МОЛОДАЯ ЧУРАЕВКА

МОЛОДАЯ ЧУРАЕВКА
Молодая Чураевка появилась на свет божий по образу и
подобию Чураевки американской. Быть может, это сильно ска
зано. Образ был, а подобия никакого не было. Там, в Америке, —
русская деревня, поселение во имя Преподобного Сергия, ру
ками и ногами человеческими. В русском же Китае — литера
турное содружество, братство молодых поэтов, душами и серд
цами человеческими.
Новая Чураевка возникла в Харбине. Создал ее поэт Алек
сей Ачаир, друг Георгия Гребенщикова по переписке. В конце
1920х он решил собрать юношеский кружок. Нашел желающих
слушать чтение и изучать литературу. Это чтобы не болтались
зря по улицам, а продолжали дело русской культуры, хотя бы не
забывали русский язык. Сначала группа была небольшая. Не
много в шутку Ачаир называл ее «Зеленая лампа». Но здесь идея
не пушкинская, наоборот, потому что молодежь была совсем зе
леная. В то время вышел как раз роман Гребенщикова «Чурае
вы». А так как Ачаир тоже сибиряк, то он и назвал кружок «Моло
дая Чураевка».
Обо всем этом мне удалось малопомалу узнать из пере
писки Гребенщикова и Ачаира. Уже потом появились какието
публикации про литературное объединение в Харбине при Хри
стианском Союзе Молодых Людей. Хотя в эмиграции и вышли
мемуары чураевца Валерия Перелешина «Два полустанка», из
даны они были очень малым тиражом и оказались практически
69
недоступными. Однажды мне в руки попалось эссе Юрия Лин
ника «Сольвейг», посвященное Лариссе Андерсен. Читая наброс
ки к ее литературному портрету, я решил, что обязательно по
еду во Францию и разыщу харбинскую поэтессу. Ровно через
три года состоялась долгожданная встреча.
В мае 1997го вместе с друзьями, супругами Чернятины
ми я отправился в ЛеПюи. Тяжелые тучи нависли над горами,
среди которых петляла наша машина. Время от времени они ис
текали дождем. Повсюду, вблизи и вдали, сверкало синегорье.
Неожиданно впереди, в плотной завесе облаков, образовалось
ясное очертание синей звезды. Небесный разрыв в облаках. Нас
стремительно втягивало в эту синеву.
Старинный город ЛеПюи был всего лишь ориентиром, от
меченным на карте. Упоминался он еще во времена Жанны д’Арк.
Там некогда находилось древнее галльское изображение — из
ваяние Черной Божьей Матери. Издавна оно почиталось как чу
дотворное. Целью нашего путешествия являлся другой малень
кий городок Иссанжо. Именно там, среди сосен и невысоких
горок, в зелени затерялся дом Лариссы Николаевны Андерсен.
Поэтесса оказалась настоящей Сольвейг. Даже на склоне
лет, когда старость обычно гасит всякую жизнь, у нее синие лу
чистые глаза. И от скандинавского имени — прав Валерий Пе
релешин — веяло сказками Андерсена, феями и русалками.
Вечером за чаем Ларисса Николаевна стала рассказывать о
Харбине.
Ей исполнилось всего лишь 13 лет, когда она пришла в Мо
лодую Чураевку. Выросла и жила Ларисса на улице Садовой, той
самой, где находился Христианский Союз. Туда приходили все
молодые. Ларисса Андерсен тоже посещала занятия. Слушала,
как Ачаир читал свои стихи, играл на рояле, а сама в это время
вышивала гладью или вязала какуюнибудь жакетку. Часто ри
совала чтото на листе бумаги. Когда проводили очередную
70
Ларисса Андерсен. Иссанжо, 1997 год
вечеринку, ей несли писать плакаты, потому что считали буду
щей художницей.
Однажды Ачаир спросил Лариссу:
— Вы никогда не писали стихи?
Она ответила:
— Я писала глупости.
Первое стихотворение, трудно сказать, сколько ей было
тогда лет, сочинила про какогото индуса. Призналась, что не
может даже объяснить, почему это сделала. Прочитав стихотво
рение по памяти, Ларисса Николаевна начала раскатисто сме
яться. Мол, очень слабая рифма. Потом вернулась к Чураевке.
— Ачаир тогда мне сказал: «Ну вот пойдите и напишите
сегодня стихи». Я его обожала. Значит, должна была слушаться.
71
Не должна была, а невольно слушалась. Пришла домой, пых
тела, пыхтела и придумала кучу стихотворений. Принесла ему.
А он сказал: «Вы знаете, выглядит так, будто вы откудато всё
списали». Я старалась, чтобы было похоже на то, как пишут дру
гие. «Вы не так делайте. Пишите то, что думаете и что хотите». И я
написала, одно было даже напечатано. Потом вошла во вкус.
Чураевцы читали стихи с эстрады, пели, иногда ставили
спектакли. Устраивались открытые «вторники» для жителей Хар
бина. А по пятницам проходили заседания студии. Без старших,
сами разбирали стихи, критиковали даже Ачаира. Как и полага
ется, критиковали учителей. Потом против Ачаира было восста
ние. Молодежь кипучая. Заблистали свои талантливые поэты —
Валерий Перелешин, Михаил Волин, Николай Петерец.
— Да, про Ачаира ходили какието слухи, — оживляется
Ларисса Николаевна. — Некоторым эти слухи казались темны
ми, а мне — светлыми. Будто бы он состоял не то в Белом Брат
стве, не то в розенкрейцерах. Не знаю, связан ли был с этим
Гребенщиков или нет...
На следующее утро снова пришлось вспомнить о Георгии
Гребенщикове. Неожиданно Лариссе Андерсен из Парижа по
звонил американский коллекционер Эдуард Штейн (до эмигра
ции из Польши известный шахматист). Он собирался заехать
днем буквально на час, по пути в Ниццу. Передать ксерокопию
своей статьи о русских поэтах в Китае из «Нового журнала» и
сфотографироваться на память.
— Когда дело идет к старости, начинают кружить коршу
ны, — заметила невзначай Ларисса Николаевна.
Это выглядело невинной шуткой, и мне даже не очень хо
телось соображать, о чем идет речь. Имя Штейна в кругах эмиг
рантов было хорошо известно, к нему относились с большим
уважением как к литератору. В 1988 году он выпустил в США
книгу о творчестве Андерсен «Остров Лариссы». Собрал под од
72
Ларисса Андерсен и Эдуард Штейн. 1997 год
ной обложкой все публиковавшиеся ее стихи. Когда Штейн по
явился в Иссанжо, то буквально с первых же слов сообщил о себе,
что он «Иван Калита Русского Китая». Так назвала его харбинс
кая поэтесса Виктория Янковская. Он этим гордился. И вообще
казался очень открытым и уверенным в своей славе человеком.
Из разговора скоро стало известно, что Эдуард Штейн жи
вет в штате Коннектикут, совсем близко от Чураевки. Здесь меня
осенило — он тот самый Штейн, который владеет коллекцией
материалов Гребенщикова. Несколько лет назад я прочитал ин
тервью с ним в какойто американской газете. И задавался всё
время вопросом, как отыскать этого бесценного, на мой взгляд,
собирателя. И вдруг — такая удача, он сам явился воочию пере
до мной.
73
Эдуард Штейн живо откликнулся на вопрос о Чураевке.
С большим юмором поведал свою историю, как бы иронизируя
над самим собой. В нем не было ни капельки национального са
моуничижения.
— Эти материалы я купил у отца Александра, ныне еписко
па Даниила, — начал Штейн. — Я специально приехал в Чураев
ку, чтобы пополнить свою коллекцию. У меня огромный архив
документов по русскому зарубежью. Сразу же сторговал за
400 долларов библиотеку Гребенщикова. Отец Александр ска
зал: «Вы лучший из евреев, вам продам».
Огромная писательская библиотека размещалась на пер
вом этаже, в помещении издательства «Алатас». Решили обмыть
покупку и поднялись на второй этаж за стаканами. Там Эдуард
Штейн увидел прямо на полу большую кучу разных бумаг.
— Что это? — возбужденно спросил гость.
— Гребенщиковские письма, — отмахнулся отец Александр.
Эдуард Штейн поднял несколько пожелтевших листков и
обнаружил на них имена Рахманинова, Сикорского, Нелидовой
Фивейской.
— Продайте мне!
— Нет, еврею не продам.
— Но ведь книги продали.
— Так то книги, а это архивы.
Эдуард Штейн быстро нашелся:
— Если хотите, найду какогонибудь русского. Ему про
дайте...
Священник остался неприступен. Начали мирно выпивать,
расположившись здесь же, у горы писем. Сидели долго. При
шлось гостю сбегать вниз, в машине на всякий случай была при
пасена еще одна бутылка водки.
— Я тогда подумал, — сообщил доверительно Штейн, —
сейчас выпьем как следует и его удастся уговорить.
74
Наконец в изрядном подпитии отец Александр махнул ру
кой и сказал:
— Бери бесплатно. Закатывай рукава и что сумеешь выта
щить из кучи двумя руками порознь, то и твое.
Я инстинктивно посмотрел на руки рассказчика. Пальцы
у него были пухлые и короткие. Эдуард Штейн усмехнулся. Ка
жется, он был очень доволен, заново переживая эту давнюю
историю.
— Теперь у меня четыре письма Рахманинова. Есть еще
коечто... Много ведь одной рукой не взять.
Через год мне удалось побывать в гостях у Штейна в Оран
же. Я благодарен ему: он показал найденную им могилу Ильи
Толстого, основателя Чураевки. И еще все письма, адресован
ные писателю Гребенщикову. Что потом сталось с этими пись
мами, мне неизвестно. Хозяин собирался продавать их на аук
ционе в Москве, но, видно, не успел. Вскоре Эдуард Штейн ско
ропостижно скончался.
На третий день моего пребывания в Иссанжо мы продол
жили с Лариссой Николаевной разговор о Молодой Чураевке.
Она рассказала, что со временем цех поэтов превратился в «цар
ство Сольвейг». Все чураевцы просто обожали Лариссу Андер
сен. Петерец както заявил — они хотят выпустить свой сканди
навский сборник стихов и поместить на обложке ее профиль.
Это была игра в Сольвейг, придуманная для того, чтобы воспеть
свою героиню.
В 1930е годы Ларисса Андерсен перебралась в Шанхай.
Работы в Харбине не было. Пришлось танцевать — и в балете, и
в оперетте, и в кабаре. Подружилась с певцом Александром
Вертинским. В Русском муниципальном театре играла роли во
сточных красавиц: Шемаханской царицы в «Золотом петушке» и
Заремы в «Бахчисарайском фонтане». Потом, правда, удалось
устроиться «по специальности». Заведовала отделом поэзии
75
И.В. Осипов. Индийский танец
(Ларисса Андерсен)
в журнале. В Шанхае Ларисса Андерсен выпустила свой первый
и единственный сборник стихов «По земным лугам». В эмигра
ции он закрепил за ней славу лучшей поэтессы Русского Китая.
После войны Ларисса вышла замуж за француза, пароход
ного агента. Но пять лет не могла выехать в Европу, хотя уже
появился второй, французский паспорт. Как раз к власти в Ки
тае пришли коммунисты.
— Я была на подозрении, — говорит Ларисса Николаевна. —
Мата Хари какаято. На всякий случай не давали визу. Наконец
вызвал меня молодой умный китаец. Спросил поанглийски:
«Были ли вы членом политической организации “Чураевка”?» —
«Да, но почему политической? Мне исполнилось 13 лет, когда
я была уже членом». Отправили меня домой как следует поду
мать. И вот что придумала. Политическая организация — это по
этическая. Дураки же сидели повсюду. Записала какаянибудь
с косичками, косоглазая...
Через неделю Лариссе Андерсен выдали визу, и в июне
1956го она выехала во Францию. Вскоре муж получил назначе
ние в Индию. Три года они прожили в Мадрасе, рядом с Теософ
ским обществом. Там произошло ее знакомство с Кришнамурти.
Когда она упомянула о знаменитом философе, мне вспом
нился пророческий детский стих Лариссы об индусе. Правда,
был в ее жизни еще один учитель, у которого она занималась
йогой. Звали его Кришнамачарья. Умер он всего несколько лет
назад в возрасте 101 года. Видимо, в память об этих двух Криш
нах и стоят на полке в гостиной у Лариссы Николаевны нитяные
фигурки индусов — один в красной чалме, другой в синей. Из
дома в Иссанжо тянутся в мир нити таинственных связей...
Если уж говорить об интерьерах на индийскую тему, то
нельзя остаться равнодушным при виде портрета Лариссы Ан
дерсен. Его нарисовал эмигрант Игорь Осипов в Китае. Теперь
картина хранится в Иссанжо. Юная индуска танцует огненный
77
танец. Есть и другой портрет, несколько лет назад фотографию
мне прислал из СанФранциско сын художника. Ларисса в се
ребряном сари несет на плече кувшин с водой. Живительную
влагу поэзии...
Итак, однажды произошла встреча с Джидду Кришнамурти
в Адьяре. Философ приезжал из Америки каждый год и давал
публичные выступления в Теософском Обществе. Всё происхо
дило под знаменитым баньяном, который стоит и по сей день.
Почитатели собирались под огромным раскидистым деревом,
сидели прямо на земле и на корнях, слушали его лекции.
— Как вы познакомились с Кришнамурти? — задаю вопрос
Лариссе Николаевне.
— Меня привела к нему Шивакаму, сестра президента Те
ософского Общества. Кришнамурти мне понравился. Я сразу
почувствовала, что в нем нет вихлявости, он прямой человек. Не
изображал из себя какогото мессию.
— О чем вы его спросили? О чемто особенном?
— Меня всегда мучил вечный вопрос: почему в мире Бог
создал столько жестокости? Если Бог — за любовь, то почему
люди так живут... Кришнамурти ответил: «А другого мира нет».
Потом еще спросила. Раньше читала его книжечку, в которой
говорится, что можно служить животным, растениям, всему жи
вому. «Вот вы приедете на свой остров, в Калифорнию, там у вас
животные и больше никого. И все друг друга жрут. Как же вы
можете служить и птице, и кошке, и всем? Вы говорите, мол,
“мир душевный”. А у меня от этого, наоборот, никакого мира не
получается...»
Ларисса Николаевна посмотрела на меня и сказала зага
дочно: «Видите, другого мира нет». Вечером, прогуливаясь по
косогору, я обозревал жилище поэтессы издалека. Ее дом стоит
на отшибе, среди одиноких берез, как на необитаемом острове.
Наверное, прав был Эдуард Штейн, назвав сборник стихов
78
«Остров Лариссы». В этом присутствует какаято неуловимая
связь с Кришнамурти. Да и жизнь Лариссы Андерсен проходит
теперь в служении музам, птицам и... кошкам. За три дня пре
бывания в гостях у поэтессы я насчитал больше двадцати ко
шек, они собирались утром и вечером на кормежку со всей ок
руги. Даже на единственном сохранившемся у нее экземпляре
сборника стихов «По земным лугам» отпечатались на обложке
кошачьи лапы.
И всётаки, что же было для поэтессы главным в Индии?..
Вспоминаются последние слова Лариссы Николаевны.
— В Индии — красота. Небо такое, что кажется, звезды
можно прямо взять. Они висят, как светильники. На закате, око
ло Мадраса, море зеленоватое. Выходит луна — женщина в крас
ном сари. И храмы смотрят не в море, а в вечность...