Как понимать теорию внутренней речи у Выготского: ясное и

Как понимать теорию внутренней речи у Выготского:
ясное и неясное в комментариях Пиаже и Гольдштейном.
Эйдзи КАМИЯ,
Доктор антропологической культурологии, Профессор в университете Киото-Тачибана,
Киото, Япония
I Как известно, Пиаже написал замечания по главам 2 и 6 книги «Мышление и
речь» у Выготского(1962). Этот комментарий - очень интересен, потому что он является
именно единственной литературой, в которой Пиаже рассматривает Выготского. Говоря об
отношении внутренней речи в этой литературе, Пиаже считает, что, с одной стороны есть
расхождение по идеи эгоцентризма между Пиаже и Выготским, и с другой стороны Пиаже
соглашается с Выготским по отношениям эгоцентрической речи и внутренней речи. Пиаже
написал:
«Если я хорошо понимаю Выготского, он не согласен со мной в идеи
интеллектуального эгоцентризма у ребенка. Но он признает существование того, которого я
называю эгоцентрической речью, и он увидит в этой речи исходную точку дальнейшей
внутренней речи, которая сама собой еще хорошо может приводить логическое и также
конец аутизма.»
[ Vygotski, si je le comprends bien, n'est pas d'accord avec moi sur la notion de
l'égocentrisme intellectuel de l'enfant; mais il reconnaît l'existence de ce que j'appelle le langage
égocentrique et il y voit le point de départ du langage intériorisé ultérieur; qui peut d'ailleurs servir
selon lui aussi bien à des fins autistiques que logiques. ](Piaget, 1962, p.502)
Как ясно, Пиаже в 1920 гг. рассмотрел причину уменьшения эгоцентрической речи
от 3 лет по 7 лет как увеличение социализации у ребенка. Здесь не было даже места
внутренней речи. Но Пиаже в 1962 г. признает эгоцентрическую речь как исходную точку к
внутренней речи. Это, конечно, согласие с Выготским, идея которого заключается в том, что
эгоцентрическая речь уменьшается попутно с ростом внутренней речи.
Тем не менее, Пиаже не углубил проблему внутренней речи. Мне кажется, в этом
корне существует различие между обеими схемами развития: схемой от эгоцентризма к
социализации у Пиаже и схемой индивидуализации общественного бытия у Выготского.
Рассматривая еще глубже, здесь есть взгляд на язык у Пиаже. Он понимает сущность речи
только как «перевод» духовного (la mentalité) и никогда не рассматривает активную роль
речи
в
развитии
у
ребенка.
Следовательно,
Пиаже
значительно
говорит
о
интеллектуальных действиях и операциях, но ему не нужно говорить о языке. Правда,
теория эгоцентризма у Пиаже занимает понятие «Я» в познавательном процессе и доходит
к очаровательной идеи «децентрализации». Но факты развития у ребенка показывает, что
после совершенствования «децентрализации» около в 12 лет сразу возникает кризис 13
лет, и что становление самосознания играет решительную роль в возникновении мышления
в понятиях (у Выготского) или разумного познания (у Гегеля). Пиаже не может понимать
этого.
Мне
кажется,
это
указывает,
что
в
кругозоре
у
Пиаже
не
была
идеи
индивидуализации, опирающейся на внутреннюю речь.
II 14 лет назад до опубликования комментария у Пиаже, физиолог в гештальт
школе, специалист в исследовании афазии, Курт Гольдштейн, учитывая главу 7 в книге
«Мышление и речь», всесторонне соглашается с Выготским по его идей внутренней речи.
Гольдштейн написал следующее.
«Я согласен с концептом о внутренней речи, развиваемым Выготским. Это — не
только потому, что этот концепт опирается на хорошее доказательство, но и потому, что он
соответствует идеям человеческого поведения вообще и языка в особенности, которые,
мне кажется, наиболее точно представляют факты. Этот концепт также, мне кажется,
подходящий, чтобы понять, по крайней мере до определенной степени, комплексы каких-то
симптомов. Мы склоны к их рассмотрению как выражение дедиференциации в внутренней
речи и к получению те намеки, как исследовать их дальше».
[“I agree with the concept of inner speech developed by Vigotsky not only because it is
supported by good evidence but also because it is in conformity with the ideas about human
behavior in general and language in particular which seem to me most accurately to present the
facts. It also seems pertinent to me to understand, at least to a certain degree, some symptom
complexes which we are inclined to consider as expression of dedifferentiation of inner speech
and to give hints as to how they should be studied further.”] (Goldstein, 1948, p.98)
Гольдштейн уже в 1912 г. стал рассмотреть расстройство внутренней речи как одну
из сущностей афазии. Он называет этот вид афазии «центральной афазией». С точки
зрения исследования этого вида болезни он определяет внутреннюю речь как следующее:
«Внутренняя речь есть совокупность процессов и переживаний, которые осуществляются,
когда мы будем выражать свои мысли и т. д. и когда мы воспринимаем слушаемые звуки
как язык.»
["Inner speech is the totality of processes and experiences which occur when we are
going to express our thoughts, etc, in external speech and when we perceive heard sounds as
language."] (1948, p.94)
По выражению Гольдштейна внутренняя речь, с одной стороны, находится в
направлении «неязыковых духовных процессов (non-language mental processes)», которая
появляется в организации внутренней речи, соответствующей с «внутренней формой речи
(inner speechform)», то есть, выбором категорий слов, синтаксическими формами,
грамматическими структурами. С другой стороны, внутренняя речь связывается с
внешними орудиями (external instrumentalities), то есть, с переходом в внешнюю речь. Эти
положения находятся близко к теории Выготского.
Если смело показать различие между двумя учеными, то здесь разные места для
значения слова. У Выготского значение слова имеет двойные планы. Значение слова
конечно есть языковое проявление, и в тоже время оно - психологическое проявление, то
есть, обобщение, понятие. Гольдштейн же занимает место значения слова в внутренней
форме речи,связывает эту форму с неязыковыми духовными процессами. Определение же
у Выготского имеет важность в понимании пациента афазнии. Потому, что различение того,
что он сохраняет понятие, хотя не может адекватно изображает это понятие, и того,что его
понятие
носит
ущерб
—
это
различение
является
важной
проблемой
для
реабилитационной практики с афазией.
III Об этом я поясню на одном примере. По моему интервью с членом семьи у
одного пациента, из-за кровоизлияния в мозг, он носил ущерб в поле Вернике. После
операции он понимал немолодую женщину и молодую девушку как свою жену и дочку, но
он совершенно не мог говорить их имена. Он забыл даже свое имя, и когда члены его
семьи указали его имя, то он ответил: «как странное имя!».
В процессе реабилитационной практики этот пациент страдал от своей парафазии.
Например, видя рисунку о ластике, на вопрос: «что это?», он много раз ответил:«это —
карандаш». Позже он говорит: «тогда, хотя я понимал что это — не карандаш, и хотя я даже
имел образ ластика в мозгу, я ошибочно говорил много раз: «это — карандаш». Как
истолковать это в связи с внутренней речи? При этом мы должны вспомнить слова
Выготского: «Ребенок, конечно, раньше усваивает слово «цветок», чем названия отдельных
цветов, а если … он узнает слово «роза» раньше, чем «цветок», то он пользуется этим
словом и применяет его не только в отношении розы, но и в отношении всякого цветка, т. е.
пользуется этим частным обозначением как общим» (2001, с.169). Это указание помогает
нам понимать этого пациента и его парафазию. Он применяет слово «карандаш» как общее
обозначение, то есть, как слова «письменные принадлежности».
Таким образом, обнаруживается то, что у этого пациента живут смысловая сторона
и значение или понятие в его внутренней речи. При этом, по выражению Гольдштейна,
проблема заключается в связи с «внешними орудиями». Так, задачи для реабилитационной
практики становится более отчетливыми. Конечно, эта идея применяется не к всяким
пациентам с афазией, но и к пациентам определенных типов этого болезни.
IV Теперь важное — это то, что Гольдштейн приближает к идей внутренней речи у
Выготского через исследование по отношению афазии с внутренней речью. Но из-за
особенности исследования афазии, то есть, из-за того, что центральное место для
исследования афазии занимает процесс перехода внутренней речи в внешнюю,
Гольдштейн не достаточно раскрывает сущность внутренней речи, в том числе и значения
слова.
То центральное, на которое Выготский указал в главе 7 книги «Мышление и речь»,
есть то, что две стороны речи ――ее языковая форма и семантическое содержание――,
возникающие из непосредственного единства, различаясь, становятся иметь сложные
соотношения, и они нередко двигаются в противоположных направлениях. Об этом
Выготский объясняет на некоторых случаях. Например, это – части и целое в первых
осмысленных славах и однословном предложении; расхождение между спонтанным
употреблением грамматики и логикой у ребенка, в том виде: «грамматика в развитии
ребенка идет впереди его логики» (2001, с.290-1); несовпадение грамматического и
психологического подлежащего и сказуемого, и т. д.
Подобные противоположения и противоречия находятся в отношении внутренней
речи. Выготский написал: «Фазическая сторона речи, ее синтаксис и фонетика сводятся до
минимума, максимально упрощаются и сгущаются. На первый план выступает значение
слова» (2001, с.327). С одной стороны, языковая форма во внутренней речи сгущается до
предела, но, с другой стороны, как семантическое содержание, значение слова выступает
на первый план. Еще более, смысл, возникающий из слова, заключающий в себе значение
слова, чрезвычайно расширяет и развивает, как бы название воплотит на себе все
содержания романа.
Таким образом, две стороны внутренней речи характеризуются как нормальный
распад языковой формы и чрезвычайное расширение семантического содержания.
Поскольку внутренняя речь не имеет ту языковую форму, соответствующую определенному
виду внешней речи, то внутренняя речь легко может переходить во всякий вид внешней —
высказывание, слушание, писание, чтение и в их понимание. Но по одинаковой причине,
при афазии внутренняя речь также легко теряет выход во внешнюю речь. Так, внутренняя
речь — это единство нормального распада языковой формы и чрезвычайного развития
семантического содержания. Такая диалектическая сущность внутренней речи есть самое
главное из главы 7 книги «Мышление и речь», к которой, мне кажется, Гольдштейн
приблизил, но не дошел.
Но важнейшее из комментариев Пиаже и Гольдштейном не находится здесь, но и
заключается в том, что, когда между тремя крупными учеными, стоящими в разных
позициях, и учение одного ученого соглашается с другими двумя, то это учение уже
становится истиной. Идея внутренней речи у Выготского является таким учением, и его
идея с 1948 г. или с 1962 г. продолжает быть истиной. Это — самое главное, которое мы
должны вывести из книги «Мышление и речь».
Литература
Goldstein, K. (1948) Language and language disturbances, N.Y. Grune & Stratton.
Piaget, J. (1962) Commentaire sur les remarques critiques de Vygotski concernant Le langage et
la pensée chez l'enfant et Le jugement et le raisonnement chez l'enfant / Vygotski, L., Pansée et
langage, Traduction de Françoise Sève, suivi de Commentaire sur remarques critiques de
Vygotski de Jean Piaget, 3 édition, La Dispute, Paris, 1997, pp.501-16.
Выготский, Л. С. (2001) Мышление и речь, М., Лабиринт