ОТЗЫВ О КНИГЕ П.М. БИЦИЛЛИ. САЛИМБЕНЕ: (Очерки
advertisement
394 А.И. Клюев, А.В. Свешников Степанов Б.Е. Знание о прошлом в теории экскурсии И.М. Гревса и Н.П. Анциферова // Феномен прошлого / отв. ред. И.М. Савельева, А.В. Полетаев. М., 2005. С. 491–475. Человек с открытым сердцем: Автобиографическое и эпистолярное наследие Ивана Михайловича Гревса (1860–1941) / автор-сост. О.Б. Вахромеева. СПб., 2004. Юсим М.А. П.М. Бицилли о духе средневековой культуры // Бицилли П.М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. М., 2006. С. 721–732. Попова Т.Н. Бiцiллi Петро Михайлович: 1879–1953 // Одеськi iсторики: Енциклопедичне видання. Одеса, 2009. Т. 1: (початок XIX – середина XX ст.). С. 49–52. Попова Т.Н. Крусман Володимир Едуардович. 1879–1922 // Одеськi iсторики: Енциклопедичне видання. Одеса, 2009. Т. 1: (початок XIX – середина XX ст.). С. 188–190. Zabughin V.I. [Rec.:] Bizilli P.M. Gli elementi della cultura medievale. Odessa, 1919 // Giornale storico della letteratura italiana. 1920. Vol. LXXVI, Fasc. 228. P. 297–306. Zabughin V.I. [Rec.:] Bizilli P.M. Salimbene: Episodi della vita italiana del secolo XIII. Odessa, 1916 // Giornale storico della letteratura italiana. 1918. Vol. LXXII, Fasc. 214. P. 133–142. ОТЗЫВ О КНИГЕ П.М. БИЦИЛЛИ. САЛИМБЕНЕ: (Очерки итальянской жизни XIII века). Одесса, 1913 г.I Книга П.М. Бицилли вышла как плод ученого труда историка – питомца самого отдаленного от петроградского университета. Тем не менее, она стоит в некоторой связи и с научной работой, совершавшейся в недрах нашего факультета. В поисках за темою магистерской диссертации автор, специально интересовавшийся Средневековьем, был наведен на избранный им предмет, по-видимому, проф[ессором] В.Э. КрусманомII, по приезде [sic!] его из Петрограда в Одессу. Последний ряд лет деятельно участвовал в руководившемся мною средневековом семинарии, работах, сюжеты которых часто вращались в кругу истории Италии; посвящались они, например, францисканству, флорентийским хронистам Дино КомпаньиIII и ВилланиIV, вопросам коммунального строя и городского быта. Соприкосновение с почвой Италии и близкой эпохи происходило нередко и в семинариях покойного Г.В. ФорстенаV по ДантеVI, Оттону ФрейзингенскомуVII и др. Из моего семинария тех времен выросли первые работы Л.П. КарсавинаVIII и Н.П. ОттокараIX, также Г.П. ФедотоваX. Салимбене П.М. Бицилли и петербургская школа медиевистики 395 непосредственно не являлся предметом отдельного семинария, но затрагивать его нам приходилось постоянно и как хроникера, и как францисканца, и вообще как человека, связанного с социальными и религиозными движениями эпохи. В.Э. Крусман особенно увлекался богатым бытовым материалом, заключенным у фра Салимбене; свой энтузиазм к Италии, еще согретый нашею первою экскурсией туда в 1907 г., он привез в Одессу; заразил им, как кажется, П.М. Бицилли и убедил его посвятить фра Салимбене свое первое ответственное научное исследование. Так сродняется издалека пришедшая к нам книга с нашими и от нас отчасти вынесенными мотивами научной работы. Всегда радостно вскрывать такие нити взаимного единения. У автора чувствуется живой интерес к его герою (если не опасно приложить такой образ к фигуре Салимбене) и особенно живая любовь к прошлому страны, к числу многокрасочных сынов которой принадлежал своеобразный писатель. Такое эмоциональное активное отношение автора к своему делу, прежде всего, сближает с ним читателя. * * * Труд П.М. Бицилли – приятное, содержательное, интересное сочинение. В нем многообразно отражается жизнь Италии XIII века в ее различных гранях и преломлениях. Он многое изучил, исходя из штудирования многочисленных и разнообразных памятников эпохи. Он знает много, познакомился досконально не с одним своим главным источником. Ученая литература по всем соприкасающимся вопросам ему также очень хорошо известна от классических трудов и старых монографий до последних новинок. Язык автора – живой, часто колоритный, подвижный, но сдержанный, не нарушающий почтения хорошего вкуса и достойного тона. Техника – добросовестна, и аппарат, в общем, аккуратен1. Чувствуется, что в авторе живет вдохновение, и он сумел выработать в себе ощущение сложности тех комплексов явлений, которые мы, в совокупности, называем культурою эпохи, и разуметь, как сцепляются одно явление с другим. Ученого специалиста книга П.М. Бицилли натолкнет на многие любопытные и важные добавочные, может быть, пропущенные пункты, если тема и эпоха, избранные им, касаются его интересов, даст повод нечто исправить и пересмотреть, нечто 1 Сожалею только, что указатель источников и использованных научных книг часто неточен и небрежно составлен. 396 А.И. Клюев, А.В. Свешников фиксировать вниманием. Начинающего историка, вступающего в изучение эпохи, она введет в историческую среду, куда тянется его мысль, и будет для них полезным путеводителем. * * * Как и зачем берется Салимбене, хроникер-францисканец, много видавший, талантливый, своеобразный, наблюдательный, словоохотливый мемуарист, предметом исследования у автора? Он не хочет дать биографию писателя-монаха. Это – задача неисполнимая за неимением достаточных данных (они почти ограничиваются обрывочными автобиографическими его собственными сообщениями). Он рассматривает его как уже вполне сложившуюся личность, как готовое мировоззрение, в поперечном разрезе его старости (стр. 6). Но с какой целью? По-видимому2, для познания чрез него эпохи, ибо, по методическому взгляду историка, в конце концов, только личность – главный фактор исторического процесса: стало быть, она, – вероятно, хочет думать автор, – ее лучший показатель, воплотитель, или след, кристаллизация. Почему же избран именно Салимбене? Помимо богатства заключенного в его хронике разнообразного материала, – потому что он, заявляет автор, – средний человек. Так, П.М. Бицилли опять поднимает из обеих диссертаций Л.П. Карсавина придуманное тем «крылатое» (лучше – «бездарное») слово, стараясь посчитаться с ним некоторыми возражениями, но в конце концов соглашаясь с изобретателем этого термина (см. стр. 7, 13). Только напрасно он соглашается: для него средний человек, значит просто дюжинный, часто встречающийся, а для г[осподина] Карсавина – это особая «всеобщая реальность», олицетворяющая эпоху (ее «дух», культуру) и таинственно внедряющаяся в каждую разновидность ее, даже в каждого отдельного человека эпохи3. Напрасно он и в своем смысле так называет Салимбене: последний – вовсе не средний человек в обыденном значении, какое хочет принять наш автор. Он – человек выдающийся даро2 3 Говорю это, оглядывая содержание всей книги. Об этом фантастическом среднем человеке говорить не буду: о несостоятельности этого понятия, самой его сути и как руководящей историческим исследованием методической идеи я высказывал свое мнение в рецензии на магистерскую диссертацию г[осподина] Карсавина и дополнил свое построение на его докторском диспуте. Кроме того, проф[ессор] Н.И. КареевXI в статье о докторской работе Карсавина («Русские Заметки»XII) вполне ясно показал пустоту этого принципа. Можно только пожалеть, что «средний человек» продолжает смущать мысль историков. П.М. Бицилли и петербургская школа медиевистики 397 ваниями и опытом, знанием жизни и разнообразием интересов. Средним его можно назвать лишь с точки зрения качества и напряжения высших свойств морально-религиозной природы или высоты образованности, принципиальности. Но дело в том, что только типичный человек показателен, как представитель эпохи, а не средний: последний является лишь статистическою единицею, ценною лишь при больших числах. Типичным же является вовсе не общераспространенность, а именно ярко окрашенный экземпляр. Поэтому-то, вопреки такому теоретическому взгляду автора, Салимбене действительно является подходящим для изучения образом, важной индивидуальной иллюстрацией эпохи в известных ее чертах4, и на нем стоило остановиться особенно потому, что настоящим образом в науке он не исследован. Так[им] обр[азом], за выбор темы, а равно и добросовестное и одушевленное ее трактование следует вполне и серьезно одобрить автора. Впрочем, необходимо отметить, что историк не вполне выдерживает и додерживает принятую исходную точку и ориентировку исследования и несколько разбегается в разные стороны, теряя единство задачи. Он то говорит (мы видели), что Салимбене ему важен для уяснения культуры эпохи, то подчеркивает, что он интересен ему сам по себе (стр. 15). На самом же деле брат Салимбене привлекает П.М. Бицилли главн[ым] обр[азом] потому, что он дает ему повод поднять целый ряд вопросов, важных для пересмотра различных взглядов, высказывающихся по поводу того или иного явления внутри эпохи, социально-политического или духовно-культурного. Эта выдвигающаяся из-за спины хроникера или из-под его слова цепь проблем все более захватывает нашего автора, и в книге его подзаглавие [sic!] («очерки итальянской жизни XIII в.») лучше характеризует содержание сочинения, чем главное заглавие («Салимбене»). Фигура Салимбене заслоняется материалом, который дает его плодовитое, экспансивное перо, образ его стушевывается. Не только исчерпывающего, но и цельного изучения как хроникера, так и хроники автор не дает, ограничивается штудированием нескольких элементов его души, 4 Удивляет, однако, что автор, начав с утверждения, что личность является единственной конкретной опорой для распознания культурных признаков эпохи, ниже (стр.XIII) противоречит себе, говоря, что понять личность как представителя эпохи можно лишь заранее будучи знакомым с нею. Тем самым он как бы подсекает собственный прием. Обращу внимание вскользь, что и определение роли исторических гениев как великих оппортунистов вряд ли так же близко к истине и способствует уяснению значения личности (стр. 10–12). 398 А.И. Клюев, А.В. Свешников да и изученные стороны он не свел к синтетическому единству, что касается, по крайней мере, самого Салимбене. Одним словом, суть дела для автора не в Салимбене, а в тех сторонах жизни Италии XIII в., на какие хроника его является как бы указующим перстом. Несколько главных сюжетов, составляющих в произведении Салимбене особенно полновесные массы, обусловливают основное содержание книги г[осподина] Бицилли, и хроника оказывается внешним органом объединения ее отдельных глав. Такое разнообразие содержания при солидности положенного для обработки ее труда, общей методической правильности работы, чистоте отделки, чуткости отношения к теме и достойной живописности изложения – делает книгу привлекательной: ее легко читать, она вызывает постоянный интерес, доставляет часто радость, – побуждает сосредоточиться на незамеченных пунктах и наводит на некоторые немаловажные соображения. Но из такой постановки труда вытекает и главный его недостаток: в нем очень немногое доведено до конца; большая часть книги занята эскизами, набросками, недорисованными. Нет разрешения проблем, захваченные темы отдельных разысканий предприняты не по масштабу, установленному для сочинения. Они не вместились бы в книгу, если бы получили полную обработку, и книга рассыпалась бы от тяжести каждого. «Очерк» П.М. Бицилли похож на очень хорошо обработанный серьезный и богатый научный исторический семинарий для уже опытных участников, который имел бы темою вопросы культуры Италии XIII в., и исходя из интерпретации и комментирования хроники Салимбене, задачи которого вытекали из того, что дает его хроника, но к материалу которого привлечены и систематически изучены другие памятники так, что результаты сплотились в реально поставленные проверочные «штудии» знающею и умелою рукою. Если бы те из нас, которые тратят много сил на ведение таких занятий с хорошо подготовленными учениками, из которых уже начинаются будущие товарищи-сотрудники по научному делу, печатали результаты своей работы в таком направлении, они, наверно, одарили бы нас не малым числом полезных для науки и ценных книг. Но последние, вероятно, страдали бы недостатком, похожим на только что указанный. Во всяком случае, П.М. Бицилли обнаружил себя в своей книге вполне готовым ученым исследователем-историком и, без сомнения, заслужил ей искомую степень магистра всеобщей истории. Можно только П.М. Бицилли и петербургская школа медиевистики 399 пожалеть, что поставленные рамки книги, а может быть, и самый ее план, помешали ему так повести исследование взятых вопросов, чтобы довести их до вполне твердого и обоснованного нового разрешения, а дали возможности лишь выдвинуть своеобразные аспекты, показать освеженные комбинации и высказать вероятные и ценные предположения. Но и за это изучающие историю средневековой итальянской культуры будут благодарны автору. * * * Чтобы конкретнее познакомить с содержанием книги П.М. Бицилли, укажу части, на которые она распадается, с краткими отметками особенностей этих частей или глав. Книга г[осподина] Бицилли распадается на пять глав5 и к ней приложено пять экскурсов6. Всего она занимает вместе с индексом текстов и научной литературы – 390 страниц, а без последних 366 (337 – основной текст, 31 стр. – экскурсы). В первой главе рассматривается самая хроника. Автор признает, что изучение ее осуществлено уже ДовэXIV, Голдер-ЭггеромXV и ШмейдлеромXVI. Он на них опирается и дополняет их взгляды. Анализируя состав хроники, он пытается показать ее построение, в котором видит не один летописный (хронологический) прием, но и своеобразный прагматизм в смысле группировки содержания по сюжетам. Он отыскивает во взглядах Салимбене и некоторую «философию истории», вытекающую из той разновидности «иоахимизма», которая будто бы стала в уме хроникера объединяющею все построенное идеею. Отсюда же у Салимбене – сосредоточение внимания на образе императора Фридриха IIXVII как центральной фигуре изображения с целью показать необходимость падения империи и освобождения папства. Рассмотрение этих вопросов заставляет автора трогать целый ряд тем, имеющих отношение к средневековой историографии вообще и волновавшим ее идеям, связанным с интересами церкви, государства, развития национального чувства и индивидуального сознания и т.п. С другой стороны, автор приводится [sic!] к характеристике отдельных черт писательской (хроникерской) физиономии Салимбене. В первой области, конечно, автор принужден ограничиваться лишь 5 Вот эти главы: Хроника, Автобиография, Оньибуоно из дома Адама, рода Гренонов, Брат Салимбене, Салимбене и Данте. 6 Вот эти экскурсы: «Народ» и крестьяне Пьяченцы, Предсмертное прощание св. Франциска с учениками, Данте и Виллани, Салимбене и флорентийские хронисты, Национальная проблема у Данте. 400 А.И. Клюев, А.В. Свешников вставными и часто беглыми «opereus»XVIII. Во второй он стремится к более законченному выводу и начертывает небезынтересный образ писателя, любопытными признаками, общесредневековыми и индивидуальными. Нужно только сказать, что первый слишком обще поставлен, исходя из туманной основы – «что такое средневековый человек?» (Был ли таковой реально, одинаковый для всего долгого ряда веков?). Истории, – когда их сопоставишь, не чужды противоречий. Салимбене, говорит автор, стремится к истине и способен на безупречность (стр. 63–65); но он же обладает преимущественно проповедническим образованием (это хорошо показано) и на повествование свое он смотрит как на вид проповеди (это также подтверждено хорошими примерами). Но одно препятствует другому и преобладание религиозно-церковно-дидактических тенденций очень затрудняет критику исторического материала, доставляемого таким то писателем. П.М. Бицилли указывает, что одним из любимейших писателей Салимбене являлся Яков из ВораджинеXIX (стр. 140), известный составитель «legenda aurea», т.е. именно компиляции таких поучительных шаблонов, проповеднических руководств. Пользоваться подобными писаниями (Яковом из Вораджине, равно как Стефанием БурбонскимХХ, Цезарием ГейстербахскимXXI – говорю к примеру) как историческими источниками надобно с большою опаской, вырабатывая соответствующие приемы критики. Насколько Салимбене подпадал под такую струю, отпадая от любви к воспроизведению действительно пережитого наблюдения? Как, с другой стороны, распределялись эти наблюдения в надлежащие хранилища его памяти с определенными истолкованиями, если автору не вполне ясно, свободен ли и насколько индивидуализм автора от воспринятых извне (из традиции) трафаретов (см., напр., стр. 71, 83, 86, 92, 138 и др.)[?] Характеристика Салимбене как историографа не вполне удовлетворяет, хотя из книги получается много очень правильно выделенных черт и суждений, и чтение первой главы не оставляет сознание необогащенным. Вторая глава – рассматривает Салимбене как автобиографа и заключает в себе разросшийся этюд о средневековой автобиографии вообще. Последний – чрезвычайно интересен, к нему привлечен важный и до сих пор мало использованный материал. Многие характеристики у автора обоих устанавливаемых им типов автобиографии – церковной и светской, верны, а отдельные заключения оригинальны и ценны. Но и здесь мы имеем, в конце концов, не систематическое рассмотрение вопроса теоретически (как изучение литературного вида) и фактически (как анализ типов), П.М. Бицилли и петербургская школа медиевистики 401 но ряд отдельных изученных образцов, связанных некоторыми подчеркиваемыми отличительными чертами. Необходимо, говоря об этой главе, указать, что на ней особенно сказалось нарушение пропорций при сосредоточении автора на главном объекте и расширение поля внимания вокруг: вся глава занимает 54 страницы, из них Салимбене посвящены лишь 14 (т.е. ровно 25%). Такое расширение первой (общей) и стеснение второй (специальной) части повредило делу: автор характеризует хронику Салимбене одновременно и как монашескую и как рыцарскую, тем самым как бы оправдывает привлечение и того, и другого вида как прецедентов, но он недостаточно 〈неразб. – А.К., А.С.〉 вопрос применительно к Салимбене. Его хроника не автобиография, а мемуары (насколько можно приложить такой термин к средневековому произведению), а это, все же, две вещи разные. Автор преувеличивает значение «автобиографизма» в хронике Салимбене и потому «мемуаризм» ее остался недостаточно обсужденным. Третья глава рассматривает Салимбене со стороны его социальной природы, по сословному его происхождению и политической физиономии. Автор приходит к выводу, что Салимбене надо поставить не только по роду, но и по жизни, связям, вкусам, традициям к составу коммунальной знати в той особенной ситуации, в какую ставила это сословие борьба с поднимавшимися снизу группами населения при постепенной потере ею (знатью) ее привилегий и политической устойчивости. Он определяет общественную позицию Салимбене как настроение разочарованной и фрондирующей аристократии (стр. 192). Полагаю, что такое заключение – верно, и обосновано оно хорошо. Не лишено остроумия, в связи с особенностями нравственной физиономии Салимбене, и объяснение, почему он стал францисканцем: чтобы найти в ордене, удаляющемся от мира, но уже хорошо к нему пристроившемуся и влиятельному, такое пристанище от жизненных превратностей (стр. 189). Что касается содержания главы, то оно опять разбрасывается на очень много вопросов: современная Салимбене история Пармы, ее строй и быт, формы культурного существования знатного общества, состояние других слоев в населении коммуны (цехового гражданства, крестьянства), изменения политических учреждений в городах, отдельные моменты борьбы, партийные отношения (сущность гвельфизма и гибеллинизма) и т.д. – все это привлекается к выяснению социально-политических элементов в личности Салимбене. Много поднято и сформулировано интересного, изображение приобретает известную, если угодно, цельность, но твердо двинуты вперед эти вопросы, при рассмотрении их в таких 402 А.И. Клюев, А.В. Свешников тесных размерах, быть не могли, и настоящего их исследования в книге не содержится: здесь дается только обстановка, может быть, чересчур расписанная – фон слишком распространился. Четвертая глава посвящена изображению Салимбене как «брата», члена ордена. Она естественно распадается на две части: Салимбене как францисканец, и Салимбене как иоахимит. В общем, суждение автора о религиозности Салимбене правильно, но вряд ли ново. Во всяком случае, им верно понято поверхностное отношение хроникера-монаха к францисканской религии и чуждость его идеалу св. Франциска АссизскогоXXII. Автор присоединяет к рассмотрению францисканства Салимбене этюд о состоянии самого ордена в его время с целью показать, что внутри ордена распадения на две ярко очерченные партии тогда не было. Сомневаюсь, чтобы автору удалось это доказать, ибо семена для раздвоения среди последователей св. Франциска начали прорастать еще во время жизни самого основателя ордена. Здесь же П.М. Бицилли стремится изменить оценку роли в первоначальной истории францисканства знаменитого Илии КортонскогоXXIII и представление о его личности, какая установлена была СабатьеXXIV и ЛемппомXXV. Как кажется, такая частная задачи также не очень удается автору: убедительных доводов он, во всяком случае, не нашел. Отдел о иоахимизме в рассматриваемой главе представляет, наоборот, может быть, самую лучшую часть книги, как и со стороны характеристики отношения Салимбене к учению Иоахима ФлорскогоXXVI, так и со стороны изображения самых судеб и разновидностей иоахимизма в Италии и связанных с ним религиозных движений, специального того, что он называет «народным иоахимизмом». Нужно отметить, что вопрос об иоахимизме как стиле духовной жизни Салимбене проведен и чрез другие части книги и составляет в той своеобразной индивидуальности, в какой он развился в личность хроникерафранцисканца, является, т[а]к ск[азать], орудием объединения при изучении отдельных элементов или сторон его души. Это – оригинальная особенность, удачно схваченная; она служит органом связи между отдельными главами (особенно первою, четвертою и последнею). Справедливо на это указать. Полного, со всех сторон обоснованного исследования не дается и здесь, но основные элементы исторической правды, думается, схвачены автором. В последней, пятой, главе, автор, как ни покажется это странным, сближает Салимбене с Данте. П.М. Бицилли начинает с приведения тезиса (или, как он говорит «открытия») итальянского ученого Витторио ЧанаXXVII, будто бы «хроника Салимбене оказывается превосходным антиципированным комментарием П.М. Бицилли и петербургская школа медиевистики 403 Божественной Комедии». Автор на десяти с лишним страницах рассуждает об этом измышлении. Правда, в конце концов, он не соглашается с тем, чтобы в указанных бесцеремонных словах заключалась истина, но приходится потратить некоторое время, чтобы найти успокоение в таком признании. И все же от чрезмерности блестящего «открытия» нечто остается в его концепции, он утверждает, что Данте (и современник его Джованни Виллани) сродняются с Салимбене через посредство некоего идейного фонда, присущего будто бы всей культурной Италии XIII века от Салимбене до Данте. Такая наличность общего духовного достояния обнаруживается, по его мнению, в сходстве некоторых суждений и оценок, которые и Салимбене, и Данте как бы необходимо повторяли. Фактически это положение, более оригинальное на словах (это некоторые любят: сближать «дюжинное» (среднее) с «гениальным» (исключительным), в принижении гения иногда ищется признак собственной самостоятельности и ощущается повышенное самочувствие)XXVIII, чем основательное на деле, подтверждено очень немногими данными, при разборе которых вскрывается не менее различий, чем сходств. Определенно содержание «фонда» не констатировано. Глава заканчивается разбором «национальных взглядов» Данте. Автор приходит к выводу, что идея единой Италии у Салимбене зачинается7, у Данте достигла расцвета. Это – орган внутренней связи между ними. Что можно ответить на это? Еще вопрос – является ли Данте адептом государственно единой Италии при полном понимании им культурного единства итальянцев, несмотря на их политическую раздробленность?8 Но, во всяком случае, империализм и национализм Данте вряд ли поняты автором верно и изображены рельефно. Рецензент очень жалеет, что приходится оканчивать нотою разногласия суждение о разбираемой книге П.М. Бицилли. Книга эта, можно сказать, с убеждением – хорошая книга, талантливое произведение, веющее свежим научным языком, и можно крепко надеяться на дальнейшее успешное развитие его ученой деятельности на пользу исторической правды9. Проф[ессор] Ив[ан] Гревс. 7 Автор и в других главах немало говорит о национальном самосознании Салимбене. 8 На такой почве, но не только на ней развивался его идейный патриотизм, выражался в острой боли от междуитальянских раздоров. 9 Пять экскурсов, заглавия которых приведены выше, дополняют некоторое из 〈неразб. – А.К., А.С.〉 основного изложения, но полного, детального их исследования он также не достигает. 404 А.И. Клюев, А.В. Свешников КОММЕНТАРИИ I В данном случае И.М. Гревс ошибся. Книга П.М Бицилли увидела свет в 1916 г. II Крусман Владимир Эдуардович (1879–1922) – русский историк, исследователь Средних веков и Нового времени. Автор работы: Крусман В.Э. На заре английского гуманизма: Английские корреспонденты первых итальянских гуманистов в ближайшем окружении. Одесса, 1915. III Компаньи Дино (Compagni Dino) (ок. 1260–1324) – флорентийский хронист, политический деятель. Автор «Хроники событий, случившихся во дни его», поэмы «Смышленость», а также нескольких канцон. IV Виллани Джовани (Villani Giovani) (1274 (1280)–1348) – флорентийский хронист, историк и государственный деятель, итальянский банкир. Автор «Новой Хроники». V Форстен Георгий Васильевич (1857–1910) – историк, специалист в области международных отношений Нового времени, истории скандинавских стран и западноевропейской культуры. Основные работы: Форстен Г.В. Борьба изза господства на Балтийском море в XV и XVI столетиях. СПб., 1884; Он же. Акты и письма к истории балтийского вопроса. СПб., 1889–1893. Вып. 1–2; Он же. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях. СПб., 1893–1994. Т. 1–2. VI Алигьери Данте (Alighieri Dante) (1265–1321) – итальянский поэт, один из основоположников литературного итальянского языка. Автор «Божественной Комедии», трактатов «Пир», «Монархия», «О народном красноречии». VII Оттон Фрейзингенский (1112 (1114)–1158) – немецкий писатель, историк, церковный деятель. Автор хроники «О двух государствах», сочинения «Деяния императора Фридриха I». VIII Карсавин Лев Платонович (1882–1952) – историк-медиевист, религиозный философ, публицист, общественный деятель. Основные работы: Карсавин Л.П. Основы средневековой религиозности в XII–XIII веках, преимущественно в Италии. СПб., 1915; Он же. Культура средних веков. Пг., 1918; Он же. Введение в историю. Пг., 1920; Он же. Философия истории. Берлин, 1923. IX Оттокар Николай Петрович (1884–1957) – историк-медиевист, специалист по средневековой истории городов Западной Европы и их культуры. Основные работы: Оттокар Н.П. Опыты по истории французских городов в средние века. Пермь, 1919; Ottokar N. Il Comune di Firenze alla fine del Dugento. Firenze, 1926. X Федотов Георгий Петрович (1886–1951) – историк, религиозный мыслитель, публицист. Автор работы: Федотов Г.П. Абеляр. Пг., 1924. XI Кареев Николай Иванович (1850–1931) – крупнейший русский историк и философ. Основные работы: Кареев Н.И. Западноевропейская абсолютная монархия XVI, XVII и XVIII веков. СПб., 1908; Он же. Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века: По неизданным источникам. М., 1879; Он же. Основные вопросы философии истории: Критика историософских идей и опыт научных теорий исторического процесса. М., 1883. Т. 1–2; Он же. Сущность исторического процесса и роль личности в истории. СПб., 1890; Он же. Томас Карлейль: его жизнь, его личность, его произведения, его идеи. Пг., 1923; Он же. Две английские революции. Пг., 1924. XII Кареев Н.И. Общий религиозный фонд и индивидуальные религии: (По поводу двух исторических диссертаций) // Русские заметки. 1916. № 9. П.М. Бицилли и петербургская школа медиевистики XIII 405 Номер страницы И.М. Гревсом не указан. Довэ Альфред Вильгельм (Dove Alfred Wilhelm) (1844–1916) – немецкий историк и журналист, редактор мюнхенской «Allgemeine Zeitung». Автор работы: Dove A. Die Doppelchronik von Reggio und die Quellen Salimbenes. Leipzig, 1873. XV Гольдер-Эггер Освальд (Holder-Egger Oswald) (1851–1911) – немецкий медиевист и палеограф. Основные работы: Holder-Egger O. Zur Lebensgeschichte des Bruders Salimbene de Adam // Neues Archiv der Gesellschaft für ältere deutsche Geschichtskunde. 1912. № 37. P. 163–218; 1913. № 38. P. 469– 481; Idem. Cronica fratris Salimbene de Adam Ordinis Minorum // Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. 1905–1913. № 32. P. 1–652. XVI Шмайдлер Бернгард (Schmeidler Bernhard) (1879–1959) – немецкий историк и дипломат. Основные работы: Schmeidler B. Italienische Geschichtsschreiber des XII und XIII Jahrhunderts. Leipzig, 1909; Idem. Studien zur Geschichtsschreibung des Klosters Tegernsee vom 11. bis zum 16. Jahrhundert. München, 1935; Idem. Kaiser Heinrich IV und seine Helfer im Investiturstreit: Stilkritische und sachkritische Untersuchungen. Leipzig, 1927; Idem. Das spätere Mittelalter von der Mitte des XIII Jahrhunderts bis zur Reformation. Wien, 1937. XVII Фридрих II Штауфен (1194–1250) – король Германии, император Священной Римской империи. XVIII Opus (лат.) – работа, труд. XIX Иаков Воражинский (Jakobus de Voragine) (ок. 1228/1230–1298) – монахдоминиканец, автор сборника житий святых «Золотая легенда». XX Стефан (Этьен) Бyрбонский (Étienne de Bourbon) (1180–1261) – доминиканский монах и известный проповедник, автор известного богословского трактата «О семи дарах Св. Духа». XXI Цезарий Гейстербахский (Caesarius Heisterbacensis) (ок. 1180 – ок. 1240) – цистерцианский монах, немецкий писатель, теолог. Автор сборника рассказов о необычных событиях и явлениях «Беседы о чудесах». XXII Франциск Ассизский (1182–1226) – католический святой, основатель нищенствующего ордена францисканцев. XXIII Илия Кортонский (ум. 1253) – магистр ордена миноритов в 1232–1239 гг. Ученик и соратник Франциска Ассизского. XXIV Сабатье Поль (Sabatier Paul) (1858–1928) – французский писатель и историк, лауреат Нобелевской премии по литературе. Автор работы: Sabatier P. Vie de S. François d`Assise. Paris, 1894. XXV Лемпп Эдуард (Lempp Edouard) (1855–1939) – французский историк, исследователь раннего францисканства. Автор работы: Lempp E. Frère Élie de Cortone: Etude biographique. Paris, 1901. XXVI Иоахим Флорский (ок. 1132–1202) – итальянский цистерцианский монах, христианский мистик, прорицатель, родоначальник средневекового хилиазма, яркий мыслитель философско-мистического склада. XXVII Чан Витторио (Cian Vittorio) (1862–1951) – итальянский политик и историк литературы. Основные работы: Cian V. Sulle orme del Veltro: Studio dantesco. Messina, 1897; Idem. Un medaglione del Rinascimento: Cola Bruno Messinese e le sue relazioni con Pietro Bembo (1480 c. – 1542). Firenze, 1901; Idem. Dante e Salimbene // Bulletino della Società dantesca. 1911. XVIII. XXVIII Данное замечание было вписано И.М. Гревсом уже после написания основного текста на полях. XIV
