Старуха и Девочка

Старуха и Девочка
Маленький худощавый подросток сидел в углу, обхватив руками колени и положив
на них голову. По нежно-розовому пухлому рту было ясно, что это девчонка. Ей было лет
тринадцать, не больше. Вместе с тем она была уже не совсем ребенком. Она уже успела
откусить кусочек мира и попробовать его на вкус. Он показался ей сочным и
разнообразным, и ей захотелось изучить его до последнего сантиметра.
Но она была не одна. С ней жила очень старая и слишком усталая женщина. Она
ничего не хотела. Ей нужен был только покой. Ее раздражал яркий свет и обилие цвета, и
она любила тишину. Ей хотелось замереть в своем отрезке жизни и не двигаться. Она
была закрытой и молчаливой, хотя многое видела и многое знала. Старуха была нервной и
легко раздражалась. Она любила быть одна.
Так они и жили, бок о бок, два полярных человека. Девочка каждый день открывала
мир, а старуха уже закрывала его всеми способами. Полностью отгородиться ей не
удавалось, мир проникал к ней в душу и она злилась. Особенно она злилась на девочку,
потому что та как раз зачастую и была тем окном, через которое в темный старушечий
уют проникали яркие цвета, сильные запахи и громкие звуки.
Девочка любила шум города. Поезда, вокзалы, голоса дикторов. Шорох машин,
рокот мотоциклов. Шум работающего системного блока, струны инструментов и колонки,
орущие прямо в тебя. И вечерних кричащих птиц, и тех, которые поют за окном с утра.
Девочка была Творцом. Она была человек-импульс, человек-эмоция. Она была
очень живой. Ей все было интересно, обо всем хотелось узнать, вникнуть, понять,
попробовать, почувствовать, создать что-то свое, новое. Девочка ничего не боялась. Она
была открытой без остатка. Настолько, что можно было читать по ее лицу и светлым
глазам.
Она умела доверять, и даже когда ошибалась в ком-то, не жалела о своем
доверии.
А старуха была рациональна и прагматична, как черный цвет. Она тепло одевалась
и любила серые оттенки. Иногда она не расчесывала волосы с утра, потому что у нее не
было сил и желания. К тому же ей казалось это неважным. Бывало, день уже
заканчивался, и оказывалось, что она весь его проходила в пижаме. Ее усталой душе
ничего было не надо, и на все было наплевать. Она не ходила на праздники и в гости. Она
утыкалась в окно или телевизор, а девчонке говорила, что надо делать уроки и пораньше
ложиться спать. У старухи были глаза, которым много тысяч лет.
Девочке, когда она общалась с этой старой усталой женщиной, казалось, что ее
мозг грызут полудохлые мыши скуки, правильности и разумности, и разойдясь
порядочно, рвут его на куски. Ее тяготило и давило этим прессом целесообразности. Она
злилась, что не может скинуть это ярмо. Она не могла идти по правилам. Она сама
придумывала правила, и следовать чьим-то чужим казалось ей чем-то нелепым так же, как
надеть валенок себе на голову.
Со временем подросток забивался к себе все больше и становился все более сутулым.
Неврозы старухи росли. И тут девочка впервые полюбила. Вся ее активность перешла во
внутренний мир, чтобы старуха не привязывалась лишний раз. Она стала очень
сентиментальна, хранила рваные бумажки своей любовной переписки, выцарапала
иголкой на руке любимое имя, зашифровав его. А потом у нее появилась мечта. И это
было самое сильное, что портило их отношения.
Мечта была красивая и большая. Не какое-нибудь маленькое полудетское
желание, которые у нее тоже были, а именно мечта. Она сразу и не очень-то поняла, что
это мечта. Она знала пока только, кем хочет стать. Она решила это очень серьезно, и
говорила об этом очень серьезно, но улыбалась, когда об этом думала. Она начала делать
шаги в сторону этой мечты, и ей нравился сам этот процесс создания своими руками своей
реальности, своего Пути. Она думала все об этом. Да еще о своей любви.
А старуха завидовала этой буйной энергии, внутренней силе, полету воображения,
смелости и бесконечной Любви к этому огромному миру до последней пылинки. У нее
ничего этого не было. У нее было разочарование от себя и тех, в кого верила; были
сомнения, боль, усталость, страх и напряженность от всех и всего, был едкий сарказм и
внутренняя потерянность себя в этом мире и своей цели, и как следствие всего
вышеперечисленного – абсолютное равнодушие к окружающему. Она болталась во
времени, как броуновская частица и не могла найти себе места и применения; и что хуже
всего, смирилась с этим и престала искать.
Старуха боялась громких и смелых желаний. Она шла по пути наименьшего
сопротивления и девочке пыталась навязать то же. Девочка слушала, зачастую делала так,
как советовала старуха, но глубоко внутри ее продолжала жить та, кем она всегда была.
Они все больше и больше противоречили друг другу, и все больше и больше
конфликтовали. И обе чувствовали, как внутри что-то нарастало.
Иногда девочке до скрипа на зубах хотелось придушить старуху. Она была
распираема бьющейся о стенки сердца закипавшей яростью, но каждый раз, видя эти
безжизненные морщины, не могла. Это было все равно, что убивать тощую, облезлую и
старую собаку, которая до того больна, что нападала на тебя от своей боли много раз.
Девочка после этих мыслей становилась грустна и надолго замолкала. Но потом
неумолимо оживала снова. Еще бы! Она была очень, очень живая! Ее посещали мысли о
суициде, но она была слишком жизнелюбива для этого поступка. И все снова
заканчивалось тем, что она была пожираема нравоучениями старухи – человека, который
только лишь существовал, а не жил. Девочка была как нежный крупный цветок,
болезненно продирающийся к свету и солнцу через толщу колючек со всех сторон.
Однажды посреди ночи она не выдержала и решилась. И убила старуху. Когда
утром она проснулась, то не помнила, как это сделала. Так или иначе, точка была
поставлена. Теперь она была свободна. Абсолютно, совсем. Только она уже не была
прежней Девочкой. Что-то появилось в ней от Старухи, наложило на нее отпечаток.
Человек, который был близко так долго, не мог не оставить после себя следа. Она не
изменила себе, нет. Она осталась такой же, но что-то все-таки сквозило в ней старухино,
разумное, спокойное и иногда острое. И как она ни боялась, того, что сделала, она
почувствовала подступающий долгожданный восторг и полные легкие воздуха.
Я не знаю, как эти два разных человека такое долгое время уживались во мне, но
это был факт. Я мучилась ими, и была рада, когда внутри осталось единство мыслей и
взглядов. Когда Девочка победила, я стала часто и широко улыбаться.
Июнь 2014.
(Идея примерно 2001-2006 годов, написано в июне 2014).