С. С. С. Р. Андрей СОРОКИН, кандидат исторических наук, директор РГАСПИ СССР – НЕУДАВШАЯСЯ ИМПЕРИЯ ИЛИ ГОСУДАРСТВО НАЦИЙ? 2012 год, объявленный Годом российской истории, оказался богат на юбилеи и памятные даты, которые явно не были в поле зрения тех администраторов, в чьи головы пришла, в общем-то, разумная идея привлечь внимание российского общества к теме исторического наследия. Забытыми оказались события не столь далёкого прошлого: 95-летие Октябрьской революции, 90-летие высылки российской интеллигенции на так называемом «философском пароходе», годы Великого голода начала 1920-х, 1922-й — год разгрома Русской православной церкви, 75-летие Большого террора и много других дат и событий советского периода отечественной истории. Подобная избирательность — свидетельство глубокого кризиса исторического, а значит, и общественного сознания в целом. Одна из важнейших среди забытых дат — 90-летие создания СССР, пришедшееся на самый конец прошлого года — 30 декабря. Среди мотивов обращения к этой теме, конечно, не только юбилейный характер даты, но и нынешний всплеск национализма в мире в целом и в России в частности, актуализирующий любой исторический опыт в сфере регулирования национальных отношений. Большинством специалистов рост национализма сегодня связывается с процессом глобализации, на который большинство традиционных обществ отвечает националистическим выплеском. И не только традиционных, но и тех, что в наших представлениях устойчиво находятся в эпохе модерна или даже постмодерна. Нельзя не обратить внимание, что и столетие назад ситуация складывалась похожим образом. Многие европейские страны в начале ХХ века столкнулись с вызовом со стороны национализма. Некоторые полагают, что именно срыв начальной стадии процессов глобализации на заре прошлого столетия привёл к националистической реакции1. Во всяком случае, развал многонациональных империй и образование многочисленных новых национальных государств в результате Великой войны и революционных катаклизмов во многом напоминают 64 родина 2-2013 современные нам процессы последних двух–трёх десятилетий. Одним из таких новых государств в начале ХХ века стал Союз ССР. Именно большевистское руководство РСФСР и затем СССР ответило на вызов со стороны национализма целостной политикой, последовательно развивавшей национальное самосознание этнических меньшинств и создававшей множество форм, институционализирующих новые национальные идентичности, целенаправленно создаваемые сверху. Эта политика получила в некоторых современных западных работах ёмкое и вызывающее название «положительной деятельности». В этом определении, конечно, содержится антитеза привычному подходу, квалифицирующему Советский Союз как традиционную (или не вполне традиционную — неважно) империю, ставшую в основных чертах продолжением империи досоветской. Однако сегодня далеко не все авторы готовы повесить на СССР ярлык империи, даже и не традиционной. Ещё в конце 1960-х впервые было обращено внимание на то, что отношения между центром и окраинами в смысле экономической эксплуатации трудно назвать «колониальными»2. Итак, процесс деколонизации в мировом масштабе представлялся новому революционному истеблишменту не- обратимым. И, видимо, не только большевикам. Специалисты уже обратили внимание, что право наций на самоопределение провозгласили не только большевики. Американский президент Вудро Вильсон, например, придерживался сходной позиции, что не было тайной для партийной верхушки большевиков. Большевикам лозунг права наций на самоопределение представлялся лишь промежуточным этапом на пути к всемирной республике советов. Не допустить реального отделения, провозглашённого формально, было возможно лишь на пути интенсивной поддержки всех форм самоопределения. К выработке такой политики, реализующей этот поход, и приступили большевистские лидеры вскоре после окончания Гражданской войны. Но до этого момента молодое Советское государство использовало методы вполне традиционные. Не случайно политика большевиков на национальных окраинах бывшей Российской империи в этот период нередко квалифицируется именно как колониальная, не позволяющая усмотреть никакой особой разницы ни в обоснованиях, ни в практике, ни в методах реализации их политики по сравнению с современными им практиками третируемых колониальных империй3. Это был довольно короткий период силового подавления национальных движений, но не по национальному, а по социальному признаку противостояния новому порядку. Представляется важным структурировать исторический процесс, не распространяя на весь советский период характерные особенности каждого из хронологических отрезков. Вообще, для всего советского времени на первом плане всегда стояло именно социальное конструирование, в том числе и по национальному вопросу. Причём оно могло принимать формы положительной деятельности или негативного вмешательства (политика в отношении казаков Дона и Терека в 1919–1920 годах, устранение бандитов из Чечни в 1925 году, депортация народов в годы Великой Отечественной войны). Столкнувшись в период революции и Гражданской войны с повсеместными проявлениями национализма, Советское государство в лице Ленина и Сталина, совпадавших в своём понимании национальной проблематики, реагировало на него вполне определённым образом. Во внутрипартийных дискуссиях подтвердилась целесообразность следования курсу на ограниченное право национального самоопределения, была взята на вооружение политика, предназначенная для его (национализма) поощрения и были созданы не только десяток крупных национальных республик, но и десятки тысяч национальных территорий, разбросанных по всему СССР, многие из которых состояли из нескольких деревень. Поняв реальность националистической угрозы, Ленин и Сталин по выходе из Гражданской войны сознательно старались создать антиимперское государство. Форсированными темпами выращивались национальные элиты, национальные языки становились официальными языками власти, создавались многочисленные письменности, не существовавшие ранее. Всячески поощрялось развитие культуры на национальных языках. С 1923 года проводилась коренизация кадров — насаждение новых национальных элит на руководящие посты в школах, на предприятиях, в правительствах. С теоретической точки зрения, полагали большевики, национальное сознание и национальные формы организации социальной жизни — это та необходимая фаза развития, которую должны пройти «отсталые» народы на своём пути к пролетарскому интернационализму. Становление новых наций стало ассоциироваться с историческим движением вперёд. Многие исследователи — Юрий Слёзкин, Рональд Суни и другие — показывают, что власть большевиков, несмотря на декларации и намерения, интернационалистские по своему характеру, помогла не только предотвратить вымирание наций, но даже создать их там, где их никогда не существовало4. Ничего подобного нигде в подобном виде и масштабах не предпринималось. Специалисты говорят, что лишь, возможно, в Индии положительная деятельность достигла подобного размаха, но существенно позднее — в 1950-х годах, да отчасти справедливой представляется аналогия с усилиями Франции переделать Алжир. Сопряжение национальной и внешней политики было ещё одним фактором становления новой положительной деятельности. Позитивная национальная политика, положительный пример нациям, «угнетаемым мировым капиталом», должны были служить оружием советской экспансии за пределы Советского государства. Особенное значение придавалось нациям, разделённым советской границей. Очень скоро, однако, эти же нации, а вместе с ними и большевистские лидеры оказались перед вызовом победившего в Центральной и Восточной Европе национализма, приведшего к созданию национальных государств. Ответом на этот вызов стала репрессивная политика Советского государства по отношению к ряду национальных меньшинств, выразившаяся в ряде национальных операций конца 1930-х годов и первых послевоенных лет. В конечном итоге формируется государство, получившее в работах Терри Мартина название «империя положительной деятельности»5. Происхождение этого понятия известно: для этого используется один из современных американских терминов, характеризующих политику, при которой отдаётся предпочтение членам этнических групп, страдающих от прежней дискриминации. Почему же всё-таки империя? Суни, например, считает, что проекты помощи «отсталым» колониальным культурам в «развитии» или так называемый «девелопментализм» — это типичная политика для отживающей империи6. Однако масштаб реализуемой в СССР положительной деятельности, описанной в работах ряда исследователей, на самом деле таков, что ставит под вопрос оправданность безоглядного применения к Союзу ССР того периода самого термина «империя». Притом, что большинство настаивает именно на такого рода словоупотреблении, а Мартин, автор термина «империя положительной деятельности», например, называет в одной из своих работ Советский Союз «высшей формой империализма», полу- иронически вкладывая это определение в уста Ленина. Автор концепта при этом, однако, всячески подчёркивает отличие своего подхода от традиционного и не считает, что СССР принадлежал к ряду традиционных империй. Именно положительная деятельность и структурировала СССР как многоэтничное государство, или, если угодно, «государство наций». Такого рода политика советской власти до сих пор вызывает недоумение у некоторых зарубежных коллег. Например, Даглас Нортроп, констатируя, что самая прямая ответственность за формирование «наций» в современном смысле в СССР лежит на большевистских вождях первых лет существования Советского государства, называет этот факт «странным»7. Главным актором процесса национального строительства после смерти Ленина стал Сталин, многократно настаивавший на проведении политики максимального развития национальных культур. Осуществлялась эта политика формирования современных наций в том числе через целенаправленное административно-территориальное размежевание. Так, например, разделение Советского Туркестана в 1924–1925 годах привело к созданию полудюжины новых наций. А ведь узбеки и туркмены никогда не жили в отдельных государствах, между киргизами и казахами, в общем, никогда до этого в прошлом не было существенных различий… Именно советская власть оставила в наследство бывшим колониальным народам Российской империи чувство национальной идентичности, равно как и самую национальную идентичность каждой из этих новых наций. При размышлениях о советском опыте национального строительства неизбежно возникает тема «непреднамеренных последствий» реализации тех методов и принципов, которые были выбраны Коммунистической партией для того, чтобы принести «прогресс» на национальные окраины. Так, насаждение частной национальной идентичности и её осознание субъектами этой идентичности очень быстро привели её носителей к культивированию этой идентичности и противопоставлению идентичности общей — советской. Что, разумеется, не входило в планы руководства большевистской партии. Кстати сказать, к числу таких последствий следует отнести и результаты в целом успешного национально-территориального размежевания, что во многом и обеспечило сравнительно безболезненный распад СССР в начале 1990-х. родина 2-2013 65 Другими важнейшими из числа таких непреднамеренных последствий стали результаты политики по «русскому вопросу». Первоначально именно русские, и только они, оказались под ударом так называемой позитивной дискриминации (так этот процесс называет, к примеру, Мартин). Русская культура была заклеймена как культура угнетателей; борьба с великодержавным шовинизмом надолго определила поведение высших органов партии большевиков. Коренизация во многих случаях привела к вытеснению русских из сфер управления в местах традиционного их проживания; в РСФСР не была создана собственная компартия. Русским не была предоставлена собственная территория в виде национально-территориального образования, более того, в ряде случаев они её, территории, лишались. Один из ярких примеров раннего периода — переселение в 1920–1921 годах казаков на Северном Кавказе из мест традиционного проживания (и замена их горцами) и аналогичный процесс в Туркестане. Не случайно, положительная деятельность большевистского руководства с самого начала наталкивалась в том числе и на неприятие со стороны того самого пролетариата, в ряды которого должны были вливаться новые национальные отряды рабочего класса, целенаправленно формируемого сверху (ещё один элемент «положительной деятельности», но в области уже социальных отношений). Известен инцидент, случившийся 31 декабря 1928 года на строительстве Турксиба в Сергиополе, когда 400 русских рабочих устроили погром в отношении рабочих казахских, жёстко подавленный властями с применением расстрелов к вожакам. Подобная акция устрашения, проведённая в целях защи- 66 родина 2-2013 ты прав некогда угнетаемого империей национального меньшинства, конечно, придавала «респектабельный» вид национальной политике большевистского режима, но и выявила системные противоречия, с которыми власть столкнулась так рано, но так и не сумела в конечном итоге с ними справиться. В начале 1930-х годов Сталин совершил поворот в национальной политике: сокращается количество самостоятельных национальных территорий, дезавуируется актуальность «принципа главной опасности», имея в виду русскую великодержавность (точкой отсчёта стало постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1932 года с осуждением ошибок украинизации). Крайности коренизации пресекались насильственными методами. Русские стали «первыми среди равных» в семье советских народов, а русский язык настойчиво внедрялся наряду с местными языками. Но этот поворот не был поворотом к русификации, как может показаться. Вплоть до смерти Сталина продолжалась политика обязательности национального языка и обязательного посещения школы на родном языке. Апелляция к «русскому», реабилитация традиционной русской культуры и восхваление русских как ведущей национальности стали доминантой в период Великой Отечественной войны. Судя по всему, в представлениях большевистского руководства и прежде всего Сталина изначальная стратегия по созданию нового антиимперского государства (государства наций) с подмораживанием русского национального самосознания не справилась с задачей государственного строительства или, быть может, перестала отвечать задачам дня. Напомним, что именно со Сталиным связан курс 1930-х годов на построение социализма в отдельно взятой стране, сменивший курс 1920-х на мировую революцию и построение всемирной республики Советов. После победы над нацистской Германией руководство СССР утвердилось в мысли, что основная задача — строительство великой державы, призванной играть ведущую роль в мире. Идея мировой революции была похоронена окончательно и бесповоротно. Приобретение и сохранение статуса великой державы стали едва ли не главенствующими над всеми остальными задачами, реализации которых подчиняется внешняя и внутренняя политика. Представляется, что именно в этот короткий отрезок времени — от окончания Второй мировой войны до смерти Сталина — и нарождается новая идентичность СССР с явными имперскими элементами. Насаждение Сталиным великорусского державного шовинизма, призванного выполнять функцию одного из инструментов этой имперской политики, стало едва не доминантой политики внутренней. Восстановление русских во второй половине 1930-х годов не только как восхваляемой нации, но и нации структурообразующей (в смысле государственного строительства) привело к тому, что централизованное, а отнюдь не федеративное формально-юридически государство стало восприниматься на субъективном уровне как реинкарнация русской великодержавной империи (вспомним хотя бы о более поздней практике преимущественного назначения вторыми секретарями органов управления ВКП(б)–КПСС в национальных образованиях именно русских). Многочисленные репрессии, направленные на народы СССР (наиболее известными из которых являются депортации периода Второй мировой войны), затронувшие, в общем, относительно небольшой процент нерусского населения Союза, стали восприниматься как проявление имперского императива в поведении центра. Хрущёв и Брежнев покончили со сталинскими эксцессами негативного вмешательства в области социального конструирования национальных отношений. Но и здесь советские лидеры не пошли до конца, отказав крымским татарам, немцам Поволжья и туркам-месхетинцам в возвращении на родину. Русские остались «старшими братьями», все активнее культивировалась великорусская державность, пусть и в неявной форме, возрастало при этом и русификаторское давление. С другой стороны, продолжалась политика стимулирования развития нерусских идентичностей и громадной по своим размерам дотационной поддержки большинства национальных республик. Режиму не хватило интеллектуальных ресурсов вовремя осознать вызовы со стороны национализма, в 1960–1970е уже отчётливо выражавшегося в том числе и в коренизации снизу. Советское государство всё больше воспринималось на субъективном уровне как государство имперское. В ещё большей степени имидж империи Союзу придавала его внешняя экспансионистская политика послевоенного периода. Но устремления партийногосударственной верхушки, конечно, не сводились к вульгарному территориальному экспансионизму или к стремлению заполучить новые источники природных ресурсов. Имперские устремления, если их и можно так назвать, были попрежнему замешаны на мессианской идее осчастливить социализмом народы, территориально, экономически или политически зависимые. В одной из недавних работ дано определение этой политики как ревоПримечания 1. См.: Рогов С. М. Нация — государство в ХХI веке//НГ-сценарии. 2012. 25 сентября. 2. Nove A., Newth J. A. The Soviet Middle East: A model for Development? London. 1967. P. 97, 114, 122. 3. См., к примеру: Холквист П. Вычислить, К люционно-имперской8. Но, даже определяя такую политику как имперскую, исследователи продолжают говорить о её двойственности, сопрягавшей милитаризм и империализм не только с марксистскими догматами, но и с реальными шагами по оказанию «братской помощи», призванной способствовать приближению конечной цели — торжества коммунизма. Эта внутренняя двойственность, противоречивость, наличие сильного идеалистического компонента — представление о социализме/ коммунизме как земле обетованной для всех народов — и практика достижения этого идеала на внутренней и внешней арене стали в целом сильнейшим дестабилизатором устойчивости СССР. «Самая необычная империя в современной истории», по выражению одного из исследователей9, действительно «совершила самоубийство» (так это вполне точно квалифицировал последний председатель Верховного Совета Армянской ССР Левон Тер-Петросян), покончила с собой руками в равной изъять и истребить: статистика и политика населения в последние годы царской империи и в Советской России//Государство наций: империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина. М. 2011. С. 165–166. 4. См., напр.: Slezkine Y. The USSR as a Communal Apartment, or How a Socialist степени и Горбачёва, и членов ГКЧП, так и не решившихся в целях достижения тех или иных моделей развития «империи» (или её сохранения) на применение силы — главного инструмента и атрибута имперскости. Царская Россия не смогла выработать общую для населения империи национальную идентичность (впрочем, и не ставя себе такой задачи), покрывающую религиозные, династические или государственные идентификации, наличие которых во многом и вылилось в крах империи в годы Первой мировой войны. Похожим образом дело обстояло и в конце ХХ века, когда Союз ССР рухнул под напором взращённых в результате целенаправленной политики центрального правительства национализмов, полностью или частично вызревших в недрах государства наций. Поскольку идеологический конструкт под названием «советский народ» так и не стал реальной общностью, общей для всех идентичностью, оставшись лишь покрывалом множества национализмов. State Promoted Ethnic Particularism// Slavic Review.1994. 53. № 2. P. 414–452. 5. Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939. М. 2011. С. 10–46. 6. Суни Р. Империя как таковая: имперская Россия, «национальная идентичность и теория империи// Государство наций... С. 37–41. 7. Нортроп Д. Национализация отсталости: пол, империя и узбекская идентичность//Там же. С. 235. 8. См.: Зубок В. Неудавшаяся империя. Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачёва. М. 2011. С. 487. 9. Там же. С. 499. РОССПЭН – 20 ЛЕТ: МИССИЯ ВЫПОЛНИМА ультурная история нашего отечества наглядно свидетельствует: энциклопедия в России — больше, чем энциклопедия. Это всегда — просветительская миссия. Деятельность издательства «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН) наглядно подтверждает эту закономерность. За двадцать лет постсоветской истории суметь не просто выжить в стихии рыночной экономики и кризиса «культурного потребления», но и стать одной из ведущих сил научно-образовательного пространства современной России — нам ли не оценить этот колоссальный труд коллег и друзей… Можно оценивать работу издательства в количественных (впечатляющих!) параметрах — более 100 наименований в год в 38 сериях, но ещё интересней — в качественных. С самого начала своей деятельности РОССПЭН заявил себя структурой нового типа, объединив в единой проектной основе сразу несколько стратегий — исследовательскую, креативно-интеллектуальную, издательскую, просветительскую, общественно-политическую. Важной чертой издательской политики стал тот несомненный факт, что РОССПЭН не только притягивает к себе авторов с известнейшими в мировой науке именами, но и делает имена новым талантливым исследователям. Приобщённость к сотрудничеству с РОССПЭН — это научный бренд, свидетельство уровня профессионального мастерства автора в исторической науке, политологии, социологии, культурологии. В этом смысле издательство как научно-исследовательский центр и как источник новых творческих инициатив есть зеркало самых значительных достижений в гуманитарной сфере постсоветской России. Читателям и авторам «Родины» хорошо известны серийные изда- тельские проекты РОССПЭН («История сталинизма», «Россия в поисках себя», «Документы советской истории», «Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времён до начала ХХ века», «Философия России второй половины ХХ века» и др.). Нельзя не отметить неизменную чуткость издательства к новым идеям и инициативам, готовность к партнёрству, успешное сотрудничество с ведущими российскими архивами и академическими структурами. Главный редактор издательства Андрей Константинович Сорокин, вот уже два года успешно совмещающий этот пост с руководством Российским государственным архивом социально-политической истории (РГАСПИ) и авторской исследовательской работой, сам воплощает эту множественность ролейпозиций-миссий РОССПЭН в актуальной научной жизни России. В Год российской истории издательство подготовило к выпуску среди прочего серию исторических исследований под названием «Эпоха 1812 года», в том числе энциклопедию «Отечественная война 1812 года и освободительный поход русской армии 1813–1814 годов», ставшую лауреатом Национального конкурса «Книга года». На ближайшее будущее намечены: подготовка издания документов «Русская освободительная армия и генерал Власов» (совместно с Росархивом), публикация «Бумаг дома Романовых» (совместно с ГАРФ), работа над энциклопедией «Россия в Великой войне 1914–1918 годов» (совместно с Институтом российской истории РАН) и многое другое… Мы поздравляем коллег с юбилеем, желаем творческих сил и заранее готовим книжные полки редакции для новых росспэновских поступлений! Редакция «Родины» родина 2-2013 67