Скорынин С.Л. ЧЕРТЫ ФЕНОМЕНА МАРГИНАЛЬНОСТИ В
advertisement
Скорынин С.Л. ЧЕРТЫ ФЕНОМЕНА МАРГИНАЛЬНОСТИ В ПОЛИТОЛОГИЧЕСКОМ ПОДХОДЕ Skorynin S.L. MARGINAL FEATURES IN THE APPROACH OF POLITICAL SCIENCE Ключевые слова: маргинальность, маргинал, маргинализация, политологический подход, деклассированные элементы. Аннотация Статья анализирует терминологию маргиналистики, основания политологического подхода к характеристике феномена маргинальности и его преломления в социальной реальности российского общества. Annotation The article analyzes terminology of marginalizm, the bases approach to the characteristic of a phenomenon of marginalizm and its refractions in a social reality of the Russian society. Феномен маргинальности (от лат. margo - «край, граница», marginalis - «находящийся на краю») и связанные с ним различные социальные проблемы активно изучались и продолжают изучаться в общественных науках. В современных исследованиях маргиналь-ности можно условно выделить несколько подходов и характеристик данного феномена: культурный (этнокультурный и социокультурный); социологический (социально-экономический и социоструктурный); личностно-психологический; норма-тивно-правовой; политологический; пространственно-географический. В «чистом» виде они почти не встречаются, но их демаркация необходима для уточнения различий в понимании и чертах маргинальности. Смысл понятий «маргинальный», «маргинальность» и «маргинал» отражает ситуа-цию, положение пограничности, периферийности, в контексте какого подхода они бы ни проявлялись. В понимании пограничности с позиций любого отдельного субъекта или системы логически возможны лишь два варианта: 1) пограничность как периферия, некоторая, небольшая по сравнению с основной, часть субъекта; 2) пограничность как аморфное промежуточное пространство между двумя и более субъектами (системами), не принадлежащее чётко ни одному из них. Оба понимания констатируют определённое статичное положение, дают одномоментный статусный срез, что и является маргинальностью. В первом случае маргинальность выступает периферией, окраиной чего-то большего (территории страны, нормативного большинства, социального слоя). Во втором − неким особым, вполне автономным, «ничейным» полем. При этом очевидна равносильность, равновероятность существования обоих вариантов маргинальности. Хотя обычно акцент делается на её понимании только как окраины, своего рода несамостоятельной модификации бытия, что заведомо отказывает маргинальности в наличии у неё значительного внутреннего потенциала и ретроспективно притягивает её к норме. Но состояние маргинальности вполне может быть и нередко является самостоятельным и активным субъектом социального бытия. Необходимо разделять логико-семантические оттенки значения понятий «маргинальный», «маргинальность» и «маргинал». Дело тут не только в применении их по смыслу и очерёдности желательно к обезличенному положению субъекта, определённому социальному явлению и живому человеку, но и в неодинаковом смысловом звучании. Понятие «маргинальный» представляет собой отражение неопределённости, переходности как некой устремленной динамики, обычно туманно очерченной хронологическими и атрибутивными рамками. В бытии отдельного индивида и общества подобные ситуации переходности, неопределённости, промежуточности просто неизбежны. А понятия «маргинальность» и «маргинал» явно тяготеют к социальной и личностной статике, констатации обычно долговременного и ясно просматриваемого по критериям и срокам положения. Там обязательно найдена более или менее понятная точка отсчёта, считающаяся центром, и выделено всё не соответствующее ей. Маргинальность видится набором, целым рядом социальных ниш и объективно существующих в обществе внешних статусов, куда люди под воздействием многих факторов попадают намеренно, случайно или принудительно. А маргинал представляется особой психолого-поведенческой характеристикой именно личности, от неё неотделимой, а не внешних координат жизни человека. Связь маргинальности и маргинала бесспорна, но вектор их связи, её сила, возможности и перспективы различны. Общим обозначением совокупности феноменов маргинальности и маргинала можно назвать термин «маргинализм». Разделяя между собой динамику и статику, нельзя смешивать процесс и положение, то есть маргинализацию и маргинальность. Нужно отделять маргинализацию как длящийся, незавершённый процесс и маргинальность как данность, констатацию состояния, характеристику позиции. Не менее важным является выделение трёх уровней маргинального, маргинальности и маргиналов. Как известно, существуют следующие степени идентичности человека: личностный, групповой и общественный. На каждом из них есть своя маргинализация и маргинальность в разных ипостасях. В первом случае берётся целостность личности, где margo выражается как внутренний разлад, отсутствие личностной целостности. Такой индивидуальный, точечный маргинализм наименее заметен. В качестве примера маргинальности на личностном уровне по схеме нонконформного преодоления аномии можно привести поведенческую инновацию и поведенческий ритуализм. К маргинальности на уровне личности наиболее подходит термин «маргинальный человек», ведь в нём явно прослеживается именно динамика ситуации, а не её статика. Положением маргинальной личности обычно является периферия структур, а не относительно самостоятельное образование между ними. На уровне группы граница проходит не внутри, а как бы рядом с личностью, подпадающей под яркий, отличительный критерий. Здесь более уместно употребление понятия «маргинальность» для обозначения таких отличительных зон и «маргинал» - для характеристики находящихся в них людей. Причём маргиналы среднего уровня обычно воспринимаются референтными группами социума не как всё их объединение в целом, а как каждый его конкретный представитель в отдельности. Маргинальность может выступать здесь и как окраина, и как промежуточное поле. Маргинализация обычно проходит быстро, ведь для приобретения отличительного признака маргинала не требуется много сил и времени. Именно на этом уровне сегодня наиболее часто возникают и исчезают маргинальные группы. Проявлениями групповой маргинальности можно назвать ретритизм и ценностный ритуализм. Самой явной является маргинальность в масштабах всего общества, где вполне отчетливые границы отделяют целые общности − маргинальные слои, которые характеризуют обычно ценностная инновация или мятеж. Маргинальность в масштабах общества становится не только предельно полимерной, но и наиболее статичной, слабо изменяющейся в силу сохраняющихся традиций и стереотипов массового сознания. Здесь чаще изменяется наполнение, человеческий состав сфер маргинальности, чем сами маргинальные области социального бытия и их восприятие. Тогда маргинализация воспринимается как процесс трагичного перехода в негативные зоны общества, растянутая по хронологии и признакам. Одним из подходов к изучению маргинальности является политологический подход. Политика пронизывает в той или иной степени многие (если не все) сферы жизни современного человека, кроме того, маргинальные политические характеристики приобретают особое значение в насквозь политизированном и нестабильном обществе. Тем более что политологическая маргинальность является, пожалуй, самой социальной, не базирующейся на биологических основах человека, и одной из самых переменчивых и эфемерных. Поэтому постоянное и серьёзное внимание к данному аспекту феномена маргинальности необходимо. Политологическая маргинальность, следуя сущности политики, рассматривает отношение человека к существующему порядку в обществе, к власти, а также характер и степень вовлечённости в политические процессы. Это конкретные проявления черт маргинальной личности и маргинальных слоёв в политической сфере жизни общества. Сюда могут относиться как явно экстремистская, террористическая деятельность, стремление и действия по свержению политического режима, так и наоборот, полное неучастие в политической жизни страны, всяческое уклонение от неё. Некоторые исследователи отмечают, что «маргинальность в общественно-политическом контексте является проблемой довольно ясной на уровне научной интуиции, но плохо разработанной в теоретическом плане»1. Но нельзя упускать из виду и нередкое использование понятий маргиналистики в целях оправдания политических репрессий против неугодных властям специфических лиц и групп. Такое агрессивное и однозначно негативное отношение к ним является рудиментом традиционного и тоталитарного общества. Вовлечённость маргинальных групп в политику может носить характер усиленного участия или подчёркнутого неучастия в ней (и то, и другое обычно является формой протеста). В первом случае это протестные акции (организованные и стихийные), или стремление к лидерству, а во втором - активное (обосновывающее себя и призывающее других) или пассивное выключение из проходящих массовых политических процессов в виде абсентеизма и пр. На политическую идентификацию маргинальных групп во многом влияет их социально-экономическое положение. Обычно сами по себе маргинальные группы не имеют чёткой политической ориентации, за них как за потенциальную силу ведётся борьба различных (обычно оппозиционных) политических сил, нуждающихся в поддержке. Поскольку сами маргиналы в силу явной ограниченности властных ресурсов редко способны стать организованной силой, очень важно, кто ведёт их за собой. Нередко их вождями становятся крайние радикалы, тогда влияние маргиналов возрастает, и они становятся угрозой стабильности в обществе2. Как уже было сказано, протестное поведение маргинальных групп обычно выражается в двух крайних, с точки зрения политического участия и поведения, формах. Одной из них является апатия, а другой - стихийные кратковременные акции с применением насилия. Наиболее распространённой формой протестного поведения маргинального человека является апатия, политическая пассивность, примирение со своим положением и статусом. Такое политическое поведение является вполне закономерным для маргинала с его серьёзными сомнениями в своей личной ценности, неопределенностью социальных связей и постоянной боязнью быть отвергнутым. С тенденцией охотнее избегать неопределенных ситуаций, чем рисковать унижением, излишним беспокойством о будущем и боязнью любого опасного предприятия. Обе формы протестного поведения редко дают благоприятный социальный и политический эффект для маргинальных групп. При этом апатия часто является следствием отчуждённости маргиналов от власти даже на местном уровне (периферия политики). Но апатия и политическая пассивность ещё больше закрепляют периферийное положение маргинальных групп. Стихийные кратковременные акции насилия также не могут дать возможность этим группам преодолеть их маргинальный статус, зачастую приводя к положению «вне закона» и тем самым уже официально отделяя их от порядочных граждан. Если маргиналы не становятся объектом социальной политики, они могут превратиться в деструктивный субъект политики. На это обычно и направлена пропаганда сил, стремящихся использовать маргинальные слои в своих политических целях. Усиление маргинализации в обществе приводит к тому, что свойственная маргиналам система политических ценностей - крайние формы социального нетерпения, склонность к упрощенным максималистским решениям, отрицание или враждебное отношение к 1 Махмутов Т. А. Маргинальность в общественных трансформациях. - М.: Гуманитарий, 2003. - С. 111. Махмутов Т.А. Маргинальность в общественных трансформациях. - С. 112-115; Политическая энциклопедия в 2 тт. Т. 1 / Рук. проекта Г.Ю. Семигин. - М.: Мысль, 1999. - С. 163. 2 существующим общественным институтам - распространяется на широкие общественные слои. Поскольку речь идёт о значительной части населения, подобное развитие может привести к серьёзным политическим последствиям. Находясь в состоянии аномии, не умея определить источника своего периферийного положения, не осознавая достаточно адекватно своих интересов и не будучи способны артикулировать их в ценностно-смысловой терминологии доминирующей культуры, маргинальные группы не могут довести их легальными методами до центральной сферы общества, принимающей политические решения. Это означает, что для центра подобные социальные группы не существуют как политические субъекты, что ведёт к антагонизму. Правящим силам ради сохранения своей власти крайне важно снижать уровень маргинальности в своём социуме и по возможности вовлекать маргиналов в политические процессы легальными путями. Эта вовлечённость, включённость их в политику как реальных участников, а не униженных и отверженных борцов, снижает скрытую и явную озлобленность маргиналов против властей. Здесь важно сравнить восприятие политической роли маргиналов с её пониманием у так называемых деклассированных элементов, ведь отношение к существующей власти играет большую роль в марксистской схеме общества. Так, в ней отмечается склонность деклассированных элементов к стихийному анархизму, используемая режимом для погромов демократических сил и организованной оппозиции. Люмпенов характеризуют завышенные социальные претензии, ожидания быстрого и лёгкого решения проблем без серьёзных усилий с их стороны. Но деклассированные не представляют собой однородно реакционную массу; в определённых условиях на первоначальном этапе они могут даже оказать помощь революции, сокрушая структуры прежнего режима. Но при всём этом существует большая разнородность данных слоёв, отражающаяся на их политических действиях. Здесь выделяются две крупные стратегии поведения, вполне совпадающие с указанными выше у маргиналов: 1) у большинства - «тихое отчаяние», деморализация, политическая апатия и изоляция; 2) у меньшинства - воинственное недовольство, враждебность к обществу. Недовольство люмпенов редко выливается в организованную борьбу, но даже активно противящиеся существующей системе общества обычно не ставят под сомнение её строй, разрушая конкретные проявления ненавистных им социальных отношений, но не уничтожая их причину3. Можно сделать вывод, что внешние политические характеристики маргиналов и деклассированных элементов во многом схожи, хотя смысл понятий различен. В отличие от ряда других, в политологическом смысле человек не может быть маргиналом с рождения (ведь атрибуты политической принадлежности приходят к нему лишь со временем). Кроме того, выход из маргинального положения здесь не сильно затруднён не только для действий личности, но и по внешним обстоятельствам. Данный выход может быть реализован, например, при резкой смене власти, когда маргинал может пересмотреть свои взгляды и признать существующий общественный порядок верным и своим. Возможно, это самое сугубо социальное и подвижное понимание маргинальности. Оно рассматривает маргинальность как опасную или индифферентную периферию политических центров и процессов, в которые она включена недостаточно или из которых выключена совсем. Отчётливо проявляется вышеназванная подвижность и неоднозначность политологической маргинальности в периоды коренных социальных перемен и тотальной политизации общества. Самым ярким и животрепещущим примером для современного российского общества в данном случае по-прежнему остаётся время перехода от СССР к Российской Федерации. Очень непростая ситуация в нашей стране на рубеже 1980-1990-х гг. немало анализировалась историками, философами, социологами, политологами и т.д., в том числе в свете изучения сложного феномена маргинальности. При этом существующее иногда в обывательском сознании понимание процессов 3 Большая советская энциклопедия. - 3-е изд. - М., 1972; Политическая энциклопедия. С. 161; Бурджалов Ф. Э. Деклассированные слои // Рабочий класс и социальный прогресс. - М.: Наука, 1993. - С. 125-127; Социальный облик современного западного общества. - М.: Наука, 1993. - С. 153-155. рубежа 1980-1990-х гг. как распада одного общественного строя без образования другого не позволяет нам увидеть в этом явные проявления маргинальности ни как окраины системы (разве только во временном контексте), ни как промежуточного, автономного поля. В социально-экономическом и политическом смыслах переход от советского общества к постсоветскому начался именно как традиционное для нашей страны реформирование «сверху». Но вскоре оно переросло в нечто несравненно большее и менее идентифицируемое, став социально-философской проблемой. Назвать то время распадом, а уж тем более развалом можно только с позиций СССР и системы так называемого «реального социализма» - это было их крушение. Но не было концом истории России, кроме того, такая трактовка страдает односторонним негативизмом оценок. Нельзя назвать изучаемые процессы лишь угасанием и гибелью, это не по-философски и неисторично, так как в любом завершении одного состояния или процесса диалектически заложено начало иного, да и однозначные оценки в жизни современного социума неприемлемы. Происходившее в России в начале 1990-х гг. лучше называть не реформами (переустройством какой-либо отдельной стороны жизни общества при сохранении его прежних основ в других сферах), а трансформацией (преобразованием социальных институтов и структур, сопровождаемым их коренной ломкой). Помимо масштаба и уровня изменений здесь важна степень управляемости ситуацией и её следование определённому чёткому направлению. С этих позиций трансформация гораздо менее управляема, она стихийна и непредсказуема, а поэтому более растянута во времени и поливекторна 4. Происходившие в России изменения были революционны по своему масштабу и значению, они шли стихийно на всех уровнях общества (общем, региональном, локальном, групповом, индивидуальном). Причём чем ниже был организационный уровень системы, тем меньше была его управляемость официальными структурами. Всё это усиливало проявления маргинальности и как пограничности, и как самостоятельного субъекта социального бытия. Особенно важным, по мере задержки в переходном состоянии, становилось второе понимание маргинальности. В нём проявилась сущность трансформации личности и общества - во многом стихийного и слабо очерченного каким-то планом движения. И российское общество характеризовалось динамическими характеристиками, свойственными именно трансформирующимся социумам 5. Социальные нормы и правила соответствия им в начале 1990-х гг. модифицировались не только очень заметно, но иногда и на прямо противоположные. И то, что ещё несколько лет назад, при прежнем строе, было незаконным и всячески осуждаемым, теперь нередко становилось приемлемым, а то и желательным. Стремительная, многократная и резкая замена законов, норм, политических установок и оценок приобрела всеобщий характер, что не могло не сказаться на авторитете их самих и не сделать крайне запутанным выяснение того, что им в тот или иной момент явно не соответствует. Кроме того, официальная власть, бесспорно, потеряла ранее имевшееся у неё монопольное право оценивать различные аспекты жизни, возникло много автономных от них центров влияния, особенно на микроуровне, взявших на себя роль политических и правовых эталонов. Это обстоятельство сделало затем научный анализ политологической маргинальности весьма трудным. Если смотреть глубже, в истории СССР отыскать явных политико-правовых маргиналов даже проще. Достаточно назвать «лишенцев», ограниченных в правах, подпольные антисоветские группы, активных диссидентов и осуждённых преступников. Из них в новой России официально остались лишь последние, каковыми они считаются и в других странах. В Российской Федерации политический маргинализм являлся скорее скрытым и субъективным. Да и критерии современности взглядов, лояльности, политической принадлежности стали совсем иными. Видимо, маргиналами политического спектра ныне вполне можно было считать ультра-коммунистов, а правового - борцов с частной 4 Горшков М. К. Российское общество в условиях трансформации. - М.: РОССПЭН, 2000. - С. 8; Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества. - 3-е изд. - М.: Изд-во ИС РАН, 2000. - С. 80. 5 Заславская Т. И. Социетальная трансформация российского общества. - М.: Дело, 2002. - С. 176, 190-191; Акопян Н. Р. Маргинальность как одна из основных характеристик трансформирующегося общества // 21-й век. - 2005. - № 1. - С. 150-165. собственностью. Кроме того, даже в официальной системе норм укрепилось «многомыслие», не говоря уже о неофициальных. Потенциально маргинальными оказались многие бывшие советские люди. Но если относить к маргиналам большинство общества, сам термин потеряет конкретный смысл, так как будет применим лишь в общем, отвлечённом значении как отражение переходности эпох в жизни масс людей. А как раз в политико-правовом и общеисторическом смысле начало 1990-х гг. вполне маргинально в абстрактно-логическом плане его громадной значимости как яркой промежуточности, переходности в судьбе сотен миллионов людей и целых стран. Несомненной являлась ситуация маргинализации в виде макротенденции, широко раскрывшегося направления развития6. То время стало своего рода масштабным взрывом огромной мощности, очевидно чрезвычайно опасным и разрушительным само по себе. Но, наверное, его основное последствие − длительное и глубокое погружение страны в тотальный кризис − оказалось одновременно отражением и следствием действительной маргинальности, уже по-настоящему структурной, устойчивой и резкой, многократно и длительно самовоспроизводящейся далее. Так, наметившееся направление и макротенденция со временем осуществились. 6 Стариков Е. Н. Социальная структура переходного общества // Политические исследования. - 1994. № 4. - С. 87; Дахин В. Н. Государство и маргинализация // Свободная мысль-XXI. - 1997. - № 4. - С. 52.
