Я. Г. Пространственно-временная организация сознания героев

и чисто византийская сухость в рисовке библейских сюжетов наводят на
самые благочестивые размышления». Писатель раскрывается как знаток
древнего искусства, его истинных достоинств.
Не меньше, чем памятники истории, внимание писателя привлекают
богомольцы. Он хочет, чтобы его читатели почувствовали: история живет
в каждом человеке, она для них дорога. Ему близки трепетные вздохи
богомолок, чувствующих свою приобщенность к чему-то высокому,
духовному, уходящему корнями в далекое прошлое, родное, связывающее
всех людей.
Писатель с глубоким уважением относится к верованиям богомолок,
идущих рядом в глубоких переходах Печорского монастыря.
Главное в простых людях — это то, что они осознают святость истории,
мест, куда они пришли поклониться: «Ни галденья, ни звонких бабьих
голосов, даже молодежь смотрит так серьезно и сдержанно» (16). «Нельзя
было смотреть равнодушно на эту глубокую молитву, которая превозмогает
все» (44),— взволнованно заключает автор, видя, как во все времена
приобщение к святым местам, памятникам русской истории помогало
выстоять: «Этот простой народ несет сюда, к святой премудрости, свое
мужицкое горе, как несли его и далекие предки...» (34).
Мамин-Сибиряк называет Киев «Колыбелью нашей Родины», «матерью
городов русских», образно рассказывая, как здесь «творилась русская
история» (21). Так возникает проходящая через весь очерк мысль
о национальной общности. «История Киева — это история языческой
и удельной Руси» (21), и она «представляет глубокий и неумирающий
интерес» (24), по верному замечанию автора.
ПРИМЕЧАНИЕ
1. Мамин-Сибиряк Д. Н. Святой уголок: Путевая заметка / / 2-е изд. ред. ж. «Юная Россия».
Дешевая библиотека для семьи и школы. М., 1916. Далее произведение цитируется по данному
изданию с указанием в тексте страницы.
Н. Г. КАЧМАЗОВА (Екатеринбургский пединститут)
ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
СОЗНАНИЯ ГЕРОЕВ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ПРОЗЫ
НАРОДОВ СЕВЕРНОГО УРАЛА
Творчество русскоязычных писателей народов Северного Урала пронизано ощущением двойственности. Мифологичность художественного мышления этих писателей — внешнее проявление исторической коллизии, начавшей складываться еще в конце 19 века. Речь идет о подчинении миропорядка
народов Севера миропорядку европейской цивилизации.
Исконное, «общее» сознание героя литератур Севера, в котором
одухотворенная природа и человеческое естество составляют единый
комплекс, начинает испытывать влияние «иносознания», представленного
множеством индивидуальных сознаний, Герой становится контрапунктом
двух основных сознаний: мифологического и цивилизованного.
Неизбежная трансформация сознания героя сказывается прежде всего на
трансформации его представлений о пространстве и времени (П. и В.), так
как это основные ценностные категории мифологического сознания
(А. И. Осипов) (3).
Посмотрим, нет ли общих моментов в осознании героем П. и В. Они
связывают природу человека в единую органическую жизнь.
Стабильность временной ритмичности, цикличности соответствует стабильности пространственного понятия — территории обитания народностей
Севера.
102
В сознании героя сходство между категориями П. и В. проявляется
и в том, что взаимопереходность природы и человека осуществляется
в пространственно-временных координатах. Так, в романе Г. Сазонова
и А. Коньковой «И лун медлительных поток...» мать Леськи-Волка уверена,
что появление Волка около их дома — прямое следствие только что
произошедшего исчезнования ее сына, следствие переселения души.
Для того, чтобы продолжить мысль о сходстве П. и В. в сознании героя
русскоязычной прозы Северного Урала, введем представление о различных пространственно-временных парах:
а) П. и В.— конкретно-определенные (здесь, на моей земле).
«После трех лет работы Яныг-пуки отпустил Солвала домой...
— Хорошо работал. Спасибо тебе! — сказал Яныг-пуки на прощанье...
Будь строже к отцу. Не пей вина. Мансийскому краю нужен хозяин». (5,33).
б) П. и В. конкретно-определенные (иной цивилизации, иной культуры).
Есть знание того, что иной мир существует, есть конкретные проявления
этого мира, но целостные сведения о нем часто размыты, неясны. Вот как
подает перемены в ином мире шаман Якса:
«На земле нет больше царя Белого. Его дух — Кристос — тяжело ранен.
На земле теперь появился новый-дух. Его звать Революца».
«Какой это дух? Никто пока не знает. ...В мире мены-перемены... Новое
время настает. Но какое это время?..» (5, 33).
в) П. и В., в которых живут мифологические образы (Торум, Сорни-най,
Куль у Ю. Шесталова, Яминя у А. Неркаги, Вор-Люльнэ Г. Сазонова
и А. Коньковой).
С ростом воздействия иной культуры степень значимости пар П. и В. меняется, если раньше в сознании героя главенствовали мифологические П. и В., то с течением времени наблюдается рост значимости конкретноопределенных П. и В. (иной культуры). Наиболее ярко это проявляется
у героев Еремея Айпина: Микуль («В ожидании первого снега»), Никита.
Ларломкин («Старшой»).
Мифы, посвященные исключительно П. и В., относятся к древнейшим,
к тем временам, когда представления о человеческой личности не
существовало. Писателей русскоязычной прозы народов Северного Урала
интересует зарождающееся личностное начало в герое, поэтому мифы,
повествующие только о П. и В., встречаются редко, лишь в тех случаях, когда
автор хочет воспроизвести всю историю сознания своего народа (Ю. Шесталов. «Югорская колыбель». Часть 1 «Когда мир был сказкой» — легенда
о появлении земли, главка «Богатырское имя», где имя становится точкой
отсчета нового времени).
Из этих трех пар П. и В. наибольшую ценностную нагрузку несут
мифологические П. и В. В тот момент, когда медведь готов растерзать Мерчу,
со скалы, под которой находятся человек и зверь, срывается огромный
камень и убивает медведя. «Вскоре Мерча утвердился в мысли, что Земля
любит и охраняет лего» (2; 8).
В той же повести «Илир» А. Неркаги герой рассулсдает: «Сын прав, оленей
нельзя отдавать Красной нарте, но Капкан Злых Духов — страшное место»
(20; 10-11).
П. и В. могут быть враждебны по отношению к герою и в сфере
конкретно-определенного (исконного) мира. Илир загнан на оторванный от
всего мира пятачок пространства, где из него делают цепного пса
(повесть А. Неркаги «Илир»), время, настоящее и будущее, предлагает
Анико сделать мучительный, быть может, убийственный выбор (А. Неркаги.
«Анико из рода Ногб»),
Конкретно-определенная сфера и сфера мифологическая возникают
в сознании героев чаще, чем сфера конкретно-неопределенная, поэтому мы
Уделяем первым двум сферам основное внимание в этой работе.
103
В сознании героя не всегда прослеживается четкое разделение между
конкретно.-определенной и мифологической парами П. и В. Чаще всего
перекрещивание этих пар происходит в точках П. и В., которые признаны
исходными или конечными для человеческой личности.
Чем меньше свойственна автору потребность в социальном сглаживании,
тем меньше сочетаются мифологическая и реальная сферы. В повести А. Неркаги «Анико из города Ного» героиня ненавидит то место, где она
родилась, ни о каких мифах речи быть не может. А. Неркаги прибегает
к мифологическим П.. и В. в крайних случаях, когда вопрос о вере в миф
становится вопросом жизни и смерти, как в повести «Йлир», где мальчик
находит своих духовных двойников во времени (легенда о великанах, без
которых мальчик стал бы животным, или в той же повести место-двойникхранитель жизни Мерчи). Осмысливание героем своего конкретноопределенного В. и П. как П. и В. мифологического — показатель
качественного скачка сознания героя.
Утрата доминирующего положения мифологической сферой и переход
доминанты на сферу конкретно-определенную сопровождается процессом
конкретизации образов, несущих в себе черты П. и В. Это создает противовес
процессу, который сопутствовал мифологизации мира, мы имеем в виду
абстрагирование до символико-метафорического уровня.
При увеличении внимания героя к конкретно-определенным П. и В. и
конкретно-неопределенным П. и В. пространство для героя теряет свою
неопределенность, а время — вневременность.
В этих метаморфозах нет ничего удивительного: в оппозиции разума
и веры победу над верой, где царствует неопределенность времени
и пространства, одерживает разум с его представлением о конкретных П. и
В. Здесь показателен рассказ Солвала (Ю. Шесталов «Югорская колыбель»)
о снятии запрета на ловлю рыбы в священном озере. Священное озеро
утрачивает свои неопределенные, тотемные функции и включается
в координаты конкретной жизни.
Возвращение в сознании героя к представлению о вневременности,
пространственной неопределенности происходит, когда герой хочет облечь
свое восприятие мира в высокий поэтический стиль. (Не дать часть
мифологического сознания соответствующим языком, а облечь конкретный
современный мир в поэтический язык).
«Я был в такой дороге. Кочевал с оленеводами от Оби до Урала... Длинна
эта дорога, как жизнь. Трудна эта дорога, как жизнь. Сложна эта дорога, как
жизнь! Только в касании я почувствовал, кто я такой!.. (5, 162).
Обыденная речь героя дает нам представление о конкретных П. и В.
«Он (Арсентий — Н. К.) уехал с оленями. Семь месяцев он кочевал по
Уралу. Побудет в одном стаде, полечит оленей, даст советы пастухам,
переезжает в другое стадо. Там опять работа...» (5, 189).
Мы рассмотрели те случаи, когда П. и В. тождественны в восприятии
героя по своим функциям и формам проявления.
Каковы же различия в восприятии П. и В. героем?
Пространство больше связано с архаичной частью сознания героя,
поэтому оно доминирует в .мифологической сфере. Топос в творчестве
писателей Северного Урала несет огромную мифологическую нагрузку.
Чем более «осовременивается» герой, тем более активно время
отражается сознанием героя. Герой постоянно переживает движение
времени, в частности исторического, тогда как переживание-ощущение
пространства ослаблено, и это приводит к тому, что П. и В. противопоставляются по принципу «пассивность-активность», с большим доверием герой
относится к неизменному пространству. Уверенность в надежности
пассивного исходит из привычки отдавать себя воле духов и богов.
Время играет большую роль в становлении личности героя, именно через
104
цикличность, ритмичность времени герой получает представление о гармонии, но поиск гармонии духовной, социальной начинается только при
воздействии «иносознания» на «общее» человеко-природное сознание. На
этом этапе ускоряется переход от природного состояния героя к осознанию
себя личностью, происходит ценностная переориентация по отношению
к категории времени: при смене героем пассивного мироотношения на
активное изменчивость, непредсказуемость времени и того нового, что оно
несет, получает положительную оценку.
Старики Е. Айпина начинают гордиться Микулем, достигшим «высот на
«железной работе».
«Оличнение» .героя идет от вневременного восприятия своей сущности,
находящейся в синкретической связи с природой, к осознанию себя частью
конкретного времени, личностью, обладающей конкретными свойствами.
Время интенсивнее участвует в формировании личности человека за счет
более развитой системы форм и функций.
Время может заставить «работать» на себя пространство: время
и изменения, происшедшие за определенный отрезок времени, проявляются
через пространственную деталь, такая деталь порой поднимается до символа,
иногда эта деталь несет в себе пересечение, как минимум, двух времен,
например: конкретно-определенного (исконного) и конкретно-неопределенного (чужого).
Так, в повести А. Неркаги «Анико из рода Ного» смешной, неуместный
портфель Анико, которым она отгораживается от отца, становится той
пространственной деталью, которая вбирает в себя 14 лет сиротства Анико
при живых родителях.
Тождество П. и В. преобладает над различием, поэтому иногда можно
наблюдать, как пространство и время переходят друг в друга:
«Давно это было, скажу я вам. Давно, далеко то было, так далеко, что
Птица Памяти, если и долетит туда, назад не вернется — ослабнет и навсегда
потеряет перо» (4; 36).
Рассматривая отношения П. и В. в сознании героя русскоязычной прозы
народов Северного Урала, мы установили, что П. и В. могут быть тождественны в сознании героя: общая функция П. и В.— функция соединения
человека и природы в единую жизнь; П. и В.— координаты, в которых
осуществляется взаимопереходность человека и природы; для того, чтобы
продолжать рассмотрение пространственно-временной организации в сознании героя прозы Северного Урала потребовалось ввести понятие о трех
парах П. и В.:
а) конкретно-определенные П. и В.;
б) конкретно-неопределенные П. и В.;
в) мифологические П. и В.
Нами отмечен процесс конкретизации П. и В. в сознании героя. К различным П. и В. в сознании героя следует отнести то, что время более активно
в создании личности героя; велика частота использования оппозиции
«временное-вневременное»; время может заставить работать на себя
пространство (пространственная деталь — репрезентатив времени). Отношения П. и В., содержащие как тождество, так и различия в сознании героя,
представляют собой отношения оппозиции.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Айпин Е. Д. В ожидании первого снега.—Свердловск: Сред.-Урал. изд-во, 1979.
2. Неркаги А. П. Северные повести —М.: Современник, 1983.
3. Осипов А. И. Пространство и время как категории мировоззрения и регуляторы
практической деятельности.— Мн.; 1989.
4. Сазонов Г. К., Конькова А. М. И лун медлительных поток... — Свердловск: Сред.-Урал.
изд-во, 1990.
5. Шесталов Ю. Югорская колыбель.— М.: Молодая гвардия, 1972.
14 Зак. 479^
105