3. Вопросы допустимости применения тактических приемов при
реклама
Соответствие принципам коммунистической нравственности как критерий допустимости применения тактических приемов при расследовании преступлений выполняет важную функцию, которая заключается в научном обосновании с точки зрения коммунистической нравственности возможности использования при расследовании преступлений тех или иных тактических приемов, в обеспечении охраны чести и достоинства участников следственных действий, а также авторитета советских следственных органов. § 3. Вопросы допустимости применения тактических приемов при производстве допросов Анализ высказанных точек зрения относительно критериев допустимости применения тактических приемов при производстве допросов показывает, что в трактовке этого вопроса есть ряд серьезных разногласий. Разноречия главным образом сводятся к тому, что одни авторы считают те или иные тактические приемы правомерными и, следовательно, допустимыми, а другие высказываются против их использования в следственной практике. Разногласия в решении этого важного вопроса, к сожалению, сказываются на интересах борьбы с преступностью. Представляется, что четкое, обоснованное и единообразное решение рассматриваемой проблемы в теории криминалистики крайне необходимо, так как «...это позволяет ответить на вопрос о возможности или невозможности применения избранного способа действия при производстве предварительного следствия или в суде» 172. «Научный труд — это не мертвая схема, а луч света для практики»,— писал С. А. Чаплыгин 173 . Это следует учитывать при решении теоретических вопросов, имеющих непосредственное практическое значение. Поэтому решение проблемы допустимости применения тактических приемов при производстве отдельных следственных действий должно прежде всего связываться с существующей живой практикой борьбы с преступностью и ее потребностями. Сказанное предполагает разработку таких тактических рекомендаций, которые, будучи научно обоснованны, были бы полезны и приемлемы с точки зрения потребностей практики и соответствовали критериям допустимости тактических приемов при расследовании преступлений. Как известно, криминалистика намечает перспективы развития следственной тактики. Однако не следует искусственно разделять науку и практику, следствием чего, в частности, является обоснование таких «чисто научных» рекомендаций, которые не соответствуют нуждам практики борьбы с преступностью. Речь идет о тех рекомендациях, суть которых сводится к сужению круга тактических приемов, применение которых возможно при расследовании преступлений. Для советской криминалистики неприемлем и другой подход к решению данной проблемы, а именно: необоснованное допущение в следственную практику таких тактических приемов, применение которых дает положительный (в тактическом плане) результат, несмотря на то, что при этом существенно нарушаются уголовно-процессуальный закон, законные интересы и права участников процесса. Сознавая невозможность всестороннего рассмотрения в рамках данного параграфа всех разногласий по данной проблеме, остановимся лишь на вопросах допустимости использования тактических приемов, получивших название «следственные хитрости», а также тех приемов, которые основаны на использовании участия в производстве допроса третьих лиц. Как показывает следственная практика, допрос является основным средством получения доказательственной информации. Удельный вес допроса к числу других следственных действий позволяет остановиться на вопросах допустимости использования тактических приемов при его производстве. Что понимается под «следственной хитростью»? Заметим, что название этой группы тактических приемов следственными хитростями вряд ли можно считать удачным. Более правильным наименованием тактических приемов допроса, в которых доминирует психологический аспект (а именно о таких приемах идет речь, когда говорят о «следственных хитростях»), следует считать «психологические приемы» 174. Чаще всего к числу таких приемов относят «использование фактора внезапности», «косвенный допрос», «создание у допрашиваемого преувеличенного представления об осведомленности следователя». Некоторые авторы связывают применение рассматриваемой группы тактических приемов с изворотливостью, со следованием к цели обманным путем и т. п. Однако при оценке допустимости этих приемов необходимо учитывать то обстоятельство, что следственная деятельность отличается творческим характером, что доказывание по уголовному делу нередко осуществляется в условиях конфликта, и основная тому причина — противодействие заинтересованных лиц 175. Следователь при этом сталкивается с необходимостью преодолеть такое противодействие. Но допускаемые в «интересах дела» отступления от норм закона и нравственности могут причинить такой ущерб престижу социалистического правосудия, который нельзя возместить успехом расследования того или иного преступления 176. В то же время нельзя допустить, чтобы преступник злоупотреблял гуманностью советских следственных органов. На быстроту и полноту раскрытия преступления влияет экономичность процессуальной деятельности, которая предполагает достижение цели следственного действия с минимальными затратами сил и времени. В связи с этим важное значение имеет избрание при допросе наиболее подходящей к той или иной следственной ситуации линии поведения следователя и конкретных тактических приемов. Представляются принципиально допустимыми при производстве допросов (и других следственных действий) тактические приемы, применение которых основано на использовании фактора внезапности, неподготовленности обвиняемого ко лжи 177. По обвинению в групповом изнасиловании и ограблении гражданки М. были привлечены к уголовной ответственности Скачко, Валеев и Сазиков. Скачко отрицал свою причастность к совершению преступлений, ссылаясь на показания Валеева, Сазикова и свидетеля Колакова. Тогда следователь неожиданно предъявил Скачко портфель потерпевшей М., изъятый при обыске в его квартире. Обвиняемый растерялся. После минутного замешательства он спросил следователя, зачтется ли ему чистосердечное признание. Получив утвердительный ответ, Скачко рассказал о своей роли в совершении преступлений 178. В числе дискуссионных вопросов о допустимости применения тактических приемов при производстве допросов — вопрос о возможности использования приема, получившего название «косвенный допрос». Сущность приема состоит в том, что допрос производится таким образом, что заинтересованный в сокрытии истины допрашиваемый временно остается в неведении относительно отдельных обстоятельств, в действительности интересующих следователя 179. И лишь косвенно получив об этих обстоятельствах возможные объяснения допрашиваемого, следователь задает основной, интересующий его вопрос. Схематично это можно представить следующим образом: Отсечение Маскировка основного вопроса ↓ возможных объяснений по основному вопросу ↓ Основной вопрос Следственная практика изобилует примерами правильного использования тактических приемов типа «косвенный допрос». На месте убийства М. был обнаружен каблук от старого сапога. Привлеченный к уголовной ответственности Инуков отрицал свою причастность к убийству. В доме Инукова был произведен обыск, в результате которого была обнаружена пара старых сапог, левый из которых был без каблука. Согласно заключению криминалистической экспертизы, каблук, найденный на месте происшествия, является каблуком от левого сапога, изъятого в квартире Инукова. На допросе следователь уточнял, какая у обвиняемого имеется одежда, обувь, когда и где он ее приобрел (маскировка основного вопроса). Инуков рассказал и о том, что за три года до описываемых событий приобрел у одного сержанта старые хромовые сапоги. Отвечая на вопрос следователя (отсечение возможных объяснений), Инуков заявил, что эти сапоги он носил по праздникам только сам, никто их больше не надевал. И только после этого, предъявив заключение экспертизы, следователь спросил Инукова (основной вопрос) продолжает ли он утверждать, что вечером 1 мая (время совершения убийства) не был на месте преступления, и не думает ли он, что его левый сапог побывал там без него? Признав себя виновным, Инуков подробно рассказал об обстоятельствах убийства М. 180. По подозрению в умышленном убийстве сожительницы был задержан Романов,— ранее дважды судимый. Первоначально действия Романова были квалифицированы по ст. 103 УК РСФСР. Однако после судебно-медицинского вскрытия потерпевшей выяснилось, что она находилась в состоянии беременности. В связи с этим действия Романова подлежали переквалификации на п. «ж» ст. 102 УК РСФСР, если обвиняемый заведомо знал, что потерпевшая беременна. Задача следователя состояла в том, чтобы Романов в ходе допроса подтвердил свою осведомленность об этом обстоятельстве. Понимая, что Романов не заинтересован в этом, следователь на допросе стал подробно выяснять характер взаимоотношений его с потерпевшей, вели ли они общее хозяйство, как распределяли заработную плату и т. п. (маскировка основного вопроса). Романов охотно отвечал на эти вопросы, полагая, что именно это интересует следователя. При этом он сообщил, что находился с потерпевшей в фактически брачных отношениях, что он хотел иметь ребенка и запретил сожительнице прекращать беременность. Таким образом, путем «косвенного допроса» был получен ответ на основной интересующий следствие вопрос: знал ли подозреваемый в момент убийства, что потерпевшая находилась в состоянии беременности 181. Нередки случаи, когда к началу допроса подозреваемого либо обвиняемого, не признающего своей вины, в системе доказательств по делу имеются определенные пробелы. Перед следователем возникают задачи, с одной стороны, восполнить указанные недостатки путем допроса и, с другой,— не дать допрашиваемому догадаться о том, что следствие не располагает теми или иными доказательствами. Эффективному проведению подобных допросов в известной мере может способствовать использование «психологических приемов», стимулирующих признание вины лицами, действительно совершившими преступление. В качестве подозреваемого по делу об изнасиловании несовершеннолетней Т. был задержан Артамонов. На первом допросе в РОВД он полностью отрицал факт совершения преступления. К началу второго допроса был произведен осмотр места происшествия (садового домика семьи потерпевшей), в ходе которого была изъята часть обоев с проколами ножа. Согласно показаниям потерпевшей, в процессе совершения преступления виновный угрожал ей ножом, при этом ударял им в стену. Потерпевшая дала подробное описание характерных признаков этого ножа. На основании ее показаний был подобран нож, похожий на тот, который был у виновного. Второй допрос подозреваемого Артамонова был начат с выяснения вопросов его биографии. При этом не затрагивались обстоятельства совершения преступления. На столе следователя среди других предметов и канцелярских принадлежностей лежал нож, приготовленный с учетом показаний потерпевшей. Беседуя с допрашиваемым, следователь передвинул этот нож и стал затачивать им карандаш. Подозреваемый сразу же насторожился и спросил: «Что это у вас за нож?» Следователь ответил: «Разве вы не узнаете?» Артамонов сказал: «Узнаю, а как вы его нашли?» В свою очередь, следователь спросил: «А что, разве его невозможно найти?» Допрашиваемый лишь сказал: «Значит нашли...» и дал подробные показания о том, как он совершил преступление и как затем спрятал нож под печку у себя дома. Впоследствии из-под печки в доме Артамонова был изъят спрятанный им нож 182. По подозрению в убийстве был задержан Смирнов. При подготовке к его допросу тщательно изучалось его настроение во время нахождения под стражей. Оказалось, что Смирнов проявлял особое беспокойство за своего отца. Со следователем и конвоирами он заводил разговор, касающийся здоровья отца, его показаний по делу, спрашивал, находится ли он дома. При этом Смирнов совершенно не спрашивал о матери, хотя именно она часто болела, не интересовался и своей женой, с которой заключил брак за две недели до задержания. Можно было предположить, что его отец что-то знает о совершенном преступлении, и именно поэтому Смирнов боится за него. Перед очередным допросом Смирнова было решено устроить «случайную» встречу с отцом. Последнего пригласили для допроса в один из кабинетов отдела милиции. Следователь начал допрос отца подозреваемого по вопросам биографии. Допрос происходил оживленно, в непринужденной форме. В условленный момент в кабинет ввели Смирнова, который увидел, что его отец свободно разговаривает о чем-то со следователем. Тут же подозреваемого перевели в другой кабинет. На последовавшем за этим допросе он дал подробные показания о том, как совершил преступление 183. Конечно, признание Смирнова было обусловлено не только «случайной» встречей его с отцом, хотя и она повлияла на поведение подозреваемого. Он уже понимал нелепость своих показаний на предыдущих допросах, его изобличали и собранные доказательства. Однако примененный прием сыграл положительную роль для получения от него признательных правдивых показаний. В основе подобного воздействия на допрашиваемого лежит создание в его сознании определенных ассоциативных связей. Так, в последнем случае, предварительно изучив особенности личности Смирнова, его поведение, а также проанализировав сложившуюся ситуацию, следователь не без основания предположил, что Смирнов, очевидно, не зря так интересуется показаниями своего отца. При таких обстоятельствах нельзя было исключить возможность того, что отец Смирнова действительно знает и может сообщить интересующие следствие сведения, касающиеся совершения преступления. Поэтому, учитывая состояние подозреваемого, его активные попытки получить информацию об отце и его отношении к расследованию, достаточно было лишь дать Смирнову какое-то основание для вывода о том, что его отец допрошен, и дал правдивые показания. «Психологические приемы» должны обладать избирательным действием, сущность которого заключается в том, что такие тактические приемы не могут оказывать влияние на невиновное, непричастное лицо, поскольку рассчитаны на выявление скрываемой осведомленности допрашиваемого об обстоятельствах совершения преступления. Осуществляется это путем создания в сознании допрашиваемого определенных ассоциативных связей. Подобные ассоциации могут возникнуть лишь в сознании того человека, который действительно знает такие обстоятельства. Как отмечает А. Р. Ратинов, «психологические приемы должны быть подобны лекарству, которое, действуя на больной орган, не причиняет никакого вреда здоровым частям организма» 184. Возникшая таким образом ассоциация активно влияет на характер поведения допрашиваемого, а в ряде случаев (в зависимости от особенностей его личности) способна коренным образом изменить мотивы и намерение скрыть какую-либо информацию от следствия. Но даже если этого не произошло и допрашиваемый продолжает давать заведомо ложные показания, он, независимо от своей воли, выдает в известной мере объективную, имеющую существенное значение для расследования доказательственную информацию, т. е. в результате возникшей ассоциации определенным образом реагирует на избирательное тактическое воздействие. Соответствующее влияние на психику заинтересованного лица обусловлено тем, что оно, как правило, проявляет повышенный интерес к материалам дела, но не располагает необходимыми сведениями о тактической обстановке 185. Мнение о том, что применение подобных тактических приемов недопустимо, потому что оно направлено на обман, думается, не имеет серьезных оснований. В данном случае следователь, ничего не сообщая допрашиваемому, демонстрирует ему определенную обстановку (нож на столе следователя — в первом случае, «случайное» свидание с отцом — во втором). Допрашиваемый воспринимает эту обстановку и истолковывает ее как свидетельствующую о том, что на допросе нет смысла лгать и следует говорить правду. От следователя не исходит никакой ложной информации, и то, что допрашиваемый ошибается в оценке ситуации, нельзя ставить как обман в упрек следователю. Комментируя случаи применения подобных «психологических приемов», Л. М. Карнеева, А. Б. Соловьев и А. А. Чувилев пишут, что «...в ходе допроса можно использовать какие-либо предметы, документы, фотографии, не являющиеся доказательствами, но которые заведомо должны приковать к себе внимание подозреваемого, действительно совершившего преступление, и создать впечатление, что следователь располагает важной, если не реОтносительно допустимости шающей уликой»186. использования рассматриваемой группы тактических приемов настойчиво защищается иное мнение. Так, В. Н. Цомартов полагает, что «такая рекомендация по существу направлена на обман допрашиваемого», что «проведение инсценировок при допросе связано с выполнением таких действий, которые законом не предусмотрены» 187. А. Н. Васильев считает, что «следователь, создавая искусственно преувеличенное представление у допрашиваемого об объеме доказательств в подтверждение его вины, фактически становится на путь обмана» 188. По нашему мнению, применение подобных тактических приемов допустимо. В пользу данного вывода свидетельствуют следующие соображения: 1) в основу рассматриваемых тактических приемов взято свойство избирательности, которое предполагает выявление скрываемой осведомленности допрашиваемого об обстоятельствах совершения преступления (если бы в приведенном примере Артамонов не был виновен и не знал бы деталей совершения преступления в садовом домике, он просто никак не реагировал бы на действия следователя, демонстрирующего ему нож); 2) применение рассматриваемых тактических приемов не может привести к самооговору, так как следователь не только не настаивает на даче определенных показаний, но и подчас вообще ни о чем в данный момент (имеется в виду момент проявления соответствующей реакции допрашиваемого) не спрашивает; 3) хотя в уголовнопроцессуальном законе не предусмотрены действия, которые выполняет следователь в ходе применения рассматриваемых тактических приемов, но в нем и не могут быть предусмотрены все детали, все возможные тонкости того или иного конкретного следственного действия. То обстоятельство, что определенный способ действия непосредственно не предусмотрен в законе, на наш взгляд, не является основанием к недопустимости его при производстве следственного действия. Применение подобных тактических приемов нельзя считать недопустимым и по той причине, что якобы «следователь при этом становится на путь обмана». Как правильно пишет А. М. Ларин, «следственная хитрость», «психологический прием» должны трактоваться как такой тактический прием или совокупность приемов, которые рассчитаны на то, что лица, желающие противодействовать расследованию, могут вопреки своим намерениям выдать существенную для дела информацию, что существо «психологических приемов» состоит в умелом маневрировании информацией, и следователю не может быть поставлено в упрек как обман или ложь то обстоятельство, что заинтересованные в сокрытии истины лица при применении этих приемов ошибаются 189 . Ценность подобных приемов заключается в том, что их применение способствует установлению истины по делу даже тогда, когда следствие не располагает достаточными доказательствами и тем не менее лицо при отсутствии желания дать правдивые показания так или иначе добровольно их дает. От недопустимых приемов описанные выше отличаются тем, что следователь не стал при допросе Артамонова ссылаться на то обстоятельство, что в его доме найден нож, а при допросе Смирнова говорить, что его отец якобы все рассказал. В таком случае следователь действительно встал бы на путь обмана. Примером обмана может быть случай, описанный А. И. Кирпичниковым, когда в ходе допроса следователь положил перед обвиняемым чистый лист бумаги, на котором были лишь слова «чистосердечное признание», написанные по просьбе следователя рукой соучастника в действительности также не признавшего себя виновным. В результате допрашиваемый обвиняемый дал правдивые показания 190. Трудно не видеть разницы между этими примерами. Известно, что обман состоит в сообщении ложных сведений о положение дел или в извращении истинных фактов. Обмануть — значит намеренно ввести в заблуждение, сказав неправду191. Конечно, обман можно толковать де только как сообщение ложных сведений, но и как «действие или ряд таких действий, которые имеют целью склонить лицо, на которое они направлены, к ошибке, намеренно вызвать его заблуждение» 192. Именно на это толкование обмана главным образом ссылаются авторы, полагающие, что «психологические приемы» при допросе — так или иначе обман, а поэтому они не должны использоваться. Очевидно, решая вопрос о допустимости использования подобных тактических приемов, эти авторы исходят лишь из общих положений морали. Нам же представляется, что решать вопрос о возможности использования подобных «психологических приемов» следует положительно с учетом принципа допустимости моральных компромиссов при расследовании преступлений. Однако надо помнить, что применять такие приемы можно только в том случае, когда это с необходимостью вызывается объективными особенностями сложившейся следственной ситуации и в конечном счете положительно влияет на решение задач предварительного расследования. Возражающим против такого подхода к решению рассматриваемой проблемы известной формулой: «Цель оправдывает средства?!»— можно задать вопрос: каким образом должен поступить следователь в ситуации, когда сложившимися объективными условиями расследования он поставлен перед необходимостью действовать вопреки интересам двух социальных ценностей — человека, совершившего преступление, или общественной безопасности? Ответ на поставленный вопрос может быть только один: в подобных ситуациях, соблюдая процессуальный закон, следует обеспечить интересы более значимой ценности. Если бы следователь во имя догматического соблюдения принципа честности отказался бы от использования таких приемов в целях достижения успеха в расследовании преступлений и изобличения опасных преступников, которых В. И. Ленин приравнивал к врагам трудящихся, то по его выражению такой следователь представлял бы собой «...отвратительнейший образец высохшей и анемичной старой девы, гордой своей бесплодной что моральной чистотой...» 193. Но следует помнить, использование рассматриваемых тактических приемов оправдано лишь в тех случаях, когда неприменение их может отрицательно сказаться на расследовании тяжких преступлений и изобличении злостных преступников 194. В январе 1978 г. нами было проведено специальное интервьюирование 150 следователей прокуратуры в Ленинградском институте усовершенствования следственных работников Прокуратуры СССР. Стаж работы этих следователей был в пределах от двух с половиной до пятнадцати лет. Им были предложены десять разработанных моделей следственных ситуаций. Предлагалось оценить допустимость примененных следователем «психологических приемов» допроса. Интересным является тот факт, что 88% опрошенных следователей считают подобные приемы допустимыми. Большинство опрошенных указали, что такие тактические приемы ими применяются в практике расследования, являются эффективными и полезными. На основании данных интервьюирования следователей органов МВД и прокуратуры к аналогичным выводам пришли А. П. Дербенев 195 и О. Я. Баев 196 . Поэтому, думается, нет серьезных оснований к тому, чтобы исключать подобные тактические приемы из арсенала следователя, а рекомендации, суть которых состоит в запрещении использования таких тактических приемов при расследовании преступлений, какими бы они внешне эффектными не были, не согласуются с нуждами практики борьбы с преступностью. Роль науки, в том числе и криминалистики, служить нуждам практики, а она, как отмечал Н. Г. Чернышевский, является «великой разоблачительницей, обманов и самообольщений» 197. Следственная тактика — это своеобразный инструментарий следователя. И существенное ограничение круга тактических средств, применяемых при расследовании преступлений, неминуемо ведет к сужению возможностей следственных работников в достижении истины по уголовным делам. Допрос — следственное действие, в ходе которого, как правило, взаимодействуют следователь, которому принадлежит ведущая роль, и допрашиваемый. В качестве допрашиваемых выступают подозреваемые, обвиняемые, потерпевшие, свидетели и эксперты. Однако в ряде случаев в целях обеспечения эффективности допроса и процессуальных гарантий допрашиваемых закон предусматривает необходимость либо возможность участия в этом следственном действии других лиц. Так, согласно ст. ст. 17, 57, 137 УПК, участвующим в деле лицам, не владеющим языком, на котором ведется судопроизводство, обеспечивается право пользоваться услугами переводчика. С момента предъявления обвинения несовершеннолетнему, а также немому, глухому, слепому и другому лицу, которое в силу своих физических или психических недостатков не может само осуществлять свое право на защиту, в соответствии со ст. 49 и п.п. 1, 2 ст. 51 УПК, при допросах обвиняемого должен присутствовать защитник, который с разрешения следователя вправе задавать обвиняемому вопросы, присутствовать при производстве других следственных действий и задавать с разрешения следователя вопросы свидетелю, потерпевшему и эксперту. При допросе лиц в возрасте до 14 лет, а по усмотрению следователя и при допросе свидетелей, подозреваемых, обвиняемых в возрасте от 14 до 16 лет вызывается педагог (ст. ст. 159, 397 УПК). В соответствии со ст. 157 УПК Грузинской ССР, по усмотрению следователя педагог может привлекаться к участию в допросе лиц в возрасте до 18 лет. Согласно подпункту «в» п. 2 ст. 211 УПК, прокурор, осуществляющий надзор за расследованием уголовного дела, вправе участвовать в производстве дознания и предварительного следствия и в необходимых случаях лично производить предварительное следствие или отдельные следственные действия. Таким образом, прокурор может как самостоятельно производить любые следственные действия, так и принимать участие в их производстве наряду со следователем. В плане осуществления надзора личное участие прокурора в допросе дает ряд преимуществ. Прокурор может здесь же на месте устранить недочеты, допускаемые следователем, восполнить неполноту допроса, убедиться в правильности его производства. Полученные при допросе данные прокурор может использовать для дачи указаний о направлении расследования. Согласно ст. 97 УПК Грузинской ССР, в случае отказа от подписания протокола следственного действия обвиняемым следователь ставит в известность об этом наблюдающего прокурора, который обязан устранить причины отказа от подписания протокола и принять участие в последующем допросе такого лица. Участие прокурора в допросе особенно полезно для оказания помощи молодым следователям. Наиболее целесообразным такое участие бывает в тех случаях, когда у молодого следователя возникают трудности в ведении сложного допроса и ему нужен совет, опыт прокурора, его умение использовать не только доказательства, но и убеждение, эмоциональное воздействие на допрашиваемого с целью получения от него правдивых показаний. Помощь прокурора в ведении допроса может оказаться необходимой, когда следователю, не имеющему достаточного профессионального опыта, трудно изменить избранную тактику, правильно построить допрос при отказе от дачи показаний или при даче заведомо ложных показаний. В ходе подготовки к допросу прокурор совместно со следователем может согласовать план проведения предстоящего следственного действия, сформулировать вопросы, определить их последовательность и наметить основную тактическую линию допроса. Активное участие прокурора в допросе, производимом следователем, предполагает знание прокурором материалов расследуемого дела, тех особенностей личности допрашиваемого, которые могут повлиять на тактику производства этого следственного действия. Подготовка к производству совместного допроса завершается определением характера и пределов участия в нем прокурора. При этом важно согласовать: кто, когда и какие вопросы будет задавать, кто начнет допрос, какие доказательства кто и когда будет использовать и т. п. При допросе лица, уклоняющегося от дачи показаний, не всегда следует начинать допрос прокурору. В этом случае, как показывает практика, полезно понаблюдать за допрашиваемым, его поведением и реакцией на вопросы следователя. Это помогает прокурору вступить в допрос в наиболее удобный в тактическом плане момент. Ведение допроса совместно следователем и прокурором выдвигает ряд тактических вопросов, обусловленных активной позицией двух допрашивающих. В ходе такого допроса прокурор обязан устранять замеченные недостатки и по возможности не допускать их. Возникает вопрос: как это лучше сделать с учетом того, что все это должно происходить перед лицом допрашиваемого? Помогая следователю, прокурор в свою очередь опирается на глубокое знание следователем материалов уголовного дела. Резкие замечания в адрес следователя, неуважительный тон и т. п. не могут не сказаться на авторитете следователя, самостоятельно ведущего расследование. Такое вмешательство может нарушить установившуюся благоприятную психологическую атмосферу допроса, способно привести к потере психологического контакта между следователем и допрашиваемым. Иногда в зависимости от особенностей следственной ситуации по тактическим соображениям можно рекомендовать прокурору вообще не высказывать своего отношения к замеченным им неправильностям в ведении допроса следователем. Это не означает, что прокурор не должен реагировать на нарушения следователем закона и процессуальных гарантий допрашиваемого. Речь идет лишь о том, что отдельные советы и пожелания целесообразно высказать следователю после окончания допроса. Нельзя допускать ущемления прав и законных интересов участников процесса, но, наряду с этим, необходимо оберегать и авторитет следователя. Если, производя допрос, следователь допускает промах или тактический просчет, участвующий при этом прокурор может исправить создавшееся положение, изменить направление допроса, и иногда, при необходимости, взять на себя дальнейшую инициативу. В ходе допроса прокурор вправе задавать вопросы, предъявлять доказательства и т. п. Руководящая роль прокурора на предварительном следствии исключает такое положение, когда он должен просить у следователя разрешения на постановку вопроса допрашиваемому или когда следователь может отвести вопрос прокурора 198. Однако, по нашему мнению, прокурор, как правило, не должен своими действиями ломать тактическую линию допроса, проводимую следователем. Если, по мнению прокурора, необходимо резко изменить тактику этого следственного действия, то следует прервать допрос и обсудить этот вопрос наедине со следователем. Прокурор не может игнорировать того обстоятельства, что следователь в соответствии со ст. 127 УПК при производстве следственных действий, в частности допроса, действует самостоятельно. В литературе высказана точка зрения, что участие в допросе второго лица, ведущего допрос наряду со следователем, можно использовать как тактический прием, рассчитанный на демонстрацию различной линии поведения: следователь стремится к обострению отношений с допрашиваемым, а прокурор направляет свои усилия на установление с ним психологического контакта, взаимопонимания 199. На наш взгляд, такой прием не может быть рекомендован практике, поскольку он не соответствует критериям допустимости применения тактических приемов при расследовании преступлений 200. Следователь и прокурор при совместном ведении допроса должны действовать согласованно, и допрашиваемый оказывается перед лицом двух допрашивающих, помогающих друг другу. При таких условиях для допрашиваемого создается более сложная психологическая ситуация. В этих случаях следует быть особенно внимательным и вести допрос тактически грамотно, не допуская нарушения процессуальных гарантий допрашиваемого. С учетом сказанного следует согласиться с А. Л. Цыпкиным, полагающим, что активное участие прокурора в допросе, производимом следователем, не должно практиковаться без крайне необходимости 201. Возможность участия в производстве допросов прокурора, переводчика, защитника, педагога и законного представителя прямо вытекает из закона и не вызывает особых разногласий и возражений. Иначе обстоит дело, когда речь идет о возможности участия при допросе таких лиц, участие которых прямо законом не предусмотрено. Возможность участия некоторых лиц в производстве отдельных следственных действий закон не предусматривает, но и не содержит на этот счет запрещений. В соответствии со ст. 159 УПК, в случае необходимости для участия в допросе несовершеннолетнего свидетеля может быть приглашен его законный представитель. В то же время законом не предусмотрено участие в допросе несовершеннолетнего обвиняемого его законного представителя (ст. 397 УПК). Практика свидетельствует о том, что в большинстве случаев законные представители заинтересованы в установлении истины. Поэтому их активное участие при допросе несовершеннолетнего обвиняемого способствует установлению интересующих следствие обстоятельств. С другой стороны, участие родителей или заменяющих их лиц в допросе несовершеннолетнего обвиняемого способствует установлению контакта между следователем и допрашиваемым и помогает получить от него более полные и правдивые показания 202. Привлекая к участию в допросе несовершеннолетнего подозреваемого либо обвиняемого его законных представителей с целью создания условий для успешного установления психологического контакта с допрашиваемым и обеспечения дачи им правдивых показаний, следователь должен учесть тот факт, что, поскольку законные представители чаще являются близкими родственниками допрашиваемого, постольку они могут быть заинтересованы в исходе дела. По данным А. С. Ландо, в 86% случаев к моменту допроса несовершеннолетнего обвиняемого органы следствия располагают достаточной информацией, позволяющей выяснить степень 203 заинтересованности родителей в исходе дела . Представляется, что наличие сведений о такой заинтересованности в ряде случаев способно поставить под сомнение целесообразность привлечения таких лиц к участию в допросе. Однако это не означает, что правомерность и этичность, а следовательно, допустимость использования следователем тактических приемов, связанных с оказанием родителями воздействия на несовершеннолетних допрашиваемых, вообще вызывает сомнение 204. В. Г. Дремов полагает, что участие в допросе несовершеннолетнего обвиняемого его законных представителей нецелесообразно, потому что подросток «может испытывать в присутствии родителей чувство страха, стыда и т. п., чутко реагировать на эмоции родителей, следить за их мимикой, жестами, движениями и в соответствии с этим давать свои показания» 205. Однако, как справедливо отмечал А. С. Ландо, не исключено, что все это как раз положительно повлияет на допрашиваемого и будет способствовать даче им правдивых показаний 206. При этом следует учитывать особенности взаимоотношений несовершеннолетнего обвиняемого и его законного представителя и при наличии оснований не привлекать такое лицо к участию в следственном действии. Поэтому надо предоставить следователю право в случае необходимости по своему усмотрению привлекать законных представителей несовершеннолетнего обвиняемого к участию в его допросе. Возможность участия законных представителей несовершеннолетнего обвиняемого в производстве его допроса предусмотрена в ст. 438 УПК УССР, в ст. 148 УПК Грузинской ССР, в ст. 158 УПК Азербайджанской ССР, а также в УПК Киргизской, Латвийской и Литовской ССР. Чтобы предвидеть возможные результаты планируемого в ходе допроса воздействия на несовершеннолетнего со стороны его законного представителя, следователю необходимо предварительно собрать информацию об особенностях его личности и образе жизни. Следует также выяснить, как относится к нему несовершеннолетний: любит, уважает, не любит, не уважает и т. п. Перед допросом полезно побеседовать с законным представителем несовершеннолетнего, обсудить задачи предстоящего допроса, выяснить особенности психики подростка, выслушать мнение законного представителя о плане допроса и формулировке отдельных вопросов. Следователю необходимо согласовать с законным представителем линию поведения в ходе предстоящего допроса. Участие в допросе несовершеннолетнего обвиняемого законного представителя и его вопросы должны быть отражены в протоколе допроса. В соответствии с ч. 4 ст. 127 УПК, следователь по расследуемым им делам вправе давать органам дознания поручения и указания о производстве розыскных и следственных действий и требовать от них содействия при производстве отдельных следственных действий. В законе не указывается, в чем должно заключаться это содействие. По мнению Л. М. Карнеевой, одной из форм, в которой может выражаться такое содействие, является непосредственное участие сотрудника органа дознания в работе следователя при производстве следственных действий207. Известно, что привлечение работников органов дознания к участию в следственных действиях позволяет производить эти действия эффективно и качественно. Не вызывает сомнения полезность участия этих лиц в производстве осмотра места происшествия, задержания, обыска и т. п. Но имеет ли следователь право привлекать работников милиции к участию в допросах, когда в этом есть необходимость? Рассматриваемый вопрос в литературе решается разноречиво. Суждения о недопустимости участия работников милиции в допросе высказывалось Л. М. Карнеевой 208 . В обоснование такой точки зрения В. И. Комиссаров пишет, что содержание ч. 4 ст. 127 УПК не распространяется на допрос, так как он детально регламентирован в других статьях уголовнопроцессуального кодекса 209. Однако в законе нет указаний относительно того, при производстве каких следственных действий можно использовать помощь органов дознания, а при производстве каких — нельзя. Следовательно, такая возможность презюмируется применительно ко всем следственным действиям. Положительно рассматриваемый вопрос решается Н. И. Порубовым 210, Ф. В. Глазыриным 211 , Б. Я. Петелиным212. Вызывает интерес допустимость именно активного участия работника дознания в допросах. Нет сомнений в том, что в случаях, когда по имеющимся данным в ходе предстоящего допроса (равно как при производстве очной ставки, опознания и т. п.) не исключена возможность оказания подозреваемым либо обвиняемым физического сопротивления, а также попыток уничтожить изобличающие его доказательства, следователь вправе пригласить работника органа дознания для того, чтобы он присутствовал при производстве данного следственного действия и контролировал поведение допрашиваемого. Использование активного содействия работников органов дознания при производстве допросов, по нашему мнению, возможно в следующих случаях. Готовясь к производству сложного допроса, в ходе которого предполагается разоблачить ложные показания подозреваемого либо обвиняемого путем предъявления доказательственной информации, сопровождая все это звукозаписью, следователь может прийти к выводу, что ему трудно будет одновременно внимательно вести допрос (задавать вопросы, предъявлять доказательства, следить за реакцией допрашиваемого на предъявленную информацию, поддерживать с ними психологический контакт и необходимый темп допроса) и фиксировать его ход в протоколе, производя одновременно звукозапись. Поэтому в соответствии с ч. 4 ст. 127 УПК, следователь вправе требовать от органов дознания содействия при производстве такого допроса. Участвуя в подобном допросе, р аботник органа дознания должен оказывать техническую помощь следователю, которая может заключаться в производстве магнитофонной записи хода допроса. Обсудив с работником дознания тактические приемы, которые предполагается использовать в ходе допроса, следователь может наметить момент, когда работник милиции должен будет предъявить то или иное вещественное доказательство допрашиваемому и проконтролировать его реакцию на это. Для обеспечения согласованности действий с работником органа дознания следователь может условиться с ним относительно момента предъявления такого доказательства, например, после таких-то слов и т. п. Активно ведя допрос, следователь в таком случае все свое внимание может сконцентрировать на его творческой, а не технической стороне, что создает предпосылки для наиболее эффективного проведения данного следственного действия. Есть еще одно основание, которое позволяет привлекать сотрудников органов дознания к участию в допросе, производимом следователем. Речь идет о тех случаях, когда в связи с расследуемым уголовным делом ведется оперативнорозыскная деятельность по обнаружению всех причастных к совершению преступления лиц и выявлению других интересующих следствие обстоятельств. Работник органа дознания, которому поручена такая работа, участвуя, например, в допросе следователем задержанного, может сразу же получить важную для розыска информацию. Кроме того, такой работник к началу допроса уже может располагать определенной информацией о личности допрашиваемого и других обстоятельствах дела, что может быть полезным для обеспечения эффективности допроса. Понятно, что в этом случае перед допросом такие сведения должны быть предоставлены следователю, но это не исключает возможности участия работника дознания в допросе по указанным выше причинам. Итак, в рассмотренных случаях возможность использования активного содействия работников органов дознания при производстве допроса следователем следует признать допустимой. Важно, чтобы следователь и работник милиции в ходе допроса действовали согласованно и при этом не были бы нарушены процессуальные гарантии допрашиваемого. В соответствии со ст. ст. 102, 141 УПК, в протоколе допроса, в производстве которого принимал участие работник органа дознания, должны быть отражены его фамилия, должность, а также его роль в данном следственном действии. По окончании допроса работник органа дознания вместе со следователем и допрашиваемым подписывает протокол. Следует признать, что присутствие работника дознания при допросе подозреваемого или обвиняемого в любом случае влияет на поведение последних. Поэтому в целях соблюдения процессуальных гарантий обвиняемого и, в частности, его права на защиту в каждом конкретном случае необходимо правильно учитывать особенности следственной ситуации и, исходя из этого, решать вопрос о целесообразности привлечения работника органа дознания к производству допроса. Определенный интерес представляет вопрос о том, допустимо ли производить допрос обвиняемого в присутствии потерпевших, свидетелей, а также соучастников преступления. В каких случаях такой тактический прием может способствовать получению правдивых показаний? Ст. 210 УПК НРБ предоставляет право допрашивать обвиняемого в присутствии других обвиняемых, если следователь полагает, что это необходимо для установления объективной истины213. Ф. В. Глазырин полагает, что в целях прекращения отрицательного влияния взрослого соучастника на несовершеннолетнего «иногда в тактическом отношении может быть полезно провести допрос взрослого соучастника в присутствии несовершеннолетнего». По его мнению, подросток должен увидеть, что взрослые соучастники также боятся наказания и не обладают какими-либо «особыми» качествами личности 214. На наш взгляд, эта рекомендация не может быть признана соответствующей закону, ибо, согласно ст. 150 УПК, вызванные по одному и тому же делу обвиняемые допрашиваются порознь, а следователь обязан принять меры к тому, чтобы они не могли общаться. В следственной практике имели место случаи приглашения для участия в допросе обвиняемого понятых, которым отводилась роль своеобразных свидетелей объективности допроса и дачи обвиняемым правдивых показаний. Кроме того, допускались случаи производства допросов на общем собрании по месту работы, учебы либо по месту Жительства допрашиваемого. Иногда допросы производились в присутствии представителей этих коллективов. Такая практика в свое время поддерживалась А. Н. Васильевым 215 и Р. Д. Рахуновым216. Однако допрос обвиняемого в присутствии указанных лиц ведет к искусственному созданию свидетелей по уголовным делам, лишает обвиняемого возможности использовать допрос как средство защиты, не способствует получению правдивых показаний, сковывает обвиняемого в свободном повествовании, оказывает на него определенное психическое давление. Последнее в полной мере также относится к допросу свидетелей и потерпевших. Так, расследуя уголовное дело об изнасиловании, следователь произвел допрос 25-летней потерпевшей в присутствии ее матери, участкового уполномоченного и депутата сельского Совета. В присутствии этих лиц потерпевшая по понятным причинам не смогла ответить на интересующие следствие вопросы 217. Позднее А. Н. Васильев пришел к правильному выводу, что присутствие свидетелей и понятых при допросе нецелесообразно и противоречит процессуальному закону218. Спорным является вопрос о том, правомерно ли двум (и более) следователям производить допрос одного лица. В соответствии со ст. 129 УПК, в случае сложности дела или его большого объема предварительное следствие по делу может быть поручено нескольким следователям. Один из следователей принимает дело к своему производству и руководит действиями других следователей. Приняв дело к производству, руководитель группы несет ответственность за результаты расследования. Как правильно отмечает А. М. Ларин, в ходе расследования работа группы следователей создает широкий приток информации. Усваивать и систематизировать эту информацию, обнаруживать в ней противоречия и пробелы, намечать меры к их устранению, обеспечивать обмен информацией между участниками группы — главное в руководстве группой следователей 219. Для обеспечения единства и взаимосвязи, координированности действий всех следователей группы некоторые авторы рекомендуют, чтобы следственные действия, важные для участков работы, порученных разным следователям, производили все заинтересованные следователи. В числе таких следственных действий называют и допрос 220. Существует и противоположное мнение, согласно которому допрос двумя (и более) следователями одного лица является нарушением уголовно-процессуального закона, которое заключается в неправомерном давлении на допрашиваемых, в ущемлении их права на защиту221. По нашему мнению, более убедительной является первая точка зрения, ибо, приняв дело к производству, руководитель группы следователей полномочен производить любые следственные действия, в том числе и по эпизодам, расследуемым другими участниками следственной группы. Кроме того, предмет допроса может интересовать и другого члена данной группы, что также свидетельствует в пользу такого подхода к решению рассматриваемого вопроса. Допрос двумя следователями, безусловно, имеет свою специфику. Прежде всего, это касается тактики его производства. Активное ведение допроса двумя лицами предполагает необходимость действовать согласованно. Не вдаваясь в детальный анализ всех возникающих в связи с этим вопросов тактики допроса, отметим, что участие двух следователей в допросе одного лица в принципе допустимо при условии, что в ходе такого следственного действия участие второго следователя не будет являться средством реализации тактических приемов, не соответствующих критериям допустимости их использования при расследовании преступлений. Думается, не правы те авторы, которые считают, что допрос двумя следователями неизбежно связан с оказанием психического насилия и с нарушением закона. Если бы на самом деле это было так, то законодатель не предусмотрел бы и возможность участия в допросе прокурора, поскольку оно связано с активной позицией второго допрашивающего, ведущего допрос наряду (совместно) со следователем, а не только с присутствием при его производстве. Тот факт, что допрос был произведен при активном участии двух следователей, в соответствии со ст. ст. 102, 141 УПК, должен найти отражение в протоколе этого следственного действия. Причем в протоколе следует указать не только фамилию и должность второго следователя, но и отразить его роль в производстве допроса: задаваемые вопросы, факты предъявления им доказательственной информации и т. п. Касаясь проблемы допустимости применения тактических приемов, основанных на использование помощи третьих лиц при допросе, следует остановиться на вопросе об участии в этом следственном действии специалистов. В последнее время все больше внимания обращается на необходимость повышения эффективности предварительного следствия, которая во многом зависит от уровня организации всей следственной работы, а также от интенсивности внедрения в практику новых достижений науки, способных помочь следователю в раскрытии преступлений222. В отдельных случаях закон содержит прямые рекомендации об использовании помощи специалиста (ст. ст. 170, 174, 179, 183, 186 УПК). Однако, как правильно отмечается в литературе, и в других, не указанных в законе, случаях следователь не вправе игнорировать пользу содействия сведущего лица. Тем более это недопустимо в ситуациях, когда отсутствие помощи специалиста может отрицательно повлиять на полноту и быстроту следственного действия223. Неиспользование помощи сведущих лиц в условиях интенсивного развития научно-технического прогресса может привести к затруднениям в деле внедрения данных современной науки в сферу борьбы с преступностью. Не могут способствовать повышению качества расследования и рекомендации, суть которых сводится к ограничению числа следственных действий, в производстве которых может принимать участие специалист 224. Хотя УПК союзных республик предусматривают участие специалиста в уголовном процессе, вопрос о пределах использования его помощи решается по-разному. Наиболее полное решение данный вопрос нашел в ст. 128 УПК УССР, согласно которой круг следственных действий, в производстве которых может участвовать специалист, не ограничивается. Аналогичным образом следовало бы вопрос об участии специалиста в уголовном процессе регламентировать по УПК других союзных республик. Как свидетельствует следственная практика, специалист привлекается к участию в производстве следственных действий и в тех случаях, когда на это прямо в законе не указано. По мнению ряда ученых, это не противоречит действующему законодательству и служит интересам следствия 225. С такой точкой зрения следует согласиться, ибо целью участия специалиста в расследовании дела является оказание помощи следователю путем применения научнотехнических средств и специальных познаний. Справедливо мнение о том, что целесообразность участия специалиста в следственных действиях апробирована практикой, и это находит подтверждение в нормативных актах союзных республик, предусматривающих оптимальное использование достижений научнотехнического прогресса в решении задач уголовного судопроизводства 226. При отсутствии специалиста количество информации, выявленной при производстве следственного действия, может оказаться недостаточным. Участие специалиста в производстве следственного действия существенно облегчает познавательную деятельность следователя. Специалисты знают, какие факты искать из числа тех, которые объективно должны быть в исследуемой причинно-следственной связи, где и какие следы можно обнаружить, в каких случаях и как применить технику для их выявления. В ходе расследования уголовного дела по фактам нарушения финансово-хозяйственной деятельности одного из автотранспортных предприятий за период 1977 — 1979 гг. к уголовной ответственности был привлечен старший маркшейдер карьероуправления К. Он обвинялся в даче за взятку заведомо ложной справки о количестве вскрытого грунта в карьере. Вскрытый грунт вывозился машинами автотранспортного предприятия. В процессе расследования было установлено, что К. совместно с другим маркшейдером карьероуправления наносил на планшеты неправильные данные о количестве вскрытого грунта. В ходе предстоящего допроса в качестве подозреваемого К. предполагалось, чтобы он произвел по планшетам (изъятым у него в начале расследования) правильные измерения его прибором планиметром. Ожидалось, что К. в ходе этого допроса не будет давать правильные показания и верно производить измерения. К участию в допросе К. был приглашен инженер отдела нерудных материалов окружного управления Госгортехнадзора СССР по специальности маркшейдер. В ходе допроса К. было предложено в присутствии специалиста произвести необходимые измерения. В процессе производимых К. измерений специалист, внимательно наблюдавший за всеми операциями, сделал замечание о том, что К. умышленно искажает объем вскрышных работ и производит неверные измерения. Помощь специалиста в данном случае оказалась весьма эффективной и во многом способствовала получению от подозреваемого правдивых показаний 227. Изложенное позволяет поддержать предложение, согласно которому указание в законе на возможность более широкого участия специалистов в следственных действиях, а также установление случаев обязательного их приглашения позволит повысить эффективность отдельных следственных действий 228. Следователь должен сам решать, надо ли привлекать специалиста к участию в производстве того или иного следственного действия. В полной мере это относится и к допросу. В ходе подготовки к допросу с участием специалиста следователь должен убедиться в его компетентности и в том, что он не заинтересован в исходе дела. До привлечения специалиста к участию в допросе тактически целесообразно побеседовать с ним, в пределах возможного ввести в курс дела, определить задачи специалиста в предстоящем допросе. Весьма важным в тактическом отношении на этой стадии является согласование между следователем и специалистом плана проведения предстоящего допроса и определение линии поведения каждого из них в ходе его производства. В необходимых случаях следователь, в соответствии со ст. 139 УПК, может предупредить специалиста о недопустимости разглашения данных предварительного следствия, которые стали ему известны в результате участия в производстве допроса. Факт использования помощи специалиста в ходе допроса и его роль в данном следственном действии должны быть отражены в протоколе допроса. Говорить о недопустимости использования помощи специалиста в ходе допроса на том основании, что его участие в этом следственном действии якобы неизбежно связано с нарушением прав допрашиваемого, с оказанием на него психологического давления, нет причин. Подобным возражениям можно противопоставить такие же аргументы, как и в случае обсуждения вопроса о допустимости ведения допроса двумя лицами.
