О ДИНАМИКЕ СПОНТАННОЙ РЕЧИ
реклама
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 30 (168). Филология. Искусствоведение. Вып. 35. С. 48–55. Е. Ю. Верхолетова О ДИНАМИКЕ СПОНТАННОЙ РЕЧИ В статье обсуждается подход к описанию спонтанной речи, учитывающий такие свойства речи, как время, социальная ориентация, необратимость, становление, диссипация. Возможности данного подхода иллюстрируются на примере одного из текстов социолекта. Ключевые слова: спонтанная речь, категория времени, социальная ориентация, становление, необратимость, обратная связь, диссипативная структура, социолект, аттрактор. Действительность языка и есть его становление. М. М. Бахтин Время – фундаментальное измерение нашего бытия. И. Пригожин Проблема реального функционирования устной речи, при всем разнообразии подходов к ее решению, продолжает оставаться одной из самых трудноразрешимых. Объяснение этому, по-видимому, нужно искать в основных свойствах речи: во-первых, живая речь индивидуальна и конкретна, поэтому в целом слишком «неоднородна» (Ф. де Соссюр); вовторых, любая устная речь есть не просто процесс, но процесс необратимый. Основная трудность, как представляется, заключается в том, что эти свойства речи неразрывно связаны между собой. Если это так, то, вероятно, лишь учет совместности или взаимосвязи названных свойств может приблизить нас к пониманию природы речи. Мы полагаем, что «в зависимости от того, что функционирует и как построено то, что функционирует, определяется способ и характер самого функционирования» [4. С. 290]. В этом пункте Л. С. Выготский предвосхитил одну из идей современного естествознания: «…“природа” вещей, связанных между собой определенными отношениями, должна <…> проистекать из этих отношений, а сами отношения должны с необходимостью следовать из “природы” вещей» [10. С. 92]. Анализ имеющегося корпуса из 48 текстов [5], а также создание и анализ «симметричной» по социальным стратам выборки текстов речи жителей Москвы позволил обнаружить во всех «текстах» по меньшей мере два общих свойства: во-первых, наличие «бессмысленных», или «чисто строительных» единиц (10–15 %); во-вторых, значительное (до 50 %) число самых разнообразных повторов (лексических, синтаксических, струк- турных). Поскольку эти две характеристики достаточно стабильны, можно предположить, что они не могут быть случайными, но являются маркерами того, что есть речь и как она устроена. Исследуемый материал позволяет сформулировать по крайней мере два общих исходных принципа: 1. Устная речь непосредственно не связана с системой языка. 2. Неоднородность речи необходимым образом связана со способом ее существования, т. е. реальная динамика устной речи и ее неоднородность и хаотичность суть явления взаимосвязанные. Заметим, что еще в «стихиях» языка-речи В. фон Гумбольдта и А. А. Потебни, т. е. как раз в «неоднородности», притом неоднородности подвижной, деятельной и развивающейся, выражена идея неразрывной связи речи и становления, что означает, что в понятии «стихия» еще слиты воедино выделенные нами две стороны речи. С одной стороны, «…в бессвязном хаосе слов и правил, который мы обыкновенно называем языком, действительно есть налицо только то, что мы каждый раз произносим. Притом, в таких разрозненных стихиях не видно самого высшего, тончайшего в языке, именно того, что можно заметить или почувствовать только в связной речи…» [8. С. 23]. Очевидно, что говорящий реально существует не в системе языка, а в окружении «разрозненных стихий» и «бессвязного хаоса». Даже «стихии, получившие уже форму», т. е. «совокупность слов и правил», «только в живой речи становятся языком» [8. С. 24]. В той степени, в какой говорящий не существует в системе языка, а речь не происходит из этой О динамике спонтанной речи системы, в такой же степени речь не может и описываться с точки зрения этой системы. Подход к реальной речи со стороны системы языка невозможен, поскольку система языка является лишь «абстракцией», продуктом «рефлексии над языком, совершаемой вовсе не сознанием самого говорящего на данном языке и вовсе не в целях самого непосредственного говорения» [2. С. 361]. С другой стороны, и В. фон Гумбольдт, и А. А. Потебня понимали язык и речь именно как становление: и язык, и речь «есть нечто постоянно, в каждое мгновение исчезающее» [8. С. 23], язык вечно создается, но становится при этом только в речи. Самым существенным в таком понимании является именно идея становления, т. е. идея неразрывной связи языка-речи со временем. После того, как Ф. де Соссюр посчитал хаотичность, «неоднородность» речи препятствием для ее изучения, но в то же время ввел категорию линейности (как временнóго измерения) языкового знака, – взаимосвязь этих внутренних свойств речи перестала быть столь очевидной. Между тем реальная индивидуальная речь постоянно возникает и исчезает, т. е. в физическом смысле «диссипирует». И это свойство не может не отражаться на возникающих при этом структурах. Мы исходим из того, что именно в живой устной речи время реально и необратимо; текст, по-видимому, находится в совершенно ином отношении к реальному времени; язык же имеет иные масштабы и время его соразмерно народу, обществу, но не отдельному говорящему индивиду. Проблема в том, что свойство «необратимость времени» не является предметом лингвистики. В работах, исследующих те или иные динамические явления – будь то речевая деятельность, процессы текстопорождения или деривации, дискурс или синергетический процесс, – объединяющим моментом является понимание динамики как свойства системы языка (ср. «Дискурс со всеми его моделями рождается в недрах языковой системы в процессе деятельности рефлексии» [3. С. 192]), манифестирующего себя в виде линейного развертывания единиц этой системы (ср. «Текстообразующие процессы линейно направлены от начала текста к его концу» [7. С. 28]; «…для дискурса фундаментальным является линейный порядок» [3. С. 192]). При таком понимании время неотделимо от пространства (ср. «…переносить 49 предмет на глубинный уровень равносильно тому, чтобы переносить его в прошлое» [6. С. 13]), что иногда явным образом декларируется: «Современные физические и философские представления не отделяют пространство от времени» [7. С. 16]. Если учесть при этом, что речь идет, как правило, о динамике некоторого изолированного текста, некоторой выделенной ситуации или типизированной структуры, то мы имеем идеализацию, безразличную к реальному времени, не учитывающую предшествующего развития и не предполагающую развития последующего. Здесь, по замечанию М. М. Бахтина, «направление лингвистического внимания прямо противоположно направлению живого понимания говорящих, причастных данному речевому потоку» [2. С. 374]. Возможно, что именно необратимость во времени понимал под «линейностью» Ф. де Соссюр: «…поскольку означающее развертывается во времени, то заимствует у времени и собственные признаки, как то: протяженность и единственное измерение этой протяженности: линию» [8. С. 80], но эпоха Соссюра была и эпохой классической динамики, в которой «…особенно ярко и четко запечатлен статичный взгляд на природу. Время низведено до роли параметра, будущее и прошлое эквивалентны» [10. С. 24]. Даже если признать нераздельность времени и пространства, то и в этом случае время-пространство устной речи принципиально отличается от времени-пространства текста, и в еще большей степени, но иначе, – от времени-пространства языка. Но, по словам И. Пригожина, «…наш повседневный жизненный опыт показывает, что между временем и пространством существует коренное различие. <…> Мы не можем переставить прошлое и будущее. <…> это ощущение невозможности обратить время приобретает теперь точный научный смысл» [10. С. 29]. Заслуга «переоткрытия» времени во многом принадлежит И. Пригожину. Различие между двумя типами процессов: обратимыми, не зависящими от направления времени, и необратимыми, зависящими от направления времени, лежит в основе термодинамики, в которой для исследования неустойчивых динамических систем первоначально и были открыты «диссипативные структуры». И. Пригожин ввел «…новое понятие – диссипативная структура, чтобы подчеркнуть тесную и на 50 первый взгляд парадоксальную взаимосвязь <…> с одной стороны, между структурами и порядком, а с другой – между диссипацией, или потерями» [10. С. 129]. Смысл этих структур заключается в том, что именно то, что считалось прежде источником потерь (диссипация), теперь становится источником порядка. В противовес утверждениям, «что наука “опространствует время”, придает времени пространственный характер», И. Пригожин открыл возможность подхода, при котором, напротив, «пространство приобретает временнóе измерение <…> мы приходим к “овремениванию пространства”» [10. С. 30]. Представляется, что именно в отношениях со временем и обнаруживается водораздел, неустранимое различие межу письменной и устной речью – между текстом как продуктом целенаправленной деятельности, не становящимся, но уже «ставшим», принадлежащим бытию, и речью как непрерывным становлением. Мы полагаем, что время речи есть реальное время, а индивидуальная устная речь являет собой действительную реальность языка, поэтому она должна быть исследована сообразно своей природе, а не в сравнении или наряду с текстом или дискурсом, имеющими иное временнóе измерение, а следовательно, и иную природу. Еще Л. С. Выготский и М. М. Бахтин, вслед за В. фон Гумбольдтом и А. А. Потебней, вплотную приблизились, каждый со своей стороны, к пониманию речи как становления. Теория диссипативных структур И. Пригожина, добавляя к становлению необратимость, связанную как с неустойчивостью, так и с однонаправленностью реального времени, или со «стрелой времени», может существенно расширить горизонты нашего знания о языке и речи. Мы полагаем, что поразительное совпадение таких ключевых понятий, как «становление», «событие», «взаимодействие» у М. М. Бахтина и И. Пригожина не только не является случайным, но напротив, идеи М. М. Бахтина о языке как «непрерывном процессе становления», осуществляемом в реальности «высказыванием как событием речевого взаимодействия» [2. С. 391, 395], благодаря выводам И. Пригожина: «…“cтановление” немыслимо без событий» [9. С. 113] и «…исключить взаимодействия невозможно» [9. С. 12], –�������� получа������� ют свой объективный смысл. Неустранимость взаимодействий разного характера и является Е. Ю. Верхолетова причиной необратимости эволюции данной структуры. Устная речь, сама по себе являясь «событием взаимодействия» (индивида со средой), усложняется или опосредуется также и взаимодействиями иных уровней. Именно присутствие этих взаимодействий, с одной стороны, делает речь необратимой и нелинейной, с другой – обычно затрудняет ее сколько-нибудь полное описание. Речь есть одновременно становление языка из «разрозненных стихий» и «бессвязного хаоса» и становление мысли из «безбрежного океана внутренней речи» (М. М. Бахтин). Говорящий всегда в «эпицентре» этих «стихий». Без учета одновременности этих разнонаправленных взаимодействий невозможно приблизиться к пониманию речи. По мысли И. Пригожина, именно «взаимодействие системы с внешним миром, ее погружение в неравновесные условия может стать исходным пунктом в формировании новых динамических состояний – диссипативных структур» [10. С. 130]. Рассмотрим эти взаимодействия говорящего со средой. Взаимодействия «внешнего» порядка: «индивидуальное ↔ социальное». В отличие от Ф. де Соссюра, который не находил в речи ничего, кроме суммы частных случаев, М. М. Бахтин настаивает на том, что «говорящая личность, взятая, так сказать, изнутри, оказывается всецело продуктом социальных взаимоотношений. Не только внешнее выражение, но и внутреннее переживание ее является социальной территорией» [2. С. 385]. Говорящий ориентируется в гораздо большей степени, чем принято думать, вовне, в мир социальный, из которого он, по мысли Бахтина, получает в артикулированном виде даже собственные психические переживания, что согласуется и с определением речи Л. С. Выготским как «социального механизма поведения». Речь была бы лишь «частным случаем», если бы проистекала из некоей, по выражению Л. С. Выготского, «самоценной целестремительности» говорящей личности и не была бы обусловлена «ближайшей социальной ситуацией» и более широким «социальным кругозором». Но в действительности выделить в речи собственно индивидуальное довольно сложно в силу того, что речь любого говорящего есть лишь момент непрерывного процесса взаимодействия его с внешним, преимущественно социальным, миром. «Процесс речи, понятый широко как процесс внешней и О динамике спонтанной речи внутренней речевой жизни, вообще непрерывен, он не знает ни начала, ни конца. Внешнее актуализированное высказывание – остров, поднимающийся из безбрежного океана внутренней речи, размеры и форма этого острова определяются данной ситуацией высказывания и ее аудиторией» [2. С. 393]. Общим для говорящего и слушающего является ориентация в данном социальном контексте и в данной социальной ситуации, но и сама ориентация развивается вместе с ситуацией речи. Социальная ориентация становится вместе с речью и, таким образом, является составляющей любого высказывания. Взаимодействие «внутреннего» порядка: «мышление ↔ речь». Не только язык становится в речи, но и мысль становится в слове: «…движение самого процесса от мысли к слову есть развитие. Мысль не выражается в слове, но совершается в слове. Можно было бы поэтому говорить о становлении (единстве бытия и небытия) мысли в слове» [4. С. 306]. М. М. Бахтин формулирует это со всей определенностью: речевой поток «…собственно, не передается, он длится как непрерывный процесс становления. Индивиды вовсе не получают готового языка, они вступают в этот поток речевого общения, вернее, их сознание только в этом потоке и осуществляется впервые» [2. С. 361]. Индивидуальными можно считать формы и степень социальной ориентации говорящего. Но механизм, лежащий в основе взаимодействия человека с внешним миром, индивидуальным в строгом смысле не является. Подобный механизм, обеспечивающий на всех уровнях взаимодействие организма со средой, в общем виде был блестяще описан П. К. Анохиным как механизм обратной связи: «ни одно действие организма вовне невозможно без предварительного сопоставления многочисленных внутренних и внешних сигнализаций <…> т. е. без афферентного синтеза <…> организм ежеминутно и самостоятельно решает вопрос, что делать <...> причем решает <…> динамически, при всякой новой ситуации через стадию афферентного синтеза новых внешних воздействий» [1. С. 146]. При выполнении деятельности «организм <…> должен сам получить афферентные сигналы об успешности или неуспешности всего акта в целом, т. е. должно произойти то обязательное следствие всякого акта <…>, которое мы в свое время назвали “санкционирующей афферентацией”» [1. С. 87]. 51 В применении к языку и сознанию механизм обратной связи часто называют рефлексией. Если воспользоваться термином А. А. Потебни («рефлексия, т. е. преломление силы, действующей извне внутри организма…» [8. С. 65]), это «преломление» происходит как во внешнем взаимодействии («внешние сигнализации», по Анохину), составляя основу ориентации говорящего в окружающем мире и в данной ситуации, так и во внутреннем («внутренние сигнализации»), в становлении мысли в речи, что составляет основу собственно рефлексии: «отношение мысли к слову есть прежде всего не вещь, а процесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно – от слова к мысли…» [4. С. 306]. Практически то же самое находим у М. М. Бахтина: «Переживание с самого начала установлено на вполне актуализованное внешнее выражение, тендирует к нему <…> Осуществленное выражение, в свою очередь, оказывает могущественное обратное влияние на переживание: оно начинает связывать внутреннюю жизнь, давая ей более определенное и устойчивое выражение. Это обратное влияние оформленного и устойчивого выражения на переживание (т. е. внутреннее выражение) имеет громадное значение и всегда должно учитываться» [2. С. 386]. В реальной речи «степень осознанности, отчетливости, оформленности переживания прямо пропорциональна его социальной ориентированности» [2. С. 382]. Таким образом, мы снова возвращаемся к социальной ориентации, т. е. условно выделенные нами разные уровни взаимодействий в реальности неразделимы. Механизм обратной связи лежит в основе любых взаимодействий человека с внешним миром. Поскольку действительной реальностью языка-речи является «…социальное событие речевого взаимодействия, осуществляемое высказыванием…» [2. С. 391], и поскольку «реальными единицами потока языка-речи являются высказывания» [2. С. 392], то для исследования становления индивидуальной речи в ее «социальном контексте» наиболее адекватным представляется понятие «социолект», успешно разрабатываемое, в частности, в работах Т. И. Ерофеевой, в качестве «основного конструкта при описании городской речи» [5. С. 16]. Для нас подход с точки зрения социолекта важен еще и потому, что позволяет организовать материал исключи- 52 тельно «извне», т. е. безо всякого ущерба (в виде заведомых ограничений или предпочтений) для самого материала. Одной констатации становления речи недостаточно. Необходимо понять, как именно и из чего становится речь. На первый вопрос предварительно можно ответить лишь с учетом того, что в процессе речи и внешняя ситуация, и внутреннее состояние говорящего, и произносимая речь, – все пребывает в неустойчивом, подвижном состоянии, да и самый «смысл слова <…> оказывается всегда динамическим, текучим, сложным образованием, которое имеет несколько зон различной устойчивости» [4. С. 347]. Кроме того, этот чрезвычайно сложный по своей структуре динамический процесс развивается, во всей своей сложности, в реальном однонаправленном времени, что делает конкретную речь в известном смысле непредсказуемой не только для слушателя/наблюдателя, но и для самого говорящего. Речь, таким образом, становится в условиях исключительно неустойчивых. Для ответа на второй вопрос мы исходим из того, что сравнение источника мыслиречи у Л. С. Выготского с «облаком, проливающимся дождем слов» [4. С. 357], равно как «бессвязный хаос слов и правил» В. фон Гумбольдта, речевой поток и «стихия неупорядоченной и незафиксированной внутренней и внешней речи» М. М. Бахтина, – все это, в сущности, попытки ухватить и определить стихию, текучий и подвижный хаос. Это не абсолютный хаос наподобие шума, а хаос как неупорядоченное сосуществование единиц разной сложности, которые при определенных условиях могут упорядочиваться и структурироваться. Такой хаос «соответствует промежуточной ситуации между чистым случаем и избыточным порядком» [9. С. 82] и называется «диссипативным хаосом». То есть хаос мозговой активности, обусловленный постоянным взаимодействием с окружающей средой, пребывающей в столь же хаотическом виде, упраздняется посредством слова, которое организует, упорядочивает эту активность, направляет ее, но которое может одновременно создать следующую зону неустойчивости. Произносимая речь, находящаяся под давлением хаотической активности, идущей как извне, так и изнутри, организована (упорядочена) может быть в той мере, в какой ей удается организовать и упорядочить хаос, следы Е. Ю. Верхолетова которого, впрочем, всегда в ней присутствуют. Таким образом, реальный источник становления речи – диссипативный (т. е. структурированный в той или иной степени) хаос. Отметим еще несколько важных моментов, позволяющих рассматривать спонтанную речь как «диссипативную структуру». Во-первых, индивидуальная спонтанная речь не подчиняется детерминистическим законам и в то же время не есть «чистый случай», как полагал Соссюр, т. е. является как раз промежуточной ситуацией. Кроме того, «при переходе от равновесных условий к сильно неравновесным мы переходим от повторяющегося и общего к уникальному и специфичному» [10. С. 25]. Во-вторых, «ситуации кризиса», когда «бессознательные процессы» попадают в поле внимания сознания и осознаются, а также задержки и торможения, «заторможенное выражение», по Бахтину, которые соответствует, вероятно, моментам «афферентного синтеза», можно рассматривать как «точки бифуркации», означающие переход из состояния равновесия (молчания) в состояние неравновесия (речи), – тогда «бессмысленные» в традиционном смысле элементы получают свой объективный смысл: «В точках бифуркации, т. е. в критических пороговых точках, поведение системы становится неустойчивым и может эволюционировать к нескольким альтернативам…» [9. С. 61]. В-третьих, «для того чтобы хаос мог играть какую-то роль в “генезисе” информации, необходим механизм, позволяющий хаотической активности оставлять по себе “память”» [9. С. 82]. Поскольку речь, отзвучав, практически исчезает, можно, как представляется, считать «памятью» все повторяющиеся единицы, в физическом смысле являющиеся флуктуациями. Можно даже предположить, что повторы являются своего рода способом «борьбы» с необратимостью речи, т. е. с диссипацией. В-четвертых, «понятие “аттрактора”, т. е. конечного состояния или хода эволюции системы» [9. С. 65] оказывается очень близким по смыслу понятию «темы» у М. М. Бахтина: «Тема – сложная динамическая система знаков, пытающаяся быть адекватной данному моменту становления. Тема – реакция становящегося сознания на становление бытия». [2. С. 397]. Гипотеза наша может быть сформулирована таким образом: речь, как необратимый процесс становления, есть неустойчивая динамическая структура, которая по совокуп- О динамике спонтанной речи ности своих признаков может быть отнесена к классу так называемых «диссипативных структур» и описана в соответствующих терминах в той мере, в какой это соответствует ее реальной природе. Рассмотрим пример «текста», или «события» зафиксированной реальной неподготовленной речи, тема которого – «работа» – была дана информанту непосредственно перед началом записи. Воспользуемся приведенными выше характеристиками и выделим в тексте: скобками – «точки бифуркации», или «знаки препинания мысли», причем последние могут иметь разную степень «препинания», условно различим их как «точки» и «запятые»; жирным шрифтом – все повторяющиеся лексические единицы (даже повторившиеся всего два раза), подчеркиванием – структурные повторы, включая повторы целых конструкций, – тогда текст, из которого не изъято ни одного элемента, примет более структурированный и удобный для зрительного восприятия вид (нумерация добавлена в технических целях дальнейшего описания): I. (Ну) пр работу…рассказ про работу/ даже не знаю что рассказать вам про работу работа вещь ску[ш]ная это тебе не вдохновенный труд коне[ш]но/ 1 (вот) бывает работа кон``е[ш]но и повеселей/ бывает поскучнее II. (ну) заниматься организацией учебного процесса 2(в принципе)/ коне[ш]но интересно/ если тебе не мешают товарищи из министерства собственные 3(([тц]) бюрократические элементы которые исполняют волю уже неизвестно кого/ III. (вот ну) и студенты/ бывает радуют бывает не радуют 1 (э) вообще-то говоря, без студентов ску[ш]но//особенно когда/ в каникулы/ идешь 2 (вот так вот) п[ъ] факультету и нико[в]ошеньки нету/ никто не мечется между аудиторий вылупивши глазоньки-то/ преподавателей не ищет ничего от тебя не хочет и занимаешься только подготовкой к очередному завитку этого самого прелестного учебного процесса/ IV. (ну) [ъ] (вот/ ну) ..то обязанности у нас обширные должностные /есть должностные инструкции предусматривающие пункты а-б-в-г-д-е-ё-ж-з за которые 53 соответс[т]но идет оплата но естественно как и положено включаешься в любое предложенное тебе дело/ даже если и не предлагают то ты видишь [ш]то 1 это (вот) надо делать/ а больше 2(вот так вот) окрест себя поглядев видишь [ш]то и некому – ай 3 (ну и) делаешь сам/ V. ([тц]) (вот) например организация включает [вздох] в себя обеспечение 1. (там) материально-техническое/ подготовка аудиторий лингафонного кабинета/ 2. (я не знаю) оборудование приобретение каких-то учебных материалов/ но заканчивается вернее начинается все это банально/найти уборщицу которая уберёт всю эту территорию 3. (вот) за предложенную/ сумму// потом начинается 4. (значит) пробежка с 5. (допустим)/ техникой/ [ш]то те отремонтировали 6. (вот эти вот)/ штучки/ 7.(вот)/ потом приходят радостные студенты/ радостно надевают наушники например в лингафонном кабинете совершенно не по делу/ плюс заодно поменяют гнёзда штекера так с гнёздами/ и в результате лингафонный кабинет не работает/ бежит к тебе преподаватель с криком ах у меня оно не работает спрашиваешь/ руками не пробовали?/пробовали/ не получается/ приходишь начинаешь своими 8.(значит) перстами тыкать во все кнопки 9.([ъ])вроде как(себе) начинает даже работать/ приятно/ дети улыбаются /процесс пошёл//(вот) VI (ну вот)(э нда)/ это тебе коне[ш]но не цветочки сажать// 1.(а так вот) бывает с ужасом подумаешь [щ]то на перспективу 2. (вот эти вот) цветочки как вырастут/ это ж все люди/ ещё неизвестно че[в]o из них на самом-то деле получится/ и как жизнь-то повернёт 3 ([ъ])(вот) и подумаешь а нужна твоя работа или не нужна твоя работа/ даже не знаю больше че[в]о вам сказать про свою прелестную работу Елена Юрьевна/ правда не знаю. 54 Комментарий: 1. «Текст» приобрел структуру. Получилось 6 «больших» структурных единств, начинающихся с больших «точек бифуркации», выраженных формой ну или комплексом с ее участием. Здесь уместно сослаться на М. М. Бахтина, который полагал, что «в основе распадения речи на части» (на абзацы в письменной речи) лежит ощущение говорящим слушателя (читателя) и его возможных реакций. «…Это – как бы ослабленный и вошедший внутрь монологического высказывания диалог. Чем слабее это ощущение слушателя и учет его возможных реакций, тем более нерасчлененной, в смысле абзацев, будет наша речь» [2. С. 406]. Чтобы не использовать термин «абзац», назовем это «вариацией темы». 2. Каждая из вариаций распадается на несколько «малых» конструкций, вводимых более разнообразными элементами, «запятыми мысли»: вот, в принципе, допустим, значит, э, [тц], или их сочетаниями. Самая продолжительная вариация V, т. е. самая длительная речь без «препинания мысли», образовалась, в основном, за счет конструкции 7, которая являет собой нарратив (в сущности, введенный в самом начале вариации словом «например», но развитие получивший не сразу, а как бы постепенно) и, благодаря соответствующим операторам: «потом», «плюс заодно», «в результате», – не «спотыкается». 3. «Зоны неустойчивости» в виде повторяющихся единиц почти равномерно перемежаются с не повторяющимися, «сингулярными» единицами – т. е. зонами относительной устойчивости. Поскольку мы имеем дело с языком, то аттрактором (темой), который «притягивает», «стягивает», направляет движение смысла, может быть как отдельное слово, так и целая конструкция. Но и весь «ход эволюции» речи может называться аттрактором. Самым частотным, особенно в начале, остается слово «работа», т. е. внешний аттрактор (заданная тема) переходит в аттрактор «внутренний» (собственную тему речи); такой непосредственный переход, заметим, свойствен далеко не всем «текстам», но в общем виде это всегда согласуется с мыслью Бахтина: «Организующий центр всякого высказывания, всякого выражения – не внутри, а вовне: в социальной среде…» [2. С. 389]. С опорой на повторяющиеся единицы можно проследить «развитие», или развертывание аттрактора – темы «работа», и обнаружить в Е. Ю. Верхолетова некотором приближении развитие мысли говорящего: I работу – рассказ про работу – даже не знаю что рассказать вам про работу – это тебе не – работа – ску[ш]ная – бывает работа – бывает поскучнее II�������������������������������������� заниматься организацией учебного процесса III��������������������������������� студенты – бывает радуют – бывает не радуют – подготовкой – прелестного учебного процесса IV включаешься – предложенное тебе дело – не предлагают – видишь – делать – видишь – делаешь V подготовка аудиторий лингафонного кабинета – начинается – потом начинается – потом приходят радостные студенты – радостно – в лингафонном кабинете – лингафонный кабинет не работает – не работает – не получается – приходишь – начинаешь – начинает работать VI������������������������������������� это тебе коне[ш]но не цветочки – бывает подумаешь – цветочки –получится – подумаешь – нужна твоя работа – не нужна твоя работа – не знаю че[в]о вам сказать про свою прелестную работу – не знаю 4. Можно выделить флуктуации в собственном смысле, т. е. колебания, как простые: бывает, скучно, студенты, должностные, лингафонный кабинет, радостные, подумаешь; так и более сложные флуктуации корреляций: бывает радуют – бывает не радуют; видишь делать – видишь делаешь; работает – не работает; нужна твоя работа – не нужна твоя работа. Все эти флуктуации максимально сближены в речи (по принципу резонанса), и в общем движении речи роль играют не по отдельности, а скорее в корреляции (подобие формы) между собой, причем вариативность формы бывает, участвующей сразу в трех корреляциях: бывает повеселей – бывает поскучнее, бывает радуют – бывает не радуют; бывает подумаешь – заметно усиливает действие и других корреляций. 5. Чем сложнее структура повтора, тем бóльшую «дистанцию» он охватывает, тем длительнее его действие. Именно «дальнодействующие корреляции» организуют систему в большей степени: ср. в начале речи: даже не знаю что рассказать вам про работу, почти сразу за этим: это тебе не вдохновенный труд; в завершение речи – в обратной последовательности: это тебе не цветочки сажать, не знаю че[в]о вам сказать про свою прелестную работу. О динамике спонтанной речи 6. Личное местоимение ты и множество глагольных форм 2-го лица (в отношении самого говорящего) говорят, по-видимому, о высокой степени социализации и ответственности говорящего, тогда как присутствие одной и той же модели противопоставления с использованием частицы не (можно сказать, колебание в чистом виде) и обилие отрицательных форм (одно только не знаю – 3 раза) свидетельствуют о повышенной рефлексии, даже неуверенности в себе, впрочем, смягчаемой иронией: ср., например, метафору цветочки (студенты), или неожиданный эпитет прелестный по отношению к работе и к учебному процессу. Взятые вместе подобные формы подтверждают еще один тезис М. М. Бахтина: «Каждое высказывание есть прежде всего оценивающая ориентация» [2. С. 402]. В заключение можно сказать, что рассмотренный в статье подход к устной неподготовленной речи с точки зрения ее реального становления и осуществления существенно расширяет возможности описания речи и потому представляется весьма плодотворным. Список литературы 1. Анохин, П. К. Узловые вопросы теории функциональной системы. М. : Наука, 1980. 55 2. Бахтин, М. М. Тетралогия. М. : Лабиринт, 1998. 608 с. 3. Борботько, В. Г. Принципы формирования дискурса : От психолингвистики к лингвосинэргетике. М. : КомКнига, 2007. 288 с. 4. Выготский, Л. С. Мышление и речь. М. : Лабиринт, 1996. 416 с. 5. Ерофеева, Т. И. Городские социолекты : Пермская городская речь : звучащая хрестоматия / Т. И. Ерофеева, Е. В. Ерофеева, И. И. Грачева. Пермь : Бохум, 2000. 173 с. 6. Мишланов, В. А. Семантика и структура русского сложного предложения в свете динамического синтаксиса. Пермь : Изд-во Перм. ун-та, 1996. 268 с. 7. Москальчук, Г. Г. Структура текста как синергетический процесс. М. : Едиториал УРСС, 2003. 296 с. 8. Потебня, А. А. Мысль и язык. Харьков, 1913. 225 с. 9. Пригожин, И. и др. Время, хаос, квант. К решению парадокса времени / И. Пригожин, И. Стенгерс. М. : Эдиториал УРСС, 2000. 240 с. 10. Пригожин, И. и др. Порядок из хаоса : Новый диалог человека с природой / И. Пригожин, И. Стенгерс. М. : ЛКИ, 2008. 296 с. 11. Соссюр, Ф. Курс общей лингвистики. М., 2004.
