ПОЭТ В КНИГЕ СТИХОВ И АНТОЛОГИИ (по изданиям

реклама
Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 23 (352).
Филология. Искусствоведение. Вып. 92. С. 121–124.
У. Ю. Верина
ПОЭТ В КНИГЕ СТИХОВ И АНТОЛОГИИ
(по изданиям современной уральской поэзии)
Рассматривается специфика позиций автора и текста на примере публикаций в антологиях
«Современная уральская поэзия» 1997–2003 и 2004–2011 гг., «Екатеринбург 20:30», а также книг
стихов Е. Симоновой. В книге стихов фигура поэта определяющая. В антологии основная нагрузка репрезентативности приходится на текст.
Ключевые слова: книга стихов, антология, современная уральская поэзия, Е. Симонова.
Книга стихов и антология создают разные,
но в равной степени авторитетные представления о поэте. Специфика связана с тем, что
в книге стихов складывается авторское и полное, завершенное единство, рецепция которого
относительно самостоятельна. В антологии автор является «одним из», и здесь он представлен фрагментарно и, в свою очередь, является
фрагментом общего, коллективного целого.
Рецепция здесь чрезвычайно зависима от ряда
условий. В частности, концепции самой антологии, ее цели и вида, полиграфического исполнения и так далее.
Поэтическое книгоиздание в последние десятилетия изменилось самым решительным
образом. Не останавливаясь здесь на всем разнообразии этих изменений, отметим лишь важнейшее для нашей темы: книга сохраняет свой
авторитетный статус и в то же время лишается
его в связи с появлением огромного количества поэтических книг, издаваемых вне традиционных процедур отбора. В такой ситуации
парадоксально велика и мала ценность каждой
новой поэтической книги.
Несмотря на все изменения, антология в современном литературоведении по-прежнему
продолжает рассматриваться как средство отбора, хранения, аккумуляции текстов, соответствующих критериям ценности, значимости,
итоговости (см., например, [1; 5]). Ее значение
как некой вехи, ориентира сохраняется, однако и трансформируется в связи с упомянутой
двойственностью ценности поэтической книги
вообще. Заметим здесь, что подчеркиваемая
исследователями необходимость временной
дистанции для выявления ценности и значимости текстов, составляющих антологию, не является бесспорной. Так, уже в первую русскую
антологию 1828 г. вошли новые стихотворения, публикуемые впервые, о чем свидетельствует благодарность, высказанная состави-
телем А. С. Пушкину, барону А. А. Дельвигу,
А. Д. Илличевскому, О. М. Сомову и другим
поэтам, предоставившим М. А. Яковлеву «новые, нигде не напечатанные пиесы».
Издания современной уральской поэзии
представляют для исследования совокупности
обозначенных проблем богатый материал. На
примере Е. Симоновой мы рассмотрим, как
поэт представлен в книгах стихов и антологиях, что именно приобретается или утрачивается в каждом конкретном виде публикации.
Книга Е. Симоновой «Время» (Нью-Йорк:
StoSvet��������������������������������������
�������������������������������������
Press��������������������������������
, 2012) в наибольшей степени отвечает представлению о книге стихов как концептуальной и композиционной целостности.
Стихи объединены автором в циклы и части,
скрепленные неукоснительно соблюдаемой
повторяемостью формы, приемов, мотивов.
Их венчает заключительное стихотворение,
опубликованное отдельно. В каждом из семи
циклов по 12 стихотворений произведения
имеют одинаковую форму. Например, в каждом стихотворении цикла «Софья, глядящая в
колодец и видящая на дне мертвую звезду/голубя невинности» по 14 строк стихи неравносложные, рифмованные. Стихотворения цикла
«Приправы и правда», состоящего из двух частей, разделены на катрены, которые, в свою
очередь, в первой части имеют более длинные
строки, во второй – короткие при сохранении
в двух частях одинаковых названий и рецептов блюд, предваряющих стихи. Разнообразие
приемов, использованных поэтом, и строгое
соблюдение какого-либо приема как объединяющего средства создают сложную схему. При
этом особенно значимыми становятся мотивы,
которые необходимо уловить в их движении
и стремлении стать сюжетом, что в насыщенном стиле автора, с его вниманием к одному,
отдельному слову, представляет собой особую
читательскую задачу. Это пример гармонич-
122
ной и продуманной архитектоники, позволяющей читать книгу стихов как произведение
большой формы.
«Время» Е. Симоновой можно было бы назвать книгой стихов с романным содержанием,
если бы не ее концентрированная лиричность
и лишь потенциальное присутствие сюжета.
Преобладание структуры над сюжетом отличает романы М. Павича, в частности «Хазарский
словарь». По этой особенности, а также по некоторым мотивам и образам книга «Время»
может быть соотнесена с этим романом.
Книга Е. Симоновой описывает созданный
автором мир, фиксируя не только вынесенное
в заглавие время, но и пространство (циклы
«Камни», «Берег»), населяя его («Бестиарий»,
«Хор»), определяя своего рода быт вымышленного мира («Приправы и правда»). Мифогенность поэзии Е. Симоновой бесспорна. О ней
говорится в письме В. Гандельсмана, приведенного в книге в качестве послесловия («…Я
прочел Вашу книгу, но не могу сказать, что
вместил, потому что пространство ее огромно,
это настоящий миф…» [4. С. 154]). В антологии «Екатеринбург 20:30», где составители
предпослали каждому автору небольшой аннотирующий текст, сказано: «Екатерина Симонова работает в пространстве мифа» [2. С. 128].
По идее, каждое стихотворение книги вполне
может быть изъято из целого и опубликовано отдельно или в другом контексте. В то же
время стихотворения, включенные в композиционную схему книги, составленной с такой
поразительной выверенностью, заставляют
предположить, что стихи создавались целыми
циклами и, значит, авторский замысел предполагает их более «крупное» бытование. Значение отдельного стихотворения, изъятого из
книги, конечно же, падает, тогда как «вес» его
возрастает. В книге стихов горизонтальные
связи «дружественны» отдельному тексту,
поддерживают, развивают и дополняют его, в
антологии (коллективном сборнике, журнальной публикации), где небольшое число произведений или даже одно стихотворение должны
представлять автора, «вес» представительности переносится на отдельный текст (или несколько текстов), условия восприятия которых
чрезвычайно уязвимы и зависимы от ряда случайных факторов (от окружения прежде всего).
Повышенная нагрузка на текст ведет к тому,
что стихотворения функционируют и прочитываются иначе, закономерно меняется и представление о поэте. В нашем конкретном случае
У. Ю. Верина
не широта поэтического мышления становится
главным знаком таланта Е. Симоновой, а внимание к слову и образу. Как игрушку, «рукоделие» (А. Застырец), застывший фрагмент, остановленный мир, «фотоснимок» (М. Загидуллина) можно рассмотреть поэзию Е. Симоновой,
собственно говоря, и взятую фрагментом –
подборкой. В подборке Е. Симонова предстает
как поэт, виртуозно владеющий словом и всем
арсеналом средств лирики. Ее миф сужается до
пределов одного стихотворения.
Если взглянуть еще пристальнее, можно
в каждом стихотворении, опубликованном в
книге и в антологии, увидеть смысловое смещение. Р. Фигут определил двойственность
функционирования текста в художественном
целом лирического цикла как «напряжение
между семантической структурой отдельного
стихотворения и семантической структурой
циклового целого», которое «должно беречь и
оспаривать автономию отдельных стихотворений» (выделено нами. – У. В.), поэтому цикл,
собственно, и не является «литературным произведением искусства» [6. С. 18]. То же демонстрируется на примере изъятия стихотворения
из книги и перемещения его в другой контекст. Без сомнения, лучшая в своей целостности подборка Е. Симоновой, представленная
в антологии «Екатеринбург 20:30» включает
четыре стихотворения из цикла «Бестиарий»,
которые разделены другими (из книги «Сад со
льдом»), что цементирует всю подборку общей
«бестиарной» образностью. Завершающее стихотворение подборки не входит ни в одну книгу Е. Симоновой, однако добавляет важную
для автора ноту одиночества (в антологии: «…
пролитый запах волос увядает будто густой
венок. // и просыпающийся одинок»; в книге
«Время»: «…имя не то, что своё, но и моё, // и
закрываешь лицо ладонями, наконец осознав,
что ты один»). Несмотря на то, что стихотворения цикла, разбросанные в подборке и изъятые
из книги, утратили часть своей «мифологизирующей» значимости, они стали организующим средством, позволяющим все же увидеть
в Е. Симоновой не только тонкого лирического
поэта, но автора, склонного к эпическому масштабу своего художественного видения.
Подобная целостность отличает также подборку Е. Симоновой, опубликованную в журнале «Урал» (2014, № 1), где в нескольких
стихотворениях, и достаточной настойчиво,
повторяются имена Пушкина, Чехова, современных поэтов в названиях и посвящениях
Поэт в книге стихов и антологии (по изданиям современной уральской поэзии)
(Е. Сунцовой, О. Дозморова, Ю. Казарина,
Н. Санниковой). От первой строки подборки
(«читатель читает, а плотник – поет…») до последней («мы все призраки. все») складывается
некое уловимое в свей целостности лирическое
размышление.
Интересен в этом смысле анализ подборки
Е. Симоновой, включенной в антологию «Современная уральская поэзия (1997–2003)», составленную В. О. Кальпиди. Стихотворения,
выбранные (но не расположенные) по хронологическому принципу, выполняют конкретно
поставленную составителем задачу: «…Периодически делать “стоп-кадр”… литературного
процесса» [3. С. 13]. В таком контексте стихи
Е. Симоновой (в подборке этого тома большая
часть датирована 2002 г.) действительно и выглядят, и читаются как слепок обозначенного
составителем времени. Они и наполнены знаками современного мира и языка, представляя
в данном случае не поэта, а период (эпизод) в
развитии уральской поэзии. Фрагментарность,
«стоп-кадр» выполняют также функцию фиксации творческой манеры поэта, выхваченной из
его эволюции. Так, в антологию 1997–2003 гг.
вошли стихи, большая часть которых вскоре
была опубликована в дебютной книге автора
«Быть мальчиком» (Нижний Тагил, 2004). В
поэзии Е. Симоновой этого периода тонкий
лиризм сочетался с повышенным вниманием к
знакам телесности, и – современности, то есть
в данном случае «стоп-кадры» индивидуальной творческой манеры и общего движения
уральской поэзии совпали.
Нельзя не заметить некоторых расхождений
в текстах книги и антологии. «Стансов к спящей» опубликовано два, в книге – четыре. «Северная элегия» в книге заканчивается простой
констатацией: «…И шло // Две тысячи второе
лето». В антологии возникают слова, выравнивающие строку метро-ритмически, удлиняя
ее, но добавляющие еще одно «непоэтическое»
выражение к тексту, и так достаточно жесткому, и интонационно, и лексически: «…И шло //
Две тысячи второе, на фиг, лето». Строка стала
ровнее, но стихотворение лишилось гармонизирующего, «снимающего» финала, которое
важно в поэтике Е. Симоновой. Подобного
рода замена произошла и с финалом стихотворения «Единственная я не понимаю…». В
антологии заключительные строки решительнее, ровнее и грубее: «Мы сжеванная принтером бумага // Секреции, секреты и отвага…». В
книге заметно то же стремление к философич-
123
ности финала: «Проглоченная принтером бумага // И ты со мной но не хватает шага». Здесь
стихотворение не только сменило интонацию,
но и лишилось части своего смысла, возникавшего из переклички концовки со строкой: «И
кажется что это шаг до чуда…». Если во всех
случаях это была редакторская правка, то мотивация ясна в свете общей концепции антологии: стихи стали классичнее и жестче, то есть
стали четче выражать представление о поэзии
«здесь и сейчас».
В третьем томе антологии «Современная
уральская поэзия» (2004–2011) Е. Симонова
представлена как автор двух книг: вторая книга «Сад со льдом» вышла в московском издательстве «Русский Гулливер» в 2011 г. Не названная в сведениях антологии третья книга
автора «Гербарий» вышла в том же году в издательстве «���������������������������������
Ailuros��������������������������
» в Нью-Йорке. И в антологии 2011 г. собраны стихи из этих двух книг. В
подборке можно видеть не только новый поэтический язык и стиль Е. Симоновой, но и стремление к целостности и полноте. Так, циклы
«Дом», «Гобелены» даны без сокращений. Не
совпадают в книге и антологии лишь названия:
в книге заглавие «Гобелены. Зеленый триптих. Сон, смерть и пробуждение» предпослано
трем частям, а каждая в отдельности названа
«Гобелен первый. Левая половина. Спящие», а
не «Гобелен № 1…» и т.д. Вся подборка завершается немногословным аккордом с характерной интонацией прощания: «Она умолкает ты
умираешь // весь». Большую часть своих значений, будучи изъятым из целого, утратило стихотворение, озаглавленное в антологии «Зима»
(«Адель берет коньки…»). В книге оно является инициальным к большой части, озаглавленной «Зима», сам же текст заглавия в книге
не имеет. В книге «Гербарий» прозаический
отрывок «Из воспоминаний Адели С.», предпосланный всей книге, стихотворения, открывающие календарные части («Зима», «Весна»,
«Лето», «Осень»), стихотворение «Из дневника Адели» (инициальное в части «Погашенная
лампа») и «Прощание» (завершающее книгу),
вступают в диалогические отношения между
собой, дополняют друг друга, движут сюжет
книги – «петербургской» и «декадансной».
Таким образом, кроме очевидного сокращения, требуемого самим жанром подборки
в журнале или антологии, текст приобретает
свойство представлять поэта (в случае с антологиями уральской поэзии, по замыслу составителя, время или период). Нагрузка на текст
У. Ю. Верина
124
здесь велика, тогда как позиция автора уязвима. Книга же представляет собой целостность,
позволяющую текстам взаимодействовать
между собой, следуя авторскому замыслу или
читательской рецепции. Поэт здесь – демиург,
создатель художественного мира. Колебания
значений, возникающие при перенесении стихотворений из целостного во фрагментарный
контекст, будучи проанализированными хотя
бы бегло, выявляют в каждом случае специфические художественные свойства самих
контекстов, а также поэтических произведений как автономных и контекстуальных единиц. Так, будучи изъятыми из циклов и книг
стихотворения Е. Симоновой, включенные в
антологию «Екатеринбург 20:30», проложили линию преемственности от книги «Сад со
льдом» к книге «Время», а также, включив не
опубликованный текст, прочертили условную
линию в будущую книгу. Антологии современной уральской поэзии разных лет, коррелируя
с изменением творческой манеры автора, создали для Е. Симоновой контексты фиксации
важнейших для нее тем, мотивов, образов.
Остальные свойства «постоянно нового мерцающего большого целого» (Р. Фигут) при этом
были утрачены. Тем не менее, приобретена диалогичность другого рода – между антологиями разных лет. Как было показано на примере
стихотворения об Адели, оставаясь в подборке
антологии лишь иллюстрацией тем, мотивов,
образов, новых для определенного периода,
оно лишилось значительной части своих художественных достоинств. И это связано со специфической чертой «романных» книг Е. Симоновой: в «Гербарии», в отличие от «Времени»,
ясно прочитывается сюжет, скрепленный персонажным субъектом – Аделью. Такая функциональность в книге открывает перед автором
возможности разнообразных стилистических
экспериментов, при этом стихотворение изначально не мыслится как автономное. Суть этих
экспериментов не может быть ясна вне общего замысла. Та же «романная» целостность в
книге «Время» в отсутствие сюжета оставляет
отдельным стихотворениям больше простора
для самоценности, которая лишь меняет свое
свойство при перенесении в другой контекст
(вместо эпического масштаба поэтического дарования мы видим достоинства языка и стиля и
так далее). Так на весах приобретения – потери
выявляется мера самостоятельности стихотворения и книги стихов как «литературного произведения искусства».
Список литературы
1. Баженова, В. В. Русский литературный
сборник середины ХХ – начала ХХI века как
целое: альманах, антология : автореф. дис. ...
канд. филол. наук. Новосибирск, 2010.
2. Екатеринбург 20:30 : антология современной уральской поэзии. СПб., 2013. 164 с.
3. Кальпиди, В. О. Вступление // Современная уральская поэзия (1997–2003) : антология
; сост. В. О. Кальпиди. Екатеринбург, 2003.
239 с.
4. Симонова, Е. Время. N.-Y., 2012. 159 c.
5. Смирнова, Ю. В. Антология как разновидность поэтического сборника : автореф.
дис. ... канд. филол. наук. М., 2003.
6. Фигут, Р. Лирический цикл как предмет
исторического и сравнительного изучения.
Проблемы теории // Европейский лирический
цикл : материалы междунар. науч. конф. М.,
2003. С. 11–38.
References
1. Bazhenova, V. V. (2010). Russkij literaturnyj sbornik serediny XX – nachala XXI veka
kak celoe: al’manah, antologija (=Russian literary
collection middle of the XX – early XXI century
as a whole: an almanac, anthology) : avtoref. diss.
... kand. filol. nauk. Novosibirsk.
2. Ekaterinburg 20:30 : antologija sovremennoj
ural’skoj pojezii (2013) (=Ekaterinburg 20:30 :
anthology of contemporary Ural poetry). SanktPeterburg. 164 s. ISBN 978-5-903984-78-7.
3. Kal’pidi, V. O (2003). Vstuplenie (=Introduction). Sovremennaja ural’skaja pojezija (1997–
2003) (=Contemporary Ural poetry (1997—
2003)): antologija ; sost. V. O. Kal’pidi. Ekaterinburg. 239 s. ISBN 5-829-0375-9.
4. Simonova, E. (2012). Vremja (=Time). N.Y. 159 s. ISBN 978-0-9836790-4-2.
5. Smirnova, Ju. V. (2003). Antologija kak raznovidnost’ pojeticheskogo sbornika (=Anthology
as a kind of poetic collection) : avtoref. diss. ...
kand. filol. nauk. Moskva.
6. Figut, R. (2003). Liricheskij cikl kak predmet istoricheskogo i sravnitel’nogo izuchenija.
Problemy teorii (=Lyrical cycle as a matter of
historical and comparative study. Problems of the
theory). Evropejskij liricheskij cikl (=European
lyrical cycle): materialy mezhdunar. nauch. konferencii, Moskva – Peredelkino, 15–17 nov. 2001.
Moskva. S. 11–38. ISBN 5-7281-0608-0.
Скачать