О.С. Сахно ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА ФРАЗОВОГО ЭВФЕМИЗМА

advertisement
О.С. Сахно
ВНУТРЕННЯЯ ФОРМА ФРАЗОВОГО ЭВФЕМИЗМА
Признак, который лежит в основании наименования, имеет как
свою диахронию, так и синхронию; он может меняться как в качественном, так и в количественном отношении. Потенциал внутренней
формы наименования свидетельствует о возможности усложнения
признака наименования, с одной стороны, а с другой – о необходимости вербализации этого усложнения. Установлено, что внутренняя
форма наименования усложняется по мере развития языка [1, 12], и
здесь нужно учитывать как объективные, так и субъективные моменты
речевого поведения говорящего. Так, прямой способ лексической номинации вовлекает в свою сферу новые знаки прежде всего за счет
лексико-деривационных процессов [2], развитие же эвфемистического
способа номинации «связано с вовлечением в процесс обозначения не
только словарных, но и описательных, перифрастических, средств наименования, поскольку расширение пространства знака позволяет
расширить выбор «намекающих» атрибутов обозначаемого денотата» [3].
Уместно напомнить мысль В. фон Гумбольдта о том, что слово
как номинативный знак не является представителем предмета, а лишь
выражает наше представление о нем. Субъектное начало всегда определяет развитие на пути объективного познания, поэтому все происходящие в словаре процессы естественны и закономерны. А.А. Потебня,
рассматривая формы этимологические и синтаксические и считая, что
«нет формы, присутствие и функция коей узнавались бы иначе, как по
смыслу, т.е. по связи с другими словами и формами в речи и языке» [4,
45], предложил выделять в области изучения языка учение о значении
слов, которое может быть названо внутреннею формою, в отличие от
внешней звуковой, иначе – способом представления внеязычного содержания. Вещественное значение, по мысли ученого, имеет два аспекта интерпретации – «из контекста, из сочетания его с другими, точка синтаксическая; и изысканием исторического пути, которым
язык дошел до этого значения, - точка этимологическая» [там же].
Учение о внутренней форме, таким образом, предлагает рассматривать
признак (атрибут) как основу номинации, когда признак мыслится не
отвлеченно, а в единстве со своим носителем, причем синтаксический
подход к интерпретации внутренней формы представляется важным
именно в плане синхроническом, при рассмотрении фактов номинации
данного состояния языка.
Н.И. Мигирина предлагает учитывать «связи внутренней формы
(признака представления референта) с номинативной системой языка,
словообразованием, грамматической системой, лексической и синтаксической синонимией, стилистическим расслоением словаря и стилями
речи и многими другими явлениями языка-речи» [5, 6]. Непосредственный анализ аспектов связи внутренней формы с номинативной системой основывается при этом на идеях Н.В. Крушевского об отражении во внутренней форме слова первоначальной части его описания.
Продолжительность словоупотребления приводит к возникновению
неразрывности названия и представления о предмете со всеми его признаками. Внутренняя форма открывает путь введения в номенклатурную систему языка вновь познаваемых явлений, и в этом
Н.И. Мигирина видит ее связь с номинацией. Значение же слова как
референтная (денотативная) соотнесенность отличается от внутренней
формы как признака называемого референта (денотата) [там же, 30].
Понятно, что здесь анализируется лексический уровень языка, и даже
момент фразовой номинации связывается с процессами лексического
словопроизводства, с закреплением с помощью грамматикословообразовательных моделей определенных признаков наименования.
По мнению А.А. Бурова, связь этимологии и синтаксиса, о которой говорил А.А. Потебня, характеризуя феномен внутренней формы
слова, требует обратить внимание на следующие моменты. Во-первых,
связь внутренней формы с синтаксисом предполагает ее осмысление
не только на уровне слова, но и на уровне соединения слов, если оно
характеризуется однопонятийной направленностью (целостностью
значения). Во-вторых, появляется возможность говорить не просто о
внутренней форме слова, а о внутренней форме знака вообще, в частности – знаков номинационных – фразеологизмов, составных наименований, фразовых наименований, а также любых синтагматических
единиц, способных решать задачи номинации. «Внутренняя форма
аналитического, расчлененного, знака, - пишет А.А. Буров, - без сомнения, сложнее, так как включает более сложный признак наименования (комплекс признаков)» [3, 27]. В-третьих, рассматривая внутреннюю форму как способ представления внеязычного содержания,
можно предположить, что можно конкретизировать обобщение, содержащееся в слове «способ», будь то соединение корня с аффиксом,
атрибутов с определяемым носителем признака, будь то даже соединение сказуемого с подлежащим. В-четвертых, понятие внутренней формы исторично, динамично, поэтому вполне естественны изменения в
характере представления знаковых атрибутов. Так, происходит постоянное развитие лексико-семантических «полей» и образование новых
оттенков значений; возникают явления полисемии и омонимии и т.д.
Однако одновременно с появлением новых значений и оттенков возможно развитие и номинационного аналитизма, соответственно, изменяется смысловой объем единицы, требующий адекватной, более
сложной, чем слово, языковой формы [3].
По традиции, внутренней формой принято считать способ соединения понятия с формой, «мысли со звуком», иными словами, способ
представления значения в слове (В. фон Гумбольдт, А.А. Потебня,
В.В. Виноградов, Н.И. Мигирина, А. Марти и др.). Установление внутренней формы слова позволяет увидеть тот признак, который извлекается из мотивирующего знака и является основанием номинации знака
мотивированного. Отражая понятие о предмете, внутренняя форма
непосредственно связана с процессом номинации. Признак, наиболее
характерный, бросающийся в глаза, и ложится в основание наименования (номинации). Степень слияния слова и представления может быть
различна, но в любом случае мотивированность номинации обусловливается ее внутренней формой. Отсюда следует, что номинация, прежде всего лексическая, тесно связана с атрибуцией. По мысли
А.А. Бурова, «как способ номинации (путь представления атрибуции,
форма соединения денотата с языковым знаком в речевой ситуации),
так и единица номинации, материализующая это соединение, прямо
обусловлены характером атрибуции и ее выражением в тексте, закреплением за определенным языковым средством» [3, 70]. Кроме того,
следует отметить, что во внутренней форме не только закрепляются
особенности связи между денотатом и его наименованием, но и заложены возможности участия номинативного знака в решении задач
коммуникации. Это позволяет говорить о «номинационном потенциале» внутренней формы непредикативной единицы [там же].
Необходимость обновления денотативных связей на уровне лексики в русском языке удовлетворяется различными путями. Это и развитие полисемии, и синонимизация различного типа, и богатейшие
возможности лексической деривации, и неологизация и т.д. Но обновление денотативных связей может быть связано и с усложнением восприятия объектов, а следовательно – и с более сложным со стороны
качества внутренней формы путем вербализации образов, это, как считает А.А. Буров, задействование уже готового языкового материала –
номинационно-синтаксического потенциала текста. По мнению
Я.А. Фрикке, внутренняя форма фразового наименования, в отличие от
лексических наименований, обладает весьма важным свойством –
«способностью индивидуализировать обозначение» [6, 47]. Мысль
А.А. Потебни о том, что «внутренняя форма слова… показывает, как
представляется человеку его собственная мысль» [4, 115], может быть
экстраполирована на оценку внутренней формы фразового наименования в плане того, «как представляется человеку» его взгляд на денотат,
а значит – и на референт как фрагмент языковой картины мира, считая,
что «человек» здесь – это языковая личность (языковая личность автора).
Внутренняя форма словарного наименования выступает способом
концептуализации как процесса интерпретации, обобщения и закрепления в отдельной единице свойств объекта и его оценки коллективным субъектом [5]. Сама же внутренняя форма номинативной единицы
представляется механизмом, который позволяет записывать определенные знания о мире и соответственно воспринимать их. Во внутренней форме слова, как считает Я.А. Фрикке, отражаются особенности
денотативной сферы (в частности – национально, этнически, регионально и социально маркированные). Преимущества же внутренней
формы фразового наименования заключаются в более ярком выражении субъективных, индивидуально ощущаемых особенностей денотата, который получает оценку, характеристику со стороны говорящего,
выражающего свое отношение к называемому.
Особенно ярко это наблюдается при рассмотрении внутренней
формы фразового эвфемизма. В семантическую структуру наименования (имени), в частности – фразового эвфемизма, неизбежно включен
компонент, который вскрывается по-разному в зависимости от подхода к номинации.
Лексикоцентрический подход – тенденция к словарному закреплению эвфемизма, когда денотативный и конвенциональный планы
синтезированы.
Текстоцентрический подход характеризует тенденцию к динамическому равновесию денотативного и конвенционального планов.
Здесь берет начало понятие «эвфемистическое употребление единицы».
Антропоцентрический подход рассматривает тенденцию к полному освобождению эвфемистической энергии и дифференциации
денотативного и конвенционального планов эвфемистического наименования. Здесь эвфемизация выходит на метаноминационный уровень
осмысления и описания.
Эвфемистический компонент, характеризующийся подобным образом, рассматривается нами на уровне внутренней формы номинации.
Именно внутренняя форма (в той или иной степени) является «местом» динамического взаимодействия денотации и конвенции. Заметим, что это взаимодействие коррелирует с авторскими интенциями и
регулируется во многом благодаря гибкости речевой стратегии и тактики (речевой деятельности) говорящего.
Эвфемистический компонент внутренней формы наименования
(имени) характеризуется своеобразной амбивалентностью. Дело в том,
что при его реализации происходит столкновение денотативного и
конвенционального «полюсов» номинации, находящихся в состоянии
динамического равновесия: с усилением проявления одного осложняется другой – и наоборот. В принципе, ни один из «полюсов» проявляться в абсолютно «чистом» виде не может (да это было бы и бессмысленно, nonsence). Любое наименование несет в себе «следы» либо денотации, либо конвенции.
Чем конкретнее номинация, тем отчетливее вскрывается ее внутренняя форма. С усилением предикативного «начала» имени (номинации) ослабляется его эвфемистичность. Уникальность фразового наименования заключается в том, что в ее составе (пространстве) употребляется «сдерживающий фактор» - местоименно-соотносительный
блок.
Подобно полой стереометрической фигуре, блок наполняется содержанием за счет правого текста. Этого наполнения, с точки зрения
говорящего, хватает ровно настолько, чтобы осуществить коммуникацию и в ее процессе назвать объект, косвенно намекнув на него, но
одновременно не называя его прямо. Рассмотрим пример: … Тут Волкодав сообразил наконец, что уснул под яблоней и угодил в сказку. Венские женщины дарили бусы женихам и мужьям, и те нанизывали их
на ремешки, которыми стягивали косы. С гладкими ремешками показывались на люди одни вдовицы и те, до кого женщина еще не снисходила (М. Семенова). В данном контексте, действительно, основное
содержание сконцентрировано в правом контексте, местоименный же
блок наполняется этим содержанием. Намека вполне достаточно, чтобы понять суть.
Таким образом, отнесение эвфемизации к косвенным типам номинации [6; 3 и др.], скорее всего оправданно. Яркой иллюстрацией
может послужить и следующий пример: Страшно нависла 121 статья. Ни один враг народа, истинный или дутый, ни один оппортунист
или оппозиционер не испытывал такого страха, как те, кто жил под
угрозой этой с виду невзрачной статьи. Это было реальное, невыдуманное тайное общество мужчин, узнающих друг друга в толпе по
тоске в глазах и настороженности в надбровьях, - вроде масонов с их
тайными знаками и особыми рукопожатиями (Л. Улицкая). Внутренняя форма прямого наименования денотата по сути дела равна внутренней форме фразового эвфемизма, употребленного в данном контексте. Но прямое наименование данного явления всегда неэвфемистично
(нет словарного эвфемизма), поэтому именно фразовый эвфемизм является единственно возможным эквивалентом в речи.
Библиографический список
1.
2.
3.
4.
5.
6.
Михайловская, Н.Г. К вопросу о номинации в древнерусском тексте
[Текст] / Н.Г. Михайловская // Вопросы языкознания, 1981. – №1. – С.112 -120.
Кубрякова, Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности [Текст] /
Е.С. Кубрякова // Номинативный аспект речевой деятельности. – М.: Наука, 1986. – 156 с.
Буров, А.А. Синтаксические аспекты субстантивной номинации в современном русском языке [Текст]/ А.А. Буров // Синтаксические аспекты
субстантивной номинации в современном русском языке. В 3-х чч. – Пятигорск, 1999. – 524 с.
Потебня, А.А. Из записок по русской грамматике [Текст] / А.А. Потебня
// Из записок по русской грамматике. Тт. 1-2. – М., 1958.
Мигирина, Н.И. Внутренняя форма как важнейший узел системных связей в языке. (На материале способов представления статусов лица в номенклатурной сфере языка) [Текст] / Н.И. Мигирина. – Кишинев, 1977. – 120 с.
Фрикке, Я.А. Фразовая номинация как средство выражения языковой
личности автора художественного текста [Текст] / Я.А. Фрикке. Монография. – Пятигорск, 2004. – 212 с.
Download