МОНОЛОГ И ИСПОВЕДЬ КАК ПРИЕМЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821.511.152 (045)
Т.П. БОРЕЙКИНА
МОНОЛОГ И ИСПОВЕДЬ
КАК ПРИЕМЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ
ДРАМАТИЧЕСКИХ ГЕРОЕВ В ПЬЕСАХ В.И. МИШАНИНОЙ
Ключевые слова: психологизм, психологическое изображение, речь, монолог, исповедь.
Статья посвящена таким приемам психологизма, как монолог и исповедь. Рассмотрены их роль в
драматических произведениях В.И. Мишаниной. На основе анализа пьес драматурга сделаны выводы об использовании им приемов монолога и исповеди, а также определено их значение в раскрытии психологического мира героев. При анализе использованы работы А.Б. Есина, Л.И. Тимофеева.
Статья основана на собственной трактовке специфики проблемы.
T.P. BOREYKINA
MONOLOGUE AND CONFESSION AS DEVICES OF PSYCHOLOGICAL REPRESENTATION
OF DRAMATIC CHARACTERS IN THE PLAYS BY V.I. MISHANINA
Key words: psychologism, psychological representation, conversation, monologue, confession.
The article is dedicated to such devices of psychologism as monologue and confession. We are considering
their role in dramatic works by V.I. Mishanina. Basing on the analysis of the plays, the conclusions connected
with the using of monologue and confession as devices, are being made. Also it identifies its meaning in disclosuring the psychological inner world of the charactres.
В литературе пристальное внимание уделено художественному выражению внутренней жизни человека, глубинным пластам его личности. В этом
случае при анализе произведения приобретает относительно самостоятельную роль психологическое изображение, предполагающее собой проникновение во внутренний, скрытый от глаз мир человека.
Одним из важных приемов психологизма А.Б. Есин считает внутренний
монолог [1. С. 90]. Мы считаем, что приемом психологического изображения
является не только внутренний монолог, но и внешний. Монолог предполагает
собой пространное и развернутое высказывание персонажа, не включенное в
межличностное общение, «уединенное общение». Здесь только герой и его
мысли, которые он может проговорить внутренне («про себя») или вслух. Психологизм во внешнем монологе не теряет своей значимости, а даже приобретает еще больший акцент, отображая естественные, подсознательные мысли
героя. По мнению литературоведа Л.И. Тимофеева, речь вообще «воспроизводит психологический склад и душевное состояние человека» [7. С. 194].
В драматических произведениях В.И. Мишаниной глубоко укоренен внешний монолог, позволяющий логически осмыслить поступки, осознать и обдумать их, выявить совершённые ошибки и постараться разобраться в причине
их возникновения. Где, как не в глубине своей души, человек может открыто
говорить, размышлять и спорить с самим собой, не боясь того, что будет не
понят. Это своего рода возможность познания истины, способ познания души.
Но монолог в драме – это двусторонняя связь. Герой в монологе познает себя,
а мы в монологе героя имеем возможность познать человеческую душу. То же
самое происходит и в драмах В.И. Мишаниной. Мордовский литературовед,
критик М.И. Малькина отмечает: «Геройхнень характерснон панжемста, конфликтть виияфтомста Валентина Мишанинась оцю васта максси эсь потмова
азонкшневи монолокненди; синь вельдест авторсь мрдафнесыне героензон
ётай пингти, панчсесыне событиятнень историяснон, потма ширде валдопнесыне героень мяльхнень и поступкатнень, мушендсыне синь туфталснон»
272
Вестник Чувашского университета. 2011. №1
[2. С. 7] («При раскрытии характеров героев, усилении конфликта Валентина
Мишанина большое место уделяет монологам; через них автор возвращает
героев в прошедшее время, раскрывает события их жизни, историю, освещает
внутренний мир со стороны желаний и поступков героев, находит их причины»).
В монологах своих героев драматург стремится раскрыть глубину человеческих переживаний, драматизм событий, сюжетную канву, размышления о жизни,
традициях, нравах, жизненных устоях. К примеру, Пята из пьесы «Куйгорож» говорит: «Уды ведунбацясь, куя кочкай, а мон, шава прясь, циледи мельге вихонзан… Мунь вдь кинь рьвакс сявомс…» [6. С. 300]. («Спит ведьма, а я, старый дурак, голодный хожу, поесть нечего… Нашел ведь кого в жены взять…»).
Приведенный монолог имеет внешнюю форму, по которой мы можем судить
о состоянии персонажа, узнать подробности из жизни Сюмерьге, задуматься,
почему старик произносит это не про себя, а вслух. Причем он произносит это
рядом со спящей Сюмерьге. Видимо, негодование старика дошло до таких пределов, что он более не мог и не желал молчать, что видно из следующего монолога Пяты: «Тусь. Ожу, мон сонь тонафтса! Ату кармась лангозон кяденц кепсема… Ожу, нинге пильгозон комат!» [6. С. 301] («Ушла. Погоди, я ее проучу! А то
начала на меня руку поднимать… Погоди, ты мне в ноги упадешь»).
Если в первом монологе мы воспринимаем Пяту как разочаровавшегося
и смирившегося с жизненными обстоятельствами человека, то в этом вслух
произнесенном монологе ощутимо стремление старика изменить ситуацию,
причем, произнося это вслух, он как бы хочет получить чью-то поддержку,
согласие, усилить свое внутреннее «я», чтобы действовать энергичнее.
Монолог Аню в пьесе «Ёронь юромста стирня» («Девочка из племени перепёлки») тоже имеет внешнюю форму: «Аню двигает табуретку, достает со
шкафа портрет отца. Громко: «Я же говорила, что ты сегодня приедешь. А мне
никто не верит, даже мама. Когда отпрашивалась у Анны Ванны, она глаза выпучила. А я так и сказала ей: отец приезжает, надо встретить…» [5. С. 174].
В своих мыслях девочка давно решила, что отец придет, и не важно, что
думают о ней мама, Анна Ванна, друзья. Слова Аню выражают ее непреодолимое желание поскорее приблизить встречу с отцом.
Одним из специфических признаков монологов героев В.И. Мишаниной
является апеллирование к животным, нередко являющихся их «бессознательными собеседниками».
В пьесе «Куйгорож» старик Пята обращается к петуху: «Лац морат, Мазы
Сюрьхцем, улема, тутмаце пяшксе… Эх, кда тейненге ваи лямня али ваи ямня…» («Красиво поешь, Красивый Гребешок, видимо, сытый… Эх, кабы и мне
бы жирных щей али кашки с маслом…»). К коту он обращается так: «Тейтьке
ямня, нолапарь? Мон тейть максан ям! Утомса шеерхне кштизь кштийхть…
Мезе? Утомсь шава? Тят лажна, ката ялгай, аф юматама [6. С. 294] («Тебе
тоже каши, горлопан? Я тебе дам кашу! В амбаре мыши пляски устраивают…
Чего? Пуст амбар? Не переживай, кот дружок, не пропадем…»).
Присутствие животных имеет свое художественное значение, что является
еще одним, тоже необычным, способом выражения внутреннего состояния героя.
В пьесе «Озкс тумоть тарадонза» («Ветви священного дуба») главная героиня – Нюра обращается к мыши, которая попалась ей на глаза: «Мярьгат,
тоньге пекце вачсь, равжа сельме? Мезе ванат? Кши кувоня учат? Ожу сяван
ката, сон тинь анттядязь… Ваттака, ёфси аф пелят эздон! Эста на смелшинкса кувоня. Но ката сяван, киртть!» [4. С. 185] («Говоришь, ты тоже есть хочешь, черный глаз? Что смотришь? Горбушку ждешь? Погоди, заведу кота, он
вас быстро накормит. Смотри-ка, вовсе меня не боишься! Тогда вот тебе хлебушка за смелость. Но кота возьму, держитесь…»).
Литературоведение
273
Этот прием (обращение к животным) драматург использует для показа
тех черт личности, которые не выявляются при общении героев с людьми, а
общение с животными позволяют нам разглядеть их. В принципе, подобный
ход можно интерпретировать как способ передачи настроения, размышлений,
состояния героев, элемент их речевой характеристики.
Те черты характера, которые не удалось раскрыть в диалогах, драматург
опять-таки пытается раскрыть в монологах-размышлениях о человеке, его сущности. Так происходит с Нюрой: «Вов, шеерня, ватт и рахак ломаттнень лангс.
Няк, кажнайти кати-мезе эряви… Тулень тяста, да кивок аф терди эсон, кивок аф
учи… А коса цебярь?.. Пара. Тяни мадомска пинге. Учсаськ – вандысь мезе канды» [4. С. 187] («Вот, мышка, смотри и смейся над людьми. Видишь, каждому
что-то надо… Уехала бы отсюда, да никто не зовет, никто не ждет… А где хорошо?.. Ладно. Спать пора. Посмотрим – день завтрашний что принесет»).
Произнесенный Нюрой монолог обнажает ее психологическое состояние,
мысли, размышления, в которых ощущается ее полное одиночество.
Чувствует себя одиноким и Павел из пьесы «Босиком по облакам», поэтому его собеседник – попугай Кеша. В семье ни жена, ни дочь не обращают
внимания на душевное состояние Павла, проявляя в некотором роде неуважение к нему. Дерзкое обращение Наташи служит тому доказательством:
«Пап, а ты кусаться начал… А я думала, ты только на бумажных самолетиках
летаешь… Вот все хочу спросить: когда ты играешь в самолетики, ты в ребенка превращаешься или как?» [3. С. 151].
Лишь со своим любимым попугаем он может поговорить по душам, раскрыть то, что творится у него на душе и что послужило поводом для грусти, тоски. Так он рассказывает Кеше: «… Что-то стряслось со мной, Кеша. После того как
уже сделал посадку… А в голове какой-то шарик сдвинулся с места… Сел. Все
живы. И вот в этот момент я потерял сознание… Ко мне подошла Мария, моя первая и единственная любовь… Она умерла лет десять назад…» [3. С. 143].
Из слов Павла мы многое узнаем о его прежней жизни, работе, любви,
которая была первой и единственной, понимаем его заботы и переживания; в
монологе раскрывается сущность персонажа, черты характера, что позволяет
воспринимать его как незаурядную личность.
В другом обращении к Кеше мы узнаем о Павле как о романтике, чувственном и ранимом человеке. Вот как он говорит о смысле своей жизни: «Ты
лучше меня знаешь, друг, что такое крылья и свобода. Поднимаешься в небо,
хоть и тело притягивает земля, но душа, душа свободна в полете. Вот перестала летать моя душа – и стало разрушаться тело. Жить ради живота и ради
гнезда – не имеет смысла» [3. С. 168].
В словах Павла чувствуется не только его отношение к жизни и счастью, но
и отчаяние. Павел признается, что погибает; ему не хватает чувства окрыленности и тесной связи с небом, где постигаются истинная свобода и гармония души.
Пространные и емкие монологи Павла позволяют читателям проникнуться в состояние его души, понять причины, по которым он не может найти гармонию с самим собой и окружающими его людьми.
Персонажи – Пята, Нюра, Павел – являются глубоко одинокими людьми,
у которых нет близких друзей, собеседников, поэтому они обращаются к животным, птицам.
С помощью диалогов драматург изображает разногласия между персонажами, а с помощью монологов старается раскрыть мотивы их поступков и слов,
их жизненные цели, замыслы, их сомнения, сложность взаимоотношений.
В пьесах В.И. Мишаниной одним из активно используемых приемов психологического изображения является исповедь. Исповедная речь, насыщенная
восклицательными предложениями, риторическими вопросами, призвана выра-
274
Вестник Чувашского университета. 2011. №1
зить крайнюю степень драматического состояния героя. Драматург в них дает
своим героям возможность излить сердечную боль, выразить свое недоумение и
возмущение. Это чувствуется в исповеди Люси в пьесе «Тят шава, тят сала»
(«Не убей, не укради»): «Сон валда. Сон аф мувору. Сон образть меки кандсь. А
минь сонь шавоськ… Шкабаваз, Азорозе, мон максонь тейть вал аф ваномс цёра
лангс, а монць варжакстонь… варжакстонь и шарькодень – монга ломанян… Шкабаваз, Иисус Христос, тон тонць кошардыть ломаттнень кельгома фкя-фкянь…
аньцек азк тейне, Шкабаваскяй, мес ломаттне шавондсазь сятнень, кит сявондьсазь эсь лангозост лиянь грехнень-пежетнень?.. [4. С. 246] («Он чист. Он не виноват. Он икону обратно принес. А мы его погубили… Господи, я дала тебе слово не
смотреть на молодых людей, а сама посмотрела… посмотрела и поняла – я тоже
человек… Господи, Иисус Христос, ты сам завещал людям любить друг друга…
только объясни мне, почему люди губят тех, кто берет на себя грехи других?..»).
Гибель Витька произвела на Люсю такое сильное потрясение, что она не
смогла сдержать себя и рассказала о своих душевных, интимных мыслях.
В.И. Мишанина четко передала ход мыслей, сокровенные мечты Люси, весь
трагизм случившегося. Так что читатель невольно начинает размышлять над
вопросом Люси: почему люди губят тех, кто берет на себя грехи других?
Активно используется прием исповеди в драме «Вальмафтома куд» («Дом
без окон»). В этой связи важную роль в пьесе играет Мужчина, бежавший из
тюрьмы. Несмотря на то, что в пьесе у него нет имени (Мужчина), он является
главным действующим лицом: его встреча в купе с пассажирами обостряет
действие пьесы, позволяет наиболее образно и детально охарактеризовать
современное общество. Вот как он говорит о себе: «… Лемоц Сергей… Сергей… монь аш лемозе… Сонь ули лемоц… пади, аф юмафтсы лемонц… А мон
аф улян модать лангса. И кивок мзярдовок тейне аф азсы: местема мон сашендонь модать лангс» [4. С. 280] («… Сына Сергей зовут… Сергей… у меня
нет имени… У него есть имя, авось не потеряет. А меня не будет на земле. И
никто не вспомнит обо мне и не спросит: зачем я приходил на эту землю»).
В словах Мужчины наблюдается интонация грусти и сожаления о неудавшейся судьбе. В том, что у этого персонажа нет имени, драматург усматривает
определенную значимость. Он пытается разобраться в том, кто скрывается за
этой личиной и какова степень пораженности общества нравственным заболеванием, которое связано с утратой нравственных принципов. В своей исповеди
герой обнажает изъяны общества, то, что разъедает человеческую душевность и
сознание, распространяет безразличие. В этой же исповеди он рассказывает о
том, какое у него было детство: «Тядязе?.. Тя сон, шачфтыезе, тиемань аф ломанькс. Мон кодак мяляфтса эсь прязень – най клеткасан. Сон пякснемань монь
шобда шкафу… Мяляфтса пялень шкаф кенкшкяти варяня, ванонь… Весть няезь
шкафста варянять, цють сельмозень ашезь тарга… Сисем кизоса мон ни кудста
ворьгодень…» [4. С. 280] («Мать?.. Это она родила, сделала из меня нелюдя. Я
как вспомню – всегда в клетке. Она закрывала меня в темном шкафу… Помню:
проделал дырку в двери шкафа, смотрел… Она, увидев дырку в шкафу, чуть глаза
мне не выколола. В семь лет я из дома сбежал…»).
Рассказ Мужчины о своем детстве дает некоторым образом объяснение,
почему он встал на преступный путь. И этот эпизод, к сожалению, взят из жизни.
Трагично, что семейные ценности рушатся, нет того нравственного стержня, который помог бы в воспитании ребенка и правильном выборе им жизненного пути.
В пьесах В.И. Мишаниной психологическое изображение мира героев достигается благодаря широкому спектру приемов психологизма. Наиболее часто
встречающимся психологическим приемом в пьесах В.И. Мишаниной является
монолог, который имеет разные способы изображения психологического мира
275
Литературоведение
героев. В первую очередь, это внешний монолог. Он произносится «не про себя», а вслух и позволяет с большей экспрессией передать душевное состояние
героя. Следующий тип монолога, который мы выделяем в пьесах В.И. Мишаниной, – это обращение к животным. Нередко герои драматурга являются одинокими, нуждающимися в общении людьми. Поэтому психологическое состояние героев он изображает посредством беседы с животными. Использование
драматургом исповедной речи как психологического приема также оправданно,
так как исповедь по своей природе означает рассказ о сокровенных мыслях и
желаниях, в котором раскрывается внутреннее состояние героя.
Литература
1. Есин А.Б. Принципы и приемы литературного произведения. М.: Флинта; Наука, 2000. 248 с.
2. Малькина М. Ингольдень вал // В.И. Мишанина Вальмафтома куд. Саранск: Морд. кн. изд-вась, 2002. С. 5-8.
3. Мишанина В.И. Босиком по облакам: пьеса // Венок родной земли: пьесы финно-угорских драматургов России / сост. и ред. А.В. Попов. Сыктывкар: Изд-во «Эском», 2008. С. 143-171.
4. Мишанина В.И. Вальмафтома куд: повесть, азкст, пьесат [мордов.-мокша яз.]. Саранск: Морд. кн. изд-вась,
2002. 320 с.
5. Мишанина В.И. Девочка из племени перепёлки: пьеса / В.И. Мишанина // Венок родной земли: пьесы финноугорских драматургов России / сост. и ред. А.В. Попов. Сыктывкар: Изд-во «Эском», 2008. С. 171-190.
6. Мишанина В.И. Ёронь юромста стирня: азкст, пьесат, повесть, ёфкст [мордов.-мокша яз.]. Саранск: Морд. кн.
изд-вась, 2006. 344 с.
7. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы: учеб. пособ. для студ. пед. ин-тов. 4-е изд., испр. М.: Просвещение, 1971. 464 с.
БОРЕЙКИНА ТАТЬЯНА ПЕТРОВНА – аспирантка кафедры русской, зарубежной литературы и методики
преподавания, Мордовский государственный педагогический институт, Россия, Саранск ([email protected]).
BOREYKINA TATAYNA PETROVNA – post-graduate student, Mordovian State Pedagogical Institute, Russia,
Saransk.
УДК 398.221
И.Г. ЗАКИРОВА
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ МОТИВА ДУШИ
В ТЮРКСКОЙ ЭПИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ
Ключевые слова: душа, голова, кровь, палец, эпос, сказка, герой.
Проанализированы верования и представления тюркских народов, связанные с мотивом «душа».
Душа рассматривается как главная ценность и связующее звено всех трех миров. Вокруг нее сконцентрированы все обряды и ритуалы.
I.G. ZAKIROVA
REPRESENTATION OF THE SOUL’S MOTIVE IN THE TURKIC EPIC TRADITION
Key words: soul, head, blood, finger, epos, tale, hero.
Beliefs and view of Turkic people connected with soul’s motive were analyzed. Soul is considered as the main
value and connecting link of all three worlds. All ceremonies and rituals are concentrated around it.
В тюркском фольклоре и мифологии сохранилось много верований и
представлений, связанных с понятием «душа». Фольклор и мифология представляют душу как «вечное начало, дающее телу жизнь и способное существовать вне его» [7. С. 772].
Иначе говоря, душа бессмертна, нематериальна, т.е. духовная часть живого существа, основная ценность его существования.
Одним из первых исследователей, уделивших внимание понятию душа, был
Эдуард Тэйлор. В работе ученого «Первобытная культура» дается определение
понятия души, объясняется происхождение различных верований, связанных с
душой. Проанализировав мировоззрения и верования, касающиеся таких явлений, как сон, сновидение, болезнь, смерть, ученый заключает, что они связаны с
представлением души в виде некой заключенной в теле человека субстанции –
«тонкого, невещественного человеческого образа» [8. С. 259-345].