Б.Ф.Славин (Горбачев-Фонд) Выступления на Круглом столе
advertisement
Б.Ф.Славин (Горбачев-Фонд) Выступления на Круглом столе «Эволюция российского среднего класса: причины, содержание и перспективы» Первое выступление Б.В. Славин. У меня сложилось, наверное, не очень типичное впечатление от данного текста. Из него я так и не понял, что же включается в понятие «средний класс»? И о чем, следовательно, мы говорим. В тексте фигурирует название «протосредний класс», под которым подразумевались средние слои советского общества, включая интеллигенцию, квалифицированных рабочих и т.д. Это более-менее понятно. Что же касается дальнейшего, более позднего понимания среднего класса, то оно у автора текста осталось, на мой взгляд, не проясненным, сместившись в сторону различных идеологических параметров. А.В. Рябов. Мы не текст обсуждаем. Б.Ф. Славин. Но он дан как своеобразное преддверие к настоящему обсуждению. Конечно, можно определять средний класс и по его идейным позициям, по его ценностям, но тогда нужно точнее, оговорить его хотя бы количественные рамки. Когда мы говорим о среднем классе, мы часто используем для его определения известную методологию западной науки, которая делит все общество на низшие слои, средний класс и высшие слои. Например, сегодня в отечественной литературе принято определять средний класс по доходу или по средней по стране заработной плате. Тогда в него попадают все те же квалифицированные рабочие, учителя, врачи, инженеры, низшие чиновники, «офисный планктон» и т.д. Это, на мой взгляд, не самый лучший критерий (он меняется от страны к стране), но все же критерий важный с социологической точки зрения. Так, определив средний класс сначала по этому критерию, можно затем прослеживать и его идейную эволюцию. В этой связи, средний класс, конечно, имеет определенные взгляды, ценности и идеалы. Мало того, по мере своего исторического развития он идейно, или мировоззренчески менялся: одно дело средний класс советских времен, периода перестройки и совсем иное его взгляды в постперестроечное и настоящее время. Его изменения можно проследить, только поняв эволюцию самого российского общества, начиная с конца 80-х годов прошлого века, когда ему было присуще традиционное советское мировоззрение, связанное с такими ценностями как государство, труд, коллективизм, равенство, справедливость, общественная форма собственности и т.д. Однако, уже на рубеже 80-х и 90-х гг. по мере распада Союза и появления новых рыночных отношений эти ценности стали быстро меняться, заменяясь на либеральные. Особенно этот процесс усилился по мере осуществления неолиберальной политики «шоковой терапии», которая в одночасье опустила средний класс до уровня полной бедности. В данном случае к нему было вообще трудно применять понятие «средний класс» Половина людей его составляющих, которые были врачами, учителями, инженерами и т.д., превратились во многом в других граждан общества. Они, как правило, занимались тем, что таскали баулы товаров массового спроса из Польши, Турции или Китая в Россию. Это были известные всем «челноки»: они выживали сами и давали выживать другим. Помню, как я в то время зашел на рынок, чтобы купить себе куртку и разговорился с одним из бывших школьных учителей, который торговал необходимым мне товаром. Он оказался многодетным учителем истории. Я спросил его: как Вам нравится новая работа, которой Вы занимаетесь? Он ответил: «Конечно, не нравится, но что делать?! Я вынужден кормить свою большую семью, а на деньги, которые я получал в школе, сделать это невозможно: вот и стою здесь». Этот, единичный пример наглядно показывает, что часть среднего класса начала 90-х годов, фактически полностью маргинализировалась. Его сознание во многом обрело двойственный характер, т.е. оно стало одновременно и сознанием интеллигента, и сознанием торговца. Унаследованный от советских времен средний класс продолжал фактически существовать вплоть до 98-го года, до дефолта, когда основная его часть стала не средним, а «низшим классом» в новом российском обществе. В этой эволюции особенно пострадали рабочие, оказавшись в одночасье без работы и без заработка. К концу 90-х годов все наше общество разделилось примерно на две неравные части, а не на пять частей, о которых здесь говорилось. Оно состояло из 80% населения, которые материально явно проиграли от радикальных реформ. Все они стали представлять один громадный низший слой или класс общества. Остальные 20% населения, напротив, значительно выиграла от этих реформ - их можно обозначить как высший класс общества. Такая двухярусная социальная структура – характерная черта постсоветского времени. Ядром высшего класса стали представители крупного бизнеса, а его элитой - многие известные олигархи: Березовский, Абрамович, Потанин, Прохоров и др. Тайна их происхождения состояла в том, что они с прямого позволения политической власти получили возможность (путем залоговых аукционов) за бесценок приобрести в свою пользу государственную собственность, и таким образом в одночасье стать миллиардерами. Отсюда и характерные черты их сознания: всяческое оправдание современного олигархического капитализма и такого метода его становления как «шоковая терапия». По их мнению, которого они придерживаются до сих пор, выражаясь словами редактора журнала «Форбс», «капитализм может спасти только капитализм» и потому «никогда не следует криминализировать бизнес». В нулевые годы возрождается типичная тройственная структура общества: низший, средний и высший классы. Образование среднего класса шло в основном за счет тех низших слоев общества, положение которых улучшилось за счет растущих цен на нефть и определенное социальное перераспределение доходов. Идеологически такое перераспределение доходов было тогда названо «борьбой с бедностью как «главной проблемой страны». Эта «борьба» пройдет через все нулевые годы вплоть до начала первого в истории глобального кризиса 2008-2010 гг. Повторюсь, в нулевые годы средний класс начал возрождаться прежде всего, благодаря общему улучшению жизни всех слоев общества. Так квалифицированные рабочие сырьевого сектора, учителя и вузовские преподаватели, которые в начале 90-х получили менее 100 долларов в месяц в итоге стали получать на порядок больше. Более значительные зарплаты и доходы получило чиновничество и различные представители «офисного планктона». Это время прихода к власти В.В.Путина, который назвал предшествующее ему ельцинское время «хаосом». Он начал выстраивать свою «вертикаль власти», наводить «конституционный порядок», добиваясь «политической стабилизации» в общественных отношениях. Тем не менее, социально-экономические улучшения в стране, не могли спасти ее от негативных последствий глобального кризиса. В итоге, в связи с резким падением уровня жизни российских граждан и одновременным усилением авторитарных тенденций в обществе в 1911-1912-е годы, возникает известное Протестное движение, в котором активную роль сыграли многие представители среднего класса. Их сегодня нередко называют «креативным классом». Это были люди, ориентированные, в основном, на западную неолиберальную идеологию. Они разделяли концепцию модернизации страны, под которой подразумевалась фактически вестернизация общественных отношений в России. Вскоре в народе появились суждения о том, что большинство протестантов составляли люди, имеющие «норковые шубки». Конечно, в нем были и другие слои общества, которые не всегда можно определить однозначным образом. Тем не менее, следует признать, что в подобных оценочных суждениях была доля истины, ибо в руководстве Протестного движения находились многие состоятельные люди типа Немцова, Каспарова и др. Идеологически они выдвигали следующие сугубо либеральные требованиям: меньше государства и больше свободы в условиях рынка, больше демократии и честности в проведения выборов, больше свободы слова и повышения роли политической оппозиции в обществе. Что касается требований призванных улучшить социальную защищенность граждан, то на них особенно наставали представители левых партий и движений (Удальцов и др.), также принявших участие в протестах. С окончанием глобального кризиса и его негативных последствий наступает желанная политическая стабилизация. Она сопровождается ярко выраженной эволюцией взглядов правящего политического класса. Как не странно, одним из первых выразителей этой эволюции стал некогда воинствующий либерал А.Чубайс. Он призвал национальный бизнес и элиту правящего политического класса как можно скорее переходить к патриотическому мировоззрению. Так началась своеобразная историческая «смена вех» в Новой России. Эта «смена вех» подкреплялась улучшением материального положения среднего класса и распространением в государственных СМИ далекой от современности консервативной националпатриотической идеологии. Как известно, ее открыто пропагандирует сегодня и наш Президент, часто встречающийся с религиозными деятелями страны, посещая выставки православной культуры, цитирующий работы И.Ильина и др. руководителей и идеологов Белого движения. Как же будет развиваться наше общество и его средний класс дальше? Каковы перспективы его развития? Это также будет зависеть, в основном от его экономического положения, которое в последнее время стало явно ухудшаться. И это, по всей вероятности, будет способствовать дальнейшему появлению новых протестных настроений в обществе. Какая же идеология им будет свойственна? Будет ли это старая идеология 90-х годов, насыщенная либеральными идеями и ценностями? Мне кажется, что какая-то часть нового протестного движения будет ее разделять. Их цель четко сформулировал один из политических обозревателей «Новой газеты», который высказался о том, что нам «нужна вторая либеральная революция», без которой невозможна подлинной модернизации страны. Вместе с тем, я не думаю, что эти протесты в целом будут проходить только с требованиями радикальных либералов. Мне кажется, что эту историю мы уже прожили. И ждать возрождения эпохи 90-х гг. было бы утопично. Как же, в этой связи, поведет себя большинство среднего класса? Какие требования он будет выдвигать? Ответы на эти вопроса будут во многом зависеть, с одной стороны, от его экономического положения, от состояния современных международных отношений и тех экономических санкций, которые сегодня наложены Западом на Россию. С другой, - от той политики России, которая должна преодолеть свое одностороннее сырьевое развитие, решительно провести современную индустриализацию, основанную на технологической и информационной революции, позволяющих не на словах, а на деле добиться так называемого импортозамещения, реализовать эффективную социальную сферу, преобразовать науку и культуру. Вчерашняя беседа Путина с представителями Академии наук вселяет на этот счет определенные надежды. Одним словом, если в ближайшее время общество сумеет консолидироваться в этом направлении, тогда можно надеется на развитие и укрепление среднего класса, ибо в этом сохраняться общественная нужда, т.е. нужда в ученых, творческих учителях и инженерах, в хорошем здравоохранении и т.д. К сожалению, движение в эту сторону пока носит сугубо противоречивый характер. С одной стороны, мы говорим о высокой роли науки и высокой роли образования. А с другой стороны, мы сокращаем школы, сокращаем поликлиники и больницы. Это порождает очаги явного недовольства и протестных настроений в обществе. Говоря о будущей идейной эволюции среднего класса, то, думаю, здесь будут проявляться два течения. Одно из них будет иметь явно левый характер, определяемый теми социальными противоречиями, которые связанны с падением общего жизненного уровня народа. И второе течение этого среднего класса будет ностальгировать по консервативным и либеральным ценностям. К сожалению, тут, видимо, нет специалистов, которые могли бы дать точный количественный анализ современного общества. Реплика. Есть. Б.Ф. Славин. Было бы неплохо его показать в рамках традиционной социальной классификации: т.е. сколько у нас сегодня процентов высшего, среднего и низшего класса. Пока мы говорим на сугубо качественном уровне. То, что я хотел сказать,- я сказал. Надеюсь, что мне будет предоставлена возможность поправить и дополнить сказанное. * * * Б.Ф. Славин (с места, не слышно). Небольшой вопрос насчет рабочих. Вы как-то обошли эту категорию, говоря о рабочих, которые входят в средний класс. В частности, как сегодня обстоят дела с проблемой рабочих забастовок? П.В. Бизюков. Я могу сказать, что рабочие по-прежнему являются всетаки главной протестующей группой. Наибольшее количество протестов мы видим среди рабочих машиностроения. Хотя сейчас подтянулись транспортники очень сильно. Именно там рождается. Протесты среди очень бедных категорий встречаются редко. Даже, скажем, когда коммунальщики бастуют – это бастуют слесаря, это бастуют сантехники. Дворники очень редко выходят на протест. Бывают протесты, когда, например, девять месяцев не платят зарплату. Тогда даже дворники бастуют. Б.Ф. Славин. Насколько я помню, уголовный кодекс не дает возможности рабочим бастовать? Второе выступление Б.Ф. Славин. По поводу морали. Я с Вами совершенно согласен в том, что сегодня возрастает ее роль. Она оказывает свое влияние на классификацию или стратификацию общества. Возрастает, в частности, значение углубляющейся социальной поляризации общества. Есть разная статистика в этом отношении. Но есть данные о том, что количество наемных работников увеличивается, и сегодня их численность доходит до 90%. В этой связи все общество делится на две части: 10% и 90%. Отсюда трудности количественного определения среднего класса. К чему я это говорю? К тому, что сегодня можно уже нащупать отдельные критерии того, кто будет нести на себе основное бремя, например, за санкции и другие трудности, которые нас ждут впереди. Как будут в этой связи реагировать верхняя и нижняя часть нашего общества. Я имею в виду, в частности, закон Ротенберга. Как известно, основная часть общества, включая средний класс, его отринула. И власть вынуждена сегодня моневрировать. Я не знаю, будет ли этот закон окончательно принят или нет, но соответствующая негативная реакция общества на него, очевидна. Кто должен нести основное бремя, связанное с западными санкциями? Можно ли делать исключение для представителей элиты, которые имеют собственность за границей, когда подавляющее большинство общества от них страдает? Вопросы, ответы на которые, на мой взгляд, не столь однозначны. То же самое можно сказать и о других вопросах, которые сейчас совершенно четко определились. Мы говорим о нравственности. В этой связи, на первый план выходит проблема справедливости, прежде всего, социальной справедливости, когда намечается определенный отход от бесплатного образования, медицины и т.д. Какая социальная группа в обществе требует к себе большей или меньше справедливости. Я думаю, что мы не поймем события, которые будут у нас происходить в России в будущем, если мы абстрагируемся от событий в Европе и даже в Соединенных Штатах Америки. Вы посмотрите, Америка сегодня бурлит, в основном, на расовой основе. Протесты насчитывают сотни тысяч людей. У них тоже остро стоит проблема справедливости. Она также связана с проблемой социальной поляризации граждан. Она выходит на первый план во всем мире. Вот что я хочу сказать. Отсюда и трудности понимания проблемы поведения среднего класса. А.В. Рябов. Несколько ремарок, которые возникли по ходу обсуждения. Мне кажется, что эти два понятия столкнулись у нас как раз после Вашего выступления. Я говорю в хорошем смысле слова. С одной стороны, прекариат и общество риска, и модернизация. Мне кажется, здесь на столкновении этого возникает некоторая опция для понимания наших реалий. Все-таки и прекариат и общество риска – это вызовы западной модернизации прежде всего. И там они в первую очередь были поняты и изучены, как и все остальное. Мы знаем, что есть развитее страны, прежде всего в Южной Европе, которые наиболее сильно страдают сейчас и поэтому так сокращают количество работников, которые втягиваются в их экономики. И поэтому так болезненно реагируют на проблемы миграции и т.д. То есть в принципе это результат недомодернизации западного капитализма, проблема, которая возникла в связи с кризисом 80-90-х годов. И не случайно, что эта идея моральной идентификации, наверное, очень близка идее этического капитализма, которая, собственно говоря, порождена тоже этим кризисом. Вообще говоря, это явления общемировые, но прежде всего развившиеся в наиболее развитой части мира, в наиболее развитых экономиках, в наиболее развитых обществах. Но мы как более отсталое, полупериферийное общество это как бы воспринимаем. Но в чем здесь разница между нами и ними? Мне очень хотелось бы понять. Если там действительно стоит проблема модернизации, и она не очень понятно, как идет. И вообще непонятно ее содержание, цели, выходной продукт. Только понятна ее необходимость. Но есть ресурсы, есть интеллектуальные центры, есть политическая воля у разных элит ее осуществить. Иное дело, что не получается. То мы здесь имеем дело с обратным процессом. Назовите его как угодно. Контрмодернизация мне не очень нравится. Скорее, архаизация. Когда возникают попытки вытащить из 30-х годов законы, регулирующие трудовые отношения, как это назвать? Это архаизация. И, на мой взгляд, проблему скорее надо ставить так. Как, с одной стороны, эти общемировые тенденции скажутся на условиях, на способностях, социальной субъектности среднего класса в условиях архаизации. Не модернизации – нет вообще этой темы. Архаизации. Это как постановка вопроса. Анна Круглова (?). Для большинства людей это может быть… Есть название книги…. (англ.), о том, что во всем мире, у африканских, например, стран, которые пережили колонизацию и т.д., есть ностальгия по будущему, которое выражается в формах прошлого, то есть возврату к модернизации. Не постмодернизации, а модернизации, которая проходила под колониальным давлением. Для них это тоже архаизация. Но сказать, что они заботятся о том, как эксперты это назовут,… А.В. Рябов. Нет-нет. Два аспекта, мне кажется. Это архаизация и продолжающаяся деинституционализация, или ослабление институтов, скажем так, в более мягкой форме. Как в этой ситуации действительно похоже, что необходимость в среднем классе как социальном акторе вообще просто отпадает функционально. Почему именно он в первую очередь должен платить? Поскольку, вообще говоря, в архаизирующемся обществе наличие такого рода социальных субъектов, которые усложняютфункционирование этого общества. Оно излишне. Чем проще, тем лучше. Это как бы очевидно. Это еще в свое очередь Константин Леонтьев определил: общество вторичного упрощения. В этой картине он не нужен. И социальноэкономически, и идеологически. Анна Круглова (?). Как Вы определяете сложность? Если в обществе сто религий, оно простое или сложное? А.В.Рябов. Сложное, конечно. Сложность я определяю прежде всего как многосоставность. Многосоставность не только социальную, но и идеологическую тоже. И поэтому в архаизирующемся обществе, я боюсь, что даже этот стилистический протест уже тоже не нужен. Он создает дополнительные сложности, усиливает риски. А лучше, чтобы вообще без рисков. Лучше, чтобы телекамера на избирательном участке решала все проблемы и минимизировала все прочие риски. Я боюсь, что это основной вызов постсоветскому среднему классу в том виде, как он сформировался, со всеми своими проблемами, со всем своим грузом своего уже исторического прошлого, немалого по понятиям современной эпохи. Главная проблема его существования – выживание в условиях архаизации. И плюс давление глобальных проблем, о которых Вы очень хорошо сказали. Б.Ф. Славин. Прежняя теория модернизации не работает сегодня. А.В. Рябов. В данном случае это уже отдельная проблема. Б.Ф. Славин. Поэтому Вы и говорите об архаизации. Вы ищете чегото, чтобы сохранить устаревшую во многом западную теорию модернизацию. Мы видим, как на наших глазах, мир меняется. Идет невиданное ранее передвижение и смешения народов. Весь мир буквально бурлит: этнические и социальные противоречия усиливаются. Это совершенно новые процессы. Они не охватываются прежней теорией модернизации, в основе которой лежит известная идея «вестернизации», т.е фактического «озападнения» неразвитых и развивающихся стран. Особенно она не подходит России. О.М. Здравомыслова. Вы категорически не поняли, о чем речь. Извините. Б.Ф. Славин. Но это Вам так кажется. Повторю, прежняя теория модернизации сегодня не работает, ибо мир стал сегодня другим. О.М. Здравомыслова. Потому что одно дело общества, которые всетаки прошли путь модернизации. Другое дело, общества, которые не прошли. Мы не хотим сказать, что одно хуже, другое лучше. Мы хотим сказать, что они разные. С этим-то нельзя спорить. Б.Ф. Славин. Нет, можно спорить. О.М. Здравомыслова. Ну спорьте. Б.Ф. Славин. Теория, из которой вытекает положение о том, что одни страны прошли модернизацию, а другие еще не прошли, это устаревшая или неправильная постановка вопроса. Это было правильно десять лет назад. А.В.Рябов. Борис Федорович, одно дело общество, которое бурлит по поводу будущего, а другое дело бурлит общество, которому хочется прошлого. Это разные… Анна Круглова (?). Альтернативным обществам риска… Вместо того, чтобы говорить об архаизации. А.В.Рябов. Может быть, так. О.М. Здравомыслова. Так правильно. А.В.Рябов. Это очень интересно. Анна Круглова (?). У нас была альтернативная советская… А.В.Рябов. Да-да-да. Третье выступление Б.Ф. Славин. Андрей Виленович, у вас происходит упрощение теории. То есть Вы рассматриваете сегодня события в России как возвращение «к совку», как «возвращение к Советам». Это упрощение. Люди прекрасно понимают, когда им лучше. Когда они начинают пользоваться потребительским обществом, которое наступило после 90-х годов, они не хотят возвращения к проблеме «колбасы». Они хотят пользоваться всеми достижениями потребительского общества во всем их разнообразии. Но нужно двигаться дальше, вперед. И когда начинаешь двигаться дальше и вперед¸ то наталкиваешься на барьеры. Отсюда их стремление идти не назад, а вперед. Но не по Вашей логике – той модернизации, которую якобы мы не прошли. Это не так. Запускать в космос - мы могли только на основе проделанной модернизации. Нам нельзя сегодня возвращаться назад к теории двадцатилетней давности. Нужно покончить с этой теорией. Сегодня стоит другой вопрос: как нужно двигаться к новому обществу. Обществу, где креативные люди будут играть доминирующее значение, где интеллигенция будет выступать творческим классом. Вот в чем проблема. Почему сегодня интеллигенция не довольна? Потому что она не востребована. Не востребована профессионально. И здесь, прежняя теория модернизации (вестернизации), характерная для индустриального общества, не может дать ответа в силу своей устарелости. А.В. Рябов. Борис Федорович, пусть так. Но дело в том, что архаизация как раз и предполагает, что профессиональные, квалифицированные кадры не востребованы, а выдавливаются. Вот об этом идет речь. Речь идет о разных векторах движения. Почему, например, я категорически всегда выступаю против попыток сравнения России и Китая. Векторы разные – вот и всё. Поэтому изначально задача ставится некорректно. Поэтому невозможно поставить в один ряд протесты в Соединенных Штатах, еще чтото, еще что-то. Это общество другое. Например, по поводу того, что говорил Денис. Очень интересная закономерность. Такого рода протесты, очень похожие, массовые, имели место быть в других постсоветских государствах. Я назову только два: Армения-2010 и Белоруссия-2011. Логика развития этих протестов, как ни странно, несмотря на различия этих обществ, примерно одна и та же. Мгновенный всплеск, огромный масштаб участников. И после столкновения с реальностью мгновенное рассасывание. Нет ничего – ни институционально, ни идеологически, вообще ничего. Как будто бы и не было. Как будто некий такой мираж имел дело. Мне кажется, что это просто еще не достаточно изученный феномен этих постсоветских обществ, что что-то такое в них случилось, что выписывает определенно иную логику социальных движений. Какую – не знаю. Просто это не тема нашего сегодняшнего разговора, но это имеет некое такое касательное отношение в том числе к тому, что мы обсуждали.
