ПРЕДМЕТНАЯ ОТНЕСЁННОСТЬ ТЕРМИНА «ПОНЯТИЕ» С.Н

ПРЕДМЕТНАЯ ОТНЕСЁННОСТЬ
ТЕРМИНА «ПОНЯТИЕ»
С.Н. Виноградов
Нижегородский госуниверситет
Понятие обычно определяется как мысль, мыслительная сущность, мысленное
обобщение, мыслительный элемент, реже — как совокупность суждений. Короче
говоря, почти общепринятым является отнесение данного объекта к сфере мышления. Например: «П о н я т и е — это элемент мысли, отражающий общие и существенные признаки, свойства и отношения отображаемых предметов и явлений
действительности, выделяющий предметы и явления действительности как самостоятельные объекты» (Головин, Кобрин, с. 35–36). Такое определение удовлетворительно с методологической точки зрения, поскольку отражает сущность понятия. Определения понятия как формы отражения мира, формы или способа
обобщения предметов и явлений требуют конкретизации и обычно конкретизируются в том смысле, что в этом обобщении или отражении участвует мышление.
Понятие входит в «сферу интересов» языкознания, поскольку язык и мысль неразрывно связаны. Но когда общее определение пытаются конкретизировать исходя
из задач лингвистического исследования, возникают противоречия и трудности,
которые связаны со спецификой мысли и с её противопоставлением материальным объектам.
Человек преуспел в первую очередь в научном изучении и практическом освоении материального мира, а не мира мысли. Это очевидно и с точки зрения повседневных нужд людей, и с позиции теоретического знания. Материальный
мир — среда обитания человека. Это мир зримых и осязаемых предметов, имеющих массу и пространственную протяжённость, существующих во времени, воздействующих своими физическими характеристиками и изменяющих эти характеристики в результате воздействия других предметов. Человек порожден этим миром, пользуется его благами, борется с его враждебными проявлениями и не может освободиться от него, выйти за его пределы. Вполне естественно, что в области науки наибольших успехов достигли дисциплины, изучающие материальные
объекты, физика (особенно механика), математические науки (в частности, теория
чисел и геометрия) и другие отрасли знания, изучающие свойства материальных
тел — количество, массу, пространственную протяжённость, процессы, протекающие во времени, и т.д. Но не только в этом обнаруживается связь мыслительной деятельности человека с окружающим материальным миром. Те инструменты, средства, которые использует мышление, тоже материальны. Материален
текст в его звуковом и графическом воплощении, материальна даже внутренняя
речь, выраженная в движениях артикуляционных органов и в других физиологических процессах. Структура речи и текста моделирует связи и отношения материального мира. Человек мыслит о предметах, используя модели, наделённые такими свойствами, как количество, вес, структура, протяжённость и т.п. Но обязательно ли обладают этими свойствами моделируемые объекты?
В качестве одного из основных свойств знака Ф. де Соссюр назвал линейный
характер означающего: «Означающее, являясь по своей природе воспринимаемым
на слух, развёртывается только во времени и характеризуется заимствованными у
197
времени признаками: а) о н о о б л а д а е т п р о т я ж е н н о с т ь ю и б) э т а
п р о т я ж ё н н о с т ь и м е е т о д н о и з м е р е н и е — это линия (Соссюр Ф.,
с. 103). Соссюр называл знаком соединение понятия и акустического образа. Почему здесь он говорит только об означающем? Позиция, выраженная в цитируемом отрывке, представляется весьма взвешенной. Протяженность означающего в
пространстве мы видим, протяжённость во времени ощущаем, а линейность плана
содержания, т.е. понятия, слитого с акустическим или графическим образом, воспринимать не можем.
Но разве на самом деле мы не воспринимаем линейности плана содержания?
Ведь если слово, выражающее понятие 1, предшествует слову, выражающему понятие 2, то, следовательно, понятие 1 также предшествует понятию 2?
Это рассуждение было бы справедливо, если бы мы были уверены, что выражения «понятие 1» и «понятие 2» употребляются не в переносном значении, Но
поскольку понятие неразрывно связано с выражающим его словом, то при употреблении термина «понятие» легко возникает метонимический перенос этого наименования с идеального объекта на его материальный носитель. Невозможно
доказать, что, говоря «понятие 1 предшествует понятию 2», мы имеем в виду
именно понятия, а не их обозначения. Что же касается самих этих обозначений,
они принадлежат к материальному миру, и их порядок относительно друг друга
можно наблюдать непосредственно.
Но настолько ли существенно такое подчёркивание различий между понятием
и его материальным носителем? Ведь если слово и мысль неразделимы, как две
стороны одного листа бумаги, то разве имеет значение, что мы подразумеваем,
говоря о линейной организации речи, — означаемое, означающее или их единство?
Разграничение означающего и означаемого в данной ситуации представляется
очень важным. Если мы утверждаем, что понятие 1 предшествует понятию 2, на
том основании, что первое означающее в речевой последовательности предшествует второму, мы по существу подменяем понятие его материальным отражением,
буквенной или звуковой моделью и в силу этого отказываемся от утверждения
специфики идеальных сущностей по сравнению с материальными. Тогда оказывается неразъяснённым, чем отличается понятие от его материального носителя.
Если же мы не настаиваем на линейной организации понятий, то по крайней мере
мы избегаем отождествления материального и идеального.
В рассуждениях учёных часто происходит сдвиг предметной отнесённости
термина «понятие» в результате метонимического переноса: «Авторские понятия
могут быть выражены длинной цепочкой слов, их языковое выражение может
варьироваться, т.е. не быть стабильным; понятия, в которых заключена тема или
проблема конкретного исследования, могут быть составлены из нескольких терминов [курсив наш. — С.В.] (Никитина, с. 44) (из нескольких терминов составляются не понятия, а выражающие их речевые последовательности); понятие «образуется, как известно, в мозгу человека» (Лемов, с. 29) (если понятие идеально, то
нельзя определенно утверждать о его пространственной локализации; в мозгу образуется материальный носитель понятия; можно принять эту формулировку, если
считать, что слово «мозг» употреблено в переносном значении, обозначает сознание, мышление); «применение понятия идиоматичности… по отношению к слову
вторично. Известно, что понятие это использовалось первоначально по отношению к сочетаниям слов и обозначало [курсив наш. — С.В.] несводимость значения
198
целого (словосочетания) к сумме значений составных частей (слов)» (Михайлов,
с. 85–86) (очевидно, имеется в виду не понятие, а знак, слово, термин). Оставляя в
стороне вопрос о фактической правильности и стилистической удачности этих и
подобных формулировок, отметим, что существуют объективные причины для
такого употребления термина «понятие». Когда этот термин определяется в философском или логическом значении (например, понятие «представляет собой систему знаний» (Лемов, с. 27), понятие — отражение свойств и связей явлений материального мира (Лемов, с. 25) и т.п.), то не происходит метонимического переноса
наименования и неразличения самого понятия и средств его выражения. Когда
этот термин конкретизируется в лингвистическом плане, возникает возможность
такого неразличения. Например, при рассуждениях о признаках понятий используют словесные формулировки этих признаков, и в этом случае термин «признак
понятия» может использоваться для обозначения как структуры самого понятия,
так и средств его выражения, и не всегда ясна его предметная отнесённость. Когда
понятие рассматривается в аспекте его выражения в языке, сдвиг предметной отнесённости соответствующего термина превращается в закономерность. Чтобы
изучать любое понятие, надо как минимум его выразить: «Инвариантом для конкретных лошадей является некоторая абстрактная лошадь — «лошадь вообще».
Такая лошадь есть умственный предмет. Она не существует как нечто реально
сущее [курсив наш. — С.В.]. Её нельзя пасти, и на ней нельзя ездить. Но она всё
же существует в каждой отдельной конкретной лошади как общее свойство «лошадности», демонстрируя диалектику общего и отдельного» (Солнцев, с. 215).
Названия «лошадь вообще», «лошадность» использованы для выражения «несуществующей сущности» и выражают своим появлением некоторую гипотезу о
существовании «несуществующего». Оперировать невыраженными «несуществующими сущностями» в речи невозможно. Даже лингвистические теории, которые декларируют описание абстрактных понятий, фактически описывают их средства выражения: «На практике глубинные структуры выступают не как дозвуковые, а стало быть, дословесные, образования, а как уже вполне фонетически интерпретированные образования...» (Солнцев, с. 292–293).
Понятие не наблюдаемо в том смысле, в каком наблюдаемы выражающие его
знаки. Проблема наблюдаемости лингвистических объектов очень актуальна:
«...Весьма естественным представляется деление на наблюдаемые и ненаблюдаемые лингвистические объекты и установление степеней наблюдаемости. Основной объект лингвистики — язык — является ненаблюдаемым. Лингвистика во
многих своих областях занимается поисками и исследовалниями наблюдаемых
следов ненаблюдаемых объектов» (Никитина, с. 22). К этому добавим, что есть
ненаблюдаемость двух видов. Существуют объекты, которые пока не наблюдаются из-за их малых размеров, удалённости от наблюдателя и т.п., но которые являются материальными объектами, существуют в физическом мире и подчиняются
его законам. И, по всей видимости, существуют объекты, которые не только не
наблюдаемы, но и п р и н ц и п и а л ь н о не могут быть наблюдаемы в физическом
плане, т.е. как тела материального, физического мира. К таким объектам предположительно относится понятие. Но если принципиально не наблюдаемая сущность входит в объект науки, то такая наука не может рассматриваться как индуктивная, основанная на наблюдении, изучении и классификации опытных данных.
В таком случае лингвистика коренным образом — по своей методологической
основе — должна отличаться от индуктивных наук (ботаники, геологии и подоб199
ных им) и в самом деле сходна с математикой, как мыслили некоторые представители структурализма. Чтобы лингвистика могла считаться отраслью эмпирического, индуктивного знания, надо опираться именно на наблюдаемые явления. Ненаблюдаемость понятия в физическом смысле является как будто препятствием к
тому, чтобы изучать понятие в рамках индуктивных наук. Однако думается, что
всё же есть положительные признаки, присущие понятию и доступные для наблюдения. Одним из них является обязательная в ы р а ж е н н о с т ь понятия с помощью материального средства — слова, термина, дефиниции, целого текста. Другим признаком является принципиальная г и п о т е т и ч н о с т ь понятия. Гипотетичность всегда связана с альтернативностью суждений и вследствие этого — с
множественностью средств выражения. Гипотетичным является само существование понятия (объекта, который не принадлежит к привычному для нас материальному миру). Гипотетичными оказываются суждения о структуре и системных отношениях понятий. Гипотетичны аналогии понятий с материальными объектами.
Гипотетичность понятий отличает их от материальных предметов, которые существуют сами по себе, независимо от высказываемых о них гипотез. Для понятий
же гипотетичность — их имманентное свойство, проявление их существования.
Использование данных свойств понятия перспективно в теоретическом и практическом плане. Во-первых, гипотетичность — это качество, признак, присущий
объекту в разной степени, которую можно попытаться измерить. Максимальная
степень гипотетичности соответствует абсолютной недостоверности, минимальная — абсолютной достоверности гипотезы. Во-вторых, гипотетичность понятия,
как и другие логические категории и их свойства, моделируются средствами языка. Так, само появление слова, выражающего понятие, выражает и гипотезу о его
существовании. Эта гипотеза может быть недостоверной (например, гипотезы,
передаваемые словами «леший», «русалка» или устаревшим и отвергнутым ещё в
19 веке термином «теплород», который обозначает несуществующую теплоносящую жидкость), а может быть весьма правдоподобной и даже абсолютно достоверной (например, гипотезы о существовании, выражаемые названиями материальных предметов, хорошо изученных и используемых в повседневной практике).
Способность слова входить в те или иные конкретные словосочетания определяется содержанием понятия, выраженного этим словом (Виноградов, 1989, с. 75–
80). В силу этого элементы словосочетания выражают гипотезы о признаках понятия. Например, термин «грамматическая категория рода существительного» выражает некоторые гипотезы о понятии «существительное»: существительное имеет род, существительное относится к сфере грамматики и др. Сходная сочетаемость терминов не только выражает гипотезу о близости содержания соответствующих понятий, но и позволяет оценивать степень этой близости (Виноградов,
1983; Виноградов, 1985, с. 10–11), то есть позволяет оценивать степень правдоподобия гипотез о близости содержания понятий. Для этой оценки может быть использована даже простая совместная встречаемость элементов текста: «Предполагается, что слова, часто встречающиеся вместе в пределах того или иного интервала текста, как-то связаны между собой по смыслу» (Москович, с. 13). Правдоподобность этого предположения оценивается методами математической статистики
с использованием абсолютных и относительных частот встречаемости слов в тексте.
Итак, понятия являются объектами, которые могут изучаться с помощью наблюдения, но не самих понятий, а их моделей. По-видимому, изучение этих моде200
лей и есть эмпирическая основа науки о понятиях. Как писал А.А. Любищев,
«можно видеть «лошадность», но не нашими телесными очами, соответственно
старому изречению из Талмуда: «Чтобы увидеть невидимое, смотри внимательно
на видимое»» (Любищев, с. 128).
ПРИМЕЧАНИЯ
Виноградов С.Н. Использование лексической сочетаемости для определения смысловой близости терминов // Термин и слово: Межвуз. сб. науч. тр. Горький, 1983. С. 75–79.
Виноградов С.Н. Лексико-семантическая сочетаемость терминов как средство описания некоторых категорий формальной логики // Термины в научной и учебной литературе:
Межвуз. сб. науч. тр. Горький, 1989. С. 75–80.
Виноградов С.Н. Опыт изучения лексико-семантической парадигматики терминов (на
материале терминологии стекольного производства): Автореф. дис. ... канд. филол. наук.
Киев, 1985.
Головин Б.Н., Кобрин Р.Ю. Лингвистические основы учения о терминах. М., 1987.
Лемов А.В. Система, структура и функционирование научного термина. Саранск, 2000.
Любищев А.А. О критериях реальности в таксономии // Любищев А.А. Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М., 1972. C. 113–132.
Михайлов М.А. Идиоматичность и «воспроизводимость» слова // Термин и слово:
Межвуз.сб. науч. тр. Горький, 1980. С. 85–93.
Москович В.А. Дистрибутивно-статистический метод построения тезаурусов: современное состояние и перспективы. Ч. 1 // Научно-техническая информация, серия 2. 1972.
№ 3. С. 12–31.
Никитина С.Е. Семантический анализ языка науки. На материале лингвистики. М.,
1987.
Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. М., 1977.
Соссюр Ф. Курс общей лингвистики // Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977.
201