венера в мехах - Свободный театр

ВЕНЕРА В МЕХАХ
Драма в трех картинах
(по мотивам одноименного романа Леопольда фон Захер-Мазоха)
С душой Нерона в теле Фрины.
Ада Карина
VI.2013
1
ЛИЦА:
ВАНДА – богатая молодая вдова
СЕВЕРИН – романтичный молодой человек,
он же лакей ГРИГОРИЙ в светло-голубом краковском костюме с красным отворотом, в
четырехугольной красной шапочке, украшенной перьями павлина
ГЕР ЗАХЕР – Леопольд фон Захер, врач Северина,
он же РУССКИЙ КНЯЗЬ с черными рабами в красном атласе
БЛАНШЕФЛЕР – подруга и любовница Ванды
ФОН ДУНАЕВ – покойный муж Ванды (упоминается)
ХУДОЖНИК – молодой человек из Вены
КОРСИНИ – итальянский князь
АЛЕКСЕЙ – грек, женственный деспотичный красавец
ЛАКЕИ – юноши, прислуживают Ванде,
они же «НЕГРИТЯНКИ» в женских нарядах с лицами вымазанными сажей
КОНЮХ
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:
Вилла в МонтСаваж
Интерьер #1 Двухэтажный Дом
Верхний этаж – будуар Венеры. Все в цветах, все витое, даже унитаз.
Ширма cо стеклянными и золотыми розами, витражи, шкаф с приспособлениями для пыток, здесь
же книги и картины исключительно эротического содержания. Ванна на золотых ножках, унитаз,
умывальник с фонтаном – всё для мытья богини.
Действие на первом и втором этажах происходит параллельно. Лакеи наверху штопают,
прибирают, протирают, складывают, читают развратные романы Ванды, переодеваются, играют с
ее игрушками и друг с другом. А порой они просто спят: в ванне, сидя на подоконнике, в шкафу на
полке, на люстре вниз головой.
На первом этаже цвета сдержанные, монолитные – золото, охра, черный и изумрудный.
У камина шкура белого медведя, пара кресел из черной кожи и диван. Решетка камина из
почерневшей меди. Здесь же приспособлениями для чистки (кочерга и проч.), хлыст на карнизе.
На стене картина «Венера в мехах» – нагая женщина в меховом плаще с хлыстом в руке, ногой
опирается на спину мужчины.
Между этажами витая лестница с черно-золотыми перилами.
Интерьер #2 Сад
Маки белые и красные, розы, яблони в цвету. Фонтан со скульптурой Венеры – она льет воду из
кувшина.
Вокруг фонтана скамьи, всё усыпано цветочными лепестками. В глубине сада конюшня и сеновал.
Номер в отеле во Флоренции
Элегантная комната с камином, золотой ширмой и красным бархатным диваном.
2
*
КАРТИНА 1
Сцена 1
Ванда и лакеи в будуаре
ВАНДА. (поднимается из ванной, чихает) Подайте мои меха.
Лакеи промокают ее простыней.
ЛАКЕЙ #1. А! Будьте здоровы, моя госпожа, только не умирайте.
ВАНДА. (снова чихает) Мои меха!
ЛАКЕЙ #3. (лакеям) Как она чихнула...
ЛАКЕЙ #2. А! Она божественна, просто божественна.
ЛАКЕЙ #3. (вытирает ей ноги) Небожительница!
ВАНДА. Меха!
ЛАКЕЙ #1. Но холода давно прошли...(помогает Ванде надеть черный меховой плащ)
ВАНДА. Что это за весна! (подходит к окну, захлопывает его, кутается в шубу) Этого
положительно нет сил выносить. Я начинаю понимать...
ЛАКЕЙ #2. (причесывает ей шубу) Что, моя госпожа?
ВАНДА. Я начинаю верить невероятному, постигать непостижимое...
ЛАКЕЙ #3. О, моя госпожа! (закалывает ей волосы золотыми булавками, надевает на
голову венок из черных роз)
Ванда ходит по будуару, лакеи за ней, несут подол ее длинной шубы.
ВАНДА. Та любовь, которая есть высшая радость, само божественное веселье, не годится
для вас, нынешних детей рефлексии. Как только вы хотите быть естественными, вы
становитесь пошлыми. Оставайтесь же среди своего северного тумана, в дыму
христианского фимиама, оставьте нас, язычников, покоиться под грудами щебня и лавой,
не откапывайте нас. Не для вас были построены Помпеи, не для вас наши виллы, наши
купальни и наши храмы тоже не для вас! (набирает пенной воды из ванны в кувшин и
поливает лакеев по очереди) Вам не нужно никаких богов! Нам холодно в вашем мире!
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Завернитесь поглубже в ваши меха, чтобы не простудиться. Поглубже,
да, вот так.
Ванда спускается по лестнице в гостиную.
ВАНДА. Пустите! Я зябну, пустите. Пойду к огню.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Вы зябните, моя госпожа? Зябните, когда вы сами будто из огня,
завернуты в эти царственные меха.
ВАНДА. Я зябну, пустите.
*
Сцена 2
Гер Захер и Северин
В саду у фонтана перед статуей Венеры Северин заснул на каменной скамье, лицо его
прикрыто раскрытой книгой.
3
ГЕР ЗАХЕР. Северин, ах, Северин. (стегает его маковым цветком) Заснуть одетым, да
еще и с книгой.
СЕВЕРИН. А, Гер Захер, это вы... (роняет книгу) Доброе утро!
ГЕР ЗАХЕР. Уже давно за полдень. (присаживается на край фонтана) А вы думали кто?
Ангел упал с небес?
СЕВЕРИН. Да вот хотя бы она, моя Венера... (указывает на скульптуру в фонтане) Такой
я видел ее в моем сне.
ГЕР ЗАХЕР. Я тоже. Только свой сон я видел наяву с широко открытыми глазами. На
полотне в гостиной над камином – там ждет ваша «Венера».
СЕВЕРИН. Неужели? Она мне снилась такой живой, исполненной грации, такой...
настоящей.
ГЕР ЗАХЕР. Вы мечтатель, господин Кузимский, неисправимый мечтатель.
СЕВЕРИН. Я не знаю кто я, когда не знаю, кому принадлежу.
ГЕР ЗАХЕР. Та картина, очевидно, послужила поводом для вашего сна.
СЕВЕРИН. Но, право, я совсем ее не помню. Во сне она была такой реальной, из плоти и
крови. Я ощущал ее дыхание на своем бледном лице так ясно, что кровь застывала в
горле. Я не мог пошевелиться – я смотрел на нее не дыша... Она безмолвно мне улыбалась,
такая холодная и невыразимо прекрасная.
ГЕР ЗАХЕР. (гладит мраморной Венере колено) Мужчина страстно стремится к
обладанию, а женщина – предмет всех его стремлений.
СЕВЕРИН. (бросает к ногам статуи цветы и травы) Как можно любить женщину,
отвечающую на любовь вечно одинаковой, каменно-холодной улыбкой?
ГЕР ЗАХЕР. (читает из книги Северина) Бог покарал его и отдал в руки женщины.
(бросил книгу, стоит у фонтана, разглядывает статую Венеры: ее колени, по которым
стекают ручейки воды) Как вы чувствуете себя, Северин?
СЕВЕРИН. В саду в тени деревьев я читал «Одиссею», и, кажется, ее легкая белая шубка
прошелестела мимо...
ГЕР ЗАХЕР. Вам уже легче здесь в горах, среди цветов и всего этого великолепия?
СЕВЕРИН. Мне здесь очень хорошо. Я дышу полной грудью. (укладывается обратно на
каменную скамью, мечтательно прикрыв глаза руками) Меха... В моем сне она была одета
в меха. Прекрасная, жестокая, сладострастная деспотица, облаченная в царственные меха.
Каменная женщина, которую я боготворю, у ног которой я бы простерся...
ГЕР ЗАХЕР. Вы грезите, мой друг! Заснуть одетым за книгой...
СЕВЕРИН. Вы смеетесь, Гер Захер? Не надо мной ли?
Гер Захер кладет раскрытую книгу обратно на лицо Северина, уходит, смеясь.
*
Сцена 3
Северин и Ванда
В гостиную входит Северин. Лакеи делают уборку: чистят камин, причесывают шкуру
медведя, гладят занавески. Ванда сидит на черном кожаном диване у камина,
закутавшись в меха.
4
СЕВЕРИН. (вешает свою соломенную шляпу на крючок, замечает Ванду, хватается за
сердце) А!..
ЛАКЕЙ. (с чувством протирает голову Северина пыльной тряпкой) Вам плохо?
СЕВЕРИН. Я поражен стрелой... (падает у камина) Богиня!..
ВАНДА. (холодно) Какая именно?
СЕВЕРИН. Венера! Венера в мехах. Такой я видел вас во сне.
ВАНДА. На мне шуба, в которую можно завернуться целиком, хотите примерить?
СЕВЕРИН. Потом.
Робко садится на край дивана рядом с Вандой.
СЕВЕРИН. В вас столько греческого... Этот дивный изумительный профиль на фоне
красного пламени. В вас есть что-то от Психеи одухотворенно-мечтательной, а когда вы
вот так смотрите на огонь, полуприкрыв глаза, и свет мерцает на вашем бледном лице, оно
кажется таким невыразимо-прекрасным в этих черных царственных мехах.
ВАНДА. Что вы хотите сказать?
СЕВЕРИН. Ваша божественная неземная красота меня околдовала. (на коленях перед ней)
О, ну что за женщина! Я напишу стихотворение. Напишу не чернилами, а собственной
кровью, которая сочится у меня из сердца, когда гляжу на вас.
ВАНДА. (молча смотрит на огонь с выражением лица совершенно безразличным)
СЕВЕРИН. Знаете... А вы мне снились. Вы сидели в саду ровно в этой позе, строгая,
жестокая, сладострастная в своем меховом плаще. Кажется, сама судьба...
ВАНДА. Вы грезите!
СЕВЕРИН. Я заснул одетым за книгой.
ВАНДА. (смеется)
СЕВЕРИН. Вы смеетесь... Не надо мной ли? Какой странный смех у вас.
ВАНДА. Для меня веселая чувственность эллинов, радость без страдания – идеал,
который я стремлюсь осуществить в жизни. В ту любовь, которую проповедует
христианство, в которую верят люди, эти рыцари духа, – в нее я не верю. Да, да, и не
смотрите на меня так. Я гораздо хуже еретички, я – язычница. Только одна любовь
естественна – та, которой любят боги, когда за взглядом следует желание, а за желанием
наслаждение... Все иное надумано и неискренно, вызывает у меня приступы тошноты и
дикого безудержного веселья. Благодаря христианству, этой эмблеме жестокости, его
железному кресту, в человеческую природу проникли элементы чуждые и более того,
враждебные истинной любви.
СЕВЕРИН. Мы современные люди, не переносим античной веселости – особенно в
любви. Одна мысль о том, чтобы делить женщину с другими, нас возмущает. Мы
ревнивы, как наш Бог. Вот почему имя прекрасной Фрины стало у нас бранным словом.
ВАНДА. Значит, вы увлекаетесь современными женщинами? Этими жалкими
истеричными созданиями, которые как сомнамбулы в погоне за пригрезившимся идеалом
не умеют оценить лучшего мужчины, в слезах и муках ежедневно оскорбляют свой
христианский долг. Обманывая, они сами оказываются обманутыми, вечно выбирают,
бросают и снова отправляются на поиски, не умеют счастья ни изведать, ни подарить его
5
другому, и проклинают судьбу вместо того, чтобы спокойно сознаться: я хочу любить и
радоваться, хочу жить, как жили Елена и Аспазия. Природа жестока, она не знает
постоянства в отношениях между мужчиной и женщиной. Мужчина жадно стремится к
обладанию, а женщина – предмет его вожделения. Это ее единственное, но решающее
преимущество: мужчина, обуреваемый страстями, находится целиком во власти
женщины. (подходит к огню, ворошит угли кочергой) Если она не умеет сделать его своим
подданным, своим рабом, своей игрушкой, чтобы затем изменять ему, такая женщина
просто неумна. Власть женщины – сладостная мука!
СЕВЕРИН. Ваши принципы, глубокоуважаемая... Я возмущен!
ВАНДА. Покоятся на тысячелетнем опыте. Дайте мне выговориться! Все попытки внести
постоянство в самое изменчивое из всего, что только есть в изменчивом человеческом
бытии – в любовь, путем священных обрядов, клятв и договоров потерпели крушение.
СЕВЕРИН. Но...
ВАНДА. Можете ли вы отрицать, что наш христианский мир разлагается? Эгоизм
мужчины жаждет схоронить женщину, словно она какое-то сокровище. Во имя чего
отказываться от чувственной эллинской любви? Надо любить, как любят боги.
СЕВЕРИН. Античная Венера была божественно жестока: сегодня любит Анхиза, завтра
Адониса, а после, изнемогая от страсти, летит к Парису со своими яблоками....
ВАНДА. О да, Венера жестока – демонически жестока. Но ответьте мне, как это
возможно: принадлежать человеку, которого не люблю, просто потому что однажды я
совершила глупость и божественно залетела... Я молода, я вдова, я богата и хороша собой
– хочу жить для удовольствия, для наслаждения. Мой покойный муж, граф фон Дунаев,
пусть могила ему будет пухом, когда сидел больной и немощный в своей старой плетеной
кресло-качалке, всё спрашивал: – У тебя уже есть поклонник, моя девочка? – Вы не
поверите, но я сгорала со стыда! – Не обманывай, – настаивал старый маховик, – найди
себе красивого мужчину. А лучше двух или трех – ты еще молода, тебе нужны игрушки –
много игрушек, такой красавице. Только не смей обманывать старика! Иди развлекайся,
потом мне расскажешь.
СЕВЕРИН. О, это удивительно печальная история.
ВАНДА. Когда он умер, мне все сочувствовали.
СЕВЕРИН. Моя прекрасная госпожа, в вас столько от эллинов. Вы настоящая гречанка – я
бы на вас молился, бросал фиалки и розы к вашему алтарю. О, небожительница, я
боготворю вас... (целует подол ее шубы)
ВАНДА. (отмахивается кочергой) Не стоит.
СЕВЕРИН. Разве запрещено обожать?! (ползет за ней на коленях) Красивые, свободные,
веселые и счастливые люди, то есть греки, возможны только тогда, когда существуют
рабы, которые делают все прозаические дела повседневной жизни и за всех работают.
ВАНДА. Разумеется. Но прежде всего целая армия рабов нужна олимпийской богине,
вроде меня. Так что берегитесь!
СЕВЕРИН. Позвольте вашу ручку...
ВАНДА. Мой алтарь жаждет крови и свежих сердец.
6
СЕВЕРИН. В любви не бывает никакого равенства, никакой порядочности. Но если бы у
меня был выбор: властвовать или быть подвластным, роль раба прекрасной женщины
кажется мне очень привлекательной. Но где найти женщину, которая не добивалась бы
влияния мелочной сварливостью, а сумела бы властвовать в спокойном сознании своей
силы?
ВАНДА. О, это совсем нетрудно.
СЕВЕРИН. Вы думаете?
ВАНДА. Ну, я к примеру. У меня талант – быть деспотицей, необходимые меха у меня
уже есть... Хотите примерить? Вы могли бы стать моим рабом.
СЕВЕРИН. Вы серьезно?
ВАНДА. (снимает с себя шубу, накидывает сверху на Северина) Я укутаю вас с головы до
ног. О, эти меха вам так к лицу, вы бы себя видели...
СЕВЕРИН. Вот теперь я начинаю по-настоящему бояться. Но знаете, вы мне нравитесь, я
просто очарован вами. Мои страдания с каждой минутой все горше... (стягивает с нее
чулок, снимает туфлю) Поставьте ногу мне на голову.
ВАНДА. (забирает шубу) Убирайтесь. Я не желаю вас больше видеть. Отдайте мою
туфлю!
СЕВЕРИН. О...она... я ее хочу! (снимает с Ванды туфлю)
ВАНДА. (отбирает туфлю – бьет его по голове) Вы осел.
Уходит, поднимается по лестнице в будуар.
СЕВЕРИН. Осел?.. Да, я осел! (ползет по лестнице следом, целует ей ноги)
ВАНДА. (сталкивает его с лестницы ногой, убегает наверх) Это уже все поняли.
СЕВЕРИН. (лежит на ступенях) О... она божественна, просто божественна. Я от нее без
ума. Хоть бы она меня убила!
ЛАКЕЙ. (расстилает ковер на ступенях) Это запросто. Она каждый день кого-нибудь
убивает: скоро все лакеи вымрут, некому будет подмести. Придется вам самому взяться за
веник, как и подобает верному другу и поклоннику госпожи фон Дунаевой.
СЕВЕРИН. Как ее имя?
ЛАКЕЙ. Ванда. Ванда фон Дунаева.
*
Сцена 4
В будуаре Ванда и Бланшефлер, затем лакеи и Северин
Женщины принимают ванну.
ВАНДА. Я могла бы его полюбить, но понимаешь...
БЛАНШЕФЛЕР. (намыливает Ванде руки и плечи) Что, моя дорогая?
ВАНДА. Он добр ко мне, он покорен в ожидании моих ласк, подставляет голову под
удары моего каблука, ловко прогибает спину, чтобы служить мне подножной скамьей, он
целый день готов целовать мои лаковые сапоги...
БЛАНШЕФЛЕР. Какое чудо – он просто находка! Расскажи мне о нем.
7
ВАНДА. Он еще совсем юный, очень привлекательный, у него мечтательный вид и такие
томные глаза... Думаю, он немного младше меня. Впрочем, для других это неочевидно. У
него очаровательные черные кудри, он похож на греческое божество. Он смешон, когда
начинает говорить, а еще он неисправимый лжец. Северин боготворит меня. Знаешь,
наверное, я могла бы его полюбить...
БЛАНШЕФЛЕР. Что-то не так?
ВАНДА. Даже не знаю, как объяснить...
БЛАНШЕФЛЕР. (смеется) Говори как есть.
ВАНДА. Дело в том, что... (ныряет, затем поднимается из воды, закрыв лицо руками) Он
осел.
БЛАНШЕФЛЕР. Как же так? Зачем ты полюбила осла? Чем он тебя покорил?
ВАНДА. Большинство мужчин столь обыкновенны: в них нет ни вдохновения, ни
фантазии, ни пафоса, ни капли поэзии. А он... в нем есть какая-то глубина, ясность мысли,
а главное, эта нравственная серьезность. Я бы в него влюбилась, честное слово,
влюбилась, но...
БЛАНШЕФЛЕР. Что, моя девочка?
ВАНДА. Я добра, пока со мной обращаются серьезно и благоразумно, но если мне
отдаются слишком беззаветно, во мне пробуждается опасное и злое высокомерие.
БЛАНШЕФЛЕР. О, это мне отлично знакомо!
ВАНДА. Я могу себе представить, что принадлежала бы одному мужчине всю жизнь, но
это должен быть настоящий мужчина, который подчинил бы меня силой своей личности,
понимаешь? А все мужчины – уж я-то знаю! – едва влюбятся, становятся слабы,
податливы, смешны, всецело отдаются в руки женщины, пресмыкаются, ползают перед
ней на коленях. Долго любить я смогла бы только того, перед кем я сама ползала бы на
коленях.
БЛАНШЕФЛЕР. О, как я тебя понимаю, моя девочка. Раз он так глуп, что сразу
подчинился твоей воле, делай с ним, что хочешь. Пусть будет твоим мужем или рабом,
заставь его протирать пол языком и штопать твои чулки, мыть ванну, полировать ступени,
чистить камин голыми руками. Изменяй ему! Чтобы навеки привязать к себе мужчину,
надо прежде всего быть ему неверной. Какую честную женщину боготворили бы так, как
боготворят гетеру?
Обе смеются.
ВАНДА. Мне нравится, что ты говоришь.
БЛАНШЕФЛЕР. Сделай из него раба – свою игрушку, пусть ползет за тобой, пусть
пресмыкается. Только представь, как это приятно – быть госпожой! Власть – ни с чем не
сравнимое удовольствие.
ВАНДА. (целует Бланшефлер) Я так счастлива, что ты приехала меня повидать.
Они вместе исчезают в пене.
БЛАНШЕФЛЕР. А! (выныривает первой, Ванда следом за ней) Придумала! Напиши ему
письмо.
ВАНДА. О чем же?
8
БЛАНШЕФЛЕР. (подзывает лакея) Бери листок, хватай перо. Ты пиши – я надиктую.
ВАНДА. Какое блаженство иметь раба.
БЛАНШЕФЛЕР. (лакею) Пиши красиво – женским почерком. Я знаю, ты это отлично
умеешь. Представь, что ты небожительница, Елена Прекрасная, без ума от юноши с
горячей пылкой кровью.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. (лакей быстро записывает за ней) О, это очень просто!
БЛАНШЕФЛЕР. Что? Что ты там пишешь, идиот? Брось! Пиши заново. Я буду по слогам
диктовать. Пиши: «Любимый мой! Я не хочу видеть тебя ни сегодня, ни завтра, а только
послезавтра вечером – рабом моим. Твоя повелительница, Ванда». Рабом моим
подчеркни.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Все исполнено, госпожа. Что изволите?
БЛАНШЕФЛЕР. Отнеси немедленно этому... юноше.
ВАНДА. (лакею) Северину фон Кузимскому.
БЛАНШЕФЛЕР. И поспеши!
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Меня здесь нет, одной ногой я уже там на лестнице.
Убегает.
БЛАНШЕФЛЕР. Ну вот. Жди гостей, моя кровожадная.
ВАНДА. Ах, как же я рада, что ты решила меня навестить. К черту этих мужчин – мне с
тобой весело!
Ванда целует Бланшефлер, они исчезают в пене.
Прибегает Северин с письмом в руке. Замечает женские платья и туфли, развешанные
на ширме, разбросанные на полу. Некоторое время стоит над ванной, наблюдая за
женщинами. Погрузив одну руку в пену, вытаскивает Бланшефлер за волосы. Ванда
выныривает следом.
СЕВЕРИН. С юных лет я питал отвращение ко всему низменному, пошлому, некрасивому,
вроде вашей подруги. (Бланшефлер хочет возразить – Северин заталкивает полотенце
ей в рот) Еще мальчиком я обнаружил загадочную робость перед женщинами, за которой,
в сущности, скрывалось неодолимое влечение к ним...
Отпускает голову Бланшефлер, затем надавливает на нее и снова топит в ванной.
Бланшефлер болтает руками и ногами, разбрызгивая пену во все стороны.
СЕВЕРИН. Я возносил молитвы Венере: Богородице, Верую...
ВАНДА. (говорит очень спокойно, сжимает руки Бланшефлер, чтобы та не расплескала
всю воду) Моя подруга не понимает, как я могу вас любить. Она жалуется на вас, Северин.
СЕВЕРИН. Видимо, она чувствует, как я ее презираю. (отпускает Бланшефлер)
Бланшефлер выплевывает пену вместе с мыльной водой и цветами.
ВАНДА. За что?!
СЕВЕРИН. Я уважаю только добродетельных женщин или таких, которые не скрывают,
что живут для наслаждения.
БЛАНШЕФЛЕР. Да разве же я скрываю?!
СЕВЕРИН. (топит ее) Молчи!
9
ВАНДА. (неторопливо вылазит из ванной, вытирается, направляется к ширме) Природа
женщины таит в себе больше опасностей, чем ты думаешь. Женщина не может быть ни
хорошей, ни дурной, она осталась неизменной, какой выпустила ее из своих рук природа,
сохранила характер дикаря. Женщина способна на верность и измену, на великодушие и
жестокость, на самые грязные и возвышенные чувства, мысли и поступки. Мужчина
всегда следует принципам, а женщина повинуется лишь побуждениям и инстинктам. Не
забывай об этом, Северин, и никогда не будь совершенно уверен в той, которую страстно
любишь.
СЕВЕРИН. Я не могу быть счастлив, смотря на женщину, которую люблю, сверху вниз.
Одна из сторон должна быть молотом, другая наковальней. (падает на колени перед
ванной) Я хочу быть наковальней! Моя любовь к вам превратилась в какое-то безумие... Я
не могу больше жить без вас, моя красавица! Моя повелительница, моя госпожа... С тех
пор как встретил вас, я счастлив, как юный бог.
Северин в неистовстве разбрызгивает воду, ныряет с головой. Бланшефлер в страхе
выпрыгивает из ванны, прячется за ширмой.
СЕВЕРИН. (в истоме) Я хочу быть наковальней!
Северин в порыве переворачивает ванну, пена заполняет будуар.
Бланшефлер схватив платье и туфли убегает, лакеи за ней следом.
Ванда неторопливо одевается и спускается вниз в гостиную.
*
Сцена 5
Северин, Ванда
Северин бежит вниз по лестнице в гостиную.
СЕВЕРИН. Ванда, будьте моей женой! Вы мой языческий идеал, небожительница, моя
Венера в мехах. (целует подол ее шубы) Потерять вас – сердце мое разрывается от одной
мысли...
ВАНДА. Ну, Северин, это дело серьезное. Я верю, что вы любите меня – это очень
хорошо, и я вас люблю. А что еще лучше, мы интересуем друг друга, значит, мы не
наскучим друг другу слишком скоро. Вы знаете, я женщина легкомысленная – именно
поэтому я отношусь к браку очень серьезно. Если я беру на себя какие-то обязанности, я
хочу иметь возможность их исполнить. Но, боюсь, вам будет слишком больно это
услышать...
СЕВЕРИН. Будьте искренни со мной, умоляю!
ВАНДА. Ну, хорошо, я буду откровенна с вами. Не думаю, что могла бы любить человека
дольше, чем...
Она грациозно склонила голову набок.
СЕВЕРИН. Дольше года?
ВАНДА. Что вы такое говорите! Дольше месяца, вероятно.
СЕВЕРИН. И меня?..
10
ВАНДА. Ну, вас – вас, может быть, два.
СЕВЕРИН. Два месяца!
ВАНДА. Два месяца – это очень долго.
СЕВЕРИН. Это более, чем антично, сударыня.
ВАНДА. Вот видите, вы не переносите правды!
Ванда прошлась по комнате, остановилась у камина. Положив руку на карниз, с любовью
разглядывает хлыст.
ВАНДА. Ну что мне с вами делать?
СЕВЕРИН. Что хотите. Что доставит вам удовольствие.
ВАНДА. Как непоследовательно! Сначала вы хотите меня в жены, потом отдаете мне
себя, как какую-то игрушку.
СЕВЕРИН. Ванда, я люблю вас... Я хочу, чтобы вы играли со мной, хочу быть
наковальней!
ВАНДА. Так мы вернемся к тому, с чего начали. Вы любите меня и хотите меня в жены,
но я не хочу вступать в новый брак, потому что сомневаюсь в прочности своих и ваших
чувств.
СЕВЕРИН. А если я хочу рискнуть? Хочу вступить с вами в брак...
ВАНДА. Тогда остается вопрос, хочу ли я так рисковать? Я отлично могу себе
представить, что принадлежала бы одному мужчине всю жизнь, но это должен быть
настоящий мужчина, который подчинил бы меня силой своей личности, понимаете?
(снимает шубу, бросает Северину на голову) По-настоящему я могла бы любить только
того, кто заставит меня ползать на коленях. Но вы мне так полюбились, Северин, что я
хочу попробовать.
СЕВЕРИН. О, Ванда! Я ваш раб навеки...
ВАНДА. Даю вам срок, чтобы покорить меня, и убедить, что мы подходим друг другу. И
если вам это удастся, тогда я буду вашей женой, и притом такой, Северин, которая
исполняет свои обязанности строго и добросовестно. В течение года мы будем жить, как в
браке. Мы поселимся вместе, у нас будут одинаковые привычки, и посмотрим, сможем ли
мы ужиться. Предоставляю вам все права супруга, поклонника и друга. Ну, вы
удовлетворены?
СЕВЕРИН. Я должен быть удовлетворен.
ВАНДА. Вы ничего не должны.
СЕВЕРИН. Тогда я хочу...
ВАНДА. Превосходно, просто превосходно. Это слова мужчины. Вот вам моя ручка.
Северин припадает к ее белоснежной ладони, покрывает поцелуями, ползет все выше и
выше.
Затемнение.
*
11
Сцена 6
Ванда и Северин в будуаре
Ванда переодевается за ширмой с цветочным узором. Северин стоит на коленях, подает
ей наряды – Ванда примеряет их и тут же бросает ему на голову.
СЕВЕРИН. Я не могу больше жить без тебя, моя повелительница, моя госпожа... (в
меховом плаще ползет следом за Вандой) Поверь мне, это не пустая шутка, не прихоть, не
фантазия! В самой глубине души я чувствую, как связана моя жизнь с твоей. Если ты меня
покинешь, я зачахну, я просто погибну...
Ванда разгуливает голая по будуару.
ВАНДА. А вот этого не нужно. Ведь я люблю тебя, дурачок!
СЕВЕРИН. Я хочу принадлежать только тебе: весь целиком, безгранично, беззаветно,
безусловно, хочу отдавать тебе каждую минуту своей жизни, дышать с тобой одним
воздухом...
ВАНДА. Это нехорошо, Северин! Разве вы еще не узнали меня? Вы совсем не хотите меня
понять? Я добра, пока со мной обращаются серьезно и благоразумно, но когда мне
отдаются слишком беззаветно, я становлюсь заносчивой...
СЕВЕРИН. Пусть так! Будь заносчивой, будь деспотичной – Ванда, будь моей навеки!
Северин бросается к ее ногам, покрывает их поцелуями.
ВАНДА. (серьезно) Это плохо кончится, мой друг.
СЕВЕРИН. О, пусть этому не будет конца! Только смерть нас разлучит! Если ты не
можешь быть моей навеки, то я хочу быть твоим рабом, служить тебе, всё от тебя сносить:
истязания, побои, пинки... Только не отталкивай меня от себя, умоляю!
ВАНДА. Возьмите себя в руки! (отталкивает Северина) Я вас полюбила всей душой, но
это не тот путь, чтобы покорить меня или удержать.
СЕВЕРИН. Да, я сделаю всё, что вы хотите, моя госпожа, только бы не потерять вас!
Только не это... Я готов служить, быть вашим рабом, лежать не дыша, простершись у
ваших ног, только не покидайте меня!
ВАНДА. Встаньте!
Северин повинуется.
ВАНДА. Странный вы человек, Северин. Итак, вы хотите обладать мной, чего бы вам это
ни стоило?
СЕВЕРИН. О да, чего бы не стоило!
ВАНДА. Но какую же цену вы готовы заплатить за обладание мной? Если бы я разлюбила
вас, если бы принадлежала другому?
Северин молча залезает в пустую ванну, накрывается меховым плащом с головой.
ВАНДА. Вот видите, вы пугаетесь одной мысли об этом!
СЕВЕРИН. Меня охватывает ужас, когда я живо представляю себе, что женщина, которую
я люблю, которую боготворю, которая отвечает мне взаимной любовью, может безо
всякой жалости отдаться другому. Но разве у меня есть выбор? Если я люблю эту
женщину, люблю безумно, должен ли я гордо повернуться к ней спиной и погибнуть, и со
12
всей показной силой пустить себе пулю в лоб? У меня есть два идеала. Если мне не
удастся найти свой благородный, ясный, как солнце идеал – женщину верную и добрую,
готовую разделить со мной мою судьбу, – а я не хочу ничего половинчатого и
бесцветного! – тогда я предпочту отдаться женщине лишенной добродетели, верности и
всякой жалости. Такая женщина, в своем эгоистическом величии, – тоже идеал. Если мне
не дано изведать счастье любви во всей полноте, тогда я хочу испить до дна все страдания
и муки. Я хочу, чтобы женщина, которую я люблю, издевалась надо мной, изменяла мне,
избивала меня до полусмерти – чем более жестоко, тем лучше. Любовь – это сладостная
мука!
ВАНДА. Да вы в своем уме?! (отбирает у Северина меховой плащ)
СЕВЕРИН. Я так люблю вас – всем сердцем, всей душой и каждой мыслью! Ваша
близость, воздух, которым вы дышите, незаменимы для меня, если мне суждено жить
дальше... Выбирайте! Выбирайте любой из моих идеалов. Сделайте из меня, что хотите –
своего мужа или своего раба!
ВАНДА. Хорошо же! Всецело иметь в своей власти человека, который меня волнует,
который любит меня, – я представляю, это должно быть довольно весело. В развлечениях
у меня, по крайней мере, недостатка не будет. У меня, знаете ли, страсть к развлечениям.
Вы были так неосторожны, что предоставили мне выбор. Так вот, я выбираю: я хочу,
чтобы вы были моим рабом, моей игрушкой.
СЕВЕРИН. О, сделайте это, сделайте меня своей игрушкой! Ради вас я готов на всё.
(переворачивает ванну, ползет к цветочной ширме, за которой наряжается Ванда) Если
брак может быть основан только на полном равенстве и согласии, то противоположности
порождают самые сильные страсти. Мы с вами противоположности, мы почти враждебны
друг другу. Отсюда та дикая страсть, неистовое, непреодолимое влечение к вам – отчасти
страх, отчасти ненависть. Но при таких отношениях одна из сторон должна быть молотом,
другая – наковальней. Я хочу быть наковальней! Я не могу быть счастлив, пока смотрю на
вас сверху вниз.
ВАНДА. (гневно) Однако, Северин! Разве вы считаете меня способной поступить дурно с
человеком, который любит меня так беззаветно, как любите вы?
СЕВЕРИН. Отчего же нет? Будьте ко мне жестоки – я стану боготворить вас еще сильнее!
Истинно любить можно лишь то, что стоит выше нас: женщину, которая подчиняет своей
красотой, темпераментом, умом, силой воли, которая станет деспотицей.
ВАНДА. Вас, значит, притягивает то, что другим ненавистно?
СЕВЕРИН. Да! (надевает на плечи Ванды меховой плащ) У меня, знаете, к этому страсть.
ВАНДА. Но, в конечном счете, во всех наших страстях нет ничего особенно странного:
кому же в самом деле не нравятся красивые меха? Ведь всякий знает и чувствует, как
близко родственны друг другу жестокость и сладострастие.
СЕВЕРИН. Я приехал сюда в надежде среди величавой природы этих гор избавиться от
моей болезненной страстности, моего томления... Но как только я увидел вас в гостиной у
камина, все мои комплексы, мои скрытые неутоленные страсти вырвались наружу. Ни о
каком избавлении не может быть и речи. Словно мраморное изваяние вы кутались в свои
13
царственные меха, моя дивная каменная богиня... Вы свели меня с ума! Я просто
помешался.
ВАНДА. О, Северин! У вас мягкая, податливая, чувственная натура, и душа такая тонкая.
(целует его в лоб) Разум имеет над вами так мало власти.
СЕВЕРИН. А мученики тоже были натуры мягкие и чувственные?
ВАНДА. Мученики?
СЕВЕРИН. Наоборот, это были сверхчувственные люди, они находили наслаждение в
страдании, искали самых страшных удовольствий, мучений и даже смерти, как другие
ищут радости. Вот и я такое же сверхчувственное существо, сударыня.
ВАНДА. Берегитесь, Северин! Как бы вам самому не сделаться мучеником любви –
мучеником женщины.
СЕВЕРИН. О, моя богиня, ради вас я готов на всё! Я жажду вашей ласки, вашей любви, я
хочу быть мучеником, хочу быть... Наковальней!!
Ванда, ловко перепрыгивая через лужи мыльной пены, сбегает вниз по лестнице в
гостиную. Северин преследует ее, ползет на коленях.
*
КАРТИНА 2
Сцена 1
Ванда и Северин
В саду в фонтане мраморная статуя Венеры без головы.
Ванда сидит на краю фонтана, с любопытством разглядывает статую, вдыхает
аромат красного макового цветка.
СЕВЕРИН. В юности я избегал всякого соприкосновения с прекрасным полом, я был
сверхчувственным до помешательства. (собирает цветы, бросает к ногам статуи, на
колени Ванды) Мне было тогда лет четырнадцать, к матери поступила новенькая
горничная, прелестное существо: молоденькая, стройная, с пышной белой грудью,
отличным тазом. Однажды утром я сидел за своим Тацитом, воодушевляясь
добродетелями древних германцев, а малышка подметала в комнате. Вдруг она
остановилась, нагнулась ко мне, и не выпуская щетки из рук, прижалась своими полными,
свежими как роса цветов губами к моим. Поцелуй меня обжег, я поднял свою "Германию"
как щит против соблазнительницы, и в возмущении бежал из дому.
ВАНДА. (громко смеется) Вы удивительный! Продолжайте, Северин, продолжайте.
СЕВЕРИН. К моим родителям захаживала графиня Соболь, она доводилась мне
троюродной теткой. Ей было тогда лет сорок. Всё еще свежая и соблазнительная, графиня
носила отделанную мехом темно-бурой куницы кацавейку из зеленого бархата. Женщина
величавая, с пленительной улыбкой, в семье она имела репутацию Мессалины. Я
держался с ней грубо, неуклюже и невежливо до крайности, – графиня была мне прямо
ненавистна. Она неожиданно явилась ко мне в комнату в своей подбитой мехом
14
кацавейке, в сопровождении кухарки, судомойки и той самой горничной, которой я
пренебрег. Они схватили меня, скрутили по рукам и ногам. Тетка со злобной улыбкой
засучила рукава и принялась хлестать меня толстой розгой, да так усердно, что брызнула
кровь. Я закричал, заплакал, взмолился о пощаде. Тогда она велела меня развязать, и я
стоя на коленях, благодарил ее за суровое наказание, целовал ей ручки. Представьте себе,
под розгами этой роскошной красавицы, разгневанной царицы в ее меховой душегрейке,
во мне впервые затеплилось чувство к женщине. С той поры тетка начала казаться мне
самой обворожительной на свете. Моя робость перед женщинами была не чем иным, как
до крайности обостренным чувством красоты. Чувственность превратилась в моей
фантазии в своего рода культ, и я поклялся себе не расточать ее священных переживаний
на существа обыкновенные, а сохранить их для идеальной женщины. Если возможно, для
самой богини любви. (падает на колени, протягивает ей белый маковый цветок) Для вас,
моя царица!
ВАНДА. Вы взволновали меня своим рассказом, Северин. У вас оригинальная манера –
разгорячить фантазию, взвинтить нервы, ускорить сердцебиение... Вы окружаете порок
каким-то фантастическим ореолом. Ваш идеал – смелая, гениальная куртизанка. О, вы,
кажется, из тех мужчин, которые способны бесповоротно погубить женщину!
СЕВЕРИН. (поправляет шубу Ванды, целует ей плечи) Да, красавица моя. Я без ума от
ваших мехов.
ВАНДА. Откуда в вас это пристрастие к мехам, Северин?
СЕВЕРИН. Это врожденное, я обнаружил его еще в детстве. Впрочем, на всех нервных
людей меха оказывают возбуждающее действие, оно основывается на законах всеобщих и
естественных. В них есть какое-то физическое очарование, ему никто не в силах
противостоять. Взять хотя бы символическое значение, которое меха приобрели как
атрибут красоты и власти. В былые времена монархи и знать присвоили себе
исключительное право носить меха, а великие художники облекали ими королев красоты:
Рафаэль для божественных форм Форнарины, Тициан для розового тела своей
возлюбленной не нашли более драгоценной рамы, чем темные царственные меха.
ВАНДА. Благодарю за столь поучительный эротический доклад. Вы все еще не ответили,
что связывает с мехами лично вас.
СЕВЕРИН. Правда? Я уже говорил, что в страдании заключается странная прелесть:
ничто не в силах так разжечь мою страсть, как тирания, жестокость и, прежде всего,
неверность любимой женщины. А такую женщину, этот странный идеал – с душой Нерона
в теле Фрины, я не могу представить себе без мехов.
ВАНДА. Понимаю. Они придают женщине что-то властное, импозантное.
СЕВЕРИН. Не только это. Я, знаете ли, существо сверхчувственное, у меня все коренится
в фантазии и получает пищу оттуда. Я рано развился и обнаружил в себе повышенную
возбудимость. В десятилетнем возрасте ко мне в руки попали жития мучеников. Помню, с
каким ужасом и восторгом я читал, как они томились в темницах, как их клали на
раскаленные колосники, простреливали стрелами, варили в кипящей смоле, бросали на
растерзание диким зверям и птицам, распинали на кресте, и самое ужасное, они сносили
15
все с дикой, неистовой радостью. С тех пор страдания, пытки и жестокие мучения начали
представляться мне совершенно особым наслаждением, тем более, когда эти мучения
причиняет прекрасная молодая женщина – средоточие всего поэтического, равно как и
всего демонического. Я вижу в чувственности нечто священное – единственно священное.
В женщине и ее красоте – божественное, олицетворение природы, Исиду, а в мужчине – ее
жреца и покорного раба. По отношению к мужчине она жестока как сама природа, для
него же издевательства и даже смерть от ее руки – великое счастье.
Целует руку Ванды, дает себе пощечину ее же рукой. Ванда не сопротивляется.
СЕВЕРИН. Я завидовал королю Гунтеру, которого властная Брунхильда связала в
брачную ночь, завидовал бедному трубадуру, которого своенравная госпожа велела
зашить в волчью шкуру, чтобы затем затравить, как дикого зверя. Я завидовал рыцарю
Цтираду, которого смелая амазонка Шарка хитростью поймала в лесу близ Праги,
затащила в Девенский замок и, позабавившись, велела колесовать...
ВАНДА. (отталкивает его ногой) Отвратительно, просто ужасно! Желала бы я, чтоб вы
попали в руки женщины этой дикой породы. В волчьей шкуре, под зубами псов или на
колесе – вот уж исчезла бы для вас всякая поэзия!
СЕВЕРИН. Вы думаете?
ВАНДА. В самом деле, вы не в своем уме, Северин.
СЕВЕРИН. Возможно. (целует меха) Но выслушайте же меня до конца. Я с жадностью
набросился на книги, где описывались самые зверские жестокости, и с особенным
наслаждением рассматривал картины, гравюры с изображениями кровожадных тиранов,
инквизиторов, подвергавших еретиков жутким пыткам, сожжению, казням всякого рода. Я
боготворил женщин, отмеченных красотой и сладострастием, своими насилиями – вроде
Либуше, Лукреции Борджия, Агнесы Венгерской, королевы Марго, султанши Роксоланы
и русских цариц... Все они были в мехах и мантиях, подбитых горностаем.
ВАНДА. (кокетливо кутаясь в свой меховой плащ) А как вы чувствуете себя сейчас?
Северин падает перед ней на колени, схватившись за подол шубы.
СЕВЕРИН. Я побежден страстью, я целую вечность готов стоять перед вами на коленях.
Моя царица, моя госпожа, вы пробудили во мне заветную, долго дремавшую фантазию...
ВАНДА. (ставит ногу ему на голову) И в чем же она заключаются?
СЕВЕРИН. (закутывается в ее шубу, обнимает колени) О, Ванда, небожительница...
ВАНДА. Идемте, Северин! Скорее идемте на конюшню.
Проходят через сад на конюшню.
*
Сцена 2
Конюх, Ванда, Северин на конюшне
ВАНДА.(конюху) Покажи мне хлысты.
КОНЮХ. (проводит Ванду вглубь конюшни к стене, увешанной седлами, хлыстами и
плетьми) Эти вам, вероятно, подойдут.
ВАНДА. Нет, эти слишком малы. (оглядывается на Северина) Мне нужен большой...
16
КОНЯХ. Для бульдога?
ВАНДА. Да. Такими в России наказывают непокорных рабов.
Конюх приносит ей хлыст внушительных размеров – Ванда внимательно его изучает.
Северин покорно стоит в стороне, держит ее плащ, с вожделением поглаживая меховой
воротник.
ВАНДА. А розги здесь есть?
КОНЮХ. Тоже... (с тревогой смотрит на Северина) для бульдога?
ВАНДА. Для лакеев. Совсем распоясались: в доме грязь, перевернули ванну, затопили
мой будуар.
КОНЮХ. Негодяи. За такое надо колесовать! Розг нет – есть бревна.
ВАНДА. Бревна? Бревна сгодятся для камина, где они?
КОНЮХ. Вон там в углу.
ВАНДА. Ты слышал, Северин?
СЕВЕРИН. Да, моя госпожа.
Северин с великой осторожностью вешает ее меховой плащ на стену среди хлыстов и
сёдел, уходит за бревнами.
ВАНДА. Прекрасно, просто прекрасно. (конюху) Обворожительные у вас бревна. Ты мне
очень помог, теперь ступай.
КОНЮХ. Куда, моя госпожа?
ВАНДА. А мне почем знать? Займись чем-нибудь, бревно себе найди.
КОНЮХ. Но...
ВАНДА. Исчезни, кому говорят? (бьет по стене хлыстом) Убирайся к чертовой матери!
Конюх быстро уходит.
СЕВЕРИН. (осторожно подходит сзади, обнимает Ванду за плечи) О, моя прекрасная
повелительница, вы были с ним суровы. Не могли бы и со мной также?
ВАНДА. На колени, раб! На колени! Кто позволил тебе встать?
Она хлестнула воздух, глядя на Северина с улыбкой.
СЕВЕРИН. Дивная женщина...
Ванда медленно подворачивает рукава меховой кацавейки.
ВАНДА. Молчи, раб. (бьет хлыстом) На колени!
Она склонилась к Северину и нежно обвила его шею руками.
ВАНДА. Я сделала тебе больно?
СЕВЕРИН. Ну что ты! А если бы и сделала, – боль, которую ты причиняешь, для меня
наслаждение. Бей же меня, если это доставляет тебе удовольствие.
ВАНДА. Но это не доставляет мне ровным счетом никакого удовольствия.
(отворачивается, уходит к стене, увешанной плетьми и хлыстами, с нежностью
проводит по ним рукой) Меня охватывает какое-то странное опьянение...
СЕВЕРИН. Меня тоже... Бей меня! Бей, любимая, забудь о жалости!
Ванда взмахнула хлыстом и ударила Северина дважды.
ВАНДА. Ну что, хватит с тебя?
СЕВЕРИН. Нет!
17
ВАНДА. Северин!
СЕВЕРИН. (падает на колени) Бей меня, прошу, умоляю, бей! Такое упоение получать от
тебя удары...
ВАНДА. Да, потому что ты отлично знаешь, что это несерьезно, что у меня не хватит духу
сделать тебе по-настоящему больно. Мне противна эта грубая игра! Если бы я
действительно была такой женщиной, которая способна хлестать своего раба, ты бы
ужаснулся.
СЕВЕРИН. Нет, Ванда, нет! Я люблю тебя больше всего на свете, я не раздумывая отдал
бы свою жизнь в твои нежные заботливые ручки. Делай со мной все, что тебе вздумается,
все, что внушит тебе твоя дивная заносчивость. Избей меня в кровь хлыстом, я отдаюсь
тебе – я весь твой, растопчи меня...
ВАНДА. Я чувствую, что во мне дремлют опасные наклонности, а ты их пробуждаешь, и
не к своей выгоде, Северин. Ты умеешь так соблазнительно изображать жажду
наслаждений, жестокость и гордое высокомерие...
СЕВЕРИН. Я хочу быть твоим рабом. (простершись перед ней лицом вниз) Бей! Топчи
меня ногами!
ВАНДА. Я ненавижу всякую комедию.
СЕВЕРИН. Так издевайся надо мной всерьез!
ВАНДА. Северин, предостерегаю тебя снова – в самый последний раз...
СЕВЕРИН. (обнимает, покрывает поцелуями ее сапоги с меховой отделкой) Если
любишь меня, будь жестока!
ВАНДА. Если люблю тебя... Ну, хорошо. Уговорил. Так будь же моим рабом и
почувствуй, что значит всецело отдаться в руки женщины! (наступает на Северина
ногой) Ну, раб, как тебе это нравится?
Она взмахнула хлыстом.
ВАНДА. Вставай!
Северин хочет подняться на ноги, но не может.
ВАНДА. Вставай, кому говорят! (отшвыривает ногой) Не так. На колени!
Северин упал на колени, но не смог долго простоять под ударами тяжелого хлыста.
Падает на локти, Ванда начинает хлестать его еще яростней.
*
Сцена 3
Ванда и Северин в гостиной у камина
Северин в кресле без чувств – юный лакей обрабатывает ему раны.
Вид у него весьма довольный. Ванда сидит напротив, закутавшись в меховой плащ.
ВАНДА. Ну? Как вы чувствуете себя, Северин? Как будто вас уже наполовину
колесовали?
Ванда кладет руку ему на затылок.
18
СЕВЕРИН. Да, Ванда...Да... Вы всколыхнули во мне долго дремавшую чувственность,
мою звериную сущность.
ВАНДА. И вы хотели бы?..
СЕВЕРИН. Быть рабом женщины, прекрасной женщины, которую люблю, которую
боготворю!
ВАНДА. И которая с вами жестока?
СЕВЕРИН. Да, которая меня связывает и топчет ногами, отдаваясь при этом другому...
(сползает на пол к ее ногам) Растопчи меня, Ванда, отшвырни меня ногой, избей хлыстом,
изнасилуй в ванной... Небожительница, о, как я жажду твоих ласк! Как ты прекрасна в
своих царственных мехах... Я уже говорил, что боготворю тебя, Ванда?
ВАНДА. Я успела забыть.
СЕВЕРИН. Ну так я повторю еще тысячу раз, лишь бы ты поверила в мою любовь!
(хватает ее руки, сначала целует, дает себе пощечины)
ВАНДА. Не надо, Северин, прошу, не мучьте меня!
СЕВЕРИН. (у ее ног) Ванда, что вы со мной делаете....
ВАНДА. Вы еще не знаете, на что я в самом деле способна.
СЕВЕРИН. На самые зверские жестокости?
ВАНДА. Когда вы, обезумев от ревности, выступите против счастливого соперника, я
подарю вас ему, отдам ему на растерзанье, во власть его грубости. Почему бы и нет? Разве
такая картина вам меньше нравится?
СЕВЕРИН. О, небожительница, царица Олимпа... (обнимает ее меховой плащ) Вы
превосходите мои грезы!
ВАНДА. Да, пожалуй, я изобретательна на свой лад. Когда вы найдете свой идеал, легко
может случиться, что с вами будут поступать более жестоко, чем вам хотелось бы.
СЕВЕРИН. (прильнул пылающим лицом к ее лону) Боюсь, я уже нашел свой идеал.
ВАНДА. (вскочила, смеясь, закружилась по комнате) Неужто во мне?!
Северин встает на колени.
СЕВЕРИН. Еще раз прошу – будьте моей женой, моей верной искренней женой... Будьте
моим идеалом до конца – бейте немилосердно, без всякой жалости!
ВАНДА. Нет...нет...
СЕВЕРИН. Вам должно понравиться властно держать мужчину в своих руках, мучить его,
давить каблуком на горло.
ВАНДА. Ну что вы, Северин...хотя...может быть. Вы в конец развратили мою фантазию. У
меня закипает кровь при одной мысли о женщинах эгоистичных, легкомысленных и
жестоких. Вы так безумно в меня влюблены, мне вас немного жаль. Но кто может
поручиться, что я не злоупотреблю своей властью?
СЕВЕРИН. (целует ей ручки) Ваше благородное сердце.
ВАНДА. Власть портит. Я могу стать заносчивой....
СЕВЕРИН. Так будь заносчивой – умоляю, будь!
ВАНДА. Боюсь, я этого не сумею, но ради тебя, дорогой, я попытаюсь. Потому что я
люблю тебя, Северин, так люблю... Я еще никого так не любила! (отталкивает его ногой)
19
СЕВЕРИН. О, моя прекрасная госпожа, сделайте это снова! Еще разок, ну пожалуйста!
ВАНДА. Нет, Северин, и не просите! Я не хочу вас мучить, я слишком вас полюбила...
СЕВЕРИН. Ванда, небожительница, вернись! Бей, топчи меня ногами! Ты знаешь, как мне
это нужно...
ВАНДА. Никогда, Северин, никогда! Молитесь всем святым, но больше моя ножка не
коснется вашего лица! Оно слишком прекрасно, я не смею его топтать.
Убегает в сад, захлопывает дверь.
СЕВЕРИН. (ползет на коленях следом) Любимая, вернись, умоляю! Я же умру без тебя,
зачахну...
ВАНДА. (порывисто открывает дверь, бьет Северина дверью по лицу) Это в последний
раз, Северин, слышишь? В самый последний раз!
СЕВЕРИН.О, любовь моя... Ты делаешь мне больно, ты так любишь меня.
Небожительница! Ты убиваешь меня своей нежностью, Ванда! Ты мой идеал.
Ванда направляется к камину, берет кочергу, поигрывает ею.
ВАНДА. Понятно, что теперь меня возбуждает только одна мысль – видеть этого
серьезного человека у своих ног, так беззаветно, прямо-таки исступленно отдавшегося
мне как своему безумному идеалу. Но долго ли продержится это возбуждение? Женщина
может любить мужчину, раба же она унижает и в конце концов отшвыривает ногой.
Северин ползет к ней.
СЕВЕРИН. Так отшвырни меня ногой, когда я надоем тебе! Я хочу быть твоим рабом.
Закутывается в ее шубу.
ВАНДА. А если я поддамся искушению и испробую на тебе свою силу? Как Дионисий,
который велел изжарить изобретателя железного быка в его собственном изобретении,
чтобы убедиться, действительно ли его крики и предсмертное хрипение подобны реву
быка. Что, если я окажусь женской ипостасью Дионисия?
СЕВЕРИН. О, будь ей! Исполни мои мечты. Я весь принадлежу тебе, целиком и
полностью, доброй или злой – выбирай сама. Меня влечет рок, заключенный в твоей
груди, – влечет демонически, всесильно...
Ванда сбрасывает со своих плеч шубу прямо в лицо Северина, уходит в сад, хлопнув
дверью.
Северин в шубе ползет следом. Лакеи несут корзины с бельем и преграждают ему путь,.
СЕВЕРИН. (закутывается в шубу) Какое блаженство – быть ее рабом. Она любит меня,
она меня так любит...
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. Ничего подобного. Она вернется и растопчет тебя как таракана, сравняет
с землей, как делает это с нами ежедневно.
СЕВЕРИН. (ползет вверх по лестнице в будуар Ванды) Тем лучше.
*
20
Сцена 4
Северин, Ванда, Гер Захер в саду
Очень солнечно. Ванда в легком белом платье сидит на скамье у фонтана перед статуей
Венеры – на этот раз со скульптурой все в порядке, голова на месте. У Ванды скучающий
вид. Северин сидит у ее ног, читает вслух стихотворение на древнегреческом.
СЕВЕРИН. Тебе понравилось, Ванда? Я посвящаю его тебе. (целует ей ручки) Ванда, ты
меня хоть слышала? У тебя такой вид...
ВАНДА. (смотрит в сторону) Какой?
СЕВЕРИН. Как будто тебе до меня нет дела. Куда ты всё смотришь, любимая? Я бы хотел
видеть твои счастливые глаза, которые смотрят только на меня.
ВАНДА. Солнце ослепило меня. Чего ты хочешь?
Встает, ходит вокруг фонтана.
ВАНДА. Посмотри, кто это там гуляет с красивыми неграми затянутыми в красный атлас?
Я их здесь раньше не видела. Это рабы из Нубии?
СЕВЕРИН. Конечно, душа моя, здесь больше никто и не гуляет. Присядь со мной.
ВАНДА. С ними очень привлекательный молодой мужчина. Подойди, Северин, посмотри.
СЕВЕРИН. Мужчина? А меня ты больше не любишь?
ВАНДА. Конечно люблю! Но я бы позволила красивому мужчине немножечко
поухаживать за мной. Я свободна и могу делать всё, что мне вздумается. Ты сейчас же
разузнаешь, как его зовут, где он живет и вообще всё, что его касается. Тебе ясно?
СЕВЕРИН. Ванда, любимая... Не проси меня сделать это.
ВАНДА. Разве ты не мой раб, Северин? Разве я не твоя госпожа, жестокая северная
Венера в мехах?
СЕВЕРИН. Но...
ВАНДА. Никаких отговорок. Повинуйся! Пригласи его на ужин.
СЕВЕРИН. Моя повелительница, я у твоих ног. (падает на колени)
ВАНДА. (с нежностью кладет руку ему на затылок) И принеси мне скамеечку под ноги.
СЕВЕРИН. (в сторону) Чем это кончится?..
Ванда разражается веселым смехом.
ВАНДА. Это еще не начиналось!
СЕВЕРИН. (быстро пишет записку, хватает лакея) Отнеси Леопольду, сейчас же.
(Ванде) Ты бессердечнее, чем я думал.
Лакей убегает.
ВАНДА. Северин! Я еще ничего не сделала, ровно ничего, а ты уже называешь меня
бессердечной. Что же будет, когда я исполню твои фантазии, когда стану вести веселую,
беззаботную жизнь, окружу себя поклонниками и целиком осуществлю твой идеал с
попиранием ногами и ударами хлыста?
СЕВЕРИН. Ты принимаешь мои фантазии слишком серьезно...
ВАНДА. Слишком серьезно? Но раз я их осуществляю, я уже не могу остановиться на
шутке. Ты знаешь, как мне ненавистна всякая комедия, вся эта игра. Ты ведь этого хотел?
21
Чья это затея – твоя или моя? Ты разжег мое воображение, разумеется, теперь для меня
это серьезно!
СЕВЕРИН. (нежно) Выслушай меня, Ванда! Мы так любим друг друга, мы счастливы
вместе, неужели ты хочешь принести в жертву простой прихоти наше будущее?
ВАНДА. Это не простая прихоть!
СЕВЕРИН. А что же тогда?
ВАНДА. Были, конечно, задатки во мне самой, но ты их пробудил, и теперь, когда это
превратилось в страстное влечение, заполнило меня всю, когда я вижу в этом
наслаждение, когда я уже не хочу и не могу жить иначе, – теперь ты хочешь повернуть всё
вспять? Ты мужчина или нет?
СЕВЕРИН. (целует ей ручки) Любимая моя!
ВАНДА. Ах, оставь меня, ты не мужчина...
СЕВЕРИН. А кто же тогда?
ВАНДА. Я своенравна, и ты это знаешь. Я не так сильна в фантазиях и не так слаба в их
исполнении, как ты. Если я решаю что-нибудь сделать, я это исполняю. (отталкивает
Северина ногой, встает, направляется к дому) Оставь меня!
СЕВЕРИН. Ванда! Топчи меня ногами, умоляю...
ВАНДА. Предостерегаю тебя в самый последний раз: у тебя еще есть выбор. Я не
принуждала тебя стать моим рабом – ты сам об этом умолял.
СЕВЕРИН. О, Ванда, ты не знаешь, как я тебя люблю!
ВАНДА. Ты заблуждаешься, Северин. Ты кажешься дурнее, чем ты есть на самом деле,
твоя природа гораздо добрее, благородней... Но вот сейчас ты просто помешанный!
СЕВЕРИН. Ванда!
ВАНДА. Что ты знаешь о моей природе? Ты еще узнаешь, какая я. (резко
останавливается на полпути к дому) Решайся же, хочешь ты подчиниться безусловно?
СЕВЕРИН. А если я скажу... нет?
ВАНДА. Тогда убирайся.
СЕВЕРИН. Ты сердишься? (ползет к ней на коленях) Ты будешь избивать меня хлыстом?
ВАНДА. О, нет! Я отпущу тебя. Можешь идти. Ты свободен. Я тебя не удерживаю.
СЕВЕРИН. Ванда! Меня, человека, который так любит тебя... Меня унижает твое
безразличие!
ВАНДА. Неужели? Может ты и любишь меня, и даже боготворишь, но ты труслив, лжив и
лицемерен, ты изменяешь своему слову. (бьет его перчаткой по лицу) Оставь меня сию
же минуту. Ты не мужчина!
СЕВЕРИН. Ванда!..
ВАНДА. Баба!
Северин бросается к ее ногам, не в силах сдерживать рыданий.
ВАНДА. (смеется) Только слез не хватало! Подите. Я не хочу вас больше видеть.
СЕВЕРИН. Боже мой! Да я сделаю все, что ты прикажешь: буду твоим рабом, твоей
вещью, только не отталкивай меня – я погибну. Я жить без тебя не могу... Бей, топчи
меня ногами!
22
Обнимает ее колени, покрывает поцелуями сапоги.
ВАНДА. Ты должен быть рабом и чувствовать хлыст, потому что ты не мужчина.
Северин собирается уйти прочь, но тут же возвращается.
СЕВЕРИН. Ванда...
ВАНДА.(внезапно подобрев) Поди сюда. (целует его глаза, кладет голову на грудь)
СЕВЕРИН. Положим этому конец. В твоей власти сократить срок моих мучений. (в
слезах) Ты знаешь, какая это мука для меня, быть с тобою рядом и знать, что душой и
сердцем ты принадлежишь другому...
ВАНДА. Как можно плакать? Ты еще совсем дитя.
СЕВЕРИН. Положим этому конец. Будь моей женой!
ВАНДА. Ни-ког-да!
СЕВЕРИН. Что ты сказала?
ВАНДА. (возвращается к фонтану) Никогда, Северин, никогда.
СЕВЕРИН. Но Ванда, любовь моя, небожительница...
ВАНДА. Никогда. Слышишь, Северин? Никогда! Мужем моим ты быть не можешь.
Северин садится у ее ног.
Ванда не оборачивается, смотрит в сторону конюшни – туда, где гуляют негры.
ВАНДА. Речь не о том, сможешь ли ты удовлетворить меня как муж. В рабы во всяком
случае, сгодишься.
Северин отворачивается, обнимает ноги Венеры, роняет слезы в фонтан.
Появляется Гер Захер в сопровождении своих чернокожих слуг.
НЕГР. Русский князь Леопольд фон Захер рад приветствовать госпожу...
ГЕР ЗАХЕР. Можно Вашу ручку? (целует ручку)
ВАНДА. (смущенно протягивает обе) Ванда фон Дунаева.
ГЕР ЗАХЕР. Удивительное имя у Вас... Вы не из России?
ВАНДА. Граф фон Дунаев был моим мужем, у него, знаете, русские корни.
ГЕР ЗАХЕР. Был?.. Но что это значит?
ВАНДА. Он умер. Повесился. Я вдова.
ГЕР ЗАХЕР. О, это прекрасно. Я имел ввиду... Какая страшная невосполнимая потеря!
ВАНДА. Он был стар. Мне все сочувствовали.
ГЕР ЗАХЕР. Слава богу, Вы остались живы.
ВАНДА. Ах, Леопольд... У вас прелестная шапка, просто восхитительная. Какие меха!
ГЕР ЗАХЕР. Я весьма рад, что Вам нравится.
ВАНДА. Я так люблю меха! Я без ума от диких животных. Приходите к нам сегодня
вечером на чай с пирогом – я покажу вам свою шубку из русских соболей.
ГЕР ЗАХЕР. Непременно загляну. Я без ума от соболей. (Северину) А вы..?
СЕВЕРИН. (смущенно протягивает руку, он все еще на коленях у фонтана) Фон
Кузимский, Северин фон Кузимский.
ГЕР ЗАХЕР. Очень приятно!
СЕВЕРИН. (жмет руку) И мне, Леопольд, и мне...
Гер Захер и Северин уходят в сторону.
23
ГЕР ЗАХЕР. Хорошо я сыграл?
СЕВЕРИН. Я сам чуть не поверил. Гер Захер, вы так находчивы! Особенно шапка...
ГЕР ЗАХЕР. А мне всегда казалось, что я плохой актер, совсем не умею лгать – я так
привык говорить правду.
Гер Захер кланяется Ванде и уходит в сопровождении негров.
Ванда жадно провожает его глазами.
СЕВЕРИН. Ванда...
ВАНДА. Чего ты хочешь? (бьет его ногой под колено) Князь ослепил меня. Он из тех
мужчин, которые мне нравятся.
СЕВЕРИН. Ванда!
ВАНДА. И не показывайся мне на глаза – не хочу тебя больше видеть.
СЕВЕРИН. Я сделаю все, что ты прикажешь, только не отталкивай меня – я погибну...
(обнимает ее колени, покрывает руки поцелуями) Я жить без тебя не могу!
ВАНДА. (холодно) Теперь я узнала тебя, поняла твою собачью натуру, способную
боготворить того, кто топчет тебя ногами, боготворить тем больше, чем больше тебя
унижают. Я узнала тебя, а ты меня еще узнаешь!
Ванда уходит.
*
Сцена 5
Северин, Ванда
Северин один в гостиной, заталкивает воротнички и меховые кофточки ногой в чемодан.
Входит Ванда.
ВАНДА. Что с тобой? Ты дрожишь?
СЕВЕРИН. (прячет чемодан за креслом) Я страдаю ужасно.
ВАНДА. (громко и весело хохочет) Страдаешь?
СЕВЕРИН. (стонет) Как ты можешь смеяться? Ты даже не догадываешься...
Ванда схватила руками его голову и порывисто прижала к своей груди.
СЕВЕРИН. Ванда...
ВАНДА. Верно, тебе ведь приятно страдание? (смеется, отталкивает его ногой) Ты всё
еще страдаешь, Северин?
СЕВЕРИН. О, если б ты могла понять! Этот князь, Ванда, зачем он тебе, когда у тебя есть
я, твой верный раб, который готов служить, готов ради тебя на всё...
Ванда тянется к карнизу за хлыстом.
ВАНДА. Я и забыла, как тебе нравится страдать. Погоди же, я тебя вылечу!
СЕВЕРИН. О, блаженное мгновение... Теперь ты моя! Лучше потерять тебя, чем вовсе не
обладать тобой. (теряет сознание)
ВАНДА. Вот так. Теперь ты благоразумен. (укладывает его на диван) А! Откуда здесь
кровь? Я тебя поцарапала?
СЕВЕРИН. (навзрыд) Ты вырвала мне сердце!
ВАНДА. Так значит, я доставила тебе это удовольствие?
24
СЕВЕРИН. Я буду страдать чудовищно, и буду боготворить тебя тем больше, чем больше
страдаю. Только не обманывай меня... У тебя должно хватить силы сказать мне со своей
демонической улыбкой: "Любить буду тебя одного, но счастье дарить всякому, кто мне
понравится".
ВАНДА. Ах, Северин! Что ты обо мне думаешь? Мне противен всякий обман, я слишком
правдива, но какой мужчина не согнется под бременем правды? Если б я сказала тебе, что
чувственно веселая жизнь, язычество – мой идеал, хватило бы у тебя сил вынести это?
СЕВЕРИН. Конечно! Я всё стерплю, только бы не расставаться с тобой, Ванда. Я ведь
чувствую, как мало я, в сущности, для тебя значу.
ВАНДА. О, Северин...
СЕВЕРИН. Однако, это так. Потому...
ВАНДА. Потому ты хотел бы... (улыбается, берет хлыст с карниза) Ведь я отгадала?
СЕВЕРИН. Быть твоим рабом! Твоей собственностью, лишенной всякой воли, и чтобы ты
распоряжалась мною по своему усмотрению. Но я не хочу быть тебе в тягость. Пока ты
будешь упиваться всей полнотой земной радости, веселым счастьем в обществе молодых
и высокомерных графов и князей, наслаждаться всей роскошью олимпийской любви – я
буду служить тебе, обувать и разувать тебя, чистить твои бархатные туфли...
ВАНДА. В сущности, ты не так уж неправ, Северин. Только в качестве моего раба ты мог
бы вынести мою любовь к другим мужчинам. И потом, свобода и наслаждения античного
мира немыслимы без рабства. Видеть перед собой трепещущих, пресмыкающихся на
коленях людей – о, это должно приносить какое-то ощущение богоподобия. Я хочу иметь
рабов, слышишь, Северин? Хочу рабов!
СЕВЕРИН. Разве я не раб твой?
ВАНДА. Послушай, Северин, я буду твоей до тех пор, пока люблю тебя.
СЕВЕРИН. В течение месяца?
ВАНДА. Может и двух.
СЕВЕРИН. Ах, зачем я спросил...
ВАНДА. Не плачь, дорогой мой. Я богиня, я буду иногда спускаться к тебе тайком среди
ночи со своего Олимпа.
СЕВЕРИН. О небожительница, ты для меня золотая мечта, фантазия...
ВАНДА. ...которая никогда не станет явью.
СЕВЕРИН. Отчего же она не осуществима?
ВАНДА.Оттого, что у нас нет рабства.
СЕВЕРИН. Так поедем туда, где оно есть – на Восток, в Турцию!
ВАНДА. А ты... согласился бы?
СЕВЕРИН. Я в самом деле хочу быть твоим рабом. Надо узаконить наши отношения.
Становится на колени, горячим лбом льнет к ее лону.
СЕВЕРИН. О, небожительница, моя языческая богиня! Я хочу, чтобы твоя власть надо
мной была освящена законом, чтобы моя жизнь и даже смерть были в твоих руках...
Ничто в этом мире не сможет защитить меня или спасти от твоей безумной любви. О,
какое огромное наслаждение отдаваться тебе целиком, зависеть от твоего произвола, от
25
сиюминутной прихоти, от мановения твоей нежной белой ручки! А потом – какое
блаженство, когда ты, в минуту слабости, позволяешь рабу целовать свои божественные
ноги, от которых зависят моя жизнь и моя судьба!
ВАНДА. Ты бредишь, Северин, ты сумасшедший.
СЕВЕРИН. Ради тебя, я готов на всё! Ты моя Венера в мехах... (ползет к ней на коленях,
прижимая к груди меховой плащ) Клянусь тебе на этом самом месте, Богом и честью
клянусь: я твой раб навеки, когда и где ты захочешь!
ВАНДА. Если я стану действительно легкомысленной, в этом будешь виноват только ты.
Я почти уверена, что ты боишься меня, но теперь, когда ты поклялся...
СЕВЕРИН. (целует меха) Я свою клятву сдержу.
ВАНДА. Об этом я позабочусь. Ты будешь моим рабом, а я постараюсь сделаться твоей
Венерой в мехах. (хлыстом указывает на ногу) Целуй мне туфлю! И скорее подай мои
меха – мы уедем сегодня же.
СЕВЕРИН. Да, моя госпожа, сегодня же... (помогает Ванде надеть туфли и черный
меховой плащ)
*
Сцена 6
Северин, Ванда
Северин один в гостиной у камина, перед ним гора чемоданов.
СЕВЕРИН. (берет хлыст с карниза) Вот сейчас я могу бежать...что она со мной сделает?
Какие у нее намерения? Она грациозна как кошка и как тигрица готова растерзать в
любую минуту. Мое бедное сердце разрывается от страха. (замечает шубу в кресле –
припадает к ней, зарывается лицом в меха) Она совершенно забыла о договоренности, о
моем рабстве, моем наказании... Как будто все было простым капризом, она бросила меня
в ту самую минуту, когда я стал безволен и покорился ее самодержавной прихоти. (целует
меха, накидывает их себе на плечи) Но как она добра ко мне теперь, как ласкова моя
госпожа! О, мы переживаем блаженные дни.
Ванда в горностаевой кофточке, с распущенными вдоль спины как львиная грива
волосами, спускается вниз по лестнице.
ВАНДА. Собирайся! Мы уезжаем.
СЕВЕРИН. (прячет меха за спиной, заталкивает чемоданы под диван) Ванда, любимая,
боюсь, я не располагаю средствами...
ВАНДА. Тем лучше. Поедешь со мной на правах раба.
СЕВЕРИН. Но...
ВАНДА. Подай – мои – меха.
СЕВЕРИН. (стоит у камина, не двигается с места) Ванда...
ВАНДА. (поворачивается спиной, расправляет плечи для шубы) Мои меха.
СЕВЕРИН. Да, моя повелительница!
ВАНДА. Это слово мне нравится. Можешь так всегда меня называть. После обеда мы
уедем отсюда. Ты будешь моим спутником, моим другом. А с той минуты, как мы сядем в
26
вагон – ты мой раб и слуга. Всё понял? А теперь собери мои вещи. Мои шубки и меховые
кофточки. Чемоданы наверху. Лакеи уже всё подготовили, я уверена...
Северин осторожно набрасывает меха ей на плечи, отвернувшись, отходит к камину.
ВАНДА. (взбирается на диван) Ну, нравлюсь я тебе?
СЕВЕРИН. Вы как всегда неотразимы, моя госпожа. (не смотрит на нее, закрывает лицо
руками) Моя дивная госпожа...
ВАНДА. Стань на колени вот тут у моих ног. Целуй руку...а теперь ногу...туфлю целуй!
СЕВЕРИН. Ради вас я готов на всё, моя повелительница.
Приступ страсти у обоих:
Ванда снимает шубу и меховую кофточку, Северин осыпает ее конечности поцелуями.
ВАНДА. Постой! Ты забыл кое-что... Самое важное.
СЕВЕРИН. Какое-нибудь условие?
ВАНДА. Да. Я обязуюсь всегда носить меха. Но я и так обещаю тебе это. Я буду носить
их уже потому, что они помогают мне чувствовать себя деспотицей, а я хочу быть очень
жестока с тобой, понимаешь?
СЕВЕРИН. Где подписать?
ВАНДА. Прежде я прибавлю твои условия, ты подпишешь его на месте.
СЕВЕРИН. В Турции? Или в Константинополе?
ВАНДА. Нет. Я передумала. Зачем мне раб в стране, где у всех есть рабы? Я хочу иметь
раба здесь, в цивилизованном, трезвом, филистерском мире, где раб будет только у меня,
причем такой раб, которого отдали в мою власть не закон, не моё право или грубая сила, а
могущество моей красоты и сила моей личности. Вот, что меня прельщает. Мы уедем в
какую-нибудь страну, где никто нас не знает... В Италию! В Рим, в Неаполь... Слышишь,
Северин? Мы едем в Италию. Там ты сможешь, не стесняясь перед светом, выступить в
роли моего раба. Я буду называть тебя Григорий.
Ванда страстно припадает к губам Северина.
СЕВЕРИН. Ванда! (задыхается от страсти) Я хочу быть в твоих руках, хочу
принадлежать только тебе, зависеть от твоего произвола, от милости моей
повелительницы, моей дивной госпожи...
Северин скользнул к ее ногам, смотрит снизу вверх отуманенными глазами.
ВАНДА. (кладет ладонь ему на затылок) Как ты красив теперь! Меня восхищают, чаруют
твои глаза, когда они вот так угасают, словно в экстазе, а какой дивный взгляд у тебя под
смертельными ударами хлыста! Григорий... У тебя глаза мученика.
СЕВЕРИН. О да, моя небожительница, я у твоих ног – мучай меня...
Ванда отвечает ему хлыстом, хватает за воротник – душит, Северин кричит. Они
вместе падают на пол перед камином на медвежью шкуру, накрываются черной
соболиной шубой.
*
27
Сцена 7
Ванда, Художник и Северин в номере отеля во Флоренции
Звонкий смех. Из затемнения ярко освещенный номер отеля, красный диван с
бархатными подушками, справа от дивана мольберт, слева ширма. В номер входят
художник и Ванда.
ВАНДА. Ах, это невероятно... В уме ли вы! Меня – в образе Богоматери! Погодите-ка, я
покажу вам другой портрет – картину, которую я написала сама. (скрывается за ширмой)
Вы должны ее скопировать.
В номер входит Северин в светло-голубой форме лакея, красной бархатной шапочке и
белых перчатках. Северин кланяется, снимает шапку, прижимает к груди,
останавливается в десяти шагах от Ванды.
ВАНДА. Григорий! Подойди ближе... Подай мои меха.
Молодой художник готовит мольберт, смешивает краски.
ВАНДА. (переодевается за ширмой) Как жаль, что в современной Италии нет Тициана
или Рафаэля. Впрочем, возможно, любовь заменит гений, быть может, наш юный немец...
(Северину) Григорий. Проводи его в ванную.
Северин и художник скрываются за дверью ванной.
ВАНДА. Пусть он пишет меня. А я позабочусь о том, чтобы краски ему смешивал сам
Амур.
Ванда выходит из-за ширмы, одетая в одну только шубу из золотисто-рыжей лисицы, с
хлыстом в руках. Она растягивается на красном диване на бархатных подушках.
Северин и художник возвращаются из ванной. Северин ложится у ног Ванды, она ставит
на него свои сапоги, правая рука ее поигрывает хлыстом.
ВАНДА. Смотри на меня! (ударяет Северина хлыстом) Вот так – так хорошо?
Художник страшно бледнеет.
ВАНДА. Ну, и как вам нравится эта картина?
ХУДОЖНИК. (стонет) Да – такой я вас и напишу.
Рисует углем очертания тел.
ХУДОЖНИК. (заикаясь) Картина будет, как большинство картин венецианской школы,
портретом и в то же время историей...
ВАНДА. И как вы ее назовете? Что это с вами, вы больны?
ХУДОЖНИК. Мне... страшно.
ВАНДА. Тогда поговорим о картине.
ХУДОЖНИК. (промокнув испарину на лбу) Я представляю себе саму богиню Любви,
сошедшую с Олимпа к смертному на землю. Она мерзнет и старается согреться в своих
мехах, ее ноги на коленях возлюбленного. Прекрасная деспотица бьет хлыстом своего
верного раба, когда устанет его целовать. Он любит ее тем безумнее, чем больше она
топчет его ногами. Я назову картину... "Венера в мехах".
Художник принимается за работу. Ванда лакомится конфетами лежа на диване,
скатывает шарики из бумаги и бросает в художника.
28
ВАНДА. (Северину) Он пишет слишком медленно.
СЕВЕРИН. Тем быстрее растет его страсть...
ВАНДА. Боюсь, он кончит тем, что лишит себя жизни.
ХУДОЖНИК. Меня радует, что вы так хорошо настроены, милостивая государыня. Но
ваше лицо совершенно потеряло то выражение, которое нужно для моей картины.
ВАНДА. То выражение, которое нужно для вашей картины? Дайте мне минуту.
Она выпрямляется во весь рост и наносит Северину удары хлыстом.
Художник наблюдает в оцепенении.
С каждым ударом лицо Ванды принимает все более жестокий и издевательский
характер, что приводит художника в жуткий восторг.
ХУДОЖНИК. Да, вот так...
ВАНДА. Теперь у меня то выражение, которое нужно для вашей картины?
Художник в смятении опускает глаза.
ХУДОЖНИК. (страшно заикается) Выражение то... ( роняет кисти) Только теперь я не
могу писать.
ВАНДА. Как?! Быть может, я могу вам помочь?
ХУДОЖНИК. Да... Ударьте меня.
ВАНДА. О, это с удовольствием! Но если я хлестну, то хлестну всерьез.
ХУДОЖНИК. Бейте! (падает на колени) Забейте меня до смерти!
ВАНДА. (улыбается) Может, мне связать вас?
ХУДОЖНИК. Да!.. (стонет) Вяжите... вяжите меня узлом!
Ванда скрывается за ширмой, выходит с веревками.
Связывает художнику руки за спиной, продевает одну веревку под руки, другую вокруг
шеи, привязывает его к мольберту.
Ванда откинула шубу, схватила хлыст и начала хлестать немилосердно.
*
Сцена 8
Северин, Ванда и Художник
Ванда на диване. Художник в слезах, на коленях перед ней.
ХУДОЖНИК. Не женщина... Богиня! Неужели у тебя совсем нет сердца? Ты совсем не
умеешь любить? Не знаешь, что значит любить, изнемогать от страсти, от томления?.. Ты
и представить себе не можешь, как я страдаю! Неужели в тебе нет ни капли жалости?
ВАНДА. Нет! Есть только хлыст.
Она быстро вытаскивает хлыст из-под шубы и ударяет его рукоятью по лицу.
Художник отползает на несколько шагов.
ВАНДА. Надеюсь, теперь вы в состоянии дописать свой олимпийский шедевр.
Художник ничего не отвечает, молча подходит к мольберту, берет кисти и палитру.
Ванда растягивается на диване, толкает Северина ногой.
ХУДОЖНИК. (через минуту) Картина готова.
29
Ванда убегает в ванную, даже не взглянув.
СЕВЕРИН. (подходит к мольберту) Она вышла изумительно. Какие черты... Какие
дьявольские краски. Такой я видел ее в своих снах.
ХУДОЖНИК. (дрожащим голосом) Вы любите эту женщину?
СЕВЕРИН. Да, очень.
ХУДОЖНИК. Я тоже ее люблю.
Слезы заливают ему лицо.
Голос Ванды из ванной:
ВАНДА. Заплати ему. Сегодня я не выйду.
Художник молча наносит последние штрихи. Складывает кисти и краски в портфель,
руки его ужасно дрожат.
ХУДОЖНИК. У нас в Германии есть гора, в которой она живет. Она – дьяволица.
СЕВЕРИН. Я заплачу вам. Щедро, по-царски заплачу. Только успокойтесь. Вы меня с ума
сведете.
ХУДОЖНИК. О, мне уже заплатили...
Художник приоткрыл папку и показал Северину портрет обнаженной Ванды.
ХУДОЖНИК. Ее я унесу с собой. Это мое, этого она не может у меня отнять, я заслужил
ее достаточно тяжко.
Уходит.
*
Сцена 9
Северин и Ванда в номере отеля
На красном бархатном диване свеженаписанная «Венера в мехах», рядом с ней сидит
Северин в форме лакея с покорным лицом, потупив взор.
Из ванной комнаты выходит Ванда в дезабилье, в широком темно-зеленом бархатном
плаще с соболиной опушкой. Ее волосы, полураспущены и подхвачены нитками черного
жемчуга, ниспадают вдоль спины до самых бедер.
ВАНДА. Подойди, Григорий... Ближе, еще ближе. Венера в мехах принимает своего
покорного раба. (игриво поглаживает свой меховой плащ) Вы все еще нравитесь мне. Вы
не просто заурядный фантазер, – вы воплощаете в жизнь свои безумные фантазии. Это
мне нравится. В этом есть известная сила, а уважать можно только силу. Я думаю, что в
каких-то необычайных обстоятельствах, в какую-нибудь великую эпоху то, что кажется
теперь вашей слабостью, в самом деле оказалось бы великой силой. В эпоху первых
императоров вы были бы мучеником, в эпоху реформации анабаптистом, во время
французской революции – одним из тех энтузиастов-жирондистов, которые распевали
"Марсельезу" на гильотине. А теперь вы... (очень ласково) мой покорный раб.
Ванда порывисто, так что соболя соскользнули с ее плеч, бросилась Северину на шею.
ВАНДА. О, Григорий, мой возлюбленный раб, как ты живописен в этом голубом
краковском костюме! Ты будешь мерзнуть сегодня ночью в жалкой комнатушке без
камина там наверху... Не дать ли тебе, моя радость, этот старый меховой плащ?
30
Она быстро набросила плащ на плечи Северина и закутала его целиком.
ВАНДА. О, мои меха тебе к лицу! Они оттеняют твои благородные черты. Как только ты
перестанешь быть рабом, ты сможешь носить бархатную курточку с собольей опушкой,
слышишь? А потом я надену на тебя свою меховую кофточку...
Ванда принялась ласкать и целовать Северина, увлекая за собой на красный бархатный
диванчик.
ВАНДА. А! Тебе, кажется, понравилось в мехах... Отдай их мне поскорей, иначе я
замерзну и забуду о своем достоинстве.
Северин накинул плащ ей на плечи.
ВАНДА. Я как будто с картины. (закутывается в плащ) Не будь таким несчастным,
Григорий. Мне грустно видеть тебя таким. Ты всего лишь слуга, но не раб мой, пока не
подписал договора – ты свободен и можешь уйти в любую минуту. Свою роль ты
исполнил превосходно – я в восторге, я горжусь тобой, Григорий. (сбрасывает плащ,
укладывается на диван) Ты находишь меня ужасной? Отвечай! Не молчи, я приказываю
тебе говорить.
СЕВЕРИН. Могу я быть откровенным?
ВАНДА. Я только этого и требую.
СЕВЕРИН. (смотрит в сторону ширмы – на Ванду не смотрит, она в неглиже) Я
влюблен в тебя больше, чем когда-либо. Чем больше ты мучишь меня, тем сильнее моя
любовь. Ты разжигаешь во мне страсть, опьяняешь меня, дурманишь мне голову...
Ванда вскакивает с дивана, привлекает Северина к своей груди, укрывает соболиным
плащом.
СЕВЕРИН. (целует меха) Красавица моя!
ВАНДА. Тебе нравится, когда я с тобой жестока?
СЕВЕРИН. Особенно, когда ты мучишь меня и бьешь хлыстом, я тебя просто боготворю,
моя красавица, моя дивная Венера.
ВАНДА. Подай мой плащ, Григорий. (отступает – Северин ползет за ней, обнимает ее
колени) Уходи. (отталкивает его ногой) Оставь меня. Ты мне надоел. Надоел, слышишь?!
Дает Северину пощечину.
ВАНДА. (поворачивается спиной) Помоги мне надеть меховой плащ, раб.
Северин неуклюже помогает.
Ванда медленно опускается на диван, отталкивает его ногой.
ВАНДА. О, я сделала тебе больно?
СЕВЕРИН. Нет, нет!
ВАНДА. Ты не смеешь жаловаться. Ты ведь сам этого хотел, раб? Поцелуй свою госпожу.
Ну? Целуй же меня! (Венера укладывается на диване – обнажив грудь для поцелуев) О,
Григорий... Твой расчет был тонок. В качестве раба в своем красивом краковском костюме
ты просто неотразим. Ты гораздо опаснее, чем я думала. Я боюсь, что когда-нибудь
влюблюсь в тебя по-настоящему...
Северин припадает к краю шубы, целует меха, ползет к груди.
31
СЕВЕРИН. Но разве ты не любишь меня? Вот сейчас, разве твоя кровь не закипает, ты не
сгораешь от страсти? (простершись на диване, шепчет) О, моя богиня, моя Венера в
мехах...
ВАНДА. Любовь и страсть это не одно и тоже. (привлекает Северина к себе на грудь,
играет с его волосами) Ты правда меня боготворишь?
СЕВЕРИН. О, небожительница! (падает к ее ногам) Ты еще спрашиваешь!
ВАНДА. (с улыбкой, очень нежно) Ты помнишь свою клятву? Вот теперь, когда все
устроено, все готово, я спрашиваю тебя в самый последний раз: ты всерьез решился стать
моим рабом?
СЕВЕРИН. (целует ей ручки и сапожки) Разве я уже не твой раб, а ты не моя госпожа?
ВАНДА. Ты еще ничего не подписывал, никаких документов кровью не обрызгал.
СЕВЕРИН. Документов? Каких документов?
ВАНДА. Ах, значит, ты уже не помнишь, всё позабыл, дурачок? Ну, тогда оставим это.
(отворачивается) Уходи немедленно. Сейчас же! Григорий, я видеть тебя не могу... Ты
проводишь слишком много времени в комнате своей госпожи, что подумают люди?
Завтра в отеле обо мне будут говорить неприятные вещи: русская барыня в порочной
связи со своим слугой. О, я этого не вынесу. Ты портишь мне репутацию. Исчезни,
Григорий, исчезни немедленно!
СЕВЕРИН. Но, Ванда, я не знаю большего блаженства, чем служить тебе, быть твоим
рабом! И наплевать, что скажут люди... Ради тебя я бы отдал всё, только чтобы
чувствовать тепло твоих жестоких рук, получать пощечины и сладостные удары плетью.
Ради этой муки, я жизнь готов отдать, моя повелительница, моя царица... (падает ей в
ноги)
ВАНДА. Как же ты хорош, когда воодушевлен, Григорий. Ты говоришь так сладостно, так
страстно, а как горят твои глаза... Ах, я влюблена в тебя больше, чем когда-либо! А надо
быть с тобой суровой, жестокой и деспотичной, но, боюсь, я не сумею... (закутывается
поглубже в меха)
СЕВЕРИН. А я не боюсь. Ну, где твой документ?
ВАНДА. Вот... (вытаскивает бумагу из под-шубы) Чтобы подарить тебе чувство моей
беспредельной власти, я приготовила еще один документ, в котором ты объявляешь свою
решимость лишить себя жизни, если это будет необходимо. Я могу убить тебя, когда
захочу.
СЕВЕРИН. Дай. (выхватывает договор из рук Ванды)
Ванда приносит перо и чернила, садится рядом с Северином, обнимает рукой за шею,
смотрит в документ ему через плечо.
ВАНДА. (читает вслух)
"Договор между госпожой Вандой фон Дунаевой и господином Северином фон
Кузимским.
От сего числа господин Северин фон Кузимский перестает считаться женихом госпожи
Ванды фон Дунаевой и отказывается от своих прав в качестве возлюбленного: отныне
32
он обязывается честным словом человека и дворянина быть ее рабом до тех пор, пока
она сама не возвратит ему свободу.
В качестве раба госпожи Дунаевой он должен носить имя Григорий, беспрекословно
исполнять всякое ее желание, повиноваться всякому приказанию, держаться со своей
госпожой как подчиненный, смотреть на всякий знак ее благосклонности, как на
чрезвычайную милость.
Госпожа Дунаева не только вправе наказывать своего раба за малейшее упущение или
проступок по собственному усмотрению, но и мучить его по первой своей прихоти или
просто для развлечения, как только ей вздумается, она вправе убить его, если это ей
вздумается. Словом, он ее неограниченная собственность.
В случае, если госпожа Дунаева пожелает когда-нибудь даровать своему рабу свободу,
господин фон Кузимский должен забыть все, что он испытал или претерпел, будучи
рабом, и никогда, ни при каких обстоятельствах и ни под каким видом не помышлять о
мести или возмездии.
Госпожа Дунаева обещает, со своей стороны, по возможности чаще появляться в мехах,
в особенности в тех случаях, когда намерена проявить жестокость в отношении своего
раба".
СЕВЕРИН. Но, Ванда... Ты не дочитала до конца. Здесь приписка:
"Вот уже много лет пресыщенный жизнью и ее разочарованиями, я добровольно кладу
конец своей никчемной жизни".
Ванда передает Северину перо.
ВАНДА. Хочешь, я первая подпишу? У тебя рука дрожит. Разве тебя пугает счастье? Что
с тобой, Северин, отчего ты так растерян? Между нами все останется по-прежнему.
Любовь моя, подпиши... Неужели ты до сих пор мне не веришь?
Северин взялся за перо.
ВАНДА. Хочешь, я буду водить твоим пером?
Мягко хватает его за руку и рисует рукой Северина подпись в документе.
ВАНДА. Вот так. (еще раз взглянула на оба документа и заперла их в ящике стола) А
теперь отдай мне свой паспорт и деньги.
Северин опустошает карманы.
Ванда все осмотрела, пересчитала и спрятала в потайном кармане своего зеленого
бархатного плаща.
*
КАРТИНА 3
Сцена 1
Вилла в МонтСаваж
Ванда, Корсини, затем Северин
В гостиной у камина в креслах друг против друга сидят Ванда и ее гость князь Корсини.
Ванда в черном кружевном платье с широким горностаевым воротничком, на голове у
нее венок из белых анемонов.
33
КОРСИНИ. Вы ослепительны сегодня, моя дорогая. Никогда не видел женщины столь
прелестной по утру. (целует ей ручки) Наверное, вы нимфа...
СЕВЕРИН. (неуклюже устанавливает небольшой столик между Вандой и ее гостем)
Ваш завтрак, госпожа.
ВАНДА. Как ты неловок!
Северин прислуживает, расставляет кушанья. Уходит.
КОРСИНИ. Я бы хотел пригласить вас куда-нибудь, скажем, в театр, в оперу, на скачки...
(гладит колени) Чего желает ваша светлость?
СЕВЕРИН. (входит с самоваром) Чаю для госпожи?
ВАНДА. (пьет чай, поигрывает блестящей ложкой, бьет Северина по пальцам) Как ты
неуклюж, Григорий! (Корсини) Вот вам моя ручка, князь. Куда мы отправимся сегодня?
КОРСИНИ. Вы обворожительны, моя госпожа, просто обворожительны! (целует ей ручки)
Стоит ли далеко ходить, когда у нас есть всё, что только душе угодно прямо здесь в этой
райской обители...
ВАНДА. (кокетливо) Ну что вы, князь, еще только утро, я не успела проснуться, хожу как
будто во сне. Даже лакеи и те сонные. (толкает Северина ногой) Что с тобой? Как ты
бледен. Сними с меня ботинки и надень бархатные туфельки. Живо!
СЕВЕРИН. Ничего, моя госпожа. (развязывает шнурки на ее бархатных туфлях) Я почти
не сплю. Всё думаю о вас.
ВАНДА. А! (отшвыривает его ногой) Ты делаешь мне больно.
КОРСИНИ. Моя милая, когда злитесь, вы просто обворожительны. Сделайте так еще
разок, умоляю, ваша улыбка меня просто покорила... Я пленен вами! Вы так суровы, моя
северная красавица, я бы увез вас с собой на теплое южное море, и мы гуляли бы вместе в
рощах и садах солнечной Сицилии.
ВАНДА. (дает Северину пинка) Всё. Свободен. Убирайся! И самовар забери.
КОРСИНИ. (смеется, целует ей ручки) Вы обворожительны, госпожа фон Дунаева,
просто обворожительны. Я заеду за вами сегодня вечером. Будьте уверены, так просто вы
от меня не отделаетесь и домой я вас нескоро верну.
Князь расцеловал ей ручки и ушел, несколько раз обернувшись.
Северин стискивает зубы от бешенства, роняет поднос, бросает самовар, убегает.
*
Сцена 2
В будуаре Ванда, Северин, «негритянки»
Северин покорно ползет к ее ногам.
ВАНДА. Его я не люблю... Я не люблю князя. Я никого не люблю. Но мне приятно его
общество: он добр, умеет делать комплименты, а порой он просто неотразим. Знаешь,
Северин, тебя бы я любила, любила страстно... Но скоро ты сам меня разлюбишь. Когда
это случится, я возвращу тебе свободу.
34
СЕВЕРИН. Я бы предпочел всю жизнь оставаться твоим рабом. (надевает ей чулочки и
туфельки) Я боготворю тебя и буду боготворить вечно. Для меня ты богиня,
небожительница в мехах.
ВАНДА. Подумай хорошенько! Я была к тебе жестока, я истязала тебя. Мне доставляет
сатанинскую радость мучить и пытать людей, особенно таких глупцов как ты, Северин,
которые меня (плюется) боготворят. А если быть откровенной до конца, мне нравится
наблюдать твои мучения, видеть как ты томишься от любви. Подумай хорошенько,
Северин, прошу, подумай хоть раз в жизни! (отталкивает его ногой) Ты такой дурак,
Северин... Просто невыносимо!
СЕВЕРИН. Я не могу жить без тебя, моя повелительница! Если ты вернешь мне свободу, я
умру. Позволь мне быть твоим рабом навеки: убей меня, только не отпускай. Что я буду
делать без тебя, моя жестокая богиня?
ВАНДА. Ах, вот значит как... Хочешь быть моим рабом? (отворачивается) Я все еще
люблю тебя. А твоя любовь имеет для меня немногим большую ценность, чем
преданность собаки. А собак... (смеется) Ты же знаешь, что делают с собаками? (бьет его
ногой)
СЕВЕРИН. Их топчут ногами.
ВАНДА. Верно! Не такой уж ты дурак, Григорий. (топчет его) Собак топчут ногами.
Северин закрывает голову руками, уползает прочь, спасаясь от пинков и толчков.
ВАНДА. Как ты смеешь! (дает ему пощечины) А ну вернись, животное!
Звенит колокольчик.
Прибежали три «негритянки», скрутили Северина, по указанию Ванды бросили на пол.
ВАНДА. Подай мне хлыст, Гайде. (другой негритянке) Сними с меня этот тяжелый
меховой плащ – он мешает мне истязать собаку. Подай мою меховую кофточку, она вон
там за ширмой. (третьей) А ты принеси веревки, я свяжу раба.
Лакеи держат Северина, Ванда связывает его веревками, а затем избивает хлыстом.
ВАНДА. (смеется) Я презираю тебя! Ты больше не мой возлюбленный – ты мой раб,
Григорий, твои жизнь и смерть в моих руках. Отведай моего хлыста!
СЕВЕРИН. (простершись на мраморном полу будуара – веревка у него даже во рту, так
что говорит неразборчиво) Ванда, умоляю...
ВАНДА.О, ты узнаешь меня! Ты уже понял, что случится с тобой, если ты будешь
неловок, непослушен или непокорен? (отшвыривает его ногой) Жалкий раб, ты
заслуживаешь плети. Тебе мало моих розг? Отвечай!
Засучив меховые рукава бьет Северина по лицу.
ВАНДА. Нравится? Ну что? Нравится тебе? Что же ты молчишь, Григорий? Скоро будешь
скулить как собака, взвоешь под ударами хлыста.
Частые удары посыпались Северину на спину и грудь.
ВАНДА. Ну? Теперь ты доволен?
СЕВЕРИН. Да, госпожа, моя повелительница, моя прекрасная госпожа...
ВАНДА. Я бью достаточно сильно? Отвечай!
35
СЕВЕРИН. Нет, госпожа, моя дивная госпожа, бейте сильнее. Я не чувствую вашей
плети... Бейте сильнее, умоляю, я вас так люблю – от вас я всё готов стерпеть!
ВАНДА. О, погоди у меня! (говорит в промежутках между ударами) Сейчас ты
запоёшь... Вот теперь я понимаю, какое наслаждение иметь раба – человека, который меня
любит, который готов мне в ноги упасть, который жаждет, чтобы его хлестали... Ты ведь
любишь меня, Григорий? Обожаешь? Я твоя Венера в мехах, твоя добрая госпожа. О,
нет... Подожди, я потерзаю тебя еще немножечко, мое наслаждение возрастает с каждым
ударом хлыста. Ну, Григорий, я не слышу, как ты кричишь, – ты больше меня не любишь?
Не слышу! Раб! Кричи громче. Сначала я изобью тебя, а потом зацелую до полусмерти.
Северин падает на мраморный пол совершенно без сил, Ванда отбрасывает хлыст,
скрывается за ширмой.
ВАНДА. (негритянкам) Развяжите ему веревки на ногах, пока я буду переодеваться.
(Северину) Ползи сюда, дорогой. Ну же, не ленись, ползи! Целуй мне ноги. Ты не увидишь
меня целый месяц, пока я буду гулять в рощах Сицилии с князем Корсини под ручку. Так
что целуй крепче, Григорий. (кричит) Вставай, раб! Поднимайся!
Северин лежит на полу у ее ног – он связан, не может пошевелиться.
ВАНДА. (лакеям) Унесите его подальше с глаз моих.
«Негритянки» подхватывают бездыханное тело Северина, выносят из дома, несут через
весь САД и бросают у КОНЮШНИ в стог сена. Ванда неторопливо идет за ними следом.
ВАНДА. Ты еще жив?
СЕВЕРИН. Ты... пришла... (еле дышит, плюется соломой) убить меня?
ВАНДА. Какие у тебя прекрасные глаза, Григорий. Вот теперь ты по-настоящему красив,
с тех пор, как начал страдать. (обрывает цветки маков, крошит лепестки Северину на
голову) Ты молчишь. Ты очень несчастлив? Я влюблена в твои глаза. Я знаю, как много ты
страдал. Ты похорошел, Григорий. Ты еще любишь меня? Я хочу, чтобы ты меня любил.
Ах, я влюблена в твои глаза... Я бы их вырезала вместе с твоим жалким сердцем.
Ванда вытаскивает из корсажа кинжал, водит перед глазами Северина, смеется.
Разрезает веревки, которыми связан Северин, целует его голову, лицо.
ВАНДА. О, если б я могла отдать тебе свою душу в поцелуе... (накидывает на Северина
свой черный меховой плащ) Ну вот... Идем в дом, примешь ванну, я напою тебя отваром.
Ты же помнишь, у нас договор. Я обязалась заботиться о тебе. (целует Северина в лоб)
Мы в ответе за тех, кого приучили к хлысту. Ну же, идем...
СЕВЕРИН. Ванда, моя госпожа! В этом-то и горе мое, что я люблю тебя тем больше, тем
безумнее, чем больше ты меня мучишь, избиваешь меня, чем чаще изменяешь мне! О, я
умру от любви, от ревности умру!
ВАНДА. Но я совсем не изменяла тебе, Северин.
СЕВЕРИН. Не изменяла? Ванда! Ради Бога, не шути со мной.
ВАНДА. Ты сам носил письмо князю с приглашением на завтрак.Ты видел нас вместе
сегодня утром. Разве же мы развратничали? Мы болтали как добрые друзья, пока ты не
пришел и не облил меня кипятком. Прости, если я была с тобой груба.
Северин плачет, простершись на земле.
36
ВАНДА. С тех пор, как ты подписал договор, я хранила тебе верность. Клянусь всем, что
для меня свято! Я все делала для того, чтобы исполнились твои мечты, твои безумные
фантазии, всё только ради тебя! Но ты сам задушил мое чувство своей фантастической
рабской преданностью, своей безумной страстью.
Отшвыривает Северина ногой.
ВАНДА. Ради нашей неземной любви поклонником я все же обзаведусь, иначе дело не
будет доведено до конца и ты сам станешь упрекать меня в том, что я была недостаточно
жестока. Григорий, мой прекрасный раб! Сегодня ты снова можешь стать Северином,
моим возлюбленным. Сними свой очаровательный краковский костюм, я еще не продала
твои платья, они в сундуке под лестницей. Оденься во всё красивое и соблазнительное.
Если хочешь, я одолжу тебе свой меховой плащ. Я люблю тебя как прежде – люблю
искренне, беззаветно... Забудь обо всем, а если не можешь сам – я тебе помогу. Ты
заснешь в моих объятиях, в моем надушенном меховом плаще, а я своими поцелуями
прогоню прочь все твои печали.
СЕВЕРИН. Но Ванда...
ВАНДА. Одевайся! А я займусь своим туалетом. Хочешь надеть на меня меховую
кофточку? Да, да, я знаю, хочешь! По глазам вижу.
СЕВЕРИН. (идет следом, закутавшись в меховой плащ Ванды)
ВАНДА. Ну, теперь ты счастлив?
На пороге виллы Ванда начинает медленно расстегивать кацавейку.
СЕВЕРИН. Ты сводишь меня с ума.
Северин прикрыл горностаем ее обнаженную грудь.
ВАНДА. Еще бы!
Ванда тянет его в ГОСТИНУЮ, бросает на медвежью шкуру перед камином.
СЕВЕРИН. Будь осторожна, Ванда, умоляю! Твои негритянки излупили меня до
полусмерти.
ВАНДА. (нежно) Ты счастлив?
СЕВЕРИН. (на полу) Бесконечно!
ВАНДА. (смеется) Прежде ты мечтал быть рабом, игрушкой красивой женщины, а теперь
воображаешь себя свободным человеком, мужчиной, моим возлюбленным... Глупец! Мне
стоит взмахнуть ручкой – и ты снова мой раб. (тянется к карнизу за хлыстом) На колени!
СЕВЕРИН. (стонет, обнимает ее колени) Ванда...
ВАНДА.Ты не можешь этого понять. Я умираю от скуки, а ты так добр, что соглашаешься
развлечь меня на пару часов. Не смотри так, не надо.
Толкает Северина ногой.
ВАНДА. Ты можешь быть всем, чем я захочу: человеком, животным, вещью... (дает ему
пощечину перчаткой) тряпкой.
Ванда звонит в колокольчик. В гостиную прибегают «негритянки».
СЕВЕРИН. О, мой бог...
ВАНДА. (поднимается по лестнице в свой будуар) Свяжите его.
37
Северин на коленях. «Негритянки» привязали его к каминной решетке и принялись колоть
золотыми булавками для волос. Это продолжалось недолго – вернулась Ванда в
горностаевой шапочке на голове, заложив руки в карманы кофточки.
ВАНДА. Хватит! (Северину) Какие у тебя прекрасные глаза, Григорий! (негритянкам)
Скрутите ему руки, наденьте ярмо на шею и запрягите в плуг... (берет хлыст с карниза)
«Негритянки» приносят седла и плети.
ВАНДА. (взбирается повыше на кожаный диван – наблюдает за всем сверху) Я влюблена
в твои глаза... Ты мой раб навеки! Я влюблена в тебя, Григорий, я так влюблена в тебя... в
твои глаза! (на каждое «влюблена» бьет его хлыстом)
*
Сцена 3
Ванда и Северин
Полутьма. Ванда сидит в кресле в гостиной у камина. Волосы ее спутаны, она смотрит
на огонь, зарывшись лицом в черный меховой плащ. Ноги ее на спине Северина. Он в
голубой форме лакея на коленях перед ней.
ВАНДА. Ну, Григорий... Ты всё узнал, как я просила?
СЕВЕРИН. Да, моя госпожа.
ВАНДА. Как его зовут?
СЕВЕРИН. Алексей Пападополис.
ВАНДА. Грек?
СЕВЕРИН. Похоже на то.
ВАНДА. Он очень молод?
СЕВЕРИН. Едва ли старше тебя. Говорят, он получил образование в Париже. Слывет
атеистом. Он сражался с турками на Крите, отличился там расовой ненавистью и
жестокостью по отношению к врагу не меньше, чем своей храбростью.
ВАНДА. Мужчина во всех отношениях!
СЕВЕРИН. Живет во Флоренции. Говорят, у него огромное состояние...
ВАНДА. Вот об этом я не спрашивала.
СЕВЕРИН. Этот человек опасен. Разве ты его не боишься? Я его боюсь.
ВАНДА. (робко) Есть у него жена?
СЕВЕРИН. Нет.
ВАНДА. Возлюбленная?
СЕВЕРИН. Тоже нет.
ВАНДА. В каком театре он бывает?
СЕВЕРИН. Сегодня он в театре Николини гениальная Вирджиния Марини играет вместе с
Сальвини – величайшим из современных артистов Италии, а может, и всей Европы.
ВАНДА. Ступай, достань ложу – живо! Живо!
СЕВЕРИН. Но, моя госпожа...
ВАНДА. Ты оглох, Григорий? Хлыста захотел?
СЕВЕРИН. Сию минуту.
38
Собирается уходить. Ванда плачет.
СЕВЕРИН. Что с вами, моя госпожа?
ВАНДА. Я думаю только о нем... Я хочу быть сильной, но не могу, я хочу... (зарывается
лицом в меха) Хочу стать его женой, если он меня захочет.
СЕВЕРИН. Ванда, ты хочешь стать его женой, принадлежать ему одному? (падает ей в
ноги) О, не отталкивай меня от себя! Он тебя никогда не полюбит... Он жестокий, он
перебил всех турок на Крите. Такие люди не умеют любить.
ВАНДА. Кто тебе сказал?
СЕВЕРИН. А я люблю тебя, я тебя боготворю, я – твой раб навеки... Я хочу, чтобы ты
топтала меня ногами, хочу на руках пронести тебя через всю жизнь.
ВАНДА. (отшвыривает его ногой) Кто тебе сказал, что он не сможет меня полюбить?
СЕВЕРИН. О, Ванда, умоляю, будь моей! Что я буду делать без тебя?.. Я жить без тебя не
могу! Пожалей меня, Ванда, пожалей!
ВАНДА. (смеется) Ты сказал – он меня не полюбит? (отталкивает Северина ногой) Вот
и отлично, утешься этим!
СЕВЕРИН. Ванда! Я уже ничего для тебя не значу? Хоть каплю жалости!
ВАНДА. Ты мне надоедаешь.
СЕВЕРИН. Ванда!
Северин вскочил, схватил кочергу, приставил к своей груди.
СЕВЕРИН. Я убью себя прямо сейчас у тебя на глазах вот этой кочергой!
ВАНДА. Делай, что хочешь.
Громко зевает.
ВАНДА. Ты еще здесь?
СЕВЕРИН. (дрожащим голосом, выронил кочергу) Нужен я тебе еще, госпожа?
Ванда протягивает ногу.
ВАНДА. Туфельки.
Северин стоя на коленях, надевает бархатные туфли ей на ноги.
ВАНДА. Пока я наряжаюсь, прикажи запрячь лошадей. Я еду в театр Николини. Ты едешь
со мной в качестве лакея, Григорий. Мой плащ...
СЕВЕРИН. (надевает плащ ей на плечи) Да, моя госпожа.
*
Сцена 4
Ванда, Алексей, Северин, «негритянки»
В гостиной Ванда в серебристом шелковом платье застегнутом до подбородка сидит в
кресле у камина – не шелохнется, едва дышит.
Звенит колокольчик – лакеи переодетые «негритянками» открывают дверь.
Ванда порывисто встает.
*говорят одновременно
*ВАНДА. Алексей!..
*АЛЕКСЕЙ. Ванда!..
ВАНДА. О! Вы пришли...
39
«Негритянки» помогают Алексею снять шубу, хотят унести ее наверх, но он их
останавливает, ловит Северина за руку.
АЛЕКСЕЙ. Это для госпожи. Подарок из Греции. Передай!
Северин покорно, не поднимая глаз, набрасывает Ванде на плечи белую шубу.
ВАНДА. О, Алексей! За что?...
АЛЕКСЕЙ. За ваши прекрасные глаза. (берет ее руки в свои, но не целует)
ВАНДА. О... Алексей.
АЛЕКСЕЙ. Ванда...
ВАНДА. (Северину, тихо) Пусть все уйдут!
Лакеи тушат свет, уходят, Северин за ними следом.
*АЛЕКСЕЙ. Ванда...
*ВАНДА. Алексей...
АЛЕКСЕЙ. О, Ванда...
ВАНДА. Какое на вас платье!
АЛЕКСЕЙ. Какие на вас меха... белые, белые.
ВАНДА. Это всё из-за вас. Какие у вас глаза...
АЛЕКСЕЙ. Я видел ваш портрет в одной Венской галерее. Там вы совсем другая... Тоже в
мехах, но без одежды. Вы похожи на греческую богиню.
ВАНДА. Да... Я – язычница.
АЛЕКСЕЙ. Ванда... Я тоже.
Обнимает ее – оба заворачиваются в шубу.
АЛЕКСЕЙ. Я бы хотел вас...
ВАНДА. Я тоже...
Затемнение.
Северин спускается по лестнице с красной лампой в руке.
Перед камином на шкуре медведя – белая шуба.
СЕВЕРИН. Ванда?.. (приподнимает меха)
Ванда выскакивает из-под шубы, дрожа всем телом.
ВАНДА. Кто это? Северин!
Северин схватил ее за запястье и пригнул к земле так, что она упала перед ним на колени.
ВАНДА. (на полу, шепотом) Что тебе нужно?
СЕВЕРИН. Я пришел, чтобы поздравить вас и пожелать вам счастья. (с поклоном) Я вижу,
милостивая государыня, вы нашли себе господина.
ВАНДА. Да, слава Богу не нового раба – довольно у меня их было. Женщина нуждается в
господине и боготворит его. Я люблю его так, как еще никогда никого не любила!
СЕВЕРИН. Ванда! (роняет фонарь, сжимает кулаки) Хорошо же! Так выбери его, возьми
его в супруги, пусть он будет твоим господином, а я, пока жив, хочу остаться твоим
рабом.
ВАНДА. Ты хочешь быть моим рабом, Григорий, даже в таком унизительном положении?
Что ж, это было бы пикантно. Боюсь только, он этого не потерпит.
СЕВЕРИН. Он?
40
ВАНДА. Да, он уже ревнует к тебе. Он требовал, чтобы я немедленно отпустила тебя, и
когда я сказала ему, кто ты...
СЕВЕРИН. Ты... сказала ему?
ВАНДА. Я всё ему сказала! Рассказала нашу историю, обо всех твоих странностях... Я
всё-всё ему рассказала. Вместо того, чтобы расхохотаться, он рассердился и топнул ногой.
СЕВЕРИН. И пригрозил ударить тебя?
Ванда молча смотрит на белую шубу у своих ног.
СЕВЕРИН. Да ты боишься его, Ванда! (обнимает ее колени) Ведь я ничего от тебя не
хочу, совсем ничего. Только всегда быть с тобою рядом, твоим рабом, твоей игрушкой.
Хочу быть твоей собакой...
ВАНДА. Знаешь, ты мне надоел.
СЕВЕРИН. (глухо) Я убью тебя, если ты сделаешься его женой. Ты моя навеки, я тебя не
отпущу – я слишком тебя люблю!
Одной рукой он обхватил ее и крепко прижал к себе, другой невольно схватился за
железную кочергу.
ВАНДА. (спокойно) Таким ты мне нравишься. Теперь ты мужчина – в эту самую минуту я
знаю, что всё ещё люблю тебя.
СЕВЕРИН. Ванда...
ВАНДА. Дай я покрою поцелуями твое очаровательное личико. (весело смеясь) Хватит с
тебя? Доволен ты своим идеалом?
СЕВЕРИН. Как? Ты ведь не серьезно...
ВАНДА. Серьезно то, что я люблю тебя одного! А ты, мой милый, совсем глупый, не
замечал, что это всего лишь шутка, весёлая игра... Не видел, как трудно мне было тебя
хлестать, когда мне так хотелось обнять твою голову, прижать к своей груди, расцеловать
твои волосы. Всё кончено, Северин. Я исполнила свою жестокую роль лучше, чем ты от
меня ожидал. Теперь ты будешь рад обнять свою добрую, умненькую и хорошенькую
женушку, правда? Мы заживем совсем благоразумно и...
Северин держит красный фонарь у лица Ванды.
СЕВЕРИН. Ты будешь моей женой?
ВАНДА. (целует ему руки) Да, я буду только твоей, дорогой, только твоей...
*
Сцена 5
Ванда, Северин, Алексей
В гостиной темно – красные угольки тлеют в камине. Алексея не видно под шубой.
ВАНДА. (стоит на коленях рядом с Северином) Ну, вот. Ты больше не Григорий, не раб
мой. Ты снова Северин, мой возлюбленный муж...
Северин поднял её и прижал к себе.
СЕВЕРИН. А он – его ты уже не любишь?
ВАНДА. Как ты только мог поверить, что я люблю этого варвара? Ты был совершенно
ослеплен. Как у меня болело за тебя сердце!
СЕВЕРИН. Я был готов покончить с собой...
41
ВАНДА. Правда? Ах, я дрожу от одной мысли...
СЕВЕРИН. Но ты спасла меня! Ты проплыла над водами и улыбнулась, и улыбка твоя
призвала меня к жизни. (целует ей ручки) О, Ванда...
Ванда держит красный фонарь у лица Северина.
ВАНДА. (внезапно переменившись) Северин... Я слишком добра к тебе. Я тебе больше не
нравлюсь. Мне снова нужно стать жестокой? (бросает фонарь, тянется к карнизу за
хлыстом) Знаешь что, дурачок, я чуточку похлещу тебя...
СЕВЕРИН. Перестань, дитя...
ВАНДА. Я так хочу!
СЕВЕРИН. Ванда!
ВАНДА. Поди сюда, дай мне тебя связать. (весело скачет по комнате) Я хочу видеть тебя
влюбленным по-настоящему, понимаешь? А! Вот и веревки. Только... Сумею ли я?
Ванда ловко опутала ему ноги, затем крепко связала руки за спиной.
ВАНДА. Вот так! Ты еще можешь пошевелиться?
СЕВЕРИН. Нет.
ВАНДА. Вот и отлично.
Она сделала петлю из толстой веревки, набросила ее Северину через голову, спустила до
самых бедер, плотно стянула, а другой конец привязала к каминной решетке.
СЕВЕРИН. Такое чувство, что мне предстоит казнь.
ВАНДА. Ты должен как следует отведать моего хлыста!
СЕВЕРИН. (целует ей ноги) Надень меховую кофточку, прошу тебя...
ВАНДА. Уж это удовольствие я могу тебе доставить... (с улыбкой надевает меховую
кацавейку) Ты помнишь историю о быке Дионисия?
СЕВЕРИН. Смутно припоминаю.
ВАНДА. Один придворный изобрел для тирана Сиракуз новое орудие пытки – железного
быка, в которого запирали осужденного на смерть. Затем его помещали на огромный
пылающий костер, а когда железный бык накалялся и осужденный начинал кричать в
муках, его стенания звучали подобно реву быка. Дионисий одарил изобретателя
милостивой улыбкой и, чтобы испытать изобретение, приказал запереть его внутри
железного быка первым. История эта чрезвычайно поучительна, не находишь? Ты привил
мне эгоизм, высокомерие и жестокость – ты станешь моей первой жертвой. Теперь я
действительно нахожу удовольствие в сознании своей власти, в злоупотреблении этой
властью над человеком, одаренным умом, чувством и волей – над мужчиной, который
умственно и физически сильнее меня, над человеком, который меня страстно любит. Ты
еще любишь меня, Северин?
СЕВЕРИН. (простершись ниц у ее ног) До безумия!
ВАНДА. Тем лучше. Тем большее наслаждение тебе доставит то, что я собираюсь с тобой
сделать.
СЕВЕРИН. Но что у тебя на уме? Я не понимаю... Сегодня в твоих глазах действительно
сверкает жестокость. Но Ванда... Как ты прекрасна!
Ванда обвила рукой шею Северина и расцеловала его.
42
СЕВЕРИН. Где же твой хлыст?
ВАНДА. (отступила на два шага, смеется) Ты хочешь хлыста, дорогой?
СЕВЕРИН. Да!
Лицо Ванды исказилось гневом.
ВАНДА. В таком случае, ты его получишь!
В то же мгновение из-под шубы показалась черная курчавая голова грека.
АЛЕКСЕЙ. (Ванде) Кто это?
ВАНДА. Григорий, мой раб.
СЕВЕРИН. (Ванде) Развяжи меня!
ВАНДА. Разве ты не моя собственность? Не угодно ли тебе пересмотреть наш договор?
СЕВЕРИН. Развяжите меня! (рванул веревки) Я позову на помощь...
ВАНДА. (смеется) Никто тебя не услышит, Григорий, никто не помешает мне глумиться
над твоими священнейшими чувствами... Я собираюсь сделать низость, пошлость. Ты уже
ненавидишь меня, Григорий? Ну же, отвечай! (протягивает хлыст греку) Делайте с ним,
что хотите.
СЕВЕРИН. Животное!
АЛЕКСЕЙ. (Ванде) Сними с меня шубу. (с улыбкой) Мне очень жаль, Григорий... Я был
бы рад подарить вам свою благосклонность, но мне не остается ничего другого, как
исполнить ваш смертный приговор, потому что я... (берет хлыст) мужчина.
Алексей немилосердно избивает Северина хлыстом, Ванда хохочет.
Северин на коленях перед камином. Пальцы его судорожно сжимают каминную решетку.
Слезы текут ручьями по щекам Северина, он не издает ни звука. Ванда лежит на диване,
продолжает хохотать.
АЛЕКСЕЙ. (Ванде) Вы в самом деле жестоки.
ВАНДА. Я жажду только наслаждений! Одно наслаждение делает жизнь ценной. Кто
наслаждается, тому тяжело расстаться с жизнью. Кто страдает и терпит лишения, тот
приветствует смерть как друга. (целует Алексея) С хлыстом в руках вы просто
неотразимы, Алексей... Мое сердце принадлежит вам одному. Вот вам моя ручка.
*
Сцена 6
Гер Захер, Ванда, Алексей, лакеи
В гостиной у камина в креслах друг против друга сидят Ванда и Алексей. Перед ними на
столе нетронутый завтрак. Ванда в серебристом платье с высоким воротником не
шелохнется. Алексей в царском халате. На диване лежит белая шуба – кругом
беспорядок. Волосы Ванды неубраны, Алексей задумчив – они не смотрят друг на друга.
Звенит колокольчик. Входит Гер Захер в окружении лакеев.
ГЕР ЗАХЕР. Доброе утро! О, что я вижу? Сегодня вы изумительны, госпожа Дунаева.
Совсем, совсем «Венера в мехах». Вы похудели?
ВАНДА. (протягивает ручку для поцелуя – и тут же отдергивает, заметив взгляд грека)
Приятно слышать. (указывает на грека) Алексей Пападополис.
43
ГЕР ЗАХЕР. Грек, стало быть.
АЛЕКСЕЙ. (кивает, даже не взглянув в сторону Захера)
ВАНДА. А это...
ГЕР ЗАХЕР. Профессор Леопольд фон Захер, местный.
Гер Захер прохаживается по гостиной, Ванда следует за ним как тень. Профессор
останавливается у камина, рассматривает картину «Венера в мехах».
ГЕР ЗАХЕР. Прелестна.
ВАНДА. Чаю не хотите?
ГЕР ЗАХЕР. Ну что вы. Я забежал на минутку. Хотел спросить...
ВАНДА. (смотрит на Алексея) Спрашивайте.
ГЕР ЗАХЕР. Давно вы видели господина фон Кузимского?
ВАНДА. (дрожит всем телом) Вот только... вчера ночью.
АЛЕКСЕЙ. Какого еще господина?
ГЕР ЗАХЕР. Северин фон Кузимский, мой пациент.
ВАНДА. Мы вместе с тобой были, Алёша.
АЛЕКСЕЙ. Мне всё равно.
ГЕР ЗАХЕР. Он исчез – я переживаю. Вот, письмо оставил. (протягивает Ванде конверт)
Для вас, госпожа фон Дунаева. Думаю, он тайно влюблен в вас.
Грек пытается перехватить письмо из рук Гер Захера, едва не сбивает Ванду с ног.
ГЕР ЗАХЕР. Уговорили – я сам прочту.
"Милостивая государыня!
Я любил вас как безумный, отдался вам и телом и душой - так, как никогда еще не
отдавался женщине мужчина, а вы глумились над моими священнейшими чувствами и
вели со мной недостойную и наглую игру. Но пока вы были только жестоки и
безжалостны, я все же мог еще любить вас. Теперь же вы готовы стать пошлой и
низкой. И я не раб больше, позволяющий вам попирать себя ногами и сечь хлыстом. Вы
сами меня освободили – и я покидаю женщину, которую теперь могу только ненавидеть
и презирать. Северин Кузимский".
АЛЕКСЕЙ. Какой позор. Что ты с ним сделала? Я думал ты приличная женщина. (плюет
в камин) Еще вчера клялась мне в вечной любви!
ВАНДА. Алексей... (в слезах сползает на пол к его ногам) Что вы со мной делаете?
АЛЕКСЕЙ. (Захеру) Где этот жалкий раб? Где Кузимский? Я хочу его видеть.
Немедленно!
ВАНДА. Оставьте, умоляю... (грек хватает Ванду, выворачивает ей руку)
ГЕР ЗАХЕР. Пустите ее! Давайте поговорим по-мужски. Если вы мужчина, конечно.
(распахивает халат Алексея – там платье) Прелестно, просто прелестно. Вы
неотразимы!
АЛЕКСЕЙ. Я вас пристрелю!
ГЕР ЗАХЕР. Проще простого. Револьверы на конюшне, идемте.
ВАНДА. Что?! Вы спятили оба! (ползет следом, ее платье рвется) Леопольд!.. Кузимский
сам бежал – он сумасшедший! Он целовал мои туфли, умолял его истязать и топтать
44
ногами без всякой жалости... Я покорилась, а что мне еще оставалось? Разве нормальный
человек станет просить о таком?
ГЕР ЗАХЕР. Да, Северин человек впечатлительный.
ВАНДА. Он мечтатель и фантазер.
ГЕР ЗАХЕР. Это еще не повод оскорблять и топтать его ногами, госпожа фон Дунаева.
ВАНДА. Леопольд! Да как вы смеете! Когда я впервые вас встретила, вы показались мне
таким почтительным, галантным, со всех сторон приятным человеком...
АЛЕКСЕЙ. Прекрати Ванда, не унижайся. Я его пристрелю. Вот увидишь! (лакеям)
Задержите ее в доме.
Гер Захер и Алексей бегут в сад, дверь за ними захлопывается.
Ванда поскальзывается на лестнице, падает на ступени.
ВАНДА. О, боги, за что мне это? (плачет) Всё, как я хотела...
В саду раздается выстрел.
ВАНДА. (на коленях) А!
Лакеи убегают следом смотреть дуэль.
*
Сцена 7
Ванда, затем Гер Захер, Северин и лакеи
В саду снова раздается выстрел.
В гостиной Ванда мечется в белой греческой шубе.
ВАНДА. Ты! (хватает юного лакея) Поди сюда. Пиши.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. (вооружается пером) Да, моя госпожа.
ВАНДА. О, Алексей... Сижу здесь у камина с сухими глазами, а в глубине души рыдаю,
коплю в своем сердце слезу за слезой. Страх сотрясает меня, душа моя борется, цепляется
за любовь, но я не могу любить по-настоящему – я слишком жестока... Я хуже, гораздо
хуже Нерона!
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. (записывает за ней очень быстро, без остановки) Зато телом лучше
Фрины.
ВАНДА. Что? Молчи, раб! (бьет его под колено) Дальше пиши. Моя душа стремится
вырваться из плена плоти, вы заполнили всё мое существо...
Ванда ползет к камину.
ВАНДА. Слезы любви, слезы восторга душат меня. Как будто небо спустилось на землю...
Алексей, я люблю вас безгранично. Вы так жестоки – вы не знаете жалости! О, если б я
могла отдаться вам целиком с ногами и головой, чем бы вы мне ответили? Ударами
хлыста! Надавали пощечин, отшвырнули ногой? Я страдаю, о, как я без вас страдаю!
Здесь на ковре я вся дрожу – всё из-за вас, Алексей... Боюсь, мне придется покинуть этот
мир навсегда. Я не вижу иного выхода. Мое сердце принадлежит вам одному... (вырывает
письменные принадлежности у лакея, отталкивает его ногой, разрывает и бросает в
огонь надиктованное письмо) Вы были беспощадны, Алексей. К черту признания, эти
45
письма и эти меха! Я сожгу их к чертовой матери! Мне жить больше незачем. К черту
жизнь! Вы не хотите меня... Не хотите меня растоптать и унизить? Не хотите избить
хлыстом? Нет... Вы пришли, чтобы убить меня! О, это было бы так просто, тем более вам
– вы же бесчувственны. Но зачем прикладывать усилия, когда я всё могу сама. Умирать
несложно. Я бы могла войти во вкус. У смерти приятный вкус. Умирать очень просто...
Боюсь только, я этого не сумею, но ради вас – я попытаюсь! (ползет к огню) Как бы я
хотела расцеловать ваши лаковые туфли, запачкать помадой белые манжеты, в самый
последний раз взглянуть в эти прекрасные жестокие глаза, ощутить вашу холодную руку
на своем горле, подставить плечи под удары хлыста, прежде чем я прыгну в этот
пылающий костер... (сбрасывает с себя шубу) К черту меха! Я умру прямо сейчас, умру в
одиночестве – голой и молодой! (перед камином на коленях) Лучше умереть, чем жить на
коленях!
Открываются двери. Лакеи с шумом входят в гостиную, оставляют у порога носилки с
телом убитого – оно прикрыто черным меховым плащом.
Ванда прыгает в камин и сгорает: остаются одни меха – ее белая соболиная шуба
ослепительно сверкает, охваченная пламенем.
Все слишком заняты убитым на дуэли и совсем не обращают внимания на пылающий
камин.
Следом за лакеями входит Гер Захер с револьвером.
ГЕР ЗАХЕР. Чтоб он всю жизнь не мучился, пришлось выстрелить дважды...
В дверях показался Северин: вид у него весьма довольный – он весь светится.
Гер Захер подходит к носилкам, заглядывает под плащ, закрывает глаза убитому греку.
СЕВЕРИН. Я осел! Я был так глуп, что согласился стать рабом женщины.
ГЕР ЗАХЕР. (Северину) Поверить не могу... Как ты сам не догадался использовать хлыст?
Этот черноглазый язычник оказался гораздо сообразительней.
СЕВЕРИН. Хлыст? (оглядывается на негров, сопровождающих Гер Захера) Для твоих
крестьянок он бы еще сгодился.
ГЕР ЗАХЕР. О, эти к нему привыкли! Но только вообрази его действие на наших
изящных, нервных, истеричных дам...
Северин и Гер Захер проходят к камину.
ГЕР ЗАХЕР. (берет хлыст с карниза, изучает его) Кто позволяет себя хлестать, тот
заслуживает, чтобы его хлестали.
СЕВЕРИН. Лечение было жестоко, но радикально.
ГЕР ЗАХЕР. (кладет хлыст обратно на карниз) Теперь ты здоров, друг мой, совершенно
здоров.
Пламя в камине пожирает шубу Ванды, из рукава торчит обгоревшая ступня.
ЮНЫЙ ЛАКЕЙ. А! (приподнимает шубу с камина) Она мертва! Госпожа сгорела! Какое
горе... (в слезах убегает наверх в будуар) Как будто небо упало в море.
ГЕР ЗАХЕР. (лакеям) Унесите её.
Лакеи выносят сор из гостиной, меха, чемоданы, мебель, ковры, обгоревший труп.
46
ГЕР ЗАХЕР. Она была красива, Венера в мехах. (разглядывает картину на стене) Она
сгорела – ах, как жаль. Но ничего, Северин, ты быстро оправишься от этой потери и будет
совсем хорошо.
Северин молча стоит у камина.
ГЕР ЗАХЕР. Идем, Северин, здесь не на что смотреть. (уходит)
В гостиной пусто, окна занавешены.
Северин в одиночестве, смотрит на догорающие угли.
СЕВЕРИН. О, если б я только догадался ударить ее хлыстом... Женщина – враг мужчины,
может быть только его рабой или деспотом, но не подругой и не спутницей жизни. Выбор
всегда только один: быть молотом или наковальней. (уходит в сад вслед за Гер Захером)
Дверь закрывается, в гостиной темно.
Шаги лакея, стук каблуков о ступени лестницы.
В саду за дверью смех Гер Захера и голос Северина:
СЕВЕРИН. ...главное, что я теперь здоров.
Юный лакей, накинув на плечи белую шубу Ванды, танцует в бликах огня.
Затемнение.
КОНЕЦ
47