ВЛИЯНИЕ РЕФОРМ ДА МИЛЮТИНА НА ВОЕННУЮ ИСТОРИЮ

ISSN 1991-5497. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 5 (42) 2013
Библиографический список
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
Архив внешней политики Российской Федерации (АВПР РФ). Ф. 8/08. Оп. 11. П. 56. Д. 185. Л. 17-18.
Соколов, Н.Н. Политика США по вопросу предоставления финансовой помощи гоминьдановскому правительству в связи с агрессией
Японии против Китая (июль 1937-декабрь 1938 гг.) / Проблемы истории внешней политики империалистических государств: межвузовский сб. науч. статей. – Томск, 1979.
Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. Референтура по Китаю. Оп. 37. П. 223. Д. 12. Л. 12.
Hoover, H. Memoirs: The Cabinet and the Presidency, 1920-1933. – N.Y., 1952.
Сиполс, В.Я. Внешняя политика Советского Союза 1936-1939 гг. – М., 1987.
Советско-китайские отношения 1917-1957 // Сборник документов. – М., 1959.
Вартанов, В.Н. Операция «Z». Советские добровольцы в антияпонской войне китайского народа в 30-40 гг. – М., 1992.
Панюшкин, А.С. Записки посла: Китай 1939-1944 гг. – М., 1081.
АВП РФ. Ф. Литвинова. Оп. 15. П. 108. Д. 55. Л. 14.
Там же. Ф. Референтура по Синьцзяну. Оп. 29. П. 203. Д. 26;
Документы внешней политики СССР. 1942. Т. XXV: в 2 кн. – Тула, 2010. – Кн. 2. Июль – декабрь.
Обухов, В.Г. Схватка шести империй. Битва за Синьцзян. – М., 2007.
Документы внешней политики СССР. 1942. Т. XXV: в 2 кн. – Кн. 2 (Июль-декабрь).
Документы внешней политики СССР. 1942. Т. XXV: в 2 кн. – Кн. 2 (Июль-декабрь).
Hasiotis, A. Soviet Political, Economic and Military Involvement in Sinkiang from 1928-1949. – N.Y. and L., 1987.
АВП РФ. Ф. Референтура по Китаю. Оп. 35-а. П. 239. Д. 11. Л. 13.
Там же. Оп. 37. П. 223. Д. 12. Л. 22.
Bibliography
1.
2.
Arkhiv vneshneyj politiki Rossiyjskoyj Federacii (AVPR RF). F. 8/08. Op. 11. P. 56. D. 185. L. 17-18.
Sokolov, N.N. Politika SShA po voprosu predostavleniya finansovoyj pomothi gominjdanovskomu praviteljstvu v svyazi s agressieyj Yaponii
protiv Kitaya (iyulj 1937-dekabrj 1938 gg.) / Problemih istorii vneshneyj politiki imperialisticheskikh gosudarstv: mezhvuzovskiyj sb. nauch.
stateyj. – Tomsk, 1979.
3. Arkhiv vneshneyj politiki Rossiyjskoyj Federacii (AVP RF). F. Referentura po Kitayu. Op. 37. P. 223. D. 12. L. 12.
4. Hoover, H. Memoirs: The Cabinet and the Presidency, 1920-1933. – N.Y., 1952.
5. Sipols, V.Ya. Vneshnyaya politika Sovetskogo Soyuza 1936-1939 gg. – M., 1987.
6. Sovetsko-kitayjskie otnosheniya 1917-1957 // Sbornik dokumentov. – M., 1959.
7. Vartanov, V.N. Operaciya «Z». Sovetskie dobrovoljcih v antiyaponskoyj voyjne kitayjskogo naroda v 30-40 gg. – M., 1992.
8. Panyushkin, A.S. Zapiski posla: Kitayj 1939-1944 gg. – M., 1081.
9. AVP RF. F. Litvinova. Op. 15. P. 108. D. 55. L. 14.
10. Tam zhe. F. Referentura po Sinjczyanu. Op. 29. P. 203. D. 26;
11. Dokumentih vneshneyj politiki SSSR. 1942. T. XXV: v 2 kn. – Tula, 2010. – Kn. 2. Iyulj – dekabrj.
12. Obukhov, V.G. Skhvatka shesti imperiyj. Bitva za Sinjczyan. – M., 2007.
13. Dokumentih vneshneyj politiki SSSR. 1942. T. XXV: v 2 kn. – Kn. 2 (Iyulj-dekabrj).
14. Dokumentih vneshneyj politiki SSSR. 1942. T. XXV: v 2 kn. – Kn. 2 (Iyulj-dekabrj).
15. Hasiotis, A. Soviet Political, Economic and Military Involvement in Sinkiang from 1928-1949. – N.Y. and L., 1987.
16. AVP RF. F. Referentura po Kitayu. Op. 35-a. P. 239. D. 11. L. 13.
17. Tam zhe. Op. 37. P. 223. D. 12. L. 22.
Статья поступила в редакцию 08.08.13
УДК 03.23.31
Kuznetsov S.V. THE IMPACT OF REFORMS OF D. A. MILYUTIN ON RUSSIAN MILITARY HISTORY OF THE
LATE XIX – EARLY XX CENTURY. The paper analyzes some aspects of the reforms of the Russian military organization,
conducted by the Minister of War D.A. Milyutin in the 60-70’s. XIX century and their impact on the combat readiness of
the Russian Imperial Army in the subsequent wars of the late XIX – early XX century.
Key words: war, army, military reform, the General Staff, the military district, a military academy, the officer
corps, generals.
С.В. Кузнецов, ст. преп. каф. гуманитарных и естественных наук филиала ФГБОУ ВПО
«Южно-уральский гос. университет» (национальный исследовательский университет),
г. Озерск, E-mail: [email protected]
ВЛИЯНИЕ РЕФОРМ Д.А. МИЛЮТИНА НА ВОЕННУЮ ИСТОРИЮ РОССИИ
КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX ВЕКА
В статье проанализированы некоторые аспекты реформ русской военной организации, проведенных военным министром Д.А. Милютиным в 60-70-х гг. XIX века, и их влияние на боеспособность Русской Императорской
Армии в последующих войнах конца XIX – начала XX века.
Ключевые слова: война, армия, военные реформы, генеральный штаб, военные округа, военная академия, офицерский корпус, генералитет.
В 60-70-х годах XIX века Русская Императорская Армия
(РИА) пережила второе – после Петра Великого – глубокое
и всестороннее реформирование. Инициатором и главным деятелем этих реформ, оказавшим определяющее личное влияние
на их цели и характер, был генерал Дмитрий Алексеевич Милютин, в течение двадцати лет (1861-1881 гг.) возглавлявший Военное министерство России. Воспитанник благородного пансиона при Московском университете и блестящий выпускник Им-
ператорской Военной Академии Д.А. Милютин в 40-х-50-х годах
XIX века снискал известность как выдающийся военный историк и теоретик.
Однако, признавая несомненные заслуги Д.А. Милютина
в области военной науки, следует помнить, что вся его служба
прошла исключительно на штабных и преподавательских должностях. Командного опыта он не имел совсем. Боевой опыт
ограничивался двумя краткими командировками (1843 – 1844
363
ISSN 1991-5497. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 5 (42) 2013
и 1856 – 1860) в качестве штабного офицера на Кавказ, где шла
затяжная партизанская война с полудикими горцами. Опыт этой
колониальной по своему характеру войны в последствие оказал
существенное влияние на идеи Д.А. Милютина по реорганизации всей Русской армии. Убежденный «западник» и «либерал»
Д.А. Милютин отдавал безусловное предпочтение академической образованности перед боевым и строевым опытом, что предопределило систему отбора на высшие командные посты в РИА
до самого ее печального конца. Авторитарный руководитель,
добившийся почти неограниченного влияния на Александра II
в военных, да и не только в военных, вопросах, Д.А. Милютин
ревниво оберегал свое, с таким трудом завоеванное, положение. Именно поэтому он не допустил создания полноценного Генерального Штаба (ГШ), опасаясь, что его начальник затмит военного министра [1, с. 105]. Кроме того, будучи убежденным
франкофилом, Д.А. Милютин копировал многие французские военные институты, пока разгром Франции в 1870 – 1871 гг. не
показал их порочность. Так вопрос о введении всеобщей воинской повинности был поставлен им только после сокрушительного разгрома профессиональной армии Второй Империи вооруженным народом Германии [2, с. 341].
В отечественной и зарубежной историографии личность
Д.А. Милютина и осуществленные им реформы оцениваются
в целом положительно, а иногда и восторженно. Вина за судьбоносные поражения русской армии возлагается либо на высшее
государственное руководство (самодержавие), либо на непосредственных исполнителей, но не на систему военной организации,
созданную Д.А. Милютиным [3, с. 255-257]. Лишь немногие военные историки смогли увидеть, что «Семена просвещенного, но
бездушного рационализма – «Зубы Дракона», посеянные в шестидесятых годах, дали всходы маньчжурского гаоляна и безотрадных полей Мировой войны. Исследуя бюрократию Сухомлинова, полководчество Куропаткина и Жилинского, сдачу Клюева
и Бобыря, дезертирство Благовещенского и Мышлаевского, мы
всегда наткнемся на первоисточник зла – на то оскудение духа,
что явилось результатом уклада, сообщенного армии графом
Дмитрием Алексеевичем Милютиным» [4, с. 195-196].
Важной особенностью историографии военных реформ является то, что большинство исследователей основное внимание уделяют преобразованиям в области комплектования, снабжения и вооружения армии. Положительный эффект реформ
в этих областях совершенно очевиден. Однако, другие характеристики военной системы, созданной Д.А. Милютиным, такие как
принципы организации крупных соединений, порядок отбора
и подготовки высших командных кадров и отсутствие полноценных органов военного планирования и стратегического руководства, глубокому научному анализу, за редким исключением, не
подвергаются. А ведь именно эти факторы оказали решающее
влияние на ход и исход последующих войн Российской Империи, столь богатых позорными поражениями и бедных славными победами русского оружия.
Армия существует для победы в войне. Это ее главная цель.
Поэтому объективная историческая оценка любых реформ
в военной области возможна только с учетом результатов действий вооруженных сил в последующих войнах.
Реформированная Д.А. Милютиным армия вела три крупных войны:
1. Русско-турецкая 1877 – 1878 гг. – победа, но сопровождавшаяся крупными оперативно-тактическими поражениями
(крупнейшие – Зевин и Плевна), приведшими к затягиванию войны и значительному перерасходу людских и материальных ресурсов, не соразмерному с мощью противника.
2. Русско-японская 1904 – 1905 гг. – поражение от азиатской державы, менее 40 лет до войны вступившей на путь индустриального развития. Имело роковые для России политические последствия.
3. Мировая 1914 – 1918 гг. – оценить военный итог трудно,
ибо участие в ней России закончилось катастрофической революцией 1917 г. Тем не менее, оперативные поражения у Танненберга, Брезин, Августова, Горлице и т. д., приведшие к огромным людским потерям, срыву всех стратегических планов
русского командования и оставлению значительной территории,
весьма характерны.
Естественно, что у таких итогов военной деятельности России в конце XIX – начале XX в. было множество причин, но не
последнее место среди них занимают пороки военной системы,
созданной Д.А. Милютиным.
364
Главным организационным мероприятием Д.А. Милютина
в самом начале его деятельности как военного министра, стало
упразднение в мирное время корпусных и армейских штабов.
Высшими военно-организационными единицами мирного времени оставались пехотные и кавалерийские дивизии, артиллерийские и саперные бригады, никак не соединенные между собой
и подчиненные непосредственно командующим войсками вновь
учрежденных военных округов. В случае войны из этих разрозненных частей формировались импровизированные корпуса
и армии, которые возглавляли вчерашние начальники пехотных
или кавалерийских дивизий, которым придавались такие же
импровизированные штабы, собранные после начала мобилизации из незнакомых друг с другом офицеров. Эта система была
заимствована из Франции, которая в 1858 году «была поделена
на 7 маршалатов; каждый маршал командовал всеми войсками
и военными учреждениями в пределах своего округа… Корпусов в мирное время не было; в случае необходимости они надергивались из наиболее подходящих частей различных маршалатов; такая организация была очень удобна для небольших
заморских походов, но жестоко отомстила за себя в 1870 году»
[2, с. 91]. При проведении этой реформы сыграл свою роль
и опыт многолетней Кавказской войны, в которой действовали
не крупные соединения постоянного состава, а импровизированные отряды, составлявшиеся по случаю из различных мелких войсковых частей. Оправдывалась эта мера, во-первых, экономией финансовых средств, во-вторых, отказом от «крайней
централизации», которая объявлялась главным пороком старой
николаевской системы военного управления, и, в-третьих, тем,
что «опыт нескольких последних войн достаточно указал уже,
что наши корпуса суть слишком крупные тактические единицы,
для постоянного употребления на театре войны в целом их составе» [5, с. 88]. При этом не учитывалось два важных момента:
1. Корпус, в отличие от дивизии или бригады, – это самостоятельное соединение частей всех родов войск (пехоты, кавалерии, артиллерии и саперов) и главный смысл корпусной организации состоит в обеспечении тесного взаимодействия всех
этих родов в бою. Этому тесному взаимодействию необходимо
постоянно учить и командиров, и войска в мирное время, ибо
освоение этой науки на поле боя слишком дорого стоит, как показал последующий военный опыт русской армии.
2. Кроме локальных войн с ограниченными целями, на опыт
которых ссылался Д.А. Милютин, России предстояло вести
и полномасштабные войны с первоклассными военными державами или с их коалициями. И это следовало предвидеть.
В 1876 – 1877 годах в связи с русско-турецкой войной корпуса были восстановлены и сохранены по окончании войны, но
организация взаимодействия родов войск, как показали последующие войны, так и осталась одним из слабых мест русской
военной организации.
Военно-окружная система, созданная Д.А. Милютиным
в 1862-1865 гг., призвана была, прежде всего, разгрузить военное министерство в вопросах комплектования, снабжения, расквартирования и медицинского обеспечения войск. Собственно
военных – боевых – функций ни командующие войсками округов, ни их штабы не получили. В случае войны они продолжали
исполнять свои обязанности мирного времени. Формирование
на основе окружных штабов каких-либо органов полевого управления войсками не предусматривалось, как и назначение командующих войсками округов на командные должности в действующей армии. Должность командующего войсками приграничных
округов совмещалась с должностью генерал-губернатора, т.е.
гражданского администратора, управлявшего несколькими губерниями или областями. Все это приводило к тому, что во главе
военных округов, как правило, оказывались люди, хоть и имевшие военный чин, но фактически невоенные – давно покинувшие строй и затем много лет прослужившие на штабных и административных должностях, иногда даже не в военном ведомстве.
Не случайно, что в Положении о военно-окружных управлениях
1864 года обязанности командующего войсками округа по боевому подготовке (образованию, как тогда говорили) войск обозначены лишь в девятом пункте и сведены всего лишь к «общему наблюдению за правильным ходом» этого «образования»
(ПСЗ, собр. 2, т. 39, отд. 1, № 41162). Так, упразднив в мирное
время должности командующих армиями и командиров корпусов и их штабы, Д.А. Милютин не создал им адекватной замены
в сфере боевой подготовки командиров и войск.
ISSN 1991-5497. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 5 (42) 2013
Основным критерием при назначении на высшие командные посты при Д.А. Милютине становится принадлежность
к корпусу офицеров ГШ, состоявшему исключительно из выпускников Николаевской Академии ГШ. «Для непривилегированного офицерства иначе, как через узкие ворота «Генерального штаба», выйти на широкую дорогу военной карьеры в мирное время было почти невозможно» [6, с. 118]. Проблема состояла
в том, что до самого катастрофического конца в 1917 году концепция ГШ в России, его место в системе военной организации
не были четко определены. Русская организационная мысль металась между французским (Д.А. Милютин был его страстным
сторонником) и германским образцами. Если во Франции до 1880
года ГШ, полностью обособленный от войск, состоял из офицеров, занимавших исключительно штабные и административные
должности, то в Пруссии, а затем в Германии ГШ был тесно связанной с войсками «школой», через которую проходили почти
все строевые командиры, назначавшиеся в дальнейшем на высшие командные посты. В российской реальности стремление
Д.А. Милютина, с одной стороны, максимально способствовать
развитию военной науки и образованности, а с другой, обеспечить офицерам ГШ господствующее положение в армии привело к тому, что к началу XX века около 70% высших командных
постов (начальники дивизий и выше) занимали академически
образованные, а иногда и отличившиеся на военно-научном поприще генералы, но обладавшие при этом мизерным опытом
самостоятельного строевого командования. В таблице 1 приведено соотношение сроков строевой и административно-штабной службы генералов ГШ, командовавших русскими армиями
в начальный период Мировой войны.
химандритами». Он сознавал всю их неспособность, но это нисколько не мешало им твердо сидеть на своих местах… Ему нужны были такие сотрудники, которые вполне подчинялись ему,
которых он мог поработить. Он не в состоянии был оценить талант, да и зачем таланты, когда требовалось только точное исполнение его воли?» [7, с. 310, 312]. Крайне отрицательное отношение Милютина к самой идее создания Генштаба объяснялось еще и его конфликтом с бывшим начальником, фельдмаршалом князем А. И. Барятинским, который был сторонником
прусской системы, в которой военный министр фактически занимал положение, подчиненное начальнику ГШ.
Первая война реформированной РИА с Турцией в 1877 –
1878 годах закончилась формальной победой. Но достигнута эта
победа была чрезвычайно большой ценой, не соразмерной
с мощью третьестепенного, по европейским меркам, противника – армии Османской Империи. В этой войне проявились все
основные пороки военной организации, созданной Д.А. Милютиным. Прежде всего, отсутствие Генерального штаба – «мозга
армии» – органа военного планирования и стратегического руководства. В результате: внятного плана войны не было, силы
противника были оценены неверно, предназначенных для военных действий собственных сил оказалось недостаточно, а те,
что были, использовались крайне неэффективно. Это привело
к затягиванию кампании на зимний период, значительным людским потерям и серьезным политическим осложнениям.
Особо следует отметить крайне низкое качество высшего
командного состава. Выпускники столь любезной военному министру Императорской Военной Академии генералы А.А. Непокойчицкий (начальник полевого штаба действующей армии),
Таблица 1
Соотношение строевой и нестроевой службы офицеров русского Генерального штаба
(сроки указаны с момента причисления к ГШ и до назначения командующим армией)
армия
чин, фамилия
строевая служба
нестроевая служба
1-я армия
г. от кав. П. К. Ренненкампф
18 лет 9 месяцев
12 лет 11 месяцев
2-я армия
г. от кав. А. В. Самсонов
7 лет 11 месяцев
21 год 9 месяцев
3-я армия
г. от инф. Н. В. Рузский
5 лет 8 месяцев
26 лет 11 месяцев
4-я армия
г. от инф. А. Е. Эверт
8 лет 5 месяцев
23 года 3 месяца
5-я армия
г. от кав. П. А. Плеве
14 лет 5 месяцев
22 года 7 месяцев
Начиная с эпохи Д.А. Милютина, упускалось из виду, что
для командующего на поле боя и начальника штаба за письменным столом необходимы совершенно разные опыт и качества
характера. Задача начальника штаба – собрать и систематизировать информацию и на основе ее анализа предложить командующему возможные варианты действий. Командующий должен
выбрать из предложенных вариантов наилучший, принять решение и, что особенно важно, взять на себя ответственность
за последствия его реализации. Именно неумение в критический момент принять ответственное решение отличает высший
русский генералитет конца XIX – начала XX века, что стало важнейшей причиной поражений русской армии этого периода.
Важнейшим элементом военной системы индустриальной
эпохи является Генеральный Штаб – «мозг армии», осуществляющий стратегическое планирование будущих военных конфликтов и стратегическое руководство вооруженными силами
в ходе войны. Главным пороком милютинской системы было отсутствие такого органа. В этом вопросе преимущественно личные качества, взгляды и отношения Д.А. Милютина сыграли роковую роль в судьбе русской армии. Военный министр «был
очень недоверчив, относился к людям весьма строго, но при этом
как нарочно приближал к себе людей, не только не отличавшихся дарованиями, но положительно бездарных. Кому не известно, что такое был при нем начальник Главного штаба граф Гейден или помощник его Мещеринов? Сам Милютин в тесном кружке жестоко издевался над ними и называл их не иначе как «ар-
К.В. Левицкий (помощник начальника полевого штаба), П.Д. Зотов (командир IV армейского корпуса), барон Н.П. Криденер (командир IX армейского корпуса), К.И. Гершельман (начальник 24
пехотной дивизии) и многие другие проявили полную несостоятельность. «Большинство генералов… медлили с выступлением к намеченным объектам, были не способны сформулировать
четкие планы и отдать точные приказы, не торопились развить
успех, быстро поддавались панике и отходили… Русские не расплачивались за свои оперативные ошибки порой только потому,
что турецкий генералитет был еще хуже» [3, с. 242-243].
Но особенно поражает тот факт, что ошибки высшего военного руководства в этой войне, с лихвой оплаченные русской
кровью, не послужили уроком для будущего. Выдающийся военный историк Д.А. Милютин отнюдь не спешил анализировать
свои собственные просчеты и промахи своих подчиненных. «Изучение этой войны могло бы оказать огромную помощь в поднятии тактического и оперативного уровня русских войск. Однако
всякое исследование должно было столкнуться с многочисленными ошибками высшего русского командования. Последнее
было слишком чувствительно к критике; всякая серьезная историческая работа над опытом этой войны оказывалась невозможной. В результате ошибочные линии в развитии оперативного
и тактического мышления русской армии не были исправлены;
нарастая, ошибки в подготовке войск и начальников привели
к горестным поражениям» [2, с. 410] в русско-японской и Мировой войнах.
Библиографический список
1. Айрапетов, О.Р. Забытая карьера «русского Мольтке». Николай Николаевич Обручев (1830 – 1904). – СПб., 1998.
2. Свечин, А. Эволюция военного искусства. – М.; Л., 1928. – Т. 2.
3. Бушнелл, Дж. Д. Милютин и Балканская война: испытание военной реформы // Великие реформы в России. 1856 – 1874 / под. ред.
Л.Г. Захаровой и др. – М., 1992.
4. Керсновский, А.А. История русской армии: в 4 т. – М., 1993. – Т. 2.
365
ISSN 1991-5497. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 5 (42) 2013
5. Приложения к историческому очерку развития военного управления в России / сост. Н.А. Данилов // Столетие Военного министерства.
1802 – 1902 / под. ред. ген.-лейт. Д.А. Скалона. – СПб., 1902. – Т. 1.
6. Деникин, А.И. Путь русского офицера. Статьи и очерки на исторические и геополитические темы. – М., 2006.
7. Феоктистов, Е.М. За кулисами политики и литературы. – М., 1991.
Bibliography
1. Ayjrapetov, O.R. Zabihtaya karjera «russkogo Moljtke». Nikolayj Nikolaevich Obruchev (1830 – 1904). – SPb., 1998.
2. Svechin, A. Ehvolyuciya voennogo iskusstva. – M.; L., 1928. – T. 2.
3. Bushnell, Dzh. D. Milyutin i Balkanskaya voyjna: ispihtanie voennoyj reformih // Velikie reformih v Rossii. 1856 – 1874 / pod. red. L.G. Zakharovoyj
i dr. – M., 1992.
4. Kersnovskiyj, A.A. Istoriya russkoyj armii: v 4 t. – M., 1993. – T. 2.
5. Prilozheniya k istoricheskomu ocherku razvitiya voennogo upravleniya v Rossii / sost. N.A. Danilov // Stoletie Voennogo ministerstva. 1802 –
1902 / pod. red. gen.-leyjt. D.A. Skalona. – SPb., 1902. – T. 1.
6. Denikin, A.I. Putj russkogo oficera. Statji i ocherki na istoricheskie i geopoliticheskie temih. – M., 2006.
7. Feoktistov, E.M. Za kulisami politiki i literaturih. – M., 1991.
Статья поступила в редакцию 08.08.13
УДК – 94 (47)
Timohin E.A. THE MAIN TRENDS IN THE DEVELOPMENT OF JUDICIAL PROCEEDINGS IN THE TOWNS OF
WEST SIBERIA (XVII C). The main trends in the development of judicial proceedings norms of the voivodship
administration Western Siberia in the XVII century are described. The main features, the normative categories are
highlighted. Their relationship with norms of all-Russian law is shown. The comparative analysis of legal provisions
with various content is carried out.
Key words: judicial proceedings, judicial proceedings Siberian origin, Council Code of 1649, voevoda’s subjectivism,
normative framework of voivodes activity, criminal offenses, the punishment system, the rules of all-Russian law.
Е.А. Тимохин, зав. лабораторией психолого-педагогических проблем профессионального образования
и социологических исследований Челябинского института развития профессионального образования,
г. Челябинск, E-mail: [email protected]
ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ СУДОПРОИЗВОДСТВА
В УЕЗДАХ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В XVII ВЕКЕ
В работе описаны основные тенденции развития норм судопроизводства воеводской администрации Западной Сибири в XVII в., выделены основные особенности, нормативные категории, показана взаимосвязь с нормами общерусского законодательства, проведен сравнительный анализ различных по содержанию нормативных положений.
Ключевые слова: Судопроизводство, судебная практика сибирского происхождения, Соборное уложение 1649 года, субъективизм воевод, нормативная база деятельности воевод, уголовные преступления,
система наказаний, нормы общерусского законодательства.
Колонизация Сибири в XVII в. потребовала от Русского государства напряженных усилий, так как предстояло осваивать
отдаленные территории при минимальных людских ресурсах.
В условиях отдаленности с одной стороны большое значение
придавалось общерусских нормам как нормативной базе деятельности воевод. С другой стороны – субъективной оценке со
стороны воевод и их товарищей. В подобных условиях более
сложным встал вопрос о судопроизводстве, так как именно эта
сфера деятельности напрямую предполагала как апеллирование к нормам государственного законодательства, так и личное
участие воеводы, головы в отправлении суда. Субъективизм
имел место, вопрос в том в том насколько и показателем каких
процессов, явлений это стало?
Основные инстанции судопроизводства – разрядный, уездные суды воевод и судебные избы приказчиков. С 1621 года
в Сибири формируется церковное судопроизводство. Обе ветви
судебной власти могли вполне основываться в течение столетия, как на общерусских нормах Судебника 1550 г. и Соборного
уложения 1649 г., ряда указов, так и на судебной практике сибирского происхождения [1, с. 104–105, 107, 111, 115; 2, с. 93; 3,
лл. 1–2]. В частности, в верхотурском уезде во второй половине
XVII в. Нормы Соборного Уложения 1649 года нашли применение [4, лл. 121–123.].
Ряд судебных, процессуальных, гражданских и нотариальных полномочий (статус имущества, пропавшего во время «войны», тюремное заключение и т.д.) воевод в целом по стране был
отражен в царских указах 1619, 1637, 1638, 1639, 1641 годов
[5, с. 95–96 № 88, с. 157–158 № 203, с. 181 № 248, с. 183 № 254,
с. 189 № 268, с. 195 № 286]. Поэтому до издания Соборного
Уложения 1649 года «судебные полномочия воевод фиксируют366
ся как бы случайно и попутно, в связи с изданием отдельных
норм в различных областях права» [1, с. 110]. Таким образом,
правовая система в большей степени была казуальной, нормотворчество, особенно в Сибири, было ориентировано на решение текущих задач и характер законодательных установлений
зависел от специфики ситуации.
В Уложении обходится стороной вопрос о соотношении
объёма компетенции судебных органов воеводской власти
и Москвы, но возможность передачи дел признается. Полномочия воевод устанавливают их ответственность за умышленное
неправосудие, порядок проведения процесса, наличия основных документов у истца и ответчика, решение уголовных и гражданских вопросов [6, с. 31, 43, 60, 184–185, 197–198, 222].
Другой общерусской нормой судопроизводства была зависимость подсудности сибирского населения от места проживания [7, с. 731; 1, с. 117]. Однако Соборное уложение 1649 года
учитывало географический фактор: так воеводам Астрахани изза их удаленности от центра разрешалось вести исковые дела
на сумму более 20 руб., что было запрещено для воевод других
городов [6, с. 70, 245]. Е.В. Вершинин на основании изучения
Уложения и ряда других материалов полагает, что «судебная
компетенция сибирских воевод по уголовным и гражданским
делам должна была определяться географической удаленностью от столицы» [1, с. 113–114]. Исследователь делает вывод,
что судебные «дела, которые рассматривались в воеводских
избах, по характеру можно разделить на политические, уголовные и дела, относящиеся к различным отраслям гражданского
права» [1, с. 118]. Основными исками могли выступать имущественно-денежные, неуплата в заемной кабале, «бесчестье»,
прекращение разбирательства по мировой челобитной до вы-