Сидорин А.И. "МАНИФЕСТ ОТ 17АПРЕЛЯ 1905 г. И ЕГО
реклама
МАНИФЕСТ ОТ 17АПРЕЛЯ 1905 г. И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ КОНФЕССИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ ДО 1917 г. Сидорин А.И. соискатель кафедры истории России КГУ (г. Курск) В царствование императора Николая II была завершена начатая по указу Александра III работа над составлением нового Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Глава 2 данного Уложения (утвержденного высочайшим указом 22 марта 1903 г.) посвящалась «преступлениям против веры или посягательствам религиозным», относившимся государственной властью к разряду тяжёлых и строго каравшимся. Особенно строго карался прозелитизм – так называемое совращение православного в инославие, иноверие, а особенно в секту – ст. 84, ст. 90 карала за отпадение от православия, а ст. 96 карала за принадлежность к секте, усугубляя вину тем, что выделяла особо сопряжение с изуверским членовредительством «по заблуждению религиозного фанатизма» (секта скопцов) [1]. Виновные подлежали ссылке в Восточную Сибирь, Якутию и даже в р-н р. Колымы. Существовала и ст. 73, каравшая за так называемое богохуление. При чем в Российском законодательстве было признано, что богохуление совершенное публично, является особо опасным преступлением. Поскольку «в отечестве нашем, где верховная власть признает своим основанием религиозное начало, где религия православная есть символ русской национальности, где брак и весь семейный союз основан не на гражданском, а на религиозном принципе, оно имеет от части значение косвенного колебания начал общественного устройства» [2]. В Российской империи право издавать государственные законы принадлежало верховной власти – императору. Никакой сановник, министр или генерал-губернатор не могли определять, какие деяния составляют преступления и какие за них следуют наказания. В гуще нараставших народных волнений, в обстановке острого внутриполитического кризиса правительство Николая II предприняло ряд реформ в сфере организации общественной жизни России и государственного благоустроения. Был обнародован 12 декабря 1904 г. высочайший указ о предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка, положив тем самым начало серии дальнейших законодательных актов. Интересно отметить, что в «Обзоре Курской губернии за 1904 г.» внутренняя миссия так детально расписана, что это наводит на мысль об усилении обеспокоенности властей ростом числа сект и сектантов. Еще на период 1896 г. приходов «зараженных расколом» насчитывалось 170 (всего же в епархии их имелось 1056), т.е. 16%. Число это в дальнейшем не уменьшалось, а потому далее в отчетах «умалчивалось». 17 апреля 1905 г. последовал манифест «Об укреплении основ веротерпимости», сохранявший привилегии православной церкви в области миссионерской деятельности, но облегчавший иным (прежде всего старообрядцам и сектантам), отправление их культа, отменяя ответственность за совершённые прежние религиозные преступления [3]. Несмотря на радикальность решения вопроса к новой правовой ситуации ни светские, ни духовные власти готовы не были. На основании Манифеста от 17 апреля 1905 г., было в тот же день, «высочайше утверждено» положение Комитета Министров, выполнявшее выраженную в указе от 12 декабря 1904 года Высочайшую волю об охранении терпимости в делах веры. Оно полагало постановить: по общим началам веротерпимости: 1) Признать, что отпадение от Православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собою каких-либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от Православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало. По старообрядчеству и сектантству: 2) Установить в законе различие между вероучениями, объемлемыми наименованием «раскол», разделив их на три группы: а) старообрядческие согласия, б) сектантство и в) представители изуверных учений, самая принадлежность к коим наказуема в уголовном порядке (скопческая секта). 25 июня 1906 г. был опубликован закон «Об облегчении участи лиц, совершивших религиозные преступления». Касался он в основном тех, кто был выслан из родных мест административным порядком за отпадение или совращение других из православия в секты. Продолжением его стал именной указ от 17 октября 1906 г. о порядке образования и действия старообрядческих и сектантских (лиц отпавших от православия) общин. Приняв эти царские манифест и указы за дарование всеобщей амнистии за религиозные преступления, из многочисленных мест в 1906-1907 гг. на родину ринулись сотни ранее преследовавшихся сектантов. В частности 11 человек, уроженцев Курской губернии, воспользовались согласно ст.24 Всемилостивейшего Манифеста от 11 августа 1904г. правом возвращения на родину из Румынии в дер. Касторную Суджанского уезда и по предписанию Курского губернского Правления от 23 и 26 марта 1906 года за №№2030 и 2211 приписались к сельскому обществу. За ними был учрежден 2-х летний надзор полиции. По истечении срока, в мае 1908 г., сохранялся негласный надзор. Наблюдение велось через агентуру заблаговременно «установленную» становым приставом. Из Восточной Сибири вернулись в Щигровский уезд 2 ссыльных скопцов в марте и августе 1907 г. по предписанию губернского правления №24134 были приписаны к сельскому обществу, но видимо без негласного надзора как над «румынскими» скопцами. Наличие указов не помешало им в скором времени стать фигурантами дел Следователя Особой Важности Курского Окружного Суда: о распространении скопческой секты в Суджанском, а также Щигровском уездах 1910–1911 гг. [4] По 1 делу проходило 73 лица обоего пола, из них 20 оскопленных: 13 – «большой» и 7 – «малой» печатью. Они и были привлечены в качестве обвиняемых по I и II ч. ст.96. По 2 проходило 13 лиц, ранее уже судимых за скопчество, но все за недостатком улик оправданы [5]. Эти дела совпали с серией аналогичных судебных процессов в нескольких губерниях Центральной России и Поволжья и было расценено зарубежными исследователями как превентивные меры репрессивного характера со стороны Царской власти [6]. В рамках другого Уголовного дела о скопцах проходила отдельно взятая семья крестьян из Ново-Оскольского уезда, ставшая жертвой совращения скопцов во время паломнической поездки в Святую Землю (Палестину). Эти лица согласились за материальное вознаграждение и возможность жить и работать в Румынии на тамошних скопцов оскопить себя, но также и позволили оскопить своего сына 5-ти лет от роду! Не ощутив обещанного «рая», батрача на чужбине, они решили во что бы то ни стало возвратиться на родину, где как будто провозгласили Манифест о прощении религиозных преступников и дозволении заблудшим возвратиться из самовольной отлучки за границу. Они вернулись в Курскую губернию летом 1905г. и совершили явку с повинной. В этом конкретном деле возникла правовая коллизия, так как преступление было совершено в период действия старого кодекса (Уложение о наказаниях), а обвинение строилось по статьям нового, который только вводился в применение. Следствие и Суд проходил в 2 этапа с 18.11.1905 г. по 5.04.1907 г. Была подана кассационная жалоба в Сенат, состоялось специальное заседание, на котором была дана процессуально-юридическая оценка правомочности действий стороны обвинения и приговор – ссылка на поселение в Восточную Сибирь, остался в силе. В феврале 1916 г. они были помилованы Царем и возвращены из ссылки [7]. Эти «скопческих дела» ясно показывают, что проблема регулирования религиозных воззрений граждан, а особенно в их крайней форме – религиозном фанатизме, крайне обострилась в канун революционных потрясений. Для думы II созыва готовилось 7 законопроектов, среди них о религиозных сектах, гражданском браке, о равноправии. Вопрос этот вызывал пристальное внимание иностранной прессы [8]. Заслуживает внимания речь П.А. Столыпина которую он произнёс в Государственной Думе III созыва 22мая 1909 г. после представления комиссией Думы поправок и изменений в вероисповедные законопроекты правительства. Вот несколько строчек из него. «…Вот и теперь мы стоим перед великим вопросом проведения в жизнь высоких начал указа 17 апреля и манифеста 17 октября. Определяя способы выполнения этой задачи, вы, господа, не можете стать на путь соображений партийных и политических. Вы будете руководствоваться, я в этом уверен… соображениями иного порядка, соображениями о том, как преобразовать, как улучшить наш быт сообразно новым началам, не нанося ущерба жизненной основе нашего государства, душе народной, объединившей и объединяющей миллионы русских… народ, ищущий утешений в молитве, поймёт, конечно, что за веру, за молитву каждого по своему обряду закон не карает. Но тот же народ… не уразумеет… закона чисто вывесочного характера, который провозгласит, что Православие, христианство уравнивается с язычеством, еврейством, магометанством…» [9]. Комитет Думы по вопросам религии возглавлял некто Каминский – человек широких взглядов, отнюдь не сторонник монополии одной религии в государстве. Несмотря на бурные дебаты и дискуссии, законопроект об уравнивании в привилегиях православных со старообрядцами разных толков (а в скором будущем вероятно и сектантов) так и не был принят. В страну буквально хлынули проповедники всех «мастей» и Курская губерния не явилась исключением. Власти на местах зачастую не могли разобраться в правоприменительной практике новых законов, постоянно запрашивая совет из министерства. Министерские распоряжения могли касаться только способов наблюдения за соблюдением законов. Понадобились изменения в существующие статьи Устава Иностранных Исповеданий. Рационалистическое сектантство протестантского толка, подпитываемое из-за границы материально и «духовно» (пропагандистской литературой), набирало активность. Его представители весьма умело ориентировались в прорехах существовавшего тогда законодательства о религии. Провозглашенные законы небыли еще достаточно адаптированы к применению, сектанты провоцировали власти на контр меры, и те в ответ реагировали старым проверенным способом, соотносясь с духовными властями, как бы по их просьбе «избавляли подданных от непрошенных наставников» [10]. Необходимость правовой базы во взаимоотношениях властей и сектантов, изменивших уже свой статус с нелегального на официальный, требовала от центральной власти решать вопрос без затяжек. В частности, вслед за Манифестом от 17 апреля 1905 г., появился Указ правительствующего Сената от 14марта 1906 г. за №2783, как реакция на появление в стране Адвентистов, а также распространение ими религиозной литературы своего вероучения среди православных. В ряде случаев их деятельность запрещалась, т.к. секта не являлась подпадающей под манифест от 17 апреля 1905 г. и не регистрировалась. В практике иногда на них распространялись узаконения о баптистах на основании выше названного указа №2783 по соответствующему разъяснению МВД от 6 ноября 1906 г., №5532 [11]. Согласно циркулярам МВД по Департаменту Духовных Дел иностранных исповеданий от 18 августа 1908 г за № 4628 и №2763 от 28 марта 1910 г. за подписью премьера Столыпина П.А., переход из православия в инославие и иноверие осуществлялся путем подачи соответствующего заявления и паспорта в Полицейское управление, и выдачи просителю в замен паспорта соответствующей справки от духовных властей той общины вероучение которой принималось. После этих действий отпавшего выписывали из церковных метрических книг и вписывали в соответствующие сектантские. Сам факт регистрации в сектантских метрических книгах давал основание для юрисдикции в отношении лиц там означенных оглашенного Манифеста от 17 апреля 1905 г. Сектанты с воодушевлением восприняли дарованную свободу исповедания как свободу действий для самоорганизации и прозелитической деятельности среди православных. Но местные власти подчеркивали свое понимание «духа закона» – не свобода исповедания, а свобода богослужения и внутреннего устройства в рамках зарегистрированных религиозных общин [12]! Таким образом, прежде гонимые сектанты, получили возможность организовать и зарегистрировать свои общины, открыть молитвенные дома, просветительские и благотворительные общества. Открывать за свой счёт начальные школы в местах с преобладающим сектантским населением, но с ведома Министерства Просвещения и даже, что более существенно – обустроить отдельные кладбища для умерших единоверцев (прежде их либо сжигали, либо погребали во дворах). Могли учреждать «капиталы» (фонды) и иметь собственную печать, а это предполагало дальнейшее развитие их правового статуса. Правительство определило условия для регистрации религиозных общин в т.н. «сектантском» указе «О порядке образования и действия старообрядческих и других общин…» [13]. Согласно им, предусматривалось избрание наставника-пресвитера с обязательным утверждением его губернскими властями, устанавливал количество лицучредителей, не менее 50 человек. Не все сектанты с воодушевлением восприняли установленные нормы и правила регистрации, поэтому часть их общин предпочла остаться на нелегальном положении. Наиболее опытные служители баптистского и евангельского союза советовали членам общин не обходить стороной вопрос о регистрации и принять правила игры. Начиная с 1909 г. в пределах Курской губернии были зарегистрированы в порядке закона 17 октября 1906 г. четыре сектантских общины: 1) Борисовская, Грайворонского уезда, община русских евангельских христиан-баптистов 8 апреля 1909 г., 2) Износково-Шептуховская, Льговского уезда, община христиан-баптистов евангельского исповедания – 8 июня 1911 г., 3) Казачанская, Путивльского уезда, община христиан евангельского исповедания – 12 апреля 1912 г. и 4) Грузчанско-Попово-Слободская, Путивльского уезда, община евангельских христиан-баптистов – 2 мая 1912 г. Так же полулегально, видимо без регистрации, действовала в с. Бунино и с. Екатериновка Тимского уезда община евангельских христиан-баптистов в количестве 38 лиц, названная в отчете исправника сектой. Но их власти старались не трогать в виду статей Манифеста, так как противогосударственной вредной деятельности за ними не наблюдалось [14]. Власти старались не допускать регистрации сектантов городской черте, а локализовать подальше – в сельской глубинке. Однако от провокационных действий их вожаки так и не отказались. «Обзоры» за 1905 – 1915 гг. свидетельствуют о росте конфликтов с сектантами на религиозной почве, они продолжали прозелитизм и дискредитацию Православного духовенства, предметов культа и вероучения, одновременно с оголтелой пропагандой своего учения. В итоге стали возникать уголовные дела по разным частям 73 ст. о богохульстве с тенденцией к увеличению, особенно в период 1908–1909 гг., что может свидетельствовать так же о росте атеистических настроений в обществе [15]. Провозглашение законов о веротерпимости поставило РПЦ перед необходимостью усиления проповеднической деятельности среди прихожан. Всплеск активности сектантов в виде прозелитизма на православных приходах и факт учреждения собственного «миссионерского общества» со своим уставом и крупным фондом в мае 1907 г., и «Центральной кассы помощи православным» – восприняты были миссионерами как крайне тревожные. Высказывались предложения православной Церкви «употребить все силы, чтобы остановить наступательное движение сектантов–рационалистов» [16]. Рост числа сектантов, за счет отпадения православных наблюдался всё это время, не смотря на противодействие миссионеров и административного ресурса властей. Хотя деятельность оперативного характера, т.е. сыск, полиция вне рамок какого-либо уголовного дела производить уже не могла по отношению к баптистам или адвентистам [17]. Но, не смотря на рост конфликтов, баптисты и адвентисты должны были проводить свою религиозную и общественную деятельность в строгих законодательных рамках в открытом режиме и действовать в строгом соответствии с уставом, чтобы не лишиться и немногих прав. Власти могли по усмотрению ограничивать их деятельность бюрократическими проволочками [18]. На 1910 г. общее число сектантов зарегистрированных соответствующим образом в МВД составило 2116 человек. Из них баптистов 1078 чел., штундотолстовцев 483 чел., адвентистов 35 чел.; хлыстов и скопцов 520 чел. – т.е. в 2 раза больше, чем в 1905 г. Скопчество трансформируется в «ново-скопчество», духовное скопчество без ритуальной кастрации (скопцы-духоборы). Именно в таком переходном виде была изобличена скопческая община в Суджанском уезде в 1910 г. Её «кормчим» и «богородицей» были «духовные скопцы» – купец II гильдии А. Гридин и его дочь. Что касается штундистов, они продолжают свою прозелитическую деятельность, но к ним применяются уже контрмеры духовного плана – проповедь миссионеров. Так же сообщается о новом явлении в религиозной практике Курской губернии, а именно о появлении двух адептов религиозно-политической секты «Новый Израиль» и двух адептов секты «Иеговистов». Корни их ведут из Ставропольской губернии, куда наряду с черноморскими портами выезжали жители Курской губернии на отхожие промыслы. Подчеркивается рост и даже превалирование в вероучении и деятельности сектантов политической составляющей. Так за адвентистами замечено стремление к анархизму, за «духоборами-толстовцами» – антимилитаризм, социализм и космополитизм. Ответными мерами государства были усиление репрессивного аппарата и развертывание на законодательной базе прежних лет давления на религиозные секты с целью снизить их негативное влияние на революционную обстановку. Инструкции МВД от 4 октября 1910 г. ограничили действия указов от 17 апреля 1905 г. и 17 октября 1906 г. Руководствуясь ими, власти под разными предлогами запрещали богослужебные собрания вне православной церкви [19]. Наблюдалась общая тенденция к увеличению числа уголовных дел в отношении сектантов. На период сентября 1911 г. прокурор Харьковской судебной палаты, в судебный округ которой входила и Курская губерния, поручил следователю по особо важным делам статскому советнику Линицкому в разработку разом 5 дел: «о преступной религиозно-политической секте, именуемой «Ново–Израильской общиной евангельского вероучения», сорганизовавшейся в пределах Харьковской губ.»; «о кр-нах Демьяне Иванове и Пелогее Федотовой Рожковых, обвиняемых по 84 и 96 ст. Уголовного уложения»; «о секте хлыстов сорганизовавшейся в пределах Бобровского уезда Воронежской губ.»; «о кр. Федоре Ивановиче Чепельском обвиняемом по 90 ст. Уголовного уложения» (и в том числе за распространение адвентистской литературы в Курске) ; «о секте хлыстов, сорганизовавшейся в с. НовоНикольском Усманского уезда» [20] (Воронежская или Харьковская губ.?). Это только центр Европейской части странны. Признав баптизм наиболее вредным сектантским учением, Департамент Полиции, согласно Приказу зам. министра внутренних дел Джунковского Г.М., предписал усилить контроль над деятельностью баптистов. Поэтому в 1914 г. три из четырёх общин баптистов – самой массовой секты по численности адептов и по масштабам распространения были закрыты. При этом были составлены поименные списки, с указанием лидеров и характера их противозаконной деятельности, если таковая имелась. В частности в марте 1915 г. в отчете Дмитриевского уездного исправника говорилось об активном вовлечении в секту сельской молодежи [21]. События во внешней политике также влияли на корректировку политики в области вероисповедной. После аннексии в 1908 г. Австро-Венгрией БоснииГерцеговины сторонники австрийского толка старообрядцев вызвали к себе пристальное внимание властей тем, что повели активнейшую деятельность по 3 направлениям: 1) по внутренней организации общин; 2) по объединению всех старообрядческих толков в одно «австрийское согласие»; 3) по борьбе с Православной церковью через дискредитацию её вероучения и подрыва авторитета её священнослужителей [22]. За подобное иезуитское политиканство «австрийщина» была к 1910 г. отнесена православными духовными властями в разряд вредных и опасных. Общее их число насчитывало около 3000 человек. Основные религиозные центры этого «толка» находились на территории Австро-Венгрии и использовались в интересах внешней политики этой страны как своего рода «пятая колонна». В период I Мировой Войны контроль над деятельностью религиозных организаций сектантов и инославных резко усилился. В обстановке военного времени многим сектантам пришлось испытать репрессивные меры властей в лице Жандармского Управления по подозрению во «вредной противоправительственной направленности». Так за пастором лютеранской общины г. Курска (оперативный псевдоним «регент») велось продолжительное наружное наблюдение [23]. На тот момент в плену в лагерях Германии и Австрии находилось около 2 млн. чел. военнопленных среди которых евангелическими проповедниками и миссионерами велась усиленная пропаганда. Встречи с «проповедниками» были организованы практически в каждом лагере. Многие из православных принимали евангелическое вероучение [24]. Усиление активности сект привело к ответному усилению со стороны Властей духовных миссионерской приходской и анти-сектантской деятельности. В 1905-1915 гг. общее число миссионеров в Курской и Белгородской епархии увеличилось с 1 епархиального и 2 окружных до 3 противосектантских и 1 противораскольничьего епархиальных и ещё в каждом городе уездный миссионер. Судя по тому озлоблению, с которым сектанты относились к духовенству а наиболее к миссионерам очевидно, что такая практика имела постоянный эффект и не давала принять угрожающие размеры распространению сектантства. В опубликованном в 1915 году справочнике для священнослужителей значились двадцать восемь конкретных сект и еще семь — сравнительно расплывчатых (!) [25]. Сектантство вступило в стадию некоторого застоя, поскольку им приходилось заняться собственной внутренней организацией, а здесь у них стали происходить соответствующие трения, что лишало их прежней привлекательности в виде простоты и свободы мнений. Таким образом, законодательно утвердить обещанную веротерпимость так и не удалось, наоборот правительство после 1910 г. начало борьбу с «независимым религиозным самовыражением», что совпало с возрождением консервативных политических сил и возросшим стремлением православной церкви восстановить прежнюю каноническую форму управления. Недолгий опыт применения юридических норм, на базе Манифестов 17 апреля и 17 октября 1905 г., сыграл значительную роль в дальнейшем развитии данного рода законодательных актов как Временного правительства («О свободе совести от 14 июля 1917 г.» и создание Министерства исповеданий), так и первых Декретов Советской власти по правовым вопросам (Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа от 2 ноября 1917 г.). Конституция РСФСР, принятая 10 июля 1918 г. закрепляла «свободу религиозной и антирелигиозной пропаганды». Именно в первые годы Советской власти сектанты обретут так долго ожидаемую ими свободу религиозной деятельности на территории всей страны. Примечания 1. Российское законодательство X–XX вв. Т.9. М., 1984. С. 378. 2. Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. СПб.,1871. С. 292. 3. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 3. Т. XXV.Отделение 1.СПб, 1908. №26126. 4. ГАКО. Ф. 421. Оп.1. Ед.хр. 566, 561. 5. ГАКО. Ф421. Оп.1. Ед.хр. 566. 6. Энгельштейн Л. Скопцы и царство небесное: Скопческий путь к искуплению. М.: Новое литературное обозрение, 2002. С.141-150. 7. ГАКО. Ф.32. Оп.1. Ед.хр.7613. Л.27-29. 8. ГАКО. Ф. 32.Оп.1. Ед.хр.7716. Л. 29 (см.: интервью министра Столыпина журналисту газеты «Times»). 9. Полное собрание речей в Государственной Думе и Государственном Совете. 1906–1911 гг. М., 1991.С. 217–219. 10. ГАКО. Ф. 421. Оп. 1. Ед.хр. Л. 49–50. 11. ГАКО. Ф. 421. Оп.1. Ед.хр. Л. 60. 12. Попов В.А. Стопы проповедника. М.: «Благовестник», 1996. С. 110. 13. Именной Высочайший указ Правительствующего Сената 17 октября 1906 г. (Правовой Путеводитель 1906 г. Т. II. С. 371–373, 535–545). 14. ГАКО. Ф. 1642. Оп.2. Ед.хр. 548. Л. 119. 15. ГАКО. Ф.421. Оп.1. Ед. хр. 158, 163, 168, 194, 260. 16. Плотников К. История и обличение Русского Сектантства (мистического и рационалистического) СПб.,1913.С.175. 17. ГАКО. Ф. 421. Оп.1. Ед. хр.556. Л. 43. 18. Высочайше утвержденное положение Комитета Министров от 17апреля 1905 г. Гл. I, пп.4-7, 9-13. 19. Попов. Указ .соч. С. 165. 20. ГАКО. Ф.421. Оп.1. Ед.хр.556. Л. 131. 21. ГАКО.Ф.1642. Оп.2. Ед.хр. 548. Лл.19, 112,148. 22. Обзор Курской губернии за 1910 г. Курск.,1911. С. 73-75. 23. ГАКО.Ф.1642. Оп.2. Ед. хр. 548. Лл.26, 114–116. 24. Проханов И.С. В котле России. Чикаго, 1992. С. 236. 25. Протоиерей Т.Н. Буткевич. Обзор русских сект и их толков. 2-е изд. Пг.: Тузов, 1915.
