Нечто о пространственной модели времени

Т. А. Михайлова
НЕЧТО О ПРОСТРАНСТВЕННОЙ МОДЕЛИ
ВРЕМЕНИ
(НА МАТЕРИАЛЕ ИРЛАНДСКОГО ЯЗЫКА)
Мы тогда говорим, что протекло время, когда получим чувственное восприятие предыдущего и последующего в движении.
Аристотель, Физика, кн.IV.
Я слышал от одного ученого человека, что движение солнца, луны и звезд и есть время, но я с этим не
согласен. Почему тогда не считать временем движение
всех тел?
Августин Аврелий, Исповедь, кн.XI.
Всякий человек, который хоть сколько-нибудь не
понял время, а только не понявший хотя бы немного
понял его, должен перестать понимать и все существующее.
А. Введенский, Серая тетрадь.
Говоря о времени, а мы, сами того не замечая, делаем это постоянно, мы невольно, а может быть — и сознательно, проходим
мимо одного из удивительнейших парадоксов человеческого сознания. Действительно, время как субстанция чисто идеальная и абстрактная по самой своей природе не может быть представлено человеком на уровне его «чувственных восприятий». Время невозможно не только «потрогать руками», его нельзя ни увидеть, ни услышать, ни обонять, ни ощутить каким-либо иным доступным нашему восприятию образом. Фундаментальность времени воплощается
лишь в его непременной сопричастности событию, но сама эта
114
идея представима лишь внутри сознания, не вне его, или, как говорил еще Августин, «в душе и только в ней».
Нелогичность самой идеи времени, непредставляемость и принципиальная непредставимость этой сверхабстракции, отмечаемая
столь охотно философами самых разных времен, оказывается в
резком противоречии с фактами языка (любого) и стоящего за ним
коллективного сознания, с легкостью справляющегося с этой, якобы неразрешимой проблемой. «Наша логика и наш язык не соответствуют времени ни в каком, ни в элементарном, ни в сложном
его понимании» — пишет А.Введенский. С одной стороны, это,
безусловно, так. С другой же — именно данные языка (любого)
оказываются здесь столь единодушно универсальными и столь
удивительно простыми, что невольно начинает казаться, что время
для человека и его сознания есть категория не менее конкретная,
простая и физически ощутимая, чем, например, тяжесть или тепло.
«Горе нам, задумавшимся о времени» — вздыхает Введенский,
и он, конечно же, прав, но при этом неожиданно оказывается, что
коллективное архаическое сознание и его языковой слепок не видят в этом никакого горя и, безбоязненно задумываясь о времени, с
легкостью описывают, представляют и даже — исчисляют его.
Отсутствие страха перед временем, как нам кажется, коренится
в отсутствии у древнего человека страха перед собственной смертью. Не останавливаясь подробнее на этом, довольно спорном, заявлении, констатируем лишь наличие конкретности и ощутимости
времени для коллективного архаического сознания.
Итак — время конкретно и ощутимо. Но в принципе, в таком
случае, представление о конкретном проявлении времени, могло
бы иметь любое метафорически оформленное перцептивное представление человека. При многообразии нашей сенсорики можно
было бы ждать появления представлений о временнђх изменениях,
как о представлениях температурных, вкусовых или слуховых. Но
этого почему-то не происходит. Из всех человеческих ощущений
для передачи идеи движения времени всегда выбирается метафора
зрения и таким образом временнђе перемещения всегда мыслятся и
передаются говорящим, как правило, неспособным, да и не стремящимся вырваться из оков своего языка, как перемещения — пространственные. И поэтому «время (объективно) сводится к необходимым изменениям в пространстве, изменениям, которые мы пред-
115
ставляем себе в виде то бесконечных линий, то линий замкнутых
(периодов)» [1]. Опять «временнђе отношения начинают «организовывать» события в сознании человека не ранее XIII века. До этого время воспринималось в значительной мере пространственно»,
— пишет А. Я. Гуревич [2], вызывая наше, по меньшей мере, недоумение: а разве сейчас время перестало восприниматься пространственно? И разве на смену пространственным представлениям о
времени пришли и могли придти какие-либо иные?
Представления о времени как о наблюдаемом в пространстве
движении, как кажется, коренится в таком примитивном факте, что
сама идея времени могла возникнуть у древнего человека в результате наблюдения за движением Солнца и Луны, однако идея эта
представляется нам настолько вульгарно-банальной, что нам просто не хочется на ней останавливаться. Здесь интереснее другое: на
микроуровне человеческого земного бытия все временные перемещения действительно предстают перемещениями пространственными, и, говоря «прошел день», мы на самом деле имеем в виду,
что некая точка на земной поверхности, в которой находится или
мыслит себя говорящий, описала, с одной стороны, полный круг, а
с другой, — продвинулась на 1/365 по линии траектории годового
вращения Земли вокруг Солнца. Для удобства будем считать, что
это действительно так, хотя для нас в данном случае совершенно
не важно, так ли это на самом деле. Поскольку время существует
«в душе и только в ней» (а точнее — в человеческом сознании),
важными оказываются лишь наши астрономические п р е д с т а в л е н и я , а не то, насколько они соотносимы с чем-то, что и
рука-то не поднимется назвать «объективной реальностью». Итак,
согласно принятым сейчас астрономическим представлениям, движение времени оказывается скорее движением по времени, которое
совершает каждая отдельная точка (или личность).
Итак, время не только конкретно, оно — пространственно-конкретно и поэтому должно в своем вербальном выражении органично вписываться в наивную языковую картину мира каждого этноментального комплекса. Иными словами, как представляется и кодируется в языке окружающее конкретное пространство, так, или
хотя бы соотносимым образом, должно представляться и пространство абстрактно-временное.
116
Язык по природе своей консервативен (сравнительно консервативен). И поэтому, что бы ни было принято считать теперь, раньше
считалось, что Солнце вращается вокруг Земли (и для человека наблюдающего это действительно так), поэтому для нас время в своем языковом выражении по-прежнему д в и ж е т с я , подобно тому, как мимо окон поезда пробегают дома и деревья (и мы действительно видим это).
Итак, с одной стороны, говоря о движении времени, мы постоянно употребляем те же глаголы, которые употребляются применительно к перемещениям пространственным: время бежит, ползет,
движется, идет, летит и даже иногда замирает. С другой стороны,
при передаче идеи движения времени (часто — на уровне события
или дискретно-временнуго отрезка) традиционно употребляются те
же наречия, при помощи которых описывается пространство конкретно-предметное: «пять лет назад», «вся жизнь впереди», «через
три часа», «после этого разговора» и т.д. Время, таким образом,
представляется движущимся по некоему горизонтальному пространству, причем говорящий при этом мыслит себя стоящим на
некоем статичном помосте, а время, то ускоряясь, то замедляясь,
движется мимо него, причем будущее видится им где-то впереди и
постоянно приближается, а прошлое постепенно уплывает ему за
спину и увидеть его можно лишь, «оглядываясь назад».
Однако, данная горизонтальная модель времени, столь привычная и естественная для русского менталитета (как и для многих
других ), оказывается далеко не единственной. Опираясь на наш тезис о соотнесенности пространственно-конкретных и абстрактно-временных моделей мира, попытаемся на базе чисто языковых
данных восстановить пространственную модель времени, характерную для ирландской языковой культуры.
Так, с одной стороны, маркируя движение времени, ирландский
язык скорее избегает употребления традиционных глаголов «движения», предпочитая им глагол широкого семантического спектра
caith «тратить, использовать, употреблять, применять, носить одежду» и проч. Глаголы «идти», «лететь», «проводить» и др. применительно к времени употребляются гораздо реже, однако полностью
исключить случаи их использования мы не можем. Обследованный
нами с этой точки зрения обширный корпус фольклорных текстов,
записанных в первой половине нашего века и отражающий естест-
117
венный, не нормированный срез языка, практически не дал нам
случаев употребления глаголов движения в этой функции, однако в
стандартизованном словаре Томаса де Валдрахе (1958) все же приводятся примеры типа:
nuair a chuaigh dhб lб thart — «когда прошли два дня» или nach
tapaidh a ealaionn an t-am «как быстро летит время» и т.д.
Постараемся в данном случае удержаться от соблазна приписать их появление английскому влиянию (в настоящее время — конечно уже субстратному), к тому же, отдаленную параллель мы можем найти и в употреблении по отношению к временным изменениям предлога i rith «в течение» (букв.: в беге), встречающегося
уже в средне-ирландских текстах. Ср. также из обработки фольклорного рассказа о Гобе Строителе: Thosaigh an mac ar scéal, agus
nior mhothaigh siad an t-am ag sleamhnu thart gur shroich siad an бit a
raibh siad ag dul. («Сын начал рассказывать, и они не почувствовали, как проскользнуло время, когда они уже достигли того места,
куда они шли»).
Итак, в ирландском коллективном сознании время в первую
очередь — используется, употребляется, тратится, расходуется, т.е.
предстает как некая материальная субстанция, сходная с одеждой
или деньгами, которой человек (или человечество) обладает от рождения и которая, видимо, иссякает к моменту его смерти. Ирландская пословица, означающая буквально: «Трата жизни — это есть
жизнь, тратящая нас» (Ag caitheamh an tsaoil is an saol ar
gcaitheamh), показывает, что процесс «использования» времени не
только не беспределен (на уровне каждой отдельной личности —
это, наверное, естественно, хотя, возможно, и не совсем), но и, что
для нас еще важнее — двусторонен. Тратя время, человек истрачивается и сам, то есть не только время движется по отношению к человеку, который при этом остается пассивным наблюдателем, но и
сам он активно участвует в этом процессе, тратя свои силы и расходуя при этом самого себя. Являясь фактом человеческого сознания, «лента» времени движется благодаря участию работы этого
сознания, однако естественно тут будет задать вопрос: а где же
конкретно мыслит себя человек на этой ленте, куда он «тянет» ее и
в каком направлении движется она по отношению к некоей абстрактной точке «здесь и сейчас», в которой располагает себя говорящий о прошлом и думающий о будущем? Ответить на этот вопрос
118
нам должна помочь развитая система пространственных наречий,
существующая в ирландском языке и описывающая, естественно,
не только чисто пространственные, но и временные перемещения.
Но сначала о пространстве. В ирландском традиционном сознании окружающее пространство описывается и представляется как
пространство в первую очередь в и д и м о е, и согласно свойству
человеческого зрения воспринимать предметы, удаленные от него,
как расположенные в ы ш е, ирландский язык описывает движение вперед как движение, в первую очередь, в в е р х. Этот же
взгляд на окружающее конкретное пространство переносится и на
описание мыслимого пространства, абстрактного, в нашем случае
— временного.
Итак, при взгляде в прошлое вместо привычных для нас наречий типа «назад» (или «вперед», что по сути то же самое: ср. «задняя» и «передняя» слава в «Слове о полку Игореве», «впереди» и
«прежде» и т.п. [3]), характерных для горизонтальной модели времени, мы встречаем в ирландских текстах наречия suas «вверх» (от
говорящего) и anuas «вниз» (к говорящему), ясно показывающие,
что для ирландского коллективного сознания прошлое находится
по отношению к настоящему где-то наверху; и время таким образом движется не по горизонтальной, а по вертикальной плоскости,
сверху вниз.
Наречие anuas употребляется в тех случаях, когда описывается
какое-то событие, которое имело место в прошлом, но последствия
которого проецируются и на настоящее. Например, Deirteor o shin
anuas... — «говорят с тех пор (вниз)»; Ta sin amhlaidh o shin anuas
— ...«и так всегда бывает с тех пор (вниз)»; Ta sé ann le tri
seachtaine anuas — «он там вот уже три недели» и т.д.
Наречие suas употребляется в тех случаях, когда описывается
событие или положение вещей, которое имело место в прошлом,
но к сегодняшнему дню уже полностью завершено и никакой проекции на настоящее не имеет. Например: Tб suas le leathchead blian
anois o bhí baid mhóra insan áit seo — «полсотни лет назад были в
этом месте большие лодки» (букв.: есть вверх полсотни лет...).
Данное, выведенное нами правило имеет достаточное количество исключений, демонстрирующих, что фокус эмпатии в данном
случае может свободно перемещаться из прошлого в настоящее и
обратно, константной же при этом остается сама вертикальная ори-
119
ентация оси времени, с одной стороны, и устойчивое расположение
на ней прошлого выше настоящего, с другой. Таким образом, время постоянно мыслится движущимся сверху вниз, но говорящий,
повествуя о событиях прошлого, может мысленно смотреть на них
«снизу», то есть из сегодняшнего дня, или мысленно перемещаться
«наверх» в прошлое, в описываемую им точку на временной оси, и
уже оттуда смотреть вниз, то есть — в настоящее.
Надо отметить, что представления о вертикальном, а не о горизонтальном движении времени не являются все же особенностью
чисто ирландской. Так, мы встречаем и в русском языке
выражения типа «пять лет спустя». «Имение наследуется по нисходящей линии», «обычай восходит» и т.п., показывающие возможность сосуществования горизонтальных и вертикальных представлений о времени, однако для ирландского менталитета представление о вертикальной временной оси является регулярным и, видимо,
единственно возможным.
В том, что касается передачи идеи будущего, то рассмотренный
нами материал, возможно, в силу своей жанровой специфики, предоставил нам гораздо меньше данных, однако все же на основании
отдельных примеров мы можем придти к выводу, что и будущее
также располагается говорящим выше настоящего. Например: Ni
ra' tinneas na bas ansho air naidh sin — suas- «не придет на него никакая болезнь и смерть с этих пор (вверх); suas chun bas — «до самой
смерти» (букв.: вверх до смерти) и т.п.
Двигаясь в будущее, говорящий мыслит себя продвигающимся
не вперед, а вверх и наверху же располагается им некая ожидающая его во времени точка: Dhiol mé mé héin leis a'diabhal, is duirt sé
go dtiocat sé faoi i geionn seacht mbliana, agus tб na seacht mbliana
thuas i mbarach. («Я продал себя дьяволу, и он сказал, что придет за
мной через — букв. на вершину — семь лет, и вот эти семь лет истекают — букв. будут наверху — завтра).
Таким образом, все сказанное позволяет нам изобразить модель
времени на основе ирландских языковых данных в виде кривой линии, низшая точка которой соответствует настоящему («здесь и теперь»), а уходящие вверх лучи — прошлому и будущему («там и
тогда»). Будущее, таким образом, смыкается с прошлым и приближается к нему как не-существующее и противопоставляемое еще
более эфемерному настоящему. Прошлое и будущее — это то, что
120
не-здесь и не-сейчас. Не задерживаясь далее на этой, в общем-то,
довольно банальной мысли, приведем в этой связи лишь известное
и порицаемое многими высказывание Б.Уорфа о том, что «наше
понятие «будущее», оказывается, выражает одновременно то, что
было раньше, и то, что будет позже /.../. Из этого порядка видно,
насколько трудна для понимания тайна реального времени и каким
искусственным является ее изображение в виде линейного отношения: прошедшее — настоящее — будущее» [4]:
И это все? Ну, конечно же, нет! Изображенная нами «дуга» —
это лишь часть, деталь гораздо более сложной модели, которую мы
и вправе ожидать от такого народа, как ирландцы, впитавшего в себя и индоевропейскую архаику, и до-индоевропейский (пиктский)
субстрат. Но — обратимся к языковым данным и только к ним.
Итак, кроме уже описанных нами наречий «вверх» и «вниз» для передачи идеи движения времени в ирландском языке употребляется
другая пара = «наружу» и «внутрь», причем первое — при описании движения из прошлого, а второе — к будущему. Словосочетание «от этого дня вниз» оказывается, таким образом, синонимичным «от этого дня наружу», а, соответственно, «срок наверху»=«срок внутри».
Попытка сочетать эти два образа и представить их в виде некоей пространственной схемы, работающей одновременно и синхронно, приводят нас уже к модели трехмерной, а именно — к спирали, в которой замечательным образом между собой и наверх, и
вниз, и внутрь, и наружу.
121
Как мы видим (а мы всегда видим время и иначе, наверное, просто нельзя), идеально-абстрактные точки «здесь» и «теперь» в ирландской временной модели оказываются расположенными в одной идеальной точке, находящейся всегда в самом низу витка горизонтально ориентированной спирали, которая, как можно предположить, исходя из идеи метафоричности описания движения времени, мыслится постоянно движущейся:
Все сказанное, придуманное и нарисованное нами, явилось результатом анализа чисто языковых данных, точнее — пространственных наречий, описывающих время. Но, выйдя за рамки собственно языка и обратившись к данным археологии, с одной стороны, и сравнительной мифологии — с другой, мы одновременно с
торжеством и досадой обнаруживаем все те же спирали и на камнях Нью-Грейндж, древнего храма Луны (и времени?), датируемого III тысячелетием до н.э., и в архаических представлениях о времени многих других народов, не успевших выйти на привычную
для нас линейную модель: «мифологическое время, отталкиваясь
от архаической колебательной модели, переходит к циклической
модели, но на ней не останавливается, а развивается до модели
спирального времени/.../. Спираль идет на смену кругу и окружности, т.е. спиральная модель времени сменяет более арахаическую
циклическую модель»[5].
122
Список литературы
1. Г ю й о М . Происхождение идеи времени. СПб., 1899, с.43.
2. Г у р е в и ч А . Я . Представления о времени в средневековой Европе
// История и психология, М., 1971, с.189.
3. Р у д н е в В . Об обратном течении времени // «Московский наблюдатель», 1993, с.5–6.
4. У о р ф Б . Л . Отношение норм поведения и мышления к языку //Новое
в лингвистике, М., 1960, вып.1, с.149.
5. А х у н д о в М . Д . Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы, М., 1982, с.62.
123