Международна научна школа "Парадигма". Лято-2015. Том 6. Хуманитарни науки. 71 УДК 159.9 М.Р. Арпентьева ФГБО ВПО Калужский государственный университет имени К.Э. Циолковского, Калуга, Россия КУЛЬТУРЫ ВИНЫ И КУЛЬТУРЫ СТЫДА: МНОГОЛИКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕКА В СООБЩЕСТВЕ Аннотация. Статья посвящена сравнительному анализу культурных вариантов осмысления свободы и ответственности, раскрываются особенности культур вины и стыда, их сходство и различие, возможности и ограничения разных способов построения отношений человека с миром в процессе его развития. Ключевые слова: вина, стыд, свобода, ответственность, эмоциональный интеллект, культуры вины, культуры стыда. Эйфория исследований предметного интеллекта, реализовав огромное количество исследований, обратилась к изучению интеллекта эмоционального. В его изучении - как социально-психологического феномена - выделяется ряд важнейших тем, среди которых тематика разделения эмоций (переживаний), социального обмена переживаниями, проблематика «аффективных коллективов», проблематика универсалий и типологий переживания и трансляции чувств в сообществах разных типов, проблемы структурно-содержательных и процессуальных особенностей эмоций. Среди всех этих проблем одной из центральной является проблематика переживания человеком своей ответственности как включенности в жизнь, причастности к ней или – отчужденности от себя самого и мира, соблюдения нравственных норм или отказа от них. Иногда исследователи отмечают, что несмотря на то, что историография «эмоционального/аффективного поворота» насчитывает внушительное число исследований на материале западного мира, африканских, и полинезийских регионов, «эмоциональная культура» Южной Азии остается малоизученной. На наш взгляд, это и так, и не так: знания об эмоциональной жизни человека, в том числе жителей Южной Азии, рассеяны во многих работах, в том числе – философских, социологически и психологических кросс-культурных, в которых эмоциональная жизнь человека предстает как в разной мере опосредованное и полное, искреннее и точное отражение отношений человека с собой и миром [11; 12; 13; 15; 16; 24; 26]. www.paradigma.science 72 Многие аспекты классификации культурно-специфичных моделей жизнедеятельности, синдромов как определенных форм социотипического поведения, связаны с характером распространенных в том или ином обществе нравственных норм, т.е. систем представлений о правильном и неправильном поведении, требующих выполнения одних действий и запрещающих другие. На уровне индивидуального сознания мотивами, реализующими нормы, могут выступать «страх» и «стыд», «чувство долга» и «вины», «ответственность» и «чувство собственного достоинства». Страх — тревога человека за то, «что с ним сделают», присущ не только человеку любой культуры, но и животным, однако, кроме страха существуют и специфически человеческие, сформированные культурой механизмы, гарантирующие соблюдение нравственных норм и их переживание [5]. Это — стыд как ориентация на внешнюю оценку (что скажут или подумают окружающие) и вина как ориентация на внутреннюю оценку: невыполнение внутренней, интернализованной нормы вызывает у индивида угрызения совести (самообвинение) [3, с.86]. Рассматривая эти регуляторы человеческого поведения в качестве стержневого измерения культур, Р. Бенедикт противопоставляла западные культуры вины восточным культурам стыда [6]. В качестве типичной культуры стыда она рассматривала японскую культуру, где «стыд считается основой всех добродетелей» [14, р.2–24]. В азиатских культурах, где принадлежность к группе значит больше, чем сохранение индивидуальности, а главным механизмом социального контроля является стыд, у человека формируется привычка соотносить свои действия с нравственными оценками окружающих. «Стыд означает тревогу за свою репутацию; он возникает, когда индивид чувствует, что он в чем-то слабее других» [3, с.87], например из-за незрелости или «порочности» характера. Взрослые люди в культурах стыда больше боятся изгнания из общности, чем насилия и несвободы. В культурах, регулируемых стыдом, наказание за незначительные проступки нередко сводится к публичному увещанию или может быть символическим - стыдом. В качестве культуры вины выступают западные культуры, например, культура американских поселенцев, которые пытались строить нравственное поведение на чувстве вины [14, р.223]. В течение многих столетий в западной культуре, воспитывая детей, чувство вины старались «вдолбить» в сознание [10]. Однако, результаты дальнейших сравнительно-культурных исследований привели сначала к осознанию проницаемости границ между культурами вины и стыда: они выделяются только для объяснения и предсказания основных тенденций поведения человека той или иной группы культур. Однако, при историческом анализе, исследователи отметили повышение статуса стыда в западном обществе: рост тревоги человека перед разрушением социальных связей, сопровождающим унификацию культуры и идеологию индивидуализма. Согласно современным работам, www.paradigma.science Международна научна школа "Парадигма". Лято-2015. Том 6. Хуманитарни науки. 73 феноменология и структура стыда и вины идентичны во всех культурах. Варьирует лишь их относительная «выпуклость». По мнению Г. Триандиса, представитель коллективистической культуры, ощущающий взаимозависимость с окружающими, отступив от общепринятых норм, прежде всего, испытывает чувство стыда перед «своими». А в индивидуалистической культуре при несоблюдении норм человек чаще чувствует ответственность не перед группой, а перед собой (собственной совестью) или Богом [25]. Ю.М. Лотман отмечает, что в ситуации массового террора (страха потери безопасности) переразвитие страха вызывает исчезновение чувства стыда, делая людей бесстыдными [5]. Сторонники альтернативной точки зрения подчеркивают, что существуют качественные различия в том, какое значение им придается, и насколько высоко они оцениваются. Так, на Востоке стыд рассматривается как намного более позитивная ценность, чем в странах Запада. Кроме того, выделяют культурно-специфичные формы вины и стыда, например, «разделяемый стыд», который испытывает человек, если нормы не соблюдаются членом группы, с которой он себя идентифицирует. Т.о., в одних культурах стыд испытывает только индивид, совершающий «неподобающие действия», а в других — и люди, связанные с ним групповым членством. В связи с этим важно отметить, что, как показал ряд исследований, движимые общими чувствами коллективы создают «аффективные сообщества», во многом – в том числе функционально - аналогичные «воображаемым» и даже реальным. Эмоции и переживания могут рассматриваться как культурные практики со своей собственной политикой, изобретением смыслов и в разной мере просчитанными стратегиями: обладающими воздейственным потенциалом и поддерживающей или ослабляющей жизнедеятельность субъекта силой. В реальных «аффективных сообществах», возникающих, как правило, в связи с каким-то чрезвычайно значимым или опасным событием, катастрофой, террактом и войной, особое значение придается процессам разделения или обмена эмоций. В серии кросс-культурных исследований школы Б.Римэ показана универсальность стремления к обмену переживаниями, а также наличие переживаний, утаиваемых от окружающих, а также наличие различий культур Востока и Запада в организации такого обмена [20; 21; 23]. Исследователями подчеркивается, что переживания социальны: человек практически всегда делится своими переживаниями с другими. Более или менее необычные и вызывающие переживания ситуации (эпизоды) социального взаимодействия повсеместно вызывают у их участников потребность обсудить произошедшее с другими людьми. Межличностные отношения людей, таким образом, связаны во многом с процессом «социального разделения переживаний». В основе потребности социального разделения лежат «катарсические эффекты» вербального выражения www.paradigma.science 74 переживаний: разнообразие человеческих переживаний по поводу сходных или одного и того же эпизода (ситуации), то есть способов осмысления одни и тех же событий и фактов внутренней и внешней жизни человека, приводит к тому что при обмене переживаниями они «обнуляются». Поэтому, даже просто выражение переживаний подчас приводит к переживанию облегчению состояния, к катарсическим эффектам [18; 19; 22]. Переживания человека как продукт межличностного взаимодействия, взаимозависимости людей в социальных ситуациях их жизнедеятельности, описываются в теориях привязанности, посвященных детям [2]. Развитие и зрелость, однако, с точки зрения классических теорий взросления на Западе, предполагают, что человек как «одинокий рейнжер» должен справляться с жизненными трудностями самостоятельно, независимо от внешнего вмешательства: взрослый должен сосредоточиться на решении проблем, преодолении переживаний, а копинг, фокусированный на переживаниях является малопродуктивным. Автономия как независимость и сепарация считаются продуктивнее поддержания взаимоотношений. Поэтому социальный обмен переживаниями должен исчезать т терять значимость: чтобы стать зрелым, взрослым человеком, подростку нужно отказаться от социальной взаимозависимости и, вместо нее, развивать собственные адаптационные способности разрешать проблемы самостоятельно, без вмешательства извне. Однако, изначально ограниченные родительским воспитанием дети постепенно включаются во все более широкий круг общения, особенно в подростковом и зрелом возрасте [19; 21; 23]. В дружеских и любовных отношениях социальный обмен как коллективное конструирование переживаний, возникающий еще в детстве, продолжается, укрепляя взаимную зависимость и формируя «традиции взаимосвязанности» (социального обмена), которые ложатся в основу взрослых переживаний, их осмысления, разделения, преобразования. Как и у детей, процессы социального обмена у взрослых стимулируют " когнитивную переработку переживаний, развитие знаний личности о переживаниях, способствуют изменениям и укреплению межличностных отношений и социальной интеграции. Л.Фестингер, представив теорию социального сравнения, отметил, что взрослые люди стремятся к точному самопониманию, сравнивая себя с другими [9]. Люди обращаются к своему социальному окружению в поисках разъяснений, когда сталкиваются с неясными или запутанным ситуациям или переживаниям. Преодоление проблемных ситуаций, которые непонятны или могут быть поняты неоднозначно, связно с развитием и осуществлением потребности (стремления) поделиться опытом их переживания с другими. Таким образом, после переживания необычного проблемного опыта люди нуждаются в общении, чтобы другие помогли им уменьшить когнитивный www.paradigma.science Международна научна школа "Парадигма". Лято-2015. Том 6. Хуманитарни науки. 75 диссонанс, помочь в процессе борьбы, предложить новые точки зрения способы интерпретации события. Социальный обмен переживаниями также вносит вклад в формирование обобщенной базы знаний и производства смыслов в каждой культуре с момента зарождения человеческого сознания. Переживания человека не являются исключительно мимолетным и внутренними короткоживущими и внутриличностными эпизодами. Научные исследования катастроф и важных событий в жизни демонстрируют склонность жертв обсуждать свой опыт и выражать переживания. Обмен помогает развивать пережившему травму и обществу в целом (1) способность прогнозировать ситуацию и последствия своих действий, (2) способность контролировать ситуацию и создавать новое. В этом процессе особенно важны «отрицательные» переживания – они стимулируют социальный обмен, активируют системы поддержки, изменения жизни человека и общества. Каждая социальная среда предоставляет человеку те или иные приемлемые для нее способы определения и выражения переживаний (опыта) [18; 20; 22]. Межкультурные исследования показали, что социальный обмен характерен для разных народностей, хотя восточные культуры демонстрируют немного более низкие показатели социального обмена. Его отсроченность у представителей азиатских групп может отражать влияние особенностей социальных сетей [17]. В индивидуалистической культуре социальные сети более диверсифицированны, чем в коллективистских культурах, где семья, как правило, находится в центре сети, кроме того, в коллективистских культурах отмечается большая близость межличностных отношений: людям трудно выделить ситуацию социального обмена, поскольку обмен носит непрерывный характер [4; 6; 7; 8]. Социальный обмен переживаниями - межличностный процесс, в котором, после события, ставшего источником переживания люди инициируют межличностное взаимодействие, в котором обсуждают это событие и свои переживания на него. Другими словами, социальный обмен можно рассмотреть как процесс реактивации переживания «на более высоком», символическом (понятийном) уровне. Важно также отметить, что все люди обладают индивидуальным ансамблем представлений о себе, других, мира и т.д. Такие «наивные теории" являются проявлением феномена конструирования реальности и образуют в единстве миропонимание человека, его «символическую вселенную». Миропонимание («символические вселенные») содержит руководство о том, как разобраться в мире, включая как относительно стабильные идеологические структуры, так и способы осмысления себя, людей, мира в целом, представления о продуктивных моделях общения и отношениях людей. Если одно из убеждений структуры (сети) находится под www.paradigma.science 76 угрозой, стабильность всей структуры (сети) может оказаться под угрозой. Такие убеждения имеют социальное происхождение, их пересмотр может быть узаконен только через социальный консенсус. Причины и мотивы социального обмена [22; 23] таковы: – выразить сдерживаемые переживания, чтобы попытаться облегчить их или достичь катарзиса, вспомнить или повторно пережить событие, чтобы найти объяснение и прояснить смысл ситуации; – «склеивание», стать ближе к другим и уменьшить чувство одиночества, облегчение социальных взаимодействий, получить утешение и сочувствие, эмпатию; – найти пути решения проблем, созданных случаем, найти руководство, запросить консультацию, получить помощь, поддержку, легитимизация для проверки своих переживаний, их одобрения и подтверждения обществом; – развлечение, стремление привлечь внимание к получить внимание от других, возможно, произвести впечатление на других. Социальное разделение переживаний является нормой для всех людей, преодолевая границы пола, возраста, культуры и т.д. Однако, 5-20% не обсуждаются и, вероятно, целенаправленно держатся в секрете. В Западной культуре люди полагают, что другие не могут разделить чрезвычайно интенсивные в плане переживаний события, потому что они те просто непередаваемы. Однако, большинство людей мотивированы пересмотреть такие события, поэтому нет разницы в социальном обмене между засекреченными и разделенными событиями по интенсивности. Вместе с тем, переживания, связанные с чувствами стыда и вины, как правило, разделяются, реже, и с меньшим количеством людей. В то время как обмен позитивными и амбивалентными, непонятными переживаниями по поду событий включает самораскрытие, негативные переживания, в том числе чувства стыда и вины, связанны с сокрытием личности. на Западе социальный обмен - источник межличностного взаимодействия, социальной интеграции, и формирования позитивных и прочных отношений, поэтому многие люди практикуют обмен, для того чтобы формировать и поддерживать именно такие отношения. Поэтому причины сокрытия связаны с нежеланием задеть кого-то, сохранить свой имидж в глазах других, защитить свою личную жизнь и самого себя. На Востоке обмен, особенно негативными переживаниями, так прочно вплетен в повседневное взаимодействие, что доля «утаиваемой « информации уменьшается вместе с интенсивностью самого обмена: нет ни возможности, ни необходимости создавать «маски» и иллюзии благополучия, барьеры между собой и окружением. Идея защиты - от нежелательных последствий в области социальной сферы – связана в сознании представителей Запада с тем, что открытие таких секретов могло www.paradigma.science Международна научна школа "Парадигма". Лято-2015. Том 6. Хуманитарни науки. 77 бы нанести ущерб социальным отношениям: вместо социальной интеграции и укрепления связей, откровения об некоторых событиях могут быть вредными для отношений человека к себе и миру, его понимания себя и мира, привести к социальной и личностной дезинтеграции. Повествования об опыте негативных переживаний, по данным исследователей Западных культур, обычно приводит к повышению тревоги, депрессивным и враждебным настроениям т.д. однако, для Восточных культур эта связь гораздо менее однозначна: принятие как смирение, любовь как забота и сочувствие, жизнь как испытание и обучение, реализация дхармы и оплата кармы, - формирует у человека гораздо менее толерантную к «негативным» событиям и переживаниям позицию, при этом, как отмечалось, параллельно с меньшей активностью процессов социального обмена переживаниями как такового. Кроме того, в изучении влияния воздействия на "получателя" социального обмена переживаниями выявлены другие элементы процесса, например, "вторичный социальный обмен». Проблема вторичного обмена особенно важна в связи с вопросом о конфиденциальности и защищенности субъекта. Вторичный социальный обмен предполагает, что слушатель делится своим опытом и оптом рассказчика с другими людьми. В Западных культурах эта иллюзия поддерживается, а ее развенчание воспринимается как «предательство», «сплетня», «сование носа не в свои дела». В Восточной – переживания человека доступны окружающим и представлены в «коллективное пользование» «аффективным» и реальным коллективам. При этом частота и длительность вторичного обмена обычно растет в зависимости от интенсивности переживаний при прослушивании интенсивности переживаний события, поэтому вторичный обмен имеет тенденцию к расширению. Эта имеет важные последствия, касающиеся связи между индивидом и коллективом, а также с идеями типа «коллективной памяти» [17; 18]. Когда люди сталкиваются с событиями и информацией, которые не вписываются в эти убеждения, тогда возникают сильные переживания, события воспроизводятся в рассказах, во время рассказов перерабатываются так, чтобы гармонизировать, соотнести новую информацию и старые убеждения. В связи с многократным повторением таких эпизодов, их репродукцией, они затрагивают коллективную память, включая реформирование старых значений и убеждений и формирование новых. Культуры вины и культуры стыда различаются внешними формами переживания эмоций, а также – самим наполнение, смыслами переживаний. Вина и стыд как базовые эмоции своды и ответственности, связанные с ценностями человеческого существования и развития, отражают особенности общения, познания и отношений людей в сообществах. Многоликость переживаний свободы и ответственности, самобытия и www.paradigma.science 78 социального бытия их взаимосвязей, - способ понять – как человек становится человеком, как он развивается: на границе приватного и социального, познания и общения, отношений и бытия. Библиографический список 1. Белокрылова М.Ф., Семке В.Я. Привязанность . Зависимость. Симбиоз. – Томск: ТГМУ, 2001. – 104с. 2. Боулби Дж. Привязанность. М.: Гардарики, 2003. 477с. 3. Кон И.С. Моральное сознание личности и регулятивные механизмы культуры // Социальная психология личности / Под ред. М.И. Бобневой, Е.В. Шороховой. М.: Наука, 1979. С.85–113. 4. Куликов Л.В. Психологическая культура этноса // Введение в этническую психологию / Под ред. Ю.П. Платонова. – С.-Пб.: Изд-во С.-Пб.ГУ, 1995. – С.150–170. 5. Лотман Ю.М. О семиотике понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры // Тезисы докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим системам, 17–24 авт. 1970 г. Тарту: Тарт. гос. ун-т, 1970. С.98–101. 6. Стефаненко Т.Г. Социальная психология этнической идентичности. Автореф. докст. психол. наук. М.: МГУ, 1999. 46 с. 7. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. – М.: Аспект Пресс, 2008.– 368 с. 8. Сухарев А.В. Этнофункциональный подход к проблемам возникновения психических расстройств // Этнографическое обозрение. – 1996. – №4. – С.31–38. 9. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. – С.-Пб.: Речь, 2000. - 320 с. 10. Фрейд 3. Избранное Интерес к психоанализу. – Ростов–на–Дону: Феникс, 1998. – 352с. 11. Экман П. Психология эмоций. Я знаю, что ты чувствуешь. СПб: Питер, 2010. 12. Ahmed S. The Cultural Politics of Emotions. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2004. 13. Baumeister R.F. and Leary M.R. The need to belong: Desire for interpersonal attachments as a fundamental human motivation // Psychological Bulletin. – 1995. – V.117 (№3). – P. 497–529. 14. Benedict R. The Chrysanthemum and the Sword, Palterns of Japanese Culture. — Boston: Houghton, Mifflin Company, 1946. — 324 p. 15. Doss E. Memorial Mania: Public Feeling in America. Chicago: The University of Chicago Press, 2010. 16. Finkenauer C. Secrets: Types, determinants, functions, and consequences. Non–published doctorate thesis, Belgique, Louvain–la–Neuve: Université catholique de Louvain, 1998. 17. Hofstede G., Bond M. Hofstede's culture dimensions // J. of Cross-Cultural Psychology. 1984. - V.15(4). - P.417–433. 18. Luminet O. Psychologie des émotions. Confrontation et évitement. – Belgique: De boeck, 2008. – 300р. 19. Luminet O., Bouts P., Deli, F., Manstead A.S.R and Rimé B. Social sharing of emotion following exposure to a negatively valenced situation // Cognition and Emotion. – 2000. – V.14. – P. 661–668. 20. Rimé B. & Paez D. La condivisione delle emozioni // Psicologia Sociale. – 2007. – №1. – P. 29–68. 21. Rimé B., Interpersonal emotion regulation // Handbook of emotion regulation / J. J. Gross (Ed.). – N.–Y.: Guilford, 2007. – P. 466–485. 22. Rimé B., Páez D., Basabe N., Martínez F. Social sharing of emotion, post–traumatic growth, and emotional climate: Follow–up of Spanish citizen’s response to the collective trauma of March 11th www.paradigma.science Международна научна школа "Парадигма". Лято-2015. Том 6. Хуманитарни науки. 79 terrorist attacks in Madrid // European Journal of Social Psychology. – 2010. – V.40. – №6. – P.1029– 1045. 23. Rimé, B., Mesquita, B., Boca, S., et Philippot, P. Beyond the emotional event: Six studies on the social sharing of emotion // Cognition & Emotion – 1991. – V. 5. – №5–6. – P. 435–465. 24. Thoits P.A. Coping, social support, and psychological outcomes // Review of personal and social psychology. – V. 5. / Ed. by P. Shaver. – Beverly Hills, CA: Sage, 1984. – P. 219–238. 25. Triandis H.C. Collectivism and individualism as cultural syndromes // Cross-Cultural Research. 1993. Vol. 27(3–4). P.155–180. 26. Wierzbicka А. Emotions across Languages and Cultures. Diversity and Universals. Cambridge: Cambridje University Press, 1999. M.R. Arpentieva Culture of blame and the culture of shame: the many faces of responsibility and human development in the community Abstract. The article is devoted to comparative analysis of cultural variants understanding of freedom and responsibility, the peculiarities of the cultures of guilt and shame, their similarities and differences, opportunities and limitations of different ways of building relationships with the world in the process of its development. Key words : guilt, shame, freedom, responsibility, emotional intelligence, culture of blame, a culture of shame. УДК 009+130.2 М.Р. Арпентьева ФГБО ВПО Калужский государственный университет имени К.Э.Циолковского, Калуга, Россия СВОЕ И ЧУЖОЕ: НАЦИОНАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ В ЭПОХУ РЕНЕССАНСА Аннотация. Статья посвящена анализу ксенологических проблем в истории, в том числе – становления национального самосознания в эпоху Ренессанса. Рассматриваются основные тенденции и феномены становления и развития национального самосознания в эпоху Ренессанса, особенности и роль пограничных периодов и культур в истории. Ключевые слова: ксенология, свое, чужое, граница, история. Российская и западная медиевистика считают началом Средневековья крушение Западной Римской империи в конце V века. Сторонники так называемого долгого Средневековья, основываясь на данных о развитии не правящей элиты, а простого народа, считают окончанием Средневековья, повлёкшим за собой изменения во всех слоях европейского общества, www.paradigma.science