УДК 517

ФИЛОЛОГИЯ
УДК 820
А.П. Краснящих, доцент, канд. филол. наук
Харьковский национальный университет им. В. Н. Каразина
пл. Свободы, 4, г. Харьков, 61077
ЖАНР РОМАНА-ЕВАНГЕЛИЯ: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ КЛАССИФИКАЦИИ И
ТИПОЛОГИЗАЦИИ
Роман-евангелие – крупный прозаический текст непародийного характера, являющийся не
полухудожественным-полупублицистическим исследованием истории Иисуса из Назарета, а
крупным эпическим полотном, в центре которого – личность Христа и этапы её становления на
фоне исторической панорамы эпохи. Жанрообразующим дискурсионным приёмом романаевангелия является стилизация под новозаветный способ повествования. Роман-евангелие
отличает значительная степень переосмысления фабулы канонических первотекстов.
XX век дал жанру романа много новых разновидностей и модификаций, таких, например, как
роман культуры («В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, «Жан-Кристоф» Р. Роллана,
«Волшебная гора» и «Доктор Фаустус» Т. Манна, «Портрет художника в юности» Дж. Джойса, «Анри
Матисс, роман» Л. Арагона), производственный роман (это целый ряд произведений соцреализма и,
например, романы популярного американского писателя А. Хейли ). Жанр романа-евангелия тоже
является детищем XX столетия, хотя и, как любое аналогичное новейшее явление, имеет довольно
долгую предысторию и литературные корни, уходящие в XIX и предшествующие ему века.
Такому литературному явлению, как беллетризация образа Иисуса Христа, других евангельских
образов, евангельских коллизий, мотивов и сюжетов в целом, уже два столетия. Понятно, что за это время
в рамках данного явления успели сложиться и окрепнуть собственные художественные традиции,
интерпретационные каноны и даже жанры. Одним из таких жанров является роман-евангелие, пока ещё
никак не классифицированный и не типологизированный в литературоведении (хотя отдельные научные
разведки, увы, более описательного, чем проблематизирующего характера, и предпринимались:
например, А.Е. Нямцу в монографии «Новый Завет и мировая литература» (1993), а также за рубежом –
А.М. Зверевым в статье «Ты видишь, ход веков подобен притче...» (1998), словаре-справочнике И. Радова
«Библия и болгарская литература» (1991), В. Гутовки в работе о христианской символике в польской
литературе (1993), Вольфгангом Казаком в монографии «Образ Христа в русской литературе. От
древности до наших дней» (2002), капитальном труде К. Войле «Литература XX века и христианство»).
Проблема ясна: литературное явление существует, но научно не определено и не охарактеризовано.
Несколько подробнее о его истории. Организованная просветителями кампания по
расцерковливанию культуры включала и демифологизацию Нового Завета (так, например, Вольней и
Дюпюи утверждали, что Иисус Христос никогда не жил и всё, о чём говорится в Евангелиях, –
художественный вымысел). Едва ли не самым первым результатом этого предприятия в литературе стала
книга Карла Вентурини «Реальная история великого Пророка из Назарета», вышедшая в 1802 году. Это
был пересказ Евангелий в ещё вполне каноническом, в смысле следования первоисточникам, режиме, где
автор всецело воздерживался от собственных трактовок евангельских образов и перипетий, а также от
своих персональных оценок и комментариев к описываемым событиям. В том же духе выдержаны
опубликованные в 1831 году новелла О. де Бальзака «Иисус Христос во Фландрии» и диккенсовский
новозаветный парафраз «Жизнь нашего Господа Иисуса Христа. Евангелическое повествование,
пересказанное для детей» (1849). Единственное, что позволяли себе авторы беллетристики на
евангельские темы в первой половине XIX века — это заострять своё художественное внимание на
отдельных ситуациях истории Иисуса более, нежели это было проделано авторами Нового Завета.
Качественно новый период в процессе беллетризации евангельских тем связан с именами Эрнеста
Ренана и Лео Таксиля и их книгами «Жизнь Иисуса» (1863) и «Забавное Евангелие» (1884) –
соответственно. Первую Д.С. Мережковский назвал «Евангелием от Пилата», а С.Н. Булгаков – «<...>
развесёлым, разухабистым <...> бульварным романом». Что касается таксилевского «Забавного
Евангелия», то этот язвительно-сатирический пересказ Нового Завета уже содержал в себе ряд
негативных, десакрализующих характеристик Иисуса («трус», «шарлатан», «ловкий фокусник»,
«любовник Марии Магдалины», «лжец», «вор» и т. п.), каждая из которых получит индивидуальное
решение и будет художественно развита в сотнях беллетристических текстов уже XX века. Но самое
главное, что в книге Таксиля впервые в Новом Времени была предпринята попытка осмыслить и найти
если и не оправдательные, то хотя бы по-человечески понятные мотивы предательства Иуды – что, в
свою очередь, подготовит идейно-тематическую почву для третьего периода в истории беллетризации
евангельских образов и сюжетов, а именно – периода реабилитации образа Иуды и негативизации образа
Иисуса. Текстом, открывающим этот, третий, период можно считать повесть Тора Гедберга «Иуда:
История одного страдания», опубликованную в 1886 году.
2
ФИЛОЛОГИЯ
Таким образом, если давать указанным периодам характеристики и определения, то первый из них
можно назвать каноническим, второй – критическим, а третий – инверсионным. Таковыми же будут и три
главных направления, по которым пойдёт евангелическая беллетристика в XX веке. Так, первое
направление будет представлено, например, книгами «Иисус Неизвестный» (1923) Д.С. Мережковского,
«Жизнь Иисуса» (1936) Франсуа Мориака, «Иисус Христос» (1961) Карла Адама, «Сын
Человеческий»(1968), Александра Меня, «Основатель христианства» (1971) Чарльза Додда, «Иисус
Назарянин» (1972) Р. Брандстетера; второе – сборником рассказов Сельмы Лагерлёф «Легенды о Христе»
(1904), повестью Леонида Андреева «Иуда Искариот» (1907), поэмой У.Б. Йийтса «Голгофа» (1921),
повестью Д.Г. Лоуренса «Проклюнувшийся петушок» (1929), рассказом Виктора Домонтовича
«Апостолы», романом Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» (1940); а третье – новеллой
Х.Л. Борхеса «Три версии предательства Иуды» (1944), романами Пера Лагерквиста «Варавва» (1950) и
«Сивилла» (1956), повестью Сильверста Эрдега «Безымянная могила» (1994) и многими другими
текстами.
Разумеется, если говорить о хоть какой-то идейно-содержательной чистоте и самостоятельности
указанных направлений, то в этом отношении речь может идти только о первом, каноническом, так как
второе и третье сосуществуют на одном и том же интерпретационном поле, зачастую имея общие
установки и цели художественного поиска.
Теперь – о собственно жанре романа-евангелия. Беллетристика XX века дала десятки текстов –
крупных, мелких, поэтических, прозаических, серьёзных, пародийных – носящих название «Евангелие»
или «Евангелие от ...», и в силу заявленной тематики нас будут интересовать только крупные
прозаические опыты серьёзного, непародийного характера, являющиеся не полухудожественнымполупублицистическим исследованием истории Иисуса из Назарета, а крупным эпическим полотном, в
центре которого – личность Христа и этапы её развития становления на фоне исторической панорамы его
эпохи. Таким образом, мелкие тексты несерьёзного характера, хоть и носящие в своём названии слово
«Евангелие»: «Евангелие» Демьяна Бедного, «Евангелие от Ильи» Ильи Варшавского или «Евангелие от
митьков» – остаются за рамками интересующего нас жанра. По тем же причинам, как не вполне
удовлетворяющие обозначенным условиям, попадают в разряд проблематичных роман Владимира
Тендрякова «Покушение на миражи» (1982), имеющий другое название – «Евангелие от компьютера», и
наполовину исследование, наполовину роман «Евангелие от Афрания» (2001) Кирилла Еськова: текст
Еськова состоит из двух частей, первая – историческое расследование (наподобие «Приложений» к
«Факультету ненужных вещей» Ю. Домбровского), а вторая – сиквел одной из сюжетных линий «Мастера
и Маргариты», повествование от лица начальника пилатовской тайной полиции Афрания. История
Иисуса в романе Тендрякова – важная, но отнюдь не первостепенная сюжетная нить, вспомогательная
для авторских размышлений о современной ему эпохе. То же самое происходит и в романе Владимира
Короткевича «Христос приземлился в Городне: Евангелие от Иуды» (1966), где новозаветный сюжет,
перенесённый в другую историческую эпоху, становится исключительно фоновым, подтекстовым для
фабулы. Если эти тексты включать в разряд романа-евангелия, то только в очень широком его понимании.
Какие же тексты могут всецело соответствовать указанным выше условиям романа-евангелия? Это
– «Евангелие от Иуды» (1973) польского писателя Генрика Панаса, «Евангелие от Иисуса» (1991)
португальца Жозе Сарамаго, «Евангелие от Сына Божия» (1997) американца Нормана Мейлера и
«Евангелие от Марии Магдалины» (2005) колумбийца Хуана Карлоса Тафура, – объединённые, кроме
формального признака – заявленного в названии каждого, – и более существенными, которые и будут для
нас отличительными признаками жанра романа-евангелия, а именно: дискурсивными приёмами,
стилизованными под новозаветный способ повествования и его темпоритм, фигурой главного героя или
объекта повествования, которым является Иисус Христос, и довольно значительной степенью
переосмысления фабулы канонических первотекстов, что даёт нам право отнести жанр романа-евангелия
к третьему направлению беллетризации евангельских тем. Так, в каждом из этих романов проблема
предательства Иуды или снимается вообще, или решается в пользу Иуды, а Иисус принимает вину за
поступок своего апостола на себя. Например, в романе Панаса Иуда вообще не причастен к смерти
Иисуса, у Сарамаго Иуда доносит на Иисуса по его же просьбе, а у Мейлера поступок Иуды вызван тем,
что Иисус, по мнению Иуды, предал интересы бедняков и обманул возложенные на него надежды народа.
Вообще, если останавливаться на инверсионных интерпретационных схемах этих текстов, то обращает
на себя внимание прежде всего то, что в романе-евангелии, будь он рассказан от лица самого Иисуса, как
у Мейлера, его канонического антагониста Иуды, как у Панаса, Марии Магдалины, как у Тафура, или
безымянным нарратором, как у Сарамаго, образ Иисуса крайне негативен (разве что у Панаса и Тафура
образы Иисуса и Иуды окрашены равно позитивно, в остальных романах Иисус является либо
предателем, либо провокатором предательства), а также натуралистичен и даже физиологичен.
Разумеется, это происходит вследствие долго сдерживаемых церковью попыток демифологизации
фигуры Иисуса: выйдя из-под религиозной опеки, литература использует максимально сильные
выразительные средства для снятия табу с сакральных тем и образов.
ФИЛОЛОГИЯ
Вернёмся к проблеме классификации жанра романа-евангелия. Отказавшись от формального
признака, то есть присутствия в названии романа слова «евангелие», мы можем расширить границы
данного жанра за счёт привлечения в него таких значительных для нашей темы текстов, как «Последнее
искушение» (1952) грека Никоса Казандзакиса, «Царь Иисус» (1946) англичанина Роберта Грейвза и
«Человек из Назарета» (1979) ещё одного англичанина Энтони Бёрджесса, а также «И стал тот камень
Христом» (1984) венесуэльца Мигеля Отеро Сильвы, идейно-художественная система которых целиком
подходит под вышеуказанные жанровые характеристики. В двух из этих романов рассказчиками
являются современники Христа (понятно, что это вымышленные персонажи, а не реальные исторические
лица, ибо мы говорим о беллетристике, а беллетристика, по определению М.Л. Гаспарова, – это
«прозаическая литература с вымышленным содержанием»). Так, в «Человеке из Назарета»
повествователь – Азор, сын Садока, по профессии переводчик, а в романе Грейвза – Агав из Декаполиса.
Их речь приближена к манере повествования новозаветных Евангелий настолько, насколько это
позволяет жанр такого крупного нарратива, как роман – то есть, настолько, чтобы вызывать у читателя
ощущение исторической достоверности и вместе с тем не утомить его, читателя, чересчур
архаизированной фразеологией. Что же касается романов Казандзакиса и Отеро Сильвы, то, хотя в этих
текстах и нет персонифицированного рассказчика, их манера повествования также стилизована под
характерный и хорошо узнаваемый евангельский дискурс.
В сюжетном и образном отношении в этих романах дела обстоят так же, как и в пяти предыдущих:
образ Иисуса человечен, слишком человечен, до физиологичности, а с Иуды снимается вина за
предательство Христа.
Итак, эти восемь романов составляют костяк жанра романа-евангелия. Поиски ведутся дальше.
И последнее. Почему – не евангельский роман, не роман на евангельскую тему, не
романизированная биография Иисуса Христа, а именно «роман-евангелие»? Потому что
романизированная биография Иисуса не обязана отвечать строгим рамкам романа, она может быть и
полупублицистичной, как у Франсуа Мориака; для романа на евангельскую тематику, как у Лагерквиста
или в «Пилате» Лернет-Холения, или в «Каспаре, Мельхиоре и Бальтазаре» Мишеля Турнье, «Тени
Галилеянина» Герда Тайсена и «Тайне царствия» Мики Валтари, история жизни Иисуса может быть
чисто фоновой или отсутствовать вообще; а евангельский роман, хоть и посвящен целиком судьбе
Иисуса, но стилистически никак не ориентирован на повествовательную манеру канонических
Евангелий. И самое последнее. Понятно, что на данном этапе работы предложенные термины ещё
довольно условны и даже определённым образом ущербны и в ходе дальнейшего исследования будут
уточняться и конкретизироваться.
Поступила в редакцию 11.01.2007 г.