СИСТЕМНО-ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЙ ПОДХОД К СТРУКТУРЕ
реклама
СИСТЕМНО-ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЙ ПОДХОД К СТРУКТУРЕ ПОВЕДЕНИЯ Шакурова Анна Васильевна, доцент кафедры психологии управления ФСН, кандидат социологических наук Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского, г. Нижний Новгород, Россия [email protected] Статья представляет собой аналитический обзор источников, посвященных феномену «поведение» и, в частности, его структуре. Ключевые слова: Поведение; деятельность; структура; мотивация; целеполагание; исполнение SYSTEMIC-ACTIVE APPROACH BEHAVIORAL STRUCTURE Anna Shakurova, associated professor of the Department of administration psychology Lobachevsky Nizhny Novgorod State University, Nizhny Novgorod, Russia [email protected] The article is the analytical revive Abstract of literature, Devoted to the behavior and its structure. Keywords: Behavior; activity; Structure; Motivation; Goal-seeking; performance. Проблема структуры поведения как единой системы, имеющей сложное строение, актуальна не только для развития теории, но и для определения наиболее эффективных путей решения многих практических задач. Не секрет, что научный анализ поведения, предпринятый различными учеными, также включает исследование взаимосвязей и взаимоотношений последнего с категорией «деятельность». В нашем понимании данные конструкты имеют синонимичную природу, поэтому логично предположить, что представленные ниже подходы к характеристике морфологии деятельности могут быть распространены на структуру человеческого поведения, а структурные компоненты деятельности: мотивация, целеполагание, исполнение, отнесены к структурным компонентам поведения. Как поведение в целом, так и относительно завершенный элемент последнего (поведенческий акт), образуют «исполнительную» фазу поведения, а, направляясь на определенную цель, исходят из тех побуждений [24. С. 443]. [20. С. 93], которые, по мнению С.Л. Рубинштейна, в разной степени осознаются субъектом, опосредуются господствующей идеологией, индивидуальной системой взглядов и становятся для человека мотивом действия. «Конкретная мотивация реального действия, возникает из соотношения побуждения с целью, однако, никак не ограничивается им, а включает осложняющее и видоизменяющее основной мотив отношение индивида к реальным обстоятельствам той конкретной жизненной ситуации, в которой должно быть осуществлено это действие. Всегда более или менее многообразное и часто противоречивое отношение к условиям действия, соотносясь с отношением к цели, придает мотивации ее конкретность, жизненную содержательность и порой противоречивость. С другой стороны, предмет, на который направляется действие и который побуждает к нему, становится целью действия только через соотнесение его с мотивом» [24. С. 445]. Согласно концепции С.Л. Рубинштейна, «…то, что в качестве предмета как потенциальной цели поведения, побуждает человека к действию, должно иметь личностное значение. Именно отношение к важным для субъекта обстоятельствам, зачастую обусловленное и опосредованное включением индивида в общественные отношения, реализующееся в действии, является источником, который порождает данное действие: его мотивом и смыслом» [24. С. 445]. По мнению М. Вебера также «поведение имеет место только в том случае и постольку, если и поскольку действующий индивид или действующие индивиды связывают с ним субъективный смысл, …а мотивом называется некое смысловое единство, представляющееся действующему лицу или наблюдателю достаточной причиной для определенного действия» [3. С. 455457]. Не секрет, что сложность и многообразие мотивов человека определяется сложностью структуры возникающих у него потребностей, установок, стереотипов (подсознательная мотивация), интересов, ценностных ориентаций, взглядов, мировоззрения (осознаваемая мотивация). Выделенные М. Вебером аффективные и традиционные действия обусловлены подсознательной мотивацией, т.к. «…возникают под влиянием аффектов или эмоциональных состояний индивида и основаны на длительной привычке» [3]. По словам Э. Гидденса, неосознаваемые мотивы «есть существенная особенность и характерная черта человеческого поведения» [4. С. 45]. Целе- и ценностнорациональные действия детерминированы осознаваемыми мотивами, поскольку «…в их основе лежит осознанное [курсив мой А.Ш.] ожидание определенного поведения предметов внешнего мира и других людей и использование этого ожидания в качестве «условий» или «средств» для достижения своей рационально поставленной и продуманной цели («целерациональное» действие) и вера в безусловную — эстетическую, религиозную или любую другую — самодовлеющую ценность определенного поведения как такового, независимо от того, к чему оно приведет («ценностно-рациональное» действие)» [3. С. 461]. По мнению современных социологов, в частности, Г.В. Осипова, также «исходным пунктом детерминации социальной деятельности и социального поведения людей являются объективные условия жизни, которые порождают определенные потребности и интересы. … При этом первые понимаются как [курсив мой А.Ш.] повседневные нужды человека в еде, одежде, жилье и т.д., ... трудовой деятельности, социальной активности, духовной культуре, т.е. во всем том, что является продуктом общественной жизни…, потребности, связанные с включением индивида в семью, многочисленные социальные общности (группы, институты, организации), в сферы производственной и непроизводственной деятельности, в жизнедеятельность общества в целом… Осознание и усвоение ценностей составляют высший уровень потребностей человека… Ценности, к которым стремится человек, … обладают как в общественной, так и в личной жизни весьма реальной мотивационной силой. Вторую группу детерминант [курсив мой А.Ш.] интересы, которые выступают как результат осознания потребности в чем-либо, образуют четыре типа интересов: … интерес-отношение, т.е. устное заявление индивида об интересе к тому или иному объекту; интерес-действие, или практическое проявление интереса путем участия человека в том или ином виде деятельности; интерес-установка, сложившийся в процессе длительного взаимодействия человека с другими людьми и окружающей средой и сохраняющий свою направленность в различных социальных ситуациях; интерес-ориентация выделение из ряда других интересов одного в качестве главного» [20. С. 89]. С позиции Г.В. Осипова, определенное взаимодействие потребностей и интересов, выполняющих функцию мотивации социальной деятельности, способствует формированию еще одного самостоятельного мотивационного механизма, а именно, диспозиций личности, которые фиксируются в установках различного уровня или, другими словами, «формах реагирования на стимулы внешней среды субъекта деятельности, стремящегося удовлетворить те или иные потребности» [20. С. 93]. Более того, именно установки исполняют роль не только побуждения к действию, но также предопределяют выбор цели и средств реализации последнего. По словам автора, существует четыре уровня установок личности, которым соответствуют четыре уровня социального поведения. Первый уровень включает в себя закрепленную предшествующим опытом готовность к действию (элементарные фиксированные установки), которая выражается в реакции субъекта на актуальную предметную ситуацию, специфические и быстро сменяющие друг друга воздействия внешней среды и т.д. Второй уровень составляет система социальных установок, складывающихся на основе оценки отдельных социальных объектов и ситуаций (ситуационные установки), которая детерминирует привычные действия, выступающие элементами поведения, его целенаправленными актами, подчиненными представлению о том, какой результат должен быть достигнут. К третьему уровню относятся установки, определяющие общую направленность деятельности человека в той или иной сфере (установки ценностные ориентации), и детерминирующие целенаправленную системную последовательность социальных действий, преследующих существенно отдаленные цели. На четвертом уровне складываются установки, определяющие направленность личности на цели жизнедеятельности и («установки-интересы»), выбор и соответствующих происходит средств реализация их реализации жизненных целей. Безусловно, поведение человека регулируется диспозиционной системой на каждом уровне, но в зависимости от цели и ситуации ведущая роль принадлежит определенному уровню диспозиций или даже конкретному диспозиционному образованию [20]. Иначе говоря, придание «большого значения духовной активности как детерминанте поведения» [1. С. 13], т.е. причисление к детерминантам поведения потребностей, ценностей, установок, идей, которые свойственны конкретному индивиду или группе лиц, стало вполне традиционным явлением не только для отечественной и зарубежной психологии, но и социологии. Более того, последнее время в научной литературе появились социологические исследования, посвященные анализу мотивирующих влияний гештальт-структур феноменов, которые всегда считались частью понятийного аппарата психологии. С позиции автора концепции гештальт-социологии А. Дайкселя, «гештальт выступает как живая сущность, активно влияющая на людей и их поведение… массами можно руководить только системой образов, аргументы любой природы здесь им безоговорочно проигрывают…» [18. С. 538]. Тем не менее, в рамках анализа мотивационного аспекта поведения человека нельзя обойти вниманием тезис В.А. Ядова, согласно которому «существо проблемы социальных отношений и личности в современном обществе – это вопрос о том, как именно социальные отношения воздействуют на личность, и … как она преобразует свою социальную среду» [32. С. 381]. С одной стороны, человек, обладающий интеллектом, самостоятельно создает условия для комфортной жизнедеятельности, т.е. социальным субъектом, и в то же время он является продуктом определенной социально-культурной среды. Поэтому наряду с уже перечисленными выше побудителями активности человека логично выделить ряд дополнительных факторов мотивации социального поведения, а именно: общественные нормы, правила поведения и роли индивида. «Правила поведения, которые Э. Гофман определяет как невидимые коды или «руководство к действию, рекомендуемое … потому, что оно уместно или справедливо», влияют на индивида двояко: прямо, как обязанности, устанавливающие для его поведения моральные ограничения, и косвенно, как ожидания, предусматривающие моральную обязанность других вести себя определенным образом по отношению к нему» [8. С. 66]. При этом обязанности и ожидания индивида относительно партнера по взаимодействию, идентичные требованиям, предъявляемым человеком к собственному поведению, составляют симметричные правила, а руководство к действиям одного из участников, которое нарушает правила, действующие в отношении него, называются асимметричными. В научной литературе можно встретить различные типологии правил социального поведения, в том числе, формальные и неформальные; содержательные и церемониальные. По мнению Э. Гофмана, опирающегося в своих рассуждениях на дихотомию Э. Дюркгейма, содержательное правило направляет аспекты поведения, которые воспринимаются в качестве важных, независимо от того, соблюдаются они участниками интеракции или нет. А церемониальное правило обуславливает поведенческие акты, ощущаемые как вторичные или вовсе незначимые; «их основное значение по крайней мере, официально выступать [курсив А.Ш.] конвенциональными средствами коммуникации, посредством которых индивид выражает свой характер или сообщает о своем восприятии других участников ситуации»[8. С. 72]. Оба типа правил, гарантирующих единообразие действий всех членов сообщества и закрепленных санкциями, образуют самостоятельные поведенческие кодексы. Так, «кодекс, который предписывает содержательные правила поведения и внешних самопроявлений, охватывает закон, этику и мораль, … а кодекс, определяющий церемониальные правила и церемониальные формы самовыражения, включен в то, что мы называем этикетом» [8. С. 73]. Я.Л. Эдельман предлагает вычленять в структуре мотивации поведения ядро (наиболее значимые побудители) и периферию, при чем, чем сложнее конкретная ситуация, тем менее дифференцированным оказывается действие отдельных мотивов. социализированной По мнению личности автора, является мотивационная достаточно структура устойчивой, но не абсолютной, поэтому может трансформироваться под влиянием внешних факторов. При этом изменения могут касаться как самой структуры (ядра и периферии), так и рангов значимости отдельных элементов последней [25]. По справедливому утверждению Б.Ф. Ломова, для любого поведенческого акта характерна специфическая связь прошлого, настоящего, будущего. Так, текущее действие основывается на знаниях, умениях, навыках, приобретенных индивидом в прошлом, т.е. на «аккумулированном прошлом», а само действие зависит от конкретных условий, в которых оно реализуется в настоящий момент. Предполагаемый результат также формулируется человеком до начала реализации собственной активности, но относится к будущему периоду и во многом зависит от качества отражения индивидом общих или частных тенденций развития событий, закономерных связей между событиями и т.д. Детерминантами поведенческих актов или «пусковым механизмом», согласно автору, могут выступать не только потребности и установки, но и субъективноличностные отношения, эмоциональные состояния, цели, задачи, сами действия индивида, уровень саморегуляции, ситуация и пр. Однако реализация детерминации представляет собой развернутый во времени процесс, состав и структура которого могут подвергаться изменениям в ходе выполнения акта. Следующим важным звеном в структуре поведения является цель, которая, по словам ученых, может быть изучена и понята лишь при определении своего места и связей в системе других существенных звеньев. Именно о таком способе разработки определения понятия «цель» писал К. Маркс: «Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю» [26. С. 21-35]. Хотя нельзя не отметить, что в социальногуманитарной научно-исследовательской практике анализ таких конструктов, как «цель» и «целеобразование» зачастую оказывается вторичным по отношению к «… иным процессам, детерминирующим поведение человека, функционированию культурных ценностей и норм, социальному взаимодействию, возникновению проблемных ситуаций, формированию и действию установок, потребностей, мотивов и т.д.» [17. С. 151]. Сопоставление дефиниций философских, категории «цель» социологических позволяет и обнаружить психологических семантическое единообразие в определении данного конструкта. Например, известный отечественный философ Н.Н. Трубников, крупный российский психолог О.К. Тихомиров трактуют цель как «идеально положенный в виде цели результат действия, т.е. мотивированное, осознанное, выраженное в словах предвосхищение будущего результата, которое является условием и (или) причиной достижения этого результата [27. С. 5]; [27. С. 459]; [28. С. 59-68]. Х. Рамперсад определяет цель как «личный результат, которого индивид хотел бы добиться, чтобы реализовать свои личные устремления (т.е. совокупность руководящих принципов, отражающих концепции», планы и способы их достижения, моральные ценности) содержание «Я- и воплощающих личные [курсив мой А.Ш.]» [23. С. 52], а Р. Аккофф и Ф. Эмери как «желаемый результат, недостижимый за рассматриваемый промежуток времени, но доступный в будущем, причем за заданный период к нему можно приблизиться» [2. С. 66]. Для лучшего понимания роли и функции данного феномена в поведении индивида Р. Аккофф и Ф. Эмери дополнительно выделяют итог, задачу и идеал действия. Итогом ученые предлагают считать ближайший, задачей – промежуточный, целью – долгосрочный, а идеалом – окончательный желаемый для субъекта результат. По мнению специалистов, «цель нельзя достичь за рассматриваемый отрезок времени, а идеал вообще недостижим» [2. С. 67], поэтому целесообразнее говорить о продвижении к ним, имеющем место только тогда, когда ожидаемая ценность выбора эффективности способа результатов монотонно действия возрастает относительно на ожидаемого конкретном интервале множества времени. Х.К. Рамперсад полагает, что реализация личных целей, а также устремлений, которые мотивируют индивида и которые, на наш взгляд, релевантны «идеалу» по Р. Аккоффу и Ф. Эмери, представляется более эффективной, когда сознание индивида содержит четкие представления относительно личных критических факторов успеха, показателей деятельности, задач и мер по улучшению собственных действий. По мнению автора, критические факторы успеха или, другими словами, «реально достижимые промежуточные цели, которых можно добиться в жизни» [23. С. 50], отражают индивидуальную уникальность и потенциальные сферы для саморазвития человека; показатели деятельности отражают «нормы, на основе которых индивид оценивает свой прогресс в достижении личных целей» [23. С. 53], и критерии для измерения последних. Личные меры по улучшению представляют собой методы реализации личных устремлений, а задачи «целевые значения, которых достигают и которые затем оценивают с помощью личного показателя деятельности» [23. С. 58]. При этом последние наряду с показателями деятельности должны быть конкретными и поддающимися измерению, т.е. четко сформулированными, выполнимыми, т.е. реальными, осуществимыми и приемлемыми, ориентированными на результат, т.е. предусматривать достижение конкретных результатов, и привязанными ко времени или срокам выполнения, темп которого можно было бы отслеживать. В трактовке В.Д. Шадрикова, цель индивидуальной активности представляет собой мысленное конструирование будущего результата или уровень достижений, на который претендует личность [30], [31]. Как идеальная модель конечного продукта поведения и деятельности она проявляется в виде перцептивного образа, образа-представления, определенной «логической конструкции» (система суждений и умозаключений), а как уровень намеченных достижений выступает в роли «общего интегратора частных целей» или определенной стратегии на ближайшую и долговременную жизненную перспективу [13. С. 242]. Более того, сформулированная и принятая цель уровень достижений может выступать в роли детерминанты поведения, т.к. приобретает черты «квазипотребности» по К. Левину. Данные многочисленных исследовательских проектов свидетельствуют о том, что конкретные типы и итоги поведения актора коррелируют с определенными параметрами цели, при этом наиболее важную роль играют следующие критерии: 1. Трудность цели критерий, выражающийся в относительных или абсолютных терминах и определяющий вероятность достижения цели или уровень сложности последней. Установлено, что к наиболее важным характеристикам, определяющим выбор цели по параметру трудности, относятся ее воспринимаемая желательность (привлекательность) и доступность. При этом привлекательность обусловлена характером ценностей и потребностей индивида, воспринимаемая доступность верой в эффективность и контролируемость субъектом средств достижения цели. 2. Содержательное разнообразие целей критерий, фиксирующий предметную направленность цели. Так, в соответствии с одной классификацией можно выделить цели, направленные на развитие умений, и цели, направленные на демонстрацию уже развитых умений; цели, ориентированные на себя (Я-вовлеченность) и на задачу, результат (С. Двек, Дж Николс). Согласно другой типологии, различают внешние и внутренние цели (Р. Реан, Т. Литтл и др. и др.); цели, за которыми стоят различные варианты экстернальной или интернальной регуляции; цели, направленные на достижение позитивных результатов или избегание негативных итогов, или цели верхнего порядка, определяющие «кем быть», и цели нижнего порядка, определяющие «что делать». В теории В. Парето выделяются эгоистические цели, т.е. интересам детерминированные других обусловленные людей выбором в или предпочтением общества, и пользу внешнего собственных интересов альтруистические контекста; в цели, концепции Ю. Хабермаса предлагаются цели действий, ориентированные на приобретение успеха или взаимопонимание [34]; [21]. Э. Гофман упоминает церемониальные и содержательные цели, направленные на реализацию церемониальной или содержательной деятельности [8]. 3. Специфичность цели критерий, отражающий степень четкости, определенности поставленной задачи и критериев ее достижения. Среди наиболее важных характеристик данного параметра специалисты выделяют уровень абстрактности, сложности и широту. В соответствии с результатами исследований Г. Латмана, И. Локке и других авторов, конкретизация модели будущего результата, который обладает высоким уровнем трудности, в большей степени обеспечивает достижение последнего, чем конструирование легких и неопределенных целей. Что касается такого параметра различения целей, как широта, то цели, достижение которых требует от актора сравнительно небольшого количество действий, называются узкими, цели, связанные с широким диапазоном действий, трактуются как долгосрочные, а способы овладения целями среднего уровня, которые, в свою очередь, служат достижению более широких целей, называются конкретными. 4. Способ постановки цели критерий, отражающий степень самостоятельности актора в выборе и формулировании модели будущего результата действий. Согласно данному параметру дифференциации, цели могут даваться субъекту в готовом виде другими людьми («внешние»), а могут продуцироваться субъектом самостоятельно («внутренние»). При этом первые, по свидетельству А. Бандуры, Т.О. Гордеевой и др., обладают не меньшей мотивационной силой, чем вторые, если вызывают определенный интерес и эмоционально «заражают» индивида. 5. Временная удаленность/близость цели критерий, фиксирующий время, которое проходит от момента постановки до момента достижения цели [5]; [22]; [27]; [35]. Стоит, однако, отметить, что М. Вебер в своих научных трудах также определяет цель как результат действий индивида. В частности, «целерационально, – писал М. Вебер, – действует тот, кто ориентирует свое действие в соответствии с целью, средством и побочными последствиями и при этом рационально взвешивает как средства по отношению к цели, как цели по отношению к побочным следствиям, так, наконец, и различные возможные цели по отношению друг к другу» [4. С. 72]. В. Парето в своих работах выделяет воображаемые и реальные цели, которые могут носить эгоистический и альтруистический характер и, таким образом, приносить пользу индивиду или окружающим, о чем уже упоминалось выше, но мотивирующая сила разных видов целей, по мнению ученого, оказывается различной. Так, рассуждая, автор исходит из мысли о том, что «человек, движущийся из точки h в точку m под действием инстинкта, интересов или иных сходных причин, будучи логически мыслящим существом, стремится узнать, почему он движется по направлению hm, и благодаря работе фантазии воображает цель T. Затем воображаемый объект Т благодаря сохранению агрегатов обретает для него чувственную ценность и помимо иных причин побуждает его идти по пути hm. Кроме того, он воздействует и на других индивидов, которые находят такие же чувства в том обществе, где они живут, иначе люди не имели бы никаких мотивов, даже самых ничтожных, двигаться в этом направлении…» [21. С. 266]. Иными словами, цели, также как уже упомянутые В. Парето инстинкты, интересы, чувства, являются для человека серьезным стимулом к действию, причем действию, обладающему социальной полезностью. Так, по мнению ученого, двигаясь «…в направлении к цели Т, выраженной теологическими, метафизическими и другими деривациями такого же рода, люди должны заботиться о своей пользе и добиваться большего благополучия для себя и для общества и переходить в точку m…» [21. С. 266-267], в которую в действительности приходит индивид и которая является отражением реальных достижений последнего. В социологии Р.К. Мертона цели понимаются как культурно обусловленные «вещи, к которым стоит стремиться» [15. С. 19], и которые «выступают в качестве законных … для всего общества, … отдельных слоев» [15. С. 19] и представителей последних. Таким образом, к пяти перечисленным выше критериям целей логично было бы добавить еще несколько параметров, а именно: уровень отрефлексированности цели в сознании индивида; сила и характер мотивирующего влияния цели; характер отношений между целью, ее видом, и разными видами полезности, т.е. пользой для индивида или пользой для других, общества; степень соответствия (согласованности) культурных и индивидуальных целей актора. Хорошо известно, что многочисленные психологические объяснения категории «цель» фокусируются на понимании данного конструкта как явления опережающего (антиципации) характеристики отражения или которых действительности целеполагания, зависят от посредством предвидения содержательно-динамические индивидуально-психологических особенностей человека и социально-культурного контекста поведения личности (общественных требований, норм, законов и пр.). Но если первая форма отражения относится скорее к перспективному отображению объективного хода событий, взятых безотносительно к субъекту данного процесса, то вторая характеризует создание будущего результата собственных действий и реализовывается сначала посредством освоения коллективного опыта и общения с людьми, а затем под воздействием расширяющихся личностных приобретений: «… Постановка цели и ее достижение, первоначально разделенные между людьми, затем объединяются в деятельности одного человека» [27. С. 15-16]. Более того, К. Маркс подчеркивал, что «… когда внешние цели теряют видимость всего лишь внешней, природной необходимости и становятся целями, которые ставит перед собой индивид, возникает «действительная свобода» [13. С. 158]. Соответственно, есть веские основания считать, что психологическое обеспечение индивидуального целеполагания составляют процессы воображения, мышления, памяти. Сам же процесс образования целей, по словам Ю.В. Громыко, заключается в выборе цели из числа уже имеющихся, разработке несуществующей цели и даже в формировании некоторой перспективы на основе анализа исторических тенденций и предположения о ближайшем шаге развития [9]. Социологический анализ механизмов целеобразования указывает на то, что оптимальное решение вопроса можно найти, если исследовать процессы целеобразования по отношению к различным формам практики. В рамках первой формы практики, которая совпадает с социальным поведением человека, целеполагание имеет смысл рассматривать как социально и культурно детерминируемый процесс, регулируемый социальными стереотипами, ценностями и нормами и частично, за счет отбора средств, выходящий за рамки этой детерминации только в целерациональном поведении. Во второй форме практики, т.е. собственно материальной деятельности, основанной на эмпирически-практическом опыте, целеобразование выступает как постановка «технических» задач, целей операций и действий. В третьей форме практике, существующей в единстве с научным знанием, которое постигает обобщенные характеристики предмета и представляет их в качестве целей деятельности, процесс образования целей представляет собой самостоятельную деятельность [19. С. 347-348]. Однако, сопоставляя взгляды современных психологов, философов, социологов и ученых прошлых лет на проблему целей и целеобразования, Н.Ф. Наумова, например, считает, что именно психологи преимущественно используют для характеристики процесса оценки, выбора и принятия конкретных целей категории мотива, установки, самооценки личности, уровня притязаний, отношения к успехам и неудачам и пр. В частности, согласно С.Л. Рубинштейну, только «включаясь в практическое осознание субъектом отношения к его потребностям, предметы становятся объектами его желаний и возможными целями его действий» [24. С. 93], а, по мнению А.Н. Леонтьева, «роль общей цели выполняет осознанный мотив, превращающийся благодаря его осознанности в мотив-цель» [12. С. 105]. Сложные отношения существуют между целью и установкой: установка замещается целью, когда действие установочных механизмов оказывается недостаточным; установка определяет избирательность по отношению к возможным целям; установка может быть продуктом трансформации целей (образование намерения как результат принятого решения)» [27. С. 9]. О.К. Тихомиров дает типологию целей, которая, по сути, является примером классификации потребностей. К механизмам формирования последних наряду с выбором одной из множества задаваемых целей, их сменой (переформулированием) при недостижении первоначально предвосхищавшего результата, выделением промежуточных целей, переходом от предварительных к окончательным целям, образованием иерархии и временной последовательности целей автор относит «преобразование побочного результата действия в цель на основе его осознания и связывания с мотивом, … превращение неосознанных предвосхищений в цель на стадии подготовки практического действия, … усвоение заданной цели путем связывания ее с мотивом, … превращение мотива в мотив-цель, выделение промежуточных целей как функции … соотнесенности предмета с несколькими потребностями, частичного удовлетворения потребности предметом …» [27. С. 17]. По мнению Н.Ф. Наумовой, совокупность индивидуальных целей, отражающих конкретную направленность поведения (на внешний мир или на себя, свою личность), складывающихся под влиянием естественных потребностей, наличных средств или на основе представлений о должном, образует динамичную, самостоятельную и управляемую индивидом систему с гибкими отношениями элементов и с целым набором механизмов действия. Это «… позволяет учитывать такие признаки, как характер целей … по степени обобщенности, конкретности, нормативности; характер связи целей и средств; личностную специфические для него и социальную социальные функции и данного ориентира; психологические механизмы целенаправленности» [17. С. 119]. Среди наиболее важных социальнопсихологических составляющих системы целеобразования Н.Ф. Наумова называет: объективные условия, т.е. нерасчлененное воздействие, конкретизирующееся в личностной ситуации, личностную ситуацию, которая включает в себя личностные черты, жизненный ресурс, уровень притязаний, частную удовлетворенность и ценностные приоритеты, систему ориентирования поведения, состоящую из ценностного резерва (системы ценностей), общей удовлетворенности, идентификации с объектом, целей как намерений, «неизвестного элемента», а к ориентирам и механизмам поведения, на которых строится целеобразование человека, автор относит проект, идею должного, ценности, социальные и культурные нормы, цель, собственное «Я», не отрицая параллельно, что перечисленные феномены функционируют в качестве побуждения к деятельности, мотива последней. Так, по словам Н.Ф. Наумовой, «для описываемого поведения характерны единство «цели» и средства, зависимость, детерминация выбора средств самим представлением о должном …» [17. С. 124], «нормы более жестко детерминируют поведение, чем, например, ценности, в том смысле, что они не знают градаций» [17. С. 128], «цель это идеально положенный в виде цели результат действия, другими словами, мотивированное, осознанное, выраженное в словах предвосхищение будущего результата, которое является условием и (или) причиной этого результата» [17. С. 129] и пр. На наш взгляд, более релевантными и эффективными с точки зрения затрат механизмами целеобразования, причем как в труде, так и сфере частной жизни субъекта, является индивидуальная сбалансированная система показателей (по Х.К. Рамперсаду) или концептуальная модель будущей трудовой активности (Л.Н. Захарова), включающая в себя представления о целях, структурной и процессуальной организации труда; конечных и промежуточных результатах труда; контекстных факторах разного конкретных результатов, порядка; согласованных с средствах целями, достижения структурной и организационной стороной трудового процесса; себе как о личности и профессионале и т.п. Завершая описание мотивационного и целевого элементов в структуре социального поведения, целесообразно отметить, что если подлинные мотивы индивида, также как и его цели, чаще всего оказываются недоступными для внешнего наблюдения, то исполнительские практики, напротив, являются основным объектом восприятия других людей. Вместе с тем корректная интерпретация поведения актора и адекватная реакция на действия последнего при отсутствии понимания конкретных мотивации и целей, как правило, вызывают серьезные проблемы, поэтому представленный ниже анализ исполнения достаточно актуален. Научные источники отражают многочисленные попытки дифференциации индивидуального исполнения на типы. Например, ученые, работающие в области синергетики (У.Л. Уорнер и др.), описывают поведение человека как сложную, самоорганизующуюся структуру с высокой вероятностью принятия большого числа состояний, рассматривают его во взаимосвязи с живой и неживой природой, космосом, особенно выделяя проблему выбора или «свободы воли», и дифференцируют социальное поведение в зависимости от системы (технической, социальной и религиозной), к которой человек адаптируется. С позиции Р. Мертона, поведение индивида следует оценивать по степени соответствия индивидуальных действий культурным целям, требованиям, нормам и институционализированным средствам. На основании того, принимает актор господствующие ценности и средства, отвергает их или заменяет новыми, ученый выделяет в поведении норму и следующие виды аномий: инновацию, ритуализм, ретризм, мятеж, конфомность. Так, приспособление индивида к окружающей среде в форме инновации «возникает, когда индивид ассимилировал акцентирование цели без равнозначного усвоения институциональных норм, регулирующих пути и средства ее достижения» [14. С. 105]. . По мнению Р.К. Мертона, инновация возникает в тех ситуациях, когда культура предъявляет к индивидам несовместимые между собой требования. С одной стороны, постулируется отсутствие связи между целями и ценностями, прежде всего, успеха или, говоря словами Р. Мертона богатства, власти, достижений в интеллектуальной и художественной областях, и классовыми границами, а с другой стороны, практические возможности для их достижения ограничиваются существующим социальным порядком и принадлежностью индивида к конкретной социальной страте. Соответственно, представители некоторых социальных групп могут добиться требуемого эффекта, лишь пренебрегая одобряемыми институциональными средствами. «Тех же, кто прочно интернализовал институциональные ценности, аналогичная ситуация, скорее всего, приведет к противоположной реакции отвержения цели и сохранения соответствия нравам» [14. С. 110], т.е. ритуализму. В отличие от приверженцев инновационного поведения, сторонники ритуального поведения, внутренне отступая «от культурного эталона, который предписывает обязательность активного стремления к продвижению вперед и вверх в общественной иерархии, желательно посредством институционализированного поведения» [14. С. 111], действуют, как правило, строго в рамках заведенного порядка. Более того, в обществе и группе, для которых статус индивида в значительной мере определяется личными достижениями, ритуальный тип приспособления оказывается не только распространенным, но и эффективным способом уменьшения тревоги индивидов по поводу собственного статуса. Сопоставляя инновацию и ритуализм как формы индивидуального приспособления между собой, Р.К. Мертон пришел к выводу, что их возникновение и распространение в обществе связано с особенностями социализации, ограниченной процессами обучения и воспитания, которые предполагают передачу культуры (культурных целей и нравов), характерной исключительно для узкого круга. Так, именно специфика последней позволяет индивидам нижнего социального слоя «пренебрегать институциональными средствами, сохраняя при этом устремленность к успеху» [14. С. 110] и, напротив, «сам процесс социализации нижнего среднего класса, постоянные дисциплинирующие воздействия родителей, направленные на усвоение детьми «моральных наказов» своего социального слоя [курсив мой А.Ш.], создает максимально предрасположенную к ритуализму структуру характера» [14. С. 111]. Несмотря на имеющиеся различия в указанных формах поведения, существует одно общее свойство, как объединяющее их, так и отличающее, на наш взгляд, от остальных типов приспособления, а именно: частота встречаемости в поведении членов общества. Наряду с конформностью, которая, как известно, является наиболее частым приспособлением, выражается в принятии индивидом культурных целей и институционализированных средств, что делает ее желательной формой индивидуального приспособления, инновация и ритуализм встречаются в поведении акторов значительно чаще, чем ретритизм, отвергающий типичные социальные ценности и нормы, или мятеж, характеризующийся полной переоценкой последних. Таким образом, вполне логично предположить, что ритуальное приспособление имеет менее серьезные последствия негативного характера, чем поведение инновационного типа. В понимании М. Вебера каждый из четырех идеальных (целе-, ценностнорационального, аффективного и традиционного) типов действия внешне представляет собой следование принятым в конкретной группе нравам, обычаям и подчинения легитимному порядку. И. Гофман, трактующий исполнение как «деятельность участника ситуации общения, которая предназначена для воздействия тем или иным образом на других участников» [6. С. 31], предлагает выделять в ней физический и выразительных личностный приемов и передние планы инструментов, («стандартный намеренно или набор невольно выработанных индивидом в ходе исполнения» [7. С. 54]), а также периферию исполнения. К сигналам физического плана автор относит обстановку или совокупность различных элементов фона, которые составляют сценический и постановочный реквизит для протекания человеческого действия. Элементами личностного плана ученый считает, с одной стороны, внешний вид актора, выступающий своеобразным сигналом, который свидетельствует о социальных переменных состояниях и временном ритуальном состоянии исполнителя, а с другой стороны, манеры актора как предупреждение окружающих о роли, посредством которой индивид планирует взаимодействовать в надвигающейся ситуации в конкретный момент времени. При этом особое значение в характеристике поведения имеет представительский фронт (передний план), а не периферия, поскольку именно он описывает более-менее регулярно происходящие обобщенные, устойчивые формы реальных действий и превращенной деятельности. К первому типу индивидуального исполнения И. Гофман причисляет только те поступки, которые можно «полностью определить [курсив мой А.Ш.] в базовой системе фреймов» [6. С. 108] или, другими словами, правильно осмыслить, исходя из принятых в конкретной социальной группе схем интерпретации текущих событий. Ко второму и третьему типам относятся действия, которые, будучи осознанными в терминах базовой системы фреймов, трансформируются в иной, с точки зрения участников, вид деятельности (переключение), либо специально направлены на создание ложного представления о происходящем (фабрикация). Что касается таких поведенческих трансформаций, как переключения, то в обществе используется пять основных ключей и соответствующих им конвенциональных техническая преобразований: переналадка выдумка, и пересадка. состязание, Выдумкой церемониал, И. Гофман называет деятельность, «которую участники считают показной имитацией или прогоном относительно непревращенной деятельности; при этом все осознают, что не будет достигнуто никакого практического эффекта…» [6. С. 109], и которая проявляется в форме: игрового притворства, т.е. «относительно короткого вкрапления несерьезной мимикрии в межличностное взаимодействие» [6. С. 109]; фантазий, т.е. «созданного в воображении какого-либо жизненного эпизода, управлении по собственной воле ходом событий и их результатами» [6. С. 113]; драматургических текстов как своего рода «макета повседневной жизни, коллекции записей о ненаписанных социальных действиях и, следовательно, источника самых разнообразных намеков и оттенков, касающихся внутреннего строения жизни» [6. С. 114]. Состязания и церемониалы, по мнению автора, представляют собой такие виды активности, которые более или менее непохожи на повседневную деятельность, являются относительно стабильными за счет принятых формальных правил игры или сценария (хотя церемония со временем может существенно меняться по смыслу и значению) и, наконец, постепенно превращаются в самостоятельную систему фреймов. Однако в отличие от театра и спортивных состязаний церемониалы имеют иные мотивационноинстументально-аффективные последствия для участников. Так, «в зависимости от значения исполняемой роли акторы вовлекаются в церемониал с разной степенью интенсивности и, соответственно, некоторые из них испытывают чувство воодушевления перед происходящим, а другие остаются равнодушными» [6. С. 120]. Иным видом повседневной деятельности, анализируемой независимо от своего обычного контекста, является техническая переналадка, которая дает возможность приобрести исполнительский опыт без «жесткого сцепления с миром» и выражается в формах, соответствующих утилитарным целям, а именно, в: демонстрациях (или показах), т.е. в таком исполнении вне обычного функционального контекста, при котором индивид имеет возможность ознакомиться с процессом ее осуществления; тренировках (пробных попытках, репетициях, испытаниях), т.е. в таком исполнении деятельности, при котором неспециалист не только имеет возможность получить более или менее полное представление о реальных условиях и способах ее реализации, но и усвоить некоторые навыки; репликациях, т.е. в воспроизведении определенного деятельности с целью реконструкции его как факта прошлого; фрагмента групповой психотерапии, т.е. в переживании прошлого опыта под руководством терапевта с целью выяснения аналитически значимых тем и изменения личностных установок; экспериментах, т.е. в целенаправленных пробах или, другими словами, попытках проверить какое-либо предположение, тщательно изучить и проанализировать последнее [6]. Наконец, еще одним, последним, трудно поддающимся, по словам И. Гофмана, концептуализации видом переключений является пересадка, т.е. «вовлеченность деятельности, индивидов позволяющее во внешнее сохранить представление определенную какой-либо прозрачность ее оснований или мотивов, которые … радикально отличаются от мотивов, обусловливающих поведение людей в обычных ситуациях» [6. С. 136]. При этом важно подчеркнуть, что любое из перечисленных выше переключений, выступающих в качестве способа преобразования активности, позволяет индивиду осознать «пункты, в которых искажается восприятие мира» [6. С. 145], правильно оценить и, вероятно, как можно более адекватно отреагировать на происходящие события. Что касается целенаправленного изменения ситуации или, другими словами, фабрикаций, то среди них И. Гофман также выделяет определенные виды, а именно: благонамеренные фабрикации, конструирующиеся для пользы или, по крайней мере, не в ущерб интересам человека, по отношению к которому осуществляется обман, и неблагонамеренные, создаваемые в интересах «фабрикатора». Ю. Хабермас выдвигает свою концепцию – концепцию «коммуникативного действия», согласно которой в любое действие, независимо от типа, встроены «перспективы Я – Ты, которые принимают в отношении друг друга говорящий и слушатель» [29. С. 221], и, таким образом, выделяет конфликтное поведение и поведение, взаимопонимания между коммуникантами. направленное на установление Безусловно, представленный выше аналитический обзор зарубежных и отечественных концепций строения поведения индивида, является далеко не полным, с точки зрения использованной библиографии. Тем не менее, он позволяет использовать имеющееся знание в прогнозе, оценке и коррекции двигательно-коммуникативной активности субъекта труда, т.к. последняя относится к одному из видов социального поведения и, соответственно, обладает указанными структурными характеристиками. Литература 1. Абельс Х. Интеракция, идентификация, презентация: Введение в интерпретативную социологию/Х. Абельс. – СПб.: Алетейа, 1999. 2. Аккофф Р.Л., Эмери Ф.Э. О целеустремленных системах: Пер. с англ./Под ред. и с предисл. И.А. Ушакова/Р.Л. Аккофф, Ф.Э. Эмери. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. 3. Вебер М. Основные социологические понятия/М. Вебер//Западноевропейская социология ХIX-начала ХХ веков. М.: Прогресс, 1996. 4. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность: Социология Макса Вебера и веберовский ренессанс/П.П. Гайденко, Ю.Н. Давыдов. – Изд. 3е. – М.: КомКнига, 2010. 5. Гордеева Т.О. Мотивация проблемы/Т.О. Гордеева//Современная достижения: психология теории, исследования, мотивации/Под ред. Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2002. 6. Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта: Пер. с англ./Под ред. Г.С. Батыгина и Л.А. Козловой; вступит. Статья Г.С. Батыгина/И. Гофман. М.: Институт социологии РАН, 2003. 7. Гофман И. Представление себя жизни/И. Гофман. – М.: КАНОН-пресс-Ц, 2000. другим в повседневной 8. Гофман Э. Ритуал взаимодействия: Очерки поведения лицом к лицу/ Э. Гофман/ Пер. с англ.; под ред. Н.Н. Богомоловой, Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2009. 9. Громыко Ю.В. Педагогические диалоги/Ю.В. Громыко. М.: Наука, 2001. 10. Здравомыслов А.Г., Ядов В.А. Человек и его работа в СССР и полсе/А.Г. Здравомыслов, В.А. Ядов. – М.: «Аспект-Пресс», 2003. 11. Лапин Н.И. Пути России/Н.И. Лапин. – М.: Ин-т философии, 2000. 12. Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность/А.Н. Леонтьев. М.: Политиздат, 1977. 13. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии/Б.Ф. Ломов. М.: Наука, 1999. 14. Мертон Р.К. Социальная структура и аномия/Р.К. Мертон//СОЦИС. 1992. №3. С.89-105. 15. Мертон Р.К. Социальная теория и социальная структура/Р.К. Мертон//СОЦИС. 1992. №2. С. 104-114. 16. Мертон Р.К. Явные и латентные функции/ Р.К. Мертон//Американская социологическая мысль: Тексты/Под ред. В.И. Добренькова. – М.: Издание Международного Университета Бизнеса и Управления, 1996. 17. Наумова Н.Ф. Философия и социология личности/Н.Ф. Наумова. М., Канон+РООИ «Реабилитация», 2006. . 18. Немецкая социология/Отв. Ред. Р.П. Шпакова. СПб.: Наука, 2003. 19. Огурцов А.П. Практика/А.П. Огурцов//Философская энциклопедия. М.: Наука, 1967. Т. 4. С. 347-348. 20. Осипов Г.В. Социология/Г.В. Осипов. М.: Издательство ЛКИ, 2008. 21. Парето В. Компендиум по общей психологии/В. Парето. – М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2008. Парето В. Компендиум по общей социологии/В. Парето. – М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2008. 22. Психология XXI века/Под ред. В.Н. Дружинина. М.: ПЕРСЭ, 2003. 23. Рамперсад Хьюберт К. Индивидуальная сбалансированная система показателей. Путь к личному счастью, гармоничному развитию и росту эффективности организации/Пер. с англ./К.Х. Рамперсад. М.: ЗАО «ОлимБизнес», 2005. 24. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии/С.Л. Рубинштейн. – СПб.: Питер, 2008. – С. 443. См. также: Осипов Г.В. Социология/Г.В. Осипов. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. 25. Социология труда. Теоретико-прикладной толковый словарь/ Отв. Ред. В.А. Ядов. – СПб.: Наука, 2006. 26. Телегина Э.Д., Волкова Т.Г. Целеобразование и мотивационноэмоциональная регуляция деятельности/Э.Д. Телегина, Т.Г. Волкова// Психологические механизмы целеобразования. М.: Наука, 1977. 27. Тихомиров О.К. Понятия «цель» и «целеобразование» в психологии/О.К. Тихомиров// Психологические механизмы целеобразования. М.: Наука, 1977. 28. Трубников Н.Н. Цель/Н.Н. Трубников//Философская энциклопедия. М.: Наука, 1970. Т. 5. 29. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие/Пер. с нем. под ред. Д.В. Скляднева/Ю. Хабермас. – Санкт-Петербург: «Наука», 2006. 30. Шадриков В.Д. Проблема системогенеза в профессиональной деятельности/В.Д. Шадриков. М.: Наука, 1983. 31. Шадриков В.Д. Психология деятельности и способности человека. М.: Логос, 1996. 32. Ядов В.А. Личность как объект и субъект социальных отношений/В.А. Ядов//Социология и современность. – М.: Наука, 1977. – Т. 1. 33. Ядов В.А., Магун В.С., Борзикова П.В., Водзинская В.В., Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности/Под ред. В.А. Ядова. Л.: Наука, 1979. 34. Deci E.L., Ryan R.M. Intrinsic motivation and self-determination in human behavior/E.L. Deci, R.M. Ryan. – New York: Plenum, 1985. 35. Locke E.A., Latham G.P. A theory of goal setting and task performance Englewood Cliffs/E.A. Locke, G.P. Latham. N.J.: Prentice-Hall, 1991. Рецензент: Бекарев А.М., д-р филос. наук, профессор
