Победившие зло
реклама
\ ЖИВАЯ РОССИЯ \ Победившие зло Православные заключенные, которым удалось выжить в лагерях и вернуться к обычной жизни, старались не помнить зла и не поносить своих мучителей. Мы беседуем с протоиереем Валерианом Кречетовым, чей отец, Михаил Кречетов, провел на Соловках и в Кеми 1927–1931 годы. Бухгалтер-подстрекатель — Батюшка, как ваш отец оказался на Соловках и что он рассказывал своим детям о лагерях? — Папа недолго был на Соловках, в основном находился в Кеми, там держали какое-то время заключенных перед отправкой на острова. Кемьперпункт — так называлось это место. Статья у папы была вполне стандартная и довольно липовая, 58‑я, но формулировалась она в разных случаях по-разному. Обвинение, выдвинутое отцу, звучало как «подстрекательство иностранного государства к действиям против советской власти». Какое именно иностранное государство — даже не сказано. Как можно было бухгалтеру, сидя в России, подстрекать иностранное государство? Ольга КАМЕНЕВА Родители о. Валериана — протоиерей Михаил и Любовь Владимировна Кречетова. Кемский пересыльный пункт. Смешно даже. Ну «Боже, царя храни» пел — папа обладал хорошим голосом. Был 1927 год, недалеко от царской власти, и это звучало тогда актуально… Интересно, что папа почти ничего не рассказывал о лагерях. Судя по описаниям издевательств, которые приходится читать, там было очень тяжело. Но папа в молодости был физически сильным человеком, чемпионом Москвы по академической гребле, охотником, понимал и знал лес. Видимо, поэтому с Божией помощью он выдержал. Теперь, как мне кажется, я понимаю, что он не рассказывал о заключении по двум причинам. С одной стороны, чтобы нас не запугивать. Как говорит архимандрит Иоанн (Крестьянкин), страдание иногда на треть, а иногда наполовину состоит из страха перед страданием. Начинает работать воображение: что будет, как? А это на самом деле неизвестно. Две вещи люди часто делают безумно: переживают то, что еще не наступило, и то, что уже прошло. То, что прошло, чего вспоминать — оно уже прошло. А то, что еще не наступило… Ну, дождешься, тогда уж и будешь как-то переживать. А зачем заранее себя изводить? Вторая, по-моему, причина, по которой папа не рассказывал о Соловках, — он не хотел озлоблять нас против режима. Нет никакой радости в том, что ты озлобляешься на то и тех, что и кто вокруг. Это очень важный момент. Потому что некоторые произведения на эту тему просто пышут злобой. А если вспомнить одного из наших святых, исповедника святителя Афанасия, епископа Ковровского, — даже его фотографии прямо излучают добро, мир, спокойствие. Есть его замечательное воспоминание, когда, пройдя 30 лет по тюрьмам и ссылкам, он говорит, что в таком-то лагере «был следователь, милейший человек». С таким теплом вспоминает… Это как раз то состояние, которое люди стяжали и сохранили, пронеся через земной ад. Это и есть самый главный подвиг-то. Потому что они сохранили дух. У нас же существует понятие «не в духе». А они всегда были в духе — спокойны, не раздражались. Святитель Иоанн Златоуст говорит: «У нас обычно принято жалеть человека, которого обидели, а истинной жалости достоин тот, кто обидел». Кстати, как экономист в отношении социалистического строя, папа сказал, что то, что происходило в то РИА «НОВОСТИ» 90 ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 7 (123) 2012 \ ЧЕ Л О В Е ЧЕС К ИЙ К А ПИ ТА Л \ Папа рассказывал, как пришел к владыке Феодосию и спросил: «Не знаю, как мне жизнь строить, как поступать». А владыка ответил: «Молодой человек, положитесь на волю Божию». Папа говорит: «Да я положился». — «А зачем ко мне пришел? В лучших руках дело». Я всегда вспоминаю эти слова. Потом папа был переведен из лагеря на поселение, а позднее даже реабилитирован. В те времена это было что-то уникальное. Папу, конечно, выручала профессиональная бухгалтерская школа, он был бухгалтером высшего класса. — Где ваш отец трудился до Соловков? — Дело в том, что мой папа — внук Арсения Ивановича Морозова (одного из основателей текстильной промышленности Богородского уезда, ныне — Ногинский уезд Московской области. — Ред .) — очень хорошо знал текстильное производство. Папа рассказывал, как один старый бухгалтер, маленький такой, небольшого росточка, постоянно давал ему разные поручения: только он к одному делу приноровится, тот его на другое бросает. Папа говорит: «Что вы меня с места на место перемещаете?» — «Молодой человек, вы мне еще спасибо скажете». И действительно, он в совершенстве овладел профессией, и даже в лагере это пригодилось. Он рассказывал, например, как отчет составлял, — везде были нужны документы. И во время войны его использовали как писаря. Над небом голубым время, только такой строй и мог выдержать. Правда, какими жертвами! То есть вот этих людей, которые так обращались с заключенными, — жалко. Во что человек превращается, когда он становится жестоким, злобным? Сам-то он не живет. Есть некоторые страшные описания СЛОНа, Бутова, других лагерей: те люди, которые жестоко обращались с заключенными, производили расстрелы, каждый день почти пили и потом обычно спивались. Потому что состояние-то было ужасное. Ведь человек приносил смерть, горе, боль — по большей части невинным людям. А какая душе от этого радость? Это же беспросветная жизнь совершенно, понимаете? А вот заключенные, конечно, жили верой. Папа мой находился в лагере вместе с владыкой Мануилом Лемешевским, схиархиепископом Феодосием Коломенским. \ ЧЕ Л О В Е ЧЕС К ИЙ К А ПИ ТА Л \ «Папа почти ничего не рассказывал о лагерях. С одной стороны, чтобы нас не запугивать, а с другой — чтобы не озлоблять против режима». — Батюшка, вы как-то рассказывали, что однажды ваш отец увидел в Кеми тот мир… — Он как-то задумался над тем, что происходит в этом мире, и увидел, как небо над морем на северо-востоке открылось и закрылось. Стояла белая ночь, солнце находилось уже за горизонтом, но было светло. «И я увидел, — рассказывал отец, — тот мир. Он был более реален, чем наш». Потому что мы здесь находимся в некоем мраке. «Изведи из темницы душу мою» (Пс. 141:7). И там же, в лагере, папе было сказано, что рано или поздно он будет священником. А он еще даже не был женат. — А что он тогда увидел — людей, Господа? — Он увидел, что небо открылось, и вдруг оказалось — там есть жизнь. Я даже не спросил его, что именно. Явления из мира загробного, которые случаются иногда, свидетельства тех, кто пережил клиническую смерть, говорят о том, что там совершенно другое измерение, отличное от нашего трехмерного пространства. Вопросы — что и как — часто задают без учета того, что иной мир на земном языке трудно описать. «Ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9). В таких местах, как Кемь, в сложные моменты жизни Господь давал подкрепления и утешения, чтобы человек мог понять: здесь все проходит, все временно. Видимо, это особое состояние, которое испытывают святые, мученики, особое чувство: тот мир есть. Остальное становится временным, преходящим. — Отец Валериан, в 2009 году вы участвовали в освящении Благовещенского собора в Кеми… — В том-то и дело, что это, конечно, чудо, пути Промысла Божия. Вы сейчас задали вопрос: а что там, как себе ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 7 (123) 2012 91 \ ЖИВАЯ РОССИЯ \ представить? А мы в этом-то мире не представляем, что может произойти. Кто мог представить, что после ГУЛАГа, Бутова, всех этих лагерей, разрушения церквей будут снова возводить храмы, возрождать монастыри, что священники станут вместе с членами правительства выступать по телевизору? Я думаю, что папа тогда тоже не представлял себе, что он будет женат, станет священником, что у него родятся три сына. И младший сын, священник, будет участвовать в освящении храма, там, где он ходил арестантом. Именно в том месте. Сейчас это — монастырь во имя Новомучеников и Исповедников Российских. В нижнем помещении собора освящен одноименный придел. Сам Благовещенский храм — большой, могучий — восстанавливается. Но сначала осветили престол, можно сказать, в местных катакомбах, в подвальном помещении с низкими сводами. Там так тихо, как, наверное, бывало в Киевских пещерах. Испытание благополучием — Батюшка, как вы думаете, почему Господь попустил такие страдания, такие лагеря и что может сделать современный человек, чтобы этого не повторилось? — Почему попустил — тут, по-моему, все довольно ясно. Потому что на самом деле Россия начинала экономически возрождаться, набирала силу. Во многих странах, святых местах земли были скуплены русскими людьми. К 1930 году страна должна была выйти на одно из первых мест в мире по многим экономическим показателям. Как-то, будучи на Кипре, я услышал такое изречение: раньше Кипр проходил испытания гонениями, трудностями, а теперь проходит испытание благополучием. И вот это испытание благополучием, видимо, грозило и России. Потому что духовно процесс шел немножечко другой. Есть свидетельства о том, как отец Иоанн Кронштадский однажды стоял на коленях, умолял людей не уходить: на Пасху пропели «Христос Воскресе!» — и храм опустел, все пошли разговляться, пить. Как Масленица, престольные праздники превратились в гулянье. Конечно, можно и отпраздновать, но главное — это духовная сторона. Я читал, что в начале XX века соблюдение постов считалось уже неким подвигом исповедничества православной веры. В среде интеллигенции было значительное охлаждение, многие даже семинаристы увлекались революционными идеями. Иосиф Виссарионович, простите, — один из примеров конкретных семинаристов. — Батюшка, вы говорите, что экономическое благополучие ведет к тому, что духовно человек ослабевает и тогда Господь попускает страдания… — Совершенно верно. — Значит, нам не нужно строить сильную экономику? — Есть такое выражение: лучшее — враг хорошего. Не то что не нужно строить, это все равно что не нужно делать. Делать-то нужно, но не чрезмерно. Кажется, Франклин сказал: если бы многие люди жили лучше, они были бы еще хуже. Видимо, это общечеловеческие принципы. 92 ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 7 (123) 2012 Даже количество компьютеров, машин… пробки на пять–шесть часов — наглядный пример того, что это — не совсем то. Нужно человека где-то придержать. Я уж не говорю про компьютеры, когда дети перестают учиться, и взрослые-то стали заниматься играми. Поэтому так называемое благополучие, к несчастью, не служит на пользу. Господь призывает Кемский Благовещенский собор. Сейчас это — монастырь во имя Новомучеников и Исповедников Российских. — Сегодня мы снова рискуем оказаться перед определенными труднос­ тями? — И мы, по-моему, уже оказались. Не так, может быть, явно, не так быстро, но потихонечку это все движется… — К Соловкам? — Ну, Соловки — это прошлое. — У нас сейчас 13 тыс. бизнесменов сидят в тюрьме — осуждены за экономические преступления. — Да, когда-то я слышал такой грустный юмор, что в торговой сети нужно периодически всех сажать. Потому что если не попался, это не значит, что не ворует. «Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют». Мудрость такая народная, которая, я думаю, очень часто в жизни реализуется: у сильного всегда бессильный виноват. Но тут есть один нюанс. Дело все в том, что эти рассуждения большей частью без Бога. Как раз те, кто здесь соприкасается с местами заключений, даже если в чем-то и виноваты (а безгрешных-то в любом случае нет), конечно, получают некоторую реабилитацию для будущей жизни. А те, которые такую реабилитацию здесь не получают — рискуют получить все там. — Вы считаете, что сейчас идет процесс закручивания гаек, усиления репрессий? — Вы знаете, мне очень сложно говорить, у меня телевизора нет, я вообще человек непросвещенный в этом отношении. Я могу рассуждать только как священник. Обращение к Богу связано с законом духовной жизни: «Егоже любит Господь, наказует, биет же всякаго сына, егоже приемлет» (Евр. 12:6). Значит, Господь их призывает, принимает даже, может быть. Многие, кстати, там задумываются. — Михаил Ходорковский, говорят, принял Кре­ щение... — Дело все в том, что «Господь всем хочет спастись» (1 Тим. 2:4). А у кого больше, у кого меньше, 100 млн или 150 — вещи довольно условные. Человеку, собственно говоря, нужно-то, как говорил ватопедский старец Иосиф: одна кружка, одна ложка, одна миска. Ну несколько костюмов (все равно будет носить один, два сразу на себя не наденет). И каждый день на новой кровати спать не будет, как в гостинице. И даже то, что нужно, — куда оно потом попадет, что останется — это один Бог знает. Как сказано в Священном Писании, «обаче всуе мятется, сокровищствует, и не весть, кому соберет я» (Пс. 38). «Блаженны кротции, ибо тии наследят землю» (Мф. 5:5). То есть не потомки Александра Македонского, Чингисхана, Наполеона наследовали землю, а совсем другие, неизвестные для них и для многих люди… \ ЧЕ Л О В Е ЧЕС К ИЙ К А ПИ ТА Л \
