Елена Харитонова, кандидат юридичних наук (м. Харків

Елена Харитонова,
кандидат юридичних наук (м. Харків)
ПРЕСТУПЛЕНИЕ В «ШАРЛИ ЭБДО»:
КОНФЛИКТ КАК ИСКУССТВО ГРАНИЦ
Весь мир ужаснулся кровавому преступлению в редакции Шарли Эбдо.
Эпидемия акции «Я – Шарли» и довольно редкие попытки, вроде заявления
герцога Анжуйского, пойти против течения и отделить себя от этой акции, так
или иначе сводились к следующим выводам: чудовищный расстрел в редакции
- варварский террористический акт, подлежащий безусловному осуждению, это
не обсуждается и не подлежит сомнению; однако это преступление необходимо
отделять от весьма важной общественной дискуссии, суть которой состоит в
определении пределов свободы слова. А уже в этой сложной проблеме
намечены две основные ветви проблематизации: карикатура есть жанр, суть
которого состоит в обидном высмеивании и критике, и пока эта возможность
критики иной системы ценностей существует, свобода слова как основа
демократического общества жива и здравствует; и есть ценности, обладающие
определенным иммунитетом, а потому свободу слова, презирающую любое
мнение, кроме собственного, следует именовать не чем иным, как провокацией,
создающей ненависть и разжигающей агрессию.
Представляется, что подобное «изолирование» теракта и дискуссии о
свободе слова искусственно, ибо есть преступление, есть наказание как уже
последовавшая (и ожидаемая, причем не только французским, а и всем
мировым сообществом) реакция государства на совершенное деяние, и есть
причины, вызвавшие столь многогранный социальный конфликт. И если
говорить
об
уголовно-правовой
плоскости
оценок
случившегося,
то
необходимо вспомнить о том, а что же представляет собой уголовное право, что
это за инструмент в руках государства (и общества?), какие функции оно
выполняет?
Традиционно мы говорим о важности таких наиболее значимых функций
уголовного
права:
охранительной,
85
регулятивной,
превентивной.
Согласно первой, уголовное право охраняет наиболее значимые, важные для
данного общества и государства отношения. Защищая их своим дамокловым
мечом, оно констатирует значимость для данной конструкции этих ценностей,
подчеркивает их базовость, возможно, придает им дополнительный вес и
значение, маркируя их и бравируя собственной монополией на насилие.
В этом смысле важно понять, государственная монополия на насилие так
же эффективна в современном обществе? Что является сдерживающим
фактором,
удерживающим
монополию
от
безграничного
расширения?
Возможно, именно общество в лице своего рода антимонопольного комитета –
свободы слова – позволяет удерживать определенный баланс в этой сфере. В
связи со статусом акторов, участвующих в ограничении насильственной
монополии, возникает вопрос: регулятивная функция уголовного права как
наиболее интенсивного и потенциально опасного ограничителя прав и свобод
по-прежнему состоит в упорядочивании отношений между государством и
преступником? Или, быть может, архитектура этих отношений должна быть
выстроена по-новому? Необходимо вернуть в круг участников уголовноправовых отношений негосударственные формы контроля над насилием,
расширить долю приватного сектора в регуляции вопросов в публичной
области?
Думается, эти идеи органично вытекают из современных тенденций,
присущих правовому ландшафту. Речь, в частности, идет об усилении
конвергенции, сглаживании различий между частным и публичным, между
материальным и процессуальным, придании договору качества фактора,
определяющего развитие публичного права. Особого внимания заслуживает
попытка вернуться к пониманию преступления как уголовно-правового
конфликта.
В этом конфликтном контексте новое звучание получают актуальные
исследования, направленные на анализ проблем современной цивилизации –
глобализация, фундаментализм, этнические и религиозные конфликты, рост
социальной и этнической нетерпимости. Эстетика конфликта цивилизаций
состоит
в
формировании
одновременно
формируются
поля
два
межкультурного
мощных
86
взаимодействия,
вектора:
гибридизации
где
как
открытости для изменений, восприятия опыта «инаковости», установки на
диалог, сближение, способности формировать круг общих ценностей и
смыслов; и анклавизации как изолированности, замкнутости на себе,
отстаивании собственной идентичности, активной репрезентации собственных
ценностей и попытки проникновения в зону общих ценностей и даже
вытеснения из них их первоначального смысла.
Идентичность и уникальность важны для самосохранения так же, как и
способность к «мутации» и видоизменению. В этом диалектическом
взаимодействии на первый план выдвигается вопрос о том, каковы
возможности сгладить неизбежный конфликт и есть ли возможность у
уголовного
права
реализовывать
свою
превентивную
функцию
в
преступлениях, порождаемых такими конфликтами. Видимо, задача уголовного
права в этой ситуации состоит в очерчивании условий, при которых общество
управляется правом, а не произволом, и одними из таких условий должны стать
кооперация социальных и государственных институтов в установлении,
интерпретации
распределение
и
осуществлении
политической
общезначимых
власти
между
границ
различными
поведения,
социальными
институтами, формирование политики границ с учетом возможности их
публичного
обсуждения
и
корректировки,
рассмотрение
правообразовательного уровня такой политики с учетом самого широкого его
понимания и мысления формальных общеобязательных правил лишь в качестве
закономерного финального этапа, «венца творения», а никак не тождественного
правообразованию явления.
При этом весьма предостерегающе в свете событий в парижской редакции
выглядит высказанная Джоном Греем в «Поминках по просвещению» мысль об
агональном либерализме. Термин «агональный» (agonistic) происходит от
греческого слова аgоn, что означает столкновение, соревнование или схватка
соперников, или же конфликт героев в трагедии. Агональный либерализм – это
вид либерализма, основанный не на рациональном выборе, а на пределах
рационального выбора, накладываемых на него радикальным выбором,
который нам часто приходится делать между благами, по сути своей
соперничающими, зачастую в принципе несовместимыми друг с другом, а
87
иногда
несоизмеримыми
или
не
поддающимися
рациональному
сопоставлению. Агональный либерализм – это приложение к политической
философии моральной теории плюрализма ценностей – теории, согласно
которой существует несводимое к единому знаменателю множество высших
ценностей, и когда эти ценности оказываются в конфликте или соперничестве
друг с другом, нет ни общего критерия или принципа, ни общей «валюты» или
системы измерения, позволяющих такой конфликт разрешить или рассудить.
Позиция,
согласно
которой
в
конфликтах,
касающихся
основных
конституционных прав, не может быть компромиссных решений, а могут быть
только приговоры суда, приносящие безусловную победу одной из сторон и
полное поражение другой, очевидно прокладывает верный путь не к
гражданскому миру, а скорее к утрате взаимопонимания и готовности к
уступкам.
Вслед за Стюартом Хампширом Джон Грей вопрошает: «Если моральные
и религиозные чувства людей по сути несовместимы и вызывают разногласия,
как избежать войны всех против всех и как достигнуть степени консенсуса,
необходимой для общественного порядка? Наиболее вероятный и исторически
оправданный ответ – с помощью политического компромисса, посредством
переговоров, основанных на правилах, путем арбитража, а иногда – судебных
решений, опираясь на созданные для подобных целей институты, зачастую
долго, медленно, поэтапно. Это сфера общественного разума, политических
ценностей
и
добродетелей,
где
действуют
моральные
обязательства
политического согласия. Справедливость и правосудие в либеральном
обществе
требуют
существования
признаваемых
всеми
институтов,
позволяющих участникам конфликта изложить свои аргументы, требуют
одинаковой для всех доступности этих институтов, установленных способов
переговоров и закрепленных правил и обычаев юридической практики, полной
ритуализации общественных конфликтов». И идет далее, отмечая, что не
существует чисто политической лояльности, политическая лояльность – по
крайней мере, когда она сравнительно стабильна, – предполагает культурную
идентичность, отраженную в государственном устройстве, к которому
обращена эта лояльность. В наши дни, в историческом контексте поздней
88
современности, стабильность любого либерального государства, как правило,
зависит от его способности воплощать национальную культуру. И если у нас
нет оснований ожидать мирной борьбы (аgоn) между различными культурами,
то полезно вспомнить другое значение греческого слова аgоn –
конфликт
характеров в трагедии. Такие трагические конфликты — не конфликты между
добром и злом, а (в понимании Гегеля) между одной и другой «правдой».
Подобные
выводы
ведут
автора
к
агонистической
перспективе
традиционного либерализма, рожденного Просвещением. Крах проекта
Просвещения как идеи прогресса единой цивилизации, рациональной и
космополитической, приводит философа к выводу об иллюзии прогресса. По
мнению Грея, знание развивается кумулятивно. А вот этика – нет. Она такая же,
как была тысячу лет назад... В человеке или есть божественное начало
прощения – или нет... И нужно всегда помнить о том, что человек в кратчайшие
сроки может скатиться до состояния животного.
Политика происходит из этики, и в этической системе координат принятие
«инаковости» проходит сложно и весьма неоднозначно. Однако же, как говорил
Иосиф Бродский, эстетика - мать этики, и эта «связка» дарит надежду на
раскрытие эстетики конфликта как потенциальной возможности примирения.
Действенность этого потенциала реализуется через категорию границ. Границы
вызывают уважение. И одновременно соблазн их преодолеть. И осознание
собственной надменности по отношению к иным культурам ведет к
формированию новой общности свободных людей. Такое общество может быть
не глобальным, оно может не охватывать всю нацию. Оно каким-то иным,
избирательным, свободным образом соединит своих членов. И если такое
общество будет по-настоящему живым, то масштабы его расширения могут
быть достаточно велики, чтобы говорить о новом Просвещении как эстетике
коммуникативной саморегуляции социальных субъектов, формирующих новые
стереотипы морально-правовых норм сосуществования, которые, в свою
очередь, определяют тип правомерного поведения и требуют его соблюдения.
89