Начало пути
реклама
Начало пути 26 ноября 1847 г. в Золотой палате королевского дворца в Копенгагене у королевы Дании Луизы и короля Кристиана IX родилась вторая дочь, которую назвали Дагмар (полное имя — Мария-София-Фредерика-Дагмар). Именно ей, маленькой датской принцессе, суждено было стать русской императрицей Марией Федоровной. Она прожила в России более 50 лет, за эти годы на ее долю выпали неслыханные трагические испытания. Ее тесть — царь Александр II скончался у нее на глазах в Зимнем дворце в результате покушения, один из братьев мужа — великий князь Сергей Александрович также пал от рук террористов. Мария Федоровна пережила смерть четырех сыновей и пятерых внуков: Александра, умершего в 1870 г. в младенчестве, Георгия, скончавшегося в 1899 г. на Кавказе, Михаила, погибшего в Сибири, и, наконец, старшего сына — Николая (императора Николая II), убитого вместе с семьей в 1918 г. во время кровавых революционных событий. В 1913 г. выстрелом в Фессалониках был также убит родной брат Марии Федоровны принц Вильгельм — греческий король Георг I. Принцесса Дагмар и цесаревич Николай Александрович. Сентябрь 1864 год. Копенгаген. В 1864 г. состоялась помолвка великого князя Николая Александровича, старшего сына императора Александра II, с Дагмар. Вскоре наследник русского престола внезапно заболел туберкулезным менингитом и 22 апреля 1865 г. скончался в Ницце на руках всей императорской семьи и своей невесты. На другой день после его смерти Дагмар писала отцу в Копенгаген: «Я не могу, однако, не благодарить Бога за то, что застала его, мое дорогое сокровище, еще в живых и была узнана им в последнюю минуту. Ты не можешь поверить, дорогой Папа, как я благодарна за это Господу Богу. Никогда, никогда я не смогу забыть взгляд, которым он посмотрел на меня, когда я приблизилась к нему. Нет, никогда!!! Бедные Император и Императрица, они были так внимательны ко мне в моем, а также в своем горе: и его бедные братья, особенно — Саша, который любил его так возвышенно и не только как брата, но как своего единственного и лучшего друга. Для него, бедняги, очень тяжело, что теперь он должен занять место своего любимого брата. Это для него просто ужасно!!!» Спустя много лет в одном из писем к своей дорогой и любимой жене Александр III вспоминал: «...Эти ужасные и печальные часы 27 лет тому назад в Ницце! Боже, сколько времени прошло, а воспоминания столь же свежи и грусть все та же. Что за перемена произошла во всей моей жизни, и какая страшная ответственность разом свалилась на мои плечи, и вместе с тем решилась дальнейшая моя судьба и счастье всей моей семейной жизни!» После смерти Николая Александровича Дагмар вернулась в Данию, но очень скоро датская королевская чета получила от российского императора и императрицы письмо, где они приглашали Дагмар прибыть в Россию. Желание взять в жены невесту брата возникло у Александра вскоре после ухода Николая из жизни. «...С тех пор, что я в Петергофе, я больше думаю о Dagmar и молю Бога каждый день, чтобы он устроил это дело, которое будет счастьем на всю мою жизнь. Я чувствую потребность все больше и больше иметь жену, любить ее и быть ею любимым. Хотелось бы скорее устроить это дело, я не унываю и уповаю на Бога. До сих пор нет никаких известий из Дании после возвращения Freddy (принц Фредерик, брат Марии Федоровны. — авт.). Мама писала Королеве об ее желании, если можно, приехать сюда с Dagmar, но я боюсь, что Королева не согласится...» Вскоре, однако, из Дании пришел ответ. 30 мая 1865 г. цесаревич записал в своем дневнике: «...В 1/4 11 пошел к Мама. Папа читал письмо от Королевы Датской, которая пишет, что она теперь не хотела бы прислать к нам Dagmar, потому что ей надо теперь покой и она должна купаться в море, что зимой будет продолжать заниматься русским языком и, может быть, Законом Божьим. Папа объясняет то, что Королева не желает прислать Dagmar теперь, потому что Королева боится, чтобы не подумали, что она непременно желает выдать свою дочь скорее, чтобы не показать вид, как будто бы боится потерять случай. Кажется, сама Dagmar желает выйти замуж за меня. Что же касается меня, то я только об этом и думаю и молю Бога, чтобы он устроил это дело и благословил бы его» . Александр Александрович мало походил на своего старшего брата. Николай был высок, улыбчив, строен, образован, Александр — огромен, неуклюж, очень наивен, однако поражал всех своей богатырской силой и невероятным обаянием. 1 сентября 1866 г. Дагмар на датском судне «Шлезвиг» покинула родину. Царская яхта «Штандарт» под командованием контр-адмирала А. Ф. Гейдена сопровождала юную принцессу в Россию. Дания трогательно простилась со своей маленькой принцессой. Огромное количество людей собралось на копенгагенской пристани, чтобы проводить в далекий путь принцессу. Среди них был знаменитый датский сказочник Ханс Кристиан Андерсен, который позже в письме графине Мими Хольштейн так рассказал об этом эпизоде: «Вчера наша дорогая принцесса Дагмар прощалась с нами. За несколько дней до этого я был приглашен в королевскую семью и получил возможность сказать ей (Дагмар. — авт.) до свидания. Вчера на пристани, проходя мимо меня, она остановилась и протянула мне руку. У меня навернулись слезы. Бедное дитя! Всевышний, будь милостив и милосерден к ней! Принцесса Дагмар и цесаревич Александр Александрович среди родственников в день помолвки. 1865 год. Дания Говорят, в Петербурге блестящий двор и прекрасная царская семья, но ведь она едет в чужую страну, где другой народ и религия, и с ней не будет никого, кто окружал ее раньше...» Принцесса Дагмар прибыла в Россию осенним утром 1866 г. полная надежд на радостную и счастливую жизнь. Прием в России был ошеломляющий. В Кронштадт для встречи с Дагмар прибыли царь Александр II, царица Мария Александровна и все царские дети во главе с цесаревичем Александром. Торжественно выстроившаяся военная эскадра насчитывала 20 судов. Под салют кораблей и орудий прибрежных фортов императорская яхта «Александрия» вскоре прибыла в Петергоф, а затем торжественный кортеж направился к Александровскому дворцу Царского Села. 26 (14) сентября Дагмар сделала в своем дневнике следующую запись: «Никогда я не смогу забыть ту сердечность, с которой все приняли меня. Я не чувствовала себя ни чужой, ни иностранкой, а чувствовала себя равной им, и мне казалось, что то же чувствовали и они ко мне. Как будто я была такой же, как они! Я не могу описать, что происходило во мне, когда я впервые ступила на русскую землю. Я была так взволнована и более чем когда-либо думала о моем усопшем ангеле и очень отчетливо чувствовала, что в тот момент он был рядом со мной». В октябре 1866 г. после присоединения к русской православной церкви Дагмар получила имя Марии Федоровны. Вскоре состоялось ее бракосочетание с великим князем Александром Александровичем. По свидетельству современников, русское общественное мнение с большой симпатией и интересом отнеслось к наследнику престола и его невесте. Архивы сохранили письмо известного русского писателя Ивана Сергеевича Аксакова к Кохановской, датированное 1866 г. В нем говорилось: «Образ Дагмары, 16-летней девочки, соединяющей в себе нежность и энергию, выступал особенно грациозно и симпатично. Она решительно всех пленяла детскою простотою сердца и естественностью всех своих душевных движений». По словам И. С. Аксакова, Дагмар «объявила Янышеву (священнику, учившему ее Закону Божьему), что не намерена отступиться от раз принятого решения стать православной. Родители ее объявили, что не будут стеснять ее убеждений» . «Новгородские губернские ведомости» за 18 сентября 1865 г. писали: «В зале Городской Думы выставлена великолепная модель памятника тысячелетию русского царства, назначающаяся для поднесения в дар от новгородцев Датской принцессе Дагмар, бывшей невесте в Бозе почившего нашего Государя Цесаревича. Замечательно сочувствие Руси к Ее Высочеству, счастливо выражающееся у новгородцев особым знаком. На днях случилось нам слышать от одного новгородского иеромонаха, бывшего ныне с балтийскою эскадрою в гаванях Копенгагена и Стокгольма, живой рассказ, подтверждающий нашу мысль и указывающий на продолжающееся благосклонное внимание Принцессы к русской национальности». Газета далее сообщала, что когда Дагмар посетила русский корабль «Генерал-Адмирал», за завтраком были провозглашены тосты за здоровье императора русского и короля датского, а также великого князя Константина Николаевича и самой принцессы Дагмар. «Всякий поймет, — отмечала газета, — что теперь новгородцам особенно приятно видеть наглядное выражение своего сочувствия к Принцессе в назначенной для нее модели памятника, на котором предстанут перед Ее Величеством все наши замечательные деятели на поприщах духовном, государственном, военном, на поприще науки и искусства, в продолжение тысячи лет постепенно содействовавшие образованию и славе Русской Земли, которая так Ее теперь любит» . Первые ученические тетради юной Дагмар за 1864— 1866 гг., сохранившиеся в российских архивах, показывают, на каких нравственных устоях шло формирование души юной принцессы, каковы были, по словам Аксакова, первые «душевные движения». Вот эти записи, сделанные рукою Дагмар на русском языке: «Где много счастья, часто много несчастья»; «говори всегда правду»; «кто думает в несчастье об удовольствии?»; «жизнь человека подобна облакам, так же переменчива, так же проходима»; «искренняя дружба принадлежит к самым редким явлениям в жизни»; «благороднейшие люди не всегда счастливейшие»; «богатство приятно, но здоровье приятнее всего»; «обыкновенно тот, кто всегда молчит, умнее, чем тот, кто говорит всегда»; «человек, сносивший много горя, богат опытом»; «самые страшные враги человека суть часто его собственные страсти»; «самый великий герой должен быть и самый благородный человек»; «долг каждого человека любить других людей»; «не всегда думайте о себе, думайте чаще и о других»; «добрый человек не говорит о других ничего худого»; «враги не будут опасны нам, если не окажется изменников между нами»; «Сократ обычно говорил, что нет ничего прекрасного, где нет ничего доброго»; «прилежный работник наполняет кладовые жилого дома богатыми дарами полей и помогает охотно бедным и несчастным, потому что вид несчастья огорчает доброе сердце прилежного человека»; «любовь народа есть истинная слава государя» . В архиве Марии Федоровны сохранились и тетради с аккуратно написанными ее рукой отрывками из произведений великих русских классиков А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, В. А. Жуковского, Ф. И. Тютчева, А. Н. Майкова, А. В. Кольцова, И. А. Гончарова Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, И. С. Никитина — писателей, которых она постоянно перечитывала. Тетради по русской истории содержали краткие записи, сделанные Дагмар в форме вопросов и ответов по различным периодам истории России: «Из истории России от Рюрикадо святого Владимира 862—1015 года» и «От святого Владимира до Ивана Даниловича Калиты 1015— 1340». Несколько страниц, написанных также в форме вопросов и ответов, посвящено истории русской церкви: «Кто стоял во главе церкви в России?— Сначала митрополиты, потом патриархи, наконец, Святейший Синод. Долго ли Русская церковь находилась под властью митрополитов?— Около трехсот шестидесяти лет (360) под властью одного Киевского митрополита (988—1352) и около двухсот сорока лет (240) под властью двух митрополитов (1352—1588) — Московского и Киевского. Сколько лет продолжалось патриаршее управление русской церковью?— Сто тридцать три года (1588—1722), в течение которых в России было десять патриархов. С какого времени существует в России ныне действующее синодальное управление?— Со времени Императора Петра Великого, который ввел коллегиальное управление не только в церкви, но и во всех отраслях русской жизни». Дагмар пользовалась не только любовью, но и большим уважением мужа. Природный ум и политическая интуиция жены помогали Александру III лучше ориентироваться в окружавших его людях и оказывали влияние при принятии важных политических решений. Как известно, в 90-х гг. XIX столетия Россия изменила свою внешнеполитическую ориентацию. В 1891 г. был заключен союз с Францией. Не последним в этом вопросе было влияние Марии Федоровны, с юношеских лет настроенной антигермански. Потеря в 1864 г. Шлезвига расценивалась в Дании как национальное поражение и не могла не оставить следа в душе молодой датской принцессы. В ноябре 1864 г. она писала своему жениху великому князю Николаю Александровичу в Италию: «Я очень рада, что ты покинул Германию, жители которой, как ты хорошо знаешь, мне так несимпатичны. Это варвары, которые с помощью грубой силы заставили нас отказаться от половины территории нашей страны — все это ужасно!» В российских архивах сохранилось письмо 17-летней Дагмар, направленное ею своему будущему свекру— русскому царю Александру II накануне Венского конгресса, который должен был подвести итоги войны 1864 г. В письме, в частности, говорилось: «Простите, что я обращаюсь к Вам с просьбой. Но я вынуждена написать, потому что мой бедный Папа, моя страна и мой народ склонились под несправедливым гнетом. Как дочь своего отца я обращаюсь к Вам с просьбой употребить Вашу власть, чтобы смягчить те ужасные условия, которые заставили Папа принять жестокие германцы. Я обращаюсь к Вам без ведома Папа, что свидетельствует о моем глубоком доверии к Вам. Я прошу Вас о помощи и защите, если это возможно, от наших ужасных врагов...». Возможно, это письмо было написано под влиянием матери — датской королевы Луизы, женщины умной и образованной, которая вела обширную переписку со своими влиятельными детьми и родственниками. Немецкий канцлер Бисмарк намекал, что соглашение против Германии заключается «именно там, при датском королевском дворе». Когда Кристиан IX и королева Луиза отмечали золотую свадьбу, на ней присутствовали 60 представителей королевских семей Европы, принадлежащих к Глюксборгскому дому. В монархических кругах Европы короля Кристиана IX и королеву Луизу называли «тестем» и «тещей» Европы. Их старшая дочь Александра, выйдя в 1863 г. замуж за принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII (1841—1910), стала королевой Англии. Старший сын Фредерик был женат на шведской принцессе Луизе. Хотя этот брак и не вполне соответствовал желаниям родителей, он олицетворял популярную тогда в общественных и политических кругах стран Северной Европы идею скандинавизма. За время 45-летнего правления Кристиана IX Дания извлекла немало политических выгод, ибо европейские монархи и политики почтительно относились к старому королю. В день 40летия его вступления на престол, 15 ноября 1903 г., Кристиану IX было присвоено звание генерала английской армии и генерал-полковника германской армии. Датская королевская семья и русский императорский дом поддерживали очень близкие отношения. В период русско-турецкой войны в одном из писем Марии Федоровне цесаревич благодарил датских родственников за то, «что в Копенгагене они устроили базар для наших раненых и это делает им честь. Фуфайки, присланные Мама Louise, чудные и теплые, и будет весьма приятно и полезно, если ты выпишешь еще подобные для офицеров и солдат». Русская царственная чета с детьми до последних лет жизни посещала Данию, особенно любимый ими Фреденсборг, королевскую резиденцию. Здесь царская семья чувствовала себя в большей безопасности, нежели в России. Датская полиция, естественно, принимала все необходимые меры (о чем свидетельствуют документы Датского государственного архива) для обеспечения этой безопасности. Когда в 1879 г. в Петербурге через российского посла в Дании Моренгейма стало известно о якобы существовавшем в Копенгагене «кружке русских нигилистов», великий князь Александр Александрович писал жене, которая гостила у родных: «Я уверен, что это преувеличено, и если это правда и их знают, неужели полиция не может их удалить из Дании; это было бы весьма грустно, если в Копенгагене разведется эта сволочь и (парша)... Пожалуйста, узнай, в чем дело и правда ли все это. Если это правда, то надеюсь, что Папа Кристиан прикажет принять строгие меры... Надеюсь, что ты все узнаешь подробнее и напишешь мне, пожалуйста». В июле того же года накануне своего визита в Данию он просит жену: «Пожалуйста, если можно, устрой так, чтобы никто при мне не состоял в Дании. Попроси Папа Кристиана и скажи ему, что когда я приезжаю к нему, я считаю себя как дома, и поэтому мне положительно никого не нужно... Я всегда могу устроить все, что мне нужно, или через Lowenskjold, или через дежурного адъютанта твоего отца, так что мне было бы гораздо приятнее и спокойнее, если никто не будет назначен ко мне. Пожалуйста, постарайся это устроить. Второе, о чем я очень прошу, это чтобы Папа Кристиан и все прочие не встречали меня в мундирах, а просто в статском платье; я полагаю, что я достаточно свой человек, чтобы встречали меня просто. В Англии, где меня знают, встречали же меня всегда просто в статском платье...» В более поздние годы, когда царь уже с головой, был погружен в государственные дела, в одном из своих писем жене из Гатчины, представляя «бурную» датскую жизнь со всеми многочисленными родственниками, Александр III восклицал: «...Читая твои письма и видя эту массу дядюшек и тетушек, двоюродных братьев, сестер, принцев и принцесс, я радуюсь еще больше, что меня там нет! Уж эта мне родня, просто повернуться нельзя, вздохнуть свободно не дадут и возись с ними целый день!». Архивы сохранили приветственные адреса и даже стихи датских поэтов, посвященные визитам императора и императрицы России в Данию, а датские юмористические журналы тех лет донесли до современников картины восприятия датчанами русского царя во время его визитов. Выполненные с соблюдением полного пиетета в отношении государя, они свидетельствовали, с каким уважением и любовью относились датчане к русскому царю. На одной из картинок изображено: в магазин вошел царь, на улице, перед витриной, большая толпа зевак, которые пытаются рассмотреть, что он покупает. Некоторые влезли на плечи стоящих впереди. Царь направляется к выходу. Толпа мгновенно бежит в разные стороны. Когда царь на улице — перед магазином никого нет. Генерал от инфантерии Н. А. Епанчин вспоминает и другое изображение: в Дании на пристани ожидается прибытие из России государя на его яхте. Она задержалась в море, и не известно, когда придет, потому все ожидающие прибытия его величества не решились покинуть пристань и расположились здесь на ночь. На пристани лежит почетный караул, строем, в две шеренги, на правом фланге музыканты, затем министры тоже лежат шеренгой. Под этой картиной надпись: «Мы царя не прозеваем!». Находясь в России, Мария Федоровна постоянно оказывала помощь различного рода датским предпринимательским фирмам, торговцам, коммерсантам, инженерам и агрономам, о чем свидетельствуют разного рода документы российских и датских архивов. Именно благодаря содействию Марии Федоровны в 1869 г. между Россией и Данией было заключено специальное соглашение на прокладку телеграфного кабеля через Балтийское море. Эти работы в России осуществляло Большое северное телеграфное общество (БСТО). В 1870 и 1871 гг. усилиями БСТО были проложены подводные кабели между Владивостоком, Нагасаки, Шанхаем и Гонконгом. В российских архивах находится множество документов, свидетельствующих о предпринимательской активности датчан в России в те годы. Среди них докладная записка С.Ю.Витте за 1899г. о ходатайстве датского подданного Нильса Петера Бернгольдта об учреждении пароходного общества в России, письмо руководителя одной из датских фирм Петера Берга с просьбой о финансовой поддержке, меморандум о проекте создания торговой компании из представителей Англии, России и Дании от 15 февраля 1915 г. и многие Другие. Некоторые упрекали Марию Федоровну в излишнем внимании к датским делам. Так, государственный секретарь А. А. Половцев, ссылаясь на мнение князя А. К. Имеретинского, члена Государственного совета, писал, что тот в разговоре с ним высказал весьма справедливое мнение, что мы до сих пор работали для Дании, а «естественным последствием этакой работы было охлаждение в отношении Германии и шаткое, неясное в могущих ежедневно наступить последствиях сближение с буйной, переменчивой, демагогической Францией». Российско-датские отношения, традиционно дружественные и укрепленные родством царствующих династий, дополнялись оживленным торговым и хозяйственным сотрудничеством. Большую роль в развитии этого сотрудничества сыграл российский министр финансов С. Ю. Витте. При его активном содействии в 1895 г. был заключен русскодатский торговый договор, в связи с чем Витте, а также директора департамента торговли и мануфактур В. И. Ковалевского и других причастных к подписанию договора лиц Кристиан IX наградил специальными орденами королевства. Объем российского экспорта в Данию был довольно значительным, обычно он превышал объем датского экспорта в Россию, которая поставляла Дании лен, льняное семя, пеньку, зерно (пшеницу, рожь, ячмень, овес), жмыхи, масло, лес, керосин, нефтепродукты. Дания экспортировала в Россию соль, сельдь, вино, строительный камень, черепицу, машины, аптекарские товары. Потребности Дании в зерне, фураже, сельскохозяйственном сырье в значительной степени удовлетворялись за счет русского импорта. В экономическом сотрудничестве между Данией и Россией большую роль играли частные капиталовложения. До Октябрьского переворота датчанам в России принадлежало около 30 промышленных предприятий; датские инвестиции в российскую промышленность составляли 15 437,7 тыс. руб.гг. В целом в России функционировали 40 датских компаний, в том числе и такие солидные, как Большое северное телеграфное общество, Датско-русское пароходное общество, Всеобщая сибирская торговая компания, имевшая 40 филиалов в Сибири и сыгравшая значительную роль в развитии маслобойной промышленности. На сибирском рынке действовала Восточно-Азиатская компания совместно с Сибирской компанией Я. Хансена и фирмой «Лунд ог Петерсен», которые занимались вывозом сливочного масла из России и ввозом датских сельскохозяйственных машин и других промышленных товаров. С 1875 по 1914 г. в Россию эмигрировали две тысячи датчан; они селились, как правило, в ее западных губерниях, занимались сельским хозяйством, переработкой сельскохозяйственного сырья, торговлей сельскохозяйственными продуктами. Датские, ветеринары и агрономы пользовались здесь хорошей репутацией. Были среди эмигрантов телеграфисты, инженеры, фабриканты и коммерсанты. Судя по довольно обширной литературе, вышедшей в России до революции, отечественные агрономы, ветеринары, экономисты и журналисты проявляли в начале века большой интерес к сельскому хозяйству в Дании, которое уже тогда превращалось в индустриализованную отрасль экономики, нацеленную преимущественно на экспорт. Накануне Первой мировой войны в датском сельском хозяйстве было занято 40 процентов населения, в промышленности и ремеслах — около 30 процентов. Об интересе к Дании среди российской общественности свидетельствует и факт издания в 1907 г. первой «Истории Дании» А. Геделунда в переводе с датского языка и с предисловием Н. Протасова-Бахметьева. Мария Федоровна сопровождала цесаревича не только на балах и раутах, в поездках по святым местам, но и на военных парадах и даже на охоте. Когда же в силу обстоятельств приходилось все же расставаться, великий князь Александр Александрович ежедневно писал жене подробнейшие письма. Особенно долгой была для них разлука в 1877—1878 гг., когда цесаревич находился на фронтах русско-турецкой войны. В одном из своих писем он писал жене: «Моя милая душка Минни, в первый раз, что приходится писать тебе письмо в самый Новый год, я хочу обнять тебя только мысленно и пожелать от всей души нам обоим наше старое, милое, дорогое счастье; нового не нужно, а сохрани, Господи, нам то счастье, которым Уже, благодаря Твоей великой милости, пользуемся более 11-ти лет. Вот что я желаю тебе и себе от души и уверен, что и ты большего счастья не желаешь, потому что его нет и не нужно». В другом письме он восклицал: «Когда подумаешь, что через 8 дней будет уже полгода(!), что мы не виделись с тобой, просто не верится, чтобы это было возможно! Полгода! Да это полжизни!!!» Он интересовался воспитанием и поведением детей, давал жене советы. 1877—1878 г. были тяжелыми для России. Цесаревич был непосредственным участником русско-турецкой войны и свидетелем всего того, что пришлось вынести его отцу, императору Александру II, русской армии и народу России, чтобы победить в этой нелегкой битве. Во время войны цесаревичу открылось многое, чего раньше он не мог видеть и знать. В своих письмах к жене он резко критиковал главный штаб армии и его главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (старшего) — «дядю Низи». Он считал, что затяжной характер войны объясняется неумением решать важнейшие и сложные задачи командования военными операциями. «Начало войны было столь блестяще, а теперь от одного несчастного дела под Плевной все так изменилось, и положительно ничего мы не можем сделать. Но я твердо уверен, что Господь поможет нам и не допустит неправде и лжи восторжествовать над правым и честным делом, за которое взялся Государь и с ним вся Россия. Это был бы слишком тяжелый удар православному христианству и на долгое время, если не совсем, уничтожило весь славянский мир». Особенно возмущала Александра Александровича плохая организация снабжения армии: «...Интендантская часть отвратительная, и ничего не делается, чтобы, поправить ее. Воровство и мошенничество страшное, и казну обкрадывают в огромных размерах...». Скорбь в связи с тяжелыми потерями под Плевной, осознание бесполезной гибели тысяч русских солдат чувствуются во всех письмах цесаревича жене. Так, 5 сентября 1877 г. он замечает: «...невыносимо грустно и тяжело то, что мы опять потеряли такую массу людей, дорогой русской крови пролилось снова на этой ужасной турецкой земле!..» В письме от 6 сентября: «...До сих пор брали всё прямо на штурм; от этого и была у нас эта страшная потеря, дошедшая за последнее время до ужасной цифры 16 000 человек убитыми и ранеными, а одних офицеров выбыло под Плевной до 300 человек». 11 сентября 1877 г. он просит цесаревну не ездить по театрам в такое тяжелое, скорбное время для всей России. «Если ты хочешь мне сделать огромное удовольствие и если тебе это не слишком тяжело, не езди в театры, пока эта тяжелая кампания благополучно не кончится. Я уверен, что и Мама разделит мой взгляд и все найдут это приличным и более достойным для моей жены. Прости меня, что это пишу тебе, потому что уверен, что ты и без того этого не делала бы и что тебе и самой казалось это неприличным. Так ли это или я ошибаюсь?..». 24 апреля 1878 г. указом Александра II Мария Федоровна была награждена знаком отличия Красного Креста I степени за попечительство о раненых и больных воинах. В письме от 4 ноября 1877 г. из болгарского села Брестовец цесаревич писал жене: «...Вчера в 11 часов утра получил посланные тобой вещи для офицеров и солдат... Если будешь еще присылать, то, пожалуйста, побольше табаку и именно махорки; это главное удовольствие бедных солдат, и даже более удовольствие им делает махорка, чем чай, который они получают иногда от казны, а табак никогда... Одеяла, чулки, колпаки и проч. — все это хорошие вещи и нужны. Папиросы для офицеров тоже нужны, здесь трудно достать и дороги...». В те дни цесаревич осознал ту колоссальную ответственность, которая возлагалась на монарха как главу государства. Он глубоко сочувствовал своему отцу, понимая, какой непомерный груз лежал на нем в то время. «Боже,— восклицает он, — как должен страдать бедный Папа, когда мы все, неответственные люди перед Россиею и Господом, мы все морально страдаем за эти последние дни страшного испытания. Бог знает, последние ли это испытания? Что будет потом, что еще предстоит нам испытать, не будут ли еще сильнейшие испытания нам всем и дорогой Родине? Боже, не оставь нас, грешных и недостойных рабов Твоих! Уж мы ли не усердно молимся Ему и уповаем на Него, да будет, Боже, святая воля Твоя. Аминь!». Именно в годы русско-турецкой войны сформировалось мировоззрение будущего императора, понимание необходимости для России мирного государственного развития. 1879— начало 1880 г., по словам самого Александра III, «самые ужасные и отвратительные годы, которые когда-либо проходила Россия. Хуже этого времени едва ли может что-нибудь быть. Годы «охоты на царя». Первое покушение 4 апреля 1866 г. — недалеко от Летнего сада в царя стрелял Дмитрий Каракозов. Второе покушение произошло в Париже 25 мая 1867 г. На сей раз попытка убить царя была предпринята поляком-фанатом Березовским. 2 апреля 1879 г. Соловьев предпринял третье покушение, и в том же году недалеко от Москвы был взорван железнодорожный путь в месте предполагаемого прохождения царского поезда. 5 февраля 1880 г. произошел очередной террористический акт, но уже направленный не только против царя, но и всей царской семьи. Его организаторы рассчитывали на то, что когда царская семья во время обеда сядет за стол, сработает мощное взрывное устройство, заложенное в нижнем этаже Зимнего дворца. 5 (17) февраля 1880 г. цесаревич, постоянно ведущий дневник, записал: «В 1/2 6 отправился на Варшавскую дорогу встречать вместе с братьями Дядю Александра и Людвига. Со станции все отправились в Зимний дворец к обеду, и только что мы успели дойти до начала большого коридора Папа, и он вышел навстречу Д. Александра, как раздался страшный гул и под ногами все заходило и в один миг газ потух. Мы все побежали в желтую столовую, откуда был слышен шум, и нашли все окна перелопнувшими, стены дали трещины в нескольких местах, люстры почти все затушены, и все покрыто густым слоем пыли и известки. На большом дворе совершенная темнота, и оттуда раздавались страшные крики и суматоха. Немедленно мы с Владимиром побежали на главный караул, что было нелегко, так как все потухло и везде воздух был так густ, что трудно было дышать. Прибежав на главный караул, мы нашли страшную сцену: вся большая караульная, где помещались люди, была взорвана, и все провалилось более чем на сажень глубины, и в этой груде кирпичей, известки, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более 50 солдат, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью. Картина раздирающая, и в жизнь мою не забуду я этого ужаса! В карауле стояли несчастные финляндцы, и когда успели привести все в известность, оказалось 10 человек убитых и 47 раненых... Описать нельзя и слов не найдешь выразить весь ужас этого вечера и этого гнуснейшего и неслыханного преступления. Взрыв был устроен в комнатах под караульной в подвальном этаже, где жили столяры. Что происходило в Зимнем дворце, это себе представить нельзя... В 1/2 12 вернулись с Минни домой и долго не могли заснуть, так нагружены были все нервы и такое страшное чувство овладело всеми нами. Господи, благодарим Тебя за новую Твою милость и чудо, но дай нам средства и вразуми нас, как действовать! Что нам делать!» 32 1 марта 1881 г. в результате злодейского нападения Александр И был убит. Царская семья была в шоке. 4 марта Мария Федоровна писала своей матери, датской королеве Луизе: «Какое горе и несчастье, что наш Император ушел от нас, да еще при таких ужасных обстоятельствах. Нет, кто видел эту страшную картину, никогда не сможет забыть ее! Я вижу перед собой это постоянно — день и ночь! Бедный безвинный Император, видеть его в этом жутком состоянии было душераздирающе! Лицо, голова и верхняя часть тела были невредимы, но ноги— абсолютно размозжены и вплоть до колен разорваны в клочья, так что я сначала не могла понять, что собственно я вижу— окровавленную массу и половину сапога на правой ноге и половину ступни — на левой. Никогда в жизни я не видела ничего подобного. Нет, это было ужасно!». Царь Николай II также оставил описание того страшного дня: «Когда мы поднимались по лестнице, я видел, что у всех встречных были бледные лица. На коврах были большие пятна крови. Мой дед истекал кровью от страшных ран, полученных от взрыва, когда его несли по лестнице. В кабинете уже были мои родители. Около окна стояли мои дяди и тети. Никто не говорил. Мой дед лежал на узкой походной постели, на которой он всегда спал. Он был покрыт военной шинелью, служившей ему халатом. Его лицо было смертельно бледным. Оно было покрыто маленькими ранками. Его глаза были закрыты. Мой отец подвел меня к постели. «Папа, — сказал он, повышая голос, — Ваш «луч солнца» здесь». Я увидел дрожание ресниц, голубые глаза моего деда открылись, он старался улыбнуться. Он двинул пальцем, но он не мог поднять рук, ни сказать то, что он хотел, но он несомненно узнал меня. Протопресвитер Батанов подошел и причастил его в последний раз. Мы все опустились на колени, и Император тихо скончался. Так Господу угодно было». Много лет спустя Мария Федоровна в письме сыну Георгию вспоминала: «Теперь я должна с тобой распрощаться, поскольку я еду в крепость на эту страшную годовщину 1 марта; этот ужас никогда не изгладится в наших сердцах и в памяти каждого, кто был свидетелем того жестокого дня...». Воцарение В 1883 г. великий князь Александр Александрович был коронован на русский престол. Ему исполнилось 36 лет. Великий князь Александр Михайлович, присутствовавший на коронации, оставил яркие воспоминания этого волнующего события. «Когда, наконец, наступил долгожданный момент, митрополит взял с красной бархатной подушки императорскую корону и передал ее в руки царя. Александр III возложил собственноручно корону на свою голову и затем взял вторую корону, императрицы, повернулся к коленопреклоненной Государыне и надел ей на голову корону. Этим обрядом символизировалась разница между правами императора, данными ему свыше, и прерогативами императрицы, полученными ею от императора. Императрица поднялась с колен, и Царская чета повернулась лицом к нашей ложе, олицетворяя собою гармонию сурового могущества и грациозной красоты». Коронационные празднества ознаменовались не только пышными церемониями в Кремле, но и совпали со знаменательным событием — торжественным освящением храма Христа Спасителя, которое состоялось 26 мая 1883 г. в день Вознесения Господня. Александр III год спустя, 16 мая 1884 г., в письме из Гатчины Марии Федоровне замечал: «...Вчерашний день, 15 мая, счастливейший день по воспоминаниям о том, что было в Москве год тому назад, и вечное благодарение Господу, благословившему этот священный день для нас и всей России, которая с таким трогательным участием и вниманием ждала и встретила это великое событие для нас и доказала всей изумленной и испорченной нравственно Европе, что Россия та же самая святая, православная Россия, каковой она была и при Царях Московских и каковой, дай Бог, ей остаться вечно!». Первый молебен в храме Христа Спасителя, открытие в Москве Исторического музея, ставшего уникальной сокровищницей национальной культуры, ознаменовали дни коронации Александра III и Марии Федоровны. В их честь была впервые исполнена «Триумфальная увертюра», написанная Петром Чайковским. В ней соединились мелодии двух национальных гимнов — русского и датского. Александр III взошел на престол при самых неблагоприятных обстоятельствах. Русскотурецкая война, участником которой он был сам, расстроила финансы страны, казна имела годовой дефицит (на 1880 г.) в 44,5 миллиона рублей. И беспредельный разгул терроризма и анархистских настроений... В своем завещании Александр II возлагал большие надежды на сына: «Я уверен, что сын мой, император Александр Александрович, поймет всю важность и трудность высокого своего призвания и будет и впредь во всех отношениях достоин прозвания честного человека, которым величал его покойный старший брат его Никса. Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне не удалось сделать для улучшения благоденствия дорогого Отечества. Заклинаю его не увлекаться модными теориями, пекись о постоянном его развитии, основанном на любви к Богу и на законе. Он не должен забывать, что могущество России основано на единстве Государства, а поэтому всё, что может клониться к потрясениям всего единства и к отдельному развитию различных народностей, для неё пагубно и не должно быть допускаемо. Благодарю его, в последний раз, от глубины нежно любящего его сердца, за его дружбу, за усердие, с которым он исполнял служебные свои обязанности и помогал мне в Государственных делах». И Александр III оправдал надежды отца. Его 13-летнее правление (1881—1894) было для России мирным и плодотворным. Мария Федоровна являлась одной из самых примечательных фигур датской королевской династии, а позже и российского императорского дома. Граф С. Ю. Витте говорил о дипломатических способностях императрицы как об одном из ее главных достоинств. Очарование ее удивительной личности оказывало магическое воздействие на всех, кто ее окружал. По словам Феликса Юсупова, «несмотря на маленький рост, в ее манерах было столько величия, что там, куда она входила, не было видно . дикого, кроме нее... По своему уму и политическому чутью Мария Федоровна играла заметную роль в делах империи». Расписанная по часам жизнь двора, порой утомительные, но обязательные светские приемы, дети, требовавшие внимания и сил, никак не мешали императрице заниматься благотворительностью, на которую она всегда находила время. Огромная общественная деятельность Марии Федоровны как главы Ведомства учреждений императрицы Марии, основанного женой Павла I Марией Федоровной (урожденная принцесса Вюртембургская София-Доротея-Августа-Луиза.—авт.), и Российского общества Красного Креста, которым она руководила, начиная с первых лет своего пребывания в России, оставила заметный след в истории нашего отечества. В ведении Ведомства учреждений императрицы Марии находились учебные заведения, воспитательные дома, приюты для обездоленных и беззащитных детей, богадельни. Немалые средства в их содержание вкладывала царская семья. Благотворительные учреждения императрицы Марии были созданы практически во всех крупных городах Российской империи: Москве, С.-Петербурге, Ярославле, Пскове, Петрозаводске, Вологде, Владимирской и Тамбовской губерниях, Орле, Нижнем Новгороде, Риге, Ковно, Новочеркасске, Симбирске, Саратове, Томске и многих других крупных городах. В Москве и Московской губернии их насчитывалось не менее десяти, в С.-Петербурге и его окрестностях— более 17. Среди них: Общество попечения о детях лиц, ссылаемых по судебным приговорам в Сибирь; Братолюбивое общество по снабжению неимущих квартирами; Приют для неизлечимых больных; Александро-Мариинский дом призрения; Благотворительное общество при Обуховской больнице; Мариинский институт для слепых девочек и Институт взрослых слепых девиц; Мариинский родовспомогательный дом и находящаяся при нем школа повивальных бабок; Свято-Троицкая община сестер милосердия; Орловское губернское попечительство для пособия нуждающимся семействам воинов; Детский приют Симбирского общества христианского милосердия; Елизаветинский дом призрения детей бедных жителей; мужской приют для сирот, оставшихся после павших воинов; Дом призрения детей бедных граждан г. Коломны и т. д. Архивы сохранили множество адресов, присланных на имя Марии Федоровны различными благотворительными обществами. В одном из них, направленном императрице руководством лечебницы для хронически больных детей г. Гатчины, говорилось: «...С того времени Ваше Величество милосердною ласкою Вашею неоднократно согревали обреченных на страдания бедных малюток, не утешаемых постоянною заботливостью родных матерей, и ныне соизволили принять лечебницу под Августейшее Свое покровительство! ...Общество лечебницы для хронически больных детей чувствует во Всемилостивейшем покровительстве Вашем высокую нравственную силу, направляющую и уясняющую его деятельность. Ободренное в своих трудах, осчастливленное Августейшим к нему вниманием, Общество берет на себя смелость повергнуть к стопам Вашего Императорского Величества чувства беспредельной своей благодарности». В другом адресе, присланном императрице по поводу рождения цесаревича Обществом попечения о детях лиц, ссылаемых по судебным приговорам в Сибирь, его авторы писали: «Нежное сердце матери расположило Вас в святой иконе преподать благословение детям, которые примером собственных их родителей могли быть совращены на путь погибели и которым Ваше благословение будет путеводною звездою к жизни и спасению...». Мария Федоровна была попечительницей многих монастырей, в частности, женского Иоанно-Предтеченского монастыря в Томске. При монастыре работала общеобразовательная школа для девочек, золотошвейная и золототкацкая мастерские, продукция которых пользовалась особо высоким спросом. При монастыре также были открыты приют трудолюбия и дом трудолюбия, где содержались на всем готовом и обучались грамоте, приобретали трудовую профессию 55 безродных девочек. Благодаря заботам Марии Федоровны томский женский монастырь стал самым богатым женским монастырем Сибири> В 1882 г. по инициативе Марии Федоровны возникли Мариинские женские училища для малообразованных- девушек-горожанок (промежуточная ступень между начальными школами и средними учебными заведениями). 30 ноября 1902 г. Императрица была избрана почетным членом Казанского университета. Для воспитанников столичных учебных заведений 14 ноября в день рождения ее высочеству ежегодно давались бесплатные утренние спектакли44. Императрица попечительствовала также женскому Патриотическому обществу. Обществу покровительства животным и др. Из личных средств императрицы Марии Федоровны оказывалась денежная помощь и благотворительным организациям Дании. В архивах сохранились описи, свидетельствующие о размерах этой помощи. Среди подобных организаций были: Приют св. Дагмары, женское благотворительное общество в Копенгагене, общество «Нудела», занимавшееся раздачей лекарств бедным, Институт диаконис, действовавший при датских церквах и осуществлявший помощь нуждающейся части населения. Как попечительнице Российского Общества в 1900 году на международной выставке в Париже императрице был вручен почетный диплом. В годы русско-японской войны 1904—1905 гг. и Первой мировой войны императрица также стояла во главе Российского общества Красного Креста. Мария Федоровна на протяжении всей своей жизни была шефом Кавалергардского и Кирасирского полков. Маршал Финляндии Густав Маннергейм, бывший в молодости кавалергардом, вспоминал: «Иногда в зимнее время офицеры Кавалергардского полка должны были нести караул в Зимнем дворце. В эти минуты мне казалось, что я прикасаюсь к частичке истории России. Подобные чувства вызывала и историческая военная форма, которую мы должны были носить: мундир из белого сукна с посеребренным воротником с галунами, плотно облегающие лосины, блестящие кожаные сапоги... Поверх мундира надевался красный вицмундир с Андреевскими звездами, вышитыми спереди и сзади. Наряд довершала каска, украшенная двуглавым императорским орлом, которого мы, офицеры, называли мирным именем «голубь». Зимний дворец предоставлял офицерам-кавалергардам и более приятное впечатление... Раз в году шеф полка Императрица Мария Федоровна вместе со своим супругом Императором Александром III принимала у себя всех офицеров полка...». В жизни императора Александра III и императрицы Марии Федоровны особое место занимала религия. В вопросах религиозного воспитания цесаревича Александра Александровича основное влияние на него оказала мать — императрица Мария Александровна. Позже в письме жене цесаревич так оценивал роль матери в его духовном и нравственном воспитании: «Мама постоянно нами занималась, приготовляла к исповеди и говению; своим примером и глубокою христианскою верою приучила нас любить и понимать Христианскую веру, как она сама ее понимала. Благодаря Мама мы, все братья и Мари, сделались и остались истинными христианами и полюбили веру и церковь. Сколько бывало разговоров самых разнообразных, задушевных: всегда Мама выслушивала спокойно, давала время все высказать и всегда находила, что ответить, успокоить, побранить, одобрить, и всегда с возвышенной христианской точки зрения... всем, всем я обязан Мама — и моим характером, и тем, что есть!» Во всем происходящем на земле как Александр Александрович, так и Мария Федоровна видели, прежде всего, промысел Божий. «Во всем, что делается на Земле,— писал из Болгарии цесаревич,— есть воля Божия. Господь, без сомнения, ведет судьбы народов к лучшему, а не к худшему, если они, конечно, не заслуживают полного Его гнева. Поэтому да будет воля Господня над Россией, и что ей следует исполнить, и что ей делать, будет указано Самим Господом. Аминь». В предначертанность жизненного пути верила и императрица Мария Федоровна. Накануне своего сорокалетия она писала: «Это все Божья милость, что будущее сокрыто от нас и мы не знаем заранее о будущих ужасных несчастьях и испытаниях; тогда мы. не смогли бы наслаждаться настоящим, и жизнь была бы лишь длительной пыткой». Глубоко религиозным был и Николай II. «...Я питаю твердую, абсолютную уверенность, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи находятся в руке Бога, поставившего меня на то место, где я нахожусь. Что бы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей с сознанием того, что у меня никогда не было иной мысли, чем служить стране;, которую Он мне вверил». О фаталистических настроениях последнего царя, которые усилились после того, как царю стало известно о неизлечимой болезни его сына, писал французский посол М. Палеолог. Он ссылался на мемуары министра иностранных дел С. Д. Сазонова, который воспроизвел разговор Николая II в 1909 г. с П. А. Столыпиным. «Мне ничего не удается в моих начинаниях, — сказал он печальным голосом Столыпину, когда тот представил государю проект крупных мероприятий в области внутренней политики. — У меня нет удачи. Да и, кроме того, человеческая воля бессильна». Сказав, что он родился к тому же в день святого Иова, он продолжал: «Нет, поверьте мне, Пётр Аркадьевич, этом у меня не только предчувствие, но и внутреннее убеждение. Я подвергнусь тяжелым испытаниям, но не увижу награды на Земле. Сколько раз мне приходилось применять по отношению к себе следующую угрозу Иова: «Стоит мне только предчувствовать какуюнибудь опасность, как она осуществляется, и все несчастья, которых я боюсь, обрушиваются на меня». Молитва, как очищение души и утверждение лучших благородных помыслов, была постоянным спутником жизни императорской четы. «...Ты не можешь себе представить, — писал цесаревич 30 июня 1879 г. во время очередной разлуки с Марией Федоровной, — что я чувствовал, видя эти милыя комнаты, где еще так недавно мы жили так счастливо все вместе. Мне вдруг сделалось так грустно, так было все пусто кругом меня, я взошел в спальню и там на коленях горячо молился перед образами за тебя, моя душка, и за милых детей и просил моих дорогих Ан-Папа и Ан-Мама, чтобы они не забывали нас в своих молитвах, как до сих пор нас не забывали и благословляли!..». В одном из своих писем великий князь просит жену заказать на его личные деньги шесть штук колоколов для болгарских церквей, так как, по его словам, «они (болгары. — авт.) колотят в доски вместо колоколов». «Колокола, — писал он жене, — должны быть все 6 одинаковой величины, не очень большие, немного более колоколов, которые обыкновенно висят на гауптвахтах, но с хорошим звоном. Если возможно купить готовые, было бы лучше и скорее прислать их ко мне». Будучи глубоко религиозным человеком, Александр III уделял большое внимание религиозному воспитанию и необходимости постоянного общения с Богом. В письмах жене он часто затрагивал эту тему. В мае 1877 г., вскоре после начала русско-турецкой войны, он писал Марии Федоровне из Румынии: «Скажи от меня Ники и Георгию, чтобы они молились за меня; молитва детей всегда приносит счастье родителям, и Господь услышит и примет ее...». Мария Федоровна была также очень религиозна. Все ее письма содержат обращения к Богу, у которого она постоянно просит благословения семье, мужу, детям: «Обнимаю тебя от всего сердца, мой любимый Саша, и прошу Бога благословить тебя и дорогих детей. Твоя на всю жизнь. Твоя верная и преданная Минни». «Сегодня все мои мысли находятся исключительно рядом с тобой. С самыми нежными любовью и молитвами я прошу, чтобы Господь посылал тебе Свое Благословение всегда и во всем, освещая твой путь, и помогал тебе самую трудную цель сделать более легкой, мой дорогой и любимый Саша», — писала она в другом письме. 15 мая 1894 г.: «...Да озарит тебя Господь своим благословением и будет помогать тебе всегда и во всем. Пусть Он даст тебе силы и здоровье, чтобы ты смог еще много, много лет осуществлять то большое дело, к которому Он тебя призвал, во имя процветания и славы нашей дорогой России и счастья нас всех и прежде всего твоего. Такова моя усердная молитва, с которой я каждый день обращаюсь к милосердному Богу». Рассказывая о своем пребывании у сына Георгия в Абасту-мане, Мария Федоровна замечала: «Вчера утром мы не выходили на прогулку, потому что в маленькой прелестной церкви, наполненной воспоминаниями, была обедня. Я была счастлива быть вместе с Георгием, ведь девять месяцев мы не были с ним вместе на обедне, и мне было так приятно, что не пришлось упоминать его имени в молитве о сыновьях, которых нет рядом, потому что один из них стоял рядом со мной. Я поблагодарила Всевышнего за то, что он мне доставил такую радость». Когда Мария Федоровна посещала родную Данию и вместе со своими близкими родственниками приходила в Слоткиркен— дворцовую лютеранскую церковь, находившуюся у Кристиансборга, она вынуждена была оставаться позади, когда ее родные шли к алтарю, так как, приняв православие, она уже не могла участвовать в церковной церемонии «вхождения в алтарь». Об этом, в частности, свидетельствует запись в ее дневнике, датированная 16 марта 1902 г.: «В первую половину дня пришла ко мне Софи Бенкендорф. К часу дня мы поехали в Слоткиркен, где Папа и вся семья пошли к алтарю, а я и Мария сидели сзади, что было всегда трудно. Все было как всегда торжественно и прекрасно». В российских архивах сохранилась записка отца Иоанна Янышева, протоиерея русской церкви в Висбадене (впоследствии духовника царской семьи), которая была специально составлена для Дагмар, когда та в 1866 г. собиралась в Россию. Записка носит название «Об основных различиях православной и лютеранской церкви». В царствование Александра III в стране открылось 25 тысяч церковноприходских школ и 5 тысяч церквей и часовен. Как отмечали современники, царь был глубоко религиознотерпимым человеком. Лица, занимавшие при дворе высокие посты, часто были неправославной веры. Так, гофмаршал двора граф Бенкендорф был католиком, а министр двора барон Фредерикс — лютеранином. «Принес Жаконе (корреспондент французской газеты. — авт.) вырезку из «Times» от 15 ноября (1889),— читаем мы в дневниках жены министра внутренних дел Е. В. Богдановича А. В. Богданович, — где пишут, что Государь дал три месяца непрошеного отпуска Победоносцеву. Поводом к этой немилости послужило религиозное гонение так долго бывшего всемогущим прокурора Святейшего Синода. Оказывается, что во время пребывания Царя в Копенгагене он получил памфлет Дальтона (протестантский пастор. — Ю. К.), где он пишет, каким гонениям подверглись балтийские лютеране по приказанию Победоносцева. Говорят, он был глубоко возмущен рассказами, каким страданиям подвергаются лютеранские пасторы, высказал это в разговоре с датским двором, и его убеждали там, чтобы гуманнее обращаться со всеми, кто не принадлежит к православной русской церкви. Государь в ту минуту ничего не обещал, но, по-видимому, остался под впечатлением того, что слышал...». Супружеская жизнь Марии Федоровны и Александра III была в целом счастливой. За шестнадцать лет в семье родилось шестеро детей: Николай (Николай II) (1868), Александр (1869), Георгий (1871), Ксения (1875), Михаил (1878), Ольга (1882). Первое семейное несчастье постигло семью цесаревича в 1870 г., когда неожиданно в годовалом возрасте умер второй сын Александр. Эта потеря навсегда осталась тяжелым воспоминанием как для Марии Федоровны, так и для Александра III. 25 лет спустя, 26 мая 1894 г., в день рождения Александра Мария Федоровна писала мужу: «Я чувствую, что сегодня мы с тобою как никогда объединились в наших молитвах и мыслях, вспоминая тот единственный счастливый день 1869 г.! Уже 25 лет прошло с тех пор, как родился наш дорогой незабвенный маленький Беби! С трудом верится, что столько лет могло пройти с того дня. И наше горе из-за его пустого места всегда с нами». И в тот же день императрица получила от мужа послание следующего содержания: «Сегодня с утра получил я твою телеграмму, и мы совершенно сошлись в мыслях; я именно утром еще думал о грустном сегодняшнем дне, который только раз был радостным и счастливым, и ты именно то же самое мне пишешь. Да, эта рана, которая во всю нашу жизнь не вылечивается и с каждым годом более и более раскрывается и ноет! Да, когда подумаешь, что нашему ангелу Александру было бы теперь уже 25 года, когда подумаешь, что все три старших мальчика были бы вместе, почти одних лет, и никогда его больше не видеть с нами в сей жизни, просто душа разрывается от отчаяния и грусти! Но и за то как не благодарить Господа, что Он его младенцем взял к себе обратно, т. е. прямо в рай, где, конечно, он молится за нас и вместе с нашим ангелом-хранителем. Все же грустно и тяжело! Да будет воля Твоя, Господи!» В семейных делах, в вопросах воспитания детей решающее слово оставалось не за отцом семейства, а за матерью. Расшалившись в присутствии отца, дети тут же стихали при появлении матери. Царская семья всегда была предметом пристального внимания двора, различного рода сплетен и пересудов в петербургских салонах. Находились и такие, которые утверждали, что Мария Федоровна слишком строго обращается со своими детьми, в то время как отец, несмотря на свою внешнюю суровость, всегда с ними мягок и нежен. Хозяйка одного из петербургских салонов, вышеупомянутая А. В. Богданович, явно недолюбливавшая императрицу Марию Федоровну, в своих дневниковых записях отмечала: «...Иногда совсем неожиданно царь заходил в спальню детей, но мать, как заведенные часы, заходила аккуратно в один и тот же час, так же, как в одно и то же время дети являлись к ней— поздороваться утром и поблагодарить после завтрака и обеда и проч». Обстановка в семье была на редкость спокойной, дружелюбной и добропорядочной. Во всем чувствовался размеренный порядок, олицетворением которого была, прежде всего, Мария Федоровна. Дети воспитывались в строгости, уважении к старшим, любви ко всему русскому, русским основам, традициям и идеалам, вере в Бога. Мать и отец всегда уделяли детям много внимания. Их письма друг другу наполнены родительской любовью и к младшим, и к старшим дочерям и сыновьям. «Ты ничего не говоришь в письмах, как нашли твои родители наших детей и как они с ними? Я уверен, что Ксения сначала была очень дика и наверно боялась их. Пожалуйста, напиши мне об этом всем и подробнее, меня это все интересует», — писал цесаревич Марии Федоровне из Красного Села в июне 1879 г. В другом письме к жене царь восклицал: «Моя милая душка Минни, сегодня уже 9 лет, что в этом милом и дорогом Коттедже родилась наша душка Ольга. Благодарю Господа от всей души за это счастье и радость, которое было первым после того ужасного события 1 марта! Беби была так довольна своим днем и счастлива бесконечно, просто радость смотреть, как дети довольны такими простыми и наивными удовольствиями». Годом позже, в апреле 1892 г.: «...Сегодня завтракали с Мишей и Беби втроем, а потом они были у меня в кабинете и смотрели картинки. Это такая радость и утешение иметь их при себе, и они так милы со мной и вовсе мне не мешают». Когда же ввиду отъезда Марии Федоровны в Данию дети оставались с отцом, царь в письмах подробно рассказывал жене об их поведении, сообщал о разных курьезных случаях. «...В З 1/4 пошли гулять с Ники, Жоржи и Мишкиным, (Николаем, Георгием, Михаилом. — авт.). Отправились мы, наконец, ловить ослов. Мишкин был в таком восторге, что, наконец, придет домой с ослом, что всю прогулку только об этом говорил и приготовлялся, но когда мы пришли к ослам и они начали все разом орать, Мишкин струсил и остолбенел от удивления. Мы выбрали двух небольших ослов, старых, они большие друзья и постоянно и в конюшне, и на прогулке бывают вместе, как объяснил нам сторож-чухонец. Обратное шествие домой с ослами было довольно затруднительно, и порядочно мы с ними возились: то они совсем не идут, то побегут так шибко, что нет силы остановить. Жоржи совсем не мог удержать своего осла, и я должен был вести его почти всю дорогу. Однако после долгих приключений доставили ослов благополучно и сдали их на конюшню. Не понимаю, почему Хакстаузен не присылает заказанную для ослов тележку в Копенгаген!». 16 мая 1884 г. из Гатчины: «Завтракал с тремя сыновьями, а потом читал. В З 1/4 гуляли с тремя детьми и катались на лодках по озерам... Обедал один в своем кабинете, а потом был у детей и стал заниматься и писать. Мишкин пресмешной; сегодня за завтраком я спрашиваю его, будет ли он теперь всегда завтракать с нами, когда ты вернешься с Ксенией. Он отвечает: нет, я буду завтракать у себя. Так что это одолжение он сделал только ради твоего отъезда. Посылаю тебе при этом письмо, составленное Ники, — описание французского урока Жоржи; оно составлено смешно и очень удачно, наверное вы будете хохотать, действительно недурно!» Великий князь Александр Михайлович в своих мемуарах писал, что монарх, сумевший обуздать темперамент императора Вильгельма II, не мог удержаться от смеха, слушая бойкие ответы своих детей. Ему доставляло большое удовольствие, что называется, окатить «ушатом холодной воды юного Михаила Александровича, но великий князь не остался в долгу и уже за обедом готовил отцу новый сюрприз». Старший сын Николай, как наследник престола, естественно, вызывал особо пристальное внимание родителей. Главное, что пытались привить родители детям, была доброта, доброе отношение к сверстникам и окружающим их людям. В одном из писем к Марии Федоровне Александр замечал: «То, что ты мне пишешь про Ники, когда он получил мое письмо, меня правда очень тронуло, и даже слезы показались у меня на глазах, это так мило с его стороны, и конечно, уже совершенно натурально и еще раз показывает, какое у него хорошее и доброе сердце. Дай Бог, чтобы это всегда так было; обними его от меня крепко и благодари за его второе письмо, которое я тоже получил вчера». Мать, говоря о сыне, часто замечала: «Он такой чистый, что не допускает и мысли, что есть люди совершенно иного нрава». И когда сын уже стал взрослым, Мария Федоровна попрежнему продолжала внушать ему главные правила поведения: вежливость, деликатность, дружелюбие, внимание к людям. «Никогда не забывай, когда тот уже служил офицером в лейб-гвардии Преображенском полку, — что все глаза обращены на тебя, ожидая, каковы будут твои первые самостоятельные шаги в жизни. Всегда будь воспитанным и вежливым с каждым так, чтобы у тебя были хорошие отношения со всеми товарищами без исключения, и в то же время без налета фамильярности или интимности, и никогда не слушай сплетников». В 1891 г., во время пребывания цесаревича в Индии, Мария Федоровна продолжала наставлять: «Я хочу думать, что балы и другие официальные дела не очень занимательны, особенно в такую жару, но ты должен понять, что твое положение тебя обязывает к этому. Оставь свой личный комфорт, будь вдвойне вежлив и дружелюбен и, более того, никогда не показывай, что тебе скучно. Будешь ли ты так делать, мой Ники? На балах ты должен считать своим долгом больше танцевать и меньше курить в саду с офицерами, хотя это и более приятно. Иначе просто нельзя, мой милый, но я знаю, ты понимаешь все это прекрасно, и ты знаешь только одно мое желание, чтобы ничего нельзя было сказать против тебя и чтобы ты оставил о себе самое лучшее впечатление у всех и всюду. Позже, после того как произошло покушение на Николая во время его поездки в Японию, Александр III, делясь с женой своими воспоминаниями, назвал «великим чудом» спасение сына: «Завтра знаменательный день в Оцу год назад! Не знаешь, как благодарить достаточно Господа за Его великое чудо и милость к нам, молитвы наши, конечно, будут завтра общими с тобою, моя душка Минни, а теперь от всего сердца обнимаю и целую тебя...» Дети относились к своим родителям с большим уважением и почтением и были к ним очень привязаны. В 1891 г. с Желтого моря великий князь Николай Александрович писал родителям: «Когда думаешь о своем доме и о том, что вы в эту минуту делаете, то сердце невольно сжимается при мысли о том громадном пространстве, которое разделяет нас еще. Несколько раз я впадал в безотчетную тоску и проклинал себя за то, что задумал идти в плавание и на такой долгий срок расстаться с вами. Понятно, что эта грусть проходила через некоторое время, но иногда случалось, в особенности вначале, она длилась дня три-четыре подряд...». 19 апреля в письме к отцу он восклицал: «Сегодня вечером я исповедуюсь и хотя поздно это делаю, но прошу тебя, мой дорогой Папа, простить меня во всем, в чем я перед тобой виноват!!! Благодарю за дорогое письмо» 11 июня того же года: «Мой милый дорогой Папа, не знаю, как мне тебя благодарить за твою ангельскую доброту писать ко мне с каждым фельдъегерем, когда я знаю, что у тебя и без того совсем свободной минуты нет. Они меня укрепили духом и заставили смотреть смело и с любовью на трудный путь, четверть которого я уже проехал. Сегодня ровно месяц, что я в нашей дорогой России. Тебе понятна, милый Папа, та безграничная радость, которую я испытал 11 мая утром, когда «Память Азова» бросил якорь во Владивостоке. Трудно передать то чувство. Позже, уже после смерти отца, Николай II постоянно возвращался к его памяти и пытался найти в ней для себя помощь и поддержку. 3 ноября 1897 г. он писал матери: «Его (Александра III. — авт.) святой пример во всех Его деяниях постоянно в моих мыслях и в моем сердце — он укрепляет меня и дает мне силы и надежды, и этот пример не дает мне падать духом, когда приходят иногда минуты отчаяния, я чувствую, что я не один, что за меня молится Кто-то, который очень близок и Господу Богу, — и тогда настает душевное спокойствие и новое желание продолжать то, что начал делать дорогой Папа!!!». 20 октября 1904 г. он записал в своем дневнике:«Мама приехала из Дании, в ее поезде поехали до города. Были в крепости на заупокойной обедне по незабвенному Папа. 10 лет уже прошло, скорее пролетело, со дня его горестной кончины! Как все осложнилось, как все труднее стало! Но Господь милостив, после испытаний, ниспосланных Им, наступят спокойные времена». Вдовствующая императрица Мария Федоровна жила в 1917 г. в Киеве, где ее и застала революция. Она ездила в Ставку, в Могилев, повидаться с государем и простилась с ним, увы, навсегда. Затем императрица уехала на южный берег Крыма и поселилась в имении АйТодор у великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны. Там же жили и сыновья последних: князья Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав и Василий Александровичи. Их дочь княгиня Ирина Александровна со своим мужем князем Феликсом Феликсовичем Юсуповым и с их малолетней дочерью Ириной жили тоже в Крыму, по соседству от Ай-Тодора, в их имении Кореиз. Затем, в 1918 г., императрица Мария Федоровна, великий князь Александр Михайлович, великая княгиня Ксения Александровна и их сыновья подверглись домашнему аресту, были переведены в Дюльбер, имение великого князя Петра Николаевича, который тоже был там арестован со своей семьей. Княгиня Ирина Александровна не была арестована. Там же, в Дюльбере, который находился вблизи Ай-Тодора, были арестованы великий князь Николай Николаевич со своей супругой великой княгиней Анастасией Николаевной и ее сыном князем Сергеем Георгиевичем Романовским, герцогом Лейхтенбергским. Александра и Мария Фёдоровна после Октябрьского переворота Все они находились под большевистской стражей и не были убиты лишь благодаря преданности, уму и ловкости начальника стражи моряка Задорожного, который лишь прикинулся большевиком. По миновании опасности императрица Мария Федоровна переехала в имение великого князя Георгия Михайловича Харакс, рядом с Ай-Тодором. Ее охранял конвой из белых офицеров. Великая княгиня Ксения Александровна с семьей вернулась к себе в Ай-Тодор. Великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича с их семействами в Дюльбере охраняли также белые офицеры. Весной 1919 г., когда большевики подходили к Крыму, английский король предоставил в распоряжение императрицы Марии Федоровны дредноут «Мальборо», чтобы уехать из России. Но императрица согласилась на это лишь под условием, чтобы и все, кому угрожала в Крыму опасность, тоже были эвакуированы. Союзники прислали за ними свои корабли, и таким образом лишь благодаря императрице Марии Федоровне они были спасены. Императрица Мария Федоровна проехала, остановившись на короткое время на острове Мальта, в Англию. За исключением коротких пребываний в Англии, у своей сестры, вдовствующей королевы Александры, императрица прожила остаток своей жизни в родной. Датская принцесса Дагмар, русская императрица Мария Фёдоровна, пережив своего мужа на 34 года, умрёт у себя на родине, в Копенгагене в 1928 году, так и не поверив до конца своих дней в гибель сыновей, внучек и внука, до последнего вздоха ожидая чуда, которого не могло случиться.
