ПРОБЛЕМА СЛОЖНОГО СЛОВА В БУРЯТСКОМ

Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 2 (256).
Филология. Искусствоведение. Вып. 62. С. 134–139.
Д. Л. Шагдарова
ПРОБЛЕМА СЛОЖНОГО СЛОВА
В БУРЯТСКОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ЯЗЫКЕ
В статье констатируется, что в научно-описательной грамматике бурятского языка 1962
года не получила достаточной разработки проблема сложного слова в бурятском языке. По
мнению автора, подавляющее большинство сложных слов бурятского языка образовано посредством сложносоставного способа. В статье речь идет только о сложносоставных существительных. Кроме них имеются еще составные глаголы, наречия, числительные и т. д.
Ключевые слова: бурятский язык, грамматика, словообразование, сложносоставной способ.
В процессе становления бурятского литературного языка в советский период в нем образовалось большое количество устойчивых сочетаний слов, обозначающих новые предметы
и явления, например: мал ажал ‘скотоводство’,
ажалта үдэр ‘трудодень’, агаар оросогүй
‘герметичный’, олон жэлэй ‘многолетний’ и
др. Следует сказать, что и раньше среди разных частей речи бурятского языка имелись в
большом количестве устойчивые сочетания,
обозначающие единые понятия: наран сэсэг
‘подсолнух’, нохойн хоншоор ‘шиповник’, аяга
табаг ‘посуда’, эхэ эсэгэ ‘родители’, тамхи
татаха ‘курить’, мулта татаха ‘выдернуть’
и др.
Эти образования составлены из двух знаменательных слов: аяга табаг ‘посуда’ из
аяга ‘чашка’, табаг ‘тарелка’ или из знаменательного и служебного слов тамхи татаха
‘курить’, из тамхи ‘табак’, татаха ‘тянуть’
(вспомогательный глагол).
Бурятоведы-монголисты Т. А. Бертагаев,
У-Ж. Ш. Дондуков, К. М. Черемисов и другие квалифицируют эти явления как сложные
слова. Такой же точки зрения придерживался
известный монголовед В. М. Наделяев. Он, в
частности, пишет: «Монгольские сложные слова являются составными при относительной
фонетической самостоятельности исходных
простых слов с вещественными корнями (ах
дүү ‘братья’) и слитными при фонетической
адаптации второго исходного вещественного
слова звуковой структуре первого исходного
вещественного слова (дуугарах ‘говорить’)» [4.
С. 16].
Однако такая точка зрения не получила еще
полного признания в монголоведении. Так,
М. Н. Орловская пишет: «Сложное слово, как
и всякое слово, должно обладать не только семантической целостностью, но и грамматиче-
ской цельнооформленностью комплекса, чего
нельзя сказать о парных словах. Определенный
порядок слов сам по себе еще не может характеризовать парное слово как цельнооформленное. В таком случае к сложным словам пришлось бы отнести многочисленные определительные сочетания слов, передающие в целом
единое понятие, в которых порядок составных
компонентов также устойчив: төмөр зам ‘железная дорога’, улаан булан ‘красный уголок’
и т. д. Думается, более целесообразно рассматривать парные слова как устойчивые лексические сочетания, представляющие собой как бы
ступень между синтаксической конструкцией
– словосочетанием и лексической конструкцией – сложным словом» [5. С. 44]. Некоторые
бурятоведы рассматривают эти устойчивые
сочетания как фразеологизмы. Действительно,
они представляют собой как бы переходные
явления, находящиеся на стыке синтаксиса,
лексики, а иногда и фразеологии. Со словосочетанием их связывают синтаксические отношения между компонентами и раздельное
оформление. С фразеологизмами их сближает
наличие метафорического значения, часто выветрившегося (ср. хүхэ бүха ‘синица’, досл.
‘синий пороз’; нохойн хоншоор ‘шиповник’,
досл. ‘собаки морда’).
Однако больше всего общих признаков они
имеют со сложными словами:
1) состоят из двух и более основ;
2) обозначают одно понятие: хорото шара
‘оса’, үхэр нюдэн ‘смородина’. Поэтому на
русский язык переводятся одним словом – простым или сложным;
3) как и сложное слово, они имеют полную
парадигму словоизменения: үхэр нюдэн, үхэр
нюдэндэ, үхэр нюдөөр ‘смородина – смородины, смородине, смородиной’ и т. д. В отличие
от них, фразеологизмы, например үрөөһэн
Проблема сложного слова в бурятском литературном языке
бөөрэ ‘одного поля ягода’ (досл. ‘одна из почек’), не имеют такой парадигмы;
4) между их компонентами нельзя вставить
какое-нибудь слово; они отличатся семантической спаянностью;
5) в предложении выступают в качестве одного члена предложения;
6) могут участвовать в словообразовании в
качестве исходной основы: түмэр зам ‘железная дорога’ → түмэр замшан ‘железнодорожник’;
7) лишены эмоционально-экспрессивного
признака.
Исходя из сказанного, мы поддерживаем
точку зрения В. М. Наделяева, Т. А. Бертагаева,
У-Ж. Ш. Дондукова и других о том, что основной корпус сложных слов в монгольских языках составляют раздельно оформленные образования в разных частях речи, обозначающие
единое понятие, обладающие полной парадигмой словоизменения той части речи, к которой
они относятся, и выступающие в предложении
в качестве одного члена предложения.
В научно-описательной (академической)
грамматике бурятского языка, составленной
под руководством известного монголоведа
профессора Г. Д. Санжеева (1962), проблема
сложного слова осталась недостаточно разработанной.
Например, в разделе «К вопросу о сложных
именах
существительных»,
автор
М. Н. Орловская, исходя, видимо, из того, что
устойчивые сочетания слов, обозначающие
единое понятие, все же остаются в пределах
словосочетаний и нельзя их квалифицировать
как сложные слова, пишет: «В бурятском языке можно говорить лишь об именах, которые
сложны по своему происхождению, но которые
сейчас уже воспринимаются как простые. К ним
могут быть отнесены такие слова, как: үхибүүд
‘дети’ (из үхин ‘дочь’, ‘девушка’ и хүбүүд ‘сыновья’ с выпадением первого слога второго
компонента); һайндэр ‘праздник’ (из һайн ‘хороший’ и үдэр ‘день’ с выпадением гласного ү);
ламбагай уст. ‘батюшка’ (из лама ‘лама’, ‘буддийский монах’ и абгай – почтительное обращение к старшим с обычным выпадением гласного
после слогового м); ажахы ‘хозяйство’ (из ажа
и ахы с выпадением гласного а – оба слова сейчас самостоятельно не употребляются); ажамидарал ‘жизнь’ (из ажа и амидарал ‘жизнь’ с выпадением гласного а)» [1. С. 71–72].
Как видим, здесь по существу отрицается
наличие сложных существительных за исклю-
135
чением бывших по происхождению нескольких сложных слов, которые из-за выпадения
звуков во втором компоненте воспринимаются
как простые слова. В то же время к таким словам отнесены слова, которые лишь пишутся
слитно, но в которых никакие фонетические
изменения не происходят: ажабайдал ‘жизнь’
(из ажа и байдал ‘жизнь’, ‘состояние’),
ажаһуудал ‘жизнь’, ‘быт’ (из ажа и һуудал
‘местожительство’); ажаябадал ‘жизнь’, ‘деятельность’ (из ажа и ябадал ‘жизнь’, ‘положение); ажаүйлэдбэри ‘промышленность’, ‘индустрия’ (из ажа и үйлэдбэри ‘производство’).
М. Н. Орловская, считавшая, что парные
слова типа аяга шанага ‘посуда’ (из аяга ‘чашка’ и шанага ‘ковшик’), эхэ эсэгэ ‘родители’
(из эхэ ‘мать’ и эсэгэ ‘отец’) нельзя признать
сложными словами ввиду того, что они лишены грамматической цельнооформленности, не
поясняет это положение, не раскрывает, в чем
этот признак проявляется. Единственное отличие парных слов от тех слов, которые отнесены
автором к сложным (напр., ажаүйлэдбэри), заключается в слитном написании, видимо, ввиду того что первый компонент самостоятельно не употребляется. Парные слова, а также
атрибутивные по происхождению сочетания
типа түмэр зам ‘железная дорога’ (из түмэр
‘железо’ и зам ‘путь’) изменяются точно так
же, как и слова ажаүйлэдбэри, ажаһуудал и
т. д. Они иногда пишутся и слитно, например,
түмэрзамшад ‘железнодорожники’.
Из высказываний по сложным словам в научной грамматике бурятского языка получается, что под «грамматической цельнооформленностью» понимается лишь слитное написание
слов. Но это фактор во многом субъективный,
часто носит условный характер и от него не
может зависеть лексико-грамматическая идентификация слова.
Так, например, после перевода бурятской
письменности на русский алфавит в 1939 году
было принято такое правило: «Сочетание двух
слов, дающих одно понятие и воспринимаемых как одно целое, следует писать слитно,
вне зависимости от того, изменяются ли они
или нет при вхождении в такие сочетания, причем правила гармонии гласных в таких случаях не соблюдаются: уран-зохёолшо, үхибүүд,
модобэлэдхэл, бутасохилго, ябаагүй, ажахы,
олониитэ» («Краткий справочник», 1940).
Приведенные здесь слова означают: уранзохёолшо – писатель (из уран ‘искусный’, зохёолшо ‘сочинитель’), үхибүүд – дети (из үхин и
136
хүбүүн, см. выше), модобэлэдхэл – лесозаготовка (из модон ‘дерево’, ‘лес’ и бэлэдхэл ‘заготовка’), бутасохилго – разгром (из бута ’вдребезги’ и сохилго ‘избиение’, ‘битье’), ябаагүй
– не ходил, не уходил (из ябаа ‘ходил’, ‘ушел’,
гүй - частица отрицания), ажахы (см. выше),
олониитэ – общественность (из олон ‘много’ и
ниитэ ‘весь’, ‘всё’, ‘масса’).
В конце 30-х–начале 40-х годов прошлого века делались попытки оформлять слитно переводы сложных слов русского языка,
а также сочетаний слов, которые обозначали
единое понятие, но переводились на русский
язык простыми словами: табанжэл ‘пятилетка’, түмэхаргынхид ‘железнодорожники’,
һүнтэжээлтэд ‘млекопитающие’, асатуруутан ‘парнокопытные’, бүтүүтуруутан ‘однокопытные’, газаражал ‘земледелие’, хоёрзуутан ‘двухсотники’, модобэлэдхэл ‘лесозаготовка’, уранзурааша ‘художник’, уранзохёолшо ‘писатель’, удхашанар ‘значение’ и др.
Однако подобные слова не достигли такой
степени цельнооформленности, чтобы писаться слитно. Каждый компонент сохранял свою
формальную и смысловую автономность, в
них соблюдалась гармония гласных (сингармонизм), при слитном написании на стыках слов
образовывались чуждые бурятскому языку звукосочетания оу, иү и т. д. (модоурадхуулга ‘лесосплав’, мориүдхэлгэ ‘коневодство’, ‘разведение лошадей’), структура слова неестественно
удлинялась. Поэтому на письме наблюдались
многочисленные нарушения приведенного
выше правила: сложносоставные образования
писались то слитно, то раздельно.
Ввиду сказанного, в конце 50-х–начале 60-х
годов прошлого века, когда была проведена
большая работа по подготовке нового свода
правил бурятского правописания, республиканская орфографическая комиссия, куда входили ведущие языковеды-бурятоведы, авторы
учебников и опытные учителя-родноведы, вынуждена была принять решение о раздельном
написании таких слов.
Как указывает В. М. Наделяев, при основосложении или соединении двух и более основ
в одну сложную основу (например, эхэ эсэгэ
‘родители’, далан дүрбэ ‘семьдесят четыре’,
сагаан эдеэн ‘молочная пища’, долоон хоног
‘неделя’, һуга таяг ‘костыль’, эхэ орон ‘родина’) сохраняется относительная фонетическая самостоятельность соединяемых основ.
Последнее проявляется в сохранении ими напряженности гласного первого слога и в свя-
Д. Л. Шагдарова
зи с этим в сохранении сингармоничного ряда
своего звукового состава. Поэтому сложные
слова в монгольских языках являются главным
образом составными, а не слитными. Поэтому
действующие в Монголии и Бурятии орфографии в абсолютном большинстве случаев сохраняют раздельное написание слов [4. С. 35–36].
Это же подтверждает и монголовед с мировым именем профессор Н. Н. Поппе, эмигрировавший из нашей страны на запад. Согласно
его точке зрения, составное слово имеет одно
главное ударение, которое находится на
сильнейшем (доминантном) слоге составного слова. Сильнейший слог есть первый слог
первого слова, когда все другие слоги в обоих словах короткие, или он является только
долгим гласным или дифтонгом в одном из
слогов составного слова, или предпоследним
слогом из всех долгих гласных или дифтонгов
в сложном слове: |šara-šubūə|; |nagasa-axai /
[����������������������������������������������
na������������������������������������������
ə������������������������������������������
s�����������������������������������������
ə·���������������������������������������
x��������������������������������������
ä]; |���������������������������������
lama�����������������������������
-����������������������������
axai������������������������
|[����������������������
lam�������������������
ə·�����������������
x����������������
ä]; [�����������
altan������
-�����
batagana][alt’əm·bat’əγən]; |xyre-ulaan| [xyr·laə];
|ulaan-bulamg| русс. krasnyi ugolok [ų·ļambųlə]
[6. С. 18]. Здесь приведены составные слова
шара шубуун ‘филин’, нагаса ахай ‘дядя по
матери’, лама ахай ‘почтенный лама’ (обращение), алтан батагана ‘шпанская мушка’,
хүри улаан ‘багровый’, улаан булан ‘красный
уголок’. Как видно, в устной речи компоненты составного слова произносятся слитно,
конечные краткие гласные первого слова выпадают, и краткие гласные не первых слогов
редуцируются (обозначены перевернутым а
(ə) или назализуются (ə).
По-видимому, в бурятском языке не происходит такого соединения основ как в русских
сложных по составу, но не по способу образования словах типа времяисчисление, семядоля,
впередсмотрящий, азотфиксирующий, кислородсодержащий.
Однако бóльшая фонетическая спаянность
сложносоставных слов по сравнению со свободными словосочетаниями в бурятском языке
видна хотя бы из следующих сопоставлений:
Лесопромхозой модо отологшод ажалдаа гараба ‘Лесорубы леспромхоза вышли на работу’ и Сэсэрлиг соохи модо отологшо хүн ябана
‘Идет человек, который срубил дерево в саду’;
Аяга табаг соо байна ‘Чашка находится в тарелке’ и Аяга табагаа угаа ‘Вымой посуду’.
Как видно, в парном слове между компонентами заметно сокращается пауза, так же как
между компонентами составного слова модо
отологшо ‘лесоруб’ по сравнению с составны-
Проблема сложного слова в бурятском литературном языке
ми частями свободного словосочетания модо
отологшо ‘который срубил дерево’.
Сложносоставные слова более спаяны в
семантическом отношении по сравнению со
свободными словосочетаниями. При их расчленении семантика их разрушается, тогда как
компоненты свободного словосочетания продолжают сохранять свои смысловые значения.
Так, сложносоставное слово нохойн хоншоор
‘шиповник’ (из нохойн ‘собаки’ и хоншоор
‘морда’) при отдельном употреблении каждого
из компонентов утрачивает это свое значение,
тогда как в коррелятивном ему свободном словосочетании нохойн хоншоор ‘морда собаки’
компоненты продолжают сохранять значения
‘собака’ и ‘морда’. Правда, в случаях типа
модо отологшо при расчленении компоненты
в некоторой степени сохраняют свои лексические значения ‘дерево’ и ‘разрубающий’, но
целостное значение ‘лесоруб’ исчезает.
Во многих составных словах как будто сохраняется исконная внутренняя форма или семантическая мотивированность. Например, в
названии үхэр модон (‘корова’+‘глаз’) ‘смородина’ вполне осознается, что оно мотивировано сходством этой ягоды с коровьими глазами.
Но эта ее мотивированность уже стерлась. Это
так называемая мертвая метафора. Теперь уже
при словах үхэр нюдэн и нохойн хоншоор никто
не думает о корове и ее глазах или о собачьей
мордочке.
Проблема слова, разграничение слова и
словосочетания относится к одной из сложных и спорных в языкознании. Даже в таком
изученном языке, как русский, наблюдаются
разногласия. Так, одни русисты образования
типа учитель-математик, учитель-географ
(этот ряд можно легко продолжить: учительродновед, учитель-русист, учитель-ботаник
и т. д.) квалифицируют как словосочетания, в
которых зависимым является существительное, называющее, например, узкую профессию: слесарь-инструментальщик, столяркраснодеревщик, врач-офтальмолог и т. д.). А
известный лингвист Н. М. Шанский считает
такие сочетания составными словами, образованными посредством словосложения типа
«определяемое + определяющее». «В отличие
от основосложения, которое приводит к возникновению сложных слов, распадающихся на
морфемы (ср. железобетон, рельсоукладчик,
ракетостроение, заводоуправление, льноволокно и т. д.), с помощью словосложения образуются составные слова, членимые по составу
137
уже не на морфемы, а на словные компоненты, каждый из которых имеет самостоятельное словесное оформление (ср. мать-героиня,
выставка-продажа, диван-кровать, булочнаякондитерская и т. п.» [8. С. 121]. Как указывает автор, в настоящее время это один из самых
активных способов образования сложных существительных вообще. В качестве недавних
примеров подобных образований приведены
слова: город-герой, телефон-автомат, вечервстреча, самолет-снаряд, ракета-носитель,
кафе-закусочная, матч-реванш, школа-интернат, концерт-загадка, конкурс-путешествие.
Как видно, такие сочетания двух существительных, образующих составное слово, в русском языке пишутся через дефис. Правда, не во
всех случаях это правило последовательно выдерживается. Иногда существительные одного
и того же типа пишутся по-разному: обер-кондуктор, но обертон, блок-пункт, но блокпост
и т. д. Иногда пишущему самому приходится
решать лингвистическую задачу – является
ли данное образование составным (сложным)
словом или словосочетанием. Ср., например:
палата легкораненых и легко раненный в руку;
всматриваться в даль и смотреть вдаль; надеяться на удачу и действовать наудачу.
После работ Н. М. Шанского указанные
слова более последовательно стали называться
сложносоставными (или составными) словами и способ их образования стал признаваться
как разновидность сложения, наряду с чистым
сложением, аббревиацией и сращением. Так, в
«Кратком справочнике по современному русскому языку» под редакцией П. А. Леканта
(2010) читаем: «Сложносоставной способ
словообразования (или словосложение) – разновидность сложения; образование производных слов путем объединения производящих
слов целиком: музей-квартира, диван-кровать, выставка-продажа. Сложносоставное
слово занимает промежуточное положение
между целостным дериватом и сочетанием
слов. Обладая цельнооформленностью, словосложение характеризуется формальной и
смысловой автономностью компонентов, многие из которых сохраняют самостоятельное
словоизменение в рамках деривата: ракетаноситель, ракеты-носителя, ракете-носителю ... Сложносоставным способом образуются
составные существительные: платье-костюм,
Александр Сергеевич Пушкин – и количественные числительные: сто двадцать пять» [2.
С. 199–200].
138
Нам представляется, что сложносоставной
способ словообразования должен быть признан основным способом образования сложных слов бурятского языка. Как указывалось
выше, республиканской орфографической комиссией было принято решение писать компоненты таких образований раздельно. Слитно
пишется лишь небольшое количество сложных слов, во втором компоненте которых произошли изменения или которые традиционно
пишутся слитно: үхибүүн, амаалдаха, угайдхадаа, мүнөөдэр и др. Пишутся слитно или через дефис заимствованные из русского языка
сложные слова: вездеход, снегоход, фоторепортаж, электродвигатель, ракета-носитель
диван-кровать и т. д. Но если сложные слова
русского языка переводятся на бурятский язык
составными словами, то их компоненты пишутся раздельно: сеноуборка – үбһэ хуряалга,
хлебоуборка – таряа хуряалга, лесозаготовка
– модо бэлэдхэл, животноводство – мал ажал,
овцеводство – хонин ажал, млекопитающие
– һүн тэжээлтэн, парнокопытные – аса туруутан, быстроходный – түргэн ябадалтай,
высокопроизводительный – бүтээсэ ехэтэй,
засухоустойчивый – ганда тэсэмгэй и др.
В тюркологии наблюдается примерно такое же положение, что и в монголоведении с
признанием словосложения как продуктивного
средства образования сложносоставного слова.
Как
отмечает
известный
тюрколог
А. А. Юлдашев [9], много занимавшийся аналитическими конструкциями, во всех современных тюркских языках, особенно в младописьменных, в советское время появилось
множество сложных слов – терминов, которые
предназначены обозначать понятия, ранее не
освоенные этими языками. Особенно те из
них, которые пишутся раздельно, очень мало
представлены в словарях тюркских языков.
Лишь более или менее полно охвачены и разработаны на общих основаниях сложные слова
со слитным написанием компонентов. Это объясняется тем, что многие тюркологи не признавали словосложение как регулярное явление и
составные слова возводили к синтаксической
конструкции. Ныне же, благодаря специальным исследованиям, авторы стали признавать
тюркское сложное слово с раздельным (иногда
слитным) оформлением как категориальную
единицу. Однако А. А. Юлдашев возражает,
говоря, что авторы исследований, отрицая синтаксический подход к композитам, сознательно
или непроизвольно принимают сложившуюся
Д. Л. Шагдарова
традицию и в конце концов сводят словосложение к синтаксическому способу словообразования или к словосочетаниям.
Сложносоставное слово в соответствии со
своим статусом, вне зависимости от написания
в словарях, должно разрабатываться в самостоятельных словарных статьях. Между тем,
сложные слова, компоненты которых пишутся
раздельно, помещаются внутри словарной статьи одного из компонентов, преимущественно
первого, вперемешку с иллюстративным материалом, который состоит из словосочетаний, внешне сходных со сложными словами.
Например, татарское сложносоставное слово
чəнчə бармак (бурятс. шэгшы хурган) ‘мизинец’ дано в словарной статье бармак ‘палец’
(бурятс. в статье хурган) в одном ряду со словосочетаниями вроде бармак буыны (бурятс.
хурганай үе) ‘сустав пальца’.
В «Толковом словаре русского языка с
включением сведений о происхождении слов»,
составленном под редакцией академика РАН
Н. Ю. Шведовой (2007), изредка наблюдается
такая же картина, например, сложносоставное
слово диван-кровать дается самостоятельной
словарной статьей, а такое же слово изба-читальня дано в словарной статье изба.
Исходя из всего вышесказанного, можем
заключить, что в период становления бурятского литературного языка рельефно обозначился весьма продуктивный сложносоставный
способ, посредством которого образуются
составные сложные слова, преимущественно двуосновного типа среди именных частей
речи, глаголов и наречий. Так, среди имен существительных можно выделить: 1) сложные
основы по типу определительных словосочетаний (хүхэ буха ‘синица’, үхэр нюдэн ‘смородина’, хонин ажал ‘овцеводство’; 2) сложные
основы по типу дополнительных словосочетаний (тамхи таталга ‘курение’, һамга абалга ‘женитьба’, хүйтэ абалга ‘простуда’, алба
хаалга ‘служба’, модо бэлэдхэл ‘лесозаготовка’; 3) сложные основы по типу обстоятельственных словосочетаний (худалдажа абалга
‘покупка’, ухаалан зохёолго ‘изобретение’);
4) сложные основы по типу предикативных
сочетаний (дуу гаралга ‘говорение’); 5) сложные основы парных слов по типу однородных
словосочетаний (эхэ эсэгэ ‘родители’, үндэр
набтар ‘высота’). Кроме того, выделяются
сложносоставные слова, образованные посредством так называемых терминоэлементов
(үйрхэй шанар ‘сыпучесть’, ‘рассыпчатость’,
Проблема сложного слова в бурятском литературном языке
хайласагүй шанар ‘тугоплавкость’, хархис ябадал ‘реакционность’, хүнгэн һэбхи ябадал ‘ветреность’, ‘легкомысленность’).
Список литературы
1. Грамматика бурятского языка : фонетика и морфология / отв. ред. Г. Д. Санжеев. М. :
Изд-во восточ. лит., 1962. 340 с.
2. Касаткин, Л. Л. Краткий справочник по
современному русскому языку : учеб. пособие
/ Л. Л. Касаткин, Е. В. Клобуков, П. А. Лекант;
под ред. П. А. Леканта. М. : АСТ-ПРЕСС
КНИГА, 2010. 400 с.
3. Краткий справочник по орфографии и
пунктуации бурят-монгольского языка. УланУдэ : Бургиз, 1940.
4. Наделяев, В. М. Современный монгольский язык : морфология. Новосибирск : Наука :
Сиб. отд-ние, 1988. 113 с.
139
5. Орловская, М. Н. Имена существительные и прилагательные в современном монгольском языке. М. : Изд-во восточ. лит., 1961.
116 с.
6. Поппе, Н. Н. Бурятская грамматика //
Публикации университета Индианы. УралоАлтайская серия. Т. 2. Блумингтон : Моутон
& Со; Гаага : Нидерланды, 1960. 130 с. (Poppe,
Nicholas N. Buriat Grammar. Indiana University,
1960. P. 18).
7. Толковый словарь русского языка с
включением сведений о происхождении слов
/ отв. ред. Н. Ю. Шведова. М. : Азбуковник,
2007. 1175 с.
8. Шанский, Н. М. Слова, рожденные
Октябрем. М. : Просвещение, 1987. 127 с.
9. Юлдашев, А. А. Аналитические формы
глагола в тюркских языках. М. : Наука, 1965.
276 с.