СТАРУХИНА ГОРА (Легенда) Осажденный город вот уже

СТАРУХИНА ГОРА
(Легенда)
О
сажденный город вот уже тридцать девять дней воевал с шахом, который напал на него,
придя из далекой страны. На сороковой день битвы отважный сын шаха двадцатилетний Меликтадж с
пятьюстами богатырями взял штурмом одну из городских стен и ворвался в город. Следом за ними
вошло и все войско.
Разъяренный непреклонностью горожан, отвечавших отказом на неоднократное предложение
сдаться, шах вызвал своего визиря Тайгёз*-Юсифа и приказал никого не щадить.
Тайгёз-Юсиф пропустил через свой меч семь тысяч уцелевших в боях жителей города, от мала до
велика. Дома были разрушены. Кровь текла, как вода.
После трех дней резни и разгрома шах покинул город и велел разбить на зеленом бугре палатки.
Он приказал своему войску пировать три дня и три ночи, осушать чаши в честь победы.
Кувшины цвета бирюзы, в золотой оправе, были наполнены семилетними ширазскими винами.
Резали пятигодовалых черных баранов с необыкновенно вкусным мясом. Охотники принесли из лесов
Карабаха фазанов с горящими, как языки пламени, перьями.
Повелитель вошел в свою палатку, укрепленную на семи золотых кольях, и уселся на семи
тюфяках из тирме**. Явились нашабурские музыканты в атласных нарядах. Расстелили скатерти,
поставили золотые бокалы.
Семьдесят семь рогов протрубили в честь победы шаха всех шахов.
В этот момент грозный визирь шаха, Тайгёз-Юсиф, вошел в палатку и склонился перед
повелителем. Шах передал стоящему рядом негру пустой бокал и сказал, сурово сдвинув брови:
– Где же ты, визирь? Или ты думаешь, что можно прервать праздник моей победы?
Тайгёз-Юсиф снова склонился до земли.
– Ваше величество, я слабый Юсиф, твой преданный раб. Я не без причины опоздал к шаху всех
шахов.
По голосу визиря шах почувствовал, что тот принес недобрую весть.
– Что случилось, визирь? Говори скорей!
Поклонившись в третий раз, визирь сказал:
– Сотни лет пусть здравствует его величество! Твой сын Меликтадж... заболел.
– Что ты говоришь, визирь? – Шах поднялся с места...
Принц Меликтадж лежал в соседней палатке. По обеим сторонам его постели молча стояли семь
негров со скрещенными на груди руками. Они молча устремили на него свои взгляды.
Когда шах в сопровождении визиря вошел в палатку, рабы упали на колени и прижались лбами к
земле. Затем, поднявшись, отошли назад на десять шагов. Шах подошел к сыну и положил ему на лоб
свою белую руку, сверкающую рубинами и бриллиантами.
– Сын мой, Мелик! – взволнованно позвал он. Но больной молчал. Тогда шах, повернув к визирю
побледневшее лицо, страшным, дрогнувшим голосом приказал:
– Сейчас же разослать гонцов во все стороны. Пусть соберутся сюда все мудрецы мира.
Весь день шах не отходил от изголовья сына, ночью он не сомкнул глаз. Ничего не ел.
На следующий день визирь возвратился и сказал:
– Ваше величество, в городе – всего несколько стариков и детей, все жители истреблены, а те,
кто остался в живых, бежали ночью в леса. После долгих поисков мы встретили одну старухугадалку.
Разъяренный шах спросил:
– И где же гадалка?
– Не пришла. Требует, чтобы принца принесли к ней.
– Ого! – надменно улыбнулся шах.
– Ваше величество, я приказал бы бросить ее в костер, но...
Шах прервал визиря:
– Приготовьте паланкин!
Миновав разрушенные кварталы, улицы, полные человеческих трупов, повелитель и его свита
остановились перед маленькой избушкой. Сняв паланкин с плеч, негры опустили его на землю.
Принца осторожно внесли в избу. Там в полумраке стояла высокая старуха. При появлении шаха она
не поклонилась ему, не шевельнулась, застыв на месте, похожая на статую.
Шах прошел в избу, сел на тюфячок у изголовья больного и сказал:
– Старуха! Говорят, ты умеешь беседовать со злыми духами, с джиннами. Ты находишь
лекарства от неизлечимых болезней. Вот, мой любимый сын Меликтадж горит в огне, проклятые
джинны украли его сознание. Прошу тебя, помоги нам, старуха! Если ты вылечишь его, я озолочу
тебя и твой дом. А если обманешь, я прикажу казнить тебя самой страшной смертью.
Старуха ответила со спокойной гордостью:
– Я мать... Я понимаю чувства, которые мучают тебя. Я вылечу твоего сына. – И, взяв чашу с
водой, опустилась на землю перед паланкином. Пробормотав что-то про себя, она подула на воду.
Мгновение пристально смотрела на чашу, потом подняла тяжелый и грозный взгляд. – Эй, шах, –
сказала она, – я вижу здесь тысячу гневных духов. Они спрашивают: «Шах очень любит своего
сына?»
Шах со страхом сказал:
– О чем ты говоришь, старуха? Он мой единственный наследник. Большое государство мое
только на него и молится, на него надеется. После моих семилетних молитв, после того, как я принес
семь тысяч жертв, великий создатель подарил мне его. Он вырос и стал первым богатырем на
Кеянской земле.
Гадалка, еще раз посмотрев на воду, сказала:
– Седая женщина спрашивает: «У принца есть мать?»
Шах ответил со вздохом:
– Есть, старуха. Его мать, Хадиджабану – счастливейшая из женщин на всем белом свете.
Потому что она подарила мне такого сына, как Меликтадж. Скорее, старуха, вылечи болезнь моего
сына. Хадиджабану снятся сейчас черные змеи.
Старуха впервые за все это время посмотрела на больного принца, и ее глазам, казалось, стало
больно от бледной красоты молодого человека. Ресницы старухи вздрагивали, зрачки расширились,
вспыхнули сухим блеском.
– Вся его болезнь – в груди, – сказал шах, глядя на тяжело дышащего сына. Встав с места,
старуха подошла к больному. Положила ему на грудь свою сухую, жилистую руку.
Больной поднял веки. На старуху устремилась пара черных печальных глаз, похожих на глаза
раненой лани. Почерневшее от солнца и горя страшное лицо старухи озарилось чудесным светом:
ведь она была матерью...
Потом старуха пошла в горы и принесла полный подол цветов. По ложечке вливала больному
настойки из их сока. Ни днем, ни ночью не отходила от него.
Оставшиеся в живых жители города призывали проклятья на ее голову. Завидев ее, укрывшиеся
на склонах гор старцы опускали глаза и смотрели себе под ноги. Встречавшиеся в отдаленных местах,
далеко от взоров чужестранцев женщины, недовольно качая головой, говорили:
– Эх, а старуха Баллы оказалась безбожной...
Даже дети издевались над ней.
– Эй, гадалка, а где же твои золотые башмаки? – насмешливо кричали они и бежали за ней
следом.
Старуха отвечала на ненависть своих земляков молчанием, каждый день ходила в горы,
приносила полный подол цветов и лечила больного. Ведь она была матерью!
Наконец, на седьмой день принц открыл глаза и попросил поесть. А на одиннадцатый – войско
было извещено о том, что он встал с постели и совершенно здоров.
Шах дал гадалке кисет золота и сказал:
– Старуха, открой мне тайну своих цветов.
Старуха покачала головой.
– Я никому не могу открыть эту тайну, повелитель. Но я дам твоему сыну еще одно лекарство,
приготовленное из этих цветов, и он никогда больше не узнает, что такое болезнь.
Сказав так, старуха принесла чашу, наполненную розовой жидкостью. Шах взял чашу и поднес
ее к носу.
– Мускус это или амбра, что у тебя здесь, старуха?– спросил шах. – Этот аромат очаровывает
человека.
– Питье приготовлено из редчайших в мире цветов,– ответила старуха.
Повелитель осушил чашу наполовину, потом протянул ее сыну и сказал:
– Могу поклясться, что за всю свою жизнь я никогда не пробовал такого сладкого шербета.
Когда принц, выпив сок до последней капли, вернул старухе чашу, гадалка облегченно
вздохнула.
Шах бросил ей еще один кисет с золотом и обратился к стоявшему рядом Тайгёз-Юсифу:
– Визирь, недобрые духи омрачили мой праздник. Но теперь у меня уже нет больше никакого
горя. Велите войскам так веселиться и гулять три дня и три ночи, чтобы солнце на небе потускнело.
– Выпущенная стрела больше не возвращается, повелитель. Каждая минута имеет свое
предназначение! – тихо промолвила старуха Баллы.
– Ты что, с ума сошла, старуха? Что ты болтаешь? – Шах гневно поднялся с места и, вдруг
пошатнувшись от страшной боли, протянул руки и ухватился за плечи визиря. В этот миг и принц
тоже покачнулся, словно тополь, срубленный под корень, и упал на руки стоявшего позади негра.
Дикий вопль вырвался из груди повелителя:
– Яд! Яд! Яд!
– Да, яд... – спокойно повторила старуха Баллы. Глядя на змеей извивающегося по земле сына,
шах закричал:
– Визирь, помоги! – и не в силах больше стоять на ногах, уткнулся в тюфячок. С трудом подняв
голову, он воскликнул:
– Старуха! Спаси хотя бы моего сына! Ведь ты говорила, что ты – мать.
– Да, ваше величество! – вздохнула старуха Баллы, – я – мать!..
Шах и его сын умерли в страшных муках... По приказу Тайгёз-Юсифа старуху заперли в ее избе.
Потом каждый из воинов шаха высыпал на ее избу большой мешок земли. К концу дня, когда
последние лучи солнца угасали в облаках, на вершине горы Савалан, над избой старухи образовался
большой холм...
Весной холм порос серым чертополохом в желтых колючках. Его назвали: «Старухина Гора».
Ветры и воды веков уничтожили все следы руин города. Это место превратилось в равнину.
Каждую весну она покрывалась золотыми маками. И лишь «Старухина Гора» высится здесь памятью
об этом городе. У подножья горы бурлит родник. Странники, идущие мимо из далеких мест, пьют
воду из родника, утоляя жажду...
1944