Театр Зинзанни
реклама
14 – 27 апреля 2008 года 30 Г де я? В мечте моего детства, к которой никогда раньше не доводилось подступиться? В неведомом царстве, где сливаются смех и наслаждение? Во сне, где случается невероятное? К столику, за которым я сижу, на плохо сгибающихся ногах подошла кукла и… подмигнула. Таинственный незнакомец вручил открытку с объяснением в любви. Кто-то, неслышно подкравшись сзади, быстро и ловко завязал мне глаза шелковым шарфом и пригласил на танец. Кружась в вихре венского вальса, ведомая необыкновенным незнакомцем, я с каждым пируэтом все дальше вырывалась из реальности, глубже и глубже проникая в мир, недоступный даже доктору Фрейду – в мир сказки. Иначе как волшебством то, что со мной происходило, не назовешь. Попав в «Театро Зинзанни» в пятницу вечером, после перегруженной событиями рабочей недели, я надеялась отдохнуть и расслабиться, но никак не ожидала, что какие-то три с половиной часа преобразят мою жизнь: в нее вольется струя фантазии, желания, наслаждения. В этот вечер мое восприятие действительности стало другим: неожиданно я поняла, что в наполненных делами и проблемами буднях нужно учиться находить место для магии – магии искусства, красоты, сюрприза, восхищения, таланта. Ну и хорошо покушать всегда приятно! А ведь поначалу казалось, что я просто иду поужинать. Ужин мои ожидания не обманул: в нем наличествовали и тончайших вкусовых оттенков сыры, и воздушный салат, и непременная в наших краях искусно приготовленная рыба (или, по желанию, мясные и овощные блюда), и тающий во рту десерт, и ароматные вина. Однако ресторан был необычен. Подавались эти блюда целой армией официантов, то выплясывающих в ритме бодрого танца, то торжественно марширующих с блюдами в руках, то появляющихся в вагонах выезжающего откуда-то из небытия поезда с до боли знакомой надписью на нашем родном языке, но с трогательной ошибкой – «МВП Експресс» (вместо «МПС Экспресс»), то беспорядочно носящихся между столиками либо с бокалом, либо с пальмой в ведре, либо с огромной кастрюлей, или гарцующих с самолетного типа тележкой, уставленной тарелками. Происходило же это в самом настоящем шапито прямо на арене, оформленной в стиле обитых бархатом и сверкающих зеркалами интерьеров эпохи НЭПа, причем в центре арены оказывались вы, усаженные за расположенные по кругу, как семечки в подсолнухе, столики. Только вместо центрального зернышка было оставлено совсем небольшое – размером чуть больше столика – пустое пространство. Именно там, в непосредственном соседстве с нами, и совершались чудеса. Площадка в центре арены неожиданно поднималась, и на ней под руками облаченного в черный фрак волшебника оживала прелестная кукла с розовыми волосами, выделывавшая смешные акробатические трюки гибким, как каучук, телом. С ней заигрывал толстяк клоун с глуповатой физиономией, а потом он же выбирал сидящего за одним из столиков ничего не подозревающего мужчину и учил его избавляться от печалей и забот – и скакать вприпрыжку по залу под смеховой грохот публики. Гибкая как кошка грациозная красавица в обольстительном обличье поднималась к куполу шапито – и буквально выворачивалась наизнанку, при этом сохраняя невозмутимую улыбку. Дуэт юноши и его прекрасной возлюбленной, только что обслуживавший вас в качестве официантов, а ныне вознесшийся к потолку в крепчайшей, но почти незаметной на вид сцепке, прямо перед вами совершал поразительные пируэты на трапеции, повторяя, паря в невесомости вниз головой, ритмы изысканного танго. Тот самый волшебник, который пригласил вас на танец, а потом поднял с вашего стола сигару силой своего взгляда, оказывался настоящим чародеем, не произнося ни одного слова заколдовавшим не только свою помощницу куклу, но и красавицу певицу, ведущую спектакль. Он совершал прямо на ваших глазах поражающие воображение чудеса, доставая из своего чемоданчика различные – типичные и неожиданные – атрибуты фокусника и заставляя бутылки самостоятельно разливать по бокалам вино, наручники превращаться в драгоценные ожерелья, белую гвоздику становиться красной розой. Наконец, только что заботившийся о качестве Невероятной пластичности жонглер со скульптурной фигурой, заводящий со своими шариками сладострастно-интимные отношения. На сцене – с шестилетнего возраста. Любит музыку и танец с момента зачатия благодаря маме – танцовщице украинского ансамбля народного танца имени Павла Вирского. Выпускник Школы циркового искусства в Киеве. Победитель множества международных фестивалей артистов цирка. Участвовал в спектаклях крупнейших цирков мира, включая «Фридрихштадтпалас» в Берлине, «Лидо» в Париже, «Цирк дю Солейл» и другие. В «Театро Зинзанни» выступает впервые, поскольку только сейчас удалось найти для этого время и впервые появиться на здешней сцене со своей возлюбленной Аурелией. этого странно завораживающего танца, наверное, является жонглирование, но исполнявшего его артиста назвать просто жонглером никак было нельзя. Скорее он – сверхъестественный виртуоз тела, в течение нескольких минут передавший окружающему пространству – в котором находились вы, зрители, – энергетику своего точного и плавного движения, эффектно отражающего звучащую музыку. Музыка была всякая: и исполненные примадонной оперные арии; и блестящие импровизации – в том числе и на «Подмосковные вечера» – отличного ансамбля, состоящего из пианиста, скрипача, ударника и саксофониста, игравшего также и на контрабасе; и умело обработанные фрагменты из «Щелкунчика», «Весны священной» и «Кармен», и популярные песни в исполнении лондонской поп-звезды. А на фоне этой музыки, то зажигательной, то ностальгической, появляются и исчезают герои вечера – со своим характером и колоритом, со своим сольным номером, а также со своим собственным способом общения со зрителями, ведь за время спектакля каждый из персонажей успевает обойти все столики и лично познакомиться со всеми посетителями. После спектакля эти герои – нормальные люди, с обычными житейскими проблемами. Только работа у них необычная, поскольку занимаются они колдовством, как в прямом, так и в Евгений Воронин Будучи матерью двоих детей, эта необыкновенная акробатка продолжает удивлять гибкостью и пластикой своего недавно изобретенного персонажа – куклы с розовыми волосами. Как и некоторые другие участники шоу «Чемодан ‘Желание’», Светлана является выпускницей Киевского училища циркового искусства. Вместе со своим супругом и по совместительству волшебником Ворониным была одним из зачинателей «Театро Зинзанни», а также выступает в различных европейских цирках и кабаре. Маг и волшебник. Нелегко, наверное, жить на свете с такой профессией… Именно ею в беспредельном совершенстве владеет этот фокусник, выпускник Киевского училища циркового искусства и победитель многих международных конкурсов. Еще на родине он основал «Театр Калиостро», а позже стал одним из лидеров и законодателей «Театро Зинзанни». В свободное от «Зинзанни» время выступает в Европе, являясь одним из самых любимых артистов жанра кабаре. – Какое у Вас ощущение от работы в «Театро Зинзанни» после стольких лет на больших цирковых площадках? Ведь здесь намного более камерная обстановка. – Нет. Мы ведь в любом случае своего рода актеры, всегда так или иначе общаемся с публикой. Просто здесь мы работаем в другом жанре и воплощаем в жизнь театральные идеи. – Действительно, я начинал с больших точек, с крупных цирков, и работать так близко к публике не привык. Здесь другая специфика. Но мне очень нравится преодолевать какие-то проблемы и открывать новые возможности. – У Вас поразительное чувство музыки и ритма. – Трудно сказать. Наверное, невозможно сравнить эти две вещи. В большом шоу ты находишься в центре огромного манежа перед глазами тысяч людей, однако имеешь только шесть минут в программе. Здесь – всего лишь двести пятьдесят человек, но они находятся настолько близко, что я могу к каждому подойти и за время спектакля завести с ним определенные отношения. И когда я выполняю свой номер, я вижу их и вспоминаю об их характерах, чувствую каждого из них. Поэтому и у меня, и у них воображение и восприятие работают совершенно по-другому. Я много выступал в больших цирках – в «Лидо», «Фридрихштатпалас», «Дю Солейл», – и хорошо знаю, как они устроены. Из тех артистов, которые в них работают, далеко не каждый является личностью. Чтобы выиграть в «Зинзанни», ты обязан быть личностью. Здесь нельзя победить только одним своим номером, здесь нужно уметь покорять всем комплексом актерской работы, импровизацией. Что важнее и интереснее – умение установить индивидуальный контакт или сделать один трюк? Даже исполнение трюка может быть разным: трюком можно только удивить, а можно поразить и покорить. Цирк «Дю Солейл» больше удивляет, а «Зинзанни» – покоряет и затрагивает другие нервы человеческой натуры. Для меня это совершенно ясно. Если бы я не понимал этой специфики, я не смог бы здесь работать после больших шоу. Представления в больших цирках – это внешнее, визуальное искусство. В «Театро Зинзанни» возникает искусство другого рода, вовлекающее внутреннюю энергетику. Поэтому сравнивать их очень трудно. Кроме того, мне очень нравится сотрудничать с такими мастерами, как Женя Воронин, творить вместе и за десять дней создавать с чистого листа настоящий красивый трехчасовый спектакль. – А переучиваться пришлось? Например, овладевать актерским мастерством? – Это от мамы. Я всегда хотел совместить жонглирование с танцем. Первый мой номер был основан на брейк-дансе. – Как вы придумываете ваши номера? – Это долгий процесс. Сначала возникают отдельные элементы, потом постепенно дорабатываются дополнительные детали; разные люди подсказывают, как лучше сделать; мы начинаем чувствовать, на что лучше реагирует публика. Можно сказать, что номера создаются самой жизнью. В этом стиле – сочетания танца и жонглирования – я работаю с 1994 года, но номера менялись в зависимости от шоу, да и с возрастом начинаешь по-другому чувствовать. – Вы сначала придумываете номер и потом «вписываете» его в спектакль или же создаете номера каждый раз заново в зависимости от концепции спектакля? – Номер невозможно сделать под сценарий. Номера делаются годами, а потом модифицируются и подстраиваются под разные спектакли. – Не надоедает одно и то же выполнять изо дня в день? – Нет. Могу объяснить, почему. Специфика нашего выступления – это контакт с публикой. Мы показываем себя в самом лучшем виде, и публика знает, что ничего подобного она больше нигде не увидит, поскольку такой номер делаем только мы. А публика всегда разная и реагирует по-разному. Но когда у тебя есть только шесть минут, чтобы либо завоевать публику, либо потерять ее доверие и просто отработать за деньги, ты полностью выкладываешься. Ты ведь делаешь то, что сам придумал, это твое, ты это любишь, и никто, кроме тебя, это сделать не может. И доказываешь это каждый день новой публике. Безусловно, устаешь, но при этом никогда не надоедает. – А провалы бывают? – Конечно. Вот сегодня в финале шарик уронил. Но я к этому нормально отношусь, ведь у нас живое ис- – Так случайно получилось. Хозяева театра даже называют это шоу «воронинским». Женя пригласил сюда своих друзей – самых лучших артистов со всего мира, с которыми он когда-либо сталкивался на других выступлениях. То, что большинство из них русские – это нормально, мы ведь все друзья, да и школа у нас отличная. Но Женя также пригласил американского клоуна Питера, с которым познакомился в Швейцарии, и американскую певицу из Портланда. переносном смысле. Кто же они? Каждый из них – личность, и, как и следовало ожидать от хороших актеров цирков, большинство из них говорит по-русски. Как же получилось, что в американском городе Сиэтле собрались русские циркачи? И что они думают о выступлении в таком страннном заведении как «Театро Зинзанни», сочетающем в себе черты не только цирка, но и кабаре, варьете, театра, оперы, балета и ресторана? Сегодня мы знакомимся с солистами спектакля «Чемодан ‘Желание’», чье название отсылает к заголовку пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай ‘Желание’». Встречайте аплодисментами! – Мы встретились в Париже через Женю Воронина. А до этого мы много раз работали в одних и тех же цирках и спектаклях, только в разное время, и пересекаться не приходилось. Вот и в «Зинзанни» я работаю с момента основания, но с Виктором мы оказались в одном спектакле только в первый раз. – Вы овладели русским языком, познакомившись с Виктором? – Нет, русский я выучила раньше, с друзьями. Не могу писать и читать, но со слуха научилась говорить. А всего знаю пять языков. – Что вам больше всего нравится в «Театро Зинзанни»? – Нравится все. Шоу постоянно меняется, даже когда оно в принципе готово. Всегда что-то улучшается, дополняется, совершенствуется. И наши номера меняются с новыми чувствами, эмоциями. Мы ведь работаем только в одном номере, нас с ним приглашают. – А как вас находят? – Нас все знают. Нас легко найти. Russian World: 11411 NE 124th ST#195, Kirkland, WA 98034 Ph: (425) 821–3741 Подхватывает Анастасия Воронина, дочь Евгения и Светланы: – Я родилась в Сиэтле одновременно с «Театро Зинзанни»! Моя жизнь отличается от жизни других детей: мои друзья живут в одном городе, а я езжу в разные места. Еще я люблю танцевать и петь! – Ощущаете ли Вы разницу между американской и европейской публикой? Дуэт Артемьевых (Елена Мозгалевская и Дмитрий Артемьев) – Это же совершенно другой род деятельности! Как Вам удается совмещать его с собственными выступлениями? – Приходим после спектаклей домой и начинаем решать проблемы: один артист опоздал на самолет, другому не дали визу… Сейчас у нас идет одно шоу в Индонезии, в котором каждый месяц меняется по дюжине артистов, и параллельно с этим мы работаем с десятком других артистов. В год получается около пяти крупных проектов и множество мелких. Проблема циркового артиста заключается в том, что он исполняет свой номер до конца карьеры и не думает о том, что будет после, когда он уже не сможет выступать. Но время идет. Сегодня тебя окружает успех, а завтра придется заниматься чем-то другим, поэтому лучше начинать думать о будущем заранее. У нас есть проекты и идеи, мы хотим устраивать большие шоу, и к этому надо готовиться постепенно, завоевывать себе репутацию и доверие. Настоящая француженка… красивая, стройная, грациозная. Но при этом еще и говорит по-русски! Вот уже семь лет составляет прекрасный дуэт с жонглером Виктором. Закончила знаменитую цирковую школу Анни Фрателлини. В десятилетнем возрасте завоевала свою первую золотую медаль на фестивале в Монте-Карло. Выступает в различных цирках, кабаре и варьете. Была одной из первых исполнительниц «Театро Зинзанни». Эти замечательные воздушные гимнасты, выступающие вместе с 1998 года, – москвичи, сотрудники никулинского Цирка на Цветном бульваре. Помимо арен крупнейших европейских цирков, они покоряли сердца зрителей, работая в оперном спектакле «Волшебная флейта» Моцарта, поставленном легендарным Джорджем Табори, а также выступали в одном представлении с Лайзой Минелли и перед глазами Папы Иоанна Павла Второго в Ватикане. Их танго на трапеции, подвешенной под куполом, является, пожалуй, самым драматическим номером всего спектакля. Точность движений сочетается в нем с грациозностью линии и с поразительными сцепками и перехватами в полете. Елена: Я попала в цирк совершенно случайно, пришла из спорта, тренировалась в ЦСКА. Мама у меня была увлечена оперой, а папа – спортом, и меня направляли заниматься то балетом, то фигурным катанием, но в результате определились и остановились на художественной гимнастике. Потом познакомилась с одним товарищем, он меня притащил в цирк, так я там и осталась. За семнадцать лет в цирке я создала три номер в совершенно разных жанрах и с разными партнерами. Каждый раз все начинала заново. Это было трудно, но я не жалею, мне всегда было очень интересно. Дмитрий: Я начал профессионально работать в так называемом «цирке на сцене» в 1983 году в Ташкенте. До этого занимался в самодеятельном цирке в Мурманске, где родился в семье рыбаков и моряков. В 16 лет мы с приятелями решили начать зарабатывать деньги и оказались в Ташкенте, где нас пригласили работать в цирк. Так и началась моя карьера. Елена: У меня очень много сомнений, я не знаю, занимаюсь ли правильным делом в жизни. Если бы я не попала в цирк, наверное, пошла бы в театр. Мне было бы интересно заниматься режиссурой. Когда мы возвращаемся в Россию, нас часто судьба сталкивает с талантливыми ребятами, у которых нет возможности развиваться. И мы им помогаем: даем деньги на костюмы, создаем им номера. Один уже работает в Англии, другой в Германии. Наш труд очень тяжелый. Твое тело – это не завод и не машина, в которой можно сменить детали. Физически работать в цирке очень тяжело. Надо постоянно быть в форме, не позволять себе ниче- – В детстве бабушка подарила мне «Набор фокусника» – коробочку с различными предметами. Я увлекся, стал собирать книги об иллюзионистах, показывать друзьям фокусы, им очень нравилось. Потом я начал учиться в Киевском электромеханическом техникуме. Если в семестре были две тройки, тебя лишали стипендии, однако сохраняли ее для тех, кто участвовал в художественной самодеятельности или занимался спортом. Танцевать и петь я не умел, вот и спросил, можно ли показывать фокусы. Меня попросили подготовить номер к Новому году, что я и сделал. У нас были студенты с Кубы, и во время выступления я случайно вызвал одного из них помогать мне. Парень ничего не понимал порусски, и наше с ним общение вызвало волны смеха. Я думал, что провалился, но всем очень понравилось. Ко мне сразу стали подругому относиться. Друзья заметили, что помимо салонной магии и манипуляции мне легко удавался комический элемент. Мне всегда нравилось фантазировать и придумывать новые элементы. Я ходил заниматься в любительскую цирковую студию, но однажды друзья меня затащили в цирковое училище, и, увидев мои фокусы, мне сразу предложили перейти туда. После училища я поступил в ГИТИС, учился у Бориса Сергеевича Брунова, и это дало хорошую театральную базу. Затем организовал первый в Киеве театр магии. – Как возникла идея создания именно таких спектаклей в «Зинзанни»? – Она пришла из Европы. Все началось в Швейцарии. Там жизнь более рафинированная, и люди любят приходить в ресторан за хорошей едой и красивым обслуживанием. Со временем там возникла мысль развлекать людей, и комики начали играть официантов. В Германии есть цирк «Roncalli», где уже более тридцати лет назад был сделан второй шаг – там начали использовать не только комиков, но и цирковые жанры. На спектакли этого цирка очень дорогие билеты, и еду там готовит хороший повар. Человек всегда заботится о качестве жизни. Форма искусства, которую мы разрабатываем в «Зинзанни», не может существовать там, где человек думает только о куске хлеба. Она – показатель высокого уровня жизни наших посетителей. – Насколько жизнеспособна такая форма, если она не рассчитана на массового зрителя? – Во время учебы на первых курсах циркового училища я думал: чем больше разных характеров сыграю, тем лучше. А потом понял, что все равно в историю входит один характер: вспомним Олега Попова или Карандаша. Сложнее всего создать один образ, но глубже в него войти. Вот и здесь: – Как Вы оказались в Америке? – После циркового училища я уехал в Швейцарию, затем получил медаль на парижском цирковом фестивале, и после этого меня начали приглашать работать по всему миру. Через два года, в 1995 году, я уже был в Америке. Но сейчас мы с Аурелией больше живем в Швейцарии, а также у нас есть дом в Орландо, во Флориде. Год назад мы открыли в Швейцарии свою компанию под названием «Art Vision Production» и теперь занимаемся менеджментом и продвижением артистов цирка, а также устраиваем цирковые представления. Мы создаем номера и программы с участием уникальных артистов и даем им возможность выступать: находим для них работу, поддерживаем поначалу финансово, продвигаем на рынке. А рынок у нас небольшой, и в нашем кругу очень важно то, что нас все хорошо знают и доверяют нам. – Как вы пришли к мысли стать фокусником? мы берем один образ и помещаем его в разные ситуации. В «Зинзанни» я работал в образах посудомойки, метрдотеля, сейчас вот играю маэстро, но по сути это один и тот же характер. – Как Вы придумываете свои образы? по-детски открыто: «нравится» или «не нравится». Кроме того, в Америке повседневная жизнь зарегулирована, но, приходя к нам, люди расслабляются, делают что хотят. И это здорово. Аурелия – Как вы познакомились с Виктором? – Как вам удается растить детей, постоянно переезжая с места на место? – У нас шикарная профессия, очень интересная. Мы много ездим, смотрим, знакомимся с разными сторонами жизни. Только когда создается семья, начинаются проблемы, потому что возникают новые обязательства. Мне очень повезло: наши дети открыты, не зажаты, общительны. Им помогает та атмосфера, в которой они растут. Это их дом. Они говорят по-русски, по-английски и по-немецки, иногда сами участвуют в наших спектаклях. Максу пять лет, а Насте – девять. кусство, а не телевидение, где можно что-то вырезать и исправить. – Да. Например, в Германии развито варьете, там знают этот вид искусства и понимают, на что они идут. Точно так же и в России: там тебя оценивают, сравнивают с другими артистами, а не воспринимают на эмоциональном уровне. Здесь, в Америке, с традициями цирка знакомы немногие и реагируют, приходя к нам, 31 Светлана Переходова – Почему в «Чемодане ‘Желание’» участвуют преимущественно русские артисты? – А что Вам более интересно – обычный цирк или «Театро Зинзанни»? Виктор Киктев вашего обслуживания обольстительный бритоголовый офицер с изящными манерами, разоблачившись, исполнял дикий танец, в процессе которого так и не удалось понять, кто же он – гибкий змей с бескостными конечностями, мелкими, но точными движениями манипулировавший разноцветными шарами, или же буквально следующий музыкальным поворотам изумительный балерун, в танце околдовывающий эти шары так, что они, как намагниченные, поддавались любым взлетам и поворотам. В какой-то момент краешком ума я начинала догадываться, что основным жанром 14 – 27 апреля 2008 года не на большой арене или в очень маленьком пространстве. Дмитрий: А мне нравится камерная обстановка. Мне хочется видеть лица и глаза. го лишнего. В «Зинзанни» мне нелегко работать, поскольку наш номер в самом конце, но до этого приходится три часа общаться с посетителями в зале, и это для меня оказалось самым трудным. Но здесь помогают тебя в чем-то новом раскрыть. Дмитрий: Мне нравится общаться с людьми так близко, но порой это дается большими усилиями. Если вдруг один человек на тебя не посмотрит или выразит свое недовольство, ты воспринимаешь это лично, начинаешь сомневаться в себе, нервничать. Елена: Здесь не театр, ты не на сцене, где перед тобой преклоняются и приносят цветы. Здесь нет дистанции. Люди иногда ведут себя некорректно. Но приходится с этим мириться, поскольку есть и положительные стороны. Когда из «Зинзанни» возвращаешься на работу в цирк, это дается очень трудно, поскольку ты находишься далеко от публики, не видишь их глаз, не понимаешь тонкостей их реакции. Для меня, наверное, идеальной является работа на сцене, а Елена: Здесь помогает то, что сюда приезжают на работу интересные и талантливые артисты, известные комики, и ты у них многому учишься и приобретаешь огромный багаж. Я очень благодарна тому, что нас сюда пригласили, и мы встретились с этими людьми. Кроме того, здесь очень хорошее отношение к артистам, как со стороны начальства, так и со стороны зрителей. Единственное, чего бы мне хотелось здесь получить, – это режиссерская помощь. Мы работаем над нашими характерами сами, продумываем все ходы и движения, а очень хочется, чтобы был человек, который помог бы их сформировать. Но такого нет. Ты сам натыкаешься на что-то, ошибаешься, расстраиваешься, идешь вслепую, но реально помочь никто не может. Поэтому то, что вы видите в спектакле, артисты выстраивают сами. Каждый сам себе режиссер. Только зритель может подсказать – либо когда посмеется, либо когда даст тебе оплеуху. Но, с другой стороны, нам здесь дается полная свобода. А вообще, мы живем в своем мире, оторванном от реальности. Скажем, мне довелось работать с Лайзой Минелли, которая всегда была моим кумиром. Или, я всегда мечтала попасть в Америку и однажды оказалась в Сан-Франциско. Это и есть сказка. Однако я всегда ощущаю одиночество. Не знаю, где мое пристанище. Наверное, это происходит оттого, что я видела много хорошего, но также и много плохого. Мне очень близки стихи Евтушенко: «Я, как поезд, что мечется столько уж лет между городом Да и городом Нет. Мои нервы натянуты, как провода, между городом Нет и городом Да!» – В искусстве каждые четверть века возникает определенный цикл. Сейчас идет к завершению цикл, во время которого родилось мощное направление цирка «Дю Солейл». Этот цирк сейчас движется к кризису. Возможно, «Зинзанни» – это и есть та новая форма, к которой со временем придет цирковое искусство. Это синтез оперы, театра, комедии, мюзикла, варьете, кабаре. Мы не «застреваем» в каждом из этих видов, а лавируем на гранях. К тому же посетителей ждет вкусная еда. Никакой театр не сравнится с этим. – Как Вы собираете артистов для Ваших спектаклей? – Мы ищем их по всему миру, пытаемся найти самых талантливых. Есть люди, которые занимаются только цирком и кроме своих десяти минут ничего не видят. Мы ищем тех мастеров, которые начинают вырастать из своего номера, и им интересно попробовать что-то еще. Здесь работают те, кто умеет выразить себя за пределами своего номера, завести контакт со зрителем. Здесь нужны качественные артисты. Наше шоу для всех – и для каждого в отдельности. Между мной и зрителем разворачивается маленькая история, которая затрагивает каждого лично. В больших цирках этот элемент часто пропадает, а у нас он превалирует. Во время спектакля я вижу глаза людей, вблизи ощущаю их эмоциональное восприятие. Люди влюбляются, следят за героями, нам удается их удивлять. «Театро Зинзанни» в Америке – это начало будущего. У него будет такое же развитие, как у кабаре, мюзикла. Так делается история. «Цирк Дю Солейл» удивлял вчера, а «Зинзанни» может удивить завтра. Мы находимся в гостях у будущего. – Как эту форму искусства воспринимают американцы? – Американцы – как дети, реагируют очень открыто. У нас есть клуб фанатов, к нам приходят по сто раз. От наших фанатов исходит настоящая любовь. Если они влюбляются, ты эту любовь чувствуешь. Это один из красивых моментов в Америке. Нас рисуют художники, делают выставки скульпторы – посмотрите, например, работы художника Марка Стока. Мы вдохновляем людей на искусство. Нам приходится приспосабливаться к ритму и темпу жизни американцев. Это шоу работает как творческая лаборатория. Я здесь тоже многому учусь. Шоу – живой механизм, который постоянно видоизменяется. – Вы привносите в спектакль свои номера. А кто придумывает общий план спектакля, дизайн, костюмы, декорации? – Здесь работает целая команда. Это коллективная работа. Заказывают костюмы, пишут музыку, готовят реквизит. В театре работает 60 человек, чтобы сделать шоу качественным. Директор театра Норман Лангилл дает тему, а мы ее развиваем. 70 процентов шоу мы делаем сами. Наша задача – создать тайну и загадку, перевести стрелки часов в другой мир. Здесь создается своего рода воландовская атмосфера. Главное – включить фантазию. Итак, на глазах публики в «Театро Зинзанни» рождается новая форма искусства. «Зинзанни» – это сочетание кабаре, водевиля, цирка и театра. Но во время созерцания этой формы ее зрители… жуют и пьют. Не принижает ли это искусство? Не расстраивает ли это артистов? Как-то трудно представить Йо Йо Ма играющим в ресторане… хотя, выступали же Ефим Бронмфан и Джошуа Белл на вокзале, посреди шума и потока спешащих пассажиров. Господа артисты, вас не смущает то, что во время вашего выступления посетители едят? Виктор: А кто ест, когда мы работаем? Никто! Номера настолько яркие, что за нами следят неотрывно. Ну, все-таки многие продолжают жевать, чавкать, поднимать бокалы. Виктор: Я стараюсь концентрироваться на своем выступлении и не замечать ничего вокруг. Обычно люди все-таки довольно вежливо относятся к нашей работе. Я немножко другое имею в виду. Когда Вы выступаете в центре большой арены, несколько тысяч человек пришли сюда только для того, чтобы посмотреть на Вас, они следят за каждым Вашим движением, и Вы себя чувствуете в центре внимания. Не является ли выступление в небольшом ресторане второстепенным компонентом развлечения для тех, кто жует? Виктор: Если не перейти грань между простым выступлением и таким выступлением, когда каждый посетитель начинает тебя любить, тогда мое выступление действительно станет вспомогательным элементом развлечения, своего рода шутовством. Но если эта граница пройдена и чувствуется, что каждый из людей тебя любит и в тебя верит, тогда цель достигнута. Тогда мое выступление в этом спектакле может даже по ощущению превосходить те шесть минут на манеже, после которых я ухожу со сцены. Здесь я не ухожу, я остаюсь, общаюсь с людьми, которые запомнят мое выступление на всю жизнь. «Зинзанни» – это не ресторан и не так называемое «обеденное шоу», где шоу является развлечением. Здесь и еда, и спектакль существуют на одном уровне, театр заполняет атмосферу и создает совершенно незабываемое ощущение для зрителя: здесь царит другое время, другое пространство, другие эмоции. Здесь можно и пошутить, и лично пообщаться с каждым человеком из публики, посмотреть ему в глаза. На большом манеже не всегда возникает такой контакт, там почти всегда существует дистанция. Здесь больше чувств, больше человеческого. Здесь артист находится ближе к зрителю во всех отношениях, а зритель как бы живет внутри самого спектакля. Russian World: 11411 NE 124th ST#195, Kirkland, WA 98034 Ph: (425) 821–3741 Елена: Однако иногда мне в самом деле кажется, что это уход из традиционного искусства. Смущает еда, и ты действительно чувствуешь себя второстепенным. Я знаю, что некоторые посетители воспринимают «Зинзанни» в первую очередь как ресторан и жалуются, что здесь небольшой выбор еды. Дима: Хотя, с другой стороны, люди идут сюда покушать и посмотреть, и нашей задачей является сделать так, чтобы они хорошо покушали, но еще и приподнялись над обывательским уровнем и окунулись в настоящее искусство. С одной стороны, еда, бесспорно, принижает настрой на искусство, но, с другой стороны, делает его доступным более широкому слою населения. Светлана: Если ты пойдешь в балет, ты только любитель балета. Если посетишь оперу, ты любишь только оперу. Но большое количество людей, которые никогда в жизни не были ни там, ни там, приходят сюда и захватывают частички этих жанров, мы их образовываем и делаем причастными. И они начинают любить то, что видят. Евгений: При этом многие артисты здесь не приживаются. Будучи великолепными циркачами, они не раскрываются в шоу. А другие – раскрываются. Потому что, работая здесь, нужно любить эту форму искусства. Пока ты сам ее не полюбишь, рост твоего потенциала здесь ограничен. Надо доказать, что для тебя это работает. Дмитрий: Мне кажется, то, что здесь происходит, – это не форма искусства, а форма подачи искусства. Артист под рыбу – это не искусство. А вот то, что мы зароним в душах зрителей – это искусство. Виктор: Специфика искусства – затрагивать эмоциональные и душевные точки человека визуальными и эстетическими средствами. Здесь возникает совершенно новая форма и, возможно, здесь мы еще глубже затрагиваем душу, чем в театре, когда зритель наблюдает вас на сцене, а не рядом посреди зала. Потому что здесь он видит, что у тебя в глазах. А в жизни вы такие же, как в ваших номерах? Виктор: Нет, конечно. Хотя, безусловно, пластика движений никуда исчезнуть не может, но динамика их другая. Чувство юмора при этом в жизни сохраняется! Вообще, артисты часто играют сами себя, это залог успеха. Светлана: А я уже и не знаю, кто в кого вживается – мы в образ или образ в нас… Елена Дубинец
