НОВАЯ КНИГА О РУССКОМ РЕАЛИЗМЕ Л.В. Полякова Учебник
реклама
Гуманитарные науки. Рецензии НОВАЯ КНИГА О РУССКОМ РЕАЛИЗМЕ Л.В. Полякова Polyakova L.V. A new book about Russian realism. The review by L.V. Polyakova discusses the students’ guide by T.T. Davydova “Russian neo-realism: ideology, poetics, creative evolution (E. Zamyatin, I. Shmelyev, M. Prishvin, A. Platonov, M. Bulgakov and others), issued by Moscow Publishing House “Flinta: Science” in 2005. Учебник, учебное пособие по истории русской (или иной) литературы, как правило, представляет собой описание и комментирование, историко-литературное подключение писателя к единому литературному процессу, исследование, освоение которого рассчитано на вполне определенное запрограммированное учебными планами время. Такое издание учит понимать, осмысливать, постигать, узнавать, познавать, интерпретировать, оценивать, ценить, сопоставлять, соизмерять и любить, любить, любить литературу. Этим задачам в полной мере отвечает учебное пособие Т.Т. Давыдовой «Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция (Е. Замятин, И. Шмелев, М. Пришвин, А. Платонов, М. Булгаков и др.)» (М.: Флинта: Наука, 2005). И хотя издание рекомендовано УМО по образованию в области полиграфии и книжного дела для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности 021500 – Издательское дело и редактирование, оно в полной мере удовлетворит интересы и студентов-филологов. Т.Т. Давыдова – доктор филологических наук, известный в России и за рубежом специалист в области истории русской литературы ХХ века, автор монографий «Евгений Замятин» (1991), «Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети ХХ века» (2000), курса лекций «Русская неореалистическая проза (1900–1920-е годы)» (1996), учебного пособия, написанного в соавторстве с В.А. Прониным, «Теория литературы» (2003). Как видим, новая работа Т.Т. Давыдовой в профессиональной биографии исследователя – не случайность. Она посвящена одному из наиболее загадочных и потому наименее освещенных в научной литературе явлению – неореализму. Впрочем, об этом типе национального реализма в первые три десятилетия 154 ХХ столетия, условно говоря, в пору зарождения самого историко-литературного феномена, гораздо более было известно именно тогда, чем к концу века. Именно тогда появились первые формулировки. Например, Е.И. Замятин в цикле лекций по проблемам современной русской литературы и о технике прозы, во-первых, определил место неореалистов в истории русской литературы («символисты сделали свое дело в развитии литературы – и на смену им, во втором десятилетии ХХ века, пришли неореалисты, принявшие в наследство черты как прежних реалистов, так и черты символистов»), вовторых, назвал основные черты метода: юмор, умение «смеяться от нестерпимой боли и сквозь нестерпимую боль»; ирония (неореалисты «не верят ни в Бога, ни в человека»); изображение «подлинной реальности, скрытой за поверхностью жизни так, как подлинное строение человеческой кожи скрыто от не вооруженного глаза»; изображение мира и людей с «преувеличенностью, уродливостью, фантастикой»; антиурбанизм; «язык неореалиста обогатился чисто народными выражениями и оборотами, местными словами» (Лит. учеба. 1988. №5. С. 131-132, 134-135); внимание к теории сказа. Однако уже в то время были и иные определения неореализма. К примеру, А. Воронский, Г. Якубовский и не только они много писали о неореализме, подразумевая под ним реализм нового типа. Да и Е. Замятин несколько позже предпочтет чаще говорить не о неореализме, а о синтетизме. В его заметках «О синтетизме» (1922) термины «неореализм» и «синтетизм» употреблены или через запятую, как например, и «реализм, натурализм», или с соединительным союзом «и». Совершенно очевидно, что в принципе неореализм и синтетизм – разные понятия. Вестник ТГУ, выпуск 1 (41), 2006 Явление синтетизма включает в себя гораздо более обширные и общие изменения в искусстве, чем рождение нового типа реализма – неореализма. Неореализм и синтетизм – проявляют себя на разных уровнях бытования феномена искусства. С одной стороны, внутри конкретного, одного из многих, художественного направления, с другой, – в искусстве в целом как форме общественного и индивидуального сознания. Даже из изложенного мною ясно, насколько сложна история вопроса и сама теория так называемого неореализма. Работа Т.Т. Давыдовой тем и интересна, что в ней впервые в нашей науке предложено конкретное решение проблемы путем анализа многочисленных художественных произведений столь же многочисленных авторов: Е.И. Замятина, А.М. Ремизова, И.С. Шмелева, А.П. Чапыгина, В.Я. Шишкова, М.М. Пришвина, С.Н. Сергеева-Ценского, Б.К. Зайцева, А.П. Платонова, М.А. Булгакова и некоторых других. Отнесен к неореалистам и М. Горький. Автор учебного пособия таким образом включает в неореалистический процесс почти всех ведущих художников первой трети ХХ столетия. Однако столь грандиозный размах и захват неореалистического метода, конечно же, провоцирует на очень внимательное прочтение огромного труда московского исследователя и прежде всего в контексте теоретических дефиниций. И в этом плане закономерна полемика с автором, но полемика плодотворная, способствующая дальнейшей разработке истории и теории неореализма, черты которого с вполне оформленными формами выражения легко обнаруживаются еще в прозе Гоголя, Лескова или, например, Чехова. Книга Т.Т. Давыдовой тем и ценна, что она является первой попыткой фундаментального решения вопроса об одном из видов русского реализма, в связи с которым ранее было принято говорить лишь с использованием двух определений: критический и социалистический. Будущее теории художественного метода связано с изучением многочисленных типов реализма: универсального, фантастического, мистериального, синтетического, монументального… И среди них одно из ведущих мест занимает неореализм. Лучшие страницы учебного пособия Т.Т. Давыдовой связаны с конкретным ана- лизом конкретных художественных текстов, что особенно ценно для обучающихся студентов. Интересно проанализированы «Уездное», «Мы» и «Блоха» Замятина, «Крестовые сестры» Ремизова, «Чевенгур» Платонова, драматургия и «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Кащеева цепь» Пришвина... Приведены биографии писателей, подробная библиография, рассматриваются творческие судьбы писателей и их произведений, многочисленные научные концепции и оценки. Повесть «Уездное» (1912) рассмотрена на фоне древнерусской житийной традиции и притчи о блудном сыне, которые служат основой сюжета, «представляющего собой символическую историю человеческой греховности» (с. 95). Анализируя романантиутопию «Мы» (1921), автор книги оригинален и в основательном исследовании идейно-культурных мотивов, евангельских и ницшеанских, и в постижении законов замятинского стиля, не просто «антиутопического», но и романного. Исследователь показывает, что на языке замятинской художественной философии яркий образ фантастического Единого Государства с его организованным однообразием – область «райского», то есть аполлонического, энтропийного начала, которому в романе предпочтено иное – дионисийское, или энергийное, революционное, несущее в себе высокую жертвенность, вечную волю к жизни, то есть к развитию, движению в «завтра». «Синтетизм» стиля романа описан аналитически. Использование научных элементов речи, «неорганическиорганическая образность», метафорысимволы и метафоры-оксюмороны, авторские окказионализмы – все это подводит к мотивированному выводу о том, что «синтез» и в теории, и в практике автора романа «Мы» «означает максимальную концентрацию средств языкового выражения» (с. 211). Научную ценность представляет и рассмотрение «мифотворчества» Замятина, соотнесенное со сходными поисками А. Толстого, Пришвина, Платонова и Булгакова. Интересный аналог замятинского «рая» Т. Давыдова усматривает в «Мастере и Маргарите», где адские силы изображены неканонично: «Если для христиан и Гете дьявол есть зло, то для Булгакова дьявол – фигура более сложная, напоминающая замятинских Мефи» (с. 284). В трагическом искании ис155 Гуманитарные науки. Рецензии тины, показанном Булгаковым в его романе, нет антиутопического мотива поиска рая, приводящего в ад, но булгаковские комедии «Блаженство» и «Иван Васильевич» Т. Давыдова трактует именно в качестве антиутопии. Как отмечается в издательской аннотации, книга Т.Т. Давыдовой – «первое в СНГ учебное пособие, в котором исследуется малоизученное течение неореализма и дается его типология. Творчество писателейнеореалистов, смелых философов-провидцев и модернистов-экспериментаторов, раскрыто в его разных составляющих (проза, драматургия, литературная критика)». Именно на модернисткой доминанте неореализма настаивает автор учебного пособия. Здесь единомышленниками Т.Т. Давыдовой являются Л. Геллер, Е. Скороспелова, некоторые другие известные литературоведы. Однако эта позиция не бесспорна: реализм он и есть реализм. В наши дни чрезвычайно запутана (впрочем, так было и в прежние времена) теория художественных методов и направлений: как ранее вся литература записывалась преимущественно в реалистическое направление, так сегодня, как правило – в модернистское или постмодернистское, – что более на слуху. К тому же, опрометчиво утверждать: «Все его (Замятина. – Л. П.) произведения, как и проза Пришвина, относятся к неореализму» (c. 7) (выделено мною. – Л. П.). Специалиста в области истории русской литературы ХХ века бесспорно остановит и утверждение Т.Т. Давыдовой: «В зависимости от особенностей картины мира – метафизической или внеметафизической – внутри неореализма выделяются два подтечения: религиозное и атеистическое» (с. 28). В качестве примера «атеистического» подтечения исследователь называет творчество Е.И. Замятина. Конечно, сам этот художник говорил о «течении антирелигиозном», что и цитирует автор учебного пособия (с. 25). Но писа- 156 лось это Замятиным в пылу полемики, в процессе постулирования выдвинутых историколитературных догадок. Ведь не случайно же первые формулы неореализма принадлежали предшественникам Замятина, и он на них опирался, – о. П. Флоренскому, Вяч. Иванову или другим символистам, об «антирелигиозности» которых рассуждать нет смысла. Любопытно, что и кружок «Свободная совесть», пропагандировавший «новую» идеологию, возникший в 1906 году, начертал на своем знамени «синтез философии, религии, общественности и искусства», где религии отведено место рядом с философией. Что касается самого Е.И. Замятина и его «антирелигиозности», то художественная феноменология этого писателя немыслима без нравственно-религиозного аспекта. При всем критическом отношении к институту церкви, религиозная атрибутика художественного пространства этого писателя богата и разнообразна. Христианские и языческие традиции – часть нравственно-религиозной концепции писателя. Во всяком случае, проблему религиозной феноменологии такого писателя, как Замятин, его взгляды на нравственные основы жизни человека сквозь призму народной культуры, этических христианских и языческих постулатов, – недостаточно лишь констатировать. Их сначала надо серьезно исследовать. Новая книга о неореализме написана профессионалом, скажу так, высшего класса. Она, при полном понимании автором сложности не только художественного явления, но и его трактовок, лишена прописных истин, приглашает нас к продуктивной полемике и именно поэтому с интересом будет прочитана не только студентами, но и специалистами в области истории русской литературы. Поступила в редакцию 28.12.2005 г.
