ИДЕИ ОБЛАСТНИЧЕСТВА И ЕВРАЗИЙСТВА В ЛИТЕРАТУРЕ

мнимой или подлинной ущербности, объяснить просто и
доступно причины бед и проблем. Постановка диагноза
и поиск решений идут в хорошо известном русле («Кто
виноват?» и «Что делать?»). Здесь активно используется
образ врага, обладающего вполне мифологическими ха­
рактеристиками Мирового зла. Средоточия неверия,
(мировой заговор, внутренние враги и т.п.). Для России
характерна нерасчлененность разных сфер жизни: поли­
тики, экономики, индивида и общества, будней и празд­
ников, веры и знания - все это слито воедино, как в син­
кретичной первобытной культуре. Отмеченные выще
подобия и параллели имеют не внешний, а системный
характер, и речь идет не о случайных парадоксальных
подобиях, а о сущностном сходстве. Характерными чер­
тами российского менталитета сегодня являются: - до­
минирование общего над частным (чувство общинности); - возрастание роли этнического самосознания; замещение государственной идеологии частными, на­
циональными вариантами; - возрастание роли конфес­
сионального признака, который все чаще используется
как маркер (такого же ранга, как этничность), разграни­
читель своего и чужого; - возрастание в культуре роли
не объединяющих, а разграничивающих начал; - поляр­
ность ментальных схем, их свобода от полутонов и пе­
реходов (одновременно ожидается и локальный «конец
света», и крепнет вера в великое будущее страны); - воз­
растание роли устной культуры в ущерб культуре пись­
менной (возвращение к устной, упрощенной речи и
мышлению). Культура со знаком «знаю» замещается
культурой со знаком «верю».
Сказанное не означает, что речь идет о безнадежной
деградации культуры в целом. Скорее можно говорить,
что в некоторых исторических ситуациях более надеж­
ным оказывается обращение общества к испытанным
мыслительным схемам. Они оказываются достаточно
комфортными, комплиментарными, нечувствительными
к противоречиям действительности. С гфугой стороны,
нас не должен удивлять тот факт, что стратегия архаич­
ного миропонимания вполне может «работать» и в конце
XX в ека При всех закономерных расхождениях между
терминами <сзнать мир» и «чувствовать мир» архаичное
миропонимание еще не выработало всех своих ресурсов.
Это своего рода «первичные впечатления бытия», с ко­
торыми человек когда-то стал человеком.
ЛИТЕРАТУРА
1. Тэрнер В. Символ и ритуал. М.: Наука, 1983. С. 240.
2. Бродский И. Нобелевская лекция // Иосиф Бродский. Форма времени. Т. 2. Минск, Эридан, 1992. С. 450.
3. Франкфе^т Г., Франкфорт Г.А., УиясонДж.. Якобсен Т. В преддверии философии. Духовные искания древнего человека М., 1984. С. 24.
Статья представлена кафедрой современной отечественной истории Томского государственного университета и кафедрой всеобщей истории
Томского государственного педагогического университета, поступила в научную редакцию IS февраля 1999 года.
УДК 17.01.45
А.П. Казаркин
ИДЕИ ОБЛАСТНИЧЕСТВА И ЕВРАЗИЙСТВА
В ЛИТЕРАТУРЕ СИБИРИ
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, грант М 98-04-000
Публикуется выступление А.П. Казаркина на русско-американском симпозиуме «Русское национальное самосознание» (Томск,
ноябрь 1998 г.). Речь идет об основных идейных традициях, развиваемых писателями-сибиряками в XX веке; «Русская идея в
Сибири сочетает внешне несовместимые установки - региональную и глобалистскую».
Лнгерапурную историю Сибири начинают с летописей,
упоминают в ней, как правило, о Радищеве, декабристах,
ссыльных революционерах и о писателях, гфоехавишх по
Сибгфа Такая постановка вогфоса свидетельствует о нераз­
личении точек зрения: литература о Сибгфи (внешняя точка
зрения) отождествляется с литературным самосознанием
(Гибири (внутренняя точка зрения). Собственно сибирская
литература складывается лишь с гюявлением областничест­
ва, то есть ближе к концу XDC века, и только в XX веке рус­
ская литература Сибири выходит из состояния провинци­
альной отсталости. Мирового уровня литературное творче­
ство сибгфяков достигло лишь в XX веке. Об этом можно
говорить, изучая наследие Г. Гребенщикова, П. Васильева,
С. Маркова, В. Шукшина, а также художественный мир
В. Астафьева, С. Залыгина, В. Распутина.
«Сибирский характер» отождествляется с самосознани­
ем субэтноса русских, при этом усиливается момент зави­
симости его от природно-географических факторов. Этот
географический детерминизм, а также интерес к тюркомонгольскому наследию объединяет областников с евразий­
цами. Потанин увлеченно изучал монгольский эпос, . ^ и н цев открыл Каракорум, а их преемник Грум-Гржимайло
(его работы высоко оценил Л. Гумилев) повлиял на первых
евразийцев.
Есть, однако, серьезные расхождения в позиции об­
ластников и евразийцев. Областники противостояли им­
перскому централизму, а евразийство иногда квалифи­
цируют как имперскую теорию (Н. Бердяев, например).
Однако в нем можно усмотреть идею конфедеративного
устройства государства с сильной централизацией толь­
ко в моменты военной опасности, а главное - опору на
местные традиции в самоуправлении. Сибирское о ^ а стничество оказалось дополнением и развитием концеп­
ции культурного полиморфизма Н. Данилевского.
О. Шпенглер видел в Сибири последний великий
культурный тип, после которого - цивилизация-моно­
культура. Проблему можно свести к простой форму­
лировке: понимать ли «сибирскую идею» как продол­
жение русской идеи или же это разрыв с последней?
Если раннее областничество было по преимуществу на­
учно-публицистическим движением, то теперь региона­
лизм начинает приобретать черты политического дви­
жения. Когда ситуация работает на распад русской госу­
дарственности и культуры, курс на максимальную неза­
висимость Сибири представляется оздоравливающим.
Преображение России должно начинаться с окраин.
Возможна актуалшация областничества как идеологии са­
моспасения Сибири, неподчинения Центру, чей курс на вес­
тернизацию и разрушение национальньк традиций окраин
воспринимается как деструктивный. Сибирский регионалю м понимается не только как неимперский, но и как неза­
падный путь. Евразийцы предрекали Сибири роль воплоти­
теля запасного, неевропейского, варианта истории. Сегодня
традиционная российская культура живет преимущественно
11
на окраинах, культуротворческая и здоровая экономическая
инициатива, чрезвычайно редкая, созревает в глубинке.
Обобщения Г. Потанина и Н. Ядринцева сейчас звучат
как никогда актуально: Центр - это проводник колонизации,
только ресурсы Сибири выкачивает уже не российская им­
перия. Таковы основные положения публицжггической
книги В. Распутина «Что в слове, что за словом?» (Иркутск,
1986), так и не вышедшей в центральных издательствах.
Региональное культурное самосознание получило в ней за­
вершение. Замечательно, что почти те же вопросы решал в
своих книгах «Моя Сибирь» и «Письма с Помперага», напи­
санных в Америке, Г. Гребенщиков, испытавший, пожалуй,
и наиболее сильное влияние Потанина.
Если центральная Россия, пошедшая по пути вес­
тернизации, откажется от национальной миссии, рус­
ской идеи, тогда оригинальное культурное задание ос­
тается за Сибирью. Так звучит на современном этапе
евразийская идея: западная цивилизация несёт всем не­
европейским народам аккультурацию и экологический
тупик. Как формирующийся субэтнос сибиряки не мо­
гут повторять чужие стандарты. А поскольку центр
приложения национальной энергии явно перемещается
на восток, вероятным для Сибири становится японский
вариант: активное использование западных экономиче­
ских принципов и сохранение национальной традиции.
Разумеется, это лишь мыслимый, идеальный вариант,
для осуществления которого нужны энергия народа и
новое структурное оформление его, не прибегающее,
однако, к модели сброса российского наследия.
Демократическая империя - эго химера. Вопрос постав­
лен альтернативно: или со?фанение российской империи,
или демократия. Сибирь высказала свое мнение пока лишь
в экологическом аспекте. С. Залыгин, В. Распутин, В. Ас­
тафьев считают: судьбу природы в регионе должны решать
люди, чьи потомки обречены жить здесь, на обезображен­
ной, еще недавно цветущей земле. Как отмечали Н. Наумов,
В. Шишков и Г. Гребенщиков, сознание сибиряков отлича­
ется общинносгъю. Сибирь заселяли русские ватаги, артели,
общины (старообрядческие), земляческие объединения. Эго
отразила сибгфская проза грани веков. Сохраняя русскую
доминанту миропонимания, она искала и новые принципы
на путях органической культурологии: устойчива лишь та
культура, которая создается самодвижением н ^ д а в дан­
ном этно-ландшафтном регионе. Русские сибиряки вбирали
навыки из обихода аборигенов, что бьшо необходимо для
выживания в суровом климате, так рождался синтез т^льтур. Доминировала идея дистанцирования от Центра: не­
подлинная, греховная жизнь Москвы и Петербурга на фоне
обираемой ими сибирской окраины - устойчивый мотив
сибирской литературы вплоть до советского времени.
Первоначально внешняя точка зрения такова: Си­
бирь - легендарная страна с несметными богатствами
(легенды о Беловодии, сведения о Мангазее использо­
вали Г. Гребенщиков, В. Шишков, А. Новоселов, Л. Мар­
тынов, С. Залыгин), затем - «гиблое место», каторга.
Внутренняя точка зрения, взгляд сибиряка: это благо­
датная земля, которой мешают жить по-своему. Обла­
стническая антиномия «Сибирь — Центр», на которую
обратил внимание А. Щапов, близка старообрядческо­
му противостоянию «царству антихриста». Н. Ядринцев с большим интересом ю учал старообрядчество, а
ведь оно - крайняя степень самоизоляции.
Негативно оценили областники первоначальный
проект транссибирской железной дороги, видя в ней
лишь перспективу усиленного вывоза из Сибири ее боСтатья поступила в научную редакцию 15 апреля 1999 г.
12
гатств (что, впрочем, и подтвердилось). Подтвердились
и предчувствия областников, касающиеся аккультура­
ции аборигенов, исчезновения субэтносов русского на­
рода - казаков и кержаков. Это было предметом забот
и печали Г. Гребенщикова, П. Васильева, Л. Сейфуллиной, а затем и Ю. Рытхэу, В. Санги, Ю. Шесталова и
других потомков сибирских аборигенов.
Писатели-сибиряки не могут оторваться от космизма,
время от времени возрождая руссоизм, связанный с идеа­
лизацией природного человека. Таковы кержаки Г. Гре­
бенщикова, Дерсу Узала В. Арсеньева, Улукиткан Г. Фе­
досеева, Аким В. Астафьева. Прикасаясь к теме «лите­
ратура Сибири», мы затрагиваем проблему культурно­
исторического самосознания огромного региона планеты,
самого большого, но территориально и культурно еще как
бы пустого. Самосознание Сибири рождалось в трудах
П. Словцова, Г. Потанина, В. Распутина. Оно не могло
быть завезено сюда ни масонами-декабрисгами, ни экстремистами-большевиками. Речь идет о сибирской мысли,
которая не может быть импортирована ни из Санкт-Петер­
бурга, ни из Москвы, ни из Нью-Йорка. Согласно евразий­
ской концепции никакие, даже трижды гениальные, мысли­
тели не могут завезти в Сибирь плодотворную программу
жизнеобеспечения и обновления культуры. Областники
поставили вопрос о культурной колонизации. Если учиты­
вать стремительность нынешнего процесса аккультура­
ции не только малых, но и больших народов, нельзя не
признать, что эго проблема будущего века. В экологиче­
ском безумии монокультура уже показала свою оборотную
сторону, и регионализм обретает сейчас новое дыхание.
Образование новых культурно-экономических центров
весьма желательно. Это уже не соображения историософ­
ского порядка, а требования реальной жизни. Можно ска­
зать, что аргументы областничества становятся достояни­
ем бытового сознания, но вместе с тем нельзя не брать во
внимание конкуренцию суперэгносов и континентов. Так
актуализируются идеи евразийцев. Сибирь оказывается
лицом к липу с полуторамиллиардным Китаем, и это ох­
лаждает сепаратистские рвения, в результате когорьос, вы­
ражаясь языком И. Ильина, Кузбасское ханство может
пойти войной на Томский чалдонат.
Русское самосознание уже нельзя рассматривать без са­
мосознания Сибири. Если Сибирь будет способна противо­
стоять цивилгоационной аккультурации, то Центр и регион
окажутся на расходящихся тенденциях: прозападкическая в Москве, евразийская - в Сибири. Так остро ставит совре­
менность проблему русской идентичности. Здесь опору мы
находим в культурологических наработках Л. Гумилева:
нарастающие процессы национальной обскурации отчетли­
вее всего сказываются в Центре, и более здоровой оказыва­
ется культура окраин, минимально вовлеченных в разложе­
ние ценностных приорнгетов традиционной культуры. С
точки зрения Л. Гумилева, последнего выдающегося евра­
зийца, «отставание» Сибири от Центра может оказаться
спасительным перед лицом системного упрощения культу­
ры. Но ведь таков, в главном, пафос экологической публи­
цистики С. Залыгина, В. Астафьева, В. Распутина
Идеи регионализма актуализировались в историче­
ские моменты демократизации России, но тогда же
осознавалась потребность в новых культурологических
идеях глобалистского масштаба. Преодолевая культур­
ный провинциализм, писатели-сибиряки неизбежно
обращаются к наследию областников и евразийцев, так
что новая жизнь этих идей становится очевидной неиз­
бежностью.