 Сатанинская хроника остальное комментировать не имеет смысла - логика имперско-патриотического мышления довольно однообразна и предсказуема. В то же время нельзя не отметить, что образ Дьявола в русской культуре и впрямь отличается от западноевропейского, точно так же как и отличается европейская цивилизация от, условно говоря, “православной”. Соответственно и культ Дьявола, если он и возникнет в этой среде, будет существенно отличаться от своих западных аналогов, причем ключевое слово здесь “если”. Чтобы разобраться во всем этом мы попробуем начать того же с чего мы и начинали собственно эту книгу, а именно с язычества. Само собой разумеется, что у славян прекрасно существовали собственные демонические культы, о которых сейчас прекрасно осведомлен каждый, кто хоть немного интересуется славянской мифологией. Самый известный из властителей Тьмы - Чернобог, “злой бог” славян (правда, западных, обитателей южного берега Балтики). Подробное описание Чернобога и его храма дает арабский путешественник Аль-Масуди: “…в нем (храме) они (славяне) поставили огромного идола, в виде старца с посохом в руке, которой он шевелит кости мертвецов в могилах. Под правой ногой находятся изображения разнородных муравьев, а под левой - пречерных воронов, а также изображения странных абиссинцев и зандцев (то есть негров)”. Понятно, что негры у славянского божества за много километров от Африки, могли появиться только в воображении арабского летописца. Сейчас практически все историки сходятся на том, что эти “негры” были на самом деле кем-то вроде чертей. Другой ипостасью Чернобога, возможно, был Триглав могучий бог, также властвующий над всеми тремя мирами. Глаза его закрыты золотой повязкой, чтобы не видеть света, ему посвящен черный конь, которого использовали в гаданиях. Ближайшим аналогом у восточных славян - предков русских, украинцев и белорусов был, по всей видимости, Велес. Впрочем, встречаются его упоминания и в землях западных славян, в частности в одной из чешских летописей он уподоблен Пану - греческому богу Дикой природы имеющего козлоподобный облик. Велес, Волос - “скотий бог”, т.е. дикий, лютый, звериный. Чехи, даже и приняв христианство, помнили Велеса, как одного из самых могущественных “демонов”, приносили ему в жертву черных кур и голубей. Вопрос о правомерности отождествления Велеса с Чернобогом, впрочем, является дискуссионным, но стоит вспомнить, что у ближайших соседей восточных славян - балтов, существовал бог Велняс (Велинас, Велс), который уж совсем четко отождествлялся с главным Противником верховного божества со всеми вытекающими. Этот самый Противник, кстати, присутствует в большинстве мифологических систем мира, причем зачастую он является змеевидным. Согласно реконструкции выдающегося советского ученого Бориса Рыбакова восточные славяне поклонялись именно ему как богу Ящеру (особенно в Новгороде), облик которого угадывается уже из самого названия. Ящеру в жертву приносили мертвых и живых лошадей, черных петухов, а в особо торжественные дни и живых людей - чаще всего в реке топили девушку, которая считалась невестой Ящера. Другим Темным божеством славян являлась Морена, она же Мара. Она предстает в разных обличьях: это и Яга - безобразная старуха-людоедка, и красивая девушка в белом, иногда косматая женщина, одетая в черное и рвань. Марена сочетала в себе черты сразу нескольких мифологических образов, по сути являющимися проекцией одной и той же сущности - богини судьбы, владычицы подземного мира и богини войны (павшие на поле боя нередко назывались “сужеными Мары”, а баба-Яга представлялась в роли воинственной всадницы-богатырки). Возможна также и определенная ее связь с ЯщеромВелесом: создатели “Мифологического словаря” В. В. Иванов и В. Н. Топоров полагают, что в образе мары отразился древний прототип, связанный со смертью и водой-морем: 149 Сатанинская хроника “Мара, мора первоначально значило болото, стоячая вода”. Нетрудно здесь заметить сходство с образом языческого бога-змея - Ящера-Волоса, властителя подводноподземного царства. О родстве Бабы-Яги (как ипостаси Мары) с этим богом говорит и ее костеногость, одноногость, связываемая с некогда звероподобным или змееподобным обликом. По мнению еще одного советского ученого К. Д. Лаушкина, считающего БабуЯгу богиней смерти, одноногие существа в мифологиях разных народов, так или иначе, связаны с образом змеи. “Как известно, общерусское “змея” не является исконным названием этого пресмыкающегося, и возникло как табу по связи со словом “земля” пишет другая исследовательница О. В. Черепанова, высказывая предположение, что исконным названием змеи могла быть “яга”. Естественно все эти божества были весьма даже почитаемы у славян: об этом говорит и сам факт постройки довольно-таки солидного храма Чернобогу, да и жертвами (в том числе и человеческими). Темные боги не были обижены. Нетрудно заметить и многочисленные параллели с Темными богами, как античности, так и кельтов с германцами: звероподобность, козлоподобность главного божества (подобно Пану или Кернунносу), трехликость (подобно Гекате), четкие ассоциации со Змеем и так далее. Думается, что если бы в районе проживания восточных славян происходили те же процессы, что и в бывших провинциях Западной Римской империи - постепенное взаимопроникновение, слияние образов Темных богов античности и варварства - мог бы получиться не менее интересный сплав, чем на Западе. Однако этого не произошло: эти земли находились не то, что на окраинах античной цивилизации - до определенного времени они вообще никак не соприкасались с Грецией и Римом. Их никогда не завоевывали римляне, сами восточные славяне не поселялись на землях бывшей Римской империи, не основывали там королевств, не чувствовали себя приемниками и хозяевами величайшей державы античности (концепция “Москва - Третий Рим” возникнет гораздо позже и в совсем других исторических условиях). Весь этот богатый греко-этрусскокельтско-восточный сплав мифологических и религиозных представлений, который в Европе слился с германскими культами и послужил основой для будущего формирования сатанизма прошел мимо восточных славян. В западных демонических культах эпохи раннего средневековья варварская брутальность германских и кельтских религиозных представлений более-менее гармонично сочеталась с античными и восточными мистериями и мифологемами с их сложными обрядами, развитыми космогоническими представлениями, какой-никакой, а все-таки даже философской базой (культ Гекаты, к примеру, пользовался успехом у философов-неоплатоников). На Руси же у темных культов была только одна компонента - варварская. Взаимовлияния античных и восточнославянских темных культов не произошло, хотя бы по причине практически полного исчезновения первых из тогдашнего мира. Славянские демонические культы оставались чисто варварскими - со всеми неизбежными в таком случае последствиями: аморфность культа, нечеткость представлений о темном божестве, огромные различия чуть ли ни от деревни к деревне и так далее. И это было первое, но далеко не единственное негативное отличие формирующейся русской культуры от западной, по крайней мере, в сфере создания собственного культа Темного божества. Впрочем, если не считать этого, то в принципе X-XII веках развитие событий шло примерно так же, как и в Европе: крещение, подчас насильственное крупных поселений, разрушение святилищ в городах, восстания горожан против новой веры под предводительством волхвов, почитание старых богов в сельской глубинке и, по всей видимости, в небольших городах. Причем в эпоху так называемой раздробленности, на Руси наблюдается даже некоторое языческое оживление. Вот что пишет об этом отечественный историк-родновер Лев Прозоров в своей книге “Язычники крещеной Руси. Повести Черных лет”: 150 Сатанинская хроника “Церковный писатель и мыслитель Кирилл Туровский в своих сочинениях подчеркивал: русичи стали истинными христианами, с язычеством покончено, “уже не нарекутся Богом стихии, ни солнце, ни огонь, ни источницы, ни древа”. Уже, пишет он, не “заколаем идолам друг друга”, не вкушаем жертвенной крови, губя душу, но спасаемся, причащаясь крови Христовой. Если верить Кириллу, XII век - век окончательного торжества христианства на Руси. Вот только и письменных, и тем паче археологических источников, говорящих прямо противоположное, более чем достаточно. И почитали “стихии”, молясь Солнцу, Огню Сварожичу, принося жертвы у родников и деревьев, и даже человеческие жертвы приносили, как ни парадоксально, еще чаще, чем во времена безраздельного господства древней Веры. Впрочем, ничего тут удивительного нет: в годы, когда привычный людям древней Веры мир погибал, древние святилища были разрушены, естественно было обратиться к самым сильным и страшным средствам, о которых не вспоминали в годы сравнительного благоденствия… Существовали с X века по XIII огромные языческие святилища, изученные в наше время И. П. Русановой и Б. А. Тимошуком. Одно из них расположено на горе с выразительным названием Богит, другое - на горе Звенигород (в районе современного Приднестровья). Эти святилища существовали с конца X века по начало XIV. Среди подношений святилищам найдены и сброшенные кем-то кресты, и предметы церковного убранства, очевидно, доставленные сюда борцами с чужеземной верой… Огромные костры, иногда целые кольца пламени полыхали не угасая, совершались жертвоприношения, в том числе и человеческие. Найдены здесь остатки храмовых построек, ритуальные печи и колодцы, аскетические жилища жрецов и следы разгульных обрядовых пиршеств. Под стенами исполинских капищ стояли ремесленные посады, по всей видимости, обслуживавшие жрецов и паломников. Края, где располагались святилища древней веры, в летописях носят грозное название “Чертова леса” - очевидно, оттого, что в их глубине чтили древних Богов “бесов”, “чертей” с точки зрения православия”. Таких свидетельств можно приводить множество, но мы и так уже несколько отклонились от первоначальной темы. Интересно другое: именно в это время, по всей видимости, происходила ассоциация языческих божеств с Сатаной и его демонами: сначала в сознании убежденных христиан, потом, по всей видимости, и остального населения, в том числе и тех, кто собственно этих самых божеств и почитал. Причем больше всего это, по всей видимости, казалось именно Темных богов: “светлые”, постепенно сливались с христианскими святыми (хотя старые их имена могли перейти уже и к “бесам”), языческие капища превращались в народном сознании в “проклятые места”, празднества в шабаши, служители языческих богов - в злых колдунов и ведьм, прислужников Сатаны. Иными словами, на Руси X-XIII веков проходили все те же процессы, что и в Западной Европе, описанные нами в четвертой главе данной книге, разве что собственно языческая составляющая могла превалировать. Как мы уже писали в предыдущих главах в Европе это состояние “полуязыческого дьяволопоклонничества” было преодолено в сторону формирования уже ведьмовского сатанизма предоставляющего уже какую-никакую, но все-таки альтернативу христианству. На Руси же такого рода эволюции не произошло или, в лучшем случае, она произошла лишь частично. В целом же отечественное отношение к темным силам отлично сформулировано в русской пословице “Богу молись, а черта не гневи”. Итак, почему же на Руси не смогло сформироваться “русского сатанизма”? Вспомним, что послужило толчком к формированию аналогичного культа в Европе: прежде всего это дуалистические ереси, которые, вступив в жесткое противостояние с католичеством, в конце концов, сумели таки породить необходимые изменения в “народном дьяволопоклонничестве” и породить самостоятельный культ. На Руси же таковых 151 Сатанинская хроника изменений не было произведено, хотя дуалистические ереси здесь, скорей всего, присутствовали и довольно ощутимо. Причем не исключено, что отношение к Сатане как правителю мира в подобных представлениях было даже более лояльным, нежели на Западе. Некоторые ученые усматривают богомильское влияние и в бунте волхвов в Белоозере в 1071 году. Когда воевода князя Святослава Ярославича, Ян Вышатич подавил мятеж, к нему привели пленных волхвов, которых он и начал расспрашивать об их вере. В споре с подавителем восстания, княжеским слугой Янем Вышатичем, волхвы отвергли высказанную им мысль, что Бог сотворил человека. “Вот как был создан человек возразили они ему - Бог мылся в бане и вспотел, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю. И заспорил сатана с Богом, кому из нее сотворить человека. И сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил. Вот почему, если умрет человек - в землю идет тело, а душа к Богу”. Янь им сказал: “Воистину, вас прельстил бес. В какого бога веруете?” - А те ответили: “В антихриста” - Он им сказал: “Где он?” - Они ответили: “Сидит в бездне…”. Стоит отметить, что когда в 1025 году произошло восстание в Ярославле, там оно было довольно четко увязано с местным капищем Велеса. Можно предположить, что здесь мы видим как бы два этапа формирования представлений о Темном боге: чисто языческое в случае первого восстания и уже более христианско-еретическое - во втором случае. Неправославные, дуалистические взгляды переплетались с языческими, и это смешение было характерным для мировоззрения известной части населения Руси в рассматриваемый период. Представителям церкви, разоблачавшим взгляды еретиковдуалистов в XI-XII веках, было ясно, что эти взгляды связаны с непосредственным влиянием болгарского богомильства. Поэтому как в Италии и Франции, так и на Руси имя “болгары” стало появляться в произведениях отдельных авторов в смысле “еретики”, народ, проповедующий неправославные представления. Пример этого находим в одном полемическом сочинении (сохранившемся в списке XV века), отражающем борьбу между приверженцами монотеизма и дуализма. Подобные неправославные, дуалистические представления, по словам автора, тамошние еретики распространяли “согласно сарацинским книгам или словам проклятых болгар”. Но как мы помним - формирование сатанинского мировоззрения в западной Европе шло не век и не два. Как и на Русь, богомильские идеи в виде катарства проникли в Южную Францию и Северную Италию в XI веке. Причем видимо и в том и в другом случае для того, чтобы это учение укреплялось на местной почве, требовалось его постоянное “подпитывание” из собственно источника ереси - с Балкан (по крайней мере, на первых парах). Мы помним, что в 1170 году для помощи общинам катаров с самого Константинополя во Францию и Италию прибывает епископ Ницентас. Однако тогда контакты между Балканами и Западной Европой были довольно интенсивными - в самом разгаре эпоха крестовых походов. А вот связи Руси с Балканами как раз слабеют: нашествие степняков-половцев раскинувших свои кочевья от Иртыша до Дуная фактически отсекло русским выход на Дунай и в Черное море. Слабнет приток проповедников из Болгарии, дуалистические идеи на Руси чахнут и вырождаются, так и не успев оформиться в сколь-нибудь серьезное религиозное течение способное в союзе с язычеством составить серьезную оппозицию православной церкви. Соответственно условия для формирования сатанизма на Руси куда менее благоприятные, чем на Западе. Катаризм был разгромлен во Франции окончательно только в XIV веке и именно в ходе этого, как мы видим из главы пятой “Хроники”, христианские, еретические и языческие взгляды на Темного бога смогли таки сформировать мировоззрение ведьмовского сатанизма, который потом и начал свое “триумфальное шествие” по Европе. Но Русь этот процесс, по всей видимости, практически не задел или задел мало - ее к тому времени уже очень прочно придавило татаро-монгольское иго. О том, что русская православная церковь использовала татар для укрепления своего влияния на русских, говорилось много и часто. Об этом довольно свободно писали и дореволюционные историки - не только 152 Сатанинская хроника светские, но и церковные. Вот что маститый церковный историк Е. Е. Голубинский в своей книге “История русской церкви”: “Татары стали к вере и к духовенству русскому в отношения самой полной терпимости и самого полного благоприятствования… Бич божий, обрушившийся на наше отечество, не явился, по крайней мере, бичом для церкви”. Другой русский церковный историк, Н. Высоцкий: “Тяжело было для русских это монгольское иго. Но не все русские одинаково несли тяжесть этого порабощения. Представители церкви постарались завоевать себе привилегированное положение. Они добились от татарских ханов того, что условия их жизни не были похожи на положение простых смертных. Народ страдал, а они чувствовали себя если не хорошо, то, по крайней мере, сносно… В момент татарского погрома они постарались обезопасить лично себя, не обращая внимания на вопли и стоны порабощенного народа. Когда окончательно установилось монгольское иго, они постарались создать себе привилегированное положение…” (Звонарь, 1907, № 8, с. 43, 61). И еще один дореволюционный церковный исследователь К. Шебатинский пишет в своем исследовании “Учение славянофилов об отношении церкви к государству”: “В татарский, или монгольский, период независимое положение церкви нашей упрочилось благодаря покровительству татарских ханов Золотой Орды. В этот период времени церковь наша получает от ханов особые привилегии” (Странник, 1912, № 8, с. 149). Причины такого благоволения монгольских захватчиков к церкви прекрасно расписал в своем труде уже не раз, упоминающийся здесь Озар Ворон. В “Язычниках крещеной Руси” он приводит тексты “охранных грамот” - ярлыков, даруемых ханами русской церкви. В них четко указывалось, за какие заслуги и какие именно привилегии даровались русским епископам за их сотрудничество с татарами. Особенно хорошо там высказался хан Узбек: “Зане они за нас и род наш бога молят и воинство наше укрепляют”. После этого Озар Ворон пишет следующее: “Напоминаю, на Руси существовало две параллельные культуры, почти не пересекающиеся между собою. И где же доказательства “терпимости” татарских владык ко второй (а точнее - первой) русской культуре? Где ярлыки, дарованные волхвам, и свидетельства их освобождения от уплаты дани? После ордынского нашествия в городах резко исчезают свидетельства языческих ритуалов. Исчезает языческое узорочье с женских украшений. Исчезают из городов деревянные идолы. Следы жертвоприношений коней и быков. Угасают последние крупные капища… Нет больше упоминаний про выступления волхвов. Вторая культура Руси идет на спад, исчезает. Русское язычество окончательно превращается в религию сельских жителей да кое-где небольших маргинальных группок, может быть, отдельных семей среди городского населения… Прикажете считать это случайным совпадением? Нет уж, уважаемые. Причины, по которым церкви давали ярлыки, ясно обозначены в них самих. Это поддержка ордынской власти… Батый и его потомки застали на Руси две веры. И сделали между ними выбор выбор вполне естественный и осознанный. Потому что легче править и собирать дань с “раба Христова”, и так привыкшего падать на колени и бить поклоны, а не с “Даждьбожьего внука”, готового скорее разлучиться с жизнью, чем с честью, даже молящегося стоя”. Уточним, теперь позицию язычника с наших, сатанинских позиций - в это время не только угасает древнеславянское язычество: ломается хребет и самой возможности создания на местной почве своего полноценного демонического культа, уже начавшего формироваться на основе слияния дуалистических ересей со славянским язычеством. Именно в те два с половиной века, что отделяют падение Монсегюра от “ведовской 153 Сатанинская хроника буллы” папы Иннокентия VIII, столетия в которые на западе формировался сатанизм как таковой, на Руси церковь укрепляла свое влияние, руками ханов устраняя всех своих противников. Так истреблялись не только “старые” язычники, но и те, кто мог впоследствии перейти на позиции, условно говоря “русских сатанистов”. Чтобы расправиться с ними, церкви не нужна была инквизиция: она предпочитала опираться на государственную мощь сначала татарского государства, а потом и Московского. РПЦ выступила в свой “крестовый поход” гораздо раньше, чем католическая церковь, которая все-таки позволила сформироваться в недрах западной цивилизации полноценному темному культу и лишь потом начала с ним непримиримую борьбу. Русской церкви повезло больше - она сумела нанести превентивный удар своему будущему врагу, еще до его появления. Когда же татарское иго ослабело, церковь постаралась “примазаться” к процессу освобождения от азиатского владычества, тем самым еще больше укрепив свои позиции в обществе и выступая в тесном союзе с верховной властью (отдельные тактические разногласия не могли изменить ситуации в целом). Как уже писалось в предыдущих главах, формы которые примет тот или иной “демонический культ” зависят, в том числе и от социальной структуры общества. На Западе как мы помним, было разделение светской и духовной власти, порой даже жесткое противостояние между ними, был принцип “вассал моего вассала - не мой вассал”, допускалась возможность выхода из-под власти одного сюзерена и переход под покровительство Другого. Как мы уже и говорили, подобные понятия могли чисто теоретически способствовать развитию представлений о том, что и из-под покровительства божественного “сюзерена” можно выйти, естественно с тем, чтобы перейти под власть Другого. Русь же унаследовала другую государственную традицию, а именно - византийскую, хотя для того, чтобы она установилась окончательно, потребовалась несколько веков христианизации, из которых половина пришлось как раз на то самое иго. Византийская же модель неплохо обрисована в так называемом “Шестодневе” Иоанна Экзарха Болгарского, в свое время пришедшего и на Русь. Свое удивление перед величием бога создавшего столь совершенный мир, болгарский писатель сравнивает с удивлением, который испытывает грязный смерд, впервые в жизни пришедший к княжескому дворцу и увидевший как на своем престоле восседает князь - в прекрасных одеждах, перепоясанный золотым мечом. По обеим сторонам от князя сидят в парадном облачении бояре. Образ иерархии небесной дается Иоанном как подобие иерархии земной: князь - бог, бояре - ангелы, человек, подданный по сравнению с ними всего лишь смерд. Однако подобное отношение к верховной власти прижилось на Руси далеко не сразу. Если первые “крестители” князья Владимир и Ярослав, всячески старались копировать византийскую модель, то позже в период феодальной раздробленности и ослаблений связей с империей такое уже было маловероятно. Попрежнему значительное влияние сохраняют городское вече, дружина князя, свободные общинники. До азиатского нашествия и включения русских земель в состав Монгольской империи у нас еще была возможность альтернативного невизантийского развития. Однако с пришествием степняков возможность укрепления отношений вассалитета, которые в западной Европе стали основой развития правовых отношений, никак не могла установиться на Руси. Князья вынужденные в новых условиях выполнять волю Орды, не могли примириться с независимостью старшей дружины, с ее былыми нравами. Становясь “служебниками” ханов, они поневоле впитывали этот дух империи: беспрекословную покорность подданных и безграничную власть правителей. Это понимание распространялось и на аристократию того времени, которую все чаще называли царскими холопами. Первоначально термин этот использовался для возвышения статуса правителя московской державы, но впоследствии эта практика привела к распространению представления, что служилые князья и бояре - не более чем государевы рабы. И, разумеется, все это изо всех сил поддерживалось той же церковью видевшей в этой 154 Сатанинская хроника политической системе подобие столь родной им Византии. По сути именно церковь стала главным проводником византийской идеи “симфонии властей” на Руси. Повинуясь силе полученного культурного наследства, Русь принялась двигаться по пресловутому “своему пути”, направленному на укрепление государства и власти верховного правителя в ущерб индивидууму. Окончательно эта система оформилась уже после свержения ига в период правления Ивана Грозного, и именно этот период считается временем окончательного оформления “православной” или российской цивилизации. Одна из ее идеологических основ кратко формулируется в следующей формуле: “Один бог на небе, один царь на земле”. Это предопределило и отсутствие так называемого “сатанизма верхов”: чисто психологически “царский холоп”, которым считал себя даже самый знатный боярин, был четко приучен к мысли о единстве земной и небесной власти и о том, что он не может даже помыслить о том, чтобы как-то встать вровень с правителем. А значит, не могло возникнуть и мысли о возможности почитания Того, кто в свое время хотел встать вровень с “царем небесным” (тоже, кстати, специфически российское выражение, кто на Западе мог назвать бога “небесным королем”). Именно поэтому не могло появиться в России и “сатанизма аристократии”. Еще один немаловажный момент: в отличие от Запада, православная церковь никогда не претендовала на собственно светскую власть. Аппетиты православного духовенства были скромнее, на Руси была немыслима ситуация, чтобы какой-нибудь князь, пусть даже самый захудалый стал вассалом епископа. Тем более не могло возникнуть представлений о том, что власть. Таким образом, и не возникало жесткого противостояния между светской и духовной властью, что как мы видим предыдущих глав, стало одной из причин формирования “сатанизма верхов” на Западе. Собственно этот момент стал последним (в хронологическом порядке) из тех, что так и не дали сформироваться на Руси своему собственному полноценному дьявольскому культу. Более того, не было особых причин, благоприятствующих распространению в Московии и сатанизма западного образца. Как было сказано в предыдущих главах, “ведьмовской сатанизм” на Западе перешагнул первоначальный ареал своего формирования (примерно Южная Франция и Северная Италия), чтобы распространиться по всей Европе, вбирая все местные представления оставшиеся со времен язычества. Его успех был предопределен не в последнюю очередь тем, что вся западная Европа жила в более-менее едином социокультурном пространстве, скрепляемом католицизмом (неотъемлемой частью которого являлась и своя концепция Дьявола) и транслируемым чрез его посредство античным наследием. На Руси же существовало лишь “народное дьяволопоклонничество”, всякого рода деревенские колдуны к помощи некоторых из которых порой и прибегали достаточно влиятельные люди, но не более того. Целостной мировоззренческой системы альтернативной православию и поставившей во главу своей идеологии Сатану на Руси так и не сложилось. Обращение к бесам, подношение жертв всякого рода природным “Хозяевам”, оставшимся еще с языческих времен - все это оставалось в рамках христианского мировоззрения, ну если уж совсем точно, так называемого “народного православия”, в котором причудливо переплетались языческие, христианские, а порой и еретические представления. Препятствовало проникновению сатанизму на русские земли и различные концепции Дьявола в православии и католичестве, а точнее, различия в концепции Ада. У католиков, как известно, между раем и адом существовала некоторая промежуточная прослойка в виде чтистилища, места, где души умерших грешников очищаются от не искупленных при жизни грехов. Учению Римско-католической церкви о чистилище, крещеный человек, совершивший грех и получивший прощение или совершивший “простительный” грех, остающийся неотпущенным, как правило, подвергается “временному” наказанию здесь или в будущей жизни. Концепция католиков более либеральна. В их случае грешник имеет принципиальную возможность после смерти вырваться из-под власти Дьявола, его власть 155 Сатанинская хроника над грешной душой ограниченна. Следовательно, чисто психологически католику было проще обратиться за помощью к Сатане, а там уже оно дальше могло пойти по-разному: он мог и покаяться перед смертью, но мог в ходе обращения в темный культ прийти и к каким-то своим выводам касаемо природы Сатаны. В православии это самый первый и решительный шаг было сделать значительно труднее - власть Дьявола над грешной душой представлялась абсолютной со всеми вытекающими. Непреодолимая вражда между православием и католицизмом в то время сдедлаи невозможным такой культурный обмен. Соответственно на Руси так и не возникло ничего похожего на собственные “черные мессы” и тому подобные вещи, на которые был столь богат католический и протестантский Запад. Кстати, как мы уже писали сам по себе протестантизм, вполне мог себе подстегнуть увлечение сатанизмом на Западе - по принципу “от противного”. В России же ничего подобного не произошло, любые протестантские секты и ереси в России либо уничтожались, либо маргинализировались. Мимо нас прошло и Возрождение с его интересом к античной культуре и философии, породившее собственную оригинальную культуру и философию, его бурным интересом к каббале, египетской мифологии и магии. Впрочем, какие-то книги по астрологии и магии до нас доходили, но поскольку вся магия того времени, как мы уже говорили, была по преимуществу “белосветной” или в лучшем случае, нейтральной, то существенно повлиять на ситуацию с темным культом в России все эти “гримуары” никак не могли. Кроме того, как мы уже говорили в Европе изучение “чернокнижия” было особенно популярно в среде образованных слоев общества, получавших образование в лучших университетах Европы. В России же высшее образование появилось намного позже, развито было хуже, а церковный надзор за изучаемыми предметами - строже. При основании Славяно-греко-латинской академии (по сути первого российского университета) говорилось, что если в академии окажутся учителя, владеющие чародейством, то вместе с учениками “без всякого милосердия сожгутся”. Тем не менее, в русской православной церкви продолжало бытовать мнение характерное и для ранней католической церкви о ведовстве, прежде всего как о суеверии, хотя и имевшем сатанинское происхождение, но не являвшемся формой прямого религиозного служения. В “Правилах святых отец” говорится о колдовстве: “Аще кто и к волхвам ходить ворожения для или узлы смиеть повторения - опетимия прежде сорок дни и вода понеже ставил, вышнего помощь идет к бесам, веруя в чары, бесам угождая”. Встречается осуждение чародейства и в Стоглавом соборе, где говорится, что “волхвы и чародейши от бесовских поучений пособий им творят... и теми дьявольскими действах мир прельщают и от Бога отлучают”. Но в наказание, как правило, за такие проступки полагалась епитимья, различные штрафы, и сравнительно редко полагалась смертная казнь. Обычно такое снисходительное отношение к “волхвам и чародейшам” объясняют большей мягкостью православной церкви по сравнению с католиками. Но это не совсем так - в принципе церковь, опираясь на поддержку самодержавной власти, казнила и колдунови и еретиков, если в том выпадала такая надобность. Достаточно вспомнить то, как жестоко расправился новгородский архиепископ Геннадий с представителями так называемой “ереси жидовствующих” в конце XV века. Согласно Новгородской летописи: “Геннадий владыка одних еретиков велел жечи на Духовском поле, иных торговой казни преда, а иных в заточение посла”. Отсутствие же масштабной “охоты на ведьм” в Московии, на мой взгляд, объясняются довольно просто - в отличие от Запада, там не за кем было охотиться. Самодостаточного сатанинского мировоззрения так и не сложилось, а народное дьяволопоклонничество не страшило православную церковь так же, как не страшило оно и католическую до XIV-XV веков. Соответственно, не возникла соответствующая богословско-теологическая традиция и феномен инквизиции, не пошло и обратное 156 Сатанинская хроника влияние этих факторов на массовое общественное сознание и вторичное закрепление, и тиражирование в массовом сознании разработанных теологами стереотипов и ярлыков. Ситуацию не могла изменить и “прорубка окна в Европу” Петром Первым: во-первых, в России уже сформировалась и укрепилась определенная культурно-религиозная традиция со своим установившимся взглядом на Сатану и служение ему, во-вторых, и в самой Европе в то время сатанизм переживал не лучшие времена: уже входила в свои права эпоха Просвещения, властителями умов знати становились салонные вольнодумцырационалисты, масоны и тому подобная публика. Если какой-то из западноевропейских сатанистов и “просачивался” в высший свет Российской империи, то подобные явления были эпизодическими, не способными изменить обстановку в целом. Что же касается простого народа, то там все было без особых изменений: в сознании русского крестьянина по-прежнему спокойно уживались христианские и языческие представления. Жизнь крепостного крестьянина во многом крутилась вокруг деревенской церкви и ее батюшки: крещение, венчание, похороны, неукоснительное соблюдение церковных праздников и постов. И в то же время это сочеталось с верой в “Хозяев” домовых, водяных, леших которых стоило ублажать всевозможными подношениями. Молодые девушки гадали на суженого, причем перед гаданием часто предполагался акт формального отречения от Бога. Говорилась формула: “Не властен Бог, не благослови Христос”. Затем приглашали явиться нечистую силу: помешивая палкой в проруби, громко кричали: “Черти, лешие, бесы, дьяволы, приходите ворожить!”. Иногда гадающий очерчивал себя магическим кругом и говорил: “Бес в кругу, Бог по-за круга”. В Костромском крае, отправляясь гадать, девушка сначала говорила: “Будь проклята (имярек)”, а затем скакала по двору верхом на помеле, прислушиваясь, с какой стороны услышит собачий лай. Произнесение проклятия в свой адрес имело целью отречение от бога, что должно было обеспечить успех при установлении контакта с нечистой силой. По завершении гадания совершался ритуал возвращения под божественное покровительство: очерчивался круг, совершались приговоры: “Бог в кругу, бес по-за кругу” или: “Чур, наше место свято”. Представления крестьян о мире созданном богом тоже явно отличались от церковноканонического: там были видны следы не только языческих, но и еретических учений наподобие богомильских - о сотворении мира совместно Богом и Сатаной. Вкратце суть этих сказаний такова: Бог и Сатана плавают по безбрежному первичному океану (иногда первоначально плавает один Бог, а Сатана появляется из его плевка, тени или отражения). Бог посылает Сатану под воду достать землю, из которой они оба собираются творить мир. После одной или нескольких попыток сотворения Сатана достает землю. После принесения земли Бог начинает творить мир, земля, принесенная Сатаной, начинает расти. Сатана, утаивший часть земли во рту, чувствует, как она начинает расширять ему рот. Он выплевывает ее, и на гладкой, доселе ровной Земле появляются горы, овраги и моря. После Бог и Сатана начинают творить себе помощников: Бог - ангелов, Сатана демонов. После происходит война Бога и Сатаны, в результате чего Сатана свергается с Земли и попадает в ад. После Бог сотворяет человека, а Дьявол портит его, истыкав пальцами, отчего в человеке появляются разные болезни. Существование таких легенд (а также многочисленных быличек и сказаний: о посещении владений Сатаны, о сыне обещанном по нужде родителями Сатане, но потом спасенного “святым старцем” и так далее) в принципе опровергают высказывание Варракса, что “Русский фольклор не обращает внимания на Сатану лично”. Самое забавное, что все в том же “Princeps Omnium” в той же главе “Филология и фольклор” Варракс пишет все о тех же дуалистических мифах, которые как он совершенно справедливо замечает, 157 Сатанинская хроника присутствуют в фольклоре самых разных народов - в том числе и у русских. И это при том, что буквально несколькими абзацами выше “русский фольклор не обращает на Сатану никакого внимания”. Как говорится “где логика, где смысл”? Садится в лужу и Наталья Холмогорова, с ее рассуждениями о якобы глубокой противоположности наших и европейских представлений о Дьяволе: “Западный человек продает душу дьяволу, а потом всю жизнь дрожит в ожидании неминуемой расплаты по счету”. На самом деле еще в позапрошлом веке в Вологодской губернии люди вполне себе верили, что с Дьяволом можно заключить договор, который может дать силу, красоту и богатство, но для этого надо подписать этот самый договор кровью. Чтобы избавиться от подписания такого договора надо отстоять в церкви три ночи, не оглядываясь назад и не смотря по сторонам. Какие-то идеи “развитого сатанизма” похоже, все-таки проникали в Россию - возможно, что и вместе с их носителями. Это отразилось, к примеру, в заонежских поверьях о колдунах. Чтобы стать колдуном, человек должен был не убояться и придти со своим учителем в темную полночь в страшное место (баню, на перекресток дорог в лесу или у кладбища). Там ему в качестве жертвы следовало сжечь живой черную кошку, распоясаться и, попирая правой пяткой свой нательный крест, святое распятие (или святое писание) отказаться от родного отца и матери, от своих детей, от Иисуса Христа и Богородицы. Затем будущий колдун должен был, как бы переродиться, для чего ему предлагалось пролезть в пасть гадины или громадной жабы (возникшей из пепла черной кошки) и выйти у нее через задний проход. Все это, якобы, происходило под завывание и хохот нечистой силы. Насколько удавалось человеку удержать свой страх, настолько он, как считалось, и вознаграждался. По преданиям, в Заонежье когда-то имелись даже целые школы “чернокнижия”, в которых колдуны обучали учеников чтению черных книг и овладению силой черной магии. Здесь мы видим уже явные следы влияния западных представлений о колдовстве, что и неудивительно: Заонежье издавна было землями Великого Новгорода, который до присоединения к Москве был чуть ли не самым прозападным русским регионом, рассадником ересей для всей Руси. Но это было чисто локальное явление, да и к тому же, по всей видимости, довольно позднее - многие из легенд о местных колдунах были записаны аж в XX веке. Колдуны Заонежья хоть и не имели официального статуса, тем не менее, традиционная сельская среда без них не могла обходиться точно так же, как и без священников. При этом колдуны не были антиподами лицам духовного звания. У колдунов в деревенской жизни были свои особые функции. Главнейшая из них - это посредничество между людьми и “хозяевами” природных стихий, и разными духами низшей мифологии. Второй важнейшей функцией колдунов было магическое посредничество в урегулировании разного рода отношений одного человека к другому или к группе людей. Была и третья функция - оберегать людей от нежелательного воздействия на них со стороны других колдунов. Иными словами мы здесь наблюдаем своего рода переходный этап - от “народного дьяволопоклонничества” к недоразвитому “ведовскому сатанизму”. Но именно недоразвитому, причем без всяких шансов на дальнейшее становление - для этого элементарно не было никаких предпосылок. Возвращаясь к дуалистическим легендам, следует отметить еще один момент: помимо дуалистических ересей их источником, скорее всего, были и языческие представления, как славянские, так и финно-угорские. О славянах уже достаточно было сказано в начале главы, а вот о финно-уграх - удмуртах, мордве, марийцах - стоит сказать отдельно. Стоит отметить, что язычество у финно-угорских народов сохранилось и до наших дней - болееменее серьезно эти народы начали крестить только в XIX веке. Сохранялись священные рощи, были и свои жрецы, и волхвы справлявшие моления языческим богам. Не обошлось и без скандалов: самым громким, хотя и недоказанным обвинением стало так называемое “Мультанское дело”, когда группа язычников-удмуртов была обвинена в человеческих жертвоприношениях, правда обвинение так и осталось недоказанным. Христианизация 158 Сатанинская хроника местного населения происходила весьма поверхностно, происходили процессы смешения христианских и языческих персонажей. Так, у народов Поволжья Бог ассоциировался с местным божеством Чам-Пасом, богиня Агне-Понтяй - с Богородицей, их сын Нишки-Пас - с Ильей-пророком. Сатана стал ассоциироваться с местным языческим Кереметом (по мере исламизации Поволжья - с Шайтаном). Как и в случае со славянами, смешение двух вер порой порождали довольно-таки масштабные выступления: так в 1808 году крепостной Кузьма Алексеев, недавно крещеный мордвин, собрал вокруг себя таких же как он новокрещенных и стал совершать моления в лесу. Он провозгласил конец христианской веры и возвращение веры мордовской: судья придет не с востока, а с запада, молиться надо тоже, обращаясь лицом на запад в старых мольбищах-кереметях. С запада будет восходить и солнце. События начала XIX века живо напоминают, то, что происходило в Поволжье в XI веке: Кузьма, с точки зрения православных владык призывал поклоняться Антихристу, как и волхвы XI века, ибо его бог должен был прийти с запада, с “адской” стороны. Христианизация языческого населения, что славянского, что мордовского порождала схожие явления, хотя они и были разделены столетиями. Кузьма, прозванный в народе “Кузька - мордовский бог” был, в конце концов, схвачен, высечен плетьми, ему вырвали ноздри и отправили на вечную каторгу. Впрочем, это движение “мордовского бога” тем более ничего не могло изменить в истории сатанизма в России мало того, что оно было чисто локальным, так еще ограниченым узкими национальными рамками слабого и малочисленного народа, почти незаметного в огромной империи. Пока русская и нерусская деревни потихоньку варились в собственном соку, параллельно им существовало так называемое высшее общество, культура которого почти никак не пересекалось с культурной жизнью подавляющего большинства населения Российской империи. Огромное государство расширяется на юг и на запад, одна за другой гремят войны: Северная, русско-турецкие, Отечественная война 1812 года. Расширяются контакты с Европой, все больше иностранцев приезжают в Россию, происходит интенсивный взаимообмен культурными ценностями. Один за другим проходят “золотой” и “серебряный” века русской поэзии, мелькают имена титанов русской литературы, известные нам еще со школы: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Тютчев, Достоевский. Как и на Западе появляется романтическая литература, в которой, так или иначе, мелькают интересующие нас “демонические мотивы”. Правда, по сравнению с Западом всякого рода инфернальные персонажи выглядят, во-первых, вторичными, во-вторых, какими-то приземленными, вызывающими в лучшем случае сочувствие, но ни в коем случае не стремление к подражанию им. Мы видим образ Сатаны Мильтона, Люцифера и Каина Байрона, Мефистофеля Гете - все эти персонажи сильные, цельные натуры умеющие поставить перед собой великую цель, готовые пойти ради выполнения этой цели на самые ужасные преступления или, в крайнем случае, готовые выступить в роли мудрого наставника для главного героя. Сравним это с лермонтовским Демоном уставшим от стремления делать зло (!) и чьей самой сильной страстью оказывается любовь к грузинской царице. Естественно не обошлось в народном творчестве и без влияния народных поверий: “Вий”, “Страшная месть” Гоголя, “Семья вурдалаков” Алексея Константиновича Толстого и ряд других произведений, описывающих персонажей народных поверий - жутких, но практически бесполезных для того, чтобы оказать влияние на развитие сатанизма в России. Народная культура “просвещенными” слоями общества воспринималась чуть ли не на одном уровне с культурой каких-нибудь зулусов и рассматривалась исключительно как суеверие - порой забавное и интересное, но в то же время преходящее и исчезающее под неумолимым катком прогресса и просвещения. Что же до более развитых форм демонических культов, то они если и проникали в петербургские салоны, то только эпизодически. Устойчивой прочной традиции они составить не могли, поскольку в отличие от западной Европы они не имели под собой опоры в виде предшествующих столетий. Со скрипом в Россию проникали идеи Дарвина 159 Сатанинская хроника и Ницше, встречавшие отпор как официальной цензуры, так и многочисленных писателей-охранителей, отстаивавших традиционные русские и православные ценности, перед натиском “дьявольского нигилизма”. Лучше всего эти идеи выразил естественно Федор Достоевский в “Братьях Карамазовых” и “Бесах”. Впрочем, и сам этот нигилизм никогда не был настроен “просатанински” - в основном его идеологией был атеизм и рационализм. Но все текло, все изменялось, и уже к концу XIX - началу XX века тенденции, описанные нами в девятой главе этой книге, стали проникать и в Россию: возрождение “готических” мотивов в литературе, интерес к мистицизму во всех его проявлениях, романтическое стремление к “сверхчеловеческому”, бунтарскому, демоническому. Особенно хорошо все эти тенденции стали заметны в том необычном развитии культурной жизни, названным впоследствии “серебряным веком” русской поэзии. Никто, кроме, пожалуй, некоторых литературоведов, не говорит о понятии “серебряный век” как о научном термине. Это понятие не столько филологическое, сколько мифологическое. Сами участники этого расцветшего, но загубленного российского ренессанса сознавали, что живут в пору культурного и духовного возрождения. Серебряный век начинался как явление западническое: своими ориентирами он избрал или временно брал эстетизм Оскара Уайльда, пессимизм Шопенгауэра, сверхчеловека Ницше, своих предков и союзников он находил в самых разных странах Европы и в разных столетиях - Вийона, Малларме, Рембо, Новалиса, Шелли, Гюисманса, Стриндберга, Ибсена, Метерлинка, Уитмена, д’Аннунцио. Русский ренессанс хотел увидеть все стороны света и заглянуть во все века. Экстенсивность, с проявления которой и начались новые веянья, переросла в интенсивность новой культуры вместе с ее возвращением к родной почве, возник интерес к славянской мифологии и русскому фольклору. Размах маятника в этой эпопее, в этой коллективной божественной комедии, широк: от бездны метафизической и космической до бездны игрушечной и миниатюрной, от настоящей крови до клюквенного сока, от заигрывания с бесами до экстатического религиозного прозрения. И естественно, что тут был переосмыслен и образ Властелина Тьмы, отношение к которому у поэтов серебряного века было иным, нежели у их предшественников первой половины XX века, хотя и тоже не избавленным от белосветных стереотипов. Дьявола еще боятся, еще считают источником всего зла на Земле, покровителем всяческих пороков, но в то же время к нему уже тянутся, к нему взывают, его восхваляют: Когда я в бурном море плавал И мой корабль пошел ко дну, Я так воззвал: “Отец мой, Дьявол, Спаси, помилуй - я тону. Не дай погибнуть раньше срока Душе озлобленной моей Я власти темного порока Отдам остаток черных дней”. И Дьявол взял меня и бросил В полуистлевшую ладью. Я там нашел и пару весел, И серый парус, и скамью И верен я, отец мой Дьявол, Обету, данному в злой час, Когда я в бурном море плавал И ты меня из бездны спас. (Федор Сологуб, 23 июля 1902) 160 Сатанинская хроника Или, вот, его же: Змий, царящий над вселенною. Весь в огне, безумно-злой, Я хвалю тебя смиренною, Дерзновенною хулой. Из болотной топкой сырости Повелел, губитель, ты Деревам и травам вырасти, Вывел листья и цветы. И ползущих и летающих Ты воззвал на краткий срок. Сознающих и желающих Тяжкой жизни ты обрек… …Неотменны повеления, Нет пощады у тебя, Ты царишь, презрев моления, Не любя и все губя. Уже здесь мы видим не только упоение той “злой стихией”, которую олицетворяет Дьявол, он же “змий древний”, но и отождествление этой самой силы со всей сложностью и величием мирозданья. Схожие мысли хоть и в более мягкой форме появляются и у Николая Гумилева в его “Балладе”, где именно Люцифер появляется в уже достаточно привычной для него роли мудрого советчика, удовлетворяющего страсть к познанию, хотя и в итоге губящего поэта (ну от этого уже никуда не деться): Пять коней подарил мне мой друг Люцифер И одно золотое с рубином кольцо, Чтобы мог я спускаться в глубины пещер И увидел небес молодое лицо. Ну, наконец, творчество поэтессы, которую современники называли “ведьмой” и “сатанессой”: Мне повстречался дьяволенок, Худой и щуплый - как комар. Он телом был совсем ребенок, Лицом же дик: остер и стар. И даже как-то с дьяволенком Совсем сжился я, наконец. Он в полдень прыгает козленком, Под вечер - темен, как мертвец. То ходит гоголем-мужчиной, То вьется бабой вкруг меня, А если дождик - пахнет псиной И шерстку лижет у огня. И оба стали мы - едины. Уж я не с ним - я в нем, я в нем! Я сам в ненастье пахну псиной И шерсть лижу перед огнем... (Зинаида Гиппиус “Дьяволенок”) 161 Сатанинская хроника Стихотворение кстати предназначалось выразительное название “Дьявол”. для литературного конкурса, носившего Инфернальные мотивы прослеживаются в творчестве поэтов серебряного века и помимо образа Дьявола не менее популярен у них и образ Лилит, как символа до безумия притягательной и в то же время губительной вечной женственности. Она и развратница, соблазняющая неженатых мужчин, и демоница, пьющая кровь младенцев, и первая, отвергнутая жена Адама ставшая духом ночи. Именно в это своей ипостаси она оказывается наиболее близка поэтам серебряного века. Порой о Ней пишут явно: “Отчего ты не со мною, моя полночная Лилит” (Федор Сологуб), “светла, как древняя Лилит” (Гумилев “Царица”). В других случаях на Нее лишь намекают, хотя и достаточно прозрачно: Я подошел, и вот мгновенный, Как зверь, в меня вцепился страх: Я встретил голову гиены На стройных девичьих плечах. На острой морде кровь налипла, Глаза зияли пустотой, И мерзко крался шепот хриплый: “Ты сам пришел сюда, ты мой!” (Гумилев “Ужас”) Всякого рода инфернальные мотивы звучат в то время не только в поэзии, но и в других областях культуры - например, в музыке. Здесь особенно ярким примером стало творчество русского композитора Александра Скрябина особенно его поэма “К пламени” и пьеса “Темные огни”. В последней особенно заметно двойственное изображение огненной стихии, как бы включающей в себя элемент магического заклятия. Демоническое, богоборческое начало присутствует и в скрябинском “Прометее”, в котором угадываются черты Люцифера. В этой связи можно говорить о влиянии на замысел произведения теософских учений и, прежде всего “Тайной доктрины” Е. П. Блаватской, которую композитор весьма заинтересованно изучал. Скрябина увлекала как демоническая ипостась своего героя, так и его светоносная миссия. Известно его высказывание - “Сатана - это дрожжи вселенной, которые не допускают быть всему на одном месте - это принцип активности, движения”. Его “Поэма экстаза” преисполнена эротических образов и намеков, что также характеризует Скрябина достаточно красноречиво. Это было время повышенного интереса ко всякого рода оккультным учениям, приверженцы которого обнаруживались в самых что ни не есть сливках тогдашнего общества. Как известно к пророкам и чудотворцам обращался одно время и сам император Николай Второй не оставлявший надежды вылечить больного гемофилией сына. Одно время у престола подвизался и известный оккультист Папюс, потом его сменили другие “духовидцы”, пока, наконец, в роли главного императорского чудотворца прочно и окончательно не утвердился Григорий Распутин. Понятно, что большей частью все это “богоискательство” с сатанизмом имело, мягко говоря, мало общего, но уже сам духовный поиск мог подсказать кому-то верную дорогу. Идеи теософов и оккультистов оказывали определенное влияние на творчество поэтов Серебряного века, а сами произведения последних волей-неволей радикализировали уже существующие мистические учения. Как все оно могло бы развиваться дальше мы можем только гадать, хотя кое-что можно было бы попытаться понять: что было, если бы политический строй в России в начале XX века поменялся бы не так радикально, нежели в реальной истории? 162 Сатанинская хроника Серебряный век в России всегда был открыт веяниям из-за границы, а мы помним, что уже в 1904 году Кроули написал свою “Книгу закона”. При ином историческом развитии нашего государства учение “Телемы” скорей всего проникло бы в Россию и нашло там своих последователей, претерпев на местной почве и определенные изменения. Не исключено, что на этой волне возрос бы и интерес к магическим практикам русских колдунов - пример Распутина в принципе показывал, что теоретически такая возможность вполне существовала. Для нас неважно, кем именно был тобольский “чудотворец” ловким шарлатаном или экзальтированным сектантом, не особо нас интересует и насколько правдивы рассказы об устраиваемых им оргиях. Важно то, что “святой черт” создал своеобразный прецедент появления пророка “из народа” обретшего поразительную власть над теми, кто правил тогда Россией. Именно эти пугающие изменения гениально предугадал Гумилев в одном из своих стихотворений, где он прозрачно намекает на Распутина: В чащах, в болотах огромных, У оловянной реки, В срубах мохнатых и темных Странные есть мужики. Выйдет такой в бездорожье, Где разбежался ковыль, Слушает крики Стрибожьи, Чуя старинную быль. В гордую нашу столицу Входит он - Боже, спаси! Обворожает царицу Необозримой Руси Следующий такой выходец “из народа” мог быть поумнее, честолюбивее, а главное - уже не выдавать себя за “святого”, учитывая “инфернальные симпатии” части русского “высшего общества”. Он мог выйти как из среды русских колдунов, все еще сильных в том же Заонежье, так и из все еще сохранившихся языческих жрецов или шаманов из народов Сибири или Поволжья. В общем, много чего могло быть, если бы не октябрь 17го. Часть отечественных сатанистов, насколько мне известно, относится к большевикам с некоторой симпатией, считая революционеров чуть ли не скрытыми сатанистами. В качестве обоснования они приводят два основных аргумента: 1. Большевики рушили православные и прочие церкви. 2. Сами большевики были масонами и оккультистами, поэтому в самой символике советского государства много всего сатанинского. Вынужден огорчить этих романтично настроенных личностей - большевики не имели к сатанизму никакого отношения. Они были вполне последовательными атеистами, враждебно относящимися к любой форме религиозного мышления. Оккультизм, колдовство, вера в Дьявола для них были либо предрассудками, пережитками прошлого, либо выдумками зажравшейся буржуазии и прогнившего дворянства. И то и другое подлежало самому энергичному искоренению. Правда в саму революцию, Гражданскую войну и первые послевоенные годы в России наверх выносились самые разные люди. Ктото из тогдашних мистиков и впрямь мог подумать, что Россия и весь мир стоит на пороге какого-то огромного изменения, “смены эонов” и так далее. Однако большевики, окрепнув и набравшись сил, расставили все по своим местам. В 1920-е годы были 163 Сатанинская хроника разгромлены чекистами все существующие организации оккультистов, масонов и прочие тайные общества сходного характера: “Орден мартинистов”, “Орден рыцарей святого Грааля”, “Орден тамплиеров и розенкрейцеров” и некоторые другие. Газета “Ленинградская правда” пишет об одном из таких арестов следующее: “Масонская ложа в 1927 году - это последняя и диковинная форма, в которую вылились искания внутренней эмигрантщины и опустошенной обывательщины. Это последняя спазма изгоев революции, сиротливо шатающихся на историческом ветру как недожатые колосья. Это одно из предчувствия выражения “бессильной активности” “третьей силы”. И в небывалой нелепости этой масонской истории можно прочесть издевательскую иронию времени над историческим барахлом, забытых в наших днях прошедшей эпохой”. И таких свидетельств было немало. Некоторые из тогдашних мистиков были настроены лояльно по отношению к советской власти, другие были ее горячими противниками, но большевики ко всем относились одинаково негативно. Но это белосветные мистики, еще верящие, что они защищают какое-то “истинное царство Духа” и ведут “человечество к свету”. А что же собственно темные оккультисты, служители Дьявола, русские сатанисты? А ничего - их попросту не было в то время. Как и во времена монгольского нашествия, вызревающий в недрах русского общества темный культ, потенциально способный появится уже к 1930-м годам, был превентивно уничтожен еще до своего рождения. Пусть даже и непреднамеренно, а в рамках общей борьбы с религией и мракобесием. Погибла русская поэзия “серебряного века”, а вместе с ней и все “демонические мотивы” потенциально способные пробудить в людях интерес к этой стороне религиозной жизни. В 1921 году был арестован и расстрелян Гумилев. В 1926 году умер подавленный и сломленный Сологуб, практически не печатавшийся все это время. Многие эмигрировали, кто-то погиб в застенках ОГПУ. Единственным исключением стала булгаковская “Мастер и Маргарита” уже не способная ни на что серьезно повлиять в плане формирования умов, последний отголосок “демонического направления” в русской литературе. Причем тогда это была только и исключительно литература - ни во что большее в атеистическом государстве она вылиться не могла. Не лучше обстояли дела и в русской деревне, где в то время “искореняли предрассудки” общества безбожников. Борьба шла с верой не только в бога, но и ведьм, чертей, колдунов и прочую нечисть. Так захирели и потихоньку вымерли колдуны Заонежья, хотя боролись за свое влияние над односельчанами они долго: еще в 1970-х года сохранились многочисленные предания о том, как этих самых колдунов пытались раскулачить, забирать в колхозы, да только ушли не солоно хлебавши. Как утверждает вдова известного заонежского сказителя Н.С. Чиркина, Анастасия Федеровна, колдун Григорий Коренев из деревни Высокой Нивы однажды показал местному секретарю комсомольской ячейки черта. Секретарь принародно посоветовал Кореневу не морочить людям голову. Тот ему сказал, что все его разговоры о нечистой силе истинная правда, что в этом он убедится, когда ляжет спать. Проснулась Высокая Нива в тот вечер от душераздирающих криков секретаря. Когда вбежали в его дом, то увидели, что он весь трясется, отбиваясь руками и ногами от кого-то невидимого, и твердит без конца: “Черт, черт, черт…”. Всю ночь над ним читали молитвы, лишь к утру, председатель успокоился. С тех пор он больше ни с кем не спорил, если при нем речь заводили о колдовстве. Но победы колдунов над представителями Советов Заонежья оказались “пирровыми”. Колхозной, а затем и совхозной действительности колдуны оказались ни к чему. Сделала свое дело и пропаганда по борьбе с пережитками прошлого и суевериями, активно проводившаяся через заонежские школы. Дряхлевшие колдуны не могли найти 164 Сатанинская хроника восприемников среди советской молодежи, и традиция заонежского чертознайства потихоньку угасла. Не лучше обстояли дела и с языческим верованиями малых народов. В 20-е годы возобновились репрессии против марийского язычества, перед революцией уже заметно оправившегося от былых гонений. Жрецов репрессировали, и каждый случай языческого моления служил поводом для разбирательства карательными органами. С тех пор установился обычай ночных молений. Примерно то же самое происходило и в Удмуртии - с середины 30-х годов начинаются репрессии, куда более свирепые, чем дореволюционные. Жрецы и волхвы подвергаются истреблению. Моления были запрещены. Деревенские святилища (типа большого амбара) - “будинква” и семейные святилища (типа амбара) - “куа” разрушались, священные рощи вырубались. Похожие репрессии проводились и в Сибири: по данным Красноярского отделения общества “Мемориал” в 1937-39 годах на территории края было репрессировано 12 шаманов многие отправлены в тюрьму, некоторые расстреляны. На протяжении практически всей своей истории советское государство всячески подавляло и истребляло все, что так или иначе могло способствовать появлению на территории СССР своего сатанизма. Не потому, разумеется, что оно имело что-то против сатанистов как таковых - такова была сама логика идеологии государственного атеизма. Как уже неоднократно бывало в нашей стране, сатанизм в таких условиях мог быть только “импортным”. Но при закрытых границах и всяческом ограничении контактов с “прогнившим западом” такого рода информация была весьма ограниченной. Ходят смутные слухи о сатанистах в 1970-х и даже 60-х годах, но данных пока маловато, а те, что имеются - довольно сомнительны. Определенно о появлении сатанистов как более-менее оформленном течении можно говорить лишь в 1980-х годах, во времена “перестройки”, появления неформальных молодежных течений, всякого рода культов, порой весьма экзотических, вала книжной, музыкальной и кинопродукции более или менее удачно обыгрывающей инфернальную тему. Появились и какие-то отечественные подражания, переиздавались старые, еще дореволюционные издания наподобие небезызвестной “Истории сношений человека с Дьяволом” Михаила Орлова. Появилась в 1989 году книга советского фантаста Еремея Парнова “Трон Люцифера”. Правда собственно сатанистам там посвящено одна или две главы - все остальное повествует о масонах, розенкрейцерах, тамплиерах и мистике Третьего рейха. Книга несет еще в себе все характерные черты советской пропаганды - с неизменными цитатами из Маркса и Ленина и неприятием всякого рода мистики вообще. Досталось и ЛаВею: “Американцы, в общем, здоровый народ и по настоящему интеллигентные люди (!) брезгливо сторонятся сатанистов, справедливо причисляя их к подонкам общества: сексуальным маньякам, наркоманам, фашистам. Но недооценивать представляемую ими опасность было бы близорукостью. Щеголяя нацистскими эмблемами агрессии и силы, дьяволоманы, наряду с восхвалением своего кумира повсюду, где только могут, сеют плевелы классовой и расовой ненависти”. Насчет “классовой ненависти” особенно симптоматично. Впрочем, и остальной текст весьма характерен - у современных околоцерковных пропагандистов пишущих про “страшных сатанистов - маньяков-наркоманов-извращенцев” были достойные предшественники. Впрочем, это будет потом, сейчас же посмотрим, как происходило развитие сатанизма в России в 90-е и первые годы нового тысячелетия. Поскольку эта тема заслуживает отдельного большого исследования, пробежимся только вкратце по основным моментам. Общая схема развития сатанизма в конце 1980-х-90-х годах была примерно такова: достается ЛаВей - с огромным трудом, окольными путями, криво 165 Сатанинская хроника переведенный с английского, но достается, прочитывается, и распространяется среди друзей. Все это наслаивается на увлечение Блаватской, Папюсом, Кастанедой, Элифасом Леви и Вельзевул знает кем еще (в общем ситуация во многом повторяет культурную жизнь начала XX века), дополняется впечатлениями от прочтения “Мастера и Маргариты” и просмотра пары-тройки фильмов а-ля “Омен”. На волне всего этого появляются первые “учителя”, “верховные жрецы” и “черные маги”. Какое-то время все держится именно на их авторитете, но со временем он ослабевает, так же как и вера в прежние идеологические установки - микс из ЛаВея, Папюса и Блаватской уже не кажется истиной в последней инстанции. Впрочем, подобное “прозрение” случается далеко не с каждым. Тогда же в недрах “сатанинских сект” (а если не так страшно - попросту сатанинской тусовки) начинается какое-то брожение, результатом которого порой становится появление болееменее удачного “сакрального текста” построенного на компиляции Ницше, Иоанна Богослова и образов из фильмов ужасов. Создается устойчивая ритуальная практика, после чего рождается уже и сам “Орден Сатаны”. Основатели его естественно становятся жрецами, вокруг которых формируется более-менее устойчивое ядро единомышленников. Уже через десять лет рождается то, что в сатанинских кругах гордо именует себя “олдскул” - “старая школа”. Примерно в это же время более-менее массовым становится распространение Интернета, и значительная часть сатанинской мысли становится общедоступной так сказать широкой публике. Сатанизм привлекает к себе людей различного интеллектуального уровня, образования, воспитания и вот уже сам постепенно поднимается на новый уровень. Появляются интеллектуалы, пытающиеся придать отечественному сатанизму философское обоснование и в то же время избавить его от слишком очевидной идейной зависимости от западных концепций. Сатанизм начинают анализировать с точки зрения истории, философии, психологии, эстетики и, в общем-то, добиваются неплохих результатов. Так рождается все тот же “Princeps Omnium” Варракса и Олегерна, “Maledictum” Скавра, бесчисленные статьи и материалы других авторов. Появляются различные течения: “прогрессивный сатанизм”, “варраксизм”, “светлый сатанизм” и много чего еще. Но при таком “идейном шатании” очень неоднозначной выглядит и концепция собственно Сатаны - он становится то “архетипом”, то “эгрегором”, то “представителем неземной цивилизации”, то еще чем-то. Отчасти подобное понимание было заимствовано на Западе, у того же ЛаВея и его последователей, однако на постсоветском пространстве такое представление нашло благодатную почву. В стране прошедшей через 70-летнее насаждение государственного атеизма, подобное понимание сатанизма в итоге стало вырождаться в банальный эгоцентризм, лишь “для приличия” прикрытый сатанинской фразеологией, впрочем, и таковой становилось все меньше. Об этих фатальных слабостях сатанинского мировоззрения неплохо отписал один из главных популяризаторов традиционного сатанизма Дазарат в своей статье ”За Сатану с метафизическим рогами и материальными копытами”: “Вырождение понимания Сатаны прогрессирует до сих пор. От средневекового Сатаны с рогами и копытами мы приходим к Сатане-силе природы, Сатане-эгрегору и, наконец, как апофеоз маразма, Сатане-обозначению совокупности некоторых идей атеистической философии. Иными словами, чем дальше в неосатанизм, тем меньше в нем Сатаны, вплоть до того момента, пока Сатана не исчезает вообще, превратившись из живой, темной, личностной сущности в мертвый термин”. В то же время далеко не все сатанисты смирились с пониманием сатанизма, по сути “без Сатаны”. Появлялись и появляются течения основанное на традиционном понимании Дьявола, как личностной сущности, персонификации Темного божества. Именно образ этого самого Черного бога, которому поклонялись еще в языческие времена, и чей образ был пронесен через все перипетии последних двух тысячелетий христианской истории, именно как образ Темного Властелина, Хозяина Преисподней, Врага, наконец, но самое 166 Сатанинская хроника главное - Личности. Возникает интерес к идейным конструкциям ONA и MLO на основе их концепций создаются свои версии традиционного сатанизма. Возникают и отечественные концепции старающиеся создать религию нового типа, опирающуюся на весь многовековой опыт своих предшественников, улучшенный и переосмысленный с учетом реалий современности. Именно с такой целью и была создана несколько лет назад сетевая организация “Иерархия Сатаны”. “Сатанизм в наши дни - это несколько разобщенных и зачастую никак не связанных между собой сатанинских объединений - пишет главный идеолог “Иерархии Сатаны” Дазарат - между тем наше ученье обладает огромным потенциалом. Другое дело, что потенциал этот не реализовывается никак. Мы считаем, что это неправильно. Мы могли бы оказывать влияние на общественные процессы, приближая многих достойных людей к восприятию сатанинских принципов. Мы могли бы разработать по-настоящему серьезную сатанинскую философию, а равно - сатанинскую практику. Мы могли бы создать сатанинскую культуру. Иными словами, мы могли бы изменить мир, приближая его к идеалам Тьмы. Мы отдаем себе отчет в том, что это является задачей не для одного поколения. Тем не менее, необходимо начинать делать что-то уже сейчас. Мы убеждены в том, что многие сатанисты-традиционалисты считают так же. А потому мы приглашаем к равноправному диалогу и сотрудничеству всех тех, кому небезразлична дальнейшая судьба сатанизма как учения. Мы хотим вывести сатанизм в большой мир, реализовать весь потенциал нашего ученья, сделать сатанизм общественно значимым. Это трудная задача, но она нам по силам. И наши цели рано или поздно будут достигнуты. Именно в достижении этих целей мы видим развитие сатанизма”. Заключение Итак, подведем итог. В “Сатанинской хронике”, я насколько смог сумел показать историю сатанизма, как религиозной системы, во всем его развитии с античных времен до наших дней. Вкратце же пробежимся по основным выводам, сделанным в этой книге. Сначала попробуем сформулировать главный вывод и ответить, наконец, на вопрос, на который чуть ли не каждый именующий себя сатанистом норовит дать свой ответ - что такое “сатанизм”? Ответ мы даем достаточно четкий и ясный - сатанизм есть форма религиозного почитания Темного божества характерная для западной цивилизации, возникшая как результат трансформации европейских языческих культов под влиянием белосветных религиозных систем. Разумеется, этот тезис нуждается в пояснении. Религия для нас это не “вера и поклонение”, которые многие современные сатанисты предписывают любому религиозному мировоззрению. Религия в традиционном сатанизме понимается как установление связи с высшей силой (как правило, представляемой виде личностного сверхсущества) являющейся основой или одной из основ мироздания. Для традиционных сатанистов высшим существом, с которым, так или иначе, устанавливается связь, является Темное божество, условно называемое нами Сатаной. Но эта связь - не поклонение, а сотрудничество. Говоря о “европейских языческих культах” мы имеем в виду как религиозные представления классической античности (Греции и Рима) так и племен варваров (кельтов и германцев, в меньшей степени - других европейских народов). Причем “ядром” будущего сатанизма стали культы божеств имеющих “темную” природу (Геката, Аид, Хель, этрусские демонические божества) или, по крайней мере, ярко выраженные “хтонические” черты (Гермес, Дионис, Кернуннос, Вотан). В ходе “демонизации” 167 Сатанинская хроника язычества христианством в формирующийся сатанизм добавлялись и элементы культа и, условно говоря, “светлых” богов. Говоря о “белосветных религиозных системах” мы имеем в виду не только христианство (как ортодоксальное, так и еретическое), но и его всевозможные предтечи в виде разнообразнейших восточных культов - в первую очередь зороастризма и его ответвления - митраизма. Именно они предопределили формирование схемы воспринятой и усиленной впоследствии христианством - о мире как арене борьбы двух враждующих сил, отождествляемых с абстрактными понятиями “добра” и “зла”. Под влиянием подобных представлений постепенно происходило и отождествление языческих “темных” богов с образами зороастрийского Аримана, а позднее - и христианского Сатаны. Одним из самых уязвимых мест сегодняшнего сатанизма, (а так же неоязычества), является, на мой взгляд, его “латентное пораженчество”. Современные язычники (а с ними и многие сатанисты) могут долго рассказывать о том, как много бед принесло человечеству христианство и насколько более правдивым, толерантным и жизнеутверждающим мировоззрением по сравнению с ним было язычество. В пользу этой своей концепции они могут приводить более-менее обоснованные аргументы, которые не могут заслонить главного: весь этот “плач по паганизму” является по сути дела топтанием на месте, попыткой “оживить прошлое” и относительно легко перебивается христианским аргументом - мол, мы победили, значит это было предопределено, значит мы лучше, разумнее, прогрессивнее. В результате невольно закрадывается ощущение, что все современное неоязычество - это не более чем тоска по ностальгии, отчаянная, но совершенно бесперспективная попытка повернуть время вспять. Мы же не считаем утверждение белосветничества в Европе сплошным негативом - более того это самое утверждение можно было в чем-то счесть даже положительным. Именно благодаря христианству (как в форме ортодоксального католицизма, так и всевозможных ересей) произошло размежевание между Темным и светлым в ходе чего произошло окончательное оформление разрозненных демонических культов язычества в более-менее цельную религиозную систему - сатанизм. Как уже было сказано, сатанизм это религиозное почитание Темного божества, зародившееся в рамках именно западной цивилизации, время формирования которой относят примерно к IX веку нашей эры. Естественно, что в иных культурах и цивилизациях будут иные формы почитания темного божества, которые будут иметь общие черты с сатанизмом. С точки зрения традиционного сатанизма, это вполне логично, поскольку все они обращаются к одному и тому же Божеству (или божествам), по разному представляемым в разных культурных традициях, но неизбежно имеющих и общие черты. Таковыми является почитание духов “гуедес” во главе с бароном Самеди в гаитянском Вуду, индийские тантрики-капалики, “черные шаманы” у монгольских и тюркских народов Евразии и другие. Как и сатанизм, они возникли на стыке языческих культов и белосветных религий: африканских культов и католицизма в Вуду, буддизма и белосветных направлений индуизма с архаическими культами отсталых племен Индии - в случае с капаликами. И даже “черное шаманство” по некоторым версиям возникло в результате смешения традиционных верований степняков с зороастризмом и манихейством. В то же время у сатанизма есть и свои “региональные особенности” отсутствующие или гораздо более слабо выраженные у родственных культов. В частности, таковым является его непримиримо враждебное отношение к своему идеологическому оппоненту - христианству (что, впрочем, более чем взаимно). Существует ряд особенностей вызванных местной социокультурной средой и даже политической структурой общества, отличающих сатанизм от того же вудуизма - пусть даже в его “темном” варианте. 168 Сатанинская хроника Можно примерно определить временные рамки зарождения сатанизма - это XIII-XV век, когда в Европе процветали дуалистические ереси, оказавшие немалое влияние на формирование представлений о Дьяволе, отличных от ортодоксально-христианских. Еще более приблизительно можно определить и место зарождения “ведьмовского сатанизма” средневековья: несмотря на то, что сами дуалистические ереси приходили с Малой Азии и Балкан, толчком для формирования сатанизма они послужили в Западной Европе. Первоначальный ареал, по всей видимости, был следующим: Северная Италия, Южная Франция, некоторые области Германии. Здесь было место расцвета ереси катаров, здесь еще со времен Римской империи происходили особенно интенсивные контакты между античной цивилизацией и племенами варваров, здесь же господствовал в наиболее классическом виде феодальный строй. Впрочем, сатанизм очень быстро перешагнул эти географические рамки, распространяясь дальше по Европе и вбирая в себя местные демонологические представления. Особым местом стали Британские острова, сохранившие помимо античного и германского влияния еще и мощный пласт кельтской традиции. Более точно зафиксировать время и место зарождения сатанизма невозможно, по той простой причине, что он не является в отличие от христианства или, допустим, ислама “религией откровения”. Являющий трансформированным вариантом европейских языческих культов, сатанизм и развивался во многом так же как они - без мессий и пророков, без “священных писаний” и собственной догматики. С одной стороны это было плохо - это затрудняло, если не делало невозможным, возникновение своеобразной “сатанинской солидарности” между отдельными сатанинскими группами, затрудняло выработку внятной идеологии. С другой стороны - адогматичность делала сатанизм открытым влияниям извне, давала ему возможность развиваться и совершенствоваться. Это тем более важно, что таким образом сатанизм мог в перспективе избавиться от своего самого тяжелого наследия - воинствующего антихристианства, как одной из главных (если не основной) идейных составляющих средневекового сатанизма. Здесь необходимо сделать еще раз пояснение. Традиционный сатанизм не возник из христианства и не является производным и вторичным от него явлением. Однако в силу тотального господства церкви в сознании людей средневековья, демонические культы, трансформировавшиеся в сатанизм, попали в идейную зависимость от христианства, тем более что и сама трансформация происходила под влиянием белосветничества. Это существенный элемент в нашей религии и отрицать его бессмысленно - до тех пор, пока мы используем имя “Сатана” и понятие “сатанизм”. Наше задача - не отрицать это влияние, а показать его вторичность по отношению к собственно первооснове, ядру демоническим культам язычества. Темный бог может почитаться под разными именами и в разных формах - его природа от этого не изменится. Если антихристианство - это “вторичные наслоения”, то, что тогда является первичным в сатанизме? Анализируя материалы ведовских процессов и народные представления о ведьмах и колдунах, сопоставляя их с теми самыми родственными культами индусов и гаитянцев, а также сохранившимися свидетельствами о темных культах античного язычества, мы приходим к выводу, что главной идеей сатанизма является представление об относительности “человеческого”, “животного” и “божественного” (или “демонического”). Если в христианстве соотношение животное/человек/бог представляется стабильным, раз и навсегда зафиксированным, то в сатанизме разница между ними изменчива и неопределенна, перетекая из одного в другое. Особенно ясно, эти представления сатанизма отражены в преданиях о шабашах, находящих свои параллели и в вакханалиях и в тех же оргиях Вуду. Причем от “человеческого” к “божественному” можно было попасть и через “животное” состояние - хотя и не 169 Сатанинская хроника обязательно. Более того, эти два состояния могли даже сосуществовать друг с другом. Вторая идея, та, что собственно и делает сатанизм сатанизмом - это то, что божественного состояния можно достигнуть только через взаимодействие с Сатаной, которому уподобляется Мастер шабаша. Из этих основополагающих принципов выводится и собственно ритуальная практика сатанизма и представление об относительности моральных норм и запретов. И что самое главное - человек, обратившийся к силам мрака, в итоге превращался в некое иное существо. Качественно иное, существо более высшей ступени. Эти представления в частности отразились в поверьях о небывалых способностях ведьм и столь же невероятной, нечеловеческой их природе. Разумеется, это все не стоит понимать буквально - здесь главное сохранение идеи. Состояние “текучести форм” неизбежно предполагает размытость не только между различными сущностями, но и собственно социальных перегородок сложившихся в рамках той или иной культуры. В частности на шабашах стирались все внутрисословные перегородки - так же как это было на вакханалиях и сатурналиях античности. Несмотря на то, что сатанизм всегда находился в оппозиции к христианству бывшему идеологией господствующего класса, тем не менее, он никогда не порождал массовых движений “народного протеста”. Он не разрушал, а напротив, укреплял феодальную систему, сглаживая социальные противоречия - хотя естественно не ставил перед собой такой цели сознательно. Это правило должно быть актуально и по сей день. Тем не менее, “сатанизм верхов” являясь неразрывной частью средневекового сатанизма вообще, тем не менее, заслуживает отдельного рассмотрения. В эпоху Возрождения начинают появляться философские и оккультные концепции, совпадающие с сатанизмом по ряду пунктов. Это: 1. Полубожественная, полузвериная природа человека. 2. Относительность моральных норм. 3. Стремление к всякого рода тайным знаниям и получению сверхспособностей отсутствующих у других людей, фактически - божественного статуса. Слушателями, а порой и изобретателями всех этих концепций были порой те же люди, что проводили Черные мессы под крышами дворцов. Так происходило взаимовлияние и взаимопроникновение философских учений эпохи Возрождения и “сатанизма верхов” тогдашней Европы. И не случайно именно это время породило почти одновременно Джордано Бруно и Эржебет Батори. Как бы там не было, но все эти концепции - сначала философские и оккультные, потом к ним прибавились и научные - косвенно способствовали появлению идей, которые теоретически могли быть востребованы сатанизмом. Параллельно развивались и литературные жанры, так или иначе обыгрывающие “инфернальную тему” и как следствие - привлекающие все большее внимание к образу Дьявола. Со временем в силу ряда факторов (политических, экономических, культурных, религиозных, даже природноклиматических) главным “генератором инфернальных идей” становится Англия, а в последующие столетия и США. Именно эта страна в конечном итоге породила идеологию объединившая все эти наработки в единое, более-менее непротиворечивое целое и назвавшее себя сатанизмом. Однако, отрицая христианские догмы, лавеевский сатанизм вместе с водой выплескивал и ребенка, отрицая существование высших сущностей вообще. Темный владыка Преисподней превращался в безликую силу, символ, поэтический образ, наконец - в некую умозрительную модель. Можно конечно сказать, что и это правильно, и это тоже сатанизм, но правды в этом будет не больше, чем сказать, что толстовство или учение Жана-Жака Руссо - это тоже христианство. 170 Сатанинская хроника Лавеизм, равно как и другие течения воспринимающие Сатану безличностно (или же избегающие определенного ответа на этот вопрос), конечно, многое сделали для развития сатанизма вообще, в том числе и традиционного. Точно так же как и трудно переоценить роль всевозможных вдохновителей ЛаВея и лавеизма - от Ницше до Лавкрафта и от социал-дарвинизма до телемизма. Однако сатанизм в его агностически-гедонистическом варианте, пытаясь представить себя как некий “культ разума”, фактически пытается подменить цель средством, искажая тем самым суть сатанизма. По сути, признание рацио “мерой всех вещей” является таким же реликтом прошлого, что и слепая вера, только первая - это пережиток средневековья, а второе - XVII-XVIII веков. Традиционный сатанизм отрицает чрезмерный пиетет перед разумом и рационализмом характерным для многих современных “нео”. Логика и разум для нас - одно из орудий идейной борьбы с белосветными оппонентами (кстати, отнюдь не чурающихся подобных методов в борьбе против своих противников), одно из средств к саморазвитию, но никак не определяющий критерий позволяющий причислять человека к сатанистам либо отрицать эту самую принадлежность. Россия, по ряду причин так и не смогла выработать собственного полноценного “сатанизма” или хотя бы привить у себя западный его вариант (хотя и были определенные моменты в истории нашей страны, когда и то и другое было возможно). Государственный атеизм более или менее рьяно насаждавшийся в нашей стране на протяжении большей части прошедшего столетия, некоторые сатанисты считают более предпочтительным, чем, к примеру, то же православие, но на самом деле это не так. Атеизм в его советском варианте, на самом деле был еще более враждебен сатанизму, чем любая белосветная религия. Ведь для того, чтобы переосмыслить образ Сатаны, даже в сторону “безличностной” интерпретации а-ля ЛаВей - нужно все равно иметь хоть какую-то точку опоры, хоть какое-то представление о Дьяволе как таковом. А чтобы захотеть пересмотреть это представление, нужна культурная среда, в которой Дьявол представляется сколь-нибудь значимым элементом мироздания. Понятно, что этого никак нельзя сказать об обществе, в котором любые религиозные идеи, символы и образы считались пережитком “темного прошлого” подлежащего решительному искоренению. В СССР и о белосветном боге люди имели весьма-таки смутное представление - что же говорить о его противнике? Упрощая можно сказать, что если, восставая против христианского общества, человек мог стать сатанистом, то для того чтобы противопоставить себя советскому строю было достаточно объявить себя христианином. Мы не отвергаем с порога все наработки современных сатанистов, и мы признаем (хоть и с большими оговорками) их вклад в развитие и становление сатанинской мысли. Мы не собираемся бездумно копировать наиболее одиозные практики наших предшественников, будь то вакханалии античности или Черные мессы средневековья - мы понимаем, что живем в иное время, и что подобные действия сейчас могут навредить сатанизму как таковому. Однако мы неизменно будем отстаивать то, что мы считаем основой основ, краеугольным камнем сатанизма - понимание природы Темного божества исключительно как личности, ритуальная практика помогающая установить незримую связь с этим самым божеством и, посредством этой незримой связи, трансформация в нечто “большее, чем человек”. Без этих основополагающих понятий сатанизм утрачивает свою внутреннюю “трансцендентальную” сущность, вырождаясь в эдакую “скептическую схоластику”. Для нас сатанизм не беспрестанное потакание собственному “эго” и не шлифование собственного рацио до состояния “механического мозга”. Сатанизм - это путь, по которому мы движемся вместе с Сатаной, в вечном стремлении хоть на полшага опередить его. 9 октября 2008 - 24 июля 2009 171