читать учебник
advertisement
Московский Теологический институт Российской Церкви Христиан Веры Евангельской В.В. Солодовников Основы христианской культурологии 2 Московский Теологический институт Российской Церкви Христиан Веры Евангельской Владимир СОЛОДОВНИКОВ ОСНОВЫ ХРИСТИАНСКОЙ КУЛЬТУРОЛОГИИ Москва-2009 3 «Основы христианской культурологии» – учебник, подготовленный преподавателем Московского Теологического Института РЦ ХВЕ, кандидатом исторических наук В.В. Солодовниковым. Это издание призвано сформировать у будущих пасторов и миссионеров правильное (селективное) отношение к культуре, а также помочь им поставить лучшие достижения культуры на службу Благовестию. Он, несомненно, поможет им – когда потребуется – обосновать полную несостоятельность расхожих стереотипов о диссонансе высокой российской культуры и евангельского движения. Отзывы об учебнике можно отправить по электронному адресу: spoleczenstwo@mail.ru Рецензент: доцент кафедры «Социальная работа» Мурманского государственного технического университета, кандидат философских наук Г.В. Жигунова. © МТИ РЦ ХВЕ © Владимир Солодовников, 2009. Верстка и дизайн: Светлана Солодовникова. 4 ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ…………..……………….…..……….….6 ГЛАВА I. Христианская культурология и объект ее научных изысканий..………………………………..10 ГЛАВА II. Христианский анализ культуры первобытного общества..…………………………...16 ГЛАВА III. Христианский анализ древнегреческой и эллинистической культуры………………………20 ГЛАВА IV. Христианский анализ древнеримской культуры……………….…..………………………...29 ГЛАВА V. Христианский анализ культуры Древнего Востока………………………...…...…….33 ГЛАВА VI. Христианский анализ средневековой культуры Западной и Восточной Европы, а также стран Востока………………………………………..38 ГЛАВА VII. Христианский анализ культуры Доколумбовой Америки и Африки доколониального и колониального периодов….………………………52 ГЛАВА VIII. Христианский анализ культуры нового и новейшего времени………………...……..58 ГЛАВА IX. Суть христианской эстетики………….64 ГЛАВА X. Суть христианской этики………..…...100 ГЛАВА XI. Соотношение христианства и культуры, веры и разума………………………………………104 ГЛАВА XII. Евангельское движение и российская культура; культура как среда и метод Благовестия в сознании пастыря…….….………………………109 ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………….………..….114 5 ПРИМЕЧАНИЯ……………………….…………...116 ПРИЛОЖЕНИЕ № 1. Примерная программа курса «Основы христианской культурологии»….130 ПРИЛОЖЕНИЕ № 2. Практические задания курса «Основы христианской культурологии»….133 ПРИЛОЖЕНИЕ № 3. Перечень возможных тем для подготовки рефератов по предмету «Основы христианской культурологии»……………………137 ПРИЛОЖЕНИЕ № 4. Культурологическая характеристика России………………………..…...140 ПРИЛОЖЕНИЕ № 5. Культурологическая характеристика интеллигентности………………..160 ПРИЛОЖЕНИЕ № 6. Культурологическая характеристика советского и пост-советского менталитета……………………………….…….….174 ПРИЛОЖЕНИЕ № 7. Культурологическая характеристика феномена русской религиозности……………………………………...193 ПРИЛОЖЕНИЕ № 8. Культурологическая характеристика демократии………………...…….199 ПРИЛОЖЕНИЕ № 9. Мировоззрение пост-модерна: культурологический анализ проблемы…………..208 ПРИЛОЖЕНИЕ № 10. Христианство и объединяющаяся Европа: культурологический анализ проблемы……………………………….….226 ПРИЛОЖЕНИЕ № 11. Вера и разум: культурологический анализ проблемы…..………236 ПРИЛОЖЕНИЕ № 12. Бог и идея Бога: культурологический анализ проблемы……….….252 БИБЛИОГРАФИЯ…………………….…………...256 6 ВВЕДЕНИЕ «Господь дает мудрость; из уст Его – знание и разум». Пр. 2:6 Появление настоящего учебника вызвано далеко неоднозначной ситуацией, которая сложилась в российском евангельском движении по отношению к культуре. Ни для кого не секрет, что пасторы некоторых поместных церквей убеждены в том, что культура – «мирское явление», что «душа – от Бога, а разум – от дьявола», что Господь был «простой» и обращался к «простым». Зачастую они убеждены, что светское образование уводит от Господа, что читать нужно только Библию, а остальные книги выбросить, а то и сжечь. Некоторые даже соревнуются в том, сколько раз они полностью прочитали Священное Писание. Такие служители обычно плохо владеют литературным русским языком. Словечки типа «хочут», «ложут» или «шишнадцать» – постоянные их спутники в проповедях. Они говорят: «Евангелие от Ивана» вместо «Евангелие от Иоанна» или «Евангелие от Матвея» вместо «Евангелие от Матфея». Эти служители уверены, что «Новый Завет написан на русском языке, а на 7 все остальные – переведен». Отношение к духовному образованию у них негативное, так как «Библия всему умудрит, хоть проповеди, хоть высшей математике». Выпускников богословских семинарий считают «негодными к служению», так как их-де не понимают пришедшие в собрание бабушки. Деятельность таких пасторов самым неблагополучным образом сказывается на состоянии поместных церквей: есть случаи ухода в мир, молодежь духовно не растет, тянущаяся к Господу интеллигенция сидит на задних скамейках – служить ей попросту не дают. Почему это происходит? Почему общий культурный уровень пасторов нередко ниже уровня паствы? Почему служители путают мудрость от Господа с мудростью мирской, а интеллект как дар Божий с лукавым мудрствованием? Безусловно, тому есть объективные причины. В течение семидесяти с лишним лет советской власти большевики прикладывали неимоверные усилия для дезинтеллектуализации евангельских верующих. Во-первых, в 20-30-е годы коммунисты почти полностью физически уничтожили нашу интеллигенцию, во-вторых, вплоть до перестройки ими практиковалась открытая или закамуфлированная дискриминация верующих ХВЕ в области высшего образования 8 (за веру исключали или не принимали в вузы). Таким образом, «ленинцы» превращали нас в «темных и необразованных». Им была страшна наша вера, ОСОЗНАННАЯ вера в Господа Иисуса Христа, как единственного личного Спасителя. Поэтому на атеистических лекциях публике вдалбливалось, что пятидесятники «несознательные», что они-де изначально против достижений культуры и образования. Заметим, что политика дезинтеллектуализации служителей и верующих ХВЕ дала свои вредоносные плоды. Это подтверждается присутствием в евангельских общинах пасторов, считающих (как и гонители– большевики - вот ведь парадокс!), что христианство и культура несовместимы. На самом деле христианство и культура тесно взаимосвязаны. Более того, у самых истоков евангельского движения в России именно российская интеллигенция самого различного социального статуса (аристократическая, торгово-ремесленная, рабочая и крестьянская). Евангельское движение внесло вклад в евангелизацию русской национальной культуры и способствовало формированию русской трезвеннической бытовой культуры. 9 Связь культуры и христианства, культуры и евангельского движения имеет не только историческое, но и Библейское обоснование. Именно этому посвящен курс христианской культурологии, который активно преподается ныне в Московском Теологическом Институте РЦ ХВЕ и его филиалах по всей стране. Лекции настоящего курса и легли в основу предложенного Вашему вниманию издания. Учебник «Основы христианской культурологии» призван сформировать у будущих пасторов и миссионеров правильное (селективное) отношение к культуре, а также помочь им поставить лучшие достижения культуры на службу Благовестию. Он, несомненно, поможет им – когда потребуется – обосновать полную несостоятельность расхожих стереотипов о диссонансе высокой российской культуры и евангельского движения. 10 ГЛАВА 1. ХРИСТИАНСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ И ОБЪЕКТ ЕЕ НАУЧНЫХ ИЗЫСКАНИЙ Культурология в качестве самостоятельной науки, исследующей феномен человеческой культуры, довольно мощно – во всяком случае в России – заявила о своем бытии на излете XX столетия. Разумеется, культура как объект научных изысканий, имелась в виду и философией, и историей, и археологией, и этнографией, и социологией, и лингвистикой, и психологией. Соответственно складывались философские, исторические и другие оценки культуры. Тем не менее, указанные выше науки содержали только элементы культуроведения, а сама культура представляла собой внутри них зачастую некий «довесок», которым иногда походя занимались эксперты. Мне могут возразить: Ну, а как же быть с искусствоведением? Ведь оно тщательно изучает достижения культуры? Да, действительно, искусствоведение этим занимается. Однако сфера его интересов – искусство, которое является лишь частью культуры. К началу 90-х годов стало ясно, что все познания о феномене культуры необходимо свести в единое целое, в отдельную и притом 11 самостоятельную науку. Так родилась культурология (от. лат. «cultura» – «возделывание», «культура» и греч. «logos» – «слово», т.е. – «слово о культуре») – наука об уникальности и универсальности культуры, закономерностях ее развития*. Вследствие весьма ощутимого в современной России дефицита христианской интеллигенции и острого недостатка ученыххристиан пионерами отечественной культурологии, увы, стали светские, мирские** эксперты. Это сказалось на определяющих культурологию мировоззренческих установках. Их, в основном, две: партикуляризм – мировоззренческая установка на разъединение культур и универсализм – мировоззренческая установка на культурный синтез. Обе они «сдобрены» элементами закамуфлированного или вполне откровенного материализма в марксистско-ленинской интерпретации. Чтобы в этом убедиться, достаточно просмотреть учебные пособия по культурологии, предназначенные для светских вузов. В связи с тем, что христиане нынешней России начали осознавать культуру как среду и метод евангелизации, встал вопрос о созидании христианской культурологии – науки, изучающей культуру с Библейских позиций. В 1997 году автор настоящего учебника опубликовал учебное пособие «Христианская 12 культурология», а в 2000 году – «Лекции по христианской культурологии». Примерно с этого же времени христианская культурология преподается в российских протестантских вузах. Христианскую культурологию изучают также слушатели некоторых региональных Библейских школ. Знание этого предмета позволяет будущим служителям Церкви Божией и будущим христианским специалистам в сфере бизнеса и социальной работы иметь четкую евангельскую позицию по отношению к самому феномену человеческой культуры. Главная мировоззренческая установка христианской культурологии состоит в признании единства культур в многообразии при обязательном условии их христианизации. Объектом культурологических исследований является культура как совокупность достижений человечества в области материального производства, общественных и межличностных отношений, науки и искусства. Такие исследования довольно обширны вследствие культурного многообразия. Скажем, существуют материальная культура, производственная, политическая и др. Наконец, до бесконечности можно рассуждать о воздействии культуры на менталитет человека, то есть на его образ мыслей, душевный склад, совокупность мировосприятия и 13 миропонимания и наоборот. Сложность представляет и то обстоятельство, что существует более 400 определений культуры, причем, каждое имеет свои резоны. Не является, например, исключением из этого ряда даже фрейдистское определение: культура есть совокупность ограничений, установленных человечеством для предотвращения самовырождения. По мнению фрейдистов, именно ограничения на практиковавшиеся первобытными людьми убийства как способ решения социальных противоречий, инцест как форму половых отношений и каннибализм как попытку решения продовольственных проблем, спасли человечество от самоуничтожения и самовырождения. Эти ограничения, по фрейдистским воззрениям, являют собой очевидное достижение человечества, а стало быть – культуру. Разумеется, эти воззрения можно и критиковать, но доля истины в них несомненна1. Интерес представляет и сам термин «культура». Он восходит к трем латинским словам – «cultio», «occultis», «cultus», которые, соответственно, означают – «возделывать», «неведомое» и «поклонение». Дело в том, что изгнанные из Едема люди начали трудиться в поте лица, добывать хлеб насущный в новых для себя и отнюдь не райских условиях. Их жизнь можно 1 См. 120, с. 5. 14 было свести к термину «cultio». Разумеется, достижения в труде у разных людей были неодинаковыми; некоторые, например, достигали успеха в ремесле; зачастую мастерство одних было загадкой для других, оно было чем-то «неведомым», то есть – «occultis». Поэтому нередко мастерство да и самих мастеров возводили в некий культ, то есть им... поклонялись – отсюда и термин «cultus». Подобный подход из первобытных времен дотянул и до наших компьютерно-интернетовских буден: люди мира сего говорят – «это – великий художник», «непостижимый Достоевский», «таинственный Скрябин» или «мой кумир – Солженицын» и т.п. Так что в термине «культура» немаловажную роль играет понятие «культ», то есть «поклонение», что мы – христиане – должны иметь в виду. Как же в таком случае относиться к культуре? Этому, по сути, и посвящен настоящий учебник. Замечу только, что, определяясь с личной позицией, возрожденному христианину следует исходить из позиции Библейской, вполне применимой к феномену культуры. Эта позиция изложена в следующих стихах: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4:10). «Он охраняет пути правды, и оберегает стезю святых Своих» (Пр.2:8). 15 «Все испытывайте, хорошего держитесь» (1 Фес. 5:21). «...Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы» (Мф. 13:29). «Не делай себе кумира…» (Исх.20:4). «Подвизайся добрым подвигом веры, держись вечной жизни, к которой ты и призван и исповедал доброе исповедание пред многими свидетелями» (1 Тим.6:12). 16 ГЛАВА II. ХРИСТИАНСКИЙ АНАЛИЗ КУЛЬТУРЫ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА Суть первобытной культуры состоит в зооморфности. То есть в центре ее внимания – обожествленная природа, в частности, – животный мир. Осваивая внеедемскую реальность («cultio»), человек сталкивался с природой, от которой во многом зависело его бытие. Природа нередко была для него неведомой, загадочной («occultis»), и он обожествлял ее, поклонялся ей, возводил ее, включая флору и фауну, в некий культ («cultus»). Такая позиция объяснялась и объясняется греховностью человека и его отдаленностью от Господа. Это проявилось, прежде всего, в мировоззрении первобытных людей, расселявшихся по всему лицу Земли. Они пережили период прогрессирующего безбожия, который – вот уж действительно «ирония судьбы»! – завершился возникновением религии как совокупности объединяющих социальных убеждений, основанных на обожествлении любого объекта2. Первобытные люди, в основном, имели три формы религиозного сознания, которые 2 См. 119, с. 9. 17 существуют и в сознании многих наших современников: 1. Преанимизм, то есть веру в некую «единую и безликую силу». 2. Анимизм, то есть веру в сверхъестественное в виде «духов», «божков» и расплывчатое понимание души и загробной жизни, поклонение умершим предкам. 3. Тотемизм, то есть веру в предков животного происхождения. Кроме того, у них возникает магия – вера в способность человека сверхъестественным путем воздействовать на окружающий мир. Разумеется, такой способности и быть не может! Вера в нее – проявление неадекватно завышенной самооценки человека, то есть, говоря языком Библии, гордыни. А там где – гордыня, там ожидай ангела тьмы: сатану! Он, а не человек, способен на «чудеса», ложные знамения. Но грешный человек, практикуя гордыню, предается в объятия диавола. Мировоззрение первобытных людей, искушаемых сатаной, сказалось и на их семейной культуре. Они отказались от установленной Богом моногамии (семьи, построенной по принципу: «один муж – одна жена») и стали практиковать промискуитет, т.е. беспорядочные половые отношения. В результате этого перед человечеством возникла вполне реальная угроза физического вырождения (таким образом, 18 реализовался принцип «наказание за грех – смерть». – Прим. авт.). Осознав ее, первобытные люди пошли на полумеру – регламентированные половые отношения. Они пытались решить созданную ими же проблему не путем возвращения к моногамии, а путем создания различных форм полигамии (многоженства или многомужества). Ими создавались так называемые полигамные «семьи» – кровно-родственная, пунавуальная, парная, патриархальная). Но полигамия, пришедшая на смену промискуитету, включавшему в себя даже инцест, то есть кровосмешение, только несколько замедляла вырождение человечества. Позитивное разрешение проблемы состояло исключительно в возвращении к установленной Богом моногамной семье. И люди начали возвращаться к моногамии, поскольку нет иного пути, как путь Господень (таким образом, реализовался принцип «Я есмь путь». – Прим. авт.). Однако до сего дня это возвращение нельзя назвать окончательным, поскольку и сейчас человечеством практикуются разнообразные формы полигамии. И это касается не только реликтовых сообществ. Тем не менее, следует подчеркнуть, что тысячелетия назад первобытные люди осознали всю пагубность промискуитета и полигамии. Разумеется, с особенностями семейной культуры первобытных людей связана и их политическая культура: они 19 создали институт родовой общины (матриархальной и патриархальной), на основе которого выросли родоплеменные союзы как прообраз государства. В процессе освоения внеедемской реальности первобытные люди изобрели орудия труда, жилища, одежду; у них появились начатки производственных технологий, то есть зародилась материальная культура. Интересно, что, создавая материальную культуру, люди многое заимствовали у животных. Например, человеческое жилище имитировало звериную нору, гнездо или даже... скелет кита. Мы обязаны первобытному обществу возникновением феномена искусства. Искусство возникло как форма эмоционального познания мира и как форма общественного сознания. Убеждения в нем выражались через образ. Отсюда – символический характер первобытного искусства (наскальные рисунки и др.). Его особенностью является так называемый «звериный стиль» (то есть преимущественное изображение животных), что ярче всего проявилось у скифов. Именно «звериный стиль» декларирует зооморфность первобытной культуры. 20 ГЛАВА III. ХРИСТИАНСКИЙ АНАЛИЗ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОЙ И ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ Суть античной культуры состоит в антропоморфности. То есть в центре ее внимания – обожествленный человек. Обожествление человека происходило вследствие возникшей в процессе освоения внеедемской реальности неадекватно завышенной самооценки человеческой личности. Подобная же самооценка была результатом «головокружения от успехов» в области материального производства, общественных отношений и т.п. Люди уже многое понимали, умели, и этим... возгордились. Основой античности был труд свободных, а не рабов; стилем жизни – война (реализовался принцип «хочешь мира – готовься к войне». – Прим. авт.); религией – обожествляющий человека политеизм (язычество). «Эскизом», или «колыбелью» античной культуры является культура Древней Греции (Эллады). Возможно, даже сам термин «античность» происходит от названия одного из греческих регионов – Аттики. Древнегреческая культура была основана на разделении ремесла и земледелия. Именно ей мы 21 обязаны возникновением феномена науки. Наука появилась здесь как форма миропознания. Она до сих пор являет собой совокупность фундаментальных знаний для последующей их реализации в повседневной жизни. Одной из наиболее ярких наук Древней Греции была эстетика, т.е. наука о прекрасном. Древние греки отличались прирожденной наблюдательностью и пытались определить, что есть подлинно прекрасное, что есть красота. Так, Аристотель именовал красотой совокупность величины и порядка. В целом же, эллинскую трактовку красоты можно условно свести к трем принципам: 1. Красота есть порядок (симметрия). 2. Красота есть единство порядка и беспорядка. 3.Эталон красоты есть нагое человеческое тело, а самый красивый цвет – телесный (вот в этом-то, третьем, принципе как раз наиболее ярко явлена антропоморфность античной культуры. – Прим. авт.). Древние греки предприняли попытку фундаментальным образом обобщить результаты созданных ими наук, т.е. создать некую «сверхнауку» в виде «философии» (в пер. с греч. – «любомудрие»). В Элладе оформилось два основных философских направления, существующих и поныне: идеализм (по которому чувственный мир нереален, а идея приоритетна) и 22 материализм (по которому материя первична, а сознание вторично). Древнегреческие философы трактовали мир как движение материи, которая могла находиться как в бесформенном состоянии (хаосе), так и в порядке (космосе). В качестве регулятора при этом выступал абсолютный разум (Логос), а его орудием была любовь. Этот момент нам, христианам, зачастую «благочестиво» пренебрегающим философией, следует иметь в виду!3 Культура Эллады ярко выразилась в архитектуре конструктивных форм (конструкции зданий не скрыты, а предельно откровенны) и в феномене театра, родившегося в недрах богомерзкого язычества. Театральное «искусство» развивалось в Древней Греции в виде драмы, трагедии и комедии и являлось, как отмечали апологеты ранней Церкви, искажением первообраза. Актерствуя, люди возомнили, что могут адекватно имитировать чужие души или даже «создавать» их! Это было вопиющим проявлением антропоморфности античной культуры, своеобразным «триумфом» человеческой гордыни. «Театр, – писал Тертуллиан, – царство мнимости и видимости, где иллюзию выдают за жизнь, а маску – за лицо, где правит бал ложь, что является великим преступлением и 3 См. 118, с. 4, 5, 14-17. 23 глупостью перед Творцом истины» (De Spectaculis, 23). При этом заметим, что само слово «театр» происходит от греческого «театрон» (притворный). Древние греки возвели в ранг «искусства» политическую культуру. Она стала «искусством компромисса» или «искусством возможного», что можно серьезно критиковать с точки зрения христианской морали. Созданная в Элладе полисная система предполагала при смене форм общественного устройства (аристократии, олигархии, демократии, тимократии и монархии) сохранение рабовладения со всеми его издержками. Не секрет, что и до сего дня политика является грязным делом. И она запачкана не только грязью, но и кровью. В большинстве случаев невинной. Поговорим об эллинизме. Эллинизм (336-30 гг. до Р.Х.) – синтезированная культура – от Сицилии до Индии, – характеризующаяся слиянием культур Древней Греции и Древнего Востока, при явном приоритете греческой***. По словам И.Г. Дройзена, «эллинизм – подражание грекам»4. Основой эллинизма явилось включение Древнего Востока в систему древнегреческой цивилизации 4 См. 120, с. 11. 24 в результате завоеваний Александра Македонского. Эллинистическая культура характеризуется мощным стимулированием науки****: ученые эллинистического мира, как правило, были освобождены от налогов и взяты на полное государственное обеспечение. Следствие этого – вал гениальных изобретений человеческого разума: винтовой насос, паровой шар как прообраз паровой турбины и т.д. Продолжается развитие философии. Возникают философские школы киников (врагов язычества, полагавших, что власть над миром дает... бедность), эпикурейцев (безбожников, проповедовавших принцип «наслаждения жизнью»), стоиков (вульгарных материалистов, проповедовавших невозмутимость и апатию) и скептиков (отрицавших саму возможность миропознания). Все эти школы свидетельствовали о кризисе язычества, а школа скептиков – вообще о вырождении античной философии. В то же время следует заметить, что философские убеждения стоика Сенеки – как это ни парадоксально! – были максимально приближены к христианству. Но Сенека, конечно, занимает особое место среди стоиков.5 Во времена эллинизма произошла замена древнегреческой полисной системы древневосточной деспотией, что серьезно 5 См. 118, с. 18. 25 ужесточило политическую культуру мира, избравшего, казалось бы, эллинские жизненные стандарты. Синтезированный характер эллинистической цивилизации порождал и соответствующее мировоззрение, для которого, с одной стороны, был присущ синкретизм, а с другой – индивидуализм. «Это объясняется тем, что распад полиса, в известной мере, освободил индивида от его связи с городом-государством (как с некоей человеческой общностью – Прим. авт.). Перед индивидом открылся обширный эллинистический мир – мир, где были уничтожены прежние рамки и ограничения (что, впрочем, не исключало возникновение новых – Прим. авт.) и появилась возможность по-новому проявлять личные способности. В этом мире перед каждым открывалось несравненно более широкое поле для индивидуальной деятельности…».6 Поскольку в эллинистическом обществе в опять же известной мере постепенно уничтожались сословные преграды, этнические и религиозные привилегии, то «с иных позиций стали судить о достоинствах человека, делая упор не на социальное происхождение, не на принадлежность к той или иной народности или религии, а на богатство, 6 139, с. 61. 26 положение на государственной службе, 7 интеллектуальные способности». Одновременно с этим особенностью эллинистического мировоззрения «являются углубленность и интроспекция. Город попал под контроль монархических государств, и индивиду необходимо научиться существовать в менее обеспеченной гарантиями среде по сравнению с демократической автономией. В этом кризисе человека, вынужденного защищаться и искать смысл собственного существования, возникает, с одной стороны, философская задача разъяснения различия между частной стороной сознания и совести и публичным аспектом, с другой – театральная раздвоенность между существующим и представляющимся».8 Что касается эллинистического искусства, то его суть состояла в том, «чтобы изображать не согласно природе, но каждый раз по-разному для достижения задуманного эффекта. Осознание дистанции и отличия от классики (эллинской – Прим. авт.) открывает простор самому дерзкому экспериментированию… Скульптура жестом, направленным в окружающее пространство, бросает вызов наблюдателю, стремится захватить его…».9 В целом, в эпоху эллинизма «художники Там же, с. 49. 44, с. 74. 9 Там же, с. 73, 74. 7 8 27 стремятся передать запутанность и усложненность в… композициях, чтобы зритель, созерцая их, мог избавляться от своих тревог».10 Интересны проявления эллинизма на Востоке. В Египте эпохи Птолемеев он заявил о себе, прежде всего, в религиозной сфере, где наблюдалось смешение эллинских и египетских языческих культовых представлений. Это находило отражение и в искусстве. Например, на внутренней поверхности сардоникскового кубка (знаменитой Фарнезской чаши, хранящейся ныне в Неаполитанском музее – Прим. авт.) можно увидеть изображение царицы Клеопатры III с характерными признаками египетской «богини» Исиды и эллинской – Деметры. В Персии во II и I в.в. до Р.Х. проводниками эллинизма – как это ни странно – были нашественники из восточных степей – парфяне или аршакиды: именно они смешивают персидское искусство с эллинским. «В результате этого смешения был выработан собственный оригинальный художественный язык. Важнейшие из дошедших до нас произведений искусства с территории, находившейся под влиянием парфян, – монументальные здания и статуи».11 В аршакидской архитектуре конструкции зданий 10 11 Там же, с. 77. Там же, с. 156. 28 отличались частичной открытостью, их украшали изображения свастики и зубцы-мерлоны. В скульптуре «детали одежд и причесок демонстрируют социальный статус изображенного персонажа…»12 Не вполне ясно был ли эллинизм в Персии попыткой порвать с прежними культурными наработками, банальной сменой вкусов или же радикальным поворотом исключительно в сфере искусства. По авторитетным экспертным оценкам, эллинизм – где бы он ни был представлен - явил собой грандиозную попытку более или менее успешного, хотя и не бесспорного культурного синтеза.13 12 13 Там же, с. 157. См. 44, 64, 67, 139. 29 ГЛАВА IV. ХРИСТИАНСКИЙ АНАЛИЗ ДРЕВНЕРИМСКОЙ КУЛЬТУРЫ Древнеримская культура – точка наивысшего взлета и одновременно... падения антропоморфной античной культуры. Основой древнеримской культуры была материальная насыщенность общества за счет завоевательных войн и передовой – в рамках античной цивилизации – экономики. Для того чтобы адекватно рассуждать о культуре Древнего Рима, следует определиться с ее особенностями. Их, в основном, можно свести к следующим: 1. Не буквальная, а творческая преемственность от культуры Древней Греции (здесь реализуется принцип «древнегреческая культура – эскиз, древнеримская – законченная картина»). 2. Зрелищность. 3. Самопресыщенность. 4. Индивидуализм. 5. Синкретизм. 6. Космополитизм. 7. Эталон для европейской культуры последующих эпох (в плане государственного устройства, армии, юриспруденции и т.п.). 30 Замечу, что древнеримская культура в окончательном виде заложила основы современной нам европейской цивилизации. С учетом этих особенностей нужно говорить и о ментальности древних римлян. Это особенно интересно для христиан, так как в Библии немало сюжетов, в которых действуют римляне. Земное служение нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа разворачивается как раз в римскую эпоху! Постарайтесь задаться вопросом: почему Сын Божий явился именно в римскую эпоху и в римской провинции? Подумайте над этим... Что касается ментальности римлян, то для нее были характерны: 1. Пресыщенность достижениями современной им цивилизации (это ли не историческое предупреждение ныне преуспевающим народам! – Прим. авт.). 2. Разочарование в язычестве. 3. Полная нравственная дезориентация (особенно проявлялась в межличностных отношениях в виде почти массового унисекса). Знание этого культурологического аспекта поможет нам, например, правильно разобраться с личностью Пилата в Новом Завете. Политическая культура Древнего Рима напоминала эллинскую, но была изощреннее. Здесь меняющиеся формы общественного устройства (республика, 31 диктатура, империя) также позволяли удерживать рабовладение со всеми его издержками. Интерес представляет искусство Древнего Рима. В стилистике древнеримской скульптуры выражается не физиология человека, а его интеллект. В архитектуре – храмового и зрелищного назначения – получает развитие эллинистическая идея перехода от сооружения одиночных зданий к ансамблям. В Древнем Риме музыка впервые становится специализированной (духовая – предназначается для армии, ударная – для театра). Театр делал акцент на остроте ощущений. Для натуралистического показа смерти на подмостках использовали приговоренных к смерти преступников. Нередко этими «преступниками» были... христиане. Впрочем, понастоящему убивали и на спортивных аренах – во время силовых единоборств гладиаторов. Тем не менее, идеалом Древнего Рима был человек. Общественное сознание римлян обожествляло «вдохновение и упорство человека… Человек сооружает арки, мосты, акведуки, дороги, города, крепости, стараясь заявить о своем могуществе. В основе почтительного отношения многих поколений к идеалу лежит постоянная забота римлян о гарантиях…благополучия их собственного 14 общества...». 14 44, с.100. 32 На практике доведенная до абсурда антропоморфность вела к попустительству по отношению к самым мерзким похотям. Печальными приметами извращенности и фактически тупика культуры Древнего Рима были почти повсеместные алкоголизм, некро- и зоофилия, фетишизм, геронтофилия, гомосексуализм. Об этом надо знать приверженцам теории «трех Римов», кои вслед за старцем Филофеем повторяют «Первый Рим – это Рим, второй Рим – Константинополь, третий Рим – Москва, четвертому – не быть!» Не дай Бог никому, а в особенности России, повторить путь Древнего Рима! Тем более что россияне нынче болеют многими «римскими» болезнями. Помните не лишенное трагизма предупреждение П. Я. Чаадаева о том, что мы «живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам, которые поймут его...».15 15 137, с. 330. 33 ГЛАВА V. ХРИСТИАНСКИЙ АНАЛИЗ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНЕГО ВОСТОКА Древневосточная культура – эклектичная совокупность партикулярных культур Азии, способных, впрочем, ко взаимоинтеграции и включению в невосточные цивилизации. Условно она включает в себя преимущественно автохтонные (самобытные) культуры, сложившиеся в результате естественной или искусственной изоляции или самоизоляции некоторых стран, и культуры, основанные преимущественно на заимствованиях, спровоцированных тесными политикоэкономическими контактами, включая войны, имевшие место быть между разными государственными образованиями. К первой категории можно отнести культуры Древней Индии и Древнего Китая*****, ко второй – культуры Древней Ассирии и Древней Персии (разумеется, этими странами дело не ограничивается – Прим. авт.) Поговорим о первой категории. Особенностью древнекитайской культуры является раннее возникновение иероглифической письменности, которая и до сего дня не претерпела особых изменений, а также довольно- 34 таки значительные изобретения, каковыми представляются шелк, фарфор, бумага, спидометр и сейсмографический компас. Мировоззрение древних китайцев проявилось в весьма специфическом симбиозе религии, философии и политической идеологии. В их религиозных представлениях нет антропоморфности, а есть понятие духа, есть обожествление неба и гор, есть элементы анимизма, фетишизма и культа предков. В Древнем Китае налицо приоритет ритуала над религиозным учением и слияние жречества с государственным аппаратом. Здесь статус религии приобретает... философия в виде конфуцианства16, которая одновременно являлась политической идеологией, декларирующей гуманизм в структурированном обществе. Что касается науки, то особых высот в Поднебесной достигла физика: древнекитайские ученые задолго до Ньютона открыли закон земного притяжения. Были очевидные успехи в области астрономии: составлены карты звездного неба, лунный и солнечный календари; установлено, что Земля имеет форму шара и вращается вокруг своей оси. Особенностью культуры Индии является то, что она – и не без оснований – претендует на признание древнейшей на Земле. Здесь получила 16 См. 119, с. 22. 35 интенсивное развитие наука, в частности, астрономия и математика. Относительно астрономии можно сказать, что она находилась на уровне древнекитайской. В сфере математических знаний индусы были знакомы с четырьмя арифметическими действиями, десятичной системой чисел, позиционной числовой системой; они могли извлекать квадратный и кубический корни и доказали (параллельно!) теорему Пифагора. Древняя Индия развивала филологию и литературу. Здесь создан язык общения полиэтничного населения Индостана – санскрит, сложены эпические произведения религиозномифологического характера «Рамаяна», «Махабхарата», «Бхагавад-гита». Теперь немного остановимся на второй категории древневосточной культуры, которая включает в себя Древнюю Ассирию и Древнюю Персию, а также и некоторые другие страны. И для Древней Ассирии, и для Древней Персии источником культурных заимствований были страны Двуречья****** (кстати, Ассирия сама относилась к государствам Двуречья! – Прим. авт.). Ассирийцы заимствовали от своих ближайших соседей клинопись, литературу и науку. Однако при всех заимствованиях их культура имела некоторые особенности: 36 1. Древнеассирийские летописи сходны с художественными произведениями. 2. Рельефное изобразительное искусство подчеркивало значимость физической силы и невозмутимости; в основе сюжетов рельефов – контрасты. Древняя Персия заимствовала в странах Двуречья клинопись, лунный календарь, искусство рельефа и технику дорожного строительства. В Древнем Египте******* она заимствовала архитектуру. Заимствования от стран Средней Азии носили сугубо религиозный характер. Именно из Средней Азии древние персы заимствовали зороастризм – веру в «божественность» огня, солнца, неба в сочетании с пережитками тотемизма. В основу зороастризма положена идея о противоборстве добра и зла.17 Зороастризм – в персидской версии – имел свои особенности: 1. Вместо храмов для поклонения использовались т.н. «святые места». 2. Запрещались захоронение и кремация трупов из-за боязни «осквернить» землю и огонь. 3. Тенденция к монотеизму не получила развития из-за обилия местных языческих культов. Зороастризм до сих пор исповедуют некоторые жители Ирана (Персии) и Индии. Он 17 См. Там же, с. 19. 37 оказывает прямое или косвенное воздействие на некоторые современные псевдо-восточные и синкретические культы. Древневосточные культуры не только взаимоинтегрировались, но и влияли на современные им невосточные цивилизации, особенно – в сфере философии, политики и религии. Однако о чрезвычайно глубокой экспансии древневосточной культуры в невосточные цивилизации говорить не приходится. 38 ГЛАВА VI. ХРИСТИАНСКИЙ АНАЛИЗ СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЫ ЗАПАДНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ, А ТАКЖЕ СТРАН ВОСТОКА Суть средневековой культуры состоит в теоцентризме. То есть в центре ее внимания – Бог. В Европе это, преимущественно, христианская культура. Теоцентризмом был пронизан и весь средневековый менталитет, особенностями которого являлись: 1. Яркость и острота восприятия жизни, связанные с напряженным духовным пафосом средневековья. 2. Образное претворение христианской веры, проявлявшееся даже в повседневной лексике. 3. Обостренное желание прекрасной жизни, наступлению которой препятствует человеческая греховность. 4. Приверженность рыцарскому идеалу, связанному с популярностью высоких духовных принципов – верности, справедливости и сострадания (разумеется, этот идеал подвергся существенной деформации в реальной жизни, например, во времена т.н. «крестовых походов» – Прим. авт.). 39 5. Стилизация любви во имя достижения эстетического и этического совершенства. 6. Кристаллизация мысли, проявлявшаяся в чрезвычайной популярности пословиц и девизов. 7. Почти полное отсутствие критицизма в обыденном мышлении. 8. Смешение игры и серьезности в самых различных сферах, включая боевые действия. Увы, но до сего дня большинство людей, включая христиан, не имеют адекватного представления ни о самом феномене средних веков, ни тем более – о средневековой культуре. Средневековье обычно трактуется, как «темное», «мрачное»... Почему именно так, а не иначе? Ведь именно в это – а ни в какое-то другое! – время люди решили созидать свою культуру на единственно верном основании, которое есть Господь. Значит, исключительно негативное восприятие средневековья общественным сознанием кому-то выгодно? Кому именно? Уж не рогатому ли? Очень похоже! Расхожими, стереотипными взглядами на средневековую культуру являются следующие: Средневековая культура – отсталая, так как наследие античности уничтожили варвары; экономическая и политическая разобщенность ограничивала кругозор человека; примитивная государственность сочеталась с натуральным хозяйством, сводила к минимуму потребность в 40 образовании; единственный носитель грамотности – Западная Церковь; имело место быть давление мертвого языка – латыни. Реальное положение дел на самом деле было иным, что подтверждается исследованиями ученых-медиевистов. Средневековая культура – логическое продолжение античной, поскольку она обращена к внутреннему миру человека, но при этом очищена и обогащена христианством. Урбанизация и совершенствование товарно-денежных отношений расширили кругозор человека, простимулировали развитие математики и юриспруденции; стартовало университетское образование (начали свою деятельность Болонский, Саламанкский и Парижский университеты). Несомненным успехом средневековой культуры был взлет философской науки, теснейшим образом связанной с богословием. Теологам того времени вследствие этого была присуща высочайшая культура мышления. Характерным примером в этом смысле является духовный мыслитель XIII века Фома Аквинский, сумевший найти достойный компромисс между мистикой и схоластикой. Он блестяще обосновал идею о том, что разум подтверждает Библию, но если человеческие знания вступают с ней в противоречие, то они – лживы. Фома Аквинский 41 считал, что есть истины, непостижимые разумом, а постижимые исключительно верой. Средневековое искусство, по мнению нидерландского историка Й. Хейзинга, «неразрывно связано с жизнью. Жизнь облечена в строгие формы, она приведена в единое целое с церковными таинствами и соразмерна течению суток и чередованию праздников по времени года. Труды и радости заключены в твердо установленные рамки… Задача искусства – наполнять красотою формы, в которых эта жизнь протекает. Люди ищут не искусства самого по себе, а прекрасного в жизни... Как собственно область прекрасного искусство средних веков еще не осознанно (скорее всего, все-таки нами – Прим. авт.). В весьма большой степени – это прикладное искусство, даже в произведениях, которые мы сочли бы совершенно самостоятельными; иными словами, стремление обладать таким произведением вызвано его назначением, тем, что оно служит определенному жизненному 18 укладу…». Средневековая литература имела три направления: лидирующее – духовное, представленное христианскими гимнами, великосветское (или чувственно-героическое) и бюргерское в виде сатиры на злобу дня. Театр также имел различные направления: с одной 18 133, с. 276. 42 стороны, действовал католический театр в виде постановок мистерий и моралите, а с другой – светский, который пародировал Западную Церковь, и при этом носил характерное и самообличающее название – «дурацкой корпорации». Архитектура средневекового Запада была представлена двумя основными стилями: до XII века – романским (то есть – подражательным по отношению к древнеримским стандартам; само понятие «романский стиль» восходит к лат. «Roma» – «Рим») и после XII века – готическим (от нем. «Gott» – «Бог»). Именно готика стала определяющим архитектурным стилем западного средневековья, именно она стала воплощенным в камне символом устремленности христиан к Богу. Специфика средневековой эстетики состояла в своеобразном восприятии цвета и соответственно – в использовании его, например, в одежде: 1. Красный цвет считался красивым и определенно господствовал в праздничные дни. 2. Серый цвет считался уместным для торжественных или ритуальных случаев. Впрочем, он был распространен и в повседневной одежде. 3. Черный цвет символизировал высокий социальный статус, был распространен в 43 повседневном быту, его использованием зачастую злоупотребляли. 4. Зеленый цвет считался привлекательным и символизировал влюбленность. 5. Синий цвет первоначально символизировал верность, но со временем превратился в символ неверности и глупости. В основном, синий цвет был распространен в сельской местности (и почти повсеместно в Англии – Прим. авт.); его в своей одежде использовали девственницы. 6. Розовый цвет символизировал девственность. 7. Белый цвет предназначался для детей в возрасте до 7 лет и для умственно отсталых. Тем не менее, он считался вполне уместным для праздников. 8. Желтый цвет символизировал враждебность и уродливость. Он использовался в одежде военных, пажей и слуг. 9. Лиловый, в основном, был цветом повседневной одежды. 10. Коричневый цвет считался наиболее уродливым, некрасивым. В средневековой одежде использовались и цветовые сочетания. Популярными, но не стильными являлись сочетания зеленого цвета с красным или синим. Зато наиболее стильными были сочетания голубого с бледно-желтым, 44 оранжевого с белым или розовым, белого с черным или розовым. Несомненно, особое место в духовном, а также историко-культурном контексте средних веков, занимает так называемая «эпоха возрождения» (XIV-XVI вв.). Широко известна стереотипная оценка этого времени, как эпохи «культурного расцвета», возвращения к эталонам искусства античности. «Возрождение» часто именуют не завершением средневековой культуры и не началом нового времени, а совершенно особым, причем «прекраснейшим» культурным феноменом. Реальное же положение дел при нелицеприятном христианском анализе было совершенно иным. «Возрождение», как свидетельствуют факты, являлось завуалированной попыткой возвращения к антропоцентризму и в известной мере – к язычеству. Это было время самого разнузданного разврата, торжества содомии, алкоголизма, порнографии********. Тем, кто опьянен «шедеврами» этой эпохи, следует задать самим себе отрезвляющие вопросы: О возрождении чего идет речь? Не является ли «эпоха возрождения» попыткой разложения теоцентричной средневековой культуры? 45 В качестве идеологии «возрождения» выступал так называемый «гуманизм», в центре внимания которого пребывал человек (это ли не проявление антропоцентризма? – Прим. авт.). «Гуманизм» характеризовался повышенным интересом к человеческим свойствам, антиаскетизмом, гражданской ангажированностью и критикой традиционализма. Тем не менее, заслуживающей внимания представляется трактовка «гуманистами» человеческой индивидуальности. Она является, в основном, здравой. Признания этого требует научная объективность и добросовестность. Культура средневекового Запада оказала влияние на средневековую культуру Восточной Европы. Особенно ярко это видно на примере таких стран, как Чехия и Польша. В обеих странах западное культурное влияние проявилось в латинизированном образовании, затормозившем становление национальной письменности, в появлении университетов (например, Краковского – в Польше и Каролинума в чешской Праге), в архитектурной готике (ее вершины – в Кракове – Вавельский и Мариацкий костелы, а в чешской Праге – собор святого Вита). Запад простимулировал чешскую историографию, литературу бюргерского характера в виде сатирических рассказов – «шванков», театр, практиковавший постановки мистерий и фарсов. 46 В Польше под западным культурным воздействием в средние века происходило становление политологии. Запад принес в эту страну и идеи «гуманизма», что не лучшим образом сказалось на нравственном здоровье польского народа. Источником культурного влияния на такие восточноевропейские страны, как Русь и Болгария была Византия. Заметим, что византийская культура преемственна по отношению к античной – древнегреческой, эллинистической, сирийской, коптской. В ее рамках получили развитие политология, историография, этнография, математика и медицина. Средневековая Византия подарила миру такое изобретение, как световой телеграф. Византийская философия имела следующие – довольно влиятельные – направления: христианский неоплатонизм, схоластику, «гуманизм» и рационализм. Литература носила, преимущественно, светский характер (сатира в виде так называемого «животного эпоса», эротика, комментарии к античным авторам). Что касается архитектуры, то она была представлена и монументальными христианскими храмами (вроде Софийского собора в Константинополе), и церквами небольших форм, в основном, – крестово-купольными. Византия имела высокую торговую культуру, которую развивали проживавшие на ее 47 территории греки, сирийцы, армяне и евреи. Впрочем, ее интенсивность и масштабы сдерживались мощной арабской экспансией и т.н. «крестовыми походами», а также конкуренцией со стороны венецианских и генуэзских купцов. «В торговле Византии важную роль играли… товары ее собственного производства… В городах Византии имелись различные промышленные предприятия, мастерские, продукция которых шла как на внутренние, так и на внешние, международные рынки. На этих предприятиях специализация труда достигла довольно высокого уровня... В Византии существовали… специальные конторы менял и банки, денежное обращение имело крупные масштабы».19 Политическая система Византии сводилась к абсолютной монархии, подчинившей себе церковные структуры. Увы, но менталитету византийцев была присуща некоторая двойственность, а точнее – прогрессировавшая «двойная мораль», связанная с сохранением некоторых языческих пережитков в их сознании. В этой связи доктор социологических наук В.А. Бачинин отмечает, что византийская цивилизация «являла собой причудливое соединение элементов эллинистической и христианской культур, допускавшей, чтобы, например, Деву Марию 19 139, с. 107. 48 сравнивали с девой Афиной, а императору дозволялось в храме входить в алтарь».20 Интересно, что византийская культура экспортировалась как в Западную Европу*********, так и в особенности – в Восточную Европу. Именно под византийским культурным влиянием на Руси и в Болгарии (на основе греческого алфавита) появилась славянская письменность (глаголица и кириллица), была создана историография. Крестово-купольная храмовая архитектура также заимствована Русью и Болгарией от Византии. Особым вопросом является духовное воздействие византийского христианства на страны Восточной Европы**********. Но это – вопрос другого предмета, а именно – Истории Церкви. Средневековая восточная культура являет собой эклектичную совокупность автохтонных и заимствованных культур индуистскобуддистского или исламского характера. Характерным примером преимущественно автохтонной культуры считается культура средневековой Индии. Ей присущи, с одной стороны, философско-социологическая система Варнашрама (некоторые индологи называют ее 20 17, с. 165. 49 основой индийской культуры вообще), а с другой – синтез философии с религией. Система Варнашрама – не что иное, как учение о структурировании общественной и духовной жизни, содержащее анализ соотношения четырех социальных статусов (варн) и четырех уровней духовно-интеллектуального состояния человека (ашрамов). В средневековой Индии получили развитие также две религиозно-философские системы: 1. Индуизм по сути своей – языческое обожествление природы и характерных человеческих качеств (включает в себя так называемую теорию реинкарнации, или «переселения душ»). 2. Буддизм, полностью отрицающий идею Бога и обожествляющий человека, что является следствием неадекватно завышенной оценки людей, и, в частности, их способности к самосовершенствованию.21 Восточной средневековой культурой, основанной преимущественно на заимствованиях, является арабская***********. Вследствие политико-экономической контактности, иногда довольно агрессивного характера, средневековые арабы позаимствовали у Византии – философию и отчасти – архитектуру, у Индии – математику и медицину, у Китая – производственные 21 См. 119, с. 12, 15, 16. 50 технологии (изготовление бумаги, пороха и др.). Заимствования арабов имели свою специфику: 1. На их основе создана одна из наиболее передовых культур средневековья. 2. Они широко популяризировались в зонах арабского влияния или интересов. Средневековые арабы создали уникальную, до сих пор не потерявшую актуальности университетскую систему высшего образования. Первые в мире университеты появляются именно на арабском Востоке! Это произошло еще в VIII веке. Наиболее престижными арабскими университетами считались – Каирский, Багдадский, Кордовский, Саламанкский, Картахенский и Гранадский. Интересно, что последние четыре арабы создали в Европе, в завоеванной ими Испании. Средневековые архитектура и изобразительное искусство арабов определялись их религиозными представлениями в виде ислама.22 Арабы сооружали купольные мечети с минаретами, дворцы, охотничьи павильоны, крепости. Особое развитие у них получил геометрический, каллиграфический или абстрактно-растительный орнамент – «арабески», мозаика из стеклянной пасты, цветного мрамора и керамической массы. Скульптура исламом была запрещена, а живопись не рекомендовалась для 22 См. Там же, с. 13. 51 публичной демонстрации, имела, так сказать, приватный характер: как правило, она украшала дворцово-замковые или банные комплексы правителей-халифов. Арабская живопись была, преимущественно, темперной, а по стилистике напоминала византийскую или коптскую. Характерным в этом смысле примером можно назвать архитектурный комплекс Ксайр-Амра, в Иорданской пустыне, где сохранились изображения коронации халифа, охоты, акробатических упражнений, танцевальных представлений, всякого рода банных сцен, звездного неба.23 В известной мере, средневековая восточная культура оказала воздействие на средневековую культуру Запада (преимущественно, научнообразовательную и бытовую). 23 См. 44, с. 162 52 ГЛАВА VII. ХРИСТИАНСКИЙ АНАЛИЗ КУЛЬТУРЫ ДОКОЛУМБОВОЙ АМЕРИКИ И ЧЕРНОЙ АФРИКИ ДОКОЛОНИАЛЬНОГО ПЕРИОДА До эпохи т.н. «великих географических открытий» в Америке существовала высокоразвитая автохтонная культура, уничтоженная испанскими завоевателями************. Она условно имела три периода: 1. Период высокой культуры. 2. Период «классического горизонта». 3. Период пост-классики. Первый период представлен, в частности, цивилизацией ольмеков (1700-200 г.г. до Р.Х.), имевший развитые сельскохозяйственные технологии, иероглифическую письменность и многоплановое искусство, представленное культовой архитектурой в виде пирамид и скульптурой в виде гигантских монолитных голов, вполне реалистично воспроизводивших черты выдающихся исторических личностей. Второй период датируется 250-900 г.г. по Р.Х. и отмечен целой цепью языческих иерократических цивилизаций, уделявших пристальное внимание культовому зодчеству и 53 погребальной культуре, отличавшейся усложненной иконографией терракотовых урн. Третий период, сопровождавшийся частыми войнами, относится к 900-1521 г.г. по Р.Х. Он характеризуется подъемом языческой религиозности, сутью которой было поклонение «безгранично могущественным и непоколебимым богам». В это время интенсивно развивались ремесла (обработка драгоценных металлов, изготовление мозаичных изделий, декоративная роспись оленьих шкур и полихромная керамика). Наиболее ярким было искусство ацтеков, которое проявило себя, преимущественно, «в каменной скульптуре – лаконичных и суровых образах, мощно и экспрессивно передающих в высшей степени тревожное мироощущение».24 Политическая культура Доколумбовой Америки характеризовалась наличием рабовладельческих монархий, представлявших собой как конфедерации мелких княжеств, так и огромные империи. Примером последних была знаменитая империя инков, занимавшая территорию от Южной Колумбии до Центрального Чили. Она отличалась хорошо отлаженным бюрократическим аппаратом, жестко подавляющим любую свободную инициативу личности. 24 Там же, с. 349. 54 Относительно Черной Африки долгое время бытовало мнение о статичном характере ее культуры*************. Вследствие климатических особенностей этого региона, осталось не так уж много памятников доколониального времени. Хотя в древности и в эпоху средневековья на территориях, соответствовавших современным Республике Мали, западной части Республики Нигер и Федеративной Республики Нигерия, существовали более или менее высокие цивилизации. Вблизи озера Чад с 500 г. до Р.Х. по 1600 г. по Р.Х. существовала цивилизация Сао. Высшей точки своего развития она достигла в X-XI веках. Сао, в частности, прославилась своей необычной погребальной культурой: ее граждане «погребали умерших в огромных глиняных кувшинах с ручками, вертикально вкопанных в землю и закрытых перевернутой чашей, основание которой выходило на поверхность».25 Интерес представляет и цивилизация Нок (500 г. до Р.Х.-200 г. по Р.Х.). Для ее культуры было характерно искусство террактовой скульптуры: фигуры людей и животных создавались здесь мастерами в почти натуральную величину. У человеческих фигур голова, как правило, вписывалась в строгий геометрический 25 Там же, с. 183. 55 объем – цилиндрический, конический или шарообразный. Заметим, что в Черной Африке доколониального периода искусство имело, преимущественно, придворный характер. Например, в Древнем Бенине в городах существовали целые корпорации скульпторов, литейщиков и резчиков по слоновой кости. А вот производимая ими продукция считалась собственностью королевской семьи, и никто – кроме бенинского короля – не мог делать заказы мастерам. В целом, именно искусство – как форма общественного сознания и форма эмоционального познания мира – является отличительной чертой культуры Черной Африки доколониального периода и связана с языческими религиозными представлениями ее населения. «Будучи выражением отдельного человеческого сообщества, африканское искусство – это искусство, по преимуществу, родовое, которое следует истолковывать в свете всесторонних знаний о социо-ритуальной активности группы. Это – искусство понятийное, глубоко связанное с коллективным началом; его выразительная сила заключается в степени приближения к ненатуралистическим образцам, которые интерпретируются на основе общей системы символических представлений… Африканское 56 искусство, по сути, является средством передачи родового знания, и только соблюдение традиционных формальных схем, признаваемых всей общиной, определяет социальную значимость творчества… Суть эстетического чувства африканских народностей можно выразить словосочетанием «красота, правильность, действенность», в котором «действенность», в основном, определяется соответствием образцу и воплощенному в нем… содержанию, а образец понимается как идеальная форма».26 Наиболее ярко в искусстве Черной Африки доколониального периода была представлена скульптура зооморфного и антропоморфного характера, в особенности – деревянные маски и статуэтки. Маски являлись непременным атрибутом ритуальных действий африканских язычников, обеспечивающих – в их глазах – социальное благополучие. Обычно маски надевались на лицо или носились на голове в виде неких шлемовидных конструкций. Статуэтки символизировали предков, которые в Черной Африке воспринимались как носители жизненной силы социума. Интересно, что в статуэтке никогда не воспроизводились черты конкретных предков, но всегда создавался 26 Там же, с. 550, 551. 57 образ витальной силы и соблюдались строгие каноны: анатомические диспропорции, заключавшиеся в акцентировании головы, торса и половых органов, статичная поза, в которой из-за угловатости коленей и локтей угадывается начинающееся движение, бесстрастность, делающая персонажа отрешенным. Иногда статуэтки предков изготавливались с лицом в форме сердца и глазами в виде кофейных зерен. Ими обычно украшали погребальные лари с тем, чтобы «сохранить жизненную силу» умершего. Такие статуэтки покрывались черным блестящим лаком, что, по мнению мастеров, подчеркивало суровость персонажей. Предметами искусства Черной Африки доколониального периода, несомненно, являлись и предметы бытовой роскоши: ларцы, бокалы, украшенные геометрическим орнаментом. Колониальный и пост-колониальный периоды внесли свои коррективы в культуру Черной Африки, автохтонность которой стала дополняться культурными достижениями метрополий. Впрочем, эта автохтонность в древности подвергалась культурному воздействию Древнего Египта, а в средние века – арабской цивилизации. 58 ГЛАВА VIII. ХРИСТИАНСКИЙ АНАЛИЗ КУЛЬТУРЫ НОВОГО И НОВЕЙШЕГО ВРЕМЕНИ Суть культуры нового и новейшего времени состоит в эклектике, то есть смешении зачастую противоречащих друг другу ценностных ориентиров. Уникальность ее в том, что она вообще не имеет общего единого стержня. Эта культура определяется критериями исторической периодизации, которая такова: 1-й период: Английская буржуазная революция XVII века – 70-е годы XIX века (время революций**************, войн и других социальных потрясений). 2-й период: 70-е годы XIX века – Первая мировая война 1914-18 годов (время экономического прогресса и жесткой политикоэкономической конкуренции). 3-й период: Первая мировая война 1914-18 годов – настоящее время, так называемое «новейшее время» (раздел мира сверхдержавами). Напоминаю, что культуре нового и новейшего времени предшествовала теоцентричная средневековая культура, которая в XIV-XVI веках подверглась агрессии антропоморфного «возрождения». Своеобразным продолжением «возрождения» в XVII, а в 59 особенности в XVIII веке стала так называемая «эпоха просвещения». Отметьте, пожалуйста, неслучайное созвучие этого термина с именем «светоносного ангела», то есть Люцифера – диавола! Особенностью «эпохи просвещения» была (в который уже раз! – Прим. авт.) неадекватно завышенная оценка использования человеком интеллектуального ресурса. Такая оценка наблюдается в процессе развития естествознания, издательского дела; она стоит у истоков журналистики и энциклопедизма материалистического толка. Мировоззрение «просвещения» имеет два основных родственных направления: 1. Вольтерьянство, состоящее в так называемой «критике», перерастающей в огульное охаивание Церкви Божией. 2. Атеизм, состоящий поначалу в отрицании идеи Бога, а затем – в открытом, яростном богоборчестве. Как тут не припомнить Библию: «Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога»» (Пс. 13:1)! Материалистическо-атеистическая зараза поразила философскую науку XVIII века. Это оказалось возможным вследствие пренебрежения ею со стороны тогдашних христиан, ушедших в свою деноминационность. Печально, но именно христиане отдали философию на откуп воинствующим безбожникам... И до сих пор 60 многие верующие вполне искренно идентифицируют философию с... атеизмом, «благочестиво» подверстывая под свое заблуждение недочитанные до конца Библейские стихи.27 Отсутствие единого культурного стержня, спровоцированное эпохами «возрождения – просвещения», выразилось в крайней эклектике искусства нового и новейшего времени, его полной духовно-нравственной дезориентированности. Ужасает сама какофония его «направлений». Это и романтизм, и сентиментализм, и классицизм, и ампир, и модерн, и «социалистический реализм» и, наконец, декаданс. Печально, что такой стиль, как декаданс (от фр. «decadence» – «упадок») ярче всего проявился в России. Его суть материализовалась в следующих стихах Александра Блока: Ночь, улица, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века Все будет так: исхода нет. Умрешь. Начнешь опять сначала. И повторится все, как встарь: Ночь. Ледяная рябь канала. Аптека. Улица. Фонарь. 27 См. 118. 61 Подобное упадническое мировосприятие и миропонимание звучит и в стихах Анны Ахматовой: Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле. Такое умонастроение и есть то, что называют грехом уныния. Этот грех до сих пор в том или ином виде практикует рефлексирующая, эстетствующая и интеллигентствующая Россия. Материальная культура нового и новейшего времени проявилась прежде всего в безудержном техническом прогрессе. Возникает феномен мегатехники, с помощью которого человечество пыжится «завоевать» природу и... отделяет себя от органической среды обитания. Сознание современных людей подвергается экспансии суб- и контркультуры как социальнокультурных установок, противостоящих фундаментальным принципам господствующей культуры, идеологизации*************** и деидеологизации. Человечество судорожно ищет общекультурный стержень и... не находит его. Чего только оно не пытается выдвинуть в центр своей культуры! Например, тот или иной этнос. Мы являемся свидетелями небывалого 62 наступления этноцентризма. Его разновидности многолики: это и евроцентризм (его главная установка: «Европа – центр мировой культуры»), и американоцентризм (его главная установка: «Америка – центр Вселенной, цитадель абсолютно новой человеческой культуры»), и афроцентризм (его главная установка – «Ценностное возвышение африканской культуры»). Итак, человечество выдвигает в центр культуры все, что угодно. Только не Бога. Это ли не признак последнего времени? С учетом того, что христианами себя называет нынче лишь 30,1 процента населения Земли. Рубеж тысячелетий, переживаемый нами, характеризуется также наступлением т.н. «массовой культуры», поскольку «массы людей получают все более широкий доступ к произведениям искусства. Новые пространства, взаимопроникновение смежных дисциплин, новые значения, новые системы позволяют вовлечь в творческий процесс множество безымянных авторов28». Разумеется, при этом вполне отчетливо наблюдается вульгаризация культуры вплоть до ее полной профанации. Это проявляется в укоренении гламура, разнузданного поп-арта, кибер-сознания, комикс-сознания, а также рекламно-клипового, телевизионно-новостного и телевизионно-сериального сознания, ведущих к 28 44, с. 654. 63 личностной нивелировке, усредненности, стандартной ординарности. Происходит подмена знаний – информацией, искусства – шоубизнесом, науки и образования – экономикой науки и образования. Тем не менее, мы видим подъем промышленного дизайна, компьютерной графики, видео- и лэнд-арта, высокой моды и электронной музыки. Все эти реалии - включая очевидные вызовы нового и новейшего времени христиане не должны игнорировать в миссионерской, просветительской, душепопечительской и благотворительной деятельности. В противном случае служение вряд ли будет результативным. 64 ГЛАВА IX. СУТЬ ХРИСТИАНСКОЙ ЭСТЕТИКИ 1. Эстетика как культурный фактор Трагической особенностью недавнего советского прошлого являлось изощренное противопоставление научных знаний христианской вере. Тем не менее, осваивая науки, человек как раз и познает многоразличную благодать Божию, ибо только «Господь дает мудрость; из уст Его – знание и разум...» (Пр. 2:6). С учетом этого нам следует осваивать эстетику – науку о прекрасном, без которой культура попросту немыслима. Сам термин «эстетика» (от греч. «aisthetikos» – «чувствующий») был введен в научный оборот в XVIII веке немецким мыслителем З.Я. Баумгартеном. Под эстетикой он понимал прежде всего теорию чувственного (эмоционального) познания действительности, а совершенство чувственного познания им характеризовалось как «красота» или «прекрасное». Ясно, что в восприятии прекрасного чувства играют большую роль, однако сводить эстетику к исключительно эмоциональному освоению реальности мне представляется неправильным. Ибо – на самом деле эстетика – как наука (то есть – совокупность 65 фундаментальных знаний, предназначенных для практического применения) – рассматривает прекрасное в контексте взаимодействия духовного и материального, вечного и временного, внутреннего и внешнего, объективного и субъективного, индивидуального и общественного, универсального и партикулярного, прогрессивного и регрессивного, содержательного и формального. Прекрасное определяется эстетикой относительно нравственных ценностей (добро), познавательных ценностей (истина) и утилитарных ценностей (польза). То есть – в эстетике достаточно силен философский аспект, что дает основание некоторым специалистам считать ее частью философской науки. Но как бы там ни было, для нас абсолютно ясно, что высшей эстетической ценностью является именно прекрасное (хорошее, красивое). В Библии – единственном авторитетном источнике Богопознания – мы находим поистине неисчерпаемый кладезь эстетических знаний. Поэтому на базе Священного Писания следует созидать христианскую эстетику: детям Божиим чрезвычайно важно разбираться в том, что есть подлинно прекрасное, а что является его антиподом – либо – откровенно уродливым, либо – замаскированным. На основе христианской эстетики зиждется и этика**************** 66 взаимоотношений верующих. Она является мощным подспорьем в миссионерском служении и душепопечительстве, а также в личном духовном делании, включая молитвенную практику. Она позитивно воздействует на искусство проповеди, музыкальное служение, работу воскресных школ, а также на систему среднего и высшего духовного образования. Благословенный служитель средневековой Церкви Фома Аквинский неоднократно и вполне справедливо отмечал, что источник прекрасного – в Боге.29 Нам это очевидно буквально с первых страниц Священного писания. В Книге Бытия, когда речь идет о сотворении мира 6 раз встречается рефрен – «И увидел Бог, что это хорошо» (См. Быт. 1). Резюмируя красоту творческого деяния Господа, 31-й стих 1-й главы Книги Бытия свидетельствует: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма». Екклесиаст в этой связи особо подчеркивает: «Все соделал Он прекрасным в свое время... хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает от начала до конца» (Еккл. 3:11). Это – интересное замечание: оно обращает внимание на всеобъемлющий характер прекрасного, сотворенного Богом. Именно вследствие глобальности Божией красоты человек не может 29 См. 127. 67 постичь ее до конца. Печально, что есть люди, которые вообще не замечают, игнорируют, а то и отрицают прекрасное в окружающей их реальности, сотворенной Господом. Тем не менее «Дело Его – слава и красота, и правда Его пребывает во век» (Пс. 110:3). Господь есть не только источник прекрасного. Он сам – прекрасен: «О, как велика благость Его и какая красота Его!» (Зах. 9:17); «Глаза... увидят Царя в красоте Его...» (Ис. 33:17). И как замечательно восклицает Псалмопевец: «Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы... во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню...» (Пс. 26:4). Наш прекрасный Господь позволяет нам понять истинно красивое: например, если «красота суетна» (См. Пр. 31:30), то красота ли это на самом деле? На протяжении всей истории гражданского общества человечество пыталось постигнуть прекрасное. Это постижение было и остается для людей достаточно сложным процессом, ибо в нем задействованы как чувства, так и интеллект, которые на практике трудно гармонизировать. Чувственное познание исходит от созерцания того или иного объекта. В его результате мы создаем в своем сознании более или менее целостный образ объекта. Затем созерцается и 68 переживается уже этот образ. Причем, переживание возникает на соотношении формы и содержания. Всякое соотношение, в принципе, сопровождается эмоциями созерцающего. Разумеется, качественно эмоции различны. Не всякое чувственное восприятие является эстетическим. Эстетическое восприятие – при всей своей чувственности – оценочное. Оно связано с деятельностью интеллекта. Интеллект занимается ориентацией. В процессе эстетического восприятия мы думаем с его помощью о том, как отнестись к тому или иному объекту; мы часто не в состоянии объяснить, почему один объект нам нравится, а другой – нет. Отсюда следует, что Фома Аквинский был, бесспорно, прав, когда утверждал, что «...ум наш, сообразно нашему нынешнему образу жизни, начинает познание с чувств; поэтому то, что не воспринимается чувствами, не может быть постигнуто человеческим умом, или постижимо лишь в той степени, в какой познание его может быть собрано из чувственных представлений».30 В эстетическом восприятии важное место отведено интуиции, то есть – видению характеристик объекта, которые пока не поддаются логическому анализу. Мы можем нечто видеть в объекте без всяких доказательств того, 30 127, с. 34. 69 что это «нечто» в объекте есть. Здесь и проявляется духовность эстетики. В восприятии объектов христианин сталкивается с сакральным испытанием (См. Иоан. 4:1) и распознанием духов (См. 1 Кор. 12:10). И, разумеется, что это испытание или распознание невозможно без сотрудничества с Богом, без упования на Него. Именно этим христианская эстетика отличается от эстетических стандартов людей, не знающих Господа. 2.Эстетические реалии. Роль чувственного восприятия и эмоциональное переживание Воспринимая нечто эстетически, люди пытаются вместить в свое сознание целостный образ объекта и прочувствовать его. В эстетике большое значение имеют именно созерцание и связанное с ним чувственное познание. Последнее проявляется в эстетических эмоциях. Как это ни странно, на первый взгляд, но эстетические эмоции – положительны, ибо эстетически мы воспринимаем лучшее. Разумеется, в объекте может быть и серьезный отрицательный заряд; он, несомненно, вызывает отрицательные эмоции. Но эти эмоции – не эстетические, так как они связаны не с 70 прекрасным, а – с его антиподом. Созерцательночувственное эстетическое отношение к объекту никогда не имеет практического, потребительского, корыстного, прагматического характера. Эстетическая позиция человека – в особенности – христианина – чужда псевдопринципу «А что я буду с этого иметь?» Интеллектуально-интуитивное в эстетическом восприятии Эстетическое восприятие предполагает серьезную работу интеллекта. Именно с его помощью мы оцениваем объект, особенно в плане соотношения формы и содержания. Довольно часто сложно объяснить, почему один объект нам нравится, а другой – нет. В такой ситуации проявляется интуиция – то есть дарованное Богом видение качеств объекта, которые не поддаются логическому анализу. С ее помощью возможна адекватная оценка этих качеств без доказательств. Эстетическое и практическое (красота и польза) Современная эстетическая наука затрудняется в определении соотношения эстетического и практического. Тем более, что эстетика не имеет и не может в принципе иметь 71 практически-прагматического звучания. Однако в реальной жизни один объект может быть и красив, и полезен (например, яблоня), другой – красив, но бесполезен (например, незабудка), третий красив, но опасен (например, уссурийский тигр)! Польза определяется целесообразностью и функциональностью объекта. Форма полезной вещи не столь важна, как ее практическое содержание. Прекрасное же характеризуется абсолютной гармонией содержания и формы. Причем диалектика его восприятия состоит в том, что при сохранении этой гармонии налицо приоритет внутреннего над внешним, вечного над временным, духовного над материальным, универсального над партикулярным, объективного над субъективным. Подлинная красота – во всех своих внешних и индивидуальных проявлениях – всегда внутренняя, вечная, духовная, универсальная и объективная. Эстетическое и этическое Эстетическое и этическое довольно близки друг другу: если эстетика трактует о прекрасном во всей полноте жизни, то этика занимается этим в сфере межличностных отношений. Действительно прекрасное не может не вписываться в этический стандарт. Когда мы характеризуем кого-то как прекрасного человека, то имеем в виду, прежде 72 всего, его по-настоящему этичное поведение на уровне межличностных отношений в человеческом сообществе, то есть практическое проявление высокой внутренней культуры. Однако мы никогда не назовем прекрасным человека, который, предположим, профессионален в сфере своей деятельности, но ведет себя неэтично; в этом случае характеристика ограничится именно оценкой его профессионализма. Тем не менее, профессионализм может быть отличным дополнением к этической оценке того или иного индивидуума. Мы также не назовем прекрасным человека, который красив только внешне, и абсолютно несостоятелен внутренне, что обычно проявляется на этическом уровне, ибо люди раскрываются именно в процессе межличностных отношений, невзирая на желание некоторых из них представить себя не такими, каковыми являются на самом деле. На примере сопоставления эстетического и этического ясно, что эстетическое восприятие направлено в действительности на внутреннее, которое проявляется внешним образом как раз на уровне человеческих взаимоотношений. 73 Эстетическое и художественное Искусство – собственно эстетическая деятельность и одновременно – арена эстетических отношений. Художественное – характерная черта искусства, которое эстетически воздействует на человека. Художник тогда является подлинным мастером, когда он выражает свою идею через изображение. Бывает красота естественная и художественная. Например, береста естественно красива. Но береста, которую обработал мастер, предположим, сделав на ней декоративное изображение, красива в художественном смысле (изделие из бересты вполне может считаться произведением искусства). Тем не менее, береста в обоих видах – и в не украшенном, и в украшенном – подпадает под эстетическую оценку, в первом случае – вследствие естественной, а другом случае – вследствие художественной красоты. Таким образом, эстетическое - понятие более общее, чем художественное; художественное относится только к сфере искусства. XXX Дорогие братья и сестры! Нам важно осознать, что все эстетические реалии находятся 74 во власти Господа (См. Матф. 28:18), и поэтому наше отношение к ним должно быть Христоцентрично, «Ибо мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса...» (2 Кор. 4:5). 3. Эстетическая значимость искусства Искусство как проявление миропознания и общественного сознания Искусство – форма эмоционального (чувственного) познания мира и одновременно – форма общественного сознания. В искусстве убеждения выражаются через образ. Отчасти искусство близко к науке: их объединяет познавательная функция. Но если в науке познание – цель, имеющая зачастую утилитарноприкладной характер, а иногда – глобальноуниверсальный интеллектуальный характер, исключающий грубый прагматизм, то в искусстве познается переживание. Более того, искусство – осуществляемое переживание. Чтобы быть таковым оно использует многообразные средства воздействия на внутренний мир человека и отражает практически все виды человеческой деятельности. Цель искусства – воздействие на внутренний мир человека путем адекватного отражения окружающего и его интерпретации. В нем 75 объединяются и чувства, и мысли, что особенно заметно в музыке, хотя она в большей мере выражает чувства, нежели познание. Искусство воспитывает эмоциональноэстетическое отношение к действительности. Его специфика проявляется в художественном образе. Через художественный образ могут выражаться уровень духовности, нравственности, социальной активности, политической ангажированности и т.д. Художественный образ: общая характеристика Само слово образ употребляется как философский термин понятийного ряда: под ним подразумевается психологическое отражение жизни, осуществляемое головным мозгом. Формы такого отражения: ощущение, восприятие и запоминание. Есть образ как термин искусства: он бывает общим и выходит за рамки конкретного персонажа (например, образ разлуки, эпохи, времени года и т.п.) и ограниченным (например, личностью человека). И в целостно обобщающей, и в единичной версии образ всегда предметен. Изначально в мозгу человека есть только представление о том или ином объекте, затем в результате работы мозга возникает образ. В образе действительность уже не копируется, но 76 преображается. В созидании образа проявляется творчество (искусство), которое заставляет человека переживать тот или иной объект. Именно это дает нам основание говорить о художественном образе, характерном для искусства. Единичное (индивидуальное) и общее (типичное) в художественном образе Всякий художественный образ есть единство единичного и общего. Общее в жизни отражается в формах единичного. Это, например, заметно в творчестве живописца, который на своем полотне представляет конкретный объект. Причем, зрители воспринимают его работу, как некий новый предмет, а не дубликат природы. Впрочем, единичное может быть абсолютно единичным, не тая в себе никакого обобщения. Но в нем должны присутствовать общие черты явления. Главное в искусстве – именно общее. Единичное же важно как отражение общего; кроме того – оно лучше способно вызвать переживание. В единичном находит воплощение художественная идея, существующая в образе. 77 Объективное и субъективное в художественном образе Поскольку искусство творчески отражает действительность, то ясно, что в художественном образе присутствует объект (попросту – без объекта нет и художественного образа!). Объект воспринимается по-разному. Наука, например, берет его как предмет познания, а искусство берет его с более обширной позиции переживания. В абсолютном значении неправильно говорить, что художественный образ – изображение объекта. Изображение в прямом смысле есть только в живописи, образ же – во всех видах искусства. Часто говорят об изображении в литературе, но ведь там оно метафорическое! Нет изображения также и в музыке. Художественный образ – есть в нем прямое изображение объекта или нет – прежде всего переживание объекта, который, кстати, вполне может трансформироваться; в музыке, скажем, он подразумевается. Искусство при содействии художественного образа стремится к объективности в эмоциональном плане. Но искусства не может быть без субъективности, ибо оно включает субъект, переживающий действительность. 78 Рациональное и эмоциональное в художественном образе Для образа характерно единство рационального и эмоционального. Он есть объект с действенными интеллектуальными и чувственными началами. Интеллект проявляется и в ощущении, и в восприятии. Выбор предмета для внимания подсказывается на рациональном уровне. Рационально контролируются всяческие ассоциации или даже фантазии. Отличаются ли друг от друга эмоции, созданные искусством посредством художественного образа, и эмоции житейские? На житейском уровне события переживаются либо положительно, либо отрицательно. Искусство дает только положительные эмоции. В противном случае – это не искусство, а проделки сатаны. Искусство отражает реальную жизнь со всеми ее достоинствами и недостатками, но оно направлено на Возвышенное. Вот почему оно, в принципе, не является депрессивным; наоборот оно стимулирует личность к позитивному преобразованию действительности, которое возможно лишь при уповании на Бога и при сотрудничестве с Ним. «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Флп. 4:13). 79 Значение интуиции и фантазии в создании художественного образа В известном смысле художественный образ – результат деятельности интуиции и фантазии, так как он – новый предмет действительности, а не слепое копирование окружающего (вдумайтесь в игру слов: слепое копирование! – Прим. авт.). При создании художественного образа часто приходится решать задачи без данных, причем, это решение нередко осуществляется без опоры на логику, опыт, подсознательно. Это, собственно, и есть интуиция. Ее довольно трудно заставить работать. И тогда на помощь приходит фантазия, которую не стоит путать с ложью. Ложь всегда деструктивна, а фантазия, преимущественно, конструктивна; например многие фантазии, зафиксированные устным народным творчеством, стали реальностью: идея «ковра-самолета» реализовалась в виде воздушных лайнеров, идея «говорящего зеркальца» – в виде персонального компьютера и т.п. Кроме того, дети достаточно часто фантазируют, и вряд ли у кого из взрослых поднимется язык сказать, что они лгут. Фантазия – это эмоционально окрашенное желание или предположение. Она существенно обогащает художественный образ. Заметим, что художественный образ невозможно выдумать, он рождается в сознании сразу как некий готовый 80 результат. Его нельзя конструировать по частям. Целостным его во многом делают именно интуиция и фантазия. Соотношение духовного и материального в художественном образе Особенностью художественного образа является воплощение духовного в материальном. Материальное в искусстве выполняет прикладную функцию (например, краска в живописи) и эстетическую функцию (эстетическое воздействие в искусстве осуществляется при помощи материала, в том числе - в виде инструмента). Искусство несет возвышенные идеи и воздействует на чувства человека, используя материалы. Материалы имеются в распоряжении у всякого вида искусства (скажем, в архитектуре это – камень, стекло, бетон; в скульптуре – металл, мрамор, дерево). Каждый вид искусства использует тот или иной материал, учитывая его эстетические свойства (он может действовать своей фактурой, цветом и т.д.). Кстати, чисто физические свойства материалов не лежат вне сферы искусства. 81 Условное и безусловное в искусстве Искусство пользуется формами, которые прямо и непосредственно отражают жизнь, и условными формами. Обычно условность основана на всеобщем согласии видеть в форме определенное содержание. Значение формы состоит не в прямом отражении действительности, а в том, что понимается под ней в результате консенсуса общественного мнения (например, изображение свастики общественное сознание связывает с таким античеловечным явлением как фашизм, хотя изначально и, по сути, оно является древнейшим индоевропейским изображением движущегося от восхода до заката солнца; на древнерусском языке свастика называлась «коловратом», а ее изображения украшали боевые стяги дружин Александра Невского и Дмитрия Донского, никакого отношения к фашизму не имевших; свастика использовалась даже в древнерусских церковных росписях). Условность тем не менее необходима, поскольку искусство – творческое, синтезированное отражение жизни. А.С. Пушкину, немало размышлявшему об образности в искусстве, принадлежит афоризм: «В театре условность – отсутствие четвертой стены». Разумеется, это высказывание выходит за пределы исключительно театрального искусства. Условность позволяет искусству достичь 82 конкретности, что не всегда обеспечивается его безусловно-глобальными проявлениями (например, документально-художественными эпопеями в литературе). Формы выявления и оценки комического Комическое раскрывает противоречия в реальной жизни. Поэтому, в целом, оно объективно. Но в нем присутствует также и субъективное, поскольку существуют конкретные формы выявления и оценки комического. 1. Юмор и сатира. Юмор – форма комического. Обычно он не отрицает объекта, но осмеивает его преходящие и несущественные свойства. Юмор предполагает доброжелательное отношение к объекту. Сатира – более художественная форма комического. Для нее характерно преувеличение, то есть – крайность критического направления. Она не заботится об объективном изображении предмета, а скорее – отрицает его вовсе. Сатирическое преувеличение не имеет границ. Часто сатира намеренно не отражает положительного в том или ином объекте. 83 2. Иронии и сарказм. Комическое отражается в языке, в словоупотреблении. Ирония и сарказм – типичные тропы. Тропами называется употребление слов в переносном смысле. Перенос смысла может быть весьма разнообразен. Например, в виде метонимии – переноса по смежности, гиперболы – переноса мысли по преувеличению, метафоры – переноса мысли по сходству; все это – скрытые сравнения. Ирония и сарказм – перенос смысла на основании противоречий и противоположностей. Если ирония – обычно легкая насмешка, то сарказм выражает обличающий смысл. Ирония и сарказм типичны для людских взаимоотношений. 3. Гротеск. Гротеск – изображение, в котором объект выступает в чрезвычайно преувеличенной форме. Его глубинные недостатки заостряются настолько, что теряется реальное содержание. Гротеск пренебрегает логикой, создавая художественные образы, в которых скрытые недостатки преувеличены. Тем не менее, гротеск вполне может иметь лиричный характер. 84 4. Острота. Острота – форма выражения комического, для которой свойственно сопоставление признаков и предметов, отделенных друг от друга, скрытых от обычного взгляда. Чтобы сопоставить нечто и вскрыть противоречия, скрывающие недостатки объекта требуется изощренный ум, который способен конструировать остроту. 5. Отражение комического в искусстве. Комическое широко представляет искусство. В театре или кинематографе, например, комическое находит воплощение в комедии. Для раскрытия комического театр использует также фарс, эстрада – скетч, музыкальное искусство – оперетту. В живописи комическое раскрывается в графике, и в особенности – в карикатуре. 6. Может ли христианин смеяться? Этот вопрос связан со всем выше сказанным и не так нелеп, как это может показаться на самом деле. Он имеет не только этическую, но и эстетическую окраску. Нередко в общественном сознании само слово христианин ассоциируется с угрюмым и безрадостным субъектом, якобы «зацикленным» и 85 «закомплексованным». С другой стороны – в течение последнего десятилетия верующим навязывается широкая заокеанская улыбка «на все случаи жизни». Каков все-таки Библейский ответ на интересующий нас вопрос? Может или не может христианин радоваться, или он должен находиться в состоянии перманентной скорби и тоски? Слово Божие четко и конкретно различает радость мира сего и радость в Господе. Слово Божие отрицает радость мирскую и предостерегает верующих от нее: Еф. 5:4 – «...сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам» Библия увязывает смехотворство со сквернословием и пустословием, типичными для мира; она предупреждает детей Божиих не заигрывать с сатаной, провоцирующим сквернословие, пустословие, зачастую вызывающими диавольский же смех; иначе говоря – христианам не пристало смеяться вместе с диаволом и порабощенным им миром – Прим. авт.). Еккл. 2:2 – «О смехе сказал я: «глупость!...» (в этом Библейском стихе нет и тени преувеличения, так как смешливость – свойство далеко не умных людей, а скорее – людей поверхностных и не глубоких; кроме того, смех – частый спутник истерик и серьезных психических расстройств: недаром в России до 86 революции психиатрические лечебницы называли «веселыми домами» – Прим. авт.). Пр. 14:13 – «И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль» (действительно, при сильном смехе могут ощущаться боли в области сердца, и это вряд ли «случайно»; также и радость в реальной жизни завершается печалью по причине ее преждевременности или необоснованности – Прим. авт.). Еккл. 7:3-4 – «Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше. Сердце мудрых – в доме плача, а сердце глупых – в доме веселья» (эти стихи – хорошее назидание тем, кто считает, что на вопрос: «Как дела?», всегда следует отвечать «О'кей» с тем, чтобы «никого не загружать своими проблемами». Этим импортным «О'кей» мы на самом деле препятствуем нашим ближним проявить христианское милосердие, сострадание, сочувствие. А ведь Слово Божие призывает нас носить «бремена друг друга» (См. Гал. 6:2)! «О'кей» в действительности – тревожный симптом, свидетельствующий о нашей самонадеянности и малом уповании на Бога – Прим. авт.). Иак.4:9 – «...смех ваш да обратится в плач, и радость в печаль» (чрезмерный оптимизм и 87 безудержное бодрячество неизбежно приводят к печали – Прим. авт.). Еккл. 7:6 – «...смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом. И это – суета!» (а мы – верующие – имеем от Господа «ум Христов» (См. 1 Кор. 2:16) Мы не должны пренебрегать этим даром, дабы не быть глупцами – Прим. авт.). Слово Божие призывает нас к радости в Господе: Пс. 34:9 – «А моя душа будет радоваться о Господе, будет веселиться о спасении от Него». Ис. 61:10 – «Радостью буду радоваться о Господе, возвеселится душа моя о Боге моем: ибо Он облек меня в ризы спасения, одеждою правды одел меня, как на жениха возложил венец и, как невесту украсил убранством» Пс. 32:1 – «Радуйтесь, праведные, о Господе...» Флп. 3:1 – «...братия мои, радуйтесь о Господе» 2 Кор. 6:10 – «нас огорчают, а мы всегда радуемся» 2 Кор. 13:9 – «Мы радуемся, когда мы немощны...» Еккл. 2:26 – «Ибо человеку, который добр пред лицом Его, Он дает мудрость и знание и радость...» 88 Иов. 8:21 – «Он еще наполнит смехом уста твои и губы твои радостным восклицанием» 1 Фес. 5:16-18 – «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» Ис. 35:10 – «И возвратятся избавленные Господом, придут на Сион с радостным восклицанием; и радость вечная будет над головою их; они найдут радость и веселье, а печаль и воздыхание удалятся» Рим. 14:17 – «Ибо Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе» Библейские стихи о радости в Господе, как говорится, в комментариях не нуждаются. Равно как и убеждение в том, что такая радость воистину эстетична. Классификация искусства Довольно продолжительное время не было научной систематизированной классификации искусства. Одним из первых его классификаторов стал известный немецкий философ И. Кант. Он трактовал искусство как выражение эстетической идеи. По его мнению, искусство подразделяется на словесное, изобразительное и игры ощущения. 89 К первому – И. Кант относил поэзию (художественную литературу) и красноречие (аналог выражения эстетической идеи – человеческая речь; живая речь представлена словами и понятиями, причем, слова воздействуют на понятия; слова дополняются жестами, интонацией, артикуляцией и модуляцией). Ко второму – И. Кант относил пластику, архитектуру, скульптуру, прикладное изобразительное искусство. К третьему – И. Кант относил музыку, тон и колорит в живописи.31 Классификатором искусства был также другой немецкий философ – Г.В.Ф. Гегель, который трактовал искусство как выражение абсолютной идеи. Он считал, что искусство прошло в своем развитии 3 этапа: 1. Символический. 2. Классический. 3. Романтический. С точки зрения Г.В.Ф. Гегеля, для символического периода развития искусства присущ перевес материального над духовным, для классического – равновесие духовного и материального и для романтического – преобладание духовного над материальным. Г.В.Ф. Гегель полагал, что духовное начало преобладает в таких видах искусства как живопись, музыка и поэзия. В живописи, по его 31 См. 50. 90 мнению, этому способствуют отсутствие объема и присутствие света и цвета, занимающих плоскость; в музыке – то, что звук не имеет пространства, тонкой материи и объема; в поэзии – наличие слова, ибо в слове ясно выражается идея. Тем не менее, Г.В.Ф. Гегель был убежден, что в чистом виде идея выступает только в философии.32 В современной нам светской эстетике нет общей классификации искусства. Ее вполне можно оценивать как неудовлетворительную, так как она не затрагивает сущности искусства. Часто можно встретиться с делением искусства на изобразительное и выразительное. Такое деление страдает неадекватностью, поскольку всякое искусство выразительно, по крайней мере, – оно выражает идею автора. Есть деление искусства на временное (например, литература и музыка), пространственное (например, архитектура) и пространственно-временное (например, балет). Такое деление излишне поверхностно. Искусство также подразделяется на прикладное и свободное. Но ведь во всяком искусстве есть прикладной компонент! Более того, он пребывает в самой основе любого искусства. Предлагается классификация искусства на объективное (например, эпос) и субъективное 32 См. 23. 91 (например, лирика). Однако в «объективном» искусстве представлен субъективный компонент и наоборот. Пытаются разделить искусство на виды на основании исходного для него материала: архитектура – искусство строительного материала, живопись – искусство красок, хореография – искусство телодвижений. Тем самым характеристика искусства примитивизируется, заужается. Для нас – верующих в Бога – ясно, что классификация искусства всегда будет относительной и дискуссионной. Но бесспорным остается одно: искусство – проявление того творческого начала, которым человека одарил Господь. Он создал нас по своему образу и подобию (См. Быт. 1:26). И эти Богоподобие и Богообразность состоят, в частности, в том, что по великой милости своей Бог дал нам способность творить. То есть Бог-творец создал человекатворца. Разумеется, уровень мастерства Бога и человека – разный, но важно то, что мы призваны Ему в соработники (См. 1 Кор. 3:9) и что нам с благодарением следует приумножать дары Господни, памятуя притчу о талантах (См. Матф. 25:14-30). 92 4. Ретроспективный взгляд на эстетику Эстетика – составная часть культуры, как совокупности достижений человечества в области материального производства, общественных, межличностных отношений, науки и искусства. И, стало быть, эстетика серьезно зависима от общекультурных особенностей того или иного этапа человеческой истории. Культура первобытного общества была зооморфной, то есть – в основе ее лежала обожествленная людьми природа, и в частности – животный мир. Соответственно - и эстетические ценности первобытного общества были зооморфны. Прекрасным считалось то, что было созвучно дикой природе, включая животный мир. Например, в первобытной наскальной живописи преобладали изображения животных. Характерным является и так называемый «звериный стиль» в прикладном искусстве древних скифов. Животный мир имитировался даже в первобытной архитектуре. Рудименты этого сохранились, например, в русском сельском зодчестве – знаменитый «конек» на крыше деревенской избы, резные «петушки», «белочки» и «птички» на наличниках и др. Зооморфность эстетики проявлялась даже в одежде: скажем, воины первобытных протогерманцев украшали свои шлемы бычьими рогами для того, чтобы 93 заявить о своей «бычью» силу. Античная культура являлась антропоморфной, то есть – она зиждилась на образе обожествленного человека. Гипертрофированный гуманизм проявлялся в том, что эталоном красоты являлось нагое человеческое тело, а идеальным цветом – телесный. Античные мыслители полагали, что все красивое характеризуется порядком или симметрией, и в плане симметрии образцом им представлялся именно человек. Аристотель говорил, что красота – совокупность величины и порядка (симметрии).33 Впрочем, в античные времена популярным было суждение о том, что красота – это единство порядка и... беспорядка. Интерес представляет и то, что в древнеримской эстетике – в отличие от эллинской – важным являлся не столько культ человеческого тела, сколько тенденция к отражению интеллекта человека (что особенно проявлялось в стилистике древнеримской скульптуры). Средневековая культура характеризуется теоцентризмом, то есть – в центре ее внимания был Бог. Именно поэтому средневековые эстетические стандарты преимущественно являлись теоцентричными. Начиная с эпохи классического средневековья, тон в эстетике задает готика (от нем. «Gott» – «Бог»). Именно 33 См. 117, с. 17. 94 готический стиль (особенно – в архитектуре) стал определяющим в средневековой эстетике и символизировал устремленность верующих душ к Богу. Известно, что средневековая культура была логическим продолжением – античной; также как античная культура – она была обращена к внутреннему миру человека, но при этом очищена и духовно обогащена христианством. Однако уходящий языческий эстетический стандарт проявлялся и в средние века: так, в раннее средневековье в эстетике процветал романский стиль (от лат. «Roma» – «Рим») – даже христианские храмы строили тогда, подражая... храмам языческим!; в так называемую «эпоху возрождения» (составную часть средневековья – Прим. авт.) антропоморфная эстетика как будто бы взяла реванш – в церковную живопись, скульптуру, архитектуру ворвался разнузданный культ обнаженного человеческого тела. Эстетика так называемого «возрождения» нанесла серьезный урон подлинной христианской духовности и связанной с ней морали: по сути – она пропагандировала разврат, включая содомию, алкоголизм, маниакальный эгоизм и другие пороки, связанные с грехом гордыни. Слава Господу, что эстетика Реформации – проявление подлинной христианской эстетики – предотвратила растление многих христианских душ тлетворным духом так называемого 95 «возрождения» – возрождения богомерзкого язычества. Культуре нового и новейшего времени свойственна эклектика (смешение зачастую противоречащих друг другу ценностных ориентиров – Прим. авт.). В этой связи и эстетика нового и новейшего времени чрезвычайно эклектична. Ее характеризуют самые разнообразные стили – барокко (конец XVIсередина XVIII в.в.), рококо (первая половина XVIII в.), романтизм (конец XVIII-первая половина XIX в.), сентиментализм (вторая половина XVIII-начало XIX в.в.), ампир (первая треть XIX в.), классицизм (XVII-середина XX в.в.), реализм (XVIII-конец XIX в.в.), декаданс (рубеж XIX-XX в.в.), модерн (рубеж XIX-XX в.в.) и многие другие. Эстетике барокко (от ит. «bаrоссо» – «причудливый») присущи парадная пышность, динамичность, резкие контрасты расцветки и материалов, света и тени, реальности и фантазии. Этот стиль прославляет могущество власти и богатства, личность человека эстетикой барокко подается, как правило, в контексте драматических конфликтов. Эстетике рококо (от фр. «rосаille» – «раковина», «мелкий дробленый камень») свойственны вычурная декоративность с имитацией природных элементов – раковин, 96 жемчужин, скал, растений. Этот стиль выражает аристократическую манерность в сочетании с «изысканной» эротикой. Эстетика романтизма (от фр. «romantisme» – «возвышенно-благородная чувственность») характеризуется героической приподнятостью в сочетании с утонченным лиризмом, стремлением к некоей кульминации, приправленной драматизмом, напряжением духовных и физических сил. В ее основу заложен культ сильных страстей, тяга к прошлому или неведомому, интерес к национальным культурам, острый разлад между высоким идеалом и гнетущей реальностью. Эта эстетика возникла как реакция на наступление расчетливого прагматизма и вопиющей бездуховности общества. Эстетика сентиментализма (от фр. «sentiment» – «чувство») противостояла культу разума созданием культа чувств. Для приверженцев этого стиля – чувство, возведенное в культ, ни больше, ни меньше как инструмент миропознания; они исходили из афоризма французского философа Ж-Ж. Руссо – «Разум может ошибаться, чувство – никогда!».34 Сентиментализм обращался к идиллическим картинам природы, «естественной» жизни поселян и, в целом, так называемых «маленьких людей», он однозначно не принимал изощренности и 34 См. 93. 97 испорченности «цивилизации». Для эстетики ампира (от фр. «empire» – «империя») характерны торжественность, великолепие, массивность, декоративность; она опирается на греко-римские, этрусские и древнеегипетские культурные стандарты. Атрибутика ампира утверждала идею величия имперской власти. Эстетике классицизма (от лат. «classicus» – «образцовый») свойственны рационализм, нормативность, тяга к гармонии и ясности, симметрии и пропорции. Языческая античность избрана ей эталоном нравственного совершенства. Классицизм прославляет могущество государственной власти. Эстетика реализма (от лат. «realis» – «вещественный», «действительный») трактует бытие как нечто изменчивое, неопределенное, противоречивое, сложное и бесконечное. В ней есть элементы мистицизма, скрытой решимости, а также «извечной» человеческой тоски. Стиль декаданс (от фр. «decadence» – «упадок») являет собой псевдо-эстетику, отражающую жестокий кризис упаднических и откровенно деструктивных настроений в человеческой культуре. Он пропагандирует наркотические грезы и жажду суицида, растерянность, вызванную разладом между 98 возвышенными идеалами и мрачной действительностью. Эстетике модерна (от фp. «moderne» – «новейший», «современный») присущ разрыв с многими принципами предшествовавшей эстетики. Ее новаторство «любой ценой» проявлялось в отказе от мелодичности, гармонии, предметности, реальных пропорций и объемов. Это эстетика извилистых линий, близких арабескам; в ней явственна тяга к экзотике. В основе модерна лежат вера в прогресс и достижения современной промышленной цивилизации и одновременно – эталонизация природы. Эстетическая эклектика нового и новейшего времени усугубляется ее идеологизацией, а также воздействием этноцентризма, суб- и контркультуры. Современная мирская эстетика все больше погрязает в какофонии: вот почему многие люди затрудняются в адекватном восприятии прекрасного и тяжело это переживают. «Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие» (2 Тим. 3:1), – предупреждает нас Евангелие. Мы – христиане – должны помочь человечеству увидеть и приобщиться к истинно прекрасному, предложив ему высокую христианскую эстетику. 99 5. Значение эстетике знаний по христианской Итак, адекватные знания о прекрасном нужны и служителю Церкви Божией, и каждому верующему человеку. Важно только правильно применять их, памятуя высказывание Ж. де Лабрюйера: «Даже прекрасное перестает быть прекрасным, когда оно неуместно... не следует произносить проповедь, словно монолог с театральных подмостков; нельзя украшать храмы мирскими изображениями, например, помещать в одном и том же святилище образ Христа с «Судом Париса».35 Иначе говоря, – нам не стоит искажать прекрасное, созданное самим Богом. Увы, человечество грешит этим, что существенно воздействует на само его бытие. Зачастую нам трудно разобраться в том, что по-настоящему красиво, а что – ужасно. Такие затруднения испытывают все люди, включая христиан. Вот почему необходимо знать основы христианской эстетики, в фундамент которой положен краеугольный камень – Христос Господь. 35 33, с. 385. 100 ГЛАВА X. СУТЬ ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИКИ 1. Этика как культурный фактор Этика – наряду с эстетикой – является важной составляющей культуры, во многом, определяющей ее качество. Сам термин «этика» производен от греческого «ēthiká» или «ēthikόs» – «привычка», «обыкновение», «нрав», «выражающий нравственные убеждения». Строго говоря, этика – это философская наука, объектом которой служит мораль как форма общественного сознания и жизнедеятельности человечества в общественноисторическом контексте. Она выясняет место нравственности в системе общественных отношений, анализирует ее суть и внутреннюю структуру, а также изучает ее происхождение и развитие. В древневосточной и античной мысли этика поначалу была слита воедино с философией и правом. Она преподавала телесную и психологическую гигиену жизни. В совершенно особую научную дисциплину ее выделил Аристотель, разместив этику между психологией и политикой: по его идее, этика, базируясь на первой, служит – второй, поскольку имеет целью формирование добродетельных граждан государства. 101 В теоцентричные средние века этика пребывает в неразрывной связи с богословием. Один из основоположников средневековой этики Фома Аквинский полагал, что Бог действует в сознании человека не как диктатор, требующий исполнения установленных Им моральных норм, а как вдохновитель свободного творчества в нравственном действии. По его мнению, свободная творческая добродетель проистекает из внутреннего осознания человеком даров Святого Духа, действующего через Новый Завет, а не только – вследствие повиновения Десяти Заповедям. Эта добродетель, полагал Фома Аквинский, возникает из внутреннего состояния души, преображенной благодатью Святого Духа. Увы, в т.н. «эпоху возрождения» – вследствие активности идеологии «гуманизма» – происходит отрыв этики от богословия. Этика «гуманизма» чрезвычайно индивидуалистична: в качестве критерия морали она выдвигает личный интерес, а основы человеческих взаимоотношений – взаимную выгоду. Она постулировала «неразумность» самопожертвования и «естественность» стремления к самым разнообразным наслаждениям. Ее адептами делались даже заявления о «нейтральности» человека по отношению к нравственности. Заметим, что, в принципе, до начала нового времени этика часто воспринималась как наука о 102 природе человека, причинах и целях его действий вообще, то есть – она все больше совпадала с философской антропологией и натурфилософией. И. Кант считал ее практической философией, некоей наукой о должном, а не о том, что есть на самом деле и причинно обусловлено.36 Марксистская этика сводила мораль к так называемым «материальным корням», с исчезновением которых последняя «исчезнет сама собой». На рубеже XX-XXI веков в этике все более прогрессируют утилитаристские тенденции. Будучи, по преимуществу, секулярной она пропагандирует идею о том, что мораль должна служить совершенствованию политикоэкономической жизни общества. 2. Уникальность христианской этики Уникальность христианской этики состоит в ее универсальном характере: она ни в коем случае не ограничена пределами христианского сообщества, а, скорее, является основанием общечеловеческой морали, содержащейся в Библии. Разумеется, христианская этика имеет в виду философское рассмотрение нравственности, опирающееся и на духовный опыт христианства. Но при этом следует помнить о том, что Господь 36 См. 50. 103 Иисус Христос является «создателем жизнеучения, которое кратко можно определить как этику любви».37 Этика Христа, связывая любовь и свободу, обращена к каждому человеку и предполагает свободный, самостоятельный выбор. Открыв богатство внутреннего мира человека, Господь утвердил достоинство, нравственную свободу личности и ее 38 самоутверждение через любовь. Как подчеркивал Ю.А. Шрейдер, «христианская этическая система указывает моральные ориентиры человеческого поведения. Основанные на христианском представлении о природе и предназначении человека. Тем самым мораль рассматривается в контексте моральной теологии, а понятие морального добра опирается на Священное Писание: «О, человек! сказано тебе, что – добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих. 6:8).39 Таким образом «требования христианской этики указывают человеку путь совершенствования в добродетелях, среди которых главное место занимает 40 любовь*****************». 28, с. 86. См. 42, с. 33. 39 141, с. 143. 40 Там же, с. 145. 37 38 104 ГЛАВА XI. СООТНОШЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА И КУЛЬТУРЫ, ВЕРЫ И РАЗУМА Две проблемы, выведенные в заголовок данной главы тесно взаимосвязаны. Их попросту невозможно отделить друг от друга. Они довольно часто, особенно в нашей стране, являются предметами весьма эмоциональных дискуссий. В ходе дискуссий определяются самые разные и, как правило, взаимоисключающие позиции. А что говорит Библия о соотношении веры и разума? Ее ответы таковы: 1. Интеллект – от Бога (Пр. 2:6; 1 Кор. 12:8). 2. Бог дает разумение во всем (2 Тим. 2:7). 3. Нужно просить мудрости у Бога (Иак. 1:5). 4. Бог установил многофункциональность человеческого ума: а) ум служит Закону Божию (Рим. 7:25); в) ум соучаствует в молитве (1 Кор. 14:15); с) умом человек поверяет свои поступки (Рим. 14:5). 5. Ум – инструмент познания воли Божией (Рим. 12:2). При этом следует помнить, что: 105 Бог отрицает мудрость мирскую как временную (1 Кор. 2:6) и лишенную Его (1 Кор. 1:19-20). Бог отрицает мудрствование, как глупость, закамуфлированную под мудрость (1 Кор. 4:6). (Это очень важно! Важно видеть разницу между людьми мудрыми и мудрствующими, интеллигентными и интеллигентствующими, святыми и святошами. – Прим. авт.). Бог избирает мудрых от Него, а не от мира (1 Кор. 1:27). Допускаю, что мне могут возразить: а как же быть со знаменитым тезисом – «...знание надмевает, а любовь назидает» (1 Кор. 8:1)? Ответить на это «несокрушимое» возражение элементарно: во-первых, вспомните контекст этого стиха! А во-вторых, задайтесь вопросом: какое именно знание надмевает? Ответ однозначен: приправленное гордыней! Меня удивляет, почему мы не задаем вопросов Христу? Почему не вопрошаем Библию? Как можно исследовать Писания (См. Ин. 5:39) и не задавать вопросов по библейским стихам?! Ведь еще замечательный русский христианский философ П.Я. Чаадаев писал, что Христос пришел в этот мир, чтобы давать ответы.41 Но, возможно, кто-то попытается упорствовать, скандируя: 41 См. 135, с. 491. 106 «...во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1:18). Вновь посоветую вспомнить Библейский контекст стиха. И вновь призову к размышлению: всегда ли понятия «печаль» или «скорбь» несут сугубо негативный заряд? Всегда ли они – синоним греха уныния? Разве не бывает печаль светлой? А скорбь – пронизанной любовью? Разве Иисус Христос не есть великий печальник за грешное человечество? Разве Он не скорбит о грешниках? Сколько печали, скорби в знаменитых словах Христа: «Но Сын Человеческий пришел найдет ливеру на земле?» (Лк. 18:8)! Сколько любви в этой Его печали, в этой Его скорби! Таким образом, печаль и скорбь могут нести положительный заряд. Если эта печаль и эта скорбь все-таки тяжелы для христианина, то именно они напоминают ему, что единственная поддержка слабому человеческому духу – Христос-Господь! Библейская трактовка соотношения веры и разума свидетельствует, что верующий человек должен быть разумным, а разумный человек должен быть верующим******************. П.Я. Чаадаев писал, что хорошо устроенный ум так же естественно тяготеет к вере, как дурно устроенный ум – к безверию. Эта аксиома была 107 изложена им в «Отрывках и разных мыслях (18281850 гг.)».42 Исходя из Библейской трактовки соотношения веры и разума, мы можем адекватно рассуждать и о соотношении христианства и культуры. Христианство, содержащее в себе культурные ценности и обучающее восприятию истинно прекрасного, воздействуя на человеческую культуру, христианизирует ее. Эта христианизация придает смысл проявлениям человеческого духа – философии, этике, эстетике, педагогике – и не противостоит жизненным потребностям человеческого общества. Например, христианство, воздействуя на русскую национальную культуру, осуществило: 1. Спасение русского народа от физического и нравственного вырождения (к чему однозначно вело язычество. – Прим. авт.). 2. Стимулирование централизации русских земель и окончательного формирования русской государственности. 3. Интеграцию в общеевропейскую цивилизацию при сохранении национальной самобытности. 4. Созидание духовно-нравственного содержания русской классической литературы, музыки и архитектуры. 42 См. Там же. 108 По сути, христианство сформировало русский народ. Именно поэтому П.Я. Чаадаев писал, что русские – «полный народ, одним христианством созданный».43 Кстати, этнообразующее значение христианства******************* до сих пор никто не смог опровергнуть. 43 136, с. 542. 109 ГЛАВА XII. ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ДВИЖЕНИЕ И РОССИЙСКАЯ КУЛЬТУРА; КУЛЬТУРА КАК СРЕДА И МЕТОД БЛАГОВЕСТИЯ В СОЗНАНИИ ПАСТЫРЯ По адресу евангельских верующих в современной – вроде бы уже и неатеистической – России слышны обвинения в том, что они либо оказывают на русскую культуру «чуждое западное влияние», либо являются... абсолютно некультурными. Эти обвинения полностью несостоятельны как с философской, так и с исторической точек зрения. С философской точки зрения ни одно явление в культурной жизни не привьется где бы то ни было только по причинам внешнего – возможно, опосредованного – влияния; решающим фактором всегда будет внутренняя предрасположенность к данному явлению. История же свидетельствует о том, что евангельское движение в России – при всем его социальном многообразии – изначально было глубоко интеллигентным. Причина этого состоит в том, что евангельская вера в Иисуса Христа как единственного и личного Спасителя – ОСОЗНАННАЯ. Именно поэтому христианскую интеллигенцию большевики уничтожали в первую 110 очередь. Именно поэтому они хотели дезинтеллектуализировать христиан и привести их в соответствие со своими представлениями о верующих как о людях «темных» и «невежественных». Евангельское движение ЕВАНГЕЛИЗИРОВАЛО И ЕВАНГЕЛИЗИРУЕТ русскую культуру. Благодаря ему Библия на русском языке вошла в русские семьи, превратившись из исключительно богослужебной книги в книгу настольную, в руководство для повседневной жизни. Ее духовно-нравственные принципы воплощаются в образ жизни. Именно Библия поднимает духовный и общекультурный уровень русских людей. Евангельское движение формирует русскую трезвенническую культуру, а именно то, чего не удалось достигнуть государственными нормативными актами в виде «сухих» законов и антиалкогольных «мораториев». Евангельская трезвенническая культура имеет результатом крепкие браки, искреннюю заботу об одиноких, больных, престарелых, детях, подростках... Она стимулирует учтивость и скромность в межличностных отношениях. Тем не менее, в евангельских церквах современной России мы можем встретить служителей, отрицающих культуру как «мирское» явление или пренебрегающих ею. Однако такая 111 позиция, как бы ни пытались ее обосновать «библейски», свидетельствует, что ее сторонники: 1. Недостаточно духовны, поскольку Библия не отрицает культуру, являя сама высшую культурную ценность. 2. Не принимают культуру в расчет как эффективное орудие благовестия. 3. Опускаются до уровня паствы, – если этот уровень низкий, – вместо того чтобы поднимать его. 4. Отталкивают от Церкви интеллигенцию, зачастую не допуская ее представителей до активного служения. 5. Теряют уважение так называемых «простых» людей, которые ожидают от служителей высокого духовно-образовательного статуса, и не уважают их, считая такими же «темными», как сами. 6. Не обладают стремлением повышать собственный уровень богословской подготовки и препятствуют намерениям других в получении духовного или светского образования. 7. Являют собой «пример» для мирских измышлений о необразованности и отсутствии культуры у евангельских верующих. Памятуя об очевидной взаимосвязи христианства и культуры при приоритете христианства, служитель Божий должен сочетать в себе высокую христианскую духовность и 112 высокий культурный уровень. Вне этого сочетания само его служение проблематично. Поэтому для него желательно: 1. Иметь высшее богословское и светское образование (само по себе светское высшее образование никого не делает культурным человеком, но оно является хорошей базой для развития личности). 2. Постоянно читать как духовную, так и светскую литературу при приоритете Священного Писания (служитель будет иметь право на позицию в отношении материальной или духовной культуры, только ознакомившись с ней через призму Библии; если он крепок в Господе, для него нет «запретных» книг). 3. Знание минимум одного иностранного языка или языка того народа, на территории которого действует поместная церковь или ведется Благовестие. 4. Быть общительным********************, наблюдательным и рассудительным. Ему нужно реализовать принцип «я должен видеть и Рим» (Деян. 19:21). Вне сомнения, культура верующего человека являет собой процесс преумножения даров, полученных им от Господа. В ней отчетливо видна степень сотрудничества души с Богом. Созидать христианскую культуру невозможно без искреннего упования на Творца всего сущего. В 113 этом смысле для нас актуальны стихи пятнадцатого псалма: «Храни меня, Боже, ибо я на Тебя уповаю» (Пс. 15:1) и «Ты укажешь мне путь жизни: полнота радостей пред лицом Твоим, блаженство в деснице Твоей вовек» (Пс. 15:11). Не менее актуальным является для нас и Библейский призыв: «Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд (Еккл. 12:13-14). Этот призыв свидетельствует о глубочайшей ответственности христианина пред Господом, включая ответственность в сфере культуры. 114 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Христианская культурология – наука уникальная. Во-первых, потому, что она – тот образчик сориентированных на реализацию основательных знаний о культуре, который насквозь пропитан христианством. Во-вторых, потому, что она глобальна, ибо оперирует пластами знаний о культуре прошлого и настоящего, зачастую – целыми культурными мирами во имя прорыва в перспективу знаний о возможном будущем человеческой цивилизации. В-третьих, потому, что она работает «с предметами, которые не распадаются на отдельные факты, с целостностями разных порядков».44 В-четвертых, потому, что она пребывает на грани с искусством, ибо создает целостные образы, включая образ тварного мира. В-пятых, потому, что она заполняет пространства познания, незаполненные по тем или иным причинам другими гуманитарными науками. В христианской культурологии явственно прослеживается взаимосвязь разума и веры: именно вера направляет в ней интеллектуальный поиск. Здесь реализуется принцип выдающегося 44 87, с. 557. 115 средневекового мыслителя Николая Кузанского: «Где нет здоровой веры, там и нет настоящего разумения».45 Постигая культуру, мы постигаем и Того, «в ком заключены все сокровища мудрости и науки и без кого ничто не может быть».46 Будучи христоцентричны в своем познании культуры, мы еще раз убеждаемся в том, что нет ничего могущественней духа разума, пребывающего в добродетели Христа, «если дух этот предан ей до такой степени, что живет только ею и через нее в союзе, охраняющем его личную независимость, как если бы он покоился ипостасно в ней».47 Вне всякого сомнения, адекватное постижение культуры, приводит нас к осознанию того, что она есть благодатная среда и одновременно эффективный метод Благовестия. С учетом этого особенно актуализируется для современной России следующий евангельский стих: «Господь же предстал мне и укрепил меня, дабы чрез меня утвердилось Благовестие…» (2 Тим. 4:17). 77, с. 289. Там же, с. 290. 47 Там же, с. 293. 45 46 116 ПРИМЕЧАНИЯ * Есть мнение, что термин «культурология» еще в 1939 году ввел в научный оборот американский этнолог Л. Уайт. Ему приписывается и заслуга создания культурологии как самостоятельной науки. Тем не менее, правильнее было бы сказать, что чрезвычайно сомнительные исследования Л. Уайта содержали элементы культуроведения. Один из первых настоящих прорывов в будущую культурологию сделал еще в XIX веке русский христианский мыслитель П.Я. Чаадаев. В XX столетии ее появление, во многом, подготовили А.Ф. Лосев и Г.С. Померанц. ** Французский философ и моралист Ж. де Лабрюйер писал: «Я называю людьми мирскими, суетными и низменными тех, чей ум и сердце привязаны к ничтожному клочку Вселенной, на котором они живут… тех, кому безразличны и не нужны духовные ценности… Меня не удивляет, что, располагая, столь ничтожной точкой опоры, они шатаются при малейшей попытке познать истину, что столь узкий кругозор не дает им... узреть Бога… Напротив, я без труда понимаю, как естественно и легко такие люди впадают в неверие и равнодушие…».48 48 33, с. 563, 564. 117 *** Культура Палестины времен земного служения нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа и периода, последовавшего за ним – типичная эллинистическая культура. Эллинистическая Палестина, с одной стороны – арена столкновения автохтонной еврейской культуры с греко-римским культурным стандартом, а с другой – среда их взаимообогащения. «В эллинистический период еврейскому народу приходилось бороться за сохранение собственной самобытности. С приходом римлян традиционная религиозная практика иудаизма была признана «religio licita» («дозволенным культом»)…В 70 г. по приказу Тита был разрушен Иерусалим, что влечет за собой рассеивание иудеев по миру… Первоначально надписи в иудейских катакомбах были на арамейском греческом языках, а позднее, в основном, на латыни. Наряду с эпитафиями в элементах архитектурного убранства синагог, в росписях керамики и на сосудах из позолоченного стекла изображаются символы религиозных таинств: семисвечник, голубка, пальмовая ветвь, склянка с елеем. Они составляют часть репертуара оформления погребений, где суровость символики смягчается повествовательным контекстом. В одной росписи с иудейского кладбища из Винья Ранданини образ мифологического певца Орфея слит с образом псалмопевца Давида, а 118 натуралистический фон сопровождают 49 литургические сюжеты». **** «Наука в эпоху эллинизма, – писал член-корреспондент АН Армянской ССР В.К. Чалоян, – была сосредоточена в Александрии, Пергаме, на Родосе, в Афинах… Самым важным центром эллинистической культуры был город Александрия в Египте. Соттер I, основатель династии Птолемеев, построил здесь храм муз, посвященный наукам и искусству, и при нем огромную библиотеку. Создавали библиотеку всевозможными путями: собирали папирусные и пергаментные свитки в египетских и других храмах; покупали книги… в тех случаях, когда невозможно было приобрести книгу, ее переписывали; библиотеку пополняли трофейными книгами, подарками… В Александрийской библиотеке была представлена литература… на всех языках того времени – греческом, египетском, еврейском, персидском и т.д. … другим важным центром науки и искусства эпохи эллинизма считался Пергам… Если в Александрии отдавали предпочтение естественным наукам, то в Пергаме наибольшее внимание уделялось гуманитарным наукам. Влияние классической эллинской культуры чувствовалось здесь больше, чем в Александрии, находившейся в стране с другими культурными 49 44, с. 127. 119 традициями. …что касается Афин, то они попрежнему оставались центром философии. Разумеется, характер философских направлений, получивших распространение в этом городе, определялся социально-политической действительностью эпохи эллинизма, тем новым, что возникло в результате общения Эллады с восточным миром. Культура, развивавшаяся во всех перечисленных городах, была общей эллинистической культурой, но в разных местах она находилась на различных ступенях 50 развития». ***** К древним преимущественно автохтонным восточным культурам относится также культура Японии. ****** Страны Двуречья в древности стяжали довольно-таки высокий уровень культуры. Здесь особого успеха достигли такие науки как математика, астрономия, юриспруденция, медицина, в особенности – хирургия (например, в Вавилоне врачи «отваживались производить сложные глазные операции – снятие катаракты бронзовым ножом, рискуя в случае неудачи подвергнуться жестокому наказанию – отрубанию кисти руки»51). Следует отметить, что «научная деятельность в Древнем 50 51 139, с. 50-52. 98, с. 145. 120 Двуречье, так же как художественная литература, развивалась под мощным воздействием религиозно-мифологического миросозерцания… Грань между органической и неорганической природой еще не была проведена, и земля, вода, воздух, светила считались живыми существами. Фетишистские и тотемистские представления заставляли делить все предметы и живые существа на положительные и отрицательные, вопреки их реальным свойствам, полезным или вредным для человека».52 ******* Древний Египет был известен не только своей монументальной архитектурой (пирамиды, дворцово-храмовые комплексы), скульптурой, живописью, но и высоко развитой медициной, историографией, математикой. Здесь практиковалась музыкально-хореографическое искусство. «От древних египтян дошло до нас большое количество произведений 53 художественной литературы…». ******** Известно, что печальным итогом «эпохи возрождения» в Италии был затяжной экономический кризис: почти полностью исчезло промышленное производство, в упадок пришли внутренняя и внешняя торговля, банковское дело; страна – по сути – превратилась в сырьевой придаток Англии, Франции и Нидерландов. 52 53 Там же, с. 143. Там же, с. 181. 121 ********* Византия экспортировала достижения своей культуры и в Западную Европу (преимущественно, через юг Апеннинского полуострова и Сицилию, где традиционно проживала большая византийская диаспора – Прим. авт.). Видные духовные и политические деятели, меценаты из числа богатых и знатных персон Западной Европы закупали в Византии книги философского, естественнонаучного, историографического и художественного содержания, включая произведения эллинских и эллинистических авторов. «Нельзя обойти молчанием и иные, не столь мирные, способы приобщения жителей Запада к материальной и духовной культуре Византии. Речь идет о крестовых походах, о взятии крестоносцами Константинополя и о связанном с ними массовом вывозе на Запад награбленных завоевателями художественных и культурных ценностей».54 ********** П.Я. Чаадаев так оценил духовно-нравственное воздействие византийской культуры на Древнюю Русь: «По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии, к предмету глубокого презрения… народов».55 54 55 139, с. 114. 137, с. 331. 122 Современный российский христианский ученый – доктор социологических наук В.А. Бачинин полагает, что именно византийская духовно-нравственная и общекультурная модель «вполне отвечала славянскому характеру. В этой модели явно доминировали не умонастроения свободного самоутверждения личности, а идеи непротивления и смирения».56 Кроме того, она ярко постулировала сакральный характер власти и правосудия, исключавший саму возможность критического отношения к ним.57 *********** К восточным средневековым культурам, основанным, преимущественно, на заимствовании, относятся также культуры стран Юго-Восточной Азии. В Мьянму, Камбоджу, Вьетнам, Индонезию и др. в средние века наблюдался экспорт преимущественно автохтонной индийской культуры. Корея в это же время переживала экспансию также преимущественно автохтонной китайской культуры. Японская культура, в которой всегда был силен именно автохтонный фактор, в средние века пережила интенсивное воздействие культуры Кореи и Китая (речь идет об иероглифической письменности, культовой архитектуре, живописи и скульптуре – Прим. авт.), а также стран Западной Европы (в XVI веке европейцы привезли 56 57 17, с. 29. См. Там же, с.177. 123 в Японию хлеб, картофель, капусту, помидоры, шпинат, арбузы и научили японцев их выращивать, «с подачи» европейцев японские мастера стали изготавливать механические часы, достижения европейцев в области техники и медицины вошли в качестве обязательного компонента в систему образования самураев58 – Прим. авт.). ************ В книге «Наука и религия в культуре Ренессанса» кандидат педагогических наук С.М. Марчукова отмечала, что испанские завоеватели-конкистадоры встретили в Америке высокоразвитые цивилизации майя, инков и ацтеков. «Когда в ноябре 1519 г. войска Кортеса (одного из предводителей конкистадоров – Прим. авт.) вступили в предместье столицы ацтеков, встреча превзошла все ожидания испанцев. «В каких дворцах нас разместили!… – писал один из участников экспедиции. – Мы шли по дамбе, которая здесь шириной в восемь шагов… Дамба была полна людей… Мы не верили глазам своим. С одной стороны, на суше – ряд больших городов, а на озере – ряд других, и само озеро покрыто челнами, и на дамбе много мостов, переброшенных через каналы». Европейцев поразили кровавые религиозные обряды индейцев. Жрецы ацтеков приносили на особых каменных алтарях храмов многочисленные человеческие 58 76, с. 76, 77. 124 жертвы. Эта участь постигала и пленных... обсидановыми ножами им разрезали грудь, вырывали сердце и бросали в чашу, посвященную «богу войны». Поскольку в Библии ничего не сообщалось об обитателях Нового Света, первоначально испанские завоеватели предпочитали вообще не считать индейцев людьми, называя их «слугами диавола». К тому же это сулило большие материальные выгоды, поскольку оправдывало порабощение и жестокую эксплуатацию коренного населения Америки. Некоторые историки называют конкисту последним крестовым походом, поскольку все действия ее участников оправдывались религиозными взглядами… Конкистадоры… считали себя… «рыцарями христианской справедливости». Они ссылались на рассуждения Аристотеля о варварах как «прирожденных рабах», на его учение о «естественном рабстве»… В июне 1537 г. римский папа Павел III издал специальную буллу, согласно которой индейцы были объявлены людьми, достойными обращения в христианскую веру».59 По мнению С.М. Марчуковой, это было результатом неустанных трудов миссионеров и ученых-богословов, которые говорили о недопустимости насилия и унижения человеческого достоинства индейцев. Она особо подчеркивала в этом смысле вклад 59 Там же, с. 79, 80. 125 епископа Бартоломео Лас-Касаса. «Сначала он пытался убедить конкистадоров своими речами, осуждая несправедливость и жестокость их действий, но в ответ увидел только удивление и раздражение. В течение 50 лет, до самой смерти, он боролся за права индейцев, обличал бесчеловечную жестокость испанских завоевателей, ежегодно отсылая испанскому королю Карлу V сообщения о недопустимо жестоком обращении с индейцами и катастрофическом сокращении количества коренных обитателей Нового Света… Он считал индейцев такими же полноценными людьми, как и испанцы… Он осуждал конкисту как преступление, которое нельзя оправдать никакими ссылками на человеческое или Божественное право… Он считал несправедливыми все войны, которые вели Колумб, Кортес и Писарро».60 ************* Этого нельзя сказать, например, о культуре Океании (включая Австралию). Она формировалась в течение многих столетий самыми различными народами. Более или менее ясные очертания культура Океании приобрела лишь к XIII веку. Она имела ярко выраженный первобытный характер, что особенно проявилось в искусстве, связанном с языческой мифологией, в том числе и с культом предков. Это искусство было представлено ритуальной 60 Там же, с. 81, 82. 126 скульптурой и татуировкой, орнаментальной живописью, гравировкой предметов повседневного быта. Культура Океании была почти полностью уничтожена с началом европейской колонизации. Правда, в 30-70-е годы XX века она возрождается, в основном, в Центральной Австралии, что связано с потребностями западного рынка в произведениях искусства реликтовых обществ. ************** Феномен революционности довольно точно охарактеризовала философ, филолог и психолог М.Н. Курочкина: «Революционность – это активность без благоговения перед хрупкостью жизни… Революционность – это всегда хирургическая активность: отрезать лишнее, пришить недостающее; это – всегда рвение без разумения, рвение, сообразное собственному неразумению».61 *************** Философ и культуролог Г.С.Померанц подчеркивает, что «идеология… сводит любое многообразие к принципу и дает однозначный ответ на любые вопросы.»62 **************** Только христианство дало человечеству подлинную эстетику 61 62 89, с. 134. 87, с.524. 127 поведения. Это оказалось, например, не под силу античным моралистам.63 ***************** Средневековый богослов и философ Фома Кемпийский писал: «Без любви внешнее делание никому не служит на пользу. Но дело, когда по любви делается, хоть мало будет и невидно, во всем становится плодоносно».64 ****************** Средневековый богослов и философ Николай Кузанский особо подчеркивал, что «вера есть начало умственной жизни».65 Он утверждал, что «разум направляется верой, а вера раскрывается разумом».66 ******************* Вполне определенно можно говорить и шире – о культурообразующем значении христианства. Вот что писала об этом применительно к русской культуре М.Н. Курочкина: «Мне очень нравится прозрачное и в то же время емкое определение Григория Померанца о том, что такое русская культура – «Русская культура означает думать о Боге и говорить по-русски». Фраза быстро стала крылатой… Для меня она стала своего рода системой координат для размышления… Русские люди могут проявляться только в духовности, но См. 86, с .465. 128, с. 32. 65 77, с. 288. 66 Там же, с. 289. 63 64 128 в материальной реальности – нет. Психологически такое состояние сознания можно объяснить тем, что когда-то «на глазах» у молодого государства, коим была Русь, рухнула Византийская империя, что можно сравнить с гибелью родителей на глазах подростка, такое потрясение и обусловило чувство растождествления с конкретной почвой, породило переживание бездны, в которую все рушится, и одновременно определило устремление к поиску смысла – именно поэтому наша страна богата на идеи, а на налаженное производство – нет».67 По мнению М.Н. Курочкиной, русская культура проникнута мыслью о Божественной тринитарности, которую насаждал и прививал еще Сергий Радонежский; но эта мысль до сих пор не «прожита» нами и интерпретируется слабо68 (как, впрочем, и феномен диалогического единства – Прим. авт.). М.Н. Курочкина полагала, что это происходит потому, что идею Троицы в русском сознании «отодвигает» идея Третьего Рима.69 Тем не менее, русская культура – не взирая на очевидные деформации – не перестает быть христианской, поскольку она с одной стороны, имеет духовно сориентированный интеллектуальный ресурс, а с другой – ресурс 89, с. 156-158. См. Там же. 69 См. Там же, с. 172. 67 68 129 ипостасного (тринитарного) миросозерцания (по словам М.Н. Курочкиной, «тринитарное миросозерцание - сокровищница русской души»70 – Прим. авт.). ******************** Французский философ и моралист Л.К. де Вовенарг писал: «Будьте общительны… общение с людьми придает уму гибкость и непринужденность, делает нас скромней и уступчивей, подавляет тщеславие, приучает к естественности и откровенности и в то же время вооружает благоразумием, основанным… на неоспоримых уроках опыта. Те, что не выходят за рамки собственной персоны, как бы деревенеют…».71 70 71 Там же, с. 171. 32, с. 129. 130 ПРИЛОЖЕНИЕ № 1. ПРИМЕРНАЯ ПРОГРАММА КУРСА «ОСНОВЫ ХРИСТИАНСКОЙ КУЛЬТУРОЛОГИИ» Теоретический и практический смысл изучения культуры для служителей церкви. Элементы культуроведения в гуманитарных науках. Преобразование элементов культуроведения в самостоятельную научную дисциплину – культурологию. Появление христианской культурологии и ее отличия от мирской. Культура как объект изучения – предмет культурологии. Множественность определений культуры. Универсальность и партикулярность культур. Соотношение культуры и менталитета. Отличия Библейской и человеческой позиции в оценке культуры. Определение отношения христианина к культуре. Возникновение культуры. Зооморфность первобытной культуры. Мировоззрение первобытных людей, состояние их семейной, политической и материальной культуры; возникновение искусства. Антропоморфность античной культуры и возникновение науки. Приоритет философии в античной науке; соотношение идеализма и материализма. 131 Античная эстетика и политическая культура. Воздействие Древней Греции на античность. Эллинизм как синтезированная культура Древней Греции и Древнего Востока. Особая роль науки в эпоху эллинизма. Эллинистические философские школы. Соотношение автохтонности и заимствования в древневосточных культурах. Культура Древнего Рима как эталон и законченная форма античной культуры. Теоцентричность западноевропейской средневековой культуры, ее преимущественно христианский характер. Позитивное разрешение вопроса о соотношении веры и разума средневековыми богословами и философами. Некоторые тупиковые направления в развитии средневековой культуры. Воздействие западноевропейской средневековой и византийской культур на народы Восточной Европы. Средневековая восточная культура. Создание в рамках арабской культуры университетской системы образования. Синтез философии, религии и социологии в средневековой Индии. Языческая суть культуры Доколумбовой Америки и Черной Африки доколониального периода. Эклектизм культуры нового и новейшего времени. Воздействие на нее социальных катаклизмов. Наступление материализма, воинствующего и завуалированного атеизма как следствие так называемой «эпохи просвещения». Феномен 132 мегатехники и его влияние на органическую среду обитания человека. Агрессия суби контркультуры. Этноцентризм. Перспективы христианизации современной культуры. Евангельское обоснование соотношения христианства и культуры, веры и интеллекта. Христианизация русской национальной культуры и ее выход на мировой уровень. Историкофилософское доказательство несостоятельности обвинений в «чужеродности» евангельского движения российской культуре. Интеллигенция у истоков евангельского движения в России и ее роль в современном благовестническом служении. Необходимость сочетания христианской духовности и высокого общекультурного статуса для пастора поместной церкви ХВЕ. 133 ПРИЛОЖЕНИЕ № 2. ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ КУРСА «ОСНОВЫ ХРИСТИАНСКОЙ КУЛЬТУРОЛОГИИ» Тема 1. Предмет и задачи курса Вопросы: 1. Каковы причины возникновения культурологии как самостоятельной науки? 2. В чем принципиальное отличие христианской культурологии от мирской? 3. Почему служители Церкви Божией должны иметь культурологическую подготовку? 4. Может ли христианин пребывать вне культуры? 5. Чем объяснить многообразие культуры? 6. Каким образом культура определяет менталитет? Тема 2. Человеческая культура в историческом развитии Вопросы: 1. Почему первобытная культура была зооморфной? 2. Почему познание мира у первобытных людей было преимущественно эмоциональным? 134 3. С какими пережитками первобытной культуры сталкиваются современные миссионеры? 4. Почему античная культура была антропоморфна? 5. В чем причина приоритета философии в древнегреческой науке? 6. Какова в понимании древних греков взаимосвязь понятий ЛОГОС и ЛЮБОВЬ? 7. В чем отличие культуры эллинизма от классической древнегреческой культуры? 8. Насколько результативен культурный синтез? 9. С какими идеями философских школ эпохи эллинизма вам приходится сталкиваться в современной христианской среде и почему эти идеи там прижились? 10.Согласны ли вы с мнением П.Я. Чаадаева о том, что «Рим, включивший в себя все человеческое понятие... стал постигать и созидать человечество»? (См.: Чаадаев П.Я. Ответ на статью А.С. Хомякова «О сельских условиях» (1843 г.) // ПСС. Т. 1. М., 1991. С. 544). 11.В чем состояла самопресыщенность древнеримской культуры? 12.Как культура Древнего Рима повлияла на современную европейскую цивилизацию? 13.Какова степень открытости древневосточных культур? 135 14.Что объединяет разнообразные религии Древнего Востока? 15.Каково место науки в цивилизациях Древнего Востока? 16.Почему живуч негативный стереотип восприятия средневековой культуры? 17.Как в рамках западноевропейской средневековой культуры был разрешен вопрос о соотношении веры и разума? 18.Можно ли считать «эпоху возрождения» тупиковым направлением средневековой культуры? 19.Каким образом политическая культура Византии повлияла на государственность Руси? 20.Можно ли однозначно негативно оценивать латинизацию культур Польши и Чехии? 21.В чем состоит коренное отличие средневековых культур Востока и Запада? 22.В чем состоит суть арабской университетской системы и как она повлияла на состояние высшего образования в средневековой Европе? 23.Почему для культуры средневековой Индии характерен синтез философии, религии и социологии? 24.Как проявляются признаки последнего времени в новой и новейшей истории (на примере состояния культуры)? 25.Почему пастор (миссионер) должен ориентироваться в современных субкультурах? 136 Тема 3. Христианство и культура Вопросы: 1. Почему культуру можно считать одним из методов евангелизации? 2. Почему некоторые верующие, а зачастую и служители говорят о несовместимости христианства и культуры, веры и разума? 3. Что такое христианизация культуры? 4. Можно ли утверждать, что российская культура носит христианский характер? 5. Сказалось ли на христианизации русской национальной культуры восприятие христианства от Византии? 6. В чем состоит духовность русской классической литературы? 7. Кто и почему заинтересован в настоящий момент в дезинтеллектуализации евангельского движения в России? 8. Почему современный общий культурный уровень пасторов иногда отстает от уровня паствы? 9. Какие особенности российской культуры наиболее ярко проявляются в общинах ХВЕ? 10.Может ли миссионер использовать достижения культуры в своем служении и каким образом? 137 ПРИЛОЖЕНИЕ № 3. ПЕРЕЧЕНЬ ВОЗМОЖНЫХ ТЕМ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ РЕФЕРАТОВ ПО ПРЕДМЕТУ «ОСНОВЫ ХРИСТИАНСКОЙ КУЛЬТУРОЛОГИИ» 1. Что делать миссионеру при столкновении с пережитками первобытной культуры у своей потенциальной или реальной паствы? 2. Христианская оценка философских школ эпохи эллинизма и их влияния на эллинистическую культуру. 3. Культура Палестины во времена земного служения Господа Иисуса Христа. 4. Кризис древнеримской языческой культуры. 5. Культура Древнего Египта. 6. Культура Двуречья. 7. Культура Доколумбовой Америки и ее христианизация в эпоху великих географических открытий. 8. Христианизация культуры средневековой Скандинавии и Британии. 9. Особенности христианской культуры Византии. 10.Христианский взгляд на «эпоху возрождения» и ее идеологию – «гуманизм». 138 11.Воздействие Реформации на европейскую культуру. 12.Протестантизм и американская культура. 13.Христианские мотивы в русской архитектуре и изобразительном искусстве. 14.Почему русскую классическую литературу можно назвать высоко духовной? 15.П.Я. Чаадаев, Н.А. Бердяев и П.А. Флоренский о соотношении христианства и культуры. 16.Можно ли состояние современной культуры трактовать как один из признаков последнего времени? 17.Деструктивное воздействие мирских суб- и контркультур на христианскую молодежь. Как ему противостоять? 18.Политика атеистических властей бывшего СССР по дезинтеллектуализации евангельского движения: мотивы, практика, результаты. 19.Благовестие среди интеллигенции: наиболее эффективные формы и методы. 20.Наиболее удачный пример преданного служения Богу в сочетании с выдающейся деятельностью в сфере культуры (по самостоятельному выбору студента). 139 Рекомендации: - при подготовке рефератов следует, прежде всего, рассмотреть проблему через призму Библии; - использование источников и литературы должно быть научно-критическим; - если это возможно, желательно обратиться к опыту своего служения в поместной церкви или опыту миссионерской работы. 140 ПРИЛОЖЕНИЕ № 4. КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РОССИИ П.Я. Чаадаев: Есть разные способы любить свое отечество; например, самоед, любящий слои родные снега, которые сделали его близоруким, закоптелую юрту, где он, скорчившись, проводит половину своей жизни, и прогорклый олений жир, заражающий вокруг него воздух зловонием, любит свою страну, конечно, иначе, нежели английский гражданин, гордый учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова; и без сомнения, было бы прискорбно для нас, если бы нам все еще приходилось любить места, где мы родились, на манер самоедов. Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть нечто еще более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к Родине разделяет народы, воспитывает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения… Не чрез Родину, а чрез истину ведет путь на небо. Правда, 141 мы, русские, всегда мало интересовались тем, что истинно и что ложно, поэтому совсем не стоит сердиться на общество, если несколько язвительный упрек в его немощах задел его за живое. И потому, смею уверить, во мне нет и тени злобы против этой милой публики, которая так долго и так коварно ласкала меня: я хладнокровно, без всякого раздражения, стараюсь отдать себе отчет в моем странном положении. Не естественно ли, скажите, чтобы я постарался уяснить по мере сил, в каком отношении к себе подобным, своим согражданам и своему Богу стоит человек, пораженный безумием по приговору верховного судии страны? Я никогда не добивался народных рукоплесканий, не искал милостей толпы; я всегда думал, что род человеческий должен следовать только за своими естественными вождями, помазанниками Бога, что он может двигаться вперед по пути своего истинного прогресса только под руководством тех, кто тем или другим образом получил от самого неба назначение и силу вести его; что общий разум отнюдь не тождественен абсолютному разуму… что инстинкты масс бесконечно более страстны, более узки и эгоистичны, чем инстинкты отдельного человека, что так называемый здравый смысл народа вовсе не есть здравый смысл; что не в людской толпе рождается истина; что ее нельзя 142 выразить числом; наконец, что во всем своем могуществе и блеске человеческий интеллект всегда обнаруживался только в одиноком уме… Как же случилось, что в один прекрасный день я очутился перед разгневанной публикой, – публикой, чьих похвал я никогда не добивался, чьи ласки никогда не тешили меня, чьи прихоти меня не задевали?.. Этого я не в состоянии объяснить. Но вот что я могу утверждать с полной уверенностью. Уже триста лет Россия стремится слиться с Западной Европой, заимствует оттуда все наиболее серьезные свои идеи, наиболее плодотворные свои познания и свои живейшие наслаждения. Но вот уже век и более, как она не ограничивается и этим. Величайший из наших царей, тот, который, как говорят, начал для нас новую эру, которому, как все говорят, мы обязаны нашим величием, нашей славой и всеми благами, какими мы теперь обладаем, полтораста лет тому назад пред лицом всего мира отрекся от старой России. Своим могучим дуновением он смел все наши учреждения; он создал пропасть между нашим прошлым и нашим настоящим и бросил туда без разбора все маши традиции. Он сам пошел в страны Запада, и стал там самым малым, а к нам вернулся самым великим; он склонился пред Западом и поднялся нашим господином и законодателем. Он ввел в наш язык западные 143 речения; свою новую столицу он назвал западным именем; он отбросил свой наследственный титул и принял титул западный; наконец, он почти отказался от синего собственного имени и не раз подписывал свои держанные решения западным именем. С этого времени мы только и делали, что, не сводя глаз с Запада, так сказать, вбирали в себя веяния, приходившие к нам оттуда, и питались ими. Должно сказать, что наши государи, которые почти всегда вели нас за руку, которые почти всегда тащили страну на буксире почти безо всякого участия самой страны, сами заставили нас принять нравы, язык и одежду Запада. Из западных книг мы научились произносить по складам имена вещей. Нашей собственной истории научила нас одна из западных стран; мы целиком перевели западную литературу, выучили ее наизусть, нарядились в ее лоскутья и, наконец, стали счастливы, что походим на Запад, и горды, когда он снисходительно согласился причислить нас к своим. Надо сознаться – оно было прекрасно, это создание Петра Великого, эта могучая мысль, овладевшая нами и толкнувшая нас на этот путь, который нам суждено было пройти с таким блеском. Глубоко было его слово, обращенное к нам: «Видите ли там эту цивилизацию, плод стольких трудов, – эти науки и искусства, стоившие таких усилий стольким поколениям! Все это ваше при том условии, что 144 вы откажетесь от ваших предрассудков, не будете ревниво охранять ваше варварское прошлое и кичиться веками вашего невежества, но целью своего честолюбия поставите единственно усвоение трудов, совершенных всеми народами, богатств, добытых человеческим умом под всеми широтами земного шара». И не только для своей нации работал великий человек. Эти люди, отмеченные Провидением, всегда посылаются для всего человечества. Сначала их присваивает один народ, затем их поглощает все человечество, подобно тому, как большая река, оплодотворив обширные пространства, несет затем свои воды в дань океану. Чем иным, как не новым усилием человеческого гения выйти из тесной ограды родной страны, чтобы занять место на широкой арене человечества, было зрелище, которое он явил миру, когда, оставив царский сан и свою страну, он скрылся в последних рядах цивилизованных народов? Таков был урок, который мы должны были усвоить; мы действительно воспользовались им и до сего дня шли по пути, который предначертал нам великий император. Наше громадное развитие есть только осуществление этой великолепной программы. Никогда ни один народ не был менее пристрастен к самому себе, нежели русский народ, каким воспитал его Петр Великий, и ни один народ не достиг также более славных успехов на поприще 145 прогресса. Высокий интеллект этого необыкновенного человека безошибочно угадал, какова должна быть наша исходная точка на пути цивилизации и всемирного умственного движения. Он видел, что за полным почти отсутствием у нас исторических данных мы не можем утвердить наше будущее на этой бессильной основе; он хорошо понял, что, стоя лицом к лицу с европейской цивилизацией, которая является последним выражением всех прежних цивилизаций, нам незачем задыхаться в нашей истории и незачем тащиться, подобно западным народам, чрез хаос национальных предрассудков, по узким тропинкам местных идей, по изрытым колеям туземной традиции; что мы должны спонтанным порывом наших внутренних сил, энергическим усилием национального сознания овладеть предназначенной нам судьбой. И вот он освободил нас от всех этих пережитков прошлого, которые загромождают быт исторических обществ и затрудняют их движение; он открыл наш ум всем великим и прекрасным идеям, какие существуют среди людей; он передал нам Запад полностью, каким его сделали века, и предоставил нам всю его историю для истории, все его будущее для будущего… Не надо заблуждаться: как бы велик ни был гений этого человека и необычайна энергия его 146 воли, то, что он сделал, было возможно лишь среди нации, чье прошлое не указывало ей властно того пути, по которому она должна была идти, чьи традиции были бессильны создать ей будущее, чьи воспоминания смелый законодатель мог стереть безнаказанно. Если мы оказались так послушны голосу государя, звавшего нас к новой жизни, то это, очевидно, потому, что в нашем прошлом не было ничего, что могло бы оправдать сопротивление. Самой глубокой чертой нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии. Присмотритесь хорошенько, и вы увидите, что каждый важный факт нашей истории был нам навязан, каждая новая идея почти всегда была заимствована. Но в этом наблюдении нет ничего обидного для национального чувства; если оно верно, его следует принять – вот и все. Есть великие народы, – как и великие исторические личности, – которые нельзя объяснить нормальными законами нашего разума, но которые таинственно объясняет верховная логика Провидения: таковы и мы; но, повторяю, все это нисколько не касается национальной чести. История всякого народа представляет собою не только вереницу следующих друг за другом фактов, но и цепь связанных друг с другом идей. Каждый факт должен выражаться идеей; чрез события должна нитью проходить мысль или 147 принцип, стремясь осуществиться: тогда факт не потерян, он провел борозду в умах, запечатлелся и сердцах, и никакая сила в мире не может изгнать его оттуда. Эту историю создает не историк, а сила вещей. Историк приходит, находит ее готовою и рассказывает ее; но придет он или нет, она все равно существует, и каждый член исторической семьи, как бы ни был он безвестен и ничтожен, носит ее в глубине своего существа. Именно этой истории мы и не имеем. Мы должны привыкнуть обходиться без нее, а не побивать камнями тех, кто первый подметил это. Возможно, конечно, что наши фанатические славяне при своих разнообразных поисках будут время от времени откапывать диковинки для наших музеев и библиотек; но, по моему мнению, позволительно сомневаться, чтобы им удалось когда-нибудь извлечь из нашей исторической почвы нечто такое, что могло бы заполнить пустоту наших душ и дать плотность нашему расплывчатому сознанию. Взгляните на средневековую Европу: там нет события, которое не было бы в некотором смысле безусловной необходимостью и которое бы не оставило глубоких следов в сердце человечества. А почему? Потому что за каждым событием вы находите там идею, потому что средневековая история – это история мысли нового времени, стремящейся воплотиться в искусстве, науке, в жизни отдельно- 148 го человека и в обществе. И от того, сколько борозд провела эта история в умах, как разрыхлила она ту почву, на которой действует ум человеческий! Я хорошо знаю, что не всякая история развивалась так строго и логически, как история этой удивительной эпохи, когда под властью верховного начала созидалось христианское общество; тем не менее, несомненно, что именно таков истинный характер исторического развития одного ли народа или целой семьи народов, и что нации, лишенные подобного прошлого, должны смиренно искать элементы своего дальнейшего прогресса не в своей истории, не в своей памяти, а в чем-нибудь другом. С жизнью народов бывает почти то же, что с жизнью отдельных людей. Всякий человек живет, но только человек гениальный или поставленный в какие-нибудь особые условия имеет настоящую историю. Пусть, например, какой-нибудь народ, благодаря стечению обстоятельств, не им созданных, в силу географического положения, не им выбранного, расселится на громадном пространстве, не сознавая того, что делает, и в один прекрасный день окажется могущественным народом: это будет, конечно, изумительное явление и ему можно удивляться сколько угодно; но что, вы думаете, может сказать о нем история? Ведь в сущности это – не что иное, как факт чисто 149 материальный, так сказать, географический, правда, в огромных размерах, но и только. История заметит его, занесет в свою летопись, потом перевернет страницу, и тем все кончится. Настоящая история этого народа начнется лишь с того дня, когда он проникнется идеей, которая ему доверена и которую он призван осуществить, и когда начнет выполнять ее с тем настойчивым, хотя и скрытым инстинктом, который ведет народы к их предназначению. Вот момент, который я всеми силами моего сердца призываю для моей родины, вот какую задачу я хотел бы, чтобы вы взяли на себя, мои милые друзья и сограждане, живущие в век высокой образованности и только что так хорошо показавшие мне, как ярко пылает в вас святая любовь к отечеству. Мир искони делился на две части – Восток и Запад. Это не только географическое деление, но также и порядок вещей, обусловленный самой природой разумного существа: это – два принципа, соответствующие двум динамическим силам природы, две идеи, объемлющие все устройство человеческого рода. Сосредоточиваясь, углубляясь, замыкаясь в самом себе, созидался человеческий ум на Востоке; распространяясь вовне, излучаясь во все стороны, борясь со всеми препятствиями, развивается он на Западе. Соответственно этим первоначальным 150 данным естественно сложилось общество. На Востоке мысль, углубившись в самое себя, уйдя в тишину, скрывшись в пустыне, предоставила общественной власти распоряжение всеми благами земли; на Западе идея, повсюду распространяясь, вступаясь за все нужды человека, алкая счастья во всех его видах, основала власть на принципе права; тем не менее, и в той, и в другой сфере жизнь была сильна и плодотворна; там и здесь человеческий разум не имел недостатка в высоких вдохновениях, глубоких мыслях и возвышенных произведениях. Первым выступил Восток и излил на землю потоки света из глубины своего уединенного созерцания; затем пришел Запад со своей всеобъемлющей деятельностью, своим живым словом и всемогущим анализом, овладел его трудами, кончил начатое Востоком и, наконец, воспринял все его достижения. Но на Востоке покорные умы, коленопреклоненные пред историческим авторитетом, истощились в безропотном служении священному для них принципу и в конце концов уснули, замкнутые в своем неподвижном синтезе, не догадываясь о новых судьбах, которые готовились для них; между тем на Западе они шли гордо и свободно, преклоняясь лишь перед авторитетом разума и неба, останавливаясь только пред неизвестным, непрестанно вглядываясь в безграничное будущее. 151 И здесь они еще идут вперед, – вы это знаете; и вы знаете также, что со времен Петра Великого и мы думали, что идем вместе с ними… Мы живем на востоке Европы – это верно, и, тем не менее, мы никогда не принадлежали к Востоку. У Востока – своя история, не имеющая ничего общего с нашей. Ему присуща, как мы только что видели, плодотворная идея, которая в свое время обусловила громадное развитие разума, которая исполнила свое назначение с удивительной силой… Эта идея поставила духовное начало во главу общества; она подчинила все власти одному нерушимому высшему закону – закону истории; она глубоко разработала систему нравственных иерархий; и хотя она втиснула жизнь в слишком тесные рамки, однако она освободила ее от всякого внешнего воздействия и отметила печатью удивительной глубины. У нас не было ничего подобного. Духовное начало, неизменно подчиненное светскому, никогда не утвердилось на вершине общества; исторический закон, традиция, никогда не получал у нас исключительного господства; жизнь никогда не устраивалась у нас неизменным образом; наконец, нравственной иерархии у нас никогда не было и следа. Мы просто северный народ, и по идеям, как и по климату, очень далеки от благоуханной долины Кашмира и священных берегов Ганга. Некоторые из наших областей, 152 правда, граничат с восточными империями, но наши центры не там, не там наша жизнь, и они никогда там не будут, пока какое-нибудь планетное возмущение не сдвинет с места земную ось или новый катаклизм опять не бросит южные организмы в полярные льды. Дело в том, что мы никогда не рассматривали еще нашу историю с философской точки зрения. Ни одно из великих событий нашего национального существования не было должным образом характеризовано, ни один из великих периодов нашей истории не был добросовестно оценен; отсюда… странные фантазии, все эти ретроспективные утопии, все эти мечты о невозможном будущем, которые волнуют теперь наши патриотические умы… Серьезная мысль нашего времени требует, прежде всего, строгого мышления, добросовестного анализа тех моментов, когда жизнь обнаруживалась у данного народа с большей или меньшей глубиной, когда его социальный принцип проявлялся во всей своей чистоте, ибо в этом – будущее, в этом элементы его возможного прогресса. Если такие моменты редки в вашей истории, если жизнь у вас не была мощной и глубокой, если закон, которому подчинены ваши судьбы, представляет собой не лучезарное начало, окрепшее в ярком свете национальных подвигов, а нечто бледное и тусклое, скрывающееся от солнечного света в 153 подземных сферах вашего социального существования, – не отталкивайте истины, не воображайте, что вы жили жизнью народов исторических, когда на самом деле, похороненные в вашей необъятной гробнице, вы жили только жизнью ископаемых. Но если вы случайно выйдете из этого небытия в тот момент, когда народ действительно жил, когда сердце его начинало биться по-настоящему, если вы услышите, как шумит и встает вокруг вас народная волна, – о, тогда остановитесь, размышляйте, изучайте, – ваш труд не будет потерян: вы узнаете, на что способен ваш народ в великие дни, чего он может ждать в будущем. Я сказал только, и повторяю, что пора бросить ясный взгляд на наше прошлое, и не затем, чтобы извлечь из него старые, истлевшие реликвии, старые идеи, поглощенные временем, старые антипатии, с которыми давно покончил здравый смысл наших государей и самого народа, но для того, чтобы узнать, как мы должны относиться к нашему прошлому... Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою Родину, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, совсем не похоже на чувства тех, чьи крики нарушили мое спокойное существование и снова бросили в океан людских треволнений мою ладью, 154 вынесенную на берег у подножья креста. Я не научился любить свою Родину с закрытыми глазами, со склоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если хорошо понимает ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы, прежде всего, обязаны Родине истиной. Я люблю мое Отечество, как Петр Великий научил меня любить его. Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот патриотизм лени, который умудряется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями, и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы. Я полагаю, что мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их, чтобы не впадать в их ошибки, в их заблуждения и суеверия. Тот обнаружил бы, по-моему, глубокое непонимание роли, выпавшей нам на долю, кто стал бы утверждать, что мы обречены кое-как повторять весь длинный ряд безумств, совершенных народами, которые находились в менее благоприятном положении, чем мы, и снова пройти через все бедствия, пережитые ими. Я считаю наше положение счастливым, если только мы сумеем правильно оценить его; я думаю, что большое преимущество — иметь возможность созерцать и судить мир со всей высоты мысли, свободной от необузданных страстей и жалких 155 корыстей, которые в других местах мутят взор человека и извращают его суждения. Больше того: у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают человечество. Я часто говорил и охотно повторяю: мы, так сказать, самой природой вещей предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества. В самом деле, взгляните, что делается в тех странах, которые я, может быть, слишком превознес, но которые, тем не менее, являются наиболее полными образцами цивилизации во всех ее формах. Там неоднократно наблюдалось: едва появится на свет Божий новая идея, тотчас все узкие эгоизмы, все ребяческие тщеславия, вся упрямая партийность, которые копошатся на поверхности общества, набрасываются на нее, овладевают ею, выворачивают ее наизнанку, искажают ее, и минуту спустя, размельченная всеми этими факторами, она уносится в те отвлеченные сферы, где исчезает всякая бесплодная пыль. У нас же нет этих страстных интересов, этих готовых мнений, этих установившихся предрассудков; мы девственным 156 умом встречаем каждую новую идею. Ни наши учреждения, представляющие собой произвольные создания наших государей или скудные остатки жизненного уклада, вспаханного их всемогущим плугом, ни наши нравы – эта странная смесь неумелого подражания и обрывков давно изжитого социального строя, ни наши мнения, которые все еще тщетно силятся установиться даже в отношении самых незначительных вещей, – ничто не противится немедленному осуществлению всех благ, какие Провидение предназначает человечеству. Стоит лишь какой-нибудь верховной воле проявиться среди нас – и все мнения стушевываются, все верования покоряются и все умы открываются для новой мысли, которая предложена им. Не знаю, может быть, лучше было бы пройти через все испытания, какими шли остальные христианские народы, и черпать в них, подобно этим народам, новые силы, новую энергию и новые методы; и, может быть, наше обособленное положение предохранило бы нас от невзгод, которые сопровождали долгое и многотрудное воспитание этих народов; но, несомненно, что сейчас речь идет уже не об этом; теперь нужно стараться лишь постигнуть нынешний характер страны в его готовом виде, каким его сделала сама природа вещей, и извлечь из него всю возможную пользу… Не подлежит сомнению, что большая 157 часть мира подавлена своими традициями и воспоминаниями: не будем завидовать тесному кругу, в котором он бьется. Несомненно, что большая часть народов носит в своем сердце глубокое чувство завершенной жизни, господствующее над жизнью текущей, упорное воспоминание о протекших днях, наполняющее каждый нынешний день. Оставим их бороться с их неумолимым прошлым. Мы никогда не жили под роковым давлением логики времен; никогда мы не были ввергаемы всемогущею силой в те пропасти, какие века вырывают перед народами. Воспользуемся же огромным преимуществом, в силу которого мы должны повиноваться только голосу просвещенного разума, сознательной воли. Будем помнить, что… благодаря небу, мы не стоим на крутой покатости, увлекающей столько других народов к их неведомым судьбам… что нам позволено надеяться на благоденствие еще более широкое, чем то, о котором мечтают самые пылкие служители прогресса, и что для достижения этих окончательных результатов нам нужен только один властный акт той верховной воли, которая вмещает в себя все воли нации, которая выражает все ее стремления, которая уже не раз открывала ей новые пути, развертывала пред ее взором новые горизонты и вносила в ее разум новое просвещение. 158 Что же, разве я предлагаю моей родине скудное будущее? Или вы находите, что я призываю для нее бесславные судьбы? …никогда ни один народ так не бичевали, никогда ни одну страну так не волочили по грязи, никогда не бросали в лицо публике столько грубой брани, и, однако, никогда не достигалось более полного успеха. Неужели же серьезный ум, глубоко размышлявший о своей стране, ее истории и характере народа, должен быть осужден на молчание, потому что он не может устами скомороха высказать патриотическое чувство, которое его гнетет? Почему же МЫ так снисходительны к циническому уроку комедии и столь недоверчивы по отношению к строгому слову, проникающему в суть вещей? Надо сознаться, причина в том, что мы имеем пока только патриотические инстинкты. Мы еще очень далеки от сознательного патриотизма старых наций, созревших в умственном труде, просвещенных научным знанием и мышлением; мы любим наше отечество еще на манер тех юных народов, которых еще не тревожила мысль, которые еще отыскивают принадлежащую им идею, еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сцене… Наше могущество держит в трепете мир, наша держава занимает пятую часть земного шара, но всем этим, надо сознаться, мы обязаны только энергичной воле 159 наших государей, которой содействовали физические условия страны, обитаемой нами. Обработанные, отлитые, созданные нашими властителями и нашим климатом, только в силу покорности стали мы великим народом. Просмотрите от начала до конца наши летописи – вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие власти, непрестанное влияние почвы и почти никогда не встретите проявлений общественной воли. Но справедливость требует также признать, что, отрекаясь от своей мощи в пользу своих правителей, уступая природе своей страны, русский народ обнаружил высокую мудрость, так как он признал тем высший закон своих судеб… (Из статьи «Апология сумасшедшего», 1837 г.) 160 ПРИЛОЖЕНИЕ № 5. КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ Г.С. Померанц: Словом «интеллигенция» сейчас называют слишком много разных явлений. С точки зрения нынешней русской кухни, использующей интеллигенцию как начинку для своих кулебяк, интеллигенция – это фарш, который можно любым способом сварить на пару, изжарить, обвалять в тесте, испечь и, наконец, с перепою жрать сырьем, с кровью, в собственном соку. Но, даже отвлекаясь от этих нарушений законности, понятие интеллигенции очень трудно определить. Интеллигенция в самой жизни еще не устоялась. Иванов-Разумник определял интеллигента как критически мыслящую личность. Министр внутренних дел фон Плеве говорил, что «интеллигенция – это та часть нашего образованного общества, которая с наслаждением подхватывает всякую новость и даже слух, клонящиеся к дискредитированию правительственной или духовно-православной власти; ко всему же остальному относится с равнодушием». Словарь Вебстера 161 расшифровывает слово «интеллигенция» так: «русские интеллектуалы, обычно в оппозиции к правительству». Были попытки определить интеллигенцию как читателей «Нового мира», как читателей Самиздата, как людей, способных вырабатывать и сохранять собственное мнение, несмотря на любые усилия пропаганды (возврат к Иванову-Разумнику). Во всех этих определениях есть общая черта: проводится граница, и то, что лежит по одну сторону ее, объявляется интеллигенцией, а то, что по другую, – нет. Получается примерно такая структура образованных слоев: 1) кадры, вросшие в государственный аппарат и болеющие за интересы этого аппарата, как за самих себя (потому что они и есть государственный аппарат); 2) мещанство, более равнодушное к общим делам и болеющее скорее за свои мелкие делишки, а также за игрушки, которые ему дают: за «Динамо», за «Спартак»…, за наш национальный престиж (разница между мещанином и «кадром» в оттенках: то, что для одного главное, для другого – второстепенное); 3) интеллигенция, болеющая за то, что не положено, что не подсказано газетой, радио, телевидением. Эта статическая модель годится для описания современного положения в России… Поэтому приходится строить другую модель: интеллигенции без границ, интеллигенции как 162 излучения, имеющей свой центр, свой максимум интенсивности, но принципиально не имеющей пределов. Центр интенсивности – это даже не прослойка, а кучка людей, о которых я говорил выше как о пионерах на пути от зверя к Богу. Это очень узкий круг мужчин и женщин, способных самостоятельно открывать вновь святыни, ценности культуры, затоптанные в деловой спешке (открывать или развивать заново, а не только «критически мыслить»). Затем следует относительно широкий круг людей, занятых своими профессиональными задачами, но не способных заниматься ими без внутренней тревоги и страдания за судьбу человечества, нации, угнетенных, культуры, искусства, религии, истины, справедливости, иногда даже одной какой-то ценности при слабой чувствительности к другим (есть интеллигенты истины, интеллигенты справедливости и т.п.). Это, так сказать, «одушевленная интеллигенция» (или собственно интеллигенция, если жестко провести границу). Дальше следует интеллигенция неодушевленная, в этическом отношении ничем не отличающаяся от мещанства, но более развитая интеллектуально и поэтому способная понять цели и ценности одушевленной интеллигенции и несколько одушевиться ими, если обстоятельства это разрешают, если это не очень опасно и отчасти выгодно. Без потенции к одушевлению можно 163 было бы вовсе не считать ее интеллигенцией, а назвать как-то иначе (специалистами, например; этот слой Солженицын назвал образованщиной); но потенция существует. Когда интеллигентность в чести, неодушевленная интеллигенция окружает мэтров снобистским почитанием и вешает в гостиной «Подсолнухи» Ван-Гога. Когда интеллигентность не в чести – усваивает мораль буйвола, строит газовые камеры для упразднения мэтров, а в гостиной вешает что-то вроде «Трех богатырей». Модель излучения хорошо описывает сдвиги к лучшему, процесс расширения интеллигентности. В рамках этой модели кадры» постепенно пропитываются интеллигентностью и ведут себя как прочие интеллигентные специалисты, как группа специалистовадминистраторов. В духовном отношении они ни на что не претендуют. Однако модель № 2 никак не объясняет сдвигов к худшему – к фашизму, например. Почему чуть ли не половина гауляйтеров – бывшие учителя (гимнастики, впрочем). Почему все диктаторы – неудавшиеся творцы, бездарные художники (Гитлер), писатели (Насер сочинил роман), поэты (Сталин, Мао). Первый из них – ангел, позавидовавший Богу. Тут нужна еще одна модель – модель грехопадения, модель сужения интеллигентности. С тех пор как впервые зашаталась традиция и 164 возникло независимое личностное мышление, по страницам истории идут два противоположных типа мыслящей личности. Один видит целое, другой – только частности (группируя их в абстрактные классы). Один пытается осознать традицию («не нарушить, а исполнить»; нарушить букву, но спасти дух), другой отбрасывает ее. Один видит в каждом человеке то же, что он увидал в себе, и хочет изменить мир изнутри. Другой, чисто интеллектуальный, духовно мелкий, делит людей на умных (как он сам) и глупых, и хочет управлять глупыми (для их же блага), как упряжкой коней. Человек для него – все равно что кусок дерева в руках ремесленника, кусок, который можно как угодно обтесать. Второй тип впервые отчетливо показал себя в древнем Китае (Шан Ян, Хань Фэй), но в нем нет ничего специфически китайского. Можно обнаружить его в… Платоне, авторе «Пира»: он же, как известно, автор «Государства» – первой тоталитарной утопии Средиземноморья… Победа интеллигенции над традицией – это возможность новой, более высокой степени свободы и нового, более страшного рабства. Интеллектуальная свобода – что-то вроде атомной энергии. Она может служить и добру и злу, может спасти мир и погубить его. Надо сознавать этот риск, на который идешь, отстаивая дело свободы… 165 Таким образом, я рассчитываю на интеллигенцию вовсе не потому, что она хороша. Интеллигенция, как и все человечество, не избежала первородного греха… Но только интеллигенция способна ориентироваться в нынешнем сложном обществе. Святая простота не разберется в обстановке и опять принесет «вязанку дров, как лепту, на костер» (Ф. Тютчев. «Гус на костре»)… Остается подставить интеллигенции зеркало и показать ей, какая она есть. Духовная незащищенность, отказ от привычных ориентиров во времени и в вечности, опора только на самого себя, на свою собственную глубину – все это утомляет, становится невыносимым; от этого хочется бежать, как от чумы, от холеры, от сифилиса; вселиться в семипудовую купчиху и поверить во все, во что она верит. Добрая половина образованного общества готова ухватиться за что угодно. Лишь бы был твердый человек, твердый принцип, твердая традиция. Гомункулизм, сталинизм и прочее – все это частные случаи, отдельные нарывы, а болезнь крови – в неспособности обрести Царство Божие, которое внутри нас. Человек, потерявший ориентацию в линяющем мире, только очень редко схватывается за то, что само по себе вечно. Чаще он привязывается к руководству людей… Еще чаще 166 привязываются к примитивам, не порвавшим еще с целостностью жизни, – к народам, племенам, животным. Все это отчасти хорошо. Можно многому научиться у простых, не испорченных высшим образованием людей, у животных, у деревьев, у облаков. У моря – его широте. У деревьев – их осанке, их стремлению к свету. У птиц – их инстинктивной способности отвечать солнцу. У животных – безыскусности крика и движения. У архаических племен и народностей – внеличной соборной мудрости... Но... тут есть некоторые «но». Страсть к примитивному имеет и свои патологические формы. Наиболее свободна от них любовь к природе, к животным. Друзья говорили мне, иногда в шутку, иногда всерьез, что собаки или кошки гораздо лучше людей. Но никто из знакомых мне кошатников или кошатниц не орал в марте, как кот, и никто из знакомых собачников не вырывал у соседей кость изо рта. Есть какой-то незримый порог, мешающий человеку встать на четвереньки. Как-то само собой получается, что у деревьев, у собак и кошек учатся тому, что обогащает нашу человечность, а не портит ее. Любовь к народу в этом смысле гораздо опаснее. Никакого порога, мешающего встать на четвереньки, здесь нет… Миф о народе был основательно разрушен в 167 «Белой гвардии» М. Булгакова, в столкновении народа без интеллигенции с интеллигенцией без народа. В «Собачьем сердце», если перевести гротеск на язык социологии, вносится разъяснение: народ хорош, пока он неподвижен, не втянут в историю, остается патриархальным Шариком. Взбаламученный, взбунтовавшийся народ теряет свою душу… «Не приведи Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный» (А. Пушкин. «Капитанская дочка»). И все же миф о народе пытаются возродить… Чувство единства с миллионами ободряет, как сто грамм перед атакой. Но что потом? Потом интеллигенты, облачившиеся в пролетариат, в народ и прочие сермяги, истребляли интеллигентность в себе и вокруг себя во имя своего фетиша... Интеллигенция не может проходить мимо политических событий, затрагивающих ее нравственное чувство. Но всякое политическое выступление есть политика. Как бы ни был этически окрашен первый политический шаг (демонстрация, протест), политика имеет свою логику (так же как наука, искусство, воспитание детей и т.п.; каждое требует человека целиком). Погрузившись в политику с головой, интеллигенция неизбежно приходит к отказу от того, что ее толкнуло в политику, – к утрате сознания, что есть ценности 168 более высокие, чем любая политическая победа или поражение. Особенно опасно положение интеллигенции в стране, где ее и близко не подпускают к власти. В нормальных для развитых стран условиях ученый, писатель, режиссер просто не хочет стать министром, ему больше нравится его собственная работа. А запретный плод сладок. Пытаясь схватить его, часть интеллигенции совершает внутреннее грехопадение, превращается в политическую контр-элиту. Этот процесс довольно хорошо прослеживается в истории России, и нет никаких гарантий, что он не повторится. Первый шаг к метаморфозе радикальной интеллигенции – возникновение типа героя, слегка охмелевшего от собственной смелости и в иные минуты чувствующего себя (хотя еще не сознающего) по ту сторону обывательского добра и зла. Постепенно борцы с деспотизмом присваивают себе права деспотов и начинают обращаться с обывателями примерно так же самодержавно, как сатрапы. Разумеется, обыватель этого вполне заслуживает. Его трусость, его раболепие воспитывают деспотов. Но герои не замечают, что структура общества, таким образом, увековечивает себя: само отрицание старого становится его повторением. 169 Что менялось? Знаки и возглавья? Тот же ураган на всех путях: В комиссарах дух самодержавья, Взрывы революции в царях... М. Волошин. В странах Африки эта кинолента крутится с повышенной скоростью. В 18 лет Нума Помпилий – студент с головой, полной освободительных идей; в 20 – министр, в 22 – ставит в своем дворце золотую ванну, в 24 – тирана свергают. В такой легкости есть свое преимущество: меньше трупов. В России или Китае драма разыгрывается всерьез. Из одних расстрелянных можно было бы составить несколько новых африканских государств – членов ООН... Как бы ни угнетали интеллигенцию, как бы ее ни распинали, основное ядро ее, по-моему, не должно стремиться к власти. Идеальным политическим представительством этого ядра была бы ассоциация, обладающая прессой, но принципиально не участвующая в работе власти, по крайней мере – исполнительной. Политическая форма существования, максимум влияния интеллигенции могут быть достигнуты не захватом власти и даже не борьбой за власть, а диалогом с властью, диалогом, в котором интеллигенция может формулировать и высказывать принципы, определяющие деятельность власти, и время от времени оказывать ограниченную поддержку тому 170 или иному деятелю (группе деятелей) получше других… К несчастью, в сверхдержавах… интеллигенция бессильна (или по крайней мере очень слаба). Политика здесь в плену у машины всемирного господства, у идеи престижа. Единственная заслуга сверхдержав – то, что они уравновешивают друг друга. Самое лучшее, что Россия и Америка могут сделать, – это сдерживать Китай. А малые страны пусть идут своим путем. Некоторые из них сохранили возможность коллективной доброй воли, сдвига к чему-то лучшему, к выходу из всемирноисторического тупика, в который мы зашли. Надо по крайней мере не мешать им… Интеллигент может пытаться ассимилироваться в массе, но масса великодержавных мещан никогда не признает его за своего и при первой возможности вытолкнет – так, как были вытолкнуты из РСДРП ее основатели. Только сплотившись в своем одиночестве, интеллигенция может чего-то добиться и для себя самой, и для всех. В конечном счете, интеллигенция должна выйти за свои рамки, захватить, просветить массы. Но прежде чем посолить, надо стать солью; прежде чем просвещать, надо стать светом, перестать быть человеком массы, перестать быть частицей тьмы… Не поняв Царствия Божия, которое внутри нас, и перестав верить в Царствие Божие на небе, народы развитых стран за последние века если и 171 верили во что-то, то разве только в лучшее будущее. Но в наш век и эта вера заколебалась. Сама идея лучшего будущего, помимо вероятности ее осуществления, встретила возражения и нападки. Будущее будет, нет ли, говорят современные Иваны Карамазовы, а настоящее слишком часто приносилось ему в жертву. И стоит ли эта гармония сегодняшних, настоящих слез? Падая с неба или с сияющих вершин, люди схватились за народность – и попали в плен к ней. Будет ли, нет ли Царствие Небесное или светлое будущее, но мысль о нем давала точку, с которой можно было взглянуть на свой народ, как с горы, и сказать: есть две нации в каждой нации. Есть Герцен, и есть Пуришкевич... А с позиции народности все кошки серы… Бороться с отечественными пороками, стоя целиком на отечественной почве, так же просто, как вытащить себя за волосы из болота… Это – задача для барона Мюнхгаузена… Или самоутешение для мещанина, который, в сущности, своими пороками совершенно доволен и никуда из своей миргородской лужи не хочет. То, что называют национальным характером, – сложная структура, которую можно членить на несколько пар типов, черт. Есть русские черты, идущие от богатырских эпох или сторон русской истории – широта, удаль, беззаботность (я 172 включаю сюда и беззаботность, хотя от нее было и будет много несчастий: в ней есть что-то для меня глубоко привлекательное). И есть русское холуйство, русское хамство. Есть черты, складывающиеся в церкви (женская кротость и всепрощение), и черты, складывающиеся на конюшне. Как все это соберется вместе? На войне, когда начальство разрешает быть храбрым, русский мужик расправляется и становится человеком. В мирное время, когда начальство ему этого не дозволяет, он теряет уважение к себе, подлеет, пьет, спьяну куражится... Чтобы в самом деле подняться, надо возненавидеть собственную скверну. И полюбить что-то получше: Бога, идею... Тогда народ действительно взлетает, и следами его остаются такие слова, как «осанна», «аминь»… Из двух великих народов древности, заложивших основы нашей культуры, один осудил Сократа (за безнравственность), другой распял Христа... Как это получилось? Может быть, потому, что оборотная сторона народа – масса? И глас народа – глас Божий, глас массы – голос осла?.. Может быть, весь смысл народа в том, чтобы сопротивляться крупным переменам? Сопротивляясь Шан Яну, он прав. Сопротивляясь Христу, он грешен. Но сам по себе он никого не рождает. Он только хранит, и то не очень хорошо. 173 Какой пророк был доволен своим народом? Какой пророк не бичевал его? Не говорит ли довольство своим народом о глубоком духовном упадке, об утрате самого томления по духовной глубине? То, что у нас обычно называют народом, совсем не народ, а мещанство. Это мещанство хочет называть себя народом, подчинить себе интеллигенцию, заставить ее относиться к себе как к норме или образцу…. Народы должны преобразиться, ветхий Адам должен умереть... (Из эссе «Человек ниоткуда», 1967, 1969 гг.) 174 ПРИЛОЖЕНИЕ № 6. КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СОВЕТСКОГО И ПОСТ-СОВЕТСКОГО МЕНТАЛИТЕТА М.Н. Курочкина: В последнее время много говорят о «духовности», вернее, о бездуховности, подразумевая в противовес этому наличие некой духовности. Складывается впечатление, что у людей, часто употребляющих этот термин, весьма смутное представление о том, что же такое духовность. А между тем это весьма неоднозначное понятие. Духовность бывает разной природы. Духовность – это своего рода закваска, которая заставляет бродить или жить всю массу теста. Все в человеческой истории, что возвышается над обыденностью, великое прекрасное и великое ужасное, имеет в своей основе духовность…: духовность демократических завоеваний Америки, духовность инквизиции, духовность фашизма, духовность Ренессанса, духовность советского периода истории. В основе всех этих событий, процессов – духовность, но как различна природа этой духовности. 175 Еще в Писании сказано о необходимости различения духов. Я полагаю, что все воздыхания последнего времени о некой духовности основаны на представлении о наличии идеальной духовности, которое, скорее всего, проистекает от выведенного из евангельских истин понятия святодуховности. Что же такое святодуховность – тема для отдельного разговора. Стоит добавить, пожалуй, лишь несколько слов для ясности. Существует в иерархии мироздания и иерархия духовности… В этой иерархии святодуховность, или Дух Святой, занимает высшее положение. Отсюда следует, что существует и «низшая духовность». Поговорим теперь о духовности советской. Советская история началась с гуманистического импульса в умах и душах революционно настроенных людей задолго до конкретного воплощения. Для остроты восприятия темы о духах нашего времени оставим в покое политический, социальный, культурный и экономический факторы. Сосредоточимся на духе. Итак, исходный импульс советской истории – это гуманистические представления революционеров. Гуманизм как определенная система ценностей является порождением эпохи Ренессанса… 176 Русские революционеры были разными людьми – встречались среди них и атеисты, и люди верующие, но в целом гуманизм русских революционеров был светским… Он был овеян определенной романтикой, и основной его темой являлась справедливость: компенсация несправедливости, завоевание справедливости, справедливость почти любой ценой; в дальнейшем это переросло в принцип – цель оправдывает средства. Тема справедливости не была случайной. Прежде всего, в ней чувствуется национально-культурное наследие (национальное следует понимать не как зауженно русское, а как широкое, синтетическое, российское) – это любимая «народная» идея, идея о «несправедливой приниженности нравственно чистого народа». Это своего рода неизжитый комплекс вины за крепостное право, за рабство, отмененное всего лишь сто с лишним лет назад. В то время как Кьеркегор писал, что «человек качественно отличается от других животных видов... тем, что личность, единичный, выше рода» (полагая основной задачей человека как личности «возвыситься над множеством»), в России существовало буквальное рабство. Такое положение дел создавало внутреннее противоречие между идеальным и реальным и производило колоссальное психологическое напряжение. Этот «skeleton in the cupboard» (англ. 177 «скелет в шкафу») придал излишнюю, а, может, во многом и ложную патетику самому понятию народа. Было понятие о том, что народ – это совокупность личностей, ярких, представительных, личностной аристократии, независимо от сословной принадлежности, куда входили и дворяне, и крестьяне, где единственным критерием мог служить только творческий дух. Но такое восприятие народа не привилось в массовом сознании, а для тех, кто об этом задумывался, стало популярным представление о народе как о совокупности людей, которые живут хуже, чем я, или о патриархальном народе, то есть народ воспринимался как роевое начало. У темы справедливости, конечно, были и социально-бытовые причины, и причины личные, психологические, которые можно весьма обобщенно свести к вопросу, почему люди в силу определенных внутренних оснований предпочитают жить не здесь и сейчас, а в некоем сконструированном ими самими будущем, причем, весьма относительном, еще без четко прорисованных стен на фундаменте, мысленно заложенном в землю. Борьба за справедливость постепенно стала принимать экстремистские формы. Политическая речь Ленина – это «ругачая» речь, в которой превалирует пафос ругани, импульс раздражения. 178 Хозяевами земли были объявлены плебеи, то есть люди с железными жилами и ограниченным сознанием. Аристократ в такой ситуации не мог себя почувствовать хозяином положения, ему следовало бы тогда деградировать в состояние «железных нервов», а это состояние плебейское, грубое. Я имею в виду не аристократию выучки и происхождения, а аристократизм восприятия мира, состояние универсального интереса, открытости, это не интерес к чему-то отдельному, а ко всему, что присутствует в мире. Такой интерес уничтожает агрессию. У большинства же людей есть только фрагменты интереса, что порождает неконтактность с другими людьми, носителями других фрагментов интереса, а это и есть начало войны. Быстро начавшийся процесс репрессий в течение довольно короткого времени способствовал вымыванию мозгов из большевистской партии и окружения, на которое она могла опираться. Теперь непосредственно перейдем к распознаванию духов, порожденных данной борьбой, так как это наиболее верное средство к постижению реальности, ибо все остальное либо мифологизация, либо идеологически подготовленная версия революции, а портреты вождей – как наскальные изображения, да и то искаженные. 179 Один из самых сильных советских духов – это дух агрессивности. Агрессия – это гипертрофированная форма защиты. Необходимость защищаться возникает под действием двух факторов: первый – объективный, наличие угрозы в несовершенном мире, второй – субъективный, чувство собственного несовершенства, хрупкости, которая нуждается в замкнутом, огороженном пространстве. Совершенство не нуждается в защите, потому что не боится агрессии со стороны несовершенства. Несовершенного боится только несовершенство, и чем больше степень несовершенства, тем более без разбора оно всего боится. Переживание ненадежности жизни – самое большое человеческое страдание. Поэтому большинству людей нравится жестокость и жесткость по отношению к другим, это приравнивается к наведению порядка. На фоне экономического благоденствия – это агрессия, с которой можно жить, а на фоне разрухи такое наведение порядка превращается в необходимость для этого большинства. Одна из причин победы большевистской революции заключалась в том, что это была победа жесткой, узкой доктрины над первобытным хаосом зарождающегося плюралистического, а значит, открытого общества начала XX века. Это был действительно хаос – 180 хаос идей, представлений, культурных и духовных тенденций, именно хаос, то есть некоторое беспорядочное смешение и неупорядоченное движение, так как страна только начала освобождаться от жесткой самодержавной доктрины. Конечно, изнутри этого хаоса трудно было разглядеть его позитивный смысл. У большинства людей отсутствует историософское видение, способность взглянуть на события с высоты птичьего полета, а есть только ужас от того, что хаос может все смести на своем пути. Таких людей оказалось немало. Результат – победа жесткой, узкой доктрины, логически обоснованной, исключающей открытые вопросы. Именно поэтому более других пострадала интеллигенция, ибо открытые вопросы являются предметом ее внимания. По существу, это была победа узкой, логически замкнутой доктрины, избавляющей от необходимости личной ответственности каждого человека в решении вопроса, в чем смысл жизни. Все стало яснее ясного. Смысл жизни в том, чтобы построить «наш новый мир», в котором «кто был ничем, тот станет всем». И никаких вопросов – зачем, почему, никаких вопросов, в ответ на которые нельзя отдать конкретное распоряжение, никаких вопросов, ответ на которые может быть неоднозначным по своей сути. 181 Доктрина была настолько узкой, что у большевистской партии не нашлось достаточно вразумительной программы, кроме необходимости завоевания власти. Не потому ли на протяжении истории у партии не раз возникала необходимость менять курс в соответствии с существующей ситуацией, не потому ли в нашем законодательстве не существовало определения, что такое «антисоветский»? Определение «советский», означающее того, кто железной рукой держит власть и устанавливает порядок, как-то не состыковывалось с не умершим еще гуманистическим романтическим пафосом. Налицо было несоответствие, как у «старых большевиков»: воля – чистая, а дела – грязные. Узость доктрины вызвала строгую необходимость отмежеваться от всего остального мира, не оставляя при этом надежды в дальнейшем, окрепнув, переделать весь мир на свой лад (лозунг о мировой пролетарской революции). Так родился дух советской агрессивности. И когда внешняя угроза перестала существовать после победы над интервентами и Белой гвардией, дух агрессивности потребовал себе пищи, и тогда появилась угроза внутренняя – контрреволюция, а затем и незримая – враги народа. Врагами народа мог быть кто угодно, а в дальнейшем, наверное, и что угодно – интеллигенция, военные, евреи, 182 врачи, нацмены (представители любой национальности) – все и всё, к чему можно было предъявить обвинение по существовавшей в уголовном кодексе СССР статье об антисоветской агитации и пропаганде, при отсутствии определения, что такое «антисоветский». Образ врага – это своего рода утешение, спасение от черной бездны, в которую все рушится и нет виновного… Советская агрессивность была всегда направлена в обе стороны – вовне и вовнутрь. Было одно исключение, когда недоверчивый Сталин поверил Гитлеру в 1939 году, признав, вероятно, что-то родственное в агрессивности узкой, супер-замкнутой доктрины фашизма. А так, на протяжении всей советской истории у нас были большие и малые враги, среди них периодически оказывались и бывшие друзья. Эта агрессивность постоянно поддерживалась гонкой вооружения и идеологическим воспитанием, которое покоилось на трех китах – неоспоримых преимуществах нашей жизни вплоть до чистого вымысла, намеренном сгущении красок, вплоть до искажения событий, касающихся всякой иной жизни, а также шпиономании. Такое селекционное воспитание не могло не дать плодов: для многих советских людей агрессивность стала формой мироощущения – агрессивность в личных отношениях, во всяких второстепенных 183 человеческих контактах, в творчестве, в способе думать. Дух агрессивности породил не менее значительный для нашей жизни дух репрессивности. Репрессии в нашей стране приняли форму упреждающего удара – пресекать гораздо суровее, чем требовала сама существующая причина, пресекать по одному только подозрению о возможности существования причины. Особенно четко просматривается это в двух областях нашей жизни – в медицине и в воспитании. В нашей медицине глубоко укоренились шоковые методы лечения – особенно это видно на примере психиатрии и онкологии: инсулиновые шоки, химиотерапия, хирургия, облучение – все это более популярно, чем терапия щадящая, связанная с продолжительным уходом. Или другой пример: попробуйте заикнуться о том, что аппендицит нужно лечить, а не вырезать. У большинства наших врачей четко выработанный стереотип: единственный способ лечения аппендицита – хирургическое вмешательство. А ведь это вещь не невинная. В воспитании дух репрессивности имеет еще более уродливые формы. Одна воспитательница детского сада рассказывала с явной гордостью о своей «педагогической находке», позволившей ей добиться безукоризненной дисциплины: она за провинность одного наказывала всех, и со 184 временем дети стали следить друг за другом сами. Сразу после института я два года работала в школе. В соседнем классе со мной трудилась учительница, которая позволяла ученикам, первым выполнившим задание, следить за дисциплиной остального класса, составлять для нее список ребят, занимавшихся списыванием. А в самой школе были созданы дисциплинарные батальоны из учеников, каравшие, с позволения старших, нарушителей на переменах. У них отбирали дневники и заносили в «черные» списки, которые зачитывались на общей линейке. Во время психологических консультаций родителям, находящимся в конфликте с детьмиподростками, я обнаружила, что чаще всего родители называют следующие приемлемые для себя в этой ситуации средства борьбы с непослушными – милиция, психиатр и... гинекологическое обследование для установления девственности своей дочери. И надо заметить, что во всех этих случаях люди действуют по своей воле. Весьма могущественным духом советской действительности является дух обобществления – он воплощается весьма разнообразно, но по сути это всегда воля к усреднению, выравниванию, разрушению индивидуальных особенностей (как будто можно сохранить индивидуальность, разрушив ее индивидуальные особенности), 185 иными словами – посягательство на личность. Дух обобществления – это атеистическое представление о справедливости, понимаемое как усредненное тождество на горизонтальном уровне… Усредненное тождество, называемое в советской действительности равенством, – это одинаковые люди в одинаковой одежде, с одинаковыми представлениями, живущие на одинаковой жилплощади, одинаково работающие за одинаковую зарплату. Правда, практические соображения заставили отойти от «уравниловки», но дух ее в сознании сохранился как идеальная норма. Дух обобществления весьма враждебен к личности, к самому существованию личного в противовес серой заурядности и ко всякому проявлению личностного. У нас всегда не любили личную жизнь, у нас был примат общественного над личным, у нас не любили личных заслуг, личной собственности, личных усилий – ко всему этому было отношение, как к грязному белью, которое надо прятать, когда приходят гости. Жизнь была коммунальной, частной жизни не было, каждый мог влезть в личную жизнь другого запросто, по-партийному. Общество стремилось подавить личность, начиная с детского сада. Детский сад, школа, армия, нормы ГТО, прописка, возможность 186 сделать карьеру только при условии вступления в КПСС, возможность поступить в аспирантуру только при условии сдачи экзамена по марксистско-ленинской философии, даже если вы собираетесь стать врачом, а не философом, и многое, многое другое, – все но, имеете взятое, было направлено на усреднение личности, как будто возможно воспитать личность без права и возможности реального выбора. Усредненная личность есть личность очень не свободная, ибо исходные данные свободы – возможность неповторимого пути. А с усредненной личности всякую неповторимость пытались снять, как стружку. И если личность смирялась с этим, то от личности оставался только полуфабрикат. Сейчас в такого рода «смирении» пытаются найти оправдание за свою глухоту к преступлениям. У нас любят восклицать: «Мы не знали о тех ужасах, что у нас творились». А разве вы очень хотели знать? «Нас обманывали». А разве вы не сами безоговорочно верили? «Нас унижали». А разве вы предпринимали что-нибудь, чтобы защитить свою честь? Конечно, нельзя от людей требовать героизма, тем более, что в те времена каждого человека рассматривали словно в лупу, словно он под следствием… Духи насильственного объединения, породившие скученность коммуналок, сделали и семью, эту ячейку государства, больным органом. 187 Нормальных семей почти не было, хотя разводов было меньше, но не потому что люди хотели жить вместе, а потому, что люди отдавали себя во власть более сильных духов аскетической коллективизации. Был великий страх непослушания системе, который поглотил малые страхи. Достаточно было подчиниться системе, и человек освобождался от всех малых страхов. Сталин – это аккумулятор страха, при нем страх стал «праздничным», он так напугал, что даже вызывал любовь у советских людей, потому что человеку нравятся сильные чувства, а страх как раз одно из самых сильных чувств, испытываемых человеком… При Брежневе этот страх стал привычным опасением, как домашний бульдог. Человек знает, что эта собака страшная, но она уже приручена. Звериный, страшный оскал страха был только при Сталине. Конечно, не все люди одинаковые, и у нас есть герои, которые в чудовищных условиях сохранили и отстояли личностное достоинство. Именно благодаря этим людям в стране началось медленное движение обновления, это они удержали телегу на краю пропасти – А. Сахаров, А. Солженицын, генерал П. Григоренко, А. Марченко, Л. Богораз, отец А. Мень и многие, многие другие, в том числе никому не известные 188 подвижники, в разных областях и каждый посвоему. Я прочитала самое значительное из произведений А. Солженицына, «Архипелаг Гулаг», кажется, в 1975 году, когда оно было издано на Западе и с большими опасностями переправлено в Союз; получила книгу на короткое время… В то время находились люди, которые хранили и давали почитать эту книгу, служившую своего рода эталоном антисоветскости, за одно ее хранение грозили репрессии. Существовало такое определение – «хранение с целью распространения». Находились все же люди, которые искали знания, правды, кто политической, кто исторической, кто научной, кто духовной. Они создали контр-реальность, где была предпринята попытка защитить часть внутреннего мира человека, которую травили и выжигали. Они создали некое контр-измерение, где могли находиться люди, которых существующая действительность исторгала и преследовала. Большинство же людей позволяло с себя снимать личностную стружку, становясь рабами. Были рабы, которые любили своих тиранов, потому что тяжело брать ответственность за свою собственную жизнь; были люди, которые жили и трудились, как рабы, с затаенной, почти неосознанной ненавистью к хозяину, к 189 государству, к «слугам народа». А рабский труд – это самый непроизводительный труд, труд, за который не несешь ответственности, так как ничто никому не принадлежит. Люди не работают, а функционируют, формально исполняют свои обязанности и тогда, когда кладут асфальт, и собирая самолет, и делая операции. Такое селекционное воспитание дало соответствующие плоды. Большинство наших людей сохранило лишь «личностные атавизмы» в виде амбиций и в виде зуда иметь большой товарный выбор. Чаще всего это единственные личностные характеристики в общей массе людей. Воплощенный дух обобществления обернулся неуважением людей друг к другу, доходящим до буквального хамства и чудовищного непрофессионализма: у нас работают врачи с профессиональным образованием, но не профессионалы, у нас работают учителя с дипломами, но без реальных умений. У нас ужасающе не профессиональны политики и журналисты (за очень редким исключением), у нас очень непрофессиональное телевидение, когда ему нужно не исполнять идеологический заказ, а просто работать для зрителей, – это особенно очевидно, когда пытаются создать на американский лад шоубомонд… Наши женщины часто выступают в платьях не для сцены, скорее это одежда для 190 дорогой проститутки, которая принимает клиентов… Эта ситуация отягчается духом рабского отношения к труду и духом мстительности. Общество состоит из рабов, которых наплодила тоталитарная система. Освобожденные рабы не могут заниматься предпринимательством, они либо собираются в шайки и работают на хозяина, либо впадают в состояние комы или депрессии. Их невозможно вдохновить, они ждут сильной руки, которая бы… построила в стройные ряды и повела снова к «кормушкам». Поэтому ставку надо делать на тех, кто не утратил дух свободы, а для остальных нужна социальная программа. Это так же важно и для тех, кто еще не научился быть свободным, но уже отвык быть рабом... Дефицит… духа действия, – это также эффект советской власти, при которой собственно действие, любое действие, расценивалось как антисоветское, потому что нужно было только реагировать, только исполнять предписание; членам политбюро было предписано одно, а простым людям – другое… Культивировалась система предписанных реакций, потому так сложно сейчас: ведь свобода строится на вырастании из реакции в действие. Все это создает постоянную угнетенность, которая психологически разрешается вымещением на других. В нашей стране это приняло 191 уникальную форму «дедовщины»; имеется в виду не только армия, это все сферы нашей жизни, когда любой при первой же возможности вымещает на любом же, попавшем под руку, за унижение всей своей жизни, но везде со своей спецификой: на почте, в прачечной, в больнице, на железной дороге, в городском транспорте. У нас страна народных мстителей, партизан, карающих друг друга. Люди очень страдают, когда на себе ощущают мстительность других, но это не мешает им отвечать тем же любому, встретившемуся на пути. Еще один очень важный дух нашего советского бытия – это дух однозначности восприятия. Масса усредненных лиц привыкла жить в четко очерченном пространстве, лишенном сакрального элемента таинства жизни. Все в этом пространстве конкретно, материально и... однозначно. У наших людей существует черная и белая психология: если некто не друг, то он – враг, которого нужно ненавидеть; если сейчас мы живем хорошо, то, значит, в прошлом году жили плохо, ведь эту жизнь мы зачем-то завоевывали. А если сейчас мы живем плохо, то, значит, раньше, когда-то, до революции, жили хорошо. Хотим жить только так, как раньше! Создается впечатление, что у таких людей сохранилась всего лишь одна извилина и движение мысли возможно лишь по прямой, в ту или иную сторону. 192 Все эти духи не являются порождением советского времени, но именно в советское время они приняли законченные формы, тела и сгруппировались именно в таком составе, и тот, кто открывает свою душу этим духам, становится советским, в самом худшем смысле этого слова. Идеальное советское, связанное с гуманистическим устремлением к всеобщей справедливости, умерло, осталось лишь атеистическое советское. И если мы хотим изменить нашу жизнь, надо избавиться не от одного из этих духов, а от всех вместе. (Из эссе «Homo Sovieticus», 1993.г.) 193 ПРИЛОЖЕНИЕ № 7. КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ФЕНОМЕНА РУССКОЙ РЕЛИГИОЗНОСТИ А.В. Сергеева: …на протяжении почти тысячи лет религиозность составляла сердцевину русского архетипа... Православная церковь имеет большое значение в жизни российского общества. Конечно, сила ее подорвана и вряд ли она будет в дальнейшем играть такую же роль, какую имела до революции 1917 года. Однако в отличие от других общенациональных институтов церковь располагает высоким уровнем общественного доверия. Во всяком случае, по результатам опросов общественного мнения, 54% (больше половины) опрошенных заявили о своей приверженности православию… Более точных данных мы не можем представить: в конце концов, существует свобода совести, но можно передать атмосферу... В этом плане можно напомнить репортажи по ТВ, когда перед телекамерами, неумело крестясь, со свечой в руках позировали политические деятели первой волны демократии… Из этого эпизода все понимают, что церковь больше не 194 преследуется в России, как это было на протяжении 70 лет. Более того, в политическом «бомонде» стало модно ходить в церковь, креститься, венчаться и отстаивать многочасовые литургии. Возможно, эти действия были рассчитаны главным образом на СМИ, чтобы смягчить образ правителей, которые от этого как бы становились ближе к народу… Тот факт, что чуть ли не половина россиян считает себя приверженцами православия, и что стало модным носить на шее православный крест, не означает возвращения религиозного сознания. Вера все-таки передается воспитанием – с молоком матери, с последним и взглядом умирающего деда, а не по решению бывшей партийной номенклатуры. Однако даже если предполагать, что бывшая глубокая религиозность русских в результате жестоких преследований уничтожена, то все равно в их сознании она не исчезла бесследно, а сохранилась хотя бы в языке. Например, каждый человек (неважно – верующий или атеист) десятки раз в день произносит «спасибо», и при этом бессознательно формально обращается к Богу, прося помочь ему и спасти: в средние века благодарность произносилась как «спаси (тебя) Бог». А как русские выражают свое недоверие или презрение к нечестному человеку, который потерял совесть и хочет обмануть другого? Они 195 говорят: «Побойся Бога», «Креста на тебе нет». Значит, «крест» в русском сознании – синоним слова «совесть», человеку «с крестом» можно доверять, крест – это как бы гарантия того, что он «свой» и не сделает тебе плохого. Все оттенки сильных эмоций, в том числе и восторг, и ужас, и восхищение – все это выражается с помощью присловья «Господи, Боже мой!» Интересно, что западный современный человек, произнося то же самое на своем родном языке, кажется сам себе манерным или находится в состоянии аффекта. Короче говоря, в устах западного человека лишнее поминание Бога выглядит не совсем натурально. Для него это – архаизм или позерство, а для русского же человека – привычная эмоциональная скороговорка особенно в речи женщин. Не вдаваясь в теорию, можно отметить конфессиональные особенности православной церкви. Во-первых, православие – по сравнению с католицизмом – более домашняя, народная религия… Во-вторых, в современных условиях русское православие более архаичная и традиционная религия: молитвы произносятся на старославянском языке, непонятном даже для образованных людей. 196 В-третьих, православие содержит довольно суровые предписания: нельзя входить в церковь в неподобающей одежде и макияже, женщине нельзя носить брюки, голова ее должна быть покрыта платком или шарфом, в любую жару ее тело должно быть прикрыто. Об этом не будет лишним знать, если вы захотите поближе познакомиться с православными службами: вполне возможно, что русские «бабушки» весьма активно напомнят вам о правилах. Кроме того, почти половину дней в году русские православные едят постную пищу, т.е. без мяса и животных продуктов. А накануне Пасхи в течение семи недель следует особенно строгий пост. Многие русские следуют этим традициям не только из религиозных, но и из гигиенических соображений... И, в-четвертых, присутствие во время русской литургии будет непривычно иностранцу: с одной стороны, теплая атмосфера, прекрасные иконы и необыкновенное пение приведет… в восхищение. Но, с другой стороны, в русской церкви нельзя сидеть во время службы и пребывать в комфорте. В течение нескольких часов молящиеся стоят, кланяются в пояс. Может смутить обычай целования икон многими молящимися. …знайте, что не стоит целовать лик, изображенный на ней! Это будет воспринято… как святотатство. В XVII веке во 197 время польской интервенции, например, Марина Мнишек, жена Самозванца, по незнанию поцеловала на иконе Божию Матерь в губы, и этот эпизод мог бы стать в ее жизни последним: в православной традиции принято прикладываться к краю образа или окладу. В-пятых, стоит напомнить о напряженных отношениях между православием и католичеством. Само слово «православие» образовано при переводе на русский язык греческого слова «ортодоксия» и приобрело смысл «верное учение». Тем самым византийское или восточное христианство противопоставлялось западному (католическому). Таким образом, русские, по их собственном мнению, более «правильно славили Бога», чем другие. Отсюда особое отношение к «другим» христианам… И последнее. Традиции русского православия таковы, что все том числе и преуспевшие в бизнесе люди, по совести должны жертвовать часть своего дохода или на дела церкви, или сиротам и нуждающимся. В этом-то и состоит секрет полного преображения внешнего вида крупных городов России. Тот, кто видел России последний раз хотя бы 10 лет назад, не поверит своим глазам при виде блистающих золотом и роскошным убранством многочисленных храмов (и не только православных)… Часто вся эта красота – не от щедрости или взрыва 198 патриотических чувств государства и его чиновников. Все создано на церковные пожертвования и средства многочисленных преуспевших людей. (Из книги «Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность», 2007 г.) 199 ПРИЛОЖЕНИЕ № 8. КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДЕМОКРАТИИ Священник Иаков Кротов: Демократия – понятие абсолютно неопределенное, демократический стиль – понятие абсолютно четкое. Стиль демократии – афоризм. Можно прикрыть свои убеждения любыми словами, можно прикрыть сущность государственной системы любыми законами, но нельзя научиться говорить афористично, если человек убежден в необходимости подчинения всех одному какому-то подлежащему. «Демократия – худшая из всех политических систем, но лучшей не дано». «Демократия есть строй, когда еще не знают, кого слушаться, но уже знают, кого не слушаться». «Демократия – гадкий утенок, деспотизм – гадкий лебедь». Вот это триумфы демократии, только она способна смеяться над собой. Афоризм есть особый язык, в котором краткость, самоирония и парадокс играют такую же роль, как аканье и штоканье в московском говоре. Если мы поглядим с этой точки зрения на историю хотя бы античного мира, мы увидим 200 примерно то же развитие его от полисной демократии к восточному деспотизму. Расцвет античной демократии сопровождался расцветом лаконичности. Говорили кратко и остроумно, хотя самих афоризмов нагромождали прямо неимоверное количество… Лишь ко II и III векам окончательно утверждается стиль длинный, разворачивающийся в бесконечность, подобно «тещиному языку». Языковому отличию демократии от деспотизма с тех же античных времен соответствует отличие архитектурное: Парфенон с его немногочисленными колоннами, каждая из которых наособицу, не выпячивается среди других и не растворяется среди них – архитектура демократии. А что такое тоталитарная архитектура, с бесконечно повторяющимися рядами окон, колонн или этажей, где не различить уже одной конкретной детали, – знает каждый, кто проходил по улицам Москвы, Рима, Берлина. Определение демократии как искусства парадокса помогает понять, почему очень многие совершенно явно демократичные люди легко ругали демократию. Бердяев, к примеру, в целом прожил жизнь демократом. Писал много в ее защиту – кратко и ярко: «Демократия есть превращение хаотического количества в самодисциплинированное качество». Но вот после революции он, – на короткое время и 201 несправедливо, как он сам признавался – превратился в гонителя демократии, которую тогда многие путали с большевизмом. Написал книгу «Философия неравенства». Однако чем Бердяев клеймил демократию? Афоризмом – то есть демократическим языком. «Демократия есть скептическая общественная гносеология». «Самодержавие народа – самое страшное самодержавие». И, разумеется, в сущности, Бердяев оставался защитником демократии, если даже в «Философии неравенства» умудрился дать по рукам всем монархистам сразу: «Всякое самодержавие, кроме самодержавия Бога, опасно для человека». Также и Жак Маритэн, друг и современник Бердяева, смог так оплакать имеющиеся налицо демократии, что, несомненно: кроме демократии, ему ничто не мило: «Трагедия современных демократий в том, что они не в силах быть демократиями». В демократии идеальное и реальное всегда отдалены друг от друга больше, чем в монархии, и именно это делает демократию более близкой христианину, живущему одновременно до и после наступления Царства Божия. Напротив, знакомство с языком многих людей, ратующих за демократию, работающих в демократических правительствах, обнаруживает в них глубоких и убежденных монархистов – или, 202 еще хуже, тоталитаристов. Они и сами, может быть, не подозревают двуслойности своих убеждений. Если не произойдет политической катастрофы, испытывающей людей на искренность, они могут умереть с сознанием своей демократичности. Даже дела их могут быть истолкованы многообразно. Но язык! Вот наудачу взятый пример: «Подлинная демократия для меня – не та, где все занимаются политикой, считая ее главным своим делом (к чему тяготеет уличная, митинговая демократия, очень смахивающая на охлократию), а где люди, предоставив возможность заниматься политикой своим свободно избранным представителям, получают взамен свободу заниматься своим прямым, непосредственным делом: крестьянин – земледелием, предприниматель – промышленностью...». Разумеется, это сказал матерый представитель большевистской «философии» в период, когда большевики стали притворяться демократами. Их выдал язык – ибо так говорить о демократии демократ не может. Обман здесь столь же наивен, как если бы англичанин пытался выдавать себя за немца, не зная немецкого языка. Что уж говорить о классическом анонимном: «Исторически высшим типом политической демократии является социалистическая 203 демократия – единственно адекватная форма власти трудящихся...». Ведь это тот же стиль, что и в царских манифестах. Блестящий проповедник XIX века Иннокентий Херсонский заговаривает о монархии: «Что такое благочестивый Царь для благочестивого царства?» Казалось бы, невозможно не дать яркого ответа – но нет: мысль рождает хищную банальность: «Что боговозженное солнце для природы, то Богодарованный Царь для своего царства». Само солнце меркнет и обращается в орудие прославления монархии, исчезает граница, межа между двумя существительными исчезает, и не получается афоризма. А Эзоп сумел сравнить власть с солнцем так, что и о солнце, и о власти, и о подданных мы узнали чуть больше: «К государству надо держаться достаточно далеко, чтобы не сгореть, и достаточно близко, чтобы не замерзнуть». Эзопов язык недаром связан в веках с демократией: басня по структуре своей есть тот же афоризм, то же мирное соединение несоединимого, а афоризм – сжатая до фразы басня. Только эзопов язык демократичен не конспиративностью (какая уж в нем конспирация! всем все было ясно), а дерзостью. Невидимая межа сделала соседями власть и – печку. Когда Честертон сравнивает демократию с 204 гостеприимной хозяйкой (цель обеих – помочь неуверенным людям), это сравнение обогащает образы и демократии, и домохозяек. Именно стиль позволяет решить вопрос о том, может ли христианин быть демократом. Конечно может – не потому, что ему разрешено, не потому, что это доказано пространными рассуждениями (хотя и так доказано), а потому, что христиане говорят на демократическом языке в нужных случаях с такой же легкостью, с какой в совсем иных случаях говорят на церковнославянском. Вот Семен Франк: «Ценность демократии не в том, что она есть власть всех, а в том, что она есть свобода всех» (Вопросы философии. 1992. № 3. С. 126). Демократия есть «самоограждение всех от власти меньшинства». «Демократия не может быть основана на вере в непогрешимость большинства. Демократия опирается, напротив, на отрицание всякой непогрешимости». А вот лютеранин, ставший католиком, – отец Ричард Нейхаус, один из основателей Института религии и демократии в США: «Главное, что должно знать о политике: политика не есть главное». Он же: «Мы охотно признаем, что демократическое правление неудовлетворительно. Неудовлетворительно все, что далеко от осуществления царствования Христова. Христианин считает достоинством демократии то, 205 что она постоянно напоминает об этой истине». Или Райнхольд Нибур: «Человек способен к справедливости – поэтому демократия возможна; человек склонен к несправедливости – поэтому демократия необходима». И если сам автор этих строк способен написать: «Христиане не нуждаются в демократии; демократия нуждается в христианах», – значит, он демократ, чем, к счастью, в наше время не дадут гордиться. (Разумеется, демократами могут быть и не христиане, тогда и им дается благодать лаконичности: «Демократия правит плохо, зато мало» – Анатоль Франс). Означает ли это, что в демократических странах следует принимать чиновников на государственную службу по результатам письменных экзаменов? Устраивать, как в Древнем Китае, конкурс сочинений: кто составит лучше афоризм, тому более высокий пост? Разумеется, нет. В том и особенность демократии, что она существует не благодаря демократамдепутатам, демократам-чиновникам, а вопреки им. Депутаты и чиновники неизбежно склонны к попиранию демократии – работа у них такая. Носители власти, власть есть лишь одно существительное в афоризме, каким является вся жизнь человеческая. Существенно, чтобы вне государственных органов были люди, достаточно умные, свободные и веселые, чтобы говорить 206 афоризмами. Демократична не та власть, носители которой умеют говорить афоризмами, а та, которая не мешает сосуществованию афоризмов и манифестов. Сто лет назад, когда европейской демократии практически не существовало, демократию осуждали в основном эстетически. Монархию с ее пышными мундирами, с разноцветьем придворных платьев и гербов, с витиеватыми титулами и раззолоченной социальной пирамидой противопоставляли демократической серости и единообразию, смешению всего в одну массу. Было-де пышное цветение – стало вторичное единообразие. Были красавцы лейб-гусары – стала армия цвета хаки. Сегодня, когда демократия стала реальностью, видно, что именно монархия эстетически скучна и занудна. Монархия оказалась не способна вместить в себя многоцветье и разнообразие демократии – демократия спокойно вместила в себя монархические блестки Англии, Испании и прочих. Это не означает, что демократия обязательно благоприятнее для развития искусства, – просто она хоть немного веселее, улыбчивей, остроумнее. Демократия – толпа, но в этой толпе, будь она даже вся в джинсах и майках, больше цветения, чем в толпе изукрашенных рыцарей. Каждый 207 сопоставлен с каждым, полученный афористический эффект по достоинству оценен, и каждый остался при своем, лучше поняв себя. Самым же парадоксальным, острым и подлинно демократическим афоризмом пребудут до конца века слова Христа: «Отец Мой – виноградарь. Я – лоза, вы – ветви». (Из книги «Введение в жизнь», 2003 г.) 208 ПРИЛОЖЕНИЕ № 9. МИРОВОЗЗРЕНИЕ ПОСТ-МОДЕРНА: КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМЫ Э.А. Абрамян: Современный мир переживает глубокий кризис: экономический, политический, культурный, духовный... Само по себе состояние кризиса человечества на рубеже веков – явление не новое. Блок на пороге XX писал: XX век. Еще бездомней, Еще страшнее жизни мгла, Еще чернее и огромней Тень Люциферова крыла Однако специфика современного момента заключается в том, что наличие кризиса во всех сферах человеческой деятельности усугубляется глобальным экологическим кризисом… И это обстоятельство кардинально изменяет по существу всю современную ситуацию в мире – делает ее критической и требует от человека выбора. Выбора принципиального и решительного. Или человек в своем 209 триумфальном шествии… будет двигаться попрежнему по пути научно-технического прогресса под теми же знаменами и лозунгами, которые сегодня подвели его к краю пропасти, – и тогда у него нет будущего. Или человек изменит мотивы своего шествия, т.е. парадигму своего мышления, и обретет, наконец, себя в своей целостности и тем самым спасет себя и мир. И в этом свете перед человеком сегодня, как никогда за всю его многовековую историю, поднимается проблема: не как человеку выжить в условиях глобальных кризисов, а как человеку жить? Какие ценности положить в основу своего бытия? Что для человека должно быть главным в жизни: «иметь» или «быть»? На какие фундаментальные принципы и ценности человек может опереться сегодня, так чтобы не погибнуть еще при жизни? Во что, в конце концов, верить? Вот какая проблема волнует сегодня каждого, кто хоть сколько-нибудь озабочен как своей собственной судьбой, так и судьбой всего человечества, ибо в отдельности эти вопросы на современном этапе нашего развития уже решены быть не могут. Возникла ли эта грандиозная проблема человека внезапно? Отнюдь нет. То, что происходит в мире, где мы находимся, куда мы движемся и что нам угрожает, какова судьба человека в современном мире, – на все эти кардинальные вопросы человеческого бытия уже 210 есть ответы. И человеку не надо изобретать их заново. Следует лишь обратиться к Библии и богатому наследию… христианских философов, таких как Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, С.Л. Франк, В.С. Соловьев и другие, чтобы найти ответы на основные животрепещущие вопросы современности. Наиболее глубоко эти вопросы отражены в трудах Н.А. Бердяева, посвятившего значительную часть своего творчества проблеме кризиса человека и связанной с этим теме о гуманизме. Вопрос о гуманизме имеет такое большое значение еще и потому, что переживаемый современным миром кризис человека глубже кризиса общества, в котором уже давно происходит острый процесс дегуманизации. Одним из источников дегуманизации человеческой жизни в последнее время стали самые большие завоевания человека в науке и в технической власти над природой. Человек не овладел еще выдуманной им машиной. Современная машинная, техническая цивилизация убийственна для внутренней жизни человека, разрушает его целостность, искажает его эмоциональную жизнь, делает его орудием нечеловеческих процессов, не дает возможности созерцания вследствие нарастающего ускорения 211 жизни и потерянности человека в организованных коллективах. Обретя огромное, все возрастающее материальное могущество над силами природы, став монополистом в своей экологической нише, с одной стороны, человек превратил себя в полураба созданной им же самим гигантской мегамашины – техногенной цивилизации, с другой стороны, создавая новые и все более совершенные средства овладения природой, человек оказался запутавшимся в сетях этих средств, заблудился, утратил смысл и понимание цели своего движения. «Исчезает человек как целостное существо, как существо внутренне центрированное, духовно сосредоточенное. Человека нет, есть лишь функции человека. Человек перестал быть не только высшей ценностью, но и вообще перестал быть ценностью», – как справедливо отмечает Н.А. Бердяев. Как это могло случиться? Является ли виной происходящих в обществе процессов дегуманизации и кризиса человека действительно бурное развитие науки, техники, культуры и какой-либо общественно-экономической формации? Безусловно, нет: корни кризиса человека уходят глубоко, в самую основу его мировоззрения, на которое человек опирается с самого начала своей истории. Итак, пришло время разобраться в сущности гуманизма как 212 общечеловеческой основы культуры. В чем его правда и неправда? В чем состоит глубокое противоречие, лежащее в самой первооснове гуманизма? Слово «гуманизм» многозначно. В обобщенном смысле, под гуманизмом понимается признание высшей ценности человека в жизни мира и его творческого призвания, а также провозглашение гуманного отношения к человеку. Гуманизм по своему смыслу означает вознесение человека, постановку человека в центре… Это – одна сторона гуманизма. Но в гуманизме есть начало и прямо противоположное. В гуманизме есть основание не только для вознесения человека и раскрытия его творческих сил, но и для принижения, для ослабления и уничтожения человека. Как это происходило в действительности? Источником европейского гуманизма считают гуманизм античный, греко-римский, как образец высокой человеческой культуры. Ренессансный гуманизм, преисполненный жаждой творчества и опираясь на античный гуманизм, утвердил самостоятельность человека, его свободу в творческой культуре, в науке и искусстве… Но ренессансный гуманизм начал также утверждать самодостаточность человека и разрыв с вечной истиной христианства, он перенес центр тяжести человеческой личности изнутри на периферию, он 213 оторвал природного человека от духовного, удалившись от внутреннего смысла жизни, от Божественного центра жизни, от глубочайших основ самой природы человека. Что человек есть образ и подобие Божие… – это гуманизм отрицал. Гуманизм утверждал, что человек есть природное существо, дитя мира. Таким образом, гуманизм не только утверждал самонадеянность человека, не только возносил человека, но и принижал человека…, не признавая его небесную Родину, а только земную. Этим гуманизм понизил ранг человека. Произошло то, что самоутверждение человека без Бога, без осознания своей связи с высшей Божественной и абсолютной природой, с высшим источником своей жизни, привело к разрушению человека. То начало, которое было заложено в христианском духе, возносившее человека, согласно которому он есть образ и подобие Божие, существо, усыновленное Богом, гуманизм низверг. Христианское сознание о человеке начало слабеть. Таким образом, обнаружилась внутри гуманизма самоистребляющая диалектика. В этом была его неправда. Ведь еще во времена христианского средневековья человек считал себя не только природным биологическим существом, но и духовным… Но прошли века, и человек… сознательно провозгласил себя царем природы, ее единственным властелином и 214 преобразователем во имя своего собственного блага. Так вера в Бога, в высшее духовное начало была заменена верой в самого человека, в его силу и разум, который был провозглашен мерилом всего. Так утвердился тот самый антропологический гуманизм, который плавно перешел со временем в антигуманизм, отрицающий человека, ибо известно, что как только отвергается Бог и обоготворяется человек, так человек падает ниже человеческого, ибо человек может быть на высоте лишь как образ и подобие высшего, Божественного бытия. «Человек же, не пожелавший быть образом и подобием Божиим, делается образом и подобием машины. Гуманизм захотел упразднить в человеке все трудное, проблематическое и трагическое, чтобы лучше устроить человека на земле, чтобы сделать его счастливым. Но благоустройство и благоденствие человека на земле есть отрицание человека как существа, принадлежащего к двум мирам, как сопричастника не только природного царства необходимости, но и сверхприродного царства свободы», – пишет Н.А. Бердяев. Каковы последствия антропологического гуманизма? Бессердечная культура: без веры, без сердца, без созерцания и без совести (больная культура), бестиализм – варварство внутри уже утончившейся цивилизации как отрицание 215 ценности всякого человеческого лица и всякой сострадательности к человеческой участи, крушение веры в прогресс как «непрерывное безостановочное прямолинейное материальное, умственное и нравственное совершенствование человека и веры в предопределенную победу «света над тьмой», убеждение в том, что мнимый «прогресс» есть в действительности разложение культуры, осознание моральной катастрофы, отчаяние в сфере этики, пессимизм, страх и трепет перед лицом действительности, отсутствие веры, надежды, любви к Богу, к себе, к ближнему... Взамен – себялюбие, своеволие, гордыня, цинизм, волюнтаризм, вседозволенность («Бога нет, значит, все дозволено») и глухое безысходное чувство одиночества, разобщенности, оторванности от подлинного мира, свободного духа, рабство у данности и необходимости, сомнение в творческой силе человека... Так, отрекаясь от Бога, человек отрекается от самого себя. Отказавшись от веры в Бога, затем от веры в человека как образа и подобия Божия, утратив веру в «прогресс», пережив внутреннее крушение профанного антропоцентрического гуманизма в лице марксизма, ницшеанства и затем его крайних уродливых форм – демонического утопизма (большевизма), титанизма и бестиализма… – человек оказался сегодня… наедине с самим собой… в 216 состоянии крайней духовной растерянности, бессилия и безнадежности. «Мир и наши страшные дни и в тяжелую эпоху, которая так или иначе должна за ними последовать, стоит на распутье. Перед ним – только две возможности: или катиться далее по пути в пропасть, или спастись от гибели героическим усилием христианского возрождения», – пишет С.Л. Франк. «Как?! – возмущенно воскликнет современный человек, атеистически настроенный и вдохновляемый идеалами классического гуманизма, утвердившегося в качестве господствующего мировоззрения вот уже несколько веков и обеспечившего ему ошеломляющие победы в научно-технической революции. – Нас опять призывают назад, в религию, от которой мы уже давно избавились и стали свободными и бесстрашными в своих помыслах и деяниях и перед природой, и перед друг другом?! Нет, что угодно, только не идея Бога, которая себя дискредитировала в истории и ушла в прошлое», – возразит человек в наши дни. Действительно, в истории христианства отношение к человеку было очень сложное и запутанное... И человек этого не может не помнить. Именно это сочетание здравого смысла с голосом совести приводит к умонастроению, чрезвычайно популярному среди лучших умов 217 нашего времени – к умонастроению, которое можно назвать скорбным неверием. Это скорбное неверие есть одно из самых характерных и трогательных явлений духовной жизни нашей эпохи. Это есть некая, в сущности, «платоническая» вера в надмирную сферу высшего, вера в далекого, чуждого миру Бога как носителя всеблагости, но лишенного, однако, всемогущества и власти над миром. Этот современный гностицизм, содержа в себе элемент… веры, остается все же некой ущербной, умаленной верой, верой без упования, верой внутренне надломленного человеческого сердца, неспособной даровать утешение, душевный мир и радость. Это есть некий своеобразный сплав из веры и неверия, плод слишком рационалистического рассуждения, неадекватного подлинной глубине реальности… Неужели только ущербная вера с горьким сознанием одиночества и покинутости человека – последний итог, до которого в наши дни может дойти ищущая Бога человеческая душа? Или душа современного человека все же имеет еще надежду, сохраняя интеллектуальную и нравственную честность, на более полное, более глубокое религиозное удовлетворение? Ответ на этот вопрос, наверное, сегодня самый трудный для современного человека, и в этом заключается основной трагизм его судьбы… 218 Мышление без сердца, воля – бессердечная, воображение в отрыве от сердца создают культуру без любви, жизнь без любви, в которой человек не живет, а погибает, ибо любовь – это последний оплот, которого лишил себя человек и без которого человек окончательно перестает быть человеком. Главная опасность, грозящая человечеству, – не внешняя катастрофа, не голод и не чума, а особая духовная болезнь, самая страшная из всех, ибо это бич, затрагивающий самые основы человеческого бытия – утрата вкуса к жизни. Тот психологический тупик, в котором оказался современный человек перед лицом трагических событий и который в своем крайнем выражении может быть назван «антропология распада», является прямым следствием господства антропоцентрического гуманизма в сознании человека и созданной на его основе «бессердечной, больной культуры». Разум – мерило всех вещей – принес человеку страх потерять не только свою жизнь, но и свою человеческую сущность. Перед загадкой судеб человечества и личности современный мир бессилен. Человек не только утратил смысл своего существования, но и осознал свою неспособность реализовать подлинно человеческое начало. Человек не способен быть человеком. Современный человек умен, образован, хотел бы 219 любить жизнь и человечество, но ему не удается преодолеть нигилизм, хотя он и понимает, что нигилизм не есть мера всего. Его собственная реальность превыше нигилизма – подсознательно чувствует человек! Современный человек осознает все ценности, источник которых — христианство, но ему не удается поверить, он не находит в себе способности верить, и это обрекает его на трагическую незавершенность: в человека он верить не хочет, а в Бога – не может. У него уже нет идеального закона, нет пути, которым он хотел бы следовать, и нет надежной точки опоры. Нет идеала, которому мы могли бы принести себя в жертву, говорит Андре Мальро, потому что нам ведома ложность любого идеала, и нам неведома истина… Мы живем в эпоху, когда все на острие и может склониться в противоположные стороны… Человек, ни во что не верующий, не верующий и в такие суррогаты, как религия прогресса, религия социализма, религия сциентизма, хочет себя спасти, опираясь лишь на себя, хочет творить и в этом найти утешение от пустоты и тоски небытия. Так, Камю склоняется к трагическому гуманизму: мир абсурден и лишен смысла. У Сартра это принимает формы утонченного материализма, отрицающего тайну. У других это связано с исканием нового опыта, выводящего за пределы обыденности... Гуманизм подходит к своей 220 предельной черте, тот гуманизм, который родился в сознании отпавшего от Бога человека как идеология для выживания человека в условиях страха и трепета перед безмолвным бесконечным пространством Вселенной… Каков же выход? Человеку надо вернуться к Богу, восстановить свои отношения с Творцом, – другого пути нет… Однако не следует питать иллюзий: от… состояния растерянности и поиска путей выхода до признания и принятия в глубь своего сердца… веры во всемогущество Божие еще очень далеко… Сегодня человеку легче идти по пути отрицания и неприятия чего бы то ни было… И, тем не менее, подводя итог духовного состояния человека нашего времени, пожалуй, нет оснований для угасания надежды на возрождение человека, скорее, наоборот. В страданиях человек очищается, мудреет и накапливает духовные и душевные силы для своего обновления и возрождения. Пройдя через все испытания времени, человеческое сердце понимает и чувствует необходимость и правомерность… веры, ее подлинный смысл в структуре человеческой жизни, и из собственного духовного опыта, на основании обличений и заблуждений прошлого приходит к вере в надмирный божественный свет, который в составе мира 221 «светит во тьме, и тьма не объяла его» (Ин. 1:5). Он приходит, таким образом, к той конкретной, сочетающей в себе «пессимизм» и «оптимизм» полноте духовного восприятия и осмысления жизни, которая излучается со страниц Евангелия», хочет того человек или нет, признает гордыня человека это или нет. «В этот новый своеобразный момент истории христианской культуры сотворенное существо – человек – не должно быть ни возвышенным над Богом, ни уничтоженным перед Богом, и оно не должно быть равным образом восстановлено без Бога и против Бога, оно должно быть восстановлено в Боге. Сотворенное существо должно быть подлинно уважаемо, подлинно свободно, подлинно нравственно совершенно, поскольку оно связано с Богом и в силу того, что берет все у него. Таков должен быть новый гуманизм – теоцентрический, имеющий с человеком одни и те же корни, гуманизм Воплощения» (Бердяев Н.А.). Яростный порыв человека к автономности, к «свободе от», к титаническому героизму закончился внутренним расколом человека, кризисом не цельного расщепленного духа человека. И чем раньше и глубже люди постигнут это, тем лучше, тем скорее начнется преодоление кризиса… Выбор – за человеком! Философ-неомарксист Альтюссер открыто высказал, что альтернатива 222 между признанием существования Бога и марксизмом – не вопрос разума, но исключительно дело предпочтения. Иными словами, это занятая человеком позиция, его свободный выбор. Альтюссер прав. Человек, находящийся в полутьме, может повернуться к свету спиной, тогда полутьма – начало небытия, тьмы, если же, напротив, он повернется лицом к свету, полутьма станет началом света. Вопрос в том, какое решение принять. Во всяком случае, верное решение – только одно из них: если существует полутьма, значит, человеческое существование погружено во мрак, однако это означает и то, что источник света существует. Поэтому подлинно трагичен ошибочный выбор перед лицом реальности, которая представляется как полутьма может, конечно, оказаться беспросветной мглой, но может и помочь найти свет. Когда же человек, как капризное своевольное дитя, отказывается сделать правильный выбор, концы с концами не сходятся. Перед истиной бытия человек может упрямиться, но для него самого это такая трагедия, что Бог сжалился над ним. Бог стал одним из нас, чтобы потрясти, призвать и ободрить нас. Ведь упрямство человека перед лицом бытия – это ненависть к себе самому и своей судьбе. И неслучайно угадал Ницше эту волю к насилию, заложенную в претензии современного человека 223 стать мерой всех вещей. Он говорит: «Однажды путник закрыл за собой дверь и заплакал. Потом он сказал, как и ненавижу эту страстную жажду истины, действительности, уверенности...» Именно этот выбор сделал современный человек: он закрыл дверь надежде, стремлению к совершенству, которые дышат за его спиной, таятся в глубине его сердца, передано ему матерью и всей предшествующей историей. Современный человек сознает, что жажда истины – неотъемлемая часть его сознания, и в то же время восстает против природы своего собственного сердца как пророчества о Боге. Так проявляется злая воля человека. Но эта же жажда истины, преследующая человека, не дает ему покоя. В своем иступленном желании уйти от вопросов, которые привели бы его к Богу, человек исполнен злобы, он ненавидит собственную свободу, ненавидит и – пользуется ею. А ведь могло быть совсем все иначе... Человек, в котором природа осознает самое себя, в отдельные моменты времени понимает, что он – не первопричина своего бытия и, следовательно, причина бытия вещей – вне их. Это прозрение могло бы положить начало мистическому опыту или осознанию тварности бытия. Почему же «ничто за моей спиной» приводит к нигилизму? Это и есть сделанный выбор, но это и есть подлинная тайна человека: почему 224 он либо отказывается смотреть на мир, чтобы не видеть его трагизма, либо следует своему естественному стремлению к бесконечному? Он либо приемлет мир, либо в гневе отворачивается от него, и с религиозной точки зрения это – основной момент выбора для человека во все времена… Пришло время осознать, наконец, человеку свою истинную сущность и назначение… через прорыв и преодоление замкнутого, ущербного, закоснелого собственного «эго» – другого пути у человека нет… История человечества не бесконечна, она близится к последним временам. Кризис антропологического гуманизма свидетельствует о том, что «завершается эпоха самоутверждения безбожного человечества, тяжелый опыт, который должен быть изжит до конца… Человечеству необходимо освободиться от безбожной антропологии гуманизма…» (Бердяев Н.А.). В настоящее время в мире все больше и больше назревает сознание, что правда о человеке может быть утверждена и открыта лишь вместе с правдой о Боге. Ибо когда человек, предоставленный самому себе, хочет себя перерасти и рвется за грани этого мира, он всегда оказывается трагически беспомощным. И современный человек все острее чувствует, что безбожный гуманизм – бесчеловечен. Когда спросили Н.А. Бердяева: «Можно ли построить 225 общество без Бога?», он ответил: «Да, но такое общество будет бесчеловечным». Только полнота христианской истины может предотвратить гибель человека. И вне христианства, а точнее, вне Христа нет спасения для погибающего человека. При этом следует помнить, что истина предполагает активность человеческого духа, а познание истины зависит от степени общности людей, от общения в Духе. Итак, «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33). (Из статьи «Идеология падшего человечества», 2002 г.) 226 ПРИЛОЖЕНИЕ № 10. ХРИСТИАНСТВО И ОБЪЕДИНЯЮЩАЯСЯ ЕВРОПА: КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМЫ В.В. Солодовников: Мировая цивилизация являет собой сосуществование и взаимодействие крупных и малых субэкумен как реальных составляющих экумены. Сосуществование и взаимодействие субэкумен невозможно без буферов: в противном случае высока вероятность уничтожения или взаимоуничтожения субэкумен. Впрочем, буферы могут быть не только амортизаторами, но и плацдармом для поглощения одной субэкумены другой. Внутреннее ослабление одной конкретной субэкумены и ослабление ею контроля за состоянием окружающих ее буферов и других субэкумен провоцирует сильные субэкумены на агрессию, что дестабилизирует экумену, в целом, и создает серьезную угрозу самому бытию мировой цивилизации. Действительно существующее деление экумены на субэкумены – это то, что попущено и пока терпимо Богом, это – то, что в Его власти. Данное обстоятельство мы должны иметь ввиду, моделируя или прогнозируя 227 самое бытие субэкумен (в делении на субэкумены нет и намека на некие «канонические территории» и т.п. – Прим. авт.). Заметим также, что при всей своей реальности деление на субэкумены довольно условно, что подчеркивает прежде всего сюзеренитет и суверенитет Бога как Всевышнего Творца и Вседержителя (Пантократора), и многогранность, многомерность и многозначность тварного мира. На мой взгляд, сегодня в мировой цивилизационной среде активно представлены и действуют крупные и малые субэкумены. К крупным – можно отнести христианскую (Европа, Северная и Южная Америка), исламскую (часть Азии и часть Африки), буддистскоиндуистскую (часть Азии) и синто-даоконфуцианскую (часть Азии), а к малым – иудейскую (Израиль и еврейская диаспора) и языческую (часть Африки, часть Азии и Океании). Еще раз отмечу в этой градации условность (особенно в толковании, что есть малая субэкумена; тем более, что перечислены далеко не все т.н. «малые» субэкумены – Прим. авт.). Весьма хрупкую и относительную стабильность в отношениях между современными субэкуменами обеспечивают буферы, то есть цивилизационные пространства, в которых важно сохранение религиозного паритета, ибо любая субэкумена все же предполагает господство преимущественно 228 одной или нескольких родственных религий при терпимом (оптимальный вариант! – Прим. авт.) отношении к другим проявлениям религиозного мировоззрения. И лучшей амортизационной реализацией буферов является превращение их в сферу субэкуменических и экуменических диалогов в широком культурологическом смысле. Наличие исправных буферов является для христианства средой и средством для эффективного выполнения Великого Поручения нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа (См. Матф. 28:19-20), средой и средством для неагрессивной (особо подчеркиваю! – Прим. авт.) евангелизации. В экумене добрый плод принесет только неагрессивная евангелизация, тем более, что она не уничтожит другие субэкумены: Бог преобразит их в чем проявится Его Промысел (мы же – христиане – проявим себя как скромные, смиренные и старательные соработники Божии (См. 1 Кор. 3:9). Помоги нам в этом, Господь! – Прим. авт.). Поскольку все сущее во власти Божией и в Его ведении, позволю себе предположить, что результатом неагрессивной евангелизации может быть не обязательная христианизация той или иной субэкумены, а создание благоприятной среды вокруг субэкумены христианской, что важно для ее внутреннего развития и дальнейшего 229 результативного свидетельства о Христе Иисусе. Сейчас – с учетом многочисленных вызовов, проявляющихся в эскалации радикализма, христиане должны осознать недопустимость ослабления собственной субэкумены. В этой связи реализация идеи Объединенной Европы есть ничто иное, как укрепление христианской субэкумены и попытка стабилизации всей экумены в целом. Объединенная Европа как потенциальный гарант сильной, стабильной и неагрессивной христианской субэкумены. Европа – наиболее перспективная составляющая христианской субэкумены, ибо она относительно сбалансированна в духовно-культурологическом смысле в сравнении с другими составляющими христианской субэкумены, каковыми являются Северная и Южная Америка. В Европе более или менее равномерно представлены католичество, протестантизм и православие, тогда как в Северной Америке наблюдается явное преобладание активного и чрезмерно амбициозного кальвино-протестантизма, а в Южной Америке – преобладание пассивнонеабимциозного католичества. На мой взгляд, внутри христианской субэкумены Северная и Южная Америка являют собой опасные крайности (чего стоят, скажем, маниакальный – ни больше – ни меньше – мессианский раж или же его вялый 230 антипод! – Прим. авт.). Односторонность гибельна для любой субэкумены, ибо субэкумены, в принципе, объемны и многогранны. Вот почему так важна европейская составляющая христианской субэкумены. Ее сбалансированность явится добрым примером для Северной и Южной Америки, ибо эта сбалансированность реально явится мощнейшим ресурсом современного христианства: следует только правильно им распорядиться – не манкировать его возможностями (а то и блокировать их!) из узких конфессионально-деноминационных или сиюминутных политических интересов, а реализовать эти возможности… Реализация ресурса сбалансированного европейского христианства отрезвит (смирит) амбициозность христианской Северной Америки и ободрит (вдохновит) христианскую Южную Америку. То есть – Объединенная Европа инициирует внутри христианской субэкумены стабильную, сбалансированную ситуацию, и христианская субэкумена станет по-настоящему сильной и неагрессивной (к агрессивным проявлениям, как правило, ведет именно амбициозность! – Прим. авт.), что гарантирует общеэкуменическую стабильность. Одним из условий превращения Объединенной Европы в гарант сильной, стабильной и неагрессивной христианской 231 субэкумены, вне всякого сомнения, явится ее подпитка выдающимися достижениями российской духовной культуры. В духовнокультурологическом плане Объединенной Европе предстоит понять, как правильно распорядиться донорским потенциалом России. В свою очередь России следует определить степень собственной готовности стать донором высокой духовной культуры: ведь Европа высоко культурна и достижения европейской духовности очевидны, и казалось бы, самодостаточны. Место России в христианской субэкумене – европейская ниша. Я убежден в том, что достойное место России – именно христианская субэкумена, и, если говорить конкретнее, – ее европейская составляющая. Поэтому мне – как русскому христианину – чрезвычайно интересен процесс созидания Объединенной Европы. Наблюдая его, я – в который уж раз! – убеждаюсь в правоте афоризма: «Единство – признак жизни, а разложение – признак смерти». Консолидация христианской Европы – в том числе – католической, протестантской и православной – признак ее жизнеспособности как составляющей христианской субэкумены в целом. Памятуя о верховной протекции Всемогущего Бога, мы должны иметь в виду и то, что в обеспечении жизнеспособности христианской 232 субэкумены проявляется наша верность Ему и степень нашей реализованности как Его соработников (См. I Кор. 3:9). В течение довольно продолжительного времени лучшие умы России в культурологическом смысле считают ее то «особой» и, разумеется, «Богоносной», то «придатком» западной цивилизации, самой историей обреченным на вечные заимствования и т.д. Сейчас я не ставлю своей задачей разбираться в верности или неверности всем известных позиций. Лучше – выскажу свою: на мой взгляд, Россия – по крайней мере от ее западных границ до Волги и от северных рубежей до предгорий Кавказа (т.е. Русь – прекрасно понимаю некий архаизм и относительность этого термина сегодня, но ничего точнее сказать не могу! – Прим. авт.) – место многовекового компактного проживания русских – есть типичная (хотя и не исключающая специфики – Прим. авт.) европейская цивилизация. Что касается России от Волги до Дальнего Востока, то это, действительно и географически, и культурологически – Евразия, где собственно европейский фактор сосуществует с азиатским. Иначе говоря, российская Евразия – ничто иное как буфер, и стало быть – российская государственность – явление, безусловно, культурное, действует как в христианской субэкумене, так и в буфере. С одной стороны, это 233 создает серьезные проблемы для самого бытия и результативного функционирования российской государственности, а с другой – дает ей геополитические преимущества. Разобраться в этом и мобильно, гибко, взвешенно действовать здесь должны государственные мужи – люди, принимающие ответственные решения. Долг служителей Церкви, культурологов, социологов, историков, политологов, этнографов и других специалистов оказать им адекватную экспертную помощь. Я уверен, что при всей специфике наших культурологических реалий, Единая и Неделимая Россия (в значении – государство – Прим. авт.), уповая на Бога, может даже в них благоденствовать. Впрочем, это – предмет особого разговора. Тем не менее, нам следует осознать, что российская евразийность имеет политические истоки, и если исходить из самого определения политики как искусства возможного, то в нашей евразийности есть элемент возможного, вероятного, даже случайного (другое дело, что евразийность России от Волги до Дальнего Востока сейчас – факт – Прим. авт.). В средние века объединение Руси реально могло произойти вокруг ее Северо-Запада (НовгородскоПсковская Русь), Юго-Запада (Литовская Русь) и Северо-Востока (Владимиро-Суздальская Русь). При всей специфике первые две принадлежали к европейской составляющей христианской 234 субэкумены, а последняя, явно тяготея к Азии (геополитически и во многом культурно), являлась по сути евразийской Русью, то есть – буфером. Нам известно, что в истории не бывает сослагательного наклонения. Объединение Руси состоялось – как бы мы к этому сейчас не относились – не вокруг Северо-Запада или ЮгоЗапада, а вокруг – Северо-Востока. То есть вся Русь (кстати, объединявшаяся веками – Прим. авт.) вследствие этого встала на буферный путь, культурологически неестественный для большей ее части! Русь, вставшая на буферный путь, собственно, и превратилась в Россию, прирастая Поволжьем, Уралом, Сибирью и Дальним Востоком и, увы, растрачивая – пусть даже в цивилизаторских порывах! – свою европейскую сущность. Вот почему сейчас – когда идет процесс объединения Европы – мы – русские – должны быть предельно внимательны. Провидение дает нам шанс – во всяком случае в духовно-культурной сфере – закрепиться в Европе, закрепиться в христианской субэкумене… Российская духовная культура, в сущности, православно-протестантская… Наш протестантизм – автохтонный, проистекающий из русской духовно-нравственной традиции. Тем не менее, он никак не связан с русскими маргинальными псевдо-христианскими движениями XIV-XIX веков. Впрочем, нельзя 235 исключать его некоторое созвучие идеям европейской Реформации XVI столетия. С учетом этого духовно-культурная репатриация России в европейскую христианскую цивилизацию сделает более устойчивой конфессионально-деноминационную сбалансированность последней: за счет российских православия и протестантизма усилятся европейские православие и протестантизм, уравновесив тем самым очевидную мощь европейского католичества. Объективно это минимизирует внутрихристианские противоречия, создаст благоприятные условия для позитивного церковного сотрудничества и ослабит активность деструктивных культов. Ясно, что христианская Россия в европейской составляющей христианской субэкумены, усилит как саму эту доставляющую, так и христианскую субэкумену вообще. Полагаю, что это, в свою очередь, эффективно наладит общеэкуменическую стабильность. (Из эссе «Христианство и объединяющаяся Европа», 2006 г.) 236 ПРИЛОЖЕНИЕ № 11. ВЕРА И РАЗУМ: КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМЫ Папа Римский Иоанн-Павел II: Как свидетельствуют Деяния Апостолов, с самого начала христианскому учению приходилось сталкиваться с различными течениями философской мысли того времени. Эта книга описывает дискуссию, которую Св. Павел вел в Афинах с некоторыми эпикурейскими и стоическими философами. Экзегеза его проповеди в Ареопаге показывает многочисленные аллюзии на распространенные в то время суждения, относящиеся в основном к стоической философии. Разумеется, это не случайно. Если первые христиане хотели, чтобы язычники их поняли, они не могли ссылаться лишь на «Моисея и пророков»; они также должны были использовать естественное познание Бога и глас совести каждого человека. Но поскольку в языческой религии это естественное познание было затемнено идолопоклонством, апостол посчитал более целесообразным сослаться в своей проповеди на мысли философов, которые с самого начала противопоставляли мифам и мистическим 237 культам концепции, подчеркивающие божественную трансцендентность. Классические философы стремились, прежде всего, очистить представления человека о Боге от мифологических наслоений. Как известно, греческая религия, как и большинство космических религий, носила политеистический характер и приписывала божественные свойства даже предметам и явлениям природы. Попытки человека постичь происхождение божеств, а тем самым вселенной, первоначально выражались в поэзии. Древние теогонии остаются первым свидетельством таких поисков. Задачей же первых создателей философии было показать связь разума и религии. Обращая свой взор ввысь, к универсальным принципам, они уже не останавливались на античных мифах, а хотели рационально обосновать свою веру в божество. Таким образом, они встали на путь, который, оставив в стороне прежние частные традиции, характеризовался неким прогрессом, отвечающим требованиям всеобщего разума. Целью этого прогресса было критическое суждение о предметах веры… Говоря об этом сближении христиан с философией, следует помнить об их настороженности по отношению к иным элементам языческой культуры, например, к гностицизму. Философию как практическую 238 мудрость и школу жизни было легко отождествить с некоторыми видами таинственных, эзотерических знаний, предназначенных для немногочисленных избранных… Следуя примеру св. Павла, …христианские авторы первых веков, особенно Cв. Ириней и Тертуллиан, критически высказывались о культурной тенденции, пытавшейся подчинить истину Откровения толкованию философов. Итак, сближение христианства и философии не было ни мгновенным, ни легким. Первые христиане считали занятия философией и посещение философских школ, скорее, помехой, нежели помощью. Свою первую и неотложную задачу они видели в проповедовании учения о Христе, воскресшем из мертвых, которое следовало провозгласить каждому, чтобы склонить его к обращению и к просьбе о крещении. Однако это не значит, что они не заботились о глубоком понимании веры и ее причин. Совсем наоборот. Следовательно, обвинения Цельса в адрес христиан в «неграмотности и невежестве» несправедливы и безосновательны. Причина первоначального пренебрежения христиан к философии кроется в другом. В действительности, чтение Евангелия давало им настолько исчерпывающий ответ на вопрос о смысле жизни, до этого казавшийся 239 неразрешимым, что посещение философских школ казалось им чем-то из области прошлого и, в некотором роде, пережитком. Это становится еще более очевидным, если мы осознаем, что христианство внесло вклад в защиту всеобщего права на доступ к истине. Уничтожив расовые, социальные и связанные с неравноправием полов барьеры, христианство с самого начала провозгласило равенство всех людей перед Богом. Первым следствием этого представления было изменение отношения к истине. Так, полностью было отброшено понятие высшего общества, которому одному лишь, согласно древним, принадлежало право искать истину. Поскольку доступ к истине является благом, позволяющим прийти к Богу, все должны иметь возможность пройти этот путь… Среди тех, кто приветствовал конструктивный диалог с философской мыслью, хотя и призывал к осторожному благоразумию, следует упомянуть Св. Юстина: хотя он высоко ценил греческую философию, он твердо и однозначно утверждал, что христианство является «единственной безошибочной и плодотворной философией». Климент Александрийский тоже называл Евангелие «истинной философией» и считал философию ближайшим, после закона Моисея, введением в христианскую веру и подготовкой к Евангелию. Поскольку «философия 240 желает той мудрости, которая состоит в благе души, правоте слова и чистоте жизни, она хорошо подготавливает к мудрости и делает все, чтобы овладеть ею. Философами же мы называем тех, кто любит таковую мудрость, которая все творит и всех наставляет, т.е. познание Сына Божия». По мнению Климента, главной целью греческой философии является не совершенствование или подтверждение христианской истины, а защита веры: «Учение Спасителя, будучи Божией силой и Божией премудростью, является всесовершенным и ни в чем не нуждается. Если присоединить к ней греческую философию, истина не станет действеннее, но так как философия делает тщетными все нападки софистов и разрывает тайные сети, расставленные истине, мы называем ее оградой и стеной, окружающей виноградник». По мере того как развивались события, христианские полемисты перенимали философское познание в строгом смысле. Первым и значительнейшим из примеров, которые можно найти, является Ориген. Опровергая нападки философа Цельса, Ориген использует философию Платона, чтобы обосновать свои контраргументы. Используя многие элементы философии Платона, он начинает формировать первоосновы христианского богословия. Само понятие богословия как рационального рассуждения о Боге еще было связано с греческой культурой, в 241 рамках которой оно возникло. Например, в философии Аристотеля термином «богословие» обозначалась наиболее благородная часть и как бы кульминация философских рассуждений. В свете же христианского Откровения то, что прежде означало учение о божествах, получило совершенно новый смысл, ибо стало означать рассуждения верующего с целью сформулировать истинное учение о Боге. Это постепенно распространяющееся новое христианское понятие основывалось на философии, но вместе с тем старалось как-то от нее отмежеваться. История показывает, что учение Платона, воспринятое христианским богословием, претерпело значительные изменения, в особенности в том, что касалось бессмертия души, обожествления человека и происхождения зла… …западные и восточные Отцы Церкви различными способами были связаны с философскими школами. Это не значит, что содержание их учения совпадало с системами, которые они использовали. Вопрос Тертуллиана: «Что общего между Афинами и Иерусалимом? А между Академией и Церковью?» – ярко свидетельствует о критическом отношении, с каким христианские мыслители с самого начала рассматривали проблему взаимодействия веры и философии, отмечая как пользу, так и пределы его. Это не были наивные мыслители… Поэтому 242 неправильно было бы сводить их деятельность лишь к выражению истин веры в философских категориях. Они сделали намного больше! Они позаботились о том, чтобы в полном свете явилось то, что было представлено лишь косвенно и в общих чертах в философии великих мыслителей древности. Задачей последних, как я уже сказал, было показать, каким образом разум, освобожденный от внешних оков, может выйти из тупика мифов, чтобы принять трансцендентное. Итак, освобожденный и правильно воспитанный разум мог достичь высшего уровня размышлений, создав прочный фундамент для осознания бытия, трансцендентного сущего и абсолюта. Именно в этом заключается новизна творений Отцов Церкви. Они полностью приняли достижения разума, готового принять абсолют, и привили ему богатство, почерпнутое из Откровения. Эта встреча произошла не только в сфере культур, одна из которых может восхищаться другой; она произошла в глубине душ и явилась встречей творения со своим Творцом. Перешагнув предел, к которому он неосознанно стремился в силу своей природы, человеческий разум сумел достичь высшего блага и высшей истины в Воплощенном Слове. Что же касается различных философских систем, то Отцы Церкви смело указывая ли как на то, что роднило, так и на то, что отличало их от Откровения. Осознание 243 сходства не мешало им замечать и различия. В схоластическом богословии роль разума, сформированного в философской школе, становится более значительной под влиянием интерпретации понятия «уразумение веры», сформулированного Св. Ансельмом. По мнению святого архиепископа Кентерберийского, примат веры не запрещает разуму вести самостоятельные поиски, ибо задача разума не заключается в оценке истин веры; этого он делать не может, так как не способен к этому. Его роль заключается скорее в поисках смысла, в открытии рациональных доказательств, которые позволят всем людям каким-то образом осознать истины веры. Св. Ансельм подчеркивает, что разум должен искать то, что любит: чем сильнее любит, тем сильнее стремится познать. Кто живет ради истины, тот стремится к определенной форме познания, которая вызывает в нем все более сильную любовь к тому, что он постигает, хотя он сам должен признать, что еще не достиг всего желаемого: «Я сотворен, чтобы лицезреть Тебя, и еще не достиг того, ради чего сотворен». Итак, желание постичь истину велит разуму стремиться все дальше; разум поражается своим непрестанно возрастающим возможностям расширять горизонты своего познания. Но в этот момент разум также может заметить, где заканчивается его путь: «По-моему, должно быть достаточно для 244 исследующего прийти к непостижимой вещи, если он путем рассуждения придет к неколебимому убеждению, что эта вещь действительно существует, хотя и не сможет проникнуть умом в то, как она существует. Но что так непостижимо, так неизреченно, как то, что превыше всего? Поэтому если все, что до сих пор высказывалось о высшей сущности, утверждалось на основании необходимых доводов, то даже при условии, что интеллект не сможет проникнуть в нее настолько глубоко, чтобы выразить ее словами, уверенность в ее существовании ничуть не пошатнется. Ибо, если благодаря приведенному выше рассуждению разум сознательно постигает непостижимость бытия (rationabiliter comprehendit incomprehensibile esse), т.е. непостижимость того, каким образом эта высшая мудрость знает сотворенное ею, то кто может объяснить, каким образом она знает или изрекает себя саму, — о чем человеку дано знать либо лишь немногое, либо вообще ничего?». Вновь подтверждается фундаментальная гармония между философским познанием и познанием веры: вера требует, чтобы ее объект постигался разумом; разум, достигая вершины поисков, признает, насколько необходимо ему то, что являет вера. Особую роль в этом длительном процессе сыграл Cв. Фома – и не только в связи с 245 содержанием своей доктрины, но и в связи с диалогом, который он сумел установить с арабской и иудейской философией того времени. В эпоху, когда христианские мыслители заново открывали сокровища древней философии и, прежде всего, труды Аристотеля, заслугой Фомы было то, что он сумел в истинном свете показать гармонию разума и веры. Поскольку и свет веры, и свет разума происходят от Бога, аргументировал он, они не могут противоречить друг другу. Трактуя проблему еще более радикально, Cв. Фома считает, что природа – истинный предмет исследований философии – может способствовать пониманию Божественного Откровения. Следовательно, вера не боится разума, а просит его о помощи и доверяет ему. Как благодать основывается на природе и совершенствует ее, так вера основывается на разуме и совершенствует его. Разум, просвещенный верой, освобождается от недостатков и ограничений, источником которых является грехопадение, и получает необходимую силу, чтобы вознестись к познанию Триединого Бога. Хотя Ангельский Учитель подчеркивал сверхъестественную природу веры, он не забывал также о том, какую ценность представляет разумность веры; наоборот, он умел ее глубоко анализировать и точно определять ее смысл. Ведь вера некоторым образом является «действием мысли»; человеческий разум не 246 отказывается от самого себя и не унижает себя, если принимает истины веры; человек всегда приходит к ним в результате добровольного и осознанного выбора. Именно по этой причине Церковь всегда считала Cв. Фому мастером умозаключений и образцом надлежащего изучения богословия. К… интуитивным идеям Св. Фомы относится также та, которая указывает на роль Святого Духа в процессе роста человеческих познании до подлинной мудрости. Уже на первых страницах Суммы теологии Фома Аквинский хотел показать приоритет той мудрости, которая является даром Святого Духа и вводит в познание Божественной реальности. Его богословие позволяет понять специфику мудрости в тесной связи с верой и божественным познанием. Мудрость постигает благодаря единству природы, основана на вере и дает правильную оценку, исходя из истины самой веры: «Мудрость как один из даров Святого Духа отличается от той, которая считается приобретенным свойством разума. Ибо последняя приобретается благодаря учебе, а та «нисходит свыше». Она также отличается и от веры. Ибо вера принимает Божественную истину как она есть, а особенностью дара мудрости является то, что она оценивает в соответствии с божественной истиной». 247 Хотя Ангельский Учитель признает приоритет этой мудрости, он не забывает о существовании двух других взаимодополняющих формах: философской мудрости, которая основывается на способности разума изучать действительность в границах, определенных его природой; а также мудрости богословской, которая основана на Откровении и изучает истины веры, приближаясь к тайне самого Бога... Со времени появления первых университетов богословие вступило в более тесные контакты с другими видами исследований и научных знаний. Хотя Св. Альберт и Св. Фома учили о существовании определенной связи между богословием и философией, они первыми признали, что философия и различные научные дисциплины должны быть автономны, чтобы проводить исследования в своих областях. Но, начиная с позднего Средневековья, это справедливое разграничение двух областей знаний перешло в пагубное противостояние. Чрезмерный рационализм некоторых мыслителей привел к радикализации позиций и появлению философии, автономной по отношению к истинам веры и практически полностью изолированной от них. В результате этого противостояния появилась некая неуверенность, распространившаяся и на оценку самого разума. Некоторые заняли позицию полного скептицизма и агностицизма с целью 248 расширить границы веры или же, напротив, лишить ее любых рациональных обоснований. Экстремальные мнения, которые оказали наиболее сильное влияние, особенно в западной истории, известны и легко различимы. Нет преувеличения в утверждении, что развитие философской мысли в период новой истории в основном происходило при постепенном отдалении от христианского Откровения и даже вступало с ним в явное противоречие. В прошлом веке этот процесс достиг наивысшей точки. Некоторые представители «идеализма» различными способами пытались преобразовать веру и ее истины, даже тайну смерти и воскресения Христа, в диалектические структуры, доступные рациональному познанию. Этому течению противостояли различные виды философски проработанного атеистического гуманизма, сторонники которого считали, что вера вредна и препятствует полноценному развитию разума. Причем, эти течения без колебания принимали статус новых религий, использующих некоторые привлекательные лозунги, и послужили в социальной и политической области основой для создания тоталитарных систем, оказавшихся губительными для человечества. В сфере естественных наук стало преобладать позитивистское мышление, которое не только 249 разорвало все связи с христианским видением мира, но, что самое главное, отказалось от всех метафизических и нравственных понятий. Вследствие этого некоторые ученые, полностью отказавшись от нравственных ценностей, перестали помещать человеческую личность и всю ее жизнь в центр своих исследований. Более того, некоторые из них, осознав, какие возможности открываются благодаря развитию техники, не только поддались соблазнам рынка, но и поставили своей целью добиться власти демиурга, чтобы управлять природой и даже самим человеком. Последствия кризиса рационализма в конце концов привели к возникновению нигилизма. Для наших современников он в какой-то мере притягателен как философия небытия. Его сторонники считают, что поиски сами по себе являются целью, поскольку нет надежды и возможности достичь истины. В интерпретации нигилистов существование дает лишь совокупность ощущений и опыта, имеющую преходящий характер. Нигилизм лежит в основе распространенного в наши дни мнения, что не стоит брать на себя постоянных обязательств, поскольку все изменчиво и временно. С другой стороны, не следует забывать, что роль философии в современной культуре изменилась. Она потеряла статус мудрости и 250 универсального знания и постепенно превратилась в одну из многочисленных форм интеллектуальной деятельности; более того, некоторые считают ее вовсе излишней. Другие формы рационального познания при этом приобретают все большее значение, подчеркивая второстепенный характер философского знания. Вместо того чтобы служить созерцанию истины, а также поискам конечной цели и смысла жизни, эти формы рационального познания используются – или, во всяком случае, могут использоваться – как «инструментальный разум» для достижения утилитарных целей, личной выгоды и власти… В последнем периоде истории философии наблюдается все возрастающее размежевание веры и философствующего разума. Разумеется, что при внимательном изучении философских трудов даже тех авторов, которые способствовали разделению веры и разума, в них можно обнаружить ценные зерна мысли, которые – при условии, что они будут приняты и развиты праведным сердцем и разумом – могут открыть путь к истине. Такие зерна мысли содержатся, к примеру, в глубоком анализе восприятия и опыта, воображения и бессознательного, личности и интерсубъективности, свободы и ценности, времени и истории. Мысль о смерти тоже может стать для каждого философа суровым призывом обрести истинный смысл своей жизни. Но, 251 несмотря на это, в настоящее время соотношение веры и разума требует внимательного изучения, поскольку взаимосвязь разума и веры нарушена, что приводит к обеднению обеих сторон. Разум, лишенный помощи Откровения, обречен на блуждание окольными путями, в результате чего он подвергается опасности потерять из виду конечную цель. Вера, лишенная поддержки разума, сосредоточилась на чувствах и переживаниях, поэтому возникает опасность, что она утратит универсальный характер. Ошибочно мнение, что вера сильнее воздействует на слабый разум; наоборот, в этом случае она подвергается серьезной опасности, поскольку может быть сведена к уровню мифов или предрассудков. Аналогично, если разум сталкивается с незрелой верой, ему не хватает стимулов, чтобы сосредоточить внимание на глубине и новизне бытия. Поэтому пусть не покажется неуместным мой серьезный и решительный призыв восстановить единство веры и разума, которое позволит им действовать в соответствии с их природой, сохраняя взаимную автономию. Глубине веры должно соответствовать дерзновение разума. (Из Энциклики «Fides et Ratio», 1998 г.) 252 ПРИЛОЖЕНИЕ № 12. БОГ И ИДЕЯ БОГА: КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМЫ З.А. Миркина: Какая разница между Богом и идеей Бога? Огромная. Идеей можно овладеть, как овладевают марксистско-ленинским учением или учением католической церкви, или православной. Богом овладеть нельзя. Можно только дать Богу овладеть нами. То, чем мы можем овладеть, что можем вместить в свой ум, соизмеримо с нами, постижимо. Бог не соизмерим с нами и непостижим. Он не представим. И не равен никакой идее Бога. Он бесконечно больше всякой идеи Бога. Идея – лишь одежда Бога. То, за что человек может ухватиться умом. И если человек боится потерять свои собственные одежды, свой дом, свою землю, то свои идеи он боится потерять еще больше. Гораздо больше. Самые лучшие, «идейные» люди легко отдадут жизнь за идею. А если умрет идея, им и жизнь не нужна будет. Если умрет идея... Все, что смертно, должно умереть. Смертная идея рано или поздно умирает, и если человек не 253 умрет вместе с ней, не умрет духовно, он остается нищим, – ничем не владеющим. И вдруг увидит, что есть нечто, чего отнять нельзя. Ибо это слито с ним самим, это его глубочайшая суть. Бессмертная суть. Сущее. И это Сущее не состоит из частей и не подвержено разрушению. Сердце, нащупавшее в себе зерно своей сущности… цельно. И из этой своей цельности, как с цельного единого неба, смотрит оно на мир и видит его раздробленным и раздираемым на тысячи кусков. Идея борется с идеей. Распространившаяся идея дробится на новые куски. И еще и еще. И все находится в беспрерывной борьбе, все пожирает друг друга и снова дробится. Идей – легион. Каждый воюет во имя Добра, как он его понимает. То есть во имя идеи Добра... Так или иначе, в одном сердце идея Добра рухнула и заменилась безыдейной добротой. И на этой-то безыдейной, беззащитной, беспомощной доброте думает человек удержать мир? Безумие... Но ведь «нищий духом» неуязвим. Он ни на что внешнее не опирается. Только на свою собственную суть, которая внутри. Его нельзя разочаровать, нельзя отнять веру, смысл. Ибо все это неотделимо от него самого. Смысл его жизни и его душа – одно и то же. И если он верен себе, он среди самых страшных бед может почувствовать такую беспричинную, ни с чем не 254 сравнимую радость, какой не испытывал в дни самого большого торжества. Судьба может быть страшной, но душа живет – и тогда все прекрасно. А если прекрасна судьба, но душа задавлена, тогда задавлена жизнь. Тогда смеется смерть... Один ученый, неверующий, более того, верующий в то, что Бога нет, – встал перед выбором: покривить душой, изменить себе – и получить все жизненные блага, или остаться самим собой и очутиться на краю гибели. Он выбирает второе и оказывается так счастлив, как никогда… Все обыкновенно. Но большего чуда не бывает. И когда потом судьба дарит нечто необыкновенное: сам «земной бог» вмешивается, звонит ему по телефону, и все, кто травил ученого, посрамлены, – в этот час величайшего торжества в своей судьбе он чувствует себя много менее счастливым, чем тогда, в глубоком несчастье. Самый тяжелый час судьбы оказался его звездным часом. Поражение было победой, победа стала началом поражения. Может быть, самое важное не то, что дает нам судьба, а то, как мы это встречаем и выносим. Как выносит свою судьбу душа и что свершается в ней. Мы устали беспредельно и, может быть, готовы, как Иов, проклясть ночь, в которую зачаты, и день, в который родились. И все идеи 255 бессильны и беспомощны перед лицом страдания. Перед беспредельностью страдания. Что же сказать Иову? Ничего. Можно только молча быть рядом со страданием. Быть с ним. В нем. Все идеи друзей Иова были пустословием. Никакие идеи о Боге не могли оправдать Бога. Не могли ничего дать Иову. Пока не явился Сам Бог. Мы или видим Его душой, или нет. (Из книги «В тени Вавилонской башни», 2004 г.) 256 БИБЛИОГРАФИЯ 1. БИБЛИЯ. Любое изд. 2. Аладашвили Н.А. Монументальная скульптура Грузии. М., 1977. 3. Алпатов М.В. Художественные проблемы итальянского Возрождения. М., 1976. 4. Арсеньев В.Р. Негритюд, африканцы и адекватность императиву выживания // Ступени. 1992. № 3. 5. Артамонов М.И. Сокровища скифских курганов. Л., 1966. 6. Артамонов С.Д. Вольтер. Критикобиографический очерк. М., 1954. 7. Аман А.Г. Повседневная жизнь первых христиан. 95-197. М., 2003. 8. Астахов И.Б. Эстетика. М., 1971. 9. Абрамян Э.А. Идеология падшего человечества // Путь Богопознания. Вып. 8. М., 2002. 10.Антология исследований культуры. Т. 1. СПб., 1997. 11.Бицилли П. Элементы средневековой культуры. Одесса, 1919. 12. Боннар Г. Греческая цивилизация. Т. 3. М., 1962. 13.Братина Л.М. Итальянский гуманизм. М., 1977. 14.Борев Ю.Б. Эстетика. М., 1969. 257 15.Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994. 16.Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1988. 17.Бачинин В.А. Византизм и евангелизм. СПб., 2003. 18.Бачинин В.А. Введение в христианскую эстетику. СПб., 2005. 19.Войтыла К. Основания этики // Вопросы философии. № 5. М., 1991. 20.Василий Великий. Избранные поучения. М., 2003. 21.Винклер Г. Вавилонская культура. М., 1913. 22.Волгин В.П. Развитие общественной мысли во Франции в XVII веке. М., 1977. 23.Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. 1-14. М.-Л., 192958. 24.Городцов В.А. Результаты археологических исследований в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии. 1903 г. // Труды XIII археологического съезда. T. I. М., 1907. 25.Городцов В.А. Результаты археологических исследований в Изюмском уезде Харьковской губернии. 1901 г. // Труды XII археологического съезда. T. I. М., 1905. 26.Граков Б.Н. Скифы. М., 1971. 27.Гущин А.С. Искусство раннего средневековья. История западноевропейского искусства (IIIXX вв.). Краткий курс. М.-Л., 1940. 258 28.Гусейнов А.А. Великие моралисты. М., 1995. 29.Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика. М., 1998. 30.Георгиева Т.С. История русской культуры. М., 1998. 31.Гилберт К.Э., Кун Г. История эстетики. СПб., 2000. 32.де Вовенарг Л.К. Размышления и максимы, М., 2002. 33.де Лабрюйер Ж. Характеры, или нравы нынешнего века. М., 2004. 34.Дробницкий О.Г. Понятие морали. М., 1974. 35.Давыдов Ю.Н. Культура-природа-традиция. Традиция в истории культуры. М., 1978. 36.Давыдов Ю.Н. Роднянская И.Б. Социология контркультуры. Критический анализ. М., 1980. 37.Дмитриева Л.М. Ценностные ориентации современного российского общества // Протестантизм в Сибири: история и современность. Материалы Международной научной конференции «Протестантизм в Сибири» 26-28 мая 1998 г. Омск, 1998. 38.Жучков В.А. Немецкая философия эпохи раннего Просвещения (конец XVII-первая четверть XVIII в.). М., 1989. 39.Иодль Ф. История этики в новой философии. Т. 1-2. М., 1896-1898. 40.Иоанн-Павел II. Вера и разум. М., 1999. 41.Ибн Рушд. Опровержение опровержения // Избранные произведения мыслителей стран 259 Ближнего и Среднего Востока IX-XIV вв. М., 1961. 42.Иванов В.Г. Этика. М., 2007. 43.История мировой культуры. Наследие Запада. М., 1998. 44.История мирового искусства. М.,1998. 45.Карсавин Л.П. Культура средних веков. Петроград, 1918. 46.Кожин Н.А. Очерки искусства западного средневековья. М.,1944. 47.Кривцова-Гракова О.А. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы. М., 1955. 48.Кучеренко Г.С. Жан Мелье и энциклопедисты // Новая и новейшая история. 1966. № 5. 49.Кропоткин П.А. Этика. М., 1991. 50.Кант И. Сочинения. Т. 1-4. М., 1997. 51.Кривцун О.А. Эстетика. М., 1998. 52.Костомаров Н.И. Русские нравы. М., 1995. 53.Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997. 54.Кротов Я. Введение в жизнь. М., 2003. 55.Контркультура, идеология и политика. М., 1976. 56.Культурология. Словарь. СПб., 1997. 57.Лапина Е.В. К проблеме понимания неевропейских форм художественной культуры // Гуманитарные ценности современной культуры. М., 1988. 260 58.Лесков A.M. Керченская экспедиция в 1967 г. // Археологические исследования на Украине в 1967 г. Вып. 2. Киев, 1968. 59.Лесков A.M. Новые сокровища курганов Украины. Л.,1972. 60.Лесков A.M. Предскифский период юга Украины // Проблемы скифской археологии. М., 1971. 61.Лазарев В.Н. Происхождение итальянского Возрождения. М., 1956-59. 62.Лазарев В.Н. Начало раннего Возрождения в итальянском искусстве. М., 1979. 63.Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. 64.Липперт Ю. История культуры. Л., 1925. 65.Литаврин Г.Г. Болгария и Византия в XI-XII вв. М., 1960. 66.Литвинова Е.Ф. Аристотель. Библиотека Флорентия Павленкова. Челябинск, 1995. 67.Лосев А.Ф. Эллинистически-римская эстетика. М., 1979. 68.Лосев А.Ф. Диоген Лаэрций – историк античной философии. М., 1980. 69.Маркарян Э.С. Очерки теории культуры. Ереван. 1969. 70.Маркарян Э.С. Теория культуры, и современная наука. М., 1983. 71.Межуев В.М. О понятии «культура». М., 1968. 261 72.Марсиль-Лакост Л. Единство и плюрализм культуры. Общество и культура; философия осмысления культуры. М., 1988. 73.Момджян X.Н. Французское Просвещение XVIII века. М., 1983. 74.Мицкевич А.И. Христианин и общество // Братский вестник. 1979. № 1. 75.Мильнер-Иринин Я.А. Этика, или принципы истинной человечности. М., 1999. 76.Марчукова С.М. Наука и религия в культуре Ренессанса. СПб., 2001. 77.Николай Кузанский. Об ученом незнании. СПб, 2001. 78.Осипов А. Краткий очерк истории Индии до X века. М., 1948. 79.Погасий А. Христианство и познание. Казань.1992. 80.Полищук В.И. Мировая и отечественная культура. Екатеринбург, 1993. 81.Пелипенко А.А., Яковенко И. Г. Культура как система. М., 1998. 82.Попов В.А. Культура христианина // Братский вестник. 1984. № 2. 83.Попов В.А. Евангельское движение в России и культура // Христианское Слово. 2000. № 1. 84.Попов В.А. Христианская этика, М., 2000. 85.Попова Т.Б. Племена катакомбной культуры. М., 1955. 86.Померанц Г.С. Выход из транса. М., 1995. 262 87.Померанц Г.С. Страстная односторонность и бесстрастие духа. М.-СПб., 1998. 88.Померанц Г.С. Сны земли. М., 2003. 89.Померанц Г.С., Курочкина М.Н. Тринитарное мышление и современность. М., 2000. 90.Померанц Г.С., Миркина З.А. В тени вавилонской башни. М., 2004. 91.Померанц Г.С., Миркина З.А. Великие религии мира. М., 2006. 92.Политическая и экономическая этика. М., 2001. 93.Руссо Ж-Ж. Избранные сочинения. Т. 1-3. М., 1961. 94.Рожанский И.Д. Античная наука. М., 1980. 95.Розанов М.Н. Эпоха Возрождения. М., 1915. 96.Ростовцев М.И. Скифия и Боспор. Л., 1925. 97.Ревякина Н.В. Проблемы человека в итальянском гуманизме второй половины XIV – первой половины XV в. М., 1977. 98.Редер Д.Г., Черкасова Е.А. История древнего мира. Т. 1-2. М., 1985. 99.Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987. 100. Розенов А. Удаляйте из жизни все непотребное. // Слово веры. № 2. Омск, 2003. 101. Ротт В. Контакт с Богом. М., 2006. 102. Сиаси А.А. Иранский дух и иранское искусство в борьбе с исламом // Иранское искусство и археология: III международный археологический конгресс. Л., 1939. 263 103. Смирнов А.А. Средневековая поэзия и гуманизм // Уч. зап. Яросл. гос. пед. ин-та. Вып. 1. Ярославль, 1944. 104. Сидорова Н.А. Очерки по истории ранней городской культуры во Франции. М., 1953. 105. Сухомлинский В.А. Хрестоматия по этике. М., 1990. 106. Сильверстов В.В. Философское обоснование теории и истории культуры. М., 1990. 107. Сперанский Н.В. Очерки по истории народной школы в Западной Европе. М., 1896. 108. Соловьев Э.Ю. Прошлое творит нас. Очерки по истории философии и культуры. М., 1991. 109. Соколов Э.В. Культура и общество. Л., 1972. 110. Соколов В.В. Средневековая философия. М., 1979. 111. Соколов Э.В. Культурология. М., 1994. 112. Сапронов П.А. Культурология. СПб., 1998. 113. Свойкин А. Кальвинизм. М., 1997. 114. Спиц Л.В. История Реформации. М., 2003. 115. Свежавски С. Фома Аквинский, прочитанный заново. Сретенск, 2000. 116. Солодовников В.В. Христианская публицистика. М., 1997. 117. Солодовников В.В. Христианская культурология. М., 1997; Иркутск, 1999. 118. Солодовников В.В. Введение в философию. М., 1998. 264 119. Солодовников В.В. Религии и культы. М., 1999. 120. Солодовников В.В. Лекции по христианской культурологии. М., 2000. 121. Солодовников В.В. То, о чем я думаю на самом деле. М., 2006. 122. Сергеева А.В. Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность. М., 2007. 123. Субкультурные объединения молодежи. М., 1987. 124. Тереножкин А.И. Киммерийцы // Материалы VII международного конгресса антропологических и этнографических наук. М., 1964. 125. Терновский В.Н. Ибн Сина. М., 1980. 126. Тервитс Я. Христианство и культура // Братский вестник. 1985. № 6. 127. Фома Аквинский. Сумма против язычников. Долгопрудный, 2000. 128. Фома Кемпийский. О подражании Христу. М., 1999. 129. Флоренский П.А. Культ, религия, культура. Богословские труды. М., 1977. 130. Фастовец Е.В. Эстетика. Рязань, 1996. 131. Федоров-Давыдов Г.А. Искусство кочевников и Золотой Орды. М., 1976. 132. Филиппов М.М. Леонардо да Винчи. Библиотека Флорентия Павленкова. Челябинск, 1996. 265 133. Хейзинга И. Осень средневековья. М., 1988. 134. Харламов В.Л. Совесть. Ее определение и значение // Путь Богопознания. Вып. 1. М., 1996. 135. Чаадаев П.Я. Отрывки и разные мысли (18281850 гг.) // Собр. соч. в 2-х т. М., 1991. Т. 1. 136. Чаадаев П.Я. Ответ на статью А.С. Хомякова «О сельских условиях» (1843) // Собр. Соч. В 2-х т. М., 1991. Т. 1. 137. Чаадаев П.Я. Философические письма // Собр. соч. в 2-х т. М., 1991. Т.1. 138. Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего. // Собр. соч. в 2-х т. М., 1991. Т.1. 139. Чалоян В.К. Восток-Запад. Преемственность в философии античного и средневекового общества. М., 1979. 140. Шишкин А.Ф. Из истории этических учений. М., 1959. 141. Шрейдер Ю.А. Этика: введение в предмет. М., 1998. 142. Шедевры русской живописи, М., 2006. 143. Эйкен Г. История и система средневекового миросозерцания. СПб., 1907. 144. Эстетика. М., 1966. 145. Эстетика. Категории искусства. М., 1965. 146. Эстетика Гегеля и современность. М., 1984. 147. Этика и эстетика. Киев, 1965. 148. Этика. М., 1999. 266 149. Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. Ж., 1998. 150. Яковлев Е.Г. Эстетика. М., 1999. 151. Adamski J. Secrety wieky Oswicenia. Кr., 1969. 152. Accame V. Quale segno. Milano, 1993. 153. Bloch M. La Société féodale. P., 1939. 154. Belli Barsali I. L’oreficeria medievale. Milano, 1966. 155. Baumgarten A. Rechtsphilosophie auf dem Wege. В., 1972. 156. Black history. A reappraisal. N.-Y., 1968. 157. Brandes F. Аu siécle des lumiéres. P., 1970. 158. Copleston F. A history of philosophy. Medieval philosophy. Westminster, Maryland, 1950. 159. Cavallo G. Libri e lettori nel Medioevo. Bari, 1977. 160. Culture and Social Character. N-Y., 1961. 161. Damiron Ph. Memoires pour servir à l'histoire de la philosophie аu XVIII siecle. V. 1-3. P., 1858. 162. Diderot D. Oeuvres complétes. T. 1-20. P., 187577. 163. Durant W. and A. The age of Voltaire. N-Y., 1965. 164. Deichmann F.W. Archeologia cristiana. Roma, 1993. 165. Dowiat J. Polska – państwem średniowiecznej Europy. Warsz., 1968. 166. d'Holbach P.-H. Textes choisis. T. 1. P., 1957. 267 167. de Wulf. Histoire de la philosophie médievale. V. 1. Louvain, 1934. 168. Elias N. Przemiany obyczajów w cywilizacji Zachodu. Warsz., 1980. 169. Geyer B. Peter Abaelards philosophische Schriften. Beitrage zur Ceschichte der Philosophie und Theologie des Mittelalters. 1-4. Miinster, 1919-28. 170. Gilson E. La philosophie аu mоуеn âge. 1. P., 1922. 171. Grabski A.F. Polska w opiniach Europy zachodniej XIV-XV w. Warsz., 1968. 172. Goyart F. La philosophie des lumiéres en France. P., 1972. 173. Grabmann M. Die Geschichte der scholastischen Methode. Freiburg im Breisgau, 1911. 174. Gusdorf G. Dieu, la nature, l'homme аu siécle des Lumieres. P., 1971. 175. Gusdorf G. Les principes de la pensée аu siécle des Lumieres. P., 1971. 176. Grube E.J. La pittura dell’Islam. Bologna, 1980. 177. Honigman J.J. Personality in Culture. N-Y., 1967. 178. Haskins C. The Renaissance of the twelfth century. Cambridge, 1927. 179. Invernizzi A. Dal Tigri all’ Eufrate. Firenze, 1992. 180. Klemme G. Allgemeine Cultur-Geschichte der Menschheit. Bd 1-10. Lpz., 1843-52. 268 181. Kroeber A.L. The nature of culture. Chi., 1952. 182. Kroeber A.L., Kluckhoh С. Culture. A critical review of concepts and definitions. Cam. (Mass). 1952. 183. Kubach E. Architettura ramanica. Milano, 1972. 184. Kultura elitarna a kultura masowa w Polsce późnego średniowiecza. Wrocław, 1978. 185. Laming-Emperaire A. L’Art Préhistorique. P, 1951. 186. Lankheit K. Dal Romanticismo al realismo. Milano, 1966. 187. Le Goff J. Kultura średniowiecznej Europy. Warsz., 1970. 188. Ligabue G. Patagonia, terra del silenzio. Venezia, 1994. 189. Mead M. Continuities in cultural evolution. New-Haven, 1965. 190. Maitre L. Les écoles épiscopales et monastiques de 1'Occident P., 1866. 191. Marmottan P. Le Style Empire. P., 1925-1930. 192. Mountford C.P. Pitture degli aborigeni in Australia. Milano, 1964. 193. Martin J.R. Baroque. N-Y., 1977. 194. Mansuelli G.A. Roma e il mondo romano. I-II. Torino, 1981. 195. Oeuvres completes d'Helvetius. P., 1818. 196. Otto-Dorn K. Arte Islamica. Milano, 1967. 197. Ossowska M. Ethos rycerski i jego odmiany. Warsz., 1973. 269 198. Pare G., Brunnec A., Tramblay P. La renaissance du XIV siécle. Les ecoles et l'enseignement. POttawa, 1933. 199. Portoghesi P. Roma barocca. Roma-Napoli, 1978. 200. Polska w świecie. Szkice z dziejów kultury polskiej. Warsz., 1972. 201. Remusat С. Abelard. V. 1-2. P., 1845. 202. Riche P. Zycie codzienne w panstwie Karola Wielkiego. Warsz., 1979. 203. Rousseau J.-J. Oeuvres complétes. T. 1-13. P., 1887-1908. 204. Stokl A. Geschichte der Philosophie des Mittelalters. Mainz, 1864. 205. Samsonowicz H. Złota jesień polskiego średniowiecza. Warsz., 1971. 206. Toesca P. Il Medioevo. Torino, 1913-1927. 207. Taylor A.E. Ancient and medieval philosophy // European civilization, its origin and development. V. 3. London, 1935. 208. Taylor H.O. The Medieval Mind. A history of the development of thought and emotion in the middle ages. Camb. (Mass.), 1951. 209. Voltaire. Oeuvres complétes. V. 1-52. P., 187782. 210. White L.A. The science of culture. N-Y., 1949. 270 МОСКОВСКИЙ ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ РОССИЙСКОЙ ЦЕРКВИ ХРИСТИАН ВЕРЫ ЕВАНГЕЛЬСКОЙ Программа института гармонично сочетает в себе эффективную богословскую и гуманитарную подготовку, максимально приближенную к государственным стандартам Министерства образования и науки РФ. МТИ РЦ ХВЕ имеет более чем 15-летнюю историю и выверенные педагогические традиции. В 2006 году институт уже в третий раз получил Лицензию Федеральной Службы по надзору в сфере образования и науки (А-№166454 от 5.06.2006 г.) на право ведения образовательной деятельности в сфере высшего религиозного образования. Это позволяет выдавать выпускникам легитимный диплом установленного образца. МТИ РЦ ХВЕ достойно выполняет миссию подготовки служителей для Нивы Господней, располагая необходимыми духовными, интеллектуальными, техническими и материальными ресурсами. Набор в институт проходит ежегодно, в первую неделю сентября. 271 Требования к абитуриентам: - не менее одного года опыта Церкви; - образование не ниже среднего. служения в Для поступления в Институт нужно: - получить бланк заявления на поступление в МТИ РЦ ХВЕ у старшего пресвитера региона; - заполнить заявление и выслать по адресу института; - по приглашению приехать в МТИ РЦ ХВЕ для вступительных экзаменов и собеседования. Наш адрес: 111621, г. Москва, ул. Оренбургская, д. 10а Проезд: метро «Выхино»; авт. №№ 602, 772, 747 до остановки «Универсам». Телефон: (495) 700-33-52; 700-33-53 Факс: (495) 700-33-52 Е-mail: mti.academ@mtu-net.ru Наш сайт: www.mti-rc.ru 272 Солодовников Владимир Васильевич – христианский историк и культуролог. Преподаватель Московского Теологического Института Российской Церкви Христиан Веры Евангельской. Родился 7 августа 1959 года. В 1981 году с отличием закончил исторический факультет Московского областного педагогического института им. Н.К. Крупской. В 1989 году – защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Автор более 40 научных трудов, из которых особую известность получили монографии «Оболганные инквизицией» (М., 1997), «Ранние соборы» (М., 2004) и «Под сенью Михаила Архангела» (М., 2007). Его многочисленные историко-культурологические эссе вызывают интерес, как в России, так и за ее пределами. ____________________ МТИ РЦ ХВЕ
