19 ДРЕВНИЙ МИР

2007.01.003
19
сутствует и ее предпосылки невелики. Коллективность, в том числе
и этничность (а не западный национально-государственный подход),
здесь является органичной, преобладание мировоззренческих подходов над научно-технологическими − безусловным.
Эти различия, полагает В.Федотова, несомненно, скажутся на
судьбах народов, и человечество даже в условиях глобализации не
уйдет от культурного разнообразия.
С.В. Беспалов
ДРЕВНИЙ МИР
2007.01.003. ИВАНЧИК А.И. НАКАНУНЕ КОЛОНИЗАЦИИ:
СЕВЕРНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ И СТЕПНЫЕ КОЧЕВНИКИ VIII
– VII ВВ. ДО Н.Э. В АНТИЧНОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ:
ФОЛЬКЛОР, ЛИТЕРАТУРА И ИСТОРИЯ / РАН. Ин-т археологии.
Ин-т всеобщ. истории. Центр по сравнительному изучению древних цивилизаций. Германский археол. ин-т. Евразийское отд-ние. –
М.; Берлин: Палеограф, 2005. – 312 с. – Библиогр.: с. 247–249. –
(Pontus septentrionalis, 3).
Ключевые слова: Северное Причерноморье, VIII–VII вв. до
н.э., степные кочевники, античная литературная традиция.
Монография посвящена проблеме формирования и эволюции
представлений древних греков о кочевниках западной части евразийских степей в период, предшествующий греческой колонизации
Северного Причерноморья. Таким образом, цель данного исследования, как отмечает во введении сам автор, состоит в том, чтобы
выделить восходящие именно к этому периоду элементы античной
литературной традиции. Соответственно, хронологические рамки
данной работы определяются, с одной стороны, датой гомеровских
поэм (VIII в. до н.э.), с которых, собственно, и начинается развитие
античной традиции (нижняя граница), а с другой – рубежом VII–
VI вв. до н.э. (верхняя граница), когда с исторической арены сходят
малоазийские отряды киммерийцев и скифов, а греческая колонизация Северного Причерноморья приобретает широкие масштабы.
Книга состоит из двух частей. В первой части – «Греки и евразийские номады в VIII – начале VII в. до н.э. Эпоха до начала
20
2007.01.003
прямых контактов» – реконструируются представления о степных
кочевниках, которые имели современники Гомера, а также древнейшие представления греков о Черном море, которые существовали у них до начала колонизации его берегов. В основе реконструкции лежат сведения, содержащиеся в гомеровских поэмах. Они
отражают состояние устной эпической традиции по указанным
предметам на момент ее письменной фиксации во второй половине
VIII в. до н.э., когда греки либо вообще еще не имели непосредственных контактов с евразийскими кочевниками, либо эти контакты
были крайне редки. Соответственно, гомеровские свидетельства
сильно мифологизированы и уже в античную эпоху породили различные толкования и острую полемику. Такая ситуация, пишет автор, усложняет процедуру анализа и делает необходимым рассмотрение не только самих гомеровских текстов, но и связанных с ними
схолиев и лексикографических данных (с. 17).
В первой главе анализируется традиция о «млекоедах–
доителях кобылиц» и так называемых абиях гомеровской «Илиады», а также проблема возникновения идеализации скифов. Как
отмечает автор, описание первого из упомянутых Гомером народов
достаточно точно отражает реальный этнографический облик причерноморских кочевников, тогда как второй народ, названный
«абии, справедливейшие из людей», выступает как идеальный образ, вроде гипербореев или эфиопов. Именно так, считает исследователь, понимали гомеровский текст его читатели архаической и
классической эпох – без тени сомнения отождествив первый народ
со своими современниками скифами, они отнюдь не ассоциировали
их с абиями, которых считали идеальным мифическим народом.
Таким образом, отмечает автор, в гомеровском тексте нет никаких
следов идеализации номадов. Ее появление восходит лишь к началу
эллинистической эпохи и связано с именем Эфора. Именно возникшая тогда тенденция к идеализации скифов привела к переосмыслению давно и хорошо известного гомеровского текста, который отнюдь не мог служить источником этой идеализации (с. 33).
Во второй главе разбирается фрагмент гомеровской «Одиссеи», описывающий живущих у входа в подземное царство киммерийцев. Их образ, однако, в отличие от кочевников-«доителей кобылиц» более ранней «Илиады», полностью лишен какой-либо
исторической
достоверности.
Следовательно,
заключает
2007.01.003
21
А.И. Иванчик, в момент написания «Одиссеи» ее автор не имел никаких сведений о киммерийцах, кроме их имени, но, видимо, был
достаточно хорошо знаком (хотя бы понаслышке) с образом жизни
кочевников. Это обстоятельство, по мнению исследователя, вопервых, доказывает невозможность отождествления «доителей кобылиц» «Илиады» с киммерийцами «Одиссеи», а во-вторых, является важным аргументом в пользу европейской локализации первых. Очевидно, пишет он, что греки получили сведения о
евразийских номадах, которые использовал Гомер, уже во второй
половине (а возможно, даже середине) VIII в. до н.э. не с востока,
из Азии (так как киммерийцы появились на далеких северовосточных границах Ассирии и Урарту только в конце VIII в.), а с
севера, из Причерноморья. Таким образом, отмечает автор, есть
основания видеть в «доителях кобылиц» «Илиады» именно скифов.
Такому выводу не противоречат и последние археологические
данные, свидетельствующие о том, что во второй половине VIII в.
до н.э. в Приднепровье и Поднестровье уже существовала археологическая культура, определяемая как первый этап раннескифской культуры. Реальные же исторические киммерийцы стали известны грекам, видимо, позднее, во время их разорительных
вторжений во Фригию, Лидию и Ионию, тогда как в период создания «Одиссеи» они знали только племенное название этого кочевого народа (с. 65–66).
В третьей главе рассматриваются древнейшие представления
греков о Черном море и причерноморских степях. Как подчеркивает автор, отождествление Черного моря с частью Океана, его заливом, обнаруживается практически во всех связанных с ним мифологических циклах. При этом Океан прочно ассоциировался с
царством мертвых, неорганизованным состоянием материи, и потому внушал грекам ужас. В пережиточном виде такое представление сохранилось и в названии Черного моря уже после того, как
оно перестало отождествляться с Океаном. Закрепившиеся за ним
мрачные ассоциации, пишет А.И. Иванчик, привели к быстрой модификации его иранского названия axšaina, адаптированного в греческом языке в форме ̉Άξεινος, в эвфемизм Εύξεινος (существующее
толкование: «гостеприимное море царства мертвых, принимающее
мертвецов») (с. 81). Такая географическая концепция была, с точки
зрения автора, главной причиной запаздывания колонизации при-
22
2007.01.003
черноморских территорий по сравнению с основным колонизационным потоком почти на два века. Греки отказались от нее только
около последней четверти VII в. до н.э. После этого колонизация
понтийских берегов не замедлила начаться, и многочисленные колонии были здесь основаны почти одновременно в течение первой
четверти VI в. до н.э. (с. 108).
Во второй части книги, состоящей из семи глав, анализируются данные о контактах греков и кочевников в VII в. до н.э. и
сложившиеся в результате этих контактов представления эллинов о
номадах. В главе 1 рассматриваются прямые и косвенные свидетельства лирических поэтов архаической эпохи (Калина Эфесского,
Архилоха, Феогнида) о падении под ударами киммерийцев Магнесии и разрушении ими столицы Лидии Сард. На существование
ранней местной, ионийской, традиции о разгроме Магнесии киммерийцами указывают и некоторые эпиграфические данные, косвенно подтверждающие факт наличия различных вариантов этой
традиции в соседних с Магнесией Приене и Самосее (с. 120).
Аккадские клинописные тексты, пишет автор, позволяют установить, что самый успешный набег киммерийцев на Лидию, в
результате которого был убит царь Гиг и разрушены Сарды, датируется 644 г. до н.э. И именно его имеют в виду греческие источники, которым известен не только сам факт опустошительного похода киммерийцев, заставившего население хоры бежать на
острова и под защиту городских стен, но также имя киммерийского
вождя – Лигдамис (Дугдамме аккадских текстов) (с. 123).
Согласно гераклейской традиции (глава 2), киммерийцы в
глубокой древности, до Троянской войны, населяли окрестности
будущей греческой колонии, а представители местного народа мариандинов являются их далекими потомками. Однако, как доказывает автор, эта версия возникла достаточно поздно, не раньше конца VI–V в. до н.э., и поскольку гераклейцы с реальными
киммерийцами никогда не сталкивались, воспоминания о них не
играли в ее формировании никакой роли (с. 133). Иной характер
имела синопская версия (глава 3), сформировавшаяся на основе
воспоминаний о реальных событиях, связанных с основанием Синопы и разгромом киммерийцев скифами, которые датируются началом последней четверти VII в. до н.э. (с. 159–160).
2007.01.003
23
Свидетельством контактов малоазийских греков с иранскими
номадами, которые, видимо, не ограничивались только военными
столкновениями, являются некоторые фрагменты сочинений Алкмана, датируемые концом VII в. до н.э. (глава 4). В них, пишет автор, обнаруживаются несомненные следы знакомства поэта со
скифским эпосом, в частности, с сюжетом о «колаксаевом коне» –
коне Колаксая, или «Солнце-царя» (Κολάξαϊς от иранского *xol-axšaya- < *hvar-xšaya-), прародителя скифского воинского сословия
Παραλαται (= авестийскому Paraδāta) (с. 163). Другим свидетельством такого знакомства является, с точки зрения А.И.Иванчика, наличие в греческой литературе скифского по происхождению эпического образа «воинов-псов» и «воинов-волков» (глава 5),
характерного для мифологии и идеологии мужских союзов и обрядов инициаций многих индоевропейских народов. Примечательно,
пишет автор, что сочетание изображений конных воинов кочевнического облика и охоты псов является распространенным сюжетом
в искусстве (особенно в вазописи) той части греческого мира, у которой были прямые контакты со скифами и киммерийцами в VII –
начале VI в. до н.э., но он практически неизвестен в других областях (с. 183).
Существенной частью античной традиции о ранней истории
ираноязычных номадов являются сообщения о военных походах и
владычестве скифов над Азией, которые рассматриваются в главах 6
и 7. На их основе создавались рассказы чисто литературного характера. Так, литературное происхождение, по мнению А.И. Иванчика,
имеет традиция о скифо-египетской войне, тесно связанная с циклом
легенд о египетском царе Сесострисе. В ней, как показывает автор,
выделяются две основные тенденции – «проегипетская», восходящая
главным образом к греко-египетскому фольклору антиперсидской,
патриотической направленности (заимствованная Геродотом и неоднократно воспроизводившаяся в разных вариантах Феопомпом,
Аристотелем, Диодором и другими писателями), и «проскифская»,
видимо, созданная Эфором в рамках его концепции идеализации
скифов и представленная в сочинениях Помпея Трога (Юстина), Арриана и Мегасфена (с. 218–219).
В основе традиции о владычестве скифов в Азии, отмечает
исследователь, лежат реальные события, относящиеся ко времени
между 626 и 616 гг. до н.э., когда Ассирия уже ослабела, а Вавилон
24
2007.01.003
и Мидия еще недостаточно окрепли. В этих условиях скифы получили значительную свободу действий. Они разгромили мидийцев
царя Киаксара, а затем совершили ряд походов на достаточно отдаленные территории вплоть до границ Египта. Сведения источников
об этих походах, по мнению автора, отражают один из основных
институтов скифо-сарматского, а позднее осетинского общества –
институт, который в осетинском нартском эпосе известен под названием balc («балц»). Этот термин обозначал и военный грабительский рейд, и мобильный отряд, состоящий из юношей на разных ступенях инициации и молодых мужчин – участников набега.
Подобные институты хорошо известны и в других ранних индоевропейских обществах. По всей видимости, пишет А.И. Иванчик,
скифские вторжения в Переднюю Азию и производились такими
отрядами, а участие в них, как это следует из нартского эпоса, состоящего в основном из описания балцев, являлось важнейшим
элементом традиционного военного воспитания молодежи (с. 223).
Несомненно, заключает автор, что переднеазиатские походы
скифов должны были играть существенную роль в формировании
скифской фольклорно-эпической традиции. Видимо, отмечает он,
именно под ее влиянием античными писателями, сильно преувеличившими длительность и значение скифских походов, и была
оформлена литературная традиция о «владычестве скифов в Азии»,
которое в действительности представляло собой достаточно кратковременное хозяйничанье на территории ближневосточного региона грабительских отрядов кочевников (с. 243).
А.Е. Медовичев