Трагедия таймырских спецпоселенцев
реклама
34 LOMONOSSOW 2I2005 Трагедия таймырских спецпоселенцев „Историю своей страны нужно знать, какой бы горькой она ни была. Нужно знать свое прошлое – во имя будущего.“ М. Швыдкой, бывший министр культуры РФ В наших архивных справках и справках о реабилитации, выданных органами МВД после 1956 г., записанo: „...выслан в 1941 г. как лицо немецкой нацио‐ нальности и находился на спецпоселении ... до 1956 г.“ или „...основание и вид репрессии по политическим мотивам в административном порядке, как лицо немецкой национальности..., состоял на учете спецпоселения...“. Из терминов энциклопедического словаря и из словарного набора в реаби‐ литационных справках МВД следует, что приставка „спец“ означает, что лицо репрессировано по политическим мотивам и национальному приз‐ наку. Это подтверждается тем, что термин „спецпоселенец“ в 40‐ые годы распространялся не только к высланным в Сибирь и на Таймыр российским немцам, но и также к репрессированным калмыкам и другим народам. На‐ циональность человека в годы репрессии была основным критерием оценки его отношения к советской власти. Печально, но это факт. Так же, как это часто делают фронтовики, посещая места бывших боев во время войны 1941‐45 гг., так и мы, 60 лет спустя, посетили места, где прошла наша юность и где в памяти сохранилась человеческая боль за трагедии 40‐х годов на Таймыре, до сих пор еще не полностью раскрытой перед общест‐ венностью. Наш путь лежал от Гамбурга через Москву на Красноярск и да‐ лее, как и в 1942 г., по Енисею до города Дудинки, где нас сердечно встретили на пристани члены нашей бывшей рыболовецкой бригады Ваккер Бригита и Александр. Слух о приезде спецпоселенцев (СП) быстро разошелся среди „бывших“, и уже во второй половине дня председатель местного общества „Возрождение“ Бельман Валентина Владимировна пригласила активистов в городской Дом культуры: Андрееву Екатерину, Астахову Екатерину, Вакке‐ра Александра, Коха Владимира, Кох Лилию, Шерер Ирму, Штумпф Эльзу, Эрдмана Владимира и Эрдман Фриду, перед которыми мы держали слово о прожитых 60‐ти годах. Мы узнали, что из бывшей нашей рыболовецкой бригады в Берлине проживает Шотт Элеонора, а в городе Гифгорн, под Ган‐ новером, – Маурер Александр. Собравшиеся сообщили, что жизнь их в Дудинке и Норильске стабилизи‐ ровалась, выезжать с Севера не собираются (в Дудинке немцев 150 человек). Встреча с соотечественниками завершилась их просьбой к нам: пока еще жи‐ вы старшие СП необходимо события 40‐х годов описать, а также отметить труд тех замечательных людей из числа бывших СП, вошедших в историю Таймыра. Исполняя эту просьбу, мы беседовали со многими людьми, озна‐ LOMONOSSOW 2I2005 35 комились с материалами Таймырского окружного краеведческого музея в Дудинке и были очень рады, получив от директора музея Л. Блюдовой пода‐ рок – первый литературный труд музея „Музейный вестник“ (первый вы‐ пуск, Дудинка, 2001 г.) и видеокасету. В этом материале оказалось много интересных и важных архивных сведений из истории и этнографии Таймы‐ ра. Музей в последние годы провел большую работу по сбору и изучению исторических материалов в Таймырском государственном архиве, в котором события, связанные с депортацией народов в 40‐50‐е годы, легли в основу от‐ крытой теперь публикации. Как отмечает заведующая отделом истории музея, Н. А. Предтеченская, Таймыр стал не только местом ссылки инако‐ мыслящих, так называемых „врагов народа“, но и целых народов, большей частью поволжских немцев. Именно их воспоминания и легли в основу наз‐ ванного выпуска музея. Крест‐памятник погибшим в 1942‐1944 гг. спецпоселенцам с венком „Вечная память“. Установлен в 1991 г. в Дудинке. Фото: Д. Кожевников. Мы, как живые участники и свидетели тех событий на Таймыре, хотим тоже высказать свое мнение и дать оценку происшедшему на примере поселков Усть‐Хантайка и Потапова. Возможно этот дополнительный материал поз‐ волит в какой‐то степени ликвидировать еще одно белое пятно в нашей российской судьбе. В начале июня 1942 г. по мобилизации военкомата Шарыповского района Красноярского края (ведь формировалась в то время так называемая „труд‐ армия“) наша семья – мать Ольга Петри (44), тетя Мина Гергенредер (23) и я (16) – были доставлены из села Ораки через железнодорожную станцию Ужур в город Красноярск. Там мы были выгружены на станции „Енисей“, где к нашему приезду уже тысячи таких, как мы, со своим скарбом под от‐ 36 LOMONOSSOW 2I2005 крытым небом на берегу реки ждали свою дальнейшую судьбу. Это были люди в основном от 16 до 50 лет, высланные в Сибирь из Поволжья и При‐ балтики. В течении недели мужчины и подростки участвовали в обору‐ довании грузовых лихтеров под перевозку людей, в трюмах строились двух‐ и четырехярусные нары без всякого элементарного удобства для лазания по ним. В день нашей общей погрузки в лихтера мне на пристани пришлось быть свидетелем отношения власти к нам. Как позже выяснилось, в кругу своей свиты стоял начальник управления НКВД по Таймырскому национальному округу, майор Овчинников. К нему подошел средних лет финн – один из „пассажиров“ лихтера № 15 – и, показывая свой просроченный паспорт, спросил, где он может его продлить. Майор взял его в руки и, не глядя, на глазах у всех присутствовавших людей разорвал документ и бросил его в реку, сказав: „Теперь тебе паспорт больше не нужен, иди на лихтер“. Мы все, видевшие эту сцену, поняли, кто мы такие. На другой день наш караван, состоящий из мощного дизельного буксира „Куйбышев“ и восьми лихтеров, отправился вниз по Енисею с людьми, многие из которых плыли, как позже оказалось, навстречу своей смерти. Мы втроем оказались на четвертом этаже в трюме самого большого и буксируемого первым в караване лихтера № 15, на котором располагалась воинская часть, сопроваждавшая всех нас „пас‐ сажиров“. За время недельного плавания на лихтере не было организовано котловое питание, люди питались из своих запасов, а кто не имел – голодали, болели и умирали. Общей бедой были вши. Однако самым проблемным вопросом для полутора тысяч людей на лихтере оказался туалет, т. к. штатный на четыре очка был бесконечно мал, стояли постоянно огромные очереди. 22 июня 1942 г. прибыли в город Игарку, где нас высадили на охраняемый остров с целью проведения дезинфекции на лихтерах, после чего караван отправился в путь вниз по Енисею дальше на Север. 24 июня 1942 г. в теплый солнечный полярный день наш караван остановился против станка Усть‐ Хантайка (четыре домика, магазин), Дудинского района, Таймырского на‐ ционального округа (с этого пункта начинается Таймырский национальный округ). Нас 105 человек высадили на каменистый берег, снабдив каждого продуктами и табаком из расчета на три месяца (позже эти продукты мы вынуждены были сдать в магазин и получать их по карточкам военного времени). С нами также сошел на берег и тот финн, у которого была в Крас‐ ноярске проблема с паспортом. Это был одинокий, легко одетый, морально подавленный и незнавший русского языка человек. Несколько недель мы жили в шалашах, обильно кормя своей кровью тучи комаров и мошкару. Местные семьи – Чирковы, Миргуновы, Гришко – осво‐ бодили для нас имевшееся жилье и переехали в соседний поселок Потапово (70 км), где находились сельсовет, рыбкооп, оленесовхоз, колхоз „Заполяр‐ LOMONOSSOW 2I2005 37 ник“, моторно‐рыболовная станция, почта, магазин, столовая, пекарня, клуб. Оставлены нам были три лодки‐астраханки с веслами. Все население было разбито на бригады по 15‐16 человек, из которых три были бригады рыбаков с бригадирами Йорг Элеонорой, Гроо Анной и Петри Лео, и одна строи‐ тельная бригада с бригадиром Кублик Адольфом. Уже упомянутый выше финн по какой‐то причине не вошел в состав рабочих бригад. Он начал самостоятельно рядом с нашим домиком копать землянку. Место оказалось с мягким грунтом. Это было древнее кладбище. Все кости и черепа были выброшены из ямы и элементарно покрыты горбылем и землей. С печкой из валунов этот человек продержался до осени, но с наступлением северных холодов в таком жилье – да еще и один, – он выдержать не смог, замерзнув навечно в своей землянке‐могиле. На трагической судьбе этого человека мы кратко остановились потому, что эта смерть была первой среди нашей пар‐ тии людей, прибывших сюда 24 июня. Еще в январе 1942 г. вышло постановление правительства СССР „О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и на Дальнем Востоке“. Рыба была нужна стране и фронту. Из города Игарки в Дудинку в том же году был перебазирован „Таймыргосрыбтрест“; укомплектованный в основном астра‐ ханцами, высококвалифицированными специалистами рыбной промыш‐ ленности (деревянное двухэтажное здание треста в Дудинке сохранилось до сих пор). В реке Енисей, реках и озерах Таймырского полуострова добывали высокосортную рыбу. Прием и переработку рыбы осуществляли вновь орга‐ низованные небольшие рыбзаводы. Все эти рыбные предприятия входили в систему треста. Организованные бригады рыбаков были из числа молодых людей 17‐20 лет, ранее не имевших дело с рыбным промыслом. Бригада состояла из двух звеньев по восемь человек, которые, имея 500‐метровый невод и неводник (лодку с четыремя веслами) должны были рыбачить по 12 часов в сутки, за это время, как правило, удавалось четыре раза забросить и притонить невод, пообедать. Сдача рыбы приемщику, завтрак и ужин – в остальное время. Приготовлением пищи занималось каждое звено само‐ стоятельно, выделяя на это время после притонения невода двух девчат. Всем технологическим процессом рыбодобычи нас обучал инструктор рыбозавода П. А. Болин. В начале августа 1942 г. на общем собрании был организован колхоз им. Тельмана, но Дудинский райком ВКП (б), усмотрев в таком названии колхо‐ за национальный подтекст, его не утвердил, назвав его без согласия колхоз‐ ников „Северный путь“. Председателем была избрана Эрдман Эмилия, ее заместителем – Гергенредер Минна, бухгалтером – Гаммершмидт Берта, медиком была Янкович Наталия. Как оказалось позже, мы были в первой и самой многочисленной партии СП, прибывших на Таймырский Север. Следующие партии прибыли: вторая – в августе, третья – в сентябре. 38 LOMONOSSOW 2I2005 Усть‐Хантайка. Рыболовецкое звено с неводом на рыбном промысле в ледяной воде на Енисее. Фото 1952 г. В первые месяцы после нашего прибытия в 1942 г. в рыболовецких бригадах существовала уравниловка – все деньги и рулоны делились поровну. К осени этого года правление колхоза ввело оплату труда в зависимости от рода вы‐ полняемой работы: бригадир (рулевой), работа на веслах, на пите, с нево‐ дом, лов сетями и т. д. Как правило, в каждой бригаде было четверо ребят и 12 девушек, которые размещались до ледостава в 30‐местной палатке с нарами и железной печкой. С наступлением зимы на озерах и на Енисее начинался сетями подледный лов проходной рыбы – сига. Ход такой рыбы длился обычно дней 20‐30, а затем до июня шел слабый непромысловый улов. Приемная цена за 1 кг сдаваемой рыбы приемщику рыбзавода была в те годы низкой и зависила от породы: от 3,70 р. до 0,15 р. Чтобы спасти себя от цинги все рыбаки на льду у лунок кушали рыбную строганину; приносить с собой домой рыбу категорически запрещалось. За нарушение этого приказа одна семья была осуждена на два года в Но‐рильский ИТЛ. Рыбаки всегда привлекались к выгрузке продуктов при их завозе. Выгрузка велась из трюмов барж на высокий берег Усть‐Хантайки. Запомнился случай, когда председатель Дудинского райисполкома Миков, махая кулаками, кричал на нас: „Шевелитесь фашисты, всех вас сгною в Нор‐р‐р‐ыльск.“ А ведь мы были обычными мальчишками и девчонками и не могли как грузчики быстро носить по трапам тяжелые (70 кг) мешки с мукой. Карьера этого деятеля быстро закончилась, как только вернулись на Север первые демобилизо‐ ванные фронтовики в 1946 г.: он стал кладовщиком на стройке. Таким образом, в 1942‐43 гг. на Таймыре образовалась новая отрасль промышленности – рыбная, с рабочей силой – спецпоселенцами, стоящими на учете и с ежемесячной отметкой у поселковых комендантов спец‐ комендатуры окружного управления НКВД. И хотя в тогдашней пропаганде звучал лозунг „Больше рыбы фронту“, основным потребителем ее на LOMONOSSOW 2I2005 39 Таймыре был Норильский горно‐металлургический комбинат со своим сто‐ тысячным лагерным контингентом и торговая сеть Севера. Годовая тогда по тресту рыбодобыча достигала в среднем 60‐65 тыс. центнеров. Теперь с высоты прошедшего времени можно совершенно точно сказать, что трагедия, которая ожидала наших СП в первые две зимы (1942‐43 гг.) могло бы не быть, если бы количество доставленных сюда людей остановилось бы на половине первой партии в июне, которые хотя и в очень стесненных условиях, но все же могли бы разместиться в деревянных домах с окнами, печкой и крышей. Когда же прибыли вторые и третьи партии СП, в холодное уже время (в августе и начале сентября), то их размещали на неотапливаемых чердаках домов, в оленьих конюшнях, а также в землянках, которые строили сразу же после выгрузки сами СП. Это был ужас, т. к. это было не жилье, а норы, высота до потолка была 1, 2 ‐ 1,5 м, без окон (нет стекла), печка из валунов, собранных на берегу, т. е. отопление наполовину по‐черному. Керосина нет – освещение лучиной. И тем не менее, кто‐то из семьи должен был идти на работу: выдалбливать из льда бревна, брусья, доски и другие стройматериалы, которые оказывались вмерзшими в плотах отправки из Игарки. Все понимали, что весной все это будет снесено ледо‐ ходом. Дрова добывались тяжелым трудом – распилкой прошлогодней обсохшей вдоль берега древесины. В числе доставленных в поселок Потапово СП оказались семьи, сохра‐ нившиеся в нашей памяти: Вальтер Минна (42), Виктория (17) и Гаральд (15); Горр Ольга (42) иАлександр (14); Претцер Берта (40), Виктор(14) и Володя (2); Голдсфохт Евгения (17). Как и все другие эти семьи были размещены в оленьих конюшнях, а к зиме они сами вынуждены были выкопать себе зем‐ лянки. Вальтер Виктория и Горр Ольга по прибытии были сразу отправлены на рыбодобычу на Сиговое озеро, где жили в палатке, а затем на Енисей в „Прилуки“, Потаповского сельсовета. Остальные члены этих семей работали на разборке плотов со стройматериалами. Так, на примере названных семей, началась первая зимовка в Потапово. В целом, люди оказались не просто брошенными на произвол судьбы, но привезенными сюда на вымирание. Так в Усть‐Хантайке к 1943 г. из 450 прибывших людей осталось 180, т. е. по‐гибло 60% людей; в Потапово из 1500 человек к 1945 г. осталось только 400, т. е. погибло 70%. Такая обстановка сложилась и в других поселках в низо‐вьях Енисея. Например, в фактории Дорофеевск, в Ошмарино людей осенью 1942 г. высадили прямо на голый песок левобережья, под открытое небо, выдав только рыбакам 30‐местные палатки. Особенно сильно пострадали ссыльные из Прибалтики – литовцы, латыши, эстонцы и финны. Они оказались жестоко обманутыми во время их от‐ правки с места жительства: им не разрешили брать с собой теплую одежду, якобы потому, что их вывозят временно на летнее теплое время. Фактически их сослали в далекую Сибирь. Первую зиму они кое‐как перезимовали сре‐ 40 LOMONOSSOW 2I2005 ди местного населения. Но попав на Крайний Север на Таймыр, эти люди оказались просто раздетыми: на голове тряпье, на ногах и плечах – мешки, морозы 30‐40 и до 50 градусов. Начались массовые заболевания от простуды, цинги, слабого питания, тяжелой работы. Вымирали целыми семьями. В музейном вестнике Таймырского краеведческого музея сообщается, что в Таймырском государственном архиве сохранилась докладная записка врача Овчинниковой, составленная после проведенного в августе 1943 г. меди‐ цинского обследования спецконтингента. Причинами высокой смертности являлись, по ее мнению, отсутствие у людей жилья и теплой одежды, голод, непривычный климат, эпидемии болезней. Первую полярную зиму 1942‐43 гг., ставшую для них самой страшной, спецпоселенцы вспоминают как кошмарный сон. Гробы были инвентарными, их использовали, чтобы до‐ нести мертвых от жилья до могилы в снегу, недоставало ни досок, ни сил, ни воли. Далее трупы складывали в штабеля, заледеневшие немцы, финны, латыши, литовцы, украинцы. Дети, женщины, старики... В Усть‐Хантайке оставила о себе особую память семья Янкович, с активной жизненной позицией в тех тяжелых условиях и со знанием русского языка. Наталья (44) – врач, Рута (20) – пианистка, Юрий (18) – гимназист, высланные в 1941 г. из города Даугавы в Пировский район, Красноярского края, а в 1942 г. доставленными в Усть‐Хантайку. Еще до высылки в Сибирь семья Янкович лишилась в Латвии мужа и отца, который был расстрелян в 1941 г. как „враг народа“. Эту семью, с которой общались все люди, весь поселок считал высо‐ коинтеллигентной. Выполняя свой долг медика, Янкович Н. немедленно организовала в более или менее доступных условиях – в землянке, медпункт, Рута стала исполнять обязанности сестры, а Юрий ушел в рыбаки, позднее стал десятником на Дудинском рыбзаводе. Небольшая землянка на краю берегового холма Енисея была разделена на две половины, в одной из кото‐ рых происходил прием пациентов. Мужественная женщина Наталия Янко‐ вич, как врач ежедневно обходила в Усть‐Хантайке все землянки, барак и дома, пытаясь хоть чем‐то помочь нуждающимся людям в условиях пол‐ного отсутствия лекарств и финансов. Для борьбы с цингой она организовала сбор хвои, из которой готовился настой (горький как хинин) и каждый взрослый и дети должны были выпивать по стакану в день. Но это была только частичная помощь. Страшная трагедия выпала и на долю семьи Горр Александра Андреясови‐ ча. Вот, что он сообщил: „В сентябре 1941 г. из Поволжья наша семья, состо‐ ящая из семи взрослых и двух детей, была выслана в Сибирь, в поселок Наза‐ рово, Красноярского края. Нам сразу не повезло – еще при отправке из села на телегах места были только для детей и пожилых людей, теплые вещи и одежду брать не разрешили, заявив нам, что через два‐три месяца вернемся. Позже мы своими жизнями за это расплачивались. Через год из Назарова нас по мобилизации военкомата отправили к городу Енисейск, где восемь LOMONOSSOW 2I2005 41 километров ниже города были высажены на берегу Енисея под открытое небо и где уже примерно 200 человек прибыло ранее. Осень, постоянные дожди с северным холодным ветром, недостаток теплой одежды, привели семью к простуде и желудочным заболеваниям. Наконец нас, неделю проле‐ жавших на берегу, всех взял на борт пассажирский теплоход „И. Сталин“, на котором разместились в холодном трюме, а обогревались только около машинного отделения. Через неделю нас доставили в поселок Пшеничный ручей, который находился в четырех километрах ниже города Дудинки, Таймырского национального округа. Всех поместили в палатки без отоп‐ ления (по ночам уже заморозки). За время нашей недельной „жизни“ в палатках в соседней семье Альтергод умерли от переохлаждения и слабого питания два четырехлетних близнеца. Далее, в составе группы в 50 человек нас доставили в поселок Потапово. За время этого двухдневного рейса на палубе наши двое детей не выдержали холода (шел конец сентября) и скон‐ чались. Это был первый сильнейший удар по нашей семье, осталось семь взрослых. В Потапово нас ожидала жизнь в оленьей конюшне, строительст‐ во землянки и в течении всей зимы ежедневная выгрузка лесострой‐ материалов из вмерзшего в лед плота. Наша землянка была девятнадцатой из построенных двадцати двух. Нашу семью сопровождал один удар за дру‐ гим. Плохая пища, цинга и постоянный холод вызвали желудочные заболе‐ вания, в результате за семь месяцев скончалось еще пять моих родствен‐ ников. Эта была трагедия. Остались в живых только мы вдвоем с моей сес‐ трой Доротеей. В 1948 году в Дудинке и в поселках Усть‐Енисейского района началась массовая вербовка СП на рыбные промыслы острова Сахалин, которая проводилась союзным ведомством рыбной промышленности с заключением пятилетних договоров и выдачей подъемных денег. На этот шаг государства откликнулись многие СП Таймыра, в том числе и мы с сестрой. В Красноярске нас всех вербованных ждал товарный железнодо‐ рожний эшелон, который был полностью заполнен, примерно около 2000 человек. Наш путь лежал через Владивосток, далее на морском корабле в рыбацкий поселок Александровск на Северном Сахалине. Закончив там свои пятилетние договорные обязательства, моя семья (в 1950 г. я женился) вы‐ ехала в Казахстан, позднее в Германию, где по настоящее время проживает вблизи Мюнхена. В заключение скажу, что наша семья дорого заплатила за политику власти в отношении СП на Таймыре, отдав за это семь жизней своих родных из девяти.“ „По сути дела, мы были вычеркнуты из жизни, так как для тех, кто остался на родине, СП были без вести пропавшими“, ‐ вспоминает Г. Кродерс. „Трудно найти слова, чтобы передать те страдания, унижения, оскорбления, издевательства, как моральные, так и физические, которые нам пришлось пережить на Крайнем Севере под надзором спецкомендатуры“, – с горечью и болью от имени всех поволжских немцев, сосланных на Таймыр, сказал в 42 LOMONOSSOW 2I2005 своем выступлении на первом съезде немцев в Москве в октябре 1991 г. Л. Лох. Архивы, статистика и очевидцы показывают, что в 1942‐44 гг. на Таймыр было завезено необдумано и преступно много лишнего народа: в 1942 году поволжских немцев, прибалтов, финнов – всего 8.417 СП. В 1944 году к ним добавились еще 900 семей калмыков (т. е. еще как минимум 2.500 человек), выселение которых в Сибирь началось еще в декабре 1943 года. Таким обра‐ зом, можно считать в общем на Таймыр было доставлено в те годы около 10.900 СП. Чтобы оценить Таймырский трагизм СП необходимо знать число погибших там людей. Этой официальной цифрой пока мы не располагаем. Но для оценочного расчета она может быть получена по статистике двух поселков – Усть‐Хантайка и Потапово. Дело в том, что эти населенные пункты явля‐ются самыми южными на территории Таймырского полуострова, в зоне лесотундры и находятся в менее суровых климатических условиях, чем, например, поселки Усть‐Енисейского района, самом северном, в зоне тундры. Исходя из этого, мы вправе, условно, распространить данные по этим двум поселкам на весь спецпоселенческий контингент, не делая заметной ошибки в сторону увеличения смертности. Итак, в Усть‐Хантайке и Потапове из общего числа прибывших СП – 1.950 человек – смертность за три года составила 1.370 человек, т. е. 70%. Как отмечено выше, на Таймыр всего прибыло около 10.900 человек. Однако, из Таймыра в 1948 году выбыло на Сахалин по вербовке 2.000 человек. Поэтому расчетной цифрой прибыв‐ ших на Таймыр справедливо следует считать 8.900 человек. Тогда, имея цифру 70% погибших в поселках Дудинского района, получим рассчетную смертность в целом по Таймыру 6.200 человек. За четыре года своей деятельности Таймыргосрыбтрест добыл только 213 тыс. центнеров рыбы и, не оправдав ожидаемого экономического эффекта, в апреле 1946 г. был ликвидирован. Этим фактом правительство признало тот абсурд, который оно допустило, мобилизовав на Таймыр 11 тыс. людей, из которых 8‐8,5 тыс. были „лишними“, спровоцировав тем самым смерт‐ ность порядка шести тысяч СП. В качестве примера по поводу лишних лю‐ дей может служить Усть‐Хантайский колхоз „Северный путь“ в хозяйстве которого около 100 человек имели постоянные рабочие места. Фактически к осени 1942 г. было доставлено 450 человек, т. е. 350 человек оказались лиш‐ ними людьми, не имевшими рабочих мест и, следовательно, оказались без заработка для полного выкупа хлеба и продуктов по иждивенческой кар‐ точке. Аналогичное положение возникло и в других поселках. Из приве‐ денных данных можно смело считать, что на Таймыр в 1942‐44 гг. было завезено в 3‐3,5 раза больше рабочей силы, чем требовалось для выполнения постановления правительства от 6 января 1942 г., во исполнение которого военкоматы и управления НКВД Сибирских краев и областей явно пере‐ LOMONOSSOW 2I2005 43 старались. По прошествии 60 лет эта переселенческая операция может быть оценена как секретный проект как бы естественного уничтожения, не‐ угодного властям „вражеского“ народа в далеком медвежьем углу Крайнего Севера с помощью суровой северной природы. На современном языке это называется геноцид. Гибель более половины невинных людей, завезенных в 1942‐44 гг. на Таймыр, является еще одним дополнительным пунктом к списку преступлений исполнительной власти Сталинского режима. Майор Овчинников был прав, разорвав на Красноярском причале у финна паспорт. Он еще в июне 1942 г. знал, что нас ждет. Без жилья и теплой одежды на Крайнем Севере – на том свете паспорт не требуется. За время с 1942 года среди спецпоселенцев Северная земля вырастила целый ряд „патриотов Таймыра“, честно отдававших многие годы свой труд неза‐ бываемому Крайнему Северу, на земле которого прошла их юность, были горе и радость, успехи и общее признание их деятельности. Они вошли в историю Таймыра: Горр А., Ваккер (Гинц) Б., Вагнер А., Лох Л., Краус В., Альбрехт Р. M Лео Петри, Виктория Петри (Вальтер)
