Знание истины делает нас свободными, уважение закона делае
advertisement
1 Мой девиз: Знание истины делает нас свободными, уважение закона делает нас равными, промышление любви делает нас счастливыми. МЫСЛИ «О ЖИЗНИ» ЕСЛИ ВОЗМОЖНО ПОЗНАНИЕ НРАВСТВЕННОГО ЗАКОНА (Т.Е. ПОЗНАНИЕ СЕБЯ ВО ВСЕОБЩЕЙ И НЕОБХОДИМОЙ СВЯЗИ С ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДОЙ, С БЕСКОНЕЧНЫМ МИРОМ), ТО ТОГДА ВОЗМОЖНА НРАВСТВЕННОСТЬ НЕЗАВИСИМАЯ ОТ РЕЛИГИИ. Введение. В наше время, быть может, как никогда в истории человечества, чреватое различными экологическими, глобальными, экономическими, региональными гуманитарными и и локальными космическими кризисами и катастрофами, перед нами стоит проблема выбора пути. Священные писания призывают нас ходить путями Бога. Первые кроманьонцы, общие предки современного человечества, согласно Библии, пошли за Люцифером. Передовые умы выбирают путь обучения хорошему мышлению. Как говорится, Бог высоко, царь далеко и, следовательно, надо самому собирать информацию о текущей проблеме, хорошо ее обдумывать и, следуя законам природы действовать сознательно на свой страх и риск. Вероятно, этот третий путь наиболее естественный для человека. И мы должны его хорошо обустроить. По крайней мере, к этому выводу подводят важнейшие высказывания великих мыслителей и учителей человечества. Для христианина, безусловно, что он должен брать пример с такого 2 необыкновенного человека, как Иисус Христос. Но как можно следовать за кем-то, жить как кто-то, познавать истину, если ты, согласно данным современной науки, чувствуешь, воспринимаешь, лишь доли процентов от того, что происходит в тебе и вокруг тебя и, к тому же не можешь восполнять недостающую информацию о себе и своем окружении хорошим мышлением? Основная заповедь христианства призывает нас любить Бога, любить ближнего своего как самого себя, любить врагов своих. Но как можно способствовать своему счастью или счастью своих ближних и своих врагов, если возможности твоих ощущений, чувств и эмоций столь мизерны, а твое мышление не развито или плохо развито? Именно эта проблема, как мне видится, беспокоила Иисуса Христа, сказавшего: «познайте истину, истина сделает вас свободными». Она беспокоила и практически всех выдающихся людей, например, таких как Будда Гаутама, Аристотель, И. Кант. И они многое сделали для развития у человека хорошего, правильного мышления. Вспомним, что Будда был автором «Восьмеричного пути» просветления человека, Аристотель создал «Органон», заложив основы европейского научного познания законов мышления и диалектики. Кант создал три «критики» (намного расширив наше знание способностей чистого разума, практического разума и способностей суждения), после которых не осталось никаких сомнений в том, что без обучения хорошему мышлению не может оптимально развиваться ни одна отрасль современных знаний, ни один вид высококвалифицированной деятельности. Свое слово в решение этой проблемы пытался внести и Л.Н. Толстой. Я имею в виду его философский трактат «О жизни». Как пишет Л.Д. Опульская: «Сам Толстой считал «О жизни» одной из главных своих книг» (1. С. 264). Характеризуя идеи этого трактата и интенции Толстого Опульская пишет: «Толстой страстно мечтает о том, чтобы указать пути, как сделать счастливой жизнь каждого человека и все людей. Для этого, по его мнению, нужно одно: не быть виноватым друг перед другом, не 3 поддерживать эгоистический, несправедливый порядок жизни, любить не себя, а других, всех, разумом преодолевать чувственные влечения. Эта мысль – главная в философском трактате «О жизни» (1886-1887). Желание себе блага – основа жизни; но человеку нужно такое несомненное благо, которое не нарушалось бы борьбою, страданиями и смертью. Благо это, по Толстому, дается «подчинением животной личности закону разума». Он советует каждому человеку и всем людям «поверить в крылья», «поднимающие над бездною». И горячо спорит с пессимистами, утверждающими, что зло господствует в мире» (1. С. 253). Опульская пишет, что «в трактате «О жизни» сформулированы философские основы миросозерцания» (там же. С. 264) Толстого. Начав эту тему, как ответ на письмо Анны Константиновны Дитерикс, ставшей вскоре женой В.Г. Черткова, «писание трактата «О жизни» превратилось в продолжительный, напряженный и увлеченный труд (сохранилось восемь папок, включающих 2237 листов рукописей и корректур)» (там же. С. 265). И действительно, как мне видится, мысли, идеи, структура работы, расположение излагаемого материала глубоко продуманны и выстраданы. Причем, соответственно духу своей социальной среды, духу российского интеллигента и аристократа мысли, Толстой подает нам свои идеи мягко, ненавязчиво, точно подбирая слова так, чтобы они были понятны как можно большему количеству людей. Толстой пишет: «Единственное средство умственного общения людей есть слово, и для того, чтобы общение это было возможно, нужно употреблять слова так, чтобы при каждом слове несомненно вызывались у всех соответствующие и точные понятия» (2. С. 14). Следовательно, выполняя это безусловное требование к тексту философского трактата, известное еще со времен Аристотеля, Толстой выступает именно как философ и все, что он предлагает, находится в поле философской критики и должно быть, без всяких скидок на основное занятие автора и его литературную славу, подвергнуто самому тщательному и строгому философскому рассмотрению. И эта работа критики, начавшись по 4 выходу в свет философских работ Толстого, продолжается до сих пор. В ней приняли участие многие выдающиеся мыслители своего времени. Например, такие как, Л. Шестов, В.С. Соловьев, Д.С. Мережковский, У. Джемс, Н.А. Бердяев, Р. Роллан, А. Белый, С.Н. Булганов и другие. Интересные мысли о философии Толстого мы находим в трудах В.И. Ильина, Е.А. Маймина, К.Н. Ломунова, Д.Ю. Квитко, А.Ф. Асмуса, Т.В. Толпыкина, Г.Бочарова, А.А. Гусейнова, М.Л. Клюзовой, А.Д. Сухова, И.П. Чередниченко и др. И, как мне думается, В.И. Ильин не ошибался, когда писал, что философский трактат «О жизни» представляет вершину русской национальной философии, не уступая по глубине и точности своих метафизических идей лучшим произведениям западноевропейской философии. Итак, о философии Толстого написано множество работ, но создается впечатление, что так никто и не проник в самую суть философских идей Толстого. Поэтому интерес к ним не ослабевает и, может быть, с годами только возрастает. Поэтому я попытаюсь рассмотреть предложения основополагающей философской работы Толстого «О жизни» как бы заново и самым подробным образом. Глава 1 Начинает Толстой с двух длинных эпиграфов, с цитаты из Б. Паскаля и цитаты из заключения к «Критике практического разума» И. Канта. Паскаль пишет о том, что «все наше достоинство состоит в мысли». «Постараемся же научиться хорошо мыслить: вот принцип нравственности» (2. С. 7). Об этом же, по сути, речь идет и в цитате из Канта. Кант пишет, что окружающий человека мир «постигается только рассудком» (2. С. 8) и благодаря, опять же, размышлению, человек открывает в себе нравственный закон и пытается его 5 сформулировать, т.е. познает себя не только в случайной связи с бесконечной окружающей средой и всеми видимыми мирами, «но во всеобщей и необходимой связи» (там же). И эти цитаты, как и любое слово в этом трактате, употребляются Толстым не случайно. Идея о том, что все достоинство людей состоит в мысли, в размышлении, в рассудке, является музыкальным рефреном всего философского трактата. Не случайно, Р.Ролан назвал «О жизни» - «гимном разуму». «Вступление» к трактату посвящено разработке и обоснованию метода разума, а также прояснению понятия «жизнь» и цели философского исследования. Философы, за всю историю философии, создали много методов, но Толстой, привыкший до всего доходить сам, остался новатором и в этой области деятельности. Материал для индукции метода, впрочем, как и для большинства других обобщений и дедукции из них соответствующих следствий, имеющихся в этом трактате, Толстой черпает в основном в своем богатейшем художественном опыте. Хотя, как правило, философы опираются на данные науки или предложения авторитетных философов. И может быть, поэтому этот философский трактат является не только необычным, но и особенно интересным. А для российского читателя он должен быть интересен вдвойне, так как Толстой показывает как развитие явлений личной и общественной жизни россиян осмысливается в философских понятиях и их соотношениях, и как важно для развития россиян обретение правильного философского сознания. В целях экономии места мне придется во многих случаях не комментировать рассматриваемые Толстым случаи из жизни людей, смысл которых наводит на искомые выводы и обобщения, а философски обсуждать лишь сами эти выводы. Рассуждая о методе Толстой приходит к выводу, что «в каждом рассуждении не столько важно само рассуждение, сколько занимаемое рассуждением место, т.е. что для того чтобы плодотворно мыслить, необходимо знать, о чем прежде надо мыслить и о чем после» (2. С. 6 9). Причем: «определение этого порядка не случайно, а зависит от той цели, для которой и производятся рассуждения …(разрядка моя – В.З.) И рассуждение, не связанное с общей целью всех рассуждений, безумно, как бы оно ни было логично» (там же). Как мне видится, эта мысль Толстого хорошо подтверждается на примере решения любой математической задачи. В математике, являющейся, как известно, самим сердцем и неотъемлемой частью всех наук и самой философии, этот обязательный порядок рассуждений называется алгоритмом. Если бы не было этого обязательного порядка, то создание машин и механизмов было бы невозможно. Но найти, определить цель рассуждений, цель метода и образовать соответствующие понятия и системы понятий, правильно, адекватно выражаемые словами и предложениями, это то, что не может сделать за человека никакая машина, никакой робот или компьютер. Но именно от этих факторов зависит и порядок рассуждений, т.е. стадий или ступеней решения проблемы, и их общий результат. Определяя цель метода жизни, Толстой утверждает: «Исследует человек жизнь только для того, чтобы она была лучше» (2. С. 10). Этот вывод, сделанный в результате размышлений великого художника, в точности отвечает рассуждениям о сущности цели Аристотеля, который писал: «цель означает [отнюдь] не всякий предел, но наилучший» (3. Физика. 2, 194а 30). А к «главным признакам жизни» (2. С. 11) человека Толстой относит «сознание страданий и наслаждений, стремление к благу» (там же). Но не так определяют главные признаки жизни многие ее исследователи. И в этом Толстой видит большую общественную проблему. Толстой пишет, что многие ученые, определяя сущность жизни, говорят «о некоторых условиях жизни, как о жизни» (там же). Они говорят: «Жизнь есть двойной процесс разложения и соединения, общего и вместе с тем непрерывного. Жизнь есть известное сочетание разнородных изменений, совершающихся последовательно. Жизнь есть организм в действии. Жизнь есть особенная деятельность органического вещества. Жизнь есть 7 приспособление внутренних отношений к внешним» (там же). Причем «под большинство этих определений подходит деятельность восстанавливающегося кристалла; под некоторые подходит деятельность брожения, гниения, и под все подходит жизнь каждой отдельной клеточки моего тела, для которых нет ничего – ни хорошего, ни дурного. Некоторые процессы, происходящие в кристаллах, в протоплазме, в ядре протоплазмы, в клеточках моего тела и других тел, называют тем словом, которое во мне неразрывно соединено с сознанием стремления к моему благу» (там же). И тут, рассуждая о сущности жизни человека, Толстой ставит вопрос, который, как мне видится, актуален и сейчас. Толстой спрашивает: «Спорят о том, есть ли жизнь в клеточке или в протоплазме или еще ниже, в неорганической материи? Но прежде чем спорить, надо спросить себя: имеем ли мы право приписывать понятие жизни клеточке?» (2. С. 12). И на этот вопрос Толстой, как мне видится, дает гениальный ответ. Он пишет: «Мы говорим, например, что в клеточке есть жизнь, что клеточка есть живое существо. А между тем основное понятие жизни человеческой и понятие той жизни, которая есть в клеточке, суть два понятия, не только совершенно различные, но и несоединяемые. Одно понятие исключает другое. Я открываю, что мое тело все без остатка состоит из клеточек. Клеточки эти, мне говорят, имеют то же свойство жизни, как и я, и суть такие же живые существа, как и я; но себя я признаю живым только потому, что я сознаю себя со всеми клеточками, составляющими меня, одним нераздельным живым существом. Весь же я без остатка, мне говорят, составлен из живых клеточек. Чему же я припишу свойство жизни – клеточкам или себе? Если я допущу, что клеточки имеют жизнь, то я от понятия жизни должен отвлечь главный признак своей жизни, сознание себя единым живым существом; если же я допущу, что я имею жизнь, как отдельное существо, то очевидно, что клеточкам, из которых состоит все мое тело и о сознании которых я ничего не знаю, я никак не могу приписать того же свойства. 8 Или я живой и во мне есть неживые частицы, называемые клеточками, или есть сонмище живых клеточек, а мое сознание жизни не есть жизнь, а только иллюзия» (2. С. 12-13). Ключом к такому ответу Толстого, как мне думается, является его замечание, что существование клетки «неразделимо» с существованием человека, т.е. клетка это неотъемлемая часть структуры всех частей организма и может существовать только как элемент этой структуры и пока существует эта структура. Следовательно, согласно терминологии, принятой в европейской философии еще в античные времена, клетка человека это его простая часть. Простая часть человека, не обладает той или иной степенью автономии жизни в окружающей ее среде, которая имманентна сложной части человека, например, элементарной частице, атому, молекуле, кристаллу – если они являются частями человека. Следовательно, затрагивая проблему определения статуса клетки и «неорганического материи» в организме человека, растительного и неорганического т.е. проблему статуса животного, начал в жизни человека, Толстой столкнулся с древнейшей проблемой философии, известной как проблема простых и сложных частей исследуемого целого или как проблема его материи и формы. Аристотель пишет: «А так как природа двояка: с одной стороны, [она выступает] как материя, с другой – как форма, она же цель, а ради цели существует все остальное, то она, [форма], и будет причиной «ради чего» (3. Физика. 8, 199а 30). О том, что это не выдуманная классиками философии и не иллюзорная проблема современного исследования природы целого, в связи с существованием которой, И. Кант поставил решение проблемы «антиномии чистого разума» (См. 6. С. 257-345), свидетельствуют данные современного естествознания. Так, например, М.С. Свирский, описывая динамику кристаллической решетки, пишет: «При теоретическом изучении макроскопических свойств вещества встречаются значительные трудности, обусловленные сложностью определения движения очень большого числа 9 взаимодействующих частиц. Это приводит к необходимости применения приближенных методов. Одним из них является метод квазичастиц. Представление о квазичастицах, как общем методе изучения энергетического спектра макроскопического тела, было введено Л.Д. Ландау в 1940-1941 гг. при создании теории сверхтекучести. Согласно этому методу каждому слабовозбужденному состоянию макроскопического тела однозначно сопоставляется состояние идеального газа невзаимодействующих элементарных возбуждений. Эти возбуждения описывают движения коллектива частиц тела (а не отдельных частиц). Каждое элементарное возбуждение движется в объеме тела как квазичастица, обладающая определенной энергией и определенным импульсом (или квазиимпульсом). Энергия слабовозбужденного состояния макроскопического тела является суммой энергий квазичастиц …(разрядка моя – В.З.) В отличие от обычных частиц, квазичастицы не существуют вне макроскопических тел. Их существование связано с определенной структурой макроскопического тела. При исчезновении этой структуры (например, при фазовом переходе) исчезают и соответствующие ей квазичастицы. … В макроскопическом теле могут существовать различные типы квазичастиц. … В общем случае области существования квазичастиц различных сортов не совпадают между собой. Отсутствие взаимодействия между квазичастицами данного сорта или между квазичастицами приближению низшего различных порядка. В сортов более соответствует высоких только приближениях квазичастицы могут взаимодействовать между собой, что приводит к нарушению идеальности газа квазичастиц. При этом состояния квазичастиц оказываются квазистационарными. …слабовозбужденные состояния кристалла можно в гармоническом приближении представить в виде совокупности квазичастиц …Квазичастицы, определяемые равенствами … называются фононами. Идея о возможности представления колебаний 10 кристалла в виде совокупности фононов (квантов энергии и импульса звуковых волн) была высказана И.Е. Таммом в 1930г.» (4. С. 62-64). Я привел длинную цитату о природе квазичастиц или фононов, чтобы показать, что они, как и «сонмище клеток» человека, являются простыми частями неорганического целого. И поэтому сопоставление научных сведений об их свойствах может помочь нам определить сущность простых частей. Так, например, очевидно, что и клетки организма бывают, как фононы, различного типа или сорта, образуя различные ткани, органы и системы организма. И области существования клеток различных сортов, как и у различных сортов квазичастиц кристалла, не совпадают между собой. И в более высоких приближениях клетки, являющиеся, видимо, квазиживыми частицами организма, могут взаимодействовать между собой. И колебания биологического организма, как и колебания кристалла с его фононами, можно представить в виде совокупности его клеток, т.е. совокупности квантов их энергии и импульса звуковых волн. Явление широко используемое современной медициной. Исследование сущности простых частей целого может помочь в исследовании не только чувственно воспринимаемых предметов, но и мира невидимого. Так мы можем создавать приближенные к реальности модели устройства невидимых элементарных частиц. Ведь открытые недавно теоретической физикой невидимые части элементарных частиц – кварки, не существуют отдельно от тех элементарных частиц, частями которых они являются. Т.е. они, как и фононы кристаллов, и клетки и органы человека, являются простыми частями целого. О кварках Стивен Хокинг и Леонард Млодинов пишут: «Кварк – заряженная элементарная частица, участвующая в сильном взаимодействии. Протоны и нейтроны состоят из кварков». И далее: «Сильное взаимодействие – самое сильное из четырех фундаментальных взаимодействий с самым коротким радиусом действия. Сильное взаимодействие удерживает кварки внутри протонов и нейтронов, а 11 также удерживает вместе протоны и нейтроны, благодаря чему образуются атомы» (5. С. 174- 177). Итак, следуя данным современного естествознания, а также выводам философов о неотделимости формы от материи, и, в частности, о неотделимости формы человека от его материи, мы можем подтвердить телеологию разума целого, т.е. мысль Аристотеля о том, что сложные части целого должны существовать ради простых частей этого целого. Только в этом случае возможно достижение цели - улучшение жизни. Но человек, будучи разумным, в некоторых отношениях является материей. Следовательно, он, имея разумное сознание, кроме того состоит: 1) из сложных частей – атомов, молекул и т.п., которые могут существовать автономно и в данном человеке и вне данного человека; 2) из простых частей – органов, тканей, клеток, протоплазмы клеток и т.п. Следовательно, человек разумный, как и кристаллы, как и элементарные частицы, состоит из сложных и простых частей, крайне различных по своим свойствам. И, вероятно, такая связь объемлющего и объемлемого, такая координация и субординация связей простых и сложных частей целого, существует не только в известной и исследуемой современным человеком области реальности. Она, видимо, уходит до бесконечности в глубины микромира и в высоты макромира. Например, человек является сложной частью государства и простой частью биосферы, так как не может существовать вне биосферы. Биосфера является простой частью Земли и сложной частью космоса, например, в случае космических полетов человека. Земля, как живая планета, является простой частью Солнечной системы и т.д. Но существование такой бесконечной связи сложных и простых частей было бы невозможно, если бы у всего живого и материального не было какого-то общего разума, закона или сущности. И, следовательно, проявления сущности, хотя она и одна, столь же до бесконечности многообразны, как многообразна материя. Поэтому познание сущности всегда начинается с чего-то, с какого-то ее проявления в определенном целом. 12 Этому моему выводу соответствуют следующие рассуждения Толстого из «Вступления». Он пишет: «Говорят обыкновенно: наука изучает жизнь со всех сторон. Да в том-то и дело, что у всякого предмета столько же сторон, сколько радиусов в шаре, т.е. без числа, и что нельзя изучать со всех сторон, а надо знать, с какой стороны важнее, нужнее, и с которой менее важно и менее нужно. Как нельзя подойти к предмету сразу со всех сторон, так нельзя сразу и со всех сторон изучать явления жизни. И волей-неволей устанавливается последовательность. Вот в ней-то и все дело. Последовательность же эта дается только разумением жизни» (2. С. 16). И первым, в этой последовательности подходов и рассуждений о жизни, может быть, по мысли Толстого, только познание самого себя. Об этом, в заключение своего трактата, Толстой пишет: «жизнь мы знаем вне себя потому только, что мы ее знаем в себе. И видим предметы мы только так, как мы их видим в своих глазах, и определяем мы жизнь вне себя только так, как мы ее знаем в себе. Знаем же мы жизнь в себе, как стремление к благу. И потому, без определения жизни как стремления к благу, нельзя не только наблюдать, но и видеть жизнь» (2. С. 131). Следовательно, продолжает Толстой: «Всякое мое понятие о внешней жизни основано на сознании моего стремления к благу. И потому, только познав, в чем мое благо и моя жизнь, я буду в состоянии познать и то, что есть благо и жизнь других существ. Благо же и жизнь других существ, не познав свою, я никак не могу знать. …(разрядка моя – В.З.) Ведь изучать жизнь в других существах, не имея определения своей жизни, это все равно, что описывать окружность, не имея центра ее» (там же). Изучая состояние науки своего времени Толстой замечает, что, то главное, ради чего человек изучает жизнь – ради ее улучшения, ускользает от внимания современной науки. Толстой пишет: «Скажу откровенно всю свою мысль: мы все знаем основной догмат веры этой ложной опытной науки. 13 Существует материя и ее энергия. Энергия движет, движение механическое переходит в молекулярное, молекулярное выражается теплом, электричеством, нервной, мозговой деятельностью. И все без исключения явления жизни объясняются отношениями энергий. Все так красиво, просто, ясно, и, главное, удобно. Так что, если нет всего того, чего нам так хочется и что так упрощает нашу жизнь, то все это надо как-нибудь выдумать» (2. C. 16-17). Свою мысль Толстой доказывает следующим образом: «допустим, что все открыто, все ясно как день. Ясно, как из неорганической материи зарождается через приспособление органическое; ясно, как физические энергии переходят в чувства, волю, мысль, и все это известно не только гимназистам, но и деревенским школьникам. Мне известно, что такие-то мысли и чувства происходят от таких-то движений. Ну, и что же? Могу ли я или не могу руководить этими движениями, чтобы возбуждать в себе такие или другие мысли? Вопрос о том, какие мне надо возбуждать в себе и других мысли и чувства, остается не только нерешенным, но даже незатронутым» (2. С. 17-18). Толстой пишет, что, материалисты предлагают: «устроить так, чтобы люди могли удовлетворять своим потребностям; наука выработает средства, во-первых, для того, чтобы правильно распределять удовлетворение потребностей, а во-вторых, средства производить так много и легко, что все потребности легко будут удовлетворены, и люди тогда будут счастливы» (2. С. 18). И наука ясно определит «какие потребности и в какой мере законны и какие и в какой мере незаконны» (там же). На это Толстой отвечает: «Но слово потребность имеет только два значения: или условие существования, а условий существования каждого предмета бесчисленное количество, и потому все условия не могут быть изучены, или требование блага живым существом, познаваемое и определяемое только сознанием и потому еще менее могущее быть изученным опытной наукой. …(разрядка моя – В.З.) Разве не очевидно, что 14 такое решение вопроса есть только перефразированное царство Мессии, в котором роль Мессии играет наука» (там же). Как известно, это, по мысли Толстого, ложное направление развития науки стало доминировать в новой России, т.е. в России, вошедшей в состав СССР, и очень скоро привело к очень большой народной трагедии и бессмысленной растрате человеческих сил (догматизм в философии, «лысенковщина» в биологии, отрицание кибернетики в технике и т.д.), явившись благотворной почвой для многих социальных пороков тех лет (массовое бегство из страны талантливых людей и притеснение, и уничтожение оставшейся в стране интеллигенции, культ личности, система ГУЛАГ, неофеодализм и т.д.). И поскольку и сейчас у этого направления развития науки в России осталось много адептов, то, наверное, имеет смысл еще раз напомнить отношение к нему российского литературного гения. Он пишет о материализме: «Как ни удивительно такое странное учение, объяснимое только фанатизмом суеверия, оно существует, и, как всякое дикое фанатическое учение, производит свое гибельное влияние, направляя деятельность человеческой мысли на путь ложный и праздный. Гибнут добросовестные труженики, посвящающие свою жизнь на изучение почти ненужного, гибнут материальные силы людей, направляясь туда, куда не нужно, гибнут молодые поколения, направляемые на самую праздную деятельность Киф Моккеевичей, возведенную на степень высшего служения человечеству» (2. С. 16). Видя недостатки материализма Толстой, пытается решать проблему человека, рассматривая человека как животную личность и разумное сознание. И это, как мне видится, большой шаг вперед в решение древней проблемы двоицы – материальное-идеальное, так как это приближает нас к пониманию троичности целого. Ведь у целого есть не только дух и материя, но и простые части, которые, видимо, являются квазиматериальными и квазидуховными. И огромный художественный опыт Толстого по своему, как мне видится, выводит его на философию троицы. Толстой пишет: «Все 15 существующее представляется человеку: 1) отношением его разумного сознания к миру, 2) отношением его животного сознания к миру, 3) отношением его тела к миру. Не понимая того, что отношение его разумного сознания к миру есть единственная его жизнь, человек представляет себе свою жизнь еще и в видимом отношении животного сознания и вещества к миру, и боится потерять свое особенное отношение разумного сознания к миру, когда в его личности нарушается прежнее отношение его животного и вещества, его составляющего, к миру» (2. С. 111-112). Как видим, Толстой указывает нам на некий закон связи трех отношений или троицы человека, на некое отношение к миру разумного сознания, «животного и вещества» человека, нарушения которого человек боится, нарушения которого человек не желает. И мне представляется, что Толстой был на правильном пути решения противоречия двоицы материализм-идеализм. Как мне видится, это решение можно получить, только выйдя за пределы двоицы в троицу. И это утверждение отвечает основному догмату христианского учения о том, что Бог это Троица и Любовь. И ни одна из трех ипостасей Троицы не противоречит ни какойнибудь другой ипостаси, ни сразу двоим. И не должны ли мы стремиться, как учит нас христианство и другие мировые религии, стать «совершенными как Отец наш небесный». Быть может члены человеческой троицы: 1) целое или, как говорит Толстой, разумное сознание , 2) простые части или, как говорит Толстой, животное сознание, 3) сложные части или, как говорит Толстой, вещество, - тоже по своей природе едины. Но чтобы сознательно следовать этому единству мы должны открыть закон этого единства. И, быть может, некоторые мысли философского трактата Толстого, помогут нам в трудном поиске этого закона разума. И это, видимо, и будет нашим поиском нравственного закона. Глава 2 16 Следуя идее, что всякое познание надо начинать с познания себя, в первом рассуждении или шаге своего метода, который Толстой делает после «Вступления», он пытается найти, и правильно поставить основной и главный вопрос человеческой жизни, основное ее противоречие. С тем, чтобы решая эту проблему, постепенно прояснить и все остальное. Толстой рассуждает: «Живет всякий человек только для того, чтобы ему было хорошо, для своего блага. Не чувствует человек желания себе блага, он и не чувствует себя живущим. …(разрядка моя – В.З.) Если он желает добра другим, то совсем не так, как себе, - не для того, чтобы было хорошо тому, кому он желает добра, а только для того, чтобы благо других существ увеличивало благо его жизни. Важно и нужно человеку только благо в той жизни, которую он чувствует своею, т.е. свое благо. И вот, стремясь к достижению этого своего блага, человек замечает, что благо это зависит от других существ. …Каждое из этих существ точно так же, как и он, чувствует только свою жизнь и свое благо, считает только свою жизнь важною и настоящею, а жизнь всех других существ только средством для своего блага. … И, поняв это, человек видит, что его личное благо, в котором одном он понимает жизнь, не только не может быть легко приобретено им, но, наверное, будет отнято от него. … он замечает еще и то, что и самое его существование, в котором одном он чувствует настоящую, полную жизнь, каждым часом, каждым движением приближается к ослаблению, старости, смерти; что жизнь его, кроме того, что она подвержена тысячам случайностей уничтожения от других борющихся с ним существ и все увеличивающимся страданиям, по самому свойству своему есть только не перестающее приближение к смерти, к тому состоянию, в котором вместе с жизнью личности наверное уничтожится всякая возможность какого бы то ни было блага личности. … То, что для него важнее всего и что одно нужно ему, что – ему кажется, - одно живет по- 17 настоящему, его личность, то гибнет, то будет кости, черви – не он; а то, что для него не нужно, не важно, что он не чувствует живущим, весь этот мир борющихся и сменяющихся существ, то и есть настоящая жизнь, то останется и будет жить вечно» (2. С. 19-21). (Примечание. Слово «личность» нам уже встретилось четыре раза, и будет встречаться еще не раз в философском трактате Толстого. Он употребляет его своеобразно. Толстой пишет: «Разумное сознание включает в себя личность. Личность же не включает в себя разумное сознание. Личность есть свойство животного и человека, как животного. Разумное сознание есть свойство одного человека» (2. С. 58). Следовательно, каждый раз, когда мы будем встречаться с этим словом в тексте Толстого, надо вкладывать в него не тот возвышенный и трансцендентный смысл, который вкладывает в него, например, Кант, а иметь в виду «свойство животного», т.е. отношение к миру простых частей человека.) С учетом этого замечания об этимологии толстовского термина «личность» мы можем заметить, что показанное противоречие Толстой называет основным, так как большинство людей живет по закону животной личности. Но для людей «родившихся духом» (2. С. 63) и поэтому живущих по закону разума, этого противоречия нет. Но этого противоречия нет и для последовательных материалистов, так как они живут по закону материи, а материя, как и дух, в известном смысле не рождается и не умирает. Для «материальной личности», этим моим термином, видимо, будет правильно называть последовательных материалистов, нет ничего простого и нет духа, для них все сложно, т.е. все есть материя. А собственное рождение, жизнь и смерть это лишь различные энергетические состояния материи, переходы различных энергий друг в друга. И никаких проблем ни с рождением, ни со смертью, никаких проблем с грехом и покаянием, адом и раем, ангелами и бесами. Ведь в мире ничего не прибавляется и не убавляется с рождением, болезнями и здоровьем, и самой смертью материалиста. Так как есть закон сохранения энергии и вещества. А то, что великие учителя человечества 18 учили и учат о том, что страдания и наслаждения имеют трансцендентальный смысл, что есть адские муки и райское наслаждение, что есть мир невидимого, это все с точки зрения материалиста заблуждения и сказки. Но Толстой не согласен, ни с точкой зрения животной личности, ни с точкой зрения материалиста. Толстой за «рождение духом». И в подтверждение правильности своей позиции он приводит мысли Конфуция, браминов, Будды, Моисея, Иисуса Христа, стоиков (2. С. 21-25). Причем Толстой считает, что жизнь по закону разума возможна прямо сейчас, а фарисеи, вводя людей в заблуждение, рассказывают, что она была когда-то в прошлом и будет когда-то в будущем, а в настоящем она невозможна (2. С. 29-33). Но есть, по мнению Толстого, и другая трудность – «ложное мудрствование науки» (2. С. 27). Ложно мудрствующих от науки Толстой называет книжниками. Книжник «под понятие всей жизни человека подставляет видимые явления его животного существования и из них делает выводы о цели его жизни» (2. С. 26). Книжники говорят: «Жизнь и есть то, что происходит в теле человека, так же как и животного, в промежутке времени между рождением и смертью. …(разрядка моя – В.З.) То понятие о благе, стремление к которому в нашем сознании составляет нашу жизнь, есть обманчивый призрак, и жизнь нельзя понимать в этом сознании. Чтобы понять жизнь, надо только наблюдать ее проявления, как движение вещества. Только из этих наблюдений и выведенных из них законов мы найдем и закон самой жизни, и закон жизни человека» (2. С. 27). Толстой пишет, что настоящие ученые – физики, химики, биологи и т.д. не пытаются объяснить сущность силы, вещества, жизни, а книжники считают, что мы можем познать эту сущность «не соображая того, что они изучают не вещество, не силу, не жизнь, а только отношения и формы их» (там же). Толстой отвечает книжникам и фарисеям: «Человек имеет в глубине души своей неизгладимое требование того, чтобы жизнь его была благом и имела разумный смысл, а жизнь, не имеющая перед собой никакой другой 19 цели, кроме загробной жизни или невозможного блага личности, есть зло и бессмыслица» (2. С. 33). Следовательно, делает вывод Толстой: «Ни учение фарисеев, объясняющее тайны небесной жизни, ни учение книжников, исследующее происхождение миров и человека и делающее заключение о будущей судьбе их, не дает такого руководства поступков. А без руководства в выборе своих поступков человек не может жить. И вот тут-то человек, волей-неволей, подчиняется уже не рассуждению, а тому внешнему руководству жизни, которое всегда существовало и существует в каждом обществе людей. Руководство это не имеет никакого разумного объяснения, но оно-то и движет огромным большинством поступков всех людей. Руководство это есть привычка жизни обществ людей, тем сильнее властвующая над людьми, чем меньше у людей понимания смысла своей жизни. …(разрядка моя – В.З.) Вся сложная, кипучая деятельность людей с их торговлей, войнами, путями сообщения, наукой, искусствами есть большей частью только давка обезумевшей толпы у дверей жизни» (2. С. 31-33). Основную проблему современного человека Толстой видит в том, что «он не может отказаться от своего представления о жизни, как животного существования, и ему кажется, что жизнь его остановилась от пробуждения разумного сознания. Но то, что он называет своей жизнью, - то, что ему кажется остановившимся, никогда и не существовало» (2. С. 36). Дело в том, что: «Жизнь человеческая начинается только с проявления разумного сознания, - того самого, которое открывает человеку одновременно и свою жизнь, и в настоящем и в прошедшем, и жизнь других личностей, и все, неизбежно вытекающее из отношений этих личностей, страдания и смерть, то самое, что производит в нем отрицание блага личной жизни и противоречие, которое, ему кажется, останавливает его жизнь. Человек хочет определять свою жизнь временем, как он определяет видимое им существование вне себя, и вдруг в нем пробуждается жизнь, не совпадающая с временем его плотского рождения, и он не хочет верить тому, 20 что то, что не определяется временем, может быть жизнью. Но сколько бы ни искал человек во времени той точки, с которой бы он мог считать начало своей разумной жизни, он никогда не найдет ее» (2. С. 37). Итак, Толстой считает, что разумная жизнь существовала всегда и поэтому нет смысла искать ее начало и конец. Но природе человека разумное сознание дано как способность, как потенция. И если эта потенция не актуализируется, то человек будет жить и живет как животное. Толстой пишет: «истинная жизнь всегда хранится в человеке, как она хранится в зерне, и наступает время, когда жизнь эта обнаруживается. Обнаружение истинной жизни состоит в том, что животная личность влечет человека к своему благу, разумное же сознание показывает ему невозможность личного блага и указывает какое-то другое благо. …(разрядка моя – В.З.) Происходит совершенно то же, что происходит при зарождении всего. То же уничтожение зерна, прежней формы жизни, и проявление нового ростка; та же кажущаяся борьба прежней формы разлагающегося зерна и увеличение ростка, - и то же питание ростка на счет разлагающегося зерна. Различие для нас рождения разумного сознания от видимого нами плотского зарождения в том, что …рост разумного сознания мы не видим во времени, не видим круговорота его. Не видим же мы роста разумного сознания и круговорота его потому, что мы сами совершаем его. …Когда разумное сознание выходит из своего скрытого состояния и обнаруживается для нас самих, нам кажется, что мы испытываем противоречие. Но противоречия нет никакого, как нет его в прорастающем зерне. В прорастающем зерне мы видим только, что жизнь, бывшая прежде в оболочке зерна, теперь уже в ростке его. Точно так же и в человеке с проснувшимся разумным сознанием нет никакого противоречия, а есть только рождение нового существа, нового отношения разумного сознания к животному» (2. С. 40-41-42). Между тем, замеченное Толстым «рождение духом» разумного сознания в человеке из зерна животной личности, это давно известное человечеству явление. Известное, но во многом не понятое и, во всяком 21 случае, не до конца осмысленное, не до конца открытое в его истине. Об этом явлении христианство говорит как о рождении христианина из ветхозаветного человека. Поэтому, пишет профессор Московской Духовной Академии А.И. Осипов: «В человеческом сознании постоянно идет борьба между ветхим и новым человеком» (9. С. 17). Новый человек рождается свыше и начало этому рождению кладет христианское таинство крещения. Один из основателей даосизма, Лао цзы в шестом веке до нашей эры писал: «Если бы дух лишился разумности, то он потерял бы (свойство) быть духом» (16. С. 435). Будда Шакъямуни разработал восьмеричный путь познания истины. При его успешном завершении человек просветляется, т.е. познает истину и освобождается от страданий, приносимых страстями, слепыми желаниями, неуправляемыми разумом чувствами и т.д. (см. 17). Эта же проблематика является предметом индуистской и суфийской йоги. Так, например, Рамачарака пишет: «Учителя-йоги говорят, что есть две степени в пробуждении сознания реальной сущности человека. Первая степень, которую они называют сознанием «Я», есть полное сознание реального существования, которое приходит к ученику и заставляет его знать, что он есть реальное существо, имеющее жизнь, не зависящую от тела, - жизнь, которая будет длиться несмотря на разрушение тела. Вторая степень, которую называют сознанием «Я есмь», есть сознание единства с мирской жизнью, родства и постоянного соприкосновения со всей жизнью, выраженной и невыраженной. Эти две степени сознания «Я» приходят ко всем, кто ищет «пути». К некоторым это сознание приходит внезапно, у других появляется понемногу, как свет зари; к очень многим оно приходит при помощи упражнений и практических работ раджа-йоги» (18. С. 79). Древнекитайское учение Цигун направленно на выращивание в человеке «бессмертного зародыша». Так, например, Е.А. Торчинов комментируя текст Чжан Бо-дуань «Главы о прозрении истины» пишет: «Для даосизма призыв уподобиться ребенку («возвратиться к корню») означает прежде всего возвращение к единству с Дао для творения из его глубин новой бессмертной 22 и совершенной жизни» (19. С. 100). Этот же, «образ бессмертного зародыша нового тела, вскармливаемого телом адепта» (19. С. 101) является целью учения Гурджиева. Об этом же «втором рождении» говориться в учении древнеегипетского Герместа Трисмегиста. Инициация пробуждения сознания «Я» являлась целью древнегреческих мистерий. И т.д. и т.п. Как известно, проблема отличия человека от животного очень древняя. Ведь человек так же как животное рождается, питается, растет, размножается, умирает. Но, наверное, первое и главное отличие человека от животного, это способность познавать законы природы и использовать эти знания для управления природой. Отличие знания законов природы от знания индивидуумов и обстоятельств, событий, привычек, и т.п. в том, что эти знания неизменны, т.е. являются атрибутом вечного и бесконечного, а другие знания изменчивы, т.е. временны и пространственны. И поскольку подобное познается подобным, то для познания неизменного должно, чтобы у человека было некое неизменное познающее начало. И, следовательно, наличие этого начала и отличает человека от животного. Это неизменное начало, по давно сложившейся традиции, мы привыкли называть: умом, разумом, мудростью, духом и т.п. Возможно, мы мистифицируем это начало, считая, что среди всех природных образований его имеет только человек. Во всяком случае, наверное, Толстой не ошибается в главном, когда, определяя сущность разумного сознания, пишет: «Евангелие Иоанна начинается тем, что Слово, «Logos» (Логос – Разум, Мудрость, Слово), есть начало, и что в нем все и от него все; и что потому разум – то, что определяет все остальное – ничем не может быть определяем. …(разрядка моя – В.З.) Разум для человека тот закон, по которому совершается его жизнь, - такой же закон, как и тот закон для животного, по которому оно питается и плодится, как и тот закон для растения, по которому растет, цветет трава, дерево, - как и тот закон для небесного тела, по которому движутся земля и светила. И закон, который мы знаем себе, как закон нашей жизни, есть тот же закон, по которому совершаются и все внешние явления мира, только с тою разницей, 23 что в себе мы знаем этот закон как то, что мы сами должны совершать, - во внешних же явлениях как то, что совершается по этому закону без нашего участия. Все, что мы знаем о мире, есть только видимое нами, вне нас совершающееся в небесных телах, в животных, в растениях, во всем мире, подчинение разуму. Во внешнем мире мы видим это подчинение закону разума; в себе же мы знаем этот закон как то, что сами должны совершать» (2. С. 42-43). Аргументируя свою и, можно сказать, древнейшую точку зрения на природу человека, и критикуя новейшие взгляды и, якобы, научные решения проблемы человека, такие как, например, исторический материализм марксизма, вульгарный дарвинизм, мальтузианство, физикализм, Толстой пишет: «Совершенно справедливо то, что знание видимого нам проявления существования людей в истории может быть поучительно для нас; что точно так же может быть поучительно для нас и изучение законов животной личности человека и других животных, и поучительно изучение тех законов, которым подчиняется само вещество. Изучение всего этого важно для человека, показывая ему, как в отражении, то, что необходимо совершается в его жизни; но очевидно, что знание того, что уже совершается и видимо нами, как бы оно ни было полно, не может дать нам главного знания, которое нужно нам, - знания того закона, которому должна для нашего блага быть подчинена наша животная личность. Знание совершающихся законов поучительно для нас, но только тогда, когда мы признаем тот закон разума, которому должна быть подчинена наша животная личность, а не тогда, когда этот закон вовсе не признается. Как бы хорошо дерево ни изучило (если бы оно могло изучать) все те химические и физические явления, которые происходят в нем, оно из этих наблюдений и знаний никак не могло бы вывести для себя необходимости собирать соки и распределять их на рост ствола, листа, цветка и плода. Точно так же и человек, как бы он хорошо ни знал закон, управляющий его животною личностью, и те законы, которые управляют веществом, эти 24 законы не дадут ему ни малейшего указания на то, как ему поступать с тем куском хлеба, который у него в руках: отдать ли его жене, чужому, собаке, или самому съесть его, - защищать этот кусок хлеба или отдать тому, кто его просит. А жизнь человеческая только и состоит в решении этих и подобных вопросов» (2. С. 46-47). Итак, как видим, Толстой против всех типов редукции закона разума к законам химии, физики, цитологии, физиологии растений и животных и т.д. Толстой пишет: «Прежде всего и несомненнее всего всякий человек может знать и знает то благо, к которому он стремится; потом так же несомненно он знает тот разум, который указывает ему это благо, потом уже он знает свое животное, подчиненное этому разуму, и потом уже видит, но не знает, все другие явления, представляющиеся ему в пространстве и времени» (2. С. 49). Эпистемиологическая позиция Толстого проста и однозначна. Мы познаем все многообразие нерганической и органической материи потому, что и мы и эти предметы подчиняются одному и тому же закону, закону разума. И чем более мы познаем этот закон в себе, тем более увеличивается познаваемость предметов. Толстой пишет: «Все, что знает человек о внешнем мире, он знает только потому, что знает себя и в самом себе находит три различные отношения к миру: одно отношение своего разумного сознания, другое отношение своего животного и третье отношение вещества, входящего в тело его животного. Он знает в себе эти три различные отношения и потому все, что он видит в мире, распологается перед ним всегда в перспективе трех отдельных друг от друга планов: 1) разумные существа; 2) животные и растения и 3) неживое вещество. …Не из познаний законов вещества, как это думают, мы можем познавать закон организмов, и не из познания закона организмов мы можем познавать себя, как разумное сознание, но наоборот. … Нужно нам знать, и мы знаем только себя. Мир животных – для нас уже отражение того, что мы знаем в себе. Мир вещественный уже есть как бы отражение от отражения. 25 Нам кажутся особенно ясными законы вещества потому только, что они для нас однообразны; однообразны же они для нас потому, что особенно далеки от сознаваемого нами закона нашей жизни» (2. С. 52-53). Эти мысли Толстого, как мне видится, и сейчас, в ХХ1 века, недостаточно освоены общественным сознанием и могут быть взяты на вооружение онтологией и теорией познания. Итак, изложив свои взгляды на основное противоречие человека и пути нашего познания себя и мира Толстой, к четырнадцатой главе «О жизни» приступает к главному – он пытается открыть и как то сформулировать закон разума. Начинает Толстой с философского осмысления, казалось бы, простых, всем известных фактов. Глава 3 Толстой пишет: «Жизнь человека знает в себе как стремление к благу, достижимому подчинением своей животной личности закону разума. …(разрадка моя – В.З.) Ведь животное человек признает только тогда живым, когда вещество, составляющее его, подчинено не только своим законам, но и высшему закону организма. Есть в известном совокуплении вещества подчинение высшему закону организма, - мы признаем в этом совокуплении вещества жизнь; нет, не начиналось или кончилось это подчинение, - и нет уже того, что отделяет это вещество от всего остального вещества, в котором действуют одни законы механические, химические, физические, - и мы не признаем в нем жизни животного. Точно так же и подобных нам людей и самих себя мы тогда только признаем живыми, когда наша животная личность, кроме подчинения своему закону организма, подчинена еще высшему закону разумного сознания. … Жизнь эта обнаруживается во времени и пространстве, но определяется не 26 временными и пространственными условиями, а только степенью подчинения животной личности разуму» (2. С. 55). В самом деле, какими бы не были условия жизни человека, о его человечности мы судим не по всем его реакциям – химическим, физическим, растительным, животным, - на эти условия, а лишь по степени подчинения его животной личности разумному сознанию, находящемуся в этих условиях. Не это ли свойство мы называем нашей способностью работать над собой? И поэтому находясь в одних и тех же временных и пространственных условиях можно вести себя по-разному. Например, находясь в трудных климатических, экономических или социальных условиях, народ, может быть, обманут демагогами-политиками, играющими на страстях народа, на его невежестве и отсталости, и ошибочно выбранную дорогу назвать великой революцией. И этого будущего для России Х1Х века Толстой, много лет, изучивший ее историю, ее тело и душу, видимо, особенно опасался. А можно, познавая закон разума и оказываясь в трудных обстоятельствах, еще в большей степени научиться владеть собой, т.е. управлять своими сложными и простыми частями . Поэтому Толстой пишет, отвечая, видимо, на вызовы марксизма, вульгарного дарвинизма, ницшеанства, декаданса и т.п. философий, ведущих к деградации народа: «Понимая свою жизнь только как животное существование, определяемое пространственными и временными условиями, человек и пробуждение, и деятельность разумного сознания хочет измерять тою же меркой: он спрашивает себя – когда, сколько времени, в каких условиях я находился в обладании разумным сознанием? Но промежутки между пробуждениями разумной жизни существуют только для человека понимающего свою жизнь, как жизнь животной личности. Для человека же, понимающего свою жизнь в том, в чем она и есть, - в деятельности разумного сознания, не может быть этих промежутков» (2. С. 57-58). Однако, читая трактат, мы сталкиваемся с некоторой не ясностью и не точностью в понимании и феномена «животной личности», и термина 27 Толстого «животная личность». Ведь воспринимая этот термин мы иногда имеем в виду «сонмище клеток», иногда имеем в виду дикое, не развитое сознание человека, а иногда полагаем, что в человеке есть некое животное сознание. Последние два понимания термина «животная личность», мне видятся как ошибочные. Мне представляется, что утверждение Толстого: «отречение от блага животной личности есть закон жизни человеческой» (2. С. 58), следует относить только к простым частям человека. Ведь ради сохранения своей жизни, в случае неизлечимых расстройств некоторых своих простых частей, человек соглашается с ними расстаться. Например, соглашается на ампутацию руки, ноги, аппендицита и т.д. Кроме того, каждую минуту отмирают миллионы клеток человека и на их место приходят новые. И это так естественно, что человек этого даже не замечает. Но Толстой, как мне видится, интуитивно осознав истину существования простых частей, не эксплицировал свою гениальную интуицию до конца, оставив место для ее разночтения. Поэтому он пишет: «Нам ясно, что вся материя и ее законы, с которыми борется животное и которое она подчиняет себе для существования личности животного, суть не преграды, а средства для достижения им своих целей. Только переработкой материи и посредством ее законов животное и живет. Точно то же и в жизни человека. Животная личность, в которой застает себя человек и которую он призван подчинять своему разумному сознанию, есть не преграда, но средство, которым он достигает цели своего блага: животная личность для человека есть то орудие, которым он работает. …(разрядка моя – В.З.) сберечь нельзя то, что должно погибнуть и не переставая погибает, - а что только отрекаясь от того, что погибнет и должно погибнуть, от нашей животной личности, мы получаем нашу истинную жизнь, которая не погибает и не может погибнуть. Сказано то, что истинная жизнь наша начинается только тогда, когда мы перестаем считать жизнью то, что не было и не могло быть для нас жизнью, - наше животное существование» (2. С. 62). 28 Толстой приходит к мысли, что ради достижения своего блага надо отказаться от любви к своей животной личности и любить только других. Но, если представить, что все откажутся от любви к своим простым частям, то нам останется любить только материю и разумное сознание. А это нелепо. Следовательно, эта идея Толстого ошибочна. Поэтому, как мне видится, она оказала вредное влияние не только на жизнь семьи самого Толстого и на жизнь многочисленных адептов его учения, но и придала дополнительные силы утопическим течениям мысли российского коммунизма. Толстой пишет: «В самом деле, что составляло невозможность блага личного существования? Во-первых, борьба ищущих личного блага существ между собой; во-вторых, обман наслаждения, приводящий к трате жизни, к пресыщению, к страданиям, и, в-третьих – смерть. Но стоит допустить мысленно, что человек может заменить стремление к благу своей личности стремлением к благу других существ, чтобы уничтожилось невозможность блага и благо представлялось бы достижимым человеку…(разрядка моя – В.З.) стоит человеку признать свою жизнь в стремлении к благу других, чтобы увидать в мире совсем другое: увидать рядом с случайными явлениями борьбы существ постоянное взаимное служение друг другу этих существ, служение, без которого немыслимо существование мира» (2. С. 65-66). Как мне думается, предлагая, в этой части трактата, игнорировать благо животной личности, Толстой предлагает нам и ошибочное решение социальных вопросов. Он пишет: «Стоит человеку признать свою жизнь не в благе своей животной личности, а в благе других существ, и пугало смерти навсегда исчезнет из глаз его» (2. С. 66). Но ведь другие существа то же имеют простые части. Поэтому это предложение Толстого, как мне видится, более чем противоречиво. Оно паралогично. Ведь если человек не будет стремиться сохранять существование любой из членов своей троицы, например, своих простых частей, т.е. своих органов, тканей и т.д., то он не просто умрет, а умрет преждевременно, бесславно и с нарушением одной из основных заповедей Декалога – не убий. 29 Далее Толстой, в защиту этой ошибочной идеи, приводит ряд аргументов. Его, видимо, смущает, что требование животной личности человека «кажется несовместным с требованием разумного сознания» (2. С. 70), но ведь и характер сложных частей человека, т.е. его неорганической материи, очень часто кажется несовместными с требованиями разумного сознания. Но это не значит, что надо отказываться от материи. Но отмеченный мною паралогизм в идеях Толстого, видимо, был замечен и самим автором. И он предлагает нам компромиссное решение вопроса. Дескать, от человека «требуется не отречение от животной личности, а подчинение ее разумному сознанию» (2. С. 72). Толстой пишет: «Отрекаться нельзя и не нужно отрекаться от личности, как и от всех тех условий, в которых существует человек; но можно и должно не признавать эти условия самой жизнью. Можно и должно пользоваться данными условиям жизни, но нельзя и не должно смотреть на эти условия, как на цель жизни. Не отречься от личности, а отречься от блага личности и перестать признавать личность жизнью: вот что должно сделать человеку для того, чтобы возвратиться к единству, и для того, чтобы то благо, стремление к которому составляет его жизнь, было доступно ему» (2. С. 73). Да, действительно, клетки, органы, ткани и другие простые части человека не являются автономными существами, как сам человек. И в этом смысле они являются квазиживыми. Поэтому к Толстому можно прислушаться, когда он говорит, что не следует признавать животную личность человека жизнью. Но, как относится к сложным частям целого? На это вопрос нам отвечает новая наука – синергетика. Ведь она исследует сложное, т.е. исследует «нелинейную динамику» «сложных систем и процессов» (10.). Изучает все природные образования микро-, мезо- и макромира, включая человека и социум, с точки зрения «совместного действия» (там же) их сложных частей. Редакционная коллегия серии «Синергетика: от прошлого к будущему», пишет, что один из основателей синергетики Герман Хакен, видел в развитии этой дисциплины два смысла: 30 «Первый – теория возникновения новых свойств у целого, состоящего из взаимодействующих объектов. Второй – подход, требующий для своей разработки сотрудничества специалистов из разных областей» (11. С. 1) Таким образом, как мне видится, первое направление развития синергетики связано с исследованием генезиса простых частей целого, носителей новых свойств целого. А второе направление – связано с участием разума, как субъективного фактора объективного процесса. И если, как пишет Толстой, разум находится вне времени и пространства, т.е. вечен и бесконечен, то нам трудно и, скорее всего, невозможно, отделить свой разум от разума других предметов. Впрочем, как и провести условную границу между своей материей и материей других образований. Следовательно, простые части целого, что очевидно, являются компонентом структуры взаимодействий сложных частей целого друг с другом и с разумным сознанием целого. И проблема этого таинственного фактора – фактора разумного сознания целого, как мне думается, может стать камнем преткновения для развития современных нанотехнологий. Особенно тех, которые создаются для замены или оптимизации функций каких-то частей организма человека. Продолжая поиски закона разума, Толстой отбрасывает свою ошибочную идею отречения от блага животной личности и начинает разрабатывать идею любви разумного сознания к животной личности. Он пишет: «Жизнь есть деятельность животной личности, подчиненной закону разума. Разум есть тот закон, которому для своего блага должна быть подчинена животная личность человека. Любовь есть единственная разумная деятельность человека. …(разрядка моя – В.З.) Животная личность страдает. И эти-то страдания и облегчение их и составляют главный предмет деятельности любви» (2. С. 78). Итак, разумное сознание человека, по новой мысли Толстого, стремится облегчить страдания простых частей человека. И, следовательно, делаю я вывод, между разумным сознанием и двумя другими частями троицы человека существуют некие отношения, похожие на любовь. Ведь простые 31 части целого являются неотъемлемыми компонентами структуры взаимодействий сложных частей этого целого. И, следовательно, отношения разумного сознания, касающиеся простых частей, касаются и сложных частей целого. Открыв тему любовных отношений разумного сознания и простых частей человека Толстой пытается выявить сущность той реальности, которая отображается нашим сознанием как чувство любви. Но, конечно, без рассмотрения третьего фактора любви, - третьего члена троицы человека – его материи, эта тема может быть решена только волевым путем. Толстой пишет: «Настроение любви представляется людям, не разумеющим жизни, - не сущностью жизни человеческой, но случайным настроением – таким же независимым от его воли, как и все другие, которым подвергается человек во время своей жизни. …(разрядка моя – В.З.) деятельность любви для людей, признающих жизнь в благе животной личности, представляет такие затруднения, что проявления ее становится не только мучительными, но часто и невозможными» (2. С. 79-80). В самом деле, если простые части человека, это квазиживое образование, то признание их живыми – это иллюзия. А вера в иллюзию приносит страдание. Любовь к миражу связана с мучениями. Чувство хорошо знакомое наркоманам. Толстой пишет: «Любить вообще значит желать делать доброе. Так мы все понимаем и не можем иначе понимать любовь» (2. С. 81). «Любви в будущем не бывает; любовь есть только деятельность в настоящем» (2. С. 83). Следовательно, пишет Толстой, если человек выбирает, кого и когда ему любить, например, отечество, избранные занятия, тех или иных людей и т.д., то он «всегда выберет то проявление любви, которое будет приятно для него, т.е. будет действовать не во имя любви, а во имя своей личности» (там же). Но такой человек, по мнению Толстого, находится в заблуждении. Живет словно во сне. 32 И тут, после всех этих рассуждений Толстой делает не вывод, а, как бы в каком-то озарении, пишет: «Величина любви есть величина дроби, которой числитель, мои пристрастия, симпатии к другим, - не в моей власти; знаменатель же, моя любовь к себе, может быть увеличен и уменьшен мною до бесконечности, по мере того значения, которое я придаю своей животной личности. Суждения же нашего мира о любви, о степенях ее – это суждения о величине дробей по одним числителям, без соображения о их знаменателях. Истинная любовь всегда имеет в основе своей отречение от блага личности и возникающее от того благоволение ко всем людям. Только на этом общем благоволении может вырасти истинная любовь к известным людям – своим или чужим. И только такая любовь дает истинное благо жизни и разрешает кажущееся противоречие животного и разумного сознания» (2. С. 86). Итак, Толстой предлагает нам математическое уравнение, или формулу любви, решив которое мы, возможно, узнаем величину любви, т.е. сможет измерять количество любви. Сможем применять математику в самой таинственной и необходимой нам области природы – в области любви. Чтобы выяснить характер этой дроби и проверить правильность утверждения Толстого, касающегося этой дроби, нам следует прояснить понятия ее числителя и знаменателя. (Примечание. Надо сказать, что, как ни странно, исследованием этой дроби никто не занимался. Видимо эту формулу никто не воспринял всерьез. По крайней мере, мне такое исследование не попадалось. (См. 20, 21, 22, 23, 24, 25 и др.)) Три отношения человека к миру, о которых говорит Толстой, отношение разумного сознания, отношение животной личности и отношение неорганической материи человека, - как мне видится, релевантны трем отношениям к миру, о которых пишет И. Кант в своей Таблице категорий чистого рассудка (6. С. 86). Напомню, что согласно Канту об отношениях человек имеет три «чистых рассудочных понятия» (там же): «Присущность и самостоятельное существование (substantia et accidens); Причинность и 33 зависимость (причина и действие); Общение(взаимодействие между действующим и подвергающимся действию)» (там же). Между тем, очевидно, что: неорганическая материя человека, т.е. его сложные части, «присущи» человеку и имеют «самостоятельное существование» по отношению к разумному сознанию и простым частям человека. «Сонмище клеток» человека, т.е. его простые части, находятся в отношениях «причинности и зависимости» к разумному сознанию и к сложным частям человека. Разумное сознание человека находится в отношениях «общения» с простыми и сложными частями человека, т.е. осуществляет «взаимодействие между действующим и подвергающимся действию». Поэтому помещаемые Толстым в числитель дроби отношения пристрастия и симпатии к другим, над которыми человек, по утверждению Толстого, не властен, это могут быть только отношения «причинности и зависимости» простых частей к миру. Ведь разумное сознание властно изменять характер общения, а отношения присущности и самостоятельного существования сложных частей предполагают определенную свободу. А в знаменателе дроби Толстой помещает отношение человека к себе, которое он может изменять, по утверждению Толстого, до бесконечности, в зависимости от значения, придаваемого человеком своей животной личности. Следовательно, в знаменателе дроби находятся отношения «общения» разумного сознания человека с его животной личностью и неорганической материей. И здесь надо заметить, что отношения «причинности и зависимости» это отношения временные. Ведь человек непрерывно вращается по кругу вместе с обществом и с планетой Земля в космосе – вокруг оси Земли, вокруг центра масс Солнечной системы, вокруг центра масс нашей Галактики и т.д. и эту зависимость друг от друга всех частей Земли и отношения причинности мы и называем временем. И временные отношения общества, окружающей среды, планеты и т.д., так же как пристрастия и симпатии к другим, человек 34 не может менять по своей воле. Это не в его власти. Как говорится, времена не выбирают, в них живут и умирают. Но человек может менять свое индивидуальное время, т.е. может менять отношение к себе. А отношения человека к себе включают в себя: 1) отношения вечные и бесконечные, так как разумное сознание обладает некоторым знанием вечных и бесконечных законов природы; 2) временные отношения простых частей человека, ведь «сонмище клеток» человека живет временно; 3) пространственные отношения сложных частей, ведь неорганическая материя человека распространена, по крайней мере, по всей биосфере Земли. Но Толстой связывает изменение величины знаменателя дроби с тем значением, которое разумное сознание человека придает простым частям человека, т.е. временным отношениям человека. Итак, хотя в числителе дроби Толстого находятся временные отношения человека, меняющиеся независимо от воли человека, величину дроби в целом, т.е. величину своей любви, человек может менять произвольно, изменяя свои представления о значении, т.е. о ценности своих временных отношений к другим. И с этой идеей нельзя не согласиться. Ведь ее истинность подтверждается постоянной практикой каждого человека. Ведь каждый из нас вынужден иногда пересматривать ценность тех или иных своих временных отношений с тем или иным человеком или предметом и, таким образом, менять величину своей любви к ним. Но вот вопрос вопросов, который не был поставлен, ни Толстым, ни кем-либо еще: какова оптимальная величина дроби Толстого, т.е. какова та оптимальная пропорция, в которой следует соотносить величину числителя и знаменателя этой дроби? И мне представляется, что как и вообще в самые трудные моменты нашей жизни и в этом случае мы можем выходить из лабиринта трудных вопросов используя, как нить Ариадны, знание откровения, знание Слова. Мы знаем одну из основных заповедей христианства – возлюби ближнего своего как самого себя. Но мы не знаем механизмов ее исполнения. 35 Не знаем того закона разума, которому надо следовать для сознательного и свободного исполнения этой заповеди и поэтому, заботясь о спасении своей души, молимся Богу, надеемся на таинства церкви и т.д. Но предположим, что любовь к ближним это некоторая величина пристрастий и симпатий человека к другим, изменение которой не в его власти, т.е. это числитель дроби Толстого. Эта величина в числителе может меняться, ведь пристрастия и симпатии человека к другим меняются. Но все эти перемены не в его власти. Одному человеку нравится одно, другому другое. В одном возрасте нравится одно, в другом – другое. Больному нравится одно, здоровому – другое, ночью нравится одно, днем – другое, и т.д. и т.п. Как говорится, на вкус и на цвет, товарища нет. Так как кроме времени планетарного есть еще время государственное и время индивидуальное. Между тем, изменяющаяся по воле человека величина любви к себе, зависящая от того значения, которое человек придает своим простым частям, находится в знаменателе дроби. И, по утверждению Толстого, которое, как мне видится, не лишено смысла, во власти человека менять эту величину до бесконечности. Следовательно, для свободного и необходимого нам исполнения заповеди христианства любви к ближнему как к самому себе, нам следует доводить величину знаменателя дроби Толстого до величины числителя и постоянно поддерживать это равенство между знаменателем и числителем дроби. Т.е. следить за тем, чтобы всем независящим от человека изменениям величины числителя дроби Толстого, точно и постоянно соответствовали зависящие от воли человека изменения величины знаменателя этой дроби. И две эти величины были постоянно равны друг другу. Т.е., чтобы человек везде и всегда, во всех меняющихся условиях любил ближнего как самого себя. Но каким образом человек можем управлять величиной любви к себе, зависящей от того значения, которое он придаем своей животной личности, если состояние простых частей человека зависит не только от разумного 36 сознания человека, но и от взаимодействий сложных частей человека, т.е. от взаимодействий элементов его материи, его субстрата? Мне думается, что здесь надо следовать правилу: добиваясь своей цели равенства знаменателя числителю дроби Толстого, разумному сознанию человека следует, так относится к сложным частямчеловека, как сложные части относятся к простым частям человека. Ведь разумно, со знание дела и законов природы, меняя отношение к своей материи, к своим сложным частям, человек изменяет по своей воле и состояние своих простых частей. Например, когда сознание человека меняет вес тела человека, т.е. меняет свое отношение к количеству сложных частей человека, то меняется и качество простых частей человека. Причем, как мне видится, поскольку целое троично, то отношение к любой части троицы, в том числе и к сложной, должно быть в рамках требований категорического императива Канта. Т.е. относиться к сложной части надо не только как к средству, но и как к цели, поскольку, как настаивает Кант, «разумное естество существует как цель сама по себе» (26. С. 90). Поэтому человеку никак не обойтись без изучения законов синергетики. Никак не обойтись без изучения законов «сонмища клеток», фононов, кварков, т.е. без цитологии, химии, физики, квантовой и ядерной физики и т.д. Никак не обойтись без изучения законов сознания, т.е. психологии, когнитологии и т.д. А также никак не обойтись без философии. Поскольку, в количественном отношении, сложные части определенного целого воспринимаются нами как большая часть этого целого, а простые части этого целого, воспринимаются нами как меньшая часть этого целого, то предлагаемое мною правило или закон троицы человека, можно сформулировать и отвлеченно от его содержания. Т.е. в удобной для математики форме, в форме уравнения: целое должно так относиться к своей большей сложной части, как его большая сложная часть относится к его меньшей простой части. 37 При предельном абстрагировании от содержания вопроса или, если угодно, при предельной идеализации вопроса, целое и его большую и меньшую части можно представить в виде отрезков линии. Таким образом, мы получаем задачу и уравнение, корни которого знали уже древние – Пифагор, Платон, Евклид и др. Задача нахождения этих корней известна с древних времен как задача деления линии в крайнем и среднем отношении. Ее можно решать с помощью фигур сакральной геометрии, отображающих сущность явления, как это делал Пифагор с помощью фигуры двойного квадрата. А можно решать как Евклид, чисто формально обнаружив два корня этого уравнения (см. 7. С. 24-29). Согласно многочисленных исследований проблемы золотого сечения (см. 7, 27 и др.), основная масса которых приходится на последние десятилетия, стремление к божественной пропорции свойственно всему существующему. Свойственно любому целому как косному, так и живому. Установлено, что приближение к божественной пропорции связано с рядом Фибоначчи: 1,1,2,3,5,8,13 и т.д. Отношение каждого последующего числа этого ряда к предыдущему приближает пропорцию к числу золотого сечения, к числу фи. Т.е. наблюдается следующая прогрессия приближения: 1/1, 2/1, 3/2, 5/3, 8/5, 13/8 и т.д. В связи с поиском закона разума и исследованием дроби Толстого попытаемся рассмотреть сущность стремления целого к божественной пропорции. Будем исходить из посылки, доказанной, по крайней мере, для любого живого целого. Любое целое существует, пока оно эффективно борется за свое существование. Но целое существует, пока существуют его простые части. И поскольку существование простых частей зависит не только от разума или сознания этого целого, но и от устойчивого взаимодействия сложных частей этого целого, то и существует, как мне видится, простой закон, простое правило: сознание целого так относится к сложным частям этого целого, как эти сложные части относятся к простым частям этого целого. И во всех меняющихся состояниях и 38 условиях существования этого целого у этого уравнения есть наилучшая пропорция, к которой целое, борясь за свое существование и идя по пути наименьшего сопротивления, поэтому и стремится. Так, например, человек подбирает для своего дыхания, питания, питья, для своей безопасности, для сохранения своего тепла и т.д., такой воздух, воду, пищу, жилище, социоприродную среду и т.д., которые способствуют нормальному функционированию его простых частей (т.е. его органов, тканей, различных систем организма и т.д.). Т.е., иначе говоря, сознание человека так относится к потребляемой человеком материи, как эта материя относится к простым частям человека. И это же стремление к божественной пропорции проявляется и в государстве. Т.е. сознание государства так относится к своим сложным частям, к отдельным гражданам, как эти люди относятся к простым частям государства – его органам, организациям, политическим партиям и т.д. Так, например, возьмем случай, когда разумное сознание государства в лице чиновника, руководителя предприятия или просто разумного знакомого, судит о человеке (т.е. о сложной части государства) по записи в его «трудовой книжке». Если там написано что-то плохое, т.е. написано, что этот человек плохо отнесся к какой-то организации (т.е. к простой части государства), то и разумное сознание государства считает своим долгом плохо отнестись к этому человеку. И, наоборот, при хорошей записи в трудовой книжке какого-то человека, сознание государства считает своим долгом отнестись к этому человеку хорошо. Следовательно, когда Толстой говорит, что человек «боится потерять свое особенное отношение разумного сознания к миру, когда в его личности нарушается прежнее отношение его животного и вещества, его составляющего, к миру» (2. С. 111-112), он интуитивно чувствовал, что существует некоторое отношение к миру и, следовательно, друг к другу, разумного сознания, сложных и простых частей человека, которое нельзя нарушать, так как отступление от этого отношения приводит человека к 39 смерти. Следовательно, можно сказать, что Толстой стоял на пороге открытия сущности Золотого сечения. Толстой обращает внимание на жизнь только двух типов людей – на людей, в троицах которых доминирует либо животная личность, либо разумное сознание. Между тем, есть еще и третий, материальный тип. Ведь именно о нем Маяковский писал в поэме «В.И. Ленин»: «гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей». Этот третий тип, в силу своей материалистической парадигмы, несколько десятилетий воспитывала и выращивала Советская власть, и результаты этого воспитания мы пожинаем и сейчас. Между тем, хотя все люди являются разумными существами, людей, в троицах которых доминирует разумное сознание всегда, во все времена было очень мало. Ведь это про их количество А.С. Пушкин говорит в поэме «Моцарт и Сальери»: «нас мало избранных, счастливцев праздных …». К таким людям можно отнести А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Д.И. Менделеева, А.Л. Чижевского, А.И. Солженицына, академика А. Д. Сахарова. К ним, безусловно, можно отнести пророков, святых, водителей или гуру всех мировых религий. Но как раз эти редкие люди дают всем уроки применения разумного сознания. И поэтому им удается изменять величину дроби Толстого. В самом деле, если сознание целого совершенствует простые части, умеряет их аппетиты, страсти, потребности, приучает к определенной дисциплине, нужному порядку и т.д., то это дает возможность предъявлять и иные запросы к материи, т.е. к сложным частям целого (к питанию, воздуху и другим условиям жизни). Таким образом, при сохранении стремления к золотому сечению меняется не только знаменатель дроби Толстого, но и ее числитель, так как меняется индивидуальное время и пространство тренирующего свои простые части человека. И этот путь работы над собой, т.е. путь изменения своих простых частей, путь выращивания в себе «бессмертного зародыша» посредством разумного сознания, может привести к тому, что человек будет жить тысячи и тысячи лет. Не это ли идеал всех 40 работающих над собой – школьников, студентов, фермеров, ремесленников, спортсменов, артистов, художников, политиков, ученых, религиозных деятелей и т.д.? Внимание Толстого сосредоточено на проявлениях только двух частей троицы человека - разумного сознания и животной личности человека, на разрешении их кажущегося противоречия. Но это кажущееся противоречие, без обращения к третьей части троицы – материи человека, не решается. Поэтому, как мне видится, прозрение Толстого о «дроби» так и осталось до сих пор не понятым, не освоенным. Идея о величине любви человека как о дроби явилась Толстому как спонтанное откровение, став, фактически, кульминацией развития философского трактата «О жизни». Далее, в тексте трактата, фактически не упоминая, не называя эту дробь, Толстой пытается логически обосновать свое прозрение, прояснить употребляемые в ней понятия, т.е. прояснить природу животной личности, разумного сознания и их роли в жизни человека. Глава 4 Толстой, будучи человеком высшего типа, ищет пути переоценки животной личности. Поэтому он пишет: «Любовь – это не есть пристрастие к тому, что увеличивает временное благо личности, как любовь к избранным лицам или предметам, а то стремление к благу того, что вне человека, которое остается в человеке после отречения от блага животной личности» (2. С. 89). Для современного россиянина эта философия оказывается весьма актуальной. Толстого беспокоило, что эти идеи о сущности человеческой любви можно было не заметить и предпочесть им всякие хорошо проросшие заблуждения. Об этом Толстой писал: «Любовь эта, в которой только и есть жизнь, проявляется в душе человека, как чуть заметный, нежный росток среди похожих на нее грубых ростков сорных трав, различных похотей человека, которые мы называем любовью» (2. С. 89). 41 Толстой пишет, что разумное сознание понимает жизнь «как невидимое, но несомненное подчинение в каждое мгновение настоящего своего животного закону разума» (2. С. 91). Толстой пишет, что «благо животного существования» равно нулю (там же). Он пишет: «Люди не видят того, что ничто, ноль, на что бы он ни был помножен, остается тем же, равным всякому другому – нолем, не видят, что существование животной личности всякого человека одинаково бедственно и не может быть никакими внешними условиями сделано счастливым. Люди не хотят видеть того, что ни одно существование, как плотское существование, не может быть счастливее другого» (2. С. 92). Толстой пишет: «Нет смерти», говорит людям голос истины» (2. С. 93). Материалисты утверждают, пишет Толстой: «разумное сознание человека есть только случайность, сопутствующая известному состоянию вещества; и потому то, что мы в своем сознании называем жизнью, есть призрак. Существует только мертвое. То, что мы называем жизнью, есть игра смерти. При таком взгляде на жизнь смерть не только не должна быть страшна, но должна быть страшна жизнь – как нечто неестественное и неразумное … (разрядка моя – В.З.) Другой же взгляд на жизнь такой. Жизнь есть только то, что я сознаю в себе. Сознаю же я всегда свою жизнь не так, что я был или буду (так я рассуждаю о своей жизни), а сознаю свою жизнь так, что я есмь – никогда нигде не начинаюсь, никогда нигде и не кончаюсь. С сознанием моей жизни несоединимо понятие времени и пространства. Жизнь моя проявляется во времени, пространстве, но это только проявление ее. Сама же жизнь, сознаваемая мною, сознается мною вне времени и пространства. Так что при этом взгляде выходит наоборот: не сознание жизни есть призрак, а все пространственное и временное – призрачно. … И смерти при этом взгляде не существует» (2. С. 95). Толстой пишет: «Являющееся приведение будущей плотской смерти не есть пробуждение мысли о смерти, но напротив – пробуждение мысли о жизни, которую должен иметь и не имеет человек» (2. С. 96). 42 Т.е. у человека есть некие способности, задатки, потенции к какой-то иной, очень долгой жизни. Быть может даже к бессмертию. А постоянно происходящее умирание плоти и замена отмирающих клеток на новые, замена одной материи на другую, лишь пробуждаем мысль том, что так может быть всегда. И эта идея, казавшаяся пустой мечтой и фантазией в конце Х1Х века, в начале ХХ1 века кажется вполне реализуемой. Некоторые ученые уже заявляют, что возможно рождающиеся сейчас люди, благодаря успехам науки, т.е., по сути, благодаря развитию разумного сознания человечества, будут жить, по крайней мере, тысячу лет. Но этот вопрос гораздо глубже и труднее, чем кажется тем, кто учитывает существование только видимого, чувственно-воспринимаемого мира. Толстой очень тонко замечает, что: «плотская смерть уничтожает пространственное тело и временное сознание, но не может уничтожать того, что составляет основу жизни: особенное отношение к миру каждого существа» (2. С. 97). Между тем, как мы установили, временное сознание имманентно простым частям. О сущности временного сознания человека и о его связи с разумным сознанием Толстой размышляет, для начала называя временное сознание просто сознанием: «Каждые сутки, во время полного сна, сознание обрывается совершенно и потом опять возобновляется. А между тем это-то сознание есть единственная основа, держащая все тело вместе и признающая его своим. Казалось бы, что при прекращении сознания должно бы – и распадаться тело, и терять свою отдельность; но этого не бывает ни в естественном, ни в искусственном сне. Но мало того, что сознание, держащее все тело вместе, периодически обрывается, и тело не распадается, - сознание это кроме того еще и изменяется так же, как и тело. Как нет ничего общего в веществе моего тела, каким оно было десять лет назад и теперешним, как не было одного тела, так и не было во мне одного сознания. Мое сознание трехлетним ребенком и теперешнее сознание так же различны, как и вещество моего тела теперь и 30 лет тому назад. Сознания нет одного, а есть ряд последовательных сознаний, 43 которые можно дробить до бесконечности» (2. С. 98-99). И Толстой спрашивает: «Что же такое это нечто, связывающее в одно все последовательные во времени сознания? Что такое это-то самое коренное и особенное мое я, не слагающееся из существования моего тела и ряда происходящих в нем сознаний, но то основное я, на которое, как на стержень, нанизываются одно за другим различные последовательные во времени сознания?» (2. С. 99). Ответ Толстого на этот трудный вопрос прост: «Это-то я, которое любит это, а не любит этого. Почему один любит это, а не любит этого, этого никто не знает, а между прочим это самое и есть то, что составляет основу жизни каждого человека, это-то и есть то, что связывает в одно все различные по времени состояния сознания каждого отдельного человека…(разрядка моя – В.З.) Так что только свойство больше или меньше любить одно и не любить другое – и есть то особенное и основное я человека, в котором собираются в одно все разбросанные, прерывающиеся сознания. Свойство же это, хотя и развивается и в нашей жизни, вносится нами уже готовое в эту жизнь из какого-то невидимого и непознаваемого нами прошедшего. …это-то нечто, состоящее в моем известном, исключительном отношении к миру, и есть мое настоящее и действительное я. …И потому может уничтожиться мое тело, связанное в одно моим временным сознанием, может уничтожиться и самое мое временное сознание, но не может уничтожиться то мое особенное отношение к миру, составляющее мое особенное я, из которого создалось для меня все, что есть» (2. С. 99-102). Различные модификации этого представления о сущности бессмертной души или духа человека мы находим во всех мировых религиях и у многих мудрецов. Мы находим его в Ведах и, в частности в Упанишадах и в Бхагавадгите, мы находим его у Платона, и в частности, в одном из первых его диалогах - «Апология Сократа», и в одном из последних - «Тимее» (См. 14 и 15). Так, например, известный историк Индийской философии С. 44 Радхакришнан пишет: «Когда Кришна убеждает Арджуну не печалиться о смерти, он говорит ему, что смерть не есть угасание. Индивидуальная форма может изменяться, но сущность не уничтожается. Пока не достигнуто совершенство, индивидуальность сохраняется. Каждый раз, когда смертная оболочка разрушается, внутренняя индивидуальность сохраняется такой же, какой она была всегда, принимая при этом новую форму. Поддерживаемый этой верой, человек должен стремиться к самопознанию. Мы можем обеспечит себе бессмертие на пути вечности и совершенства. Это и является раскрытием заложенного в нас бесконечного» (12. С. 404). Но Толстой фиксирует наше внимание на том, что разумное сознание это свойство каждого отдельного человека «больше или меньше любить одно и не любить другое». И, следовательно, в развитии этой особенной любви и состоит развитие разумного сознания каждого человека. Итак, «смерть есть вступление в новое отношение» (2. С. 104). Толстой пишет, что человек понимающий жизнь «внес в свою теперешнюю жизнь свое особенное отношение к миру, свою любовь к одному и нелюбовь к другому из скрытого для него прошедшего. Он знает, что эта-та любовь к одному и нелюбовь к другому, внесенная им в это его существование, есть самая сущность его жизни; что это не есть случайное свойство его жизни, но что это одно имеет движение жизни, - и он в одном этом движении, в увеличении любви, полагает свою жизнь» (2. С. 105-106). Представляя свою жизнь «в видимом отношении животного сознания и вещества к миру» (2. С. 112) человек, думая о неизбежной смерти, «боится потерять свое особенное отношение разумного сознания к миру» (там же). Толстой пишет: «В сущности, только находясь в полном обладании разумного сознания, мы можем и говорить о страданиях, потому что только с этого состояния и начинается жизнь и те состояния ее, которые мы называем страданиями» (2. С. 127). Действительно, если разумное сознание это вечная Любовь, то всякая нелюбовь должна вызывать у этого сознания неприятные чувства или 45 страдания. Толстой отмечает: «Мучительность страдания – это только та боль, которую испытывают люди при попытках разрывания той цепи любви к предкам, к потомкам, к современникам, которая соединяет жизнь человеческую с жизнью мира» (2. С. 126). Т.е.: «Страдание это есть сознание противоречия между греховностью своей и всего мира и не только возможностью, но обязанностью осуществления не кем-нибудь, а мной самим всей истины в жизни своей и всего мира» (2. С. 129). Поэтому «для человека, признающего свою жизнь в животном существовании, не может быть этой, освобождающей страдание деятельности» (2. С. 123). И, наконец, подводя итог своим размышлениям о трудностях выбора правильного пути, Толстой пишет: «Если не разумное сознание, то страдание, вытекающее из заблуждения о смысле своей жизни, волейневолей загоняет человека на единственный истинный путь жизни, на котором нет препятствий, нет зла, а есть одно, ничем ненарушимое, никогда не начавшееся и не могущее кончиться, все возрастающее благо» (2. С. 130). О единственном истинном пути жизни говорят многие древние учения. Так, например, известный ученый буддист Бокар Ринпоче пишет о принципах медитации на боге любви, т.е., по сути, на толстовском разумном сознании, на действительном «я» человека: «Истинная природа нашего ума – это ум сам по себе, сходный по характеру своего бытия с умом всех существ. …(разрядка моя – В.З.) Суть ума называется «сердцем пробуждения». Она чиста, но, из-за отсутствия осознания, «сердце пробуждения» и нечистоты перемешаны вместе. …Если бы иллюзия, двойственность и страдание были бы природой нашего ума, у нас не было бы ни единого шанса избавиться от них» (28. С. 395). Сила или моющее средство, очищающая ум от иллюзий, двойственности и страданий, состоит из следующих частей: «Принятие прибежища, подготовительные практики, успокоение ума (ши ней) и высочайшее видение (лха тонг), фазы зарождения и завершения в ваджраяне и, наконец, маха-мудра сводятся к одной и той же цели» (28. С. 397). 46 Наконец, после успешного применения моющих средств: «Когда ум полностью очищен от двойственности субъекта-объекта, обнаруживается плод: осознание недвойственной истины ума. Его природа не отличается от трех тел пробуждения – абсолютного тела (дхармакая), тела совершенного опыта (самбхогакая) и тела эманации (нирманакая). Эти три тела уже присутствуют в скрытом состоянии на уровне очищаемой основы. На уровне результата они актуализируются и раскрываются в своей полноте и чистоте» (28. С. 398). Итак, и исследование буддизма приводит нас к мысли, что решение проблемы человека связано с осознанием тройственной истины ума. С осознанием природы этой троицы и закона трех отношений к миру, закона единства этой троицы. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Итак, смысловым ядром философского трактата «О жизни» являются понятия Толстого о троице отношений человека к миру и о формуле вычисления и изменения величины любви, т.е. подлинного я человека. Теперь, нам, видимо, следует подвести некоторую черту под сравнение выработанных Толстым понятий о троице человека и предлагаемых Кантом понятий чистого рассудка о трех отношениях. А так же попытаться найти эти понятия у основателей европейской философии. Это, я надеюсь, поможет нам прояснить и уточнить понятие и формулировку нравственного закона и тот вклад в развитие философии жизни, который был сделан Л.Н. Толстым. Сравнивая идеи Толстого и Канта о трех отношениях мы можем заметить, что временные отношения, т.е. отношения «причинности и зависимости» (Кант), т.е отношения «животной личности к миру» (Толстой), утверждают существование простых частей человека в их отношениях со сложными частями и разумным сознанием человека. Ведь причина с необходимостью производит следствие, и существование простых частей 47 находится в зависимости от отношений сложных частей к миру и от отношений разумного сознания к миру. Следовательно, простые части не могут отрицать существование двух других частей троицы человека или как то управлять ими. Единственное, что им остается, так это заявлять им о своих потребностях и утверждать их необходимость. И это утверждение, как это показывает Толстой, порою сопровождается ощущением телесной боли и страданиями разумного сознания. Так же мы можем заметить, что отношения сложных частей к миру, т.е. отношения «присущности и самостоятельного существования» (Кант), не только воспринимают, но и отрицают (отражают) отношения простых частей и разумного сознания. Ведь очевидно, что, как присущие человеку, сложные части воспринимают отношения причинности и зависимости простых частей и отношения общения разумного сознания. А как имеющие самостоятельное существование сложные части отражают (отрицают) отношения простых частей и разумного сознания к миру. И, наконец, мы можем заметить, что отношения общения разумного сознания с простыми и сложными частями человека должны носить характер поисков компромисса между постоянно меняющимися утверждениями своих потребностей простыми частями и постоянно меняющимися восприятиями и отрицаниями (отражениями) сложных частей. Ведь компромисс или согласование интересов простых и сложных частей является условием существования целого. Т.е. условием существования разумного сознания среди двух других членов троицы человека. Так же мы можем заметить, что состояние простых частей связано с качество жизни человека, т.е. оно связано с качеством отношений человека к миру. Поэтому интересуясь этим качеством мы, фактически, спрашиваем, - в каком состоянии его простые части? Т.е. спрашиваем о его здоровье, интересуемся состоянием его органов, тканей, кровеносной системы и т.д.? Ведь, как известно, всякий нравственный порок или грех, как бы хорошо он 48 не воспринимался самим субъектом действия, связан с заболеваниями, укорочением жизни и смертью нарушителя закона разума. Между тем, сложные части связаны с количеством отношений человека к миру. Интересуясь количеством отношений человека к миру, мы спрашиваем: сколько он весит в природе и в обществе? Сколько он ассимилирует и диссимулирует вещества? Каких элементов, т.е. сложных частей ему не хватает или же их у него в избытке, или же все в норме? И т.д. А разумное сознание, как мне видится, определяет меру, т.е. единство отношений человека к миру в зависимости от конкретных условий существования человека. Ведь как-то зная какого-либо человека, мы всегда знаем его по отношению к чему-то, т.е. знаем нечто из того, что он любит и в какой степени. Следовательно, именно разумное сознание, в конечном счете, отвечает за нравственный облик человека. А также за его здоровье и долголетие. Следовательно, при рассмотрении отношений человека к миру эта троица Канта и Толстого отвечает трем из десяти «сказанным, без какойлибо связи» (13. Категории. 4. 1б 25 - 55) категориям философии Аристотеля – «или «сколько», или «какое», или «по отношению к чему-то» (там же). А теперь кратко рассмотрим троицу государства и проявления закона его разума. Человек является сложной частью определенного государства, так как он присущ этому государству и может существовать самостоятельно от него. И выразителем воли сложной части в государстве является избираемый сложными частями парламент, дума, верховный совет и т.п. Различные государственные органы, политические партии, всякие частные и государственные компании и предприятия, которые не могут существовать вне данного государства, являются простыми частями этого государства. С другими двумя членами троицы государства они находятся в отношениях причинности и зависимости. И поэтому выразителем воли простых частей государства является суд. Наконец, у государства есть разумное сознание, которое находится в отношениях общения со сложными и простыми частями 49 государства. Разумное сознание согласовывает интересы этих частей и поэтому выразителем воли разумного сознания является правительство во главе с президентом, царем, королем и т.д. Причем мы можем заметить, что и Дума и Суд и Правительство это государственные организации. И они являются простыми частями государства, образуемыми упорядоченными, свободными и устоявшимися взаимодействиями сложных частей государства, руководствующихся разумным сознанием. Итак, борясь за свое существование государство исполняет правило: президент так относится к гражданам, как граждане относятся к простым частям государства. Но можно сказать и так: Правительство так относится к Думе, как Дума относится к Суду. И если мы сравним троицу человека с троицей государства, то мы можем заметить, что их сложные и простые части совершенно отличаются друг от друга. То же отличие сложных и простых частей мы найдем при сравнении троиц любого объемлемого и объемлющего, например, атомов и молекул, планет и звездных систем, организмов и экосистем. Но, тем не менее, мир един. Следовательно, Толстой, видимо, прав, утверждая, что закон разума есть во всем и осуществляет всеобщую связь. Т.е. благодаря тому, что все подчиняется закону разума, мир един. Причем, поскольку разумное сознание это, как следует из идей Толстого, частица вечной Любви, то и отношения разумного сознания к сложным и простым частям направлены на принесение этим частям какогото блага. Предлагаемая мною в данном трактате идея закона разума или сущности Кода да Винчи, это только начало разработки, быть может, самой важной темы философии – темы промышления любви. В заключение можно так же отметить, что идеи Толстого о троичности человека, о природе временного и вечного сознания человека, предвосхищают открытия психоаналитиков ХХ века. Ведь и З. Фрейд и К. 50 Юнг, и Э. Берн и др. классики психоанализа, все предлагают свои варианты троиц отношений человека. И философские идеи Толстого могут способствовать прояснению и уточнению понятий этих троиц. Обращение к философии Толстого, во многом, как мне представляется, до сих пор не понятой и не освоенной общественным сознанием, позволило нам по-новому увидеть самих себя, глубже познать себя, свою сущность. Позволило дать новое видение и применение категориям и системам категорий классиков философии. Проведенный, с помощью категорий И. Канта, анализ «дроби Толстого», способствовал выявлению ее сущности, механизмов реализации ее скрытого смысла. Это размышление о величине любви, о способности человека управлять ею, я надеюсь, может дать новый толчок развитию исследователь гуманизма. Толстой Выступив заложил, как как мне глубокий видится, философ основы - нового направления в развитии мировой философии. Создал новый центр идей, новый центр пассионарности. Философские идеи и понятия Толстого хорошо вписываются в контекст развития мировой философии, начиная от Пифагора и Лао-цзы и оканчивая философами наших дней. Но они не только релевантны идеям и понятиям классиков мировой философии, но и развивают их, дают новый импульс для познания. Понятия Толстого «животная личность» и «разумное сознание» позволяют иначе взглянуть на проблему простых частей и сознания целого. Философия Толстого позволяет выходить на новое решение проблем человека, глобального сообщества, экологии, проблем войны и мира, художественному отражению и осмыслению которых посвящено основное время жизни Л.Н. Толстого. Литература 51 1. Опульская Л.Д. Комментарии.// Л.Н. Толстой. Собр. соч. в 22 т. Т. 17. Публицистические произведения 1886-1908. М., 1984. 2. Толстой Л.Н. Собр. соч. в 22т. Т. 17. Публицистические произведения 1886-1908. М., 1984. 3. Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 3, М., 1981. 4. Свирский М.С. Электронная теория вещества. М., 1980. – 288 с. 5. Хокинг С. Кратчайшая история времени. / Стивен Хокинг, Леонард Млодинов. СПб., 2008. – 180с. 6. Кант И. Критика чистого разума. – М., 1994.- 591,[1]с. 7. Стахов А., Слученкова А., Щербаков И. Код да Винчи и ряды Фибоначчи. – СПб., 2007. – 320с. 8. Библия.- М., 1993. 9. Осипов А.И. Православное понимание смысла жизни.- Киев, 2001.240с. 10. Николис Грегуар, Пригожин Илья. Познание сложного: Введение. – М., 2008. – 352с. 11. Редакционная коллегия серии «Синергетика: от прошлого к будущему» // И. Пригожин, Г. Николис. Познание сложного: Введение. – М., 2008. – 352с. 12. Радхакришна С. «Индийская философия» (Том-1).- Ирпень, 2005.552с. 13. Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 2.- М., 1978. 14. Платон. Собр. соч. в 4-х т. Т. 1.- М., 1990. 15. Платон. Собр. соч. в 4-х т. Т. 3.- М., 1994. 16. Лаоси. «Тао-те-конг» // Дао: гармония мира.– М.; Харьков, 2000.- 864с. 17. Буддизм. Четыре благородных истины. – М.; Харьков, 2000.- 992с. 18.Рамачарака. Раджа-йога. Учение йоги о психическом мире человека.// Учение йоги о психическом мире человека.- М., 2003.- 304с. 19. Чжан Бо-дуань. Главы о прозрении истины (У чжэнь пянь).- СПб., 1994.- 346с. 52 20. Асмус В.Ф. Мировоззрение Л.Н. Толстого.- «Литературное наследство», т. 69, «Лев Толстой», кн.1.- М., 1961. 21. Асмус В.Ф. Религиозно-философские трактаты Л.Н. Толстого // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. т. 23.- М., 1957. 22. Гусейнов А.А. Великие моралисты. М., 1995. 23. Розанов В.В. О писателе и писателях. М., 1995. 24. Клюзова М.Л. Метафизические основы нравственно-религиозного жизне-понимания Л.Н. Толстого.// Этическая мысль.- Вып. 3.- М., 2002. 25. Сухов А.Д. Яснополянский мудрец. Традиции русского философствования в творчестве Л.Н. Толстого.- М.. 2001. 26. Кант И. Основы метафизики нравственности. //Критика практического разума.- СПб., 1995. 27. Энциклопедия символов.- М.; СПб., 2007.- 1007с. 28. Фусу Л. (автор-составитель). Альманах. Индуизм и буддизм. – М., 2004.- 560с.
