Семиотика структуры пространства
реклама
Вестник ДВО РАН. 2006. № 3 Я.С.ИВАЩЕНКО Семиотика структуры пространства традиционного нанайского жилища (горизонтальный план) Описываются принципы распределения внутреннего пространства традиционного нанайского жилища по горизонтали, его социальное и мифологическое значение, показаны возможные способы расположения дома и его отдельных частей относительно сторон света, выявлены значения наиболее важных статических элементов интерьера жилой постройки. Social structure of space of the traditional Nanaian dwelling (horizontal plan). J.S.IVASHCHENKO (Komsomolsk-on-Amur State Technical University). This article describes the principles of horizontal segmentation of internal space of the traditional Nanaian dwelling, its social and mythological semantics; proposes possible schemes of a house and its components disposition relative to parts of the world, as well as its value-mythological meaningfulness; reveals the meaning of the most important static elements of its interior. В нашей статье мы проанализируем горизонтальный план традиционного нанайского дома, т.е. обозначим его внутренние «границы», расположение которых раскрывает социальную сторону отношений внутри рода, а также мифологические представления нанайцев – самой крупной коренной тунгусо-язычной народности нижнего Амура, проживающей на берегах Амура или его протоков. Наряду с ульчами, орочами и другими народностями она представляет южную часть тунгусской ветви, которая в составе ее родовой организации составляла примерно 40% основной массы нанайских родов [20]. Нанайцы, в отличие от многих народов Сибири и Дальнего Востока, до середины XIX в. существовали территориально, социально-экономически и идеологически независимо от западных культурных традиций и православия, что способствовало более полному, чем у других дальневосточных этносов, сохранению древних представлений о мире и архаичных типов построек. Анализ принципов структурирования внутреннего пространства дома – важный аспект исследования семиотики традиционного жилища. Материалы и выводы по изучению горизонтальной структуры жилой зоны дома нанайцев позволяют углубить понимание сущностных основ традиционной культуры вообще и нанайской в частности. Описание важнейших элементов горизонтального плана традиционного нанайского дома как знаковой системы выявляет и универсальные, и характерные только для нанайского этноса социально-психические категории, скрытые от сознания носителя этноса, но реализованные в символическом и практическом бытии культуры. Исследование горизонтального плана традиционного нанайского жилища, один из аспектов целостной концепции нанайской культуры и культур других дальневосточных этносов, является методологическим ориентиром в изучении традиционных построек народов Сибири и Дальнего Востока. ИВАЩЕНКО Яна Сергеевна – кандидат культурологии (Комсомольский-на-Амуре государственный технический университет). 131 Дом в традиционной культуре символизировал «свое» пространство, являющееся надежным укрытием для человека от видимых и невидимых опасностей. Местопребывание каждого члена семьи в традиционном нанайском доме регламентировалось целой системой предписаний: социально-правовых, ритуальных, практических, причем ритуальномифологические предписания при организации «своего» пространства были более значимы, чем рационально-утилитарные. Устройство традиционного жилища отражало пространственную структуру мира, включающую ориентацию по сторонам света и временам года. Эти принципы мы можем увидеть не только в планировке внутреннего пространства нанайского жилища, но и в организации внешнего вида дома – направлении и размещении надфронтонных досок. Нанайцы, выбирая место для стойбища, отдавали предпочтение такому участку русла реки, при котором выход, направленный к реке, находился бы со стороны юга или востока. Тогда этот участок реки должен был бы иметь направление с севера на юг (при расположении выхода со стороны востока) или с востока на запад (когда двери смотрели в сторону юга). В верхней части стороны дома, смотрящей на реку, имелось изображение рыбы. Мы, основываясь на значениях сторон света для нанайцев, а также на том факте, что двери выхода были в восточном либо южном направлении, предположили, что эта стена постройки была направлена на восток или юг. «Таежная» же сторона (с изображением хозяина тайги) – на запад или север. Река и рыбалка были особенно актуальны в летний период, а охота в тайге – в зимний. Следовательно, юг и восток соотносились с теплом, летним периодом, а запад и север – с холодной зимой. Прежде чем говорить о соотношении статичных внутренних элементах жилища, необходимо определить, что являлось топографическим центром постройки, выяснить, имел ли этот центр ритуальное значение. В нанайском жилище, которые строили с круглым основанием, в центре находились столб (являвшийся местом обитания наиболее важных для нанайцев родовых духов), ритуальная скульптура (которая ставилась недалеко от столба) и очаг (где обитал дух огня, куда лилось «угощение» разным духам) с верхним дымовым отверстием (через которое также осуществлялось «сообщение» с «иным» миром). Лежанки размещались вдоль стен. В таком типе сооружения реальный центр совпадал с ритуально-мифологическим (т.е. местом в доме, где располагались ритуальные скульптуры и проходили важные для нанайской семьи обрядовые действия, на которых незримо «присутствовали» почитаемые этим народом духи). Топографический центр прямоугольной в плане постройки, согласно зарисовкам Ю.А.Сема, маркировался главными столбами, а также столом бэсэрэ [19] (cм. рисунок). В больших шестикановых домах бэсэрэ было два, располагались они друг против друга в противоположных частях, между центральными внутренними столбами. На периферии были каны (отапливаемые лежанки) с очагами или нары (холодные лежанки), полки и другие хозяйственные предметы. Все перечисленные объекты выстраивались вдоль стен. Соответственно такие почетные зоны, как стена малу и каны малу (мало)1, тоже были удалены от центра. Но на основании этого мы еще не можем говорить о том, что реальный центр в жилище с прямоугольным основанием не совпадал с сакральным. В качестве ритуального центра бэсэрэ, помещенный в середину жилища с прямоугольным основанием, выступал в весеннем обряде «очищения» дома, когда шаман трижды обходит его кругом. О принадлежности стола к сакральному центру в ряде ситуаций говорит запрет на размещение на нем посуды, указывающей на женское рабочее пространство. 1 Словом «малу» называли наиболее ценные в ритуально-мифологическом отношении объекты внутреннего пространства дома, предполагая присутствие в них некой сверхъестественной силы, духовной субстанции с именем малу [19]. Само слово «малу» переводится как «место в глубине дома напротив входа» [17, с. 256], что указывает на расположение сакрального пространства в постройке с прямоугольным основанием. 132 Планы наиболее распространенных расположений очагов и канов в традиционных нанайских домах конца XIX– начала XX в. [19]. 1 – аксон, 2 – гило, 3 – мало, 4 – пуксу, 5 – гочи, 6 – бэсэрэ (стол), 7 – голдё (топка), 8 – колан (труба), 9 – уйкэ (дверь) 133 В нанайском доме она хранилась в специальных шкафчиках и на полках, расположенных на периферии внутреннего пространства. На столе разрешалось хранить лишь предметы охотничьего и рыболовного промысла, т.е. то, что принадлежало к мужскому роду занятий и то, что не должно было соприкасаться с «женским» и «нечистым» (иначе у хозяина не будет удачи в промысле). Каны или нары располагались практически около каждой стены дома и предназначались для сидения, ночлега. По выделенным функциям этих значимых объектов интерьера Ю.А.Сем отождествлял нанайские нары с приамурскими канами [19]. Для семиотического анализа социальной организации (т.е. изучения особенности организации жилой зоны как знаковой системы) необходимо знание пространственной координации данных статичных объектов внутреннего пространства, соотносимой с половозрастной принадлежностью членов семьи, мифологическим значением отдельных образов и семантикой сторон света, а также положения важных элементов дома относительно других объектов интерьера. Выстраивая координацию объектов интерьера постройки и дома в целом, мы основывались на материалах Ю.А.Сема (см. рисунок), схеме расположения канов, воспроизведенной И.А.Лопатиным [15], и на следующих известных нам утверждениях. 1. Окружающий мир первобытного человека представлялся ему как система категориальных оппозиций (мужское/женское, правое/левое, чистое/нечистое, сакральное/профанное и т.д.). 2. Женщины у многих народов находились в левой части дома [2]. 3. Двери и окна нанайского дома выходили на восток и юг [18]. Определение точного месторасположения двери относительно сторон света принципиально важно для выявления пространственной координации каждого отдельного кана. (В этнографических работах, взятых нами в качестве источников, точкой отсчета при описании внутреннего пространства постройки является дверной проем.) 4. Восточная сторона для нанайцев считалась священной: к востоку (утреннему солнцу) обращались во время молитвы, совершая умилостивительные ритуалы и жертвоприношения [4]. По мнению Ю.А.Сема, у нанайцев были распространены следующие типы жилых построек: шестикановые, четырех-, трех- и двухкановые (см. на рисунке соответственно а, б, в, г) [19]. Кановая система отопления, состоящая из очагов, канов и дымохода с трубой, при суровом приамурском климате была настоящей находкой, и потому отапливаемые лежанки – существенный элемент нанайского жилища. В больших шестикановых родовых нанайских домах, где обе половины дома симметричны, каны занимали все стены, прерываясь лишь у двери. Во всех остальных типах планировки зона без лежанок аксон распространялась не только на пространство около дверей, но и занимала некоторую часть левой (относительно двери) стены. В двухкановых постройках около левой стены вообще не было теплых лежанок. На этом минимально значимом с ценностно-практической точки зрения месте некогда размещались лишь рабы и работники [19]. Таким образом, описываемый участок, приближенный к выходу, мы причислили к профанному пространству, обладающему наименьшим ритуальным и символико-мифологическим значением. Противоположна ему по местонахождению и по ценностно-ритуальной значимости область распространения канов малу. Почти во всех описываемых типах планировок они размещены справа от входа. В семантическом же плане пространство малу было определено как сакральное. Здесь проходили важные для нанайцев церемониальные события, устанавливались святыни рода, семьи. Следующая антагонистическая пара в плане жилища – это нары пуксу («теплые нары»), имеющие позицию справа от входа, и гило (самые холодные нары), противоположные пуксу и, соответственно, располагающиеся напротив входа. 134 Согласно этнографическим сведениям, у нанайцев место ближе к выходу и очагам считалось женским пространством. Другая половина дома являлась мужской, «куда в период беременности и в послеродовой период женщины не могли заходить, не могли там быть и девочки в обнаженном виде. В этой части дома проходили мужские собрания» [19, с. 60, 61]. Таким образом, «левое», приближенное к выходу место в доме (или зона аксон), определенное нами как женское пространство, а также область пребывания зависимых групп населения с низким социальным статусом в нашей реконструкции горизонтального плана жилища обладает наименьшей ценностью в социальном плане. «Правое» же, или мужская зона, получает высокий, относительно «левого», семиотический статус. По имеющимся данным трудно определить точное месторасположение двери, поэтому мы сначала предположили, что она находилась со стороны юга. Тогда пуксу устраивались вдоль южной стены, а гило – вдоль северной, что могло соответствовать реальному положению вещей (юг всегда соотносился с теплом, а север с холодом). Слово гило (гилон) означает кан, находящийся слева от входа [17, с. 104]. Действительно, при расположении двери со стороны юга на схемах Ю.А.Сема эти нары занимали левую часть постройки. Зона же малу, обладающая особым сакральным статусом, была, соответственно, обращена на восток, отождествлявшийся в Приамурье с жизнью, молодым солнцем и поклонением ему. Однако в литературе мы нашли также свидетельство поклонения «уходящему» солнцу, обращения с молитвой на запад: «Дзяпи снял лыжи, разделся догола, опустился на колени лицом к закату и стал усердно молиться» [11, с. 47]. Поэтому мы не станем принимать за аксиому утверждение, что только восточная сторона нанайского дома считалась священной. Сторона без канов аксон, выступающая также в роли женского, «низкого», «лунного», профанного (т.е. обладающего минимальной степенью ритуально-символической значимости), занимала преимущественно левое и западное пространство постройки, рядом с гило, но только возле самого входа. В большом родовом шестикановом доме, согласно установленным правилам планирования внутреннего пространства, женская половина, идентичная по форме мужской, также занимала левое и западное положение. Таким образом, при южном положении двери в нанайском традиционном жилище в мировоззренческом плане реализовалась следующая композиция культурных универсалий, образующая бинарные оппозиции. Мужское Правое Сакральное Чистое Светлое Верх Восток Солнце Горячее Женское Левое Профанное Нечистое Темное Низ Запад Луна Холодное Отметим, что сопоставление мужского/женского и правого/левого начал в нанайской культуре, прослеженное нами при соизмерении различных пространственных зон, уже отмечалось П.Я.Гонтмахером [7]. Левый угол на канах у стены малу в традиционном нанайском жилище занимал дюлин – дух-хозяин дома [4], это место должно было находиться в глубине, напротив входа [10]. Иногда в доме было два дюлина: один мужского, а другой женского пола, но оба изображались с грудями. По мнению Л.Я.Штернберга, такой принцип указывает на то, что «первоначально дюлинами считались только родоначальницы, а впоследствии дюлинымужчины продолжали изображаться в прежнем обличии из страха нарушения традиции» 135 [22, с. 475]. Расположение дюлина в левом углу около стены малу является свидетельством его былой принадлежности к женской природе. В начале XX в. ритуальные скульптуры, согласно рассказам коренной жительницы с. Джари Нанайского района Т.Ф.Бельды, стали хранить на подвесных полках, но расположенных уже в правом углу, напротив входа, что также совпадает с месторасположением пространства малу на схемах Ю.А.Сема. Синтез в одной ситуации следующих оппозиций: мужское/женское, правое/левое, чистое/нечистое, высокое/низкое, сухое/влажное, горячее/холодное – мы отметили в фольклорном произведении «Жил старик с тремя сыновьями». Главный герой «снял одежду и влез коню в левое ухо. Там была приготовлена вода. Он вымылся весь и вышел. Влез в его правое ухо. Там были одежды, сплошь позолоченные. Надел их, надел меч и вышел … конь взлетел вверх» [1, с. 59–63]. Процесс преображения юноши имеет генитальную символику, где сам герой олицетворял мужское начало, а ушной проход коня – женское. Но антитезу мужского и женского в соединении с противопоставлением чистого и нечистого, высокого и низкого мы увидели и в полярности значений правого и левого уха коня. В левом отверстии персонаж «смыл» всю грязь, под которой понимается неудача, бедность, унижение в его прежней жизни, посредством «влажного», т.е. воды. Таким образом, вода, как и огонь, имела «очистительную» силу. В правое же ухо он попал уже только после «исцеления». Здесь его ждали золотые одежды (знак небесного царства). После чего герой поднялся «вверх» и помчался навстречу обещанному изобилию и удаче. Существование входа с южной стороны можно доказать, исследовав особенности пространственного расположения нанайских амбаров инда тактони, пурэсу такто и сиаори (депури) такто на рисунках-схемах этих сооружений, сделанных Ю.А.Семом [19], двери которых были со стороны юга. Такая традиция могла быть перенесена на жилище (амбары некогда выступали в роли жилого помещения). В одной из полуземлянок, описанной Е.И.Деревянко, вход также находится со стороны юга [8]. Но когда в качестве отправной точки для реконструкции горизонтального плана нанайского жилища мы определили восток (точнее, восточное местоположение двери, так как описание расположения объектов внутри постройки выстраивается нами относительно местоположения выхода), то все пространственно-ритуальные значения и культурные параллели не утратили свой смысл, однако многие из них получили иную ценностно-мифологическую семантику: – сторона без канов аксон в двух-, трех-, четырехкановом жилищах располагалась на юге, что могло говорить об отсутствии необходимости размещать теплые лежанки с этой солнечной стороны света; – гило, названные холодными канами, обретая западное положение, приобрели вместе с тем семантику загробного мира (так как этот мир в представлении нанайцев находился на западе и отождествлялся с холодом, темнотой); – теплые нары пуксу получили месторасположение вдоль восточной стены дома; восток в традиционном восприятии имел положительную оценку, противоположную значению мира мертвых, и соотносился с такими понятиями, как солнце, тепло, жизнь. Изложенные факты не противоречили воспроизведенным нами ранее устойчивым гомологичным рядам, пока мы не коснулись пространства малу, которое оказалось на северной половине жилища. Такие пары, как север/запад, юг/восток, образовавшиеся при накладывании одной пространственной схемы на другую, могли быть семантически тождественны в традиционном сознании. Соответствие запада (минимально ценного и «низкого» пространства) и юга мы определили на основании практической целесообразности отсутствия теплых канов на южной стороне дома. Однако соотнесение севера и востока как места сакральной зоны малу требует дополнительного рассмотрения. 136 Итак, ритуально важное и почитаемое пространство пребывало, согласно второму варианту планирования, на севере. Выявляя смысл такого соответствия, мы обратились к мифологии эвенков, входящих в северную (тунгусскую) ветвь народов тунгусо-маньчжурской языковой группы. Согласно эвенкийскому представлению о мире дошаманского периода, Вселенная состояла из трех сфер: средний мир – земля, нижний мир, попасть в который можно было через водовороты, и верхняя сфера, выше неба, вход в которую проходил через нянгня сангарин (отверстие неба) – Полярную звезду [16]. Как известно, эта яркая звезда, расположенная вблизи Северного полюса мира, определяет северное направление. Следовательно, мы можем говорить об отождествлении тунгусского малу с Небом, а точнее, Полярной звездой («входом» на небо). Л.Я.Штернберг отмечал факт поклонения нанайцев звездам, в том числе и полярной [22]. Т.А.Кубанова на основании мифа, записанного Л.Я.Штернбергом, пишет, что в знак подвига человека по имени Хадо из рода Заксор, убившего два солнца и открывшего дорогу в буни, именем Хадо стали называть владыку подземного мира. Это имя использовалось и в другом случае: так называли еще Полярную звезду или «отверстие» (священный центр неба), через которое осуществляется связь земного, верхнего и нижнего миров [14, с. 64]. То есть значения загробного мира и севера пересеклись в названии Хадо. Почитание севера или северо-запада нередко встречалось в истории мировой культуры. Так, в традиционном бурятском жилище конического типа особое предпочтение отдавалось северо-западному столбу, так как в этой части жилища некогда хранили прах предков по женской линии. Таким образом, доступ в иные миры осуществлялся через отверстия (его варианты – водовороты), в их формах прочитывалась не только идея женского начала, но и знак неба. Первобытные религиозные концепции, в которых небо представлялось женским божеством, бытовали у народов в эпоху неолита [6]. С.В.Иванов упоминает в своем исследовании орнамента тунгусо-маньчжуров фигуру женщины – хозяйки неба, которая покровительствует женщинам, роженицам и тем самым содействует продлению рода [12]. Обращаясь вновь к графическим зарисовкам Ю.А.Сема, мы отмечаем тот факт, что с обратной стороны всех типов домов от стены малу шла труба колан. По ней из постройки выходил дым, который являлся медиатором между земным и потусторонним миром. Восточное направление входа мы наблюдали, изучая особенности планирования жилищ в современном населенном пункте Кондон Солнечного района Хабаровского края, в котором среди наиболее распространенных следует отметить фамилию Самар (а у рода Самар, по мнению ряда исследователей, присутствуют северные корни). Среди правил, связанных с расположением колыбели и сохранением жизни ребенку, мы обнаружили запрет на расположение колыбели изголовьем к двери, потому что так клали только покойников [3]. А так как в нанайской ритуальной практике покойник лежал головой на восток, мы можем сделать вывод, что дверь дома находилась на восточной стороне. Итак, существование восточного и южного ориентирования двери мы аргументируем некоторыми фактами из обрядовой практики нанайцев и личных полевых наблюдений автора. Представленные для доказательства факты, на наш взгляд, не противоречат логике мышления древнего человека. Несмотря на то что первый вариант планирования лежанок в доме с выходом на юг – наиболее типичный для большинства традиционных культур, мы не исключаем и второй способ расположения дома относительно сторон света (с восточным положением двери), который, как мы предполагаем, появился в результате участия в этногенезе народов Приамурья родов северного происхождения. Для семиотического анализа традиционных построек необходимо также рассмотреть и конфигурацию траектории, по которой проходило распределение социального и ритуального пространства интерьера. К примеру, деление внутреннего пространства дома у славян 137 осуществлялось с помощью диагонали, соединяющей два ритуально значимых места дома (красный угол и печь) с противоположной половой символикой. Оно также задавалось периметром прямоугольника, по которому исполнялось иерархическое рассаживание за столом. Красный угол соотносился с сакральным и мужским местом в жилище (хозяин дома сидел «ближе к образам»), был расположен в правом углу напротив входа. А расположение печи (в славянском доме она выступала в качестве объекта ритуала, находилась в левой и приближенной к выходу части пространства [2]) определяло женское рабочее место в жилище. Благодаря значению «своего» стол отождествлялся с домом в целом. В нанайском же доме, где стол применялся лишь для хранения определенных вещей, рассаживание членов семьи осуществлялось по периметру жилой постройки, т.е. вдоль стен, к которым прилегали каны. Семантика славянского стола и семантика периметра нанайского жилища были в чем-то тождественны. Итак, если нанайская постройка имела прямоугольное основание, то распределение социального пространства осуществлялось по форме кановой системы отопления дома, которая проходила вдоль периметра постройки, т.е. обладало приближенной к прямоугольнику П-образной конфигурацией. Согласно такому расположению объектов, определяющих местоположение разных членов семьи внутри постройки в обыденной и в ритуальной ситуации, нанайские нары, как и лавки у славян (при рассаживании за столом), принимали значение «пути». Слово «путь» (то, что соединяет «молодое» и «старое», т.е. будущее с прошлым) применительно к принципу рассаживания членов рода внутри постройки употребил А.К.Байбурин в работе, посвященной жилищу славян [2]. При рассмотрении эллипсовидного в плане сооружения «перераспределение доли» (т.е. иерархическое распределение внутреннего пространства дома между членами нанайской семьи по горизонтали соответственно их социальному статусу, а также рассаживание при определенных ритуально-поминальных действиях, имевшее символическое значение «пути») осуществлялось по линии полукруга. Этот полукруг образуют лежанки, размещенные вокруг топографического центра дома – очага (или центрального столба в итоане – культовом сооружении для «больших поминок»). Таким образом, если в постоянном нанайском жилище с прямоугольным основанием модель организации пространства имела «линейную» конфигурацию (или, точнее, «П-образную»), то в сферическом и коническом типе сооружения – «концентрическую». Понятия «линейное» и «концентрическое» в отношении планирования интерьера применил Д.В.Дубровский. Он подчеркнул важность различия в принципах постижения пространства кочевыми и оседлыми народами. Согласно этому автору, место в концентрическом жилище кочевников Центральной Азии и Сибири, называвшееся тор, по своему функциональному назначению и ритуально-семиотическому статусу соответствовало зоне нанайского жилища малу и ориентировалось на восток или юг [9]. Иной способ соотнесения жилища со сторонами света приводит Н.В.Кочешков, описывая культурные стереотипы кочевых тунгусов [13]. Место главы семьи, и соответственно ритуально значимое, располагалось в северном секторе чума; положение женского и детского места он подробно не уточняет, но известно, что оно находилось по бокам южного входа. Главенствующая роль в иерархии сторон света у многих народов, а особенно у кочевых, как мы уже видели, принадлежала северу. Сакрализация севера (северо-запада) в бурятском традиционном жилище была «связана с почитанием женских предков и их главенствующей ролью в жизни рода в глубокой древности… в далеком прошлом в северной части жилища осуществляли погребения предков, причем женских… впоследствии с этими столбами могли связывать местообитание духов – хранителей жилища, как это наблюдается ныне в обычае нанайцев почитать главные столбы дома» [21, с. 246–247]. Северу и западу чаще всего в символической иерархии сторон мира отведено значение «мертвого», а также нижнего мира, где обитали души предков. Итак, с этими частями света в бурятском миропонимании соотносились такие категории, как «мертвое» и «старое». 138 Северный сектор юрты, где были погребены прародители матери, у бурят слыл наиболее почетной частью жилища. Таким образом, категории «женское», «мертвое» и «старое» в бурятской традиционной культуре не несли отрицательную семантику, которую имела женская половина пространства у многих народов в эпоху патриархата. В домостроительстве ороченов Маньчжурии (отнесенных к южной ветви тунгусоманьчжуров) наиболее почетное место было тоже на севере. Область, отведенная для молодых супругов и их детей, располагалась справа, была ориентирована на восток, а место старых родителей – слева, в западной половине постройки [8]. Таким образом, двуполярные структуры старое/молодое, западное/восточное, левое/правое могли быть соотнесены с движением солнца по небосводу. Восточная часть жилища соотносилась с молодым солнцем, а запад – со старым, левое соответствовало древнему, а правое – новобрачному. Молодое противопоставлялось старому, как и живое – мертвому. По нанайскому жилищу мы нашли лишь фрагментарные сведения относительно разделения внутреннего пространства дома на молодое/старое. И.А.Лопатин при описании дома типа фанзы указывал на то, что старики спали на нарах пуксу, но их расположение он определил налево от входа, а молодым супругам отвел место кана гило, находящегося справа от двери. При воссоздании возможных вариантов отнесения описанных канов по сторонам света и наложении одной пространственной схемы на другую получились следующие пары: запад/юг (пуксу) и восток/север (гило). То есть если старые представители рода занимали западный сектор жилища, а молодые супруги – восточный, то зона малу пребывала в северной части постройки, что могло соответствовать реальному положению вещей. Такое размещение жильцов обусловливало появление двух следующих гомологичных рядов. Молодое Восточное Правое Старое Западное Левое Но если же мы возьмем за основу второй вариант планирования (в южной части спали старики, а в северной – молодые), то ритуально значимому пространству было отведено западное пространство дома, что согласно выстроенным нами ранее схемам расположения жилища по сторонам света неприемлемо. Поэтому мы принимаем в качестве идеальной схемы по отношению к нанайцам первый вариант возрастного распределения жилого пространства, как не противоречащий коллективным мифологическим и социальным директивам, которые продуцируются этнофорами в социализации жилого пространства (т.е. социальном упорядочении интерьера согласно половозрастной иерархии) и космологизации (т.е. представлении дома как модели Вселенной) жилища. Дуга, соединяющая восток и запад, – это «линия, связывающая потомков с предками, которая проходит через настоящее» [9, с. 111]. Ориентированность с востока на запад, мыслимая как направление, соединяющее потомков с предками, отчетливо обозначается в нанайской похоронной обрядности: в особенностях расположения трупа (направление «взгляда» покойного – в сторону заката), расположении относительно сторон света погребальных костров, через которых «кормили» душу умершего. Архитектонику действий, символизирующих собой «дорогу» (соединяющую различные уровни картины мира), но в горизонтальной плоскости жилища, воспроизвела Т.Д.Булгакова при описании ритуального действия с названием «большое жертвоприношение». Оно заканчивалось «кормлением» шаманом своих духов-помощников: шаман прохаживался от двери к накрытому для духов столу, «вызывая» своих помощников [5]. В данном случае путь от двери к ритуальной зоне, где находились угощения, символизировал «дорогу» духов из иного мира в земной и потому олицетворял мировое древо – архетипический образ, отражающий представленя древних народов мира о строении мира. 139 Таким образом, мы определили возможные варианты расположения жилища относительно сторон света, выстроили модели горизонтальной организации внутреннего пространства традиционного нанайского жилища и местопребывания каждого члена семьи. Согласно представлению нанайцев о картине мира, горизонтальный план их жилища структурировался по таким полярным признакам-функциям, как восточное/западное, южное/северное, мужское/женское, сакральное/профанное, правое/левое, молодое/старое, чистое/нечистое, горячее/холодное. Мы также выяснили, что стол, как топографический центр прямоугольного в плане дома, играл меньшую роль в обрядовых действиях, чем такие важные элементы нанайского жилища, как столбы и очаг, находившиеся по бокам от середины постройки. В сооружении же с круглым основанием сакральный центр совпадал с реальным. Осуществляя анализ пространственно-социальной организации, мы увидели, что у нанайцев наряду с линейным существовал также и концентрический принцип распределения домашнего пространства. «Перераспределение доли» осуществлялось по периметру жилища (точнее, по расположенным вдоль стен канам либо лежанкам) и имело значение «пути». Форма этой линии в постройке с прямоугольным основанием была приближенной к «П-образной», а в концентрическом жилище – к дуге. ЛИТЕРАТУРА 1. Аврорин В.А. Материалы по нанайскому языку и фольклору. Л.: Наука, 1986. 256 с. 2. Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л.: Наука, 1983. 192 с. 3. Бельды Л.Г. Нанайская колыбель // Зап. Гродековского музея. Вып. 8. Хабаровск: Гос. музей Дальнего Востока им. Н.И.Гродекова, 2004. С. 18–20. 4. Березницкий С.В. Семейная обрядность коренных народов Нижнего Амура и Сахалина // Россия и АТР. 2000. № 4. С. 23–31. 5. Булгакова Т.Д. Представление нанайцев об обрядовой активности духов // Кунсткамера: Этногр. тетради. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого. Вып. 8–9. СПб.: Изд-во музея антропологии и этнографии им. Петра Великого, 1995. С. 21–30. 6. Голан А. Миф и символ. М.: РУССЛИТ, 1994. 375 с. 7. Гонтмахер П.Я. Нанайцы. Этюды о духовной культуре. Хабаровск: Изд-во ХГПУ, 1996. 113 с. 8. Деревянко Е.И. Древние жилища Приамурья. Новосибирск: Наука, 1991. 158 с. 9. Дубровский Д.В. Модели организации пространства в обрядности тюркоязычных кочевников Центральной Азии и Сибири // Этническое единство и специфика культур. Материалы первых Санкт-Петербургских этнографических чтений. СПб.: Изд-во Ин-та народов Крайнего Севера, 2002. С. 110–114. 10. Зенкова Е. Домашний дух-охранитель дюлин // Зап. Гродековского музея. Вып. 8. Хабаровск: Гос. музей Дальнего Востока им. Н.И.Гродекова, 2004. С. 62–65. 11. Зуев В.Ф. Горюн – священная река. Хабаровск: Частная коллекция, 2001. 256 с. 12. Иванов С.В. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX–начало XX в. М.; Л.: Издво АН СССР, 1954. 839 с. 13. Кочешков Н.В. Стереотип культуры степных скотоводов-кочевников // Тюрко-монголы и тунгусо-маньчжуры. Проблемы историко-культурных связей на материале народного декоративного искусства XIX–XX веков. СПб.: Наука, 1997. С. 107–119. 14. Кубанова Т.А. Некоторые аспекты мифологической картины мира. Эволюция модели мира у народов Сибири и Дальнего Востока // Орнаментальное искусство народов Дальнего Востока: сб. докл. и сообщений региональной науч.-практ. конф. Комсомольск-на-Амуре: Музей изобразительных искусств г. Комсомольскна-Амуре, 1995. С. 60–67. 15. Лопатин И.А. Гольды амурские, уссурийские и сунгарийские. Владивосток, 1922. 363 с. 16. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 т. Т. 2. К-Я. / гл. ред. С.А.Токарев. М.: Рос. энцикл., 1997. 719 с. 17. Оненко С.Н. Нанайско-русский словарь / ред. В.А.Аврорина. М.: Просвещение, 1980. 552 с. 18. Подмаскин В.В. Традиционные метеорологические знания у народов Нижнего Амура и Сахалина (Этнографический обзор по материалам XIX–XX вв.) // Этнокультурные процессы и общественное сознание народов Дальнего Востока (XVII–XX вв). Владивосток: Дальнаука, 1998. С. 73–84. 19. Сем Ю.А. Нанайцы. Материальная культура (вторая половина XIX–середина XX века). Этнографические очерки. Владивосток, 1973. 313 с. 20. Сем Ю.А. Родовая организация нанайцев и ее разложение. Владивосток, 1959. 32 с. 21. Содномпилова М.М. Опорный столб жилища как элемент структурирования пространства в бурятском жилище // Археология и культурная антропология Дальнего Востока / отв. ред. Н.Н.Крадин. Владивосток: ДВО РАН, 2002. С. 245–248. 22. Штернберг Л.Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны. Хабаровск: Дальгиз, 1933. 740 с. 140
