ДВЕ ЯПОНИИ ОДНОГО ПИСАТЕЛЯ
advertisement
В.М. Алпатов (ИВ РАН) ДВЕ ЯПОНИИ ОДНОГО ПИСАТЕЛЯ В наши дни путевые очерки русского пи сателя о Японии – не редкость. Довольно много их появлялось и во второй половине ХХ в. Но до Второй мировой войны лишь немногие из наших писателей добирались до столь далекой страны. В XIX в. выделя лись очень разные во всех отношениях опи сания Японии И.А. Гончарова и В.В. Крес товского, которые мы уже анализировали1. А в период между двумя мировыми война ми, когда отношения между СССР и Япо нией были исключительно плохими, можно указать лишь на одного из известных наших писателей, правда, побывавшего в Японии дважды и описавшего каждое путешествие в отдельной книге. Это Борис Андреевич Пильняк, посетивший Японию в 1926 и в 1932 г. и опубликовавший свои книги в 1927 г. и в 1935 г.2 (первая книга еще раз бы ла издана в 1928 г. в составе собрания сочи нений и переведена на японский язык). Б.А. Пильняк (1894–1938) был писате лем с трагической биографией (расстре лян) и в итоге с не слишком удачной писа тельской судьбой. Два десятилетия его имя было выброшено из литературы, но и после судебной реабилитации его переиздавали мало (в том числе за весь ХХ век не переиз дали книги о Японии), а вспоминали редко. В годы перестройки по конъюнктурным причинам часто упоминали и поспешно из дали и экранизировали одноединственное его сочинение «Повесть непогашенной лу ны», поскольку там можно было усмотреть обвинения по адресу Сталина, а потом Пильняка снова отодвинули на задний план. Впрочем, недавно, в 2002–2004 гг., издали собрание его сочинений, куда во шли и обе книги о Японии. Вспоминают его в основном специалисты и ценители лите ратурных редкостей, и, пожалуй, иностран ные слависты, иногда посвящающие ему книги, чаще, чем наши критики. Француз ская славистка Дани Савелли написала це лую книгу о Пильняке в Японии, изданную и у нас вместе с «Корнями японского солн ца»3. Но трудно себе представить, что этого писателя в 20е годы считали едва ли не первым номером во всей советской прозе: в Восточный архив № 18, 2008 критике тех лет такие оценки нетрудно найти. Во всяком случае, в Японию его пригласили потому, что дружественно на строенным к СССР японским интеллектуа лам хотелось из всех советских писателей познакомиться именно с ним. Две книги писателя разделяют всего восемь лет, но разница взглядов на Япо нию в них разительна. Во второй книге Пильняк заявляет: «Я прошу читателей выбросить с книжных полок 7й том моего гизовского “Собрания сочинений”», где была издана первая книга, «прошу уничто жить ее японский перевод»; сделать это нужно «во имя уважения к японскому на роду»4. И не раз в этой книге приводятся уничтожающие характеристики первой книги, «лживой» и «неверной», недостой ной советского писателя. Безусловно, на изменении взгляда авто ра сказались проработки, которым он под вергся в промежутке между выходом двух книг за издание одного из своих сочинений за рубежом. Пильняка много в те годы били и, хотя среди главных объектов критики не было, насколько нам известно, «Корней японского солнца», писатель очень хотел показать, что он «отмежевался» и «перест роился». Главный объект самокритики Пильняка – преувеличение в первой книге японской специфики, неучет того, что «че ловечество на земном шаре – японцы, ки тайцы, англичане, американцы, немцы, аф ганцы – всё человечество развивается на ос новании одних и тех же социальных зако нов, вскрытых Марксом, – и история чело вечества идет одними и теми же ступеня ми… Читателю, прочитавшему в свое время Боборыкина, можно не читать Синклера Льюиса»5. Впрочем, при всей резкости оценок в книге 1935 г. большое место (не менее трети общего объема) занимают цитаты из книги 1927 г. Иногда они как бы дезавуируются комментариями автора (но тогда зачем их приводить в таком количестве?), иногда (чем дальше, тем больше) просто приводят ся без критики. Иногда говорится, что их «надо расценивать как фотографию, со все 55 ми фотографическими недостатками»6. Со здается впечатление, что автор в душе со гласен (хотя, может быть, и не во всём) с тем, что писал раньше, но считает необходи мым демонстрировать читателю и цензорам классовую точку зрения. Однако из этого не следует, что надо «выбросить с книжных полок» вторую книгу, хотя первая книга по оценкам действительно интереснее. Во вто рой книге Пильняк опирался на материал не одной, а двух поездок и описал то, что до полнительно увидел. Она гдето дополняет первую книгу, гдето ее уточняет и исправ ляет ее действительные неточности. А с ли тературной точки зрения обе книги написа ны равно ярко. Первая книга писателя проникнута стремлением понять «душу» Японии, ос мыслить с трудом понимаемую загадочную страну. Чуть ли не впервые после И.А. Гон чарова автор подчеркивает эту загадочность и непонятность. «Надо написать рассказ, как Япония – затянула, заманила, утопила, забучила иностранца, точно болото, точно леший, что ли: всем сердцем я хотел про никнуть в душу Японии, в ее быт и время, – я видел фантастику быта, будней, людей – и ничего не понимал, не мог понять и осмыс лить, – и понимал, что вот эта страна, недо ступная мне, меня засасывает, как болото, – тем ли, что у нее на самом деле есть боль шие тайны, – или тем, что я ломлюсь в от крытые ворота, которые охраняются поли цией именно потому, что они пусты»7. Пильняк старается найти ключ к япон ской культуре, которая его одновременно притягивает и отталкивает. Ему хочется «пояпонски думать и видеть»8. Но тут же произошло столкновение с полицией, после которого он «хотел только одного: скорее приехать в тот дом, который я считал своим, чтобы говорить порусски и быть среди сво их соотечественников», и думал о том, как Восток «выпирает, выталкивает из себя пробкою из квасной бутылки»9. И не раз он пишет фразы вроде: «Всё это увязать так, чтобы концы вошли в концы, – я не могу»10. Пильняк на основании, прежде всего, собственного опыта старается выявить ос новные свойства японского народа и их причины. В одном месте он осуждает кон цепцию О. Шпенглера о делении мира на обособленные цивилизации: «Япония – страна, лучше всего опровергающая теории Шпенглера, ибо эта страна существует уже 56 тысячи лет»11. Но всё же он всё время про тивопоставляет японское общество запад ному (лишь иногда дифференцируя послед нее на европейское и американское и вовсе не выделяя как чтото особое русское обще ство). Он подчеркивает: «На глаз европей ца, сына западной культуры вся страна, весь быт и обычаи японского народа построены по принципу – “наоборот”, – наоборот тому, что принято в Европе»12. В основе всего у Пильняка оказывается географический фактор: японская природа отнюдь не восхищает, а, наоборот, пугает его. Пожалуй, никто из русских путешест венников не воспринял природу этой стра ны столь мрачно (во второй книге это впе чатление сохранилось). Глядя на Японию с самолета, он ужасается: «Черный злой ка мень», «страшной злобы, желтая земля»13. Природа Японии – «нищая природа, жесто кая природа, такая, которая дана человеку – на зло»14. Много говорится о вулканах и землетрясениях. Во второй книге Пильняк даже считает, что японская земля «негодна для тяжелой индустрии»15. На основе всего этого сложились постоянные свойства японского общества. Бессилие отдельного человека перед си лами природы привело, по мнению писате ля, к тому, что «Япония презирает боязнь индивидуальной смерти»16. Произвели на него впечатление и услышанные им слова японского профессора о том, что «забот о будущей жизни у японского народа – нет. Надо заботиться только о настоящем»17. В связи со всем этим и с развитым в Японии культом предков Пильняк пришел к выво ду: «Психика европейца основана на ут верждении, строительстве будущего, япон ская психика – на утверждении прошлого… Страна, управляемая мертвецами»18. В дру гом месте подчеркнуто: «Европейскохрис тианская мораль учила о вечной активности впереди, мораль Востока учит о вечной пас сивности»19. Правда, остается не вполне яс ным, как такие черты сочетаются с неодно кратно фиксируемой в книге активностью японцев. Изза природных условий (суровость которых Пильняк всё же преувеличивает), по мнению писателя, в Японии не развива лась материальная культура. «Япония – ни щая страна, страна нищего камня, шалашей вместо жилищ, бобовых лепешек вместо хлеба, тряпок вместо одежды, деревяшек Восточный архив № 18, 2008 вместо обуви… Народ свел свои потребнос ти к такому минимуму, от которого евро пейцы должны дохнуть»20. Пильняк явно считает отсталыми и вынужденными лю бые бытовые особенности традиционной культуры японцев. Современного читателя, привыкшего к богатой Японии, такие оцен ки могут удивлять, но не надо забывать, что в 20е годы ХХ в. жизненный уровень япон цев был действительно очень низок, хотя ряд бытовых особенностей с тех пор мог, не смотря ни на что, сохраниться. Однако в такой отсталости быта он нахо дит и положительную сторону: «Я вижу, как японский народ освободился от вещей, освободился от зависимости перед вещью»21. «Известняки и склероз материальной куль туры не связывали дух японского народа»22. Этим Япония отличается и от состаривше гося Китая, и от США, где «колоссальная материальная культура, но культура духов ная еще в пеленках»23. Но суровая природа закалила дух япон цев. «Это только столетний, громадный труд может так бороться с природой»24. Пи сатель задает риторический вопрос: что да ло возможность Японии стать великой дер жавой? И отвечает: «Вулканы»25. По мнению Пильняка, благодаря такой закалке «черепаха духовной культуры япон ского народа заползла далеко»,26 эта духов ная культура «крепка, выверена и силь на»27. Как и многие другие авторы, писав шие про Японию, он отмечает сплошную грамотность японцев, развитие промыш ленности, науки и культуры, активное осво ение западной цивилизации. Это освоение идет очень быстрыми шагами: Пильняк от мечает, что японцы пересели с рикши прямо на автомобиль, минуя стадию лошади28. Особо он останавливается на интересе японцев к русской и советской культуре (значительном, несмотря на противодейст вие властей), подчеркивая: «Япония при ветствует и изучает – не только Россию, но и весь мир»29. В то же время Пильняк, как когдато Крестовский, приходит к выводу о том, что японцы при внешней вежливости «не ува жают европейца, белого человека»30; отме чает он и неуважение с обратной стороны. Европейский опыт японцам нужен для соб ственных целей, а не для сближения с ми ром, на это важное наблюдение (сделанное еще Крестовским, чью книгу вряд ли знал Восточный архив № 18, 2008 Пильняк) следует обратить внимание. Впрочем, советский писатель склонен де лать здесь исключение для СССР и совет ской культуры. Он подчеркивает, что его встречали не как Пильняка, а как «писате ля новой России»31. Он также пишет, что сейчас Япония более всего изучает Амери ку и Россию: «У Америки она хочет взять машины, у нас она хочет взять духовную культуру»; впрочем, «машинной и духов ной культурами интересуются разные слои общества»32. Пильняк не сомневается в том, что «ни щая Япония – очень сильна», и сильна не только фабриками, но и книгами33. Отмеча ет он и стремление власти к экспансии. По дороге в Японию он проезжал через Китай и видел, как он «весь прошит японцами»34. Перспективы развития Японии Пиль няк, безусловно, считает значительными, но оценки его двойственны. С одной стороны, он, явно стараясь поменьше говорить о по литике и заявляя: «Политика – не моя об ласть»35, не может не возмущаться наглос тью приставленных к нему полицейских и шпиков («никтошек», как он их называет); описанию их безобразий посвящена нема лая часть книги. О том, как японские власти чинили «красному писателю» всяческие препятствия, вынудившие его уехать рань ше срока, много сказано в книге Д. Савелли. Кстати, в 1932 г. «никтошки» докучали го раздо меньше, хотя отношения двух стран не стали лучше. И возможные варианты развития событий Пильняка пугают: «Мне страшно представить японского солдата, который, по японскому принципу “наобо ротности”, бежит в атаку хохоча, похожий на японских чертоподобных богов»36. С другой стороны, писатель старается сохранить исторический оптимизм: «Из всех стран, изборожденных мною, Япония больше всех сохранила свои национальные черты, и больше очень и очень многих стран, виденных и знаемых мною, Япония готова выйти изза заборов национальной своей культуры на большую дорогу – куль туры не национальной, а человеческой зем ного шара»37. Первый вывод опирается на многие факты, приведенные в книге, а вто рой несколько повисает в воздухе (исклю чая, правда, довольно подробные данные об интересе в Японии к новой советской лите ратуре). И упоминая о деятельности поли тических партий, в том числе левых, Пиль 57 няк действительно приходит к «внеклассо вым» выводам, за которые будет впоследст вии обличать самого себя: «Несмотря на множество партий и на рабочий вопрос, всё же кажется иной раз, что все партии в Япо нии – только фракции единой огромной партии в семьдесят миллионов человек, ко торая называется – Япония»38. И если Ев ропа – «огромный ледник» с безработицей и духовным тупиком, то Япония при всех неприятных сторонах ее жизни – «новое солнце», поднимающееся с востока39. Полагаясь, прежде всего, на собственные впечатления, Пильняк в то же время кон сультировался и с ведущими японистами, в том числе с большим знатоком Японии про фессором Е.Г. Спальвиным, работавшим в те годы в советском полпредстве в Токио40. К книге приложены «глоссы» профессио нального япониста (и в то же время литера тора) Р.Н. Кима, дополняющие некоторые места в книге с позиций специалиста. Но и тут виден разительный контраст двух книг. Во второй книге Пильняк призы вает посадить на скамью подсудимых вмес те с собой и Спальвина (к 1935 г. уже покой ного), и других ученых старой школы, «кро ме этой Мурасаки Сикибу, ничего не знаю щих толком»41. Мурасаки Сикибу – автор знаменитого памятника Х в. «Повесть о Гэндзи». Это, помимо всего прочего, было и фактически неверно: Спальвин был выдаю щимся знатоком именно современной ему Японии. Кстати, вторую книгу, видимо, уже никто не выверял и там больше ошибок, в частности, в транскрипции. Во второй книге, впрочем, исправлены некоторые неточности первой. Например, в 1927 г. Пильняк повторил ошибку Крестов ского, назвав рикш курума, хотя так на са мом деле называется их повозка; теперь же неточность исправлена. Но исправляются и более существенные вещи в связи с общим изменением концепции. Вот, например, од но из мест, где Пильняк полемизирует с со бой же прежним: «Японцы боятся смерти – так же, как и все остальные люди»42. Очень показательно изменение отноше ния к иероглифам. В 1927 г. Пильняк восхи щен ими. «Иероглифическая письменность совершенно не варварственна, как многие думают». Иероглифы «записывают поня тия», а они у всех народов приблизительно одни и те же. Это – «изумительная грамо та», которая «дает возможность общаться с 58 народами без знания языков». Именно ие роглифы он назвал «корнями солнца»43, что дало название книге. Приложение Романа Кима включало подробное описание иерог лифов. Но в 1935 г. оценки прямо противо положны, совпадая с господствовавшим тогда в СССР мнением об иероглифичес кой письменности: «Долбежка иероглифов оставлена от средневековья... Дети обуча ются иероглифам, чтобы обалдеть до Буси до. Иероглифы оставлены, чтобы иностран цы меньше знали о Японии»44. Писатель старается восполнить пробелы первой книги и больше рассказать о поли тике и экономике страны, много приводя выписок из справочников, японских книг по экономике и др., пересказывая сюжеты художественных произведений. Свой визит он больше, чем в первой книге, старается описать на фоне общественных событий. Если во время первой поездки Пильняка ничего особенного в Японии не произошло, то в 1932 г. он оказался там во время попыт ки переворота, предпринятой правыми, и убийства премьерминистра Инукаи, о чём рассказано довольно подробно, а напряжен ная атмосфера тех дней передана хорошо. Интересны некоторые фрагменты, напри мер, беседа с 84летним бароном: «Я видел живого феодала, человека эпохи Мэйдзи»45. С познавательной точки зрения книга, по жалуй, информативнее первой. Но концеп ция гораздо проще и прямолинейней. Пильняк спорит с идеей о том, что Япо ния – древняя страна: «эпоха Мэйдзи – на чало японской истории», до того, то есть до начала вестернизации страны, была лишь доистория46. Но и последующая история оценивается сурово. Неверно, что в 1868 г. в Японии произошла революция, а затем там установился капитализм: те события «были вызваны не внутренней перестройкой соци альных сил, но пушками коммодора Пирри (Перри. – В.А.) и английскими торговца ми». «Власть осталась в руках феодалов и феодальных купцов»47. В результате «импе раторскофеодальная Япония» «одной но гой стоит в средневековье» и даже проле тарская Япония «не может наполовину вы карабкаться из конца XVIII века»48. Дерев ня остается полностью феодальной, а в культуре масса феодальных явлений вроде иероглифов. В то же время Пильняк постоянно отме чает, что Япония, «конечно, проделала ко Восточный архив № 18, 2008 лоссальный путь», что ее американизация (не европеизация!) идет быстрыми темпа ми, что наблюдается «большой переход к лучшему будущему, расцвет, успех»49. Пи сатель особо подчеркивает: «Из всех стран на земле городская Япония больше всего похожа на Америку, на U.S.A. И больше всего интересуется Америкой»50. Америка низация Японии, по его мнению, имеет не сомненные положительные стороны, а со хранение традиций только мешает. Если первая книга Пильняка имела не мало индивидуальных черт, то в 1935 г. он во многом, не только в оценке иероглифов, повторял подходы других наших наблюда телей тех лет. Крупнейший исследователь Японии Н.И. Конрад, посетивший в по следний раз эту страну через год после пер вой поездки Пильняка, писал сходные ве щи, хотя у Конрада подход не столь прямо линеен: «Европеизированный германской выучки японец и тут же крестьянин, живу щий чуть ли не так же, как жили его предки в эпоху родового строя. Замысловатый ав томобиль около полей и примитивная мо тыга на полях… Два мира, несомненно, правда, исторически и всячески связанные друг с другом, но в последнее время разо шедшиеся чрезвычайно. Такова новая Япо ния. Япония последних десятилетий, вся наполненная контрастами и, прежде всего, в области культуры... Культура техническая идет вперед быстрейшими шагами, культу ра же духовная (в широком смысле этого слова) в общем, как правило, плетется поза ди… Рядом друг с другом “Форд” и “Бедная Лиза”, небоскреб и Загоскин»51. Конрад в отличие от Пильняка не дохо дил до презрения к Мурасаки Сикибу (ко торую в те годы переводил) и ко всей япон ской «феодальной» культуре, однако он считал ее тогда лишь славным прошлым. Современная литература Японии, как мож но видеть из приведенной выше цитаты, ему кажется (исключая, разумеется, также упо мянутую в его статье пролетарскую литера туру) крайне старомодной. Европеизация, пусть «германской выучки», явно рассмат ривается как шаг вперед. И этот подход нельзя объяснить только влиянием совет ской идеологии: подобные оценки ученый давал еще в 1913 г. Влияние этой идеологии у Конрада и других специалистов проявля лось в другом: они в те годы считали, что «феодальные пережитки» неустранимы, по Восточный архив № 18, 2008 ка в стране не произойдет социалистичес кая революция. Коечто Пильняк сохраняет от прежней концепции. Повторены оценки японской природы, попрежнему говорится о том, что «жесткая природа, нищая природа научила трудиться»52. А один из итоговых выводов первой книги, выше приводившийся, повто рен в новой редакции с сокращениями и с существенным добавлением в самом конце: «Из всех стран, виденных мною, Япония больше всего сохранила свою националь ную культуру – и больше очень многих и многих стран Япония готова выйти изза за боров национальной своей культуры на большую дорогу – культуры не националь ной, а всечеловеческой, – а, стало быть, и со циалистической»53. Если в книге 1927 г. постоянны слова о непонимании чегото, с чем писатель стал кивался в Японии, то теперь ему всё ясно, всё доступно объяснению. От спорных, но интересных попыток выявить особенности японского национального характера Пиль няк (под влиянием, прежде всего, «внутрен него цензора») перешел к достаточно пря молинейной концепции: старая японская культура – зло, капитализация и америка низация – относительный прогресс, социа лизм – избавление от всех бед. Если от влечься от третьего члена противопоставле ния, то итоговая концепция Пильняка нео жиданно похожа на «прогрессистскую» концепцию XIX в., отраженную во «Фрега те “Паллада”» И.А. Гончарова, только в дру гую историческую эпоху. Первая книга заканчивалась описанием полета Пильняка над Японией с летчиком Осима, которое завершалось словами: «С братом Осимой я полечу куда угодно». В 1935 г. автор перепечатал этот кусок книги с добавлением: «Пилот Осима разбился, упав с воздуха»54. Скоро не стало и его спутника, которому не помогли попытки глядеть на Японию целиком с классовых позиций. Че рез три года после выхода второй книги о Японии Пильняк оказался «на дне оврага», как писала о нем А. Ахматова. Его слова о скамье подсудимых, имевшие, разумеется, фигуральный смысл, сбылись самым пря мым образом. И, как свидетельствует И. Эренбург в воспоминаниях, арест Пиль няка связывали с его поездками в Японию (сам Эренбург тоже оставит путевые замет ки об этой стране, но это будет уже в дру 59 гую, более мирную эпоху). И в 1937–1938 гг. на скамье подсудимых оказа лась и большая часть советских специалис тов по Японии (как раз Спальвина, упомя нутого Пильняком, от этого спасла смерть), включая Р.Н. Кима и Н.И. Конрада. Впро чем, именно эти двое выжили в отличие от многих других. Многие из оценок Пильняка и в первой, и особенно во второй книге история не под твердила. Но и слова об американизации, а не европеизации Японии, и тезис о том, что западный опыт японцам нужен для собст венных целей, а не для сближения с миром, оказываются актуальны и в наши дни. __________________________________ Примечания 1 Алпатов В.М. Два писателя – два взгляда на Япо нию // Восточный архив, №13, 2005; его же. Ларец с по терянным ключом // Независимая газета, 03.11.2005. 2 Пильняк Бор. Корни японского солнца. Л., 1927; его же. Камни и корни. М., 1935. 3 Савелли Д. Борис Пильняк в Японии: 1926. М., 2004. 4 Пильняк Бор. Камни и корни, с. 60. 5 Там же, с. 38. 6 Там же, с. 143. 7 Пильняк Бор. Корни японского солнца, с. 13. 8 Там же, с. 14. 9 Там же, с. 16. 10 Там же, с. 49. 11 Там же, с. 25. 12 Там же, с. 28, 13 Там же, с. 22. 14 Там же, с. 62. 15 Пильняк Бор. Камни и корни, с. 116. 16 Пильняк Бор. Корни японского солнца, с. 29. 17 Там же, с. 45. 18 Там же, с. 29. 60 19 Там же, с. 45. 20 Там же, с. 54. 21 Там же. 22 Там же, с. 68. 23 Там же, с. 66. 24 Там же, с. 61. 25 Там же, с. 68. 26 Там же, с. 66. 27 Там же, с. 67. 28 Там же, с. 76. 29 Там же, с. 97. 30 Там же, с. 82. 31 Там же, с. 94. 32 Там же, с. 97. 33 Там же, с. 103. 34 Там же, с. 102. 35 Там же, с. 56. 36 Там же, с. 103. 37 Там же, с. 105. 38 Там же, с. 67. 39 Там же, с. 119–120. 40 О деятельности Е.Г. Спальвина по развитию культурных связей двух стран см.: Икута М. Евгений Генрихович Спальвин как создатель практического японоведения в России // Первый профессиональный японовед в России. Опыт латвийскороссийскояпон ского исследования жизни и деятельности Е.Г. Спаль вина. Владивосток, 2007. 41 Пильняк Бор. Камни и корни, с. 60. 42 Там же, с. 80. 43 Пильняк Бор. Корни японского солнца, с. 49–51. 44 Пильняк Бор. Камни и корни, с. 79. 45 Там же, с. 155. 46 Там же, с. 150. 47 Там же, с. 74–75. 48 Там же, с. 205–206. 49 Там же, с. 149, 76, 150. 50 Там же, с. 112. 51 Конрад Н.И. По японской литературе // Сибир ские огни, 1928, №3, с. 177. 52 Пильняк Бор. Камни и корни, с. 114. 53 Там же, с. 216. 54 Там же, с. 224. Восточный архив № 18, 2008
