Программа «Письменный и устный перевод» Балтийской
advertisement
Статья опубликована в: Русистика и современность. Рига. 2011. С. 226-230 К ВОПРОСУ О РОЛИ ПРАГМАТИЧЕСКИХ ФАКТОРОВ В ФОРМИРОВАНИИ СПЕЦИФИКИ ЯЗЫКА ДИАСПОРЫ Е.И. Костанди Тартуский университет, Эстония Статья представляет часть более широкого исследования, посвященного анализу прагматических факторов, влияющих на формирование особенностей речи в иноязычном окружении, то есть в диаспоре [Костанди Е.И., 2009]. Ранее на материале языка русской диаспоры Эстонии автором рассматривались относящиеся к области прагматики пространственно-временная локализация участников коммуникации [Костанди Е.И., 2005], оценка [Костанди Е.И., 2008], прагматические аспекты перевода [Костанди Е.И., 2007] и некоторые другие аспекты. В исследованиях с начала 1990-х годов да настоящего времени на материале языка СМИ (газета, радио, телевидение, Интернет), рекламы, разговорной речи, официальноделовой речи и т.д. исследователями выявлены многие особенности языка русской диаспоры Эстонии [см, например: Язык диаспоры: проблемы и перспективы 2000, Проблемы языка диаспоры 2002]. Это, например, как отмечается в указанных работах, специфика его функционирования в разных сферах, распространенность латиницы в письменном русском языке, эстонские заимствования (варваризмы, кальки), местные неологизмы или переосмысление семантики существующих слов, активность образования отдельных типов словосочетаний, некоторые особенности использования глагольного управления, типов предложений, степень и характер оценки в текстах разных видов, особенности актуального членения. По мере накопления материала постепенно становились очевидными некоторые закономерности, характеризующие это многообразие. Как показывает анализ материала, на появление местных особенностей русской речи в поликультурной и полиязыковой среде, помимо частных причин, регулярно влияют факторы, которые можно разделить на три группы: характер языковых единиц, семантические и прагматические факторы. Если в последней группе представлены собственно коммуникативно-прагматические факторы (целевая установка, оценка, фоновые знания участников коммуникации и т.п.), то в двух первых также есть прагматический компонент, не являющийся, однако, здесь ведущим. Ограничимся отдельным примером, подтверждающим данный тезис. Выше отмечено, что одной из причин появления местной специфики речи является характер языковых единиц и категорий, то, что уже было охарактеризовано исследователями «старых» русских диаспор как «слабые места» языковой системы, в наибольшей степени поддающиеся внешнему влиянию и, соответственно, изменяющиеся [Земская Е.А., 2008]. Эта «слабость» может быть обусловлена такой составляющей характера языковой единицы, как вариативность. Из предлагаемых языковой системой вариантов говорящий выбирает соответствующий, ориентируясь на условия коммуникации. В языке заложена возможность выбора, осуществляет же его говорящий, что относится к прагматике речи. В семантике языковых единиц также есть прагматические компоненты, настоящая статья посвящена одной из них, на чем далее и остановимся. Вопрос о границах между семантикой и прагматикой относится к числу нерешенных в современной лингвистике. Цели статьи не предполагают попытки решения этого вопроса, поскольку на данном этапе исследования основной задачей является анализ конкретного речевого материала. Как показывает этот анализ, влияние семантического фактора на появление специфики речи диаспоры обнаруживается, в частности, в характере референции, т.е. соотнесенности языковой единицы с объектом действительности, или референтом / денотатом. В самом широком смысле слова под референцией понимается отнесенность актуализированных, т.е. включенных в речь именных групп или их эквивалентов к объектам действительности (референтам, денотатам). Референция обусловлена рядом факторов, в том числе, и с этим соглашается большинство исследователей, прагматических: целями высказывания, речевой ситуацией, общими знаниями участников коммуникации, речевой стратегией и тактикой и т.д. Необходимость установления в процессе коммуникации однозначной или вариативной референтной соотнесенности с конкретным предметом внеязыковой действительности регулярно приводит к появлению специфически "диаспорных" признаков речи, что позволяет охарактеризовать это как устойчивую тенденцию. Как представляется, предлагаемые ниже частные наблюдения касаются не только языка диаспоры, но имеют выход и в общую лингвистическую теорию референции. Рассмотрим проявление отмеченной тенденции на следующих примерах: использование латиницы в русских письменных текстах в условиях диаспоры, иноязычные, в особенности эстонские, вкрапления в русской разговорной речи, активизация процессов калькирования в речи диаспоры. Выбор примеров обусловлен несколькими причинами. Вопервых, они наиболее очевидным образом демонстрируют специфику языка диаспоры, являются наглядными, во-вторых, относятся к разным сферам функционирования языка, которые будут конкретизированы ниже. Наконец, эти или аналогичные примеры рассматривались нами ранее с других позиций, что в итоге будет способствовать их более полному анализу в рамках отмеченного выше исследования языка диаспоры. В эстонской действительности русские газетные тексты, реклама, объявления, тексты многих сайтов фирм и т.д. пестрят вкраплениями слов и словосочетаний, передаваемых латинской графикой. Это можно охарактеризовать как местную особенность, поскольку в эстонском языке используется латиница и ситуация двуязычия, в значительной степени даже и многоязычия, способствует широкому распространению латиницы. В языке метрополии латиница также используется, однако значительно реже. Как показало специальное исследование использования латиницы в русской прессе Эстонии, можно выделить ряд тематических групп, для которых она наиболее характерна. Чаще всего латиница используется для передачи названий: – фирм: Не исключено, что оперирование шахтой будет передано Eesti Põlevkivi; – торговых знаков: Там соcтоялась премьера нового BMW пятой серии; – электронных карт: Еще можно купить карты дополнительного времени SMART, ULTRA, SIMPEL; – учреждений, организаций, клубов, студий, школ и т.п.: Тринадцать юных боксеров из силламяэского клуба «Tvail Athletics» приняли участие в открытом чемпионате города Кохтла-Ярве; – газет, журналов, информационных агентств, телеканалов и т.п.: Кстати, состоялась и презентация новой причудской газеты «Peipsirannik» / «Чудское побережье»; – почтовых адресов: CV отправлять по адресу: Peterburi maantee 47, 11415 Tallinn; – электронных адресов и различных названий из области инфотехнологий: В программе: устройство компьютера, файловая система (Windows), текстовый редактор (MS Word), электронные таблицы (MS Exel) и возможности сети Интернет; – денежных единиц: Стоимость одного часа работы от 120 EEK. С точки зрения прагматически обусловленной необходимости установить однозначную референтную соотнесенность языкового знака и предмета внеязыковой действительности материал позволяет выделить три основных случая: 1. Без латиницы коммуникация или иные действия невозможны, т.к. для их осуществления обязательна идентификация предмета, которая происходит только при написании имени (или именной группы) латинской графикой, например: электронные адреса, ссылки. 2. Латиница необязательна, действие возможно без нее, однако использование кириллицы существенно осложняет коммуникацию или иное действие, например: обычные почтовые адреса, наименования из области инфотехнологий (программы, устройства, языки программирования и т.д.), наименования товарных знаков, электронных карт. Так, если на конверте написать адрес по-русски, т.е. кириллицей, письмо, скорее всего, дойдет до адресата, однако не всегда можно абсолютно точно передать, например, эстонское название улицы, гипотетически можно предположить, что некий почтальон плохо знает русский язык или вовсе не знает его, что маловероятно, но возможно. В таком случае референтная отнесенность будет установлена, действие осуществится, но с некоторыми осложнениями. 3. Достаточно свободно могут использовать и латиница, и кириллица, однако привычнее в наших условиях латиница, участники коммуникации быстрее установят соотнесенность наименования и реалии при использовании латиницы. Сюда следует отнести наименования местных фирм, учреждений, организаций, клубов, названия некоторых газет, журналов, телеканалов и т.п. Все три случая с разной степенью обязательности предполагают использование латиницы, что и наблюдается в проанализированном материале. Приведенные примеры относятся к языку СМИ, обращение к другим текстам, а следовательно, и к другим коммуникативным условиям, дает несколько иную картину. Так, анализ русскоязычных версий официальных сайтов эстонских министерств показывает, что здесь латиница используется ограниченно и преимущественно лишь в первом из названных выше случаев, например: – Проверь правильность данных о своем месте жительства в регистре народонаселения: www.eesti.ee; – Соискателям работы: Частные бюро трудоустройства: http://mtr.mkm.ee по адресу http://mtr.mkm.ee следует открыть раздел "Otsingud – Registreeringu otsing" и затем в выпадающем меню "Tegevusala" выбрать пункт "Tööturuteenuse osutamine". Пособия для безработного: по адресу www. tootukassa.ee Реже латиница использовалась во втором случае, например: – Представь уведомление о месте жительства: ID-карта; – План использования инвестиционных субсидий местного самоуправления ("Riikliku arengukava meetme 4.6 raames kohalikuomavalitsuse investeeringutoetuste kasutamise kava aastateks 2004-2006" (VV, RTL, 04.11.2004, 140, 2150)) был утвержден правительством Республики 27-го октября 2004. В других случаях в текстах, размещенных на сайтах министерств, латиница используется эпизодически. Как мы видим, в текстах СМИ и официально-деловых текстах, предназначенных, однако, для массового пользователя, действует общая закономерность – требование установления однозначной соотнесенности языкового знака и денотата, однако частные проявления этой закономерности разные. Тексты СМИ направлены на массовую аудиторию, быстрое и сравнительно легкое восприятие информации, что предполагает использование наиболее однозначных средств и способов идентификации предмета речи. Именно к таким средствам и может быть отнесена латиница, т.к. воспроизведение, например, названия фирмы, организации, учреждения в оригинале гарантирует однозначную идентификацию. Официально-деловые тексты предполагают более внимательное отношение читателя и соответствующие этому языковые средства. Так, названия организаций, программ, проектов и т.п., которые в СМИ, возможно, передавались бы латиницей, здесь часто транслитерируются или переводятся на русский язык. Пользователь, обратившийся к официальному сайту, очевидно, способен приложить дополнительные усилия, чтобы опознать, т.е. идентифицировать предмет речи. Таким образом, на характер соотнесения языкового знака и референта влияют экстралингвистические факторы, которые можно отнести к коммуникативно-прагматическим. Пересекается с рассмотренным использованием латиницы появление в русской разговорной речи эстонских или иных иноязычных вкраплений. Несколько последних лет студентами и сотрудниками кафедры русского языка Тартуского университета системно записывается разговорная речь. К настоящему времени собран материал, позволяющий делать некоторые общие выводы. Одной из регулярных местных особенностей такой речи является использование говорящими иноязычных вкраплений – слов, словосочетаний, иногда и целых фраз, например: 1) А. В этой… в Koduextra есть Б. Так это в Tiimari есть / А. Ну да / Б. В Novalux-e есть/ А. Танька там че-то нашла в Novalux-е; 2) Я в каубамая зайду; 3) Б. А в эстонских школах тоже играют? А. У них немножко другие игры / у них не «Что? Где? Когда?» / у них... / у нас на логику / на сообразительность / на догадаться где-то / сопоставить // а у них на знания / у них... э-ээ... как же сказать / mälu... Б. На ум? / А. На энциклопедические знания; 4) Ну … мы конечно / уже успели сбегать в кюлу / там мест не дают; 5) Да вот // сихтом занимаюсь. В большей части приведенных примеров, как и во множестве аналогичных, можно было бы использовать русский перевод, однако автор использует иноязычные вкрапления. Названия магазинов в первом фрагменте являются именами собственными, следовательно, не переводятся, в отличие от второго примера, где эстонское kaubamaja (каубамая) соответствует русскому слову универмаг. Тем не менее и во втором примере, как и во множестве аналогичных, используется эстонское вкрапление. В третьем фрагменте говорящий пытается объяснить, что представляет собой эстонская интеллектуальная игра – некоторый аналог игры "Что? Где? Когда?", и в конце концов использует эстонское слово из названия этой игры ("Mälumäng"). Вкрапление «в кюлу» (эстонская основа с русским предлогом и окончанием) дословно значит «в деревню». Говорящий имеет в виду организацию, занимающуюся студенческими общежитиями, эстонское название которой переводится как «Студенческая деревня» (ср.: Олимпийская деревня). Эстонское siht в приведенном контексте означает «целевой» и является частью сложного слова sihtfinanseerimine / целевое финансирование – названия программы, финансирующей научные проекты. Говоря, «занимаюсь сихтом», автор имеет в виду, что он готовит заявку на такое финансирование. Во всех примерах учет фоновых знаний автора и адресата становится одной из причин использования эстонских вкраплений в разговорной речи. Участники коммуникации знают, что называет используемое эстонское слово, именно оно лучше идентифицирует известный им предмет речи, говорящему проще использовать эстонское наименование, чем «переводить» его на русский язык. Так, замена части приведенной выше фразы с эстонским вкраплением «уже успели сбегать в кюлу» на полностью русскую «уже успели сбегать в деревню» приводит к двусмысленности, и использование русского варианта существенно усложнило бы понимание высказывания. Во всех подобных случаях эстонские вкрапления помогают участникам коммуникации однозначно идентифицировать предмет речи, осуществить идентифицирующую референцию. Еще одной местной особенностью русской речи является распространенность полностью или частично калькированных единиц, обычно представляющих собой перевод эстонского сложного слова русским словосочетанием или несколькими словосочетаниями описательного характера. В 1990-е годы этот процесс был особенно активным, т.к. появлялось много новых политических, экономических, социальных, бытовых реалий, часто не имевших названий ни в русском, ни в эстонском языке. Многие государственные органы, общественные институты, организации, политические партии и т.д. первоначально получали названия на эстонском языке, которые затем, часто варьируясь, переводились на русский, что и привело к появлению многочисленных калек. К настоящему времени многие такие наименования в «местном» русском стали устойчивыми. Кальками или полукальками являются, например, следующие наименования: больничная касса, экономическая полиция, налоговый департамент, основная школа, целевое учреждение, физическое лицо-предприниматель, семейный врач, вынужденные квартиросъемщики, карточка больничной кассы, гостиничное дело, интеграционные проекты, центристская партия, основной модуль. Приведенные словосочетания, как и множество аналогичных, не являются свободными, это устойчивые, часто официальные наименования институтов, учреждений (экономическая полиция, налоговый департамент), статуса лиц (вынужденные квартиросъемщики, физическое лицо-предприниматель), учебных дисциплин (гостиничное дело) и т.д. Подобные образования могут в некоторых случаях полностью или частично совпадать с аналогичными наименованиями, появляющимися в России, где, разумеется, никакого влияния эстонских реалий нет. Иногда они имеют общий источник в других языках, например в английском, в наших же условиях, прежде чем войти в русскую речь, они «прошли» через эстонский язык. Во многом на образование таких словосочетаний влияет характер денотата – чаще всего это нечто, относящееся к официальной, публичной сфере. Подобные кальки могут встречаться и в других областях, например, в рекламе на русском языке, где названия товаров, услуг часто переводятся описательными оборотами, основанными на калькировании, однако в этой сфере обычно не появляются устойчивые наименования. Единичные случаи наблюдаются и в устной бытовой речи, однако именно государственная, политическая, общественная, экономическая области предопределяют семантический аспект таких калек, порой они функционально замещают то, что рассматривалось выше – использование латиницы и эстонские вкрапления в устной речи. Необходимость отослать к местным реалиям из названных сфер приводит к появлению наименований, копирующих эстонские названия и тем самым обеспечивающих наиболее однозначное соотношение реалии, ее эстонского и "местного" русского имен. Особенно очевидным это становится при сопоставлении близких по форме и значению российских и появившихся в Эстонии русских названий. Сравним следующие примеры из русского языка метрополии, диаспоры и эстонского языка: индивидуальный предприниматель (Рос.) / физическое лицо-предприниматель (Эст., рус.) / füüsiline isik-ettevõtja – FIE (эст.); пособие малоимущим / прожиточное пособие / toimetulekutoetus; индивидуальный номер налогоплательщика (ИНН) / личный код / isikukood. Приведенные наименования, обозначают близкие, однако чем-то различающиеся понятия. Первый пример – официальные наименования лиц, индивидуально занимающихся предпринимательской деятельностью, – демонстрирует практически полное совпадение денотатов, или реалий, однако условия деятельности называемых лиц несколько различаются в России и в Эстонии, что, возможно, и привело к образованию специфически местного наименования в условиях Эстонии. Следует отметить, что в устной речи людей, живущих в Эстонии, чаще используется аббревиатура эстонского наименования – FIE, что позволяет быстро и однозначно идентифицировать предмет речи. Второй пример с точки зрения общности семантики аналогичен первому – имеется в виду пособие, назначаемое людям, имеющим доход ниже определенного уровня, однако и здесь между странами есть различия в деталях – в установлении уровня доходов, условиях получения пособия и т.д. Последний пример отличается от предыдущих, наименования похожи лишь формально: в России индивидуальный номер именно налогоплательщика, в Эстонии, как и в ряде стран, код лица / человека, используемый в разных сферах деятельности. Итак, во избежание смешения близких российских и эстонских реалий требуются местные наименования, позволяющие точно идентифицировать референт. Разумеется, при этом действуют разные причины, необходимость однозначной референтной отнесенности лишь одна из них. Как уже отмечалось выше, наиболее активно процессы полного или частичного калькирования происходят в официально-деловой сфере и соответствующих текстах. Думается, что это имеет прямое отношение к проблеме референции, т.к. данная сфера предполагает однозначное соотнесение языкового знака с тем, что он обозначает. Если в других областях автор/переводчик обладает большей свободой и возможностью использовать различные языковые средства, то здесь он часто такой свободы лишен и предпочитает точное копирование имеющегося эстонского оригинала. Таким образом, как свидетельствует анализ материала, степень и характер актуализированной референтной отнесенности языкового знака играют важную роль в использовании определенных языковых средств (латиницы, иноязычных вкраплений) и в образовании специфически "диаспорных" наименований (калек). Приведенные выше примеры демонстрируют общую тенденцию и могут быть дополнены рядом аналогичных. Разумеется, на эту тенденцию регулярно воздействует множество частных факторов, в том числе и прагматического характера, что порой приводит к парадоксальным результатам. Следует также подчеркнуть, что многие процессы, происходящие в русском языке в Эстонии, имеют аналогии в других странах постсоветского пространства, где русский язык развивается в условиях диаспоры. Ряд наблюдаемых здесь явлений дополняет описание языковой системы и ее функционирования в целом. Целью настоящей статьи была общая характеристика роли процессов референции в формировании речевой и языковой специфики в условиях диаспоры, продолжение исследования предполагает анализ частных случаев и их разных аспектов. ЛИТЕРАТУРА 1. Земская Е.А. 2008 – Активные процессы в языке русского зарубежья. Современный русский язык: Активные процессы на рубеже XX–XXI веков. Москва: Языки славянских культур. 615–667. 2. Костанди Е.И. 2005 – Прагматика новостного дискурса (на материале русскоязычного телеканала "Первый Балтийский Канал". Language and Culture Interrelation: Russian in cultural-communicative space of today's Europe / Взаимодействие языков и языковых единиц: русский язык в культурно-коммуникативном пространстве новой Европы. I. Riga. 191–199. 3. Костанди Е.И. 2007 – Прагматика перевода атрибутивных словосочетаний. Международная конференция «Русский язык и литература в международном образовательном пространстве: современное состояние и перспективы». Гранада, 7–9 мая 2007 г. Доклады и сообщения. Т. 2. Санкт-Петербург – Гранада: МИРС. 961– 966. 4. Костанди Е.И. 2008 – Оценочная лексика в устных рассказах староверов Западного Причудья: слово – текст – культура. Слово и текст в культурном сознании эпохи. Сборник научных трудов. Часть II. Вологда: Изд-во ВГПУ. 78–84. 5. Костанди Е.И. 2009 – Роль семантико-прагматических факторов в формировании особенностей языка диаспоры. Язык. Культура. Коммуникация: материалы научнопрактической конференции. Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет». 129–134. 6. Проблемы языка диаспоры 2002 – Проблемы языка диаспоры. Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. Новая серия. VI. Тарту: Изд-во Тартуского ун-та. 319. 7. Язык диаспоры: проблемы и перспективы 2000 – Язык диаспоры: проблемы и перспективы. Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. Новая серия. III. Тарту: Изд-во Тартуского ун-та. 282. On a role of pragmatic factors in forming the diaspora’s language specifics The pragmatic aspects of reference which lead to the appearance of the Russian speech specifics in the speaking the Estonian language environment are considered in the given article. The material of investigation is represented by the language of the Russian diaspora in Estonia. Use of the Roman alphabet in the Russian texts of the different styles, foreign insertions in the Russian oral speech and spreading of the calques in the diaspora’s language are examined as the examples which demonstrate the general regularities.
