ЦИКЛИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СОВЕТСКОЙ И ПЕРЕХОДНОЙ
реклама
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ПРОБЛЕМ РЫНКА АКАДЕМИЯ НАУК РЕСПУБЛИКИ ТАДЖИКИСТАН ИНСТИТУТ МАТЕМАТИКИ К.Х. ЗОИДОВ ЦИКЛИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СОВЕТСКОЙ И ПЕРЕХОДНОЙ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКЕ МОСКВА — 1999 РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ПРОБЛЕМ РЫНКА АКАДЕМИЯ НАУК РЕСПУБЛИКИ ТАДЖИКИСТАН ИНСТИТУТ МАТЕМАТИКИ К.Х. ЗОИДОВ ЦИКЛИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СОВЕТСКОЙ И ПЕРЕХОДНОЙ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКЕ МОСКВА — 1999 1 УДК 330 ББК 65.011 378 Зоидов К.Х. Циклические процессы в советской и переходной российской экономике.— Москва: ИПР РАН, 1999.— 233 с. ISBN 14320–5215–Х В работе исследованы многообразные циклы советской и переходной экономики России — инвестиционные и структурные, дефицитные и инфляционные, долгосрочные и среднесрочные. Выдвинута и обоснована концептуальная модель циклов руководимого развития как базовых среднесрочных циклических процессов в советской экономике. Выявлена специфика циклических процессов в переходной экономике России. Проведено сравнение неклассических циклов переходной экономики России с классическими циклами рыночной экономики. На этой основе предложен новый методологический подход к выработке стратегии эффективного регулирования циклов в переходной экономике России. Работа рассчитана на широкий круг специалистов в сфере экономики — студентов, аспирантов, работников вузов и НИИ, министерств и ведомств. Рецензенты: академик Академии наук Республики Таджикистан З.Д. Усманов, главный редактор ЗАО «Журнал ЭКСПЕРТ» В.А. Фадеев. Подписано в Печать 16.08.1999 г. Зак. 41, тир. 300 экз., объем 14,5 п.л. Участок оперативной печати ИЭ РАН ISBN 14320–5215–Х УДК 330 ББК 65.011 Зоидов К.Х., 1999 ИПР РАН, 1999 2 Введение Изучение особенностей грандиозного экономического кризиса, разразившегося в России в процессе трансформации директивно- распределительной хозяйственной системы в рыночную экономику, имеет первостепенное значение как для поиска путей преодоления этого кризиса, так и для развития не только российской, но и мировой экономической науки в целом. Ведь постигая закономерности и способы преодоления системного кризиса переходной экономики, мы тем самым углубляем и понимание определенных проблем рыночной экономики, в частности, проблемы происхождения цикличности и кризисных состояний. Недаром все ведущие экономисты мира сегодня пишут о проблемах переходной экономики, и в первую очередь — экономики России. С возникновением рыночных отношений в России начинают проявляться и циклические колебания, принципиально отличные от циклических колебаний «бескризисной» экономики, имеющие уже в какой-то мере рыночное происхождение и природу. Но рыночные отношения и элементы, прораставшие сквозь деформированную реформами хозяйственную систему, словно трава сквозь асфальт, оказались тоже настолько деформированными условиями их возникновения и развития, что на общий кризис административно-командной модели развития, унаследованной от предшествующей эпохи, наложился жесточайший кризис рыночных отношений. И такими же деформированными стали циклические колебания макроэкономической среды. Зарождающиеся в настоящее время в переходной экономике России циклические колебания рыночного или квазирыночного характера имеют ряд фундаментальных отличий от своих аналогов в эволюции рыночной экономики. Во-первых, кризисные ситуации в рыночной экономике наступают как закономерная стадия среднесрочного цикла, которая затем 3 преодолевается, так или иначе, на трех последующих стадиях — депрессии, оживления и подъема. Циклические колебания переходной экономики России возникают внутри кризисной ситуации, и можно сказать, что эта экономика «зациклилась» в кризисе, она и останется в нем, если радикальным образом не изменить характер и курс ставших ныне «вялотекущими» рыночных реформ. Переход к стадиям преодоления кризиса сейчас явно не наблюдается, и вследствие этого экономика России превращается в «вечно переходную», то есть такую, которая, в сущности, никуда не переходит, так как застряла и увязла на полдороге между распорядительно-распределительной и рыночной хозяйственными системами. Во-вторых, циклические колебания выступают в непосредственной связи с регулированием, проявляют себя как циклы регулирования. Как отмечает Н. Шмелев, «Россия никак не может выйти из круга «дурной цикличности»: либо ускорение инфляции при смягчении проблемы неплатежей, либо подавление инфляции ценой стремительного разрастания масштабов неплатежей» [1, с. 35]. Причиной возникновения такого рода цикличности Н. Шмелев считает регулирующие «шатания» самого правительства: оно то берется за искоренение инфляции путем нерационального ограничения денежной массы, вследствие чего все субъекты экономики лишаются достаточных для экономической активности платежных средств и вынуждены вернуться к натурально-вещественным, нерыночным отношениям, то, чтобы избежать таких последствий собственной политики, прибегает к массированному и неселективному (без разбора) вбросу денег в экономику, который, хотя и ослабляет на время проблему неплатежей, в то же время вгоняет страну в очередную инфляционную фазу [там же]. При этом каждый последующий такой цикл характеризуется очередным спадом производства, падением жизненного уровня, и, со- 4 ответственно, платежеспособного спроса населения. В-третьих, этот последний момент при всех циклических колебаниях и изменениях образует устойчивую тенденцию. Если в нормальной, здоровой рыночной экономике при всей болезненности циклических спадов и критических состояний общая картина смены циклов обнаруживает долговременную тенденцию роста, то в больной переходной экономике, или, по определению российских исследователей Г. Лузина и К. Павлова, патоэкономике, функционирующей в соответствии со своими собственными патологическими закономерностями все наоборот [см. 2]. Каждый новый спад и каждая депрессивная стабилизация подготавливают не фазы оживления и закономерно следующего за ним подъема, а лишь новый виток инфляционной спирали с некоторыми тенденциями к оживлению, за которым происходит новый срыв экономики в штопор острого кризисного состояния. Циклы переходной экономики напоминают лихорадочные состояния, при которых защитные силы больного организма пытаются нормализовать и стабилизировать температурный режим, но достигают лишь попеременного чередования мучительного жара и нестерпимого озноба. К сожалению, циклическая составляющая трансформационного кризиса экономики России в научной литературе исследована очень слабо. Можно назвать несколько причин. Во-первых, сложившаяся в советское время ориентация экономической науки на изучение циклических кризисов рыночной экономики как составляющих «общего кризиса» капитализма, ведущего последний к неминуемой гибели и замене «бескризисной» системой социализма, привела к полному игнорированию собственных циклических колебаний и циклических кризисов этой системы. Традиция такого игнорирования, закрепленная идеологическим табу на реалистический анализ кризисных явлений при «реальном» социализ- 5 ме, способствовала закреплению в экономическом мышлении ациклических взглядов на социализм и постсоциализм. В целом эти взгляды соответствовали долго насаждаемой мифологии «бескризисного» развития. Во-вторых, длительное господство над экономическим мышлением мифологической политэкономии социализма не позволило разработать на отечественной почве основы его подлинной политической экономии, а обращение экономистов к методологии «экономикс» в фарватере разрешения текущих практических проблем создало общераспространенное убеждение в устарелости и ненужности поиска политико-экономических корней того или иного кризисного явления. Глубинные же корни трансформационного кризиса тянутся из политико-экономических основ системы советского социализма. В-третьих, циклы и циклические кризисы в советской и переходной российской экономике так своеобразны, так деформированы государственными воздействиями, что при их анализе нередко пробуксовывает понятийно-категориальный аппарат экономической науки. В-четвертых, советская экономическая система так препарировала статистику, чтобы полностью соответствовать создаваемому ею о себе мифологическому образу постоянно успешной, непрерывно растущей и бескризисной, за вычетом некоторых не столь существенных и постоянно преодолеваемых недостатков, что не оставила после себя надежных статистических данных, по которым можно было бы судить о ее циклах и кризисах. Поэтому экономисты, взявшиеся за неблагодарное дело воспроизведения циклических процессов в советской, а также и в переходной экономике, которая из нее произошла, и многое от нее унаследовала, вынуждены продвигаться в своем исследовании как бы наощупь, рассуждать умозрительно, использовать в основном качественный анализ, не опираясь на всесторонне систематизированный и вполне убедительный стати- 6 стическо-эмпирический анализ, что вызывает естественные нарекания их коллег и считается серьезным методологическим недостатком. И, тем не менее, несмотря на вышеуказанные причины, по которым удобнее было бы отказаться от такого исследования, оставлять циклические процессы в советской и переходной российской экономике без исследования нельзя. От нашего знания кризисных процессов в очень высокой степени зависит разработка способов и средств для их преодоления. Все это предопределило характер поставленных задач и методологическую направленность предпринятого нами исследования циклических процессов в советской и переходной российской экономике, а также циклической составляющей трансформационного кризиса в России. Основная цель этого исследования — проследить истоки нынешней кризисной цикличности в циклах и кризисах ациклически-бескризисного развития экономики советской эпохи, показать своеобразие циклов и циклической составляющей кризисов переходной экономики, и на этой основе наметить некоторые методологические контуры нетрадиционного подхода к антикризисному регулированию, способного, с нашей точки зрения, обеспечить наиболее эффективное макроэкономическое воздействие на циклы и кризисы переходной экономики. 1. Циклический подход к экономическим процессам: российский циклизм и общая теория циклов Особое место в истории российской экономической и философской мысли занимает так называемый циклизм, явившийся ответвлением и одновременно одним из аспектов исследовательской программы более широкого и получившего всеобщее признание в мире общенаучного 7 направления ХХ века — русского космизма. Наиболее известными представителями циклистского учения были экономист Н. Кондратьев, философ Н. Бердяев, социолог и культуролог П. Сорокин, основоположник теории космических полетов и космической философии К. Циолковский, исследователь космических влияний на историю общества и здоровье человека А. Чижевский, автор учения о биосфере В. Вернадский, создатель всеобщей организационной науки (тектологии) и оригинальной теории экономического равновесия А. Богданов и ряд других авторитетнейших российских ученых. В настоящее время идеи российского циклизима развиваются в работах Ю. Яковца [3, 4, 5 и др.] и др., а проблемы циклической динамики социального, цивилизованного и экономического развития исследуются в монографиях С. Меньшикова и Л. Клименко [6], С. Глазьева [7], А. Анчишкина [8], И. Дьяконова [9], Е. Черняка [10] и других ученых. Созданию циклического мировоззрения и его проникновению в социальную и экономическую теорию в России способствовали два обстоятельства — постоянная в ХХ веке кризисность российского общества накануне и в период тяжелейших социальных трансформаций, побуждавшая искать выход в космически детерминированных циклах, и особенности экономического развития России, которая после ряда разрушительных циклических кризисов 1900–1903, 1907–1908 и 1916–1917 годов была ввергнута в так называемую «бескризисную», ациклическую модель экономического роста со свойственными ей перекосами и постоянно подавляемым кризисом аномального развития. Своеобразная энциклопедия циклического мировоззрения в его реакциях на современный трансформационный кризис представлена в недавно опубликованной фундаментальной монографии Юрия Яковца [3]. Значительным достоинством книги является системное рассмотрение са- 8 мых различных циклов в истории, политике, экономике, духовной жизни общества, а также в природе, экологии, динамике народонаселения, технологическом развитии и т. д. Создание разветвленной научной классификации циклов позволяет дать системную интеграцию явлениям циклично-генетической динамики и статистики. В главе, посвященной анализу экономических циклов, автор книги классифицирует эти циклы не только по длительности, как это принято в большинстве случаев в экономической литературе, но и по сфере действия, а также по уровню и масштабам действия [3, с. 115]. При рассмотрении длительности экономических циклов он не ограничивается выделением краткосрочных, среднесрочных и долгосрочных (кондратьевских) циклов, а включает в сферу исследования также сверхкраткосрочные (сезонные, годовые) и сверхдолгосрочные (вековые, тысячелетние) колебания экономической среды и конъюнктуры. Во второй части книги, посвященной анализу кризисов, значительную ценность представляет выявление их циклического характера, встроенности в ритмы циклического развития и собственной ритмики, обусловленной развертыванием внутри них циклических процессов разрушительно-созидательного характера. Систематика циклов увязывается с систематикой социально-экономической трансформации и систематикой кризисов. Обращаясь к анализу трансформационного кризиса в России, Ю. Яковец объясняет глубину этого кризиса слиянием общемировых и специфически — российских кризисных тенденций. «Выход из кризиса и становление постиндустриального общества, — подчеркивает он, — невозможны без перелома тенденций динамики воспроизводственной структуры экономики: приоритетного роста потребительского и инновационно-инвестиционного секторов за счет существенного падения доли топливно-сырьевого...» [3, с. 278]. 9 Наряду с негативной реструктуризацией и падением производства, он выделяет среди наиболее разрушительных кризисных тенденций технологическую деградацию и деинтеграцию российской экономики. Преодоление этих негативных тенденций, интенсивность и эффективность трансформации связываются им со сменой фаз среднесрочных и долгосрочных циклов, а также с включением России в общемировую циклическую динамику [3, с. 279–280]. Выход из кризисной фазы среднесрочного цикла, по мнению автора, предполагает освоение нового поколения техники, а преодоление понижательной волны долгосрочного цикла — создание очередного экономического уклада [3, с. 295]. Вместе с тем ни у Ю. Яковца, ни у других сторонников циклического подхода мы не найдем даже попытки воспроизвести циклические процессы в советской и постсоветской российской экономике во всем их своеобразии и многообразии. Циклические процессы, в том числе и в сфере экономики, анализируются здесь главным образом на мировоззренческом уровне, через призму их эволюционно-космологического, а не собственно экономического содержания. Наряду с Ю. Яковцом циклическо-волновой подход в объяснении эволюционных процессов истории и мировой экономики развивает В. Пантин. В книге В. Пантина «Циклы и ритмы истории» [11] выделяются девять циклов эволюции международного рынка, каждый из которых состоит из четырех фаз: структурного кризиса, технологического переворота, великих потрясений в экономике и политике, революции международного рынка [11, с. 73]. Подробный анализ схемы В. Пантина не входит в нашу задачу, однако очевидной нам представляется искусственность самого замысла объяснения мировой истории посредством этой схемы, происходящая из стремления распространить на развитие международного рынка схематических компонентов, почерпнутых из реалий российской 10 экономической и политической истории. Недостатком некоторых методологических следствий циклического подхода В. Пантина и других исследователей циклической динамики является определенная оторванность экономических и других социально детерминированных циклов и рынков в их трактовке от конкретной человеческой деятельности, во многом априорный, самодовлеющий характер циклопорождения. Получается, что не история развертывается в определенных исторических циклах, не экономика развивается людьми через разнообразные циклические и кризисные процессы, а заранее предопределенные циклы как бы заранее предопределяют историю и экономику. Истоки циклов и кризисов отыскиваются в космосе и в устройства Вселенной, то есть главным образом на небе, а не на Земле. В монографии А. Анчишкина «Наука. Техника. Экономика» [8] анализируется соотношение циклов развития советской экономики, техники и науки, между которыми уже во время написания книги наблюдались фундаментальные диспропорции. Особое значение А. Анчишкин придает усилению детерминированности и внутренней пропорциональности цикла «наука-производство». Он отмечает высокий уровень неопределенности циклов развития различных звеньев научно-технического прогресса, которую можно снизить, но нельзя устранить, и видит основной источник детерминирования научного творчества в учете цикличности и стохастичности его процессов [8, с. 302–303]. «Поскольку неопределенность убывает при переходе от одного звена цикла «наука — производство» к другому, — считает А. Анчишкин, — то необходимо принимать решения и распределять ресурсы не по всему циклу одновременно, а последовательно после прохождения каждого этапа» [8, с. 304]. В этих словах выражено чрезвычайно важное методологическое положение, которое необходимо постоянно учитывать и для преодоления неопределенностей 11 при проведении антикризисной политики. Отдельный раздел своей книги А. Анчишкин посвящает регулированию жизненных циклов новой техники и их влиянию на экономические процессы. Решающую роль в этом процессе он придает стимулированию циклов создания и использования нововведений [8, с. 306–308]. Опираясь во многом на исследования А. Анчишкина, Н. Петракова, Ю. Яковца и других ученых, С. Глазьев в капитальной монографии «Теория долгосрочного технико-экономического развития» [7] разрабатывает циклическую модель технико-экономического развития, использование которой, по его мнению, могло бы способствовать преодолению структурного кризиса в России и возобновлению экономического роста. Оценивая взгляды своих предшественников на пути создания данной модели, С. Глазьев пишет: «В исследованиях советских экономистов были раскрыты многие закономерности технико-экономического развития и исследованы возможности их использования в директивно управляемой экономике. Были накоплены знания о реальных процессах экономического развития и научно-технического прогресса, предопределившие необходимость разработки нового подхода к исследованию экономической динамики, учитывающего реальную сложность и разнообразие поведения хозяйствующих субъектов, неопределенность альтернатив технологических изменений, значение нелинейных обратных связей в экономической эволюции» [7, с. 5]. Нелинейные, циклические подходы, как отмечает С. Глазьев, не игнорировались полностью, они получали вес в науке, но практически никак не использовались в управлении реальными экономическими процессами. Основное значение работы А. Анчишкина С. Глазьев видит в том, что последний исследовал циклическое развитие научно-технического 12 прогресса в комплексном единстве технологических, экономических, научных и социальных циклов, сопровождающих технологически сдвиги. Вместе с тем С. Глазьев возражает против рассмотрения А. Анчишкиным трудосберегающего характера НТП в качестве главной движущей силы при смене циклов [7, с. 39–40]. Возражает С. Глазьев и Ю. Яковцу, хотя за их полемикой чувствуется дискуссия единомышленников. В концепции Ю. Яковца его не устраивает выведение макроэкономических научных, технических и научнотехнических циклов из циклов более низкого уровня. С. Глазьев выдвигает на первый план в детерминации циклов технико-экономического развития сложное взаимодействие между новыми техническими возможностями и социальными потребностями [7, с. 39]. Свои надежды на размыкание замкнутых циклов структурной составляющей трансформационного кризиса экономики России С. Глазьев связывает с переходом на программно-целевую технологию планирования, позволяющую, по его мнению, обеспечить формирование новых контуров хозяйственных технологическую отношений многоукладность. и полностью Реконструкция преодолеть технологической структуры экономики должна осуществляться, согласно автору книги, с переходом из кризиса в депрессию при резком возрастании регулирующей роли государства [7, с. 300–301]. Преодоление структурного кризиса С. Глазьев рассматривает как ключевой момент, с которого следует начинать преодоление кризиса трансформации. Наиболее рельефно концепция последовательно сменяющих друг друга пяти технологических укладов и связанных с ними длинных волн, по С. Глазьеву, излагается в написанных им первых трех главах коллективной монографии «Длинные волны» [12]. Поскольку нас интересует только характеристика циклов, мы сосредоточим внимание именно на ней 13 и абстрагируемся от характера и содержания самих укладов. С. Глазьев полагает, что в условиях рыночной экономики жизненный цикл каждого уклада занимает около столетия и состоит из двух пульсаций, «первая из которых соответствует фазе его становления в неблагоприятных условиях доминирования предшествующего уклада, а вторая — фазе роста» [12, с. 163]. Становление этой фазы заключается в структурной перестройке экономики и сопровождается кризисом в виде сокращения производства, усиления его нестабильности, вытеснения или адаптации устаревших технологий. В социалистической экономике из-за отсутствия рыночных механизмов перераспределения ресурсов становление и замещение технологических укладов приняло аномальные формы. «Главная особенность развития технологических укладов в современной социалистической экономике — отсутствие процессов их последовательного замещения, определяет и характер проявления их жизненного цикла в экономической динамике, — пишет С. Глазьев, — жизненный цикл технологического уклада в социалистических странах не принимает форму длинной волны конъюнктуры, хотя проявляется в соответствующих технологических сдвигах» [12, с. 165]. В результате происходит последовательное накопление структур различных технологических укладов, появление и постепенное углубление диспропорций, а в конечном счете — вовлечение экономики в глубокий структурный кризис [12, с. 165–166]. С. Глазьев считает одним из следствий такой «окрошки» технологических укладов долговременное падение темпов экономического роста [12, с. 166]. Мы полагаем, что диспропорциональность только усугубляется отсутствием достаточного снижения темпов экономического роста в советский период, беспрерывным искусственным подстегиванием этого роста. Собственно, это же обстоятельство констатирует и С. Глазьев, отмечая, что «в социалистической экономике жизненный цикл технологиче- 14 ского уклада имеет форму более пологой кривой, близкой к прямой линии» [12, с. 164]. Такое отклонение от криволинейности связано с ациклическим характером экономического роста и деформацией им всех циклических процессов и кризисных выгораний, служащих «мусорщиками» экономики. В монографии Е. Яковенко, М. Басса и Н. Махрова «Циклы жизни экономических процессов, объектов и систем» [13] проблема цикличности экономических процессов исследована под углом зрения их взаимосвязи с циклами жизни производственных, технических, технологических систем, циклами развития науки, планирования, управления и т. д. Так, среди производственных циклов значительное влияние на экономические циклы оказывают циклы превращения производственных ресурсов, выпуска продукции, эксплуатации оборудования, превращения исходных материалов в полуфабрикаты и готовую продукцию и т. д. [13, с. 9]. Среди циклов советской экономики важнейшее значение авторы монографии придают пятилетним циклам планирования [13, с. 31]. Данное авторами книги определение циклов и их отличия от периодов позволяет внести ясность в ряд методологических проблем, связанных с теорией цикличности. «Цикл, — сказано в монографии, — в общем научном употреблении означает повторение во времени различных фаз положительных и отрицательных отклонений, доступных точному измерению... Все циклы говорят о повторении определенной последовательности фаз и о наличии определенного интервала (периода) между повторениями... Термин «период» (интервал) или «периодичность» означает случаи таких повторений с определенным, закономерным временным лагом» [13, с. 5]. Циклы, таким образом, формируются периодическими колебаниями внутренней среды объектов, и составляют основу для выделения периодов. 15 С. Козьменко [14] считает идентификацию циклов экономической конъюнктуры исходной базой макроэкономического анализа. Теория цикличности в этом смысле выступает как своего рода фундамент макроэкономической теории. В связи с этим С. Козьменко задается вопросом об объекте исследования теории цикличности. По его мнению, таким объектом должны стать самые разнообразные колебания экономической конъюнктуры, среди которых циклы выступают лишь как частный случай. Выявление циклов требует установления определенных критериев, то есть свойств, по которым можно с уверенностью отличить циклы от прочих колебаний. Наиболее важным из таких критериев является наличие замкнутой последовательности, состоящей из повторяющихся альтернативных фаз — фазы подъема и фазы спада. При этом каждая из этих фаз должны обладать способностью к воспроизведению последующей, посредством чего цикл приобретает способность к самовоспроизведению. Такое самовоспроизведение характеризует другое фундаментальное свойство цикла — регулярность. Это свойство выражается в периодическом повторении колебаний с постоянной динамикой и определенной траекторией [14, с. 37]. А. Семенова в своем анализе экономических циклов делает упор, напротив, на их нерегулярности и вероятностном характере [15, с. 23]. «Каждый цикл, — отмечает она, — своеобразен по фазам, длительности, множественности характеристик. Поэтому в истории нет двух тождественных экономических циклов. Из-за сложных, подчас противоречивых тенденций экономического развития бывает трудно выделить отдельные циклы» [15, с. 13]. Синтезируя позиции С. Козьменко и А. Семеновой, можно признать относительную регулярность, динамичность и вероятностную неповторимость, качественное своеобразие экономических циклов. Совмещение этих противоположных 16 свойств обусловлено взаимодействием динамических и статистических закономерностей. В статье В. Беловой «Экономический цикл» [16] также отмечается нерегулярность экономических циклов, причем она интерпретируется как их сущностная, постоянно присущая им, неотъемлемая от их специфики черта. «Общие для всех циклов фазы предполагают, — подчеркивает автор статьи, — что отдельные экономические циклы существенно отличаются друг от друга по продолжительности и интенсивности... Таким образом, смены фаз экономических циклов нельзя сравнивать с регулярными, четкими колебаниями маятника и использовать для прогнозирования развития экономики. Поэтому экономисты иногда называют экономические циклы экономическими колебаниями» [16, с. 74]. В частности, кризисы могут иметь различную частоту, продолжительность, разрушительную силу. Восстановление экономики после депрессии может быть медленным или быстрым, неполным или полным, постепенным или порождающим новый бум. Полоса процветания, как правило, означает устойчивый и продолжительный рост платежеспособного спроса, высокий жизненный уровень. Но иногда она превращается в инфляционное вздутие цен и рост спекуляции, за которым следует новый тяжелый кризис. Нерегулярны и чередования роста и спада. Так, в 1980 и 1982 годах экономика США пережила два близко по времени произошедших спада, а после 1982 года без видимых причин наступил длительный период роста [там же]. Циклы следует отличать от нециклических колебаний, к которым относятся сезонные колебания деловой активности, краткосрочные конъюнктурные колебания продаж, запасов, процента и т. д. [16, с. 75]. В монографии С. Меньшикова и Л. Клименко [6] сделана попытка преодолеть односторонность в исследовании длинноволновых кондратьевских экономических циклов и рассмотреть их как очень сложные, комплексные процессы волнообразного развития общества [6, с. 253]. 17 Перенос центра тяжести экономического анализа на длинноволновые процессы со среднесрочных циклов, начатый авторами еще в 70-е годы, не раз подвергался гонениям по идеологическим причинам. В соответствии с господствовавшей в то время в экономической науке идеологической установкой «свято блюлась и ограждалась верность одномуединственному официально признанному среднесрочному циклу», а «всякое отклонение от этой догмы в любую сторону считалось опасным — в лучших традициях травли Н. Д. Кондратьева в 20-х годах и Л. А. Мендельсона в 40-х» [6, с. 4]. Причиной неуклонного следования этой догме было фундаментальное для советской идеологии положение о роли среднесрочных циклов и циклических кризисов как процессов, постоянно расшатывающих капитализм и ведущих его к неминуемой гибели, замене в мировом масштабе «бескризисной» экономикой советского типа. За десять лет, прошедших со времени выхода книги С. Меньшикова и Л. Клименко, конъюнктура в экономической науке переменилась в обратном направлении: в моде оказались исследования кондратьевских циклов, а среднесрочным стало уделяться неоправданно мало внимания. Между тем именно среднесрочные циклы являются базовыми с точки зрения построения эффективной системы антикризисного регулирования, и игнорирования их действия в рыночном срезе советской экономики, особенно в период горбачевской перестройки, явилось одним из важных факторов, обусловивших недостаточную реалистичность сменявших друг друга на волнах перестройки антикризисных мероприятий и программ. В монографии С. Меньшикова и Л. Клименко, изданной в 1989 году в момент начавшегося обострения и редкого усиления перестроечного этапа трансформационного кризиса, анализ полувековых кондратьевских циклов служил основанием для вывода об исключительно длинноволновой природе и системно-трансформационном характере кризиса и капита- 18 листической, и социалистической систем. «Чем вызваны эти трансформации? Закономерно ли, что они происходят приблизительно раз в полстолетия?», — задаются вопросом авторы книги. И отвечают на него: «В книге мы показываем, что такие фазовые переходы связаны с периодическими техническими революциями и структурными кризисами в экономике. Открытие такой закономерности чрезвычайно важно, ибо дает возможность предвидеть не только полосы успехов и подъемов капитализма, но и периоды резкого усиления его трудностей, роста его противоречий. В 80-х годах социализм тоже переживает серьезные трудности... Стало быть, «смена кожи», характерная для капитализма, характерна и для социализма. Оказывается также, что смена эта идет совсем не гладко, а сопровождается болезненными, кризисными процессами» [6, с. 5]. Налицо чересчур упрощенная трактовка природы трансформационного кризиса социалистической системы, приводящая авторов монографии к убеждению, что для преодоления кризиса нужно «менять кожу, а не саму змею». Стремление к объективному, непредвзятому рассмотрению длинноволновых циклов воплотилось в книге А. Полетаева и И. Савельевой «Циклы Кондратьева и развитие капитализма» [17]. Авторы монографии отмечают наметившийся в научной литературе разрыв между изучением длинных циклов и теорией среднесрочных циклов. «Специалисты по теории экономического цикла, — отмечают они, — стараются (за минимальными исключениями) игнорировать существование длинных циклов, а сторонники последних почти не используют достижения «конвенциальной» теории. Вообще, взаимосвязь концепции длинных циклов и общей теории цикла практически не анализировалась в экономической литературе» [17, с. 11–12]. Оспаривается и само существование длинных циклов. «Длинные циклы немного напоминают НЛО или лохнесское чудовище, — 19 остроумно замечают А. Полетаев и И. Савельева, — адепты утверждают, что они их видели своими глазами и даже предъявляют нечеткие фотоснимки, скептически требуют более существенных доказательств и считают все это досужими выдумками» [17, с. 3]. Авторы книги рассматривают концепцию длинных циклов как инструмент экономического анализа, способствующий сведению отдельных элементов и связей в единую форму представления. Не претендуя на исчерпывающее объяснение экономических или исторических процессов, этот инструмент может с успехом использоваться как некая матрица для представления долговременных тенденций экономического и социального развития и упорядочения эмпирических данных. Интерес к теории длинноволновых циклов стимулировался поиском объяснений снижения темпов экономического роста в развитых странах в 70-е годы. В ходе этого поиска, как отмечают А. Полетаев и И. Савельева, приобрели популярность те объяснения, которые были связаны с чередованием долговременных процессов подъема и спада экономической конъюнктуры. Однако, хотя сам факт наличия периодов более быстрого или более медленного развития в истории экономики не вызывает сомнений, дискуссионной остается проблема степени регулярности, цикличности чередования таких периодов [17, с. 25]. Эта мысль авторов монографии представляется нам особенно плодотворной, поскольку популярность длинноволновой концепции связывается здесь с кризисом линейной интерпретации экономического роста. Крах советской модели перманентного, линейного, ациклического роста привел в России к резкому повышению интереса к длинноволновым колебаниям. При этом у ряда социалистически мыслящих теоретиков возникло искушение объяснить трансформационный кризис в самых его основах длинноволновым спадом, а не нежизнеспособностью системы. Такой подход не имеет ничего 20 общего с действительностью, хотя длинноволновой расклад развития советской системы не вызывает сомнений. Основываясь на кондратьевских идеях о влиянии длинноволновых циклов на экономическую эволюцию и экономическую генетику, В. Маевский [18] предпринял попытку моделирования макротраектории экономической эволюции. Согласно этой модели, данная траектория проходит сквозь сменяющие друг друга экономические уклады и отражает рост в экономике отрицательной энтропии, то есть степени порядка (организованности) экономического развития, степени сложности, энергетического потенциала экономической системы [18, с. 13]. Циклы Кондратьева интерпретируются В. Маевским как циклические колебания траектории экономической эволюции. Наиболее активный рост нового экономического уклада относится В. Маевским к периоду депрессии между понижательными и повышательными волнами. Именно в это время, по его мнению, происходит максимальный подъем в создании базисных, формирующих новый уклад нововведений [18, с. 17]. В целом циклический подход к экономическому развитию позволяет воспроизвести нелинейный, сложно организованный, волнообразный характер этого развития и открывает значительные перспективы для его прогнозирования и регулирования. Циклический характер эволюции предстает как результат внутренней ограниченности любых эволюционирующих систем. Ограниченность каждой из них в занимаемом пространстве, в охватываемой ими материи, в накапливаемой и потребляемой энергии, в системной организации и структуре во временном развертывании проявляется как цикличность. Она представляется людьми в символической форме, по образу и подобию колеса. Каждый оборот этого эволюционного колеса означает возврат в уже пройденную ранее точку, но только на самом колесе. В пространстве, по которому вращается коле- 21 со, он означает прохождение расстояния, равного диаметру колеса. Обратимость каждого цикла связана, поэтому с необратимостью эволюции, а возвратность циклических состояний образует возможность постепенного, всесторонне подготовленного прогресса. Кризисные состояния суть неизбежные следствия циклического характера эволюции. Избежать их невозможно, но можно «закруглить» траекторию их прохождения. В этом и заключается искусство антикризисного регулирования. Если рассматривать эволюцию как циклический процесс в философском плане, можно прийти к выводу, что именно всеобщая цикличность Веселенной лежит у основания необратимости времени. Экономическое время как абстракция экономической цикличности не идентична, поэтому плавно текущему во всеобщей цикличности Вселенной физическому времени. Относительность экономического времени подобна относительности физического времени и проявляется при чрезвычайно высоких скоростях и энергиях циклических и кризисных изменений. Этот процесс может быть описан математически. Серьезный вклад в общую теорию циклов вносит в своей книге и белорусский исследователь И. Абрамов [19]. Он характеризует цикличность как повторяющуюся закономерность развития, которая присуща только развивающимся, воспроизводящим себя системам. Вместе с тем цикличность возникает не только в целостных системах, но и в их относительно обособившихся составных частях и элементах. «Циклы в развитии отдельных элементов, — пишет И. Абрамов, — могут существенно различаться по продолжительности, структуре, интенсивности и т. д. Поразному они сказываются и на общем движении явления» [19, с. 12]. Именно с разнообразием внутренних для данной системы циклических пульсаций ее частей и элементов И. Абрамов связывает возможность выделения внутри практически каждой системы малых, средних и боль- 22 ших по ее масштабам циклов. Все они, как бы сильно они ни различались по продолжительности и прочим характеристикам, могут рассматриваться как ступени воспроизводства систем. Посредством их чередования происходит ступенчатое обновление (или деградация) систем [19, с. 12–13]. В статье Р. Евстигнеева «Экономическая политика: принцип маятника» [20] обосновывается чрезвычайно важная, на наш взгляд, идея о том, что цикличной форме объективного экономического развития должна соответствовать цикличная, маятникообразная форма субъективной направленности реформ. Автор статьи выделяет два возможных пути регулирования процесса реформ жестко-детерминированный и маятникообразный. Первый связан с жестко ориентированной стратегией, единой направленностью и концепцией, превращенной в неоспоримое руководство к действию, четким графиком движения и неуклонным поступательным проведением его в жизнь [20, с. 20]. Такая «вождистская» ациклическая стратегия доказала свою неэффективность. Р. Евстигнеев предлагает использовать альтернативный ей циклический подход, который вписывается в контекст мирового опыта и известен под названием «экономического маятника». При таком подходе в управлении экономической системой происходят постоянные колебания между либеральным и социалистическим (социал-реформистским) полюсами. Попеременное выполнение либеральных и социал-реформистских программ обеспечивает, с одной стороны, эффективность, а с другой — социальную направленность экономики [20, с. 21]. Главная экономическая проблема переходной экономики, согласно Р. Евстигнееву, состоит в том, что маятник уже действует, но его колебания проходят между государством как полновластным центром всей хозяйственной жизни и предприятием как основным структурным элементом хозяйственной жизни. Решение этой проблемы заключается во вхождении в режим совершенно иных по свое- 23 му характеру и содержанию маятниковых колебаний, характерных для современного либерально-демографического общества [20, с. 23]. Поначалу диапазон колебаний такого маятника может быть очень широким, но он неизбежно сократится по мере урегулирования противоречий между различными социальными группами. Подводя итог нашему краткому рассмотрению основополагающих идей современного российского циклизма, можно констатировать, что, несмотря на пока еще краткий срок его жизни как признанного общенаучного направления уже немало сделано для понимания природы циклов, их роли в эволюции, характера их протекания и сущности циклообразующих процессов. Усилия сторонников данного подхода направлены на создание общей теории циклов, которая может послужить методологической основой для изучения экономических циклов в самых различных их формах и проявлениях. 2. Развитие взглядов на циклы и кризисы советской экономики в экономической науке 70–80-х годов Как и рыночные процессы в советской экономике, ее циклы и кризисы изучены очень слабо. Внутри страны их объективное исследование было практически невозможно в силу господствовавшей идеологической установки на бескризисное развитие народного хозяйства с устойчиво высокими темпами и без всяких циклов. Циклы рассматривались лишь применительно к капиталистической экономике как факторы ее непоправимой нестабильности и подверженности разрушительным кризисам. «Не повезло» изучению циклов и кризисов народного хозяйства СССР и в советологической литературе. Отсутствие надежной статистической информации, ненадежность и косвенных данных, необходимость строить анализ не на прочно установленных первоисточниках, а на весьма 24 шатких гипотезах и догадках заставляли даже самых дотошных советологов либо обходить молчанием саму проблему цикличности советской экономики, ограничиваясь общими замечаниями о ее неэффективности и непотребительской направленности, либо умалять значение циклов, считая их не очень существенными для данной системы экономических отношений. В 70–80-е годы, несмотря на идеологическое табу, ряд экономистов начинает уделять внимание цикличности народного хозяйства СССР в рамках анализа самых различных частных проблем развития этого хозяйства — совершенствования планирования, формирования структурных пропорций, использования достижений научно-технического прогресса и т. д. Чтобы не «дразнить гусей», исследователи зачастую были вынуждены называть вещи не своими именами. Говорилось о воспроизводственных циклах и накопившихся в них проблемах, поскольку применительно к системе социализма нельзя было даже упоминать слова «кризисы». Например, П. Тесля, отмечая, что моделирование экономических циклов представляет интерес не только для анализа экономики капиталистических стран, дипломатично именовал колебания в экономике соцстраны «квазициклическими явлениями» [21, с. 7–8]. Экономисты, занимавшиеся изучением циклических процессов, вынуждены были сосредоточивать внимание на циклах капиталистических стран, выражая свое понимание циклических перепадов и кризисных состояний в своем отечественном народном хозяйстве лишь в форме намеков и полунамеков. В конце 70-х — начале 80-х годов между ними произошло размежевание на «долгосрочников» и «среднесрочников». Первые, изучая долгосрочные циклы Кондратьева, вначале испытывали больше затруднений с легализацией своих идей, так как и над личностью Н. Кондратьева, и над его концепцией длинноволновых колебаний тяготел ярлык «немарксистского теоретизирования». Но затем у них возникло 25 больше возможностей для сравнения циклических процессов при капитализме и социализме, поскольку они не затрагивали чрезвычайно болезненную для амбициозной идеологии проблему кризисов социализма. Так, в коллективной работе сотрудников Академии народного хозяйства СССР «Рекомендации по улучшению планирования и экономического стимулирования разработки и внедрения принципиально новой техники», изданной еще в 1980 году [22] говорилось о ряде негативных тенденций в развитии науки и техники в СССР, которые отчетливо проявились в 70-е годы. По существу, речь шла о жестком кризисе научнотехнического развития, который выразился в таких тяжелых формах, как замедление темпов развития науки, ослабление фундаментальной науки, сокращение среднегодового количества образцов новой техники, низкие темпы развития машиностроения, вызвавшие дефицит уже не только потребительских товаров, но и орудий труда, неоправданное расширение сферы ремонта новой техники, резкое расширение импорта машин и оборудования из западных стран и столь же резкое снижение экспорта отечественной техники и т. д. [22, с. 5–6]. Цифры, приведенные авторами работы, говорили именно о кризисе, а не о временном замедлении темпов. Так, с 1970 по 1978 годы произошло увеличение импорта машин, приборов, оборудования, транспортных средств в 3,9 раза, снижение экспорта соответственно в 2,8 раза [там же]. Причина этих явлений отыскивалась, конечно же, в длинной волне и в характере НТР, а не в деградации системы как таковой. Наиболее глубокую причину замедления темпов и недостаточной эффективности научного прогресса авторы «Рекомендаций...» находили в исчерпании экономического потенциала первого этапа научно-технической революции и связанных с ним ранее освоенных поколений техники [22, с. 9]. Переход к новому этапу НТР они связывали с крупными затратами, трудностями коренной перестройки техники, технологии и управления во всех отраслях 26 производства и сфере воспроизводства, коренной перегруппировкой научно-технических сил, максимальной концентрацией ресурсов на разработке и массовом производстве новых высокоэффективных поколений машин, преодолением весьма значительных сил инерции [22, с. 11]. Нужно сказать, что эти слова, написанные еще в 1980 году, звучат весьма актуально и сейчас. Обосновывая необходимость крутого поворота в планомерном управлении НТР, разработчики этих рекомендаций уже тогда, по существу, уловили неизбежность некоторых аспектов нынешнего трансформационного кризиса. По крайней мере, тех аспектов, которые связаны с длинноволновой природой экономического роста советского типа и исчерпанием его научно-технических возможностей. Настоящей энциклопедией длинноволновых колебаний мировой экономической конъюнктуры стал реферативный сборник ИНИОН «Долговременные тенденции в капиталистическом воспроизводстве», опубликованный в 1985 году [23]. Реферативный подход к основополагающим трудам западных экономистов по проблемам циклической динамики позволял настолько подробно и добросовестно осветить эти проблемы, что читатель самой логикой изложения подводился к осознанию в чем-то сходных, но, в конечном счете, еще более трудноразрешимых и кризисных проблем, накопившихся в отечественной экономике. Дальнейшее развитие длинноволновых концепций применительно к проблемам отечественной экономики связано с уже упоминавшимися выше монографиями С. Меньшикова и Л. Клименко [6], А. Полетаева и И. Савельевой [17], В. Маевского [18], Ю. Яковца [3, 4, 5] и др. Экономисты — «долгосрочники», как правило, концентрировались на общей природе кризисов капитализма и социализма, выводимых из условий научнотехнической революции и общемирового характера долгосрочных циклов. Они абстрагировались от социально-экономической природы кризиса со27 циализма и вели поиск возможностей для преодоления кризиса в направлении изменения научно-технической инновационной политики, характера и содержания планирования и административного регулирования экономических процессов и т. д. Что касается «среднесрочников», то их исследования применительно к экономике капитализма всячески поощрялись, а применительно к экономике социализма вообще не допускались, так как по идеологическим причинам отрицалось само существование циклических перепадов в «поступательном» развитии социализма и его переходе в коммунизм. Говорить и писать можно было лишь о «квазициклических процессах», «ступенях», периодах, этапах, кругооборотах, углубляясь в циклические колебания собственной экономики не далее циклов фондоотдачи, расширенного воспроизводства, освоения новой техники и т. д. Одним из первых занялся исследованием среднесрочных циклов советской экономики А. Ноткин, проводя из под эвфемистическим (подменным) названием «ступени». В написанной им первой главе вышедшей под его редакцией в 1976 году коллективной монографии «Пропорции воспроизводства в период развитого социализма» [24] содержалась концепция ступенчатого типа расширенного воспроизводства в СССР, под которым понимался, как следует из изложения материала, именно циклический тип. За основу для выделения циклов А. Ноткин принимает соотношение темпов роста производства средств производства и предметов потребления. По существу, он полемизирует против фундаментальной идеологической догмы о примате производства средств производства над производством предметов потребления как преимущества «планомерного, пропорционального» развития социалистической экономики. Исходное ядро концепции состоит в разделении развития экономики СССР на два периода — становления социалистических отношений и развитого социа28 лизма. Примат развития отраслей I подразделения был, согласно А. Ноткину, присущ только первому из этих периодов и привел к значительным диспропорциям между производством I и II подразделений. Этим объясняются и явления дефицита, и многие другие негативные явления и проблемы экономики. Во второй период, согласно А. Ноткину, эти диспропорции, негативные явления и проблемы предстоит устранить на основе преимущественного развития II подразделения. «В СССР, — пишет А. Ноткин, — на протяжении многих лет создавалась отраслевая структура народного хозяйства, обеспечивающая в наибольшей мере высокие темпы роста фондовооруженности и производительности труда, валового общественного продукта и национального дохода, укрепление военной мощи страны. В период развитого социализма происходит серьезный поворот в сторону завершения всего круга воспроизводства путем ускорения развития всех отраслей, обслуживающих подъем народного благосостояния» [24, с. 13]. Выдавая, таким образом, желаемое за действительное, А. Ноткин тем самым «протаскивает» весьма крамольную в то время мысль о принципиальной незавершенности круга (цикла!) воспроизводства на основе постоянного опережения группы А и отставания группы Б, а значит, и о принципиальной диспропорциональности советского типа экономического роста. Преодолеть уже накопленную диспропорциональность можно только путем весьма длительного и чрезвычайно интенсивного преимущественного развития производства группы Б. Суть концепции ступенчатого типа расширенного воспроизводства при социализме, сформулированной А. Ноткиным, состоит в том, что это воспроизводство развивается парными циклами («ступенями»), и в каждой из этих пар первый цикл проходит с весьма значительным опережением группы А по отношению к группе Б, а во второй группа Б должна подтягиваться и догонять, темпы их роста должны сближаться. 29 Свою концепцию А. Ноткин выстраивает, закладывая в нее следующие основные положения, почерпнутые из определенным образом препарированного статистического анализа: 1. В 1928–1974 годах темпы роста группа А превосходили темпы роста группы Б все годы, за исключением отдельных лет. 2. В период довоенных пятилеток весьма значительное опережение группы А было обусловлено преодолением технико-экономической отсталости страны, потребностями индустриализации, созданием мощной современной системы обороны (в 1928–1940 годах удельный вес средств производства в промышленной продукции СССР поднялся с 39,5 до 61,2 процента). 3. После создания современной индустриальной структуры народного хозяйства с высоким удельным весом средств производства выявилась устойчивая тенденция к сближению темпов роста I и II подразделений. 4. Промышленная группа Б опережала группу А в 1937, 1945–1946, 1953 и 1968–1970 годах, из которых только один год (1937) приходится на довоенный, а все остальные шесть — на послевоенный период. 5. Во всех послевоенных пятилетиях коэффициент опережающего роста промышленной группы А по отношению к группе Б был ниже, чем в довоенных пятилетиях. 6. Ступенчатый тип расширенного воспроизводства был фактически осуществлен в 1961–1970 годах, когда на протяжении трех лет подряд (1968–1970 годы) темпы роста группы Б опережали, хотя и незначительно, темпы роста группы Б. 7. При составлении плана девятой пятилетки был намечен среднегодовой темп прироста группы А 7,9 %, а группы Б 8,3 %, что означало фактически опережающий рост группы Б в течение всех пяти лет (1971– 1975 годы). Однако вследствие недостаточного снабжения сырьем и про30 чих объективных причин в 1971–1974 года промышленная группа А возросла на 29 % при росте группы Б на 35 % [24, с. 9–14]. Эти положения (и их статистическое обоснование) приведены А. Ноткиным в разделе «Факты и комментарии к ним», и безусловно, сам автор прекрасно понимал очевидное несовпадение комментариев с фактами. Не о ступенчатом выравнивании диспропорций, а о необратимом (хотя и циклическом по форме) нарастании диспропорциальности убедительно свидетельствовали эти факты. Значение работы А. Ноткина состоит именно в выявлении циклического характера диспропорциональных сдвигов. В начале каждого инвестиционного цикла (а их временные рамки мы обсудим позднее) наблюдается колоссальное, невозможное в рыночной экономике превышение темпов роста производства средств производства над производством предметов потребления. Эта ультрамобилизационная фаза цикла приводит к кризису диспропорциональности, выражающемуся в росте выше всяких норм дефицита как в потребительской сфере, так и в снабжении промышленности. Это заставляет перебросить часть инвестиций из группы А в группу Б, вследствие чего темпы роста первой снижаются быстро в силу инвестиционного характера советского бума, а темпы роста второй поднимаются медленно, никогда не покрывая дефицита вследствие чересчур далеко замедленного технического отставания потребительской сферы. Как только интенсивность дефицита достигает нормального уровня, наблюдается новый скачок в перераспределении инвестиций от падчерицы такой экономики — потребительской сферы — к ее законной дочери — военно-мобилизационной тяжелой индустрии. А. Ноткин при всей проблематичности своей концепции внес ценный вклад в выявление закономерностей циклического развития экономики СССР. Анализ инвестиционных циклов в соцстранах содержался в работе чешского экономиста Ружены Винтровой, изданной на русском языке в 31 1981 году [25]. В книге Р. Винтровой отмечается, что изменения в темпах роста производства и капиталовложений (так она называет эти циклы) в экономике ряда соцстран не только возникают периодически, но и совпадают по времени. В ЧССР они повторяются с периодичностью приблизительно в 8–9 лет [25, с. 56]. Она приводит гипотезу своего коллеги, чехословацкого экономиста Й. Гольдманна, который связывал колебания в темпах роста инвестиционных расходов с иерархичностью организации социалистической системы производства. Отсутствие параллельных конкурирующих структур, придающих стабильность и сбалансированность инвестиционным процессам в рыночной экономике, приводит к тому, что даже незначительное изменение инвестиционного потенциала может пройти по всей цепочке межхозяйственных связей и привести к резкому росту дефицита, оказав тем самым разрушительное воздействие на производственный процесс. Так, небольшое изменение в потоке законченного капитального строительства, особенно в основных отраслях промышленности, может иметь значительный предельный эффект, нарушив соотношение поставок и потребностей, особенно по основным материалам и полуфабрикатам. Лишь постоянный «подсос» инвестиций может в этих условиях обеспечить относительно устойчивые темпы роста, а малейший сбой производит эффект, многократно усиливаемый вторичными факторами в виде образования и непропорционального роста запасов, роста объемов незавершенного строительства и т. д. Отсюда неизбежность инвестиционных кризисов, при которых достигается точка наименьшего прироста. И лишь после этой нижней точки возможны перелом в сторону ускорения [25, с. 56–57]. В работе Л. Евстигнеевой, посвященной планированию в финансовой сфере [26], значительное внимание было уделено анализу социалистического расширенного воспроизводства как системы взаимодействующих между собой кругооборотов трех уровней субъектов 32 хозяйствования — глобального (государства), локального (предприятия) и индивидуального (домохозяйства) [26, с. 7]. При становлении этого типа воспроизводства обособление кругооборотов было лишь потенциальным и «выражалось в наличии разных фаз воспроизводства единого нерасчлененного кругооборота совокупного общественного продукта» [26, с, 9]. Расчленение этих кругооборотов происходит с введением хозрасчета. По мере углубления хозрасчета углубляется и дифференциация между кругооборотом совокупного общественного продукта в его воспроизводственной структуре, его же в производственной структуре и кругооборота потребительских доходов в денежной форме. При этом «нормальное функционирование системы кругооборотов в целом сводится к устойчивому воспроизведению всех условий нормального течения кругооборота глобального субъекта хозяйствования, который занимает главенствующие позиции» [26, с. 7]. Таким образом, Л. Евстигнеева одной из первых обратила внимание на расхождение циклических процессов трех основных уровней функционирования социалистической экономики по мере углубления хозрасчета. Несовпадение этих процессов начинает расшатывать экономику советского типа, как только пытаются ослабить рычаги административных воздействий. В работе Л. Евстигнеевой обосновывается в качестве основной идея о том, что эти рычаги можно полноценно заменить финансовыми рычагами с использованием методов долговременного перспективного финансового планирования [26, с. 10, 180 и др.]. Л. Евстигнеева обогатила теорию циклов (кругооборотов) советской экономики также анализом роли в их протекании колебаний фондоемкости. В период бума советского инвестиционного цикла нарастание диспропорций между переразвитым I подразделением и недоразвитым II подразделением приводит к перегреву экономики, одним из проявлений которого является резкое повышение фондоемкости производства. Пере33 распределение ресурсов для реанимации группы Б приводит к снижению роста фондоемкости, а иногда и к ее спаду в кризисный период, что позволяет использовать динамику фондоемкости в качестве индикатора советского инвестиционного цикла. А с другой стороны, она выступает не только индикатором, но и катализатором нарушения равномерности экономического роста, поскольку «опасность выхода из режима равномерности заложена в точке максимальной внутрициклической фондоемкости, чреватой дефицитом и нарушением экономического равновесия» [26, с. 29]. Таким образом, отражение проблемы цикличности советской экономики в научной литературе 70–80-х годов, несмотря на трудности в воспроизведении реальных процессов, обусловленные идеологическим давлением, содержит немало рациональных зерен и ценных наблюдений. Выявление циклического характера диспропорциональных сдвигов, изменений в темпах роста производства и капиталовложений, воздействия хозрасчета на циклически колебания экономики и регулирующей роли в них фондоемкости и финансовых процессов создали фундамент для дальнейшего развития теории циклов и их воздействия на экономические процессы. Тем не менее, отсутствие социального заказа на углубленное исследование циклов в отечественной экономике не позволило экономистам в 70–80-е годы даже приступить к созданию четких теоретических моделей этих циклов. 3. Моделирование циклов советской экономики в научной литературе начала 90-х годов Достаточно устойчивый исследовательский интерес к системному изучению и моделированию среднесрочных циклов советской экономики начинает проявляться в начале 90-х годов. Однако следует сразу же отме34 тить, что вскоре, к сожалению, этот интерес и угас, будучи отвлечен бурным потоком новаций, связанных с начавшимся радикальным реформированием экономики России. В результате проблема циклов, от разрешения которой очень во многом зависит антикризисное регулирование экономики России осталась весьма слабо изученной. И те несколько весьма перспективных научных работ, которые в 1990–1991 годах были посвящены этой проблеме, не нашли в последующие годы достойного продолжения. Поиск адекватной модели циклических процессов в экономике СССР, моделирование механизмов циклообразования занял в этих работах основное место и способствовал тому, что у нас сейчас есть на что опереться в дальнейшем поиске. Пионерной в этом плане и до сих пор непревзойденной по широте охвата явлений и системности теоретического анализа явилась монография белорусского ученого И. Абрамова «Циклы в развитии экономики СССР» [19]. В этой работе для выявления закономерностей образования и динамики циклов был проанализирован обширнейший фактический и статистический материал, охватывающий послевоенную динамику важнейших экономических показателей — производительности труда, фондоотдачи, капитальных вложений, цен, незавершенного строительства, товарных запасов, доходов и сбережений населения и т. д. Проведенное И. Абрамовым исследование охватывает широкий временной интервал с 1951 по 1988 год, который характеризуется автором как непрерывный период мирной эволюции народного хозяйства СССР [19, с. 160]. Понятна логика выбора именно этого периода, связанная со стремлением проследить циклический аспект эволюции советской экономики не во времена военных разрушений, мобилизаций и послевоенных восстановлений, а в период мирного развития, когда, вместо того, чтобы эффективно развиваться, эта экономика постепенно угасала и заходила в созданные ею же самой непроходимые кризисные тупики. Особое внимание в исследо35 вании обращено на воспроизводственные и структурные циклы. Это позволяет выявить те ведущие процессы и несущие конструкции циклообразования, которые задают ритм циклическим колебаниям на всех прочих уровнях функционирования экономики. Важная отличительная черта трактовки цикличности советской экономики, данной И. Абрамовым, заключается в категорическом отрицании оправданности имевших место в экономической науке и партийных документах попыток объяснить колебания и трудности в хозяйственном развитии страны главным образом неразумными или несвоевременными распоряжениями, ошибками центральных органов, волюнтаристским вмешательством в экономические процессы. В противовес такой точке зрения он выдвигает следующие положения: 1) если бы управленческие решения в экономической сфере хотя бы на 20–25 % состояли из неразумных или несвоевременных волевых решений, то при том уровне централизации, который в ней сложился, эта экономика вообще не смогла бы функционировать; 2) значительная часть неразумных и несвоевременных распоряжений, которые действительно имели место, бойкотировалась экономической системой как невыполнимая и осталась на бумаге; 3) малоэффективные волевые решения, убыточные в целом, принесли кратковременный местный успех, который частично покрыл убытки [19, с. 9]. Таким образом, И. Абрамов убедительно опровергает апологетическую точку зрения о преимущественно субъективном характере циклических и кризисопорождающих процессов в советской экономике, утверждая преимущественно объективную природу этих процессов и обнаруживая их первоисточник в самой экономической системе. Более того, анализ экономических циклов приводит исследователя к убеждению о большей связанности, инерционности советской экономики по сравнению 36 с рыночной, ее относительно меньшей оперативной управляемости и регулируемости. Общая тенденция к снижению управляемости и регулируемости, причем не только оперативной, но и долгосрочной, проявляется в «плановой» экономике по мере ее развития, усложнения, а затем и деградации [19, с. 9–10]. И. Абрамов не отрицает вредного воздействия на циклические саморегулирующиеся циклы хозяйствования волюнтаристских административных воздействий, но совершенно правильно относит саму возможность таких воздействий к объективным характеристикам данной экономической системы. Он отмечает, что «непродуманные крупномасштабные кампании, проводимые сверху, могут и сейчас исказить естественный ход эволюции общественного производства» [19, с. 11]. «Расшатывание» циклических процессов такими начинаниями еще больше деформирует и без того деформированный системой ход этих процессов, снижая потенциал саморегулирования в кризисах и повышая их разрушительный потенциал. Своеобразие циклов в развитии экономики СССР и их принципиальное отличие от циклов капиталистической экономики И. Абрамов видит, во–первых, в деформированности, искаженности траектории протекания циклов, и, во–вторых, в их меньшей динамичности, инерционности, и как следствие — в растянутости во времени. Деформации в протекании циклов выражаются в изменении продолжительности циклов, их отдельных фаз и стадий, в возникновении на разных стадиях новых экономических явлений, не вписывающихся в данную стадию, в поворотах траектории циклов и т. д. Деформации циклов — не обязательно результат неверных административных вмешательств центра, они могут порождаться и вполне объективными факторами [19, с. 11]. И. Абрамов не называет основного объективного фактора постоянной деформации циклических процессов, который состоит в ациклическом способе развития 37 советской экономики, в самой системе экономических отношений. Эту систему он считает вполне жизнеспособной, хотя и не лишенной значительных недостатков, которые и приводят к кризисным состояниям. Он замечает лишь некоторые частные причины деформаций. В то же время он вполне точно описывает первоисточник этих деформаций, отмечая большую «скованность» народного хозяйства СССР (по сравнению с капиталистической экономикой), зажатость ее пятилетними планами, верстаемыми «от достигнутого», неповоротливостью хозяйственного механизма, неразвитостью личной инициативы, отсталостью кредитнофинансовой системы и т. д. [19, с. 11–12]. Именно эти причины приводят к меньшей динамичности и большей продолжительности экономических циклов в СССР. «В капиталистических странах, — считает И. Абрамов, — циклы значительно короче, поскольку в условиях широкой экономической свободы производителей противоречия в недрах экономики быстрее созревают и быстрее разрешаются, что приводит к ускоренному чередованию стадий подъемов и кризисов» [19, с. 12]. По его мнению, среднесрочные циклы советской экономики, на которых сосредоточивается его исследование, продолжаются при отсутствии возмущающих воздействий (войны, революции, восстановительные периода, трансформации) 15–20 лет. В основе формирования среднесрочных циклов советской экономики, по И. Абрамову, лежат две группы причин — переориентация производства с переразвитой группы А на недостаточно развитую группу Б и стихийное формирование экономических диспропорций [19, с. 13]. Под преимущественным воздействием первой из этих двух групп причин формируется воспроизводственный цикл, второй — цикл структурный. Таким образом, автором работы выделяются два различных типа среднесрочных циклов советской экономики — воспроизводственный и структурный, которые имеют различные фазы и лишь частично совпадают друг с другом. 38 Не состыковка различных типов среднесрочных циклов приводит И. Абрамова к откровенному признанию, что «пока еще экономическая наука знает очень мало о циклических явлениях в советской экономике» [19, с. 190]. Основной результат своего исследования автор видит не в доказательстве факта циклического развития экономики, поскольку цикличность присуща всему существующему, а в детальном описании послевоенных среднесрочных циклов, резко отличающихся от классических циклов капиталистической экономики [19, с. 152]. В работе Г. Ковалевой «Измерение и моделирование циклической динамики экономических процессов на основе спектрального анализа» [27] была сделана попытка применить один из общепризнанных физических методов к оценке динамики среднесрочных циклов советской экономики. Осознавая как проблематичность такой редукции (сведения) экономики к физике, так и сложность исследования экономических циклов в СССР из-за отсутствия надежных статистических данных, Г. Ковалева в начале своей работы останавливается именно на методологических затруднениях. Она предлагает нестандартное решение возникающих проблем, связанное с идентификацией поворотных точек в динамике циклических процессов, поскольку именно посредством спектральноподобного анализа таких моментов изменения экономических показателей можно обнаружить скрытую информацию о самих этих изменениях, даже если эта информация тщательно отфильтровывалась в процессе подготовки статистических данных [27, с. 4]. Автор работы выделяет семь основных групп таких изменений в различных отраслях производства и посредством построения графиков циклических колебаний в каждой группе стремится воспроизвести и создать модельную реконструкцию среднесрочных циклических изменений советской экономики в целом [27, с. 17–21]. В результате она приходит к выводу о наличии среднесрочных циклов 39 длительностью 8–12 лет, в которых ей удалось выявить лишь две фазы — подъема и спада [27, с. 40]. Ухудшение ситуации в экономике от цикла к циклу Г. Ковалева связывает с исчерпанием возможностей эффективного использования того постоянного наращивания производственных капиталовложений, на котором базировался экономический рост. В 1950–1970 годах этот рост шел особенно быстро благодаря использованию высокой доли национального дохода на накопление, что приводило к быстрому исчерпанию его экстенсивного потенциала. Дальнейшее накопление происходит в условиях роста фондоемкости, при котором последний поглощает первый, не давая никакого эффекта. Все больший объем капитальных вложений приходится направлять на поддержание достигнутого уровня выпуска продукции, быстро дорожает производство в добывающих отраслях и в сельском хозяйстве. «Анализируя производство многих видов продуктов, — пишет Г. Ковалева, — мы наблюдали, как процессы стагнации и абсолютных сокращений производства распространились во второй половине 70-х годов практически не все отрасли, а замедление роста во многих случаях начиналось еще раньше» [27, с. 39]. Был необходим переход к новому техническому уровню производства, который позволил бы поднять эффективность инвестирования, обеспечить повышение фондоотдачи. Но попытки модернизации производства на основе новейших достижений НТП отторгаются сложившейся системной экономических отношений. Два значительных повышения мировых цен на нефть и нефтепродукты, их высокий уровень, сохранявшийся до конца 1982 года, создали предпосылки для сохранения экстенсивного экономического роста за счет полученных извне материальных средств. С прекращением этой подпитки нефтедолларами система приходит в упадок. С 1983 года наблюдается ухудшение самых различных экономических показателей [27, с. 40]. Таким образом, Г. Ковалева через моделирование циклической динамики 40 экономических процессов обнаруживает межцикленную тенденцию к падению эффективности советского производства, действующую на основе тех же факторов, которые ранее обеспечивали эту эффективность. Длительность циклов она оценивает в 8–12 лет, то есть по этому параметру с ее точки зрения они не отличаются от классических циклов капиталистической экономики. Этим ее точка зрения резко отличается от концепции И. Абрамова, который считает среднесрочные циклы советской экономики значительно более длительными вследствие меньшей динамичности этого типа экономики. Совершенно иной подход к моделированию циклов советской экономики предлагает С. Дубовский в статье, опубликованной в сборнике «Экономический рост и циклы» [28]. Автор статьи выделяет в развитии экономики СССР особые экономические циклы, которые он именует циклами реформаторской активности и считает основными, определяющими характер и направленность всех остальных циклических колебаний в экономической сфере. Для нас чрезвычайно важно исходное положение данной концепции, согласно которому определение среднесрочных циклов и их специфика в экономике СССР не может базироваться только на анализе объективных экономических процессов и не учитывать субъективной направленности в развитии экономики, исходящей из конкретного состояния и содержания деятельности политического руководства страны. «Возникновение переломных социально-экономических ситуаций в плановой, жестко управляемой из единого центра экономической системе, — весьма убедительно формулирует это положение сам С. Дубовский, — зависит не только от объективных показателей ее собственного состояния, но в значительной мере и от субъективных качеств центральной руководящей группы, ее доминирующих парадигм, склонности и готовности к проведению экономических реформ» [28, с. 14]. К сожалению, способ реализации этого безусловно верного тезиса 41 (который в дальнейшем мы будем именовать тезисов С. Дубовского) является весьма спорным и заслуживает, по нашему мнению серьезной критики. Дело в том, что в качестве основания для выявления склонности руководящих групп к реформированию и, соответственно для определения ведущих среднесрочных циклов экономического развития автор статьи рассматривает колебания среднего возраста представителей каждой из этих групп в определенный период времени. Вряд ли можно рассматривать как серьезный научный аргумент жесткую привязку склонности к экономическим реформам к среднему возрасту состава правящей группы. Экономическая стратегия определяется не только и не столько возрастом, хотя с годами люди, безусловно, в массе своей становятся более консервативны и менее склонны к переменам. В рассмотренной ситуации все происходило скорее наоборот: не столько общее постарение руководства, средний возраст которого за 64 года с 1917 по 1981 год повысился, как отмечает С. Дубовский, на 30 лет, обусловило его нежелание проводить реформы, сколько само вырождение системы, отторжение ею давно назревших реформ обусловило соответствующий подбор руководящей группы. Основываясь на столь жестком фундаменте, С. Дубовский выделяет четыре цикла реформирования экономики СССР длительностью в среднем в 22,7 года, причем он специально обращает внимание на совпадение этой длительности с длиной цикла правления данной руководящей группы [28, с. 17]. В каждом таком цикле автор концепции выделяет две фазы — стабильную и нестабильную в зависимости опять же от колебаний среднего возраста руководящей группы. В нестабильные периоды, то есть в периоды относительного омоложения правящей группировки, реформаторская деятельность, по С. Дубовскому, наиболее активна, в стабильные же периоды она прекращается либо проявляется в виде контрреформ по отношению к реформам нестабильного периода. Общий механизм смены 42 циклов С. Дубовский представляет следующим образом: «Во время стабильного периода руководящей группы идет инерционное экономическое развитие, поэтому накапливаются проблемы, не находящие своего разрешения в рамках доминирующих парадигм. С началом нестабильного периода руководящей группы происходит смена доминирующих парадигм, поэтому открываются возможности для решения накопившихся проблем, делаются удачные или неудачные попытки их решения, происходит расстройство денежного обращения и потребительского рынка, приходится проводить денежную реформу и повышение цен, затем снова начинается стабильный период и инерционное развитие в рамках новых доминирующих парадигм. Весь цикл занимает 22–23 года, так как генерируется циклов руководящей группы» [28, с. 17]. Несмотря на весьма спорные основания и связанную с ними «натянутость» и искусственность представлений о сроках протекания и движущих силах смены советских среднесрочных циклов, концепция С. Дубовского содержит ряд рациональных зерен, связанных с воспроизведением того мощного воздействия на объективные экономические циклы, которое постоянно оказывал в условиях сверхцентрализации субъективный характер и доктринальная направленность руководства страны. 4. Инвестиционно-инфляционная модель циклов экономического роста Весьма важное значение для моделирования циклических процессов в экономике СССР имела статья исследователя из Петрозаводского университета В. Шехина «Последствия инфляционной экономической политики», опубликованная в журнале «Вопросы экономики» в 1991 году [29]. Эта статья, не очень большая по объему и к тому же не содержащая в 43 названии даже намека на исследуемую проблему моделирования циклов, тем не менее, не имеет себе равных по внесенному ею вкладу в выявление механизмов циклообразования. Соответственно данная статья вскоре получила довольно широкий резонанс и стала считаться первой из российских работ, в которых нашла систематическое исследование проблема циклов в советской экономике. Она довольно часто цитировалась авторами различных учебников по экономической теории, которые сильно упростили ее основные положения, сведя их к тому, что в советской экономике тоже были циклические кризисы, они были не менее, а более жесткими, чем в рыночной экономике, и их последствия проявлялись более длительное время. Тем самым развеивался миф о «бескризисности» советской экономики, что соответствовало целям авторов учебников, и они этим и удовлетворялись. Между тем в указанной статье содержится ряд весьма оригинальных выводов, которые представляют ценность не только для учебного изложения современной экономической теории, но и для ее развития в плане исследования проблемы экономических кризисов в СССР. Прежде всего, таблица, приведенная в статье, показывает деформированность циклов непосредственным вмешательством государственной власти в экономику. Многие спады, кризисные и депрессивные состояния советской экономики объясняются внеэкономическими причинами. На основе таблицы Шехина можно в свою очередь предложить видоизмененную и дополненную таблицу административных воздействий и кризисных реакций в советской экономике. Таблица 4.1. Административное воздействие Кризисная реакция Введение политики «военного коммунизма» Трансформационный кризис 1918–1920 годов 44 Произвольное изменение уровня цен на Кризис сбыта в промышленно- промышленные товары сти в 1923–1924 годах Насильственная ломка традиционного укла- Хлебный кризис в 1927–1928 да аграрно-индустриальных отношений годах Насильственное насаждение «колхозного Спад сельхозпроизводства, строя» в деревне начиная с 1929 года, голод 1932 года Массовое репрессирование хозяйственного Фиктивность выполнения пя- руководства в 1933–1936 годах тилетних планов и спад в проведении форсированной индустриализации Массовое репрессирование военного руко- Глубокий военный кризис водства в 1937–1941 годах и просчет в пре- 1941–1942 годов дупреждении гитлеровской военной агрессии против СССР Кризис руководства экономикой Спад 1952–1953 годов Административные просчеты в управлении Общий кризис народного хо- экономикой зяйства 1963 года Нарастание кризиса административно- Спад и депрессия 1972 года командной системы Разложение государственно-натурального «Перестроечный» кризис уклада хозяйствования, осложненное нача- 1987–1991 годов лом рыночной трансформации Форсированный переход к рынку с ради- Трансформационный кризис кальной ломкой административных структур 90-х годов Основываясь на статье В. Шехина, авторы одного из лучших российских учебников по экономической теории М. Сажина и В. Чибриков выстраивают свою концепцию циклов и кризисов в отечественной экономике, отведя этой проблеме отдельный параграф [30, с. 229–252]. По их мнению, «в экономике России не было «правильных» циклов, за исклю45 чением большого цикла экономического развития 1929–1932 — 1981– 1985 годов», а «циклические колебания в отечественной экономике имели в основном внеэкономические причины» [30, с. 231–232]. В том, что «правильных» рыночных циклов в советской экономике не было, да и, в сущности, не могло быть, с указанными авторами трудно не согласиться. Но «неправильные» деформированные всевозможными административными воздействиями циклы все-таки были, и вызваны они были не внеэкономическими, а именно экономическими, товарно-денежными, то есть по существу рыночными причинами. Их-то и стремится воспроизвести В. Шехин в своей модели. В рассматриваемой работе очень ярко проявились противоречия методологических установок «длинноволнового» и «среднесрочного» анализа циклов советской экономики. В. Шехин как аналитик — «долгосрочник» противоречит себе же как «среднесрочнику». Как аналитик долгосрочных циклов он раздробляет большие 50-летние волны на средние 10-летние и в качестве элементов более крупных образований десятилетние волны подчиняются логике подъемов или спадов, депрессий, стабилизаций или кризисов пятидесятилетних волн. Совершенно иная логика и иная структура этих же колебаний проступает при их анализе как собственно среднесрочных инвестиционно-инфляционных циклов. Избавленные от навязанной им теоретической установкой зависимости от длинных волн, среднесрочные циклы начинают вести себя вполне самостоятельно и проявляют свои собственные фазы подъемов и спадов, кризисов и депрессий и т. д. В. Шехин выделяет следующие циклы колебаний экономической конъюнктуры в народном хозяйстве СССР: 1. Депрессивный переходный цикл 1921–1931 годов. 2. Цикл первоначального подъема 1931–1942 годов. 46 3. Цикл максимального подъема 1942–1953 годов. 4. Цикл спада 1953–1963 годов. 5. Цикл стабилизации 1963–1972 годов. 6. Цикл застоя 1972–1981 годов. 7. Переходный депрессивный цикл 1981–1985 годов. 8. Глубокий кризис государственно–натурального уклада хозяйствования 1985–1990 годов. 9. Прогнозируемый цикл первоначального подъема конъюнктуры новой большой волны постиндустриального типа воспроизводства 1990– ... Последнего, как известно, так и не произошло. Уже приведенное перечисление циклов показывает, что очень многое в статье В. Шехина по меньшей мере спорно. Автор черпает свое построение не из конкретного анализа развития советской экономики, а из собственной умозрительной схемы больших волн экономической конъюнктуры, созданной на основе теории Н. Кондратьева. Вышеприведенные девять среднесрочных циклов получены путем дробления полувековых кондратьевских волн на приблизительно десятилетние отрезки, а конкретные проявления циклов советской экономики встроены и буквально втиснуты в эту схему по принципу прокрустова ложа: что короче — вытягивается, что длиннее — отсекается. Сопоставление циклов В. Шехина с циклами Кондратьева показывает отнюдь не ортодоксальное следование исходной концепции «больших волн». В. Шехин выделяет в экономике России — СССР три больших волны: 1. Волна аграрно-индустриального типа воспроизводства 1872–1921 годов. 2. Волна индустриального типа воспроизводства 1932–1981 годы. 3. Волна постиндустриального типа воспроизводства 1990–2040 го47 ды. Как известно, циклы Кондратьева имели совершенно иную мотивировку и временной охват, и поэтому в специальной сноске к своей статье В. Шехин сообщает, что им в основном использована лишь методология и терминология длинных волн Н. Д. Кондратьева [29, с. 22]. В нашу задачу не входит критика схематики, примененной в статье В. Шехина. Мы лишь воспользуемся рациональными моментами этого исследования для воссоздания хотя бы приблизительной крупномасштабной картины циклических колебаний советской экономики. За точки отсчета циклов, как и в нормальной рыночной экономике, мы примем моменты наиболее острых кризисов. Результаты такого воссоздания, полученные на основе иной интерпретации фактов, изложенных в статье В. Шехина, представим в следующей таблице 4.2: Таблица 4.2. Время Характеристика циклических колебаний 1917–1921 Трансформационный кризис, возникновение переходной экономики командно-распределительного типа 1920–1921 Дно кризиса «военного коммунизма» 1921 1922–1923 1923 Оживление, связанное с НЭПом Подъем, обусловленный реформами в направлении развития регулируемой рыночной экономики Экономический кризис Конец 1923– Кризис сбыта в промышленности, спровоцированный 1924 попыткой «командования» рынком 1925–1926 Экономический кризис с некоторыми тенденциями подъема 1927–1928 Оживление 1928–1929 Хлебный кризис как следствие административно обусловленных диспропорций хозяйственного развития 1929–1930 Кризис, вызванный «великим переломом» в деревне и 48 началом форсированной индустриализации 1930–1933 Депрессия, обусловленная индустриализационноколлективизационной перестройкой экономики 1934–1941 Экстенсивный подъем тяжелой промышленности, образование диспропорций советского типа индустриализации 1941–1942 Глубокий военный кризис, разрушение значительной части производства, перебазирование производства в восточные регионы страны, создание военной экономики 1942 Оживление военной экономики 1943–1945 Подъем военной экономики СССР 1945–1946 Послевоенный кризис, перешедший в депрессию и связанный с разрушение мирных секторов экономики 1947 Денежная реформа и начало оживления экономики советского типа 1948–1952 Экстенсивный подъем экономики советского типа 1952–1953 Кризис, обусловленный исчерпанием экономической политики репрессивного подстегивания народного хозяйства 1954 Оживление, вызванное сменой приоритетов руководства 1955–1956 Подъем, обусловленный ослаблением репрессивного контроля над рыночными процессами 1957 Кризис в результате ослабления репрессивного давления на экономику, дальнейшей бюрократизации руководства, волюнтаристских решений и методов управления 1958 Кризис управления, вызванный переходом от отраслевого к территориальному управлению с созданием совнархозов 1958–1962 Депрессия, обусловленная дезорганизацией руководства и высоким уровнем подавленной инфляции и дефицита 1961 Денежная реформа, включавшая резкое повышение цен с целью снижения инфляции и дефицита 1962 Повышение цен на продовольствие с той же целью 1963 Общий кризис промышленного и сельскохозяйственного производства, обусловленный беспорядочными нововве49 дениями и необоснованными решениями руководства 1964–1965 Депрессия с некоторыми тенденциями к оживлению 1965 Реформа, связанная с внедрением хозрасчета и экономического стимулирования 1965–1967 Оживление экономической активности в результате реализации механизмов реформы 1968 Выхолащивание результатов реформы после подавления «пражской весны» 1968 г. 1968–1971 Депрессия в производстве, сопровождаемая небывалым подъемом жизненного уровня советских людей в связи с притоком нефтедолларов 1972–1974 Кризис в результате исчерпания возможностей административных рычагов воздействия на экономику 1975–1980 Постоянная депрессия, сопровождаемая подъемом жизненного уровня 1979–1982 Кризис, снижение темпов экономического роста, ослабление позиций в международной торговле 1983–1984 Начало оживления, связанное с курсом на укрепление хозяйственной дисциплины 1984–1985 Депрессия, вызванная прекращением этого курса 1985–1986 Оживление, связанное с новым курсом на радикальную перестройку экономических отношений 1987 Начало «перестроечного» кризиса 1988–1991 Постоянное углубление кризиса 1992– настоящее время Трансформационный кризис постсоветской экономики России Картина циклических колебаний, вытекающая из данной таблицы, при всей ее приблизительности и умозрительности, может послужить основанием для достаточно нетривиальных выводов. Прежде всего, вся история советской экономики отмечена печатью самых разнообразных кризисов, являющихся не чем иным, как частными проявлениями общего 50 постоянного кризиса «бескризисной» экономики. Не имеющий аналогов в истории по своей глубине и разрушительной силе, трансформационный кризис сопровождал само возникновение этой экономики. В 1929–1932 гг. страна пережила второй сильнейший трансформационный кризис в результате последовательного разрушения рыночных механизмов НЭПа и совпавший по времени с «Великой депрессией» на Западе, но замаскированный значительным экономическим ростом в процессе форсированной индустриализации. Если первый из этих трансформационных кризисов привел к катастрофическому экономическому спаду (валовой объем производства крупной промышленности к началу 1921 г. составлял 19,5% к уровню 1913 г.), то второй, при всей фиктивности многих показателей, был связан с беспрецедентным экономическим ростом, особенно в сфере тяжелой промышленности. В рыночной экономике, как правило, значительный экономический рост наблюдается в фазе подъема и приводит к заметному повышению материального благосостояния самых различных категорий населения. Совсем иная закономерность наблюдается в административно-командной экономике. В ней каждый подъем имеет, как правило, кризисный характер и достигается ценой тяжелых социальных перегрузок. Различные типы кризисов не только открывают в качестве особой фазы, но и сопровождают каждый цикл развития советской экономики. Любая мера руководства, направленная на подстегивание или взбадривание дальнейшего подъема «бескризисной» экономики, приводит к проявлению того или иного типа кризиса. Все бесчисленные кризисные реакции советской экономики можно подразделить на циклические и ациклические. Ациклические реакции, как правило, обусловлены административным вмешательством в экономические процессы, при которых государство, ведомое партией, обеспечивает 51 экономический подъем даже тогда, когда объективные процессы в экономике предполагают спад. Но это же внеэкономическое вмешательство в экономику накладывает специфический отпечаток и на подспудное действие в ней циклических процессов, характер и формы протекания циклических реакций. Основной причиной многих кризисных процессов циклического характера в советской экономике было именно экономическое, рыночно ориентированное поведение людей, их стремление обеспечить себя максимум материальных благ и экономических возможностей, сэкономить свои силы от непрекращающейся гонки в никуда. Это экономическое поведение осуществлялось вопреки сложившей командно-распределительной системе, которая прямо или косвенно ограничивала потребительский сектор, финансировала его по остаточному принципу, побуждала людей отдавать максимум сил, взамен давая лишь минимум экономических благ. Как и в рыночной экономике, первоисточник циклических кризисов коренился в наличии одной, структурно и функционально единой общегосударственной экономике, по существу, двух постоянно взаимодействующих, но разнонаправленных и раздельно эволюционирующих экономик — производительной и потребительской. Но если в условиях свободного рынка производительная экономика ориентирована главным образом на получение прибылей от удовлетворения потребностей потребительской экономики, а регулирующая деятельность государства направлена на поддержание динамического равновесия между ними, то в народном хозяйстве советского типа производительная экономика развивается главным образом за счет потребительской, сводя последнюю к недопустимому при данном уровне развития производительных сил минимуму. В результате подъемы производительной экономики приводят к кризисам потребитель52 ской, а подъемы потребительской совпадают по времени с кризисами или депрессиями производительной. Снижение же заинтересованности в производительном труде и переориентация потребительской экономики на «черный рынок» в свою очередь обуславливают спады в производительной экономике. Специфический характер циклов советской экономики проявился также в деформированности, нечеткости, размазанности этих циклов. Обилие разнообразных кризисов, накладывающихся на периоды подъемов, кратковременность оживлений, длительность депрессий, наложение депрессий на оживления, парадоксальное сочетание депрессий в «неперспективных» отраслях с бурными подъемами в «перспективных», парадоксальное чередование фаз, выражающееся в наступлении депрессий после подъемов, а кризисов после оживлений, составляют характерные особенности этих циклов. Хаос в поведении и траектории циклических процессов обусловлен многообразными деформациями этих траекторий управляющими воздействиями, ациклической направленностью на постоянное линейно- динамичное «бескризисное» развитие, войнами, сменой первых лиц в руководстве страны. На первичные деформации накладывались вторичные, третичные, происходила деформация деформаций, более сильные волны опрокидывали или увлекали за собой более слабые и т.л. Накопившиеся диспропорции руководимого развития выходили наружу и проявляли себя в виде кризисов дефицитности, а эти последние, заставляя устранять наиболее заметные диспропорции, в то же время создавали новые диспропорции из-за создания внезапного дефицита инвестиций в приоритетных отраслях. Возвращаясь к работе В. Шехина, отметим, что ее важным достижением явилось обоснование того, что инвестиционные циклы советской 53 экономики суть одновременно циклы инфляционные. Без инфляционной накачки экономики достижение постоянной подпитки беспрерывного экономического роста было бы просто невозможным: подъем без новых порций инвестиционного допинга очень быстро перешел бы в спад, а не только в замедление роста. В мобилизационной экономической системе необеспеченная товарным эквивалентом денежная эмиссия становится необыкновенно «щедрой» и расточительной. «Расточительность государства из-за прибыльности и легкости эмиссии, — пишет В. Шехин, — самая яркая черта «плановой» экономики. Как показывает анализ соотношения динамики национального дохода и платежных средств в обороте, наше государство не просто злоупотребляло эмиссией, а строило и строит хозяйство на принципах экономической политики, которая служит формой внеэкономического принуждения, инструментом эксплуатации населения» [29, с. 17]. Таким образом, предлагая населению «пустые» деньги в обмен на реальный труд, государство не просто осуществляет превентивное финансирование экономического роста, как бы занимая средства в долг перед будущим развитием, оно систематически использует фактически неоплаченные закупки человеческого труда и средств производства, что порождает неустранимость дефицита и означает не что иное как дополнительное внеэкономическое принуждение к труду и более неэффективную форму эксплуатации, чем присвоение неоплаченного труда в процессе создания прибавочной стоимости. Инфляционный характер капитала при социализме усиливается его бесплатностью для тех, кто его приводит в действие. Предприятие без владельцев не вкладывает в капитал чьи-то личные деньги, оно получает его бесплатно путем натурального распределения. Отсюда двусторонний характер разбазаривания инвестиционных ресурсов: государство растрачивает «нарисованные» деньги, предприятие же растрачивает средства, 54 которые не им заработаны. Поэтому каждый рубль дохода приобретается в данной экономической системе совершенно непомерными расходами, которые еще умножаются расточительностью и бесхозяйственностью на всех уровнях хозяйственной деятельности. Множественность каналов утечки инвестиционных ресурсов побуждает выпускать в обращение все новые деньги для их заполнения. Этот процесс также протекает циклически, поскольку для того, чтобы иссякли инвестированные средства, необходимо время. И чем дальше система отходит от натуральнораспределительных механизмов организации экономики и репрессивных методов поддержания в ней порядка к применению разнообразных форм хозрасчета и самостоятельности предприятий, тем больше становится эта расточительность и тем чаще приходится прибегать к услугам печатного станка. В результате каждый последующий инвестиционный цикл оплачивается дороже, чем предыдущий, а инфляционные составляющие этих циклов становятся все более разрушительными. С каждым последующим инвестиционным циклом в экономике накапливается все более мощный инфляционный потенциал. При этом последовательно снижается эффективность инвестиционного потенциала, необходимого для обеспечения экономического роста. Как отмечает В. Шехин, это снижение эффективности обусловлено также усилением экономической и денежной экспансии предприятий и ведомств-монополистов, перекачкой в их пользу через инфляционное перераспределение все более значительной доли средств и лучших технологий, снижением мотивации к труду основной массы рабочих и служащих и т. д. Все эти факторы, действие которых обостряется каждые 8–12 лет, приводят к относительному снижению производительности труда. Инфляция выходит из-под контроля и оказывает опустошительное действие 55 на товарный рынок, доводя до беспредела дефицит самых необходимых потребительских товаров. Государственные органы отвечают на этот выход наружу подавленных кризисных явлений своего рода «экономическими репрессиями», к которым в этой системе сводятся меры антикризисного регулирования, свертываются элементы хозрасчета, ужесточается контроль за распределением ресурсов, усиливается фондирование, проводятся меры по большей изоляции товарной массы от возросшего платежеспособного спроса, ограничению денежной массы [29, с. 19]. В результате, усиливается натурализация экономики, еще больше снижаются экономические стимулы, подрываются основы для роста производительности труда, а затем и экономического роста вообще. «Эти меры, — отмечает В. Шехин, — сначала ведут к замедлению экономического роста, а не к снижению инфляции и только потом через депрессию к подавлению инфляции. Пять-шесть таких 8–12-летних циклов приводят к исчерпанию возможностей экономического роста хозяйства с фиксированным типом воспроизводственной структуры» [29, c. 21]. Таким образом, именно в работе В. Шехина наиболее глубоко проанализирован сам механизм возникновения и функционирования советских инвестиционных циклов и их инфляционной подкачки. Сходный инфляционный механизм циклических колебаний «социалистического» рынка описал и Е. Гайдар. «В рамках социализма, — пишет он, — при фиксированных ценах доля денежной массы в ВВП определяется властью произвольно. Избыточный рост денежной массы приводит к обострению дефицита на потребительские товары, росту разрыва цен черного рынка и официально установленных цен, а отсюда — росту вынужденных сбережений, используемых для финансирования государственных расходов» [31, с. 467]. 56 В ряде работ сценарий советского инвестиционного цикла представлен как состоящий из следующих последовательно сменяющих друг друга фаз: «реализация инвестиционной программы — замедление темпов роста — либерализационные мероприятия — ускорение темпов роста — усиление макроэкономической несбалансированности — отказ от либеральных реформ и новая инвестиционная программа» [32, с. 71]. Этот сценарий, в общем и целом совпадает с моделью среднесрочных циклов В. Шехина с той только разницей, что инфляционные процессы, описанные В. Шехиным, предопределяли запуск практически каждого из таких циклов, в то время как процессы относительной либерализации начались только со времен хрущевской «оттепели». Кроме того, данный сценарий предполагает смену шести последовательных фаз в ходе развертывания каждого инвестиционного цикла, тогда как модель В. Шехина не связана с выделением четко очерченных фаз, по крайней мере в ее табличном варианте. Что касается относительного варианта инвестиционно- инфляционных циклов в начале статьи, то он довольно схематично очерчивает четыре основные фазы: 1) инфляционно поддерживаемых инвестиций; 2) выхода инфляции из-под контроля и повышения выше нормы интенсивности дефицита; 3) жесткой антиинфляционной политики, усиливающей фондирование, распределение и натурализацию экономики и вгоняющей производство в депрессию; 4) подавление инфляции (после чего начинается подготовка к новому инвестиционному циклу). Несмотря на расхождение в числе фаз, эти схемы описывают, по существу, идентичный механизм циклообразования. 57 На данной стадии нашего исследования, опираясь на приведенный в настоящем разделе материал, мы можем лишь констатировать факт разноцикленности советской экономики, взаимодействия в ней самых различных относительно обособленных друг от друга циклических процессов, имеющих различную длительность и периодичность, порождающих в разное время самые различные кризисные состояния. Инвестиционные (и одновременно инфляционные) циклы в этом циклическом разнобое выступают как базовые лишь на определенном уровне экономической конъюнктуры. Они не поглощают и не втачивают в себя других циклов (например, структурных), лишь оказывая на них определенное влияние (например, на циклы дефицитности и колебания дефицитного рынка). Относительность базисного воздействия инвестиционных циклов в разноцикленности советской (а в дальнейшем и переходной) экономики порождает проблему создания обобщенной модели циклов социалистической и переходной экономики. Этой проблемой мы займемся в следующем разделе. 5. Проблема создания обобщенной модели цикличности советской экономики При всем обилии интересных наблюдений и рациональных зерен, содержащихся в рассмотренных выше концепциях экономических циклов в СССР, анализируя сами эти концепции, нетрудно убедиться, что процесс моделирования циклов не только весьма сложен, но и крайне противоречив. Это выразилось в серьезных противоречиях между моделями циклов, предложенными различными авторами и даже одним и тем же автором. Так, И. Абрамов вынужден был в силу противоречивости собранных им факторов выступить с обоснованием модели двух типов среднесрочных 58 циклов, которые, по его мнению, имели место в послевоенный период в одной и той же стране, СССР, в накладывающиеся друг на друга, но не совпадающие между собой временные интервалы. Он даже не поставил весьма необходимого вопроса о том, как может один и тот же экономический организм пульсировать в разных ритмах — в виде воспроизводственных и структурных циклов. Но особенно странную картину циклических процессов воспроизводит сравнение различных моделей циклов, предложенных различными авторами. Такой сравнительный анализ представлен нами в нижеследующей таблице (см. табл. 5.1.). Как видно из таблицы, оценки различными авторами хода циклических процессов в советской экономике не имеют между собой почти ничего общего. Там, где одни авторы видят кризис, другие наблюдают подъем, третьи депрессию и т. д. Резко расходятся оценки временных рамок циклов, нет никакого согласия в определении дат переходов от одних циклов к другим. Так, если В. Шехин и Г. Ковалева считают, что среднесрочные циклы советской экономики длятся 8–12 лет и в этом отношении не имеют существенных отличий от классических среднесрочных циклов капиталистической экономики, то И. Абрамов и С. Дубовский убеждены в значительно большей растянутости советских циклов во времени. Но при этом первый из них оценивает продолжительность этих циклов в 14–16 лет (хотя второй цикл расширенного воспроизводства вышел за эти рамки и составил 18 лет), тогда как второй доводит длительность циклов до 22– 23 лет. Не меньший разнобой царит в выделении фаз среднесрочных циклов. В. Шехин вообще не делит свои циклы на фазы, хотя, исходя из его рассуждений о циклах экономического роста, можно определить наличие в каждом из них четырех четко сменяющих друг друга фаз. Но из текста статьи невозможно определить, идентифицирует ли автор описанные им циклы экономического роста инвестиционно-инфляционного характера с 59 циклами, приведенными в приложенной к статье таблице, где эти последние составляют лишь фазы больших волн конъюнктуры. В этой же таблице нет никакого описания фаз среднесрочных циклов, а вместо них проведены вкрапления, описывающие фазы отдельных кризисных состояний, депрессий, оживлений и подъемов. Это описание так построено, что наводит на мысль об отсутствии в советских циклах каких-либо четко определимых фаз. Таблица 5.1. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ МОДЕЛЕЙ ЦИКЛИЧНОСТИ СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ (1917–1991 ГГ.) Шкала лет 1 Циклы экономического роста В. Шехина Циклы расширенного воспроизводства И.Абрамова Структурные циклы И. Абрамова Циклы реформаторской активности С. Дубовского цикл фаза цикл фаза цикл фаза цикл фаза 2 3 4 5 6 7 8 9 Первый цикл реформаторской активности 1919 1921 1922 1923 1924 1925 1926 1927 Депрессивный переходный цикл от аграрноиндустриального к индустриальному типу воспроизводства Хлеб Кризис сбыта в Оживление, ный промышсвязанное с криленности НЭПом зис 1920 60 Первый стабильный период 1918 Первый нестабильный период 1917 5 6 7 8 Второй нестабильный период 1928 4 61 Второй цикл реформаторской активности Депрессия 1929 1930 Депрессия 1931 Формирование государственнонатурального уклада ведения хозяйства 3 Глубокий военный кризис 2 Цикл первоначального подъема конъюнктуры 1 1932 1933 1934 1935 1936 1937 1938 1939 Послевоенная депрессия 1940 1941 1942 1943 1944 1945 1946 Цикл максимального подъема конъюнктуры 9 1947 1948 1949 1950 Спад 3 Спад, реформа управления, создание совнархозов 2 Денежная реформа, повышение цен на продовольствие 1 Цикл спада экономической конъюнктуры 1951 1952 1953 1954 1955 1956 1957 1958 1959 1960 1961 1962 1963 лизации экономической зяйства, конъ сопровождаемый депрес Денежная реформа оптовых цен Первый цикл расширенного воспроизводства 4 Период опережающего развития отраслей группы "Б" 8 9 Третий нестабильный период Период благоприятной конъюнктуры 7 ния Период ухудшения конъдиспроюнктуры порциональнос Третий цикл реформаторской активности 6 Первый структурный цикл 5 62 Период опережающего развития отраслей группы "А" Второй стабильный период 3 4 5 Период сближения темпов развития обеих групп 1964 1965 2 6 7 8 9 Третий стабильный период 1966 1 1967 1968 1969 1970 1971 1972 1973 1974 1975 1976 1977 1978 1979 63 Цикл застоя экономической конъюнктуры прессия, Спад и Депрессия конт депресПовышение оптовых цен рресия фор Второй цикл расширенного воспроизводства Период сближения Период опереПериод опережающего развития отрастемпов разжающего развития лей группы "А" вития обеотраслей группы "Б" их групп Второй структурный цикл диспроПериод ухудшения порц Период благоприятной конъюнктуры конъюнктуры иональ 1984 1 2 3 Пик кризиса 1983 Глубокий кризис государственнонатурального уклада хозяйствования 1982 Переходный депрессивный цикл цен в Пересмотр промышленности, сельском хозяйстве, строительстве 1981 4 5 Четвертый цикл реформаторской активности Четвертый нестабильный период Период опережающего развития отраслей группы "Б" 1980 6 7 8 9 1986 1987 1988 1989 1990 1991 Депрессия 1985 В циклах расширенного воспроизводства и структурных циклах И. Абрамова, напротив, имеется четкое выделение в каждом цикле трех последовательно сменяющих друг друга фаз. Но и здесь очевидны явные недоработки. Не только не решен, но даже и не поставлен вопрос о взаимодействии двух различных типов циклов — воспроизводимых и структурных — в экономике одной и той же, пусть и очень большой страны — СССР. Поскольку воспроизводственные циклы подразделяются на фазы, в основе выделения которых лежит соотношение производственных групп 64 «А» и «Б», они ведь тоже могут рассматриваться как структурные, поскольку и эти группы являются структурно-отраслевыми компонентами экономики. Но тогда тем более непонятно, почему такие структурновоспроизводственные и чисто структурные циклы не совпадают друг с другом, а их фазы никак не связаны между собой. И те, и другие в книге И. Абрамова демонстрируют накопление диспропорциональности в советской экономике, которая временно преодолевается в первых фазах структурных циклов и, наоборот, усиливается в первых фазах воспроизводственных циклов, поскольку резко возрастают диспропорции между группами «А» и «Б». Наоборот, во вторых фазах структурных циклов диспропорциональность растет, а во вторых фазах воспроизводственных она снижается, поскольку происходит сближение этих групп. Разнонаправленными оказываются и третьи фазы обоих типов циклов: в воспроизводственных циклах восстанавливается временное равновесие на основе опережающего развития группы «Б», тогда как в структурных циклах оно еще больше нарушается. Таким образом, два вида циклов, выделенные одним и тем же автором для одной и той же страны, оказываются не только расходящимися во времени, но и разнонаправленными. Там, где в одном цикле происходит в определенной фазовой последовательности преодоление диспропорциональности, параллельное действие другого восстанавливает диспропорциональность и даже усугубляет ее. Несходны между собой у различных авторов и принципы, на основе которых выделяются те или иные циклы. У одного и того же автора — В. Шехина — сосуществуют, по существу, два различных принципа выделения циклов — дробление на отрезки больших волн экономической конъюнктуры и кругооборот инвестиционно-инфляционных процессов. Как уже отмечалось, весьма сомнителен принцип выделения циклов в модели С. Дубовского, за которых принят характер колебаний возраста ру65 ководящей группы. Если С. Дубовский сознательно закладывает в основу выделения описанных им циклов реформаторской активности внеэкономическую причину (возраст как мерило склонности к реформам), то И. Абрамов специально доказывает недопустимость преувеличения роли субъективных, внеэкономических причин в качестве циклообразующих факторов. Но расхождения в моделях циклов советской экономики обусловлены не только субъективными точками зрения и различием в принципах и подходах авторов этих моделей, но и объективной спецификой развития советской экономики. Руководимое развитие советской экономики не только деформировало различные циклы на основе ациклической направленности экономического роста, но и разрушало единство циклов различных уровней, порождало феномен разноцикленности, полицикличности экономики. «Колеса» различных циклов крутятся рядом, не соединяясь друг с другом, часто они как бы «налетают» друг на друга, порождая разнотипные кризисы. Среди этих кризисов мы выделили инвестиционные, инфляционные, структурные, кризисы дефицитности, кризисы реформирования, и соответственно можно классифицировать порождающие их циклы. Все они описаны, а их механизмы объяснены в различных разделах нашей работы. Но полицикличность не должна служить обоснованием правомерности произвола в выделении, каких угодно циклов. Чтобы избежать этого произвола, необходимо решить вопрос о базовых циклах, от протекания которых зависит протекание всех прочих циклов советской, а впоследствии и переходной российской экономики. На роль базисных некоторые авторы так или иначе выдвигают инвестиционные циклы (называя или не называя их таким образом). Среди этих авторов Я. Корнак, у которого инвестиционные циклы рассматриваются в качестве проявления циклов дефицитности, В. Мау, который приводит описание стандартного 66 сценария таких циклов, состоящего из шести фаз, В. Шехин, у которого инвестиционные циклы совмещаются с инфляционными и выступают под названием циклов экономического роста. Но одно дело наметить сценарий цикла, описать его внутренний механизм, выявить логику возникновения последующих фаз из предшествующих, и совсем другое, но не менее важное — показать, как эти механизмы работают в конкретной истории экономики, каковы временные рамки тех или иных инвестиционных циклов, сколько их было, когда они начались, когда конкретно протекали те или иные их фазы и т. д. Здесь сразу же перед исследователями возникает целый рой вопросов, на которые они не находят ответа. В. Шехин считает, что таких циклов было пять-шесть, но конкретно не указывает ни на их отличия друг от друга, ни на расположение во времени их фаз. Собственно, два различных типа циклов, описанных И. Абрамовым, как воспроизводственный, так и структурный, также проявляют себя как циклы инвестиционные. В этом нетрудно убедиться, поразмыслив над характером протекания выделенных в них фаз. Так, в первых фазах структурных циклов происходит быстрый экономический рост, преодолевается в какой-то мере диспропорциональность экономики (что, конечно, весьма сомнительно, так как подъемы плановой экономики имели еще более диспропорциональный характер, чем подъемы в рыночной по причине неимоверной концентрации сил и средств на приоритетных направлениях). Во вторых фазах этих циклов происходят сбои в экономическом росте, а в третьих — нарушается сам механизм инвестиционного обеспечения роста. Точно также в первых фазах воспроизводственных циклов происходит инвестиционная экспансия в производство группы «А», приводящая к ее гипертрофированному развитию, вследствие чего в двух последующих фазах приходится обеспечить инвестициями недоразвитие и деградацию группы «Б». Но 67 выделив два очень больших по времени воспроизводственных цикла и таких же структурных, И. Абрамов также оказывается не в состоянии выявить базовый характер инвестиционных циклов в советской экономике. У него инвестиционный характер циклов подчинен динамике структурных компонентов. Большая продолжительность циклов не соответствует реальной продолжительности инвестиционных процессов в экономике СССР, которая в среднем занимала около десятилетия. Собственно, мы знаем только один классический инвестиционный цикл в советской экономике, который вполне подпадает под те описания механизмов инвестиционного циклообразования, которые мы встречаем у В. Шехина, И. Абрамова, В. Мау, а в обобщенном виде на венгерском материале — у Я. Корнаи (см. раздел настоящей работы, посвященный циклам дефицитности). Это цикл, связанный с реформой 1965 г. Но в силу размытости инвестиционных процессов определение четких временных рамок и этого цикла возможно лишь на уровне гипотез, порождающих бесконечные дискуссии. Конечно, реформа 1965 г. была в какой-то мере реакцией на зашедший в тупик инвестиционный процесс, снижение темпов экономического роста и кризис дефицитности, возникший в период хрущевского правления. Но она же открывала и новый инвестиционный цикл. К тому же в еще большей мере она была реакцией на общую неэффективность советской экономики и на неудачи бесчисленных административных реорганизаций хрущевской поры, призванных преодолеть эту неэффективность, но вместо этого до предела дезорганизовавших административный аппарат управления экономикой. Поэтому даже в этом случае инвестиционный цикл не работает в качестве базового цикла развития экономики СССР. К тому же базовую цикличность развития этой экономики нельзя в принципе абстрагировать от деятельности в руководстве страной тех или иных правящих группировок и связанных с ними страте68 гий, а особенно — тех или иных «вождей», определявших и олицетворявших характер той или иной эпохи не только в политической истории страны, но и в ее экономической истории. В этом отношении С. Дубовский совершенно прав по отношению к другим аналитикам циклов советской экономики, а выше рассмотренный нами тезис Дубовского о циклообразующей роли политической власти в централизованной экономике должен быть принят во внимание в качестве важного методологического принципа. Правда, С. Дубовский при анализе этой циклообразующей роли придает чересчур большое значение возрасту руководящей группы, что не позволяет ему оценить значение общей стратегии и организационного стиля каждого из руководителей государства. Исходя из вышеизложенного, мы выдвинули свою концепцию базовых циклов советской и переходной российской экономики (постсоветской по направленности преобразований, но все еще сходной с советской по характеру циклообразования). Эта концепция предполагает совершенно иной путь создания общей модели цикличности советской и нынешней постсоветской экономики, чем те пути, которые предлагались до сих пор в научной литературе. В качестве базовых среднесрочных циклов советской и постсоветской экономики мы рассматриваем не инвестиционные циклы, а циклы руководимого развития (ЦРР). Поскольку именно руководимое, направляемое, непрерывно подталкиваемое развитие является базисным элементом, первоисточником экономики советского типа, оно же и выступает в качестве базового циклообразующего фактора, по отношению к которому инвестиционный фактор является лишь средством для достижения цели. В соответствии с этой концепцией в экономической истории СССР и постсоветской России можно выделить следующие циклы руководимого развития: 69 1. Цикл становления (ленинско-сталинский период), 1917–1930 гг.; 2. Цикл индустриализации (первый сталинский период), 1930–1941 гг.; 3. Военный и послевоенно-восстановительный цикл (второй сталинский период), 1941–1953 гг.; 4. Цикл административных экспериментов (хрущевский период), 1953–1964 гг.; 5. Цикл хозрасчетных экспериментов (первый брежневский период), 1964–1975 гг.; 6. Цикл экономического застоя (второй брежневский период и андроповско-черненковское его завершение), 1975–1985 гг.; 7. Цикл перестройки (горбачевский период), 1985–1991 гг.; 8. Цикл авторитарной либерализации (ельцинский период) 1992–2000 гг.; 9. Цикл административного регулирования (прогноз), 2000–? гг. Как мы полагаем, именно такая модель цикличности, построенная на основе последовательной смены среднесрочных циклов длительностью, за редкими исключениями, от 8 до 12 лет, в наибольшей степени отвечает реальности и является наиболее обобщенной, поскольку включает в себя прочие циклические колебания на самых различных уровнях, задает им тонус и ритм. Она обладает и определенными прогностическими возможностями, так как позволяет путем экстраполяции схематического описания восьми уже ставших достоянием истории циклов предсказать возникновение девятого после 2000 г. и наметить хотя бы пунктиром его очертания и задачи. По своей продолжительности циклы руководимого развития практически не отличаются от классических среднесрочных циклов рыночной экономики. По характеру же фаз и также по их последовательности и ре70 гулирующему действию различия более чем существенные. Каждый цикл состоит, как правило, из четырех последовательно сменяющих друг друга фаз: 1) инновационной фазы; 2) фазы пробуксовки; 3) возвратной фазы; 4) фазы надлома. Инновационная фаза каждого цикла представляет собой подъем руководимого развития, который может проходить на фоне жесточайшего кризиса в состоянии дел во всех сферах жизни страны в целом. И чем сильнее кризис, обусловленный в значительной мере фазой надлома предшествовавшего цикла либо какими-то военно-политическими обстоятельствами, тем сильнее подъем инновационной активности, осуществляемой по принципу: «Мы сделаем все по-новому, гораздо лучше, чем было». Вторая фаза, фаза пробуксовки, возникает тогда, когда государственная машина, ведущая крупномасштабные экономические и прочие преобразования по инновационному принципу, упирается в различного рода объективные обстоятельства и начинает работать вхолостую. Фаза пробуксовки представляет собой депрессию руководимого развития и протекает по принципу: «Получается не так, как намечалось». Все более усиливающаяся пробуксовка инновационной программы процветания общества и его экономики заставляет руководство страны отказаться от прямолинейного осуществления программы и перейти к временному стратегическому отступлению по принципу: «Вернемся, чтобы потом продолжить». Начинается возвратная фаза, связанная с воспроизведением механизмов предшествовавших 71 циклов. В результате возникает тенденция к оживлению развития, которая, однако, в конкретных условиях того или иного цикла может и не реализоваться. Исчерпание потенциала возвратной фазы, вызванное резким противоречием между характером инновационной программы данного цикла и реалиями экономической и социальной жизни, обусловливает возникновение фазы надлома. Начинается кризис системы руководимого развития, проходящий по принципу: «Получилось хуже, чем было». Кризис побуждает отказаться от прежней инновационной программы и принять к осуществлению новую, произвести резкий поворот в характере и содержании руководимого развития. Этот поворот обозначает начало нового цикла. Иногда произвести его заставляют внешние обстоятельства, а иногда — смена руководства, отстаивавшего ту или иную инновационную программу и заложившего ее в основу предшествовавшего цикла. Как можно заметить из вышеизложенного, порядок следования фаз в циклах руководимого развития иной, чем в классических циклах рыночной экономики. За подъемом наступает не кризис, а депрессия, за депрессией, как и в классическом цикле — оживление, но вызванное не инновационным, а, наоборот, возвратным процессом, за оживлением же возникает не подъем, не бум, а надлом и кризис. Такой порядок следования фаз не дает возможности очистить экономику от накопившихся продуктов распада и устаревших структурных компонентов. Поэтому новое с каждым циклом наслаивается на старое, образуя, по меткому выражению Л. Бузгалина, «структурный винегрет». Подъем следует за кризисом, а не кризис за подъемом, как в классическом цикле, что приводит к еще большему загрязнению экономики продуктами распада предшествующего цикла, не выгоревшими в фазах кризисов и депрессий. Результатом такого оборачивания фаз является выживание неконкурентоспособных и нежизнеспособных структур. Чересчур быстрый подъем после кризиса приво72 дит к «всасыванию» кризисных элементов внутрь обеспечивающих подъем хозяйственных структур и придает подъему кризисных характер. Оговоримся, что в данном случае у нас идет речь о подъеме активности руководимого развития, а не об ациклическом подъеме, который советская система обеспечивала с начала цикла индустриализации посредством постоянного подстегивания экономического роста. Рассмотрим вкратце каждый из выделенных нами циклов руководимого развития пофазно. Инновационная фаза цикла становления советской экономики возникла после Октябрьской революции и выражалась в национализации предприятий, банков, мерах «красногвардейской атаки» на капитал, имущественном перераспределении от богатых бедным, хозяйственной политике военного коммунизма, замене торговли прямым распределением, отмене денег и т. д. Инновационная стратегия заключалась в подъеме активности пролетариата в союзе с беднейшим крестьянством для победы над «эксплуататорскими» классами и создания социалистической бестоварной экономики без денег, стремления к наживе и прочих «пороков» рыночной экономики. Фаза пробуксовки началась уже зимой 1918 г., когда города остались без хлеба и топлива, вследствие чего пришлось вводить продразверстку и заградотряды против «мешочников». В ходе гражданской войны возникла жесточайшая разруха, но создание военной экономики, основанной на распределении, позволило большевистскому руководству одержать победу в войне. Возвратной фазой цикла становления стал НЭП. Фаза надлома началась в результате ряда кризисов рыночной экономики, поставленной в условия не естественного, а руководимого развития. Инновационная фаза цикла индустриализации началась с целенаправленного разрушения НЭПа. Ее содержанием была форсированная индустриализация, национализация промышленности, коллективизация в 73 деревне, централизация экономики и создание системы директивного планирования народного хозяйства. Фаза пробуксовки выразилась в падении производства сельскохозяйственной продукции, деградации крестьянства, введении продовольственных карточек. Возвратная фаза была связана с восстановлением репрессивного механизма времен гражданской войны для последовательно наращиваемой концентрации власти и подстегивания, оживления непрерывно ослабевавшей трудовой активности населения. Результатом опустошений, произведенных действием репрессивного механизма, был надлом двух последних предвоенных лет, результатом которого стало ослабление конкурентоспособности военноэкономического потенциала СССР по сравнению с гитлеровской Германией. Жесточайший военный кризис советской экономики в 1941–1942 гг. был не только результатом сплошных военных поражений и оставления огромных территорий, на которых функционировала основная часть экономики страны, но и продолжением надлома 1939–1940 гг. Однако уже в 1941 г. начинается инновационная фаза третьего цикла развития советской экономики, в который она проявила свои основные преимущества. Перемещение колоссальных материально-технических средств на восток, создание новой промышленной базы, построение невиданной в мире по эффективности военной экономики, которая буквально перемолола военно-экономический потенциал гитлеровской Германии, составляет содержание этой фазы. Фаза пробуксовки была связана с послевоенной разрухой, диспропорциональностью военизированной экономики, разгулом преступности, инфляцией, невероятной нищетой населения, поднятого прежними военными методами на форсированное восстановление государственного хозяйства. Конфискационная денежная реформа, палочки трудодней в деревне явились следствиями этой пробуксовки. Однако 74 мобилизационная экономическая реформа сделала свое дело и создала предпосылки для новой возвратной фазы и нового оживления. Эта фаза начинается в 1948 г. и характеризуется не только восстановлением довоенной интенсивности репрессивного механизма и печально знаменитой сессией ВАСХНИЛ, поставившей под запрет развитие отечественной генетики, но и ужесточением распределительных механизмов для подавления инфляции, характерных для соответствующей фазы инвестиционного цикла. Последние годы сталинского правления (1952–1953) характеризовались жестоким надломом созданной в 30-е годы системы, неэффективностью репрессивно руководимой экономики, кризисом прежних военномобилизационных стимулов к труду. Инновационная фаза цикла административных экспериментов началась с демонтажа части репрессивного механизма. Ее содержанием стали попытки усиления материальных стимулов к труду, поддержка деградировавшего сельского хозяйства, освоение, целинных земель на востоке страны. Подъем активности бесчисленных административных экспериментов, реорганизаций и перестановок, в том числе децентрализации управления, замены отраслевых министерств совнархозами, привел к серьезной пробуксовке, выразившейся в подъеме инфляции и дефицита, продовольственном кризисе, депрессии сельскохозяйственного производства. Возвратная фаза этого цикла была связана с новой денежной реформой, повышением розничных цен с целью подавления инфляции и дефицита. Фаза надлома 1963–1964 гг. характеризовалась общим кризисом руководства, децентрализацией управления, «задерганностью» управленческих кадров волюнтаристскими решениями и необоснованными указаниями. Инновационная фаза цикла хозрасчетных экспериментов началась с восстановления централизации управления, ликвидации совнархозов и 75 воссоздания отраслевых министерств. Экономическая реформа 1965 г. заключалась в переводе государственных предприятий на хозрасчете, сущностью которого была административная имитация рыночных механизмов. Создание фондов материального стимулирования, введение платы в бюджет за используемые предприятиями основные производственные фонды, предоставление предприятиям большей самостоятельности в принятых хозяйственных решений, ставка на использование прибыли, цены, кредита, премиальных выплат в качестве экономических рычагов были призваны воспроизвести условия деятельности корпораций в развитой рыночной экономике. Реформа вызвала экономический подъем 1965–1967 гг. В 1968 г. начинается пробуксовка реформы, выразившаяся в росте инфляции и дефицита и приводящая (наряду с внешнеполитическими причинами) к свертыванию основных механизмов реформы. Возвратная фаза цикла выразилась в новом усилении централизации управления и планирования. В 1972–1974 гг. происходит надлом, связанный с замедлением научно-технического прогресса, ресурсным кризисом (исчерпанием природных ресурсов в традиционных местах их добычи, перемещением добычи ресурсов в отдаленные и труднодоступные местности, соответствующим удорожанием ресурсов), неконкурентоспособностью советских товаров на международном рынке, отставанием их по уровню качества и т. д. Новая инновационная фаза была связана со стратегией, делавшей ставку на использование повышения мировых цен на нефть. Нефтедолларами предполагалось оплачивать и закупку перспективных технологий, и повышение качества продукции, и интенсификацию производства, и ускорение научно-технического прогресса. Пробуксовка этой стратегии началась в связи с полной деградацией застывшей в своем развитии административно-командной системы и планово-распределительной структу76 ры экономики, неспособной уже охватить колоссальную сложность экономических взаимосвязей. Застылая структура экономики отторгала достижения научно-технической революции, приводила к порче колоссальных материальных ценностей, дорогостоящих машин, приборов и оборудования. В 1978 г. СССР втянулся в затяжную войну в Афганистане, что привело к эмбарго западных стран на продажу ему образцов высоких технологий и научно-технических достижений. Экономика была крайне измотана и деформирована непосильной гонкой вооружений. В 1979–1982 гг. произошло резкое снижение темпов экономического роста, новое ослабление позиций СССР в международной торговле. Возвратная фаза цикла связана с попыткой Ю. Андропова начать новый курс на наведение порядка в экономике и укрепление хозяйственной дисциплины. Началось кратковременное оживление, связанное со снижением дефицита, упорядочением торговли. Затем произошел новый надлом, в течение которого централизованный экономический корабль оказался совершенно неуправляемым. Инновационная фаза цикла перестройки вызвала особенно мощный подъем активности, связанный со стратегией перестройки и ускорения, приоритетного развития передовых технологий, экономических реформ, включавших дальнейшее развитие хозрасчета, самофинансирования, хозяйственной самостоятельности предприятий и т. д. Пробуксовка началась в 1987 г., когда произошло резкое повышение интенсивности дефицита и инфляционного давления на экономику. Пробуксовка продолжалась до 1989 г., когда постепенное свертывание интенсивности реформ обозначило возвратную фазу. Затем начался небывало сильный надлом. Попытка возврата к старым методам управления экономикой под предлогом наведения порядка в августе 1991 г. провалилась. Нарастание кризиса привело к развалу СССР. 77 Инновационная фаза цикла авторитарной либерализации предполагала форсированный перевод российской экономики на рыночные рельсы. Фаза пробуксовки началась очень быстро, уже с середины 1992 г. Колебания между подъемом и пробуксовкой реформ длились до августа 1998 г., когда в результате тяжелейшего финансового кризиса начался новый надлом. Согласно нашему прогнозу, инновационная фаза нового цикла начнется в 2000 г. после президентских выборов и будет связана с усилением административного регулирования и наведением порядка в экономике. Совершенствование экономического регулирования должно быть связано с созданием эффективной стратегии такого регулирования, с укреплением, а не демонтажем рыночных механизмов и инфраструктур. Основной целью регулирования должно стать преобразование циклов руководимого развития в классические циклы рыночной экономики. Иначе неизбежными станут новая пробуксовка, возвратная фаза и надлом. Проведенный выше анализ показывает, что именно циклы руководимого развития лежат в основе инвестиционных циклов, определяют их траекторию и темпоритм. В свою очередь траектория инвестиционных циклов оказывает существенное влияние на ход и смену фаз циклов руководимого развития. По фазам они, в общем и целом совпадают. Если исключить цикл становления 1917–1930 гг., военный цикл 1941–1953 гг. и нынешний цикл авторитарной либерализации (или становления рыночной экономики в постсоветский период), когда происходило деинвестирование экономики и сильный экономический спад, особенно в инновационные фазы при наличии подъема преобразовательной активности, в остальные пять прошедших циклов руководимого развития инновационные фазы сопровождались мощным вбросом в экономику инвестиционноинфляционного потенциала и столь же мощным подъемом экономическо78 го роста. В стадиях пробуксовки этих пяти циклов инфляционная накачка экономики приводила к неконтролируемому росту дефицита. Это заставляло руководство страны перевести экономику в возвратную фазу, обеспечив усиление контроля за использованием ресурсов и прочие меры административного перераспределения. В конечном счете, эти меры вызывали надлом, связанный с резким снижением инвестиций в производство, которое в результате вгонялось в кризис или стагнацию (депрессию), и только с определенным временным лагом приводили к снижению инфляции и дефицита. В стадии надлома обозначался окончательный крах инновационной программы данного цикла, что прождало необходимость перехода к новой программе и новому циклу. Но данная модель циклических процессов в советской экономике была бы чересчур упрощенной, если бы мы не имели в виду следующее. Проблема обеспечения максимального экономического роста стояла перед руководством СССР постоянно и с тем же постоянством побуждала продолжать инвестиционную экспансию для обеспечения этого роста. Для этого нужно было регулярно принимать меры для распрямления криволинейных траекторий экономических циклов и возобновления прямолинейной траектории экономического роста, которая наблюдалась в первых фазах инвестиционных циклов. Это побуждало к новым и новым вбросам высвобождавшихся инвестиционных ресурсов во всех фазах циклов руководимого развития. Особое оживление инвестиционных вложений в долгосрочные проекты мы наблюдаем именно в возвратных фазах, когда наблюдается строжайшая экономия инвестиционных ресурсов для уже действующего производства. В конечном счете, грандиозное расширение капитального строительства в этой фазе оборачивается все более значительным от цикла к циклу связыванием инвестиционных средств долгостроем, усугубляет кризисные явления фаз надлома. 79 6. Экономические циклы и цикличность реформ Проблема цикличности российских экономических реформ и их воздействия на цикличность экономического развития России была поставлена и систематически исследована главным образом в работах В. Рязанова [33, 34 и др.]. Изучение истории рыночных реформ в России и СССР привело В. Рязанова к обнаружению их циклической природы. «Исследуя тему рыночных реформ в нашей стране, — пишет он, — нельзя не заметить, особенно при внимательном рассмотрении, следующих обстоятельств. Во-первых, существует не только удивительная повторяемость общей направленности реформ и духа перемен, но даже совпадение в содержании многих нововведений, а также возникающих общих проблем и трудностей. Во-вторых, бросается в глаза почти загадочная неизменность возвратного движения реформ. Словно какая-то неумолимая сила… прерывает модернизацию, и наступает этап контрреформ, после которого происходит обострение социальных конфликтов, возникают общественные потрясения, а временами — социальные взрывы… Такое чередование фаз реформ и фаз контрреформ можно рассматривать в качестве подтверждения своеобразного действия общего свойства цикличности» [34, с. 31]. Отмеченное возвратное движение в проведении реформ В. Рязанов называет свойством инверсии и придает ему исключительное значение в объяснении специфики циклических колебаний в российской экономике. Развивая свою концепцию, В. Рязанов накладывает на эту картину подъемов и спадов реформирования масштабно-временную сетку длинных волн экономической конъюнктуры, почерпнутую из осмысления творческого наследия Н. Кондратьева. Получается, что фаза реформ в России, в общем и целом совпадает с повышательной волной большого цикла раз80 вития экономики капиталистических стран, тогда как фаза контрреформ в своих основных проявлениях совпадает с понижательной волной [34, с. 32]. Будучи реакцией на воздействие извне (российским ответом на вызов Запада), рыночные реформы проводятся в России, как правило, в условиях, когда для их проведения созрело не устойчивое большинство общества, а лишь наиболее решительная часть элиты. Отсюда — узость социальной базы реформ, их непоследовательность, половинчатость, наличие уступок антиреформаторским силам, незрелость принимаемых решений, некомпетентность в их реализации, разрыв с традициями и культурой страны [34, с. 42]. Для того, чтобы выйти из «заколдованного круга» циклического возвратно-поступательного движения к цивилизованной рыночной экономике, В. Рязанов считает необходимым переориентировать стратегию реформирования с классических вариантов, базирующихся на идеологии западноевропейско-американского либерализма, на неклассический вариант, учитывающий особенности всего комплекса сложившихся в России условий и традиций хозяйствования и культуры. Относясь к странам «догоняющего» и «запаздывающего» типа развития, Россия лишь тогда окажется способной завершить рыночные преобразования без полного отката и инверсии, когда сформирует свою собственную, отвечающую ее национально-культурному своеобразию, модель экономической системы [33, с. 55]. В главе «Реформы и циклы модернизации российской экономики», написанной В. Рязановым для коллективной монографии «Переходы и катастрофы: опыт социально-экономического развития» [35], он вновь возвращается к вопросу о воздействии пульсирующего, зигзагообразного хода реформ на развитие хозяйственной системы. Он отмечает, что действие инверсионного механизма на протяжении почти двухвекового гиперцикла развития экономики России приводило к возникновению 81 бифуркаций (разрывов) в этом развитии и обусловило его значительное отставание от стран Запада. В. Рязанов выделяет также три основных аспекта воздействия цикличности и инверсионности движения к рынку на хозяйственную систему России. Во-первых, действие инверсионного механизма «расширяло амплитуду колебаний в развитии хозяйственной системы, превращая его в подобие движения по траектории маятника» [35, с. 126]. Во-вторых, волнообразное течение реформ обусловливало вечную незавершенность экономического переустройства общества. В-третьих, такая незавершенность, неокончательность экономического устройства нарушала сбалансированность между экономическими процессами [35, с. 126]. К сожалению, В. Рязанов совершенно оставляет в стороне вопрос влияния циклического хода реформ на малые и средние циклы развития экономики России. Он мыслит чересчур глобально и привязывает реформенные циклы исключительно к большим, длинным кондратьевским циклам экономической конъюнктуры. Но смотреть на земные экономические процессы через такой мощный телескоп — значит, многое не увидеть из того, что происходит в реальной экономической истории. Экономическая история России даже за последние два века знает десятки самых разнообразных реформ, то есть происходили они гораздо чаще, чем раз в полвека. С одной стороны, реформы были ответами на кризисы сложившейся экономической (и не только экономической) системы. С другой, они сами во многих случаях провоцировали кризисы, деформировали циклы экономического развития, нарушали еще больше и без того нарушенный постоянным административным вмешательством естественный ход экономических процессов. Циклы реформирования в России в значительной мере заменили и вытеснили циклы саморегулирования экономики. Отсюда — форми- 82 рование мощного защитного слоя, которым саморегулирующиеся экономические структуры оберегают себя от любых реформ, в том числе и рыночных. Именно советский «остаточный» рынок, испытавший на себе всевозможные внеэкономические вмешательства властей, стал самым независимым от регулирующих воздействий рынком в мире. Для такого аномального рынка нормальной становится именно парадоксальная реакция, выражающаяся в обратной зависимости между стимулирующим действием государственной машины и течением циклических процессов. Главным средством самозащиты экономических структур от вмешательств государства становится фикция, несовпадение реального развития со статистически учитываемыми показателями этого развития. А с другой стороны, рынок в России и других странах СНГ является настолько зарегулированным, что любые реформы не в силах быстро вывести его из хронически депрессивного состояния. Концепция циклического чередования реформ и контрреформ как фаз развития советской экономики находит свое продолжение и конкретизацию в работе С. Дубовского [28]. Циклы реформаторской активности, выделенные С. Дубовским, в отличие от циклической смены реформ и контрреформ по В. Рязанову, являются уже не следствием действия повышательных либо понижательных волн длинноволновых циклов Н. Кондратьева, а слегка удлиненными среднесрочными циклами (длительностью в среднем 22,7 года). Каждый из циклов С. Дубовского состоит из фазы нестабильного периода, в который происходят реформы, и фазы стабильного периода, в который происходят реформы, и фазы стабильного периода, в который совершаются контрреформы. Сопоставление фаз реформ и контрреформ по С. Дубовскому приведено нами в нижеследующей таблице 5.2. 83 Таблица 5.2 СОПОСТАВЛЕНИЕ ФАЗ РЕФОРМ И КОНТРРЕФОРМ ПО С. ДУБОВСКОМУ Циклы реформаторской активности Фазы реформ (нестабильный период) Фазы контрреформ (стабильный период) Первый цикл (1917–1938 гг.) Первый нестабильный период (1917–1923 гг.) Первый стабильный период (1924–1938 гг.) Национализация, военный коммунизм, НЭП, расстройство денежного обращения, денежная реформа Свертывание НЭПа, коллективизация, индустриализация, централизация и директивное планирование в управлении экономикой, введение, хотя и временное, карточной системы распределения Второй нестабильный период (1939–1946 гг.) Второй стабильный период (1947–1960 гг.) Перестройка структуры экономики на военные рельсы, ужесточение наказаний за нарушения трудовой дисциплины и посягательства на общественную собственность, расстройство денежного обращения Конфискационная денежная реформа, послевоенные реформы в сельском хозяйстве, попытка децентрализации управления, создание совнархозов Третий нестабильный период (1961–1966 гг.) Третий стабильный период (1967–1981 гг.) Усиление централизации в управлении, упразднение совнархозов, ограничение деятельности частного сектора в сельском хозяйстве, обмен денег и крупное повышение цен, начало экономических реформ Свертывание экономической реформы, усиление централизации планирования и управления Четвертый нестабильный период (1981–1989 гг.) Четвертый стабильный период (1990–? гг.) Второй цикл (1939–1960 гг.) Третий цикл (1961–1981 гг.) Четвертый цикл (1982–? гг.) Ужесточение трудовой дис84 циплины и борьбы с коррупцией, борьба с нетрудовыми доходами, антиалкогольная кампания и ее свертывание, передача части хозяйственных прав предприятиям, смена нескольких моделей хозрасчета, допущение кооперативного предпринимательства и т. д. Так и не состоялся, хотя и получил выражение в августе 1991 г. в виде трехдневной деятельности ГКЧП. После этого начался весьма нестабильный период радикальных рыночных реформ Анализ таблицы 5.2 показывает невозможность построения обоснованной модели циклов на основе сопоставления периодов реформ и контрреформ. Предложенный С. Дубовским принцип выделения циклов реформаторской активности приводит к необходимости возводить многие контрреформы в ранг реформ, а реформы низводить в статус контрреформ, чтобы выдержать общую схему построения циклов. Просчет циклопостроения выразился и в несостоятельности прогноза четвертого стабильного цикла, который вытекает из последовательного применения данной схемы. Концепция С. Дубовского, подобно концепциям В. Рязанова и его единомышленников В. Пантина и В. Лапкина [см. 36] выделяет в качестве циклообразующих два типа российских реформ — рыночные и антирыночные (или контрреформы). В этом плане работы вышеуказанных авторов развивают основную идею известной книги Н. Эйдельмана о российских реформах как авторитарных модернизациях, или «революциях сверху» [см. 37]. Более разнообразную картину цикличности российских реформ воссоздает, на наш взгляд А. Медушевский в статье «Реформы и контрреформы в истории России» [38]. Он также выделяет два типа реформ, влияющих на цикличность экономического развития России, но контрреформы рассматривает лишь как откат от одного из этих 85 вариантов к другому, противоположному ему. «История России, — пишет А. Медушевский, — дает нам два варианта реформ, направленных на модернизацию социальных отношений. Первый — ускоренное догоняющее развитие, осуществляемое исключительно путем административного регулирования, нацеленного на быстрое достижение стратегических результатов. Поскольку в общественном сознании место державы в мировой политической системе стереотипно определялось, прежде всего, военным потенциалом, данный вариант модернизации часто связан с решением соответствующих задач именно в этой области. Лучшим примером здесь служат реформы Петра I, в короткие сроки создавшего промышленность, налоговую систему, образование, административную систему, армию и флот… Второй вариант модернизации представлен реформами 60-х годов XIX века… Ликвидация крепостничества, введение земского самоуправления, демократические реформы в области суда, образования и печати служили реальной почвой для постепенной рационализации и европеизации общественных отношений, освобождения от традиционных институтов» [38, с. 107]. К сожалению, и А. Медушевский не раскрывает сущности намеченного им двухвариантного циклического процесса. Действительно, все реформы в России, неизменно принимавшие характер авторитарной модернизации в условиях догоняющего Запад развития, можно подразделить на два противоположных друг по отношению к другу варианта, но иные, нежели те, которые выделяет А. Медушевский. К первому из них мы относим реформы, которые, исходя из их сущности, можно назвать мобилизационными, ко второму — либерализационные реформы. Уже в самом названии последних содержится определенное указание на их внутреннее содержание: не либеральные, а именно либерализационные, связанные с либерализацией государства. 86 Мобилизационные реформы, как правило, являются российским ответом на вызов Запада в военно-организационной и военно-технической сфере, их основная задача — мобилизовать и сконцентрировать усилия огромной страны на преодоление отставания и успешную конкуренцию с западными державами в средствах ведения войны и связанных с ними производствах. Мы абстрагируемся от политического аспекта мобилизационных реформ и рассмотрим вкратце их экономическое содержание с точки зрения их влияния на цикличность развития экономики России. Мобилизационные реформы связаны с колоссальными тяготами для основной массы населения России, они поднимают страну «на дыбы», высасывают и истощают человеческие и материальные ресурсы общества. Но государство в ходе и в итоге этих реформ становится необычайно сильным и конкурентоспособным, оно одерживает убедительные военные победы, присоединяет высокоразвитые в экономическом отношении территории и за счет них оказывается способным сбалансировать свои поистине колоссальные затраты. Мобилизационные кризисы, которые охватывают общество в периоды мобилизационных реформ в связи с необходимостью общества оплачивать издержки государства, компенсируются резким подъемом промышленного производства, часть прибылей которого безвозмездно присваивается государством и направляется на сбалансирование бюджета. Бум в экономике обеспечивается громадным ростом капиталовложений и целенаправленным планированием развития производства, позволяющим сконцентрировать колоссальные средства на главных направлениях. Развитие экономики также принимает военномобилизационный характер: силы и средства концентрируются на направлениях главных ударов; приоритеты отдаются тем областям, от которых зависит мощь государства и его конкурентоспособность на международной арене; управление экономикой осуществляется централизованно по армейскому образцу. Ультрарадикальный характер и 87 экономический успех мобилизационных реформ обеспечивается военноадминистративной организацией общества. Укрепление такой организации требует ограничения или даже экспроприации частной собственности, что связано с жесткой трансформацией сложившихся экономических отношений. Поэтому мобилизационные кризисы, как правило, включают в себя трансформационные кризисы и резко усиливаются ими. Военно-мобилизационная модель развития, являющаяся результатом проведения мобилизационных реформ, также проходит в своем развитии определенный цикл, который завершается ее кризисом и деградацией базирующейся на ней экономики. В периоды таких кризисов, занимающих, как правило, длительное время, в обществе начинает ощущаться растущая экономическая и научно-техническая отсталость от западных стран, появляются первые сигналы об утрате государством вследствие этой отсталости былой конкурентоспособности на международной арене. Скованная всевозможными запретами и бюрократическими путами экономика входит в фазу хронической стагнации (постоянной депрессии), вследствие чего экономически активные элементы общества начинают все более настоятельно требовать перемен. Под давлением обстоятельств происходит минимальная трансформация власти, которая оказывается перед необходимостью осуществления либерализационных реформ. Отметим, что либерализационные реформы происходят в конце понижательной (по терминологии Н. Кондратьева) волны цикла, начатого мобилизационными реформами, и являются итогом длительного и ставшего уже необратимым кризиса военно-мобилизационной системы. Развал этой системы при попытках ее демонтажа и щадящей перестройки обусловливает начало трансформационных кризисов, неизбежных спутников либерализационных реформ. Трансформационные кризисы, как мы отмечали выше, происходят и в периоды проведения мобилизационных реформ. Более того, в такие периоды они по своей разрушительной силе и 88 экономическим потерям значительно превосходят кризисы рыночной трансформации. К тому же либерализационные реформы проходят, как правило, в мирное время, и кризисы трансформации не усугубляются мобилизационными кризисами. Но развал административно- мобилизационной системы и связанных с ней механизмов организационной упорядоченности приводит экономику в состояние длительного хаоса. Сохраняя по своей сути характер авторитарной модернизации, либерализационные реформы оказываются одновременно запаздывающими и чересчур опережающими — запаздывающими, поскольку экономика требовала их проведения гораздо раньше, до своего полного вырождения и деградации, чересчур опережающими, поскольку структура общества, задержанная в развитии и «замороженная» прежней системой, оказывается не готовой, не созревшей к эффективному функционированию на основе происходящих перемен. Отсюда — половинчатость значительной части либерализационных реформ, их смена контрреформами, имеющими целью восстановление и консервацию мобилизационного «порядка». Важной характеристикой либерализационных реформ в России является их экономическая несостоятельность в момент проведения и связанная с ней непопулярность в народе. Если на Западе либеральные экономические реформы проводились, как правило, в условиях уже созревшей социально-экономической организации бизнеса, широкого развития слоя буржуазии и механизмов рыночной организации, и призваны были лишь убрать с пути их развития административные путы и ограничения, либо отрегулировать возникшие проблемы взаимоотношений между ними, то в России либерализационные реформы по необходимости были связаны с проблемами создания, учреждения рынка и его субъектов. Это придавало и придает либерализационным реформам отчасти мобилизационный характер и приводит к колоссальным издержкам трансформи89 рования для общества и государства. Если издержки мобилизационных реформ оплачиваются принудительным экономическим подъемом и материальными средствами, полученными от реализации военных успехов, то издержки трансформационных реформ — за счет государственного бюджета и роста инфляции. И если в ходе мобилизационных реформ государство в конечном счете богатеет, его собственность многократно увеличивается, а дефицит бюджета всегда может быть пополнен внеэкономическими методами, то в ходе либерализационных реформ государство постоянно балансирует на грани полной финансовой несостоятельности, дефицит бюджета приближается к опасной черте, а надежды на быстрый подъем производства вследствие высвобождения рыночных сил оказываются несостоятельными. Когда трансформационный кризис входит в стадию крупномасштабного трансформационного спада производства, экономическая мощь государства оказывается окончательно подорванной. Экономическое всесилие государства в периоды мобилизационных реформ сменяется его экономическим бессилием в периоды реформ либерализационных. К тому же либеральный характер реформ требует ограничения вмешательства государства в экономические процессы, тогда как усиливающийся хаос в экономике требует как раз обратного — чрезвычайных мер по усилению вмешательства государства в экономические процессы по мобилизационному образцу. Такое развитие кризисной ситуации обусловливает цикличность самого хода либерализационных реформ. На повышательной волне этих реформ делается ставка на максимальную экономическую свободу, разгосударствление и невмешательство государства в экономические процессы. На понижательной волне возникает потребность в реэтапизации экономики, усиления экономической активности государства. Все мобилизационные реформы имели своей конечной целью усиление централизованной самодержавной власти в России, они и завершались устранением конкурентов этой власти, в том 90 числе и в экономической сфере, созданием жесткого экономического порядка на основе централизованного управления хозяйством страны. К числу наиболее крупных мобилизационных преобразований можно отнести реформы Ивана IV, Петра I, Екатерины II, Владимира Ленина и Иосифа Сталина. Все либерализационные реформы были направлены на модернизацию экономики, создание сравнительных с западными по эффективности экономических структур, формирование более свободного экономического порядка, но опять же с целью сохранения централизованной власти (некоего аналога самодержавия) и максимума достижений мобилизационного периода. Поэтому трансформационные реформы имели в себе, как правило, скрытый мобилизационный стержень, они были проявлением кризиса мобилизационной социально-экономической системы, возникшим на основе ее предшествующего подъема. Они и завершались тяжелейшим кризисом централизованной власти, анархией и смутой в государственной жизни и в экономике. К числу наиболее крупномасштабных трансформационных преобразований можно отнести реформы Александра II, Столыпина, Временного правительства, НЭП, перестройку М.С. Горбачева и либерализационную трансформацию Б.Н. Ельцина. Был и еще ряд гораздо менее значимых, непоследовательных и незавершенных попыток управленческо-экономической модернизации, приведших лишь к некоторой реорганизации бюрократических и хозяйственных структур и быстро сменившихся контрреформами. Среди них — политика «просвещенного абсолютизма» и «вольности дворянства» при Екатерине II, реформы Сперанского при Александре I, реформы Витте при Николае II, хозяйственно-реорганизационные эксперименты Н.С. Хрущева, хозяйственная реформа А.Н. Косыгина. Суть контрреформ, являвшихся реакцией на ослабление централизованной организации, состояла в восстановлении этой организации на минимальном, стагнационном депрессивном уровне. Естественно, что такие попытки приводили к длительным депрессиям в 91 экономике, сопровождающимся парадоксальным повышением жизненного уровня населения, и завершались новыми крупномасштабными трансформационными реформами. К числу таких стабилизационных контрреформ можно отнести контрреформы Павла I, Александра I (после ссылки Сперанского), Николая I, Александра II (после начала ожесточенной борьбы с разночинцами), Николая II (после подавления революции 1905–1907 гг. и после убийства П. Столыпина), Л.И. Брежнева (после отката реформы А.Н. Косыгина). В нашу задачу не входит подробный анализ сущности и движущих сил российских реформ. В рамках предпринятого исследования нас интересует только их цикличность и влияние этой цикличности на циклические колебания экономики России. Проведенный на данном этапе исследования анализ позволяет выявить следующие закономерности: 1. Мобилизационные реформы, за редкими исключениями, обусловленными их незавершенностью, приводили экономику России в состояние длительного, административно подталкиваемого подъема с созданием огромного числа новых предприятий и отраслей. Многолетний экономический рост осуществлялся за счет подавленного критического состояния экономики (перманентного кризиса) и завершался, как правило, экономическим кризисом, демонстрирующим качественную отсталость экономики России от ее западных конкурентов. 2. Либерализационные реформы, как правило, имели запаздывающий характер, они начинались в условиях тяжкого упадка экономики, ее подавленного кризиса как следствия предшествующего парадоксального подъема, и длительной депрессии, соединяющейся с кризисной рецессией (сокращением, сжатием, качественной деградацией). Поэтому воздействие либерализационных реформ на циклические колебания экономики может быть двояким. Если эти реформы связаны со 92 снятием барьеров, уже ставших обузой для экономики, их проведение может вызвать временное оживление экономики. Если же трансформация носит более глубокий, системный характер, запаздывающее проведение трансформационных реформ сочетается с опережающим характером их целей и методов. В этом случае неизбежен переход подавленного кризиса мобилизационной системы экономики в жестокий и многолетний трансформационный кризис. 3. Контрреформы, являющиеся реакцией на опасность трансформационного кризиса, как правило, вгоняют экономику в тяжелую многолетнюю депрессию, в ходе которой происходит полное качественное вырождение и застой на фоне продолжающегося фиктивного роста. Такая депрессия не создает условий для естественного оживления и подъема экономики, на ее основе вызревают лишь предпосылки для нового рывка либерализационных реформ. 7. Циклы и кризисы дефицитности Фактор дефицита играет в планово-распределительной экономике такую же основополагающую роль в образовании циклов и кризисов ее аномального рынка, как фактор перепроизводства в нормальной рыночной экономике. Это обстоятельство было замечено еще в 20-е годы такими исследователями «дефицитной экономики», как Л. Крицман и В. Новожилов, которые как бы в один голос отмечали, что для товарной капиталистической экономики характерно общее перепроизводство товаров, их постоянный избыток, тогда как влияние натурально- распределительных отношений в советской экономике порождает их всеобщий недостаток, общий дефицит [39, с. 26; 40, с. 9]. Л. Крицман в связи с этим противопоставлял кризисы сбыта при капитализме и кризисы 93 снабжения в «пролетарской» экономике. В фундаментальной монографии венгерского экономиста Яноша Корнаи [41] возникновение, воспроизводство и кругообращение дефицита было исследовано с такой же систематичностью, с какой Карл Маркс в свое время исследовал современный ему капитал. Но в этой знаменитой книге проблема дефицита как первоисточника циклов и кризисов специфически-рыночной составляющей плановораспределительной экономики, к сожалению, исследована недостаточно. Внимание в ней уделено лишь инвестиционным циклам производства. Поэтому перед нами возникает задача, опираясь на ставшие уже классическими разработки Корнаи, дополнить эти разработки в направлении раскрытия механизмов цикличности и кризисности «бескризисной» и ациклической экономики. Как известно, Я. Корнаи начинает свое исследование дефицитообразующей экономики с анализа ее исходной клеточки — ресурсных ограничений. Ограниченность ресурсов присуща всякой экономике, но если производство на капиталистическом предприятии ограничено, в конечном счете, платежеспособным спросом на его продукцию, то на социалистическом предприятии действуют только ресурсные ограничения [41, с. 52– 53]. Каждое предприятие в планово-распределительной экономике производит для плана, а не для рынка, но получает для производства, реально произведенные ресурсы, которые всегда отличаются от запланированных в силу идеального характера плана и в силу того, что планирует не тот, кто производит. Это обусловливает постоянный недостаток ресурсов, т. е. дефицит производственных ресурсов, который вдобавок создает эффект умножения (мультипликации), поскольку, постоянно работая в условиях такого дефицита, каждое предприятие вынуждено накапливать максимум производственных ресурсов в виде так называемых резервов — избыточных запасов. Так дефицит не только порождает дефицит, распространяясь 94 по всей цепочке связей поставщиков и потребителей продукции, но и умножает его, вызывая завышенную потребность в поставляемой продукции [41, с. 59, 66]. Корнаи формулирует общезначимый для экономики дефицита принцип неравнозначности производителя и потребителя, продавца и покупателя. Процесс приобретения совокупности необходимых для производства ресурсов включает наряду с получением централизованно распределимых ресурсов различные виды приобретенное дефицитных ресурсов — их поиск и «выбивание» различными методами, пассивное ожидание, ожидание в очередях, замену недостающего ресурса имеющимся, которое ухудшает и без того низкое качество продукции, и т. д. [41, с. 98–106]. Постоянная ориентация планового хозяйства на максимальный, напряженно планируемый экономический рост побуждает предприятия к постоянной гонке за натурально распределяемыми инвестициями, пробуждает в микроэкономике никогда не насыщаемый инвестиционный голод. Спрос на капиталовложения не ограничен стремлением к максимизации прибылей, боязнью убытков или краха. Всеобщая тяга к инвестициям, являющаяся в ресурсоограниченной экономике аналогом всеобщей тяги предпринимателей к максимизации прибыли в спросограниченной экономике, порождает инвестиционные циклы. «В период развития цикла по нарастающей, — пишет Корнаи, — инвестиции находятся «на взлете». Вышестоящие органы содействуют возрастанию количества новых инвестиций, центр выступает инициатором все новых и новых программ. Подъем длится до тех пор, пока процесс не сталкивается с препятствиями, не доходит до «границы терпения»» [41, с. 233]. Вводя термин «граница терпения» и объясняя этой границей предел инвестиционного подъема в планово-распределительной экономике, Я. Корнаи придает чисто психологическую окраску переходу от фазы подъ95 ема к фазе его ограничения. Это, на наш взгляд, совершенно неверная точка зрения. «О приближении к границе терпения, — утверждает Корнаи, — свидетельствуют различные сигналы. Громче становится «ропот». Водитель служебной машины жалуется своему начальнику на плохую дорогу, и тот, в свою очередь, при удобном случае сообщает об этом конкретным вышестоящим руководителям. Может случиться так, что по дороге проезжают и те, кто может в большей степени повлиять на решение… Граница терпения только тогда начинает оказывать эффект, когда на нее натолкнулся принимающий решения» [41, с. 251, 250]. На самом деле при всем известном волюнтаризме принятия решений в иерархической системе планово-распределительной экономике предел расширению капиталовложений кладет не психологически обусловленная «граница терпения» лиц, наделенных полномочиями для принятия решений, а самый настоящий инвестиционный кризис, перерастающий в общий экономический кризис системы и грозящий в случае непринятия антикризисных мер на основе соответствующих решений парализовать функционирование данной системы. Я. Корнаи выделяет три основных составляющих такого кризиса, хотя и называет их типами «границы терпения». К этим трем составляющим относятся: 1. Исчерпание средств для поддержания внешнеторгового и финансового баланса страны; 2. Снижение до опасной черты финансирования отраслей народного потребления, конкурентом которых в вопросах ресурсообеспечения выступает инвестиционная деятельность в базовых для плановораспределительной экономики отраслях — в тяжелой промышленности, ВПК и капитальном строительстве; 96 3. Исчерпание ресурсов, накопление «узких мест», лавинообразный рост дефицита, вынужденных корректировок планов в самих этих базовых отраслях [см. 41, с. 233–234]. В описании, данном Корнаи инвестиционному циклу, выпадает фаза депрессии, следующая за фазой кризиса. После резкого «включения тормозов» на рост инвестиций, через некоторое время, по Корнаи, шок, вызванный нарушением границы терпения, проходит. На самом деле это «определенное время» может быть достаточно длительным и проходить в течение тяжелейшей стагнации производства. Особенно опасным является накопление дефицита, при котором отсутствуют самые необходимые детали и узлы. Границей депрессии и перехода к оживлению является возобновление инвестиционного голода и сокращение очереди потребителей на инвестиционные товары и услуги [41, с. 235]. Сопоставляя циклические колебания в спросоограниченной и ресурсоограниченной системах экономики, — Я. Корнаи отмечает незначительность в последней — мобилизуемых резервов, обусловленную постоянным наличием дефицита. «Мобилизуемые резервы, — отмечает он, — незначительны даже в точке самого большого спада…. Дефицит значителен и в самой низкой точке цикла, на самой же высокой — во многих отраслях экономики просто нетерпим» [41, с. 237]. К сожалению, автор не делает здесь весьма важного на наш взгляд вывода, к которому буквально подводит своих читателей: циклическое движение через кризисы в ресурсоограниченной, т. е. в планово-распределительной экономике выполняет регулирующую функцию по преодолению дефицита. В этом отношении оно является аналогом и одновременно антиподом спросоограниченной экономики, которая посредством циклических колебаний преодолевает перепроизводство. 97 Весьма важным достижением Я. Корнаи является анализ дефицита рабочей силы в ресурсоограниченной экономике, наводящий на размышления о циклических колебаниях и этого ресурса. «Главным критерием «чистого» рынка с ограниченными ресурсами, — пишет он, — является то, что нормальный уровень занятости высок и достигает границы терпения… Предприятия и учреждения целиком «поглотили» потенциальные резервы рабочей силы» [41, с. 267]. Обратим внимание, что Корнаи называет «социалистический» рынок рабочей силы также ресурсоограниченным в отличие от спросоограниченного рынка «капиталистической» экономики. Следовательно, административно ограниченный рынок рабочей силы присущ экономике социализма, но ее кругооборот происходит в рамках особого рынка — рынка, порождающего дефициты. Использование рабочей силы на таком рынке ограничено лишь ее естественными ресурсами. Вместо открытой безработицы такой рынок закономерно порождает внутризаводскую (и внутриучрежденческую) безработицу. Корнаи формулирует важную закономерность такой безработицы: «Чем чаще проявляется дефицит рабочей силы, и чем он интенсивнее, тем больше будет внутренний резерв, следовательно, внутризаводская безработица!» [41, с. 276]. Корнаи показывает, что дефицит рабочей силы так же ухудшает в массе качество рабочей силы, как производственный дефицит ухудшает качество в массе производимых товаров [41, с. 277]. Как и в условиях спросоограниченного рынка, циклические колебания регулируют тенденцию к резервированию рабочей силы. Я. Корнаи не делает непосредственно этого вывода, но подводит к нему вплотную. «Тенденция к резервированию, — отмечает он, — одновременно увеличивает дефицит рабочей силы и внутризаводскую безработицу. Возникает замкнутый круг, поскольку растущая интенсивность дефицита еще больше усиливает тенденцию к созданию резерва рабочей силы» [41, с. 278]. 98 Сравним вышеприведенный анализ с анализом, проведенным в недавно вышедшей книге Э. Райхлина [42]. Автор книги, ссылаясь на ряд западных исследований 70–80-х годов, принимает, правда, с оттенком сомнения, фактический уровень безработицы в Советском Союзе в 60–70-х годах равным приблизительно 1–2% рабочей силы. Тогда получается, что положение на рынке труда в СССР было значительно более благополучным, чем в странах с развитой рыночной экономикой, поскольку общий уровень безработицы был значительно ниже, чем во всех этих странах, исключая Японию [42, с. 35]. Разумеется, автор сознает шаткость подобного вывода и ищет выход в анализе различных видов безработицы. «Поскольку, — пишет он, — советская официальная статистика вообще отрицала существования какой-либо безработицы в стране, а западная статистика измеряла фактический уровень советской безработицы лишь в целом, не выделяя ни фрикционного, ни структурного, ни циклического компонентов, постольку в настоящее время невозможно судить ни о наличии циклической безработицы, ни о ее уровне» [42, с. 38]. Единственным способом хотя бы приблизительно судить о существовании циклической безработицы Райхлин считает анализ циклических годовых изменений советского реального ВНП, который, за исключением ряда кризисных лет (1932, 1945–1946, 1963, 1979 и 1990 гг.) имел исключительно положительный прирост. И хотя автор признает, что советская экономика отличалась исключительным разбазариванием используемых ресурсов, включая и рабочую силу, его конечный вывод таков: «По нашему мнению, следует, поэтому ожидать, что циклический компонент безработицы в советских условиях, если таковой существовал, должен был быть значительно меньше такого компонента при смешанном капитализме» [42, с. 38]. 99 Прийти к такому выводу можно было лишь на основе причудливого сочетания довольно изощренного конкретно-научного экономического анализа проблемы с определенной ограниченностью в сфере экономической методологии. Если циклическую безработицу в планово- распределительной экономике рассматривать в полной аналогии с западной, т. е. с точки зрения перепроизводства рабочей силы, общая картина цикличности будет довольно благополучной, колебания небольшими, общий уровень безработицы и вовсе низким. Так анализировали советскую безработицу и западные аналитики, но очень давно — до горбачевской перестройки. Да и в этот период многие советологи указывали на неправомерность такого подхода. После выхода книги Я. Корнаи «Дефицит» такой подход выглядит и вовсе архаичным. Основное значение этой книги заключается в том, что в ней впервые в систематической форме воспроизводится подлинная политическая экономия «реального социализма», вскрывающая все методологические заблуждения мифологической «политэкономии социализма», в том числе и те, что связаны с обоснованием ацикличности и бескризисности (или низкоцикличности и слабокризисности) советской экономики. Судить о циклических процессах в этой экономике без методологических искажений, обусловленных методом мифологической политэкономии социализма, можно только с учетом воспроизводства дефицитности и излишков, связанных с дефицитом. Анализ Э. Райхлина выявляет циклические колебания безработицы в СССР лишь на самом поверхностном уровне — на уровне перепроизводства рабочей силы в дефицитной экономике. Для западной экономики этот уровень является глубинным, и потому сравнение циклов практически ничего не дает. Более того, оно лишь искажает общую картину, создавая видимость успешного преодоления циклической безработицы в советской экономике. Происходит так потому, что не учитывается поис100 тине колоссальная безработица на рабочих местах, неизбежная в экономике дефицита. При этом неизбежно остаются без внимания весьма широкие циклические колебания такой безработицы. Советскую безработицу на рабочих местах неверно трактовать как простое разбазаривание рабочей силы, точно так же, как неверно трактовать в качестве разбазаривания рабочей силы открытую безработицу в развитой рыночной экономике. Ибо в обеих этих экономических системах безработица обусловлена не нерациональным использованием рабочей силы, а наоборот, рациональным ее использованием в рамках присущих той или иной системе фундаментальных закономерностей. Нерациональность использования рабочей силы при реальном социализме — разбазаривание — обусловлено общей нерациональностью его экономической системы. Безработица же на рабочих местах воспроизводится в колоссальных масштабах на каждом витке циклических колебаний в силу именно рациональности избытка рабочей силы на рабочих местах для данной экономической системы. Без такого избытка, запаса в этой системе в условиях всеобщего дефицита невозможно ни выполнение планов, ни осуществление производственных процессов, ни беспрерывный экономический рост. Дефицит вообще является не аномальным, а нормальным и рациональным состоянием «бескризисной» экономики. Аномальной и нерациональной является сама эта экономика. Это обстоятельство специально подчеркивает Я. Корнаи : «Дефицит — не признак кризиса. Хронический дефицит — нормальное состояние ресурсоограниченной экономики; он совместим с ее нормальной деятельностью, ростом. Более того, не просто совместим, но и является одним из постоянных элементов этой нормальной деятельности» [41, с. 153]. Не наличие дефицита, — подчеркивает Корнаи, — а лишь повышение его интенсивности, связанное с сильным отклонением от нормы, дестабилизирует систему [41, с. 153]. 101 После выхода в свет книги Я. Корнаи и ознакомления с нею значительного числа специалистов, между ними не смолкают дискуссии по поводу определения главных и второстепенных источников товарного дефицита в экономической системе «реального» социализма. П. Ореховский [43] оспаривает утверждение ряда экономистов, связывающих дефицит товаров с высокой нормой накопления, т. е. с пропорцией, в соответствии которой часть созданного национального дохода вновь превращается в инвестиции и в инвестиционные товары [43, с. 78]. Сам Ореховский считает достаточным условием для появления дефицита монополизацию и административное закрепление цен. «Если есть контроль за ценой, — замечает он, — дефицит будет наблюдаться как в сфере конечного, так и в сфере производительного потребления» [43, с. 80]. Конечно, в качестве условий, порождающих дефицит, можно безошибочно называть любые элементы системы административного диктата над экономикой и экономическими отношениями. В сущности, основным первоисточником дефицита выступает сама эта система во всем многообразии ее элементов и факторов развития. Она сама порождает дефицит в качестве нормального условия ее функционирования, и сама же постоянно изживает его как главный кризисопорождающий фактор. Периодически возникающие кризисы дефицитности в административно направляемой экономике являются аналогом кризисов перепроизводства в рыночной экономике. Они выступают одновременно как завершение и пусковой механизм основных экономических циклов. Не забудем, что именно грандиозный кризис дефицитности, возникший при попытках реформирования советской экономической системы на путях развития и расширения элементов рыночного саморегулирования, в годы перестройки, привел эту систему к полному саморазрушению и распаду. К сожалению, Я. Корнаи в своем классиче102 ском исследовании дефицитной экономики ограничил анализ циклов и кризисов дефицитности только инвестиционными циклами и даже не упоминает о циклах и кризисах дефицитного рынка. Между тем исследование рынка безрыночной, циклов ациклической, кризисов бескризисной экономики приводит нас к самым истокам не только многих важнейших проблем этой экономики, но и проблем нынешней переходной экономики и ее перманентного трансформационного кризиса. Нужно, наконец, понять, что не только административная система хозяйствования и управления является основным, базисным препятствием на пути формирования цивилизованных рыночных отношений, но и сам возникший в ее условиях как ее побочный продукт дефицитный рынок, неизменно воспроизводящий свои нецивилизованные рыночные отношения вопреки любым попыткам государства воздействовать на него в ходе реформ. Рынок против рынка — такова основная альтернатива нынешней переходной экономики. Для того, чтобы эффективно воздействовать на рынок, его нужно, прежде всего, хорошо знать. Но такие знания практически отсутствуют в нашей экономической науке, принявшей на веру траекторию движения переходной экономики от безрыночных форм развития к рыночным. В действительности траектория этого движения пролегает от устоявшегося, институционально и структурно обеспеченного, самодостаточного дефицитного рынка к цивилизованному рынку и совершенно иным рыночным отношениям. Если бы трансформация экономики могла быть успешно осуществлена посредством создания цивилизованных рыночных институтов. Разрушением административной системы и введением в действие стандартного набора мер стабилизационной политики, трансформационный кризис был бы уже давно позади. Нужно взглянуть правде в глаза и признать, что неуспех рыночных реформ в России связан не только с противодействием антирыночных сил, но и с самим характером реального 103 российского рынка. Дефицитный рынок десятилетиями сопротивлялся мощным воздействиям административной системы. Парадоксальное реагирование на государственные воздействия проистекает из самой природы этого рынка. Это рынок, защищенный от государственных воздействий мощным защитным поясом, системой создания и воспроизведения дефицита. Как и цивилизованный «буржуазный» рынок, этот рынок направляется «невидимой рукой», но эта «рука» совсем иная и по своему характеру, и по своим действиям. Если на нормальном рынке стремление каждого к выгоде трансформируется через конкуренцию в избыток конкурентоспособных товаров. То на аномальном дефицитном рынке то же стремление преобразуется в самые различные ограничения производства, движения и сбыта товаров с целью максимальное количество товаров превратить в дефицит. Дефицитный рынок воспроизводит свои собственные циклы и кризисы дефицитности, которые образуют весьма оригинальную систему саморегулирования, встраиваемую в инвестиционные циклы, но относительно независимую и от них. 8. Циклические колебания дефицитного рынка Дефицитный рынок часто называют рынком продавцов, имея в виду их монопольное положение на рынке, почти полное отсутствие их конкуренции за покупателей и высокий уровень конкуренции покупателей за нужные им товары. Это, безусловно, верно, как и то, что на этом рынке постоянно осуществлялся диктат производителя над потребителем, продавца над покупателем, и в этом смысле такой рынок, лишенный обратных воздействий платежеспособного спроса на предложение, формирует постоянно воспроизводимое безразличие к нуждам покупателей, что и является одной из важнейших причин непреодолимости дефицитов. Все это 104 совершенно верно, но, как и на всяком рынке, течение рыночных процессов не может полностью определяться поведением продавцов, поскольку самая сущность рынка, как бы он ни был загружен распределительными механизмами, предполагает взаимовлияние продавцов и покупателей, при котором каждая из взаимодействующих сторон преследует свою выгоду. На любом рынке если покупатель не купит, то и продавец не продаст. Даже предельная ограниченность выбора товаров на советском рынке не может лишить массу покупателей свободы выбора, она лишь вводит эту свободу в узкие и жесткие рамки. Парадоксальное поведение продавцов обусловливает адекватное ему парадоксальное поведение покупателей. А парадоксальное поведение покупателей обусловливает еще более парадоксальное поведение продавцов. С одной стороны, постоянный товарный голод, связанный с превышением спроса над предложением, побуждает рынок впитывать, как губка, любые товары по принципу «бери, что дают». С другой стороны, такое поведение массы покупателей возможно лишь до определенной точки насыщения, за которой рынок начинает отвергать огромную массу товаров, и она оседает мертвым грузом в виде постоянно растущих товарных запасов. Покупатели выстраиваются в длинные очереди за дефицитом, используют личные связи с торговыми работниками, дают взятки, переплачивают на черном рынке, но игнорируют основную массу отечественных товаров, которые наполняют склады и торговые помещения, демонстрируя своим изобилием мнимое благополучие «социалистического рынка». За фазой поглощения товаров неизбежно следует фаза затоваривания, на которой частично неудовлетворенный спрос превращается в непрерывно растущие сбережения. Побудительным мотивом для роста сбережений служит не только отложенный спрос, но и стремление потенциальных покупателей к освобождению от диктата рынка продавцов. Со105 здавая запасы денег при твердых ценах, покупатели тем самым создают для себя экономический плацдарм для закупки более высококачественных и в силу этого дефицитных товаров, как только конъюнктура циклически колеблющегося советского рынка войдет в фазу подъема предложения. Поведение покупателей на таком аномальном рынке обусловливает циклы покупательской активности. Покупательская активность переживает свои периоды оживления, подъема, кризиса и депрессии в зависимости от количества и качества товарной массы. На дефицитном рынке деньги периодически поднимаются или падают в цене в зависимости от подъемов или спадов в предложении дефицитных товаров. Поэтому советские покупатели, реагируя на рынок продавца и стремясь хотя бы отчасти преобразовать его в рынок покупателя, в массе своей ограничивали свое потребления некачественных товаров до необходимого им минимума и обеспечивали максимизацию своих сбережений, чтобы использовать их в периоды. Когда цена денег и их покупательная способность, т. е. в данном случае способность к приобретению дефицитов станут наибольшими. Важным фактором кризисного саморегулирования дефицитного рынка является сама обстановка дефицита. Поскольку субъектами экономики, и в качестве производителей и продавцов, и в качестве потребителей и покупателей выступают живые люди, постоянно складывающаяся во все новых модификациях и проявлениях обстановка дефицита давит на их сознание, деформирует их психологические состояния, побуждает принимать решения, продиктованные здравым смыслом, но настолько парадоксальные, что вне обстановки дефицита их реакции и действия, проистекающие из этих решений, можно было бы квалифицировать как доказательства психического нездоровья. Прежде всего, в обстановке дефицита необходимым становится не ограниченное спросом, а ограниченное только опять же имеющимися ре106 сурсами накопление запасов. В запасы откладываются не только предметы актуального дефицита, но и дефицита потенциального, не только те товары, которые трудно или почти невозможно достать, но и те, которые могут исчезнуть из торговой реализации через неопределенное время — завтра, послезавтра или через год. Обстановка дефицита создает хозяйственную болезнь, которую можно назвать неврозом дефицита, он побуждает людей к созданию колоссальных сверхнормативных запасов, порождает страсть к накопительству всего, чего угодно, и даже особое тщеславие от обладания дефицитом. В результате все виды хранилищ от заводских складов до кладовок и шкафов домашних хозяйств переполняются всевозможными запасами, на предприятиях и в учреждениях скапливаются огромные излишки всевозможных вещей, деталей, узлов и веществ. На перепроизводство, вызванное диспропорциональным ростом социалистической экономики, накладывается перепроизводство, вызванное аномальным повышением спроса и требований к распределительному снабжению. Возможности для увеличения запасов расширяются благодаря системе планирования «от достигнутого», позволяющей гипертрофированные запасы приравнять к действительным потребностям. В условиях обычной бесхозяйственности, отсутствия всего действительно своего порча запасов в учреждениях и на предприятиях превосходит всякие мыслимые и немыслимые размеры. Особенно крупные масштабы приняло списание комиссиями и уничтожение материальных ценностей в период брежневской депрессии, когда колоссальное количество нефтедолларов тратилось на создание или закупку за рубежом разнообразной престижной техники — компьютеров, роботов, автоматических линий, станков с ЧПУ, а затем, отторгаясь внутренними закономерностями советского способа производства, значительная часть этой техники гноилась, ржавела, ломалась, выходила из строя из-за неаккуратной экс107 плуатации, а затем, после составления акта на списание, подвергалась уничтожению и поступала в металлолом. Никакая статистика не может даже приблизительно подытожить те разрушительные последствия кризиса перепроизводства советского типа, которые возможно, по своим масштабам превосходили последствия нынешнего спада российской экономики. Необходимо иметь в виду, что и тогдашнее варварское массовое уничтожение материальных ценностей, и нынешнее варварское уничтожение жизнеспособных производств имеют в своей основе одну и ту же природу, напрямую связанную с аномальным саморегулированием дефицитного рынка. Создание аномальных запасов на складах предприятий, организаций, в домашних хозяйствах стимулировалось и так называемыми твердыми государственными ценами, которые фактически обесценивали многие продукты производства, превращали их из товаров в объекты почти бесплатного распределения. Ежедневно по этой причине в контейнеры для мусора домохозяйствами выбрасывались горы хлеба, тонны молочных, мясных продуктов, другого продовольствия. Непременным атрибутом перманентной кризисности дефицитного рынка был феномен очередей, в которых потребители затрачивали огромные количества дополнительного бессмысленного труда. Постоянным элементом дефицитного рынка выступали замеченные еще Л. Крицманом [39] на заре советской власти периодические и апериодические кризисы снабжения. Возникновение кризисов снабжения, выражавшееся в закономерном исчезновении из рыночного оборота или из централизованной системы снабжения производства определенных товаров, не исключало возникновения кризисов сбыта других товаров, а, наоборот, предполагало их. Дефицит на нужные товары постоянно сопровождался и усугублялся перепроизводством ненужных товаров. В резуль108 тате затоваривались склады не только предприятий, но и магазинов, огромное множество товаров пылилось на магазинных полках, не находя сбыта ввиду своего низкого качества и непрезентабельного внешнего вида. У истоков кризисов снабжения стояла централизованная плановораспределительная система снабжения, которая из единого центра пыталась обеспечить необходимым сырьем, материалами и комплектующими производство на одной шестой части земной суши. Кризисы снабжения принимали характер коротковолновых, среднесрочных и долгосрочных колебаний в ритме «есть товар — нет товара». Бесплатное распределение товаров, имеющих вполне определенную стоимость, умножило их разбазаривание и разворовывание. Исчезновение товаров в период кризисов снабжения порождало товарные ажиотажи, при которых подъем ажиотажного спроса мгновенно вымывал из торговой или снабженческой сети любое количество товаров, превращенных самим фактом своего исчезновения в острейший дефицит. Постоянные кризисы недопроизводства, превращавшиеся в постоянные кризисы снабжения, приводили к постоянному, годами или даже десятилетиями длящемуся дефициту самых необходимых товаров. Классическим примером такого перманентного дефицита в 70-е — первой половине 80-х годов были бытовые ножницы и гречневая крупа, производство которых было в силу действия аномальных причин невыгодно для дефицитного рынка. Как периодические, так и ациклические кризисы снабжения дефицитного рынка становились важнейшими элементами его саморегуляции. Их разрушительный характер постепенно смягчался перераспределением ресурсов и товаров на рыночной основе, но опять же эта основа принимала аномальнорыночный, нелегально-спекулятивный характер. Нелегальные сделки, взятки, проявления «блата», взаимные услуги по принципу «ты — мне, я 109 — тебе» обеспечивали этот процесс перераспределения по каналам от владельцев властных полномочий (бюрократов) до потребителей той или иной продукции. Важнейшим следствием саморегулирования дефицитного рынка явилось принявшее колоссальные масштабы развитие теневой и фиктивной экономики (вторую из которых одни авторы рассматривают как часть первой, а другие считают отдельной и равноправной отраслью дефицитного рынка). «Теневая» экономика по своей функции на дефицитном рынке выступает как свободно-рыночная структура с почти совершенной конкуренцией, которая дополняет планово-распределительную экономику там, где она дает сбои. Однако в конкретных условиях дефицитного рынка эта функция и сама выполняющая ее структура сразу же перерождается в аномально-рыночную, некий антипод цивилизованного рынка. «Теневая» экономика — есть, прежде всего, антиэкономика, т. е. такая альтернатива административно-распределительной системы, которая несет в себе наиболее негативные черты и закономерности этой системы. Циклы развития «теневой» экономики определяются, прежде всего, периодами бессмысленной и бесперспективной борьбы с ней государственной машины, направленной на ее полное уничтожение. Такая борьба, как правило, принимает форму массированных кампаний репрессивного и идеологически-пропагандистского характера. Такого рода кампании использовались и для расправы с хозяйственниками, применявшими рыночные методы для подъема производительности труда. После окончания таких кампаний «теневая» экономика выходила окрепшей и охватывала все новые сферы хозяйства. В то же время государственные кампании выбивали из нее действительно рыночные, конкурентные элементы и укрепляли, делали все более прибыльными глубоко законспирированные мафиозные структуры. Наиболее прибыльным бизнесом в «теневой» экономике еще до горбачев110 ской перестройки становилась закупка дефицитных товаров по твердым государственным ценам и перепродажа их по свободным рыночным ценам, ценам реального равновесия между гипертрофированным спросом и недостаточным предложением, которые, естественно, были, как правило, во много раз выше. С течением времени «теневая» экономика все полнее подпитывается фиктивными элементами огосударствленной экономики и все теснее сращивается с ними. Возникает особый тип предпринимателя, характерного для дефицитного рынка, черно-рыночного дельца, строящего свою деловую активность на использовании, поддержании и воспроизведении дефицита. Между этими дельцами происходит специализация и кооперация, возникновение сложных разветвленных и многоступенчатых группировок. Часть дельцов специализируется на простых операциях типа «достал дефицит — получил деньги». «Толкачи» предприятий действуют в тесном контакте с «доставалами» черного рынка, организуя перераспределение дефицитов между предприятиями. Особую категорию дельцов дефицитного рынка составляют торговые работники, накапливающие дефицит на основе действующей системы снабжения, а затем пускающие его «налево». Дефицит-бизнес становится отраслью и отдельным сектором советской экономики, без которого уже не может осуществляться производственный процесс. Характерной чертой дефицит-бизнеса становится монополизация дефицита и организация дефицит-кризисов. Сотни тысяч людей оказываются кровно заинтересованы в поддержании дефицита. В годы горбачевской перестройки дефицитный рынок полностью выходит из-под контроля государства, шаг за шагом вытесняет и размывает планово-распределительную систему. Дефицит из общего становится всеобщим, с прилавков постепенно вымываются все виды товаров. Чудо111 вищный товарный кризис сопутствует невероятному буму в «теневой» экономике, получившей возможность легализации и экспоненциально наращивавшей свои масштабы. Если до перестройки дефицитный рынок был встроен в систему планово-распределительной экономики, то в период перестройки был осуществлен переход к рыночной экономике особого типа, которую можно охарактеризовать как дефицитно-рыночную. Дефицитно-рыночная экономика периода перестройки носила в основном ациклический характер, она шла от кризиса к еще большему кризису и в основном повторяла путь планово-распределительной экономики, только со знаком «минус». Латание дефицитов в бюджете и на товарном рынке становится важнейшим средством государственного регулирования. Все процессы в дефицитно-рыночной экономике диаметрально противоположны цивилизованной рыночной экономике. Диаметрально противоположен и характер кризисной ситуации. Вместо циклического кризиса в рыночной экономике — ациклический, постоянно углубляющийся в течение четырех лет кризис перестройки. Вместо кризиса перепроизводства, обусловленного резким превышением предложения над платежеспособным спросом — кризис дефицитности, обусловленный резким превышением платежеспособного спроса над товарным предложением. Вместо кризиса сбыта гипертрофированный сбыт, не покрывающий даже малой части товарного голодаю. Вместо резкого падения цен их стабильность в государственном секторе и колоссальный рост на дефицитном рынке. Вместо резкого падения объемов производства — его умеренный, но все более замедляющийся рост. Вместо неплатежеспособности предпринимательских структур, многие из которых терпят банкротство высокая платежеспособность предприятий и кооперативов. Вместо роста безработицы — полная занятость, осложненная дефицитом рабочей силы и массовой безработицей на рабочих местах. Вместо снижения реальной зарплаты за112 нятых — ее последовательное повышение. Вместо резкого роста спроса на наличные деньги и процентов за кредиты — стремление любой ценой отоварить наличные деньги, избавиться от них. Вместо массового изъятия вкладов — дальнейшее увеличение нереализованных денежных накоплений у производственных структур и у населения. Вместо резкого сокращения прибыли на капитал — ее постоянное повышение. Вместо спада деловой активности — ее явное повышение. Таким образом, перечисленные здесь параметры, приведшие дефицитно-рыночную экономику к полному краху, в нормальной рыночной экономике свидетельствовали бы о безостановочном подъеме, о буме. Но если среди вышеперечисленных параметров кризиса «перестроечной» экономики не было негативных параметров кризиса спросоориентированной рыночной экономики, то не было среди них и позитивных параметров последнего — очищения экономики от неконкурентоспособных и нежизнеспособных структур, повышения реальной конкуренции, создания стимулов к обновлению производства, заинтересованности в использовании достижений научно-технического прогресса, появления предпосылок для интенсивного экономического роста, проявления и разрушения накопившихся в экономике диспропорций и т. д. Кризис продолжал углубляться, имея тенденцию не к превращению в депрессию, а к превращению в полную катастрофу товарного рынка, а очищения и обновления экономики не только не происходило, но и не намечалось в тенденции. Начавшиеся в январе 1992 г. реформы команды Е. Т. Гайдара ознаменовали становление в России переходной экономики, т. е. характеризовались образованием экономики совершенно иного типа — уже не планово-распределительной, но еще не нормальной рыночной. Главным фактором, воспрепятствовавшим относительно быстрому превращению переходной экономики в современную рыночную стал дефицитный ры113 нок. Сама концепция и базирующаяся на ней стратегия реформ в отношении преобразования дефицитного рынка была ориентирована на основе мирового опыта и аналогичных преобразований в Польше и Чехии. Но она не учитывала глубины и силы дефицитного рынка в России. Сам набор методов антикризисного регулирования, построенный по рецептам монетаристской методологии, был недостаточен для реального преодоления дефицитного рынка как системы, а мог способствовать преодолению товарных дефицитов лишь на самом поверхностном уровне их возникновения. Важнейшим достижением гайдаровских реформ стало преодоление товарного дефицита в его непосредственном, натурально-вещественном виде. Впервые после долгих лет «социалистических» экспериментов каждый человек в России мог нормальным образом удовлетворить свой платежеспособный спрос, мог купить практически любой нужный ему товар, если у него есть деньги. Возникла фундаментальная предпосылка бездефицитной рыночной экономики — стремление человека зарабатывать деньги, чтобы обрести потенциально неограниченную власть над разнообразным товарным ассортиментом. Этим объясняется высокий уровень социальной стабильности и терпимости к тяготам реформ. Ценовой шок временно устранил перекосы дефицитного ценообразования, предотвратил «спекуляции» дефицитом и заменил их обычной перекупкой. Снятие внешнеторговых барьеров позволило наполнить полки магазинов разнообразными импортными товарами, в результате чего вместо перманентного дефицита и острой конкуренции покупателей за потребительские товары возникла конкуренция продавцов за деньги покупателей. Однако все это были лишь первоначальные меры, за которыми должны были последовать мероприятия по преодолению основ дефицитного рынка. Следующим этапом должно было стать стимулирование производства 114 отечественных потребительских товаров для насыщения ими рынка, что потребовало бы традиционного для России протекционизма во внешнеторговой деятельности и достаточно высоких налогов на импорт для обеспечения конкурентоспособности отечественных товаропроизводителей. Кроме того, дефицитный рынок требовал создания ряда мощных встроенных регуляторов в сферах интенсивного образования дефицитов, и продуманной системы государственного регулирования для предупреждения «тромбов» дефицита. Проводить эти меры нужно было в том же быстром темпе, что и первоначальные мероприятия по преодолению перестроечного кризиса дефицитности. К несчастью, обще чертой российских либеральных реформаторов было парадоксальное сочетание блестящего освоения зарубежного опыта с недостаточно глубоким усвоением особенностей собственной страны. Через полгода дефицитный рынок опомнился, стал выходить из-под шока и адаптировать к новой ситуации свои саморегулирующиеся механизмы, обеспечивающие ему полную автономию от любой государственной власти. В условиях хронического недопроизводства и недопотребления дефицитный рынок, как и следовало ожидать, не только не исчез, но даже стал еще более дефицитным по мере дальнейшего спада производства. Изменились лишь формы проявления дефицитности. Вместо всеобщего товарного дефицита как перманентно-кризисного состояния товарноденежных отношений на товарном полюсе этих отношений возник всеобщий дефицит средств для приобретения этих товаров как перманентнокризисное состояние товарно-денежных отношений на денежном полюсе этих отношений. От перемены мест слагаемых в этом простом преобразовании сумма не изменилась. Сутью дефицитного рынка является именно постоянное нарушение нормального функционирования товарно- денежных отношений. Реформа Л. Эрхарда в ФРГ после второй мировой 115 войны потому и оказала столь оздоравливающее действие на экономику своей страны, что сумела трансформировать дефицитный рынок в нормальный, а дефицитно ограниченные товарно-денежные отношения — в эквивалентные. Неэквивалентность денег товарам, неэквивалентность обмена по внеэкономическим причинам, невозможность, имея деньги, приобрести нужный товар, а имея конкурентоспособный товар — получить за него деньги, — все это более существенные признаки дефицитного рынка, чем отсутствие товаров на полках. Доказательством тому, что в России в период либерализационных реформ господствует именно превращенная форма всеобщего дефицита, а не нормальная для кризисного состояния рыночной экономики нехватка денег для обеспечения платежеспособного спроса, является именно ограничение товарно-денежных отношений, выражающееся в повсеместном распространении бартера, других форм натурально-вещественных расчетов, а особенно — практика неплатежей и задолженностей предприятий друг другу и своим работникам. В условиях нормального функционирования товарно-денежных отношений даже в моменты жесточайших кризисов перепроизводства неплатежеспособность предприятий является кратковременным феноменом. Часть предприятий при этом вынуждены остановить платежи и тем самым признать себя неплатежеспособными, остальные выживают, мобилизуя все возможные платежные средства. Ситуация, при которой неплатежеспособными оказываются практически все предприятия и вся страна в целом может возникнуть только в условиях дефицитного рынка, где деньги не выполняют роль всеобщего эквивалента, поскольку они не могут свободно обмениваться на товары. В постперестроечной экономике дефицит не устранен, он просто перенесен с товаров на товарно-денежные отношения. Колоссальное развитие не платящей налогов государству «теневой» экономики — также верный признак дефицитного рынка. Самое существо 116 «теневой» экономики в России — реализация товаров и услуг, обретающих дефицитность вследствие своей недозволенности государством. Циклическая саморегуляция дефицитного рынка выражается в парадоксальном реагировании на периодически применяемые меры государственного антикризисного регулирования. Это саморегулирование создает непреодолимые препятствия для любых регулирующих воздействий. На резкое ужесточение монетарной политики дефицитный рынок отвечает обострением кризиса неплатежей, ростом задолженностей по зарплате, вытеснением товарно-денежных отношений и замене их натуральными суррогатами, и, в частности, особо дефицитными товарами, которые начинают выполнять роль денег. Вброс в экономику «пустых» денег, предоставление предприятиям дешевых кредитов не только обостряет проблему дефицита госбюджета, но и обесценивает деньги, вновь запуская инфляционную карусель. Более того, нерыночный способ получения предприятиями инвестиций от государства воспроизводит экономический рост советского типа, и тем самым и производство товаров, которые могут быть реализованы только в условиях дефицитного рынка. Внеэкономическое ограничение конкуренции, производимое криминальными группировками на дефицитном рынке, способствует сбыту товаров не лучшего качества и установления цен, регулируемых не государством. Сохранение дефицитного рынка и присущих ему способов саморегулирования делает неэффективными в принципе любые государственные мероприятия по антикризисному регулированию. Эффективными такие мероприятия могут стать только после полной трансформации дефицитного рынка в рынок перепроизводства. Именно на это должны быть направлены концентрированные усилия российского государства. Критерием перехода от дефицитного рынка к нормальному является установление классического рыночного цикла. Преобразование деформированных 117 колебаний дефицитного рынка в доступные для регулирования циклы нормального рынка связано с глубоким реформированием и реструктуризацией системы производства. В свою очередь ни возобновление экономического роста, ни приватизация, ни реструктуризация не могут быть эффективными, недефицитно-рыночными без потребительской переориентации экономики России. Это и есть то начало начал, о котором так много спорят экономисты, предлагая в качестве такового кто приватизацию, кто демонополизацию, а кто и административное вмешательство в дела предприятий. Непотребительская ориентация, возникшая в результате аномального сверхдлительного ациклического экономического роста делает дефицитный рынок неуязвимым. А дефицитный рынок все выхолостит, все превратит в фикцию, в имитацию настоящего рынка: вместо нормальной цивилизованной буржуазии создаст (и уже создал) класс богатых людей, паразитирующих на перераспределении дефицитов, вместо нормальных, конкурирующих корпораций наплодит полуживых дефицитно-рыночных монополий, государственное регулирование превратит в административное вмешательство, государственные структуры, призванные наводить порядок в экономике, разъест коррупцией, заставит работать на воспроизведение дефицита. Основной жизненный цикл трансформационного кризиса, который ничего не трансформирует, прост: непотребительская ориентация — дефицитный рынок — больная экономика. Путь больной экономики к выздоровлению пролегает через переориентацию на нужды людей, потребителей, обладателей платежеспособного спроса. Без этой основы не будет ни спросоограниченной экономики, ни нормальных здоровых циклов ее жизнедеятельности, ни свободного от нерыночных ограничений функционирования товарно-денежных отношений. Дефицитный рынок будет продолжать 118 воспроизводить свои патологические циклы кругооборота: «дефицит — деньги — очень большие деньги — еще больший дефицит». 9. Аномальный экономический рост и спад как фазы долгосрочного цикла Многоаспектный анализ аномального экономического роста советской экономики предпринят в работе Е. Гайдара «Аномалии экономического роста» [31]. Гайдар отвергает взгляды исследователей, которые под влиянием стагнации, кризиса и краха социализма стали относить успеха советского типа экономического роста за счет манипуляций со статистикой и завышения данных о национальном доходе СССР. Несмотря на присущую советской системе ненадежность статистической базы, «картина быстрой индустриальной трансформации, роста промышленной мощи СССР… была слишком очевидной, чтобы объяснять ее игрой в цифры» [31, с. 287]. Характер советского экономического роста определялся стратегией догоняющей модернизации и импортозамещающей индустриализации, которая была связана с отключением рыночных механизмов и направляемостью государством основных экономических процессов. Господство государственной собственности, доминирующая роль государства в мобилизации ресурсов, сквозная управленческая иерархия, охватывающая всю экономику страны, и ряд других институциональных инноваций позволяют «на время снять ряд ограничений, накладываемых на экономический рост рыночными механизмами» [31, с. 384]. Именно независимость от рыночных ограничений — от платежеспособного спроса, частных сбережений и инвестиций, циклических процессов и т. д. создает условия и предпосылки для обеспечения чрезвычайно длительного и динамичного экономического роста [31, с. 384–385]. Опираясь на анализ 119 Е. Гайдара можно рассматривать развертывание, а затем кризис и крах советского типа экономического роста как длинный цикл, в котором на стадии подъема перепроизводство продуктов экономического роста, особенно капитальных товаров, приводит не к кризисам перепроизводства непосредственно, к их превращенной форме — нарастанию дефицитов и созданию аномальной структуры экономики. По мере старения системы такой трансформированный кризис перепроизводства, накопленного десятилетиями безудержного экономического роста, перерастает в трансформационный кризис необычайной длительности и силы. При этом длительность и сила кризиса соответствуют тому размаху, с которым совершался вызвавший этот кризис аномальный экономический рост. По мнению Е. Гайдара, кризис советской модели экономического роста начинается после исчерпания основных резервов традиционного аграрного сектора. «Именно тогда, — считает автор, — проявляются ее внутренние ограничения — высокая энергоемкость, низкая конкурентоспособность продукции обрабатывающих отраслей, отсутствие механизмов структурных сдвигов в рамках современного сектора экономики, низкая эффективность капиталовложений» [31, с. 458–459]. Мы полагаем, что дело здесь не только и даже не столько в исчерпании ресурсов аграрного сектора. Ведь все перечисленные факторы внутреннего перманентного кризиса советской системы, накапливаемые в течение десятилетий перманентного экономического роста, суть следствия того перепроизводства, которое создано им в условиях отключения основных рыночных регуляторов-ограничителей, и в первую очередь платежеспособного спроса. Перепроизводство товаров при отсутствии ограничивающего воздействия платежеспособного спроса становится неограниченным (вернее, ограниченным, как показал Я. Корнаи, только наличием ресурсов), перепроизводство ненужных товаров порождает 120 дефицит нужных, перепроизводство ресурсов обусловливает постоянный рост энерго- и материалоемкости продукции, постоянный экономический рост обусловливается постоянным перепроизводством капиталовложений, отсутствие ориентации на спрос обусловливает перепроизводство не ориентированной на спрос продукции, что предопределяет незаинтересованность производителей в повышении качества и т. д. В основе кризиса такой модели роста лежит именно ее бескризисность, искусственное подавление кризисов перепроизводства, обеспечивавшее не только практически беспрерывный рост в течение десятилетий, но и практически неограниченное и беспрерывное перепроизводство в процессе такого роста. Таким образом, как это ни парадоксально, в основе кризиса советской модели экономического роста и кризиса советской системы вообще лежит не ограниченность ресурсов как таковая (их в России хватило бы еще на десятилетия бессмысленного роста), а именно беспрецедентное перепроизводство продукции не по отношению к платежеспособному спросу, а вообще не имеющей к этому спросу никакого отношения. Спрос требовал нужных товаров, а производство перепроизводило ненужные. В основе этого кризиса, как и классических кризисов рыночных экономики, лежит сам товарный характер производства. Был только один способ не допустить трансформационного кризиса системы и продлить на неопределенный срок присущий ей рост со свойственным ему типом перепроизводства. Этот способ связан с еще более полной заменой товарно-денежных отношений распределительными отношениями. Но все человеческие ресурсы для такой замены были уже исчерпаны. Люди хотели иметь товары, а не создавать рост неизвестно для чего. Принятая в СССР модель экономического роста был ациклической, таким образом, только на уровне планово-распределительной стихии, где постоянные внеэкономические подхлестывания обеспечили линейную 121 траекторию роста. Но сама эта линейная траектория, как оказалось впоследствии, была частью длинного цикла («большой волны» по Н. Кондратьеву) экономической конъюнктуры, в котором повышательная фаза подготавливала и обусловливала понижательную, и чем круче был рост, тем сильнее должен был стать спад. Именно это обстоятельство высвечивает анализ в книге Е. Гайдара, когда он делает вывод о невозможности для стран, построивших свою экономику на индустриализации советского типа провести рыночные реформы без тяжелого трансформационного спада [31, с. 459]. А с другой стороны, во всех сферах и на всех уровнях функционирования ациклической модели экономического роста, как только распределительные отношения по необходимости дополнялись и осложнялись товарно-денежными, на эту модель накладывались самые разнообразные, хотя и деформированные ею рыночные циклы, которые расшатывали ее, порождая разнообразные кризисы внутри нее, и заставляли искать преодоления этих кризисов и перманентного кризиса ацикличности системы сначала в полурыночных, а затем и в рыночных реформах. Ациклическая модель экономического роста имела и еще один побочный продукт своего функционирования на протяжении более чем полувекового цикла — ациклическое мышление, как самих реформаторов, так и обслуживающих их теоретиков-экономистов. Эта ацикличность выражалась в буквально неискоренимой убежденности каждого направления реформаторов и каждой из конкурирующих экономических школ в достижимости быстрого экономического роста в случае принятия того или иного набора реформ и сопутствующих им стабилизационных мероприятий. Ортодоксальные монетаристы при этом уповают на снижение инфляции, указывая на тот факт, что при достижении уровня инфляции ниже 50% в год экономический рост достигается автоматически. К сожалению, 122 при этом отсутствует понимание того, что добиться столь низкого уровня инфляции, характерного для современной развитой рыночных экономики, можно только создав такую экономику, и отнюдь не имитируя некоторые ее механизмы в условиях совершенно иной структуры переходной экономики. При таком кризисе перепроизводства и недопроизводства, который порожден долголетним экономическим ростом советского типа, меры по ужесточению финансовой политики с целью обуздания инфляции приводят не к возобновлению роста на рыночной основе, а к циклическому чередованию инфляции и спада на нерыночной основе. Возобновить экономический рост на новой, рыночной основе в принципе невозможно, добиваясь этого роста прежним, ациклическим путем. Путь к экономическому росту рыночного типа проходит не через линейное ужесточение финансовой политики, а через воссоздание нормальных рыночных циклов, в основе которых лежит способность экономики к перепроизводству потребительских товаров. Переориентация экономики, ушедшей так далеко по пути перепроизводства непотребительских товаров, на рост, обеспечивающий способность перепроизводства потребительских товаров, не может осуществляться сама собой, она требует подключения дирижерских методов регулирования. Длительный линейный рост производства непотребительских товаров должен быть скомпенсирован бурным нелинейным, циклическим ростом производства товаров потребительского спроса. Чрезвычайно важным аспектом, определяющим направленность регулирования экономического роста, является проблема его сбалансированности. Динамика роста всегда порождает определенные диспропорции. Советский тип экономического роста был особенно диспропорциональным: приоритетные сферы снабжались всеми видами ресурсов по принципам, близким к организации наступательных операций. 123 На направлениях «главных ударов» происходила немыслимая для нормальной экономики тотальная концентрация сил и средств за счет минимального и даже ниже минимума обеспечения «держащих оборону» участков экономического «фронта». Такая диспропорциональность была источником всех достижений советской экономики и науки, но она же привела к взрывоопасному и кризисообразующему накоплению диспропорций. Таким же диспропорциональным стал и спад в переходной экономике. Анализ, проведенный в монографии Г. Семенова [44], показывает неоднозначность причин спада в различных отраслях российской промышленности, среди которых выделяются и трудности конверсии, и срыв импортных поставок, и разрыв хозяйственных связей, и износ основных фондов, и сокращение спроса, и реструктурирование производственных процессов, и либерализация цен [44, с. 41–42]. Неравномерность спада, обусловленная внутренними закономерностями кризиса тех или иных предприятий и отраслей в диспропорционально развитой экономике в принципиально изменившихся условиях хозяйствования, обнаруживает ряд тенденций, направленных не к рациональной реструктуризации экономики, а к дальнейшему углублению структурного кризиса. Как правильно отмечает А. Бузгалин, «эта неравномерность не улучшает, а ухудшает и без того крайне нерациональную структур экономики, доставшуюся нам от «реального социализма»». Основанием такого вывода у А. Бузгалина служит, прежде всего, то, что наименьший спад испытали топливно-сырьевые отрасли, наибольший — легкая промышленность, сфера высоких технологий, наукоемкие производства [45, с. 356]. При построении стабилизационной политики чрезвычайно важной является проблема оптимальных темпов экономического роста, к которым следует стремиться для достижения максимальной сбалансированности. 124 Эта проблема рассматривается Г. Семеновым довольно обстоятельно. «При сложившейся базовой структуре национального продукта, и тенденциях ее развития, — отмечает он, — всегда существует «критическое» значение темпов роста национального продукта, ниже которого оказывается затруднительным достижение даже состояний частичной сбалансированности, не говоря уже о состоянии общего экономического равновесия. При более высоких темпах зона потенциального сбалансированного развития расширяется, однако, начиная с некоторого порогового значения темпов экономического роста (порядка 105–107%), вновь резко сужается вследствие весьма ощутимых при данных темпах роста отраслевых различий в инерционности макроэкономических характеристик» [44, с. 43]. Отсюда Г. Семенов приходит к выводу, что оптимальные для достижения относительной пропорциональности и снижения диспропорциональности темпы роста находятся в диапазоне от 1,5 до 5%. Кроме того, автор ссылается на известный в экономической науке закон А. Окуна, выражающийся в статистической зависимости между темпами роста ВНП и темпами инфляции. Согласно этому закону, темпы роста, превышающие от 3 до 14% в год, приводят к увеличению индекса цен от 9 до 42%, что означает утрату умеренной инфляции, характерной для всех без исключения цивилизованных рыночных экономик, и провоцирование галопирующей инфляции [44, с. 43]. Расплата за рост, выходящий за пределы оптимальных для данного цикла значений, оказывается, таким образом, чрезмерно высокой. Мы согласны в целом с вышеприведенными выводами Г. Семенова, но считаем, что в приложении к переходной экономике России в саму логику оптимизации экономического роста должны быть внесены существенные коррективы. Прежде всего, следует заметить, что вышеуказанной логикой ограничения экономического роста пользуются 125 практически все страны с развитой рыночной экономикой, средние значения темпов экономического роста которых колеблются на уровне около 3% в год. Именно такой рост, как правильно указывает Г. Семенов, обеспечивает чрезвычайно высокое и несравнимое с другими странами качество экономического роста, наиболее интенсивный экономический прогресс общества. Для извращенного «ростоманией» экономического мышления, привыкшего отождествлять экономический рост с экономическим прогрессом, такие темпы роста кажутся незначительными и свидетельствуют о явном отставании передовых в экономическом отношении стран от Китая с его многолетними темпами экономического роста порядка 11% в год, новых индустриальных стран и Советского Союза во времена его «экономического соревнования» с Западом. К чему привела безостановочная гонка экономического роста Советского Союза мы сейчас хорошо знаем. Нет никаких оснований считать, что подобная же расплата за аномальный рост не постигнет со временем и коммунистический Китай. У стран с развитой рыночной экономикой с достигнутым ими на основе использования достижений НТР колоссального отрыва от других стран в технологической сфере нет никаких технических проблем с наращиванием экстенсивного экономического роста. При современном технологическом уровне можно наращивать экономический рост в весьма широких пределах, недоступных для стран, которые хотят компенсировать свою отсталость погоней за количественными показателями. Многолетнее сознательное ограничение темпов экономического роста происходило в западных странах, прежде всего для предупреждения чересчур разрушительного хода циклических кризисов перепроизводства. Далее на эту логику наложилось стремление удержать в приемлемых рамках инфляцию в соответствии с законом Оукена. Ныне главным стимулом для сдерживания экономического роста является повышение его интен126 сивности и колоссальная международная конкуренция в сфере качества продукции. Конкурентная гонка между наиболее развитыми странами в области достижения более высокого уровня экономического роста не только продолжается, но даже и усиливается. Но на смену экстенсивным формам в этой гоне пришли интенсивные формы, что потребовало сведения экстенсивных составляющих экономического роста к минимуму. Совсем иной характер приобрели проблемы, связанные с экономическим ростом, в переходной экономике России. Именно многолетнее ациклическое форсирование экстенсивного экономического роста привело ее предшественницу, советскую экономику, к полной неконкурентоспособности на международном уровне и к тотальному перепроизводству ненужных для населения товаров, что и обусловило ее финансовый и общеэкономический крах при попытках рыночного реформирования. Аномальный экономический рост обернулся аномальным экономическим спадом, при котором не только не обеспечивается восстановление сбалансированности, и пропорциональности экономики, но происходит еще более резкое усиление ее несбалансированности и диспропорциональности. В отличие от циклических кризисов рыночной экономики трансформационный кризис переходной экономики России принял такой же ациклический характер, каким был предшествовавший ему многолетний взвинченный, аномальный экономический подъем. Циклические процессы в переходной экономике происходят, как происходили они и в планово-распределительной экономике, но в них отсутствует та самая очищающая, саморегулирующая база, которая превалирует над разрушительной стороной циклических кризисов рыночной экономики. Поэтому решить проблему реструктуризации экономики России на основе спада и недофинансирования в отраслях, воплощающих в себе советский способ перепроизводства, в принципе невозможно. Это такая же утопия, как по127 пытка решить все экономические проблемы форсированием безостановочного экономического роста. Видимо, совершенно прав Ю. Яковец, когда он связывает перспективы последовательного преодоления различных аспектов трансформационного кризиса с использованием новых, нетрадиционных подходов, базирующихся на теории циклической динамики и обобщении мирового опыта антикризисного регулирования. «Для этого, — подчеркивает Яковец, — нужен, прежде всего, правильный диагноз современного кризиса России как кризиса перепроизводства…» [3, с. 345]. К сожалению, автор книги не развивает эту тему и не рассматривает особенностей советского типа экономического роста и кризиса перепроизводства небывалых масштабов как закономерного результата этого роста, а также особенностей экономического цикла, в рамках которого происходил этот рост и возник этот кризис. Он лишь констатирует, что падение за 6 лет объема ВВП на 42%, промышленной продукции — на 52%, инвестиций в основной капитал — на 75% могло возникнуть только в связи с превышением производства определенных товаров над платежеспособным спросом [3, с. 345]. Значительную роль при этом сыграло и резкое снижение самого этого спроса в ходе стабилизационного регулирования для приведения его в равновесие с ограниченным предложением потребительских товаров. В принципе всякий циклический кризис можно интерпретировать как результат перекоса экономики, фундаментального нарушения ее пропорций в результате перепроизводства одних товаров или факторов производства и недопроизводства других. Классические кризисы, происходящие в рамках классических среднесрочных циклов рыночной экономики, возникают не вследствие перепроизводства товаров вообще, а в результате перепроизводства их по отношению к платежеспособному спросу, который по отношению к предложению товаров выступает как 128 ограниченный ресурс, находящийся в дефиците. Спросоограниченная экономика в этом смысле оказывается ресурсоограниченной и дефицитной (по терминологии, введенной Я. Корнаи). Отметим, что перепроизводство товаров при классических кризисах рыночной экономики проявляется в форме превышения производственно-способного предложения именно над платежеспособным спросом, но не над спросом вообще, который в принципе потенциально безграничен. Ограничивает потенциально безграничный спрос лишь дефицит товара «деньги», кризис покупательной способности населения, ее отставание от производительной способности экономики. Для того, чтобы перекрыть дефицитность рынка, образованную длинной волной аномального экономического роста советского типа, необходимо достижение достаточно высокого экономического роста, но в ограниченной сфере и противоположном прежнему росту направлении. 10. Циклы диспропорциональности и структурные кризисы Структурное строение экономики «зрелого» социализма рассматривалось с точки зрения преимуществ планомерно-пропорционального развития и потому остается недостаточно изученным. Из аналитических работ, опираясь на которые можно в какой-то мере воспроизвести некоторые фрагменты реального положения вещей, можно выделить исследования Ю. Яременко и А. Анчишкина [46, 47, 48, 49, 50]. В монографии Ю. Яременко «Структурные изменения в социалистической экономике» [46], изданной еще в 1981 г., был проведен поистине уникальный и очень современный по своей методологии анализ структурных переориентаций с 1951 по 1975 гг. Достаточно сказать, что не один раз на протяжении книги автор оперирует термином «понижа129 тельная тенденция», не боясь быть обвиненным ни в симпатиях к изобретателю этого термина Н. Кондратьеву, ни в обнаружении при социализме циклических тенденций в развитии экономических структур. Важным аспектом проведенного Ю. Яременко анализа является воспроизведение общей картины структурных изменений по пятилетним периодам, а по существу, по циклам планово-запрограммированной диспропорциональности. Автор показывает (не называя, конечно, вещей своими именами), что на протяжении всего рассматриваемого им периода при определенном перемещении акцентов с одной группы целей на другую, основной первоисточник диспропорциональности социалистической экономики оставался неизменным. Этот источник — постоянное перераспределение ресурсов на укрепление производственного потенциала страны, прежде всего в области тяжелой промышленности [46, с. 11]. В рамках этого суперприоритета распределялись локальные приоритеты структурного склада экономики. Так, в начале 50-х годов, когда закладывались основы долгосрочного развития только что восстановленной после военных разрушений экономики, основной приоритет был отдан капитальному строительству. В духе планирования крупномасштабных военных операций на этом участке «промышленного фронта» были сконцентрированы колоссальные силы и средства. Уровень капитальных вложений увеличивался на 90%, промышленного производства — на 70%, в два раза было запланировано увеличить продукцию машиностроения и производство строительных материалов [46, с. 21–22]. По существу, речь шла о второй индустриализации. Именно в это время в фундамент экономического развития вторично после индустриализации 30–х годов был заложен диспропорциональный тип структурного развития, напрямую связанный с преимущественно экстенсивным типов экономического роста и несовместимый со сколько130 нибудь существенной интенсификацией этого роста. «Для этого типа развития, — пишет Ю. Яременко, — характерно: преимущественное использование массовой универсальной технологии, упрощенный характер которой связан с повышенными трудовыми затратами, а также с повышенными затратами материалов и энергии; в сырьевых отраслях — первоочередное обеспечение высоких количественных показателей выпуска, что обусловлено отмеченной выше спецификой развития обрабатывающих отраслей, экстенсивное освоение природных источников первичного сырья, выражающееся в ускоренном вовлечении в производство новых природных ресурсов при невысоком уровне их утилизации…, в сельском хозяйстве — развитие производства за счет вовлечения в него больших земельных массивов, освоение которых сопряжено с использованием универсальных технических средств и большого количества рабочей силы» [46, с. 22–23]. Подобный тип развития обладал, безусловно, определенными преимуществами, включая простоту, цельность, легкую иерархическую управляемость всех звеньев. Но тяжеловесность основы и диспропорциональность вследствие переутяжеления этой основы обесценивали эти преимущества, делали структуру экономики крайне неповоротливой и не восприимчивой к нововведениям. В результате уже в середине 50-х годов в связи с необходимостью структурной переориентации, осуществлявшейся полностью в рамках указанного типа развития, возник серьезный структурный кризис. Сдвиги в структуре топливного баланса, потребовавшие ускоренного развития добычи нефти и газа, дальнейшего развития электроэнергетики привели к хроническому недоснабжению многих отраслей производства и их убыточности. Резкое обострение структурного кризиса произошло и вследствие ликвидации ГУЛАГа. 131 Следующий цикл диспропорционального структурного развития советской экономики охватывает первую половину 60-х годов. Для этого периода характерно опережающее развитие машиностроения и осуществление программы развития химической промышленности. В результате резкого ускорения развития этих отраслей, на основе которых руководство страны надеялось повысить темпы развития всего народного хозяйства в целом, и прежде всего — сельского хозяйства и легкой промышленности, начался новый кризис диспропорциональности, охвативший капитальное строительство и сельское хозяйство. В сущности, уже тогда был испробован определенный вариант «перестройки с ускорением», и реакцией экономики был тоже кризис. Как отмечает Ю. Яременко, «в период спада в динамике сельскохозяйственного производства доля поставок его продукции в пищевую промышленность в общем объеме сельскохозяйственного производства продолжала увеличиваться» [46, с. 40]. Это обстоятельство весьма характерно для советских циклов и кризисов диспропорциональности: производство идет на спад, а нагрузка на него растет, что еще более усугубляет кризисное состояние. «В итоге, — пишет Ю. Яременко, — траектория, характеризующая уровень затрат сельскохозяйственной продукции на продукцию пищевой промышленности, приобрела в целом параболический вид: сначала затраты росли, затем рост замедлился, и, наконец, они стали снижаться ускоряющимся темпом» [46, с. 39]. Диспропорциональность структурного развития советской экономики постоянно возрастала по причине бессистемного, волюнтаристского выбора и осуществления приоритетов в экономической политике, принимавшего форму экономически плохо подготовленных, лишь идеологически мотивированных кампаний. Впечатляющий пример такого подхода приводит в своей книге С. Глазьев [7]. После знаменитых хрущевских вы132 ступлений о возможностях химизации началось наступление на внезапно открывшемся «химическом фронте». Темпы роста химической промышленности в 1,5–2 раза обогнали темпы роста конечного общественного продукта, а капитальные вложения в химическую и нефтехимическую промышленность росли с 1960 г. в 1,34 раза быстрее, чем в промышленности в целом. Однако в последующий период, несмотря на острый дефицит продукции этой отрасли, изменение приоритетов привело к сужению воспроизводства. Доля капитальных вложений в химическое производство в совокупных вложениях в промышленное производство упала с 9,9% во второй половине 70-х годов до 8,4% в 1980 г. и до 6,8% в 1985 г. [7, с. 176–177]. Аналогичные кампании, в том числе печально знаменитая кампания по насаждению кукурузы, централизованные указания колхозам и совхозам о характере посевов и сроках сельскохозяйственных работ сильно усугубили сельскохозяйственный кризис и привели к тяжелому пищевому кризису, результатом которого стали закупки хлеба и другого продовольствия за границей. Бывшая страна хлеборобов, поражавшая мир огромным количеством ракет, танков и тракторов, не могла обеспечить себя хлебом. Такую ситуацию можно квалифицировать как системный кризис диспропорциональности, а саму данную систему экономических отношений как структурную аномалию. Структурный кризис середины 60-х годов стал одним из побудительных мотивов экономической реформы 1965 г., сутью которой была административная имитация рыночных механизмов. Хотя даже подобная имитация позволила в относительно краткие сроки сгладить острые углы структурного кризиса, позитивные результаты от нее могли наблюдаться тоже очень недолгий период, пока моменты экономического стимулирования не потонули в бюрократической рутине. Следствием этого необратимого процесса явились новые структурные несоответствия и новый 133 кризис диспропорциональности. Он начался в топливно-энергетическом комплексе и свидетельствовал о продолжающемся исчерпании ресурсов экстенсивного экономического роста. «Существенный отпечаток на внутренние и внешние связи топливно-энергетического комплекса, — пишет Ю. Яременко, — наложило изменение территориальной структуры добычи нефти. Быстрое увеличение удельного веса восточных районов в общем объеме нефтедобычи повысило затраты энергии внутри топливноэнергетического комплекса… Последствия изменения территориальной структуры добычи нефти для связей нефтяной промышленности с другими отраслями народного хозяйства состоят в том, что несколько уменьшилась глубина переработки нефти, увеличился удельный вес тяжелых фракций и это предопределило… характер потребления производимых нефтепродуктов» [46, с. 48–49]. Начались болезни, которыми ТЭК России страдает и до сих пор. Все больше нефтетоплива стало сжигаться для производства электроэнергии. СССР начинает превращаться в очень большую Аравию, в которой благосостояние населения напрямую зависит не от производства, а от сбыта нефтепродуктов, причем в силу структурных диспропорций продажа сырой нефти постоянно обгоняет возможность для переработки. Стремясь преодолеть накопившиеся структурные диспропорции между постоянно испытывающей экономический рост промышленностью и угасавшим сельским хозяйством, руководство страны предприняло массированные усилия для перераспределения инвестиций из города в деревню. Однако структурная деградация сельскохозяйственного производства была уже необратимой в рамках сложившейся системы экономических отношений. Изъятие капиталовложений из промышленности с целью перераспределения их в сельское хозяйство привело к обострению обычного для ресурсоограниченной экономики инвестиционного голода и заложило 134 основы, начавшейся вскоре аномальной депрессии — «застоя» в промышленном производстве. В сельском же хозяйстве впечатляющий рост капиталовложений не дал того эффекта, на который рассчитывало советское руководство. Здесь экономический рост настолько отставал от роста капиталовложений, что каждая новая выращенная картошка или свекла становилась поистине на вес золота. Вместе с тем, как отмечает Ю. Яременко, было обеспечено сохранение «достаточно высокого уровня поставок сельскохозяйственного сырья в легкую промышленность, что наряду с вкладом химического производства обеспечило резкое изменение динамики легкой промышленности и имело существенное значение для решения проблемы материального покрытия значительно возросших в восьмой пятилетке денежных доходов населения» [46, с. 54]. Таким образом, накормить изголодавшееся за годы советской власти население и обеспечить его непрезентабельной одеждой и другой продукцией легкой промышленности понадобилось, прежде всего, для того, чтобы унять инфляцию, которая была прямым следствием повышения денежных выплат в ходе осуществления «косыгинской» реформы 1965 г. Этими выплатами было оплачено очередное взбадривание угасавшего экономического роста в промышленности. А чтобы магазинные полки полностью не опустели, пришлось оторвать капиталы от вечно магистрального направления — тяжелой промышленности — и переориентировать их хотя бы в минимальной мере на производство потребительских товаров. Этим, наряду с последовавшим в 1973 г. повышением международных цен на нефть, объясняется так называемое благополучие брежневского периода. Лишь структурные кризисы заставляли систему отрывать инвестиции от обеспечения аномального экономического роста и направлять их на некоторое сбалансирование чересчур усилившейся и ставшей разрушительной диспропорциональности. Но залатав дыры в 135 дисбалансе отраслей, система закономерно возвращалась к созданию еще большей диспропорциональности, поскольку такая диспропорциональность для данной системы не была какой-то функциональной аномалией, а была нормальным, необходимым элементом того способа развития, который лежал в основе всех ее успехов. В начале 70-х годов был провозглашен курс на интенсификацию производства, улучшение качества продукции, внедрение прогрессивных технологий, ускорение замены устаревшего оборудования. Было предусмотрено изменение пропорций между обрабатывающими и добывающими отраслями, снижение материалоемкости продукции. Однако для достижения этих широко разрекламированных целей не предлагалось использования каких-либо новых средств, кроме традиционного для советской системы планово-мобилизационного перераспределения капиталовложений. Возможности мобилизационной стратегии в условиях мирного времени были в целом уже исчерпаны, стимулы не работали, реальный технический прогресс все больше заменялся его имитацией. Как отмечает Ю. Яременко, еще острее встала проблема межотраслевой сбалансированности, замедлились структурные сдвиги в сфере производства и использования энергоресурсов, произошло заметное снижение темпов роста нефтяной промышленности и электроэнергетики [46, с. 54–55]. Переброс капиталовложений на модернизацию все более отсталой промышленности привел к серьезному отставанию энергетики. В промышленности же массированная концентрация капиталовложений привела лишь к усилению несбалансированности в виде эффекта «технологической окрошки», при котором передовые механизмы и технологические процессы искусственно поселялись в отсталой производственной среде, где их использование не могло дать сколько-нибудь ощутимого экономического эффекта и в конечном счете приводило к их порче либо 136 простою, влекло за собой бессмысленное транжирование огромных материальных средств. В периоды 1976–1980 и 1981–1985 гг. тенденция повторяющихся краткосрочных циклов диспропорциональности к формированию все более разрушительных структурных кризисов еще более усилилась. В 1976– 1980 гг. отставание производства конструкционных материалов привело к необходимости прервать амбициозные усилия по модернизации промышленности и резко ограничить производственные капиталовложения. Приоритеты были отданы нефтедобывающим отраслям как единственному способу приобретения иностранной валюты. СССР превращается в индустриального колосса на нефтяных ногах. Развитие его экономики становится неотделимым от сплошного структурного кризиса. Этот кризис в рамках планово-распределительных экономики носит подавленный характер. Он выражается лишь в усилении дефицита на всех уровнях функционирования экономической системы и напрямую связан с нагнетанием подавленной инфляции. Для этого периода, как отмечает Ю. Яременко во введении к коллективной монографии «Моделирование межотраслевых взаимодействий» [47]. Характерно усиление диспропорций, обострение дефицита всех видов ресурсов, сохранение системы приоритетов, не отвечающей сложившимся характеристикам качественной структуры производства [47, с. 8]. В книге И. Абрамова [19] описан сходный с Ю. Яременко циклический механизм образования диспропорциональности, но выделяются совершенно иные структурные циклы. Если Ю. Яременко прослеживает четко разграниченные по пятилеткам краткосрочные структурные циклы, каждый из которых начинался резким подъемом приоритетных направлений развития, а заканчивался кризисом диспропорциональности, то И. Абрамов выделяет два достаточно крупных среднесрочных цикла, а 137 также прослеживает первую фазу третьего, который к моменту издания книги (1990 г.) был еще далек от завершения. Каждый из этих циклов, по описанию И. Абрамова, состоял из трех фаз: 1) периода благоприятной конъюнктуры, в который высокие темпы экономического роста и незначительных структурных сдвигов сочетаются с близкими к оптимальным пропорциям производства; 2) период ухудшения конъюнктуры, когда происходит постепенное ухудшение экономической ситуации в результате накопления структурных диспропорций и 3) период обострения диспропорциональности экономики, сопровождающийся низкими темпами экономического роста и интенсивными структурными сдвигами [19, с. 31– 33]. Первый из этих структурных циклов проходил с 1951 по 1965 гг., т. е. 14 лет. В его первой фазе (1951–1958 гг., т. е. занявшей 7 лет, или половину цикла) наблюдались высокие темпы прироста производительности труда, снижение капитало- и фондоемкости. Во второй фазе (1959–1962 гг., или 3 года) постепенно снижалась производительность труда, капитало- и фондоотдача. В третьей фазе (1963–1965 гг., или 2 года) произошло падение производительности труда в легкой промышленности, снижение до минимума темпов прироста производительности труда в промышленности в целом, резкое снижение рентабельности предприятий, уменьшением темпов прироста доходов населения и т. д. Отметим, что в версии Ю. Яременко кризис диспропорциональности приходится на эти же годы, и это совпадение выводов двух независимо мыслящих аналитиков подтверждает достоверность воспроизведения ими возникшей ситуации. Второй структурный цикл в трактовке И. Абрамова занял 16 лет, с 1966 по 1982 гг. В первой фазе (1966–1974 гг., или 8 лет, т. е. опять же охватившей по времени половину цикла) снова происходит ускорение темпов роста производительности труда, повышение капитало- и фондо138 отдачи, а к этим позитивным процессам прибавляется еще бурное повышение рентабельности предприятий. Во второй фазе (1975–1978 гг., или 3 года, т. е. по времени столько же, сколько и аналогичная фаза первого цикла) происходит общее снижение производительности труда в промышленности, снижение рентабельности, приходящее на смену бурному росту. Третья фаза данного цикла (1979–1982 гг., или 3 года) характеризуется минимальными за длительный период темпами прироста производительности труда в промышленности в целом, абсолютным падением ее в легкой промышленности, резким снижением рентабельности предприятий, уменьшением темпов прироста доходов населения и т. д. [19, с. 32]. Третий, современный цикл, согласно теории И. Абрамова, начался в 1983 г. Автор концепции характеризует его протекание следующим образом: «По аналогии с предшествующими циклами в его первой фазе (1983– 1988 гг.) должны были заметно повыситься (по сравнению с уровнем предыдущего кризисного трехлетия) темпы прироста показателей эффективности… Однако в эти годы наблюдалось лишь некоторое оживление. В определенной мере данный период можно назвать депрессией, последовавшей за кризисом 1979–1982 гг. … Депрессия 80-х годов как бы сдвигает на несколько лет вперед начало экономического подъема в рамках наступившего структурного цикла» [19, с. 35]. Однако нового подъема, даже со сдвигом, так и не произошло. И. Абрамов объясняет глубину спада 1979–1982 гг. исчерпанием к середине 70-х годов потенциала развития техники, заложенного научными открытиями 30–40-х годов [19, с. 36]. Однако в гораздо большей степени наметившийся спад объяснялся полным исчерпанием потенциала развития самой экономической системы. Попытка Горбачева, пришедшего к власти в 1985 г., обеспечить новый подъем при помощи стратегии ускорения, базировавшейся на приоритетном развитии наиболее передовых отраслей машиностроения, 139 закончился, как известно, полной неудачей. Система выработала весь ресурс диспропорционального развития, а уже накопленные диспропорции сводили потенциал первой благополучной фазы к результатам третьей неблагополучной. В книге И. Абрамова мы находим и наиболее систематичный анализ структурных предпосылок последовательного, от цикла к циклу, снижения эффективности советской экономики. Во-первых, наблюдалось постоянное и чересчур «неперспективными» значительное отраслей от отставание отраслей, признанных которым придавалась наибольшая актуальность для развития советской экономики в данный период [19, с. 36]. Во-вторых, высокая динамичность советской экономики базировалась на вводе в действие в колоссальных масштабах все новых производственных мощностей, что породило стремление к ускоренному накоплению основных производственных фондов и привело к одновременному сооружению огромного количества объектов. «Прямыми следствиями этого, — отмечает И. Абрамов, — стали постоянное отставание возможностей инвестиционных отраслей от потребностей новостроек, систематическое нарушение пусковых сроков, омертвление колоссальных средств в незавершенном строительстве и т. д.» [19, с. 42–43]. В-третьих, накопление диспропорциональности обусловливалось плановым характером «планомерной и пропорционально» системы развития. Так, недостаточное развитие специализированных предприятий по ремонту техники, наблюдавшееся из года в год в соответствии с верстанием планов «от достигнутого», вынуждало каждое предприятие заводить у себя полукустарные и малоэффективные ремонтные производства. В рыночной экономике высокоэффективными эта ниша было бы специализированными мгновенно заполнена предприятиями. В- четвертых, диспропорциональность советской экономики усиливалась за140 кономерной при данном способе развития постоянно действующей тенденцией к опережению темпов роста фондовооруженности работников по сравнению с производительностью их труда. Так, в 1951–1988 гг. механовооруженность труда в строительстве увеличилась в 19,3 раза, а производительность — только в 7 раз. Результатом действия этой тенденции явилось последовательное снижение отдачи основных производственных фондов в большинстве отраслей и по народному хозяйству в целом. Ее уровень в 1988 г. в сопоставимых ценах составил всего лишь 53% от уровня 1950 г. [19, с. 44]. В-шестых, постоянное расширение производственных фондов сопровождалось недостаточным обновлением средств труда. «В последние два десятилетия, — отмечает И. Абрамов, — основная масса оборудования направлялась на расширение производства, а не на замену устаревших основных фондов. Так, в 1971–1975 гг. ежегодное выбытие промышленно-производственных основных фондов составляло лишь 2,2% вместо требуемых 6–8, в 1976–1985 гг. — 1,6% от общего объема фондов. В некоторых отраслях промышленности среднегодовое выбытие основных фондов было еще меньше (до 0,5%). Это привело к старению станочного парка, к расширению сферы капитального ремонта… Если в 1970 г. средний возраст производственного оборудования в промышленности составлял 8,27 лет, то в 1988 г. — 10, 12 лет, т. е. увеличился в 1,22 раза» [19, с. 43–44]. Этот последний, шестой аспект накопления структурных предпосылок снижения эффективности советской экономики от цикла к циклу особенно важен и в качестве фактора циклообразования. Инвестиционный характер обеспечения постоянного экономического роста отнюдь не препятствовал столь же постоянному недоинвестированию экономики. Как отмечает Г. Салыч, «главным фактором, вызвавшим уникальную диспропорциональность советской экономики, явилось ее длительное 141 развитие в режиме военного времени. Отсюда — чрезмерная доля военных расходов в ВНП, норма накопления, достигшая, по некоторым оценкам, не менее 50% национального дохода против 15–20% в странах Запада, невероятная для рыночной экономики степень монополизации производства, распределения и денежно-кредитной системы, низкий удельный вес заработной платы в национальном доходе» [51, с. 3]. Такая структура экономики, которая продолжала складываться в СССР в мирное время, была бы оптимальной лишь для государства, ведущего длительную кровопролитную войну. Сбалансированность и блокирование разрушительного воздействия диспропорций могли быть достигнуты лишь систематическим насилием над экономикой, внеэкономическим вмешательством в дела экономических субъектов. Этому препятствовала возраставшая от цикла к циклу настоятельная потребность в либерализации экономики, которой приходилось идти навстречу вследствие постоянно возраставшей угрозы абсолютной неэффективности экономического развития. Весь этот структурный тупик резюмировался в возникновении тенденции к понижению рентабельности производства. Как отмечает И. Абрамов, в 1961–1988 гг. отношение денежных накоплений (прибыли, налога с оборота и др.) к стоимости основных производственных фондов и материальных оборотных средств в промышленности снизилась с 44,7 до 19,7%, т. е. в 2,3 раза [19, с. 45]. Циклическое развитие советского типа постепенно, но неумолимо приводило производство к состоянию, при котором оно могло функционировать только при условии превышения расходов над доходами (т. е. в убыток). В эпоху перестройки эта тенденция полностью реализовалась, и убытки от функционирования производственной системы, возраставшие в определенной прогрессии из года в 142 год, пришлось покрывать иностранными займами и эмиссией «деревянных» денежных знаков. Поэтому «организованный» производственный спад, принявший обвальный характер с началом радикальных рыночных реформ в 1992 г., не был результатом ошибочных действий реформаторов, он был связан с вынужденной и спасительной для разваливавшейся экономики мерой по недофинансированию отраслей, содержание которых стало государству не по карману. Другое дело — характер этого спада. Принципиальное самоустранение государства в лице правительства от целенаправленного регулирования структурных соотношений, сведение регулирования только к финансовой политике и максимальной из возможных либерализации цен привело к тому, что на смену диспропорциональному экономическому росту пришел не менее, а может быть, и еще более диспропорциональный экономический спад. При этом структурный кризис отнюдь не уменьшился, он только, подобно инфляции, перешел из подавленного состояния в открытое и, будучи выпущен на свободу, как джин из бутылки, стал разрастаться прямо на глазах. Велики разночтения экономистов в оценке структурных аспектов спада производства в переходной экономике России. Так, А. Френкель [52] считает, что структурный характер спада производства в России носил лишь в 1990–1991 гг. В 1992 г. он из структурного превратился во всеобщий. Основанием для такого вывода служит то обстоятельство, что сокращение объема производства произошло во всех без исключения отраслях, и особенно в базовых отраслях промышленности [52, с. 13]. Напротив, Е. Сабуров [53] убежден, что процесс структурных сдвигов, несмотря на трудноразрешимых проблемы, все-таки начался. «Если перед реформой, — пишет Е. Сабуров, — спад производства не носил структурного характера, а в конце этого периода в 1992 г. принял обще обвальный 143 характер, то уже с начала 1993 г. темпы спада стали существенно и устойчиво различаться по отраслям и производимым продуктам» [53, с. 241– 242]. При этом Е. Сабуров признает, что структурные сдвиги в России происходят на фоне жесточайшего структурного кризиса, под нажимом которого неперспективные отрасли и предприятия показывают очень высокие темпы спада, перспективные же не развиваются и находятся в состоянии депрессии [53, с. 243]. Выход из этого кризиса автор работы видит в экономическом росте перспективных предприятий и отраслей, а средством для стимуляции такого роста он считает систему государственных приоритетов [53, с. 243]. В отношении диспропорционального и деструктурирующего, хаотического характера спада прав, скорее, А. Френкель. Он основывается на фактах, свидетельствующих о том, что не происходит реструктуризации экономики в направлении, позволяющем устранить или хотя бы снизить структурные перекосы, возникшие в советский период. Не происходило, несмотря на разговоры о структурной перестройке, существенных сдвигов в направлении повышения удельного веса отраслей группы «Б». Наоборот, их удельный вес, особенно легкой промышленности, с 1992 г. последовательно уменьшался [52, с. 19]. В 1993 г. выпуск тканей всех видов, трикотажных изделий, обуви сократился на 26–34%, чулочно-носочных изделий — на 15%. Среди факторов, обусловивших спад в легкой промышленности на первом месте следует платежный кризис, далее — необеспеченность материальными ресурсами и трудности со сбытом [52, с. 15]. Опережающими темпами происходило падение производства наиболее прогрессивных видов продукции. Так, в станкостроении производство станков и машин, оснащенных ЧПУ, упало в 1993 г. в 4–6 раз, тогда как сокращение выпуска металлорежущих станков составило лишь 21% [52, с. 19]. В то же время доля добывающих отраслей возросла с 144 15,5% в 1989 г. до 23,3% в 1994 г., а спад в обрабатывающих отраслях стал устойчиво более высоким, чем в добывающих [52, с. 19]. Вывод А. Френкеля и многих других экономистов из анализа статистических данных состоит в том, что в России происходит не реструктуризация экономики, а ее деиндустриализация и превращение в периферийную, способную снабжать высокоразвитые страны лишь сырьем и материалами, а не достойно конкурировать с ними на мировом рынке. Неоздоравливающий, структурно-диспропорциональный, хаоти- чески скачкообразный характер спада подчеркивают многие исследователи. Так, в получившей известность в кругах экономистов коллективной монографии «Как продолжить реформы в России?» под редакцией В. Исправникова и В. Куликова [54] отмечаются два мощных скачка спада в 1994 г., побивших все мировые рекорды. Первый из них произошел вначале 1994 г., когда промышленное производство по сравнению с 1989 г., ставшим последним годом экономического роста, сократилось на 40%. В сравнении с «великой депрессией» в США 1929–1932 гг., при которой уровень спада составил 36%, российский «великий кризис» оказался и более длительным, и более разрушительным. В течение 1994 г. обвал промышленности увеличился еще на 22% [54, с. 9–10]. Относительно низкий спад в 4% в 1995 г. на этом фоне рассматривался правительственными кругами как стабилизация. Однако анализ структурного характера спада показывает «выгорание» не отягощающих экономику отраслей, доставшихся в наследство от военно-мобилизационной гонки экономического роста, а как раз тех, которые могли бы оказаться наиболее конкурентоспособными в нормальной рыночной экономике. Наиболее разрушительное воздействие спад оказал на наукоемкие отрасли, текстильную и легкую промышленность — до 60–70% падения объемов производства [54, с. 10]. 145 Недостатком данной и многих других работ, в которых проводится статистический анализ структуры диспропорционального спада переходной экономики является отсутствие сравнения этого спада с диспропорциональным ростом советской экономики. Между тем такое сравнение приводит к весьма нетривиальным выводам. Оно показывает, что диспропорциональный спад является в какой-то мере зеркальным отражением, только со знаком «минус», а в какой-то мере и закономерным продолжением прежнего типа экономического роста. Прежде всего, обращает на себя внимание «рваный», ациклический характер спада. Сначала «обваливаются» одни отрасли, другие же в качестве монополистов, торгующих дефицитом, чувствуют себя вполне благополучно, и если ненамного сокращают производство, то с лихвой компенсируют это непропорциональным повышением цен на свою продукцию. Затем, не выдерживая конкуренции с импортной продукцией и/или вследствие падения платежеспособного спроса обваливаются и они. Диспропорциональность обусловлена не тем что в экономике произошли слишком большие изменения, а тем, что настоящих изменений, по существу, так и не произошло. По-прежнему отсутствует рыночное саморегулирование экономических пропорций с присущими ему циклическими процессами, которое в развитой рыночной экономике лишь дополняется структурно ориентированной экономической политикой государства. Отказавшись от проведения активной структурной политики, российское государство сейчас предоставило структурные изменения не стихийно регулирующим рыночным процессам, как полагают в правительственных кругах, со стихийно возникающим процессам деинвестирования. На смену даровому, нерыночному инвестированию советской экономики, которое подстегивало развитие тех или иных производственных структур и хотя бы на время снижало остроту кризисов диспропорциональности, пришло столь же не146 рыночное, хаотическое деинвестирование этих структур с очень похожими, по существу, идентичными кризисами диспропорциональности, остроту которых государство снижает посредством дешевых кредитов. Советский диспропорциональный экономический рост, будучи ациклическим в своей основе, в то же время регулировался специфическими инвестиционными циклами. Российский диспропорциональный спад так же недостаточно, негармонично регулируется циклами деинвестирования, кризисные фазы которых вынуждают государство спасать положение в убыточных отраслях и производствах теми же «пожарными» мерами, что и прежде. Как и в советскую эпоху, структурная диспропорциональность не знает ни меры, ни границ, она не преодолевается инвестиционными циклами, а лишь все больше с каждым циклом загоняется внутрь макроэкономической структуры, увеличивая и без того бездонную глубину структурного кризиса. 11. Кризисная цикличность переходной экономики Трансформационный кризис выступает одновременно в двух резко отличающихся друг от друга формах проявления. Во-первых, он представляет собой кризисную фазу большого цикла планово- распределительной экономики, реакцией на ее более чем пятидесятилетний аномальный экономический подъем, в котором кризисы перепроизводства загонялись вглубь и трансформировались в форму постоянных дефицитов. В этом смысле трансформационный кризис проявляет себя как кризис бескризисности, как открытая форма скрытой кризисности псевдобескризисной системы хозяйства. Во-вторых, в испытывающей трансформационный кризис переходной экономике скрытые и зажатые, деформированные циклы планово-распределительной системы хозяйства 147 выходят наружу, трансформируются и дополнительно деформируются становлением аномальных рыночных отношений, чтобы, в конце концов, перевоплотиться в специфические циклы переходной экономики с присущими для них фазами кризисов рыночных отношений. Дефицитная экономика, искусственно поставленная в рыночные условия, реагирует на них, вырабатывая превращенные формы дефицита. Циклы дефицитности накладываются на рыночные преобразования, приводя их также в колебательный режим. Определенная реконструкция цикличности и кризисных фаз в переходной экономике России проведена в книге Михаила Делягина [55], хотя эра реконструкция рассредоточена по данной книге в полном беспорядке и ее, в свою очередь, приходится реконструировать и приводить в систему. Анализ статистических материалов, в том числе и проведенный в работе Делягина, где он представлен в форме многочисленных таблиц и графиков, подтверждает в целом достоверность этой реконструкции и ее перспективность в плане построения адекватных моделей циклических колебаний переходной экономики России, позволяющих их эффективно прогнозировать и регулировать. Основные положения книги М. Делягина, связанные с реконструкцией циклических процессов, происходивших в российской экономике в 1992–1996 гг., состоят в следующем: 1. В январе 1995 г. произошло завершение периода экономического спада, переход в фазу депрессии, которая не может перейти в фазу устойчивого экономического роста (оживления и подъема раньше 2000 г.); 2. На производственный кризис наслоился системный финансовый кризис, дестабилизирующий экономику через наиболее опасные его проявления — кризис неплатежей, бюджетный и банковский кризисы; 3. Чрезмерно жесткая финансовая политика, проводившаяся с января 1995 г. из-за недоучета перехода экономики от спада к депрессии, яви148 лась основной причиной дальнейшего обострения финансового кризиса; 4. Эта политика, превысившая адаптационные возможности экономики и начавшая ее прямое разрушение, привела к возобновлению экономического спада в мае 1996 г., который временно прервал состояние депрессии и деформировал и без того деформированный цикл [55, с. 7]; 5. Сокращение экономического спада, и прежде всего спада производства, приняло устойчивый характер в июле 1994 г., а в декабре 1994 г. спад вошел в 10-процентный коридор; 6. В декабре 1994 г. — апреле 1995 г. динамика ВВП и промышленного производства все еще совпадала с динамикой инфляции; 7. В мае 1995 г. снижение инфляции стало сопровождаться не сокращением производства, а его стабилизацией с некоторыми элементами роста [55, с. 18–19]; 8. Возможность прекращения экономического спада возникла еще в 1993 г., однако эта возможность не была использована, в результате чего нарастающее ухудшение конъюнктуры вовлекло в спад новую группу предприятий, и общий спад вновь резко усилился; 9. Спад происходит по мере структурной перестройки и сам в свою очередь создает предпосылки для нового витка структурной перестройки [55, с. 35]; 10. В 1994–1996 гг. наблюдалась определенная тенденция к экономическому росту, но этот рост происходил за счет примитивизации экономики и в силу этого не мог стать ни значительным, ни устойчивым; 11. В 1995 г. в течение четырех месяцев, с мая по август, тенденция к росту временно перешла в действительный рост производства в промышленности, который не превышал 2% и прекратился с очередным прекращением инфляционной подкачки экономики [55, с. 36]; 149 12. Предвыборная корректировка курса, связанная с резким увеличением социальных расходов бюджета в I квартале 1996 г., вызвала столь же резкое снижение финансирования производства. Однако введение чрезвычайного режима расходования бюджетных средств привело к увеличению эффективности их расходования, что позволило скомпенсировать очередное ужесточение финансовой политики и привело к стабилизации и некоторому оживлению экономики в февралеапреле 1996 г. [55, с. 74]; 13. К маю 1996 г. потенциал "корректировки курса был исчерпан, произошло локальное увеличение спада производства и инвестиций, сократился экспорт, упала собираемость налогов [55, с. 77]. Экономика не смогла выйти из депрессии в последовательный рост и вернулась из депрессии обратно в спад. И хотя эта волна спада была короче и меньше по объему кризисной волны 1992–1994 гг., она вновь отодвинула переход к устойчивому экономическому росту [55, с. 86]; 14. Длительный инвестиционный кризис подготавливает массовый физический износ оборудования промышленных предприятий и выход его из строя, что обусловливает неизбежность нового, еще более тяжелого спада и производственного кризиса. Чем позже произойдет этот кризис, тем он будет тяжелее и тем разрушительнее будут его последствия [55, с. 87–88]; 15. Однако только этот кризис может пробудить мощные адаптационные механизмы общества для концентрации усилий по выходу из долгой и мучительной депрессии. Согласно прогнозу автора, преодоление этого кризиса в 2000 г. «станет началом и содержанием устойчивого экономического роста, который примет необычные формы, пойдет в необычном направлении и кардинально изменит привычный нам облик России и ее место в мире» [55, с. 88]. 150 Таковы наиболее общие черты колебательного режима переходной экономики России в их реконструкции М. Делягиным. Прогноз, данный им на основе этой реконструкции в феврале 1997 г., не выдержал проверки временем в плане предсказания конкретных событий, однако оказался вполне состоятельным в плане научного предвидения объективного действия сложившихся в экономике тенденций. Разразившийся летом 1998 г. тяжелейший финансовый кризис привел к банкротству российское государство, банковскую систему, спровоцировал новый взрыв инфляции и вновь вывел экономику России из состояния депрессии в состояние спада, характерное для фазы наиболее острого и неуправляемого кризиса. К этому очередному ультракризисному состоянию привело экономику России то самое решение всех бюджетных проблем на основе ГКО, на пагубность которого за полтора года до дефолта 17 августа 1998 г. указывал М. Делягин [55, с. 63]. В то же время проведенная М. Делягиным реконструкция колебательных процессов в экономике России в 1992–1996 гг. обладает рядом существенных недостатков. Они обусловлены, прежде всего, тем, что указанная реконструкция не осознается непосредственно ее автором как одна из основных целей его исследования, выпадает из его тематики (изучения экономики неплатежей), и потому не приводится им в четко упорядоченную систему, не сопровождается осмыслением характера и протекания циклических процессов. Из реконструкции М. Делягина эти процессы предстают как колебательный контур весьма особого рода. Экономика России колеблется в диапазоне от кризисной фазы к фазе депрессии и обратно, создавая лишь некоторые предпосылки и тенденции к оживлению и подъему, но, не переходя в эти стадии непосредственно. Более того, создание тенденции к экономическому росту предшествует и провоцирует провал экономики из 151 депрессии в новый кризис. Циклические колебания крайне неравномерны и по времени протекания, и по своему характеру. Первая волна спада заняла целых 3 года (1992–1994 гг.) и была не только наиболее длительной, но и наиболее разрушительной для экономики. Эта волна была также неравномерна, в спад вовлекались все новые группы предприятий. Вторая волна поднялась в мае 1996 г. после трех месяцев относительного оживления, но была уже слабой и как бы вторичной. Прогноз М. Делягина отводит на депрессию около 5 лет (1995– 2000 гг.). Однако он же приводит данные о прерывании депрессии и провала экономики обратно в кризисные фазы, характеризующиеся спадом. Критерием перехода от кризиса к депрессии выступает способность экономики сочетать сокращение инфляции не с сокращением производства, и с его стабилизацией и появлением тенденции к росту. Колебания между кризисом и депрессией во многом обусловлены регулирующими воздействиями, которые также испытывают циклические колебания повышательного и понижательного характера. При этом на характер колебаний регулирующих воздействий оказывают влияние как политические обстоятельства (в виде периодических усилений или ослаблений давления оппозиционных сил), так и состояние экономики, возникшее опять же в результате определенных регулирующих воздействий и оказывающее на них обратное влияние. Циклически проводимые меры по реструктуризации ввергают экономику в спад, а их прекращение способствует возвращению в депрессию. Циклически проводимые меры по ужесточению финансовой политики и снижению инфляции опять же вызывают новые волны спада, а циклически возобновляемые инфляционные накачки экономики сопутствуют депрессии и даже появлению некоторых тенденций к росту (хотя они и не реализуются из-за новых импульсов демонетизации экономики). Создалась парадоксальная ситуа152 ция, при которой стабилизационные меры, направленные к выводу экономики из общего трансформационного кризиса обусловливают впадение экономики в частные циклические кризисы, характеризующиеся спадом производства при невозможности его модернизации и технико- технологического перевооружения, а такой спад в свою очередь подстегивает усиление инфляционных процессов. Наряду с субъективно ориентированными мерами финансовомонетарного регулирования циклическое воздействие на экономику оказывают объективные колебания финансовой системы, обусловленные ее постоянным, но периодически резко обостряющимся кризисом. Сложился заколдованный круг (или замкнутый цикл), при котором обострения финансового кризиса заставляют ужесточать финансовую политику, ужесточения финансовой политики обостряют кризис неплатежей и усиливают спад производства, эти последние заставляют увеличить инфляционную накачку экономику, вследствие чего обостряется финансовый кризис. Можно определить и множество других замкнутых циклов, из которых не может вырваться аномальная российская экономика, поскольку сам характер испытываемых ею кризисов, в отличие от нормальной рыночной экономики, не создает закономерных предпосылок для вхождения в фазы оживления и подъема. Нужно поэтому быть очень большим оптимистом, чтобы, подобно М. Делягину, связывать надежды на экономический подъем с инвестиционным кризисом, подготавливающим полный крах промышленного производства в связи с полным физическим износом оборудования после 2000 года. Угроза этого краха обусловливает узкие временные рамки для переориентации курса реформ, чтобы его избегнуть. Колоссальная устойчивость, так сказать, стабильность, длительная непреодолимость трансформационного кризиса в России связана не толь153 ко с реальным состоянием постсоветской экономики и цивилизационными особенностями России, но и с логикой самого кризиса, его цикличностью, с тем, что циклы кризиса подавляют способность экономики создать нормальные, классические среднесрочные рыночные циклы с периодическими кризисами перепроизводства, способствующими созданию предпосылок для нормального оживления и подъема экономики, для спросоограниченного экономического роста. Структура большого системного кризиса сложилась таким образом, что подготавливаемые ею малые кризисы, являющиеся по своему существу трансформированными реформой кризисами дефицитности, а не кризисами перепроизводства, образуют спады производства с нарастанием дефицитности и устареванием, а не обновлением производства. Особенностью структуры системного кризиса, сложившейся в России, является также и то, что эта структура включает разнонаправленные составляющие, которые как бы разрывают экономику на две разнонаправленные части — финансовую сферу и производство. Преодоление кризиса в одной из этих частей методами монетарного антикризисного регулирования усиливает и обостряет кризис в другой, и наоборот. В результате цикл принимает следующую форму: «ужесточение финансовой политики — относительное преодоление финансового кризиса — демонетизации экономики — усиление производственного кризиса — смягчение финансовой политики — усиление финансового кризиса» и т. д. Ссылки сторонников монетарной концепции на недостаточность ужесточения финансовой политики ввиду периодически возрастающего сопротивления консервативных политических сил и лоббирования экономических группировок в данном случае совершенно несостоятельны и продиктованы внеэкономическими, идеологическими мотивами. Большие ужесточения в ходе либерализационных реформ 1992–2000 гг. были, и не раз, но настоящего эффекта, сравнимого с Чехи154 ей или Польшей, от них не было. И не только не было эффекта, но и были значительные ухудшения экономического состояния страны. Указания на временные лаги, которые должны пройти от начала ужесточения к началу положительного эффекта от него выглядят в этом смысле пустыми отговорками. Временные лаги проходили, но сколько-нибудь устойчивых улучшений ни на микроэкономическом, ни на макроэкономическом уровне не наступало. Наоборот, улучшение дел в финансовой сфере неизменно вело не к повышению стимулирующей роли денег для оживления и подъема экономики, а к денежному обескровливанию экономики, к ее впадению, если выражаться медицинским термином, в астенический синдром. А общий спад в экономике подхлестывает инфляцию, подготавливает не только субъективные, но и объективные предпосылки для очередного циклического финансового кризиса. 12. Кризисная цикличность и классические циклы рыночной экономики Потребность в сравнительном анализе классических циклов рыночной экономики с неклассическими циклами переходной экономики России обусловлена стремлением выявить специфику цикличности последней, обнаружить те особенности динамики кризиса, которые препятствуют рыночному саморегулированию, способствуют «зацикливанию» российской экономики в кризисе, не позволяют проявиться очистительным механизмам рыночных циклов. Проблема различия классической цикловой кризисной цикличности российской экономики так же слабо разработана в российской экономической науке, как и проблема цикличности в переходной экономике в целом. 155 Под классическими циклами рыночной экономики принято понимать среднесрочные экономические циклы, возникающие на основе кризисов перепроизводства. Периодичность таких циклов составляет от 8 до 12 лет. Исследование классических циклов имеет длительную историю и началось еще в классической политэкономии. Не было, пожалуй, ни одного крупного экономиста, которые не посвятил бы частицу своих трудов такому поражающему воображение несчастью в экономической и социальной жизни, как кризисы перепроизводства. Осознание очистительной и регулирующей роли кризисов пришло позднее. Для К. Маркса наличие периодически повторяющихся кризисов послужило одним из наиболее веских доказательств в пользу неспособности капитализма к эффективному регулированию экономики, наличия тенденции к саморазрушению капитализма, пролагающей себе путь от цикла к циклу и от кризиса к кризису. Для Джона Мейнарда Кейнса исследование кризисных состояний экономики стало, напротив, средством для обоснования необходимости государственного антикризисного регулирования капиталистической экономики в силу неспособности рыночного саморегулирования решить многие проблемы эффективного и сбалансированного развития. После появления работ Йозефа Шумпетера общепризнанной в экономической науке стала так называемая трехцикленная схема, т. е. представление о трехуровневом процессе циклического развития экономики на основе взаимодействия долгосрочных, среднесрочных и краткосрочных циклов. Именно Шумпетер назвал эти три типа экономических циклов фамилиями исследовавших их ученых. Долгосрочные циклы продолжительностью в среднем 50–55 лет получили название циклов Н. Кондратьева, краткосрочные, длительностью 3 года и 4 месяца Д. Китчина и классические среднесрочные циклы, занимающие в среднем десятилетний период — К. Жугляра. Так классические циклы стали именоваться циклами Жугляра по фамилии французского экономиста Клемента Жугляра, создавшего 156 свои работы об этих циклах еще в конце XIX века. При этом именование классических циклов циклами Жугляра является довольно проблематичным, учитывая специфический характер истолкования циклических процессов в его научных трудах. Первопричиной возникновения циклических колебаний экономики он считал кредитные отношения и сдвиги, происходящие в сфере денежного обращения, а не в производстве и не в соотношении спроса и предложения на товарном рынке. Соответственно источники экономических кризисов, согласно Жугляру, следует искать в деятельности банков, а не фабрик или магазинов. В экономических кризисах К. Жугляр видел главным образом сторону, связанную с санацией экономики и предупреждал против преувеличения разрушительной стороны. Кризисы, по его мнению, являются единственным средством для последовательного снижения цен и обновления банковской системы. К моменту опубликованных работ К. Жугляра еще не сложилось представления о классических циклах как сложном комплексном явлении, которое порождается всей системой рыночной экономики, а не какими-то отдельными элементами или аспектами функционирования этой системы. В ХХ веке наряду с трехуровневой системой циклов получили распространение так называемые строительные циклы, названные фамилией исследовавшего их американского экономиста Саймона Кузнеца. Циклы Кузнеца продолжительностью 15–20 лет обусловлены необходимостью смены определенных типов производственных сооружений и ограничены сроками удовлетворительного состояния производственных, торговых и прочих помещений, а также жилых домов. Несмотря на очевидное перемещение исследовательского интереса в отечественной экономической литературе с циклов Жугляра на циклы Кондратьева, именно классические среднесрочные циклы являются ведущими в периодическом обновлении и развитии рыночной экономики, а их наличие либо отсутствие может рассматриваться как критерий завершен157 ности перехода от централизованной командной экономики к рыночной. Переходная экономика России представляет собой особый тип экономики, в которой причудливо перемешаны элементы первой и второй. Это обусловливает и особый характер экономических циклов. Непонимание этих особенностей приводит к методологической путанице, смешению и отождествлению совершенно разнородных явлений. Так, в работе В. Родионовой и М. Федотовой «Финансовая устойчивость предприятия в условиях инфляции» [56] кризисная фаза экономического цикла в переходной экономике описывается в полной аналогии с соответствующей фазой классического цикла рыночной экономики. Кризисная ситуация в ее влиянии на финансовую устойчивость предприятий характеризуется в этой работе такими чертами, как отставание темпов реализации продукции от темпов ее производства, сокращение сбыта и уменьшение инвестиций в товарные запасы, снижение масштабов прибыли и доходов субъектов экономической деятельности, их платежеспособности, обострение конкурентной борьбы, расширение серии банкротств [56, с. 16]. Разумеется, это не означает, что указанные авторы не видят принципиальных отличий между кризисами в рыночной и переходной экономике. Просто для анализа этих различий еще не сложилась достаточно надежной методологической базы. Мы попытаемся способствовать созданию такой базы на основе нижеследующей таблицы сравнительного анализа циклов классически рыночного и не классически-переходного типа по выделенным нами десяти признакам. К числу этих признаков относятся: 1) спрос и предложение на 3) ценообразование; 4) производство; 6) занятость; труда; 7) оплата 8) 9) кредитная система и 10) капитал. 158 товарном наличные рынке; 2) сбыт; 5) платежеспособность; денежные средства; СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КЛАССИЧЕСКИХ ЦИКЛОВ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ И НЕКЛАССИЧЕСКИХ ЦИКЛОВ ПЕРЕХОДНОЙ ЭКОНОМИКИ РОССИИ Кризис Депрессия Оживление Подъем классический переходная классический переходная классический переходная классический переходная цикл экономика цикл экономика цикл экономика цикл экономика 1. Спрос и предложение на товарном рынке Перепроизводство капитальных и потребительских товаров по сравнению с платежеспособным спросом на них Перепроизводство капитальных и недопроизводство потребительских товаров, восполняемое импортом Перепроизводство прекращается в связи с предшествующим резким сокращением объемов производства, предложение застывает или колеблется на низком уровне Недопроизводство принимает хронический характер, предложение застывает или колеблется на низком уровне Плавное повышение предложения товаров, уравновешенное плавным повышением спроса. Опережающий рост спроса на новое промышленное оборудование и технологии 159 Плавное по- Ажиотажный Не происховышение дит. Возмохарактер предложения спроса, по- жен вариант: товаров при рождающий ажиотажный явном отста- гонку произхарактер вании спроса водителей спроса, порождающий рост дефицита Кризис классический цикл переходная экономика Депрессия классический цикл Оживление переходная экономика классический цикл Подъем переходная экономика классический цикл переходная экономика Тенденции к оживлению сбыта возникают, а затем исчезают из-за накопленной диспропорциональности и финансовой нестабильности экономики. Инвестиционный кризис блокирует повышение спроса на новое промышленное оборудование Резкое повышение сбыта, при котором рынок впитывает почти все производимые товары, вследствие чего снижается конкуренция производителей за потребителя Тенденции к подъему сбыта возникают в отдельных локальных областях экономики, в некоторых производствах, а затем сменяются спадом при низкой конкуренции производителей 2. Сбыт Масса уже произведенных в предкризисный период товаров не находит сбыта и откладывается в виде товарных запасов на складах и хозяйственных дворах Аналогичный процесс, но по другим причинам — вследствие распада хозяйственных связей и разрушения планово-распределительных механизмов Сбыт товаров возобновляется на устойчиво низком уровне, постепенно распродается их избыток, часть товаров сбывается по низким ценам, часть портится или уничтожается с целью стимулирования роста цен Сбыт товаров возобновляется на устойчиво низком уровне, но цены продолжают расти ввиду монопольного положения производителей и дефицитности рынка Постепенное повышение сбыта товаров, приводящее к относительному уравновешению его с платежеспособным спросом. Опережающий рост спроса на новое промышленное оборудование 160 Кризис классический цикл переходная экономика Депрессия классический цикл Оживление переходная экономика классический цикл переходная экономика Подъем классический цикл переходная экономика 3. Ценообразование Резкое падеРезкий рост ние цен из-за цен вследвозрастающе- ствие резкого сокращения го превышения производства, предложения роста инфлянад спросом ции, либерализации цен в условиях тотального монополизма производителей на дефицитном рынке Падение цен приостанавливается и затем прекращается вследствие некоторого уравновешивания спроса и предложения на устойчиво низком уровне Подъем цен Постепенное Оживление не Лихорадочный Циклически замедляется и повышение возобновляерост цен происходит, затем приоста- цен, прибли- поскольку помый рост цен вследствие навливается жающихся по вышение цен превышения сопровождает вследствие не- своим вели- не окупает ро- спроса над не подъем которого урав- чинам к доспроса, а ста издержек предложением обесценивание новешивания кризисному на производденег спроса и предуровню ство товаров ложения на устойчиво низком уровне. Но очередной финансовый кризис выбивает цены из депрессии обратно в кризис 161 Кризис классический цикл переходная экономика Депрессия классический цикл Оживление переходная экономика классический цикл переходная экономика Подъем классический цикл переходная экономика 4. Производство Резкое сокращение объемов производства из-за падения цен, не образующих прибыли даже не покрывающих расходов на производство товаров Резкое сокращение объемов производства из-за развала хозяйственной системы, разрыва хозяйственных связей, демонетизации экономики, снижения платежеспособного спроса, его переориентации на импортные товары Застывание То же самое (стагнационная стабилизация) или некоторое увеличение объемов производства по сравнению с кризисным периодом при сохранении весьма низкого уровня производства по сравнению с докризисным периодом Постепенное увеличение объемов производства вплоть до полного восстановления предкризисного уровня. Качественное обновление средств и технологических способов производства. Ярко выраженное расширение производства машин и оборудования, затем — потребительских товаров 162 Не происходит. Возникающие тенденции к оживлению блокируются финансовой нестабильностью структурной диспропорциональностью, отсутствием инвестиций Резкое повы- Не происходит шение объемов производства, превосходящее уровень, достигнутый в предшествующем цикле. Возникновение массы новых предприятий, выброс на рынок массы новых товаров Кризис классический цикл переходная экономика Депрессия классический цикл Оживление переходная экономика классический цикл переходная экономика Подъем классический цикл переходная экономика 5. Платежеспособность Неплатежеспособность многих предпринимателей, которые терпят банкротство и отвечают перед кредиторами имуществом своих предприятий и личным имуществом. Другие предприятия восстанавливают свою платежеспособность ценой крайнего напряжения сил Неплатежеспособность большинства предприятий, которые являясь фактическими банкротами, поддерживаются государством дешевыми кредитами и, действуя в условиях мягких бюджетных ограничений, впадают в кризис взаимных неплатежей Сохранение низкой платежеспособности предпринимателей и предприятий Сохранение кризиса неплатежей с переходом из острой в хроническую форму задержек в выплате заработной платы, некоторое уменьшение взаимных задолженностей предприятий посредством взаимозачетов и на основе смягчения ограничительной финансовой политики Платежеспо- Рост платежесобность рас- способности тет, достигая только намеуровня максичается мума предкризисного подъема 163 Резкое повы- Не происходит шение платежеспособности предпринимателей, создающее постоянно расширяющиеся возможности для технологического обновления производства и использования достижений НТП Кризис Депрессия Оживление Подъем классический переходная классический переходная классический переходная классический переходная цикл экономика цикл экономика цикл экономика цикл экономика 6. Занятость Появление Сохранение Рост безраневысокого ботицы из-за сокращения значительной уровня безработицы с объемов про- открытой изводства и безработицы высокой конкуренцией за разорения при безрабочие мемногих пред- удержном ста приятий росте недогрузки производственных мощностей и падении занятости на рабочих местах Сохранение Восстановле- Не происхо- Сокращение Не происхонизкого дит дит безработицы ние занятоуровня занядо министи до тости на ра- предкризисмальных бочих местах ного уровня размеров 164 Кризис Депрессия Оживление Подъем классический переходная классический переходная классический переходная классический переходная цикл экономика цикл экономика цикл экономика цикл экономика 7. Оплата труда Снижение реальной зарплаты занятых, приводящее к еще большему падению совокупного потребительского спроса Снижение реальной зарплаты занятых, приводящее к замене гипертрофированного спроса пониженным спросом Сохранение низкого уровня зарплаты в рамках, не обеспечивающих полноценного воспроизводства рабочей силы и достаточного для оживления производства платежеспособного спроса Постоянное повышение номинальной зарплаты сочетается с колебаниями реальной зарплаты, понижающейся в результате финансовых кризисов и несколько повышающейся в периоды финансовой стабилизации Устойчивое повышение реальной зарплаты и общего уровня доходов населения, приводящее к устойчивому росту платежеспособного спроса 165 Тенденции к Существен- Не происходит устойчивому ное повышеповышению ние реальной реальной заработной зарплаты заплаты блокированы устойчивым дефицитом финансовых средств предприятий Кризис классический цикл переходная экономика Депрессия классический цикл Оживление переходная экономика классический цикл переходная экономика Подъем классический цикл переходная экономика 8. Наличные денежные средства Резкий рост спроса на наличные деньги, процента за кредиты, отсутствие у предпринимателей достаточных наличных средств Рост спроса на кредиты, используемые в условиях галопирующей инфляции как средство быстрого обогащения. Демонетизация экономики, вызванная жесткой антиинфляционной политикой. Острый платежный кризис и кризис наличности Резкое падение спроса на наличные деньги, на кредиты, снижение до минимума ссудного процента. Увеличение предложения свободных денежных средств вследствие перекачки капиталов, не находящих себе применения в условиях низкой деловой активности в промышленности и торговле, на банковские счета Сжатие рынка банковских кредитов, резкий рост платы за кредит в связи с политикой правительства и Центрального банка по сокращению кредитных вложений и ограничению денежной массы 166 Существен- Не происходит Восстановле- Только намечается ный рост ние спроса на спроса на наличные деньги, проденьги и ссудцента за креный капитал дит до уровня, одновременно близкого к с быстрым ажиотажному увеличением спросу в перивкладов в банод кризиса. ковские струкПовышение туры уровня ссудного процента Кризис Депрессия классический переходная эко- классический цикл номика цикл Оживление переходная экономика классический цикл переходная экономика Подъем классический цикл переходная экономика 9. Кредитная система Массовое изъятие вкладов, вследствие чего многие банки терпят банкротство, а вся кредитная система находится в состоянии крайнего перенапряжения. Нарушение кредитных связей, падение курса акций, расстройство рынка ценных бумаг Падение сбережений у предприятий и населения, вследствие чего после короткого периода быстрого роста доходов коммерческие банки испытывают значительные трудности и многие в периоды финансовых кризисов становятся неплатежеспособными Низкий уровень доходности кредитной системы, обусловленный низким спросом и высоким предложением кредитных ресурсов, и, соответственно, низким уровнем платы за кредиты Инфляционное давление, вследствие которого банки не в состоянии выполнять многие функции, естественные для них в рыночной экономике 167 Динамичное Только наме- Резкое увели- Не происходит развитие кречается чение количедитной систества и объемов вкладов, помы, вышение плаобусловленное последоваты за кредит. тельным увеБанкиры резко личением увеличивают спроса на свои личные ссудный каписостояния тал, увеличением количества и объема вкладов, повышением платы за кредит Кризис классический цикл переходная экономика Депрессия классический цикл Оживление переходная экономика классический цикл переходная экономика Подъем классический цикл переходная экономика 10. Капитал Резкое сокращение прибылей, отсутствие свободных капиталов, прекращение инвестиций. Спад деловой активности — уменьшение, как числа, так и объема деловых операций, торговых сделок, бурный рост спекуляций на рынке ценных бумаг, частое возникновение паники на биржах После кратковременного бума, связанного с перераспределением госсобственности — то же самое Низкий уровень прибылей, дефицит свободных капиталов и инвестиций. Стагнация деловой активности, дела в бизнесе идут «ни шатко, ни валко». Сведение к минимуму биржевых операций То же самое Стабильный Не происходит рост прибы- или происхолей, появление дит не систезначительных матически свободных капиталов, интенсификация инвестиций. Открытие новых возможностей в деловом мире, расширение биржевых операций 168 Стремитель- Не происходит ный рост капиталов, прибылей, свободных капиталов для расширения имеющихся, создания новых производств, эпохальных проектов в области технологий. Бурный рост деловой активности, числа и объема деловых операций, торговых и биржевых сделок Применение предложенной таблицы позволяет проконтролировать движение переходной экономики к рыночной с присущими последней классическими циклами. Как не может быть женщины в детородный период ее жизни без менструальных циклов, так же не может быть рыночной экономики без классических циклов, хотя проявляться эти циклы могут в самых различных формах, порой резко отличающихся одна от другой. Первый вопрос, который возникает в связи с применением вышеприведенной таблицы, это вопрос о сроках динамики и смены циклов. Классический цикл Жугляра охватывает период от 8 до 12 лет и в среднем занимает около десятилетия. Он состоит из четырех классических фаз — кризиса, депрессии, оживления и подъема. Переходная экономика России как таковая сложилась в постперестроечный период и существует в ее нынешней форме пока еще неполных семь лет (1992– 1999). Ее деформированные циклы включают, по существу, только две фазы, последовательно сменяющие друг друга — кризиса и депрессии. Периодически возникающие в стадии депрессии тенденции к оживлению, как правило, не реализуются, будучи заблокированы краткосрочными циклами. Эти последние приняли вид аномальных пульсаций, которые гораздо слабее связаны между собой, чем в нормальной рыночной экономике и зачастую протекают независимо друг от друга со своей собственной периодичностью и сменой фаз. Да и сама общеэкономическая цикличность с ее сменой фаз кризиса и депрессии является более краткосрочной, чем в рыночной экономике и значительно более размытой, так что кризис протекает с элементами депрессии и даже оживления, а депрессия не исключает кризиса различных элементов экономической системы, локального оживления и даже подъема этих элементов. Все эти многообразные пульсации образуются на фоне общеэкономического системного транс169 формационного кризиса, который на данном этапе его протекания имеет в целом ациклический, перманентный характер. Он усиливается в одних сферах экономики, ослабевает в других в зависимости от циклических перепадов в этих сферах, но устойчивой тенденции к его преодолению или хотя бы к смягчению не наблюдается. Люди, экономические структуры и институты уже адаптировались к жизни в постоянном кризисе и даже пытаются использовать кризисные условия для улучшения экономического состояния своих хозяйственных структур и домохозяйств. Краткосрочные циклы переходной экономики — это не циклы Китчина, их периодичность также колеблется в весьма широких пределах в зависимости от резких перепадов конъюнктуры и регулирующих воздействий государства. Создатель теории краткосрочных циклов Джозеф Китчин, как известно, связывал открытые им (или изобретенные) циклы с колебаниями мировых запасов золота. Ныне такое объяснение никто не принимает всерьез. Но наличие краткосрочных циклов в рыночной экономике самой различной длительности никто и не подвергает сомнению. Они есть, и каждый предприниматель чувствует их на колебаниях конъюнктуры своего предприятия, учитывает их воздействие в своей повседневной деятельности. Краткосрочные циклы и в рыночной экономике подобны волнам в океане, никто не в силах их заранее запрограммировать и спрогнозировать. Но в переходной экономике хаотичность краткосрочных циклов усиливается разорванностью хозяйственной системы и организационной неразберихой. Результатом накладывания таких циклов друг на друга и их столкновения друг с другом выступают аномальные среднесрочные циклы, в которых отсутствуют фазы оживления и подъема, а кризисы и депрессии не сопровождаются санацией экономики. Даже парадоксальность отдельных сторон циклов рыночной экономики существенно иная, чем соответствующих сторон циклов пере170 ходной экономики. В рыночной экономике эта парадоксальность проявляется в позитивных сторонах кризисов и депрессий, в негативных сторонах подъемов. Так, кризисы рыночной экономики характеризуются усилением конкуренции, очищением экономики от неконкурентоспособных структур, накопившихся в ней диспропорций. Именно в период кризисов создаются мощные стимулы к использованию технических усовершенствований, последних достижений научно-технического прогресса, зачастую довольно рискованных проектов, которые сулят выгоды лишь в довольно отдаленной перспективе. Кризисные спады способствуют интенсификации экономического роста, преодолению его экстенсивного характера. В периоды депрессий эти тенденции закрепляются длительной стагнацией неконкурентоспособных структур и улучшением состояния конкурентоспособных, что подготавливает предпосылки для общего оживления экономики. Негативные стороны подъемов в рыночной экономике проявляются в ослаблении конкуренции, выживании устарелых, неконкурентоспособных структур, притуплении стимулов для обновления производства, снижения его издержек на базе технических усовершенствований, в накоплении диспропорций и сохранении экстенсивного характера экономического роста. В этом плане оживление является более благоприятной для экономического прогресса фазой цикла, чем подъем, и стандартные регулирующие воздействия в рыночной экономике, направленные к сдерживанию подъема, имеют своей целью не только предотвращение кризиса, но и продление фазы оживления. Совершенно иная ситуация и иная парадоксальность протекания циклических процессов складывается в переходной экономике. Здесь в фазе кризиса цены не падают, а взлетают, а конкуренция остается слабой. Господство монополистов на дефицитном рынке побуждает их не изыскивать способы снижения издержек, а находить способы повыше171 ния прибыли за счет безудержного взвинчивания цен. Спросовые ограничения несколько притормаживают рост цен, но он может быть продолжен в последующем цикле посредством сокращения производства, уменьшения предложения и увеличения дефицита данной продукции. Незачем снижать издержки, хвататься за многообещающие изобретения, выписывать для изыскания новых методов обработки заграничные журналы, совершенствовать организацию производства, снова и снова перетряхивать картотеку сотрудников, выявляя, кого же еще можно сократить для экономии расходов на заработную плату. Все это не означает, что именно так в обстановке российского кризиса не поступают некоторые, наиболее дальновидные или оказавшиеся в нестандартной ситуации директора предприятий. Но в массе случаев такой сценарий управления просто невыгоден, он ведет к нарастанию конфликтов и утрате авторитета в коллективе. Рисковать же своим положением для того, чтобы умножить чужую «приватизированную» собственность не имеет смысла. Легче сослаться на инвестиционный кризис и продолжать проедание производственных фондов, латая дыры в техническом оснащении по мере назревшей необходимости. Парадоксальность циклических процессов переходной экономики, таким образом, обратно соответствующей парадоксальности в рыночной экономике: зло кризиса не побуждает людей, ответственных за принятие решений, к добру тяжкого, рискованного преобразования производства на новой технической и организационной основе. Отсюда проистекает парадоксальность всего циклического кругооборота, в котором отсутствует перепроизводство товаров, а вместе с ним и насыщение товарного рынка, надежное обеспечение платежеспособного спроса, отсутствуют фазы оживления и подъема экономики, а вся экономическая система вращается вхолостую в кризисно-депрессивном колесе. 172 При сравнительном анализе классических циклических кризисов с кризисами переходной экономики необходимо брать поправку на современные изменения формы протекания классических циклов. Эти изменения можно свести к следующим наиболее существенным моментам: 1. циклы сократились до 5–8, а иногда, в исключительных случаях, и 2–4 лет; 2. соответственно участились циклические кризисы; 3. глубина кризисов и их острота, характерный для них спад производства и других слагаемых уровня экономического развития на основе регулирующих воздействий государства с течением времени снижается; 4. изменились условия выхода из кризиса, сократились или вообще выпали из циклов фазы депрессии; 5. вместо прежнего снижения цен возникла стагнация — парадоксальное сочетание роста цен, спада производства, безработицы и инфляции; 6. расширились возможности научно-технического прогресса по снижению издержек, обеспечению быстрого перехода от кризисов к подъемам экономики; 7. одновременно вследствие интенсификации экономического роста и сдерживания подъемов сократились стадии подъемов и расширились фазы оживления; 8. протекание циклических кризисов переплелось с протеканием структурных, усилением диспропорций в экономических структурах; 9. в циклической динамике может выпасть и без того обычно короткий после подъемный промежуток, позволявший заранее диагностировать наступление кризиса 173 по снижению спроса на потребительские товары длительного пользования (автомобили, недвижимость, мебель и т. д.); 10. произошло совпадение (синхронизация) циклических колебаний в открытых экономиках различных стран. Все это несколько сближает проблемы переходной экономики с проблемами регулирования циклов современной рыночной экономики. Постоянное взаимодействие циклической самонастройки рыночной экономики с процессами государственного регулирования изменило протекания классических циклов, вызвало определенные их деформации и некоторую зарегулированность. Конечно, эта зарегулированность не идет ни в какое сравнение с той, что сложилась в России. Но она наводит на мысль об определенной конвергенции двух систем, произошедшей, по крайней мере, в области циклической динамики. Наложение на циклические процессы инфляции привело к тому, что тенденция к снижению цен в кризисные периоды перекрывается тенденцией к их повышению в результате инфляционной подпитки экономики. В этих условиях крупные корпорации имеют возможность сохранять монопольно высокие цены, реагируя на сокращение платежеспособного спроса сокращением производства. Синхронизация циклов в разных странах снижает возможности смягчения кризисов за счет экспортной экспансии. Однако, несмотря на все эти изменения, в условиях современной чрезвычайно острой олигополистической конкуренции классическая цикличность сохраняет свое значение в очищении и оздоровлении экономики. Когда зарегулированность циклической самонастройки привела к пробуксовке процессов самоочищения, пришлось изменить стратегию регулирования, перейти к дерегулированию в сфере антициклической политики и усилению регулирования в сфере антиинфляционной политики. Дерегулирование и переключение регулирования в финансовую 174 сферу становится возможным потому, что исправно действуют саморегулирующиеся механизмы классических циклов, которые нужно лишь высвободить, избавляя от излишних административных искажений и деформаций. Причем и здесь дерегулирование и ограничение регулирования антиинфляционными монетаристскими методами имеет свои пределы. В 1980–1990 гг., т. е. около десятилетия оно было высокоэффективным, сообщило развитой рыночной экономике дополнительные импульсы к развитию, несмотря на ряд кризисных побочных эффектов. В 90-е годы, то есть буквально в следующем среднесрочном цикле оно исчерпало себя и было с громадным успехом заменено или дополнено концентрированно-выборочным, селективным, приоритетным регулированием. На смену экономической политике «рейганомики» пришла экономическая политика «клинтономики», а на смену либерально-консервативным правительствам к власти пришли их оппоненты из лагеря социал-реформистов. Основными принципами регулирующей экономической политики стран Запада стали стимулирование инноваций и экспортная экспансия, организуемая в масштабах государства. Дерегулирование временно вышло из политической моды, хотя монетаризм сохранил значительное влияние и авторитет в экономических кругах. Совершенно иная, хотя и в чем-то сходная ситуация сложилась в переходной экономике России. Здесь начало рыночных реформ совпало с волной цикла либерализации экономических процессов на Западе, прокатившейся по всему миру и во многом стимулировавшую идею горбачевской перестройки. Мода на дерегулирование привела российских либералов к убеждению, что именно оно является тем универсальным средством, которое призвано оживить изнывающую от административных вмешательств экономику в глобальном масштабе (аналог «мировой революции», до сих пор близкий российскому интел175 лигентскому менталитету). Это убеждение подкреплялось опытом преобразований в Польше, Чехии и Восточной Германии, где национальные экономики имели совершенно иную структуру, значительно более ориентированный на потребителя характер и где возможности для быстрого образования саморегулирующихся рыночных механизмов были во много раз больше, чем в России и других странах СНГ. В бывшем Советском Союзе аномальный экономический рост, занявший длинную волну большого Кондратьевского цикла (1930–1985 гг., т. е. 55 лет) привел к чудовищному по масштабам кризису перепроизводства продукции непотребительского характера и столь же чудовищному недопроизводству, всеобщему дефициту конкурентоспособных товаров потребительского спроса. Ациклический способ производства, загнавший экономику в фазу постоянного искусственно подстегиваемого подъема, деформировал все спонтанно возникающие экономические циклы, направил рыночное саморегулирование в парадоксальное русло дефицитного рынка, где вместо тенденции к перепроизводству потребительских товаров господствует тенденция к воспроизводству дефицита и где, поэтому отсутствуют предпосылки для формирования классических циклов. В этих условиях дерегулирование освобождает экономику не только от зарегулированности всякого рода административными вмешательствами и даже не только от регулирования вообще, но и от всяких постоянно действующих импульсов к развитию, которые прежде были заданы давлением административной системы. Убрали это давление и возбудили стремление к наживе, которое на дефицитном рынке вполне удовлетворяется перераспределением дефицита. В результате вместо «невидимой руки» эффективного рыночного саморегулирования начинает действовать «невидимая рука» перераспределительных механиз- 176 мов, которые переходят от государства к администрации предприятий или к криминалу. При отсутствии предпосылок для формирования классических циклов рыночной экономики дерегулирование и переключение регулирующих воздействий на антиинфляционные меры в переходной экономике вызвали в ней образование неклассической кризисной цикличности, зацикливание экономики в фазах спада и депрессии. Чтобы вывести переходную экономику из этого порочного круга, необходимы мощные, высококонцентрированные регулирующие воздействия государства, направленные на воссоздание нормальных среднесрочных циклов классического типа. 13. Цикличность инфляции советской эпохи как предпосылка кризисной цикличности переходной экономики Специфика инфляции в советской и переходной российской экономике наиболее полно отражена в книге Э. Райхлина [42]. Сравнивая проявления инфляции в капиталистической, советской и переходной российской экономике, Э. Райхлин характеризует инфляцию при первом из этих типов экономики как открыто постепенную, при втором — как комбинацию скрытой и открыто-скачкообразной инфляции, при третьем — как совмещение всех трех вышеуказанных видов инфляции — открыто постепенной, открыто-скачкообразной и скрытой [42, c. 113]. Скрытость, или подавленность инфляции в советской экономике связывается автором со спецификой советского государства как собственника средств производства и значительной доли производимой продукции. Благодаря этой специфике государство приобретало уникальные возможности для подавления инфляции своей административной властью. 177 Большинство индивидуальных цен и их общий уровень определялось и изменялось различными государственными органами в административном порядке. Специфической в советских условиях была и открытая инфляция, которая принимала скачкообразный характер вследствие того, что изменение цен и их общего уровня было административноспорадическим. Учитывая высокий уровень давления на экономику, создаваемый подавленной инфляцией (по принципу «действие равно противодействию») государственные органы через определенные промежутки времени выпускали «ценовой пар», поднимая определенные категории цен и их общий уровень для хотя бы временного перехода инфляции в открытое состояние и уравновешивания спроса и предложения [42, c.114–115]. Э. Райхлин не уточняет, что это были за промежутки времени. Проведенный в нашей работе анализ позволяет утверждать, что массированные повышения цен в советской экономике происходили в моменты кризисов дефицитности для того, чтобы снизить остроту пиков этих кризисов. Следовательно, периоды между этими повышениями характеризуют длительность циклов дефицитности. После повышений цен интенсивность дефицита, как правило, снижалась, что позволило ее регулировать обычными для советской экономики запретительно-ограничительными мерами, например, установлением лимитов на рост фонда заработной платы. Однако чем дальше уходила советская экономика от периода своей наивысшей эффективности в годы второй мировой войны, тем менее эффективными становились военно-мобилизационные методы и стимулы ее развития и тем более активно приходилось стимулировать деятельность людей при помощи денег. Деньги же в условиях всеобщего дефицита недаром получили в народе презрительное название «деревянных», заниженной оказывалась не только их покупательная способность, но и стимулирующее действие на людей. Чтобы «купить» у трудящихся несколько процентов повыше178 ния производительности труда, государству приходилось вкладывать в повышение зарплат, премиальных, в разнообразные хитроумно продуманные системы управления качеством во много раз больше денежных средств. Именно этим объясняется специфика инфляционных циклов при «развитом» социализме. С каждым циклом инфляционная накачка экономики «пустыми» деньгами становилась все более интенсивной, а подавлять и сдерживать инфляцию приходилось все большим напряжением сил. Экономика уже тогда входила в колебательный режим, а амплитуда колебаний между двумя полюсами — абсолютным застоем производства и разрушительным уровнем подавленной инфляции — становилась все более широкой. В 1965 г. в период «косыгинской» реформы советская экономика качнулась к полюсу инфляционного стимулирования труда, но очень быстро проявила неэффективность и разрушительность денежно стимулируемого роста. Ровно через 20 лет, начиная с 1985 г., попытка перестройки и обновления советской экономики вызвала инфляционный кризис небывалой мощи и непрерывно нарастающей интенсивности, который и привел эту экономику к полному крушению. К началу горбачевских преобразований советская экономика, находившаяся в многолетней депрессии, дошла уже до такого состояния, при котором даже микроскопическое достижение экономического эффекта требовало во много раз больших затрат денежных средств и, самое главное, полного отключения сдерживавших инфляцию регулирующих механизмов. Положение усугублялось тем, что реформаторы воспринимали, и не без основания, эти механизмы как некие бюрократические догмы, навязанные производству и не дающие ему нормально развиваться. Однако сразу же вслед за их отключением процесс наращивания денежной массы принял самопроизвольный, автоматический, а затем и необратимый характер. Предприятия советского типа, а вместе с ними и «кооперативные» 179 предпринимательские структуры получили тот уровень экономической свободы, который был необходим для перекачки государственных средств в личные средства при помощи неконтролируемого роста заработной платы или другим путем. Затем эти средства появлялись на потребительском рынке и разрушали его до самого основания. С этой точки зрения наивными выглядят предложения ряда экономистов по поводу использования различных методов выкупа у населения «горячих» денег, поскольку инфляционная печь для раскалывания все новых масс «деревянных» денег встроена в саму систему советской экономики и начала работать с постоянным ускорением, как только в нее подали немного свежего воздуха перемен. Именно инфляционный кризис, усугубленный падением мировых цен на нефтепродукты, заставил перейти от административной имитации рыночных механизмов к попыткам реального создания этих механизмов. С этой точки зрения вполне естественно, что такие попытки начались с либерализации цен и антиинфляционных мероприятий. Вернемся, однако, к анализу Э. Райхлина и попытаемся опереться на него для дальнейшего моделирования инфляционных циклов в советской и переходной российской экономике. Сравнивая динамику государственных розничных и оптовых цен в советской экономической системе с 1965 по 1985 гг., Э. Райхлин на основании приводимых им статистических данных приходит к выводу о большей стабильности розничных цен и более высокой мобильности оптовых. Особенно усилилась эта мобильность, выраженная, естественно, в ускоренном росте цен, в последний предперестроечный период, с 1980 по 1985 гг. Этот период в публицистике, как известно, получил нелестное название «периода престарелых генсеков». Э. Райхлин ставит вопрос о причинах такого разрыва в мобильности оптовых и розничных цен и объясняет его тем, что «с помощью розничной цены осуществлялся переход значи180 тельного объема потребительских товаров и услуг от их первоначального собственника — производителя, или государства, к домашним хозяйства» [42, c. 121]. Конечно, фантастическая стабильность розничных цен во многом объяснялась внеэкономическими, идеологическими соображениями. Каждое повышение розничных цен весьма болезненно воспринималось массами населения, не без оснований видевшими в них не экономическую целесообразность, и попытку государства залезть в их карман и снизить и без того в конечном счете не очень высокий, но все же до поры до времени постоянно растущий уровень жизни. Э. Райхлин отмечает неоднородность инфляции государственных розничных цен. Его анализ статистического материала выявляет периодичность в изменении характера инфляции: 25 лет (с 1940 до 1965 гг.) она была в основном открыто скачкообразной, затем 15 лет (1965–1980 гг.) — по преимуществу скрытой (подавленной), наконец, 10 лет (с 1981 по 1991 гг.) вновь стала в значительной мере открыто-скачкообразной [42, c. 121]. Такой расклад периодичности, не совпадающий с периодами «царствования» тех или иных генсеков, наводит на мысль о затухающей цикличности видов инфляции. Однако официальных данных советской статистики недостаточно для того, чтобы доказать либо опровергнуть эту гипотезу. Исчерпав данные официальной статистики, Э. Райхлин обращается к анализу косвенных данных для воссоздания более полного «портрета» советской инфляции. Сравнение движения личных номинальных доходов населения с движением официального уровня розничных цен показывает, что первые росли быстрее последних. Таким образом, обнаруживается тенденция к растущему несоответствию между доходами населения и объемом потребительских товаров и услуг, продаваемых населению по официальным розничным ценам [42, c. 125]. Налицо взаимосвязь подавленной инфляции и дефицитности товаров. 181 Сравнение официального уровня розничных цен с уровнем цен на колхозных рынках показывает частичное возмещение населением неудовлетворенного спроса приобретением тех же товаров на колхозном рынке по более высоким ценам. Наконец, сравнение роста вкладов населения с ростом товарооборота показывает, что относительная величина вкладов по отношению к товарообороту в советский период ежегодно возрастала. Если в 1940 г. это отношение составляло всего 4%, то через 50 лет, к 1990 г. оно выросло до 79% [42, c. 132]. Все это подтверждает наличие все более мощных зарядов инфляционной бомбы, подкладываемых ежегодно под фундамент советской экономики самим способом ее функционирования. Будучи неравновесной системой по самому своему существу, она обеспечивала лишь видимость равновесия, увеличивая с каждым годом своего существования инфляционное давление на свои несущие конструкции. Как только это давление превысило прочность этих конструкций, система рухнула. Наряду с основными факторами советской подавленной инфляции Э. Райхлин выделяет ряд добавочных факторов: «ухудшение качества продаваемой продукции, исчезновение из продажи дешевой продукции и замена последней более дорогой того же ассортимента, продажа прежней продукции под новой маркировкой, а потому по более высокой цене, огромные очереди, ведущие к увеличению времени, входящего в издержки неиспользованных покупательских возможностей, подкуп тех, кто имел контроль над распределением продукции, что вело к фактическому повышению формально неизменной цены на эту продукцию, ажиотажный спрос, вызванный постоянным дефицитом тех или иных товаров, способствующий накоплению запасов потребительских товаров покупателями и т. д.» [42, c. 133]. Все эти факторы подавленной инфляции спроса действуют ациклически. Вместе с тем циклически возникающие кризисы дефицитности создают прорывы подавленной 182 инфляции и вызывают инфляционные кризисы, при которых подавленная инфляция выходит наружу и трансформируется в открытоскачкообразную инфляцию. Циклический характер принимает и сама комбинация инфляции спроса с инфляцией издержек. Рост издержек на оплату труда для достижения того или иного экономического эффекта с течением времени все больше опережает масштабы таких эффектов. Чем большими деньгами советское государство вынуждено оплачивать достижение все меньших эффектов своей экономической деятельности, тем больше возрастает инфляция затрат, которая в свою очередь стимулирует инфляцию спроса. Как показывает Э. Райхлин, рост оптовых цен, в индексе которых выражалась инфляция затрат, опережал рост розничных цен [42, c. 121]. Значит, инфляция издержек имела более открытый характер и ее циклические изменения должны были оказывать влияние на еще сильнее сдерживаемую инфляцию спроса. Издержки производства в условиях дефицитного рынка в советской экономике вообще представляли собой уникальное для мировой экономики явление. Как отмечает Н. Фигурнова, в советской экономике устойчивый перерасход ресурсов по сравнению с рыночной закладывался прежде всего на уровне механизма ценообразования [57, c. 190]. Если в развитой рыночной экономике стремление к снижению издержек определяется необходимостью иметь средние издержки ниже цены товара для получения максимальной прибыли, то в командно- административной экономике этот стимул выражен значительно слабее [57, c. 190]. Необычно высокая тенденция к несению издержек повышает и необычно высокую инфляцию издержек. В обзорной статье Ю. Ольсевича, С. Хавиной, С. Кириллова и С. Гришина «Советологические концепции инфляции» [58] содержится наиболее полный перечень факторов, порождающих инфляцию в советской экономической системе и нашедших отражение в трудах западных 183 советологов. Сюда относится и нескончаемый инвестиционный бум, связанный с бесплатностью капитала, и дефицит, вызывающий постоянную избыточность спроса, и избыточность издержек, связанная с бесхозяйственностью и отсутствием эффективных собственников, и низкая производительность труда, и структурные диспропорции, и деформированный механизм рынка и цен в сфере потребительских товаров, и монополизм в сфере производства и обращения, и отсутствие внутренней и внешней конкуренции и т. д. [58, c. 31–32]. Советологами неоднократно отмечалось, что от нагнетания инфляции отнюдь не избавляет имитирующий рыночные процессы характер реформирования, связанный с введением хозрасчета, расширением самостоятельности и самофинансирования предприятий. Наоборот, по мере углубления таких реформ инфляция все чаще выходит из-под контроля, все сильнее ограничивает возможности экономического роста, превращается в один из важнейших циклообразующих и кризисообразующих факторов. В централизованной командной экономике до ее размывания хозрасчетными отношениями проблемы инфляции решались даже лучше, но нерешаемыми оказывались проблемы нерепрессивного стимулирования трудовой активности. В советской экономике имел место период, характеризующийся кажущимся полным подавлением открытой инфляции. В 1948–1954 гг. государственные розничные цены не только не росли, но и ежегодно снижались. Ряд авторов делают на этом основании вывод о том, что в этот период не было вообще никакой инфляции — ни открытой, ни подавленной. Так, Д. Усенко в работе «Инфляция: причины и следствия» [59] аргументирует отсутствие инфляции следующими соображениями. Он признает отрыв цен рыночной торговли от государственных цен, но считает неверным вывод на этом основании о наличии инфляции в СССР в указанные годы. «Ибо обесценения денег, падения их покупа184 тельной способности не было, — утверждает он, — а именно это служит главным показателем инфляции. Наоборот, розничные цены снижались почти во всех секторах экономики, а покупательная способность рубля росла. Это несовместимо с понятием инфляции. Не было и главной причины инфляции — опережающего роста денежной массы по сравнению с массой товаров» [59, c. 13]. Здесь проявилось весьма характерное непонимание, как природы инфляции, так и экономических процессов при крайних формах централизованной командной экономики. Именно те снижения цен, о которых и сейчас с ностальгией вспоминают многие представители старшего поколения и которые служат основанием для отрицания вышеуказанным автором наличия инфляции в СССР в позднесталинский период, — именно они и являются проявлением открыто скачкообразного характера инфляции. Ибо с точки зрения увеличения инфляции снижение цен эквивалентно повышению зарплат. Только повышение зарплат, которое также имело место в этот период, увеличивало денежную массу на руках у отдельных категорий населения, тогда как снижение цен распределяло экономию денежной массы и ее соответствующее превышение над стоимостью массы потребительских товаров на все население страны. О том, что такое превышение, а вместе с ним и подавленная инфляция имели место в указанный период, как раз и говорит наличие более высоких цен и их общего уровня на колхозных рынках. Дефицит товаров в государственной торговле, несмотря на красоту витрин с икрой и семгой, заставлял потребителей обращаться к колхозному или «черному» рынку, где многие необходимые населению товары можно было купить дороже, но все-таки купить. Несостоятелен поэтому и аргумент Д. Усенко об отсутствии значительного отрыва в ценах черного рынка от легального, которым (отрывом) всегда сопровождается подавленная инфляция. Не слишком значительный отрыв цен колхозного и черного рынка от государственных объясняется как раз 185 жесткой «монетарной» политикой сталинского руководства, которое дефицит товаров для населения компенсировало дефицитом денег на руках у населения. Но дефицит товаров уже сам по себе означает инфляционное обесценивание денег, выступает как фактор подавленной инфляции. Население в этот период было поставлено в такое положение, что оно вынуждено было работать главным образом за кормежку. Но подобный «лагерный» тип стимулирования трудовой активности с каждым прошедшим послевоенным годом действовал все хуже и хуже. На помощь пришла открыто скачкообразная инфляция, прикрытая камуфляжем в виде образцово-показательных снижений цен и повышений зарплат. Она постепенно ликвидировала дефицит денежных знаков с портретами вождей на руках у населения при сохранении естественного для данного типа экономики дефицита товаров. Подавленная инфляция, которая в период последовательного снижения цен компенсировалась подавлением естественных человеческих потребностей, с этого момента начала неуклонно расти. Важный вклад в изучение инфляционных циклов в советской экономике внес В. Шехин в уже цитированной нами выше статье «Последствия инфляционной экономической политики» [29]. Он рассматривает в качестве основы периодичности инфляционных процессов циклы экономического роста советского типа (в других работах, например, у Я. Корнаи, именуемые инвестиционными циклами). Суть теории Шехина заключается в том, что сам экономический рост советского типа, периодически подпитываемый в начале каждого среднесрочного цикла, а отчасти и в ходе самого цикла массированными капитальными вложениями, обеспечивается главным образом за счет инфляционного финансирования. Необходимость в постоянной инфляционной подпитке капиталовложений возникает именно вследствие отключения механизмов рыночного регулирования, отсутствия настоящего рынка капиталов, 186 натурального характера капиталовложений, полунатурального характера рынка средств производства, искусственного характера стимулирования беспрерывного, периодически лишь приостанавливаемого и требующего все новых подпиток экономического роста. Поддержание высоких темпов роста при низкой рентабельности или даже убыточности огромного множества «периферийных» для мобилизационной направленности экономики производств может осуществляться только при условии «взятия в долг у самой себя», т. е. посредством весьма интенсивной бюджетной и кредитной эмиссии. В конце каждого инвестиционного цикла лишние деньги, не обеспеченные соответствующим ростом товарной массы, переполняют каналы денежного обращения, инфляция выходит из-под контроля и заставляет принять меры по ограничению роста денежной массы. Эти меры, способствующие некоторому снижению дефицита и ограничению скачка цен, приводят в первую очередь к инвестиционному обескровливанию предприятий. Поэтому такие стабилизационные меры «сначала ведут к замедлению экономического роста, а не к снижению инфляции, и только потом, через депрессию, к подавлению инфляции» [29, c. 21]. Эти наблюдения В. Шехина позволяют раскрыть механизм действия инфляционных циклов не только советской, но и переходной экономики. В сущности, становление переходной экономики происходит в рамках очередного, постперестроечного цикла советской экономики, на основе предшествующего, перестроечного цикла (1985–1991), когда замедление роста превратилось в постоянно ускоряющийся спад. Попытки возобновления роста при помощи ограниченных реформ и новой инфляционной накачки экономики в период перестройки привели к жесточайшему инфляционному кризису. Год рождения переходной экономики (1992-й) пришелся на конец перестроечного цикла, который оказался сильно укороченным по сравнению с другими циклами советской экономики в 187 силу произошедшего ускорения социально-экономических процессов. Таким образом, мероприятия команды Гайдара по ограничению денежной массы и использованию скачкообразной открытой инфляции лежат в русле не только монетаристской доктрины, но и традиционного способа регулирования циклов советской экономики. Первопричина перманентной инфляции в переходной экономике коренится не в способах регулирования или реформирования, а в ее политэкономической основе, которая остается во многом общей с социалистическим народным хозяйством и которая очень быстро сводит усилия реформаторов к имитации рыночных механизмов и смене названий и вывесок. Инфляция в переходной экономике выступает как инфляция спроса или инфляция издержек постольку, поскольку она является инфляцией дефицита. Обратимся вновь к классическому исследованию дефицита, проведенному Я. Корнаи [41]. При наличии дефицита цены всегда имеют тенденции к повышению в соответствии с классическим рыночным законом соотношения спроса и предложения. Выступая на рынке как постоянно недостаточное предложение, дефицит к тому же стимулирует повышенный спрос на дефицитные товары. С увеличением интенсивности дефицита тенденция к повышению цен усиливается. «Чем интенсивнее дефицит, — отмечает Корнаи, — тем терпимее относится потребитель к явному или скрытому повышению цен на ресурсы и тем сильнее его готовность предложить даже более высокую цену» [41, с. 388]. Я. Корнаи опровергает распространенную точку зрения экономистов, исследовавших дефицитную экономику, заключающуюся в том, что главной причиной дефицита, устранение которой ведет к его преодолению, является неправильное соотношение цен. В действительности, «никакие изменения системы цен не смогут устранить постоянного воспроизводства дефицита на уровне предприятия» [41, с. 372]. Дело в 188 том, что действующее в условиях недостаточно жестких бюджетных ограничений предприятие обладает потенциально неограниченным спросом на ресурсы. Масштабы его деятельности и экономический успех ограничены не платежеспособным спросом, а наличием ресурсов. «В сущности, — подчеркивает Я. Корнаи, — мы имеем дело с односторонней причинной зависимостью. Высокая интенсивность дефицита ведет к повышению цен. Обратной связи, однако, нет: рост цен существенно не снижает дефицита» [41, с. 388]. Резкое повышение цен может снизить, устранить дефицит или даже создать превышение предложения над спросом лишь на время, пока не прошел ценовой шок. Далее продолжение недопроизводства нужного товара заставит потребителя мобилизовать денежные ресурсы и приобрести данный товар, несмотря на его монопольно высокую цену. Выбор потребителя между товарным голодом и сбережением денежных запасов предопределен. В массе актов купли, совершаемых всей совокупностью предприятий, интенсивность дефицита не упадет [там же]. В условиях мягких бюджетных ограничений деятельности предприятий имеет место лишь централизованное сопротивление повышению издержек производства, в том числе и заработной платы, но не возникает и не может возникнуть децентрализованного сопротивления на микроуровне. «Чем мягче бюджетное ограничение, — пишет Я. Корнаи, — тем легче переложить на государство или потребителя в форме повышения цен инфляционное воздействие роста номинальной заработной платы и тем самым децентрализованное сопротивление ее повышению» [41, с. 428]. Это же справедливо и для других издержек, вызывающих инфляцию. В отличие от предприятий, в социалистической экономике существует жесткое бюджетное ограничение домашних хозяйств. «Пожалуй, — считает Корнаи, — это ограничение в социалистическом хозяйстве 189 является еще более жестким, чем в капиталистическом, поскольку в первом значительно уже сфера кредитов, предоставляемых домашнему хозяйству» [41, с. 465]. Поэтому при повышении общего уровня цен платежеспособный спрос совокупности домашних хозяйств падает [41, с. 488]. Конкурентная борьба, возникающая в условиях дефицита между сектором домашних хозяйств и другими секторами экономики за потребительские товары, проходит в неравных условиях в силу жестко ограниченного бюджета домохозяйств и мягко ограниченного бюджета предприятий. Это обстоятельство препятствует поддержанию зависимости между повышением потребительских цен и уменьшением интенсивности дефицита на потребительском рынке. «Сектор предприятий и учреждений, менее чувствительный к повышению цен на ресурсы, может, несмотря на их рост, «отсасывать» потребительские товары и услуги или сырье из сектора домашних хозяйств, остро реагирующих на повышение цен», — отмечает Я. Корнаи [41, с. 507]. В свою очередь рост потребительских цен не заинтересовывает предприятия в повышении выпуска и предложения на рынке потребительских товаров. В условиях постоянного дефицита предприятия имеют возможность повышать прибыль за счет безудержного повышения цен, даже при снижении общего объема выпуска потребительских товаров. Вывод из вышеприведенного анализа, сделанный выдающимся венгерским экономистом, применим не только к дефицитной социалистической экономике, но и к переходной экономике со свойственным ей аналогичным механизмом воспроизводства дефицита. «Таким образом, — пишет Я. Корнаи, — не обнаружено такой закономерности поведения микроорганизаций, которая обеспечивала бы устранение дефицита в результате повышения уровня потребительских цен. Реакция домашнего хозяйства на рост цен (снижение реального спроса) само по себе недостаточно для устранения дефицита, если ни 190 предложение предприятий, ни их спрос на потребительские товары практически не зависят от цен» [41, с. 517]. Односторонность взаимосвязи между дефицитом и ростом цен образует и односторонность взаимосвязи между дефицитом и инфляцией. Дефицит усиливает тенденцию к повышению цен и связанной с ней инфляцией. Но повышение цен и связанная с ним инфляция не приводит к снижению уровня дефицита [41, с. 518]. Подавление инфляции чисто монетарными методами без переориентации производственной системы на преодоление дефицита может приводить к восстановлению подавленной инфляции в форме взаимной задолженности предприятий. Этот механизм также отмечен Я. Корнаи [41, с. 538]. Дефицит может воспроизводиться как в условиях сдерживаемой, так и в условиях открытой инфляции, и в свою очередь воспроизводить инфляцию. «Хронический дефицит, — напоминает Корнаи, — совместим с постоянным или почти постоянным уровнем цен, но он совместим и с инфляцией, с растущим уровнем цен» [41, с. 278]. Я. Корнаи обоснованно возражает против отождествления механизмов возникновения галопирующей инфляции в капиталистической экономике и экономике дефицита. «Первая остается монетаризованной системой даже в перегретом состоянии, — пишет он, — тогда как последняя — всего лишь полумонетаризованная экономика. Ее сектор домашних хозяйств монетаризован, тогда как сектор предприятий — только кажется таковым» [41, с. 579]. Книга Я. Корнаи, как специально оговаривается ее автор, не дает рекомендаций по устранению дефицита, а лишь описывает и объясняет механизмы его образования и действия [41, с. 591]. Но найденные в ней объяснения действительно способствуют поиску неординарных путей разрешения практических проблем. Они вполне применимы к ситуации, возникшей в переходной экономике России. 191 Проведенный нами обзор литературных источников по самым разнообразным аспектам инфляции натолкнул нас на четыре взаимосвязанных вывода, которые, как мы полагаем, наиболее важны для сущностной характеристики инфляции советского типа самой по себе и ее же как предпосылки инфляции в переходной экономике. Первый вывод: с каждым последующим циклом развития советской экономики повышение уровня инфляции все больше перекрывает достижения экономического роста и, в конечном счете, обусловливает неизбежность спада. Это значит, что оплата «пустыми» деньгами каждой новой единицы произведенной сверх прежде достигнутого уровня продукции становится выше цены самой этой единицы. Такое соотношение впервые наблюдается в конце периода перестройки, но тенденция, которая приводит к этому, складывается уже в период хрущевских экспериментов и резко усиливается после реформы 1965 года. Второй вывод: чем больше участие рыночных механизмов в экономике советского типа, тем выше уровень инфляции. Третий вывод: если в начале каждого цикла руководимого развития советской экономики рост инфляции порождает увеличение дефицита потребительских товаров, то в конце цикла, наоборот, увеличение дефицита порождает неконтролируемой возрастание инфляции. Четвертый вывод: либерализацией цен в сочетании с монетарными методами ограничения денежной массы при сохранении экономических механизмов, закономерно порождающих дефицит, свести инфляцию к приемлемому уровню можно лишь ненадолго. Самими этими мерами включается циклический процесс, в следующей фазе которого инфляция закономерно вновь возрастает. Либерализация цен стимулирует их скачкообразное повышение и дает выход инфляции из подавленной в открытую форму, после чего жесткая финансовая политика придавливает и снижает показатели открытой инфляции. Но повышение цен не может устранить дефицита, 192 оно только переводит его из открытой формы в подавленную. Поэтому жесткая монетарная политика, проводимая в условиях дефицитопорождающей экономики, тоже в свою очередь не устраняет инфляцию, а переводит ее из открытой формы в подавленную. Качание этого маятника образует цикл, в первой фазе которого открытая инфляция растет, а открытый дефицит и подавленная инфляция снижаются, во второй открытая инфляция снижается, а подавленная растет, и так далее до бесконечности. 14. Инфляционные циклы и кризисы в переходной экономике России Инфляционная цикличность в современной экономике России является во многих отношениях базовой, она прямо или косвенно влияет на все прочие циклические пульсации экономических процессов. При анализе инфляционных циклов и кризисов мы будем исходить из наилучшего, на наш взгляд, наиболее полного определения инфляции, данного в коллективной монографии сотрудников Санкт- Петербургского университета экономики и финансов «Инфляция и совершенствование расчетов в России конца ХХ века» [60]. В этом определении инфляция рассматривается, прежде всего, как результат несбалансированности экономики, как несоответствие стоимостного состава ВВП его натурально-вещественному составу, выражающееся в превышении массы платежеспособных средств над массой товаров и услуг. Возникновение инфляции обусловлено опережением роста доходов по отношению к возможностям их материального обеспечения товарами и услугами, вследствие чего наличные и безналичные деньги 193 переполняют каналы обращения, спрос превышает предложение и цены начинают расти, а деньги обесцениваются [60, с. 7]. Таким образом, первичным в инфляции является несбалансированность экономики, выраженная в превышении суммы циркулирующих в экономике денег над суммой цен предлагаемых к обмену на деньги товаров и услуг. Переполнение же каналов денежного обращения есть следствие этой несбалансированности. Поэтому подавление инфляции административными мерами, в том числе и ограничением денежной массы, без преодоления общей несбалансированности экономики путем наращивания необходимой для обеспечения платежеспособного спроса товарной массы, ведет не к преодолению реальной инфляции, а только к номинальному снижению инфляции, переходящей из открытой в подавленную форму. Вакуумная бомба подавленной инфляции, заложенная в советский период, по-прежнему находится под фундаментом экономики. Авторы доклада Экспертного института Российского союза промышленников и предпринимателей [61], совершенно правильно интерпретируют российский кризис неплатежей как один из вариантов скрытой инфляции. В 1992 году совокупные долги в 2,6 раза, а в 1994 году уже в 4 раза превысили совокупные активы предприятий [61, с. 20]. Это означает, что инфляция, изгнанная из открыто-монетарной сферы своего проявления, аккумулировалась в скрытой форме и оттуда оказывает давление на экономику. В работе И. Нерушенко [62] инфляция рассматривается в качестве исключительно сложного многофакторного явления, возникновение которого несводимо к причинам только денежного порядка [62, с. 25]. С инфляцией невозможно справиться путем механического сокращения количества денег, находящихся в обращении, без устранения причин, вызывающих потребность в несбалансированном увеличении денежной массы. Конечно, инфляционные кризисы, особенно в их циклической 194 форме, проявляющейся в виде беспрерывно раскручивающейся инфляционной спирали, можно интерпретировать как кризисы перепроизводства товара «деньги». Тем более, что себестоимость такого товара, как бумажные деньги и прочие государственные ценные бумаги пренебрежимо мала, а государство выступает в сфере их производства как единственный и абсолютный монополист (вступающий в конкуренцию на национальном рынке лишь с ограниченным количеством иностранной валюты). Но причины, обусловливающие неизбежность этого перепроизводства в данной конкретной экономике, глубоки и многообразны. Попытку систематизировать и проанализировать эти причины сделал в своей монографии Г. Салыч [51]. К числу таких причин он относит прежде всего дисбаланс государственных расходов и доходов, выражающийся в дефиците госбюджета; инвестиции, связанные с все еще непропорционального высоким уровнем милитаризации экономией; высокий уровень монополизма, упрочившийся на базе принятой модели приватизации; воздействие «внешнего повышения цен» вследствие недостаточно эффективно регулируемого импорта; высокий уровень инфляционных ожиданий у руководства предприятий и населения. Важнейшей причиной инфляции в России Г. Салыч считает уникальную диспропорциональность в ее экономике [51, с. 3]. В книге Р. Нуреева [63] перечисляется и анализируется еще ряд факторов, обусловливающих повышение инфляции — изменение структуры рынка и характера конкуренции, дифференциация спроса и предложения, установление прямых долговременных связей между продавцами и покупателями, поставщиками и заказчиками, высокое развитие государственного сектора, высокопрогрессивный подоходный налог, льготы и субсидии, импортирование инфляции из-за рубежа, инфляция как причина инфляции (например, в виде упреждающих обесценение денег ценовых накидок) и т. д. [63, с. 98–102]. 195 Многие из этих причин, источников и предпосылок возникновения инфляции имеют главным образом немонетарную природу и перетекают в переходную экономику из советской экономической системы. Анализируя инфляционный процесс в российской переходной экономике на основе статистических данных, Э. Райхлин приходит к следующим выводам: «1. В 1991–1996 годах наблюдался ежегодный рост всех ценовых индексов. 2. Этот ежегодный рост был настолько большим, что измерялся в разах. 3. Среднегодовое повышение уровня цен было в пределах 3,5–5,3 раза, что говорит о том, что российская инфляция в рассматриваемом периоде находилась в промежутке между галопирующей инфляцией и гиперинфляцией. 4. Инфляционный всплеск произошел в 1991 году. 5. Наибольший всплеск инфляции пришелся на 1992 год, когда галопирующая инфляция кратковременно перешла в гиперинфляцию. 6. В целом в рассматриваемый период цены в России возросли в несколько тысяч раз. 7. Велик диапазон общего повышения уровня цен: от 1688 раз на продукцию сельского хозяйства до 15477 раз на капитальное строительство. 8. Начиная с 1993 года, наблюдается снижение темпов российской инфляции и выравнивание величины отдельных ценовых индексов» [42, с. 142]. Э. Райхлин оспаривает утверждение о том, что интенсивность российской стартовой открытой инфляции в 1992 году явилась результатом либерализации цен. Мощность стартового ценового высвобождения зависела главным образом 196 от инфляционного потенциала, накопившегося в недрах советской дефицитной экономики [42, с. 149]. В то же время он справедливо считает, что, только полагаясь на русское «авось», российская власть считала и продолжает считать разрешение инфляционной проблемы необходимым и достаточным условием для выведения из тупика экономики страны [42, с. 165]. «Российская инфляция 1991–1995 годов, — констатирует он, — хотя и имела тенденцию к замедлению, оставалась «плохой» инфляцией, ибо была стагфляцией. Победа российского государства в эти годы над инфляцией была пирровой победой» [42, с. 166]. Динамика циклических колебаний ужесточения и смягчения антиинфляционной политики правительства России во многом совпадает с динамикой циклических колебаний наступления и отступления либерализационных реформ. Эта динамика очень хорошо отражена в книге М. Делягина [55]. Либерализационное ужесточение финансовой политики началось в период первой волны монетаристских ориентированных реформ и продержалось в течение первого полугодия 1992 года. После отката этой волны произошло смягчение этой политики, продолжавшееся 11 месяцев (с июля 1992 по май 1993 года). После апрельского референдума 1993 года началось новое ужесточение, которое длилось с мая 1993 по сентябрь 1993 года, то есть 5 месяцев. В результате парламентского противостояния в октябре 1993 года началось новое смягчение, которое продолжалось до октября 1994 года, то есть целый год и завершилось резкой девальваций рубля на 38 % в результате потери Центробанком контроля за валютным рынком и нового витка инфляции. Реакцией на обострение финансового кризиса стало новое ужесточение финансовой политики с ноября 1994 года, что привело в апреле 1995 года к прекращению покрытия бюджетного дефицита кредитами Центробанка. Это ужесточение продолжалось рекордно длительное время — с ноября 1994 года по декабрь 1995 года, то есть больше года. После 197 успеха коммунистов на выборах в Госдуму последовало кардинальное смягчение, которое длилось с января 1996 года до августа 1996 года, или 7 месяцев. Новое ужесточение началось с конца лета 1996 года. Однако такая циклическая раскачка антиинфляционной политики имеет в своей основе не политический и не субъективный, а объективно-экономический характер. Снижение инфляции жестко-монетарными методами вызывало возрастание давления на правительство главным образом со стороны директорского корпуса, обеспокоенного угрозой усиления спада и даже полной остановки ряда производств, отсутствием у предприятий самых необходимых оборотных средств. Фактически борьба с инфляцией ограничивалась перекачкой денежных средств из реального сектора в финансовую сферу. В результате часть инфляционного потенциала вновь, как и в советское время, переходило из открытого состояния в подавленное, но уже в форме задолженностей предприятий друг другу, своим работникам или государству. Периодическое впрыскивание в экономику необеспеченных товарным эквивалентом денежных знаков переводило с очень небольшим временным лагом инфляционный цикл из фазы спада инфляции в фазу ее подъема. Насыщение ресурсного голода предприятий дешевыми кредитами вызывало ту же реакцию смягчения бюджетных ограничений, что и в советское время. В свою очередь навязывание жестких бюджетных ограничений с уровня централизованного управления экономикой не может стать более эффективным, чем в советское время, когда оно проводилось в форме жесткого фондирования ресурсов. Инвестиционно-инфляционные циклы советской экономики продолжаются и в переходной экономике, но только уже не на основе инфляционной подпитки роста, а на основе инфляционной подпитки снижения спада. Механизм циклообразования остался без существенных изменений. Бюджетные ограничения на макроуровне сначала уси198 ливают спад и натурализацию экономики, а затем через депрессию ведут к снижению инфляции. Существенно сократилась лишь длительность инфляционных циклов: вместо 8–12 лет в советское время она составила около 6 лет в переходной экономике. В наиболее рельефной и наглядной форме инфляционный цикл переходной экономики показан на графике, составленном по данным Госкомстата РФ в Институте экономических проблем переходного периода (директор Е. Гайдар) и опубликованном в коллективной монографии сотрудников этого института в 1998 году [64, с. 1054]. График демонстрирует динамику инфляции в 1992 — начале 1998 годов на основе изменения потребительских цен. В указанном издании публикация графика сопровождается следующим комментарием С. Архипова: «На приведенном рисунке можно выделить два различных периода в характере инфляционных процессов. Первый период приходится на 1992–1994 гг., когда наблюдалась скачкообразная инфляция с широкой амплитудой колебаний (стандартное отклонение равно 7,93%). Во второй период, с начала 1995 г., до настоящего времени, преобладает тенденция к плавному снижению темпов роста потребительских цен практически до нулевых отметок с низкой дисперсией значений. Средний уровень составляет 2,8%, стандартное отклонение 2,82%» [64, с.1054]. Действительно, перед нами весьма четкий «портрет» инфляции в интерьере кризиса. На графике изображены две фазы инфляционного цикла переходной российской экономики. Первая фаза, длившаяся ровно 3 года (февраль 1992 года — февраль 1995 года) характеризуется открыто-скачкообразным характером, большой высотой пиков и значительной глубиной спадов. При этом общий уровень инфляции был постоянно значительно выше, чем после февраля 1995 года. Такое состояние можно определить как инфляционный кризис. Во второй фазе, 199 длившейся около 2,5 лет (февраль 1995 года — август 1998 года) наблюдается депрессивное развитие инфляционных процессов. Финансовый кризис, разразившийся 17 августа 1998 года, перевел стрелку часов на новый инфляционный цикл, первая фаза которого характеризовалась резким ростом и открыто-скачкообразным характером инфляции. Только за август-сентябрь 1998 года потребительские цены выросли на 43,5 % [65, с. 19]. Затем инфляция потребительских цен повела себя более плавно, хотя и продолжала проявлять свой неконтролируемый характер. В октябре она составила 4,5 % в ноябре — 5,7 %, чтобы снова резко подскочить в декабре — на 11,6 % (см. рис. 14.2). Затем вновь несколько снизилась, составив в январе 1999 году 8,5 %, в феврале 4.1 % и в июле 2,8 % [65, с. 15]. Рис. 14.1. Инфляция с 1992 по начало 1998 г. (источник: [64, с.1054]). Рис.14.2. Источник: [66, с.175]. Анализ этих данных и расположение их на графике не оставляет сомнений, что перед нами вновь, как и в 1992–1994 годах, возникает холмистая, пикообразная траектория инфляции. Она снова пришла на смену более благополучному равнинному, пологому ландшафту, который демонстрировал постепенное снижение уровня потребительских цен и способность правительства контролировать инфляцию как глав200 ный параметр избранной им системы стабилизационного регулирования экономики. Почему мы избрали в качестве объекта анализа на данном уровне исследования именно инфляцию потребительских цен? Потому что именно она представляет собой конечный продукт инфляционной динамики, непосредственно связанный с потребительским рынком. Именно здесь наиболее рельефно проявляются циклические процессы рыночного характера, возникающие на основе взаимосвязи с жестко ограниченными бюджетами домашних хозяйств, со структурой рынка, соотношением спроса и предложения, давлением дефицита и т. д. На вышеприведенном рис. 14.1 мы рассматривали инфляцию потребительских цен как бы в телескоп. На рис. 14.1–14.4, демонстрирующих ее динамику в 1993, 1994–1995 годах, а также в течение полугода после 17 августа 1998 года, она представлена фрагментарно, как бы рассмотрена в микроскоп. На рис. 14.5 очень хорошо видно, что пологая фаза, начавшаяся в феврале 1995 г. явилась как бы повторением более короткой и менее пологой послепиковой фазы февраля — августа 1994 года, за которой последовали два новых пика. Это говорит о структурированности среднесрочных инфляционных циклов краткосрочными циклами со сходными фазами. Рис. 14.3. Инфляция в 1993 г., в % к пред. месяцу (источник: [54, с.12]). . 201 Рис. 14.4. Инфляция в 1994–1995 гг., в % к пред. месяцу (источник: [54, с.13]). 45 40 35 30 25 20 15 10 5 0 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 -5 Рис. 14.5. Инфляция потребительских цен в январе 1998 г. — июле 1999 г., в % к предыдущему месяцу. Особенно разительной оказалась вспышка инфляции в 1998 году на фоне особенно пологой в первой половине года кривой инфляции. Если за январь-июль 1998 года цены выросли только на 4,2 %, то за август-декабрь — почти на 77 % [66, с. 17]. Весьма характерно, что эта вспышка произошла после проведения с января по первую половину августа наиболее жесткой за всю историю переходной экономики России денежно-кредитной политики. Все это показывает, что антиинфляционная политика, направленная исключительно на непосредственное снижение инфляции, не может в России достигнуть постоянного эффекта, что она создает лишь дополнительное раскачивающее усилие на инфляционные циклы (см. рис.14.6–14.17). Значит, она должна быть дополнена цивилизованной системой государственного регулирования других уровней экономики, соответствующей реалиям России. Августовский кризис заставил вновь прибегнуть к увеличению налично-денежной и кредитной эмиссии, что свело на нет предшествовавшие усилия [66, с. 57]. 202 Рис. 14.6. Источник: [66, с.175]. Рис.14.7. Источник: [66, с.77]. Рис. 14.8. Источник: [66, с.77]. Рис.14.9. Источник: [66, с. 28]. Рис. 14.10. График абсолютных величин в 1991 — 1998 гг.: ВВП — Y; инвестиций в основной капитал — K; численности занятых — L. 203 Рис.14.11. Темпы прироста в 1991 — 1998 гг.: ВВП — δY; инвестиций в основной капитал — δK; численности занятых — δL. Рис. 14.12. График зависимости L/Y = f(K/Y): Y — ВВП; K — инвестиции в основной капитал; L — численность занятого населения, K/Y — капиталоемкость; L/Y — трудоемкость. Рис. 14.13 График зависимости Y/L = f (K/L): K — инвестиции в основной капитал; Y — ВВП, L — численность занятого населения; K/L — капиталовооруженность; Y/L — производительность труда. Рис. 14.14. График зависимости эластичности замещения по инвестиции в основной капитал Ek от времени t в 1991–1998 гг.: Ek=(δY–δL)/( δK–δL ). Рис.14.15. График зависимости (δk, δy). Рис. 14.16. Ln(æ) = f (Ln(K/L)): K — инвестиции в основной капитал; L — численность занятого населения; K/L — капиталовооруженность; æ=EL/EK — относительная капиталоемкость. Рис.14.17. График зависимости y=Y/L производительности труда, совокупный факторный производительности α 1–α At=g *y , g=Y/K — капиталоотдача. 204 В статье Г.Б. Клейнера [73] выдвигаются и обосновываются чрезвычайно важные, для понимания ситуации в рыночной экономике России, положения о кризисном стиле развития страны и происходящей в ней деинституционализации общества. Кризисное состояние экономики закрепляется, по Г.Б. Клейнеру, кризисом системы взаимных ожиданий (СВО) и способствует своеобразной дециклизации экономики с ациклическими обострениями кризисных ситуаций (в 1991, 1993, 1994 и 1998 гг.). Восстановление нормальных циклических процессов автор связывает с проведением экономической политики, направленной на структурно-технологическую сбалансированность экономики. Думается, что подмеченная автором в статье глубинная взаимосвязь между деинституционнализацией и дециклизацией переходной экономики дает ключ для понимания ее эволюции. Н. Ноздрань [74] сделал попытку применить к явлениям циклической динамики рыночной экономики России методологию анализа, разработанную Й. Шумпетером для явлений развитой рыночной экономики. К сожалению, автор данной статьи не вполне улавливает разницу в природе анализируемых им явлений, он концентрируется на общих закономерностях динамики количественных показателей и на их основе строит картину циклических колебаний. Конечно, такой подход вполне правомерен при условии учета качественных характеристик и предпосылок циклических процессов. Он отмечает, что короткие циклические колебания возникают в единой «длинной волне» российского спада. Он связывает их с реорганизационными мероприятиями и в меньшей степени — с освоением новых рынков сбыта и источников сырья. Позитивным достижением данной работы можно считать разнообразие индикаторов смены фаз макроэкономического режима, которых автор выделяет всего две: 205 • фаза развития и удаления от состояния равновесия; • фаза стабильного кругооборота и приближения к состоянию равновесия. К числу этих индикаторов он относит динамику производства, характер взаимосвязи между динамикой отраслевых значений спроса, предложения и цен, изменения в структуре производства, воздействие внешней торговли на производство внутри страны, динамику реальной денежной массы и товарных запасов. При этом, в фазах развития наблюдаются усиление депрессивных тенденций, ослабление зависимости цен от динамики спроса, рост расхождений и противоречий в динамике выпуска различных секторов, нейтральное или депрессивное воздействие внешней торговли на производство, преобладание тенденций к росту выбрасываемой в обращение денежной массы, относительный рост объема товарных запасов. В фазах же стабилизации, кругооборота и приближения к равновесному состоянию, по Н. Ноздраню, возникают тенденции стабилизации роста, усиление зависимости цен от динамики спроса, сближение динамики выпуска различных секторов и отраслей, активизирующее воздействие внешней торговли на производственные процессы, преобладание тенденций к стабильности или снижению денежной массы, относительное снижение объемов товарных запасов. Окончательный вывод, который делает автор из приведенных графиков и проанализированных статистических данных, прост и четок. Он вполне соответствует шумпетерианскому динамическому подходу, методологии анализа, опирающейся на идеи Н. Кондратьева и связанный с выделением длинноволновых, среднесрочных и коротких циклов безотносительно к характеру и содержанию экономических процессов. «Анализ положения в российской экономике в 1992–1995 гг., проведен- 206 ный на основе предложенной системы индикаторов смены фаз макроэкономического режима, — подводит итог автор статьи, — подтверждает гипотезу о наличии краткосрочных циклов в динамике национального хозяйства, состоящих в последовательной смене фаз удаления от состояния равновесия и приближения к нему, первопричиной чего является поочередная смена этапов развития и стабильного кругооборота» [74, c. 116]. В то же время инфляционные циклы в переходной экономике выступают как отражение более глубоких процессов, которые можно охарактеризовать как «советские инвестиционные циклы — наоборот», или «переходные антиинвестиционные циклы». Если в советской экономике инвестиционный цикл начинался с эмиссионной накачки экономики для обеспечения аномального экономического роста, то в переходной экономике цикл — наоборот, начинается с жесткой антиинфляционной политики, которая оборачивается деинвестированием экономики и аномальным экономическим спадом, кризисом производства. В следующей фазе советского инвестиционноинфляционного цикла эмиссионная накачка экономики приводила к выходу инфляции из-под контроля и вследствие этого к росту выше нормального (для данного типа экономики) интенсивности дефицита. В соответствующей фазе цикла переходной экономики — наоборот, демонетизация и деинвестирование реального сектора приводит к выходе изпод контроля спада производства, угрожающего остановкой многих жизненно важных для экономики производств, а также, к усилению сверх всякой меры кризиса неплатежей, являющегося денежных аналогом товарного дефицита и чреватого полной натурализацией межхозяйственных взаимоотношений. Далее в советском инвестиционном цикле наступала третья фаза, в которой государство принимало жесткие меры по снижению инфляции, то есть ограничивало денежную эмиссию, уже207 сточало фондирование и лимитирование в самых разнообразных формах, что приводило к снижению экономического роста и вгоняло производство в депрессию. В третьей фазе цикла переходной экономики — наоборот, потребности реального сектора заставляют смягчить экономию денежных средств и «одарить» предприятия дешевыми эмиссионными ресурсами, что снижает спад производства и подавленную инфляцию в виде неплатежей, создает тенденцию к оживлению производства, Наконец, в четвертой фазе советского инвестиционного цикла инфляция и дефицит снижались в результате ранее принятых мер до приемлемого уровня, и можно было начинать подготовку к новому инвестиционному циклу и новой крупномасштабной эмиссии. В четвертой фазе цикла — наоборот, вновь начинается вспышка открыто-скачкообразной инфляции, что создает предпосылки для нового ужесточения финансовой политики. 15. От кризисной цикличности к эффективному регулированию циклов Проведенный нами анализ циклов советской экономики и кризисной цикличности переходной экономики России позволяет по-новому взглянуть на проблемы антикризисного регулирования последней, предложить новый методологический подход к их решению. Не вдаваясь на данном этапе нашего исследования в дискуссии по поводу применимости на российской почве кейнсианских либо монетаристских, либо каких-то еще рецептов или моделей регулирования, отметим, что проанализированные в настоящей работе очень значительные и принципиальные отличия переходной экономики и ее кризисной цикличности от нормальной рыночной экономики и ее классических циклов даже 208 в современном видоизмененном их варианте, доказывают весьма ограниченную применимость любой из сложившихся в рыночной экономике моделей регулирования. Разумеется, это не означает, что не следует пользоваться кейнсианскими наработками для регулирования спроса или монетаристскими рецептами гашения инфляции. В мировой практике выработан и опробован в самых различных ситуациях богатый и разнообразный арсенал средств регулирования, из которого можно и нужно выбирать для применения все то, что будет действительно работать в экономике России. Но общая стратегия антикризисного регулирования должна быть разработана с учетом особенностей России. И не надо бояться признать эти особенности уникальными (равно как и не следует впадать в другую крайность, открещиваясь этой уникальностью от международного опыта). Ведь ни одна страна мира, за исключением других входивших ранее в СССР стран СНГ, не развивалась подобным образом еще с 1917 года, не знала столь полного огосударствления собственности, ациклического подстегивания экономического роста, перепроизводства и перенакопления капитала в непотребительской сфере, всеобщего дефицита в сфере потребительской, не испытала инвестиционно-инфляционных кризисов и циклов руководимого развития. Стратегия антикризисного регулирования в переходной экономике России в силу этих особенностей ее развития не только должна принципиальным образом отличаться от соответствующих стратегий в развитой рыночной экономике или экономике развивающихся стран, но и быть противоположной по своей основной направленности этим стратегиям. Прежде всего, всякая антикризисная стратегия регулирования, до сих пор созданная в экономически развитых странах и применявшаяся к проблемам самых различных национальных экономик, была одновременно стратегией антициклической. Каждая такая стратегия историче209 ски сложилась в процессе активного противодействия циклическим кризисам рыночной экономики и была направлена на профилактику кризисных потрясений путем максимального распрямления и сглаживания траектории классических циклов. «В общем и целом, говоря о политике, которую должно проводить государство в целях сглаживания циклических колебаний, — отмечают авторы одного из недавно изданных учебников по экономической теории, — можно охарактеризовать ее как политику противодействия: мероприятия, направленные на смягчение циклических явлений, должны идти в направлении, противоположном существующим на данный момент колебаниям экономической конъюнктуры. В период спада государство проводит политику активизации всех хозяйственных процессов, а в период «перегрева» экономики стремится сдерживать деловую активность» [67, с. 357–358]. В известной работе шведского экономиста Класса Эклунда «Эффективная экономика» [68] дано классическое описание антициклического регулирования. Ее содержание, по определению К. Эклунда, составляют действия, идущие в противоположном направлении к текущей экономической конъюнктуре. «В плохие времена, — отмечает он, — государство должно накачивать платежеспособный спрос с помощью экспансионистской политики. В условиях высокой конъюнктуры государство, наоборот, должно обратиться к политике сдерживания и готовиться к следующему спаду конъюнктуры» [68, с. 127]. Антициклические действия подобного рода К. Эклунд иллюстрирует следующим графиком, ставшим впоследствии хрестоматийным: 210 Рис. 15.1. Антициклическая политика. Источник: [68, с. 127]. С помощью политики экспансии (увеличения расходов или снижения налогов) в периоды низкой конъюнктуры и политики сдерживания (повышения налогов и сокращения расходов) в период высокой конъюнктуры можно гасить инфляцию при высокой конъюнктуре и смягчить безработицу при низкой конъюнктуре. Тем самым выравниваются колебания конъюнктуры. Антициклическая политика, как подчеркивает К. Эклунд, была внедрена в экономическую практику начиная с 30-х годов в соответствии с рецептами экономической теории Кейнса и стала одним из наибольшее общепризнанных и повсеместно применяемых в рыночной экономике результатов «кейнсианской революции» [68, с. 127]. «Революционность» такого подхода к регулированию экономики проявляется и в его невероятной парадоксальности. Эта парадоксальность почти не ощущается современными экономистами в силу многолетней привычки, так же как парадоксальность теории относительности почти не ощущается современными физиками, видящими в ней вполне ортодоксальную 211 и общепризнанную теорию. Но парадокс, связанный с противодействием экономическому росту для поддержания стабильности и сбалансированности экономики по своему характеру ничуть не менее удивителен, чем знаменитый «парадокс близнецов» или сокращение длины тела при около световых скоростях движения. Налогоплательщики, работающие в рыночной экономике, тратят все свои жизненные и творческие силы, чтобы создать максимальный экономический рост, а государство тратит средства тех же налогоплательщиков и силы своих органов для противодействия этому. Особенно странной такая экономическая политика в свое время казалась многим советским экономистам, привыкшим к постоянному подстегиванию государством экономического роста как главного фактора и базиса развития. Недаром во многих работах по циклам и кризисам капиталистической экономики, написанным советскими авторами, антикризисное регулирование посредством противодействия подъему рассматривалась как еще одно доказательство неразумности капиталистической системы, ее отсталости по сравнению с динамично развивающимся социализмом. Но прошло время, и выявилась несравнимо большая парадоксальность и аномальность ациклического «бескризисного» развития в постсоциалистической экономике и в экономической теории в России главной проблемой стала трансформация развалившейся советской экономики в нормальную рыночную. Советская экономика и происходящая из нее переходная экономика России, аномальные и парадоксальные по самым своим основам, отличаются от нормальной рыночной экономики всем, чем угодно — огосударствленностью экономических процессов, монополизмом, перекошенностью структур, всеобщим дефицитом и т.д. Этот список можно продолжить на многих страницах. И все эти отличия резюмируются в характере экономических циклов, их противоположности классическим циклам рыночной экономики. Там, где в рыночной 212 экономике кризисы перепроизводства, в созданной в годы социалистических экспериментов экономике — кризисы дефицитности. На месте регулируемых и сдерживаемых подъемов — беспрерывный подстегиваемый государством подъем, который с начала 90-х годов превратился в столь же беспрерывный спад. Вместо четко определимых кризисов, являющихся точкой отчета для оценки других фаз циклических процессов, какая-то сумбурная окрошка из подъемов, кризисов, депрессий и почти неощутимых оживлений, которые накладываются друг на друга и превращают в сплошной кризис даже наиболее благополучные годы подъема экономического развития. По существу, мы имеет дело с экономикой-наоборот, которой соответствуют ее экономические циклынаоборот. А чтобы приблизить экономику-наоборот и ее циклынаоборот к нормальному течению экономических процессов и циклов рыночного типа, логично использовать методологию регулированиянаоборот. Антициклическое регулирование классических циклов рыночной экономики потому и парадоксально, что оно направлено к сдерживанию перепроизводства, производимого в фазе подъема чересчур резким экономическим ростом, к недопущению таких же резких и слишком разрушительных кризисов перепроизводства. В дефицитной экономике ее парадоксальность состоит в том, что беспрерывный экономический рост не только не создает перепроизводства товаров потребительского спроса, но приводит к постоянному недопроизводству этих товаров, а в отдельные периоды — к кризисам дефицитности, при которых нехватка товаров ведет к разрушению всей системы экономических отношений. Переходная экономика России есть ненормальная рыночная экономика, экономика-наоборот. В ней самые разнообразные дефициты никуда не исчезли, они только изменили свою форму, а колебания ее дефицитного рынка продолжают воспроизводить циклы и кризисы дефицитности. 213 Чтобы способствовать преобразованию ее к нормальную рыночную экономику, необходимо направить процесс экономического регулирования к перепроизводству товаров потребительского спроса. На практике это означает, что вместо классической кейнсианской технологии антикризисного регулирования нужно использовать противоположную ей парадоксальную неклассическую технологию. Антициклическое регулирование рыночной экономики направлено к сглаживанию кривых циклических колебаний, к противодействию их выпячиванию. Антикризисное регулирование в переходной экономике должно быть не антициклическим, а циклосозидающим. Оно должно иметь как раз противоположную направленность, ведущую к провоцированию кризисов перепроизводства товаров потребительского спроса. Оно должно быть направлено к содействию перепроизводству, перекрывающему дефицит, к выпячиванию кривых, описывающих траекторию циклических процессов. Но как только такое перепроизводство будет достигнуто, необходимо действовать также циклически и вовремя подать назад, изменив знак регулирования на обратный, сбивая чересчур резкие выпячивания траектории циклов. При этом проциклическая политика не во всем должна быть противоположна антициклической политике. Как и в классическом кейнсианстве, для преодоления спада все регулирующие мероприятия государства должны быть сконцентрированы на целенаправленном стимулировании деловой активности. Но, в отличие от кейнсианских рецептов регулирования, в условиях переходной экономики стимулирование деловой активности должно быть не общим, а избирательным, направленным на реструктуризацию и потребительскую переориентацию экономики. Другим существенным отличием от кейнсианской методологии является невозможность на стадии стимулирования деловой активности соответствующего стимулирования потре214 бительского спроса на основе повышения номинальных доходов населения и роста государственных расходов на социальные нужды. Здесь необходимо использовать весьма своеобразную двухтактную модель регулирования: на инвестиционной стадии государство сосредоточивает регулирующие усилия на повышении инвестиционного базиса производства потребительских товаров, затем с определенным временным лагом, обеспечивающим преодоление дефицитов в сфере производства потребительских товаров проводит резкую денежную экспансию для повышения потребительского спроса в виде мгновенного, в один день повышения номинальных ставок заработной платы, пенсий, стипендий и прочих социальных выплат населению. Такая денежная экспансия должны быть заранее подготовлена мерами по повышению налогов на импорт и соответствующему повышению цен на импортные товары для обеспечения конкурентоспособности отечественных товаров на потребительском рынке. Стимулирование деловой активности в потребительской сфере не может не быть инфляционным. Но нужно стремиться к тому, чтобы инфляция постепенно была перекрыта товарной экспансией на дефицитном рынке, который вследствие этой экспансии столь же постепенно начнет утрачивать свой дефицитный и импортоориентированный характер. Экспансия отечественного производства на отечественном же потребительском рынке должна быть связана с мощной рекламнопропагандисткой кампанией патриотического толка в средствах массовой информации. Стимулирование деловой активности в отечественном потребительском секторе предполагает задействование всего спектра как кейнсианских, так и монетаристских методов. Фундаментальное значение для наращивания производства потребительских товаров имеет традиционная для рыночной экономики кейнсиански ориентированная поли215 тика «дешевых денег». Уже само по себе увеличение предложения денег государством, подстегивая инфляцию, ведет к снижению платы за кредит. Умеренное повышение государственных расходов в сфере кредитной экспансии необходимо, поскольку без него наращивание производства в потребительском секторе экономики остается всего лишь мечтой. Нужна мощная государственная программа кредитования бизнеса в производстве потребительских товаров, предусматривающая увеличение кредитных ресурсов банков, снижение процентах ставок за уже выданные ссуды, предоставление дешевых или даже бесплатных кредитов на организацию нового перспективного производства, особенно в малом бизнесе. Но возвратность кредитов нужно обеспечить неукоснительно, принимая меры по имущественной ответственности несостоятельных должников. Главное отличие роста государственных расходов на кредитование деловой активности в переходной экономике от его кейнсианских аналогов в рыночной экономике состоит в направленности стимулирования капиталовложений не на сглаживание, а на выпячивание, даже раздувание циклической траектории. Цель — обеспечить не просто повышение деловой активности, а именно перепроизводство потребительских товаров для перекрывания дефицитности как устоявшегося свойства потребительского рынка. Эта цель связана не столько с обеспечением экономической сбалансированности и стабильности, сколько со стимулированием появления нормальных среднесрочных циклов классического типа. Без этих циклов невозможно рыночное саморегулирование экономики, а при отсутствии достаточно эффективного саморегулирования и самоочищения экономики навсегда останется кризисной и будет требовать не только нормального государственного регулирования, но и постоянных административных вмешательств, рычагов и «костылей». Регулирование экономики извне не может быть эф216 фективным, если оно не дополняется и не подправляется ее регулированием изнутри. Поэтому наряду с кейнсианскими методами в виде повышения государственных расходов и стимулирования потребительского спроса необходимо использование монетаристских мер в сфере кредитноденежной и налоговой политики. К числу таких мер в налоговой сфере относится снижение налоговых ставок под определенные цели, предоставление налоговых льгот на новые инвестиции, на создание новых образцов потребительских товаров и т. д. После появления признаков явного подъема производства в потребительском секторе можно задействовать, но только очень осторожно и не слишком жестко, механизм ограничения денежной эмиссии. В российской экономике уже накоплен значительный опыт циклического регулирования инфляционных процессов, состоящего в попеременном чередовании фаз инфляционного финансирования экономики и жесткого ограничения эмиссии. Этот опыт необходимо использовать более целенаправленно, для обеспечения формообразовательных процессов классического экономического цикла. Важные методологические наработки по трансформации затратного механизма циклообразования советского опыта в потребительски ориентированный механизм нормального цикла рыночной экономики содержались в работе А. Ковалева «О затратном механизме, дефиците товаров и неконвертируемости рубля» [69], вышедшей из печати еще в 1990 году. «Наша затратная экономика, — пишет А. Ковалев, — не позволяет применять средства регулирования из арсенала потребительского хозяйства — обесценивания капитала для подъема его эффективности» [69, с. 184]. Основным препятствием к применению классических средств косвенного регулирования он считает дефицитность потребительского 217 рынка, в условиях которой эти средства лишь стимулируют фиктивные тенденции в экономике, и без того уже накопившей их. Главными свойствами системы эффективного регулирования отечественной экономики, по его мнению, должны стать селективность, постепенность и экономическая централизация [там же]. Преодоление дефицитности и затратного механизма, лежащих в основе образования специфических циклов советской экономики, он связывает с последовательным формированием потребительской экономики, которое проходит две стадии. В первой стадии регулирующие воздействия должны быть сконцентрированы на подавлении чрезмерного потребительского спроса, во второй — на насыщении потребительского рынка [69, с. 184–185]. Лишь после достижения той второй стадии не на основе подавленности спроса и импортной экспансии на отечественный потребительский рынок, а на основе экспансии отечественного производства и стимулируемого возрастания спроса возможно формирование нормальных циклов рыночной экономики и вслед за этим эффективное применение классических методов косвенного регулирования. При построении методологии циклообразующего регулирования переходной экономики России можно также опереться на ряд идей Е. Сабурова, выраженных в его книге «Реформы в России: первый этап» 1997 года издания [53]. Автор книги обосновывает методологическую целесообразность приоритетной ориентации системы регулирования. «В стабилизированной экономике, имеющей устойчивые тенденции роста, — отмечает он, — государственные шаги по приоритетному развитию отдельно взятых секторов или даже производств подвергаются резкой критике в экономической литературе. Широко известны многочисленные примеры, взятые из практики различных стран, когда заранее выбранные приоритеты получали особый режим экономического обслуживания (налоговые льготы, дотации, прямые государственные 218 вложения и т. д.), бремя которых тянуло экономику вниз так, что само развитие приоритетной отрасли оказывалось неэффективным. Однако нестационарный экономический режим (стагнация, дефляция, рецессия и др.) для своего преодоления требует неклассических способов решения» [53, с. 61]. И, как подчеркивает Е. Сабуров, можно привести не меньше впечатляющих примеров эффективного регулирования, способствовавшего выведению экономики из затяжного и глубокого кризиса на основе удачно выбранных приоритетов [там же]. Е. Сабуров намечает следующие методологические ориентиры, использование которых необходимо для построения эффективной системы регулирования посредством приоритетов экономической политики: 1. Приоритет должен иметь не самодовлеющий характер, а выполнять роль экономического локомотива, способного, набрав необходимую мощность, вытягивать из кризиса другие сектора экономики. 2. Он должен иметь широкий секторный охват, то есть способствовать решению проблем во многих других секторах экономики. 3. Приоритетное экономическое обслуживание — лишь временная мера, действие которой должно немедленно прекращаться при выходе в стационарный режим функционирования экономики. 4. В переходном состоянии опасно осуществлять сразу множество приоритетов, рассредоточивая усилия на множестве направлений, так как в условиях бедной экономики невозможна концентрация на всех направлениях достаточно значительных сил и средств, вследствие чего теряется динамика («скорость локомотива») [там же]. Сам Е. Сабуров предлагает избрать в качестве основного приоритета жилищное строительство [53, с. 62]. Это предложение, конечно же, очень спорно, поскольку осуществление такого приоритета требует весьма значительных капиталовложений и не может происходить за 219 счет средств населения. Сегодня сама жизнь диктует выбор наиболее простых и доступных для осуществления приоритетов, связанных с удовлетворением самых насущных человеческих потребностей. Такими приоритетами, на наш взгляд, является максимальное насыщение рынка продовольствия и одежды. Необходимо серьезное расширение возможностей производства потребительских товаров в этих сферах на новой технологической и социально-экономической основе. Здесь посредством стимулирования частного бизнеса может быть создана зона настоящей частной собственности и классического капитализма, положено начало формированию слоя национальной буржуазии. Регулирование рыночной экономики не может быт эффективным без наличия энергичной потомственной буржуазии, носительницы традиций «своего дела» и функции настоящих хозяев, ответственных за состояние дел собственным кошельком. Именно деятельность буржуазии стоит у истоков возникновения классических циклов рыночной экономики в возникновения современных корпораций, управляемых менеджерами. Представления о том, что в современной рыночной экономике буржуазия якобы отодвинута на второй план акционерным характером капитала и разделением власти и собственности, представляют собой типичный рецидив идеологического искажения действительности. Буржуазия была и остается социальной основой цивилизованного рынка, и попытки создания такого рынка, минуя уровень классического капитализма и процесс формирования национальной буржуазии так же утопичны, как проекты построения коммунизма. Реальная альтернатива не в выборе между буржуазной и безбуржуазной рыночной экономикой, а в выборе между созданием условий для нормального функционирования цивилизованной буржуазии, нуждающейся в легальном бизнесе и четком выполнении своих обязанностей перед 220 государством, и господством полукриминальных дельцов теневой экономики, всячески уклоняющихся от выплаты налогов. В конкретных условиях переходной российской экономики государственное регулирование должно быть направлено не только на создание оптимальных условий для функционирования бизнеса, но и на культивирование цивилизованной буржуазии, ее надежную защиту от любых посягательств криминальных структур и конкуренции со стороны «теневой экономики». Иначе вместо нормального кругооборота классического цикла мы вновь столкнемся с возникновением циклов дефицитности и кризисов руководимого развития. Макроэкономическое регулирование, в том числе и циклообразующее воздействие государства, не должно быть чрезмерным. Оно должно быть так построено, чтобы оставлять достаточно свободы экономическим субъектам в рамках законодательно определенных правил экономической игры. Зарегулированность рынка не менее вредна, чем его нерегулируемость, особенно в переходной экономике. Административные «костыли» необходимы для больных экономических структур, но они должны применяться лишь там и тогда, где и когда эти структуры не могут самостоятельно передвигаться на собственных ногах. Нельзя забывать о том, что и в развитой рыночной экономике очень многие негативные особенности протекания современных вариантов классических циклов связаны с кризисом государственного регулирования, несостоятельностью методов «ведомого развития» экономики. Методология циклообразующего регулирования в переходной экономике тем более должна основываться на принципе разумной достаточности, стремление к максимизации полезных эффектов при минимизации воздействий, осознании бесперспективности огосударствления и ущемления здоровых частных интересов. В современной рыночной экономике вследствие кризиса регули221 рования антициклическое регулирование было существенно сокращено и дополнено, а частично и заменено антиинфляционным. В переходной экономике антиинфляционное регулирование, по существу, подменило циклическое регулирование, которое должно было его опережать. Отсюда — циклический характер самого антиинфляционного регулирования. Теперь оно должно быть существенно сокращено и дополнено, а частично и заменено циклообразующим регулированием. Заключение Мы рассмотрели основные особенности циклических процессов в социалистическом планово-распределительном хозяйстве СССР и переходной экономике России. Свои основные усилия мы направили на выявление циклических предпосылок и циклических составляющих трансформационного кризиса российской экономики, а также на поиск адекватной методологии построения способов циклического регулирования, позволяющих снизить остроту этого кризиса и создать предпосылки для выхода из него. В процессе исследования были проанализированы самые различные модели циклических процессов, предложенные в разное время в экономической науке, а также разнообразные формы этих процессов — инвестиционные циклы советского типа, циклы дефицитности, циклы реформирования, инфляционные колебания, колебания аномального экономического роста и циклы диспропорционального развития структуры экономики и т. д. Была также подвергнута тщательному анализу трансформация вышеперечисленных циклических процессов советской экономики в специфические циклы переходной экономики, изучены механизмы циклообразования в советский и постсоветский период. 222 В ходе исследования была выдвинута и обоснована концептуальная модель циклов руководимого развития, которые, как мы полагаем, задавали ритм и траекторию движения всем прочим циклическим процессам советской экономики и выступают как базовые циклы и в ней, и в нынешней переходной экономике России. Основные итоги исследования циклических процессов можно резюмировать в следующих концептуальных положениях: 1. Все циклы советской экономики суть закономерный результат «зацикливания» прямолинейного, ациклически направленного руководимого развития экономики, постоянно нацеленного на беспрерывную и безудержную гонку экономического роста. 2. Поэтому циклы руководимого развития, выделенные и смоделированные в настоящем исследовании, суть ведущие и направляющие циклы экономики советского типа, от протекания которых зависит траектория и характер протекания всех прочих циклических процессов. 3. Для экономики советского типа свойствен феномен разноцикличности (полицикличности), который выражается в хаотическом многообразии и ослабленной взаимозависимости различных циклических процессов. Именно этим объективным феноменом, в конечном счете, объясняется несогласованность различных моделей и субъективных трактовок цикличности советской экономики в научной литературе. 4. Из феномена полицикличности вытекает феномен поликризисности советской экономики, выражающийся в отсутствии четко выраженных циклических кризисов, позволяющих провести четкое выделение среднесрочных циклов, а также в наличии значительного множества разнообразных кризисных явлений, возникающих в самое различное время и наслаивающихся на самые различные фазы циклов руководимого развития, в том числе и на периоды наивысшего подъема. 5. Предложенная нами концептуальная модель циклов руководи223 мого развития позволяет провести четкое сквозное выделение среднесрочных циклов во всей истории экономики советского типа (а не в какие-то отдельные ее периоды, как в ряде других моделей), определить точные временные рамки прохождения этих циклов, становления и закономерной смены из фаз. 6. Циклы руководимого развития состоят из четырех последовательно сменяющих друг друга фаз — инновационной фазы, фазы пробуксовки, возвратной фазы и фазы надлома. 7. Инвестиционные циклы советской экономики, в общем и целом совпадают с циклами руководимого развития и по времени, и по траектории, и по смене фаз. В то же время в ряде случаев наблюдается расхождение между ними, обусловленное появлением дополнительных крупномасштабных подъемов инвестиционной активности, приходящихся главным образом на возвратные фазы циклов руководимого развития. 8. Особую группу циклических колебаний советской экономики, вписывающуюся, тем не менее, в циклы руководимого развития, составляет цикличность реформ. Нами выделены два типа реформ в истории российского (и советского) государства — мобилизационные и либерализационные, описано их воздействие на экономику. Чередование мобилизационных и либерализационных реформ, а также контрреформ, являющихся реакциями на последние, создает дополнительную раскачку экономики и увеличивает амплитуду самых разнообразных циклов, а также остроту и глубину кризисных состояний, длительность депрессий. 9. Циклы и кризисы дефицитности в советской экономике создают особые аномальные механизмы рыночного саморегулирования, являющиеся более существенным препятствием для рыночных реформ и создания нормального рынка, чем любые административные ограничения. Критерием перехода от дефицитного рынка к нормальному рынку явля224 ется возникновение классического рыночного цикла. 10. Аномальный экономический рост советской экономики и аномальный спад переходной экономики России обусловлены отключением нормальных рыночных механизмов и связанных с ними классических среднесрочных циклов, в результате чего они вписались в фазы большого Кондратьевского цикла — повышательную и понижательную. 11. Планово-запрограммированная диспропорциональность экономического роста советского типа обусловливает краткосрочные (по пятилеткам) и среднесрочные циклы диспропорциональности, а также циклические, периодические повторяющиеся структурные кризисы. Диспропорциональный спад в переходной экономике не в состоянии обеспечить реструктуризацию экономики из-за отсутствия в ней механизмов циклического саморегулирования и эффективного регулирования структурных циклов. 12. Вследствие недостаточности и слабости механизмов циклического саморегулирования и ограниченности регулирования переходной экономики в ней возникает феномен кризисной цикличности, выражающийся в том, что экономика как бы зацикливается в трансформационном кризисе, наметившееся образование классических циклов ограничилось возникновением специфического двухфазного цикла в сменой фаз кризиса и депрессии. В таких циклах отсутствует достаточно мощное очистительное действие кризисно-депрессивных состояний, вследствие чего тенденции к оживлению и подъему только намечаются, но не реализуются в устойчивом экономическом росте интенсивнорыночного характера. 13. Инфляционные циклы и кризисы в переходной экономике России являются следствием взаимодействия инфляционных циклов и кризисов советского типа с циклами ужесточения и ослабления антиинфляционной монетарной политики. Поэтому такая политика вписывает225 ся в состояние кризисной цикличности и не может дать выхода из него. 14. Преодоление кризисной цикличности российской экономики требует решительного изменения стратегии антикризисного регулирования, принятия стратегии циклического регулирования, способствующей возникновению рыночных циклов классического типа. 15. Методология такой стратегии регулирования принципиально отличается и от антициклической стратегии кейнсианства, и от антиинфляционной стратегии монетаризма, и должна строиться на системе приоритетов, обеспечивающих потребительскую переориентацию экономики. 226 Список литературы Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики.— М.: Экономика, 1989.— 536 с. Шумпетер Й. Теория экономического развития.— М.: Прогресс, 1982.— 455 с. Тойнби А. Дж. Постижение истории.— М.: Прогресс, 1991.— 736 с. 1. Шмелев Н. Неплатежи — проблема номер один российской экономики // Вопросы экономики. — 1997. — N 4. — С. 26–35. 2. Лузин Г.П., Павлов К.В. Патоэкономика: задачи, проблемы, направления исследований — Апатиты, 1995. — 111 с. 3. Яковец Ю.В. Циклы. Кризисы. Прогнозы — М.: Наука, 1999. — 448 с. 4. Яковец Ю.В. Экономика России: перемены и перспективы. — М.: РФК, 1997. — 227 с. 5. Яковец Ю.В., Пирогов С.В. Закономерности циклической динамики и генетики науки, образования и культуры. — М.: Наука, 1993. — 134 с. 6. Меньшиков С.М., Клименко Л.А. Длинные волны в экономике: Когда общество меняет кожу. — М.: Международные отношения, 1989. — 272 с. 7. Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития. — М.: Вла-Дар, 1993. — 310 с. 8. Анчишкин А.И. Наука. Техника. Экономика. — М.: Экономика, 1989. — 383 с. 9. Дьяконов И.М. Пути истории. От древнего человека до наших дней. — М.: Восточная литература, 1994. — 189 с. 10. Черняк Е.Б. Цивилиография. Наука о цивилизациях. — М.: Международные отношения, 1996. — 289 с. 227 11. Пантин В. Циклы и ритмы истории. — Рязань: Аракс, 1996. — 156 с. 12. Длинные волны. Научно-технический прогресс и социальноэкономическое развитие. — Новосибирск: Наука, 1991. — 224 с. 13. Яковенко Е.Г., Басс М.И., Махров Н.В. Циклы жизни экономических процессов, объектов и систем. — М.: Наука, 1991. — 192 с. 14. Козьменко С.Ю. Циклические колебания социально- экономического развития. — СПб.: Изд-во СПб УЭ и Ф, 1995. — 106 с. 15. Семенова А.К. Экономический рост и экономический цикл в теории воспроизводства. — Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1992. — 27 с. 16. Белова В. Экономический цикл // Социально-политический журнал. — 1998. — N 3. — С. 72–93. 17. Полетаев А.В., Савельева И.М. Циклы Кондартьева и развитие капитализма. — М.: Наука, 1993. — 249 с. 18. Маевский В.И. Кондратьевские циклы, экономическая эволюция и экономическая генетика. — М.: Институт экономики, 1994. — 40 с. 19. Абрамов И.М. Циклы в развитии экономики СССР. — Минск: Наука и техника, 1990. — 158 с. 20. Евстигнеев Р.Ю. Экономическая политика: принцип маятника — Проблемы теории и практики управления, 1993, N 3, с. 20–29. 21. Тесля П.Н. Моделирование цикла капиталистического воспроизводства. — Новосибирск: Наука, 1988. — 188 с. 22. Рекомендации по улучшению планирования и экономического стимулирования разработки и внедрения принципиально новой техники. — М.: АНХ СССР, 1980. — 56 с. 23. Долговременные тенденции в капиталистическом воспроизводстве. — М.: ИНИОН АН СССР, 1985. — 232 с. 228 24. Пропорции воспроизводства в период развитого социализма. — М.: Наука, 1976. — 432 с. 25. Винтрова Р. Проблемы совершенствования пропорций социалистического воспроизводства. — М.: Наука, 1981. — 176 с. 26. Евстигнеева Л.П. Перспективное финансовое планирование. Политэкономический аспект. — М.: Наука, 1982. — 184 с. 27. Ковалева Г. Измерение и моделирование циклической динамики экономических процессов на основе спектрального анализа. — Новосибирск: ИЭ и ОПП СО АН СССР, 1991. — 150 с. 28. Дубовский С.В. Циклы и переходные процессы в СССР В сб.: Экономический рост и циклы. Сб. трудов, вып. 12 М.: ВНИИСИ, 1991. — 128 с. 29. Шехин В. Последствия инфляционной экономической политики // Вопросы экономики, 1991. — № 1. — С. 17–27. 30. Сажина М.А., Чибриков В.Г. Основы экономической теории — М.: Экономика, 1995. — 363 с. 31. Гайдар Е.Т. Сочинение в 2-х томах, том: 2. — М.: — Евразия, 1997. — 715 с. 32. Май В. Логика и природа экономического кризиса в СССР — В кн.: Экономика переходного периода. — М.: ИЭППП, 1998. — С. 55– 79. 33. Рязанов В.Т. К политэкономической характеристике переходных циклов в СССР // Экономическая наука, 1991. — № 10. — С. 49–56. 34. Рязанов В.Т. К вопросу о «длинных волнах» экономических реформ в России // Вестник СПб ГУ, Серия 5 Экономика, 1992. — Вып. 2. — С. 29–43. 35. Переходы и катастрофы: опыт социально-экономического развития. — М.: Изд-во МГУ, 1994. — 192 с. 36. Пантин В., Лапкин В. Краткий миг российской свободы // Зна229 ние — сила, 1991. — № 8. — С. 1–8. 37. Эйдельман Н.Я. «Революция сверху» в России. — М.: Книга, 1999. — 115 с. 38. Медушевский А. Реформы и контрреформы в истории России // Коммунист, 1991. — № 2. — С. 97–108. 39. Крицман Л.Н. Героический период русской революции. Опыт анализа так называемого «военного коммунизма». — М.—Л.: ГИЗ, 1926. — 167 с. 40. Новожилов В.В. Недостаток товаров // Вестник финансов, 1926. — № 2. — С. 7–22. 41. Корнаи Я. Дефицит. — М.: Наука, 1990. — 607 с. 42. Райхлен Э. Основы экономической теории. Безработица и инфляция. — М.: Наука, 1998. — 180 с. 43. Ореховский П.А. Равновесие и неравновесие в процессах экономического роста. — СПб.: Изд-во УЭ и Ф, 1994. — 137 с. 44. Семенов Г.В. Национальный продукт: проблемы дефицита и сбалансированности. — Казань: Изд-во Казанского университета, 1993. — 159 с. 45. Бузгалин А.В. Переходная экономика. — М.: Таурус, 1994. — 472 с. 46. Яременко Ю.В. Структурные изменения в социалистической экономике. — М.: Мысль, 1981. — 300 с. 47. Моделирование межотраслевых взаимодействий. Под ред. Ю.В.Яременко — М.: Наука, 1984. — 280 с. 48. Методы народнохозяйственного прогнозирования / Под ред. Н.П. Федоренко, А.И. Анчишкина и Ю.В. Яременко. — М.: Наука, 1985. — 472 с. 49. Долгосрочные перспективы развития экономики СССР. Методологические вопросы, методы и модели / Под ред. А.И. Анчишкина, 230 Э.Н. Крылатых. — М.: Изд-во МГУ, 1987. — 336 с. 50. Анчишкин А.И. Планирование народного хозяйства. — М.: Изд-во МГУ, 1989. — 104 с. 51. Салыч Г. Опционные, фьючерсные и форвардные контракты: сверхприбыльные инвестиции в период инфляции. — М.: 1994. — 160 с. 52. Френкель А.А. Экономика России в 1992 — 1995 годах. Тенденции, анализ, прогноз. — М.: Финстатин форм, 1995. — 144 с. 53. Сабуров Е.Ф. Реформы в России: первый этап. — М.: Вершинаклуб, 1997. — 272 с. 54. Как продолжить реформы в России? Экономические, экономико-правовые и социальные аспекты: Форос, 1996. — 176 с. 55. Делягин М.Г. Экономика неплатежей: как и почему мы будем жить завтра. — М.: Держава, 1997. — 396 с. 56. Родионова В.М., Федотова М.А. Финансовая устойчивость предприятия в условиях инфляции. — М.: Перспектива, 1995. — 98 с. 57. Фигурнова Н. П. Издержки производства и экономическое равновесие фирмы — В кн.: Экономическая теория (Политэкономия). Под ред. В. И. Видяпина, Г. Т. Журавлевой. — М.: Инфра-М, 1999. — 560 с. 58. Ольсевич Ю., Хавина С., Кириллова С., Гришин С. Советологические концепции инфляции // Вопросы экономики, 1991. — № 1. — С. 28–37. 59. Усенко Д.Н. Инфляция: Причины и следствия — СПб.: Изд-во СПб У и УЭФ, 1994. — 24 с. 60. Инфляция и совершенствование расчетов в России конца ХХ века / Под ред. А.И. Муравьева. — СПб.: Изд-во СПб У и УЭФ, 1994. — 116 с. 61. Куда качнется маятник? — М.: МЦНТИ, 1994. — 48 с. 62. Нерушенко И.Б. Теории инфляции и антиинфляционная политика. — М.: Наука, 1986. — 162 с. 231 63. Нуреев Р.М. Деньги, банки и денежно-кредитная политика. — М.: Финстатинформ, 1995. — 128 с. 64. Экономика переходного периода. Очерки экономической политики и посткоммунистической России, 1991-1997 годы. — М.: ИЭППП, 1998. — 1113 с. 65. Россия — 1998. Экономическая конъюнктура, вып. 4. — М.: Центр экономической конъюнктуры при Правительстве РФ, 1998. — 226 с. 66. Россия — 1999. Экономическая конъюнктура, вып. 1. — М.: Центр экономической конъюнктуры при Правительстве РФ, 1999. — 264 с. 67. Курс экономической теории. Под ред. М.Н. Чепурина и Е.А. Киселевой. — Киров: Аса, 1998. — 613 с. 68. Эклунд К. Эффективная экономика. Шведская модель. — М.: Экономика, 1991. — 352 с. 69. Ковалев А.О. О затратном механизме, дефиците товаров и неконвертируемости рубля. — В сб.: Экономический ежегодник хозяйственника — М.: Экономика, 1990. — С. 174–182. 70. Анатомия кризисов/А.Д.Арманд, Д.И.Люри, В.В.Жерихин и др. — М.: Наука, 1999. — 233 с. 71. Усманов З.Д., Горелов Ю.И., Сапова Л.И. Периоды, ритмы и циклы в природе. Справочник. — Душанбе: Дониш, 1990. — 152 с. 72. Зоидов К.Х. Становление теории трансформационного кризиса экономики России. — М.: ИПР РАН, 1999. — 184 с. 73. Клейнер Г.Б. Экономика России и кризис взаимных ожиданий // Общественные науки и современность. — 1999. — №2. — С. 5–19. 74. Ноздрань Н. Трансформация российской экономики как циклический процесс // Вопросы экономики. — 1996. — №10. — С. 103– 116. 232 СОДЕРЖАНИЕ Введение .......................................................................................................... 3 1. Циклический подход к экономическим процессам: российский циклизм и общая теория циклов ................................................. 7 2. Развитие взглядов на циклы и кризисы советской экономики в экономической науке 70–80-х годов ................................................. 24 3. Моделирование циклов советской экономики в научной литературе начала 90-х годов ................................................................... 34 4. Инвестиционно-инфляционная модель циклов экономического роста.............................................................................................. 43 5. Проблема создания обобщенной модели цикличности советской экономики ...................................................................................... 58 6. Экономические циклы и цикличность реформ ....................................... 80 7. Циклы и кризисы дефицитности .............................................................. 93 8. Циклические колебания дефицитного рынка .......................................... 104 9. Аномальный экономический рост и спад как фазы долгосрочного цикла....................................................................................... 119 10. Циклы диспропорциальности и структурные кризисы ........................ 129 11. Кризисная цикличность переходной экономики .................................. 147 12. Кризисная цикличность и классические циклы рыночной экономики ............................................................................................... 155 13. Цикличность инфляции советской эпохи как предпосылка кризисной цикличности переходной экономики................................ 177 14. Инфляционные циклы и кризисы в переходной экономике России ..................................................................................................... 193 15. От кризисной цикличности к эффективному регулированию циклов ..................................................................................................... 208 Заключение ..................................................................................................... 222 Список литературы ........................................................................................ 227 233
