Рецепции философских идей А. А. Богданова на

УДК 1-091
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2010. Вып. 4
А. Е. Рыбас
РЕЦЕПЦИИ ФИЛОСОФСКИХ ИДЕЙ А. А. БОГДАНОВА
НА ЗАПАДЕ
Одним из наиболее крупных русских мыслителей, оказавших влияние на европейскую философию ХХ в., был А. А. Богданов (1873–1928) — философ-марксист, пытавшийся развивать идеи эмпириокритицизма и энергетизма, создатель эмпириомонизма и
тектологии. В настоящее время выдающиеся заслуги Богданова признаны повсеместно:
русский философ по праву считается первопроходцем в создании теории систем и кибернетики, автором многих важных идей в области философии культуры, философии
и методологии науки, социальной философии и футурологии, а также политэкономии
и естественных наук. Однако это признание пришло к Богданову не сразу: потребовались годы открытого игнорирования, искажения и забвения его идей, чтобы ученое
сообщество смогло правильно оценить значение философских интуиций русского мыслителя.
Менее всего оказалось востребованным философское наследие Богданова в России:
здесь восторжествовала идеологическая трактовка его сочинений, которая основывалась прежде всего на критике «богдановщины» в «Материализме и эмпириокритицизме» В. И. Ленина. Во время господства сталинской официальной философии теории
Богданова были признаны «реакционными», а его эмпириомонизм классифицировался
как «тонкая фальсификация марксизма», «подделка антиматериалистических учений
под марксизм» [1, c. 82]? вариант субъективного идеализма Э. Маха и Р. Авенариуса,
созданный с целью дискредитации диалектического материализма посредством псевдофилософского его развития. Большая советская энциклопедия обвиняла Богданова в
том, что «диалектике, как учению о борьбе противоположностей, он противопоставлял
т. н. организационную науку о гармонии и примирении противоположностей, служащую для обоснования примирения классов, отказа от классовой борьбы», и делала
вывод, что в конечном счете учение Богданова служит «идеологическим прикрытием
контрреволюционной деятельности правотроцкистских реставраторов капитализма» [2,
c. 343–344].
В Европе философские идеи Богданова также не получили сначала должного признания. Это объясняется отчасти тем, что западные исследователи видели в Богданове
прежде всего революционера и общественного деятеля, политэконома, лидера Пролеткульта и писателя-утописта1, а его философские воззрения рассматривали в общем
контексте марксистской и позитивистской философии в России, отказывая им тем самым в оригинальности и теоретической значимости. Первые упоминания в западноевропейской исследовательской литературе о философском творчестве Богданова носят
фрагментарный и поверхностный характер [См.: 3, р. 344–346]. Положение дел не изменилось и после публикации в 1926–1928 гг. на немецком языке основного труда Богданова — «Тектологии» [4]: вероятно, по причине новизны проблематики или в силу внешне
1 Такое восприятие Богданова на Западе было обусловлено тем, что на иностранные языки (немецкий, английский, польский, шведский) переводились в первой четверти ХХ в., главным образом, сочинения по политэкономии, теории Пролеткульта, литературе, а не по философии [См.: 9–13].
c А. Е. Рыбас, 2010
25
антифилософского пафоса данной работы важные философские открытия Богданова
остались незамеченными. Он по-прежнему воспринимался скорее как политик, высказавший, в лучшем случае, ряд интересных соображений относительно теории социального строительства и в социологии, но не в философии [См.: 5, р. 270–287]. Вплоть до
начала 60-х годов ХХ в. своеобразие философской позиции Богданова либо полностью
нивелируется, либо редуцируется к «ереси» советского диалектического материализма
[6, р. 92–100].
В 1960-е годы впервые тектологические идеи Богданова начинают рассматривать
в контексте кибернетики Н. Винера и общей теории систем Л. фон Берталанфи (так,
Л. Апостол утверждал, что Богданов пытался использовать кибернетику с целью модернизации общей теории труда К. Маркса [См.: 7]). Большое внимание популяризации тектологии уделяют в это время в Польше, чему способствовало регулярное
издание работ Богданова на польском языке в течение первой трети ХХ в. Известный представитель львовско-варшавской школы, президент Польской Академии наук
Т. Котарбиньский в 1957 г. опубликовал в составе собрания своих сочинений положительную рецензию на «Тектологию», написанную им в 1927 г., а в 1961 г. публично
выступил за научную реабилитацию «этого полного проникновенных наблюдений и
пионерских мыслей труда» [цит. по: 8, с. 00]. Интересно заметить, что тектологию Богданова он рассматривал не с точки зрения исторического интереса, а как актуальную
научную теорию — вариант развиваемой им праксеологии, «общей теории хорошей работы». С конца 1960-х годов тектологические идеи Богданова становятся достоянием
европейского ученого сообщества, и их научная ценность не вызывает уже никаких
сомнений.
Собственно философская концепция Богданова, а именно его эмпириомонизм, оказалась в центре пристального внимания западных философов благодаря публикации в
1966 г. монографии немецкого исследователя Д. Грилле «Соперник Ленина. Богданов
и его философия» [14], где впервые были представлены систематическое изложение и
всесторонний анализ мировоззрения Богданова в целом. Грилле уделил внимание изучению политической деятельности русского философа, его биографии, последовательно
описал взгляды Богданова на религию, искусство, культуру, критически разобрал его
романы-утопии, проанализировал философские основания и содержание эмпириомонизма и всеобщей организационной науки, показал существо разногласий Богданова и
Ленина, а также определил причины философского и политического поражения «красного Гамлета». Работу Грилле по систематизации воззрений Богданова продолжил израильский ученый А. Яссур, который в 1969 г. составил библиографию «Богданов и его
творчество» [15]. С этого времени можно говорить о появлении на Западе особой сферы
научных и философских исследований — богдановедения. В течение 1970–1990-х годов
выходит целый ряд монографий, посвященных различным аспектам деятельности Богданова [См.: 16–23]. Дальнейший рост популярности идей русского философа в Европе
ознаменовался проведением нескольких конференций, наиболее значительной из которых была международная конференция в Норидже (Англия) в 1995 г.2
Таким образом, к концу ХХ в. идейное наследие Богданова было изучено на Западе
практически в полном объеме и стало необходимым элементом философского знания.
Казалось бы, теоретический интерес к творчеству русского мыслителя должен был
постепенно снижаться, трансформируясь в интерес сугубо исторический. Действительно, пока существовала необходимость создать адекватную реконструкцию философско2 По
26
итогам этой конференции вышло два сборника [24, 25].
идеологической борьбы в России первой четверти XX в., определив подлинную роль,
которую играл в ней Богданов, пока нужно было восстановить преемственность в развитии теории систем и кибернетики, указав на исток организационного мышления,
пока, наконец, философия эмпириомонизма оставалась не до конца изученной, обращение к трудам «забытого философа» сохраняло свою актуальность. Теперь же,
когда эти задачи уже решены и богдановедение стало делом профессионалов, а не
энтузиастов-популяризаторов, вряд ли можно было ожидать, что идеи Богданова будут
по-прежнему актуальны, стимулируя западных ученых к продолжению исследований.
Однако вышло именно так. Состоявшаяся в Марбурге (Германия) в 2006 г. международная конференция [26] — бесспорное тому доказательство.
Основное отличие этой конференции выражалось уже в формулировке задачи, которая была поставлена перед участниками. Она заключалась не в том, чтобы восстановить историческую справедливость, вернув Богданову доброе имя ученого и философа, и не в том, чтобы реконструировать и прокомментировать его взгляды. Главная
цель состояла в актуализации философского содержания эмпириомонизма и тектологии, чтобы открыть перспективы дальнейшего развития философии.
Так, Ш. Плаггенборг предложил рассматривать идеи Богданова в контексте постмарксистского модерна, который существенно определяет современную эпоху [27]. Корректность такого подхода доказывалась тем, что Богданов как философ и ученый намного опередил свое время, отчего и остался непонятым и гонимым. С одной стороны,
философская позиция русского мыслителя характеризуется чертами, присущими модерну, а именно стремлением преодолеть философию и заменить ее наукой, опорой
на данные естествознания при социо-гуманитарных исследованиях, систематичностью
мышления и системным характером изучения проблем, установкой на познаваемость
мира и возможность его моделирования. С другой стороны, однако, Богданов сумел избежать тех негативных последствий, которые обусловливаются принятием идеологии
модерна: господство рациональности не привело к элиминации философской проблематики, лежащей за пределами разумного познания, стабильность миропорядка не послужила причиной догматизации существующей научной картины мира, а признание
структурных элементов и механизмов их взаимосвязи в качестве предпочтительного,
если не единственного, предмета исследования не превратила философию Богданова в
оторванную от жизни схоластику.
Дело в том, что философия Богданова основывается на понятии живого опыта и выступает в форме его феноменологического описания, т. е. представляет собой открытую
монистическую систему, построенную без использования субъект-объектных оппозиций
и демонстрирующую возможность нового, неметафизического мышления, которое является более фундаментальным и перспективным. Интуиция опыта как изначальной
полноты жизни, всегда превышающей сумму имеющихся познавательных определений
сущего, позволила русскому мыслителю не стать холодным систематиком, для которого порядок мира важнее, чем полная случайностей и противоречий жизнь конкретных
людей. Согласно Плаггенборгу, «заслуга Богданова состоит в том, что он не превратил
свою универсально значимую организационную науку в фетиш, объясняющий мир, а
нашел путь от тектологии к (пролетарской) культуре как к сформированной под воздействием человеческих действий формы жизни» [27, S. 180].
Таким образом, тематизация культуры как особого пространства человеческих действий, которые являются разнообразными формами актуализации опыта, — это открытие новой философской проблематики, важность которой была осознана только к концу
ХХ в. Совершенный Богдановым «культурологический поворот» содержательно опре27
делил существо современной философии. Прежде всего, философия стала пониматься как свободное творчество свободного человека, что предполагает, с одной стороны,
отказ от традиционного критерия истины (адекватного соответствия объективной реальности) в пользу критерия организационного (истинным считается то, что позволяет
добиться более высокого уровня организации опыта), а с другой — утверждение примата существования человека над его сущностью (существо человека как содержание
объективного опыта есть результат творчества; сама объективная реальность также выступает результатом творческой активности человека). Существенной характеристикой
современной философии является ее принципиальная открытость и незавершенность,
что допускает возможность самых разнообразных трансформаций. Важно подчеркнуть, что, согласно Богданову, в философии не только не должно исключаться инакомыслие, но оно должно быть необходимым ее элементом, так как является механизмом
динамики философского творчества. Наконец, еще одной чертой современной философии, указанной Богдановым, Плаггенборг называет преимущественное внимание к
языку.
В настоящее время интерес к философским идеям Богданова на Западе продолжает расти. Наметилась весьма продуктивная тенденция рассмотрения его творчества в
более широком контексте той интеллектуальной атмосферы, которая царила в России
в начале ХХ в. В результате предметом исследования западных ученых стал феномен
«реалистического мировоззрения» в целом (наряду с Богдановым, в круг внимания
попали и другие, не менее значительные философы «живого опыта» — В. В. Лесевич,
П. С. Юшкевич и др.) [См.: 28].
Литература
1. История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М., 1946.
2. Большая советская энциклопедия. 2-е изд. Т. 5. М., 1950.
3. Masaryk T.G. The Spirit of Russia. Vol. II. London; New York, 1919. Р. 344–346.
4. Bogdanow A. Allgemeine Organisationslehre (Tektologie). Bd. I. Berlin, 1926; Bd. II. Berlin;
Hirzel, 1928.
5. Hecker J.F. Russian Sociology. 2nd ed. London, 1934.
6. Wetter G.A. Dialectical Materialism. London, 1952.
7. Popkov V.V. Alexander Bogdanov as Scientist and Revolutionary/ URL: www.bogdinst.ru/
bogdanov/popkov2.htm
8. Гловели Г.Д. Тектология: генеалогия и историография // Богданов А. А. Тектология:
Всеобщая организационная наука. М., 2003. С. 00–00.
9. Bogdanow A. Die Kunst des Proletariat. Leipzig; Wolgast, 1918.
10. Bogdanow A. Die Kritik des proletarischer Kunst. Leipzig, 1919.
11. Bogdanow A. Was ist proletarische Dichtung. Berlin, 1920.
12. Bogdanow A. Die Wissenschaft und die Arbeiterklasse. Berlin; Wilmersdorf, 1920.
13. Bogdanov A. A Short Course of Economic Science. London, 1923.
14. Grille D. Lenins Rivale. Bogdanov und seine Philosophie. Köln: Verlag Wissenschaft und
Politik, 1966.
15. Yassour A. Bogdanov et son oeuvre // Cahiers du Monde Russe et Soviétique. 1969. V. 10
(3–4). P. 546–584.
16. Jensen K. M. Beyond Marx and Mach: Aleksandr Bogdanov’s Philosophy of Living Experience. Dordrecht, 1978.
17. Gorzka G. A. Bogdanov und der russische Proletkult: Theorie und Praxis einer sozialistischen
Kulturrevolution. Frankfurt/Main; New York, 1980.
28
18. Kelly A. Empiriocriticism: A Bolshevic Philosophy? // Cahiers du Monde Russe et
Soviétique. 1981. V. 22 (1). P. 89–118.
19. Boll M. M. From Empiriocriticism to Empiriomonism: The Marxist Phenomenology of Aleksander Bogdanov // The Slavonic and East European Review. 1981. V. 59 (1). P. 41–58.
20. Mänicke-Gyöngyösi K. “Proletarische Wissenschaft” und “sozialistische Menschheitsreligion”
als Modelle proletarischer Kultur: zur linksbolschewistischen Revolutionstheorie A. A. Bogdanovs
und A. V. Lunacarskijs. Berlin, 1982.
21. Williams R. The Other Bolsheviks: Lenin and his Critics, 1904–1914. Bloomington, 1986.
22. Sochor Z. A. Revolution and Culture: The Bogdanov–Lenin Controversy. New York, 1988.
23. Mally L. Culture of the Future: The Proletkult Movement in Revolutionary Russia. Berkeley,
1990.
24. Alexander Bogdanov and the Origins of Systems Thinking in Russia / Ed. by J. Biggart,
P. Dadley, F. King. Aldershot, 1998.
25. Bogdanov and His Work / Ed. by J. Biggart, G. Glovely, A. Yassour. Aldershot, 1998.
26. Alexander Bogdanov. Theoretiker für das 20. Jahrhundert. München, 2008.
27. Plaggenborg S. Alexander Bogdanov: Vom Marxismus zur Anthropologie // Alexander Bogdanov. Theoretiker für das 20. Jahrhundert. München, 2008. S. 179–197.
28. Soboleva M. A. Bogdanov und der philosophische Diskurs in Russland zu Beginn des 20.
Jahrhunderts. Zur Geschichte des russischen Positivismus. Hildesheim, 2007.
Статья поступила в редакцию 2010 г.
29