Е.В. Глинка (Минск, МГЛУ) ПРОЯВЛЕНИЕ СИММЕТРИИ И АСИММЕТРИИ В УСЛОВИЯХ РУССКО-БЕЛОРУССКОГО ДВУЯЗЫЧИЯ Русский язык в республике Беларусь имеет особый статус второго государственного языка. Поэтому языковая ситуация в Беларуси имеет свою специфику. Русский язык используется повсеместно городским населением в качестве основного языка общения. Белорусский язык, хотя и изучается в школе, такого распространения, к сожалению, ещё не находит. Очевидно, здесь сказывается влияние долговременного вхождения Беларуси в состав республик бывшего Советского Союза и традиции близкородственных отношений наших стран и народов. Но дух любого народа живёт в родном языке, и во многих случаях даже пассивное владение белорусским языком накладывает свой отпечаток на русскую речь белорусов. Норма русского литературного языка в речи русскоговорящего белорусского населения имеет значительные колебания, которые обусловлены различными факторами: социальными, национальными, эстетическими, хронологическими, культурными. Процессом кодификации белорусского языка занимается Национальная академия наук и Министерство образования республики. Нормы русского языка устанавливаются соответствующими учреждениями Российской Федерации и закрепляются в словарях, грамматиках, учебниках и справочниках. Кодификацией русского языка в республике Беларусь соответствующие научные учреждения по сути не занимаются. С момента распада СССР изменения в белорусском варианте русского языка, по мнению многих белорусских учёных, стали более значительными [1, 2]. Эти изменения фиксируются на всех уровнях языковой системы: фонетическом, морфологическом, и в первую очередь, лексическом, так как лексика является наиболее подвижным уровнем языка. Если проявлением симметрии считать соответствия языковой норме — как в русском, так и в белорусском языках, то асимметрия будет проявляться в разнообразных отступлениях от нормы и нарушениях (вольных или невольных) языковой нормы. На основании двух признаков — симметрии (С) и асимметрии (А) — построим целостную систему проявления симметрии и асимметрии в условиях русско-белорусского двуязычия, в которой «+» означает наличие признака, «-» — его отсутствие. 1 2 С + С + А + А - 3 4 С - А - 1 С - А + На основании графического построения в виде двухпризнакового кода Грея мы получаем 4 подсистемы. Подсистема 4 (СА – –) — представляет собой весь исходный языковой материал до его рассмотрения в терминах симметрии и асимметрии, все речевые проявления русско- и белорусскоговорящих жителей республики. Подсистема 2 (СА + –) — подсистема симметрии, т.е. все речевые факты как русского, так и белорусского языка, соответствующие установленной на данный момент языковой норме. Норма имеет динамический характер, который проявляется в наличии вариантов, в том числе и равноправных, допустимых к употреблению. На примере русского языка это такие варианты, как вечерами — по вечерам, обеспЕчение — обеспечЕние, було[чн]ая — було[шн]ая. Большинство вариантов со временем переходят из разряда равноправных в неравноправные, т.е. один из вариантов постепенно выходит из употребления и продолжает существовать уже за пределами литературной нормы: например, украИнский вытесняет укрАинский, хотя строки тиха украинская ночь… продолжают жить, как, впрочем, и укрАинские галушки и укрАинский борщ… И это уже симметрично-асимметричное явление, в котором асимметризация оправдана стилистически или семантически. Подсистема 3 (СА – +) — подсистема асимметрии — это проявления разнообразных нарушений литературной нормы как в русском, так и в белорусском языках. Рассмотрим те из нарушений норм русского языка, которые, на наш взгляд, связаны с языковой интерференцией. Прежде всего, появлением интерференции будет акцент. В произношении отмечаются специфически белорусские особенности: «дзеканье» и «цеканье» (звонкая аффриката [дз] на месте мягкого [д] и [тс] на месте мягкого [т]), звук [г] — фрикативный, твёрдый [ч] и твёрдый [р] в случаях перед йотированными гласными [е], [и], [я]: рака (река), Бранск (Брянск). Часто отмечается «яканье»: Язык, запЯтая (с более отчётливым звуком [а] вместо нормативного редуцированного гласного переднего ряда, близкого к [и]. Конечно же, большинство таких эти нарушений в большей мере характерны для людей с невысоким уровнем образования, но в то же время они нередко проскальзывают в речи общественно значимых фигур: политиков, руководителей различного уровня и т.п. Также отступления от орфоэпических норм русского литературного языка на фонетическом уровне нередко связаны с параллельными вариантами белорусского языка, в которых данные словоупотребления являются нормативными: например, крапива в белорусском языке имеет ударение на последнем слоге: крапивА, часто можно услышать в русской речи некотОрый вместо нормативного нЕкоторый; в глагольных формах прошедшего времени ударение в белорусском языке не переходит на окончание в формах женского рода: брАла, пОняла, ждАла — и эти особенности распространяются и на русскую речь. Такие варианты имеют большую распространённость среди русскоговорящих белорусов. Но при этом просторечное дОговор — договорА, столь распространённое на 2 территории России, в Беларуси употребляется реже. Здесь практически не встречается архаичное ассимилятивное смягчение звуков в словах две, ангел, твёрдый. Всё реже можно услышать сочетание [шн] на месте [чн] в словах булочная, прачечная, скучно, троечник. Не встречается старомосковского произнесения слов дождь — дожди с долгими мягкими [ж] и [ш], звук [д] с вариантом [т] слышится в этих словах отчётливо. Эта тенденция касается и других традиционных вариантов старомосковского произношения. Первый предударный слог, как правило, не растягивается, как в среднерусских говорах, а произносится более закрыто. И даже сам интонационный характер фразы имеет некоторое отличие — наблюдается подъём тона в конце фразы и даже в середине. На уровне морфологии также наблюдаются употребление вариантов, обусловленных влиянием белорусского языка: например, в управлении — пойти домой /до дому, в формообразовании — куплять /покупать, снить (я приснила…/мне приснилось…), формы рода у притяжательных местоимений, нормативные для белорусского языка — ихний, ейный. Следует также отметить меньшую активность аффиксации в процессах словообразования в белорусском варианте русской речи. Отступления от литературной нормы в области лексики связаны, прежде всего, с генетической общностью русского и белорусского языков, и поэтому в условиях двуязычия процессы интерференции здесь протекают достаточно интенсивно. При этом усиливается специфика белорусского варианта русского языка. И с другой стороны, параллельное употребление двух близких языков приводит к их сближению. На территории Беларуси существует смешанная русско-белорусская речь, называемая «трасянка», в которой нарушаются нормы как русского, так и белорусского языков. Так, в белорусский литературный язык проникают русизмы, например, можно уже встретить лексему вадзiцель, несмотря на то, что в белорусском языке есть кiроỳца. Многие лексические белорусизмы уживаются параллельно с русскими словами: бульба («картошка»), хата («дом»), рабить («работать»), чаго («что»), чаму («почему»), жонка («жена»), хлопец («парень»), грошы («деньги»), добра («хорошо»), гарэлка («водка»), сябры («друзья»), працавать («работать, трудиться»). Менее активно в речи белорусов употребление фразеологизмов. Своеобразны и белорусские антропонимы: Янка, Ясь, Рыгор (Григорий), Змитрок (Дмитрий), Алесь (Александр). В русскоязычных текстах имена употребляются в их белорусском варианте. Женское имя Алеся в русском варианте сохраняет белорусскую орфографию (начальное А), в отличие, например, от Алена (не Алёна!), имеющее русский вариант Елена. Имеют яркую специфику и другие белорусские имена собственные. С 90-го года закрепилось официальное название страны — Республика Беларусь, но в российском варианте употребляется прежнее, советское наименование — Белоруссия. 3 Во многих случаях отступления от нормы русского литературного языка, вкрапления в речь белорусских слов придают речи дополнительные смысловые, экспрессивные или стилистические оттенки. Например, белорусские трохи, трошечку («немного», «немножко») добавляют разговорный оттенок. Или, к примеру, фраза грошей нема («нет денег») звучит не так фатально и придаёт речи местный колорит. В русской речи телеведущего в программе, посвящённой успехам Белкоопсоюза, прозвучавшая фраза «Какие белорусские прысмаки вы к нам принесли?» внесла большую яркость и экспрессивность, нежели русский перевод слова прысмаки — «вкусности». Белорус может сказать: «Погода нам спрыяла»: русское «благоприятствовала» носит книжный характер и выглядит неуместным в разговорной речи. А выражение, характеризующее состояние человека — агульная млявасць i абыякавасць да жыцця — вообще трудно идентично перевести на русский язык! Подобные процессы можно наблюдать и в белорусской речи. Например, в поэзии и публицистике Янки Купалы встречаются намеренно употребляемые автором русизмы. Так, сравнивая «опекунов» земли белорусской со шмелями, Я.Купала пишет: Загаманiлi, зашыпелi вось так, па-своему «вовсю»… [104]. Или в стихотворении «Сваякi»: — Ты мой iсцiнны браточак! — маскалёк бармоча… [243]. Эти вкрапления передают дополнительные авторские коннотации и имеют экспрессивный характер. Таким образом, подсистема 1 (СА ++) — это проявления симметрии и асимметрии одновременно, или же диссимметрия. К этой подсистеме относятся все факты намеренных отступлений от языковой нормы — когда говорящий на русском (или белорусском) языке стремится окрасить свою речь дополнительными оттенками, создать эффект языковой игры. Подобные белорусские вкрапления показательны для русской речи белорусов. Они позволяют стилистически маркировать речь и несут в себе разнообразные дополнительные коннотации. ЛИТЕРАТУРА 1. Волынец, Т., Ратникова, И. Социокультурные процессы в Беларуси и двуязычие // Лингвистические и культуроведческие аспекты русского языка в сопоставлении с родным: докл. Междунар. конф, 11–14 окт. 1966 г. – Пловдив, 1997. – C. 219–223. 2. Михневич, А.Е. (ред.) Русский язык в Белоруссии. // Минск: Наука и техника, 1985. 3. Норман, Б. Русский язык в Беларуси сегодня // Die Welt der Slaven, LIII. – 2008. – С. 289–300. 3. Янка Купала. Жыве Беларусь // Мiнск: Мастацкая лiтаратура, 1993. 4