ЯЗЫК СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ Первый семинар: 1917

ЯЗЫК СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ
Первый семинар: 1917-1953
1. Речь идет о публичном языке советского времени, письменном
(языке газет) и устном - языке
заурядных (партийных, комсомольских,
профсоюзных, производственных - в том числе планерок, летучек и
пятиминуток и всяких других) и торжественных собраний.
Известное, не раз описанное явление широкой и даже широчайшей
экспансии политической лексики в общественный быт сразу после Октября
1917 года завершилось к концу первого пореволюционного десятилетия
формированием официальной публичной (письменной и устной) речи как
единственно авторитетной. Слово "единственно" здесь особенно важно.
2. В России
дооктябрьской в качестве высоко авторитетных
мыслились (как в случае приятия, так и в случае отвержения индивидуумом
или социальной группой):
во-первых, слово Священного Писания (с ясно ощутимой дистанцией
от современности),
во-вторых, язык царских манифестов и рескриптов
(со столь же
ощутимой отдаленностью от языка всех подданных), ощущавшийся к
началу ХХ века как искусственный, но от того не менее авторитетный в
принципе,
в-третьих,
язык
воинских
уставов
(со
столь
же
ощутимой
локальностью применения),
в-четвертых, язык судебных уложений (также локальный).
Не существовало и не могло существовать единой для всех
авторитетной
публичной
речи,
на
которую
обязаны
были
бы
ориентироваться все говорящие и пишущие публично.
Ораторство как важная часть всей общественной жизни России
развивалось в пореформенные
гражданского общества и
десятилетия - по мере формирования
укоренения реформ, в особенности Судебной
реформы. Появлялись общественные трибуны, с которых можно было
публично выступать: от земских собраний до "экономических обедов" и
судов. К 1880-м годам “процвело” адвокатское сословие и “превратилось в
2
настоящий питомник общей культуры. Самые блестящие представители
поколения избрали адвокатуру своей профессией, и многие адвокаты
завоевали своим красноречием всероссийскую известность"1. Публичная
речь в России второй половины ХIХ - начала ХХ вв. -
свободна и
разнообразна.
3. В конце 1917-начале 1918 гг. все это рухнуло разом, одномоментно.
1) Исчезли практически все общественные трибуны (кроме узкопартийных и им подчиненных), исчезли суды (в прежнем, европейском
смысле слова).
2) Лишились
возможности публичного высказывания даже на
имеющихся трибунах те, кто владел навыками публичной речи: люди этого
слоя в большинстве своем по "ленинской" конституции (1918, 1922 гг.)
лишены были
гражданских прав, а с ними - и права
публичных
выступлений. И - исчезли из общественной сферы.
3) К концу пореволюционного десятилетия (вторая половина 20-х)
установилась единая авторитетная публичная речь эпохи. (Естественно, в
домашней речи, письмах, дневниках могла продолжаться разработка
речевой
традиции).
Эта
речь
была
только
политической
или
политизированной и заменила (заместила) иные виды публичной речи адвокатскую,
философскую,
религиозно-проповедническую,
просветительскую, речь гуманитарных наук и другие.
4) Экспансия
политического словаря в общественный быт
шла
одновременно с широкой кампанией по ликвидации неграмотности или,
как называли ее чаще, "ликбез" - ликвидация безграмотности (что было в
свою очередь безграмотно, так как
безграмотность, в отличие от
неграмотности ликвидировать в порядке кампании невозможно). Ленин
не скрывал, что главная
цель кампании - в том, чтобы научить людей
читать газеты, то есть облегчить агитацию. Через газеты и популярные
брошюры
большое количество иностранных слов
с политической
семантикой попадало в круг чтения и общественной деятельности людей из
11
Мирский Д.С.История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Перевод с англ. Р.Зерновой.
London, 1992. С.537-539.
3
низов общества, только что обучившихся грамоте. Они начинали выступать
публично (раньше это было прерогативой
людей
образованных - за
исключением разве что крестьянских депутатов в Думе, говоривших,
однако, довольно складно) и писать, употребляя полупонятые ими слова.
Их в свою очередь читали или слушали те, кто находились на еще более
низком уровне образования. Словесная жизнь общества наполнялась
ущербными текстами, насыщенными и перенасыщенными политической
лексикой.
Русские крестьяне гибко пользовались в повседневном быту своей
нередко богатой и
яркой, окрашенной подлинной образностью
речью.
Теперь их заставляли говорить публично - на незнакомом и малопонятном
им языке. Они усваивали его чаще всего одновременно с грамотностью,
невольно полагая, что это и есть правильная "грамотная" русская речь - в
отличие от их "неграмотной". Новая речь вытесняла их прежнюю. Это было
одно из самых
тяжелых последствий насаждения языка советской
цивилизации: люди в какой-то степени лишились своего материнского
адекватного языка. Он понизился в ранге. Теперь он был применим лишь
для бытовых речевых нужд2. Все заговорили постепенно на одном языке,
не полностью его к тому же понимая.
4. В 30-е и особенно в позднейшие годы речь шла уже не о понимании, а об
усвоении состава новой публичной речи. "Современный язык - камни с
надписями, из которых ничего не сделать"3, - характеристика, данная этой
речи в 1950 году, выразительна и точна. Создались столь
плотные - от
постоянного, назойливого повторения - соединения слов, что, скажем,
слово "предрассудок" воспринималось как неполноценная единица речи:
оно неудержимо влекло за собой атрибут "буржуазный",
наворачивался
2
на язык даже тем, кто
он как бы сам
мог и не видеть смысла в этой
"Язык деревенский - красочный, яркий и образный деревенский язык - портится. Поговоришь со стариком
- сердце радуется. Речь искрится, цветет - настоящая земляная речь. Послушаешь молодого - удивляешься. "Постольку-поскольку", "в общем и целом", "константируем"[так!-М.Ч.] , "явный факт" и прочая ненужная
бессмыслица.<...>" (В Зарайском уезде. "Изв<естия>" № 111. 1926)" (цит. по: Селищев А.М. Язык
революционной эпохи: Из наблюдений над русским языком последних лет (1917 - 1926). М., 1928. С. 213).
3
Письмо Б. Эйхенбаума В. Шкловскому от 18 марта 1950 г. (цит. по: Чудакова М., Тоддес Е. Наследие и
путь Б.Эйхенбаума // Эйхенбаум Б. О литературе: Работы разных лет. М., 1987. С.29). Кроме буквального
смысла (надписи, высеченные на камнях), имелась в виду, возможно, письменность типа шумерских
глиняных табличек с клинописью и схематическими рисунками.
4
синтагме (Запад - загнивающий и мн. др.). Язык действительно "окаменел",
слова в нем резко сузили смысл, приобрели прочные квази-идиоматические
связи. Их заучивали (запоминали) и использовали
исключительно в
устоявшихся словосочетаниях.
В известном послесловии к переводу на английский язык "Котлована"
Бродский говорит о том, что А.Платонов "обнаруживает тупиковую
философию в самом языке" (его родном – русском), о "синтетической
(точнее: не-аналитической) сущности языка, обусловившей - зачастую за
счет чисто фонетических аллюзий - возникновение понятий, лишенных
какого бы то ни было реального содержания". Нация (в изображении
А.Платонова) стала "в некотором роде жертвой своего языка"; писатель
говорит "о самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир
и впавшем от него в грамматическую зависимость"4..
5. Переработка всех видов публичной речи в единую, однородную и
для всех обязательную шла в ряде направлений:
обретение множеством нейтральных слов пейоративную окраску; к
середине 30-х некоторые из них получили значение слов-приговоров, неся
в себе угрозу жизни,
формирование костяка
ключевых слов, употребление которых в
любом публичном тексте носило императивный характер5;
изменение семантики ряда слов - от сужения и деформации значения
(идеология, осознать - только вину или ошибку)
противоположным: "дать
беспринципное
до замены его
принципиальную оценку", "безответственное,
выступление",
"пробудить
инициативность
масс",
"изображать подлинную жизнь"6;
4
Бродский И. Набережная неисцелимых: Тринадцать эссе. М.,1992. С. 5 - 7.
Характерной чертой речевой жизни совцивилизации было пополнение списка ключевых синтагм и слов
официозного языка в каждый период: после очередного текста, представленного от имени ЦК КПСС, они
искусственно инкорпорировались в публичную речь (ср., напр., "моральный кодекс строителя социализма",
"развитой социализм", "комплексный подход").
6
Ср.: “ - Мы даем вас шанс исправиться. Идите на завод. <...> станьте рабкором. Отражайте в своих
корреспонденциях подлинную жизнь.
Тут я не выдержал. - Да за подлинную жизнь, - говорю, - вы меня без суда расстреляете!" (Довлатов С.
Лишний // Звезда. 1991. № 1. С.104. Курсив наш. - М.Ч.).
5
5
поляризация
7
типа советский - антисоветский, партийный -
антипартийный, научный - антинаучный,
при практическом отсутствии
слов несоветский, непартийный, ненаучный;
появление большого количества эвфемизмов, как в целях придания
благообразного лица власти и советской истории (высшая мера социальной
защиты, нарушения (ленинских норм) социалистической законности,
ограниченный контингент войск), так, в частности, и для прикрытия
затратного характера так называемой плановой экономики (освоить, т.е.
выделенные бюджетные средства8, обеспечить9 - видимость
потратить
действия);
вымывание больших массивов слов (в 20-х - 50-х гг., с постепенным
возвращением в позднесоветское время) с целыми сферами рефлексии:
добро, зло, бытие – оно осталось только в ставшей расхожей фразе
Маркса "...Бытие определяет сознание", -
совесть, наитие, интуиция,
подсознание, бессознательное; благотворительность, милосердие10,
милостыня, пожертвование, человеколюбие;
разрушение,
при
чрезвычайной
затрудненности,
а
то
и
невозможности формирования заново в контексте мировой науки тезауруса
философской, экономической, исторической рефлексии.
Простые слова стали политическими терминами.
"…Увлечение буржуазным Западом и коленопреклонение перед ним стали
знаменем всех сознательных противников традиций русского искусства и
русской
7
культуры,
знаменем
космополитизма"
(Тарасенков
Ан.
О
Ср.: Купина Н.А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург - Пермь. 1995. С.10 (на
сегодняшний день это - лучшее исследование советского языка).
8
"В условиях дефицита и ослабления централизованного контроля за процессом развития ресурсы имеют
тенденцию перетекать не туда, где они нужнее всего с точки зрения интересов общества, а туда, куда им
легче перетечь, <...> где их проще потратить или, как у нас любовно говорят, "освоить". <...> Сильнее
позиции тех отраслей, которые <...> имеют возможность отчитываться не реальными результатами,
переданными потребителю, <...> а миллионами кубометров земляных работ и миллиардами рублей
"освоенных средств"(Гайдар Е. (в соавторстве с В. Ярошенко). Нулевой цикл: К анализу механизма
ведомственной экспансии // Гайдар Е. Сочинения в двух томах.Т.2. М.,1997. С.533. Курсив наш).
9
"...Обещал похлопотать и "обеспечить". Все они вот уже месяц "хлопочут" и "обеспечивают", а ламп до
сих пор нет . Вообще это любимое слово - "обеспечить"(Маньков А.Г. Дневники тридцатых годов. СПб.,
2001. С.235. Запись от 9 октября 1939 г.).
10
"Слова благотворительность, милосердие стали подозрительными. Редактор требует замены слов
символ, вдохновение, наитие, интуиция, подсознание, откровение, литургия, соборность, ритуал, библия,
нерукотворный, божественный, озарение, богоматерь, инобытие, таинство и т.п."(Хан - Пира Э.И. Язык
власти и власть языка // Вестник Академии наук СССР. 1991.№ 4. С.20).
6
национальных традициях и буржуазном космополитизме: Статья первая //
Знамя, 1950, № 1. С.161).
Второй семинар: 1953-1991
1. После смерти Сталина и двух съездов КПСС (1956, 1961) начался
процесс огромной важности - расшатывание слова, которое с конца 1917
года заявило себя единственно авторитетным.
Сразу после
смерти Сталина стали очень осторожно конструировать
новый вариант советского дискурса.
Когда будущие известные русисты С.Бочаров и Ю.Манн и будущий
известный
кинорежиссер
А.Аскольдов
(фильм
"Комиссар")
решили
выступить против тех, кто резко "критиковал" замечательный (и не в
последнюю очередь – новым, не советским языком) очерк В.Померанцева
"Об искренности в литературе" ("Новый мир", 1953, № 12), они говорили на
языке тех, кто "разносил" Померанцева: нового еще не было:
"…"Литературная газета" поспешила выступить
выдержанной в тоне
<…> со
статьей,
грубого окрика <…>. Получается, что облегченные от
серьезных конфликтов, приукрашивающие жизнь произведения, какими были, по
нашему мнению, например, романы Бабаевского, соответствовали историческим
условиям того периода, когда они появились, что только в последние два года
настало время изображать противоречия и трудности"
(С.Бочаров, В.Зайцев,
В.Панов - аспиранты МГУ, Ю.Манн – преподаватель, А.Аскольдов – студент
МГУ. Замалчивая острые вопросы: Письмо в редакцию // Комсомольская правда,
17 марта 1954 г. № 65. С. 3).
Несомненно, что в распоряжении
новые для времени,
тех, кто хотел выразить некие
либеральные идеи, оказались
руины
публичного
языка - прежний "нормальный" язык был разрушен досконально. Пришлось
подыскивать слова, с одной стороны, - новые, с другой – остающиеся в
стилевом регистре советского языка: приукрашивать, спорный, грубый
окрик, уводить от… , глушить, перестраховка, нечетко, неточно…
7
В это время создавался тип советизма-эвфемизма
замаскированного
под
советский.
Начинался
долгий
- языка,
переход
к
"нормальному" языку.
.
2. В докладе Хрущева на ХХ съезде КПСС в феврале 1956 года,
эвфемистически названном "О культе личности и ее последствиях" были
впервые
обнародованы
публичному оглашению,
чудовищные
факты, ранее
не
подлежащие
- о массовом терроре, пытках и расстрелах
безвинных.
И уже через
несколько месяцев
на граждан СССР излился поток
эвфемизмов, призванных погасить чудовищную правду доклада. После
ставших известными не менее чем трети взрослого населения страны (чем
дальше от столицы, тем текст
доклада больше замалчивали) цитат из
писем "старых большевиков" (оставшихся безответными)
пытках и сообщением о последующих их расстрелах
Сталину
о
дико выглядели
формулировки постановления ЦК КПСС:
"Съезд отметил, что Центральный Комитет совершенно правильно и
своевременно выступил против
культа личности, распространение
которого умаляло роль партии и народных масс, принижало роль
коллективного руководства в партии и нередко приводило к серьезным
упущениям в работе, к грубым нарушениям социалистической законности"
(Постановление Центрального Комитета КПСС "О преодолении культа
личности и его последствий", 30 июня 1956 г. // Доклад Н.С.Хрущева о
культе личности Сталина на ХХ съезде КПСС: Документы. М., 2002. С.354)
– все это вместо слов, адекватных кровавому массовому террору.
3. По лексическому составу публичный советский язык практически
остался прежним - из него только полностью исчезли цитаты из Сталина
(вместе с его именем),
но риторические приемы его речи, уже
впечатанные в этот язык практически намертво, - остались (мы различаем
их и сегодня).
Огромная перемена заключалась в том,
что было убрано дуло
пистолета, торчащее между строк. Исчез призрак приговора, который
8
человек каждый день мог разглядеть непосредственно в газетном листе – в
в советизмах, не имеющих никакого отношения к языку юриспруденции 11.
Изменилось место в жизни общества текстов
газетных передовиц,
партийных постановлений и т.п. И стало меняться отношение к ним – на
них можно стало взглянуть безбоязненно.
4. Советизмы теперь могли и должны были быть прежде всего
опознаны (в том числе и в составе художественных текстов, куда они уже
широко и немаркированно проникли) - и остранены, отодвинуты на
дистанцию. Этим занялись в первую очередь литераторы - ранее всего
поэты (Б.Слуцкий, А.Твардовский12), а также прозаики (В.Померанцев,
А.Яшин).
Второй задачей стала "борьба за чистоту языка", которой в массовом
порядке занялись писатели, учителя, журналисты. Газетная дискуссия о
чистоте языка развернулась уже летом 1953 (пиком ее стало появление
эвфемизма канцелярит, придуманного и введенного в обиход
К.Чуковским). Это была реакция на расползание официозной публичной
речи за свои пределы, интенсивное затекание ее в послевоенные годы в
повседневную бытовую речь всех слоев общества.
5. Через двадцать лет смерти Сталина советский язык не перестал
быть советским.
Искусствовед В.Гаевский, упоминая две книги о русском балете начала
ХХ века, вышедшие в начале 70-х, пишет, что слово их автора "звучало
естественно и современно, как будто бы ничего не произошло, как будто бы
11
"Работники культуры и искусства, которые не перестроятся и не смогут удовлетворить выросших
потребностей народа, могут быстро потерять доверие народа" (Жданов А.А. Доклад о журналах "Звезда"
и "Ленинград", 1946 (пример к слову "доверие" из Словаря АН т.3, 1954) - выделенные советизмы могли
означать арест, заключение или расстрел. Такое именно понимание синтагм выйти из доверия, потерять
доверие, не оправдать доверия продемонстрировали частушки, появившиеся летом 1953 г., когда
дальнейшая судьба арестованного Берии была ясна каждому советскому человеку: "Берия, Берия / Вышел из
доверия!..." и "Лаврентий Палыч Берия / Не оправдал доверия..."
12
Напр.:"Того-то вы не отразили, / Того-то не дали опять"; "...Мимо вас проходит жизнь, / А вы, наверно,
водку пьете/, По кабинетам запершись"; Твардовский пробует освободить слово "жизнь" от советского
панциря: "Я счастлив жить, служить отчизне,/Я за нее ходил на бой./Я и рожден на свет для жизни -/ Не
для статьи передовой"; "На стройку вас, в колхозы срочно,/ Оторвались, в себя ушли..."(Твардовский А. За
далью даль); "Впрочем, скажет, и не диво,/Что избрал ты зыбкий путь,/Потому - от коллектива/ Оторвался
- Вот в чем суть"; "...Подводить издалека/ От ущерба и упадка/Прямо к мельнице врага"; "Что за происк иль
попытка/ Воскресить вчерашний день,/ Неизжиток/ Пережитка /Или тень/ На наш плетень?" (Твардовский
А. Теркин на том свете). Ср. также у Н.Коржавина:"...Нельзя обобщать недостатки.” (“Танька”, 1957).
9
между 10-ми и 70-ми
не пролегла лексическая пропасть, как будто бы
русский литературный язык сохранялся в чистоте и развивался свободно,
как это происходило в ХIХ веке. А ведь на самом-то деле пропасть была, и
для очень многих
разных
других
коллег-искусствоведов, коллег-литературоведов и
просвещенных
коллег
пропасть
становилась
непреодолимой. Писали мы на неживом и непластичном, отравленном
социологией уродливом языке, и написать что-либо красивое о красоте или,
иначе, что-либо точное о красоте было практически невозможно. Вступала
в действие цензура слова, самая незаметная и самая неотвязная из всех
цензур, освободиться от которой не всем удалось даже сегодня. Уже
цензура идеологическая теряла свои права, уже 10-е годы не называли погорьковски "позорным десятилетием", уже робко и нерешительно стали
называть их по-бердяевски "Серебряным веком" <…> Но говорилось о
Серебряном веке теми же словами, что и о позорном десятилетии, и потому
путь к нему был закрыт, эта серебряная шкатулка этим ржавым ключом не
открывалась"13.
6. Середина 80-х (в момент появления Горбачева).
"…Помогают
формировать
морально-политический
облик
поколений, в основе которого коммунистическая идейность… горячее
желание
беззаветно
служить делу
дальнейшего
совершенствования
построенного в нашей стране развитого социалистического общества…"
Как раз канун "перестройки" - газета "Московский литератор" в конце 1985го года. Но создан и сцементирован это язык был много раньше.
7. Все, что происходит с языком (публичной речью) сегодня, может
быть по-настоящему осмыслено только тогда, когда мы представим себе
предшествующую семидесятилетнюю речевую жизнь советского времени,
обступавшую нас лозунгами, глядевшими со всех стен и рекламных щитов.
"Тем, кто не жил в тридцатые годы, трудно себе представить
тогдашнюю атмосферу абсолютной монополии государственного или
партийного,
13
что
то
же
самое,
социалистического
Гаевский В. Книга расставаний: Заметки о критиках и спектаклях. М., 2007. С. 91.
или
10
коммунистического слова… Тридцатые годы – это прежде всего время
цитат и лозунгов. Они
были везде, в любом учреждении, на улицах, в
газетах, журналах, даже на спичечных коробках. Они кричали, требовали,
проклинали и звали вперед…"
Дальше у автора примеры – из Сталина ("Нет таких крепостей, которые
не могли бы взять большевики!", "Техника в период реконструкции решает
все!", "Кадры решают все!" (в последнюю предвыборную кампанию
возродилась на глазах манера таких семантически опустошенных, но
полных требовательной наступательности лозунгов, за которыми стояла
тень подзабытого "Кто не с нами, тот против нас!"), Горького ("Если враг не
сдается, его уничтожают")…
Я цитирую книгу, замеченную мною только десять лет спустя после ее
выхода. Автор - капитан первого ранга в запасе, 1926-го года рождения,
И.Д.Шабалин
-
назвал
свое
мемуарное
сочинение
"Свидетель
социализма".
В ней назван огромной важности факт семидесятилетнего советского
устройства – партийная монополия на язык.
Тексты, созданные на этом языке, в течение трех дней Августа 1991
года, потеряв свою властную функцию, потеряли и коммуникативную. И
превратились в памятники завершившейся цивилизации.
А что же сами слова и выражения, из которых состояли эти тексты?
Значительное их число, отмывшись от советской раскраски, вернулось,
естественно, в ячейки русской речи. И лишь часть сограждан пока еще
вздрагивает, читая миролюбивые по авторскому замыслу
строки про
замечательную поэтессу Марию Степанову: "Читатель вправе ждать от
нее многого и предъявлять к ее таланту самые серьезные требования…".
И те же самые граждане веселятся, охотно вступая в конвенциональные
отношения с автором, играющим советизмами: "Хабаров стал всерьез и
надолго задумываться о жизни. <...> Неизвестно зачем едет по жаре
отдыхать в Крым, злой как собака в результате перенесенных испытаний,
заставивших его всерьез и надолго задуматься о жизни. <...> Не думать же
всерьез и надолго, что она решила от Хабарова сбежать..." (рассказ
11
Евгения Попова в его книге "Опера нищих"). А другие читатели - моложе,
скажем, 30-ти лет – знать не знают, в чем тут понт.
Но так же сегментирует сегодня читательскую аудиторию и роман
"Мастер и Маргарита" – тогда как в течении всего советского времени она
была однородной!.. И понимала в се намеки и полутона автора – и в конце
30-х, и в конце 60-х.
Но только часть сегодняшних
читателей понимает,
напримиер,
авторскую игру с советизмами14, поскольку помнит их в составе грозной и
действенной официозной речи. "…Крепко ударить по пилатчине и тому
богомазу, который вздумал протащить (опять это проклятое слово!) ее в
печать", "Прилетело воспоминание о каком-то сомнительном разговоре…
То есть, конечно, в полном смысле слова разговор этот сомнительным
назвать нельзя (не пошел бы Степа на такой разговор), но это был разговор
на какую-то ненужную тему". Чтобы увидеть едкую игру Булгакова, надо
знать, например, что в "политически сомнительных формулировках"
обвиняли
в 1955 году авторы "Записки" в ЦК КПСС журнал "Вопросы
истории", в котором робко приподымала голову после Сталина советская
историческая наука.
секретных документов
Или
увидеть в горе опубликованных сегодня
донесение 1963 года ленинградской цензуры
партийным органам о том, что ее, цензуры, усилиями в работе
Д.С.Лихачева "ненужная, путаная концепция, ведущая к идеализму, была
снята".
Иное дело советизмы, употребляемые сегодня почти всерьез - видимо, с
бессознательной верой в то, что они и рассчитаны "всерьез и надолго",
действительно живы, поскольку советское всегда с нами. Так, Кубу
журналисты упорно называют Островом Свободы – без всяких кавычек. .
Вердикта о советском режиме не было. Потому словесные объедки со
стола завершившейся цивилизации убраны неряшливо. И именно поэтому
в первые постсоветские годы они сменились стёбом и матом (как раз тогда,
когда "школьную" классику в массовом порядке вытеснял самый дешевый
14
См. Приложение: "Советский лексикон в романе Булгакова".
12
детектив) – поскольку третьего было не дано, его еще предстояло
выработать. При всем размахе Самиздата не получилось все-таки того,
что в Польше, где был создан во время господства "социалистической"
системы настоящий ПОДПОЛЬНЫЙ ЯЗЫК. Сегодня о нем
российские
лингвисты пишут так: "Его роль в сохранении тождества, духа и внутренней
свободы нации трудно переоценить"15.
Получилось так, что новую и каждодневно усложнявшуюся социальную
и политическую ситуацию в России 90-х годов стали описывать при помощи
убогого, наскоро скроенного из блатного жаргона словаря, которым никоим
образом описать и осмыслить ее адекватно было невозможно: "Ельцин
сдает своих…"; "Дума начала разборки…"; "Премьер наехал…" и
т.п.
Потому, среди прочего, так легко и отдали важнейшую в нашей истории
эпоху 90-х под
дешевые ярлыки
-
в годы последующие, теперь уже
прочно названные "нулевыми", когда возникло стремление выпрямить
историческую жизнь России ХХ века, заключить в рамки удобопонятной
патриотической схемы для бедных. И в речи одного
и того же
политического деятеля теперь можно было услышать блатное "мочить в
сортире" и официозно-советско-ханжеское "труженики села" (силовым
образом вытеснившее когда-то "крестьян").
Так что не сам по себе напор английского языка нам страшен – твердая
почва удержит любую экспансию. Вот рыхлая - она податлива ко всему.
ПРИЛОЖЕНИЕ – для Круглого стола
1. Текст нашей работы "Советский лексикон в романе "Мастер и
Маргарита" (предлагается найти самим в романе неучтенный советизм).
2. В книге: Ан.Тарасенков. Поэты. М., 1956 распечатать статью
"Николай Тихонов"(1954) и найти в ней советизмы.
15
Русский язык сегодня. М., 2004. С.281.