А. В. Мазур* Петрозаводск РЕЛИГИОЗНЫЕ МОТИВЫ В ПОЭЗИИ

А. В. Мазур*
Петрозаводск
РЕЛИГИОЗНЫЕ МОТИВЫ
В ПОЭЗИИ В. В. НАБОКОВА
Разговор о религиозных мотивах в творчестве Набокова
на первый взгляд может показаться бессмысленным.
Немного можно найти в русской литературе таких
убежденных агностиков, как он. Он сам ясно писал об этом в
«Других берегах»:
Сколько раз я чуть не вывихивал разума, стараясь
высмотреть малейший луч личного среди безличной тьмы по
оба предела жизни!1
Тем более не стоит заводить разговор о церкви:
Так как в метафизических вопросах я враг всяких
объединений и не желаю участвовать в организованных
экскурсиях по антропоморфическим парадизам...2
Творчество Набокова никак не вписывается в традицию
«великой русской литературы», которая считала своим
долгом служение обществу во имя человеческого блага:
До блага человечества мне дела нет, и я не только не верю в
правоту какого-либо большинства, но вообще склонен
пересмотреть вопрос, должно ли стремиться к тому, чтобы
решительно все были полусыты и полуграмотны...3
(«Истребление тиранов».)
________
* Мазур А. В., 2008
1
Набоков В. Другие берега // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990.
Т. 4. С. 136.
2
Там же. С. 295.
3
Там же. С. 385.
524
Как и другие русские писатели Серебряного века, Набоков
руководствовался
романтическим
принципом
внеконфессиональных поисков высшего смысла, поиском
Бога вне соборных стен. Он остался верен этому принципу
до конца, в отличие от других художников, смиренно
вернувшихся в лоно православия. Во всяком случае, русский
период его творчества закончился словами:
...остаюсь я безбожником с вольной душой в этом мире,
кишащем богами4.
Эта фраза была принята критиками исключительно как
сакраментальная и даже дала повод обвинять Набокова в
глумлении над христианством. В ранних стихах Набокова
упоминания Бога отчасти ритуальны. Но, в отличие от
поэтов Серебряного века, с подражания которым он начал,
Набоков не позволяет себе кощунств над Христом и
Богоматерью. Под «богами» (важно, что это слово поэт
пишет с маленькой буквы и во множественном числе!) он
понимает тех кумиров, которым человек привык поклоняться
испокон веков, но ни в коем случае не триединство
христианства. И, возможно, именно эта его фраза поможет
нам прийти к выводу, что не так уж «безбожен» поэтический
мир Набокова. Возможно, есть все-таки повод говорить о
религиозных мотивах в его творчестве, но с определенной
оговоркой: если мы не будем считать религией только
«организованные экскурсии»!
Однако, говоря о «византийской образности», которая
свойственна многим его стихотворениям 1910-х и 1920-х
годов, Набоков отмечает, что к этому следует относиться
лишь как к стихотворной стилизации в христианском роде.
Тем не менее, даже если учитывать это его высказывание,
число стихотворений с религиозными мотивами довольно
значительно. У Набокова есть стихотворения, написанные на
евангельский сюжет. В качестве примера достаточно
упомянуть хотя бы стихотворения из сборника «Горный
путь»: цикл из девяти стихотворений под общим заглавием
«Ангелы», «Тайная вечеря» (1918), «И видел я: стемнели
неба своды» (1918) и «На Голгофе» (1921). Упомянутая
группа стихотворений, несмотря на утверждение самого
Набокова, в сущности является свидетельством интереса
поэта к образу Христа и даже сострадания к нему, что
гораздо значительнее простой стилизации. Так, в
стихотворении
_______
4
Набоков В. Стихотворения и поэмы. М., 2001. С. 295. Далее цитирую
по этому изданию.
525
из сборника «Гроздь», написанном на годовщину смерти
Достоевского, Христос и его апостолы проходят мимо трупа
пса, изъеденного червями. Все отворачиваются, замечая, что
пес заслужил такую смерть. Христос же, напротив, замечает,
что «зубы у него — как жемчуга...» (С. 184).
Вспомним еще два стихотворения «В пещере» (1924) и
«Мать» (1925). В первом рассказывается о беззаботном,
счастливом детстве Христа. Второе стихотворение окрашено
в совершенно противоположные тона: в нем речь идет о
Голгофе, о казни. В первом — счастье простой земной
матери, во втором — ее горе.
Мария слабая на чадо
улыбку устремляла вниз,
вся умиленье, вся прохлада
линялых синеватых риз.
А он, младенец светлоокий
в венце из золотистых стрел,
не видя матери, в потоки
своих небес уже смотрел.
(С. 256)
В стихотворении «Мать» Иоанн Богослов уводит с
Голгофы «седую страшную Марию». Слыша ее «рыданья и
томленье», апостол, задает себе вопрос:
Что, если у нее остался бы Христос
и плотничал, и пел? Что, если этих слез
не стоит наше искупленье?
(С. 256)
Неблагородно пользоваться
собственного блаженства:
чужим
страданием
для
Мария, что тебе до бреда рыбарей!
Неосязаемо над горестью твоей
дни проплывают, и ни в третий,
ни в сотый, никогда не вспрянет он на зов,
твой смуглый первенец, лепивший воробьев
на солнцепеке, в Назарете.
(С. 257)
Набоков берет сторону частного, личного в противовес
божественному. Даже если Христос — живой Бог, мы не
имеем оснований спасаться за Его счет. Поэтому сама идея
искупительной жертвы сомнительна для Набокова.
Николай Гумилев, которого Набоков высоко ценил как
поэта, в стихотворении «Слово» из посмертного сборника
«Огненный столп» пишет:
526
...и в Евангелии от Иоанна сказано, что слово это Бог6.
Владимир Набоков в стихотворении «У камина»
расширяет эту тему: «Серафимом незримым согреты,
оживают слова, как цветы» (С. 175). Божье благословение
простирается и над искусством.
В стихотворении «Знаешь веру мою?» (1922), объясняясь
в любви России, цветам, дождям и закатам, Набоков пишет,
что любит и «Божьи звезды», и «Божьих зверьков». Набоков
понимает, что все это нам дано свыше. Позже в
стихотворении «Родина» он попросит:
Позволь мне жить, искать Творца в творенье, звать изумленье
рифмы и любви (С. 240).
Искать Творца в творенье — это и есть религия Набокова.
И не к кому-нибудь, а к Богу обращается в стихотворении
«Молитва» (1924) с просьбой воскресить русскую речь:
А я молюсь о нашем дивьем диве,
о русской речи, плавной, как по ниве
движенье ветра... Воскреси!
О, воскреси душистую, родную,
косноязычный сон ее гнетет.
(С. 250)
Всеволод Сечкарев в статье о поэзии Набокова утверждает:
«Набоков несомненно верил в ряд инкарнаций» 8. И все-таки
это утверждение не совсем корректно, так как действительно
отсылает к слишком массовому для Набокова восточному
опыту. С нашей точки зрения, религиозные мотивы у
Набокова связаны не с чем иным, как с темой
потусторонности, которая проходит тонкой нитью через все
его творчество. И в прозе, и в поэзии он развивает мысль о
существовании метафизического, которое может заключать в
себе другие формы существования, отказываясь, однако,
давать четкое определение.
В «Славе» (1942), к примеру, поэт говорит о секрете,
которым он обладает и который полностью защищает его от
превратностей судьбы. Однако, говоря об этом секрете, он
пишет:
Это тайна та-та, та-та-та-та, та-та, / а точнее сказать я не вправе
(С. 295).
_______
5
Гумилев Н. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М., 2000. С. 153
Сечкарев В. К тематике поэзии Владимира Набокова // Новый
журнал. Нью-Йорк, 1996. Кн. 197. С. 47.
6
527
В конце стихотворения он опять дразнит читателя,
утверждая, что знает что-то очень важное, но отказывается
открыть тайну. Заявляя, что он когда-то погружался в
глубины своего существа, он заключает:
...я увидел, как в зеркале, мир и себя / и другое, другое,
другое (С. 296).
Что это другое, он не говорит. Практически также
туманно он ответил и на вопрос журналиста о том, верит ли
он в Бога:
I know more than I can express in words, and the little I can
express would not have been expressed had I not known more7.
Эти слова Владимира Набокова, сказанные им в большом
и пространном интервью американскому журналисту Олвину
Тоффлеру в марте 1963 года, вполне могли бы стать
эпиграфом ко всему его творчеству. В этом интервью он
похож на своего героя Фальтера из «Ultima Thule». Фальтер,
случайно разгадавший тайну Вселенной, отказывается
поделиться ею с повествователем, боясь, что раскрытие
тайны уничтожит его или сведет его с ума.
Существование другого мира за пределами видимой
земной реальности вновь подтверждается и в поэзии.
Наиболее часто встречаемый образ, используемый для его
изображения, это образ рая или неба. Набоков написал
множество стихотворений на эту тему, сотни раз используя
образ рая и эпитет «райский» и для развития других тем, от
России до любви к той, с кем разлучен поэт. Так, в
стихотворении «Река» (1923) можно найти такие строки:
«Это было в России, / это было в раю... » (или, например,
стихотворение 1923 года «Глаза прикрою — и мгновенно», в
котором находим строки: «стою / опять в гостиной
незабвенной, / в усадьбе, у себя, в раю», С. 260). Говоря о
возлюбленной, которая умерла, поэт пишет в другом
стихотворении:
Глаза твои, глаза в раю теперь горят: разлучены мы только раем
(С. 268).
Таким образом, не имеет значения, о каком желанном
существовании идет речь: поэт, разлученный с ним
временем,
_______
7
«Я знаю больше того, что могу выразить словами, и то немногое, что
я могу выразить, не было бы выражено, не знай я большего» (Интервью
Олвину Тоффлеру // Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии,
эссе. М., 2002. С. 157).
528
пространством или смертью, наделяет его все тем же
ореолом неземного рая8.
Однако важно и то, что рай у Набокова — это не
прибежище, полное абсолютного блаженства, куда попадают
после полной страданий жизни. В то время как лишенный
свободы мечтатель в стихах Набокова думает о желанном,
более совершенном мире, находящемся за пределами земной
жизни, сам Набоков считает, что уход из этой жизни
повлечет за собой невосполнимые потери. В ранних
стихотворениях выражается именно такое отношение автора
к раю в свете земного опыта:
Здравствуй, смерть! — и спутник крылатый,
объясняя, в рай уведет,
но внезапно зеленый, зубчатый,
нежный лес предо мною мелькнет.
И немой, в лучистой одежде,
я рванусь и в чаще найду
прежний дом мой земной, и, как прежде,
дверь заплачет, когда я войду.
Одуванчик тучки апрельской
в голубом окошке моем,
да диван из березы карельской,
да семья мотыльков под стеклом.
Буду снова земным поэтом:
на столе открыта тетрадь...
Если Богу расскажут об этом,
Он не станет меня укорять.
(«В раю», 13 августа 1920, С. 131)
В этом стихотворении, где речь идет о возвращение поэта
к своему любимому занятию (он вновь становится «земным
поэтом»), выражается одна из главных идей всей поэзии
Набокова. Несмотря на то что многие его герои как в прозе,
так и в поэзии остро чувствуют оковы окружающего их мира
и пытаются изменить окружающую их реальность или уйти
из нее, сам Набоков не перестает открывать красоту
обыденного мира и воплощать ее в искусстве. Бесспорно, он
был ученым и поэтом, и те из его героев, кто предпочитал
«реальному» свои собственные идеалы, неизбежно кончали
плохо, даже пытаясь переделать жизнь в своем воображении
(вспомним, к примеру, Германа из «Отчаяния» или Гумберта
из «Лолиты»).
_______
8
Образ рая играет ту же роль и в прозе Набокова, особенно в романе
«Дар», где он соотносится с одной из сильных привязанностей Федора —
с образом утраченного отца.
529
В поэзии Набокова эта любовь ко всему земному
окрашивает все его воспоминания о райском царстве. В
одном из стихотворений лирический герой восходит от
жизни земной к вратам рая («Когда я по лестнице алмазной»,
1923). Увидев поэта, несущего узел за плечами, Святой Петр
останавливает его у входа. Поэт развязывает узел со
словами: «Два-три заката, женское имя / и темная
горсточка земли родной» (С. 240). Но потому, что у Петра
«на ладони каждый изгиб пахнет еще гефсиманской росою и
чешуей иорданских рыб» (С. 240), поэт знает, что Петр
улыбнется и пустит его в рай с земным узелком.
Возможность сохранения земного в пределах рая — это,
пожалуй, самое желанное качество того, «другого», мира. В
небольшом стихотворении «Вершина» (1925) поэт говорит о
своей любви к горе, покрытой темными еловыми лесами,
которые напоминают ему о его родине. Он замечает, что чем
выше поднимается в гору, тем ясней становятся приметы
северной равнины, дорогой ему с детства. И он заключает:
Не так ли мы по склонам рая
взбираться будем в смертный час,
все то любимое встречая,
что в жизни возвышало нас?
(С. 266)
Рай, таким образом, рассматривается поэтом не как мир, в
который бегут от земной жизни. Скорее, это мир, где
человек воссоединяется со всем тем, что когда-то было
дорого ему на земле, но что он потерял из-за изгнания,
времени или смерти.
Хотя мы и не беремся утверждать, что Набоков был
платоником чистой воды, но все же тема потусторонности в
его творчестве неизбежно наводит на мысль о том, что
философия Платона была художнику если не близка, то, по
крайней мере, интересовала его.
Платон считал, что душа человека бессмертна. До
воплощения в человека она сталкивается с миром идей и
привносит его в человека. Мир идей — первичный мир.
Существует
противоположность
миру
идей.
Этой
противоположностью является материя.
Именно душа олицетворяет связь между телами в
природе, помогая им подняться до ангелов и даже высшего
божественного существа. Душа наделена способностью к
познанию, благодаря чему все ступени бытия вновь
возвращаются в божественное единство. Человек — это
микрокосмос,
530
познающий макрокосмос, а способность к познанию
представляет собой главное достоинство человека,
сливающегося с Богом на высшей ступени познания.
С нашей точки зрения, именно это утверждение Платона и
легло в основу идеи двоемирия Набокова (мир реальный и
мир потусторонности). «Я в стороне. Молюсь, ликую, / и
ничего не надо мне, / когда вселенную я чую / в своей
душевной глубине» (С. 32), — напишет поэт в 1918 году. В
этом же году в Крыму, когда ему только 19 лет, Набоков
напишет еще одно наивное, трогательное стихотворение
«Разгорается высь»:
Повторяй мне, душа,
что сегодня весна,
что земля хороша,
что и смерть не страшна;
что над первой травой
дышит горный цветок,
наряженный в живой
мягко-белый пушок,
что лепечут ручьи
и сверкают кругом
золотые струи;
что во всех и во всем
тихий Бог, тайный Бог
неизменно живет;
что весенний цветок,
ветерок, небосвод,
нежных тучек кайма,
и скала, и поток,
и, душа, ты сама —
все одно, и все — Бог.
(С. 35)
В этом и многих других стихотворениях заключена
искренность до боли щемящей любви к Творцу, к человеку, к
природе наконец.
«Настоящий художник должен внимательно изучать
творчество соперников, включая Всевышнего. Он должен
обладать врожденной способностью не только вновь
перемешивать части данного мира, но и вновь создавать его.
Чтобы делать это как следует и не изобретать велосипед, он
должен знать этот мир. Воображение без знания приведет
лишь на задворки примитивного искусства, к детским
каракулям на заборе или к выкрикам узколобых ораторов
531
на базарной площади», — пишет Набоков . Конечно, это
высказывание не следует толковать в том смысле, что
писатель
хотел
бы
«держать
зеркало
перед
действительностью», но оно убеждает в том, что он
«стремился к созданию правдоподобных симулякров
реального бытия»10.
Таким образом, в своем творчестве Набоков развивает
романтическую идею о художнике как о сопернике Бога, а
произведения рассматривает как аналоги созданного Богом
природного мира. Вспомним вновь идею Платона о человеке
как микрокосмосе и о Боге как макрокосмосе. Совершенно
очевидно, что Набоков был знаком с этой концепцией, что
следует также из одной лекции, в которой он говорил, что
искусство «божественно, ибо именно оно приближает
человека к Богу, делая из него истинного полноправного
творца»11.
Художник, хотя и уподоблен Богу в художественной
системе Набокова, самостоятелен, не зависим от Бога. Сферы
9
Бога-творца и творца-человека у Набокова разведены.
Художник живет в мире, созданным Богом и отведенном
человеку. Сила последнего — в способности создать свой
мир, изучая Божий.
Так все-таки, верил ли в Бога Владимир Набоков?
И. Золотусский в своей статье «Путешествие к
Набокову»12 пишет, что, когда он прямо спросил об этом
сестру писателя Елену Владимировну, ничего определенного
она ответить не смогла:
Бывал ли Владимир Владимирович в церкви?
Нет, в церковь он не ходил.
Так вас воспитывали с детства?
Почему же? У нас были традиции обыкновенной русской
семьи, мы ходили в церковь, постились, потом разговлялись до
того, что уже хотелось простых щей. У меня сохранилось
Евангелие моего отца на французском языке, где его дивным
почерком на первой странице отмечены все тексты, которые
читаются перед Пасхой13.
—
—
—
—
И. Золотусский
приводит
весьма
примечательное
высказывание Ж. Нива о творчестве Набокова:
_______
9
Интервью Олвину Тоффлеру. С. 142.
Александров В. Е. Набоков и потусторонность. СПб., 1999. С. 45.
11
Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М., 2001. С. 185.
12
Золотусский И. Путешествие к Набокову // Новый мир. 1996. № 12.
С. 34—42.
13
Там же. С. 40.
10
532
...если б на Землю высадились инопланетяне и захотели бы
по книгам Набокова понять, кто такие люди XX века, они бы не
нашли у него ни одного homo religiosus14.
Конечно, Набоков верил в Бога. Но Бог Набокова не ведет
никаких экуменических экскурсий. Образ Бога в творчестве
Набокова не маркируется никакой религиозностью и тем
более конфессиональной определенностью. И хотя еще часто
в его поэзии будут повторяться слова «Господь», «Бог», в
прозе они будут постепенно исчезать или расплываться,
теряя свои четкие очертания. А в конечном итоге обращение
к Богу уступит место обращениям к музе памяти Мнемозине.
_______
14
Там же. С. 40.