Чигидин, Борис Викторович 1. Юридическая техника

vy
из ФОНДОВ
vy
РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БИБЛИОТЕКИ
Чигидин, Борис Викторович
1. Юридическая техника российского
законодательства
1.1. Российская государственная библиотека
diss.rsl.ru
2003
Чигидин, Борис Викторович
Юридическая техника российского
законодательства [Электронный ресурс]: Дис
... канд. юрид. наук : 12.00.01, 12.00.02
.-М.: РГБ, 2003 (Из фондов Российской
Государственной библиотеки)
Конституционное право; муниципальное право
Полный текст:
http://diss.rsl.ru/diss/03/0597/030597018.pdf
Текст воспроизводится по экземпляру,
находящемуся в фонде РГБ:
Чигидин, Борис Викторович
Юридическая техника российского
законодательства
М. 2002
Российская государственная библиотека, 2003
год (электронный текст).
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ ПРИ
ПРЕЗИДЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Кафедра государственного строительства и права
Чигидин Борис Викторович
ЮРИДИЧЕСКАЯ ТЕХНИКА
РОССИЙСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
ДИССЕРТАЦИЯ
на соискание ученой степени кандидата юридических наук по
специальностям 12.00.01 - теория и история права и
государства; история правовых учений,
12.00.02 - конституционное право; муниципальное право.
НА УЧНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ:,
д.ю.н., проф. ВАСИЛЬЕВ Р.Ф.
Москва - 2002 г.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
2
Глава 1. Общая характеристика юридической техни­
ки
11
§ 1. Элементы, объект, предмет, цель, задачи и сущность юридической
техники
,
11
§ 2. Понятие юридической техники
30
§ 3. Основные правила юридической техники....
38
Глава 2. Развитие юридической техники в России
83
Глава 3. Технико-юридические ошибки в современном рос­
сийском законодательстве: понятие, виды, средства предупреж­
дения и исправления
119
§ 1. Общее понятие технико-юридической ощибки законодате­
ля
119
§ 2. Классификация технико-юридических ошибок в современном россий­
ском законодательстве
125
§ 3. Средства предупреяедения и исправления технико-юридических оши­
бок
152
Заключение
Список использованных правовых актов
Библиография
167
171
179
2
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы исследования. Закрепленное в Конституции
определение Российской Федерации как правового государства, в частности,
подразумевает, что законы и иные нормативные правовые акты, принимаемые
либо издаваемые в таком государстве, должны обладать высоким качеством не
только по содержанию, но и по форме.
Погрешности
формального
свойства,
наблюдаюш;иеся
во многих
законодательных актах, порождают ошибки при реализации права, приводят к
дестабилизации общественных отношений, искажая волю законодателя. Это
тем более недопустимо в настоящее время, когда в стране проводятся рефор­
мы, требующие существеннейших изменений законодательства; судебная,
пенсионная, жилищно-коммунальная реформы и иные.
Отсюда велика потребность в максимальном внимании законодателя не
только к содержанию принимаемых им актов, но и к их форме, что может быть
достигнуто, во-первых, точным и последовательным соблюдением правил за­
конодательной техники при конструировании каждой конкретной нормы; вовторых, тщательным учетом предыдущих законотворческих ошибок, негатив­
ного опыта, имевшего место в прошлом.
Однако невозможно будет добиться соблюдения правил законодатель­
ной техники, повышения технико-юридического уровня нормативных право­
вых актов без соответствующего повышения технико-юридической культуры
лиц, участвующих в разработке и принятии законов. Уровень же такой культу­
ры на сегодняшний день явно низок. В свою очередь, повысить уровень техни­
ко-юридической культуры законодателя представляется невозможным без
тщательного теоретического осмысления самого феномена законодательной
техники, ее методов, правил, средств и приемов.
В последние годы появилось немало монографических исследований,
научно-практических и учебных пособий, статей, которые так или иначе по-
священы вопросам законодательной техники, в том числе языка и логики зако­
на, методологии законотворчества. В основном, видимо, это связано с тем, что
закон - основной источник российского права - превращается в настоящий ре­
гулятор общественных отношений. Налицо и интенсификация законотворчест­
ва, наблюдающаяся в последнее десятилетие, появление большого количества
новых федеральных законов, законов субъектов Российской Федерации.
Отмеченные явления, безусловно, потребовали и адекватного теоретиче­
ского осмысления, выработки конкретных методологических и практических
предложений по оптимизации законотворческого процесса.
Не секрет, что многие проблемы юридической техники и в современных
исследованиях зачастую продолжают решаться в рамках, как нам представля­
ется, в немалой части устаревшей методологии. Этой методологии свойствен­
но отношение к юридической технике лишь как к набору механических опера­
ций, осуществляемых правотворцем в отношении проекта нормативного акта.
При такой трактовке юридической техники вряд ли можно ожидать и пра­
вильного понимания ее роли лицами, непосредственно занимающимися право­
творчеством.
Выработать такое понимание юридической техники, чтобы она воспри­
нималась не только как сугубо практическая деятельность, но и как немало­
важная часть правотворческой культуры, - в этом состоит, на наш взгляд, одна
из актуальных задач юридической науки на данном этапе.
Степень научной разработанности темы. В российском правоведе­
нии интерес к юридической технике возник в первой половине XIX столетия.
В 1805 г. на русский язык переводится фундаментальный труд Иеремии Бентама «Рассуждения о гражданском и уголовном законоположении». В 1816 г. в
Москве выходит в свет монография Л.А. Цветаева «Начертание теории зако­
нов», которую, видимо, следует признать первым оригинальным исследовани­
ем отечественных ученых в области юридической техники.
в дальнейшем интерес к этой проблематике среди русских юристов не­
сколько падает (что объясняется завершением реформ М.М. Сперанского и ря­
дом других обстоятельств), но в конце позапрошлого - начале прошлого сто­
летий проявляется вновь. Публикуются работы В.В. Богишича, Ф.П. Будкевича, Е.В. Васьковского, Л.Е. Виноградова, В.Д. Каткова, П.И. Люблинского,
А.И. Новикова, М.А. Унковского и др., посвяшенные вопросам законотворче­
ства и юридической техники. На русский язык переводятся произведения Ф.
Жени и Р. Иеринга.
После 1917 г. научный интерес к юридической технике, по понятным
причинам, падает, и снова проявляется по мере стабилизации советской право­
вой системы в конце 20-х - в 30-х гг. (статьи И. Ильинского, И.С. Перетерско­
го, Н.Н. Полянского и пр.).
В 60-80-х гг. интерес советских ученых к проблемам законодательной
техники возрастает, что объясняется, во многом, широкомасштабными коди­
фикационными работами, проводившимися в это время, а также некоторой
деидеологизацией юридической науки по сравнению с 20 - 50-и гг.
С начала 70-х гг. отмечается рост количества диссертационных работ,
посвяшенных различным аспектам юридической техники. Разрабатываются не
только общие вопросы юридической техники (Л.Ф. Апт, Л.М. Бойко, Д.А. Ке­
римов, М.И. Ковалев, Д.А. Ковачев, А.С. Пиголкин, Ю.А. Тихомиров, А.А.
Ушаков и др.), но и проводятся специальные исследования в области языка за­
кона (С.А. Боголюбов, В.М. Савицкий), логики правовых текстов (В.К. Бабаев)
и их семантики (И.Н. Грязин), формализации норм права (Г.Т. Чернобель),
юридической терминологии (Т.Н. Рахманина), оценочных понятий в правовых
текстах (Т.В. Кашанина), истинности правовых норм (В.М. Баранов), толкова­
ния права (А.Ф. Черданцев) и т.д.
В настоящее время технико-юридическая проблематика продолжает иг­
рать весьма важную роль в ряду научных интересов российских юристов и
иных специалистов.
Цели исследования, В процессе исследования автором были поставлены
следующие цели:
1) выработать отвечающие современному уровню развития правовой
науки определения юридической и законодательной техники;
2) показать качество юридической техники современного российского
законодательства;
3) выявить общие тенденции эволюции юридической техники в России;
4) выявить наиболее типичные юридико-технические погрешности со­
временного российского законодательства и предложить их классификацию;
5) выработать рекомендации по оптимизации юридической техники рос­
сийского законодательства.
Для достижения этих целей предпринята попытка решить в данной рабо­
те следующие задачи:
1) рассмотрение места юридической техники в юридической науке и
практике, изучение вопроса о соотношении данной категории со смежными
категориями (правотворчество, законодательный процесс, технология подго­
товки законопроектов и т.д.);
2) рассмотрение вопроса о соотношении понятий юридической и
законодательной техники;
3) характеристика развития юридической техники в России с целью до­
казать и продемонстрировать зависимость уровня юридической техники, пре­
обладания в ней тех или иных способов или приемов от конкретноисторических условий, степени развития языка и культуры общества;
4) исследование уровня юридической техники ряда федеральных зако­
нов, принятых в 1994-2001 гг., а также некоторых положений Конституции
Российской Федерации;
5) демонстрация зависимости эффективности применения законодатель­
ного акта от уровня его юридической техники.
Объектом исследования является российская система права, взятая в
историческом контексте - со времени ее возникновения до настоящего перио­
да развития.
Предмет исследования составляют: такие понятия юридической науки,
как «юридическая техника», «законодательная техника», «правотворчество»,
«технология подготовки законопроектов», «правило (метод, средство, прием)
законодательной техники» и др.; лингвистические и формально-логические
средства выражения правовых норм; научные исследования в области законо­
дательной техники; материалы Правового управления Государственной Думы
и Главного государственно-правового управления
Президента Российской
Федерации, связанные с правовой и лингвистической экспертизой законопро­
ектов.
Методологической основой исследования является, прежде всего, сис­
темно-структурный подход к анализу как познавательного, так и преобразова­
тельного аспектов юридической техники. Юридическая техника рассматрива­
ется в ее динамике, с учетом внутренней противоречивости этого явления.
В диссертации также использованы общенаучные методы (анализ, син­
тез, сравнение, описание и т.д.), методы юридических наук (формального ана­
лиза, логического анализа, историко-правовои, компаративистский) - и методы
ряда иных наук - лингвистики, семантики, модальной логики и др.
Источниковедческая база исследования, в связи со спецификой его це­
лей и задач, делится на несколько составных частей.
Во-первых, труды отечественных (С.С. Алексеев, Р.Ф. Васильев, А.Б.
Венгеров, Л.Д. Воеводин, О.А. Гаврилов, В.Б. Исаков, Д.А. Керимов, О.Е. Ку­
тафий, Г.В. Мальцев, М.Н. Марченко, А.В. Мицкевич, А.Р. Парамонов, А.С.
Пиголкин, СВ. Поленина, Т.Н. Рахманина, М.С. Студеникина, В.М. Сырых,
Ю.А. Тихомиров, Н.И. Хабибулина и др.) и некоторых зарубежных (А. Нашиц) ученых по общей теории и методологии правотворчества, теории право-
7
вого акта и законодательного процесса, фундаментальным вопросам юридиче­
ской техники.
Во-вторых, работы общефилософского (Н.С. Автономова, Э.Г. Винограй, В.П. Ворожцов, Ю.В. Ивлев, B.C. Степин и др.) и философско-правового
(Р. Лукич) характера, связанные с определением и уточнением понятий техни­
ки, предмета, метода, объекта, функции.
В-третьих, труды преимущественно отечественных з^еных XIX-XX вв.,
непосредственно посвященные проблемам юридической и законодательной
техники, ее месту и роли в системе юридической науки и практики, а также
смежным проблемам - языку закона, истинности норм права, правовой логике,
толкованию права и т.д. (Л.Ф. Апт, В.К. Бабаев, Л.М. Бойко, И.Л. Брауде, В.М.
Баранов, Н.А. Власенко, И.Н. Грязин, Н.А. Калинина, В.Д. Катков, П.И. Люб­
линский, Е.А. Прянишников, В.М. Савицкий, М.А. Унковский, А.А. Ушаков,
А.Ф. Черданцев, М.К. Юков и др.), а также труды основоположников юриди­
ческой техники как самостоятельной отрасли правового знания - И. Бентама и
Р. Иеринга.
В-четвертых, отдельные труды в области лингвистики, исторической
грамматики русского языка, семантики, синтаксиса, языковой стилистики и
текстологии, лексикологии, семиотики (Ю.Д. Апресян, Л.А. Введенская, В.В.
Иванов, Ю.М. Лотман, В.В. Мартыненко, Н.Б. Мечковская, Г.Я. Солганик, М.
Фасмер и пр.).
В-пятых, историко-правовые исследования по отечественному и зару­
бежному законодательству (Г.Дж. Берман, М.Ф. Владимирский-Буданов, К.Д.
Кавелин, Л.А. Тихомиров, М.Н. Тихомиров, СВ. Юшков и др.).
В-шестых, нормативные правовые акты, являющиеся предметом диссер­
тационного исследования: федеральные конституционные и федеральные за­
коны и проекты таких законов, а в отдельных случаях - исторические юриди­
ческие памятники, нормативные правовые акты СССР и РСФСР; нормативные
правовые акты отдельных субъектов Российской Федерации и акты органов
8
местного самоуправления, регулирующие отношения, связанные с реализаци­
ей правил юридической техники.
Научная новизна исследования заключается, прежде всего, в том, что
автор предлагает новую трактовку юридической техники как методики опти­
мизации формы правового акта, состоящей из научно обоснованных и практи­
чески подтвержденных методов, правил, приемов и средств и имеющей своей
основной задачей обеспечение буквального толкования акта с целью точного
установления содержания волеизъявления правотворца.
Автор указывает, что юридическая техника - это научно-прикладная
область юридического
знания,
сущность которой
состоит в научно-
познавательной и практическо-преобразовательной деятельности субъекта
правотворчества, имеющей своим предметом текст (форму) правового акта,
поэтому ее нельзя трактовать ни только как науку в чистом виде, ни только как
сугубо практическую деятельность.
На защиту выносятся следующие положения и выводы, содержащие
элементы научной новизны:
- уточнено, что элементы (методы, правила, приемы и средства) юриди­
ческой техники находятся в отношениях иерархического подчинения. С одной
стороны, содержание каждого последующего в приведенном перечислении
элемента определяется сущностью предыдущего. С другой стороны, практиче­
ская реализация каждого предыдущего элемента достигается путем использо­
вания последующего;
- выявлено, что объект юридической техники носит двоякий характер:
объектом практического преобразования является информация, а объектом по­
знания - подлежащие урегулированию общественные отношения. Предметом
юридической техники, рассматриваемой как в качестве познавательной, так и
преобразовательной деятельности, является текст проекта правового акта;
- предложена система классификации правил юридической техники по
трем основным группам - языковые (определяют порядок использования лик-
гвистических средств при построении правового акта), логические (обеспечи­
вают соблюдение правил формальной логики в тексте правового акта) и гно­
сеологические (обеспечивают адекватное отражение в тексте правового акта
явлений объективной действительности);
- сделан вывод о том, что некоторые нарушения правил юридической
техники гносеологического характера, как правило, являющиеся результатом
попыток законодательного воздействия на отношения, не поддающиеся и не
подлежащие правовому урегулированию, влекут за собой описание в тексте
правового акта несуществующих в действительности предметов, явлений и т.д.
Такие ошибки охватываются предлагаемой категорией «правовой артефакт»;
- в развитии отечественной юридической техники выделены четыре ос­
новных этапа: этап становления оригинальной российской традиции юриднгческой техники (XI-XVII вв.); этап активного взаимодействия отечественной и
западноевропейской традиций (XVIII- нач. XX вв.); советский этап (1917-1991
г.); современный этап (после 1991 г.);
- сформулировано определение технико-юридической ошибки законода­
теля как разновидности законотворческой ошибки, которая представляет со­
бой нарушение участниками законодательного процесса правил законодатель­
ной техники вследствие добросовестного заблуждения этих лиц, негативно от­
разившееся на качестве законодательного акта. От таких ошибок необходимо
отличать технико-юридические уловки, представляющие собой, по мнению ав­
тора, сознательно допущенные технико-юридические ошибки;
- обосновано существование трех уровней контроля за соблюдением
технико-юридического качества федеральных законов: технологического (при
выработке идеи и концепции законопроекта, разработке его текста и производ­
стве экспертизы законопроекта до его внесения в парламент), процедурного
(при прохождении законопроектом стадий парламентской законотворческой
процедуры) и ретроспективного (после вступления закона в силу).
10
Практическая значимость исследования. Намечен ряд мер, направ­
ленных на повышение технико-юридического качества законодательных ак­
тов. В частности, в ряде случаев предложены уточненные формулировки не­
качественных, с точки зрения юридической техники, норм некоторых феде­
ральных законов, выдвинуты конкретные предложения по изменению регла­
ментов палат Федерального Собрания Российской Федерации с целью повы­
шения внимания законодателя к технико-юридическому совершенствованию
законопроектов, отмечена необходимость скорейшего принятия Федерального
закона «О нормативных правовых актах», а также высказано предложение о
разработке и принятии в будущем специального Федерального закона "О фор­
ме правовых актов в Российской Федерации".
Кроме того, в исследовании намечены шаги по совершенствованию экс­
пертизы законопроектов с целью повышения их технико-юридического каче­
ства.
Материалы диссертации, как представляется, могут быть использованы
для доработки программ учебного курса по юридической технике, препода­
ваемого в ряде юридических ВУЗов.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссерта­
ционного исследования обсуждены и одобрены на заседании кафедры госу­
дарственного строительства и права Российской академии государственной
службы при Президенте Российской Федерации и нашли свое отражение в
публикациях автора и его выступлениях при обсуждении принятого Государ­
ственной Думой в первом чтении проекта федерального закона «О норматив­
ных правовых актах в Российской Федерации».
Структура исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав
(шести параграфов), заключения, списка использованных нормативных право­
вых актов и литературных источников.
11
ГЛАВА 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЮРИДИЧЕСКОЙ
ТЕХНИКИ
§ 1. Элементы, объект, предмет, цель, задачи и сущность юридиче­
ской техники.
В настоящем параграфе будут рассмотрены наиболее фундаментальные
характеристики юридической техники, правильное уяснение которых необхо­
димо для определения ее понятия.
Воля государства, направленная на урегулирование общественных от­
ношений, как известно, объективно выражается через систему правовых норм,
общеобязательных правил поведения, установленных или санкционированных
государством, обеспечиваемых им и охраняемых с помощью средств государ­
ственного принуждения.
Норма права сама по себе не материальна. По своей сущности она пред­
ставляет собой результат акта-волеизъявления государства или общества и яв­
ляется, с точки зрения логики, оценочным суждением, то есть высказыванием,
совершенным от имени государства уполномоченным на то органом государ­
ственной власти, должностным лицом либо иным органом, или общества в це­
лом относительно оценки тех или иных общественных отношений и поведе­
ния субъектов в рамках этих общественных отношений.
Реализовываться и толковаться в их "чистом", идеальном виде нормы не
могут. Для этого они должны приобрести некоторую чувственно восприни­
маемую форму, быть зафиксированными таким образом, чтобы государствен­
ная воля, выраженная в них, могла храниться и доводиться до сведения всех
заинтересованных субъектов. Иными словами, нормы должны стать носителя­
ми некоторой информации, объектами информационных процессов. "Как на­
учная категория информация в сфере права характеризуется рядом признаков
(свойств), к числу которых относятся: известная самостоятельность сведений,
данных; возможность многократного использования той или иной информа­
ции; сохранение передаваемой информации у передающего или получающего
12
субъекта; способность к обработке, интеграции и "сжатию"; возможность ма­
тематического анализа информации; системность; коммуникативность"'.
Для достижения указанных свойств необходимо закрепление результа­
тов волеизъявления в акте-документе. В связи с этим отмечается: "Актдокумент фиксирует волеизъявление, служит формой его содержания и закре­
пления. Таким образом, говорить об отсутствии взаимосвязи акта-действия
(волеизъявления) и акта-документа (фиксации волеизъявления, его результа­
тов) нет оснований. Актов-документов без волеизъявлений, т.е. без актовдействий, ... не бывает" .
Термин "документ" латинского происхождения. Само латинское сущест­
вительное "documentum" этимологически связывается специалистами с глаголом "docere" - "доказывать" . Следовательно, акт-документ в самом общем ви­
де может рассматриваться как свидетельство о волеизъявлении, доказательство
совершения волеизъявляющего акта"*.
Поэтому цель точной, недвусмысленной и адекватной фиксации резуль­
татов волеизъявления государства в акте-документе относится к наиболее ак­
туальным и постоянным целям, стоящим перед правотворчеством всех госу­
дарств и всех времен. Достижением этой цели занимается особая отрасль пра­
вового знания - юридическая техника.
' Рассолов М.М. Проблемы управления и информации в области права. М., 1991. С. 109.
^ Васильев Р.Ф. О понятии правового акта // Вестник Моск. ун-та Серия 11, Право. 1998. № 5. С. 25.
^ См.; Фасмер М. Этимологический словарь русского язьпса; В 4 т. T.I (А-Д). СПб., 1996. С. 523.
Российские правовые акты знают несколько определений понятия документа. В ст. 1 Федерального закона
"Об обязательном экземпляре документов" документ определяется как материальный объект с зафиксирован­
ной на нем информацией в виде текста, звукозаписи или изображения, предназначенный для передачи во вре­
мени и пространстве в целях хранения и общественного использования. В ГОСТе Р 51141-98 "Делопроизвод­
ство и архивное дело. Термины и определения" (утв. Постановлением Госстандарта РФ 27.02.1998 № 28) со­
держится несколько определений различных типов документов (письменный, рукописный, текстовой, графи­
ческий, аудивизуальный, официальный и т.д.); общее же определение документа звучит так: "Зафиксирован­
ная на материальном носкгеле информация с реквизитами, позволяющими ее идентифицировать". Приведен­
ные определения, как представляется, сложно признать в полной мере раскрывающими содержание понятия
правового документа. Для этой цели несомненный интерес представляет определение А.Ф. Черданцева, со­
гласно которому юридический документ есть материальный носитель правовой информации (см.: Общая тео­
рия государства и права: Академич. курс: В 3-х тт. / Под ред. М.Н. Марченко. Т. 2. М., 2001, с. 496.)
13
с учетом того, что все отрасли современного российского права пережи­
вают сейчас период широкомасштабного реформирования, в последнее деся­
тилетие в Российской Федерации наблюдаются процессы интенсификации за­
конотворческой и всей правотворческой деятельности. Возрастает количество
нормативных правовых актов, как вновь принятых, так и отмененных либо из­
мененных. Часто возникают коллизии между нормативными правовыми акта­
ми не только различной, но и одинаковой юридической силы. Появилось зна­
чительное количество т.н. "ФУСов", т.е. актов, фактически утративших юри­
дическую силу.
Отмеченные процессы ставят новые задачи практического и теоретиче­
ского толка перед российской юридической техникой, повышая ее роль в пра­
вотворчестве и доктринальных разработках ученых-правоведов.
Возникает вопрос о сушности юридической техники.
В философской литературе категория сущности определяется как "дей­
ствительное содержание предмета, выражающееся в единстве всех многооб­
разных и противоречивых форм его бытия"'.
В отечественной юридической литературе значительно чаще говорится о
задачах, методах, приемах юридической техники, чем о ее сущности. Между
тем вопрос о сущности любого явления и предмета представляется чрезвычай­
но важным, поскольку дать объекту должное определение можно, только по­
ставив и правильно решив вопрос о сущности этого объекта.
Для выяснения сущности юридической техники прежде всего должна
быть решена проблема места исследуемого явления в системе юридического
знания, иными словами, относимости его к практической или же теоретиче­
ской области. Единого подхода к этой проблеме среди отечественных исследо­
вателей не существует.
Разброс имеющихся среди отечественных исследователей мнений по
данному вопросу чрезвычайно широк. Однако - с долей некоторой схематиза' Философская энциклопедия / Гл. ред. Ф.В. Константинов. Т. 5. М., 1970. С. 168.
14
ции - все имеющиеся подходы можно объединить в три большие группы: 1)
сугубо практический, 2) сугубо научный, 3) научно-практический (методоло­
гический).
Сугубо практический подход подразумевает рассмотрение юридической
техники исключительно как практической деятельности, направленной на вы­
работку текста нормативно-правового акта. При этом научный аспект или
прямо отрицается, или тем или иным образом нивелируется. Следует заметить,
что среди советских и российских специалистов данный подход особой под­
держки не получил, однако сторонники его все же есть. Например, Л.М. Бойко,
рассуждая о понятии законодательной техники (которая есть вид техники
юридической), пишет: "Нам представляется, что под законодательной техни­
кой следует понимать чисто технические моменты подготовки проектов нор­
мативных актов, т.е. все, что касается методики составления правовых актов,
их оформления"\ Сходной позиции придерживается и Х.Э. Бахчисарайцев,
определяющий юридическую технику лишь как "правила и приемы составления текста акта" . Е.И. Астрахан считал, что законодательная техника лишена
собственной научной базы, а ее вопросы "относятся к науке общей теории со­
ветского права"^.
Сугубо научный подход, согласно которому юридическая техника есть
наука и только наука, также не относится к числу господствующих. В своем
завершенном виде он был выражен только в монографии Л. Успенского (1927
г.), который полагал, что юридическая техника полностью поглощает собой
предмет общей теории права .
В более поздних трудах различных авторов делается попытка дифферен­
циации юридической техники per se и науки юридической техники. Так, по
Бойко Л.М. Совершенствование законодательной техники в условиях ускорения социально-экономического
развития советского общества. Ташкент, 1988. С. 10.
^ Бахчисарайцев Х.Э. О законодательной технике и о язьпсе нормативных актов // Правоведение. 1960. № 4. С.
3.
^ Астрахан Е.И. Вопросы законодательной техники // Уч. зап. ВНИИСЗ. Вьш. 16. М., 1969. С. 3.
'' См.: Успенский Л. Очерки по юридической технике. Ташкент, 1927. С. IV.
15
мнению А.А. Ушакова, юридическая техника, с одной стороны, должна рас­
сматриваться как практическая деятельность по оптимизации законодательст­
ва, с другой стороны, как научная дисциплина, из)^ающая такую деятельность^. В другой работе А.А. Ушакова содержится следующее утверждение: "В
более узком смысле в задачу юридической техники входит изучение (выделе­
но мной. - Б. Ч.) правил, способов воплощения правовой идеи в конкретную
материальную правовую оболочку" .
По мнению А.С. Пиголкина, "наука о юридической технике должна отпочковаться от общей теории права" .
Описанный подход к проблеме сущности юридической техники наибо­
лее близко стоит к подходу, который мы определяем как методологический.
Суть этого подхода, который разделяет и автор настоящего исследова­
ния, в том, что юридическую технику как правовое явление особого свойства
нельзя сводить ни к исключительно практической деятельности по оформле­
нию проектов правовых актов, ни к сугубо теоретической проблематике. Юри­
дическая техника представляет собою единство обоих элементов, то есть един­
ство научного и практического (собственно технического).
Интересно, что еще И. Бентам утверждал, что для овладения искусством
законосоставления необходимо знание логики и граммати1си - "двух наук, кои
необходимо знать в совершенстве, дабы хорошо составлять законы"'*.
Верным представляется и суждение И.Л. Брауде: "Резкой границы между
законодательной техникой и наукой права нет и не может быть. Законодатель­
ная техника основана на науке права, и правовая наука входит в законодатель­
ную технику неотделимым от нее элементом"^. Юридическая техника действи-
' См.. Ушаков А.А. Содержание и форма в праве и советское правотворчество. Автореф. дис. ... д.ю.н. Сверд­
ловск, 1970. С. 12-13.
' Ушаков А.А. О понятии юридической техники и ее основных проблемах // Уч. зап. Пермского гос. ун-та.
Юридические науки. Т. 19. Вьш. 5. Пермь, 1961. С. 77.
^ Пиголкин А.С. Теоретические проблемы правотворческой деятельности в СССР. Автореф. дис. ... д.ю.н. М.,
1972. С. 20.
Бентам И. Рассуждения о гражданском и уголовном законоположении. Т. 1. СПб., 1805. С. 517-518.
^ Брауде ИЛ. Вопросы законодательной техники // Советское гос-во и право. 1957. № 8. С. 56.
16
тельно основана на юридических науках, но, как будет показано, не на них од­
них. "Уровень юридической техники зависит и от данных неюридических на­
ук".'
Известный югославский правовед Р. Лукич призывает рассматривать со­
отношение технического и научного в юридической технике с общеметодоло­
гических позиций соотношения науки и техники . И это мнение представляет­
ся справедливым.
Техника вообще - как феномен социального бытия - в философии пони­
мается в качестве результата взаимодействия трех элементов:
1) совокупности научно-технических знаний, обеспечивающих техниче­
скую деятельность;
2) совокупности технических устройств;
3) совокупности различных видов технической деятельности по созда­
нию этих устройств (изготовление, проектирование, научно-технические ис­
следования).^
Таким образом, в любой технике отчетливо прослеживается
поступа­
тельное движение от научно-технического знания через техническую деятель­
ность при помощи технических устройств к конечному результату-продукту.
Техника не есть наука сама по себе, но она не может существовать в отрыве от
науки, она взаимодействует с наукой, а итогом такого взаимодействия являет­
ся специфическое научно-техническое знание.
Если данную методологическую схему («устройства + деятельность +
знания») применить к юридической технике, то можно увидеть, что, даже с
учетом специфики этого вида техники, она вполне может быть описана при
помощи упомянутой схемы. Это видно из нижеследующего сопоставления
указанных составляющих общефилософского понятия техники с элементами
техники юридической.
' Алексеев С.С. Общая теория права. Т. П. М., 1982. С. 269.
^ См.: Лукич Р. Методология права. М., 1981. С. 208.
См.: Степин B.C., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. М., 1996. С.311.
17
Большинство исследователей юридической техники выделяют в ее
стрз^ктуре такие элементы, как методы, правила, приемы и средства'.
Методы и правила юридической техники представляют собой научнотехническую базу юридической техники, то самое научно-техническое знание,
которое появляется в результате преломления знания теоретического через
призму практических потребностей.
Методы юридической техники можно рассматривать как активные, дея­
тельные составляющие ее научно-технической базы, то есть собственно позна­
ние.
Оправданной следует считать постановку вопроса о методах юридиче­
ской техники, как области научно-прикладной. Метод как таковой может быть
определен следующим образом: «Совокупность норм..., регулирующих опре­
деленный тип деятельности человека, стремящегося к получению определен­
ного результата»^.
Необходимо иметь в виду условное распределение методов внутри кон­
кретной области знания по принципу перевернутой пирамиды в зависимости
от степени их универсальности. В основании этой пирамиды лежат методыпринципы, являющиеся универсалиями не только для данной науки, но и для
научного познания в целом. К этим методам-принципам (в том числе приме­
нительно к юридической технике) относятся «такие философские положения,
как диалектика всеобщего, особенного и единичного, метод восхождения от
абстрактного к конкретному, принцип отражения и др.»^, иными словами, ка­
тегории и законы диалектики.
Следующую ступень нашей пирамиды занимают принципы формальной
логики (законы тождества, непротиворечия, исключенного третьего, доста­
ем., напр.: Воеводин Л.Д. Юридическая техника в конституционном праве // Вестник Моск. ун-та. Серия 11.
Право. 1997. № 3. С. 6; Керимов Д.А. Законодательная техника. М., 1998. С. 18; и др.
Ворожцов В.П. и др. Гносеологическая природа и методологическая функция научной теории. Новосибирск,
1990
990. С. 114.
3
Автономова Н.С. Логика, методология, история науки //В кн.: Методологические и мировоззренческие
проблемы истории философии. М., 1988. С.260.
18
точного основания и т.д.) - методы формальной логики тоже являются обще­
научными, хотя в контексте каждой из наук их применение имеет свою спе­
цифику. Представляется, что применительно к юридической технике эта спе­
цифика заключается в обусловленности перечисленными методами группы
логических правил юридической техники.
Затем следуют правовые методы - социолого-правовой, сравнительный,
историко-правовои и другие, которые для юридической техники не менее
важны, чем общенаучные.
Вершину пирамиды занимает собственно комплексный юридикотехнический метод, который заключается в использовании юридической тех­
никой отдельных методов различных неюридических наук: лингвистики, се­
мантики, информатики, нетрадиционных логик (например, модальной) и пр.
Методы этих наук выступают в данном случае в единстве, что обуслав­
ливается задачами правотворчества.
Правила юридической техники суть производные от методов элементы,
в которых воплощены уже познанные, исторически и практически подтвер­
жденные методологические закономерности юридической техники, выражен­
ные в форме конкретных требований к деятельности по выработке формы пра­
вового акта. Как будет показано ниже, правила юридической техники подраз­
деляются на три относительно самостоятельные группы - лингвистических,
логических и гносеологических правил.
Очевидно, что при помощи методов юридическая техника получает и ак­
кумулирует новое знание, необходимое для решения стоящих перед ней задач.
А в правилах юридической техники это знание воплощается в качестве своего
рода стандарта деятельности правотворца.
Приемы юридической техники следует отнести к уровню технической
деятельности, то есть к технологическому звену.
Румынская ученая А. Кашиц отмечает: "Следует признать, что сущест­
вует стадия собственно технического построения норм с присущими ей техни-
19
ческими средствами и приемами" \ Это и есть технологическая стадия, когда
научно-техническое знание начинает применяться к объекту, т.е. возникает
определенного рода деятельность. Соответственно, прием юридической тех­
ники можно определить как действие уполномоченного субъекта по реализа­
ции юридико-технического правила (операцию).
Классификации приемов юридической техники, имеющиеся в литерату­
ре, достаточно разнообразны.
Л.Ф. Апт предлагает подразделить приемы юридической техники на две
группы. Первая группа объединяет самостоятельные приемы, при помощи ко­
торых создаются структурные элементы текста правового акта: статья, часть
статьи, параграф и т.д. К этим приемам относятся соединения, вынос за скоб­
ки, отсылка, использование примечаний, воспроизведение и др. Во вторую
группу включены приемы, которые используются совместно с другими и са­
мостоятельного значения не имеют (дробление, использование примеров и
пр.)'.
С.С. Алексеев подразделяет приемы по двум основаниям: 1) по степени
обобщения норм (абстрактный и казуистический) и 2) по способу изложения
норм (прямой, бланкетный, ссылочный) .
А. Нашиц в числе приемов юридической техники называет перечисле­
ние, определение, классификацию, юридическую конструкцию, презумпцию и
фикцию .
На наш взгляд, приемы юридической техники должны подразделяться на
т
две группы. К первой группе следует отнести приемы, относящиеся к созда­
нию текста правового акта в целом, а также к определению его структуры
(осуществление рубрикации текста и нумерации его составных частей, форму­
лирование заголовка и преамбулы, использование реквизитов, формирование
' Нашиц А. Правотворчество: теория и законодательная техника. М., 1974. С. 138.
^ См.: Апт Л.Ф. Формы выражения и изложения правовых норм в нормативных актах. М., 1973. С. 9.
^ См.: Алексеев С.С. Указ. соч. С. 282-284.
" См. Нашиц А. Указ. соч. С. 193-194, 203.
20
примечаний и ссылок). Ко второй группе технико-юридических приемов отно­
сятся те, что направлены на формулирование непосредственно норм права. Эту
вторую группу приемов можно, в свою очередь, разбить на две подгруппы:
приемы, относящиеся к лингво-логическому строению нормы (выбор лексиче­
ских и синтаксических средств, дефинирование, перечисление), и приемы, свя­
занные с решением содержательно-познавательных задач (использование кон­
струкций, презумпций и фикций, выражение модальности нормы).
Наконец, средства юридической техники следует расценивать в качестве
технических устройств, своего рода агрегатов, деталей, благодаря которым и
создается конечный продукт - текст правового акта.
Наличие таких технических устройств, орудий труда - непременный ат­
рибут всякой техники. В материальном смысле подобных орудий труда в
юридической технике мы не наблюдаем, однако это не означает, что их нет во­
обще. Они присутствуют там, но не в материальном, а в идеальном виде,
именно в виде средств юридической техники. По справедливому суждению
С.С. Алексеева, "в области права техническими средствами являются, в част­
ности, юридические конструкции, терминология..."^. При этом вряд ли пра­
вильно мнение, высказанное, в частности, А.А. Ушаковым, согласно которому
наличествуют и материальные средства юридической техники - "кибернетические устройства, чернила, бумага" . Ведь эти устройства позволяют не столько
выработать содержание правового акта, сколько придать ему форму конкрет­
ного материального носителя, создать не столько документ, сколько экземпляр
документа. Иными словами, при помощи таких устройств не волеизъявление
оформляется в документе, а сам документ оформляется в своих материальных
носителях (экземплярах). Приняв отмеченную точку зрения А.А. Ушакова за
истинную, мы допустим смешение абстрактного и конкретного, что в научных
исследованиях недопустимо. Очевидно, следует согласиться с М.К. Юковым,
' Алексеев С.С. Общая теория права. Т.П. С. 268.
^ Ушаков А.А. Содержание и форма в праве и советское правотворчество. С. 13.
21
полагающим, что "...юридическую технику не следует смешивать с использо­
ванием в правотворчестве и правоприменительной деятельности материальных
технических средств... Эти материальные средства, помогающие в правотвор­
ческой деятельности, не относятся к юридической технике" \
Средства юридической техники крайне разнообразны. Видимо, их мож^
но подразделить на:
- формально-атрибутивные (реквизиты документа);
- логические (структура документа в целом, внутренняя структура норм);
- языковые (весь комплекс выразительных средств данного языка, в том
числе терминология, речевые клише, метафоры, языковые символы и т.д.);
- специально-юридические (юридические конструкции, презумпции,
фикции, ссылки, отсылки, оговорки, примечания и т.д.)
Изложенное позволяет заметить, что элементы юридической техники
^
иерархичны, а достаточно распространенная практика их перечисления в каче­
стве синонимов неверна. Действительно, все вновь познанное с использовани­
ем методологической базы юридической техники прямо влияет на содержание
ее правил. Соблюдение правил юридической техники достигается путем пра­
вильного использования ее приемов. Наконец, использование приема юриди­
ческой техники представляет собой не что иное, как выбор совокупности ее
средств, необходимой для решения данной правотворческой задачи.
Таким образом, юридическая техника представляет собой научнотехническую область юридического знания.
Сказанное позволяет утверждать, что у юридической техники имеется
1^
не только прикладное, но и познавательное, гносеологическое значение.
Иногда гносеологическая функция юридической техники прямо отрица­
ется. Например, такой точки зрения придерживается А.Б. Лисюткин: «Другие
указывают на гносеологические возможности юридической техники. С точки
зрения теории познания это логическая ошибка. Технике несвойственна такая
' Юков М.К. Место юридической техники в правотворчестве // Правоведение. 1979. № 5. С. 48.
22
функция»\ На это утверждение мы можем возразить следующим образом. Вопервых, сам А.Б. Лисюткин на следующих страницах своей работы фактически
признает гносеологическое содержание юридической техники, когда пишет:
«Юридическая техника способствует овладению основами правовых знаний: с
ее помощью специалист закладывает фундамент своего профессионального
мастерства»^. Думается, что ни одна гносеологически индифферентная суб­
станция способствовать овладению какими-либо знаниями не может. Вовторых, не так уж бесспорно суждение, согласно которому технике несвойст­
венна гносеологическая (познавательная) функция. Как отмечено выше, в со­
временной философии техники последняя понимается не просто как совокуп­
ность некоторых агрегатов и машин, а как сложная система, включающая в се­
бя технические устройства, виды технической деятельности и технические
знания. Понимаемая так, техника не может оставаться гносеологически ней­
тральной. «Сегодня к сфере техники относится не только использование, но и
само производство научно-технических знаний. Кроме того, сам процесс при­
менения научных знаний в инженерной практике не является таким простым,
как это часто думали, и связан не только с приложением уже имеющихся, но и
с получением новых знаний» .
Следующим важным шагом к выявлению сущности юридической техни­
ки является правильное установление ее объекта и предмета.
Объект является одной из центральных категорий как онтологии, так и
гносеологии. В самом общем виде он может быть определен как "то, что про­
•
тивостоит субъекту, на что направлена его предметно-практическая и познава­
тельная активность"'* либо как "то, что существует вне нас и независимо от
нашего сознания (внешний мир, действительность) и является предметом по­
знания, практического воздействия" . Следовательно, объекты суть определенЛисюткин А.Б. Юридическая техника и правовые ошибки // Государство и право. 2001. № 11. С. 23.
^ Там же. С. 28.
^ Стешш B.C., Горохов В.Г., Розов М.А. Указ. соч. С. 311.
Философская энциклопедия. Т. 4. М., 1967. С. 123.
^ Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. Изд. 2-е. М., 1976. С. 402.
23
ные данности, факты внешнего мира. Они могут иметь как материальную, так
и идеальную природу, существовать как события, явления, вещи, процессы,
идеи и т.д. При этом надо учитывать, что далеко не все существующее можно
рассматривать как объект, а лишь то из существующего, на что направлена по­
знавательно-практическая активность субъекта.
Познанные и включенные в сферу практической деятельности стороны
объекта образуют предмет познания. Операции, производимые человеком в
отношении предмета познания с целью его преобразования, использования,
переработки и т.д., позволяют говорить о том, что предмет познания есть так­
же и предмет практической деятельности.
В отношении объекта юридической техники были высказаны самые раз­
ные взгляды, что объясняется различием подходов к самой проблеме юридиче­
ской техники у тех или иных авторов. Так, Д.А. Ковачев полагает, что объек­
том юридической техники является структура права, понимаемого, в свою
очередь, как законодательный массив в целом'. По мнению А.С. Пиголкина,
объектом является текст проекта правового акта^.
Можем предположить, что при определении объекта юридической тех­
ники необходимо исходить из описанного выше научно-технического характе­
ра этой области юридического знания. Следовательно, юридическая техника
воздействует на объект двояким образом: с одной стороны, в целях его позна­
ния (научный аспект), с другой стороны, в целях практического преобразова­
ния (аспект технический).
С этой точки зрения, объектом познания юридической техники высту­
пают сами общественные отношения, подлежащие правовому урегулирова­
нию. Как и любая научно-техническая деятельность, юридическая техника не
может быть гносеологически нейтральной. Как уже отмечалось, основное на­
значение юридической техники в том, чтобы наиболее полно и правильно "пе-
' См.: Ковачев Д.А. О понятии законодательной техники // Уч. зап. ВНИИСЗ. Вьш. 19. М., 1969. С. 34-35.
^ См.: Пиголкин А.С. Указ. соч. С. 17.
24
ревести" акт-волеизъявление в акт-документ, отобразить в тексте документа
подлинную волю правотворца. Достичь же этого без определенных гносеоло­
гических операций невозможно.
Думается, что гносеологические задачи юридической техники состоят в
ответах на следующие вопросы:
- какие именно общественные отношения подлежат урегулированию;
- могут ли данные отношения быть предметом правового регулирования
в принципе;
- имеются ли в языке адекватные понятия для выражения этих отноше­
ний;
- какой способ правового регулирования наиболее подходит для данных
отношений, соответственно, какой структурой будут обладать нормы права и
правовой акт в целом;
- регулировались эти или сходные отношения в прошлом, а если да, то
каким именно образом;
- как регулируются эти или сходные отношения в зарубежных правовых
системах;
- возможно ли возникновение коллизий или пробелов в результате по­
пытки урегулирования этих отношений данными средствами;
- какие изменения произойдут в системе права в результате урегулиро­
вания отношений.
Совершенно ясно, что без ответов на эти вопросы невозможно создание
текста правового документа, поскольку без познания содержания нельзя выра­
ботать и форму, оптимально отвечающую содержанию. Как отмечал И.Л.
Брауде, для того, чтобы разработать или вдумчиво отредактировать проект
нормативного акта, юристу-редактору необходимо: 1) знать существо вопроса,
т.е. отношения, которые регулируются проектируемым нормативным актом; 2)
знать действующее законодательство по этим вопросам; 3) быть знакомым с
25
развитием этой отрасли законодательства; 4) обладать умением излагать от­
дельные правила и нормативный акт в целом'.
Однако нужно учитывать, что юридико-технические правила априорно
вторичны по отношению к воле законодателя. Юридическая техника, решая
гносеологические задачи, лишь ищет самые оптимальные пути для отражения
сущего (дескрипции) в тексте акта, вырабатывая при этом определенные типо­
вые правила (модели) такого отражения. Само же веление, то есть категория
должного (прескрипции), является прерогативой носителя воли государства и,
по большому счету, от юридической техники не зависит.
Видимо, нельзя полностью согласиться с авторами, считающими, что
стадия познания объективных закономерностей «лежит за пределами право­
творческого процесса»"^. Конечно,
ни эмпирических наблюдений (за исклю­
чением, может быть, социологических опросов, в которых роль эмпирики до­
вольно велика), ни научных экспериментов при правотворчестве не произво­
дится. Однако в правотворчестве активно используются данные, полученные
другими науками, всевозможные теоретические модели и схемы, производятся
экспертизы законопроектов, которые уже сами по себе суть виды научной дея­
тельности. "Познавательные процедуры законотворческого органа сводятся не
к познанию неизвестных объективных закономерностей права, открытию но­
вого..., а к узнаванию того, что уже в науке есть и может быть полезным при
разработке соответствующего законопроекта"^.
Объектом практического преобразования юридической техники высту­
пает информация, данные, полученные в результате познавательных процедур
и непосредственно относящиеся к предмету регулирования создаваемого нор­
мативного акта. Это могут быть статистические данные, данные социологиче­
ских опросов, научные и научно-технические исследования, законопроекты,
действующие правовые акты, протоколы и стенограммы заседаний законода' БраудеИЛ. Указ. соч. С. 53.
^ См.. Российское законодательство: проблемы и перспективы. М,, 1995. С.384.
^ Законодательная техника / Под ред. Ю. А. Тихомирова. М., 2000. С. 34.
26
тельных органов власти, судебные акты и т.д. Словом, любые источники, со­
держащие информацию, которая должна быть изложена в тексте правового ак­
та в соответствии с волей законодателя, с помощью средств и приемов, на ос­
новании правил и сообразно методам юридической техники.
Именно при практическом преобразовании проявляется творческий поЩ
тенциал юридической техники, на что обращают внимание многие авторы.
Так, Р. Лукич пишет: "Подобно технике вообще, юридическая техника выпол­
няет творческую роль в праве... Юридическая техника имеет свою собствен­
ную область творческого приложения знаний, предоставленных в ее распоря­
жение правовой наукой, которая не в состоянии сама дать исчерпывающий
ответ на вопрос о том, как следует осуществлять подобную деятельность"'. На
сходных позициях стоит и Д.А. Керимов: "Законотворчество, как и всякое
творчество, предполагает у законодателей не только общую культуру, но и
^
требует от них специальных знаний, определенных навыков овладения искусством формированр1я и формулирования законодательных актов" .
Произведя анализ объекта, становится несложным установить, что пред­
метом юридической техники - как в познавательном, так и практическом
смысле - выступает текст проекта правового акта либо действующего право­
вого акта, если есть необходимость внесения в него изменений и дополнений.
С точки зрения лингвистики, текст есть объединенная смысловой и
грамматической связью последовательность речевых единиц: высказываний,
сверхфразовых единств, фрагментов, разделов и т.д. Но функции текста в об­
щеметодологическом смысле более шир01си. По мнению Ю.М. Лотмана,
"...текст предстает перед нами не как реализация сообщения на каком-либо
одном языке, а как сложное устройство, хранящее многообразные коды, спо­
собное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как ин-
Лужич Р. Указ. соч. С. 208-209.
Керимов ДА. Указ. соч. С. 3.
См.. СолганикГ.Я. Стилистика текста. М., 1997. С. 16.
27
формационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности" .
Сказанное о тексте вообще прямо относится и к тексту правового акта, а тем
более нормативного правового акта. Тексты нормативных правовых актов ор­
ганов власти не имеют персонифицированного авторства, так сказать, отчуждены от лиц, непосредственно создавших их, а потому, воспринимаясь в обще­
ственном сознании как исходящие непосредственно от государства, приобре­
тают дополнительную семиотическую нагрузку, становясь символами публич­
ной власти. Они, кроме того, сами выступают как смысло- и текстопорождающие субъекты: интерпретационные акты, доктринальные комментарии,
правовые акты более низкой юридической силы возникают благодаря некото­
рому первичному тексту (например. Конституции), обеспечившему востребо­
ванность этих текстов правовой системой.
Текст проекта правового акта - результат научно-технической деятель­
ности его разработчиков. Идеальным можно признать лишь тот проект, кото­
рый полностью свободен как от погрешностей формы, так и от фактических,
содержательных недочетов.
Юридическая техника выступает здесь как средство оптимизирующего
преобразования. В то же время, решая технические задачи, правотворец вы­
ступает субъектом активного, преобразующего познания.
Таким образом, можно сделать вывод о процессах моделирования ре­
альности, происходящих в ходе решения правотворцем технических задач.
Как отмечает М.К. Юков, моделирование в правотворчестве охватывает два
момента: а) отражение (сфера детерминизма), б) творчество (сфера свободы)^.
Мы показали, что и отражение (познание), и творчество в равной мере прису­
ще юридико-технической деятельности.
Как известно, правовая норма представляет собой идеальную модель
поведения, рассчитанную на многократное применение. Эффективность и
' Лотман Ю.М. Текст как семиотическая проблема // В кн.: Лотман Ю.М. Избр. ст.: В 3-х тт. Т.1. Статьи по
семиотике и типологии культуры. Таллин, 1992. С. 132.
^ Юков М.К. Указ. соч. С. 46.
28
действенность правовой нормы напрямую связана с техническими (языковы­
ми, логическими) средствами ее выражения. Неточное оформление суждения
правотворца приводит поэтому к искажению самой модели. Поскольку право­
вая норма никакими иными средствами, кроме языковых, выражена вовне
быть не может, то и фактически будет применяться то, что выражено от имени
9(к
правотворца, а не то, что он хотел выразить. Следовательно, юридическая тех­
ника выступает в качестве преобразующей, моделирующей силы. Именно на
ней лежит ответственность за адекватное выражение суждений правотворца в
текстах законодательных актов.
В качестве примера искажения идеальной модели поведения вследствие
пренебрежения техническими правилами можно привести ч. 3 ст. 10 Феде­
рального конституционного закона от 31 декабря 1996 года «О судебной сис­
теме Российской Федерации»', согласно которой «участвующим в деле лицам,
^
не владеющим языком судопроизводства, обеспечивается право выступать и
давать объяснения на родном либо на любом (выделено мной. -Б.Ч.)
свободно
избранном языке общения». Стремление законодателя максимально обеспе­
чить соблюдение языковых прав граждан понятно и объяснимо. Однако пре­
доставление участникам процесса права пользоваться свободно избранным
языком общения на практике способно привести к весьма негативным послед­
ствиям. Дело в том, что в отечественном законодательстве, в том числе в За­
коне РСФСР от 25 октября 1991 года «О языках народов РСФСР»^, определе­
ния языка общения не содержится, тем самым фактически отождествлены по­
нятия «язык» и «язык общения». А это значит, что недобросовестные участни­
ке
ки процесса, используя предоставленную им Законом возможность, для обще­
ния с судом вправе избирать языки искусственные (например, эсперанто),
символические, либо даже языки естественные, носителей которых в Россий-
' См.:СЗРФ. 1997, № 1 . Ст. 1.
^ См.; Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1991. № 50. Ст. 1740.
29
ской Федерации попросту нет, произвольно затягивая сроки судебного разби­
рательства. Появление в будущем подобного рода казусов вполне вероятно.
Очевидно, что повышение качества нормативных актов невозможно без
оптимизации описанного выше процесса познания как объекта, так и предмета
юридической техники. Такая оптимизация - широкая комплексная задача, су(1^
ществующая столько же, сколько и само правотворчество. На современном
этапе можно выделить ее следующие основные направления:
1) Непременное привлечение к подготовке проектов правовых актов спе­
циалистов в соответствующих областях знания и ученых-юристов высокого
класса;
2) всестороннее изучение исторического и современного опыта развития
правового регулирования соответствующих отношений как в России, так и за
рубежом;
^
3) глубокий анализ смежных нормативных актов, имеющий целью не до­
пустить коллизии;
4) тщательное определение предмета регулирования, направленное на пре­
сечение как возможных пробелов, так и казуистического регулирования (нор­
мативной избыточности);
5) использование
в работе по подготовке
законопроекта
электронно-
вычислительной техники, достижений в области правовой кибернетики и ин­
форматики.
Целью юридической техники, что было уже отмечено, является изложе,
ние акта-волеизъявления в акте-документе. Для достижения этой цели юридическая техника решает несколько задач. В литературе приводятся разные пе­
речни задач, стоящих перед юридической техникой. Среди таких задач назы­
ваются и обеспечение ясности и доступности языка акта, и достижение его ло­
гической непротиворечивости как во внутренней структуре, так и в связи с
другими актами, и предотвращение пробелов и коллизий. При этом нередко
забывается об основной, на наш взгляд, задаче, стоящей перед юридической
30
техникой, а именно задаче обеспечения однозначного и адекватного букваль­
ного толкования (а следовательно - и реализации) вновь создаваемого право­
вого акта в целом. Без решения этой наиболее общей задачи нельзя говорить о
том, что достигнута цель перевода волеизъявления в документ, поскольку пра­
вотворец не может сознательно стремиться к невозможности буквального ис­
толкования его воли.
Рассмотрев элементы, объект, предмет, цель и задачи юридической тех­
ники, мы можем сформулировать авторское понимание ее сущности.
Сущность юридической техники состоит в познавательной и преоб­
разовательной деятельности субъекта правотворчества, имеющей пред­
метом форму (текст) правового акта.
§ 2. Понятие юридической техники.
Выяснив сущность юридической техники, можно приступить к опреде­
лению содержания этого понятия.
В юридической науке к настоящему времени сложилась ситуация, при
которой можно констатировать отсутствие не только устоявшегося определе­
ния понятия юридической техники, но даже более-менее единой позиции уче­
ных относительно данной проблемы. Поэтому утверждение А.А. Ушакова о
"калейдоскопе мнений" о содержании указанного понятия, сделанное более
тридцати лет назад, и теперь остается актуальным \
В рамках настоящего исследования невозможно рассмотреть все имею­
щиеся в отечественной литературе определения интересующего нас понятия.
Попробуем только выделить основные теоретико-методологические подходы к
содержанию понятия юридической техники.
Любое из имеющихся определений, на наш взгляд, может быть отнесено
к одному из двух подходов - статическому или динамическому.
' См.: Ушаков А.А. Законодательная техника // Уч. зап. Пермского гос. ун-та. Т. 238. Пермь, 1970. С. 206.
31
I. Статический подход. Для него характерно раскрытие содержания по­
нятия "юридическая техника" путем перечисления ее элементов - методов,
способов^ приемов, правил. Классическим определением юридической техни­
ки в духе статического подхода является, например, следующее: "Юридиче­
ская техника - это совокупность правил, приемов, способов подготовки, со­
ставления, оформления юридических документов, их систематизации и учета"1
Статический подход на протяжении долгого времени являлся преобла­
дающим, немало его сторонников и сейчас. При этом варьируются представ­
ления об элементах юридической техники, их соотношении, но суть подхода
остается неизменной - юридическая техника определяется только через сово­
купность элементов.
Определения юридической и законодательной техники в рамках стати­
ческого подхода имеются, в частности, в работах Л.М. Бойко, Н.А. Власенко,
Д. А. Керимова, А.С. Пиголкина и др.^
Основной недостаток статичного подхода видится в том, что выхолащи­
вается собственно деятельностная, техническая сторона вопроса. Коль скоро
юридическая техника - все же техника, то при ее определении нельзя не учи­
тывать то, что это не просто набор (точнее, иерархическая система) элементов,
но вместе с тем и деятельность субъектов, направленная на достижение опре­
деленных целей и решение определенных задач. "Техника отличается от пас­
сивного восприятия мира в познавательных целях, так же как практика отли­
чается от теории. В этом смысле техника означает достижение некоторой цели,
осуществление некоторого замысла посредством практической деятельности",
- отмечает Р. Лукич"*.
' Автор настоящего исследования не относит к элементам юридической техники ее «способьо>.
^ Общая теория государства и права. Академии, курс: В 2-х тт. Т. 2. Теория права / Под ред. М.Н. Марченко.
М., 1998. С. 367.
^ См.: Бойко Л.М. Указ. соч. С. 12. Власенко Н.А. Основы законодательной техники. Иркутск, 1995. С. 5. Зако­
нодательная техника / Под ред. Д. А. Керимова. Л., 1965. С. 5. Пиголкин А.С. Подготовка проектов норматив­
ных актов. М., 1968. С. 5.
" Лукич Р. Указ. соч. С. 204.
32
Недооценка собственно технического аспекта при определении понятия
юридической техники нередко приводит сторонников статичного подхода к
путанице в системе юридико-технических элементов. Не в последнюю очередь
виной тому отсутствие до настоящего времени общепринятого терминологи­
ческого подхода к элементам юридической техники.
^
Так, Д.А. Ковачев отождествляет приемы, способы и правила законода­
тельной техники^, с чем, на наш взгляд, согласиться нельзя. В другой работе
говорится, что "правила законодательной техники в своей совокупности представляют приемы и средства" , хотя очевидно, что правило (норма) быть прие­
мом (операцией) не может.
И в самом деле, отказавшись от технического аспекта в определении,
объяснить различия между всеми элементами юридической техники практиче­
ски невозможно. Неверно выбранная методологическая позиция неизбежно
^
вызывает эклектику.
П. Другой подход к определению понятия юридической техники мы
именуем динамР1ческим. Общая характеристика этого подхода такова: юриди­
ческая техника есть не только совокупность, система определенных элементов,
но и деятельность. Именно так трактовал юридическую технику Р. Иеринг, ко­
гда писал: "В первом смысле я понимаю под выражением "техника" то юриди­
ческое искусство, задачу которого составляет отделка данного правового ма­
териала..., словом, - технический метод; во втором смысле - осуществление
этой задачи в самом праве, т.е. соответствующий технический механизм права"1
Иллюстрацией этого подхода может служить определение юридической
техники, предложенное С.С. Алексеевым: "совокупность средств и приемов,
используемых (выделено мной. - Б.Ч.) в соответствии с принятыми правилами
при выработке и систематизации правовых (нормативных) актов для обеспече' См.; Ковачев Д.А. Указ. соч. С. 35.
^ Законодательная техника / Под ред. Д.А. Керимова. С. 8.
^ Иершп- Р. Юридическая техника. СПб., 1906. С. 25.
33
ния их совершенства" \ В этой дефиниции, как мы видим, присутствует мо­
мент использования правил и приемов, а не только констатация их с)Ш1ествования. Такой подход представляется более правильным и обоснованным.
Во-первых, здесь учитывается в полной мере технический аспект юри­
дической техники.
Во-вторых, проясняется природа каждого из юридико-технических эле­
ментов, исчезает несогласованность и путаница в их определении.
Недостатком же динамического подхода является то, что техническая
деятельность зачастую начинает трактоваться слишком широко, и понятие
юридической техники неоправданно расширяется.
Прежде всего это относится к случаям включения правотворческого
процесса целиком в предмет юридической техники, что влечет, в свою оче­
редь, дуализм в ее понимании.
В частности, А. Нашиц различает законодательную (юридическую) тех­
нику в узком и широком смыслах. В узком смысле - это "стадия собственно
технического построения норм с присущими ей техническими средствами и
приемами". В широком же - "вся деятельность по подготовке решений, при
помощи которой подготавливаются средства, необходимые для проведения в
жизнь принципов и установок законодательной политики""^. Сходных воззре­
ний придерживается и Ю.А. Тихомиров\
А.А. Ушаков подразделял юридическую технику на внутреннюю и
внешнюю . Если внутренняя юридическая техника - это собственно набор
средств по приданию оптимальной формы правовому акту, то внешняя опре­
делялась этим специалистом как «вопросы, связанные с организацией право­
творческого процесса».
Представляется, что дуализм в данном случае вряд ли уместен. Прав
' Алексеев С.С. Указ. соч. С. 267.
^ Нашиц А. Указ. соч. С. 138.
^ См.: Тихомиров Ю.А. Теория закона. М., 1982. С. 213.
См.: Ушаков А.А. О понятии юридической техники и ее основных проблемах. С.82.
34
С.С. Алексеев, утверждающий, что к юридической технике "все же не относят­
ся процедурные (процессуальные) действия и операции, связанные с использо­
ванием технических средств и приемов..."'. Об этом же пишет и Д.А. Кери­
мов;
"процедурная организация законотворческого процесса имеет относи­
тельно самостоятельное значение..., составляет относительно самостоятель­
ную часть законодательной теории и практики, не имеющую прямого и непо­
средственного отношения к законодательной технике, хотя и связана с ней ор­
ганически"^.
Именно поэтому также будет неверным включать в предмет юридиче­
ской техники действия, связанные с учетом правовых актов, поскольку ника­
ких операций в отношении формы актов при их учете не производится.
Очевидно, что описанные ошибки происходят из-за неправильного вы­
яснения родовых и видовых отношений при определении понятия юридиче­
ской техники. Для верного установления этих отношений необходимо отгра­
ничить содержание понятия юридической техники от содержания следующих
понятий, являющихся родовыми по отношению к рассматриваемому нами:
правотворчество, правотворчес1сий процесс и технология подготовки проектов
правовых актов.
Правотворчество - наиболее общее понятие, которое определяется как
весь комплекс институтов, норм и видов деятельности, связанных с разработ­
кой, принятием, оформлением правовых актов (и других источников права), их
введением в действие, изменением и отменой. Внутри правотворчества четко
прослеживаются две стороны: материальная и процессуальная.
Материальная сторона правотворчества - это чрезвычайно широкий
комплекс принципов, норм, доктринальных воззрений, иных явлений подобно­
го рода, содержащих представления или требования относительно того, как
должно создаваться право. Процессуальная сторона - деятельность субъектов
' Алексеев С. С. Указ. соч. С. 272.
^ Керимов Д.А. Законодательная техника. С. 17.
35
по реализации этих требований, то есть непосредственно по выработке право­
вых норм. Поскольку мы установили, что сущностно юридическая техника
представляет собой деятельность, мы сразу относим ее к процессуальному ас­
пекту правотворчества.
Процессуальный аспект правотворчества (правотворческий процесс), в
свою очередь, выступает как родовая категория для понятий правотворческой
процедуры и технологии подготовки законопроектов. Правотворческая проце­
дура - это "установленный порядок прохождения проектов законов и других
нормативно-правовых актов, вплоть до их принятия и вступления в силу"',
иными словами, нормативно регулируемые действия уполномоченных субъек­
тов по принятию (изданию) правовых актов. Правотворческая процедура мо­
жет быть рассмотрена как внешнее проявление правотворческого процесса.
Примером правотворческой процедуры могут служить стадии прохождения
законопроекта в парламенте (чтения).
Помимо процедуры в правотворческом процессе есть и внутренняя со­
ставляющая, а именно поэтапная и многоплановая деятельность по разработке
правового акта, наделению его необходимым содержанием и приданию ему
должной формы. Применительно к законам такая деятельность получила на­
именование технологии подготовки законопроектов^.
Если процедурная составляющая сводится, в основном, к выполнению
правотворцем определенных действий, предусмотренных законом или регла­
ментом парламента, имеющих целью придания проекту акта юридической си­
лы, то технология подготовки проектов правовых актов есть деятельность соб­
ственно разработчиков, имеющая целью познание окружающей действитель­
ности и облачение результатов познания в юридическую форму. Во временном
отношении технологический аспект, как правило, предшествует аспекту про-
' Теория государства и права: Учебник / Под ред. М.Н. Марченко. С. 549.
См.: Тихомиров Ю.А., Пиголкин А.С., Рахманина Т.Н. Как готовить законы (научно-практическое пособие).
М., 1993. С. 5.
36
цедурному, последний же выступает как официальное подтверждение резуль­
татов технологического аспекта.
Следовательно, юридическая техника должна пониматься как составная
часть технологии подготовки проектов правовых актов, что определяется,
опять же, ее сущностной характеристикой как научно-познавательной и практическо-преобразовательной деятельности.
Технология подготовки проектов решает задачи определения содержа­
ния будущего акта (методика) и определения адекватной формы (оформление).
И методика разработки актов, и деятельность по его оформлению тесно связа­
ны между собой. Основное отличие методики от оформления видится в том,
что задачей методики является преимущественно ответ на вопрос - что вклю­
чать в документ, какие именно отношения он должен регулировать. Оформленческая же деятельность задается прежде всего вопросом о том, как это вы­
разить оптимальным образом, какие средства должны быть использованы при
этом.
Поскольку предметом юридической техники является текст проекта, то
юридическую технику можно рассматривать как деятельность по оформлению
правового документа в рамках технологии подготовки проекта. Однако у юри­
дической техники имеются при этом и свои собственные гносеологические
(познавательные) задачи, она не исчерпывается механическими действиями по
написанию и структурированию текста.
Представляется, что в связи со всем изложенным будет правильным оп­
ределить содержание понятия юридической техники через понятие методики,
которая, как известно, является совокупностью методических положений («что
именно, с чем и как нужно делать для достижения данной цели») и методиче­
ской деятельности (собственно осуществление такой деятельности для дости­
жения данной цели)\
См.: Щедровицкий Г.П. Система педагогических исследований (методологический анализ) // В кн.; Педагогика и логика.
М., 1993. С. 48-49.
37
Таким образом, юридическая техника не только включает в себя (прак­
тически полностью) деятельность по оформлению документов, но и частично
затрагивает и предмет методики разработки актов.
О методологическом значении юридической техники уже говорилось в
отечественной литературе \ Но при этом самого определения юридической
техники как методики выработано не было. Отчасти это объясняется известно­
го рода консерватизмом многих исследователей проблемы, отчасти расплыв­
чатостью трактовок самого понятия методики.
Итак на основе изложенного понятие "юридическая техника" может
быть определено следующим образом.
Юридическая техника - это методика оптимизации формы право­
вого акта, состоящая из научно обоснованных и практически подтвер­
жденных методов, правил, приемов и средств и имеющая своей основной
задачей обеспечение возможности буквального толкования акта с целью
точного установления содержания волеизъявления правотворца.
В теории правотворчества проблема соотношения юридической и зако­
нодательной техник решается неоднозначно. Одни авторы вообще не проводят
между ними никаких различий, полагая эти понятия синонимичными^. Это
вряд ли верно, поскольку значение слова "юридический" (т.е. относящийся к
праву вообще) намного шире значения слова "законодательный" (т.е. относя­
щийся только к одной группе источников права- законодательных актов).
Другие, и таких большинство, рассматривают законодательную технику
как вид техники юридической . Это мнение следует признать более обосно­
ванным. Понятие юридической техники состоит в сложных родо-видовых от­
ношениях с другими понятиями и, будучи видовой категорией по отношению
' См.: Воеводин Л.Д. Юридическая техника в конституционном праве // Вестник Моск. ун-та. Серия 11. Право
1997. № 3. С. 3-7. Ушаков А.А. О науке законографии, ее содержании и задачах // Правоведение. 1975. № 4. С.
101-102.
^ См.; Законодательная техника / Под ред. Д.А. Керимова. С. 11-12. Ушаков А.А. Очерки советской законода­
тельной стилистики. С. 14-15.
^ См.: Пиголкин А.С. Теоретические проблемы правотворческой деятельности в СССР. С. 20.
38
к технологии подготовки проектов правовых актов, сама выступает как катего­
рия родовая для понятия техники законодательной.
Юридическая техника выступает родовым понятием по отношению к
законодательной технике. При этом все требования юридической техники без­
условно воплощаются и в законодательной технике. Законодательная техника
характеризуется только более узким объектом. Если можно говорить о юриди­
ческой технике, скажем, ведомственных нормативных правовых актов или
правоприменительных актов, то законодательная техника имеет своим пред­
метом законы, то есть правовые акты высщей юридической силы.
Основываясь на предложенном определении понятия юридической тех­
ники и учитывая специфику законотворчества, можно предложить следующее
определение законодательной техники.
Законодательная техника - методика оптимизации формы законо­
дательных актов, структурированная из методов, правил,
приемов и
средств придания законодательному акту оптимальной языковой формы,
логической структуры и достимсения истинности его содержания.
§ 3. Основные правила юридической техники.
Как указывалось выще, основная задача юридической техники заключа­
ется в обеспечении однозначного и адекватного буквального толкования (а
следовательно - и реализации) вновь создаваемого правового акта в целом.
Решается эта задача при помощи технико-юридических средств и приемов. Но
произвольное их применение желаемого результата не даст. Поэтому деятель­
ность по формированию правового акта, созданию его текста должна быть
нормативизирована, т.е. подчинена определенным правилам, исследованию
которых и посвящен настоящий параграф.
Какова же природа технико-юридических правил и каковы должны быть
основания их классификации?
39
Нередко правила юридической техники смешивают с ее средствами, ме­
тодами, приемами. Однако правило есть самостоятельный иерархический эле­
мент юридической техники, находящийся в отношениях соподчинения с ины­
ми ее элементами (обусловленный методом и реализуемый через приемы и
средства). Очевидно, что при определении содержания понятия правила юри­
дической техники необходимо исходить прежде всего из того, что это есть
именно правило, норма поведения. И регулируются такими нормами действия
разработчиков проекта правового акта в отношении формы данного акта. Со­
держание правила, таким образом, является целью, которая должна быть дос­
тигнута работой над текстом проекта.
Нормативная природа технико-юридических правил достаточно сложна.
С одной стороны, они могут быть расценены как научные нормы - "познава­
тельные установки, которые регулируют процесс воспроизведения объекта в
различных формах научного знания" ^ - и это будет справедливо, принимая во
внимание научный аспект юридической техники. Нормы юридической техни­
ки в этом смысле - результат отражения окружающей действительности, воз­
никающий в процессе правотворчества. Они представляют собой познава­
тельные модели, гносеологические образы, позволяющие выражать факты
действительности в правовых дескрипциях.
С другой стороны, это также и нормы технические (с известной степе­
нью условности), поскольку ими определяется последовательность техниче­
ских операций по оформлению правового акта, устанавливаются конкретные
средства и порядок (приемы) применения этих средств.
Правила юридической техники могут
рассматриваться и в качестве
норм-традиций, то есть обыкновений, сложившихся в правотворческой прак­
тике. Поэтому вполне можно говорить, что эти правила "обычно соблюдают­
ся в силу традиции, опыта, целесообразности"'^.
' Степин B.C., Горохов В.Г., Розов М.А. Указ. соч. С. 227.
^ См.: Керимов Д. А. Кодификация и законодательная техника. М., 1962. С. 45.
40
Однако в последнее время наблюдается процесс формализации техни­
ко-юридических правил.
К сожалению, в Российской Федерации до сих пор не имеется специаль­
ного законодательного акта, устанавливающего правила оформления норма­
тивных правовых актов, придающего императивный характер выработанным
доктриной требованиям, в первую очередь языковым, юридической техники.
Судьба законопроекта «О нормативных правовых актах Российской Федера­
ции», принятого Государственной Думой в первом чтении еще 12 ноября 1996
года, в силу ряда причин представляется сложной, и уверенности в его приня­
тии в заключительных чтениях в ближайшее время нет.
Кое-что в этом направлении уже сделано на уровне законодательства
субъектов Федерации и даже нормотворчества муниципальных образований.
Например, в г. Москве приняты законы от 14 декабря 1994 г. № 22 «О законо­
дательных актах города Москвы» (утратил силу), от 18 октября 2000 г. № 49
"О толковании законодательных актов города Москвы" и от 14 декабря 2001 г.
«О законах города Москвы и постановлениях Московской городской Думы»',
в которых закреплены многие правила юридической техники. Аналогичные
законы приняты и в ряде других субъектах Федерации. Решением Тамбовской
городской думы от 09 апреля 1997 г. N 48 утверждено Положение о норматив­
ных правовых актах органов местного самоуправления г. Тамбова, в котором
не только выражены отдельные технико-юридические правила, но и предлага­
ется дефиниция юридической техники как таковой (ст. 6).
Потребность в принятии федерального закона о нормативных правовых
актах сейчас велика как никогда. В более отдаленной перспективе необходи­
мыми будут разработка и принятие особого закон, полностью посвященный
закреплению правил юридической техники. Он мог бы быть, например, назван:
Федеральный закон "О форме правовых актов в Российской Федерации".
' См.: Ведомости Московской Думы. 1995, № 1. С. 9. "Тверская, 13" от 6 - 13 декабря 2000 г., N 49. «Тверская,
13» от 19 января 2002 г. № 5.
41
Подытоживая сказанное, можно предложить следующее определение
понятия технических юридических правил.
Правила юридической техники - это важнейшие требования к дей­
ствиям субъектов правотворческого процесса по выработке и оптимиза­
ции формы правового акта, установленные (санкционированные) государ­
ством либо носящие традиционный характер.
Под формой акта в данном случае понимается не его вид, а набор лин­
гвистических и логических средств выражения и структурирования норм и
всего документа в целом. Эти составляющие формы акта имеют и познава­
тельное значение, а потому прямо влияют на его содержание. Таким образом,
правила юридической техники состоят из трех групп: языковые, логические и
гносеологические.
Правила, относящиеся к каждой из групп, тесно взаимосвязаны друг с
другом. Несоблюдение языковых правил юридической техники влечет неод­
нозначность буквального толкования, т.е. логически истинные и вместе с тем
семантически взаимоисключающие интерпретации одной и той же нормы. На­
рушение логических правил влечет неадекватность толкования, т.е. необосно­
ванное расширение или сужение предикативных характеристик указанного в
норме субъекта. Наконец, нарушение гносеологических правил влечет прин­
ципиальную невозможность толкования и применения нормы в соответствии с
общепризнанными целями и задачами права, ибо неистинность содержащейся
в норме информации в корне противоречит самой сущности правового регу­
лирования.
Ниже охарактеризуем правила, относящиеся к каждой из трех групп.
1. ЯЗЫКОВЫЕ ПРАВИЛА. Язык - сложное понятие, которое может
трактоваться как в узком, так и в широком смысле. В широком смысле язык
понимается как знаковая сверхсистема, объединяющая внутри себя все множе­
ство иных знаковых систем - естественно-языковых, метаязыковых, символи­
ческих и т.д. В узком (и более распространенном) значении термин "язык" то-
42
ждествен термину "естественный язык". Последний можно определить как ес­
тественную и вместе с тем не врожденную знаковую систему, сопоставимую с
другими системами связи, существующими в природе и культуре. Естествен­
ными языками являются русский, белорусский, сербский и т.д. - в общем, все
те языки, которые исторически и, как правило, стихийно сложились в качестве
средств общения между представителями того или иного этноса, проживаю­
щего или, по крайней мере, проживавшего ранее на одной территории.
Язык (причем, не только язык естественный) является средством объек­
тивизации идеальных явлений - норм права - в материальном мире. Правовая
норма становится открытой к познанию, следовательно, и к применению толь­
ко тогда, когда обретает чувственно воспринимаемую знаковую форму.
Правовые нормы, по идее, могут выражаться вовне в самых разных формах - ритуальных, символических и т.д. Поэтому едва ли был полностью прав
В.М. Савицкий, когда утверждал, что естественно-языковая объективизация
норм есть единственный способ материализации права, выработанный челове­
чеством^. Но на современном этапе безусловно господствующим способом
выражения норм и правовых актов является выражение их в письменной фор­
ме через тот или иной естественный язык. Поэтому здесь под термином "язы­
ковые правила" следует понимать правила естественно-языковые (лингвисти­
ческие).
Мы не можем согласиться с мнением Н.А. Любимова, который полагает,
что «язык как сложная система (система систем) не может являться элементом
менее сложной системы. Поэтому язык законодательства... следует рассматри­
вать не как элемент юридической техники, а как лингвистическую субстан­
цию, которая, являясь средством выражения воли законодателя как фундамен­
тальной основы законотворчества, взаимодействует с юридической техни-
' См.: МечковскаяН.Б. Социатаная лингвистика. М., 1996. С. 9.
См.: Прокофьев ГС. Онтологическая и гносеологическая функции языка в правовых нормах // Вестник
Моск. ун-та. Серия 11. Право. 1999. № 3. С. 103.
^ См.: Савицкий В.М. Язьпс процессуального закона (вопросы терминологии). М., 1987. С. 3.
43
кой...»'. Безусловно, самостоятельность языка как феномена, как системы ни­
кто и не отрицает. Никто также не полагает, что язык в целом, как феномен,
является элементом юридической техники. Однако логике и методологии нау­
ки известен закон системности, который формулируется так: «Любой объект к
принадлежит к п системам Si - Mi множествам композиций, построенных по
Ai основаниям, Ri отношениям, Oi операциям, Zi законам композиции из pi (°)
первичных элементов ai(°) видов...»^. Это значит, что один и тот же элемент
может относиться сразу к нескольким системам; практически в любую систему
возможен вход элементов извне, т.е. из других систем. Исходя из этого, мы по­
лагаем, что хотя язык как лингвистическая сущность, конечно же, не является
элементом юридической техники, но отдельные языковые элементы (именуе­
мые здесь как языковые правила юридической техники) являются одновремен­
но и элементами юридической техники.
Языковые правила юридической техники можно подразделить на обще­
лингвистические (относятся к тексту правового акта в целом), терминологиче­
ские (регулируют порядок констрз^ования юридических терминов, использо­
вания их, а также иных терминов в тексте правового акта), синтаксические (ре­
гулируют порядок построения структурных единиц текста) и стилистические
(определяют порядок использования специфических языковых элементов,
присущих официально-деловому стилю).
Н.А. Власенко выделяет также область графических правил оформления
текста правового акта. Под юридической графикой этот автор понимает
"приемы и символизацию организации юридического текста", а именно прави­
ла его композиции (членения на структурные элементы и нумерации этих эле­
ментов), атрибутации при помощи символов и реквизитов, шрифтового
оформления . На наш взгляд, графические приемы не образуют самостоятель-
'ЛюбимовН.А. Конституционное право России: лингвистический аспект. Автореф. дис... к.ю.н. М.. 2002 С. 8.
^ Системный анализ и научное знание / Отв. ред. Д.П. Горский. М., 1978. С. 19.
См.: Власенко Н.А. Проблемы точности вьфажения формы права (лингво-логический анализ). Дис. на соис­
кание уч. ст. Д.Ю.Н. в форме научн. доклада. Екатеринбург, 1997. С. 59-64.
44
ной группы правил, а составляют обособленную подгруппу внутри правил
стилистических.
Важнейшее правило общелингвистического характера - стремление к
достижению оптимальной прагматики текста, то есть наилучшего восприятия
адресатом выраженных языковыми средствами правовых норм.
Это правило является наиболее общим и в дальнейшим конкретизирует­
ся в собственно терминологических, синтаксических и стилистических прави­
лах.
К правилам общелингвистического характера относятся следующие'.
1. Правило точности. Точность - достаточно специфическая характери­
стика языка права. Ее можно определить как "достижение наибольшего соот­
ветствия между идеей, мыслью законодателя и воплощением этой идеи в нормативной формуле" . Она достигается путем: а) соблюдения терминологиче­
ских правил юридической техники при конструировании и использовании
юридических и иных терминов; б) правильного выбора приемов и средств
формулирования правовых норм в зависимости от метода правового регулиро­
вания; в) соблюдения формально-логических правил определения и деления
при формулировании норм-дефиниций; г) следования требованиям официаль­
но-делового стиля.
Таким образом, можно сделать вывод, что точность является наиболее
общим и наиболее важным правилом построения текста правового акта. Все
остальные правила, несмотря на их важность, носят, по отношению к правилу
точности, подчиненный характер и служат для обеспечения реализации прин­
ципа точности. С другой же стороны, точность, в конечном итоге, достигается
неукоснительным соблюдением остальных правил. Следовательно, обеспече-
' См.: Богданов В.В. Лингвистическая прагматика и ее прикладные аспекты // В кн.: Прикладное язьпсознание.
СПб, 1996. С. 271.
^ Тихомиров Ю.А., Пиголкин А.С., Рахманина Т.Н. Как готовить законы (научно-практическое пособие). М.,
1993. С. 32-33.
45
ние точности текста правового акта нужно рассматривать и как цель его разра­
ботчиков, и как результат их деятельности.
2. Правило ясности - в законодательных текстах должны исключаться
многозначность и нелогичные связи (разрывы) между их составляющими. Это
правило не менее важно, чем предыдущее. Основное различие между прави­
лами ясности и точности заключается в том, что точность текста достигается
при его разработке, в звене «автор - норма». Ясность же акта проявляется при
его толковании адресатом (ибо только в процессе интерпретации можно уста­
новить - ясен акт или нет), т.е. в звене «норма - адресат». Ясность - своего ро­
да оценка, которую дает акту его интерпретатор,
точность же - объективное
качество акта, которым наделяет акт его создатель.
3. Правило перерабатываемости
- текст закона должен максимально
легко поддаваться уяснению любым адресатом. В теории юридической техни­
ки это правило получило также название принципа общедоступности. Можно
сказать, что указанное правило в отечественных исследованиях долгое время
наполнялся идеологическим содержанием, с помощью него осуществлялось
противопоставление права советского как общенародного буржуазному как
эксплуататорскому. Поэтому разработке этого правила уделялось значитель­
ное внимание в работах советского периода, особенно 20-50-х гг. Так, И.П.
Ильинский в 1927 г. полагал, что уровень перерабатываемости текста закона
должен быть таким, чтобы последний был понятен "работнику сельсовета или
избы-читальни" . М. Презент (1930 г.) писал: "... популяризация законов среди
трудящихся, ясность их и простота сейчас особенно нужны..."^. А Н.Н. Полян­
ский (1938 г.) даже предлагал переименовать Уголовный кодекс в Уложение о
преступлениях и наказаниях, ссылаясь на то, что слово "уголовный" понятно
не всем^.
' Ильинский И. Язык закона // Советское строительство. 1927. № 8-9. С. 83.
^ Презент М. Товарищи юристы, пощадите население // Власть Советов. 1930. № 21. С. 25.
^ См.: Полянский Н. О терминологии советского закона // Проблемы сощ1алистического права. 1938. № 5. С.
123-124.
46
В дальнейшем абсолютизащ1я принципа общедоступности была преодо­
лена. В настоящее время первичной полагается не столько перерабатываемость
текста, сколько точность его выражения\ Однако спорной видится формула
«точность закона... и есть его ясность для специалиста»^. Как показано выше,
точность и ясность как характеристики акта не тождественны друг другу.
Представляется, что утверждение «ясность закона есть его ясность для специа­
листа» было бы значительно более точным и лучше согласующимся с обосно­
ванным суждением того же автора: «Сегодня знание закона населением долж­
но достигаться через профессионалов в юридической сфере, которые в любой
момент могли бы разъяснить смысл закона...»
При этом разумеется, что уровень перерабатываемости юридического
текста должен определяться в зависимости от его адресата. Совершенно оче­
видно, что нормы Конститз^ии и, скажем, инструкции Министерства РФ по
налогам и сборам не могут, да и не должны излагаться при помощи одинако­
вых лексико-морфологических и синтаксических средств.
О необходимости дифференцировать подход к доступности различных
нормативных актов говорят А.С. Пиголкин, А.А. Ушаков, Н.И. Хабибулина и
др. специалисть/.
4. Правило экономии заключается в том, что текст закона должен харак­
теризоваться оптимальным объемом, исключающим как недосказанность, так
и лексическую избыточность (но не в ущерб его ясности). На важность прави­
ла экономии юридического текста обращал внимание еще Р. Иеринг, который
именовал его "законом бережливости"^
На практике это, видимо, одно из самых труднореализуемых правил, по-
' См.; Язык закона / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1990. С. 25.
^ Мирошников Е.Г. Ясность и точность как требования к языку закона // Проблемы юридической техники:
Сборник статей. / Под ред. В.М. Баранова. Н. Новгород, 2000 г. С. 217.
^ Указ. соч. с. 216.
'^ См.: Пиголкин А.С. Подготовка проектов нормативных актов. М., 1968. С. 26. Ушаков А.А. Очерки совет­
ской законодательной стилистики. Т. I. Пермь, 1967. С. 155-157. Хабибулина Н.И. Язьпс закона и его постиже­
ние в процессе языкового толкования права. Автореф. дис. ... к.ю.н. М., 1996. С. П.
^ См.: Иеринг Р. Указ. соч. С. 28.
47
скольку добиться сбалансированности между экономией и точностью, а отсю­
да, опосредованно, между экономией и ясностью бывает довольно затрудни­
тельно. Очевидно, что критерий такой сбалансированности должен вырабаты­
ваться в каждом новом случае применительно к конкретному акту. По крайней
мере, при коллизии ясности и экономии предпочтение должно быть отдано
первому, поскольку пусть и неэкономичный, но ясный текст акта не вызовет
столь больших затруднений в его толковании, какие создаст текст экономич­
ный, но неясный.
Проиллюстрировать сказанное можно при помощи следующих приме­
ров.
Как отмечают Н.Ф. Кузнецова и М.Б. Кострова, использование в тексте
Уголовного кодекса Российской Федерации словосочетания «иные тяжкие по­
следствия» создает значительные затруднения в применении норм, при фор­
мулировании которых было использовано такое словосочетание ^. При этом
очевидно, что, используя данную оценочную конструкцию, законодатель
стремился соблюсти принцип экономии правового текста, избежать казуисти­
ческого определения тяжких последствий применительно к диспозиции каж­
дой нормы уголовного закона. Но в результате пострадал принцип ясности.
С другой стороны, формулировка нормы ч. 3 ст. 135 Лесного кодекса
Российской Федерации («Допускаются рубки ухода, санитарные рубки, рубки
реконструкции, рубю! специального назначения и прочие рубки древеснокустарниковой растительности, расположенной на землях железнодорожного
транспорта. Порядок проведения этих рубок определяется федеральным орга­
ном исполнительной власти в области железнодорожного транспорта по согла­
сованию с федеральным органом управления лесным хозяйством»), в которой
нарушен принцип экономии (незавершенный перечень видов рубок лесов).
См.. Кузнецова Н.Ф., Кострова М.Б. Общественно опасные последствия: лингвистический аспект // Вестник
Моск. ун-та. Серия 11. Право. 2001. № 6. С. 35.
48
вполне отвечает принципу ясности и, как представляется, не должна вызвать
проблем с применением этой нормы.
5. Правило выразительности - название его применительно к законода­
тельным текстам достаточно условно, поскольку собственно экспрессивноэстетическая функция языку права практически несвойственна. Смысл данно%
го правила в том, что языковые средства, используемые для выражения норм
права в конкретном нормативно-правовом акте, должны быть адекватны мето­
ду правового регулирования, заложенному в этом акте, четко отграничивать
друг от друга дозволение, обязывание и запрет (особого внимания при этом
требуют модальные слова - "запрещается", "разрешается", "могут", "должны",
"обязаны", "вправе" и т.д.).
6. Правила когезии и когеренции - требования соответственно формаль­
ной (логико-грамматической) и содержательной связанности предложений в
ф
рамках абзаца или сверхфразового единства (части, статьи и т.д.). Соблюдение
этих требований необходимо, поскольку в противном случае значительно
страдают ясность акта и степень его перерабатываемости.
Нарушение правила содержательной связанности (когеренции) может
быть проиллюстрировано на примере статьи 45 Федерального закона от 6 фев­
раля 1997 года "О внутренних войсках Министерства внутренних дел Россий­
ской Федерации" \ норма которой регулирует одновременно отношения по ус­
тановке телефонов военнослужащим внутренних войск и предоставлению их
детям мест в детских дошкольных учреждениях, - подобное смешение регуля­
ции разлР1чных правоотношений в рамках одной статьи нельзя признать удачным.
Правило формальной связанности (когезии) нарушено, в частности, в ч.2
ст. 38 Федерального закона от 19 мая 1995 года "Об общественных объединениях" : в пункте 3 указанной
' См.: СЗРФ. 1997, № 2. Ст. 711.
^ См.: СЗРФ. 1995, № 21. Ст. 1930.
статьи имеется синтаксически некорректное
49
употребление страдательного залога ("может быть вынесено"), хотя имени­
тельный падеж подлежащего ("орган") и именное сказуемое, выраженное на­
речием ("вправе"), требуют здесь действительного залога, который присут­
ствует в предыдущих двух пунктах ("запрашивать...", "направлять...").
7. Важное общелингвистическое правило - это необходимость соблюде­
ния в тексте правового акта требований грамматики. При всей очевидности та­
кого правила на деле оно далеко не всегда реализуется в полной мере.
Иногда утверждают, что, несмотря на всю важность соблюдения грамма­
тических правил, "в праве они вряд ли имеют какую-либо специфику и высту­
пать самостоятельным элементом законодательной техники не могут"'. Мы не
можем полностью согласиться с таким мнением.
Правила грамматики, безусловно, относятся к языковой норме и, в
принципе, едины для всех языковых стилей. Однако специфика официальноделового стиля накладывает свой отпечаток и на реализацию грамматических
норм в отношении текстов, к этому стилю принадлежащих. Достаточно
вспомнить сложившуюся в технике особенной части российского уголовного
права традицию отграничения диспозиции нормы от ее санкции при помощи
тире. (Например, формулировка ч. 1 ст. 105 УК РФ: "Убийство, то есть умыш­
ленное причинение смерти другому человеку, - наказывается лишением свобо­
ды на срок от шести до пятнадцати лет"). В подобных конструкциях, с точки
зрения общей грамматики, употребления тире не требуется. Но необходимость
подчеркнуть устойчивую связь между диспозицией и санкцией нормы уголов­
ного права, подчеркнуть то обстоятельство, что санкция обусловлена диспози­
цией, как и наказание - преступлением, заставила использовать такой юридико-технический прием, как определенную коррекцию грамматического прави­
ла употребления тире. Тире в таких случаях выступает не только как знак
пунктуации, но и как своего рода символ, выражающий идею неотвратимости
ответственности за содеянное.
' Законодательная техника / Под ред. Ю. А. Тихомирова. С. 147.
50
Обоснованно отмечается, что грамматические ошибки в текстах право­
вых актов в основном заключаются в нарушении правил согласования слов в
предложении и в неправильном употреблении предлогов'. Например, проект
первой части ГК РФ содержал 13 нарушений только одного грамматического
правила (неверное употребление союза "поскольку" в значении "если"), спо­
собных повлечь негативные последствия в правоприменении^. Устранены эти
нарушения были в процессе лингвистической экспертизы проекта закона, то
есть уже после прохождения им стадии рассмотрения во втором чтении. Заме­
тим, что иногда грамматические ошибки прокрадываются и в тексты всту­
пивших в силу нормативных актов. В качестве примера укажем на несоблюде­
ние грамматических требований в заголовке ст. 16 Федерального закона от 15
июня 1996 года "О товариществах собственников жилья" - "Бремя домовла­
дельцев в кондоминиуме по содержанию и ремонту общего имущества в кон­
доминиуме". Существительное "бремя" предлога "по" в данном случае не тре­
бует. Правильная формулировка этого заголовка звучала бы так: "Бремя со­
держания и ремонта домовладельцами в кондоминиуме общего имущества в
кондоминиуме".
Общелингвистические технические правила конкретизируются, в част­
ности, в правилах терминологических, имеющих цель обосновать употребле­
ние в законе конкретных терминов, обозначающих те или иные понятия.
Термин вообще в филологии трактуется как слово или сочетание, яв­
ляющееся названием определенного понятия какой-нибудь специальной об­
ласти науки, техники, искусства . В текстах правовых актов присутствуют раз­
нопорядковые термины, относящиеся к разлрганым терминосистемам.
П.И. Люблинский подразделял термины нормативных актов на обыден­
ные, технические (в т.ч. юридические) и искусственные ("специально образуе' Прянишников Е. А. О языке правовых актов // Уч. зап. ВНИИСЗ. Вьш. 6. М., 1966. С. 159.
См. Калинина Н.А. Лингвистическая экспертиза законопроектов: опыты, проблемы, перспективы. М., 1997.
С. 24.
^ См.: СЗ РФ. 1996, № 25. Ст. 2963.
См.: Введенская Л.Д., Червинский П.П. Теория и практика русской речи. Р. н/Дон., 1997. С. 449.
51
мые законодателем для выражения созданных им понятии, не имеющих адек­
ватных терминов в общенародном языке") . Современный подход к термино­
логическому составу языка права наиболее полно, как нам представляется, вы­
ражен в коллективной монографии "Язык закона", где говорится: "Различают
(в текстах правовых актов. - Б.Ч.) термины: 1) общеупотребимые, 2) общеупотребимые, имеющие в нормативном акте более узкое, специальное значение, 3) сугубо юридические, 4) технические" . Сугубо юридические термины
являются самым важным терминологическим техническим средством, по­
скольку в отношении прочих терминов юридическая техника лишь вырабаты­
вает правила и приемы их использования в текстах актов, а в отношении тер­
минов юридических - еще и правила создания данных терминов.
Под юридическим термином обычно понимается слово либо словосоче­
тание, с предельной точностью выражающее то или иное правовое понятие и
обладающее устойчивостью, а также однозначностью (по крайней мере, стре­
мящееся к ней)^.
Юридические термины в этом значении нельзя смешивать с терминами
юридических наук, доктрины. Не подлежит сомнению, что доктрина предос­
тавляет правотворчеству в распоряжение свой терминологический аппарат, а
потому многие доктринальные термины со временем легализуются, обретая
свое выражение в текстах источников права. Так произошло, в частности, с
термином "эксцесс исполнителя" (ст. 36 УК РФ). Однако доктринальные, на­
учные термины не имеют той степени формализации, строгости дефиниций,
которая присуща собственно правовой терминологии. Если в отношении дено­
тата термина доктрины могут высказываться различные точки зрения, то дено­
тат нормативного юридического термина строго определен. Доктрина развива­
ется намного динамичнее законодательного массива, а потому содержание
' Люблинский П.И. Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса. Пг., 1917. С. 12.
^ Язык закона/ Под ред. А. С. Пиголкина. С. 70.
' См.: Законодательная техника / Под ред. Ю.А. Тихомирова. С. 81. Савицкий В.М. Указ. соч. С. 58-59. Язык
закона/ под ред. А С . Пиголкина. С. 20.
52
доктринальных терминов может периодически варьироваться или даже полно­
стью изменяться. Содержание же терминов нормативных будет оставаться не­
изменным, пока не изменится воля правотворца в отношении норм, эти терми­
ны содержащих.
Проблемы юридической терминологии разработаны в отечественной
||
теории юридической техники довольно подробно. Специалистами выработана
система требований, предъявляемых к юридическим терминам, а также опре­
деленные правила их употребления и конструирования.
Основные правила, которым должен соответствовать юридический тер­
мин, таковы.
Ясность. Содержание юридического термина должно быть понятно пра­
воприменителю, термин не должен вызывать неоправданных усилий как для
уяснения, так и для разъяснения его содержания. Каждый применяемый в пра-
^
ве термин в идеале должен иметь свое, и только свое, оригинальное и притом
единственное значение.
Как правршо, неясный термин появляется в законодательстве в результа­
те механического переноса этого термина в его общелингвистическом значе­
нии в нормативный акт (т.н. модель лексико-семантического образования тер­
мина) и игнорирования законодателем разницы между общеязыковым и спе­
циально-правовым значениями данного термина. Вследствие этого обычно
возникают логичес1сие нарушения в тексте нормативного акта. Так, нельзя
признать ясными термины "игры" и "пари", употребляемые в гл. 58 ГК РФ. По
смыслу главы несоответствие юридического значения этих терминов обще-
<%
1
языковому очевидно . Определение данных терминов в ГК отсутствует. Ре­
зультат - неясность в соотношении терминов "игры" и "пари" (ч. 1 ст. 1063 ГК
относит тотализаторы как к "взаимным пари", так и к "основанным на риске
Общепринятое содержание термина "игра" - "вид непродуктивной деятельности, мотив которой заключается
не в ее результатах, а в самом процессе" (Советский энциклопедический словарь, М., "Советская энциклопе­
дия", 1984, с. 475). Разница общепринятого значения термина "игра" с правовым не просто очевидна, она
диаметральна.
53
играм"), появление также неясного производного термина "основанные на
риске игры", нарушение важного технического требования "одно понятие один термин" (ч. 1 ст. 1063 относит тотализаторы и лотереи к основанным на
риске играм, а ч. 4 - просто к играм, при неопределенном соотношении этих
двух терминов).
|1|
Очевидно, что в целях обеспечения ясности термина разработчики тек­
ста нормативного акта должны следовать правилу, согласно которому любой
термин, употребляющийся в тексте акта, презюмируется в своем общелингвис­
тическом значении, если самими же разработчиками не определено иное и не
дана иная дефиниция конкретного термина.
Однозначность. Сущность данного терминологического правила состоит
в том, что юридический термин должен подлежать однозначному толкованию,
по крайней мере внутри одной отрасли права. Безусловно, законодатель дол-
^
жен стремиться к однозначности омонимичных терминов в рамках правовой
системы в целом. Но достичь этого удается далеко не всегда в сршу объектив­
ных или субъективных причин. С одной стороны, трудно представить унифи­
кацию порядка ведения протокола в уголовном и гражданском процессе и как
следствие одинаковое понимание термина "протокол" специалистами обеих
отраслей права. Однако сомнительна, например, природа разночтений между
термином "несовершеннолетние" в ст. 87 УК Российской Федерации, который
употребляется в значении "должные субъекты уголовной ответственности", т.
е. "лица от 14 до 18 лет", и общеправовой категорией несовершеннолетних,
включающей лиц от рождения до 18 лет.
Видимо, можно говорить о разной степени однозначности юридических
терминов в зависимости от широты их использования в рамках системы права.
Следует различать термины:
1) однозначные для всей системы права (большинство конституционных
терминов, терминов международно-правовых актов);
54
2) однозначные в рамках большинства или нескольких отраслей права
(например, термины "имущество", "супруг" и т.д.);
3) однозначные в рамках одной отрасли права или института (большин­
ство терминов, в других отраслях не используемых вовсе, например, "делькре­
дере");
4) однозначные
в рамках одного нормативно-правового акта, если им
дана там легальная дефиниция.
Апробированность. Данная характеристика термина заключается в том,
что включению в законодательные тексты подлежат те термины, которые уже
прошли проверку практикой. Без особых на то причин следует избегать введе­
ния новых терминов взамен существующих; особенно это относится к прив­
несению в тексты законов терминов-заимствований из иностранных языков,
если есть возможность точно отразить характеристику выражаемого понятия
на русском языке, следует с большой долей осторожности относиться к "юридизации" обыденной терминологии.
В частности, неудачно использование в ст. 174 УК являющегося перево­
дом-калькой с английского языка термина "отмывание денежных средств".
Неудачен и термин "добросовестный супруг" (ч. 4 ст. 30 Семейного кодекса
Российской Федерации), сконструированный, очевидно, по аналогии с "добро­
совестным приобретателем" в гражданском праве, но в контексте семейного
права вряд ли уместный.
Самообъяснимость. Принцип конструирования термина в идеале должен
быть понятен правоприменителю. Поэтому рассматриваемое правило во мно­
гом способствует достижению ясности термина - не всякий ясный термин са­
мообъясним, но всякий самообъяснимый термин ясен. Как отмечал В.М. Са­
вицкий, "термин, если он действительно термин, должен быть понятен и вне
контекста"'. Н.Г. Комлев в связи с этим отмечает: "Источником возможных
неточностей в коммуникационном акте могут... быть вводимые в научный
' Савицкий В.М. Указ. соч. С. 55.
55
язык некоторых дисциплин слова-заимствования с несвойственной заимст­
вующему языку морфологической структурой, а также иностранные термины,
используемые в тексте в существенно не измененном виде..." . Однако требо­
вание самообъяснимости в аспекте законодательной терминологии характери­
зуется существенными изъятиями. Ведь множество подобных терминов имеет
многовековое происхождение (например, "иск", "свидетель", "приговор"), и
этимология их до конца не ясна даже филологам, хотя юристы могут дать чет­
кую устойчивое дефиницию большинству из них. Юридичес1сие термины, не
являющиеся самообъяснимыми, как представляется, подлежат обязательному
определению в тексте нормативного акта.
Экономичность выражения. Правило экономии правового текста, как
отмечалось нами, относится к числу основополагающих. Применительно к
терминологии его можно конкретизировать следующим образом: физический
объем термина (его протяженность) не должен приводить к его громоздкости'^.
Законодатель должен стремиться к тому, чтобы термины-слова преобладали в
количественном аспекте по сравнению с терминами-словосочетаниями, а в от­
ношении терминов-слов - к минимальному буквенному PIX объему (разумеется,
без ущерба для ясности термина).
Экспрессивная нейтральность, отсутствие коннотации. Юридические
термины, как и все иные лексические составляющие текстов правовых актов,
по сути своей должны обозначать определенные устойчивые правовые явле­
ния, а не взывать к чувствам, идеологическим, религиозным и к иным подоб­
ным установкам адресатов, то есть быть экспрессивно нейтральными. Экс­
прессивность - усиление выразительности термина с целью привлечения к не­
му дополнительного внимания. Она достигается разными способами: намерен­
ным перенесением в терминологическую сферу жаргонных, просторечных или
бранных слов (термины "отмывание денежных средств" в ст. 174 УК РФ, "жи' Комлев Н.Г. Слово в речи: денотативные аспекты. М., 1992. С. 156.
^ См.: Там же. С. 158.
56
довская ересь" в ст. 216 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных
1845 г.), юридизацией идеологической и общественно-политической термино­
логии (термины "коммунистическая семья", "советская женщина" в преамбуле
и ст. 1 КоБС РСФСР 1969 г.), подчеркнутой архаичностью или торжественно­
стью термина (термины "кара" в ст. 20 УК РСФСР 1960 г., "священный долг"
в ст. 33 Конституции СССР 1936 г.).
Экспрессивность представляет собой частный случай лингвистического
феномена коннотации, т.е. дополнительной семантической нагрузки слова,
вызванной социокультурными факторами. Помимо экспрессивной, выделяют­
ся также эмоциональная и образная коннотации \
Эмоциональная коннотация термина - это выражение через форму тер­
мина отношения его автора к понятию, которое данный термин обозначает.
Этот тип коннотации достигается, во-первых, благодаря производству терми­
на от эмоционально окрашенного слова ("зло" -> "злостное хулиганство" и
т.п.) либо прямой терминологизации слова, имеющего в обыденном языке явно
негативную нагрузку ("донос", "подлог"), во-вторых, использованию при кон­
струкции терминов соответствующих средств суффиксации, а именно суффик­
сов эмоциональной оценки (уменьшительных, уменьшительно-ласкательных и
др.) Среди юридических терминов эмоционально коннотированные встреча­
ются довольно редко. К таковым можно отнести, например, термины "дедуш­
ка" и "бабушка" в СК РФ. Интересно, что прежде в законодательстве эти тер­
мины чаще употреблялись в формах "дед" и "бабка" (ср.: абз. 2 ч. 1 ст. 532 ГК
РСФСР 1964 г.). Очевидно, законодатель понял, что данные терминологиче­
ские формы содержат скорее отрицательную, нежели нейтральную окраску, а
потому заменил их на термины пусть и не с нейтральной, но с явно положи­
тельной коннотацией.
Наконец, образная коннотация термина сопряжена с его метафорично­
стью, метонимичностью или аллегоричностью. Форма такого термина семиоСм.: Прохорова В.Н. Русская терминология (лексико-семантическое образование). М., 1996. С. 17-26.
57
тически бинарна: с одной стороны, она выражает, как и форма любого другого
термина, определенное понятие, с другой - содержит, пусть и в "стертом" виде,
дополнительную образную информацию (например, термин "вандализм" в ст.
214 УК РФ, наделенный дополнительной аллегорической нагрузкой).
Следует стремиться к максимальной коннотативной нейтральности тер­
минологии. Однако полностью избежать коннотации юридических терминов
невозможно, что объясняется всем строем языка и объективными закономер­
ностями терминообразования.
"Одно понятие - один термин". Это правило означает, что как внутри од­
ного нормативного акта, так и в рамках целой отрасли права одно и то же по­
нятие должно последовательно и неуклонно определяться одним термином. В
то же время и один термин не должен использоваться для обозначения различ­
ных, не совпадающих между собой понятий.
На значимость этого правила ("одинаковые мысли - одинаковые слова")
обращает внимание И. Бентам: "для выражения одной и той же мысли надле­
жит всегда употреблять одно и то же слово"'.
Вообще, реализация правила "одно понятие - один термин" тесно связа­
но со сложнейшей проблемой синонимии правовых текстов, о которой отдель­
но будет сказано ниже.
В основном справедливы возражения против использования в текстах
законодательных актов иноязычной терминологии. Нельзя не согласиться с
мнением о недопущении в язык законов так называемых варваризмов - искус­
ственных заимствований из иностранных языков (прежде всего - английско­
го), возникших в последние годы. Тем более, что в большинстве случаев бога­
тые лексические средства русского языка позволяют подобрать равноценный
синоним иноязычному термину.
При заимствовании иноязычных терминов необходимо учитывать и об­
стоятельство, на которое обращал внимание, в частности, правовед начала XX
' Бентам И. Указ. соч. С. 524.
58
столетия В.Д. Катков. Он отмечал: "Юридические понятия национальны, а
термины непереводимы. Понятия образуются всей совокупностью условий
жизни данного народа, и терминология одной страны всегда есть нечто ей спе­
цифически свойственное" \ Сказанное означает, что уже существующие в на­
циональной правовой системе и уже устоявшиеся понятия именовать ино­
язычными терминами никакой необходимости нет, более того, это будет оши­
бочно, т.к. иноязычный термин всегда не полностью адекватен национально­
му понятию. В связи с этим достаточно вспомнить те смысловые аберрации,
которые потерпел в общественном сознании в свое время титул Р1мператора,
введенный Петром I вместо употреблявшегося ранее титула Царя. Как отме­
чают исследователи, в народном сознании новый титул монарха не прижился,
воспринимался как нечто чужеродное. Так, один крестьянин, рассуждая о раз­
личиях между царем и императором, заявил: "У нас, мужиков. Царь, а у солдат
- Император"^.
Другое дело, когда речь идет о заимствовании целого института, ранее
не существовавшего в национальной правовой системе.
Но бывают заимствования и иного рода. Речь идет о терминологии, эти­
мологические корни которой уходят в латинский язык. Латынь приобрела ста­
тус универсального языка юристов еще во времена расцвета римского права и
долгое время почти официально считалась международным языком европей­
ских правоведов. Ее влияние на развитие юридической терминологии в миро­
вом масштабе сложно переоценить. Юридические термины латинского проис­
хождения - часть общечеловеческой культуры. Они «освящены» давней, не­
редко многовековой, традицией использования в законодательных текстах, и в
силу этого приобретают символическое значение, обладают самодовлеющим
потенциалом воздействия на правосознание, придают правовой норме боль­
шую весомость.
Катков В.Д. lurispradentiae novum organon. Реформированная общим языковедением логика и юриспруден­
ция. Одесса, 1913, С. 116.
Черняев Н.И. Мистика, идеалы и поэзия русского самодержавия. М., 1998. С. 211.
59
В качестве примера приведем выдержку из постановления Президиума
Московского областного суда по одному уголовному делу:
«В связи с изложенным суд по данному делу обязан был применить нор­
мы международного права, тем более когда речь идет о судопроизводстве с
участием присяжных заседателей, поскольку уголовно-процессуальный закон
не содержит особого регулирования пересмотра приговоров, вынесенных су­
дом на основе оправдательного вердикта (что в переводе с латинского означает
«непоколебимый»[точнее - "истинно сказанный", 'vere dictum'. - Б.Ч.]) присяж­
ных...» Из этого примера видно, что латинская этимология законодательного
термина «вердикт» стала самостоятельным звеном аргументации правоприме­
нителя, послужила дополнительным подтверждением правильности его дово­
дов, что лишний раз доказывает тезис о символичности языка права.
Внимание следует уделять и так называемым "техническим терминам",
т.е. терминам, привнесенным в тексты законодательных aicroB из иных облас­
тей знания. Данные термины надлежит употреблять в том виде и с тем значе­
нием, которые выработаны для них соответствующей отраслью знания. Кро­
ме того, следует воздерживаться от дефиниций этих терминов в самом тексте
юридического акта - при толковании их следует обращаться к специализиро­
ванным источникам: словарям, справочникам, экспертам и т.п. К употребле­
нию технических терминов нужно относиться с большой долей осмотритель­
ности. Так, Ч.1 ст. 246 УК РФ содержит термин "радиоактивный фон", в то
время как физика оперирует понятием "радиационный фон". Подобное изме­
нение законодателем устоявшихся технических терминов является ошибочным
и способным породить путаницу и трудности в применении права.
Не менее важны и синтаксические правила. Синтаксис для целей на­
стоящей работы понимается как совокупность лингвистических знаний о сло­
восочетании и предложении. Иные трактовки синтаксиса (логические, семан­
тические и т.д.) в данном случае нас не интересуют.
Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1998, № I. С. 50.
60
предложение представляет собой устойчивую синтаксическую конст­
рукцию, выражающую (обозначающую) законченную мысль. Грамматически
правильное предложение, взятое в единстве с его смыслом, в современной ло­
гике и лингвистике именуется высказыванием'. Высказывания, выражающие
нормы, в том числе и нормы права, суть высказывания деонтические (норма­
тивные).
Смысл деонтического высказывания образуют прескрипционные и дескрипционные составляющие нормы. Форма высказывания - связанные между
собой по правилам грамматики слова и словосочетания, составляющие собст­
венно предложение. Предложение, таким образом, представляет сложный,
комплексный знак, при помощи которого обозначается некоторое суждение.
Для выражения субъектно-предикативной связи знак-предложение является
минимально необходимым знаком. Ни слова, ни словосочетания (даже терми­
ны) выразить субъектно-предикативную связь не в состоянии. Представляется
очевидным, что
семиотизация высказывания возможна только в знаке-
предложении^.
Поэтому предложение, выражающее деонтическое суждение, является
основным синтаксическим средством языка закона. К нему предъявляются вы­
сокие технико-юридические требования, основные из которых таковы.
Во-первых, все члены предложения должны быть согласованы между
собой в соответствии с языковыми нормами. Особое внимание стоит уделять
падежным формам (по данным Н.А. Калининой в проекте части первой ГК РФ
было отмечено 30 случаев неверного употребления родительного и винитель-
Вопрос о соотношении понятий предложения, суждения и высказывания остается в науке открытым. Напри­
мер, по мнению авторов "Краткого словаря по логике" под ред. Д.П. Горского (М., 1991), высказывание - это
грамматически гфавильное повествовательное предложение, взятое вместе с вьфажаемым ям смыслом (с.27).
Авторы учебника "Современный русский язьпс" под ред. В.А. Белошапковой (изд. 3-е. М., 1997) трактуют вы­
сказывание как предложение, употребленное в качестве коммуникативной единицы (с. 810). Ряд специалистов
видят в суждении (пропозиции) смысл предложения, тогда как высказывание интерпретируется ими как пред­
ложение, взятое в контексте его употребления (см., напр.: Падучева Е.В. Семантические исследования. М.,
1996. С. 225, 231).
^ См.: Прокофьев Г.С. Соотношение права и языка: теоретико-философский анализ. Автореф. дис. ... к.ю.н.
М., 2002. С. 22.
61
ного падежей имен существительных^), спряжению глаголов, правильному
употреблению служебных частей речи (т.н. "незнаменательных слов") - пред­
логов, союзов, связок, частиц, модальных слов.
Во-вторых,
конструкции предложений не должны быть ни излишне
сложными, ни искусственно упрощенными. Мнение, что "не следует неоправ­
данно перегружать нормативные акты сложными грамматическими конструк­
циями, в частности, причастными и деепричастными оборотами, сложнопод­
чиненными предложениями, особенно если одни придаточные предложения
включаются в другие, образуя несколько ярусов грамматического подчинения" , безусловно, справедливо. Но при этом необходимо помнить о том, что
правовая норма может нередко выражаться с помощью сложноподчиненных
предложений с условными придаточными предложениями - такая форма зачастую бывает единственно возможной с точки зрения логики . Вместе с тем
излишне сложные синтаксические конструкции зачастую затрудняют толкова­
ние нормы. В частности, ч. 1 ст. 8 Федерального закона от 14 июня 1995 года
"О государственной поддержке малого предпринимательства в Российской
Федерации"'* содержит следующую конструкцию: "Фондом поддержки малого
предпринимательства является некоммерческая организация, создаваемая в
целях финансирования программ,... направленных на поддержку и развитие
малого предпринимательства, путем аккумулирования бюджетных средств,
средств, поступающих от приватизации..., а также доходов, получаемых по
процентам от льготных кредитов, выделенных на конкурсной основе...". Как
видно, в данной фразе присутствует пять уровней соподчинения, в результате
восприятие предложения крайне усложняется. Подобного усложнения вполне
можно было избежать, выразив норму не одной, а двумя-тремя фразами, на­
пример, закончив первую из них словом «предпринимательства».
' КалишшаН.А. Указ. соч. С.25.
^ Язык закона / Под ред. А.С. Пиголкина. С. 19-20.
^ См.: Ушаков А.А. Содержание и форма в праве и советское правотворчество. С. 36.
" См.: СЗ РФ. 1996, № 25. Ст. 2343.
62
В-третьих, большую роль играет пунктуация, используемая в предложе­
нии. Законодатель должен стремиться к относительной простоте пунктуации,
но при этом трудно согласиться с авторами монографии "Язык закона"' по по­
воду того, что безусловное предпочтение в юридическом тексте должно отда­
ваться точке в ущерб иным знакам препинания. При создании текста правово­
го акта должен использоваться весь арсенал знаков препинания современного
языка, в зависимости от потребностей выражения конкретной нормы, за ис­
ключением, разумеется, вопросительных и восклицательных знаков, а также
многоточий.
В-четвертых, если существует необходимость облечь норму в сложную
синтаксическую конструкцию (например, сложноподчиненное предложение с
несколькими придаточными), то целесообразно в процессе подготовки акта
изложить вначале мысль в виде нескольких простых предложений, а затем свя­
зать их воедино сообразно требованиям языка и целям законодателя.
Другой структурно-синтаксический элемент правового текста, выделяе­
мый наряду с предложением, - словосочетание, то есть сочетание двух и более
знаменательных (не служебных) слов, связанных по смыслу и грамматически.
Основное отличие словосочетания от предложения современные лингвисты
видят в том, что словосочетание не обладает характеристикой предикативно­
сти, то есть способностью выражать законченную мысль"^.
Главное синтаксическое требование к словосочетаниям - соблюдение
правил связи главного и зависимого слов, образующих словосочетание, а
именно правил согласования, управления и примыкания.
Особую группу словосочетаний внутри текстов правовых актов образу­
ют устойчивые словосочетания - юридические фразеологизмы. Вопрос о них
подробно разработан Н.А. Власенко . По мнению этого исследователя, фра-
' Язык закона/ Под ред. А.С. Пиголкина. С.20.
^ См.: Современный русский язык / Под ред. В.А. Белошапковой. Изд. 3-е. М., 1997. С. 671.
^ См.: Власенко Н.А. Проблемы точности вьфажения формы права. Дне. на соискание уч. ст. д.ю.н. в форме
научн. доклада. С. 18-23. Его же. Язык права. Иркутск, 1997. С. 104-106.
63
зеологизмы, употребляемые в текстах правовых актов, можно подразделить на
общедокументарные и собственно юридические. К первым относятся все ус­
тойчивые обороты, свойственные официально-деловому стилю речи в целом
("рассмотрение заявлений", "подписание документа" и т.п.). Во вторую группу
входят те фразеологизмы, которые имеют собственно юридическую природу
происхождения. Они, в свою очередь, подразделяются на общие, свойственные
данной системе права целиком ("ограничение прав", "предмет регулирова­
ния"), отраслевые, употребляемые преимущественно в текстах источников ка­
кой-то одной отрасли права (например, "очная ставка" в уголовнопроцессуальном праве, "отказ от иска" в гражданском процессуальном), и
межотраслевые, используемые в нескольких отраслях права ("привлечь к от­
ветственности", "выразить недоверие", "прекратить производство").
В текстах правовых актов фразеологизмы играют весьма ответственную
и важную роль, поскольку являются типичным средством выражения правовой
информации. Нужно не отказываться от их использования, как это иногда счи­
тается, а, напротив, стремиться к максимальной фразеологизации текстов пра­
ва, т.е. выработке типовых клише для выражения в текстах тех или иных явле­
ний действительности, что способно значительно облегчить задачу интерпре­
татора.
Юридические фразеологизмы, будучи синтаксическими конструкциями,
с одной стороны, и семантическими формами, выражающими
устойчивые
понятия, - с другой, должны отвечать как синтаксическим, так и терминоло­
гическим правилам.
Следующей группой языковых правил законодательной техники являют­
ся правила стилистические. Ключевыми здесь выступают понятия стиля и
стилистики. Стиль определяется как "объединенная определенным функцио­
нальным назначением система языковых элементов, способов их отбора, упот­
ребления, взаимного сочетания и соотношения..."\ Стилистика может быть
Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевникова, П. А. Николаева. М., 1987. С. 422.
64
охарактеризована как область филологии, которая "исследует функционирова­
ние (или способы использования) языковых единиц и категорий в рамках ли­
тературного языка в соответствии с его функциональным расслоением в раз­
личных условиях языкового общения..."\
Мнение А.Б. Венгерова, согласно которому юридический язык не есть
язык литературный, представляется ошибочным . Юридический язык не явля­
ется языком художественной литературы, однако при этом он не может не
быть литературным языком, то есть языком узуса, лингвистической нормы.
Более того, язык правовых актов относится к самому высокому слою литера­
турного языка - кодифицированному письменному языку. Это означает, что
литературная норма должна неуклонно соблюдаться в текстах юридических
документов (разумеется, с учетом их общепризнанных стилистических осо­
бенностей).
В зависимости от функции того или иного текста, выполненного на ли­
тературном языке, внутри языка различают систему функциональных стилей.
Обычно выделяются разговорно-обиходный, научный, официально-деловой,
газетно-публицистический и художественный стили . Каждому из отмеченных
стилей присущи свои особенности, выражающиеся в характерном наборе лек­
сических, морфологических, синтаксических, графических приемов выполне­
ния текстов. Внутри стилей очерчивают подстили, то есть более узкие функ­
циональные системы, подчиненные реализации конкретных задач.
Согласно мнению большинства ученых,
стиль правовых документов
является подстилем официально-делового стиля литературного языка.
Официально-деловой стиль вообще, а стиль правовых документов в ча­
стности, обладают рядом особенностей (точность, определенная "сухость" -
' Там же. С. 419.
^ См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права: Ч. II. Теория права. Т.2. М., 1996. С. 46.
^ См.: Солганик Г.Я. Стилистика текста. М., 1997. С. 173-174.
65
отсутствие всевозможных экспрессии, наличие устойчивых приемов выражения^).
К основным стилистическим правилам юридической техники можно от­
нести следующие.
Лексико-морфологическая селекция. При создании законодательного
текста из всего словарного состава литературного языка, как правило, отби­
раются те формы, при помощи которых возможно достичь наиболее точной
формулировки предложений и сверхфразовых единств, выражающих нормы
права.
Наиболее актуальна в этой связи проблема синонимии и омонимии пра­
вовой лексики.
Синонимию (в самом общем виде) специалисты определяют как такое
языковое явление, при котором различные по написанию и звучанию слова
могут быть семантичесю! тождественными, т.е. иметь одинаковое значение.
Основным критерием отграничения лексических синонимов от т.н. "квазисинонимов" является полностью совпадающее толкование . Иными словами, си­
нонимы должны обладать свойством взаимозаменяемости без какой-либо
вариативности оттенков значения.
Единой позиции относительно оценки роли синонимов в правовых тек­
стах не выработано. Ряд специалистов полагает, что синонимия в корне противоречит технико-юридическим требованиям, а потому допускаться не должна .
Другие авторы утверждают, что "...стремление к полному отсутствию
синонимов в правовых текстах не только невозможно, но и с позиции техники
правового регулирования нецелесообразно, да и вряд ли оправдано с позиции
его эстетических основ" . В правовой синонимии, если рассматривать ее с этих
' См.: Боголюбов С.А. Стиль правовых актов // Сов. гос-во и право. 1973. № 10. С. 101.
^ См.: Апресян Ю.Д. Избранные труды. T.I. Лексическая семантика (синонимичные средства язьпса). Изд. 2-е.
М., 1995. С. 223.
^ См., напр.: Как готовить законы. С. 49. Керимов Д. А. Законодательная техника. С. 63.
Власенко Н.А. Проблемы точности вьфажения формы права. Дне. на соискание уч. ст. д.ю.н. в форме научн.
доклада. С. 29.
66
позиций, видится не столько негативный, сколько позитивный смысл, т.к. бла­
годаря синонимам происходит конкретизация мысли правотворца.
Синонимия в любой развитой системе текстов (а к таковым относится,
несомненно, и право), скорее всего, неизбежна. Это обусловлено, во-первых,
тем, что тексты различных актов создаются не одновременно, а потому объек­
тивно отражают состояние языка и уровень юридической техники, которые
были исторически присущи времени разработки акта. Во-вторых, законода­
тельный массив настолько велик, а предметы правового регулирования столь
разнообразны, что уследить при разработке нового акта за соответствием всех
его лексических средств средствам других актов попросту невозможно. Втретьих, право обладает развитой системой дефиниций, аутентичных и легаль­
ных определений, что также относится к числу синонимопорождающих фак­
торов.
Видимо, нужно говорить не о упразднении синонимии как таковой в
юридических текстах вообще, а об упорядочивании использования синонимов
при создании правовых документов и их толковании, выработке критериев та­
кого использования. Полезным было бы и составление особого Словаря юри­
дических синонимов по аналогии с "общеязыковым" синонимическим слова­
рем.
Омонимия - языковой феномен, сущностно противоположный синони­
мии. При омонимии одна и та же лексема может иметь несколько значений
(например, "долг" как понятие гражданского права и "долг" в значении "мо­
ральная обязанность"). Представляется, что в текстах правовых актов омони­
мия еще менее желательна, чем синонимия, поскольку создает более трудно­
преодолимые препятствия к буквальному толкованию текста. С другой сторо­
ны, полностью избежать омонимии во всех текстах правового массива не уда­
стся. Видимо, задача в том, чтобы не допускать ее в пределах одной отрасли
права и, тем более, в рамках текста одного акта.
67
С точки зрения морфологии (учения о словах как частях речи - именах
существительных, именах прилагательных, именах числительных, глаголах,
союзах и т.д.) в правовых текстах, как уже отмечалось, не должны использо­
ваться существительные и прилагательные всевозможных экспрессивных
форм - уменьшительно-ласкательной, уничижительной и т.п.
Ш
Играет роль и правильное употребление совершенных и несовершенных
форм глаголов, отглагольных существрггельных и прилагательных. Так, ч. 1
ст. 93 Уголовного Кодекса гласит: "Условно-досрочное освобождение может
быть применено к несовершеннолетним... после фактического отбывания..."
В данном случае применение несовершенной формы отглагольного существи­
тельного "отбывания" лингвистически неприемлемо, так как несовершенная
форма предполагает действие в его незавершенности, в процессе его осуще­
ствления; поэтому несовершенную форму "отбывания" здесь правильней бы-
^
ло бы заменить на совершенную "отбытия".
Велика роль правильного употребления союзов, частиц, предлогов и
иных служебных частей речи.
Устойчивость способов выражения норм. Для отечественной традиции
законодательной техники характерно:
1) использование индикатива (изъявительного наклонения), реже импе­
ратива (повелительного наклонения), или семантически близкого инфинитива,
и отсутствие конъюнктива (сослагательного наклонения) - этим достигается
обезличенный характер нормативных высказываний^;
2) преимущественное использование настоящего времени (особенно в
диспозициях и санкциях) - в этом заключается существенное различие отече­
ственной традиции с англосаксонской, в рамках которой нормативные право­
вые акты выражаются, как правило, в будущем времени.
' См.: Власенко НА. Проблемы точности вьфажения формы права. Дис. на соискание уч. ст. д.юн. в форме
научн. доклада. С. 16-17.
68
Такие способы выражения применяются как для императивных, так и
для диспозитивных актов.
Различие между императивом и диспозитивом проводится, как правило,
не с помощью стилистико-синтаксических средств, а при участии модальных
слов "запрещается", "может", "должен", "вправе", "обязан".
Иногда утверждают, что "императивность должна исходить предписания
из самого его содержания, и вовсе незачем использовать те или иные внешние
формы императивного стиля"'. Вероятно, это верно лищь отчасти. В некото­
рых случаях (особенно, когда речь идет о нормах-принципах, нормахдекларациях), действительно, использовать при конструировании нормы соот­
ветствующие модальные обороты, подчеркивающие императивность такой
нормы, представляется излишним. Однако если перед правотворцем стоит за­
дача в конкретной норме подчеркнуть ее безусловность для определенного
круга адресатов, подчеркнуть, что этой нормой устанавливается какая-то обя­
занность или какой-то запрет для некоторого круга лица, то при воплощении
данной нормы в ее языковую оболочку необходимо использовать соответст­
вующие модальные средства.
В качестве примера, иллюстрирующего такой вывод, приведем ситуа­
цию, сложившуюся по поводу толкования отдельных положений ст. 107 Кон­
ституции Российской Федерации. Как известно, в соответствии с ч. 3 ст. 107
Конституции, если Президент Российской Федерации в течение четырнадцати
дней с момента поступления федерального закона, принятого палатами Феде­
рального Собрания, отклонит его, то Государственная Дума и Совет Федера­
ции в установленном Конституцией Российской Федерации порядке вновь
рассматривают данный закон. Если при повторном рассмотрении федеральный
закон будет одобрен в ранее принятой редакции большинством не менее двух
третей голосов от общего числа членов Совета Федерации и депутатов Госу-
' Как готовить законы. С. 48.
69
дарственной Дзпмы, он подлежит подписанию Президентом Российской Феде­
рации в течение семи дней и обнародованию.
В законотворческой практике палат и Президента в связи с интерпрета­
цией приведенной конституционной нормы возникала неопределенность: обя­
зан ли глава государства в любом случае подписать и обнародовать закон, в
отношении которого палатами преодолено президентское вето, даже если, на­
пример, при преодолении вето палатами были нарушены регламентарные про­
цедуры.
Конституционный Суд Российской Федерации своим Постановлением от
06 апреля 1998 г. N 11-П "По делу о разрешении спора между Советом Феде­
рации и Президентом Российской Федерации, между Государственной Думой
и Президентом Российской Федерации об обязанности Президента Российской
Федерации подписать принятый Федеральный закон "О ьсультурных ценно­
стях, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и нахо­
дящихся на территории Российской Федерации" подтвердил безусловную обя­
занность Президента подписывать и обнародовать такие законы, включая и те
случаи, когда, по мнению главы государства, был нарушен порядок их приня­
тия (п. 1 резолютивной части Постановления)'.
Представляется, что, несмотря на во многом политический характер спо­
ра, приведшего к принятию Конституционным Судом означенного решения,
самих возможностей для возникновения коллизии было бы значительно мень­
ше, если норма ч. 3 ст. 107 Конституции была сформулирована с учетом тре­
бований императивности, т.е. если бы вместо безличного оборота "подлежит
^
подписанию и обнародованию Президентом" в тексте нормы была использо­
вана модально определенная конструкция "Президент обязан подписать и об­
народовать".
Недопущение языковой недостаточности и избыточности. Качественная
правовая норма выражена максимально точно и ясно, для ее конструирования
См.: СЗ РФ, 1998. № 16. Ст. 1879.
70
необходимо избегать двух крайностей - недостаточности ("недоговоренности")
и избыточности ("многословия") в ее выражении. Примером лингвистической
недостаточности, практически всегда влекущей смысловую избыточность
нормы, может служить диспозиция ст. 71 УК РСФСР 1960 г.: "Пропаганда
войны, в какой бы форме она ни велась". Во-первых, пропаганда войны может
быть обращена в прошлое, т.е. осуществляться, например, путем дачи публич­
ной положительной оценки военным успехам русского народа в прежние вре­
мена. Во-вторых, при буквальном следовании этой норме наказуемой должна
быть и пропаганда защиты от агрессии (так как это тоже война - оборонитель­
ная). Примеры недостаточности можно найти и в новом УК. Заголовок ст. 202
сформулирован так: "Злоупотребление полномочиями частными нотариусами
и аудиторами". Подобное "наслоение" творительных падежей для русского
языка попросту неестественно. Фраза воспринималась бы гораздо лучше, если
в нее внести слово "совершённое".
Избыточны все нормы, содержащие казуистический перечень тех или
иных лиц (вещей, деяний) и заканчивающиеся оборотами типа "и так далее".
Эта форма построения норм является неприемлемой вследствие нулевой се­
мантической ценности.
Правила оформления законодательного акта. Данные правила составля­
ют отдельную группу внутри правил законодательной техники и регламенти­
руют языковые и графические особенности формализации структурных эле­
ментов текста закона - заголовка, преамбулы, примечаний, приложений, а так­
же правила рубрикации законодательного акта. В основном они совпадают с
*^
общеязыковыми правршами законодательной техники - использование офици­
ально-делового стиля, ясность, экономия текста, правильное употребление
терминов, недопущение коннотации и т.д. Однако имеются и специфические
правила, на которых следует остановиться подробнее.
1). Правила изложения преамбулы. Преамбула, будучи составной частью
нормативного акта, как правило, не содержит нормативных установлений и
71
предписаний, но должна отвечать общим требованиям, предъявляемым к язы­
ку правовых документов.
Преамбула может содержать разъяснение специфики и характера при­
нимаемого акта, основных его задач, общей идеи закона. Например, в преам­
буле Водного кодекса Российской Федерации сообщается, что воды являются
важнейшим компонентом окружающей природной среды, а отношения по по­
воду вод регулируются Водным кодексом.
Нередко в преамбулах отражаются цели и мотивы издания (принятия)
данного акта.
Невыясненным до конца остается вопрос о допустимости включения в
преамбулу собственно норм права. В ряде исследований по конституционному
праву советского периода преамбулы конституций расценивались как норма­
тивные. Например, И.Е. Фарбер и В.А. Ржевский писали: : "...преамбулы кон­
ституций, формулировка задач государства, исторические справки также обла­
дают нормативными свойствами, хотя и не формулируют определенных прав и
обязанностей. Политическое содержание преамбул в... конституциях имеет
нормативное значение в том смысле, что они юридически обязывают органы
государства и должностных лиц следовать целям и задачам государства" '.
Анализ практики Конституционного Суда Российской Федерации пока­
зывает, что судебный орган конституционного контроля рассматривает преам­
булу Конституции Российской Федерации, равно как и преамбулы конституций республик в составе России, в качестве содержащих нормы права .
Представляется, однако, что отождествлять преамбулу и нормативное
содержание правового акта нельзя. Основное назначение преамбулы - не регуФарбер И.Е., Ржевский В.А. Вопросы теории советского конституционного права. Вьш. 1. Саратов, 1967. С.
12
^ См., напр.: Постановление Конституционного Суда РФ от И декабря 1998 г. N 28-П "По делу о толковании
положений части 4 статьи 111 Конституции Российской Федерации" (Собрание законодательства Российской
Федерации. 1998. № 52. Ст. 6447), Определение Конституционного Суда РФ от 27 июня 2000 г. N 92-0 "По
запросу группы депутатов Государственной Думы о проверке соответствия Конституции Российской Федера­
ции отдельных положений конституций Республики Адьп^я, Республики Башкортостан, Республики Ингуше­
тия, Республики Коми, Республики Северная Осетия-Алания и Республики Татарстан" (СЗ РФ. 2000. № 29. Ст.
3117).
72
ляционное, а информативное. Преамбула не должна конкурировать с норма­
тивной (постатейной) частью документа, поскольку в противном случае могут
возникнуть затруднения при систематическом и функциональном толковании
акта. Применительно к толкованию права можно сказать, что преамбула долж­
на служить ориентиром для интерпретатора при оценке акта, но не объектом
собственно интерпретации. Сказанное, однако, не относится к тем случаям, ко­
гда в преамбулах актов содержатся явно выраженные нормы права. Так, на­
пример, в преамбуле Закона РФ "О защите прав потребителей" 1992 г. (в ре­
дакции Федерального закона от 09 января 1996 г. № 2-ФЗ с последующими
изменениями и дополнениями^) содержатся нормы-дефиниции, разъясняющие
содержание основных понятий, используемых в данном законе. Такой техни­
ко-юридический прием вряд ли можно признать удачным, но очевидно, что в
данном случае преамбула не может не рассматриваться как нормативная.
В тексте преамбулы, особенно преамбулы конституционной, возможны
известные отступления от официально-делового стиля с использованием эстетико-экспрессивных функций языка (термины "благополучие", "предки" в пре­
амбуле Конституции Российской Федерации).
2). Правила рубрикации. Рубрикацией правового акта называется разде­
ление его цельного текста на составные части в соответствии с логической
структурой акта. Наиболее крупная рубрика закона - часть - содержит ком­
плекс норм, объединенных самым общим образом через предмет регулирова­
ния: в зависимости от этого различают общую и особенную часть и т.д. Затем
конкретизация производится более глубоко - на разделы, главы, параграфы,
^
статьи, части статей, пункты, подпункты, абзацы. Стоит обращать внимание на
правильную нумерацию структурных единиц (рубрик) законодательного тек­
ста. Как пищет А.С. Пиголкин, "различные подразделения рубрикации (глава,
раздел, часть) желательно нумеровать различными символами" . Кроме того,
' СЗ РФ, 1996. № 3. Ст. 140. 1999. № 51. Ст. 6287.
^ Пиголкин АС. Подготовка проектов нормативных актов. С. 123.
73
тождественные подразделения рубрикации на всем протяжении нормативного
акта подлежат обязательной сквозной нумерации, чтобы облегчить пользова­
ние актом. Абзацы в нормативном тексте, как правило, не нумеруются, а от­
граничиваются друг от друга точкой или точкой с запятой.
В тексте нормативного правового акта, в том числе закона, предложения
являются первоначальными структурно-композиционными элементами. Обыч­
но предложение содержит одну норму права. Однако неизбежны случаи, когда
норма права выражается при помощи двух и более предложений (явление пар­
целляции) или, наоборот, когда в одном предложении сформулировано не­
сколько норм. С точки зрения юридической техники каждая норма рубрикуется в тексте закона как статья или по крайней мере часть статьи. Хотя на прак­
тике этот принцип последовательно проводится далеко не всегда.
Считается, что предложения в тексте грзшпирзоотся в текстовую единицу
более высокого порядка - сверхфразовое единство или прозаическую строфу,
которым в синтактико-стилистическом плане соответствует обычно абзац. Аб­
зац здесь не равнозначен тому, что юристы называют абзацем в юридикотехническом отношении. С точки зрения рубрикации текста закона абзац, на­
ряду с пунктом и подпунктом статьи, представляет собой одну из самых мел­
ких рубрикационных единиц, предшествующих статье или даже части статьи.
В этом смысле абзацы, как правило, не содержат самостоятельных норм, а яв­
ляются графически и логически обособленными частями сложных предложе­
ний. С точки зрения общей стилистики текста абзац есть совокупность связан­
ных формально (когезия) и содержательно (когеренция) предложений, выра­
жающих в совокупности какую-то одну мысль. В текстах законов абзацу соот­
ветствует обычно статья, состоящая из нескольких частей, каждая из которых
содержит правовую норму. То общее, что призваны регулировать эти нормы,
кратко обозначено в заголовке статьи.
Следующим
за
сложным
синтаксическим
целым
структурно-
композиционным элементом текста признается фрагмент. "Обычно одна тема
74
(или ее аспект) развивается в двух или нескольких прозаических строфах. Эти
строфы образуют семантико-синтаксическую единицу - фрагмент. Во фрагмен­
те, как правило, наибольшую смысловую, информационную и композицион­
ную нагрузку несет строфа,... начинающая новую тему..."^
Юридико-технически фрагмент в тексте закона обычно представлен та­
кой единицей рубрикации, как параграф.
Фрагменты текста образуют собой стр>тстурные элементы еще более вы­
сокого уровня - главы, которым, в принципе, соответствуют главы текстов за­
конов. Вслед за главами (и с точки зрения общей стилистики текста, и с точки
зрения стилистики текста законов) следуют части. На части разделены только
сверхсложные законодательные тексты, например, кодексы. Структурных еди­
ниц, стоящих выше частей, обычно не выделяют. Видимо, с известной натяж­
кой под такое определение подходят тома (деление правового массива на тома
характерно для официально инкорпорированного законодательства; в частно­
сти. Свод Законов Российской империи состоял из пятнадцати томов, каждый
которых был официальным источником права).
3). Правила изложения заголовка. Заголовок текста правового акта - один
из реквизитов юридического документа. Заголовок - крайне важный носитель
информации об акте, т.к. в концентрированном виде содержит сведения о фор­
ме акта, его юридической силе и предмете регулирования. Основное требова­
ние, предъявляемое к заголовку правового акта, - его лаконичность. Наряду с
этим требованием выделяются также точность, четкость формулировок заго­
ловка.
4). Отдельную гр)Ч1пу правил составляют правила использования прие­
мов примечания, сноски, отсылки и оговорки^. Из-за ограниченности объема
данного текста рассмотреть их подробно возможности нет.
' Солганик Г.Я. Указ. соч. С.48.
^ О последних см.: ШугакИ.Д. Теория и хфактика оговорок в праве: система понятий. СПб., 2001.
75
2. ЛОГР1ЧЕСКИЕ ПРАВИЛА. Соблюдение правил формальной логики науки о формах и законах мышления и связях между мыслями по их логиче­
ским формам является важной составной частью правовой культуры законода­
теля. Используя логичес1сие законы - связи между мыслями по их логическим
формам, - логика формулирует утверждения об истинности всех высказываний
определенной логической формы.
Основной задачей формальной логики в законотворчестве является дос­
тижение внутренней непротиворечивости закона, ясности и соразмерности оп­
ределений, простоты и удобства применения акта. Логические требования
можно назвать связующим звеном между лингвистическими и гносеологиче­
скими правилами законодательной техники: поскольку первые могут быть вы­
ражены лишь языковыми средствами, они неотделимы от общеязыковых тех­
нических правил, а будучи соблюдены надлежащим образом, в большой мере
являются и залогом истинности правовых норм.
Как и в любой другой области применения правил логики, логические
ошибки в законодательной технике так или иначе сводятся к нарушению одно­
го из следующих логических законов: закона тождества, закона противоречия,
закона исключенного третьего и закона достаточного основания. Среди логи­
ческих правил наибольший интерес представляют требования, предъявляемые
к понятиям и категориям, их определениям и классификациям, так как воз­
можные погрешности законодателя в построении суждений, как правило, вле­
кут ошибки истинности, относящиеся к гносеологическому аспекту законода­
тельной техники, а умозаключения (силлогизмы) в нормативных актах не со­
^
держатся.
Главное логическое правило - тождество интерпретаций тождественного
объекта, несоблюдение которого является грубой ошибкой законодателя. Раз­
новидностью такой ошибки могут быть несоразмерность определения и опре-
' ИвлевЮ.В. Логика. М., 1992. С. 11
76
деляемого понятия, определение неизвестного через неизвестное, тавтология и
т.д.
Для исправления логическргх ошибок не требуется какого-либо специфи­
ческого инструментария помимо собственно формально-логического. Пра­
вильное применение последнего, хотя бы умозрительным путем, всецело зави­
сит от правотворца.
К сожалению, современное отечественное законодательство нельзя счи­
тать свободным от логических ошибок и противоречий. Например, по мнению
Р.Л. Иванова, закон исключенного третьего игнорируется в нормах п. "в" ст. 71
и п. "б" ст. 72 Конституции Российской Федерации, которыми защита прав и
свобод человека и гражданина, а также защита прав национальных мень­
шинств одновременно отнесены и к исключительной федеральной юрисдик­
ции, и к совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов'.
Согласно же ч. 1 ст. 11 Федерального закона "Об общественных объе­
динениях", "общественным учреждением является... общественное объедине­
ние, ставящее своей целью оказание конкретного вида услуг, отвечающих ин­
тересам участников и соответствующих уставным целям указанного объеди­
нения". Таким образом, целью общественного учреждения является оказа­
ние услуг, соответствующих уставным целям, или, иными словами, цель
должна соответствовать целям. Налицо круг в определении. В качестве приме­
ра тавтологии можно привести ч. 1 ст. 28 Федерального закона от 26 декабря
1995 года "Об акционерных обществах" : "Уставный капитал общества может
быть увеличен путем увеличения номинальной стоимости акций..." Очевидно,
#
что в целях преодоления тавтологичности слово "увеличения" вполне могло
бы быть заменено на синонимичное, скажем, "повышения".
Нарушение логического правила деления объема понятия присутствует,
например, в ч. 1 ст. 1 Закона РФ "О защите прав потребителей", норма которой
' См.: Иванов Р.Л. Проблемы законодательной техники в российской Конституции и юридическая практика //
Вестник Омского ун-та. 1999. Вьш. 2. С. 152-155.
^СЗРФ. 1996. № 1 . Ст. 1.
77
гласит: "Отношения в области защиты прав потребителя регулируются Граж­
данским кодексом Российской Федерации, настоящим Законом и принимае­
мыми в соответствии с ними иными федеральными законами и правовыми ак­
тами Российской Федерации". Совершенно очевидно, что законодатель в
приведенном примере рассматривает понятия "федеральные законы" и
W
"правовые акты" как видовые и разнообъемные (о чем свидетельствует
употребление соединительного союза "и"), тогда как понятие "правовой акт"
является родовым (причем не ближайшим) для понятия "федеральный закон".
Следует заметить, что логические ошибки в законодательстве могут
иметь двоякую природу и быть следствием непосредственного нарушения за­
конодателем требований формальной логики или же порождением языковых,
как правило, синтаксических, ошибок и погрешностей.
Представляется вполне оправданным предложение ряда специалистов о
^
создании системы логической экспертизы законопроектов^ Такая экспертиза,
проводящаяся на основе последних достижений логической науки, включая
математическую, деонтическую логику, приемы формализации текстов, позво­
лила бы существенно повысить качество законопроектов, т.к. в процессе пра­
вовой и лингвистической экспертиз некоторые собственно логические ошибки
выявляются и устраняются далеко не всегда. Кроме того, в результате введе­
ния логической экспертизы юридическая наука обогатилась бы ценными све­
дениями, помогающими выработать более тонкие и точные методы формали­
зации правовых актов, их структурно-семантического анализа, моделирования.
3. ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПРАВИЛА. Истинность содержания право­
^
вого акта - такой результат познавательно-преобразовательной деятельности
законодателя, который позволяет достичь тождества категорий сущего и
должного в законе и объективных реалий материального мира, призванных
регулироваться данным законом. В этом контексте гносеологическая задача
См.: Калинина Н.А. Указ. соч. С. 29-30. Конституция и закон: стабильность и динамизм / Под ред. В.П. Казимирчука. М., 1998. С. 205.
78
законодательной техники - адекватное отражение в тексте закона явлений объ­
ективной действительности.
Основные гносеологические правила юридической техники таковы.
1) Выбор оптимального лингвистического средства для выражения того
или иного понятия. Вопрос этот не только стилистический, как может пока­
заться сначала, но и познавательный. Точность и адекватность высказывания
определяется тем, насколько верно понято разработчиками волеизъявление но­
сителя государственной воли. Неверно понятое будет, соответственно, и не­
верно обозначено.
2) Точное определение предмета регулирования нормативного акта, по­
скольку от этого обстоятельства зависит использование конкретных техникоюридических средств при конструировании норм и акта в целом.
3) Познание разработчиками нормативного контекста создаваемого пра­
вового акта. Реализацией этого требования обуславливается состояние право­
вой системы, степень легкости вхождения нового акта в эту систему.
Таким образом, гносеологические правила юридической техники при­
званы обеспечить единство связи между явлениями объективной действитель­
ности, т.е. общественными отношениями, составляющими предмет регулиро­
вания акта, логическими понятиями, эти явления отражающими, и лексиче­
скими средствами (в особенности, терминами), служащими средством обозна­
чения понятий.
Нарушение гносеологических правил может привести:
а) к игнорированию в тексте закона явления окружающей действитель­
ности, что чревато пробельностью;
I
б) к неверной правовой оценке явления (ложному понятию) ^;
в) к отражению несуществующего явления, из-за чего возникают право­
вые артефакты.
' См.: Прянишюпсов Е.А. Единство "явление - понятие - термин" и его значение для законодательства // Сов.
гос-во и право. 1971. № 2. С. 115.
79
Наличие в тексте актов "правовых артефактов" - констатации несуще­
ствующих в действительности фактов, явлений, событий и отношений, вы­
званных ошибками познавательного плана, - весьма распространенное послед­
ствие нарз^шения гносеологических норм. Артефакты в праве появляются так­
же в результате вторжения правового регулирования в несвойственные ему
области, попытки воздействия законодательным путем на явления объектив­
ной реальности, в принципе не поддающиеся урегулированию правовыми
средствами. Это происходит тогда, когда разработчиками недостаточно познан
предмет правового регулирования акта, не уяснено, являются ли подлежащие
урегулированию отношения собственно общественными. Примером такого ар­
тефакта является принятый в 1897 году Генеральной Ассамблеей американско­
го штата Индиана билль № 246, согласно которому число "пи" признавалось
равным четырем.'
Правовой артефакт следует отличать от юридической фикции. Послед­
няя является особым средством юридической техники, которое используется
нормотворцем осознанно для достижения необходимого эффекта нормативно­
го акта. Правовой же артефакт является следствием технико-юридической
ошибки гносеологического характера. Нормы, при формулировании которых
были нарушены требования гносеологического характера, не могут расцени­
ваться в качестве истинных.
Проблема возможности оценки нормы права с позиций ее истинности
или ложности является дискуссионной. Некоторые из специалистов (О.Э.
Лейст), следуя за Г. Кельзеном, отрицают саму возможность верификации
нормы, то есть рассмотрения ее с позиций истинности . Другие (В.К. Бабаев)
под истинностью нормы подразумевают полноту ее юридических характери­
стик (характер, содержание и объем прав и обязанностей и т.д.)"*. На наш
' См.. Книга рекордов Гиннесса. М., 1991. С.76.
^ См.: Проблемы теории государства и права: Учебное пособие / Под ред. М.Н. Марченко. М., 1999. С. 459460,
^ См.: Бабаев В.К. Логические проблемы социалистического права. Автореф. дис. ... д.ю.к. М., 1980. С. 27.
80
взгляд, при решении вопроса об истинности норм права должен использовать­
ся гносеологический подход, сформулированный, в частности, в трудах В.М.
Баранова. Он определяет истинность как "объективное свойство нормы... пра­
ва, выражающее проверяемую практикой... меру пригодности ее содержания и
формы в виде познавательно-оценочного образа соответственно отражать тип,
вид, уровень либо элемент развития прогрессивной человеческой деятельно­
сти"'.
Очевидно, следует проводить различие между фактической истинностью
нормы и ее юридической истинностью. Итальянский ученый Л. Ферраджоли
пишет в связи с этим: "Истинность социологических пропозиций права есть
фактическая истинность в строгом смысле. Она зависит от соответствия про­
позиции наблюдаемой действительности ('observable reality'). В этом сходны
все эмпирические науки. Эмпирическая истинность пропозиций юридической
догматики, с другой стороны, весьма различна и зависит от ее соответствия
нормативно-законодательному дискурсу. Мы можем назвать этот второй тип
истинности истинностью юридической" . Юридически истинным, по его мне­
нию, будет такое и только такое высказывание, которое имеет своим значени­
ем действующую норму права. Соответственно, фактически истинной будет та
норма, которая описывает действительно существующие факты. Нетрудно за­
метить, что фактическая и юридическая истинность могут не совпадать.
В контексте гносеологических правил речь идет именно о фактической
истинности норм, поскольку их юридическая истинность определяется фор­
мальным критерием - если акт вступил в силу, то нормы, содержащиеся в нем,
!
*^
автоматически рассматриваются как юридически истинные (презумпция леги­
тимности нормативного акта).
' Баранов В.М. Истинность норм советского права. Саратов, 1989. С. 231.
^ Ferrajoli L. The semantics of the theory of Law // Law and Language. The Italian Analytical School / Ed. by A. Pintore & M. Jori. Liveфool, 1997. P. 253-254.
^ Ср.: "Де11ствующие нормы..., как правило, являются истинными... Недействующие нормы следует рассмат­
ривать как ложные" (Бабаев В.К. Норма права как истинное суждение// Правоведение. 1976. № 2. С.36.)
81
Фактически истинной норма будет в том сл5Д1ае, если она выводится из
реально существующих отнощений, т.е. если дескриптивная часть нормы от­
ражает реальное положение вещей. Мы полагаем, что фактически истинным
будет считаться всякое нормативное высказывание (суждение, пропозиция),
субъект которого отражает реально существующие (онтологический параметр)
и достоверно известные (гносеологический параметр) факты, события или яв­
ления.
Подходить к правовой (да и к любой другой) норме с позиций истинно­
сти (ложности) можно только в ее описательном смысле. Прескрипция (пред­
писание) целиком зависит от воли законодателя и определяется общественным
сознанием и массой иных социокультурных факторов.
:1с
:1е
:№
:1с
Подводя итоги всему сказанному в настоящей главе, сформулируем ос­
новные выводы из проведенного в ее рамках исследования.
Во-первых, обоснована необходимость применения при рассмотрении
понятия юридической техники общеметодологической схемы соотношения
науки и техники как философских категорий. С учетом этой схемы произведе­
но иерархическое разграничение основных элементов юридической техники методов, правил (принципов), приемов и средств в зависимости от их функ­
циональных особенностей.
Во-вторых, исходя из представлений о юридической технике как научноприкладной области юридического знания и философских представлений о со­
отношении понятий объекта и предмета, выдвинуто предложение рассматри­
вать ее объект в двухаспектном ракурсе: как объект на>^ного познания и как
объект практического преобразования. Под предметом в главе понимается
текст создаваемого документа.
В-третьих, на основе проведенного анализа, сформулировано определе­
ние сущности юридической техники как научно-познавательной и практиче­
ской деятельности, имеющей своим предметом текст проекта правового акта.
82
В-четвертых, выработано авторское определение понятия юридической
техники как методики оптимизации формы правового акта. Такой подход к
рассматриваемому здесь явлению обуславливается представлением о сущно­
сти юридической техники.
В-пятых, описана новая группа технико-юридических правил - гносеоло­
гические правила, выражающие требования познавательного характера, предъ­
являемые к разработчикам акта. Необходимость выделения этой группы пра­
вил обоснована тем, что юридическая техника обладает самостоятельными
гносеологическими задачами, от решения которых зависит качество текста до­
кумента.
В-шестых, сконструировано понятие правового артефакта. Под право­
вым артефактом в настоящем исследовании предлагается понимать утвержде­
ния не существующих в действительности фактах, явлениях, событиях и от­
ношениях, вызванных ошибками познавательного плана, допущенными на
стадии создания текста документа.
83
ГЛАВА 2.
РАЗВИТИЕ ЮРИДИЧЕСКОЙ ТЕХНИКИ В РОССИИ
Целью настоящей главы является выявление закономерностей развития
юридической техники в России в периоды существования Древнерусского,
Московского государств и Российской империи, а также в советский период.
k
Естественно, что из-за огромного объема эмпирического материала и времен­
ной протяженности интересующих нас периодов развития отечественной пра­
вовой системы провести подробный анализ всех технико-юридических осо­
бенностей построения правовых актов возможности нет. В нашу задачу входят
обзор отдельных нормативных актов, которые считаются наиболее типичными
юридическими памятниками для той или иной эпохи, а также посвященной
этим актам литературы, и попытка выявления на основе такого анализа наибо­
лее важных закономерностей развития юридической техники, совершенство­
вания формы правовых актов.
Необходимость периодизации истории развития отечественной юриди­
ческой техники очевидна. Можно предложить следующий вариант такой пе­
риодизации.
1). Этап становления оригинальной отечественной традиции юридиче­
ской техники. Во временном отношении это был довольно протяженный этап,
длившийся около семи столетий (XI - XVII вв.).
2). Этап активного взаимодействия отечественной и западноевропейской
традиций юридической техники (XVIII - нач. XX вв.).
3). Советский этап развития юридической техники (1917-1991 гг.).
4). Современный этап развития (с 1991 г. по настоящее время)'.
Выявление характерных признаков для каждого из этих этапов позволит
обосновать оправданность предложенной здесь классификации.
'Рассмотрению современного состояния российской юридической техники специально посвящена гл. 3 данно­
го исследования.
84
Этап становления оригинальной отечественной традиции юридической
техники. Данный этап включает в себя несколько крупных исторических пе­
риодов существования Российского государства - период Киевской Руси, пе­
риод феодальной раздробленности и период Московского государства. Для це­
лей настоящего исследования основаниями для объединения этих протяжен­
ных во временном отношении периодов можно признать следующие обстоя­
тельства.
Во-первых, относительная обособленность Российского государства от
западноевропейских социальных (в том числе и юридических) процессов. Ис­
торик и правовед XIX столетия К.Д. Кавелин в своей статье "Взгляд на юриди­
ческий быт древней Руси" писал: "Удивительное дело! На одном материке,
разделенные несколькими народами, Европа и Россия прожили много веков,
чуждаясь друг друга, как будто с умыслом избегая близкого соприкосновения.
Европа об нас ничего не знала и знать не хотела; мы ничего не хотели знать об
Европе. Были встречи, но редкие, какие-то официальные, недоверчивые,
слишком натянутые, чтоб произвести действительное сближение"' До XVIII в.
правовая система России испытывала весьма незначительное влияние со сто­
роны правовых систем европейских государств, что не могло не способство­
вать выработке оригинальных подходов и к юридической технике норматив­
ных актов.
Во-вторых, начиная с XI в. начинаются сложные процессы формирова­
ния национального русского языка, которые едва завершились к концу XVII
столетия^. Формирование национального языка проходило в условиях взаимо­
влияния двух существовавших тогда письменных языков: собственно древне­
русского (язык народно-литературный) и церковнославянского (язык "высо­
кой" литературы). Именно в результате взаимодействия этих двух языков, как
полагают специалисты, к XIV столетию стал оформляться официально-
' Кавелин К.Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры. М., 1989. С П .
^ См.: Введенская Л.А., Червинский П.П. Теория и практика русской речи. Ростов и/ Д., 1997. С. 155-157.
85
деловой стиль русского языка - т.н. приказный язык , язык, при помощи кото­
рого "юридическая и административная практика начинает развивать пись­
менную документацию в современном смысле этого слова"'.
В-третьих, ни один из юридических памятников XI-XII вв. в своем пер­
возданном виде до наших времен не дошел. Договоры первых русских князей с
Византией, судебные уставы князя Владимира, Русская правда, иные источни­
ки права того периода сохранились лишь в списках, самые ранние из которых
датируются XIII-XIV столетиями, а большинство относятся к шестнадцатомусемнадцатому (иногда и восемнадцатому) векам. Так, самым древним из из­
вестных списков Русской правды в настоящее время считается список, включенный в состав Новгородской кормчей, датируемой 1282 г. Поэтому о языке,
следовательно, и о технике древнейших юридических памятников мы можем
судить лишь по позднейшим спискам, которые не могли не испытать на себе
влияния языка и техники своего времени.
Существует гипотеза (А.А. Шахматов, В. Барнет), согласно которой до
начала четырнадцатого столетия собственно письменных юридических источ­
ников практически не существовало, право "жило" только в устной форме.
"Впоследствии ... лингвистический текст приобрел социальную кодифици­
рующую функцию и стал определять нормы юридических отношений. Следо­
вательно, принципиальным моментом в развитии языка можно считать изме­
нение природы коммуникации в сфере юридических отношений, воздействие
внешних, экстралингвистических факторов на внутренний механизм коммуни­
кации"^.
Мы не беремся здесь судить об истинности или ложности этой гипотезы,
однако фактом надо признать то, что все древнейшие юридические памятники
известны современному исследователю лишь как выраженные позднейшими
семиотическими средствами.
' Кортава ТВ. Московский приказной язык XVII века как особый тип письменного язьпса. М., 1998. С. 16.
' См.: Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка. Изд. 2-е. М., 1983. С. 26.
^ Кортава Т.В. Указ. соч. С. 17-18.
86
Рассмотрим технико-юридические особенности, присущие нормативным
актам интересующего нас этапа.
Структура нормативных правовых актов первоначально характеризова­
лась большой степенью эклектичности. Этот вывод легко подтвердить приме­
ром "Краткой редакции" Русской правды (датируется приблизительно 1072 г.,
но текст сохранился лишь во много более поздних списках) - одного из древ­
нейших юридических памятников. Хотя расположение норм внутри этого акта
подчинено определенной логике, но очевидно, что ясных представлений
о
структурировании нормативного материала внутри акта-документа законода­
тель в то время еще не имел. Например, условной статьей 37 Русской правды
устанавливается наказание лицам, совершившим кражу "чужого пса, или яст­
реба, или сокола", норма следующей статьи содержит правило о допустимости
убийства ночного вора, застигнутого на месте преступления, а ст. 39 устанав­
ливается ответственность за кражу сена.
Довольно бессистемно нормы располагаются и в более поздних вариан­
тах Русской правды - "Пространной" и "Сокращенной". Бессистемность эта
объясняется, по всей видимости, тем, что при составлении Русской правды од­
новременно использовались как систематический (тематический), так и хроно­
логический способы изложения нормативного материала .
То же можно сказать и о системе более поздних памятников XIV-XV вв.
- Псковской и Новгородской судных грамотах.
Однако уже в Русской правде отдельные нормы имеют свои заголовки
("О татьбе", "О своде" и т.д.). Ряд списков Русской правды снабжен также и
преамбулой, точнее сказать, квазипреамбулой, описывающей обстоятельства
издания этого акта. В частности, вариант Русской правды, именующийся
Правдой Ярославичей (составлена во времена наследников Ярослава Мудро­
го), имеет следующую преамбулу (в переводе на современный русский язык):
"Правда, уставленная для Русской земли, когда собрались князья Изяслав,
См.: Владимирский-Буданов М.Ф. История русского права. Изд. 6-е. Киев, 1909. С. 95.
87
Всеволод, Святослав и мужи их Коснячко, Перенег, Никифор Киевлянин, Чу­
дны, Микула"^.
В квазипреамбуле Псковской судной грамоты уже не только описывают­
ся конкретные исторические события, предшествовавшие изданию акта, но и
имеется указание на нормативные документы, положенные в его основу, а
также на дату принятия акта: "Ся грамота выписана из великаго князя Алек­
сандровы грамоты и из княж Костянтиновы грамоты и изо всех приписков
псковъских пошлин по благословению отец своих попов всех 5 съборов, и
священноиноков, и дияконов, и священников и всего Божиа священьства всем
Псковом на вечи, в лето 6905-е..."^
Ни Русская правда, ни другие нормативные акты древнейшего периода
не знали приемов нумерации структурных единиц текста. В специальном ис­
следовании отмечается: "Никакого деления на статьи, а тем более нумера­
ции статей в списках Русской Правды не имеется. Разделение на статьи бы­
ло сделано издателями текстов для удобства чтения... Так как не всегда ясно,
где та или иная статья начинается или кончается, то и полной договоренно­
сти о количестве статей в списках Русской Правды в исторической литера­
туре не имеется. Некоторым указанием на деление статей в самих подлин­
никах могут служить только киноварные (красные) буквы и заглавия, обо­
значавшие в русских рукописях начало отдельных статей и произведений.
Но и этот признак выдержан в списках Русской Правды, как и в других
памятниках старинной русской литературы, неравномерно"^. Сказанное о
Русской правде в полной мере относится и к более поздним юридическим до­
кументам (судные грамоты. Судебник 1497 г. и пр.).
Первым крупным нормативным правовым актом на Руси, наделенным
"полноценной" преамбулой и нумерацией структурных единиц, считается Су-
' Цит. по: Тихомиров М.Н. Пособие по изучению Русской правды. М., 1953. С. 67.
^ Российское законодательство Х-ХХ веков в 9 гг. Т. 1. Законодательство Древней Руси. М,, 1984. С. 331.
Тихомиров М.Н. Указ. соч. С. 29.
88
дебник 1550 г. Преамбула Судебника не слишком обширна, однако она удов­
летворяет всем требованиям, которые предъявляются к преамбуле и в совре­
менном учении о юридической технике: не содержит собственно правовых
норм, излагает основные цели законодательного акта ("...как судити бояром, и
околничим, и дворецким, и казначеем, и дьяком, и всяким приказным людем, и
по городом намесником, и по волостем волостелем, и тиуном и всяким судь­
ям"), указывает на обстоятельства издания документа ("Лета 7058 июня царь и
великий князь Иван Васильевич всеа Руси [с] своею братьею и з бояры сесь
Судебник уложил").
Соборное Уложение 1649 г. - первая крупная кодификация русского пра­
ва - явилось революционным событием не только в смысле объема и значимо­
сти систематизируемого правового материала, но и в смысле использования
технико-юридических методов, правил и приемов. Уложение разделено на 25
глав, причем в самом тексте кодекса используется термин "глава" для обозна­
чения этих рубрикационных единиц. Каждая глава снабжена собственным за­
головком. Главы подразделяются на статьи, нумерация которых осуществляет­
ся в пределах каждой главы. Заголовки некоторых глав содержат указание на
количество статей, содержащихся в этих главах (например, "Глава I, а в ней 9
статей о богохульниках и церковных мятежниках"). Отказ от сквозной нуме­
рации статей по всему тексту документа можно было бы считать своего рода
технико-юридическим регрессом по отношению к Судебнику 1550 г., однако
необходимо учитывать, во-первых, то, что Судебник деления на главы вообще
не имел, во-вторых, то, что Соборное Уложение - кодификация очень объем­
ная, объединившая в одном акте нормы, принадлежащие к разным отраслям
права, в-третьих, то, что разработчики Уложения находились под сильным
влиянием византийской и литовской традиций кодификации^, которые сквоз­
ной нумерации постатейного материала также не знали.
См.: Законодательная техника / Под ред. Тихомирова Ю.А. С. 217.
См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С. 224.
89
В Соборном Уложении используется прием отсылки. Например, ст. 83
гл. X содержит норму следующего содержания: "А будет митрополит, или ар­
хиепископ, или епископ, или архимарит, или игумен, или келарь, или казначей,
или рядовые старцы обесчестят словом бояр и околничих и думных людей,
или столников, или стряпчих, или дворян московских, или гостей, или дьяков,
или жильцов, или дворян, или детей боярских городовых или иных чинов, кого
ни буди, а сыщетца про то допряма, и им по сыску тем людем, кого они обес­
честят, платить за бесчестья против их окладов, что кому государева денежно­
го жалованья, а гостем и иных чинов людем по указным статьям, как писано
ниже сего" .
Преамбула Уложения обширна, содержит информацию об обстоятельст­
вах издания акта, об источниках, положенных в основу Уложения ("ис правил
Святых Апостол и Святых Отец, и из градских законов греческих царей, и из
старых судебников прежних великих государей, и из указов блаженные памяти
великаго государя, царя и великого князя Михаила Феодоровича всея Русии, и
ft
из боярских приговоров..." ), о целях предпринятой кодификации ("...чтобы
прежних великих государей, царей и великих князей росийских, и отца его го­
сударева, блаженныя памяти великого государя, царя и великаго князя Михаи­
ла Феодоровича всея Русии, указы и боярские приговоры на всякие государьственные и наземские дела собрать, и те государьские указы и боярские приго­
воры с старыми судебниками справити. А на которые статьи в прошлых годех,
прежних государей в Судебниках указу не положено, и боярских приговоров
на те статьи не было, и те бы статьи потому же написати и изложити по его го­
судареву указу общим советом, чтобы Московского государьства всяких чинов
людем, от болшаго и до меншаго чину, суд и росправа была во всяких делех
всем ровна"^), а также указывает на дату утверждения кодекса.
' Цит. по: М.Н.Тихомиров, П.П.Епифанов. Соборное Уложение 1649 года. М., 1961. С. 161
^ Там же. С. 68.
^ Там же.
90
Текст Уложения завершается объемным списком лиц, "приложивших
руку" к документу, то есть в данном случае подписавших его.
Таким образом. Соборное Уложение 1649 г. явилось актом, в котором
нашли отражение выработанные многовековой практикой русского законода­
теля технико-юридические методы, правила, средства и приемы. Анализ по­
следующих актов XVII столетия (например. Новоторгового Устава 1667 г.)
позволяют сделать вывод о прецедентном характере юридико-технргческих
решений, использованных при разработке Уложения царя Алексея Михайло­
вича.
Язык законодательных документов рассматриваемого периода отличает­
ся рядом особенностей.
Во-первых, это язык, отличный как от церковнославянской, так и от на­
родно-разговорной речи. Это - особый стиль литературного древнерусского
языка, получивший наименование приказного (или юридического) языка'.
Отличительными чертами этого стиля, выработанного приказными дья­
ками и иными государственными служащими того времени, являются.
1) использование устоявшихся юридических формул (языковых клише),
например, «бити челом» (ст. 9 гл. I), «злое умышление» (ст. 2 гл. II ), «сыщет­
ся допряма» (ст. 4 гл. II );
2) употребление церковнославянизмов, имеющих нередко форму прямо­
го цитирования стихов Св. Писания - в частности, показательны в этом отно­
шении формулировки, содержащиеся в ст. 1 гл. VII («Больши бо тоя, рече,
любве никто же не имать аще кто душю свою положит по братии своей») и ст.
10 гл. XIV («Се бо видев Захария пророк, сходящ серп огнян с небесе на зем­
лю...»);
3) с др>той стороны, использование терминов обыденного языка, эле­
ментов разговорной речи, диалектизмов; примерами этого могут служить та-
См.: Кортава Т.В. Указ. соч. С. 22.
91
кие термины как «бобыли» (ст. 1 гл. XI), «прожиток» (ст. 2 гл. XVII), «воров­
ством воровати» (ст. 36 гл. XXI), «вдругоряд» (ст. 1 гл. XXV) и т.д.
Во-вторых, в древнерусской традиции юридической техники применяет­
ся преимущественно конкретный способ закрепления норм права в предложе­
ниях. Большинство предложений, составляющих тексты нормативных право­
вых актов, начинаются со слов "аже", "аще", "а", "а будет" и т.п. (например: «А
на ком учнут искать, или кому отвечать атаманы и казаки, и им в судных и во
всяких управных делех чинити указ, по суду, и по крепостям и по сыску, до
чего доведется. А государевых пошлин на виноватом не имать з двунатцати
Рублев, а что будет иску сверх двунатцати рублев, и с того иску государевы
пошлины с атаманов и с казаков имати по указу. А за бесчестья атаманом и ка­
заком, кто их чем обесчестит, правити против их денежных окладов, а кото­
рым идет корм, и тем за бесчестья править по пяти рублев» - ст. 1 гл. XXIV).
Конкретный способ выражения норм может свидетельствовать, вопервых, об их изначально казуистическом происхождении (запись судебных
решений, норм обычного права и т.д.), во-вторых, о стремлении законодателя
подчеркнуть
необходимость применения этих норм в каждом конкретном
случае возникновения противоправного состояния.
В-третьих, для текстов актов этого периода характерно преобладание
будущего времени, а также инфинитивного и императивного наклонений гла­
голов. Проиллюстрировать этот тезис можно при помощи следующих приме­
ров:
«А будет которые московских чинов всякие люди, и городовые дворяне,
и дети боярские, и иноземцы по мытом и по перевозом и по мостом учнут с
собою провозить торговых всяких чинов людей с товары, а про то сыщетца, и
тех людей бить кнутом, да на них же взяти мыт и мостовщину и перевоз втрое,
и отдать мытовщиком и перевозъщиком и мостовщиком» - ст. 4 гл. IX;
92
«Будет которой сын или дочь учинит отцу своему или матери смертное
убийство, и их за отеческое или за матерне убийство казнити смертию же безо
всякия пощады» - ст. 1 гл. XXII.
В-четвертых, для нормативных предложений, составляющих тексты
юридических документов того времени, характерен довольно сложный синтак­
сис, частое использование всевозможных причастных форм. («А будет кто в
государеве дворе кого задерет, из дерзости ударит рукою, и такова тут же
изымати, и неотпускаючи его про тот его бой сыскати, и сыскав допряма за
честь государева двора посадити его в тюрму на месец» - ст. 2 гл. Ш).
Кроме того, по мере соверщенствования законодательной техники все
строже начинает соблюдаться правило о выражении каждой нормы права с
помощью одного предложения. Во всяком случае, в Соборном Уложении уже
большинство норм выражено посредством одного предложения. При этом в
одной статье могло находиться несколько норм, из чего можно сделать вывод,
что требование о строгой привязке одной нормы к одной статье законодатель­
ной технике рассматриваемого периода еще не было известно.
В-пятых, на протяжении всего этапа формируется национальная юриди­
ческая
терминология. Так, уже в Русской Правде употребляются термины
"суд", "истец", "разбой", "вор", "грабеж", при этом их лексическое значение
нередко отличалось от современного. Например, термином "истец" обозначал­
ся не только истец в том смысле, в каком понимает его современное процессу­
альное право, но, в некоторых случаях, и ответчик, и обвинитель\
В Псковской судной грамоте появляются термины "пристав", которым
обозначалось лицо, уполномоченное производить обыски, и "поличное" ("полишное"). Более поздней Новгородской судной грамоте уже знакомы термины
"ответчик", "докладчики" (в значении - "судьи высшей инстанции"). Термин
"иск" появляется в Судебнике 1550 г. В Соборном Уложении используются
термины "договор", "продавец" и др.
См.: Тихомиров М.Н. Указ. соч. С. 82.
93
Таким образом, значительный пласт отечественной юридической тер­
минологии, употребляемой и сейчас, сформировался именно на первоначаль­
ном этапе становления юридической техники на Руси.
Этап активного взаимодействия отечественной и западноевропейской
традиций законодательной техники. Начало восемнадцатого столетия знаме­
нуется глобальными изменениями во всей системе социального бытия России.
Кардинальным образом меняются государственный, экономический, полити­
ческий, культурный, бытовой уклады жизни российского общества. Сущест­
венные изменения с начала XVIII в. претерпевает и русский язык. По мнению
специалистов, именно в этот период начинает формироваться национальный
язык, при этом отмечаются процессы бурного проникновения иноязычной лек­
сики, появления новых лексических сфер (научной, промышленной, админи­
стративной), ломки прежних языковых канонов.'
Отмеченные процессы не могли не отразиться и на техникоюридической стороне законодательных актов этого периода. В качестве наи­
более общих тенденций эволюции юридической техники в петровский период
выделим следующие аспекты.
Во-первых, тексты законодательных актов по своей структуре начинают
приближаться к современным, т.е. обретают рубрикацию (членение текста, как
правило, проводилось по главам и артикулам-статьям) и сквозное цифровое
(либо буквенное) обозначение структурных подразделений текста, а также
иные необходимые атрибуты (заголовок, преамбула, конфирмационная над­
пись, подпись). Например, Генеральный регламент 1720 г. подразделялся на
несколько небольших глав, каждая из которых была снабжена собственным за­
головком (например, глава I имела заголовок "О присяжной должности", глава
IV - "О исполнении указов" и т.д.).
Касательно преамбул законодательных текстов, можно говорить о тен­
денции к их секуляризации. Как уже отмечалось, преамбулы законодательных
См.: Введенская Л.А., Червинский П.П. Указ. соч. С. 157.
94
актов допетровского периода, как правило, носили ярко выраженный сакраль­
ный характер, выражали идеи божественного происхождения и освящения
верховной власти, соответственно, и "горнего" обоснования соответствующего
нормативного акта, содержали в себе цитаты из священного писания. С начала
же XVIII в. преамбула начинает осуществлять собственно информативную
функцию по отношению к нормативной части акта. Так, преамбула Генераль­
ного регламента определяет цели издания этого акта ("ради порядочного
управления... и поправления полезной Юстиции и Полиции... такожде ради
возможного охранения Своих верных подданных и содержания Своих морских
и сухопутных войск в добром состоянии..." и т.д.), называет адресатов закона
("всем в вышеописанных Государственных Коллегиях обретающимся высо­
ким и нижним служителям обще, и каждому особо..."), а также содержит ука­
зание о признании недействующим ранее существовавшего нормативного акта
с аналогичным предметом регулирования ("сим Генеральным регламентом в
известие, и вместо Генеральной инструкции (наказа)...").
Во-вторых, преодолевается казуистичность изложения правовых норм,
свойственная прежнему законодательству. Хотя тексты многих норм того пе­
риода по-прежнему начинаются с подчинительного союза условия "а" ("А кан­
целярским служителям... сидеть по все дни и съезжаться за час до судей" - гл.
III Генерального регламента; "А комисару подписать под тоюж статьею, сво­
ею рукою, что он те денги принял..." - ст. 3 "Плаката о зборе подушном и
прочем") или содержат обороты "когда предложение учинено будет", "а буде
Президент усмотрит" и т.д., но казуистический способ изложения норм уже не
является ни традиционным, ни господствующим.
Все чаще правовые нормы излагаются в виде, приближенном к совре­
менному, а именно при помощи повествовательных предложений с использо­
ванием индикативного и, чаще, императивного наклонения глаголов.
Иногда считается, что в законодательстве петровского времени "норма­
тивность предложений чаще всего выражена словосочетанием: "Ежели...,
95
то..."^ . Видимо, это не совсем так. Анализ некоторых нормативных текстов
данного периода (Артикул Воинский, Генеральный регламент. Указ об учреж­
дении губерний и др.) позволяет сделать вывод, что нормативность предложе­
ний, содержащих нормы права, чаще всего выражается при помощи модаль­
ных слов и оборотов, а также посредством использования императивного на­
клонения глаголов. Словосочетание же "ежели..., то..." встречается в текстах
нормативных актов не очень часто.
В-третьих, в текстах нормативных актов появляются легальные дефини­
ции содержащихся в них понятий. Довольно показательным примером здесь
может служить, в частности, ст. 23 Артикула Воинского, в которой устанавли­
вается правило, что "никто отнюдь не дерзает онаго бить или грабить, или вре­
дить оному, которой от его Величества, от фелтмаршалов, или генералов, ох­
ранительной лист и салвогвардию имеет, кто б он ни был, приятель или непри­
ятель ..." В этой же статье дается определение ("толкование") понятия "салвогвардии": "Двоякия салвогвардии суть: (1) состоит в залогах, когда един или
многие солдаты даны бывают, для охранения от всяких насршьств и обид; (2)
состоит на писме, которая попрошению дается, дабы все в помянутом охрани­
тельном листе упомянутыя вещи и особы, которыя под охранение государя
приняты, от всех насильств свободны были".
В-четвертых, кардинальным образом меняется и язык нормативных ак­
тов. "Язык законодательных актов петровского времени характерен сочетанием старых слов с новыми иностранными, потоком вливавшихся в тексты" . Ра­
дикальные преобразования в экономической, социальной, культурной, духов­
ной сферах жизни российского общества потребовали адекватного выражения
новых явлений в русской речи вообще, а в текстах нормативных актов в осо­
бенности. Поскольку петровские преобразованР1я в основном осуществлялись
сообразно западноевропейской модели социального развития, то и терминоло-
' Законодательная техника / Под ред. Ю.А. Тихомирова. С. 223.
^ Законодательная техника / Под ред. Ю.А. Тихомирова. С. 224.
96
гия законов заимствовалась во многом из западноевропейской политической и
юридической лексики. Как отмечал исследователь русского монархизма Л.А.
Тихомиров, "Петр Великий... стал, не колеблясь, на почву подражания Европе
во всем - в образе жизни, в костюме, даже в языке, не остановился перед пере­
носом к нам учреждений, буквально списанных с шведских" \
Язык отечественного законодательства обязан петровскому времени по­
явлением, точнее сказать, заимствованием из ряда европейских языков боль­
шого числа терминов, выражающих новые правовые понятия. В качестве при­
меров таковых можно назвать, в частности, термины "регламент" (впервые в
русском языке употреблен Ф. Прокоповичем, заимствован из французского "
reglement" через польское "reglament" ), "процент" (впервые употреблен в
Морском уставе 1724 г., происходит от итальянского коммерческого выражения "per cento" ), "инструкция" (термин известен с 1703 г., заимствован из ла­
тинского "institutio" через польское "instytucja""*) и др. Некоторые термины,
известные в русском языке ранее, но употреблявшиеся нечасто в силу нерас­
пространенности самих явлений, которые эти термины обозначали, в эпоху
Петра I получили большую распространенность и стали активно использовать­
ся в текстах нормативных правовых актов. Так произошло, например, с терми­
ном "офицер" - в русском языке он известен с 1683 г.^, но широкое распро­
странение в языке нормативных актов получил именно с петровских времен.
Одновременно дальнейшее законодательное закрепление и развитие по­
лучает российская юридическая терминология. В частности, в императорском
Указе от 23.03. 1714 г. «О порядке наследования в движимых и недвижимых
имупдествах» "широко используются такие термины как "имение", "движимые
вещи", "недвижимые вещи", "наследник", "подати", "государственные дохо' Тихомиров л. А. Монархическая государственность. М., 1992. С. 291.
^ См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. III. Муза-Сят. С. 457.
^См.:Тамже. С. 386.
" См.: Там же. Т. II. Е - Муж. С. 135.
^ См.: Там же. Т. III. С. 174. В связи со сказанным, нельзя согласиться с Е.А. Прянишниковьш, который пола­
гает, что термин "офицер" пришел в русский язык непосредственно в эпоху Петра I (см.: Законодательная тех­
ника / Под ред. Ю Л . Тихомирова. С. 224).
97
ды". В Артикуле воинском употребляется, в том числе, термин "жалоба" (впро­
чем, этот термин известен еще и Соборному Уложению - см. ст. 7 гл. XIV), а
также широко используется термин "вред", известный еще в старославянском
языке (в значениях "нарыв", "рана"), но в качестве правового в допетровском
законодательстве практически не употреблявшийся (например, в Соборном
Уложении он используется лишь однажды, в составе сложного корня слова
"душевредство").
В-пятых, к рассматриваемой эпохе относятся одни из самых ранних в
истории отечественного законодательства примеров правового регулирования
технико-юридических и законотворческих процессов.
В частности, глава IV Генерального регламента имела заголовок "О ис­
полнении указов" и содержала нормы, которыми регулировался порядок ис­
полнения императорских и сенатских указов в государственных коллегиях.
Генеральный регламент различал две основных формы таких указов - пись­
менные и "словесные" (устные). Согласно регламенту, письменные указы, в
отличие от устных, издавались по наиболее важным вопросам общественной
жизни; был установлен и предельный срок исполнения письменных указов "не более недели времени, ежели скорее нельзя".
В главе XII Указа от 27.04 1722 г. "О должности Сената" говорилось:
"В Сенате никакое дело исполнено быти надлежит словесно, но все письмен­
но, понеже Сенату в таких важных поведениях вельми нужно иметь всякое
опасение и осторожность, дабы наш интерес ни в чем не повредить, и того
ради всем членам не прийти к тяжкому ответствованию, також и нам ни в чем
бы сумнительно быти могло" \
При Петре I предпринимаются и попытки систематизации законодатель­
ства в форме его кодификации. В 1700 г. была учреждена т.н. "Палата об уло­
жении", состоящая из лиц, находящихся на государственной службе, в задачу
' Российское законодательство Х-ХХ вв.: в 9 т. Т.4. Законодательство периода становления абсолютизма /
Отв. ред. А.Г. Маньков. М., 1986. С. 193.
98
которой вменялось пересмотреть и исправить Соборное Уложение. К середи­
не 1701 г. "Новоуложенная книга" была составлена, однако Петр результатами
проведенных работ остался недоволен, и кодекс утвержден не был. По мнению
СВ. Юшкова, причин на то было две: во-первых, разработчики нового кодекса
охватили далеко не весь правовой материал, нуждавшийся в систематизации,
во-вторых, "трудно было кодифицировать законодательство, поскольку в этот
период все еще происходила существенная перестройка"'. Палата проработала
до июля 1703 г., когда официально была распущена. В 1714 г. работала новая
кодификационная комиссия, но результаты ее деятельности снова не получили
утверждения. Следующая комиссия начала свою работу в 1720 г., но из-за
смерти Петра I не завершила ее.
Попыт1си кодификации законодательства в XVIII в. предпринимались
неоднократно и после смерти Петра. Известны кодификационные комиссии
Петра II (1728 г.), Анны Иоанновны (1730 г.), Елизаветы Петровны (1741 г.).
"Неудача каждой из перечисленных комиссий объясняется разными причина­
ми: плохим руководством, неясностью задач, неудовлетворительным составом
комиссий и т.д. Но неудача в значительной степени предопределялась тем, что
план и основные принципы, положенные в основу работ комиссии, постоянно
менялись... Словом, каждая комиссия должна была начинать дело сначала"^.
Не увенчались успехом и кодификационные работы эпохи Екатерины II, на­
чавшиеся 14 декабря 1766 г. созывом Кодификационной комиссии, избранной
на основе принципа сословного представительства, и завершившиеся 17 де­
кабря 1768 г. роспуском этой комиссии (формальная причина - начало войны с
Турцией). Впрочем, хотя Кодификационная комиссия не выполнила главной
своей задачи, а именно не создала текста нового Уложения, на основании ее
наработок была издана 21 апреля 1785 г. Жалованная грамота российскому
' Юшков СВ. История государства и права СССР. Ч. I. М., 1947. С. 356.
^ Там же. С. 357.
99
дворянству ("Грамота на права, вольности и преимущества благородного рос­
сийского дворянства").
В XIX в. законодательные акты по своим языковым и структурным характеристикам в значительной степени приблизились к современным.
ОТЛРТЧИ-
тельными технико-юридическими чертами большинства законодательных ак­
тов девятнадцатого столетия следует признать следующие:
а) сложная структура крупных законодательных актов (например. Уло­
жение о наказаниях уголовных и исправительных от 15.08.1845 г., насчиты­
вающее в целом 2224 статьи, подразделялось на двенадцать разделов, которые,
в свою очередь, структурировались из глав, а эти последние - из отделений,
включавших собственно статьи; статьи нумеровались по сквозному принципу
по всему тексту документа, главы же имели самостоятельную нумерацию в
пределах каждого из разделов);
б) обязательное наличие заголовка - как к акту в целом, так и к его от­
дельным рубрикационным единицам - разделам и главам, а иногда и к отделе­
ниям (отделам) - в частности, свои заголовки, наряду с разделами и главами,
имеют отделы Высочайше утвержденного местного положения о поземельном
устройстве крестьян, водворенных на помещичьих землях, в губерниях: Киев­
ской, Подольской и Волынской 1861 г.;
в) широкое использование приемов примечания и отсылки в текстах
нормативных актов;
г) использование в конструкциях нормативных предложений преимуще­
ственно настоящего времени и индикативного наклонения;
ф
д) тенденция к выражению каждой правовой нормы одним предложени­
ем.
В XIX в. оформляется как самостоятельная отрасль отечественного пра­
вового знания учение о юридической технике. Безусловно, труды зарубежных
ученых в области законодательной техники были известны и интересны рос­
сийским юристам и ранее (об этом свидетельствует хотя бы факт издания на
|
I
100
русском языке первого тома собрания сочинений И. Бентама уже в 1805 г.), но
самостоятельные труды российских правоведов в данной сфере появляются
лишь в начале позапрошлого столетия.
Одной из первых работ, в которой непосредственно разрабатываются
вопросы юридической техники, следует считать книгу Л.А. Цветаева "НачерЩ^
тание теории законов", изданную в 1816 г. По мнению Л.А. Цветаева, основ­
ным критерием качества закона является его "доброта". Доброта же закона
может быть внутренней или внешней. Под внутренней добротой понимается
соответствие законов идеалам "чистой нравственности" и "правам естествен­
ным", а также религиозным заповедям; внешняя же доброта "состоит в том,
чтоб они были полны и написаны приличным, кратким и ясным штилем, рас­
положены в пристойном и удобном порядке" \ Кроме того, необходимо, "чтоб
законы хорошо были разделены на параграфы и перечислены (т.е. снабжены
ж
нумерацией рубрикационных единиц -Б.Ч.)..." .
В 1819 г. в Москве издается работа П. Соколова "Систематическое руко­
водство к познанию российского практического законоведения".
Очевидно, интерес к проблемам юридической техники среди российских
ученых в начале XIX в. был вызван подготовительными мероприятиями по ко­
дификации законодательства, проводимыми М.М. Сперанским под влиянием
идей И. Бентама.
В конце XIX - начале XX столетий снова отмечается всплеск интереса к
учению о юридической технике. В 1890 г. в Санкт-Петербурге выходит в свет
работа В.В. Богишича "О технических терминах в законодательстве", позже
появляются книги Л.Е. Виноградова "Правовое творчество" (М., 1905 г.), А.И.
Новикова "Как должны писаться законы" (Ростов-на-Дону, 1907 г.), Ф.П. Будкевича "Законодательная ошибка и ее следствия" (Варшава, 1908 г.), А.А. Кро­
лика "Идеи законодательного творчества и закономерного развития права в
' Цветаев л. А. Начертание теории законов. М., 1816. С. 55.
^ Там же. С. 56-57.
101
новейшей юриспруденции" (СПб., 1913 г.), М.А. Унковского "О неясности за­
конодательства как общественном бедствии и о ближайших путях к ее устра­
нению" (СПб., 1913 г.), Д.Г. Гремяченского "Как составляются законы" (М.,
1917 г.) и ряд других произведений. Кроме того, на русский язык переводятся
отдельные произведения крупнейших зарубежных специалистов в данной об­
ласти (И. Бентам, Р. Иеринг, Ф. Жени).
Особого внимания заслуживают труды профессора Новороссийского
Императорского университета,
юриста и экономиста Василия Даниловича
Каткова ("К анализу основных понятий юриспруденции", Харьков, 1903 г.;
"Кое-что о критике в юриспруденции", Одесса, 1909 г; "Jmisprudentiae novum
organon. Реформированная общим языковедением логика и юриспруденция",
Одесса, 1913 г.) и петербургского профессора уголовного права Петра Ивано­
вича Люблинского ("Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса",
Петроград, 1917 г.) - наиболее фундаментальные и полные работы по пробле­
мам юридической техники отечественных дореволюционных исследователей.
В XIX столетии развивается и нормативно-правовое регулирование реа­
лизации приемов и средств юридической техники. Прежде всего это касалось
правил издания нормативных правовых актов на территориях Российской Им­
перии, пользующихся особым статусом - Великого Княжества Финляндского и
Царства Польского. В частности, в п. 2 Высочайшего постановления от 19.07.
1891 г. "О некоторых изменениях порядка производства дел и замещения
должностей в высших правительственных учреждениях Великого Княжества
Финляндского" содержалось следующее правило: "Министру Статс-Секретарю
препровождать Генерал-Губернатору края тексты Высочайших Постановле­
ний, а также законопроектов и предложений Сейму, на русском только языке.
Равным образом и Генерал-Губернатор сообщает таковые Финляндскому Се­
нату на русском же языке. Точно так же на русском языке поступают к Гене­
рал-Губернатору все отзывы и представления Финляндского Сената. Переводы
подлинных текстов на шведский и финский языки, равно как и переводы пред-
102
ставлений и отзывов Сената на русский язык, возложить, по распоряжению
Сената, на ответственных присяжных переводчиков. Всеподданнейшие пред­
ставления Финляндского Сейма переводятся тем же порядком на русский
язык" .
В 1913 г. особым совещанием членов Государственной Канцелярии и
Канцелярии Государственной Думы были разработаны Правила изложения за­
конопроектов - первый нормативный акт, целиком посвященный приданию
обязательного характера правилам юридической техники^. Правила состоят из
5 разделов (I - "Общие положения", П - "Положения, касающиеся законопроек­
тов финансового и штатного характера", III - "Правила грамматические и сти­
листические", IV - "Сокращения наименований отдельных частей Свода Зако­
нов, различных видов узаконений и сборников их", V - "Особое постановле­
ние"), включающих в себя 40 пунктов, которыми разрешались практически все
технико-юридические вопросы, возникающие в процессе законотворчества. В
частности, были закреплены правила составления заголовков (пп. 3, 25), ис­
пользования примечаний и приложений (п. 6 и 7), формулирования "вступи­
тельных слов", т.е. преамбул (п. 8), употребления ссылок (пп. 15-22) и т.д.
Таким образом, к моменту революции 1917 г. Россия подошла с весьма
значительными практическими и доктринальными достижениями в области
юридической (включая законодательную) техники.
Юридическая техника советского периода.
С момента своего зарожде­
ния советская юридическая техника сочетала в себе две тенденции: с одной
стороны, сохранялась преемственность с прежней традицией, с другой, фор­
мировался принципиально новый подход к технике нормативных актов, при
котором, как это уже отмечалось в § 3 гл. 1 настоящего исследования, на пер­
вое место выдвигалось требование общедоступности, максимальной перерабатываемости текстов нормативных документов. Обе из этих тенденций с самого
Цит. по: Корево Н. Сеймовый устав для Великого Княжества Финляндского высочайше утвержденный 20
июля 1906 года. С приложением и алфавитным указателем. СПб., 1913. С.208,
См.: Правила изложения законопроектов. СПб., 1913 г.
103
начала находились в диалектических отношениях единства и борьбы, что наи­
более отчетливо видно на примерах законодательных актов первых лет Совет­
ской власти.
В этом отношении показательна Конституция РСФСР 1918 г. Первые два
раздела Основного закона - инкорпорированная в текст Конституции "Декла^
рация прав трудящегося и эксплоатируемого народа" (разд. 1) и "Общие поло­
жения Конституции Российской Социалистической Федеративной Советской
Республики" (разд. 2) - изобилуют нормами-декларациями, нормами-целями,
характеризуются широким использованием общественно-политической тер­
минологии, отсутствием экспрессивной нейтральности. Например, ст. 9 Кон­
ституции РСФСР имеет следующую формулировку: "Основная задача рассчи-
j
тайной на настоящий переходный момент Конституции Российской Социали-
I
стической Федеративной Советской Республики заключается в установлении
I ^
диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в
I
виде мощной Всероссийской Советской власти в целях полного подавления
буржуазии, уничтожения эксплоатации человека человеком и водворения со­
циализма, при котором не будет ни деления на классы, ни государственной
власти". В текстах других статей первых двух разделов употребляются, в част­
ности, такие словосочетания, как "беспощадное подавление эксплоататоров"
(ст. 3), "когти финансового капитала" (ст. 4) и т.д.
Однако в последующих разделах Конституции ("Конструкция Советской
власти", "Активное и пассивное избирательное право", "Бюджетное право", "О
гербе и флаге Российской Социалистической Федеративной Советской Республики") использования декларативных норм, а также коннотированной тер­
минологии практически не наблюдается. Напротив, в этих разделах отмечается
довольно тщательное соблюдение правил законодательной техники, использо­
вание устоявшейся юридической терминологии ("налоги", "бюджет", "повин­
ности", "кассация", "казначейство", "общая и частная амнистия" и пр.), приме­
нение технико-юридических приемов примечания и отсылки, употребление
104
речевых клише официально-делового стиля дореволюционного периода ("про­
токол за подписью членов избирательной комиссии", "за отсутствием таково­
го", "коим ко дню выборов исполнилось восемнадцать лет" и т.д.).'
В дальнейшем эта тенденция сосуществования "двух начал" в советской
традиции юридической техники сохранялась. Наиболее рельефно она видна на
примерах нормативных правовых актов первых трех-четырех лет существова­
ния Советской власти. В частности, в Постановлении ВЦИК от 29.05. 1918 г.
"О переходе к всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян в Рабоче-крестьянскую Красную армию" говорилось: "... переход от добровольче­
ской армии ко всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян повели­
тельно диктуется всем положением страны, как для борьбы за хлеб, так и для
отражения обнаглевшей... контрреволюции".
Со временем тенденция к декларативности нормативного содержания
текста законодательного акта начала постепенно преодолеваться. Так, в первой
Конституции СССР 1924 г. политические декларации сосредоточены практи­
чески только в разделе 1 этого Основного закона, который представляет собою
инкорпорированную в текст Конституции Декларацию об образовании СССР и
играет роль своеобразной преамбулы к остальным конституционным положе­
ниям. Раздел 1 Конституции СССР 1924 г. собственно никаких норм не содер­
жит, при этом последующие разделы Конституции не содержат в себе лозун­
гов или деклараций.
Следует отметить, что из всех конституций советского периода наиболее
свободной от декларативности следует признать Конституцию СССР 1936 г. (и
соответствующие ей Основные законы союзных и автономных республик).
Данная Конституция вообще лишена преамбулы, а количество политически
' Интересно, что архаичная форма местоимения "кои", "коим", вместо "которые", "которым", еще употребля­
лась в текстах отдельных нормативных актов даже в 70-х гг. Например, в ст. 2 Указа Президиума Верховного
Совета СССР от 01.11.1974 г. "Об изменении знаков различия для генералов армии" говорилось: "Установить,
что лицам, коим присвоено воинское звание "генерал армии", вручается маршальский знак отличия "Мар­
шальская Звезда"..." (Ведомости Верховного Совета СССР. 1974. № 45. Ст. 745).
^ См.: Ленинские декреты о Москве. М., 1978. С. 50.
105
коннотированных терминов в ней сведено до минимума. Можно предполо­
жить, что это обстоятельство обуславливалось официальной идеологией того
периода.
В соответствии с идеологическими установками второй половины 30-х
гг. "в связи с победой социализма во всех отраслях народного хозяйства, лик­
видацией эксплоататорских классов, коренным изменением рабочего класса,
класса крестьян и интеллигенции, укреплением дружбы и братского сотрудни­
чества народов в системе единого союзного государства назрела необходи­
мость серьезного шага вперед в развитии советской конституции" . Реализуя
не только регулятивную, но и идеологическую функцию, новый Основной за­
кон призван был подчеркнуть ту степень единства общества, при которой на­
сущной потребности включения в Конституцию декларативных и лозунговых
положений попросту не существовало. Не случайно И.В. Сталин в своем вы­
ступлении на VIII чрезвычайном Съезде Советов СССР подчеркнул эту харак­
теристику Конституции, определив ее как "... исторический документ, трак­
тующий просто и сжато, почти в протокольном стиле, о фактах победы социа­
лизма в СССР... "^
Напротив, в Конституции СССР 1977 г. (и аналогичным ей Основным
законам союзных и автономных республик) законодатель возвратился к
широкому использованию идеологически коннотированнои терминологии, к
приему
снабжения
Конституции
обширной
преамбулой,
в
которой
содержались положения лозунгового типа. Объяснение такому повороту (с
точки зрения юридической техники, безусловно, регрессивного характера)
можно найти в записке ЦК КПСС о разработке проекта Конституции СССР,
относящейся к началу 60-х гг. В документе, в частности, говорится: «В свое
время Сталин, обосновывая проект Конституции 1936 г., говорил о коренном
различии между Конституцией и Программой партии, что Конституция
отражает то, что добыто и завоевано, а программы провозглашают то, что
' История государства и права СССР. Ч. П. История советского государства и права / Под ред. А.И. Денисова.
М.. 1947. С. 181.
^ Цит. по: История государства и права СССР / Под ред. А.И. Денисова. Ч. П. С. 187.
106
но, а программы провозглашают то, что предстоит сделать. Этот взгляд нельзя
признать правильным. Между Констнггуцией Советского государства и Про­
граммой КПСС не может и не должно быть такого разрыва. Фиксируя достиг­
нутые народом завоевания, Конституция одновременно должна показывать и
перспективу развития социалистического общества и государства к бесклассо­
вому коммунистическому обществу»^.
Очевидно, что сосуществование отмеченных тенденций объяснялось
доктринальным подходом к понятию закона, утвердившемуся в советской
правовой науке. Закон (а в особенности - Основной закон. Конституция) рас­
ценивался не только как собственно юридический, но и как идеологический
документ, призванный не только устанавливать, изменять, отменять нормы
права, но и, будучи непосредственным выразителем воли господствующего
класса, отражать определенные идеи философско-идеологического характера.
Известно, что такой подход к проблеме формы и содержания нормативного ак­
та в социалистическом государстве был сформулирован еще В.И. Лениным. "В
1919 году В.И. Ленин охарактеризовал декреты Советской власти как ее при­
зывы к массам, как инструкции, зовущие к массовому практическому делу.
В.И. Ленин признавал, что в декретах, изданных в условиях гражданской вой­
ны, было много такого, что в то время не могло быть осуществлено; однако
декреты учили миллионы людей, прислушивавшихся к голосу Советской власти, делать практические шаги в строительстве новой жизни" .
Позже обос­
нование необходимости идеологической и пропагандистской коннотированности законов получило свое дальнейшее развитие в работах многих теоретиков
государства и права, специалистов по государственному праву и советскому
строительству. Возникло (в рамках науки советского государственного права)
' Цит. по: Данилов А.А., Пыжиков А.В. Неизвестный конституционный проект. (О разработке Основного за­
кона в 1962-1964 гг.) // Государство и право. 2002. № 1. С. 84-85.
^ Братусь С.Н. Вопросы теории права в трудах В.И. Ленина // Уч. зап. АОН при ЦК КПСС. Вьш. 20. М., 1955.
С. 20. В другом случае, говоря о разработке нового Гражданского кодекса, Ленин специально отмечал, что
при создании этого закона надлежит "руководствоваться не римским правом, а нашим революционным право­
сознанием" (см.: Николаев В.В. Советское социалистическое государство. М., 1968. С. 170).
107
учение о «правовых состояниях» - особого вида «правоотношениях», возни­
кающих в результате действия деклараций и принципов, содержащихся в тек­
стах нормативных актов, являющихся источниками государственного (консти­
туционного) права'.
Вообще же, некоторые современные авторы, анализируя законодатель­
ство Китая, доказывают (очевидно, справедливо), что смещение в одном доку­
менте юридических предписаний и политико-идологических деклараций - есть
черта, присущая в целом социалистическому праву^. Пользуясь терминологией
юридической компаративистики, можно сказать, что такого рода смешение
представляет собою стилевое отличие социалистической правовой системы. К
аналогичному выводу приходят и крупные немецкие специалисты по сравни­
тельному правоведению К. Цвайгерт и X. Кётц'.
Так, Постановление Верховного Совета РСФСР от 26.10.1960 г. "О со­
стоянии и мерах по улучшению культурного обслуживания сельского населе­
ния РСФСР"'* показывает, что в тексте документа имеется семь прямых ссылок
на разного рода партийные документы (решения XX и XXI съездов КПСС, де­
кабрьского (1959 г.) Пленума ЦК КПСС), а также на выступления Н.С. Хруще­
ва.
При этом необходимо отметить, что в отечественном учении о юридиче­
ской технике начиная с 60-х гг. XX века все более последовательно начинает
утверждаться принцип недопустимости использования декларативных, лозун­
говых норм, положений политико-идеологического характера и коннотированной терминологии в текущем законодательстве, в иных нормативных пра­
вовых актах более низкой юридической силы. Появляются призывы диффе­
ренцировать использование тех или иных лексико-стилистических средств
' См.: Основин B.C. Советские государственно-правовые отношения. М., 1965. С. 20.
^ См.: Иностранное конституционное право / Под ред. В.В. Маклакова. М., 1996. С. 356-361.
^ См.: Цвайгерт К., Кётц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. I. Основы. М.,
1995. С. 115.
'' См.: Законы РСФСР и Постановления Верховного Совета РСФСР. Приняты на третьей сессии Верховного
Совета РСФСР пятого созьша. М., 1960. С. 3-14.
108
языка правовых актов в зависимости от предмета регулирования конкретного
акта и сферы его действия по кругу лиц. Например, в 1967 г. А.А. Ущаков пи­
сал: "Чем ближе содержание того или иного закона к темам, идеям, проблемам
повседневной жизни, тем язык закона проще, непринужденнее, ближе к разго­
ворному языку. И, наоборот, чем дальще его содержание от тем повседневной
Щ'
жизни, от ее злободневных вопросов, тем сложнее становится закон" . В этот
же период некоторые отечественные исследователи (А.С. Пиголкин) впервые
выступают с критикой в адрес установок на чрезмерное упрощение языка нор­
мативных актов, имевших место в 20-30-х гг.^ Можно констатировать, что со
второй половины 50-х гг. пропшого столетия тенденция к перегруженности
советских нормативных и, в частности, законодательных актов идеологиче­
ской, политической и иной коннотированнои лексикой постепенно идет на
убыль. Роль общественно-политического вектора конкретного законодатель-
•
ного акта все чаще играет его преамбула.
К особенностям преамбул многих законодательных актов СССР и союз­
ных республик 50-80-х гг. следует отнести, во-первых, их обширность, вовторых, насыщенность общественно-политической лексикой, в-третьих, стиль
изложения, стоящий ближе к публицистическому, а иногда и научному, неже­
ли официально-деловому.
В частности. Конституция СССР 1977 г., в отличие от предшествовав­
шей ей Конституции 1936 г., снабжена обширной преамбулой, начинающейся
словами: "Великая Октябрьская социалистическая революция, совершенная
рабочими и 1фестьянами России под руководством Коммунистической партии
во главе с В.И. Лениным, свергла власть капиталистов и помещиков, разбила
оковы угнетения, установила диктатуру пролетариата и создала Советское го­
сударство - государство нового типа...". В преамбуле Основ законодательства
Союза ССР и союзных республик "О народном образовании" (утверждены За-
' Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. С. 156.
^ См.: Пиголкин А.С. Подготовка проектов нормативных актов. С. 152.
109
коном СССР от 19.07.1973 г.'), в частности, говорилось: "На современном эта­
пе важнейшее значение приобретают повышение качества обучения и воспи­
тания, формирование коммунистического мировоззрения, коренное улучшение
подготовки молодого поколения к труду, постепенное введение в стране все­
общего профессионального образования...". В преамбуле Закона СССР от
20.09. 1972 г. "О статусе депутатов Советов депутатов трудящихся" содержа­
лось следующее утверждение: "Быть депутатом - высокая честь и большая от­
ветственность. Народ возлагает на депутатов важные государственные и обще­
ственные обязанности. Долг депутатов отдавать все силы и знания делу строи­
тельства коммунизма, всемерно способствовать дальнейшему укреплению
союза рабочего класса и колхозного крестьянства, дружбы и братства народов
СССР...". Показателен и пример Закона СССР от 31.03. 1958 г. "О дальнейшем
развитии колхозного строя и реорганизации машинно-тракторных станций" ,
преамбула которого по объему превосходит нормативную часть более чем в
два раза.
С другой стороны, большое количество законодательных актов
рассматриваемого периода вообще не имело преамбул либо преамбулы их со­
держали только указание на цель принятия данного акта или ссылку на норма­
тивный документ более высокой юридической силы, во исполнение которого
был принят предваряемый преамбулой акт.
Очевидно, что наличие или отсутствие у нормативного акта преамбулы,
а также содержание и объемы преамбулы зависели от общественной значимо­
сти конкретного документа, регулируемых им отношений и круга лиц, кото­
рому он - прямо или косвенно - был адресован. Некоторые 1файне важные для
государственного и общественного устройства законодательные акты преам­
булами наделены не были, поскольку фактически адресовались не всем и каж­
дому, а лишь тем сравнительно немногим лицам, которые непосредственно
участвовали в регулируемых такими актами отношениях и в дополнительных
' См.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1973. № 30. Ст. 392.
^ См.: Там же. 1972. № 39. Ст. 347.
^ См.: Там же. 1958. № 7, Ст. 146.
по
разъяснениях относительно целей принятия акта не нуждались. По-видимому,
в силу этих обстоятельств, преамбулы отсутствовали у таких значимых актов
как Указа Президиума Верховного Совета СССР от 13.03. 1954 г. "Об образо­
вании Комитета государственной безопасности при Совете Министров
СССР"\ Постановления Верховного Совета СССР от 25.07.1974 г. "Об утверждении регламента заседания Верховного Совета СССР" ; Закона СССР от
30.10.1959 г. "О бюджетных правах Союза ССР и союзных республик"^ и т.д.
Данное предположение подтверждается и доктриной советского периода,
"...важно снабжать нормативные акты преамбулой, особенно в тех случаях,
когда акт касается широкого круга субъектов права, регулирует наиболее об­
щие вопросы государственной, хозяйственной или культурной жизни нашей
страны... .
По мере деидеологизации общественной жизни в СССР (вторая пол. 80-х
- 1991 гг.) преамбулы нормативных актов постепенно утрачивают свои идео­
логическую и агитационную функции, их положения сосредоточиваются пре­
имущественно на целях принятия конкретного закона и предмете его регули­
рования. В частности. Закон СССР от 03.07.1991 г. № 2295-1 "О порядке пере­
мены гражданами СССР фамилий, имен и отчеств" в качестве преамбулы со­
держит всего одну фразу: "В целях расширения гражданских прав, установле­
ния гарантий их эффективного осуществления, а также учитывая многочис­
ленные обращения граждан по вопросу перемены фамилий, имен и отчеств.
Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик постановля­
ет:.." . Характерной технико-юридической чертой законодательства Советско­
го периода следует признать прием воспроизведения нормативных предписа-
См.: Сборник законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938-1975. Т. 1. М., 1975. С.
208.
^ См.: Ведомости Верховного Совега СССР. 1974. № 31. Ст. 466.
^ См.: Там же. 1959. № 44. Ст. 221.
•* Пиголкин А.С. Подготовка проектов нормативных актов. С. 116.
^ Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1991. № 29. Ст. 839.
Ill
НИИ, содержащихся в одном акте, в тексте другого акта меньшей юридической
силы\
Этот прием применялся законодателем в случаях:
- инкорпорации одного нормативного акта в текст другого (например,
воспроизведение текстов Декларации и Договора об образовании СССР в тек­
сте Конституции СССР 1924 г.);
- принятия союзными или автономными республиками собственных
нормативных актов на основании нормативных актов Союза ССР (так, диспо­
зиция ст. 71 УК РСФСР 1960 г., которой устанавливалась ответственность за
"пропаганду войны, в какой бы форме она ни велась", фактически воспроизво­
дит норму, содержащуюся в ст. 1 Закона СССР от 12.03. 1951 г. "О защите мира" : "Считать, что пропаганда войны, в какой бы форме она ни велась,
...является ... тягчайшим преступлением против человечества");
- принятия (издания) подзаконного нормативного акта на основании за­
конодательного акта либо законодательного акта на основгшии Конституции (в
частности, ст. 1 Закона СССР от 19.08.1938 г. "О гражданстве Союза Совет­
ских Социалистических Республик"'' целиком воспроизводит положения ст. 21
Конституции СССР 1936 г.).
Чрезмерное увлечение приемом воспроизведения нормативных положе­
ний приводршо нередко к перегруженности законодательных актов, к семан­
тической и лексической избыточности многих документов. Поэтому многие
исследователи призывали к необходимости сокращения случаев прямого и бу­
квального воспроизведения текстов одних положений в текстах других, заме­
няя их отсылочными и бланкетными нормами. Например, А.С. Пиголкин в
1968 г. отмечал: "Требование краткости... диктует необходимость максималь­
но сокращать неоправданные повторения отдельных фраз и целых норматив-
' См.: Законодательная техника / Под ред. Ю.А. Тихомирова. С. 233.
^ См.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1951. № 5.
См.: Там же. 1938. № 11.
112
ных предписаний, сформулированных как в том же нормативном акте, так и в
других"^
К сожалению, законодательство советского периода характеризуется недоработанностью проблемы аутентичных определений понятий, используемых
в том или ином законе. Конечно, нормы-дефиниции существовали, и их было
не мало. СИ. Перетерский выделял четыре основных приема определений по­
нятий в тексте законов: 1) помещение определения в примечании; 2) помеще­
ние определения в основной текст статьи с приведением определяемого тер­
мина в скобках; 3) помещения определения в виде вводного предложения,
присоединенного к термину посредством слов "то есть"; 4) развернутое опре­
деление, представляющее самостоятельное предложение и занимающее от­
дельную часть статьи^. В настоящее время оптимальным признается именно
четвертый способ, когда основные термины, употребленные в тексте законода­
тельного акта, дефинируются с помощью развернутых определений, помещен­
ных в отдельную статью. Законодатель советского периода использовал пре­
имущественно три первых способа. Четвертый способ в своем завершенном
виде был использован, пожалуй, только в УТЖ РСФСР 1960 г., в котором со­
держится ст. 34 - "Разъяснения некоторых наименований, содержащихся в на­
стоящем Кодексе", посвященная аутентичному определению ключевых поня­
тий уголовно-процессуального права ("суд", "кассационная инстанция", "сле­
дователь", "приговор" и т.д.).
К технико-юридическим недочетам многих нормативных актов рассмат­
риваемого периода следует отнести и помещение нормативных и ненорматив­
I
•
ных положений в текст одного документа. Справедливо мнение, согласно ко­
торому в законодательных актах наиболее высокой юридической силы - Конституции и текущих законах подобное смешение не встречалось . Но оно на-
' Пиголкин А. с . Подготовка проектов нормативных актов. С. 138.
^ См.: Перетерский С. Техника оформления кодексов // Проблемы социалистического права. 1939. № 1. С.
112.
^ См.: Законодательная техншса / Под ред. Ю.А. Тихомирова. С. 241.
из
блюдалось в нормативных актах более низкой юридической силы - например,
в постановлениях Верховных Советов разных уровней, актах союзного и рес­
публиканских Совминов и т.д. В качестве примера можно рассмотреть Поста­
новление Верховного Совета СССР от 10.04.1990 г. № 1420-1 "О неотложных
мерах по улучшению положения женщин, охране материнства и детства, укре­
плению семьи" ^ в котором наряду с положениями нормативного характера (об
определении размера государственного пособия по уходу за ребенком, о льго­
тах для детей-сирот) содержатся и положения правоприменительного характе­
ра, конкретные поручения Совету Министров СССР, республиканским Совминам, ВЦСПС о мерах по реализации данного Постановления.
Распространенность указанной ошибки породила широкую отрицатель­
ную практику издания акта, содержащего одну-две правовые нормы среди
множественных положений ненормативного характера. Такие акты в целом,
как правило, не воспринимались издавшими их органами как нормативные и
не подвергались учету в данном качестве, что значительно затрудняло их ис­
пользование.
Заголовки законодательных и иных нормативных актов периода сущест­
вования СССР можно подразделить на несколько категорий, в зависимости от
предмета регулирования акта, предваряемого соответствующим заголовком^:
1) заголовки актов, регулирующих определенную сферу общественных отно­
шений целиком или практически целиком (Закон СССР "О государственном
нотариате". Положение "О Верховном Суде СССР" и т.д.), 2) заголовки актов,
которыми устанавливается или изменяется какая-либо процедура (такие заго­
ловки содержат в себе обороты "О порядке...", "Об изменении порядка..."), 3)
заголовки актов, которыми предусматриваются мероприятия, направленные
на улучшение ситуации, сложившейся в той или иной сфере общественной или
хозяйственной жизни ("Об улучшении...", "О развитии...", "О дальнейшем
' См.. Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 16. Ст. 269.
' См.: Пиголкин А.С. Подготовка проектов нормативных актов. С. 109-111.
114
улучшении...", "О ситуации..." и т.д.), 4) заголовки актов об утверждении,
введении в действие или отмене, прекращении действия, изменении какихлибо других актов.
Заголовки большинства законодательных актов, принимавшихся в
СССР, соответствовали требованиям информативности и лаконичности. Одна­
ко заголовки некоторых документов были чересчур громоздкими, объемными,
что подвергалось заслуженной критике со стороны ученых-юристов. Следует
здесь заметить, что еще Правила изложения законопроектов 1913 г. предосте­
регали от чрезмерно объемных заголовков нормативных актов. В п. 3 данных
Правил говорилось: "В заголовках законопроектов излагать в возможно ясном,
но кратком виде существо законопроектов, упоминая преимущественно о
вновь вводимых мерах, а не об отменяемых".
Язык и терминология законодательных актов советского периода нахо­
дились в состоянии постепенного и неуклонного совершенствования, эволю­
ционируя при этом в сторону усложнения. Сложность используемой в тексте
нормативного акта терминологии зависела от юридической силы каждого кон­
кретного акта, предмета его регулирования и сферы действия по кругу лиц.
Терминология правовых актов заимствовалась из нескольких источников: вопервых, собственно юридические термины, издавна употребляющиеся в языке
правовых документов ("иск", "прокурор" "кассация" и т.д.), во-вторых, терми­
ны правовой доктрины, переносимые разработчиками в действующее законо­
дательство (например, термин "делькредере" в ч. 2 ст. 411 ГК РСФСР 1964 г.),
в-третьих, термины, образованные от производственных жаргонизмов ("по­
шив", "посев", "вентилирование" и т.п.'), в-четвертых, т.н. "технические тер­
мины", т.е. заимствованные из терминологических систем иных, неюридиче­
ских наук (например, термин "эпизоотия" в ст. 101 КоАП РСФСР), вчетвертых, термины иностранного происхождения, включаемые в терминоло-
' Авторы коллективной монографии "Язык закона" (под ред. А.С. Пиголкина) высказывались против употреб­
ления подобной терминологии, считая упомянутые термины "паразитирующими словами" (см. с. 93).
115
гический аппарат советских правовых актов в случаях возникновения какоголибо нового института права, ранее неизвестного советской правовой системе
(например, термин "лизинговые операции" в п. "м" ч. 1 ст. 5 Закона РСФСР от
02.12. 1990 г. "О банках и банковской деятельности в РСФСР"').
Законодатель советского периода стремился придерживаться современ­
ных ему норм литературной письменной речи. Однако иногда в текстах зако­
нодательных актов использовались отдельные лексические элементы просто­
речия ("промотание" [в значении: "растрата"], "просушка" и т.д.) и, напротив,
высокой поэтической речи ("тяготы и лишения военной службы", "свято и не­
рушимо соблюдать советские законы" и т.д.).
Синтаксис законодательных текстов советского периода был довольно
сложным. По данным В.В. Мартъшенко, проанализировавшего тексты консти­
туционного законодательства СССР на предмет выявления характерных осо­
бенностей модально-временной организации предложений, простые неосложненные предложения составляют в этих текстах 45% от общего числа конст­
рукций; моносубъектные полипредикативные предложения на основе сочини­
тельной связи составляют 17,2%, предложения с инфинитивными оборотами 10,4%, сложноподчиненные - 8,9%, бессоюзные сложные - 9,1%, усложненные
сложные - 8,1%^. Таким образом, простые предложения составляют менее по­
ловины от общего количества синтаксических конструкций, употребляемых в
текстах законодательных актов.
Нередко следствием усложненности синтаксической организации пред­
ложений было ухудшение их прагматических свойств, неоправданное увели­
чение объема пропозиционных конструкций. Так, П. Верховский еще в 1929 г.
выступил с критикой синтаксической конструкции одной из правовых норм (§
' Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1990. № 27. Ст. 357.
^ См.: Мартьшенко В.В. Модально-временная организация предложений в текстах советского конституцион­
ного законодательства. Автореф. канд. дис. Киев, 1989. С. 10.
116
1 Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 14.11. 1927 г. "О мерах содействия
рабочему движению"), текст которой состоял из 99 слов .
По мере совершенствования юридической техники советский законода­
тель все чаще стал обращаться к приему парцелляции, когда одна правовая
норма выражается при помощи не одного, а нескольких предложений в грани­
цах одной рубрикационной единицы текста. Например, в большинстве текстов
Основ законодательства Союза ССР и республик и республиканских кодексов,
принятых в период второй масштабной кодификации отечественного законо­
дательства в 60-70-х гг., прием парцелляции практикуется весьма активно, за
счет чего удается добиться положительного прагматического эффекта. Так, в
ст. 155 Кодекса о браке и семье РСФСР 1969 г. говорилось: «Супруг, желаю­
щий, чтобы ему была присвоена добрачная фамилия, должен заявить об этом в
органах записи актов гражданского состояния при регистрации расторжения
брака. О присвоении супругу добрачной фамилии органы записи актов граж­
данского состояния производят соответствующую запись».
В советский период развития законодательства появляется (в основном,
на уровне подзаконного нормотворчества) ряд актов, которыми устанавлива­
лись отдельные правила и приемы технико-юридического характера, а также
порядок опубликования, вступления в силу нормативных актов. К числу таких
актов следует отнести следующие:
Постановление ВЦИК РСФСР 1923 г. "О порядке изменения кодексов,
утвержденных ВЦИК"'^;
Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 20.09.1926 г. "О порядке внесения вопросов в верховные органы Союза ССР" ;
См.: Верховский П. Литературные формы и стиль советских законодательных актов // Власть Советов. 1929.
№ 13. С. 6.
^ СУ РСФСР. 1923. № 54. Ст. 530.
^ СУ РСФСР. 1927. № 5. Ст. 37.
117
Постановление ЦИК и СНК СССР от 08.05.1929 г. "О порядке издания
ведомственных распоряжений по применению постановлений ЦИК, СНК
СССР и СТО"^;
Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 29.07.1929 г. "О работе по кодификации законодательства РСФСР" ,
а также ряд других актов.
С сожалением следует констатировать, что в советский период так и не
была решена задача принятия "закона о законах", т.е. законодательного акта,
которым бы особо регулировался порядок разработки и оформления норма­
тивных актов, хотя среди правоведов необходимость принятия такого закона
уже в то время была отмечена неоднократно.
Необходимость законодательного урегулирования
правотворческого
процесса в высших органах государственной власти была тем более очевид­
ной, что цель повышения роли закона как акта высшей юридической силы и
прямого действия, регулярно и обоснованно обсуждавшаяся в литературе, вряд
ли достижима без существенного повышения качества формы законодатель­
ных актов. Поэтому предложения об унификации и придании обязательного
характера основным правилам законодательной техники начали высказываться
отечественными специалистами (в частности, Д.А. Керимовым, А.С. Пиголкиным, СВ. Поленикой, Ю.А. Тихомировым) еще в 60-х гг. XX столетия, тем
более, что во многих социалистических странах (Болгария, ВНР, ПНР и др.),
не говоря уже о странах Запада, акты подобного содержания имелись.
*
*
*
*
Подводя итоги сказанному в настоящей главе, сформулируем краткие
выводы.
'СЗСССР. 1929. №31. Ст. 285.
2 СУ РСФСР. 1929. № 60. Ст. 600.
118
В истории отечественной юридической техники выделяются четыре ос­
новных этапа, обусловленных объективными процессами развития отечест­
венного государства и права, иными факторами базисного и надстроечного ха­
рактера.
Российской юридической технике, рассматриваемой в историческом ра­
курсе, в целом свойственна не революционная, а эволюционная парадигма раз­
вития. Каждый из последующих этапов вбирал в себя элементы предыдущего,
соверщенствуя их. Отличительной особенностью отечественной юридической
техники следует считать принцип преемственности использования техникоюридических элементов.
Используемые отечественным законодателем технико-юридические эле­
менты обнаруживают устойчивую тенденцию к усложнению, несмотря на
предпринимавшиеся иногда попытки их искусственного упрощения. При этом
внимание, уделяемое при законотворчестве проблемам юридической техники
и качества формы акта, находится в прямой зависимости от господствующего
представления о роли права в регулировании общественных отношений в рам­
ках существующей формы государства.
Российская технико-юридическая традиция характеризуется оригиналь­
ностью. Испытывая, безусловно, порой довольно значительное влияние техни­
ко-юридических традиций стран (особенно на втором и третьем этапах), она
неизменно базировалась на уникальном национальном опыте. В свою очередь,
отечественная традиция юридической техники оказала существенное влияние
на формирование технико-юридической школы в постсоветских государствах.
119
ГЛАВА 3.
ТЕХНИКО-ЮРИДИЧЕСКИЕ ОШИБКИ В СОВРЕМЕННОМ
РОССИЙСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ: ПОНЯТИЕ, ВИДЫ,
СРЕДСТВА ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ И ИСПРАВЛЕНИЯ
§ 1. Общее понятие технико-юридической ошибки законодателя.
В
настоящем
параграфе
дается
определение
понятию
технико-
юридической ошибки, производится отграничение указанного понятия от
близких по содержанию категорий теории права, а также обосновывается его
теоретическая и практическая значимость.
Проблема технико-юридических ошибок и путей их преодоления явля­
ется, видимо, основной практической проблемой юридической техники. Юри­
дическая техника, понимаемая нами как методика оптимизации формы право­
вого акта (см. § 2 гл. I настоящего исследования), призвана добиться конст­
руирования формы акта, свободной ото всяких ошибок.
Если рассматривать проблему в сугубо практическом ракурсе, то требо­
вание об абсолютном техническом совершенстве всех нормативных актов,
входящих в систему права государства, видится иллюзорным. Любая творче­
ская деятельность, тем более, если речь идет о такой важнейшей сфере соци­
ального бытия, как право, сущностно не может избежать каких-либо ошибок.
"Правотворчество, как и любая иная творческая деятельность, - пишет В.М.
Баранов, - несет в себе риск ошибки, и крайне важно знать условия, сводящие
этот риск к минимуму" . Необходимо, однако, учитывать, что даже скрупулез­
ное выполнение всех требований юридической техники не может привести к
возникновению идеального законодательного массива, поскольку на его фор­
мирование влияют и иные факторы - политические, экономические, а подчас
просто конъюнктурные.
Баранов В.М. Указ. соч. С. 352.
120
Следовательно, технико-юридические ошибки являются неизбежным,
хотя и негативным, фактором законотворчества. В связи со сказанным пред­
ставляется важным определить понятие "технико-юридическая ошибка".
В русском языке слово "ошибка" имеет следующее лексическое значе­
ние: "Неправильность в действиях, поступках, высказываниях, мыслях, поЩ
грешность" ^ Из этого можно заключить, что ошибка, понимаемая как "непра­
вильность", есть нечто, противоречащее правилам, установленным стандартам
поведения. Следовательно, ошибка имеет место там, где есть правило, норма.
Нарушения законов человеческого мышления порождают логические ошибки^,
нарушения языковых норм (узуса) - языковые ошибки, нарушения норм науч­
ного познания приводят к ошибкам научным и т.д. С этой точки зрения право­
нарушение тоже является своего рода ошибкой, поскольку, поступая противо­
правно, лицо, с точки зрения государства, совершает ошибку, в силу чего го-
Щ.
сударство задействует принудительные механизмы коррекции такой ошибки.
Итак, ошибки возможны в любой нормативно урегулированной сфере
человеческой деятельности, включая и законотворчество. Поскольку юридиче­
ская, в т.ч. законодательная, техника трактуется в настоящей работе как со­
ставная часть правотворческого процесса, постольку, по правилам вывода че­
рез ограничение третьим понятием, и технико-юридические ошибки следует
понимать как вид ошибок правотворческих (законотворческих) .
В трудах отечественных исследователей вопросов юридической техники
и правотворчества уточнению самого понятия правотворческих (законотворче­
ских) ошибок не уделено должного внимания. Подробно данную проблему
разрабатывают только В.М. Баранов и В.М. Сырых.
По мнению В.М. Баранова, правотворческой ошибкой является "офици­
ально реализованное добросовестное заблуждение, результат неправильных
' Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Ф. Ушакова. Т. 2. М., 1938. С. 1038.
^ См.: Кондаков Н.И. Указ. соч. С. 313.
^ "Законотворческие ошибки... являются разновидностью правотворческих и обладают всеми их признаками."
(Российское законодательство: проблемы и перспективы. С. 383).
121
действий нормотворческого органа, нарушающих нормы... правообразования,
не соответствующих уровню и закономерностям государственно необходимо­
го развития регулируемой деятельности и влекущих путем издания ложной
нормы права неблагоприятные социальные и юридические последствия" .
Такая трактовка правотворческой ошибки, как мы видим, весьма широ)^
ка. Автор трактовки склонен понимать под правотворческой ошибкой любые
неправильные действия правотворческого органа, если они были следствием
добросовестного заблуждения последнего.
Критерий добросовестности лежит, по мнению В.М. Баранова, в основе
различения правотворческой ошибки и правотворческого правонарушения^.
Исследователь не дает своего определения последнему, но очевидно, что пра­
вотворческое правонарушение, в отличие от ошибки, которая есть плод добро­
совестного заблуждения, есть результат сознательного, намеренного наруше-
А^
ния нормотворцем правотворческих норм. Принципиально согласившись с та­
ким подходом, отметим, что термин "правотворческое правонарушение", повидимому, в интересующем нас контексте не вполне корректен. Как известно,
правонарушением является противоправное деяние, запрещенное нормой того
или иного нормативного акта и влекущее применение санкций со стороны го­
сударства. Но можно ли говорить, что абсолютно все правотворческие проце­
дуры урегулированы юридически? И всегда ли предусмотрена ответственность
за нарушение тех правотворческих правил, которые нашли законодательное
закрепление? Поэтому, на наш взгляд, следует говорить не о правотворческом
правонарушении, а о сознательном отступлении от сложившегося порядка
правотворчества (технико-юридической уловке^, противопоставляя ей техни­
ко-юридическую ошибку в "чистом" виде, то есть погрешность.
Пример уловки, т.е. сознательно допущенной технико-юридической
ошибки, можно найти в ч. 1 ст. 90 Конституции Российской Федерации,
Баранов В.М. Указ. соч. С. 357.
^ Там же. С. 356.
122
имеющей, как известно, следующую формулировку: "Президент Российской
Федерации издает указы и распоряжения". В отношении же палат Федерально­
го Собрания аналогичные конституционные нормы о принимаемых ими актах
(ч. 2 ст. 102, ч. 2 ст. 103) дополнены оборотами "по вопросам, отнесенным к
его (её) ведению Конституцией Российской Федерации". С учетом конститу'l^
ционного положения о самостоятельности всех ветвей государственной власти
в России (ст. 10) и обязанности их в равной мере соблюдать Конституцию (ст.
15), можно заключить, что в отношении актов Президента в тексте Основного
закона допущена логическая ошибка в виде неполного деления объема поня­
тий (в нашем случае таковым выступает понятие актов высших органов госу­
дарственной власти Российской Федерации). В литературе, однако, отмеча­
лось', что в первоначальном варианте проекта Конституции 1993 г. этой ошиб­
ки не имелось, но по настоянию действовавшего Президента России из текста
^
ч. 1 ст. 90 Конституции упоминание о том, что акты Президента издаются им
по вопросам, предусмотренным Конституцией, было исключено. Но, презюмируя добросовестность законотворца, мы не можем подозревать его в созна­
тельном нарушении правил юридической техники без достаточных на то осно­
ваний.
В.М. Сырых полагает, что все законотворческие ошибки могут быть
подразделены на: 1) связанные с нарушениями принципов законодательной
техники, формальной логики, грамматики и 2) сопряженные с социальными и
юридическими закономерностями, действующими в соответствующей сфере
общественных отношений . Примерно об этом же говорит и В.Б. Исаков, вы­
деляя три предметных сферы проблематики подготовки и принятия законода­
тельных актов: 1) проблемы политического характера, законодательной поли-
' См.: Лучин В.О., Мазуров В. А. Указы Президента РФ. М., 2000. С. 16.
^ См.: Российское законодательство: проблемы и перспективы. С. 383-384.
123
тики, 2) проблемы регламентарного уровня, т.е. организации законодательного
процесса, 3) проблемы юридической техники .
Таким образом, технико-юридическая ошибка законодателя - вид
ошибки законотворческой.
Это ошибка, допущенная участниками законотворческого процес­
са, выразившаяся в нарушении правил законодательной техники вслед­
ствие добросовестного заблуждения этих лиц и негативно отразившаяся
на качестве формы закона.
Технико-юридические ошибки - распространенный порок законодатель­
ства. Суммируя множество высказанных по данному вопросу мнений, можно
отметить, что степень технико-юридической ошибочности законодательства
определяется следующими факторами:
- отсутствием в настоящее нормативно-правового закрепления правил
законодательной техники на федеральном уровне;
- множественностью подходов и концепций в сфере законодательной
техники;
- отсутствием системы мониторинга типичных технико-юридических
ошибок;
- недостаточным вниманием к проблемам законодательной техники со
стороны депутатов парламента и сотрудников аппаратов законотворческих ор­
ганов, которое во многом объясняется слабой общеюридической подготовкой
многих из указанных участников законодательного процесса;
отсутствием апробированных механизмов коррекции техникоюридических ошибок, допущенных в действующем законодательстве.
Все эти факторы, безусловно, не способствуют повышению техникоюридического уровня федеральных законов. Как пишут Л.А. Окуньков и В.А.
Рощин, "...по-прежнему подготовка законопроектов в строгом соответствии с
' См.: Исаков В.Б. Подготовка и принятие законов в правовом государстве // Российская юстиция. 1997. № 7.
С. 4.
124
правилами юридической техники - слабое место в работе Государственной
Думы, Совета Федерации, Президента и Правительства. Довольно часто эти
вопросы считаются второстепенными и отодвигаются на задний план. Они
редко становятся предметом поправок, предложений и замечаний, обсуждений
на заседаниях парламента и его рабочих органов... И только на стадии подпиШ-
сания закона Президентом появляется множество оснований для его отклоне­
ния, причем значительная часть их относится к дефектам юридической техни­
ки законодателей" \
Анализ статистики отклоненных Президентом федеральных законов
подтверждает этот вывод.
По данным В.Б. Исакова, только в течение 1996 - 1997 гг. процент зако­
нов, отклоненных Президентом в связи с нарушениями в них правил юридиче­
ской техники, составил 23,9 от общего числа отклоненных законов (или 115
<^
законов из 481 - общего числа отклоненных). Это второй по частоте мотив от­
клонения главой государства федеральных законов (после мотива несогласия
Президента с принятым законом или отдельными его положениями)^.
Статистические данные свидетельствуют также о том, что число зако­
нов, отклоненных Президентом по мотивам технико-юридических дефектов,
имело долгое время тенденцрпо к росту. В первом полугодии 1996 г. по этим
мотивам глава государства отклонил 14 законов, во втором полугодии - 18, в
первом полугодии 1997 г. - 22, во втором - 24, в первом полугодии 1998 г. - 37,
ВО втором - 33, в первом полугодии 1999 г. - 34 . Однако в последние два года
число федеральных законов, принятых Государственной Думой и отклоненных
Президентом, снижается. Согласно информации о проводимой работе с феде­
ральными законами, отклоненными Президентом Российской Федерации или
Советом Федерации Федерального Собрания Российской Федерации"*, за 2000
' Окуньков л.А., Рощин В.А. Вето Президента. М., 1999. С. 117.
^ См.: Исаков В.Б. Российское законодательство в 1991-1998 гг. Объем, структура, тенденции развития / Материал раз­
мещен на официальном сервере ГД ФС РФ (www.duma.gov.ru).
' См.: Там же.
^ Размещена на официальном Государственной Думы ФС РФ www.duma.gov.ru).
125
г. Президентом было отклонено всего 12 федеральных законов, а в 2001 г. 16. Это свидетельствует не только о некотором повышении техникоюридического качества федеральных законодательных актов, но и об измене­
ниях взаимоотношений главы государства и парламента.
Несмотря на отмеченную позитивную динамику, технико-юридическое
качество (критерий, под которым в данном случае понимается отсутствие в
текстах законов соответствующих ошибок) современного российского законо­
дательства для целей его практической реализации по-прежнему сложно счи­
тать приемлемым.
В связи со сказанным представляется важным выявить и классифициро­
вать наиболее типичные технико-юридические ошибки, имеющие место в фе­
деральном законодательстве.
§ 2. Классификация технико-юридических ошибок в современном
российском законодательстве.
Поскольку любая технико-юридическая ошибка есть, как выяснено, на­
рушение того или иного правила юридической техники, то и их классификация
должна находиться в прямой зависимости от классификации таких правил. В §
3 гл. I настоящего исследования мы предложили выделять три больших груп­
пы правил (принципов) юридической техники: языковые (регулируют исполь­
зование лингвистических средств выражения текстов правовых актов), логиче­
ские (регулируют использование законов формальной логики при построении
таких текстов) и гносеологические (регулируют познавательные операции, не­
обходимые для придания акту наиболее адекватной формы). Соответственно
технико-юридические ошибки
могут быть также подразделены на ошибки
языковые, логические и гносеологические. Примеры таких ошибок рассмотре­
ны в двух предыдущих главах в качестве иллюстраций к теоретическим поло­
жениям, выдвигаемым в них. В задачу же настоящего параграфа входит - на
126
основе эмпирического материала (действующих федеральных законов, зако­
нопроектов, анализа практики парламента и Президента) - систематизация
наиболее распространенных технико-юридических ошибок, допускаемых в со­
временном законодательстве России.
I. Языковые ошибки. Число явных языковых ошибок в текстах законода­
тельных актов относительно невелико.
Редкостью являются ошибки, связанные с нарушением грамматических
и пунктуационных
норм, встречаюш;емся в отдельных законопроектах, но
практически не наблюдающемся в принятых федеральных законах. Это суще­
ственно повышает технико-юридическое качество федерального законодатель­
ства в целом, поскольку, по разделяемому нами утверждению Е.С. Шугриной,
"грамматика не только элемент культуры текста, но и важное условие эффек­
тивности воздействия на адресата. Ошибьси в тексте, опечатки, описки - все это
снижает общий культурный уровень юридического текста, отрицательно влия­
ет на качество содержащейся в тексте информации"'.
Впрочем, иногда с ошибками такого рода все еще приходится сталки­
ваться. Например, в ч. 1 ст. 5 Федерального закона "О рекламе медицинских
услуг, медицинских изделий и лекарственных средств", принятого Государст­
венной Думой в третьем чтении 3 июня 1999 г., но отклоненного Советом Фе­
дерации 9 июня того же года (в том числе, и по технико-юридическим моти­
вам), встречается неверное употребление падежей (именительного вместо ви­
нительного) при согласовании главных членов предложения ("реклама меди­
цинских услуг... не должна содержать") и дополнений ("заключения или ре­
комендации экспертов...", "ссылки на успешную апробацию", "слова, выра­
жающие благодарность..." - вместо "заключений...", "ссылок..", "слов..." и
т.д.). Все же такие ошибки для современного законодательства не очень харак­
терны.
' Шугрина Е.С. Техника юридического письма. М., 2000. С. 71.
127
От грамматических ошибок следует отличать явные опечатьси в офици­
ально опубликованных текстах федеральных законов. Опечатка - тоже ошиб­
ка, возникшая, однако, не в силу заблуждения законотворца, а преимущест­
венно из-за технических сбоев в работе лиц, ответственных непосредственно
за публикацию текста. Пример такой опечатки имеется в п. 3 ч. 1 ст. 107 Воз­
душного кодекса РФ: "отказ пассажира воздушного груза оплатить провоз сво­
его багажа, вес которого превышает установленные нормы бесплатного прово­
за багажа". Очевидно, что речь в данном случае должна идти о пассажире воз­
душного судна.
Основная масса технико-юридических языковых ошибок, как представ­
ляется, лежит не в области грамматики, а семантики и прагматики законода­
тельных текстов, и связана с нарушениями общелингвистических правил их
точности, перерабатываемости (общедоступности) и экономичности, в резуль­
тате чего, разумеется, страдает и принцип ясности.
Анализ текстов законов и законопроектов, относящихся, преимущест­
венно, к 1997-2000 г., показывает, что точность, перерабатываемость и эконо­
мичность значительно страдают из-за следующих факторов.
1). Снижение нормативности законодательных текстов, т.е. включение в
их семантическую структуру таких высказываний, которые не выражают не­
посредственно правил поведения.
Это проявляется в: а) большом количестве отсылочных и бланкетных
норм, б) злоупотреблении воспроизведением положений одних законодатель­
ных актов в текстах других, в)
неоправданном избытке норм-деклараций,
норм-рекомендаций и норм принципов (декларативность).
В результате излишнего употребления норм-отсылок и бланкетных норм
нарушается, во-первых, принцип точности, поскольку в содержательно "пус­
тых" нормах не может быть воплощена какая-либо позитивная идея законода­
теля, во-вторых - принцип перерабатываемости, поскольку целостно уяснить
128
законодательный текст, изобилующий отсылками к другим актам, адресат не в
состоянии.
Отклоняя (с предложением создать согласительную комиссию) Феде­
ральный закон "О государственной политике Российской Федерации в отно­
шении соотечественников за рубежом", принятый Государственной Думой 13
ноября 1998 г., Совет Федерации в своем Постановлении от 02 декабря того же
года № 506-СФ указал, что одной из причин такого отклонения стало обилие в
законе положений, носящих отсылочный характер \ Вступивший в сршу после
доработки согласительной комиссией Федеральный закон от 24 мая 1999 г. "О
государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественпиков за рубежом" также не свободен от явно излишнего количества отсы­
лочных и бланкетных норм.
Конечно, отказаться полностью от бланкетных и отсылочных норм в за­
конодательных текстах нельзя, поскольку это приведет к перегруженности
текстов, снижению степени их экономичности. Но, по справедливому замеча­
нию Д.А. Керимова, "...неоправданно большое число отсылок влечет за собой
немалые затруднения. Поэтому следует ограничиваться действительно целесо­
образным минимумом отсылок, дающим существенный эффект в сокращении
объема законов и не затрудняющим пользование ими" . Существует большая
потребность в выработке четких критериев допустимости и пределов исполь­
зования подобных конструкций в законодательных текстах. При этом в теку­
щем законодательстве совершенно недопустимы отсылки к подлежащим при­
нятию законодательным актам, к нормам, отсылающим к иным нормам, а так­
же к конкретным подзаконным актам (поскольку система последних подвер­
жена более динамичным изменениям, нежели система законодательства) - по-
' Информация о причинах отклонения федеральных законов, принятых Государственной Думой в течение
осенней сессии 1998 г. / Размещена на официальном сервере ГД ФС РФ (www.diuna.gov.ru).
^ СЗ РФ. 1999. № 22. Ст. 2670.
^ Керимов Д. А. Законодательная техника. С.47.
129
следнее возможно только в том случае, когда требуется подчеркнуть необхо­
димость издания (принятия) подобного акта .
Другая крайность - это буквальное воспроизведение положений одного
закона в другом, что также является существенным пороком, нарушающим,
прежде всего, принцип экономичности законодательного текста. Так, отклоняя
Федеральный закон "О неотложных мерах по государственной поддержке на­
чального профессионального образования", принятый Государственной Думой
18 декабря 1998 г., Президент (письмо от 17.12.98 г. № Пр-1644) отметил, что
"многие статьи Федерального закона повторяют нормы финансового, бюджет­
ного, трудового законодательства Российской Федерации, а также нормы иных
законодательных актов. Основные проблемы, регулируемые Федеральным за­
коном, уже решены или могут быть решены иными законодательными актами
Российской Федерации, такими, как Бюджетный кодекс Российской Федера­
ции, Федеральный закон "О поставках продукции для федеральных государственных нужд", Закон Российской Федерации "Об образовании" .
Проблема сбалансированности употребления в текстах законодательных
актов отсылочных и бланкетных норм - с одной стороны, и воспроизведения в
таких текстах положений других законов - с другой, представляется одной из
наиболее сложных. "Требование краткости изложения нормативного материа­
ла... диктует необходимость максимально сокращать неоправданные повторе­
ния отдельных фраз и целых нормативных предписаний, сформулированных
как в том же нормативном акте, так и в других... Если все же возникает на­
стоятельная потребность повторить определенное нормативное положение, то
в большинстве случаев это сделать лучше всего с помощью ссылки. Повторять
' См.: Рекомендации по подготовке и оформлению федеральных законов. Подготовлены институтом законода­
тельства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ / / В кн.: Законодательная техника / Под ред.
Ю.А. Тихомирова. С. 269.
^ Информация о причинах отклонения федеральных законов, принятых Государственной Думой в течение
осенней сессии 1998 г. / Размещена на официальном сервере ГД ФС РФ (vvww.duma.gov.ru).
130
можно также с помощью обобщающих формул и понятий" - пишет А.С. Пиголкин^.
Определенное количество бланкетных и отсылочных норм обычно до­
пускается в кодифицированных актах, но в текущем законодательстве пред­
ставляется неприемлемым. Подтверждением этому может служить, в частно­
сти. Федеральный закон от 8 января 1998 г. "О государственном регулирова­
нии развития авиации"^, насчитывающий шестнадцать статей, из которых ров­
но половина содержит в себе нормы отсылочного, а чаще всего - бланкетного
характера. Если учесть, что статьи данного федерального закона, не содержа­
щие в себе таких норм, имеют преимущественно общее ("Общие положения",
"Цели государственного регулирования авиации", "Основные принципы раз­
вития авиации" и т.д.) либо служебное ("Порядок вступления в силу настояще­
го Федерального закона" и т.д.) назначение, то возникает вопрос о целесооб­
разности избранных законодателем средств построения акта.
Наконец, декларативность некоторых законодательных положений - то­
же существенный фактор, снижающий степень экономичности, точности и перерабатываемости федеральных законов. Бесспорно, что без определенного
количества норм-принципов, норм-деклараций законодательство обходиться
не может. Но здесь важно избежать злоупотреблений. Нормы декларативного
содержания в текстах законов должны помещаться в специальных статьях, оза­
главленных, например, "Общие принципы", "Общие положения". Тогда
существование этих норм (в разумных количествах) нареканий вызывать не
будет. Однако эти нормы не должны "растекаться" по всему тексту законода­
тельного акта. Но на практике декларативные положения встречаются нередко
по всему тексту законодательных актов.
Например, в письме Президента Российской Федерации № Пр-2145 об
отклонении Федерального закона "О борьбе с коррупцией", принятого Госу-
' Пиголкин А.С. Подготовка проектов нормативных актов. С. 138.
^СЗРФ. 1998. № 2 . Ст. 226.
131
дарственный Думой 3 декабря 1997 г. отмечалось: "Кроме того, формулировки
Федерального закона зачастую носят декларативный, неконкретный характер,
юридически неточны, содержат многочисленные внутренние противоречия" .
Статья 1 Федерального згжона от 25 августа 1995 г. № 153-ФЗ "О железподорожном транспорте" - "Роль железнодорожного транспорта в экономике
и социальной жизни Российской Федерации" - практически полностью состоит
из декларативных положений, ни одно из которых не может стать основанием
для правоприменения: "Железнодорожный транспорт составляет основу
транспортной системы Российской Федерации и призван во взаимодействии с
другими видами транспорта своевременно и качественно обеспечивать во
внутреннем и в международном железнодорожном сообщениях потребности
населения в перевозках и услугах, жизнедеятельность всех отраслей экономи­
ки и национальную безопасность государства, формирование рынка перевозок
и связанных с ними услуг, эффективное развитие предпринимательской дея­
тельности. Государство осуществляет регулирование и контроль за деятельно­
стью железнодорожного транспорта, развитие его материально-технической
базы, а также удовлетворяет основные потребности в составе государственных
нужд."
Подобные построения уместны скорее в преамбуле, чем в нормативной
части законодательного акта.
К декларативным нормам близко примыкают всякого рода рекоменда­
ции, также снижающие степень нормативности законодательных актов и нега­
тивно воздействующие на их точность. Примером здесь может служить Феде­
ральный закон от 4 мая 1999 г. «О безвозмездной помощи (содействии) Рос­
сийской Федерации и внесении изменений и дополнений в отдельные законо­
дательные акты Российской Федерации о налогах и об установлении льгот по
Информация о причинах отклонения федеральных законов, принятых Государственной Думой в течение
осенней сессии 1997 г. / Размещена на официальном сервере ГД ФС РФ fw^w.duma.gov.ru).
' С З Р Ф . 1995. № 35. Ст. 3505.
132
платежам в государственные внебюджетные фонды в связи с осуществлением
безвозмездной помощи (содействия) Российской Федерации» (с послед>тощими изменениями)^ ст. 5 которого имеет такую формулировку: "Рекомендовать
законодательным (представительным) органам субъектов Российской Федера­
ции и органам местного самоуправления принять соответствующие норматив­
ные правовые акты, предусматривающие предоставление льгот по уплате на­
логов и сборов в бюджеты субъектов Российской Федерации и местные бюд­
жеты в связи с оказанием Российской Федерации безвозмездной помощи (со­
действия)".
2). Необоснованная усложненность синтаксических конструкций.
Это, очевидно, одна из самых распространенных ошибок современного
российского законодателя, нарзопающая одновременно требования и ясности,
и перерабатываемости, и экономичности. Не будет большим преувеличением
сказать, что наиболее распространенным синтаксическим целым, служащим
для выражения законодательной нормы, выступают в настоящее время слож­
ные предложения с многоуровневым соподчинением. Восприятие таких пред­
ложений чрезвычайно затруднено, что свидетельствует о том, что здесь имеет
место технико-юридический дефект.
Например, Президентом Российской Федерации был отклонен (письмо
№ Пр-661 от 26.05.99 г.) Федеральный закон "О порядке обслуживания целе­
вых долговых обязательств Российской Федерации в целях обеспечения неот­
ложных социально необходимых нужд граждан Российской Федерации", при­
нятый Государственной Думой 16 декабря 1998 г.; среди мотивов отклонения
значилось, в том числе, следующее обстоятельство: "Федеральный закон со­
держит много норм методического характера, засоряющих законодательное
пространство и снижающих уровень законодательного акта. Текст Федераль­
ного закона, довольно сложный для прочтения, должен быть значительно уп-
СЗ РФ. 1999, № 18. Ст. 2221.
133
рощен, сокращен и отредактирован" \ И с этим выводом сложно не согласить­
ся. В частности, п. 13 ст. 4 этого закона имел следующую формулировку:
"Принадлежащий конкретному лицу долговой счет определенного вида закре­
пляет в текущий момент совокупность имущественных и неимущественных
прав, определяемых правами, закрепленными в текущий момент входящими в
данный долговой счет специализированными субсчетами, и условиями их
осуществления, а таьсже иными правами и условиями их осуществления, уста­
навливаемыми по данному долговому счету с соблюдением требований на­
стоящего Федерального закона и иных федеральных законов". Эта сверхслож­
ная в синтаксическом, дефектная в логическом ("...прав, определяемых права­
ми") и избыточная в лексическом отношении конструкция никак не может
быть признана отвечающей принципам точности и перерабатываемости текста.
Тем не менее, для данного закона она вполне характерна.
Чрезвычайная сложность синтаксических конструкций встречается и в
текстах вступивших в силу федеральных законов. В качестве примера приве­
дем положение ч. 1 ст. 9 Федерального закона от 9 июля 1999 г. "Об иностранных инвестициях в Российской Федерации" :
"В случае, если вступают в силу новые федеральные законы и иные нор­
мативные правовые акты Российской Федерации, изменяющие размеры ввоз­
ных таможенных пошлин (за исключением таможенных пошлин, вызванных
применением мер по защите экономических интересов Российской Федерации
при осуществлении внешней торговли товарами в соответствии с законода­
тельством Российской Федерации), федеральных налогов (за исключением ак­
цизов, налога на добавленную стоимость на товары, производимые на терри­
тории Российской Федерации) и взносов в государственные внебюджетные
фонды (за исключением взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации),
либо вносятся в действующие федеральные законы и иные нормативные праИнформация о причинах отклонения федеральных законов, принятых Государственной Думой в течение ве­
сенней сессии 1999 г. / Размещена на официальном сервере ГД ФС РФ (www.duma.gov.ru).
^ СЗ РФ. 1999. № 28. Ст. 3493.
134
вовые акты Российской Федерации изменения и дополнения, которые приво­
дят к увеличению совокупной налоговой нагрузки на деятельность иностран­
ного инвестора и коммерческой организации с иностранными инвестициями
по реализации приоритетных инвестиционных проектов либо устанавливают
режим запретов и ограничений в отношении иностранных инвестиций в Рос­
сийской Федерации по сравнению с совокупной налоговой нагрузкой и режи­
мом, действовавшими в соответствии с федеральными законами и иными нор­
мативными правовыми актами Российской Федерации на день начала финан­
сирования приоритетного инвестиционного проекта за счет иностранных ин­
вестиций, то такие новые федеральные законы и иные нормативные правовые
акты Российской Федерации, а также изменения и дополнения, вносимые в
действующие федеральные законы и иные нормативные правовые акты Рос­
сийской Федерации, не применяются в течение сроков, указанных в пункте 2
настоящей статьи, в отношении иностранного инвестора и коммерческой орга­
низации с иностранными инвестициями, осуществляющих приоритетные ин­
вестиционные проекты за счет иностранных инвестиций, при условии, что то­
вары, ввозимые на таможенную территорию Российской Федерации иностран­
ным инвестором и коммерческой организацией с иностранными инвестиция­
ми, используются целевым назначением для реализации приоритетных инве­
стиционных проектов".
Эта норма, сформулированная одним предложением, единым не только в
смысловом, но и в графическом отношении, состоит из 242 слов. Восприятие
ее крайне сложно не только для носителей обыденного правосознания, но и
для профессиональных юристов. Налицо нарушение принципов точности, перерабатываемости и экономичности законодательных текстов. Попробуем
предложить иную формулировку данной нормы:
«В отношении иностранного инвестора и коммерческой организации с
иностранными инвестициями, осуществляющих приоритетные инвестицион­
ные проекты за счет иностранных инвестиций, в течение сроков, указанных в
135
пункте 2 настоящей статьи, не применяются вновь вступившие в силу феде­
ральные законы и иные нормативные правовые акты Российской Федерации,
которыми:
- изменяются размеры ввозных таможенных пошлин (за исключением
таможенных пошлин, вызванных применением мер по защите экономических
1ф
интересов Российской Федерации при осуществлении внешней торговли това­
рами в соответствии с законодательством Российской Федерации), федераль­
ных налогов (за исключением акцизов, налога на добавленную стоимость на
товары, производимые на территории Российской Федерации) и взносов в го­
сударственные внебюджетные фонды (за исключением взносов в Пенсионный
фонд Российской Федерации);
- вносятся в действующие федеральные законы и иные нормативные
правовые акты Российской Федерации изменения и дополнения, влекущие за
Ф^
собой увеличение совокупной налоговой нагрузки на деятельность иностран­
ного инвестора и коммерческой организации с иностранными инвестициями
по реализации приоритетных инвестиционных проектов либо устанавливаю­
щие режим запретов и ограничений в отношении иностранных инвестиций в
Российской Федерации по сравнению с совокупной налоговой нагрузкой и ре­
жимом, действовавшими в установленном порядке на день начала финансиро­
вания приоритетного инвестиционного проекта за счет иностранных инвести­
ций.
Данное правило применяется тогда, когда товары, ввозимые на тамо­
женную территорию Российской Федерации иностранным инвестором и ком­
мерческой организацией с иностранными инвестициями, используются целе­
вым назначением для реализации приоритетных инвестиционных проектов».
Подобное построение этой нормы позволило, как мы видим, не только
сократить ее объем (205 слов вместо 242) без какого-либо ущерба смыслу, но и
повысить прагматический эффект восприятия нормы за счет отказа от изложе­
ния ее в виде графически единого текста.
136
Во избежание ошибок, связанных с нарушением правила перерабатываемости, можно рекомендовать два пути.
Во-первых, шире использовать прием парцелляции, когда одно выска­
зывание формулируется при помощи не одного, а нескольких предложений в
рамках одного структурного целого юридического текста (статьи, части ста­
тьи). Примеры успешного использования парцелляции мы можем найти в за­
конах, регулируюш;их отношения в сфере выборов высших органов государст­
венной власти Российской Федерации, в частности, в Федеральном законе от
24 июня 1999 г. № "О выборах депутатов Государственной Думы Федерально­
го Собрания Российской Федерации" ^ и Федеральном законе от 31 декабря
1999 г. "О выборах Президента Российской Федерации"^.
Приведем в качестве примера норму, сформулированную в ч. 2 ст. 44 за­
кона "О выборах Президента Российской Федерации»:
«Предвыборная агитация на каналах организаций телерадиовещания и в
периодических печатных изданиях проводится в виде публичных дебатов,
дискуссий, "круглых столов", пресс-конференций, интервью, выступлений,
политической рекламы, показа телеочерков, видеофильмов о зарегистрирован­
ном кандидате и в иных не запрещенных законом формах. При этом зарегист­
рированный кандидат вправе самостоятельно избрать форму и характер своей
предвыборной агитации. Проведение предвыборной агитации на каналах орга­
низаций телерадиовещания и в периодических печатных изданиях должно
быть оплачено из соответствующих избирательных фондов зарегистрирован­
ных кандидатов, за исключением случаев бесплатного предоставления эфир­
ного времени и печатной площади зарегистрированным кандидатам в порядке,
установленном статьями 48-50 настоящего Федерального закона.»
Как видно, данная норма сформулирована при помощи трех предложе­
ний, объединенных в один абзац, что значительно упрощает восприятие текста
'СЗРФ. 1999.№26. Ст. 3178.
^ СЗ РФ. 2000. № 1 . 4 . II. Ст. 11.
137
интерпретатором. Кроме того, законодатель удачно использовал прием от­
сылки, что также послужило улучшению прагматики текста нормы.
Во-вторых, если имеется необходимость сохранения единства текста
нормы в рамках одного предложения, составляющего статью либо часть статьи
закона, то такое предложение должно быть облегчено в прагматических целях
за счет его дробления на пункты, подпункты и абзацы, обособленные графиче­
ски. Очевидно, что текст любой нормы, содержащий перечисления, выражен­
ные однородными членами предложения, следует структурировать именно та­
ким образом. Это поможет значительно повысить степень перерабатываемости
такого текста адресатами.
В качестве удачного примера использования этого приема приведем
формулировку положений ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 25 февраля 1999
г. «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций»^
«Банк России вправе назначить временную администрацию, если:
1) кредитная организация не удовлетворяет требования отдельных креди­
торов по денежным обязательствам и (или) не исполняет обязанность по упла­
те обязательных платежей в сроки, превышающие семь дней и более с момента
наступления даты их удовлетворения и (или) исполнения, в связи с отсутстви­
ем или недостаточностью денежных средств на корреспондентских счетах
кредитной организации;
2) кредитная организация допускает снижение собственных средств (капи­
тала) по сравнению с их (его) максимальной величиной, достигнутой за по­
следние 12 месяцев, более чем на 30 процентов при одновременном наруше­
нии одного из обязательных нормативов, установленных Банком России;
3) кредитная организация нарушает норматив текущей ликвидности, уста­
новленный Банком России, в течение последнего месяца более чем на 20 про­
центов;
' СЗРФ. 1999. №9. Ст. 1097.
138
4) кредитная организация не исполняет требования Банка России о замене
руководителя кредитной организации либо об осуществлении мер по финансо­
вому оздоровлению или реорганизации кредитной организации в установлен­
ный срок;
5) в соответствии с Федеральным законом "О банках и банковской дея­
тельности" имеются основания для отзыва у кредитной организации лицензии
на осуществление банковских операций».
Нередко образующие нормы синтаксичесьсие конструкции усложняются
за счет неоправданного перечисления тех или иных видовых признаков, когда
такое перечисление может быть успешно заменено указанием на одно родовое
понятие.
Примером здесь может служить Федеральный закон от 4 мая 1999 г. "Об
охране атмосферного воздуха" \ ч. 2 ст. 23 которого сформулирована следую­
щим образом; "Государственный мониторинг атмосферного воздуха является
составной частью государственного мониторинга окружающей природной
среды и осуществляется специально уполномоченным федеральным органом
исполнительной власти в области гидрометеорологии и смежных с ней облас­
тях, его территориальными органами, специально уполномоченным федераль­
ным органом исполнительной власти в области охраны атмосферного воздуха,
его территориальными органами, специально уполномоченным федеральным
органом исполнительной власти в области охраны окружающей природной
среды, его территориальными органами, специально уполномоченным феде­
ральным
щ
органом
исполнительной
власти
в
области
санитарно-
эпидемиологического надзора, его территориальными органами, другими органами исполнительной власти в пределах своей компетенции в порядке, уста­
новленном Правительством Российской Федерации". Такое перечисление ор­
ганов исполнительной власти, осуществляющих мониторинг атмосферного
воздуха, к тому же не завершенное ("другими органами..."), вполне могло бы
СЗ РФ. 1999. № 18. Ст. 2222.
139
быть заменено указанием на то, что мониторинг атмосферного воздуха осуще­
ствляют уполномоченные органы исполнительной власти и их территориаль­
ные подразделения в порядке, установленном Правительством.
Другим примером отмеченной ошибки может послужить абз. 1 ч. 2 ст. 5
Федерального закона от 2 января 2000 г. "О качестве и безопасности пищевых
продуктов" \ который
имеет следующую формулировку: "Уполномоченный
федеральный орган исполнительной власти по государственному надзору в
области стандартизации и сертификации, уполномоченный федеральный орган
исполнительной власти по государственному санитарно-эпидемиологическому
надзору, уполномоченный федеральный орган исполнительной власти по го­
сударственному ветеринарному надзору и уполномоченный федеральный ор­
ган исполнительной власти по государственному контролю в торговле обеспе­
чивают органы государственной власти, граждан (в том числе индивидуальных
предпринимателей) и юридических лиц информацией о качестве и безопасно­
сти пищевых продуктов, материалов и изделий, о соблюдении требований
нормативных документов при изготовлении и обороте пищевых продуктов,
материалов и изделий, оказании услуг в сфере розничной торговли пищевыми
продуктами, материалами и изделиями и сфере общественного питания, о го­
сударственной регистрации пищевых продуктов, материалов и изделий, о под­
тверждении их соответствия требованиям нормативных документов, а также о
нормативных документах и мерах по предотвращению реализации некачест­
венных и опасных пищевых продуктов, материалов и изделий". Как видно,
значительную часть текста приведенной нормы занимает перечисление видов
уполномоченных органов исполнительной власти, тогда как без ущерба для
ясности нормы перечисление видов могло быть заменено родовой категорией
"уполномоченные органы исполнительной власти". Раскрыть же содержание
этого понятия следовало в ст. 1 названного закона - "Основные понятия".
СЗ РФ. 2000. № 2. Ст. 150.
140
Более удачным видится пример Федерального закона от 13 декабря 1996
г. «Об оружии»^ ч. 1 ст. 5 которого сформулирована так:
«К боевому ручному стрелковому и холодному оружию относится ору­
жие, предназначенное для решения боевых и оперативно-служебных задач,
принятое в соответствии с нормативными правовыми актами Правительства
Российской Федерации на вооружение Министерства обороны Российской
Федерации, Министерства внутренних дел Российской Федерации, Министер­
ства юстиции Российской Федерации, Федеральной службы безопасности Рос­
сийской Федерации, Федеральной пограничной службы Российской Федера­
ции, Службы внешней разведки Российской Федерации, Федеральной службы
охраны Российской Федерации, Службы специальных объектов при Президен­
те Российской Федерации, Федеральной службы налоговой полиции Россий­
ской Федерации, Государственного таможенного комитета Российской Феде­
рации, прокуратуры Российской Федерации, Федеральной службы железнодо­
рожных войск Российской Федерации, войск гражданской обороны. Федераль­
ного агентства правительственной связи и информации при Президенте Рос­
сийской Федерации, Государственной фельдъегерской службы при Правитель­
стве Российской Федерации (далее - государственные военизированные орга­
низации), а также изготавливаемое для поставок в другие государства в поряд­
ке, установленном Правительством Российской Федерации». В данном случае
в тексте статьи приводится исчерпывающий перечень государственных воени­
зированных организаций и сообщается общий термин, обозначающий эти ор­
ганизации в дальнейшем, что позволяет избегать казуистического перечисле­
^
ния в каждом новом случае.
К числу распространенных семантико-синтаксических погрешностей за­
конодательных текстов следует отнести и нарушения в отдельных случаях по­
вествовательного (нарративного) характера изложения текстов законодатель-
'СЗРФ. 1996. Х2 51. Ст. 5681.
141
ных актов, являющегося одним из признаков языка закона . Это проявляется в
избыточном, на наш взгляд, употреблении глаголов повелительного наклоне­
ния в значении перформативов. В частности, ч. 1 ст. 6 Федерального закона от
23 июня 1999 г. "Об исполнении бюджета Пенсионного фонда Российской Фе­
дерации за 1997 г."^ сформулирована так: "Установить, что расходы на обслу­
живание привлеченных кредитов банков в сумме 954,85 млн. рублей, произве­
денные Фондом в отчетном году, возмещаются Фонду в полном объеме за счет
средств федерального бюджета". В ст. 3 Федерального закона от 7 августа 2000
г. "О порядке установления стипендий и социальных выплат в Российской Фе­
дерации"^ говорится: "Установить, что в 2000 году выплата стипендий, посо­
бий и других обязательных социальных выплат, указанных в статье 4 настоя­
щего Федерального закона, производится в размерах, действующих на 30 июня
2000 года, а с 1 января 2001 года - исходя из базовой суммы 100 рублей".
Подобные императивно-перформативные глаголы избыточны. Они на­
рушают принцип обезличенности законодательных текстов, усложняют син­
таксис норм и создают ситуацию "дополнительной нормативности", которая в
законодательных актах вряд ли уместна.
По-видимому, во избежание синтаксических ошибок, описанных здесь,
при проведении лингвистической экспертизы законопроектов внимание долж­
но уделяться не только формальным (согласование и порядок слов в предло­
жении, пунктуация), но и содержательным, семантическим аспектам синтакси­
са.
3). Низкое качество терминологии законодательных актов.
%
Качество терминологии законодательных актов, как известно, есть важ­
нейшее условие точности актов (см. § 3 гл. I настоящей работы). Значительное
увеличение количества федеральных законов, усложнение предметов их регу' См.: Рахимов Р.А., Хабибулина Н.И. Проблемы семиотического анализа государственной власти и язык за­
кона // В кн.: Юридическая техника. Материалы научной конференции / Под ред. В.М. Баранова. Н. Новгород,
2000. С. 295.
^СЗРФ. 1999. №26. Ст. 3171.
^ СЗ РФ. 2000. № 33. Ст. 3348.
142
лирования способствуют включению в тексты законодательных актов большо­
го количества новых терминов.
Основные недостатки терминологии современных российских законов
видятся нам в следующем: а) злоупотребление техническими терминами и их
дефинициями; б) аутентичное дефинирование неюридических по сути терми­
нов, в) нарушение принципа апробированности терминов.
Одним из общепризнанных правил юридической техники, регулирую­
щих терминологический аспект законотворчества, является утверждение, что
"технические термины, используемые в законе, не должны раскрываться в са­
мом его тексте (особенно если закон адресуется специалистам в технической
области). В противном случае текст закона, не выигрывая в точности, будет в
значительной степени проигрывать в краткости" . Однако примеры многих за­
конодательных актов последних лет свидетельствз^ют, что законодатель взял за
правило давать развернутые и подробные аутентичные дефиниции всем тех­
ническим терминам, употребляемым в законах со специальными предметами
регулирования.
В частности, в ст. 1 Федерального закона от 26 марта 1998 г. "О драго­
ценных камнях и драгоценных металлах""^ дается разъяснение таких узкоспе­
циальных терминов, как "аффинаж драгоценных металлов" и "рекуперация
драгоценных камней". В ст. 2 Федерального закона от 17 июля 1999 г. "О почтовой связи" дефинируются, в том числе, понятия "почтовый индекс", "фран­
кировальная машина" и "почтовый шкаф опорного пункта". В Федеральном
законе от 15 июля 2000 г. "О карантине растений"'* (ст. 2) приводятся развер­
нутые определения понятий карантинной фитосанитарной зоны и карантинно­
го фитосанитарного режима. И таких примеров можно привести немало.
Очевидно, что в текстах законодательных актов со специальными пред-
' Керимов Д.А. Законодательная техника. С. 69.
^ СЗ РФ. 1998. № 13. Ст. 1463.
' СЗ РФ. 1999. № 29. Ст. 3697.
'' СЗ РФ. 2000. № 29. Ст. 3008.
143
метами регулирования должны даваться определения лишь наиболее важным
для данного закона терминам технического характера (например, вполне спра­
ведливым выглядит разъяснение понятий "драгоценные металлы" и "драго­
ценные камни" в Федеральном законе "О драгоценных металлах и драгоцен­
ных камнях"). Термины же сугубо технические определять в законодательных
актах не следует, исходя, во-первых, из принципа экономии текста, во-вторых,
из того обстоятельства, что научное знание эволюционирует нередко более
динамично, чем законодательный массив, а потому содержащееся в законе оп­
ределение, данное законодателем тому или иному техническому термину, мо­
жет довольно быстро устареть. Помимо этого, определяя те или иные научнотехнические понятия, законодатель вторгается в несвойственную ему сферу
деятельности, вплоть до порождения правовых артефактов. Для предотвраще­
ния подобных ситуаций можно предложить, чтобы в статьях законов, содер­
жащих определения терминов и понятий, после дефиниций основных, наибо­
лее важных терминов указывалось, что иные термины и понятия, используе­
мые в данном законе, употребляются в том значении, которое они имеют в со­
ответствующей области знания.
Не вызывает одобрения и наблюдающееся в законодательстве последних
лет стремление к аутентичному определению максимально широко количества
терминов, используемых в текстах федеральных законов, включая и такие, ко­
торые никакого законодательного разъяснения не требуют. Хрестоматийным
примером в данном случае может служить определение понятия "вода" в Вод­
ном кодексе РФ. Показателен и пример Федерального закона "О государствен­
#
ной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за ру­
бежом", в ст. 2 которого даются дефиниции, в том числе, и таких понятий как
"за рубежом" и "самобытность". Как справедливо замечает В.Б. Исаков, "в за­
конах, где нужно и где не нужно, появились терминологические словари, разъ­
ясняющие подчас общеизвестные понятия"'.
Исаков В.Б. Подготовка и принятие законов в правовом государстве. С. 10.
144
Заметно и вторжение в тексты федерального законодательства неапробированной и нередко обыденной терминологии. В качестве примера послед­
него может служить термин "потребительская корзина", употребленный в за­
головке Федерального закона от 20 ноября 1999 г. "О потребительской корзине
в целом по Российской Федерации" . Причем, само значение этого термина в
Щ
тексте закона не разъясняется.
Причиной отклонения (с предложением создания согласительной комис­
сии) Советом Федерации (Постановление от 9 июня 1999 г.) Федерального за­
кона "О статусе депутата Парламентского Собрания Союза Беларуси и Рос­
сии", принятого Государственной думой в третьем чтении 19 мая 1999 г., по­
служило, в том числе, то, что в законе использовалась неточная и неапробированная формулировка "члены и депутаты Федерального Собрания Российской
Федерации" .
Ж
"Шрфокое распространение получило "изобретение" причудливых тер­
минов, несовместимых с требованиями законодательной техники и правотвор­
чества, - констатируют Л.А. Окуньков и В.А. Рощин. - Вольное общение рос­
сийских законодателей с понятийным аппаратом - не редкость. Отметим лишь
мал>то толику таких "поисков": "лицо, содействующее уголовному судопроиз­
водству", "земли радиовещания", «земли информатики", "непереезд в Россий­
скую Федерацию", "особые экономические зоны", "индивидуализация юриди­
ческого лица", "территориальный орган госоргана субъекта Федерации" и
т.д."'.
Терминологические ошибки современного российского законодательст­
^
ва объясняются, прежде всего, неосведомленностью разработчиков законопро­
ектов о методах, правилах, приемах и средствах законодательной техники. По­
вышение профессионализма разработчиков законопроектов, в частности, со-
' СЗ РФ. 1999. № 47. Ст. 5619.
Информация о причинах отклонения федеральных законов, принятых Государственной Думой в течение ве­
сенней сессии 1999 г. / Размещена на официальном сервере ГД ФС РФ (www.duma.gov.ru).
^ Окуньков Л.А., Рощин В.А. Указ. соч. С. 116.
145
трудников аппаратов законотворческих органов представляется актуальной за­
дачей.
П. Логические ошибки. Этот вид технико-юридических ошибок законо­
дателя обусловлен несоблюдением последним логических правил юридиче­
ской техники, репрезентующих законы формальной логики применительно к
правотворческой задаче. В отличие от ошибок языковых, выявлению и ис­
правлению которых уделяется традиционно больше внимания на практике, ло­
гические ошибки законодателя преимущественно составляют предмет лишь
теоретического осмысления. В настоящее время поднимается вопрос о созда­
нии специальной службы логической экспертизы законопроектов (см. подроб­
нее § 3 настоящей главы).
К наиболее хараю-ерным логическим ошибкам, встречающимся в тек­
стах федеральных законов, относятся следующие: а) логические противоречия,
б) нарушение соразмерности определения понятия; в) тавтология; г) определе­
ние неизвестного через неизвестное'.
Логические противоречия - такие нарушения формальной логики, при
которых "один и тот же предмет (явление, субъект), взятый в одном и том же
отношении, в один и тот же период времени интерпретируется различным об­
разом"^.
Это технико-юридическая логическая ошибка довольно распространена.
В частности, в ст. 2 ("Основные понятия") Федерального закона от 25 августа
1995 г. "О железнодорожном транспорте" понятие "железная дорога" тракту­
ется следующим образом: "основное государственное унитарное предприятие
железнодорожного
транспорта,
обеспечивающее
при
централизованном
управлении и во взаимодействии с другими железными дорогами и видами
' См.: Российское законодательство; хфоблемы и перспективы. С. 396-398. (В указанной работе к числу логи­
ческих ошибок отнесено также использование понятий не в соответствии с их общепринятым значением. На
наш взгляд, это не логическая, а языковая ошибка; кроме того, у понятий как логических форм значений нет,
сами понятия являются значениями терминов).
^ Там же. С. 396.
^ СЗ РФ. 1995. Ха 35. Ст. 3505.
146
транспорта потребности экономики и населения в перевозках в обслуживае­
мом регионе на основе регулирования производственно-хозяйственной и иной
деятельности предприятий и з^феждений, входящих в его состав". В части же
4 ст. 13 этого закона говорится об опасных и специальных грузах, перевози­
мых по железной дороге. Но если понятие "железная дорога" изначально было
0
определено в законе как государственное унитарное предприятие (т.е. юриди­
ческое лицо), то совершенно очевидным представляется факт, что по железной
дороге никаких грузов перевезти нельзя, их можно перевезти, следуя букваль­
ному смыслу закона, только посредством железной дороги.
В данном случае логическое противоречие возникло из-за семантических
расхождений между смыслом обыденного понятия "железная дорога" и тем
смыслом, который вложил в этот термин законодатель в ст. 2 Закона.
Нарушения соразмерности определения понятий - логическая технико-
А
юридическая ошибка, выражающаяся в нарушении тождества объемов опреде­
ляемого (definiendum) и определяющего (definiens) понятий. Известно два ос­
новных вида этой ошибки: "слишком узкое определение понятия" и "слишком
широкое определение понятия"'. В первом случае при делении перечисляются
не все виды, входящие в объем делимого понятия. Например, согласно ч. 1 ст.
1 Налогового кодекса РФ, "Законодательство Российской Федерации о нало­
гах и сборах состоит из настоящего Кодекса и принятых в соответствии с ним
федеральных законов о налогах и сборах." Но известно, что законодательство
о налогах и сборах базируется на Конституции, которая также должна рас­
сматриваться как составная часть налогового законодательства. Следовательно, законодатель дал слишком узкое определение понятию законодательство
Российской Федерации о налогах и сборах".
В случае слишком широкого определения понятия, напротив, объем оп­
ределяющего понятия оказывается больше объема определяемого. Так, в ч. 3
См.: Кондаков Н.И. Указ. соч. С. 562.
147
ст. 5 Федерального закона от 29 октября 1998 г. "О лизинге" ^ содержалась сле­
дующая дефиниция понятия "лизинговая компания - нерезидент Российской
Федерации": "иностранное юридическое лицо, осуществляющее коммерче­
скую деятельность в Российской Федерации в установленном законодательст­
вом Российской Федерации порядке". Буквально это означает, что любое иноФ
странное юридическое лицо, осуществляющее в установленном порядке ком­
мерческую деятельность на территории нашего государства, может рассматри­
ваться как лизинговая компания. Но здравый смысл подсказывает, что это, ра­
зумеется, не так. При определении понятия произошел пропуск важного опре­
деляющего признака - целей деятельности иностранного юридического лица. В
итоге возникла логическая технико-юридическая ошибка, выражающаяся в
слишком широком определении понятия.
Тавтология - это технико-юридическая логическая ошибка, при которой
^
определяемое и определяющее понятия полностью совпадают, т.е. одно повто­
ряет (прямо или в несколько измененной словесной форме) другое.
Тавтология - довольно распространенная логическая ошибка отечест­
венного законодателя. Например, в ст. 2 Федерального закона от 5 июля 1996
г. "О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности"
(с последующими изменениями и дополнениями) термин "генно-
инженерная деятельность" интерпретируется как "деятельность, осуществляе­
мая с использованием методов генной инженерии и генно-инженерномодифицированных организмов".
В Федеральном законе от 23 июня 1999 г. N "О защите конкуренции на
3
^
рынке финансовых услуг" (ст. 3) приводится следующее определение понятия
"группа лиц": "группа юридических и (или) физических лиц, признаваемых
группой лиц в соответствии с законодательством Российской Федерации".
' СЗ РФ. 1998. № 44. Ст. 5394.
^ СЗ РФ. 1996. № 28. Ст. 3348.
^ СЗ РФ. 1999. № 26. Ст. 3174.
148
Федеральный закон "О внесении изменений и дополнений в Федераль­
ный закон "О финансировании особо радиационно опасных и ядерно опасных
производств и объектов", принятый Государственной Думой 4 ноября 1998 г.
и одобренный Советом Федерации 12 ноября того же года, был отклонен Пре­
зидентом (письмо от 26.11.98 № Пр-1550), в том числе, по соображениям тоi0-
го, что в законе "допускается тавтология норм законодательных актов" .
Определение неизвестного через неизвестное (ignoratum per ignoralmn) логическая технико-юридическая ошибка, при которой одно понятие опреде­
ляется при помощи другого, которое, в свою очередь, также нуждается в оп­
ределении.
И эта логическая ошибка не так редка. В частности, в ст. 1 Федерального
закона от 24 мая 1999 г. "Об инженерно-технической системе агропромышленного комплекса" дается следующее определение понятия "субъекты инже-
^
нерно-технической системы агропромышленного комплекса": "юридические и
физические лица, осуществляющие деятельность по созданию, производству,
использованию и обслуживанию технических средств производства". При этом
понятие технических средств производства в законе не разъяснено.
Таким образом, в текстах федеральных законов можно обнаружить прак­
тически все основные виды формально-логических ошибок. Их преодоление
должно достигаться, во-первых, повышением общей логической культуры раз­
работчиков законопроектов (на наш взгляд, ошущается серьезная потребность
в подготовке качественного научно-практического пособия, посвященного ло­
гическим acneicraM правотворчества), во-вторых, созданием специализированной службы логической экспертизы законопроектов.
III. Гносеологические ошибки. Как уже отмечалось в § 3 гл. I диссерта­
ции, нарушение гносеологических правил, т.е. принципов познания при конст-
Информация о причинах отклонения федеральных законов, принятых Государственной Думой в течение
осенней сессии 1998 г. / Размещена на официальном сервере ГД ФС РФ (www.duma.gov.ru).
^ СЗ РФ. 1999. № 22. Ст. 2671.
149
руировании текстов законодательных актов, может привести: а) к игнорирова­
нию в тексте закона явления окружающей действительности, что чревато пробельностью; б) к неверной правовой оценке явления (ложному понятию); в) к
отражению несуществующего явления, из-за чего возникают правовые арте­
факты.
Можно привести немало очевидных примеров гносеологических оши­
бок, явившихся следствием невнимательного изучения внутренних и внешних
связей правовых норм конструируемого законодательного акта.
Игнорирование в тексте закона существующего явления окружающей
действительности может быть проиллюстрировано на примере Федерального
закона от 27 декабря 1995 г. "О внесении изменений и дополнений в отдельные
законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федераль­
ного закона "О пожарной безопасности"" (с последующими изменениями и
дополнениями)\ статьей 7 которого предписывается дополнить ст. 35 Закона
Российской Федерации "О таможенном тарифе" пунктом "л" определенного
содержания, тогда как на момент вступления данного федерального закона в
силу п. "л" в ст. 35 Закона "О таможенном тарифе" уже имелся.
Неверная правовая оценка явления обнаруживается, например, при
употреблении в текстах законодательных актов словосочетаний примерно та­
кого содержания: "настоящий закон регулирует общественные отношения в
сфере...", вместо правильного - "настоящим законом регулируются общест­
венные отношения в сфере...".
Данная ошибка весьма распространена. Так, в ч. 1 ст. 2 Федерального закона от 18 июля 1999 г. «Об экспортном контроле» говорится: «Настоящий
Федеральный закон регулирует отношения органов государственной власти
Российской Федерации и российских участников внешнеэкономической дея­
тельности при осуществлении экспортного контроля». Аналогичное словосо-
' СЗ РФ. 1996. № 4. Ст. 4.
^ СЗ РФ. 1999. № 30. Ст. 3774.
150
четание присутствует, в частности, и в ст. 1 Федерального закона от 6 января
1999 г. «О народных художественных промыслах»^i «Настоящий Федеральный
закон регулирует отношения в области народных художественных промыслов
на территории Российской Федерации. Участниками указанных отношений яв­
ляются граждане и юридические лица любых организационно-правовых форм
и форм собственности».
Употребляя выражение "закон регулирует", законотворец формирует у
адресата ложное понятие сущности законов. Ведь сам по себе закон, как и лю­
бой другой нормативный акт, никаких отношений не регулирует, регулирует
общественные отношения государство посредством законов, которыми, в свою
очередь, устанавливаются, отменяются или изменяются нормы права.
Следует заметить, что неверное понимание законодателем сущности за­
кона как нормативного правового акта, который не может и не должен носить
индивидуального характера, приводит и к более грубым ошибкам. Речь идет
об имевшей место практике принятия федеральных законов, которыми регули­
ровались вопросы индивидуального социального обеспечения семей скончав­
шихся депутатов парламента.^
Правовые артефакты, т.е. несуществующие в действительности явления,
ошибочно отраженные в текстах законов, - также распространенная гносеоло'СЗРФ. 1999. № 2 . Ст. 234.
^ См., напр.; Федеральный закон от 13 января 1996 г. "О материальном обеспечении и медицинском
обслуживании семьи В. В. Савицкого"; Федеральный закон от 28 декабря 1995 г. "О жилищном, материальном
обеспечении и медицинском обслуживании семьи С.А.Маркидонова"; Федеральный закон от 20 декабря 1995
г. "О жилищном, материальном обеспечении и медощинском обслуживании семьи В.Н.Швецова"; Федераль­
ный закон от 17 апреля 1995 г. "О материальном обеспечении и медицинском обслуживании семьи
С.Г.Скорочкина"; Федеральный закон от 7 декабря 1994 г. "О материальном обеспечении и медицинском об­
служивании семьи В.С.Мартемьянова"; Федеральный закон от 20 июня 1994 г. "О материальном обеспечении
и медицинском обслуживании семьи А.Д.Айздердзиса". Необходимость принятия таких законов в каждом
конкретном случае смерти члена парламента отпала после 31 июля 1998 г., когда Президентом был подписан
Федеральный закон "О материальном обеспечении членов семьи умершего члена Совета Федерации или депу­
тата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации". Тот факт, что законодатель
«медлил» с принятием подобного акта на протяжении пяти лет, свидетельствует о некачественно организо­
ванной работе по планированию законотворческой деятельности.
151
гическая технико-юридическая ошибка. В частности, в ч. 3 ст. 85 Федерально­
го закона от 31 декабря 1999 г. "О федеральном бюджете на 2000 год"^ содер­
жится положение, согласно которому средства, поступающие в 2000 году в
Государственный фонд борьбы с преступностью сверх сумм, установленных
настоящей статьей, направляются на дополнительное финансирование феде­
ральной программы "Усиление борьбы с преступностью" (1998 - 2000 годы) и
распределяются в порядке, устанавливаемом Правительством Российской Фе­
дерации. На самом деле такой Федеральной программы не существует. Суще­
ствует Федеральная целевая программа по усилению борьбы с преступностью
на 1999-2000 годы, утвержденная Постановлением Правительства Российской
Федерации от 10 марта 1999 г. N 270 . Можно заметить, что ошибки в позна­
нии правового контекста законодательного акта привели к появлению в его
тексте упоминания о несуществутощей федеральной программе, т.е. возник
правовой артефакт.
Гносеологические ошибки должны выявляться и устраняться еще на ста­
дии предварительной разработки текста законопроекта. Для их предотвраще­
ния важна правильная организация работы над законопроектом, четкие и ско­
ординированные действия участников рабочей группы, верно определенный
предмет и метод правового регулирования создаваемого акта, тщательное изу­
чение контекста.
Наличие как отмеченных, так и иных дефектов в текстах федеральных
законодательных актов во многом объясняется недостаточно четко организо­
ванным механизмом их мониторинга и преодоления.
Учитывая все сказанное в настоящем и предыдзоцем параграфах, можно
сделать вывод, что технико-юридические ошибки законодателя неотделимы от
иных законотворческих ошибок, и что их преодоление зависит от преодоления
всех негативных факторов, воздействующих на законотворчество.
' С З Р Ф . 2000. №1.Ст. 10.
^ СЗРФ. 1999. № 12. Ст. 1484.
152
§ 3. Средства предупреждения и исправления технико-юридических
ошибок.
Поскольку технико-юридические ошибки представляют собой вид зако­
нотворческих ошибок, то следует выявить и специфический механизм, исполь­
зуемый для предупреждения и исправления ошибок данного вида.
Очевидно, что предупреждение технико-юридических ошибок в законо­
дательстве невозможно без согласованных, скоординированных действий всех
органов и лиц, так или иначе причастных к законотворчеству - как на техноло­
гическом, так и на процедурном этапах. Не менее важна и задача исправления
технико-юридических ошибок в уже вступивших в силу законодательных ак­
тах.
Таким образом, можно говорить о трех уровнях контроля за соблюдени­
ем технико-юридических правил при создании текстов законов:
1) уровень технологический;
2) уровень процедурный;
3) уровень ретроспективный.
На каждом из указанных уровней перед законодателем и иными субъек­
тами законотворчества и правоприменения стоят свои специфические задачи.
Соответственно, и механизм устранения технико-юридических законо­
творческих ошибок представляет собой взаимодействие трех составляющих
(технологического, процедурного и ретроспективного), обуславливаемых за­
дачами, стоящими перед субъектами законотворчества и правоприменения на
каждом из уровней.
Технологический уровень является, по-видимому, наиболее важным
компонентом механизма недопущения технико-юридических дефектов закона.
Именно на этом уровне закладываются все возможные технико-юридические
ошибки (в особенности - гносеологические), и во многом от этого же уровня
зависит недопущение таких ошибок впредь.
153
Данный уровень охватывает следующие этапы технологии подготовки
законопроектов:
1) формирование идеи и концепции законопроекта;
2) создание рабочей группы;
3) разработка текста законопроекта;
4) экспертиза законопроекта.
В качестве факультативного этапа можно выделить и деятельность по
подготовке сопроводительных документов к законопроекту.
Предупреждение технико-юридических ошибок на данном уровне дос­
тигается соблюдением выработанной практикой и неоднократно описанной в
литературе технологии подготовки законопроектов\ В общих чертах она за­
ключается в следующем.
Появлению любого законопроекта предшествует возникающая в обще­
ственном сознании идея его возникновения. В литературе называются различ­
ные источники идеи будущего законопроекта: деятельность политических пар­
тий, общественных объединений, предвыборных блоков, общественные дискуссии, профессиональное лоббирование и т.д. При этом необходимо учиты­
вать, что «есть существенная разница между идеей «текущего» законопроекта
или поправки к действующему законодательству и идеей крупного кодифици­
рованного нормативного акта, систематизирующего целую область общест­
венных отношений. В последнем случае можно вести речь о развернутой сис­
теме идей, другими словами, концепции, лежащей в основе нормативного пра­
вового акта. Если идею «текущего» нормативного акта можно изобрести в
одиночку, то концепция крупного законопроекта, как правило, опирается на
новейшие достижения юридической науки, учитывает результаты других об­
щественных наук, наличный уровень технической и производственной практи-
' См., напр.: Тихомиров Ю.А., Пиголкин А.С., Рахманина Т.Н. Как готовить законы (научнопрактическое пособие). М., 1993. Законодательный процесс: Понятие. Стадии. Институты / Под ред. Р.Ф. Ва­
сильева. М., 2000. С. 78-90.
^ См.: Законодательная техника / Под ред. Ю. А. Тихомирова. С. 60-61.
154
ки и требует для своей разработки достаточно больших коллективов ученых и
специалистов»*.
Независимо от значимости будущего закона концепция законопроекта
должна содержать совокупность идей относительно: а) предмета регулирова­
ния будущего закона; б) экономических, социальных, политических и иных
последствий его принятия; в) тех изменений, которые произойдут в системе
права в результате принятия закона (юридический эффект); г) действия буду­
щего закона во времени, в пространстве и по кругу лиц.
Создание рабочей группы имеет основной целью преобразование идеи
(концепции) закона в текст проекта законодательного акта. Рабочая группа это творческое объединение специалистов, носящее, как правило, временный
характер, основной задачей и целью деятельности которого является создание
текста будущего закона.
Как отмечается в литературе, «практика создания и деятельности рабо­
чих групп свидетельствует, что наиболее продуктивных результатов добива­
ются те из них, в которых равноправно представлены два «крыла»: специалисты-«предметники», владеющие знаниями и опытом в той конкретной сфере
деятельности, которая является предметом правового регулирования (медики,
производственники, транспортники, связисты и т.д.), и специалисты-юристы,
владеющие знаниями и опытом в сфере правового регулирования... В тех слу­
чаях, когда в составе рабочей группы не удается достичь сбалансированности,
тогда в содержании законопроекта неизбежно проявляется односторонность превалирование организационно-технического подхода при отсутствии четкой
юридической формы... либо, напротив, на первый план выступает детальная
разработанность юридических конструкций при общей слабости содержатель­
ной стороны законопроекта...»^. И та, и другая крайности влекут возникнове­
ние технико-юридических дефектов законодательных актов. В первом случае
'Тамже. с. 61.
^ Законодательная техника / Под ред. Ю.А. Тихомирова. С. 63.
155
чаще всего возникают ошибки языкового и логического свойства, во втором дефекты гносеологического характера. Поэтому требование сбалансированно­
сти профессионалов-«отраслевиков» и юристов в рамках одной рабочей груп­
пы представляется чрезвычайно актуальным.
Формирование рабочих групп может проводиться, в зависимости от кон­
кретных обстоятельств разработки того или иного акта, одним из двух основ­
ных способов. Во-первых, рабочую группу может формировать законодатель­
ный либо иной правотворческий орган, субъект права законодательной ини­
циативы, общественное объединение и т.д. Во-вторых, рабочая группа может
сформироваться «снизу», в рамках того или иного научного, учебного, наз^ноисследовательского учреждения. В последнем случае рабочая группа сама
предлагает компетентному правотворческому органу результаты своего труда.
На нащ взгляд, с точки зрения недопущения правотворческих (в том
числе, и технико-юридических) ошибок, первый способ формирования видит­
ся предпочтительным, поскольку у законотворческого органа в таком случае
есть возможность самостоятельно осуществить подбор специалистов, учиты­
вая их профессиональные и иные качества, четко сформулировать их задачи,
обеспечить их необходимыми организационными и информационными ресур­
сами.
Сказанное не означает, что законопроект должен непременно разрабаты­
ваться только одной рабочей группой. Как отмечает В.Б. Исаков, «неплохой
стартовый прием, нередко используемый на практике - пробная разработка
двух или нескольких прототипов независимыми рабочими группами. Сравне­
ние полученных результатов позволяет увидеть сильные и слабые стороны
различных подходов, «оконтурить» то, что представляется бесспорным, вы­
брать для начала работы наиболее глубоко проработанный прототип» \ Нако­
нец, заинтересованный правотворческий орган может использовать и такой
Там же. С. 65.
156
прием, к сожалению, пока что в законодательстве не закрепленный, как объяв­
ление конкурса на лучший законопроект .
Крайне важным условием нормального функционирования рабочей
группы следует признать и требование подбора специалистов не только с уче­
том их профессиональной квалификации, но и психологической совместимо­
сти в рамках коллектива. Например, известно, что в одной из двух рабочих
групп, занимавшихся разработкой ныне действующего Уголовного кодекса
Российской Федерации, «авторский коллектив длительное время находился в
конфронтации, порожденной не только разными воззрениями на уголовноправовые институты, но и отступлениями от норм научной этики» . Такая си­
туация, разумеется, скорейшему принятию этого закона способствовать не
могла.
Завершающим этапом деятельности рабочей группы следует считать вы­
работку ею текста законопроекта в окончательной, перед внесением в парла­
мент, редакции. Автор настоящего исследования полностью присоединяется к
высказанному в литературе мнению, что на данном этапе работы над законо­
проектом в состав рабочей группы должны включаться профессиональные
лингвисты, владеющие правилами употребления юридической терминологии
и навыками в сфере законодательной техники''. Привлечение лингвистов к раз­
работке законопроектов (по крайней мере, наиболее значимых с точки зрения
социально-политической и правовой систем государства) существенно снижа­
ет риск появления в тексте будущих законов языков и логических техникоюридических дефектов.
Предварительная экспертиза выработанного рабочей гр>т1пой законо­
проекта проводится либо независимыми экспертными учреждениями (отдель­
ными специалистами), которым законопроект направлен самим разработчика' См.: Лукьянова Е.А. Как готовить закон (К вопросу о технологии правотворчества) // Народный депутат.
1990. № 12. С. 88.
^ Кузнецова Н.Ф. К истории проектов уголовных кодексов Российской Федерации // Вестник Моск. ун-та Се­
рия 11. Право. 1995. №2.
См., напр.: Законодательная техника / Под ред. Ю.А. Тихомирова. С. 65.
157
ми, либо, в случаях, предусмотренных нормативными актами, уполномочен­
ными на то специализированными з^реждениями по поручению компетентных
органов государственной власти'.
С точки зрения выявления и исправления технико-юридических дефек­
тов проекта законодательного акта наиболее важными представляются такие
виды экспертиз законопроектов, как правовая, научная, лингвистргческая и
формально-логическая.
Процедурный уровень, т.е. этап прохождения законопроектом стадий
парламентской законотворческой процедуры, для недопущения и коррекции
технико-юридических ошибок не менее важен, чем уровень технологический.
Если на технологическом уровне подготовка законопроекта осуществляется,
как правило, в формах, не регулируемых какими-либо нормами права, то на
уровне процедурном законопроекты уже представляют собой объекты право­
вого регулирования.
Представляется, что предупреждение технико-юридических ошибок в
законопроектах и исправление такргх ошибок, допущенных на предыдущем
(технологическом) этапе, могут быть достигнуты принятием следующих мер, в
том числе, и властно-административного характера.
1. Внести в Регламент Государственной Думы Федерального Собрания
Российской Федерации, утвержденный Постановлением палаты от 22 января
1998 г. № 2134-11 ГД "О регламенте Государственной Думы Федерального СоI
!
брания Российской Федерации" (с последующими изменениями и дополне­
ниями)
^
новеллы, которые позволили бы существенно повысить технико-
юридическое качество законопроектов, а именно:
А). Дополнить ст. 105 Регламента, устанавливающую требования к вно­
симым в палату законопроектам, таким положением, согласно которому вно­
симые законопроекты должны отвечать сложившимся правилам законодатель-
' См.: Законодательный процесс: Понятие. Институты. Стадии / Отв. ред. Р.Ф. Васильев. М., 2000. С. 156-157.
^СЗРФ. 1998. №7. Ст. 801.
158
ной техники; это позволило бы отсечь дефектные, с точки зрения законода­
тельной техники, законопроекты уже на этапе рассмотрения их Советом Госу­
дарственной Думы.
Такое нововведение потребует, очевидно, создания в
структуре Аппарата Государственной Думы нового структурного подразделе­
ния, которое бы осзоцествляло предварительный контроль вносимых в палату
субъектами права законодательной инициативы законопроектов на предмет
соответствия их требованиям законодательной техники. Поскольку объем за­
конодательных предложений велик, то в задачи этого структурного подразде­
ления нельзя вменять тщательный анализ законопроекта на предмет техникоюридического совершенства (это вопрос последующей правовой и лингвисти­
ческой экспертиз). Оно должно заниматься «предварительной» оценкой зако­
нопроектов с целью выявления полностью дефектных в технико-юридическом
отношении.
Предложенная мера является обобщением неоднократно высказывав­
шихся предложений о введении предварительного по отношению к внесению
законопроектов в Государственнзшэ Думу контроля за их соответствием пра­
вилам законодательной техники.
Б). Дополнить ч. 4 ст. 111 Регламента положением, согласно которому в
состав рабочей группы профильного комитета Государственной Думы, дораба­
тывающей законопроект для подготовки к рассмотрению палатой, должны
входить лингвисты и юристы - специалисты в области юридической техники.
В). Ч. 2 ст. 112 Регламента дополнить фразой следующего содержания:
"Проекты кодифицированных законодательных актов и
законопроекты, за­
трагивающие основные права и свободы человека и гражданина, а равно уста­
навливающие дополнительные обязанности лиц, подлежат обязательному на­
правлению ответственным комитетом на лингвистическую экспертизу".
Г). В ч. 7 ст. 121 Регламента слова «с учетом функциональных стилисти­
ческих особенностей законов» заменить словами «в соответствии с правилами
законодательной техники».
159
2. Ввести институт формально-логической экспертизы законопроектов,
закрепив его в соответствующих положениях Регламентов палат Федерального
Собрания.
Необходимость такой меры уже неоднократно подчеркивалась специалистами^ и это предложение видится чрезвычайно актуальным, поскольку
формально-логических ошибок в действующем законодательстве немало (см. §
2 настоящей главы).
По мнению О.А. Гаврилова, методика логической проверки законода­
тельных актов должна состоять из следующих элементов:
- разработка понятия логической непротиворечивости акта;
- разработка понятия соответственности и согласованности норм и ак­
тов;
- логическое моделирование понятий и терминов законодательных ак­
тов;
- методы логического и семантического анализа статей актов"^.
Видимо, создавать специальные структурные подразделения в аппара­
тах каждой из палат, занимающиеся логическим анализом законопроектов, не­
обходимости нет. Должна быть создана единая научно-исследовательская ор­
ганизация (например, на базе Сектора логики Р1нститута философии РАН), вы­
полняющая логическую экспертизу законопроектов по поручению субъектов
права законодательной инициативы и разрабатывающая общие методики такой
экспертизы.
3. Закрепить за Правовыми управлениями палат Федерального Собра­
ния Российской Федерации обязанность по ведению мониторинга техникоюридических ошибок. Такая мера была предложена В.М. Барановым еще в
1989 г., но, к сожалению, поддержки не встретила. По мнению В.М. Баранова,
разделяемому и автором этой работы, необходимо создать "накопительную
' См., напр.: Калинина Н. А. Указ. соч. С. 39-40, Конституция и закон: стабильность и динамизм. М., 1998. С.
205.
^ См.: Конституция и закон; стабильность и динамизм. С. 205.
160
карту" правотворческих ошибок. В карте (в настоящее время предпочтительно
формирования такого банка данных в электронном виде) предлагается фикси­
ровать:
- реквизиты акта, содержащего ошибки;
- точное изложение правовой нормы, в которой допущен дефект;
- сущность ошибки;
- источники (публикации и т.п.), в которых ошибка замечена и под­
вергнута критике;
- причины возникновения ошибки;
- возможные пути ее устранения;
- информация о принятых мерах по устранению ошибки \
Банк данных технико-юридических ошибок должен быть доступен всем
субъектам законотворчества, научным организациям, отдельным специали­
стам, занимающимся проблемами законотворчества и юридической техники.
Создание такого банка данных позволит, во-первых, выявить наиболее
типичные ошибки, во-вторых, избежать их повторения в последующем зако­
нотворчестве. К этой работе видится необходимым привлечение специалистов
из Публичных центров правовой информации (ПЦПИ), образованных в связи с
реализацией межведомственной программы «Создание общероссийской сети
публичных центров правовой информации (ПЦПИ) на базе общедоступных
библиотек» . Она может быть выполнена, например, в рамках президентской
программы «Правовая информатизация органов государственной власти Рос­
сийской Федерации» (утверждена Указом Президента РФ от 4 августа 1995 го­
да «О президентских программах по правовой информатизации»^) при условии
внесения в последнюю соответствующих изменений.
' См.: Баранов В.М. Указ. соч. С. 354.
См. подробнее: Публичные центры правовой информации на базе общедоступных библиотек. Материалы
Всероссийского совещания руководителей центров правовой информации при библиотеках РФ (Тула, 25-26
апреля 2000 г.) / Отв. ред. М.Н. Усачев. Тула, 2000.
^ СЗ РФ. 1995. № 32. Ст. 3289.
161
4. Силами аппаратов палат парламента, органов исполнительной власти
России (в частности. Министерства юстиции), органов государственной власти
субъектов РФ и научно-исследовательских организаций разработать электрон­
ную базу данных', содержащую сведения о терминах и понятиях, употребляе­
мых в текстах законов.
В такой базе данных должны отражаться:
- сами термины и понятия;
- реквизиты законодательных актов, в которых они используются;
- аутентичные дефиниции терминов, содержащиеся в текстах законов;
- легальные дефиниции терминов, содержащиеся в актах официального
толкования;
- возможные синонимы и омонимы этих терминов.
Разработка и создание этой базы данных позволит избежать несогласо­
ванности, противоречивости и тавтологичности законодательных понятий, а
также упорядочить употребление терминов в законодательстве, способствуя
реализации важного технико-юридического правила "одно понятие - один тер­
мин".
5. Закрепить федеральным законом основные правила юридической тех­
ники.
На наш взгляд, в главе VII законопроекта «О нормативных правовых ак­
тах Российской Федерации», озаглавленной как «Правила законодательной
техники», закрепляется недостаточное количество этих правил, кроме того,
имеются некоторые ошибки гносеологического характера.
Представляется необходимым зафиксировать в нормах этой главы ос­
новные языковые правила законодательной техники - требования точности,
ясности, экономии законодательных текстов, а также требования соблюдения
' См., напр.: Гаврилов О.А. Роль информации в гармонизации законодательства/ТВ кн. Драма российского закона/Отв. ред. В.П. Казимирчук. М., 1996. С. ИЗ.
162
грамматических правил в текстах законодательных актов и принципа «одно
понятие - один термин».
Автор этого исследования предлагает при доработке указанной главы
законопроекта воспользоваться следующими формулировками.
«Статья....
Нормативные правовые акты Российской Федерации излагаются на рус­
ском языке - государственном языке Российской Федерации.
При изложении нормативных правовых актов Российской Федерации
нормотворческие органы обязаны соблюдать правила точности, ясности и эко­
номии текстов нормативных правовых актов, иные общепризнанные правила
юридической техники, а также грамматические и орфографические нормы
русского языка».
«Статья...
В нормативных правовых актах могут содержаться определения упот­
ребленных в их текстах юридических и иных специальных терминов. Такие
определения помещаются, как правило, в отдельную структурную единицу
нормативного правового акта (статью, пункт), имеющую
заголовок, указы­
вающий на содержание данной структурной единицы.
В случае наличия определений терминов в нормативном правовом акте
более высокой юридической силы, иные определения этих терминов не могут
содержаться в нормативных правовых актах более низкой юридической силы,
относящихся к той же отрасли законодательства.
В тексте нормативного правового акта либо нескольких нормативных
правовых актов, относящихся к одной отрасли законодательства, использова­
ние различных терминов для обозначения одного и того же понятия, а равно
обозначение различных понятий одним и тем же термином не допускаются.
Определения технических терминов, а также терминов, значение кото­
рых общеизвестно и которые употреблены в тексте нормативного правового
163
акта в своем общеизвестном значении, в нормативных правовых актах не при­
водятся.
В текстах нормативных правовых актов не допускается употребление ус­
таревших слов и выражений, диалектизмов, жаргонизмов и варваризмов, об­
разных сравнений, эпитетов, поэтических метафор.
Термины иноязычного происхождения в текстах нормативных правовых
актов употребляются только тогда, когда в русском языке отсутствует термин,
необходимый для обозначения соответствующего понятия, либо когда термин
русского языка не может быть употреблен в тексте нормативного правового
акта по эстетическим или стилистическим соображениям».
Ретроспективный уровень преодоления технико-юридических ошибок
законодателя - это выявление и исправление такого рода ошибок в действую­
щих федеральных законах. Поскольку единой системы мониторинга законо­
творческих и, в частности, технико-юридических ошибок еще не создано, ин­
формация об ошибках в действующем законодательстве поступает из ряда ис­
точников, в частности, научных публикаций, сообщений в средствах массовой
информации, выступлений депутатов парламента и иных политических деяте­
лей, аналитических записок, подготовленных сотрудниками аппаратов орга­
нов, участвующих в законотворчестве и т.д.
Законодатель призван обобщать эти данные и соответственно реагиро­
вать на них.
Высказываются мнения, что вносить изменения в законодательный акт
лишь по редакционным соображениям, не меняя смысла закона, - недопусти­
мо . Но, с другой стороны, в процессе правоприменения могут обнаружиться
существеннейшие технико-юридические дефекты, делающие невозможным
применение акта в принципе (как это и было, впрочем, с первой редакцией ч. I
Налогового кодекса РФ). Может ли законодатель оставить такие проблемы без
внимания? Очевидно, нет.
См.: Окуньков Л.А,, Рощин В.А. Указ. соч. С. 118.
164
Однако практика показывает, что технико-юридические дефекты зако­
нов исправляются очень медленно и неохотно. Очевидно, это связано с тем,
что законодательная процедура в Российской Федерации, в принципе, доста­
точно сложна и медлительна, а потому у субъектов права законодательной
инициативы не возникает потребности пользоваться данным правом "всего
лишь" ради коррекции технических недостатков законов. Эти недостатки кор­
ректируются "заодно" с внесением содержательных изменений и дополнений,
да и то происходит далеко не всегда.
Заслуживает самого пристального внимания мнение, согласно которому
необходимо введение зотрощенной процедуры изменения и дополнения феде­
ральных законов с целью исправления в них технико-юридических ошибок прежде всего, ошибок, вызванных нарушениями языковых и логических прин­
ципов законодательной техники. Такой упрощенный механизм мог бы выра­
жаться, например, в том, что Регламенте Государственной Думы будет закреп­
лено правило, согласно которому законопроекты, призванные вносить техни­
ко-юридические изменения и дополнения в действующее законодательство,
могут приниматься сразу в трех чтениях (при условии наличия положительно­
го заключения Правового управления палаты).
Для федеральных законов, опубликованных в официальных изданиях
(«Собрание законодательства Российской Федерации», «Российская газета»,
«Парламентская газета») с явными опечатками, возникшими не по вине зако­
нодателя, а вследствие погрешностей редакторского характера, следует пре­
дусмотреть механизм ретроспективного отзыва - полностью или частично опубликованного официального текста с одновременной публикацией текста
исправленного.
В качестве еще одного средства оперативной коррекции технических
ошибок законодателя, особенно превращающихся в доктринальные, можно ре­
комендовать более широкое применение разъяснения высшими органами су­
дебной власти действительного содержания дефектных правовых норм.
165
Так, в пункте 2 статьи 120 Федерального закона от 8 января 1998 года "О
несостоятельности (банкротстве)"* говорится: "Решение собрания кредиторов
о заключении мирового соглашения принимается большинством голосов от
общего числа конкурсных кредиторов..."
Дефектность этой нормы очевидна при ее сопоставлении с пунктом 1
статьи 14 указанного закона, в соответствии с которым "Решения собрания
кредиторов... принимаются большинством голосов от числа голосов конкурс­
ных кредиторов, присутств)^юших на собрании кредиторов, если иное не пре­
дусмотрено настоящим Федеральным законом". Действительно, трудно пред­
ставить, что законодатель имел в виду решать важнейший вопрос о заключе­
нии мирового соглашения не большинством голосов от числа голосов креди­
торов, которые исчисляются для каждого кредитора пропорционально размеру
требований к должнику, а большинством голосов кредиторов по принципу
"один кредитор - один голос".
Поскольку применение арбитражными судами пункта 2 статьи 120 в со­
ответствии с его буквальным смыслом вело на практике к существенному
ущемлению интересов крупных кредиторов. Президиум Высшего Арбитраж­
ного Суда Российской Федерации в пункте 18 Информационного письма от 14
июня 2001 года № 64 дал следующее разъяснение действительного содержа­
ния указанной нормы: "По смыслу пункта 3 статьи 12, пункта 1 статьи 14,
пункта 2 статьи 120 Закона о банкротстве решение о заключении мирового со­
глашения принимается простым большинством голосов конкурсных кредито­
ров, определяемых для каждого из них пропорционально сумме его требова­
ний от общего числа требований кредиторов..."
К недостаткам указанного способа можно отнести противоречие резуль­
татов толкования дефектной нормы ее буквальному содержанию. Однако его
' СЗРФ. 1998. №2. Ст. 222.
Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2001 г. № 9.
166
актуальность при необходимости срочного пресечения дальнейших ошибок в
правоприменении сложно переоценить.
ii
:к
^ тк
Подводя итоги всему, сказанному в настоящей главе, попытаемся обо­
значить краткие выводы.
Во-первых, технико-юридическая ошибка законодателя есть вид ошибки
законотворческой. Технико-юридическая ошибка законодателя представляет
собой добросовестное заблуждение последнего относительно соблюдения пра­
вил законодательной техники. В этом смысле необходимо различать техникоюридические ошибки в их "чистом" виде - погрешности, и техникоюридические ошибки, допущенные осознанно - уловки.
Во-вторых, технико-юридические ошибки следует классифицировать в
зависимости от того, какую группу технико-юридических правил они наруша­
ют. Таким образом, можно говорить, о языковых, логических и гносеологиче­
ских технико-юридических ошибках в законодательстве.
В-третьих, современное российское законодательство не свободно от
ошибок всех трех видов. Технико-юридическое качество федеральных законов
по-прежнему остается довольно низким, а число законодательных актов, от­
клоненных Президентом Российской Федерации по мотивам несоответствия
их правилам законодательной техники, остается немалым \
В-четвертых, работа по предупреждению и исправлению техникоюридических ошибок законодателя должна вестись на трех уровнях - техноло­
гическом, процедурном и ретроспективном. На каждом из уровней перед за­
конотворцем стоят специфические цели и задачи, от скорейшего решения ко­
торых зависит повышение технико-юридического качества федеральных зако­
нов.
См. с. 124 диссертации.
167
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведенное исследование привело нас к следующим выводам.
1). Изучение проблем юридической, законодательной техники - важная
задача современного отечественного правоведения. Эта задача имеет как тео­
ретическую, так и практическую значимость.
Теоретическое значение проблемы видится, прежде всего, в том, что
адекватное отражение феномена юридической техники на доктринальном
уровне позволит выработать такую методику конструирования правовых норм
и актов, которая легла бы в основу построения эффективной практической мо­
дели действий правотворца.
По мнению автора, наиболее актуальными теоретическими проблемами
в сфере изучения юридической, законодательной техники являются следую­
щие:
а) определение объекта, предмета, метода и сущности рассматриваемого
феномена исходя из общеметодологической парадигмы соотношения науки и
техники;
б) определение понятия юридической техники через понятие методики;
в) установление места и роли юридической техники в системе право­
творчества;
г) правильное определение соотношения всех четырех элементов юри­
дической техники - методов, правил (принципов), приемов и средств.
Ко всем перечисленным проблемам выдвинут и обоснован авторский
подход.
2). Технико-юридическое качество законов, иных нормативных актов один из важнейших критериев их эффективности. Однако анализ законотвор­
ческой практики позволяет заключить, что при постоянном значительном рос­
те количества федеральных законов их техническое качество остается весьма
низким.
168
Следовательно, речь должна идти об устранении факторов, вызывающих
технико-юридические ошибки законодателя. В диссертации эти факторы ана­
лизируются, предлагаются некоторые меры по их преодолению. Подытоживая
сказанное в диссертации, можно придти к выводу, что устранение факторов,
способствующих снижению технического качества законодательных актов, за­
висит от следующих обстоятельств:
а) на теоретическом уровне - методологически верное определение юри­
дической (законодательной) техники, отказ от сугубо утилитарных подходов к
оценке этого явления;
б) на правотворческом уровне - совершенствование норм регламентов
палат парламента, регулирующих отношения по подготовке и внесению зако­
нопроектов субъектами права законодательной инициативы; скорейшее нор­
мативное закрепление основных правил законодательной техники на уровне
федерального закона; совершенствование тех видов экспертиз законопроекта,
которые имеют непосредственное отношение к форме акта (лингвистическая,
логическая); повышение технико-юридической (и вообще - законотворческой)
культуры членов Совета Федерации, депутатов Государственной Думы, со­
трудников аппаратов палат парламента и иных лиц, непосредственно участ­
вующих в разработке законопроектов;
в) на уровне применения права - введение централизованной системы
мониторинга выявленных в процессе правоприменения технико-юридических
дефектов федеральных законов, формализация этих данных; расширение прак­
тики легального толкования законодательных текстов (прежде всего - выс­
шими судебными органами России) с целью уточнения неясных положений,
вызывающих трудности у правоприменителей.
Сочетание указанных мер позволит существенно повысить техникоюридическое качество законодательных и иных нормативных правовых актов.
3). Низкое техническое качество законов подразумевает, что помимо
теоретических и практических проблем совершенствования методологии пра-
169
Ботворчества существует и проблема психологического свойства. Забывая о
единстве формы и содержания в творческой деятельности, многие практиче­
ские работники в сфере правотворчества до сих пор воспринимают вопросы
формы как нечто второстепенное по отношению к содержанию нормативного
акта.
Это порождает нежелание признавать и корректировать собственные
технико-юридические ошибки, осознавать их как существенный негативный
фактор законотворчества.
Представляется, что для преодоления этих явлений необходим комплекс
действенных и эффективных мер по распространению технико-юридических
знаний.
Во-первых, актуальным видрггся изменение государственных стандартов
в сфере высшего юридического образования с тем, чтобы соответствующие
учебные дисциплины («Юридическая техника», «Законодательная техника»)
приобрели бы статус не факультативных, а обязательных предметов в про­
грамме обучения студентов-юристов. Это существенно повысит техникоюридическую культуру будущих правоведов, независимо от того, в какой сфе­
ре юридической деятельности (наука, правотворчество, правоприменение) им
предстоит работать в будущем. Повышение юридико-технического качества
отечественного законодательства потребует не одно десятилетие. Тем более
очевидна необходимость незамедлительной и массовой подготовки кадров,
способных качественно решать эту задачу.
Во-вторых, необходимо издание массовым тиражом элементарных посо­
бий по юридической технике с целью бесплатного распространения их среди
лиц, имеющих отношение к правотворчеству в Российской Федерации - депу­
татов (членов) федеральных органов законодательной власти и органов зако­
нодательной власти субъектов Федерации, сотрудников аппаратов этих орга­
нов, сотрудников органов исполнительной власти, связанных с правотворчест-
170
BOM этих органов или ответственных за разработку законопроектов при реали­
зации права законодательной инициативы и т.д.
В-третьих, полезна была бы организация своего рода семинаров по юри­
дической технике для работников аппаратов правотворческих органов, в осо­
бенности - для соответствующих сотрудников аппаратов палат Федерального
Собрания. В процессе этих семинаров могли бы быть рассмотрены конкретные
технико-юридические ошибки, разъяснены их сущность и пути недопущения
подобных ошибок в будущем.
W
171
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ПРАВОВЫХ АКТОВ^
1. Конституция Российской Федерации, принятая на всенародном голо­
совании 12 декабря 1993 г. // «Российская газета» от 25.12.1993.
2. Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О
Конституционном суде Российской Федерации» // СЗ РФ. 1994. № 13. Ст. 1447.
3. Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ
«О судебной системе Российской Федерации» // СЗ РФ. 1997. № 1. Ст. 1.
4. Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации от 05
мая 1995 г. № 70-ФЗ // СЗ РФ. 1995. № 19. Ст. 1709.
5. Водный кодекс Российской Федерации от 16 ноября 1995 г. № 167-ФЗ
// СЗ РФ. 1995. № 47. Ст. 4471.
6. Воздушный кодекс Российской Федерации от 19 марта 1997 г. № 60ФЗ // СЗ РФ. 1997. № 12. Ст. 1383; 1999. № 28. Ст. 3483.
7. Гражданский кодекс Российской Федерации от 30 ноября 1994 г. №
51-ФЗ (ч. 1), от 26 января 1996 г. № 14-ФЗ (ч. 2) // СЗ РФ. 1994. № 32. Ст. 3301;
1996. № 5. Ст. 410; Ст. 773; 1996. № 34. Ст. 4025; 1996. № 34. Ст. 4026; № 43.
Ст. 4903; 1999 № 28. Ст. 3471; 1999. № 51. Ст. 6288; 2000. № 17. Ст. 1644;
2001. № 21. Ст. 2063; 2002. № 12. Ст. 1093.
8. Лесной кодекс Российской Федерации от 29 января 1997 г. № 22-ФЗ //
СЗРФ. 1997.№5. Ст. 610.
9. Налоговый кодекс Российской Федерации (ч. 1) от 31 июля 1998 г. №
146-ФЗ // СЗ РФ. 1998. № 31. Ст. 3824; 2000. № 32. Ст. 3340; 1999. № 28. Ст.
3487; 2000. № 2. Ст. 134; 2000. № 32. Ст. 3341; 2001. № 1 (часть II). Ст. 18;
2001. № 23. Ст. 2289; 2001. № 33 (часть I). Ст. 3413; 2001. № 33 (часть I). Ст.
3421; 2001. № 33 (часть I). Ст. 3429; 2001. № 49. Ст. 4554; 2001. № 49. Ст. 4564;
2001. № 53 (часть I). Ст. 5015; 2001. № 53 (часть I). Ст. 5016; 2001. № 53 (часть
I). Ст. 5023; 2001. № 53 (часть I). Ст. 5026; 2002. № 1 (часть I). Ст. 2; 2002. № 1
(часть I). Ст. 4.
в данном списке отражены правовые акты, принятые (изданные) после 7 ноября 1917 г.
172
10. Семейный кодекс Российской Федерации от 29 декабря 1995 г. №
223-ФЗ // СЗ РФ. 1996. № 1. Ст. 16; 1997. № 46. Ст. 5243; 1998. № 26. Ст. 3014;
2000. №2. Ст. 153.
11. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63ФЗ // СЗ РФ. 1996. № 25. Ст. 2954; 1998. № 22. Ст. 2332; 1998. № 26. Ст. 3012;
С1999. № 7. Ст. 871; 1999. № 7. Ст. 873; 1999. № 11. Ст. 1255; 1999. № 12. Ст.
1407; 1999. № 28. Ст. 3489; 1999. № 28. Ст. 3490; 1999. № 28. Ст. 3491; 2001. №
11. Ст. 1002; 2001. № 13. Ст. 1140; 2001. № 26. Ст. 2587; 2001. № 26. Ст. 2588;
2001. № 33 (часть I). Ст. 3424; 2001. № 47. Ст. 4404; 2001. № 47. Ст. 4405; 2001.
№ 53 (часть I). Ст. 5028; 2002. № 10. Ст. 966; 2002. № 11. Ст. 1021; 2002. № 19.
Ст. 1793; 2002. № 19. Ст. 1795.
12. Федеральный закон от 4 мая 1999 г. № 95-ФЗ «О безвозмездной по­
мощи (содействии) Российской Федерации и внесении изменений и дополне­
ний в отдельные законодательные акты Российской Федерации о налогах и об
установлении льгот по платежам в государственные внебюджетные фонды в
связи с осуществлением безвозмездной помощи (содействия) Российской Фе­
дерации» // СЗ РФ. 1999. № 18. Ст. 2221.
13. Федеральный закон от 27 декабря 1995 г. № 211-ФЗ «О внесении из­
менений и дополнений в отдельные законодательные акты Российской Феде­
рации в связи с принятием Федерального закона «О пожарной безопасности» //
СЗРФ. 1996.№4. Ст. 4.
14. Федеральный закон от 6 февраля 1997 г. № 27-ФЗ «О внутренних
войсках Министерства внутренних дел Российской Федерации» // СЗ РФ. 1997.
Хо2. Ст. 711.
15. Федеральный закон от 24 июня 1999 г. № 121-ФЗ «О выборах депута­
тов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» //
СЗРФ. 1999.№26. Ст. 3178.
16. Федеральный закон от 31 декабря 1999 г. № 228-ФЗ «О выборах
Президента Российской Федерации» // СЗ РФ. 2000. № 1 . 4 . II. Ст. 11.
173
17. Федеральный закон от 14 июня 1995 г. № 88-ФЗ «О государственной
поддержке малого предпринимательства в Российской Федерации» // СЗ РФ.
1995. Хо 25. Ст. 2343.
18. Федеральный закон от 24 мая 1999 г. № 99-ФЗ «О государственной
политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом»
// СЗ РФ. 1999. № 22. Ст. 2670.
19. Федеральный закон от 5 июля 1996 г. № 86-ФЗ «О государственном
регулировании в области генно-инженерной деятельности» // СЗ РФ. 1996. №
28. Ст. 3348.
20. Федеральный закон от 8 января 1998 г. № 10-ФЗ «О государственном
регулировании развития авиации» // СЗ РФ. 1998. Х» 2. Ст. 226.
21. Федеральный закон от 26 марта 1998 г. № 41-ФЗ «О драгоценных
камнях и драгоценных металлах» // СЗ РФ. 1998. № 13. Ст. 1463.
22. Федеральный закон от 25 августа 1995 г. № 153-ФЗ «О железнодо­
рожном транспорте» // СЗ РФ. 1995. № 35. Ст. 3505.
23. Федеральный закон от 23 июня 1999 г. № 117-ФЗ «О защите
конкуренции на рынке финансовых услуг» // СЗ РФ. 1999. № 26. Ст. 3174.
24. Закон Российской Федерации от 7 февраля 1992 г. № 2300-1 «О защи­
те прав потребителей» // Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верхов­
ного Совета РФ. 1992. № 15. Ст. 766.
25. Федеральный закон от 15 июля 2000 г. № 99-ФЗ «О карантине расте­
ний» // СЗ РФ. 2000. № 29. Ст. 3008.
26. Федеральный закон от 2 января 2000 г. № 29-ФЗ «О качестве и безо­
^
пасности пищевых продуктов» // СЗ РФ. 2000. № 2. Ст. 150.
27. Федеральный закон от 29 октября 1998 г. № 164-ФЗ «О лизинге» // СЗ
РФ. 1998.№44. Ст. 5394.
28. Федеральный закон от 6 января 1999 г. № 7-ФЗ «О народных художе­
ственных промыслах» // СЗ РФ. 1999. № 2. Ст. 234.
174
29. Федеральный закон от 8 января 1998 года № 6-ФЗ «О несостоятель­
ности (банкротстве)» // СЗ РФ. 1998. № 2. Ст. 222.
30. Федеральный закон от 25 февраля
1999 г. № 40-ФЗ «О
несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций» // СЗ РФ. 1999. № 9.
Ст. 109Г. Федеральный закон от 7 августа 2000 г. № 122-ФЗ «О порядке уста­
новления стипендий и социальных выплат в Российской Федерации» // СЗ РФ.
2000.№33. Ст. 3348.
32. Федеральный закон от 20 ноября 1999 г. № 201-ФЗ «О потребитель­
ской корзине в целом по Российской Федерации» // СЗ РФ. 1999. № 47. Ст.
5619.
33. Федеральный закон от 17 июля 1999 г. № 176-ФЗ «О почтовой связи»
// СЗ РФ. 1999. № 29. Ст. 3697.
34. Федеральный закон от 15 июня 1996 г. «О товариществах собствен­
ников жилья» // СЗ РФ. 1996. № 25. Ст. 2963.
35. Федеральный закон от 31 декабря 1999 г. № 227-ФЗ «О федеральном
бюджете на 2000 год» // СЗ РФ. 2000. № 1. Ст. 10.
36. Федеральный закон от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционер­
ных обществах» // СЗ РФ. 1996. № 1. Ст. 1.
37. Федеральный закон от 24 мая 1999 г. № 100-ФЗ «Об инженернотехнической системе агропромышленного комплекса // СЗ РФ. 1999. № 22. Ст.
2671.
38. Федеральный закон от 9 июля 1999 г. № 160-ФЗ «Об иностранных
инвестициях в Российской Федерации» // СЗ РФ. 1999. № 28. Ст. 3493.
39. Федеральный закон от 23 июня 1997 г. №. 114-ФЗ «Об исполнении
бюджета Пенсионного фонда Российской Федерации за 1997 г.» // СЗ РФ.
1999. №26. Ст. 3171.
40. Федеральный закон от 19 мая 1995 г. № 82-ФЗ «Об общественных
объединениях» // СЗ РФ. 1995. № 21. Ст. 1930.
175
41. Федеральный закон от 29 декабря 1994 г. № 77-ФЗ «Об обязательном
экземпляре документов» // СЗ РФ. 1995. № 1. Ст. 1.
42. Федеральный закон от 13 декабря 1996 г. Х» 150-ФЗ «Об оружии» //
СЗРФ. 1996. №51. Ст. 5681.
43. Федеральный закон от 4 мая 1999 г. № 96-ФЗ «Об охране атмосфер1|^
ного воздуха» // СЗ РФ. 1999. № 18. Ст. 2222.
44. Федеральный закон от 18 июля 1999 г. № 183-ФЗ «Об экспортном
контроле» // СЗ РФ. 1999. № 30. Ст. 3774.
45. Регламент Государственной Думы Федерального Собрания Россий­
ской Федерации. Утвержден Постановлением Государственной Думы ФС РФ
от 22 января 1998 г. № 2134-11 ГД «О регламенте Государственной Думы Фе­
дерального Собрания Российской Федерации» // СЗ РФ. 1998. № 7. Ст. 801.
46. ГОСТ Р 51141-98 «Делопроизводство и архивное дело. Термины и
^^
определения». Утвержден Постановлением Госстандарта РФ от 27 февраля
1998 г. № 28 // Электронная база правовой информации «Гарант».
47. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 11
декабря 1998 г. № 28-П «По делу о толковании положений части 4 статьи 111
Конституции Российской Федерации» // СЗ РФ. 1998. № 52. Ст. 6447.
48. Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 27
июня 2000 г. № 92-0 «По запросу группы депутатов Государственной Думы о
проверке соответствия Конституции Российской Федерации отдельных поло­
жений конституций Республики Адыгея, Республики Башкортостан, Респуб­
лики Ингушетия, Республики Коми, Республики Северная Осетия - Алания и
"^
Республики Татарстан» // СЗ РФ. 2000. № 29. Ст. 3117.
49. Р1нформационное письмо от 14 июня 2001 г. № 64 Президиума Выс­
шего Арбитражного Суда Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2001. №
9.
50. Закон города Москвы от 14 декабря 1994 г. № 22 «О законодательных
актах города Москвы» // Ведомости Московской Думы. 1995. № 1. С. 9.
176
51. Закон города Москвы от 18 октября 2000 г. №. 49 «О толковании за­
конодательных актов города Москвы» // «Тверская, 13» от 6-13 декабря 2000 г.
(№ 49).
52. Положение о нормативных правовых актах органов местного само­
управления г. Тамбова. Утверждено решением Тамбовской городской думы от
'Щ^
09 апреля 1997 г. № 48 // Электронная база правовой информации «Гарант».
53. Конституция СССР от 31 января 1924 г.
54. Конституция СССР от 5 декабря 1936 г.
55. Конституция СССР от 7 октября 1977 г.
56. Основы законодательства Союза ССР и союзных республик «О на­
родном образовании». Утверждены Законом СССР от 19 июля 1973 г. //
Ведомости ВС СССР. 1973. № 30. Ст. 392.
57. Закон СССР от 30 октября 1959 г. «О бюджетных правах Союза ССР
^
и союзных республик» // Ведомости ВС СССР. 1959. № 44. Ст. 221.
58. Закон СССР от 19 августа 1938 г. «О гражданстве Союза Советских
Социалистических Республик» // Ведомости ВС СССР. 1938. № 11.
59. Закон СССР от 31 марта 1958 г. «О дальнейшем развитии колхозного
строя и реорганизации машинно-тракторных станций» // Ведомости ВС СССР.
1958. № 7. Ст. 146.
60. Закон СССР от 12 марта 1951 «О защите мира» // Ведомости ВС
СССР. 1951. № 5 .
61. Закон СССР от 3 июля 1991 г. № 2295-1 «О порядке перемены граж­
данами СССР фамилий, имен и отчеств» // Ведомости СНД и ВС СССР. 1991.
1|>.
№ 29. Ст. 839.
62. Закон СССР от 20 сентября 1972 г. «О статусе депутатов Советов де­
путатов трудящихся» // Ведомости ВС СССР. 1972. № 39. Ст. 347.
63. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1 ноября 1974 г. «Об
изменении знаков различия для генералов армии» // Ведомости ВС СССР.
1974. №45. Ст. 745.
177
64. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 13 марта 1954 г. «Об
образовании Комитета государственной безопасности при Совете Министров
СССР» // Сборник законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета
СССР. 1938-1975. Т. 1. М., 1975. С. 208.
65. Постановление Верховного Совета СССР от 10 апреля 1990 г. №
^
1420-1 «О неотложных мерах по улучшению положения женщин, охране мате­
ринства и детства, укреплению семьи» // Ведомости СНД и ВС СССР. 1990. №
16. Ст. 269.
66. Постановление Верховного Совета СССР от 25 июля 1974 г. «Об ут­
верждении регламента заседания Верховного Совета СССР» // Ведомости ВС
СССР. 1974. №31. Ст. 466.
67. Постановление ЦИК и СНК СССР от 08 мая 1929 г. «О порядке изда­
ния ведомственных распоряжений по применению постановлений ЦИК, СНК
^
СССР и СТО» // СЗ СССР. 1929. № 31. Ст. 285.
68. Конституция РСФСР. Утверждена V Всероссийским съездом Советов
10 июля 1918 г.
69. Кодекс о браке и семье РСФСР от 30 июля 1969 г. // Ведомости Вер­
ховного Совета РСФСР. 1969. № 32. Ст. 1085; 1979. № 49. Ст. 1197; 1984. № 5.
Ст. 169; 1984. № 18. Ст. 592; 1985. № 9. Ст. 305; 1986. № 48. Ст. 1397; 1987. №
9. Ст. 250; СЗ РФ. 1994. № 35. Ст. 3653.
70. Кодекс об административных правонарушениях РСФСР от 20 июня
1984 г.// Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1984. № 27. Ст. 909; 1985. №
40. Ст. 1398; 1988. № 31. Ст. 1005; 1989. № 10. Ст. 246; № 50. Ст. 1477; 1990.
№ 1. Ст. 3; № 10. Ст. 287; Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и
Верховного Совета РСФСР. 1991. № 15. Ст. 494; Ведомости Съезда народных
депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федера­
ции. 1992. Хо 17. Ст. 894; 1993. № 33. Ст. 1313; СЗ РФ. 1995. № 18. Ст. 1594;
1996. № 22. Ст. 2593. 1999. № 14. Ст. 1651; 2000. № 2. Ст.125; 2001. № 13. Ст.
1140.
178
71. Уголовный кодекс РСФСР от 27 октября 1960 г. // Ведомости Вер­
ховного Совета РСФСР. 1960. № 40. Ст. 591; 1962. № 29. Ст. 449; 1970, № 6.
Ст. 129; 1972. № 51. Ст. 1210; 1974. № 29. Ст. 781. 1981. № 38. Ст. 1304; 1982.
№ 49. Ст. 1821; 1983. № 33. Ст. 1203; 1985. № 40. Ст. 1398; № 49. Ст. 1697;
1986. № 23. Ст. 638; 1987. № 24. Ст. 839; Ведомости Съезда народных депута­
тов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 9. Ст. 204; № 52. Ст. 1867;
Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного
Совета Российской Федерации, 1992, № 17. Ст. 894; № 33. Ст. 1912; № 47. Ст.
2664; 1993. № 22. Ст. 789; № 32. Ст. 1231; СЗ РФ. 1994. № Ю. Ст. 1109; 1995.
№11. Ст. 939.
72. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР от 27 октября 1960 г. // Ве­
домости Верховного Совета РСФСР. 1960. № 40. Ст. 592. СЗ РФ. 1996. № 52.
Ст. 5881; 1998. № 30. Ст. 3613; 1999. № 28. Ст. 3491; 2000. № 16. Ст. 1641;
#
2001. № 26. Ст. 2587; № 47. Ст. 4404; № 53 (часть I). Ст. 5028.
73. Постановление Верховного Совета РСФСР от 26 октября 1960 г. «О
состоянии и мерах по улучшению культурного обслуживания сельского насе­
ления РСФСР» // Законы РСФСР и Постановления Верховного Совета РСФСР.
Приняты на третьей сессии Верховного Совета РСФСР пятого созыва. М.,
1960. С. 3-14.
74. Постановление ВЦИК РСФСР от 29 мая 1918 г. «О переходе к все­
общей мобилизации рабочих и беднейших крестьян в Рабоче-крестьянскую
Красную армию» // Текст приведен в кн.: Ленинские декреты о Москве. М.,
1978. С. 50.
75. Постановление ВЦИК РСФСР 1923 г. «О порядке изменения кодек­
сов, утвержденных ВЦИК» // СУ РСФСР. 1923. № 54. Ст. 530.
76. Постановление ВЩЖ и С1Ж РСФСР от 20 сентября 1926 г. «О по­
рядке внесения вопросов в верховные органы Союза ССР» // СУ РСФСР. 1927.
№ 5. Ст. 37.
179
77. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 29 июля 1929 г. «О работе
по кодификации законодательства РСФСР» // СУ РСФСР. 1929. № 60. Ст. 600.
БИБЛИОГРАФИЯ
У^
1. Монографии, учебники, учебные и практические пособия, диссер­
тации.
1. Абрамова А.И., Боголюбов С.А., Брагинский М.И. и др. Российское за­
конодательство: проблемы и перспективы. М., 1995.
2. Алексеев С.С. Общая теория права. Т. II. М., 1982.
3. Апресян Ю.Д. Избранные труды. T.I. Лексическая семантика (синони­
мичные средства языка). Изд. 2-е. М., 1995.
jk
4. Апт Л.Ф. Формы выражения и изложения правовых норм в норматив­
ных актах. Автореф. дис. ... к.ю.н. М., 1973.
5. Бабаев В.К. Логические проблемы советского права. Автореф. дис. ...
д.ю.н. М., 1980.
6. Баранов В.М. Истинность норм советского права. Саратов, 1989.
7. Баранов В.М. Об истинности законодательных понятий. Горький, 1987.
Рукопись, депон. в ИНИОН АН СССР 22.4.1987. № 292206.
8. Бентам И. Рассуждение о гражданском и уголовном законоположении.
Т. 1.СП6., 1805.
9. Бентам И. Избранные сочинения. Т. 1. М., 1867.
•ж
^
10. Бентам И. Принципы законодательства // В кн.: Юм. Опыты. М., 1896.
11. Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М.,
1994.
12. Бойко Л.М. Законодательная техника: теория и практика. Автореф.
дис. ... к.ю.н. Ташкент, 1984.
180
13. Бойко Л.М. Совершенствование законодательной техники в условиях
социально-экономического развития советского общества. Ташкент, 1988.
14. Брауде И.Л. Очерки законодательной техники. М., 1958.
15. Васьковский Е.В. Руководство к толкованию и применению законов.
М., 1913.
)Ш
16. Введенская Л.А., Червинский П.П. Теория и практика русской речи. Р.
н/Дон., 1997.
17. Венгеров А.Б. Теория государства и права: Ч. П. Теория права. Т.2. М.,
1996.
18. Владимирский-Буданов М.Ф. История русского права. Изд. 6-е. Киев,
1909.
19. Власенко Н. А. Основы законодательной техники: Практическое руко­
водство. Иркутск, 1995.
#
20. Власенко Н.А. Проблемы точности выражения формы права: лингвологический анализ. Дис. ... д.ю.н. в форме научн. доклада. Екатеринбург, 1997.
21. Власенко Н.А. Язык права. Иркутск, 1997.
22. Ворожцов В.П. и др. Гносеологическая природа и методологическая
функция научной теории. Новосибирск, 1990.
23. Грязин И.Н. Текст права; опыт методологического анализа конкури­
рующих теорий. Таллин, 1983.
24. Губаева Т.В. Словесность в юриспруденции. Казань, 1995.
25. Закон: создание и толкование / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1998.
26. Законодательная техника / Под ред. Д.А. Керимова. Л., 1965.
27. Законодательная техника / Под ред. Ю.А. Тихомирова. М., 2000.
28. Законодательный процесс: Понятие. Стадии. Инститзггы / Под ред.
Р.Ф. Васильева. М., 2000.
29. Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка. Изд. 2-е. М.,
1983.
30. И в л е в Ю . В . Логика. М., 1992.
181
31. ИерингР. Юридическая техника. СПб, 1905.
32. Иностранное конституционное право / Под ред. В.В. Маклакова. М.,
1996.
33. Исаков В.Б. Российское законодательство в 1991-1998 гг. Объем,
структура, тенденции развития / Материал размещен на официальном серве(#
ре ГД ФС РФ (www.duma.gov.ru).
34. История государства и права СССР. Ч. П. История советского государ­
ства и права / Под ред. А.И. Денисова. М., 1947
35. Кавелин К.Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской
истории и культуры. М., 1989.
36. Калинина Н.А. Лингвистическая экспертиза законопроектов: опыт,
проблемы и перспективы. М., 1997.
37. Катков В.Д. Junsprudentiae novum organon (Реформированная общим
\Л.
языковедением логика и юриспруденция). Т. 1. Цивилистика. Одесса, 1913.
38. Кашанина Т.В. Оценочные понятия в советском праве. Автореф. дис.
... к.ю.н. Свердловск, 1974.
39. Керимов Д.А. Кодификация и законодательная техника. М., 1962.
40. Керимов Д.А. Культура и техника законотворчества. М., 1991.
41. Керимов Д.А. Законодательная техника. М., 1998.
42. Книга рекордов Гиннесса. М., 1991.
43. Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России. Изд. 3-е,
пер. и доп. М., 2002.
44. Комлев Н.Г. Слово в речи: денотативные аспекты. М., 1992.
45. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. Изд. 2-е. М., 1976.
46. Конституция и закон: стабильность и динамизм. М., 1998.
47. Корево Н. Сеймовый устав для Великого Княжества Финляндского,
высочайше утвержденный 20 июля 1906 года. С приложением и алфавитным
указателем. СПб., 1913.
182
48. Кортава Т.В. Московский приказной язык XVII века как особый тип
письменного языка. М., 1998.
49. Краткий словарь по логике / Под ред. Д.П. Горского. М., 1991.
50. Кутафин О.Е. Источники конституционного права Российской Феде­
рации. М., 2002.
Ф
51. Ленинские декреты о Москве. М., 1978.
52. Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевни­
кова, П.А. Николаева. М., 1987.
53. Лукич Р. Методология права. М., 1981.
54. Лучин В.О., Мазуров В.А. Указы Президента РФ. М., 2000.
55. Люблинский П.И. Техника, толкование и казуистика уголовного ко­
декса. Птг., 1917.
56. Любимов Н.А. Конституционное право России: лингвистический ас-
1^
пект. Автореф. дис. ... к.ю.н. М., 2002.
57. Мартыненко В.В. Модально-временная организация предложений в
текстах советского конституционного законодательства. Автореф. дис. ... к.
филологич. н. Киев, 1989.
58. Мартыненко В.В. Тексты советского конституционного законодатель­
ства в системе официально-делового стиля речи. Киев, 1988. Рукопись, депон.
в ИНИОН АН СССР 3.11.88 № 36006.
59. Мартыненко В.В. Типы модально-временных значений в текстах со­
ветского конституционного законодательства. Киев, 1988. Рукопись, депон. в
ИНИОН АН СССР 3.11.88 №36007.
'
60. Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М., 1996.
61. Нашиц А. Правотворчество: теория и законодательная техника. М.,
1974.
62. Николаев В.В. Советское социалистическое государство. М., 1968.
63. Николаева М.Н., Пиголкин А.С., Самощенко И.С. Проблемы совер­
шенствования советского законодательства. М., 1977.
183
64. Общая теория государства и права: Академич. курс в 2-х тт. /Под ред.
М.Н. Марченко. Т. 2. Теория права. М., 1998.
65. Общая теория государства и права: Академич. курс в 3-х тт. /Под ред.
М.Н. Марченко. Т. 2. М., 2001.
66. Окуньков Л.Д., Рощин В.А. Вето Президента. М., 1999.
^
67. Основин B.C. Советские государственно-правовые отношения. М.,
1965.
68. ПадучеваЕ.В. Семантические исследования. М., 1996.
69. Пиголкин А.С. Подготовка проектов нормативных актов. М., 1968.
70. Пиголкин А.С. Теоретические проблемы правотворческой деятельно­
сти в СССР. Автореф. дис. ... д.ю.н. М., 1972.
71. Поленина СВ. Законотворчество в Российской Федерации. М., 1996.
72. Правила изложения законопроектов. СПб, 1913.
^
73. Проблемы правотворчества и совершенствования законодательства.
Сборник научных трудов/Под ред. В.В. Игнатенко. Иркутск, 1996.
74. Проблемы теории государства и права: Учебное пособие / Под ред.
М.Н. Марченко. М., 1999.
75. Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Ба­
ранова. Н. Новгород, 2000.
76. Прокофьев Г.С. Соотношение права и языка: теоретико-философский
анализ. Автореф. дис. ... к.ю.н. М., 2002.
77. Прохорова В.Н. Русская терминология (лексико-семантическое обра­
зование). М., 1996.
78. Публичные центры правовой информации на базе общедоступных
библиотек / Отв. ред. М.Н. Усачев. Тула, 2000.
79. Рассолов М.М. Проблемы управления и информации в области права.
М., 1991.
80. Российское законодательство Х-ХХ веков: В 9 тт. Т. 1. Законодатель­
ство Древней Руси. М., 1984.
184
81. Российское законодательство Х-ХХ веков: В 9 тг. Т.4. Законодатель­
ство периода становления абсолютизма. М., 1986.
82. Савицкий В.М. Язык процессуального закона: вопросы терминологии.
М., 1987.
83. Системный анализ и научное знание / Отв. ред. Д.П. Горский. М.,
1978.
84. Современный русский язык: Учебник / Под ред. В.А. Белошапковой.
Изд. 3-е. М., 1997.
85. СолганикГ.Я. Стилистика текста. М., 1997.
86. Степин B.C., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники.
М., 1996.
87. Стерник И. Ленинский опыт использования права в интересах рево­
люции. Ташкент, 1979.
88. Теория государства и права: Учебник. Изд. 3-е / Под ред. М.Н. Мар­
ченко. М., 2000.
89. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1992.
90. Тихомиров М.Н. Пособие по изученто Русской правды. М., 1953.
91. Тихомиров М.Н., Епифанов П.П. Соборное Уложение 1649 года. М.,
1961.
92. Тихомиров Ю.А. Теория закона. М., 1982.
93. Тихомиров Ю.А., Пиголкин А.С., Рахманина Т.Н. Как готовить законы
(научно-практическое пособие). М., 1993.
94. Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Ф. Ушакова. Т. 2. М.,
1938.
95. Унковский М.А. Записка о легчайшем способе приведения законов в
ясный вид и об эмпирическом методе выработки правил составления ясных за­
конов. СПб, 1904.
96. Успенский Л.В. Очерки по юридической технике. Ташкент, 1927.
185
97. Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. Пермь,
1967.
98. Ушаков А.А. Содержание и форма в праве и советское правотворчест­
во. Автореф. дис. ... д.ю.н. Свердловск, 1970.
99. Фабер И.Е., Ржевский В.А. Вопросы теории советского конституци­
онного права. Вып. 1. Саратов, 1967.
100. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х тт. СПб.,
1996.
101. Философская энциклопедия / Гл. ред. Ф.В. Константинов. Тт. 1- 5.
М., 1960-1970.
102. Хабибулина Н.И. Язык закона и его постижение в процессе языково­
го толкования права. Автореф. дис. ... к.ю.н. М., 1996.
103. Цвайгерт К., Кётц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере
частного права. Т. I. Основы. М., 1995.
104. Цветаев Л. Начертание теории законов. М.. 1816.
105. Черданцев А.Ф. Вопросы толкования советского права. Свердловск,
1972.
106. Черданцев А.Ф. Толкование советского права. М., 1978.
107. Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической
науке и практике. Екатеринбург, 1993.
108. Черняев Н.И. Мистика, идеалы и поэзия русского самодержавия. М.,
1998.
109. ШугринаЕ.С. Техника юридического письма. М., 2000.
ПО. Шутак И.Д. Теория и практика оговорок в праве: система понятий.
СПб., 2001.
111. Юшков СВ. История государства и права СССР. Ч. I. М., 1947.
112. Язык закона/Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1990.
186
2. Статьи в периодических изданиях и научных сборниках.
113. Автономова Н.С. Логика, методология, история науки //В кн.: Методе
гические и мировоззренческие проблемы истории философии. М., 1988.
114. Астрахан Е.И. Вопросы законодательной техники//Ученые записки
ВНИИСЗ. Вып. 16. М., 1965.
115. Бабаев В.К. Норма права как истинное суждение // Правоведение.
1976. №2.
116. Богданов В.В. Лингвистическая прагматика и ее прикладные аспек­
ты // В кн.: Прикладное языкознание. СПб, 1996.
117. Боголюбов С.А. Стиль правовых актов//Советское государство и пра­
во. 1973. № 10.
118. Боголюбов С.А. Язык правоприменительных актов//Советская юсти­
>
^
ция. 1973. № 15.
119. Братусь С.Н. Вопросы теории права в трудах В.И. Ленина // Уч. зап.
АОН при ЦК КПСС. Вып. 20. М., 1955.
120. Брауде И.Л. Вопросы законодательной техники//Советское государ­
ство и право. 1957. № 4.
121. Васильев Р.Ф. О понятии правового акта // Вестник Моск. ун-та. Се­
рия 11, Право. 1998. № 5
122. Винограй Э. Г. Методологические принципы создания прогрессивной
техники // В кн.: Методологические проблемы создания новой техники и
технологии. Новосибирск, 1989.
123. Воеводин Л. Д. Юридическая техника в конституционном праве//Вестник Моск. ун-та. Серия 11, Право. 1997, № 3.
124. Гродзинский М.М. Об усовершенствовании законодательной техники//Социалистическая законность. 1957, № 1.
187
125. Данилов А.А., Пыжиков А.В. Неизвестный конституционный проект.
(О разработке Основного закона в 1962-1964 гг.) // Государство и право. 2002.
№1.
126. Иванов Р.Л. Проблемы законодательной техники в российской Кон­
ституции и юридическая практика // Вестник Омского ун-та. 1999. Вып. 2.
127. Ильин И.К., Миронов Н.В. О форме и стиле правовых актов//Советское государство и право. 1960. № 12.
128. Ильинский И. Язык закона // Советское строительство. 1927. № 8-9.
129. Исаков В.Б. Подготовка и принятие законов в правовом государстве
// Российская юстиция. 1997. № 7.
130. Казьмин И.Ф., Поленина СВ. «Закон о законах»: проблемы издания и
содержания//Советское государство и право. 1989. № 12.
131. Ковалев М.И. Оптимальное соотношение формального и оценочного
в уголовном законе//Советское государство и право. 1973. № 11.
132.
Ковалев
М.И.
О
технике
уголовного
законодательст-
ва//Правоведение. 1962, № 3.
133. Ковачев Д.А. О понятии законодательной техники//Ученые записки
ВНИИСЗ. Вып. 18. М., 1969.
134. Кузнецова Н.Ф. К истории проектов уголовных кодексов Российской
Федерации // Вестник Моск. ун-та. Серия 11 - "Право". 1995. № 2.
135. Кузнецова Н.Ф., Кострова М.Б. Общественно опасные последствия:
лингвистический аспект // Вестник Моск. ун-та. Серия 11 - "Право". 2001. № 6.
136. Лисюткин А.Б. Юридическая техника и правовые ошибки // Государ­
ство и право. 2001. № 1 1 .
137. Лотман Ю.М. Текст как семиотическая проблема // В кн.: Лотман
Ю.М. Избр. ст.: В 3-х тт. T.I. Статьи по семиотике и типологии культуры. Тал­
лин, 1992.
138. Лукьянова Е.А. Как готовить закон (к вопросу о технологии нормо­
творчества) // Народный депутат. 1990. № 12.
188
139. Мицкевич А.В. Источники (формы выражения) российского права.
Историко-теоретический очерк // В кн.: Закон: создание и толкование / Под
ред. А.С. Пиголкина. М., 1998.
140. Панов Н.И. О точности норм уголовного права и совершенствовании
законодательной техники//Правоведение. 1987. № 4.
141. Перетерский С.С. Техника оформления кодексов // Проблемы социа­
листического права. 1939. № 1.
142. Пиголкин А.С, Юсупов СИ. Пути оптимизации работы над право­
вой терминологией//Советское государство и право. 1983. № 12.
143. Полянский Н.Н. О терминологии советского закона // Проблемы со­
циалистического права. 1938, № 1
144. Презент М. Товарищи юристы, пощадите население // Власть Сове­
тов. 1930. №21.
145. Прокофьев Г.С. Онтологическая и гносеологическая функции языка в
правовых нормах // Вестниц Моск. ун-та. Серия 11. Право. 1999. № 3.
146. Прянищников Е.А. О языке правовых актов//Ученые записки ВНИИСЗ. М., 1966. Вып. 6.
147. Рахимов Р.А., Хабибулина Н.И. Проблемы семиотического анализа
государственной власти и язык закона / / В кн.: Юридическая техника. Мате­
риалы научной конференции / Под ред. В.М. Баранова. Н. Новгород, 2000.
148. Ушаков А.А. Законодательная техника// Ученые записки Пермского
государственного университета (юридические науки). Пермь, 1970. Т. 238.
149. Ушаков А.А. О методе юридической техники (о принципах и прие­
мах изучения)// Ученые записки Пермского государственного университета
(юридические науки). Пермь, 1964. Т. 104, ч. 1.
150. Ушаков А.А. О науке законографии, ее содержании и задачах//Правоведение. 1975. № 4.
189
151. Ушаков А.А. О понятии юридической техники и ее основных про­
блемах// Ученые записки Пермского государственного университета (юриди­
ческие науки). Пермь, 1961. Т. 19.
152. Шатков Г.И. О языке законаУ/Вопросы кодификации советского пра­
ва. Вып. 3. Л., 1959.
^
153. Щедровицкий Г.П. Система педагогических исследований (методо­
логический анализ) // В кн.: Педагогика и логика. М., 1993.
154. Юков М.К.
Место юридической техники
в
правотворчест-
ве//Правоведение. 1979. № 5.
155. FerrajoH L. The semantics of the theory of Law // Law and Language. The
Itahan Analytical School / Ed. by A. Pintore & M. Jori. Liveфool, 1997.