1 1. РАЗМЫШЛЕНИЕ О РАЗРУШЕНИИ ХРАМА
реклама
1. РАЗМЫШЛЕНИЕ О РАЗРУШЕНИИ ХРАМА События Великого Вторника настолько диссонантны любой из христианских церквейинститутов, что литература, посвященная предмету, не слишком (сравнительно с посвященной Среде или Пятнице) велика и носит специфически антииудейский (переходящий в антисемитский) характер. У меня, как у убежденного антиклерикала, само положение, в которое попадают всех видов церковники в связи с необходимостью объяснять отрицание Господом всякой иерархии и всякого учительства (в их понимании слова), вызывает, конечно, улыбку. Но к делу: прежде, чем основать в Великий Четверг Свою Церковь-Общину, Господь благоволил разрушить в Великий Вторник Церковь-Институт. Именно в этот момент у благочестивого на фарисейский образец Иуды, нужно полагать, как раз и «сдали нервы». Поскольку же всякий храм есть тело своего Бога, постольку разрушая этот Храм, Господь тем самым отдавал на растерзание Свое тело. Это не малая цена. Вот почему мы, прославляя крестную жертву, должны сказать вместе с Ним: Храм должен быть разрушен. Послушаем, однако, что говорят Евангелия. Буду ссылаться в своем рассуждении на Матфея, так как его изложение данных событий наиболее полно; Марк и Лука излагают несколько иначе, но суть дела остается той же. С самого начала день начался «под рев боевых слонов»: с утра Учитель иссушил смоковницу (Мф. 21:18–22), что одновременно увенчало как вчерашнее изгнание торговцев из храма, а равно и известный спор со священством об уместности прославления детьми «Сына Давидова», так и открыло новый День несколько иным образом, нежели предыдущий. Очевидно, что если в начале Понедельника речь еще шла об очищении, то начиная с истории со смоковницей — об однозначном уничтожении. Именно в связи с иссушением смоковницы (прообразом уничтожения храма) говорятся апостолам слова о вере, ввергающей гору в море, — слова о разрушающей вере. Стоит обратить на это внимание. Придя в храм, Учитель провел довольно времени в разговорах со священниками и старейшинами — практиками, желавшими сориентироваться в том хаосе чудесного, который окутывал Исуса: «Какою властью ты это делаешь? Кто дал тебе такую власть?» (Мф. 21:23). Разговаривать с этими власть имущими унтерменшами было не о чем: «Отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его. И тот, кто упадет на этот камень, разобьется, а на кого упадет, того раздавит» (Мф. 21:43–44). Речь шла о противопоставлении чувственному, юридическому и политическому — чудесного и харизматического. Вот почему далее следует притча о брачном пире (царствии Божием) — (Мф. 22:1–14), которая была закончена очень древними, вероятно, словами мистерий: «Много званных, а мало избранных». Речь шла о противостоянии некоего нового мистериального сообщества — профанной толпе, наряженной в священнические одежды. Вслед за этим начались прения уже не с «полицией нравов», сделавшей для себя однозначные выводы: «И старались схватить Его; но побоялись народа» (Мф.21:46), — это «старались» не очень точно, я бы сказал: «рвались». Итак, теперь на сцену выступили софисты иудейские — фарисеи и саддукеи. Это были деятели совсем другого пошиба. Уж в чем – в чем, а в вульгарности обычного духовенства обвинить их можно едва ли. Саддукеи (их самоназвание происходит от Цадока — первосвященника при Давиде; их авторитет в обществе был таков же, что и у Давидидов; кумраниты/ессеи даже ждали двух Мессий — из рода Давидова и из рода Цадокова), ратовавшие за чистоту древней веры, своего рода старообрядцы тогдашнего иудейства, отвергавшие все новины, начиная с вавилонского времени — а учение о воскресении мертвых и личном бессмертии в яхвизме возникло, несомненно, в вавилонский период под персидским влиянием, — в первую очередь решили проверить приверженность нового пророка древним традициям. Был задан вопрос о жене семи мужей. Подразумевалась, что от абсурдности всякого ответа на этот вопрос можно заключить к отрицанию «нововводного» учения о воскресении. То, с 1 какой небрежностью аргументирует здесь Исус, показывает Его глубочайшее презрение: ответ «пребывают как ангелы Божии» — бессмыслен с саддукейской точки зрения от начала и до конца, ибо само учение об ангелах было одной из тех персидских новин, которые саддукеи как раз и отрицали, по причине ее отсутствия в древнейших частях Танаха. Ответ Исуса, скорее всего, был чистым оскорблением духовной знати. Разговор с фарисеями — заметно содержательнее и интереснее. Фарисеи были своего рода «орденом» в иудаизме: средний класс, в момент расцвета движения составлявший около шести тысяч человек. Жили фарисеи семьями, каждый у себя в городке, и называли друг друга, что интересно, «товарищами». Приверженцы вавилонских новин, и вообще — обновленного и социально действенного иудейства, они оказали решающее значение на кодификацию библейской традиции времен ямнийского синода. Убежденные враги римлян: из их среды вышли зилоты, включая сикариев, вставших на путь индивидуального террора... Итак, лакмусовой бумажкой для фарисеев был вопрос о подати кесарю. Знаменитый ответ Исуса: «кесарю — кесарево, Богу — Божье», — по сию пору читается как своего рода коан, вроде «хлопка одной рукой». Он определенно говорил, о чем знал, мы — едва ли... Затем был вопрос о главнейшей заповеди, и ответ о любви к Богу и ближнему. Думаю, результатом этих слов было усиление растерянности. Исус выбивал привычную почву из под ног своих оппонентов. Что должна была означать реально эта любовь к Богу и ближнему? — каждый по сию пору отвечает на этот вопрос сам. Смещался сам центр рациональности: казавшееся только что разумным оказывалось не имеющим смысла, и внезапно обретали содержательную наполненность вещи, которым не придавалось прежде никакого значения. Именно в контексте этого мы и должны понимать то, что Исус уже сам говорит фарисеям, толкуя знаменитый псалом: «Сказал Господь Господу моему», — о Христе как Сыне Бога. Речь определенно не шла о необходимости такого толкования: то была вспышка пророческого озарения, в свете которой совсем по другому открылись всем известные слова. Так и по сию пору: нет необходимости читать Библию так или иначе в христианском смысле; необходимость этого открывается только в свете пророческого озарения. То, что произошло далее, как раз и можно назвать Разрушением Храма — последнего идола, отделившего, однако, избранный народ от своего Истинного и Живого Бога. Апостол Матфей донес до нас два бесценных текста, один из которых мы называем «блаженствами» или нагорной проповедью, второй же я позволю себе назвать храмовой проповедью или «проклятьями», ибо «горе вам», повторенное здесь восемь раз, не несет никакого оттенка сочувствия: это именно уничтожающее заклятие. В неразрывной связи с восемью этими проклятьями находится два предшествующих им запрета и последующее пророчество. Весь блок составляет 10 тез; они совершено симметричны десяти ветхозаветным заповедям, а также — девяти блаженствам и одному пожеланию/предписанию, составляющим суть нагорной проповеди. Симметричность здесь, разумеется, не количественная: я говорю о смысловых блоках, являющихся вершинами и ключами к целым системам воззрений, различные изводы которых разбросаны в Писании повсюду. Итак, станем разбирать евангельские проклятья (как бы дико не звучал такой оксюморон). Предшествующие запреты (Мф. 23:1–13). Теза: на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи (в любой институциональной = иерархически организованной церкви/синагоге/мечети дело обстоит так, и иначе обстоять и не может). Выводы: 1) «То, что они велят Вам соблюдать, соблюдайте, по делам же их не поступайте»; 2) «Не называйтесь учителями... отцами... наставниками», ибо все это знаки принадлежности к институции, истинная же форма существования избранных — иная. Антитеза: «Больший из вас да будет вам слуга». Для любого человека, не окончательно лишившегося рассудка, ясно, что Исус противопоставляет здесь религиозному институту 2 форму религиозного братства. Вся история христианской церкви является, как это не прискорбно, ярчайшей иллюстрацией того, что бывает, если не слушаться Бога. Сами проклятья (Мф. 23:13–39): 1. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите, и хотящих войти не допускаете. Начало фразы везде звучит ουαι δε υμιν (даю без надстрочных знаков, нет шрифта под рукой): первое слово — ουαι, «горе» — образовано звукоподражательным образом от трагического «увы» и бытового «вай», «вау» и т.п., имеющих хождение в индоевропейских языках по сей день. Автор передает таким словоупотреблением чрезвычайно экспрессивный характер проповеди, который только и можно предположить в сложившихся обстоятельствах. «Лицемеры» — υποκριται — словцо знаменательное, означающее собственно толкователя снов и актера, лицедея. Таким образом, «лицемеры» — не столько обличение в ханжестве, сколько презрительное «актеришки», брошенное в самом сердце религии — ее наряженным в священные одежды служителям. «Книжники», γραμματεις — вполне возможно, те самые саддукеи, ибо вся суть их движения/учения была сконцентрирована вокруг библейского текста, буквального его прочтения и неприятия новых частей. 2. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что проедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение. «Лицемерно» здесь — προφασει, что обозначает либо «для виду», т.е. проедаете домы вдов и для виду долго молитесь, либо «под предлогом», т.е. проедаете домы вдов под предлогом долгой молитвы. Как бы там ни было, я полагаю, все мы отлично знаем таких людей. Всякая институциональная церковь построена на проедании труда, а иногда и имущества иерархически низшего звена высшим. В этом неизбывное зло таких образований. Общество христиан не может быть институтом! 3. Горе вам, книжники и фарисеи, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас. Фраза довольно загадочна, ибо нам неизвестно о широком миссионерстве в тогдашнем иудействе. Это было, скорее, бытовое расползание, шедшее параллельно увеличению и расселению иудейской диаспоры, нежели проповедь в смысле христианском (апостольском) или мусульманском. И почему, «сыном геенны»? Разве проповедующийся «закон» вел в ад? Но мы можем на примере собственной истории понять, почему это так, ибо были крещены византийскими книжниками и фарисеями, а когда самостоятельно встали на ноги — веку к XVI-му, — оказались «вдвое худшими» их. Да, проповедь и принятие «закона» ведет именно в ад, причем неокрепшую и не возросшую на нем душу — вдвое быстрее, нежели возросшую. Мы приняли в свое время христианство как закон — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понимающий это не имеет к Византии ничего кроме ненависти. 4. Горе вам, вожди слепые, которые говорите: «если кто поклянется храмом, то ничего; а если кто поклянется золотом храма, то повинен». Безумные и слепые! что больше: золото или храм, освящающий золото... клянущийся храмом клянется им и Живущим в нем?...etc.. 3 Здесь, очевидно, речь идет о спорах вокруг заповеди: «Не произноси имени Господа твоего напрасно» (Исх. 20:7). Именем Яхве нельзя было клясться, сама же клятва — как социально значимое дело — была востребована; очевидно, здесь мы имеем дело со священническими способами разрешения данной апории. Позиция Исуса совершенно однозначна: «Клянущийся жертвенником клянется им и всем, что на нем; и клянущийся небом клянется престолом Божиим и Сидящим на нем». Благодаря присутствию Бога во всем, что мы так или иначе считаем высоким и священным, всякая клятва (исключая разве что шутейскую Сократову клятву собакой) является преступлением заповеди. Стоит ли мне в этой связи упоминать о новообрядческих клятвах и присягах, когда будущие священники клялись «Всевышним Богом» на верность императору. Можно ли представить тяжелейшее кощунство?! У меня есть серьезное подозрение, что нехороший этот обычай был распространен также и среди западных христиан. 5. Горе Вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать и того не оставлять. Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие. Это — очевидное проклятие всех мастей ритуалистов и обрядоверов вне зависимости от того, новый у них обряд или старый. Религия, в которой момент внешнего благочестия начинает доминировать над самим ее содержанием, — должна быть уничтожена. Что же составляет существо религии: суд — т.е. поддержание справедливости, в том числе и социальной справедливости; милость — т.е. не юридическое отношение, но уврачевание самых душевных причин социальных бед; и вера — т.е. духовное возвышение к Причине всякого земного благоденствия. Ничем из этого, как вы сами можете видеть, нынешние церкви-институты — именно как церкви — не занимаются: в западных традициях можно найти хотя бы отдельные конгрегации, у нас же «десятина» — цель абсолютная и пока неисполнимая в силу низкого авторитета организации. 6. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их! И, опять, речь никоим образом не идет об аскетическом очищении: все проклятия сосредоточены вокруг социальной несправедливости, наполняющей храм. Исус говорит в точности так же, как древние пророки; Его слова лишены всякого иезекиилевского, вавилонского мистицизма. «Хищения и неправды» — буквально: наполнены εξ αρπαγης και ακρασιας, т.е. наполнены благодаря (или «из») отнятого разбоем и (ακρασια — вообще говоря, невоздержность, неумеренность) того, что было следствием невоздержности. Совершенно ясно, что речь идет о приношениях бандитов и распутников/иц. Внешность чаши и блюда — это, по-видимому, храмовый и синагогальный интерфейс тогдашнего яхвизма: церковные дома, облачения, сосуды. Таким образом, здесь Исус проклинает интерфейс, созданный на грязные деньги (от отпущения грехов, сказали бы мы сейчас). Так вот постигаем мы, что реальность той церкви, которой принадлежим мы, предана Исусом проклятью. 7. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты. Так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония. Что значит «внутреннее лицемерие»? Ясно ведь, что это не ханжество. Здесь мы опять встречаемся со словом υποκρισεως. Исус говорит о некоем внутреннем лицедействе. 4 Полагаю, имеется в виду то самое, что мы называем шизоидной множественностью, когда человек уже не представляет собой какой-то целостности даже внутренне, и весь становится как бы бесом, не имеющим основания, хребта, которым и должен быть некий внутренний закон. Вероятно, время Исуса в Палестине — время глубочайшего упадка всех национальных традиций, время единой системы эксплуатации, мирового правительства и проч. — рождало совершенно те же внутренние болезни, что и наш век. 8. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам, и украшаете памятники праведников, и говорите: «если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков». Таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков. ... Что же плохого в украшении святых мест и отречении от грехов отцов? Но Исус говорит: грех не врачуется этим, и когда дело дойдет до дела, вы сделаете то же, что ваши отцы, ибо их болезнь передалась вам с кровью, ради которой вы только и чтите людей Божиих: как единоплеменников — больше, нежели как лики Божьи. Своим почитанием вы свидетельствуете, что вы ИХ сыновья, а не сыновья Бога. И поскольку это так, то Дополняйте же меру отцов ваших. Змии, порождения ехиднины! Как убежите вы от осуждения в геенну? Посему, вот, Я посылаю к вам пророков и мудрых и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город; да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником. Истинно говорю вам, что все сие придет на род сей. Исус свидетельствует, что иудеи оказались в том же совершенно положении, что в свое время и фараон, коему Бог ожесточал сердце; он же это свое сердце не мог унять, почему и послужил причиной великих бед для Египта и себя. Исус здесь по новому указывает субъект ответственности: это именно «род» — т.е. уже не только религиозные элиты. Тем ужаснее Его проклятия. Начавшееся со въезда на осле имеет в этих словах окончательное завершение. И далее: Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст. Ибо сказываю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: «благословен Грядущий во имя Господне». Это последнее восклицание мы встречали уже раньше: при въезде в Иерусалим. Он напоминает иудеям их праздничную радость, тот Выбор и то великое Освобождение, которое Он им принес, и которое они чувствовали и жили еще пару дней назад, но которое сейчас обернулось жаждой расправы и крови. И вот после этого уже, когда Его проклятия определили судьбу народа и судьбу Его тела, Он произносит пророчество о разрушении Иерусалимского храма (Мф. 24 1–2). И выйдя, Исус шел от храма; и приступили ученики Его, чтобы показать Ему здания храма. Исус же сказал им: видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне: все будет разрушено. На суде перед первосвященником Исус обвинялся в бахвальстве разрушить и построить храм за три дня. По Его воскресении эти слова стали прилагаться к Его телу. Но нужно сказать, что сами «три дня» были выдумкой лжесвидетелей: Спаситель пророчествовал только о разрушении храма. Мне представляется, что дело обстояло 5 следующим образом. Во-первых, пророк в исходном смысле не являлся только лишь предсказателем, он был именно заклинателем будущего. Нет никаких сомнений, что Исус обладал этим качеством в превосходном смысле. Для меня нет сомнений и в том, что именно слова проповеди в Великий Вторник были решающей причиной и разорения храма, и телесной смерти самого Исуса. Во-первых, менялось само представление о храме: местные храмы в Иерусалиме или в Гаризиме уступали храму духовному: сознанию общины, которая одна только и есть храм, в котором могут совершаться какие бы то ни было священнодействия. Об этом красноречиво повествует эпизод с самарянкой. Чтобы возник Новый Храм — т.е. мистическое Тело Христа, — старый должен быть разрушен. Но старый храм представлял собой: и камни и институт, и народ, и само тело Спасителя. В Великий Вторник Господь обрёк всё это смерти. Во-вторых, как обычный храм есть лишь место священнодействия, но не само священнодействие, так и новый духовный храм мог быть лишь условием новой мистерии, но не ею самой. Нужны были и жертва, и жертвователь, и сюжет жертвоприношения. Но всё это оставалось сокрытым, пока глазу довлело старое. Его уже не было, но оно все еще виделось. Как это было объяснить? Евангелие от Иоанна (Ин. 12:23–36) сообщает нам разговор Исуса с эллинами (т.е. с евреями диаспоры), который относится, по-видимому, к тому же вторнику. Он дает ярчайшее представление о том, КАК Исус пытался донести эту весть о великой погибели и великой славе обновления: «... Пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно пав в землю не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее, а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой. Душа моя теперь возмутилась; и что мне сказать? Отче! Избавь меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел. Отче прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю. Народ, стоявший, и слышавший то, говорил: это гром. А другие говорили: Ангел говорил Ему... etc..». Совершенно ясно, что Исус переживал всё как одно: то, что о Себе, сливалось с тем, что о храме и о народе и, опять, о новом народе и новом храме. Я полностью отрицаю возможность окончательной рационализации всего тогда сказанного, даже в масштабах тех жалких обрывков, в каких мы знаем об этом. Вот, пожалуй, и всё. Да святится Тело Христово — истинный Храм наш! Да рассеется морок институционализма, ибо никаких храмов более нет! 6
