Саратовский государственный университет
реклама
Саратовский государственный университет имени Н.Г.Чернышевского На правах рукописи КОРНАУХОВА ТАТЬЯНА ВЛАДИМИРОВНА ТВОРЧЕСТВО П.И.ВЕЙНБЕРГА В КОНТЕКСТЕ РУССКО-АНГЛИЙСКИХ ЛИТЕРАТУРНЫХ СВЯЗЕЙ ХIХ – НАЧАЛА XX ВЕКА 10.01.01 – Русская литература ДИССЕРТАЦИЯ на соискание учёной степени кандидата филологических наук Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор Жаткин Дмитрий Николаевич Саратов – 2014 Оглавление Введение…………………………………………………………………………...3 Глава 1. П.И.Вейнберг как популяризатор английской литературы в России ……………………………………………………………………………12 §1. Редакционно-издательская деятельность П.И.Вейнберга в контексте русско-английских литературных связей ……………………………………. 12 §2. Литературно-критическое критическое осмысление П.И.Вейнбергом произведений английских писателей и их русских переводов ……………. 27 Глава 2. Восприятие и осмысление произведений английской литературы в творчестве П.И.Вейнберга-переводчика ………………… 69 §1. Шотландские народные баллады в творческом восприятии П.И.Вейнберга………………………………………………………………… 69 §2. П.И.Вейнберг – переводчик пьес Шекспира…………………………….. 80 §3. Перевод П.И.Вейнбергом «Школы злословия» Р.Шеридана в контексте традиций осмысления этого произведения в России ………………………..128 §4. П.И.Вейнберг – переводчик поэзии Роберта Бёрнса…………………. 144 §5. Специфика осмысления произведений английской романтической поэзии и поэтической драматургии в переводческом творчестве П.И.Вейнберга…161 §6. П.И.Вейнберг – переводчик английской поэзии второй половины XIX в. (Э.Баррет Браунинг, К.Россетти, О.Уайльд)………………………………….183 Заключение ……………………………………………………………………..191 Библиографический список …………………………………………………...198 ПРИЛОЖЕНИЯ: Приложение 1. Репутация П.И.Вейнберга как поэта, переводчика и литературного критика: взлеты и падения ………………………………….. 276 Приложение 2. П.И.Вейнберг как переводчик английской научной литературы (на материале перевода трактата Дж.Локка «Мысли о воспитании»)……………………………………………………………………377 Приложение 3. И.Д. Гриневская. П.И.Вейнбергу (В день его последнего юбилея) (Фантазия) (Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 125. Оп. 1. Ед. хр. 27. Л. 46 об. – 47 об.)……………………...380 2 Введение Актуальность исследования и степень изученности вопроса. В последние десятилетия существенно усилилось внимание к проблемам истории русской переводной художественной литературы, истории русского поэтического перевода, что, в числе прочего, привело к переоценке деятельности многих русских переводчиков второй половины XIX в., в частности, Н.В.Гербеля Д.Л.Михаловского (Н.Ю.Тэн-Чагай), (Е.В.Крехтунова). Д.Е.Мина Традиционное (О.В.Милотаева), восприятие второй половины XIX в. как периода снижения качества художественных переводов на фоне их резкого количественного роста сменилось глубинным изучением особенностей творческих манер ведущих русских переводчиков, внесших значительный вклад в укрепление международных связей русской литературы. Творческая деятельность поэта, переводчика и литературного критика Петра Исаевича Вейнберга (1831 – 1908) вызывала пристальный интерес его современников, в последние годы жизни он был окружен славой, почетом и общественным вниманием, был избран почетным академиком Российской академии наук, стал председателем Литературного фонда, непременным участником значимых событий в литературной и культурной жизни. Отчасти он воспринимался как один из последних писателей великого поколения, представленного именами Ф.М.Достоевского и М.Е.Салтыкова-Щедрина, Н.Г.Чернышевского и Н.С.Лескова, отчасти – как выдающийся популяризатор творчества зарубежных авторов, переводчик «новой формации, <…> старавшийся возможно ближе передавать дух подлинника, увлеченный красотами и богатством идейного содержания западноевропейской словесности, стремившийся по мере сил содействовать расширению умственного кругозора русской читающей публики» (Ю.А.Веселовский) [170, с. 287]. Высокие оценки творчества Вейнберга (и прежде всего его переводов), восприятие вейнберговских переводческих принципов в качестве неоспоримых в современных ему литературной критике и литературоведении 3 в сочетании с суровой характеристикой результатов его деятельности в 1920 – 1930-е гг. (В.М.Жирмунский, А.В.Федоров и др.) и практически полным забвением наследия переводчика в последующие годы позволили Ю.Д.Левину высказать мысль о деятельности Вейнберга как «своего рода итоге, которого достиг русский художественный перевод в XIX в.» [366, с. 263], итоге, неизбежно необходимом для зарождения в начале XX в. нового перевода, у истоков которого стояли А.А.Блок и В.Я.Брюсов. Ю.Д.Левин был единственным исследователем советского и постсоветского времени, давшим обзорную характеристику вейнберговского творческого наследия [365, с. 220 – 257; 366, c. 261 – 288; 367, с. 402 – 403]. Появление его работ в 1970 – 1980-е гг. могло дать стимул к доскональному изучению конкретных переводов, литературно-критических материалов П.И.Вейнберга в контексте литературного процесса, но этого не произошло; наше исследование является первым шагом в данном направлении. В виду значительного объема неисследованного в прежние годы фактического материала – П.И.Вейнберг обращался к творчеству свыше шестидесяти европейских (английских, немецких, французских, норвежских, польских и др.) и американских авторов – акцент сделан на одной из сторон научной проблемы: рассмотрении особенностей отражения литературных взаимосвязей России и Англии в вейнберговском творчестве. Целью исследования является изучение литературно-критической, редакционно-издательской и переводческой деятельности П.И.Вейнберга в контексте русско-английских литературных связей. Данная цель конкретизируется исследовательских задач: 1) редакционно-издательской в постановке следующих обобщить и систематизировать сведения о деятельности П.И.Вейнберга, его роли в популяризации английской литературы в России; 2) осмыслить литературнокритические представления П.И.Вейнберга об английской литературе и особенностях ее восприятия русскими переводчиками; 3) охарактеризовать переводческие принципы П.И.Вейнберга, их значение для развития теории 4 русского поэтического переводческого перевода; осмысления 4) проанализировать П.И.Вейнбергом английской особенности поэзии и драматургии (шотландских народных баллад, произведений Шекспира, Р.Шеридана, Р.Бернса, Дж.-Г.Байрона, П.-Б.Шелли, Э.Баррет Браунинг, К.Россетти, О.Уайльда). Объект исследования – литературно-критические публикации П.И.Вейнберга, материалы его редакционно-издательской деятельности; выполненные Вейнбергом переводы шотландских народных баллад, произведений Шекспира, Р.Шеридана, Р.Бернса, Дж.-Г.Байрона, П.-Б.Шелли, Э.Баррет Браунинг, К.Россетти, О.Уайльда; произведения русской литературы, содержащие следы знакомства их авторов с переводческой деятельностью Вейнберга. Предмет исследования – творчество П.И.Вейнберга, рассматриваемое в контексте международного литературного и историкокультурного взаимодействия во второй половине XIX – начале XX в. Материалом для анализа стали оригинальные и переводные поэтические и драматургические произведения, литературно-критические статьи второй половины XIX – начала XX в., дневниковые, эпистолярные, мемуарные и документальные источники. Новизна работы состоит в том, что в ней впервые в контексте русскоанглийских литературных связей осуществлен целостный анализ творческой деятельности П.И.Вейнберга, осмыслены его взгляды на развитие русской переводной художественной литературы, выявлена специфика восприятия русским поэтом-переводчиком английской поэзии и драматургии. Диссертационная работа позволяет расширить представления в области сравнительного литературоведения, русско-западноевропейских литературных связей, истории русского поэтического перевода, а также истории российского книгоиздания. Теоретико-методологическая база исследования сформирована на основе трудов классиков отечественного сравнительного литературоведения (Александр Н.Веселовский, В.М.Жирмунский, М.П.Алексеев, Ю.Д.Левин), 5 исследователей теории и истории художественного перевода (М.Л.Гаспаров, Л.Л.Нелюбин, К.И.Ровда, А.В.Федоров, Г.Т.Хухуни, Р.Р.Чайковский, В.И.Шаповалов и др.), русско-английских литературных и историкокультурных связей (А.А.Елистратова, Д.Н.Жаткин, Е.И.Клименко, Б.Г.Реизов, В.Д.Спасович и др.), истории русской переводной художественной литературы (Г.Р.Гачечиладзе, А.Н.Гиривенко, П.М.Топер, Е.Г.Эткинд и др.), истории русской Н.А.Котляревский, литературы (А.Н.Пыпин, Б.В.Томашевский, А.М.Скабичевский, А.В.Лавров, В.А.Туниманов, Г.М.Фридлендер, А.П.Чудаков, И.Г.Ямпольский и др.), истории английской литературы (Н.И.Стороженко, А.А.Аникст, Л.М.Аринштейн, Н.Я.Дьяконова, Н.Е.Ерофеева, Н.М.Маршова, Н.П.Михальская, А.А.Смирнов и др.). В процессе анализа использовались сравнительно-исторический, сравнительнотипологический, историко-генетический, социокультурный и биографический методы исследования. Теоретическая значимость работы заключается в опыте целостного изучения в аспекте русско-английских литературных связей творчества П.И.Вейнберга, рассматриваемого в контексте эволюции русского поэтического перевода второй половины XIX в. с учетом особенностей процессов, тенденций, специфики осмысления в России западноевропейских произведений, а также фактов преемственности, обнаруживаемых при сопоставлении переводов П.И.Вейнберга с переводами, осуществленными в предшествующее и последующее времени. Достоверность выводов данного исследования обосновывается привлечением к анализу максимально полного объема творческих материалов П.И.Вейнберга, в частности всех известных к настоящему времени литературно-критических статей, переводов из английской поэзии и драматургии, а также значительного числа сопутствующих дневниковых, эпистолярных и мемуарных источников, уточняющих и конкретизирующих обстоятельства обращения русского переводчика к произведениям английских авторов. 6 Практическая значимость исследования состоит в возможности использования его результатов при подготовке курсов лекций по истории русской литературы второй половины XIX – начала XX в., истории русской литературной критики, истории русского поэтического перевода, а также при историко-литературном, стилистическом, текстуальном комментировании произведений английских авторов и их переводов, выполненных П.И.Вейнбергом. Положения, выносимые на защиту: 1. Редакционно-издательская деятельность П.И.Вейнберга, имевшая целью популяризацию русской и западноевропейской литературы и культуры, характеризовалась многообразием проявлений и включала в себя подготовку сборников, хрестоматий и антологий, серии книг «Европейские классики в русском переводе», собраний сочинений западноевропейских писателей, редактирование и выпуск выдержавшей несколько переизданий книги И.Шерра «Иллюстрированная всеобщая история литературы» и др. При формировании составительских книг Вейнберг отдавал предпочтение материалам мировой литературной классики, причем из английских авторов ему были наиболее близки Шекспир, Р.Шеридан, Дж.-Г.Байрон, фрагменты из творчества которых в различных русских переводах системно включались в подготавливаемые им издания. Вместе с тем подбор произведений для включения в составительские книги свидетельствовал и об учете Вейнбергом текущей общественно-политической ситуации, проявившемся в нарочитом внимании к рассказывавшим о тяжелой доле простого народа текстам социальной направленности, среди которых были как русские, так и западноевропейские сочинения (поэзия «искровцев», «Песня о рубашке» Т.Гуда, «Плач детей» Э.Баррет Браунинг и др.). 2. Литературно-критические материалы П.И.Вейнберга по проблемам английской литературы и ее русского восприятия, увидевшие свет в книгах серии «Европейские классики в русском переводе», посвященных У.Шекспиру, Р.Шеридану, Дж.-Г.Байрону, в периодической печати конца 7 1860-х – 1890-х гг., в сборниках переводов английской поэзии, в изданиях историко-литературного и историко-культурного содержания, а также в справочниках, энциклопедиях и др., характеризовались, в основном, компилятивностью, опорой на труды западноевропейских и отечественных предшественников, отсутствием новизны в трактовках произведений. Вместе с тем данные материалы отличала фактографическая основательность, выверка представленных сведений, доскональная детализация, оказавшиеся особенно ценными при подготовке комментариев к публикациям русских переводов. Отдельные очерки представляют Вейнберга собой о Р.Бернсе, образцы П.-Б.Шелли, Ч.Диккенсе биографической литературы, характеризующиеся популярностью изложения, ориентированностью на массового читателя. 3. Формулируя свои переводческие принципы, П.И.Вейнберг отрицал представления эпохи русского романтизма о том, что стихотворное дарование переводчика должно соответствовать дарованию переводимого им поэта, и выдвигал требование о наличии у переводчика поэтического чутья, умения владеть стихом, подлинником. стремления Вейнбергом сохранить отмечена впечатление, передаваемое необходимость воссоздания переводчиком не только достоинств, но и недостатков оригинального текста, в том числе и тех, которые очевидны и существенно умаляют впечатление от прочитанного (схоластические детали, вульгарность, риторический балласт и т. д.). Вполне допустимым для Вейнберга было общее увеличение числа стихов перевода в сравнении с оригиналом при условии, что это расширение, вызванное несколько большей длинной слов в русском языке в сравнении с английским, не влечет появления деталей, не соотносимых с подлинным текстом и замыслом его автора. Вместе с тем Вейнберг требовал учета исторических обстоятельств, соотносимых со временем создания конкретных произведений, досконального знания иностранного языка, бережного отношения к особенностям русского языка, отказа от упрощений, сокращений, различного рода пояснений и комментариев. 8 4. Переводы П.И.Вейнберга из английской литературы характеризуются обращением к произведениям различных исторических эпох – шотландскому народному балладному творчеству, елизаветинской драматургии (девять пьес Шекспира), литературе XVIII в. (Р.Шеридан, Р.Бернс), поэзии и поэтической драматургии сочинениям английского романтизма современных переводчику (Дж.-Г.Байрон, авторов П.-Б.Шелли), (Э.Баррет Браунинг, К.Россетти, О.Уайльд). Указанное разнообразие, существеннным образом отличающее Вейнберга от других современных ему переводчиков, в большинстве своем концентрировавшихся на интерпретации произведений Шекспира и Дж.-Г.Байрона, свидетельствует о глубине его погружения в английский литературный процесс разных столетий. 5. На фоне посредственных переводов поэзии Дж.-Г.Байрона («Оскар Альвский», «Тьма», «Сон»), в большинстве своем не выдержавших соперничества даже предшествующего с времени характеризовавшегося переводами и вольными (А.И.Полежаев, множеством опущений переложениями И.С.Тургенев прочтения и др.), социального стихотворения Э.Баррет Браунинг «Плач детей» особо выделялось мастерство трактовок П.И.Вейнбергом произведений, имевших шотландскую народнопесенную основу, – фольклорных баллад («Эдвард», «Вильям и Маргарита», «Плач Анны Босвель», «Два ворона»), перешедшей в народ песни Дж.Скиннера «Джон О’Беднин», сочинений Р.Бернса (прежде всего, кантаты «Веселые нищие» и стихотворения «Лорд Грегори»). Несмотря на то, что языковой колорит оригиналов нередко сглаживался, ретушировался, опускались экспрессивные лексемы, переводчиком были успешно переданы музыкальность, внутренний накал чувств, сочетание неистребимой романтики и неизбежности приятия суровой реальности, сохранены исторические реалии, нюансы описания, раскрывавшие особенности мышления и нравов шотландцев. Заслугой Вейнберга как переводчика поэзии стали первое в России обращение к творчеству К.Россетти («Милый друг, как умру я – не пой…») и создание уникального поэтического перевода прозаической сказки 9 О.Уайльда «Соловей и роза», в котором трансформация формы сочеталась с предельной корректностью по отношению к содержательной сути уайльдовского замысла. 6. Среди драматических переводов П.И.Вейнберга из Шекспира заметным явлением стал перевод «Отелло», который, характеризуясь целым рядом недостатков и неточностей, приводивших к глубинным искажениям смысла, утрате тональности отдельных эпизодов, разрушению стихотворной формы оригинала, многословию, все же очевидно превосходил по своим достоинствам (легкость для чтения и восприятия, опущение только малозначительных деталей, «живость» описания, точность воссоздания развернутых реплик, умелое версификаторство) переводы предшественников и современников, ни в чем не уступал переводам последующего времени (А.Д.Радлова, М.Л.Лозинский). Прочие переводы пьес Шекспира, выполненные Вейнбергом, либо, имея незначительный успех, некоторое время продолжали переиздаваться при жизни переводчика в силу его высокой литературной репутации, однако в дальнейшем были сразу забыты («Конец всему делу венец», «Король Генрих VIII», «Бесплодные усилия любви»), либо удержались в печати и на сцене в течение двух – трех десятилетий после кончины Вейнберга во многом из-за отсутствия новых переводов на фоне общих сетований на их устарелость и отсутствие достойной замены («Как вам это понравится», «Комедия ошибок», «Венецианский купец», «Виндзорские проказницы» и др.). 7. Переводы Вейнберга из поэтической драматургии Дж.-Г.Байрона, явившись первыми обращениями к конкретным произведениям великого английского романтика, остались незавершенными («Небо и земля») или были завершены переводчиком значительно позднее, на закате творческого пути, когда их появление уже не имело новаторского значения («Сарданапал»). На периферии литературного процесса остался также вейнберговский перевод «Школы злословия» Р.Шеридана, с определенной долей небрежности раскрывавший последнего не как творческую индивидуальность, а как фигуру, 10 привлекательную для Дж.-Г.Байрона как кумира демократически настроенной русской интеллигенции. В более успешном прочтении трагедии П.-Б.Шелли «Ченчи» Вейнберг добился глубины проникновения в специфику авторского мышления, мотивной и образной структуры оригинала, однако и этот перевод вскоре после публикации, еще при жизни Вейнберга, был вытеснен новым переводом К.Д.Бальмонта. Соответствие содержания диссертации паспорту специальности, по которой она рекомендуется к защите. Диссертация соответствует специальности 10.01.01 – Русская литература и выполнена согласно следующим пунктам паспорта специальности: п. 3 – история русской литературы XIX века (1800 – 1890-е годы); п. 17 – взаимодействие русской и мировой литературы, древней и новой; п. 18 – Россия и Запад: их литературные взаимоотношения. Апробация работы и публикации. Материалы диссертации были представлены на Международной научно-методической конференции «Языковые и культурные контакты различных народов» (Пенза, 2014), Всероссийской научно-практической конференции «Вопросы теории и практики перевода» (Пенза, 2013). Основные положения работы подтверждены в авторитетных рецензиях на статьи, принятые к печати журналами, входящими в действующий перечень ВАК РФ, а также одобрены ведущими учеными кафедры, выступившими в качестве рецензентов и экспертов на заключительном обсуждении диссертации. По теме диссертации осуществлено 4 публикации в изданиях перечня ВАК РФ «Мир науки, культуры, образования», «Вестник Бурятского государственного университета», «XXI век: итоги прошлого и проблемы настоящего плюс», «Известия высших учебных заведений. Поволжский регион» (серия «Гуманитарные науки»). Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений. 11 ГЛАВА 1. П.И.ВЕЙНБЕРГ КАК ПОПУЛЯРИЗАТОР АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В РОССИИ §1. Редакционно-издательская деятельность П.И.Вейнберга в контексте русско-английских литературных связей Издания, составленные и опубликованные П.И.Вейнбергом как популяризатором западноевропейских литератур, могут быть условно подразделены следующим образом: 1) сборники, хрестоматии и антологии; 2) серия книг «Европейские классики в русском переводе» и собрания сочинений западноевропейских писателей; 3) журнал «Изящная литература»; 4) книга И.Шерра «Иллюстрированная всеобщая история литературы», выдержавшая переиздания под редакцией Вейнберга. Сборники, хрестоматии и антологии. В разные годы Вейнбергом были составлены книги «Новый поэтический свет. Альманах» (совм. с Д.П.Ломачевским, 1857), «Знание. Сборник для юношества» (вып. 1, 1867), «Европейский театр» (т. I, 1875), «Сборник произведений иностранных поэтов для классного чтения» (1882), «Русские писатели в классе» (вып. 1 – 10, 1881 – 1886), «Ученье – свет. Книга для чтения в классе и дома. Средний и старший возраст» (1883; 2-е изд. – 1899), «Критическая хрестоматия по истории русской литературы» (вып. 1, 1887), «Практика сценического искусства. Хрестоматия» (1888), «Русская история в русской поэзии. Сборник стихотворений» (1888; 2-е изд. – 1899), «Русские поэты. Карманная хрестоматия» (т. 1 – 2, 1904). Сборники, составленные Вейнбергом во второй половине 1850-х – 1860е гг. либо не содержали материалов западноевропейских литератур, ориентируясь на задачи, стоявшие перед писателями, объединившимися в 1859 г. вокруг еженедельного сатирического журнала В.С.Курочкина и 12 Н.А.Степанова «Искра» («Новый поэтический свет. Альманах» [434]), либо включали переводные биографии и статьи по естественным наукам, преимущественно ориентируясь в разделе беллетристики на отечественных авторов – А.К.Толстого, И.С.Тургенева, Н.А.Некрасова, С.Т.Аксакова, Л.А.Мея («Знание. Сборник для юношества» [304]). Помещая за своей подписью в «сборнике для юношества» «Знание» легенду «Вечный Жид», Вейнберг сопроводил ее пометой – «с немецкого» [см.: 304, с. 333 – 334]; там же был напечатан перевод рассказа немецкого писателя Бертольда Ауэрбаха «Трубка» [см.: 304, с. 313 – 332]. В задуманной серии книг «Европейский театр» Вейнбергу удалось в 1875 г. выпустить лишь первый том, посвященный немецкому театру и включавший переводы трагедий Г.-Э.Лессинга («Эмилия Галотти»), И.В.Гете («Эгмонт»), Ф.Шиллера («Смерть Валленштейна»), З.Вернера («Двадцать четвертое февраля»), И.-А.Лейзевица («Юлий Тарентский»), К.Т.Кернера («Розамунда») и драмы А.Коцебу «Ненависть к людям, или Раскаяние», хорошо известных к тому времени в России [см.: 291]1. В предисловии к серии составитель делился размышлениями относительно формы представлений образцов драматических произведений – отрывками или полностью – и объяснял свое решение представлять полные тексты пьес тем обстоятельством, что «отрывки никогда не дают надлежащего понятия о характере всего сочинения, тем более драматического» [450, с. I]. Каждый из значительных драматургов оказывался представленным всего одной пьесой, но такой, «в которой яснее, чем в остальных, выражается общий характер его деятельности» [450, с. I]. При выборе драматургов Вейнберг руководствовался не только «их положительным значением в области 1 Например, сцена из трагедии З.Вернера «Двадцать четвертое февраля» была переведена М.П.Погодиным и опубликована в №23 – 24 «Вестника Европы» за 1823 г. С этой публикацией ознакомился А.А.Дельвиг, о чем свидетельствует его письмо М.П.Погодину от 3 августа 1826 г.: «…как поэта я знаю и люблю вас, хотя, к сожалению, читал только один отрывок – перевод первой сцены трагедии: “Двадцать четвертое августа”. Ежели вы не продолжаете переводить ее, искренно жалею. Мы теряем надежду читать эту трагедию в русском верном и прекрасном съемке» [261, с. 319]. Как видим, А.А.Дельвиг интересовался переводом М.П.Погодина, но при этом не совсем точно указывал даже его название [подробнее см.: 295, с. 71]. 13 истинно-художественной литературы», но и их авторитетом для определенной исторической эпохи как выразителей «литературных вкусов и воззрений данной нации», что позволяло поместить рядом с И.-В.Гете и Ф.Шиллером «слезливого» А.Коцебу и «дикомелодраматического» З.Вернера; учитывалась и «драматичность пьес в строгом смысле этого слова, т. е. то свойство их, которое способствовало успеху произведений на сцене» [450, с. II]. В дневнике А.А.Блока сохранилась запись, относящаяся к концу апреля 1918 г. и свидетельствующая о знакомстве великого поэта с первым (и единственным) томом вейнберговского «Европейского театра»: «Эйлалия. Вейнберг. «Европейский театр», т. I. Обойтись бы, что ли, без V акта (гнусная серость канона, всеуничтожающая пошлость морали)» [72, с. 332]. Суждение А.А.Блока относилось к драме А.Коцебу «Ненависть к людям, или Раскаяние», одной из героинь которой была Эйлалия. Первой составительской антологией Вейнберга, включавшей материалы английской поэзии и поэтической драматургии, стал «Сборник произведений иностранных поэтов для классного чтения» (1882), где английские авторы были представлены наряду с немецкими и французскими [см.: 532, с. 199 – 332]. Примечателен выбор переводов, во многом раскрывавший как личные предпочтения Вейнберга, так и сформировавшиеся к тому времени представления о лучших переводах тех или иных произведений. Так, Шекспир был представлен фрагментами из трагедий в переводах А.И.Кронеберга («Гамлет»), А.В.Дружинина («Король Лир», «Кориолан»), а также фрагментом из драматической хроники «Генрих VIII» в переводе составителя, Дж.Мильтон – фрагментом из «Потерянного рая» в поэтическом прочтении С.И.Писарева, Дж.Крабб – вступлением из поэмы «Приходские списки» в переводе Д.Е.Мина. В сборнике были также помещены переводы В.А.Жуковского («Сельское кладбище» Т.Грея), И.И.Козлова («Вечерний звон» Т.Мура), М.Л.Михайлова – за подписью М.М. («Пахарь» Р.Бернса, «У смертного одра» Т.Гуда), В.Д.Костомарова («Субботний вечер поселянина» 14 Р.Бернса), Ф.Б.Миллера («Сон лэди» Т.Гуда), Ю.В.Доппельмайер («К Ирландии» Т.Мура). В раздел «Английские поэты» по традиции того времени был включен и американский поэт Г.Лонгфелло, представленный переводами Д.Л.Михаловского («Нормандский барон») и составителя сборника (из поэмы «Эвангелина», «Дождливый день»). Серия книг «Русские писатели в классе», вышедшая в 1881 – 1886 гг. и содержавшая избранные произведения А.Д.Кантемира, Д.И.Фонвизина, Екатерины Н.М.Карамзина, II, Г.Р.Державина, М.В.Ломоносова, В.А.Жуковского, А.С.Грибоедова, Н.И.Новикова [522], а также позднейшие «Критическая хрестоматия по истории русской литературы» [351], «Русская история в русской поэзии. Сборник стихотворений» [517; 518], «Русские поэты. Карманная хрестоматия» [523] не включали материалов, интересных с позиций изучения русско-западноевропейских литературных связей. Напротив, эти материалы являлись преобладающими в составленном Вейнбергом издании «Ученье – свет. Книга для чтения в классе и дома. Средний и старший возраст» [597; 598], в предисловии к которому была проведена мысль о необходимости подготовки сборников для чтения, соединяющих «статьи разнообразного характера, несомненно долженствующие и благотворно влиять на эстетическое развитие читающего и обогащать его ум познаниями» [124, с. I]. В свете сказанного Вейнберг отказывался от помещения отрывков, фрагментов из произведений, считая, что «отрывки годятся только для ознакомления со слогом писателя и для ученья наизусть, но отнюдь не для чтения в собственном смысле этого слова» [124, с. II]. В книге «Ученье – свет» были напечатаны, в числе прочего, поэма С.Т.Кольриджа «Старый матрос» в переводе Ф.Б.Миллера [597, с. 27 – 45], стихотворение А.Теннисона «Дора» в переводе А.Н.Плещеева [597, с. 75 – 80], пьеса Шекспира «Комедия ошибок» в переводе Вейнберга [597, с. 201 – 247], баллада Р.Бёрнса «Джон Ячменное Зерно» в переводе М.М. <М.Л.Михайлова> [597, с. 248 – 249], а также статья Вейнберга «Детство и 15 юность Диккенса» [597, с. 46 – 66]. В сравнении с литературой других стран (древнегерманская поэма «Кудруна», рассказ Б.Ауэрбаха «Трубка», стихотворение Г.Лонгфелло «В арсенале», рассказ Г.Флобера «Простая душа», стихотворение Н.Ленау «Иван Жижка» и др.) именно английская литература оказалась представленной наиболее полно. Из русской литературы «для чтения в классе и дома» Вейнберг рекомендовал очерк А.А.Потехина «Путь по Волге», рассказ Л.Н.Толстого «Три смерти», рассказ В.М.Гаршина «Четыре дня», идиллию А.Н.Майкова «Дурочка», повесть А.Ф.Писемского «Плотничья артель», статью Н.И.Костомарова «Обстановка частной жизни в Московском государстве» и др. В кратких примечаниях, ориентированных на школьников, Вейнберг давал характеристику целому ряду английских авторов, в частности, представителям «озерной школы», развивавшим любовь к природе и распространявшим «в нижнем сословии религиозность, гуманность, нравственность, лучшее воспитание» [125, с. 372], А.Теннисону, «в произведениях которого главные достоинства – чувство и простота» [125, с. 372], Р.Бёрнсу как «первому народному поэту Великобритании», воспевшему «жизнь в природе и в людях природы, т. е. в простом народе» и тем самым освободившему английскую поэзию «от оков искусственности и подражательности» [125, с. 374]. Высокую оценку Вейнберга Г.Филдинга, получили роман представивший «История Тома «превосходную Джонса, найденыша» сатирическую картину воспитания и нравов Англии» [125, с. 372], роман «Родрик Рандом» Т.Смоллета, писателя, принадлежащего к «школе изобразителей современной действительности в сатирической форме» [125, с. 372]. Наиболее подробно Вейнберг писал о «Комедии ошибок» Шекспира, отмечая, что, хотя всемирная слава драматурга и зиждется на великих трагедиях, его комедии также представляют собою «огромные достоинства во многих отношениях» [125, с. 373], после чего приводил пространную цитату из русского перевода книги Г.Гервинуса о Шекспире [см.: 206], относящуюся к публикуемому в книге произведению драматурга. 16 Хрестоматия «Практика сценического искусства» [489], составленная в 1888 г. по поручению дирекции Императорских театров и ориентированная на слушателей драматических курсов в Императорском театральном училище, была призвана дать «материал для упражнения в декламации как главном предмете их учебных занятий» [126, с. I]. Весь материал был расположен в книге от простого к сложному – от разделов «Описание», «Повествование» к разделам «Лирическая поэзия», «Драматическая поэзия»; тот же принцип соблюден и внутри разделов: «…сперва идут простейшие <образцы>, произнесение которых сопряжено с наименьшею трудностью, а за ними, в постепенном порядке – такие, декламационная трудность которых увеличивается» [126, с. I]. При формировании заключительного раздела «Драматическая поэзия» Вейнберг, по его собственному признанию, вынужден был ориентироваться не только на личный вкус, пристрастия и интересы, но и на указания преподавателей декламации и сценического искусства, считавших необходимой опору на образцовый классический репертуар, а также включение отрывков «и из таких произведений, которые, не имея серьезного литературного значения, тем не менее, в чисто декламационном отношении, как материал для сценического упражнения, представляются полезными и целесообразными» [126, с. II]. В разделе «Описание» английская литература была представлена в хрестоматии двумя фрагментами из байроновского «Паломничества ЧайльдГарольда» – «Бой быков в Испании» и «Водопад в Италии» [489, c. 20 – 22] – в переводе Д.Д.Минаева. Раздел «Повествование» содержал четыре произведения двух английских авторов – «Шильонский узник» Дж.Г.Байрона в прочтении В.А.Жуковского [489, c. 136 – 139], его же «Умирающий гладиатор» в переложении М.Ю.Лермонтова [489, c. 152], «Сон лэди» и «Сон Евгения Арама» Т.Гуда в переводах соответственно Ф.Б.Миллера и В.П.Буренина [489, c. 148 – 151]. Еще большее число русских переводов английских произведений было помещено в разделе «Лирическая поэзия», куда вошли переводы из Дж.-Г.Байрона («Когда прощались мы…» 17 С.Ф.Дурова, «О, если мне порой…» Н.П.Грекова, «О, если там за небесами…» Д.Л.Михаловского, «Прощай» А.А.Григорьева [489, c. 170 – 171]), Т.Гуда («Песня о рубашке» В.Д.Костомарова [489, с. 180 – 181], «Мост вздохов» Д.Л.Михаловского [489, с. 193 – 195]), а также «Плач детей» Э. Баррет Браунинг в переводе Вейнберга [489, c. 181 – 183]. Как видим, в трех разделах, составленных Вейнбергом исходя из собственных пристрастий, оказались (за единственным исключением) представленными тексты всего лишь двух английских авторов – Дж.-Г.Байрона и Т.Гуда, причем оба они соотносились с «демократическим» направлением литературного развития: первый воспринимался как певец свободы, второй – как защитник обездоленных и несправедливо обиженных. Раздел «Драматическая поэзия» содержал фрагменты из девяти пьес Шекспира – «Ричард II» (д. V, сц. 5; пер. Д.Л.Михаловского) [489, с. 216 – 218], «Ричард III» (д. I, сц. 2, 3; пер. А.В.Дружинина) [489, с. 218 – 227], «Ромео и Джульетта» (д. II, сц. 2; пер. Д.Л.Михаловского) [489, с. 227 – 231], «Отелло» (д. I, сц. 3; пер. Вейнберга) [489, с. 231 – 236], «Мера за меру» (д. II, сц. 2, 4; пер. Ф.Б.Миллера) [489, с. 236 – 243], «Гамлет» (д. I, сц. 2, 5; д. II, сц. 2; д. III, сц. 1, 4; пер. А.И.Кронеберга) [489, с. 243 – 256], «Король Лир» (д. II, сц. 4; д. III, сц. 2; пер. А.В.Дружинина) [489, с. 256 – 265], «Тимон Афинский» (д. II, сц. 5; д. IV, сц. 1; пер. Вейнберга) [489, с. 266 – 267] и «Укрощение строптивой» (д. II, сц. 1; д. V, сц. 2; пер. А.Н.Островского) [489, с. 512 – 516]. Прочая английская драматическая поэзия была представлена минимальным числом фрагментов, причем все они были даны в переводе составителя, – это фрагменты из «Сарданапала» Дж.-Г.Байрона (д. I, сц. 2; д. IV, сц. 1) [489, с. 322 – 329], «Ченчи» П.-Б.Шелли (д. V, сц. 3 – 4) [489, с. 330 – 334], «Школы злословия» Р.Шеридана (д. I, сц. 2; д. II, сц. 1, 2) [489, с. 564 – 571]. Как видим, хрестоматия в полной мере отразила приоритетность в русском сознании творчества Шекспира в сравнении с творчеством других английских драматургов, большинство из которых в ту эпоху даже и не 18 переводились на русский язык, оставаясь известными российскому читателю по переводным статьям литературных журналов и кратким обзорам книг. К составлению сборников, хрестоматий и антологий Вейнберг относился как к чрезвычайно важному и ответственному делу, о чем можно судить по дневниковой записи Ф.Ф.Фидлера от 6 января 1889 г., рассказывавшей о состоявшемся обсуждении подготовленного им сборника переводов на немецкий язык произведений отечественных поэтов «Русский Парнас» (1889). В целом одобрив качество переводов Ф.Ф.Фидлера, Вейнберг резко раскритиковал состав книги, показав тем самым, что мастерство переводчика должно совмещаться с профессионализмом составителя, а также четко обозначив свою гражданскую позицию, проявлявшуюся в ориентации на демократический «лагерь» в русской поэзии: «Из державинских стихов Вы взяли пустую и патетическую оду “Бог”, перевод из Галлера, и не включили ни “Вельможу”, ни “На смерть князя Мещерского”. Пушкина можно было вообще не брать – настолько он превосходит остальную компанию; и зачем надо было переводить “Талисман”? Некрасов представлен восемью стихотворениями, а следовало бы – восемнадцатью: совершенно отсутствует гражданская лирика! Лермонтов подобран у Вас удачно. Для чего переводить Кукольника, Мерзлякова, Красова, Василия Пушкина, Цыганова, Дурова, Водовозова? Меня Вы включили, а Василий Курочкин отсутствует! Следовало бы включить и Буренина… Нет, книга составлена неудачно, и я буду говорить об этом в моей рецензии, конечно, не в таких резких выражениях…» [602, c. 59]. Серия книг «Европейские классики в русском переводе» и собрания сочинений западноевропейских писателей. В 1874 – 1876 гг. в типографии и литографии А.Е.Ландау под редакцией Вейнберга была опубликована серия книг «Европейские классики в русском переводе», представившая вершинные произведения мировой литературы – «Ифигению в Тавриде» И.В.Гете (вып. 1), «Кориолана» Шекспира (вып. 2), «Скупого» Ж.-Б.Мольера (вып. 3), «Ад» из «Божественной комедии» Данте (вып. 4), «Песнь о колоколе», «Лагерь Валленштейна» и баллады Шиллера (вып. 5), «Школу злословия» Р.Шеридана (вып. 6), «Эдипа-царя» Софокла (вып. 7), «Мазепу», «Шильонского узника», «Сарданапал» и мелкие стихотворения Дж.Г.Байрона (вып. 8) [см.: 290]. Каждый из выпусков включал четыре отдела: 19 полный текст произведения; подробные примечания к нему; объяснительную статью историко-критического характера о публикуемом произведении; краткую биографию автора произведения. К публикации привлекались тексты разных переводчиков, однако весь справочный аппарат подготавливался Вейнбергом. О том, какое значение придавалось составителем серии английской литературе, свидетельствует тот факт, что целых три выпуска из восьми содержали произведения английских авторов, тогда как немецкие произведения были напечатаны в двух выпусках, античные, французские и итальянские – каждый в одном. В своем переводе Вейнберг представил «Школу злословия» Шеридана, причем этот перевод, вероятно, выполненный специально для данной серии, впоследствии в полном объеме не републиковался. Также в переводе Вейнберга, осуществленном совместно с А.Л.Соколовским, были напечатаны сцены из трагедии Дж.-Г.Байрона «Сарданапал»; полный текст совместного перевода, в котором первые четыре действия принадлежали Вейнбергу, а пятое – А.Л.Соколовскому, увидел свет в третьем томе издания Н.В.Гербеля «Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов» в том же 1875 г. [см.: 552, с. 187 – 271]. «Кориолан» Шекспира вышел в переводе А.В.Дружинина2, поэма Дж.-Г.Байрона «Мазепа» – в переводе Д.Л.Михаловского, его же «Шильонский узник» – в переводе В.А.Жуковского, его же мелкие стихотворения – в разных переводах. Как видим, предпочтения Вейнберга при выборе переводов были стабильны и обусловливались как их объективным качеством, так и особенностями межличностных отношений с литераторами-современниками. В разные годы Вейнбергом был издан ряд собраний сочинений западноевропейских писателей, среди которых, впрочем, не было 2 На перевод А.В.Дружинина «Кориолан», опубликованный с примечаниями Вейнберга в серии книг «Европейские классики в русских переводах», в 1875 – 1876 гг. откликнулись «Голос» [731, c. 2] и «Варшавский дневник» [449, c. 30], причем в рецензии последнего отчетливо аргументировалась мысль о необходимости издания популярных шекспироведческих работ для учащихся. 20 представителей английской литературы. Наиболее существенными были издательские проекты, позволившие русским читателям познакомиться с произведениями И.-В.Гете [548; 549; 544] и Г.Гейне [550; 551; 194; 195], также увидели свет издания Л.Бёрне [45; 46], В.Гюго [314; 315], Ф.Коппе [341; 342], Ж.-Б.Мольера [406; 407]. Журнал «Изящная литература». В 1883 г. П.И.Вейнберг начал выпуск журнала «Изящная литература», «специально предназначенного для переводов лучших произведений иностранной прессы» [536, с. 490]. Этот журнал, по наблюдению А.М.Скабичевского, был «безуспешен», причем основной причиной неудачи критик считал «недостаток материальных средств, чтобы поставить издание на ноги и привлечь к нему лучшие силы» [536, с. 490]. В действительности, причин было гораздо больше и крылись они существенно глубже. Во-первых, от П.И.Вейнберга отвернулись многие ведущие русские писатели старшего поколения, в памяти которых, даже по прошествии двух десятилетий, была свежа история с «безобразным поступком “Века”». Во-вторых, на общем фоне падения репутации переводческой деятельности и снижения уровня переводов известные литераторы отказывались уделять время на подготовку переводных произведений. Так, в письме от 22 октября (3 ноября) 1882 г. И.С.Тургенев напрямую отказал Вейнбергу в присылке материалов для организованного им журнала: «…я не в состоянии обещать Вам какую-либо переводную статью. Я в долгу перед моими издателями насчет оригинальных обещанных статей – где же мне браться за переводные?» [589, с. 76]. Подобным же был ответ так и не ставшего автором «Изящной литературы» М.Е.СалтыковаЩедрина, акцентировавшего в письме от 2 января 1885 г. проблемы со здоровьем и отсутствие всякого желания переводить что-либо для вейнберговского издания: «Вы требуете от меня переводов. Я не отказываюсь и не имею причин отказываться от содействия Вашему журналу, но все-таки оригинальная работа для меня симпатичнее и даже 21 обязательнее <…>. Будущим летом я постараюсь выполнить Вашу просьбу, но ранее ничего обещать не могу» [528, с. 117]. Представляя содержание «Изящной литературы», Вейнберг называл в качестве основных его составляющих полные переводы произведений прошлого, а также новых авторов при условии соответствия требованиям художественности, понимаемым «как соединение воспроизведения живой действительности с соблюдением существенных законов эстетики» [438, с. 156]; сокращенное изложение тех произведений, которые «в целом стоят ниже требований художественной критики», но заключают в себе «отдельные, выдающиеся по литературному достоинству, места» [438, с. 156], переводимые полностью; библиографический указатель новых переводных книг с краткими рецензиями на наиболее значительные из них. В письме А.Н.Островскому от 15 октября 1882 г. издатель «Изящной литературы» определял и идейную основу своего журнала, призванного, в условиях наплыва низкопробной зарубежной беллетристики «в невообразимо безобразных переводах», по возможности «поправить <…> зло, причиняемое изящному вкусу нашей публики» [155, с. 47]. Среди литературе» писателей, Вейнберга, предполагавших но не опубликоваться увидевших в «Изящной напечатанными своих произведений, следует назвать А.Н.Плещеева, передавшего для публикации свой перевод пьесы Эмиля Ожье «Медные лбы»: «У меня взял ее <пьесу> Петр Исаевич Вейнберг и половину ее уже набрали, но журнал его “Изящная литература” внезапно прекратился» (из письма А.Н.Плещеева А.П.Чехову от 2 октября 1888 г.) [472, c. 331]. Как видим, журнал Вейнберга «Изящная литература», в сравнении с подготовленными им сборниками, хрестоматиями и антологиями, собраниями сочинений зарубежных авторов, не вызвал значительного интереса в литературной и читательской среде. Книга И.Шерра «Иллюстрированная всеобщая история литературы» под редакцией Вейнберга. Уже первое издание «Иллюстрированной 22 всеобщей истории литературы» обусловило в 1895 г. противоречивый отклик «Нового слова», анонимный автор которого отмечал, что перевод «удовлетворителен и ясен», но при этом даже в малой мере не устранил многочисленных фактических ошибок, имевшихся в оригинале. Рецензент критиковал сам оригинал И.Шерра, в котором «царил полнейший произвол», характеризовавшийся опущением важных, существенных явлений литературного процесса, акцентировкой пустячных, незначительных деталей и в целом делавший книгу мало пригодной для первого знакомства со всеобщей литературой. По его мнению, вместо настоящей истории литературы книга И.Шерра «дает только длинный перечень имен», суховатое и при этом излишне витиеватое, наполненное полемическими шутками изложение некоторых произведений, способное «оттолкнуть всякого, нуждающегося в истинном, серьезном знании» [689, c. 75]. Оценка деятельности Вейнберга, само имя которого «служит достаточным ручательством за <…> достоинства» [182, c. 497] перевода, была существенно более высокой в относящейся к 1897 г. рецензии «Русской мысли», выделявшей в книге «меткие и оригинальные характеристики событий» в сочетании «с научной объективностью и осторожностью в выводах», авторское умение совместить глубину и тщательность анализа со сжатостью изложения [см.: 182, c. 496]. Труд И.Шерра опирался на новейшие исследования, позволявшие выигрышно представить многие разделы обзора, особенно те, что связаны с позднейшими эпохами литературного развития. И.Шерр, по наблюдению рецензента, не только доводил обозрение до новейшего времени, давал «сжатые, но интересные характеристики <…> писателей», но и представлял «определенную и ясную группировку их по направлениям и ряду творчества» [182, c. 496], причем ни одно творческое направление, «где бы оно не возникло и как бы незначительно оно не было, не ускользало от его внимания» [182, c. 497]; обзор английской литературы заканчивался «характеристикой прерафаэлитизма, салонной поэзии, драм и эссеистов» [182, c. 496]. 23 Второе, дополненное издание книги И.Шерра, напечатанное под редакцией Вейнберга в 1903 г., также получило доброжелательный отзыв «Русской мысли», особо подчеркнувшей акцент автора на перечислениях и хронологии, несколько оттеснивших на второй план осмысление эволюции идей, литературных влияний и критических оценок. В И.Шерре, как «превосходном знатоке всемирной литературы, тонком эстетике и историке», рецензент подчеркивал особое умение «устанавливать связь между исторической обстановкой и литературным творчеством», превращаться «из простого обывателя <…> в сурового критика, в пламенного публициста или страстного панегириста» [690, c. 280]. Однако постепенно труд И.Шерра и его перевод под редакцией Вейнберга стали восприниматься как нечто устаревшее, не соответствующее современному состоянию научного знания. В.Я.Брюсов, поместивший под псевдонимом Пентаур отклик на страницах «Весов» за 1905 г., признавал, что данная книга отнюдь не беспристрастна, хотя и написана неординарным, ярким человеком: «…это <…> труд, частью даже партийный, довольно часто погрешающий против научных требований, для наших дней устаревший, – но написанный сильно, ярко, живо, с одушевлением человека, любящего литературу, много читавшего, думавшего и имевшего свои самостоятельные суждения» [453, c. 63]. Доработка книги И.Шерра специалистами уже после его смерти позволила устранить фактографические ошибки, придать ей функцию справочника, полезного «для первого знакомства с фактами из истории литературы», но при этом была смягчена «резкость упрямого автора», многие описания стали более бледными, приближенными к трафарету [см.: 453, c. 63]. Существенно более критичным было отношение В.Я.Брюсова к переводу под вейнберговской редакцией, которую «ни в каком случае нельзя признать удовлетворительной»: «Произношение громадного числа имен собственных в тех отделах книги, которые не были переведены раньше, под редакцией не г. Вейнберга, безнадежно искажено <…>. Стихотворные цитаты, встречающиеся в тексте, то переданы прозой, то приведены в стихотворных переводах и 24 зачастую совершенно чудовищных, искажающих подлинник, так что становятся почти комичными восторженные отзывы автора книги об этих отрывках» [453, c. 64]. В качестве примеров неудачного выбора переводов В.Я.Брюсов упомянул использование «безграмотного перевода Н.Голованова» при описании Данте, тогда как лучший перевод «Божественной комедии» принадлежал Д.Е.Мину; обращение к «тяжелым и неуклюжим» [453, c. 64] анонимным переводам произведений древности и др. Особенно неудачным, «составленным очень плохо» [453, c. 64] представлялся рецензенту раздел, посвященный истории русской литературы, авторами которого были Вейнберг и П.О.Морозов. Саркастически высмеивая отдельные некорректные суждения о жизни и творчестве А.С.Пушкина, И.И.Козлова, М.Горького и молодых прозаиков начала XX в., В.Я.Брюсов отмечал отсутствие в очерке имени Ф.И.Тютчева при наличии имен «таких полных ничтожеств, как Скиталец или какая-то С.Смирнова» и указывал, что «к чести немецкой осведомленности и к стыду русского редактора <…> подлинное издание знает Тютчева и умеет ценить его» [453, c. 65]. В №4 «Русского богатства» за 1905 г. в связи с выходом книги И.Шерра под редакцией Вейнберга А.Г.Горнфельдом были проведены параллели между всемирной литературой и национальной литературой, указано, что все большее значение приобретает изучение общего литературного течения, «основанного на взаимодействии национальных литературных форм и образов» [230, c. 59]. Книга И.Шерра была написана в тот период, когда к историям всемирных литератур «предъявляли сравнительно невысокие требования» [230, c. 59], когда под таким названием вполне могли публиковаться сведенные под одной обложкой разрозненные описания «национального литературного развития отдельных народов земли» [230, c. 60], перенасыщенные разнообразным «балластом» из имен и заглавий. Как и В.Я.Брюсов, автор «Русского богатства» признавал крайнюю неудовлетворительность очерка, посвященного русской литературе, в особенности, послепушкинскому периоду, осмысленному П.О.Морозовым. Отдельным упреком переводчикам стало их стремление 25 интерпретировать заглавия иноязычных произведений, что невозможно сделать, не зная их содержания, – в результате «получился ряд неверных переводов, а то и курьезов, бросающихся в глаза даже при беглом просмотре книги» [230, c. 61]. Устарелость книги И.Шерра под редакцией Вейнберга была признана и рецензентом «Русской мысли», вынужденным, однако, согласиться, что «пока <…> заменить ее нечем, так как до сих пор нет другого такого сжатого, целостного, строго научного и в то же самое время столь доступного для большой публики общего обзора в истории литератур всех культурных народов древнего и нового мира» [317, c. 438]. По мнению автора рецензии, дополнительные главы к новому изданию книги, посвященные истории славянских литератур в целом и истории русской литературы в частности, стали «небольшим приобретением» для книги, в них «много всевозможных неточностей, даже ошибок», к тому же «характеристики некоторых писателей слишком коротки и не дают о них решительно никакого представления» [317, c. 438]. Уверенно утверждая, что очерк русской литературы «составлялся очень спешно по популярным руководствам без всякого самостоятельного изучения материала» [317, c. 438], рецензент приводил примеры общих характеристик отдельных русских писателей, в частности, А.П.Чехова, В.М.Гаршина. Как видим, редакционно-издательская деятельность Вейнберга, характеризовавшаяся многообразием форм и продолжавшаяся практически полвека, существенно способствовала популяризации в России произведений западноевропейской (в т. ч. и английской) литературы, среди которых особое место уделялось как вершинным достижениям писателей прошлого, так и сочинениям нового времени, передававшим мысли и настроения, созвучные мировосприятию самого редактора и издателя. Среди наиболее интересных для Вейнберга авторов были не только те, чьи собрания сочинений он редактировал и издавал (И-В.Гёте, Г.Гейне, Л.Бёрне и др.), но и те, чьи произведения системно включались им в различные хрестоматии, сборники, 26 антологии, печатались отдельными сборниками (Шекспир, Р.Шеридан, Дж.Г.Байрон, Т.Гуд и др.). Приоритет, отданный литературной классике, не заслонял в сознании Вейнберга актуальных общественных задач литературы, к решению которых он подходил с демократических позиций, выказывая очевидное предпочтение произведениям социальной направленности – будь то «Песня о рубашке» Т.Гуда, «Плач детей» Э. Баррет Браунинг, сочинения русских поэтов-«искровцев» и др. §2. Литературно-критическое осмысление П.И.Вейнбергом произведений английских писателей и их русских переводов Литературно-критические материалы П.И.Вейнберга, затрагивающие вопросы английской литературы и художественной культуры, могут быть систематизированы в несколько групп: 1) биографические очерки в книгах серии «Европейские классики в русском переводе», посвященных У.Шекспиру, Р.Шеридану, Дж.-Г.Байрону; 2) очерки и статьи об английской литературе в периодической печати конца 1860-х – 1890-х гг.; 3) обзорные очерки и иные материалы компилятивного содержания в изданиях переводов английской поэзии; 4) статьи, посвященные осмыслению деятельности русских переводчиков английской поэзии; 5) материалы по английской литературе в изданиях историколитературного и историко-культурного содержания, а также в справочниках и энциклопедиях; 6) перевод цикла лекций о Шекспире Бернгарда Бринка (Тен-Бринка). Биографические очерки в книгах серии «Европейские классики в русском переводе». Серия книг «Европейские классики в русском переводе» (1874 – 1876) включала в себя, помимо переводов произведений И.-В.Гете, У.Шекспира, Ж.-Б.Мольера, Данте, Ф.Шиллера, Р.Шеридана, Софокла, Дж.27 Г.Байрона, сопутствующие литературно-критические материалы об этих авторах, подготовленные П.И.Вейнбергом. Так, публикация перевода «Кориолана» У.Шекспира, выполненного А.В.Дружининым, сопровождалась примечаниями [114, c. 209 – 213], объяснительной статьей [113, c. 214 – 222] и биографическим очерком «Вильям Шекспир» [111, c. 223 – 232]. Если примечания были призваны дать непосредственные уточнения по тексту, толкования отдельных слов и выражений, упомянутых Шекспиром, то в объяснительной статье достаточно полно раскрывалась история написания трагедии, говорилось о том, какие пьесы (в т. ч. и из римской жизни) предшествовали появлению «Кориолана», анализировались его содержание и образ главного героя. Пространные цитаты из шекспироведческих трудов литературоведа Г.Гервинуса и писателя Р.Женэ, к тому времени либо опубликованных, либо готовившихся к публикации на русском языке, свидетельствовали о том, что материал составлялся с учетом достижений современной науки о Шекспире. Обобщая высказывания предшественников и собственные наблюдения, Вейнберг делал вывод, что «Кориолан» «принадлежит к лучшим произведениям Шекспира как по своей внутренней сущности, так и в сценическитехническом отношении» [113, c. 221 – 222], несмотря на то, что начальные фрагменты «с длинным рядом народных и боевых сцен» лишены «твердости драматической постройки», появление которой во втором и четвертом действиях служит доказательством «гениальной способности Шекспира самостоятельно творить драматическую форму» [113, c. 222], следуя за историческими источниками. Еще одним достоинством «Кориолана» Вейнберг считал неослабевающую «драматическую эффектность», которая «поддерживается в одинаковой степени до той минуты, когда занавес падает окончательно» [113, c. 222]. В компилятивном очерке «Вильям Шекспир», помимо общеизвестных биографических данных, материалов, заимствованных из трудов Г.Гервинуса, а также хронологии создания шекспировских произведений, 28 содержались оценочные суждения, касавшиеся отдельных сочинений великого драматурга. Так, поэмы «Венера и Адонис» и «Похищение Лукреции» характеризовались Вейнбергом как «весьма слабые, напыщеннориторические, но бывшие совершенно во вкусе того времени» [111, c. 230], сонеты – как произведения с определенным поэтическим достоинством, не представлявшие, вместе с тем, «ничего особенного» и давно бы уже забытые наряду «с множеством других произведений этого рода» [111, c. 230], если бы не великая драматургия Шекспира. Характеризуя Шекспира как гениального драматического писателя, Вейнберг подчеркивал многообразие его дарования, проявившееся в создании произведений самых разных жанров – «и страшной трагедии со всеми ужасами человеческого злодейства и человеческих страстей, и строгой исторической хроники в стихах, и комедии, вызывающей неудержимый смех своим неистощимым юмором» [111, c. 231]. Беря за основу «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, труды английских хроникеров, Шекспир, по наблюдению Вейнберга, использовал их в качестве «канвы», на которой «вышивал чудные узоры, возбуждающие до сих пор наше удивление», позволяющие говорить о нем, как об «учителе с неоспоримым нравственным авторитетом и надежнейшем руководителе в жизни» [111, c. 232]. Публикация вейнберговского перевода «Школы злословия» Р.Шеридана в шестом выпуске серии «Европейские классики в русском переводе», также сопровождавшаяся примечаниями [120, с. 151 – 152], объяснительной статьей [119, с. 153 – 156] и биографическим очерком [122, с. 157 – 169], может быть признана одной из самых примечательных в истории русского восприятия знаменитой английской комедии. Осмысливая «Школу злословия», появившуюся в период упадка английского драматического искусства, как «лучшее выражение <…> деятельности» [119, с. 154] Шеридана, не потерявшее актуальности и по прошествии столетий, Вейнберг отмечал ее «безотносительные достоинства», среди которых такие общие, как «правдивость изображения, типичность всех характеров и блистательное 29 остроумие», и такие частные, как «верное воспроизведение английских нравов тогдашнего времени» [119, с. 155]. Тем самым, по мысли Вейнберга, «Школа злословия» гармонически сочетала в себе черты общечеловеческие и сугубо национальные. Считая название комедии недостаточно точным в силу того, что в ней осмеивалось не злословие, а лицемерие, Вейнберг, вслед за А.В.Дружининым, проводил аналогии между произведением Шеридана и «Тартюфом» Ж.-Б.Мольера, отмечал неоспоримое превосходство последнего: «…там, где Шеридан беззаботно шутил и дробил все действие во вред единству целого, французский поэт являлся судьей-поэтом» [119, с. 155 – 156]. Вместе с тем пьеса Шеридана, бравшая сюжет из современной жизни, была способна «взволновать, рассмешить и увлечь собою массу самых непросвещенных зрителей», тогда как мольеровский «Тартюф» мог получить достойную оценку только от «истинных чтителей поэзии, и не на сцене, а в тиши кабинета, посреди умного уединения» [119, с. 156]. По материалам очерка А.В.Дружинина «Жизнь и драматические произведения Ричарда Шеридана», впервые напечатанного в 1854 г. в «Современнике» [см.: 283], был подготовлен и биографический материал Вейнберга «Ричард-Бринсли Шеридан», позволяющий утверждать, что писатель весьма начинаниям скептически автора «Школы относился ко злословия», многим литературным считал сложным и непредсказуемым его характер, восхищаясь лишь ораторским даром Шеридана. Уже из первых строк очерка становилось понятно, что Вейнберг не предполагал идеализировать своего героя: «Шеридан <…> и в детстве отличался, во-первых, необыкновенною красотою, во-вторых – постоянно веселым нравом, в-третьих – леностью самою безграничною, которая приводила в отчаяние его родителей и учителей» [122, с. 157]. Ранние переводы Шеридана из античных авторов характеризовались как излишне вольные («пропускал места, трудные для понимания, и примешивал целые страницы своего собственного изделия» [122, с. 158]), первая комедия 30 «Соперники» – как «живая, светлая, обворожительная по своему духу», но при этом «слабая по частностям и грешащая особенно тем, что большая часть действующих лиц несомненно впадает в карикатуру», либретто оперы «Дуэнья» – как «довольно пустое, хотя остроумное» [122, с. 160]. По мнению Вейнберга, значительная часть таланта Шеридана как поэта и драматурга была растрачена впустую, на перелицовку рукописей молодых авторов, исправление мелких пьес и т. п., что, в конечном итоге, позволило утверждать, что «только три года своей жизни <Шеридан> мог назваться драматическим писателем» [122, с. 160]. После создания «Школы злословия» Шеридан перешел к политической деятельности, избирался в парламент, выступал там с яркими и запоминающимися речами, но постепенно растерял свою популярность, жил и умер в нищете и полной апатии. Однако, как отмечает Вейнберг, благодаря «Школе злословия» и нескольким другим произведениям, созданным в краткий период художественного творчества, Шеридан оказал благотворное влияние на драматическую литературу Англии [см.: 122, с. 169]. Для посвященного Дж.-Г.Байрону восьмого выпуска «Европейских классиков в русском переводе» Вейнбергом были подготовлены примечания [121, с. 159 – 161] и биографический очерк [117, с. 162 – 186]. Подробно представляя этапы жизненного пути Дж.-Г.Байрона, писатель упоминает конкретные произведения великого английского поэта, причем старательно избегает каких-либо оценок, – только в отношении драмы «Вернер» было указано, что она «слабая» [117, с. 182]. Отдельно затронуты дружеские отношения Дж.-Г.Байрона и П.-Б.Шелли, прерванные смертью последнего, отмечена роль «слишком доброго и благородного» [117, с. 182] П.-Б.Шелли в публикации байроновских произведений на страницах журнала «The Liberal» («Либерал»), издававшегося Джеймсом Генри Ли Гентом. Очерки и статьи об английской литературе в периодической печати конца 1860-х – 1890-х гг. В журналах «Отечественные записки», «Пчела», «Живописное обозрение», «Нива», «Русское богатство» и в газете «Санкт31 Петербургские ведомости» в конце 1860-х – 1890-е гг. Вейнбергом были опубликованы очерки и статьи, посвященные биографии и творчеству таких авторов, как Шекспир, Р.Бернс, Дж.-Г.Байрон, Ч.Диккенс, Дж.Элиот, Т.Карлейль. В статье «Джордж Эллиот», напечатанной в №10 «Отечественных записок» за 1869 г., осмыслены литературная биография и характер произведений писательницы, получившей «огромную и вполне заслуженную известность не только у себя дома, в Англии, но и во всех других странах» [109, с. 260]. Усматривая в творчестве Дж.Элиот несомненное влияние У.Теккерея, Вейнберг вместе с тем признает, что у каждого из этих авторов, изначально принадлежавших «к английской школе истинного, так сказать, чистокровного реализма», есть свои «характеристические особенности», заключавшиеся в различии подходов к осмыслению действительности: если У.Теккерей занимался изображением разлагающих сторон жизни, показывал «отвратительный мир, в котором каждое человеческое сердце есть не что иное, как лава тщеславия на ярмарке жизни», то Дж.Элиот, напротив, умела отыскать «во всем ядовитом – спасительное, во всем мерзком – достойное сострадания» [109, с. 261]. По наблюдению Вейнберга, У.Теккерей несколько возвышается над своими героями, представляя их одновременно полустрадательно и полупрезрительно, «в самой привлекательной личности <…> находит ядовитого червя, который подтачивает ее и ведет к гибели», Дж.Элиот же, напротив, «постоянно ходит среди своих действующих лиц и обращается с ними любовно и интимно», видит в самом порочном человеческое достоинство, «раздувает искры божественного огня» [109, с. 261]. Относя Дж.Элиот к числу писателей, изображавших «не внешние отношения людей, но внутреннюю сторону человека» [109, с. 262], интересовавшихся не столько событиями, сколько душевными состояниями, воссоздававших действительность с эпическим спокойствием и размахом, «привязываясь» к мелким, кажущимся незначительными деталям, Вейнберг 32 признавал, что мельчайшее для Дж.Элиот «так же загадочно и удивительно, как величайшее» [109, с. 263]. Свои мысли критик иллюстрировал на примере конкретных произведений Дж.Элиот, в частности ее романа «Адам Бид», где многие внешне несущественные подробности оказываются при внимательном чтении «частями одной картины, сопоставленными между собою самым гармоничным образом» [109, с. 270]. Не усматривая в «Адаме Биде» отчетливой тенденциозности, Вейнберг все же называл этот роман «социально-демократическим и притом имеющим в этом отношении громадное значение» [109, с. 270] в виду правдивого и сильного выражения чувства гуманности. Не преувеличивая умственных возможностей и эмоционального богатства людей низших сословий, писательница, по мнению критика, убеждает, что «эти люди, именно в своем настоящем виде, достойны нашей любви» [109, с. 270]; в акцентировке существенных черт во внутренней и внешней жизни социальных низов и состоит культурноисторическое значение романов Дж.Элиот. В романе «Силас Марнер», представляющем собой «картину-жанр, выполненную самым отчетливым образом, превосходно сгруппированную, правильно освещенную, без малейших неверностей в рисунке», Вейнберг отчетливо усматривал «печать кроткой серьезности» [109, с. 273], истинную мудрость и безропотную покорность судьбе. По глубине и задушевности изображения сельской жизни роман напомнил критику произведения немецкого писателя Б.Ауэрбаха, хотя последний и впадает в идеализм, ставя перед собой исключительно художественные задачи, тогда как Дж.Элиот, напротив, остается в границах реального мира, преследуя нравственногуманную цель: «Если Эллиот лишен богатства, полноты пафоса, поэтического воодушевления Ауэрбаха, то немецкий романист уступает в свою очередь английскому в правдивости и наивности. У обоих их мы удивляемся глубокому знанию низшей натуры, истинному пониманию своеобразных, наивных и часто грубых воззрений земледельческого сословия, теплому сочувствию к его нуждам и здравой оценке житейских 33 отношений простого человека» [109, с. 273 – 274]. Изображая внутреннее состояние души Силаса Марнера, осуществляя ее психологический анализ, Дж.Элиот, по мысли Вейнберга, пытался вызвать к герою не сострадание, но сочувствие, подчеркивал его недюжинную душевную силу, дающую возможность окончательно не сломиться «под гнетом горького разочарования» [109, с. 274]. В «Мельнице на Флосе» для Вейнберга особенно существенны мысли о нравственном освобождении женщин, о необходимости духовной пищи для молодых, энергических душ, в романе «Ромола», написанном на материале флорентийской истории XV в., критиком выделяются опора на психологическое воспроизведение исторических характеров, сочетание свободного порыва фантазии и старательности, с которой из поступков героев выводятся нравственные законы, тонкое понимание взаимосвязи исторических событий, живописная красота языка. В целом считая, что итоговые романы Дж.Элиот «значительно уступают первым свежестью и силою» [109, с. 284], Вейнберг усматривал в «Ромоле» и существенные недостатки, такие, как наличие излишних подробностей, ослабляющих внимание читателя, морализации, склонность совершенно к сентенциозным неуместным при размышлениям воссоздании и великих исторических событий, отсутствие какой-либо связи вымышленных героев с этими событиями, частичную утрату колорита эпохи. Позднейший политический роман Дж.Элиот «Феликс Гольт», как указывает Вейнберг, лишен многих достоинств ранних произведений, в нем нет прежней «свежести и силы», «тон – сух и как-то безжизнен, и только по временам холодность и веселость изложения оживляется прекрасными сценами и размышлениями» [109, с. 289]. Относя Дж.Элиот к «первым романистам нашего времени» [109, с. 289], критик усматривал в ее произведениях не только соединение глубины содержания с красотой формы, но и «чистое и искреннее чувство гуманности, <…> нежнейшей любви к человечеству» [109, с. 290], которым 34 пронизаны как описания живой силы народа, трагических законов человеческой жизни, так и философские умозрения английской писательницы. В 1870 г. в «Отечественных записках» увидела свет подготовленная Вейнбергом переводная статья «Новые сведения о брачных отношениях Байрона («Unsere Zeit». №1, 1870)», в которой приводились различные точки зрения на причину расставания великого поэта с женой, причем ни одной из них не было выказано явного предпочтения в виду недостаточности фактических данных [см.: 110, с. 129 – 140]. К обстоятельствам жизни Дж.Г.Байрона несколько лет спустя Вейнберг вернулся на страницах «СанктПетербургских ведомостей» в статье «Новости западных литератур. Кое-что вроде новых материалов для биографии лорда Байрона», ставшей откликом на выход в Лондоне книги Роберта Эмме о Байроне, не оправдавшей надежд рецензента: «<…> по всему пространству <…> жизни Байрона он <Р.Эмме> проходит очень бегло, отдавая всего больше места собственным критическим замечаниям чисто литературного свойства – замечаниям, правда, не глупым, но иногда отзывающимся крайним ребячеством или, если хотите – французскою легкостью» [99, с. 1]. Столь же негативную оценку Вейнберг дал в «Санкт-Петербургских ведомостях» и трудам немецких «антишекспиристов», отрецензированным в статье «Новости западных литератур. Патриотические походы немцев против Шекспира (Die Shakespearemanie. Zur Abwehr. Von K.Benedix. – Критическая статья Гошталя. – Zwölf Briefe eines Shakespearomanen, von. L.Noire)» [см.: 112, с. 1 – 2]. В 1875 г. Вейнбергом было написано и опубликовано две статьи о жизни и творчестве Чарльза Диккенса, одна из которых – «Детство и первая молодость Диккенса» – увидела свет в трех июньских номерах иллюстрированного журнала «Пчела» [см.: 116, с. 242 – 244, 249 – 253, 261 – 264], другая – «Чарльз Диккенс» – в одном из сентябрьских номеров «Живописного обозрения» [см.: 98, с. 566 – 570]. В статье «Детство и первая 35 молодость Диккенса», опираясь на автобиографические записи писателя, Вейнберг подробно осмыслил целый этап его жизни, начиная с рождения и заканчивая тем временем, когда «Диккенс вышел на свою настоящую дорогу» [116, с. 264]. Подробно характеризуя людей из окружения юного Диккенса, Вейнберг неизменно усматривал среди них героев будущих произведений. Представлял интерес рассказ о занятиях Диккенса журналистикой, о его литературном дебюте в «Old Monthly Magazine», о дальнейшей публикации в том же журнале девяти «очерков» за подписью Боз, о сотрудничестве писателя в вечернем издании «Morning Chronicle», о выходе первой книги очерков и начале работы над «Посмертными записками Пиквикского клуба», которым было суждено принести их автору бессмертную славу. Статья Вейнберга в «Живописном обозрении», несмотря на свое общее название, также воссоздавала ранний этап жизни Ч.Диккенса, причем в существенно более кратком варианте, с пропуском мелких подробностей. Делая акцент на тяжелом детстве писателя, нищете и унижениях, которые ему пришлось перенести, Вейнберг подчеркивал значение этих лет для формирования Ч.Диккенса как личности и писателя, использовал для доказательства своих слов высказывания самого Ч.Диккенса, в частности, признававшего, что скорбь и отчаяние тех лет нередко заставляли его, окруженного славой, любовью и счастьем, снова блуждать в своем прошлом. Сама история Ч.Диккенса служит для Вейнберга наглядным опровержением тезиса о том, что обстоятельства формируют характер человека; напротив, благодаря характеру, «употреблять врожденным обстоятельства на способностям устройство своей человек жизни», может т. е. обстоятельства «только дают характеру возможность развиться, но не образуют его» [98, с. 566]. В 1889 г. в журнале «Нива» был опубликован очерк Вейнберга «Жена великого человека», рассказывавший о судьбе Дженни Вельш, жены известного философа, писателя и общественного деятеля, автора «Истории 36 французской революции» Томаса Карлейля. Воспринимая Дженни Вельш как жертву эгоизма и черствости собственного мужа, Вейнберг отмечал различия в характере супругов, заметные еще с молодых лет: если Дженни была «красавицей, веселой, талантливой, блистательной во всех отношениях», то Томас «поражал и отталкивал своей грубостью, мрачною суровостью, эгоизмом, доходившим до дикости упрямством, какою-то ненавистью к людям» [127, с. 802]. Не веря в любовь, считая ее «чувством совершенно вздорным, недостойным серьезного человека» [127, с. 802], Т.Карлейль долгое время добивался будущей супруги как «хозяйки», женщины, которая будет заботиться о нем. Выбрав судьбу жены гения, Дж.Вельш, по наблюдению Вейнберга, стала мученицей своего долга перед человеком, покорившим ее своим умом и великой нравственной силой, но при этом не способном ни к созданию материального достатка, ни к поддержанию общения и взаимных семейных интересов; самоотверженность супруги, сносившей его выходки, Т.Карлейль смог оценить только после ее смерти. Представляя историю, доказывавшую «совместимость гениальности ума и грубой ординарности сердца», Вейнберг сам раскрывался в очерке как тонкий психолог, стремившийся понять «одну из поразительнейших загадок женского сердца» [127, с. 806], проникнуть в самую глубину человеческого сознания, чтобы выяснить причины многих поступков. Среди многочисленных откликов русской периодики, вызванных столетием со дня рождения П.-Б.Шелли, была и статья Вейнберга «Памяти великого поэта в столетнюю годовщину его рождения», напечатанная в сентябрьском номере «Книжек Недели» за 1892 г. [134, с. 5 – 27] и републикованная в авторском сборнике статей «Страницы из истории западных литератур» [151, с. 208 – 227]3. В своей статье Вейнберг выражал категорическое неприятие акцентировки «литературного революционерства» П.-Б.Шелли, отмечая прозрачность души и помыслов поэта, свойственные При переиздании Вейнберг изменил название своей статьи, обозначив его как «ПерсиБиши Шелли (По случаю столетней годовщины его рождения)». 37 3 ему незлобие и терпимость, идеализм в выражении позитивных устремлений: «Шелли взял у <…> революции только ее идеальную, ее, если можно тут употребить это слово, положительную сторону: не о разрушении, а о созидании думал он – созидании на тех высоких новых началах, которые и были вычитаны им у энциклопедистов и в других сочинениях этого рода, и глубоко лежали в самой натуре его» [151, с. 211]. Определяя П.-Б.Шелли как «поэта в самом безусловном значении этого слова, поэта каждым нервом своей души, каждой каплей своей крови» [151, с. 217], Вейнберг отмечал его умение трансформировать «осязаемый» материал, факты из реальной действительности в отвлеченные и обобщенные суждения о человеке и обществе. П.-Б.Шелли, с одной стороны, оказывается в одном ряду с Дж.Г.Байроном в числе поэтов «мировой скорби», но с другой – противостоит пессимизму своего великого современника, его безнадежному отчаянию, прежде всего тем, что будучи «идеалистом до мозга костей» [151, с. 219], считает временным существование зла в мире. По мнению критика, эффект от творчества П.-Б.Шелли несколько ослабляется в силу «самого способа <…> выражения, одежды, в которую он облекал свои мысли и чувства»; среди стихов, раскрывавших утонченные чувства с поразительной ясностью, нередки были и такие, что представляли собой некие хаотического, метафизические или «затемнения», непостижимо «бездны таинственного, чего-то или или слишком неосязательного для того, чтобы здоровый человеческий ум мог постигнуть, схватить, анализировать его» [151, с. 222]. Вейнберг представляет П.Б.Шелли великим поэтом, живущим в мире своих видений, мыслей и ощущений, полных хаоса и «священного безумия» и не способных к точному словесному выражению: «…слово <…> иногда подвержено такой же галлюцинации, какая часто <…> охватывала и самого человека… А к этому присоединяется еще та отвлеченная работа мысли, к которой был так наклонен наш поэт, которая часто доводилась им до самой крайней степени и, само собой разумеется, сильно сказывалась и на внешнем проявлении 38 своем» [151, с. 222 – 223]. Значимой для критика оказывается и посмертная репутация П.-Б.Шелли как символа «идеальной чистоты» [151, с. 226] в помыслах и действиях, «честнейшего, нравственнейшего и благороднейшего человека во всей Англии» [151, с. 227]. В 1896 г. в журнале «Русское богатство» увидел свет очерк Вейнберга «Роберт Бернс», посвященный столетней годовщине смерти шотландского поэта. Сетуя на наметившийся в конце XVIII в. упадок английской (а в особенности – шотландской) литературы, критик отмечал, что «нужна была очень крупная, истинно поэтическая сила, чтоб воскресить истинную поэзию, с ее народностью, искренностью, жизненностью, – и эта сила явилась <…> благодаря утверждению в народе чувства свободы и национальности, купленного долговременною и кровавой борьбой <…>, эта сила – Роберт Бернс» [138, с. 33]4. Приводя множество фактов из биографии Бернса, Вейнберг подробно останавливался на личной жизни поэта, начавшего «любить и писать стихи одновременно», причем, признавая несовершенство ранней бернсовской лирики, не особенно поднимавшейся «над уровнем посредственности», критик вместе с тем видел в ней «тот элемент, который потом сделал “песню” Бернса таким драгоценным вкладом в английскую и, пожалуй, всю европейскую поэзию – элемент чистой, непосредственной народности и действительно пережитого» [138, с. 41]. В период наиболее сильных любовных потрясений Бернсом были созданы «прекрасные произведения с характером “мировой скорби” <…>, такие удивительные и разнообразные вещи, как “Веселые нищие”, “Субботний вечер поселянина”, “Видение”, “Маргаритка”, “Две собаки” и много других, не говоря уже о маленьких песнях, этих чудесных жемчужинах песенной поэзии» [138, с. 48]. Постепенно, как отмечает Вейнберг, раскрылся и еще один дар Р.Бернса – сатирический; он вступил в борьбу с местным духовенством, причем не столько с самим «беспощадно-суровым пуританским вероучением» [138, с. 4 Биографический очерк «Роберт Бернс» был републикован Вейнбергом в 1907 г. в авторской книге «Страницы из истории западных литератур» [см.: 152, с. 228 – 291]. 39 49], сколько с его практическим применением, допускавшим постоянное вмешательство в частную жизнь населения, поощрение системы шпионства и запугивания. Знаковым событием, разделившим жизнь Бернса на два периода – до и после, стал, по мнению Вейнберга, выход в 1786 г. его авторского поэтического сборника, отозвавшийся «громкою, почти неслыханной славой, которая быстро перелетела за пределы той области, где жил Бернс, и распространилась по всей Шотландии, охватив все классы населения, от знатного лорда и ученого профессора до простого поселянина» [138, с. 52 – 53]. Для знати поэт стал символом исконной народной жизни, человеком, для которого ни житейские невзгоды, ни «грубое опьянение» не устранили «неодолимой потребности мыслителя и поэта» [138, с. 141]. В восприятии Вейнберга Бернс во многом похож на русского поэта А.В.Кольцова «с его Grűblerei над многими отвлеченно-философскими вопросами», однако несомненно выше его, «наивного, простодушного, ощупью блуждающего», благодаря глубокому уму, изумительному чутью, «умению как-то инстинктивно проникать иногда в самую суть таких вещей, смысл которых вполне раскрывается только для людей, получивших серьезное научное образование» [138, с. 141]. Отмечая смерть Бернса в тридцать семь лет, в «роковом, по странной случайности, возрасте, в котором пресеклась жизнь стольких выдающихся людей – Байрона, Пушкина, Белинского» [138, с. 153], рассказывая о громоздком мавзолее на могиле удивительного поэта, сравнивавшего свою судьбу с «разрушенным храмом», Вейнберг подводил итоги трагической жизни Бернса, «созданной ему и другими, на которых вечно останется это позорное пятно, и самим собою, в чем он так поэтически сознавался сам, когда говорил, что он злейший враг себе и завидует только “дикой лошади”, рыскающей в лесах Азии, потому что у нее не бывает такого желания, которого она не могла бы осуществить» [138, с. 155]. Представляя читателю Бернса как человека (и только потом как поэта), Вейнберг достигал 40 сочетания объемности фактографических данных и доступности, занимательности их изложения. Сборник статей Вейнберга «Страницы из истории западных литератур», объединивший разрозненные очерки, появлявшиеся десятилетиями ранее на страницах петербургских изданий и обратившие на себя внимание читателей, в т. ч. и, как отмечалось выше, очерки о П.-Б.Шелли из «Книжек Недели» и Р.Бернсе из «Русского богатства», вызвал рецензии Ю.А.Веселовского в «Вестнике образования» и З.А.Венгеровой в «Вестнике Европы». Ю.А.Веселовский, отмечавший, что книга Вейнберга проникнута «культурным, прогрессивным духом», «горячею любовью к литературе» и концентрируется на деятельности писателей, «будивших работу мысли, отстаивавших гуманные и культурные принципы или страдавших за свои убеждения в глухую пору реакции», особо выделял способность автора оживлять в памяти несколько эпох, вызывать «сравнения и параллели с современным положением вещей» [169, с. 13]. Статья о Бернсе, по наблюдению Ю.А.Веселовского, заключала в себе «весьма обстоятельный, живо написанный обзор тревожной, трагической судьбы даровитого шотландского поэта» [169, с. 15]. В рецензии З.А.Венгеровой подчеркивались «обилие фактического материала» книги, его тесная связь с жизнью, ориентированность Вейнберга на восприятие литературы как «выразительницы освободительных идей, определяющих все сферы общественной деятельности» [300, с. 832]. Называя «содержательные этюды о Бернсе, о Шелли» в числе лучших материалов книги Вейнберга, З.А.Венгерова видит в них интерес к тем сторонам творчества поэтов, в которых «они близки к общественным запросам, к борьбе за свободу – в самом широком понимании этого слова» [300, с. 833]. Обзорные очерки и иные материалы компилятивного содержания в изданиях переводов английской поэзии. Значительным событием в аспекте развития русско-английских литературных и историко-культурных связей стал выход в 1875 г. антологии «Английские поэты в биографиях и 41 образцах», составленной Н.В.Гербелем. Помимо переводов произведений английских авторов антология содержала пространный компилятивный очерк «Английская поэзия» и 34 биографические справки о поэтах, причем эти материалы преподносились без указания авторства. Это обстоятельство позволило Н.Ю.Тэн-Чагай приписать все сопроводительные материалы антологии ее составителю, чья многолетняя литературно-критическая деятельность могла служить косвенным подтверждением такого подхода [см.: 591, с. 45 – 47]. Вместе с тем в №1 «Отечественных записок» за 1878 г. было опубликовано «Письмо в редакцию» Н.В.Гербеля, прямо указавшего на оплату 110 руб. Вейнбергу за составление очерка «Английская поэзия» для антологии [см.: 202, с. 122]. Этот пример был приведен при расчете себестоимости антологии, доказывавшем, по мнению Н.В.Гербеля, несправедливость выдвинутых против него обвинений в извлечении больших выгод при перепечатке отдельных переводов без уплаты гонораров. А.Г.Фомин, составивший в 1908 г. по материалам литературного архива С.А.Венгерова библиографический указатель трудов Вейнберга, назвал в числе его произведений и очерк «Английская поэзия» в гербелевской антологии [см.: 64, с. 175]. Все это позволяет говорить о Вейнберге как бесспорном авторе очерка; Н.В.Гербелем же, очевидно, был подготовлен комплекс биографических справок об авторах, чьи произведения оказались представленными в издании. В очерке, подготовленном с привлечением значительного числа работ зарубежных литературоведов, прослежен путь английской поэзии с VII до середины XIX в., предложена периодизация ее развития, подчеркнута связь литературных произведений с конкретными историческими событиями. Вейнбергом проведены интересные параллели между английской и русской литературой; так, легендарный Беовульф напоминает ему Илью Муромца из русских былин: «Подобно нашему Илье Муромцу, он очищает свою землю от зловредных чудовищ, а сам выходит из всех передряг цел и невредим. Как Илья Муромец сослуживает службу князю Владимиру убиением Соловья 42 Разбойника, так Беовульф переплывает океан, чтобы помочь в великом бедствии старому королю Гротгару» [115, c. VIII]. Благодаря аналогиям с античной и другими западноевропейскими литературами, привнесению сведений не только о выдающихся авторах, но и писателях гораздо менее значительных, литературной Вейнбергу жизни. В удалось статье представить особо масштабное подчеркивались полотно подвижность английской поэзии, изменявшей «свой вид и характер сообразно времени, среде и господствующим стремлениям», ее склонность уходить от безусловных и окончательных суждений, от многолетнего поклонения признанным кумирам и авторитетам: «Нет имени, которое было бы защищено от <…> превратностей славы; нет писателя, как ни прочна, повидимому, его известность, о котором можно было бы с уверенностью сказать, что он навсегда удержит раз занятое им место» [115, c. XXXII]. Среди характерных тенденций восприятия конкретных авторов в Англии в современную ему эпоху Вейнберг называл ослабление творческой репутации Дж.-Г.Байрона и рост внимания к П.-Б.Шелли, во многом объяснимые представлениями об этих авторах влиятельного А.-Ч.Суинберна и его единомышленников. В 1889 г. для второго издания перевода «Дон Жуана» Дж.-Г.Байрона, выполненного П.А.Козловым, были написаны предисловие В.П.Буренина и примечания Вейнберга [см.: 33]. Впоследствии и предисловие, и примечания были воспроизведены в посмертном четырехтомном собрании сочинений П.А.Козлова [см.: 92, с. VII – XXIV; 139, с. 469 – 497; 140, с. 212 – 221]. Примечания достаточно полно оригинала обстоятельствами истолковывали отдельные фрагменты жизни самого Дж.-Г.Байрона, фактами английской истории, содержали сведения о реминисценциях из сочинений Гомера, Овидия, Горация, Теренция, Данте, Дж.Боккаччо, Петрарки, Шекспира, С.Джонсона, Р.Шеридана, В.Скотта, Т.Кэмпбелла и др. В примечаниях можно встретить интересные суждения самого комментатора о Томасе Муре, который «прославился своими переводами Анакреона, а также 43 благодаря “анакреонтическим” свойствам <…> собственной поэзии» [139, с. 471 – 472]; об Александре Поупе как представителе французского классицизма в Англии, доведшем «английский стих до высшей степени строгого изящества и правильности» [139, с. 472], а также прославившемся в качестве сатирического автора и моралиста; о Джордже Краббе как «авторе эпических поэм (переведенных в отрывках и на русский язык)»5 [139, с. 473]; о Генри Филдинге как «создателе реалистического направления в английском романе» [139, с. 481]; о Джоне Китсе как «лирическом поэте, сходном по духу и стремлениям с Шелли (откуда и туманность многих его стихотворений)» [140, с. 213] и т. д. К шестьдесят первой октаве четвертой песни, содержащей упоминание о смерти, витающей над бойцом, Вейнберг сделал пояснение, отсылающее к русскому литературному процессу: «Этот “Боец” – знаменитая статуя, изображающая умирающего гладиатора и послужившая Байрону темою для стихотворения, которое переведено Лермонтовым» [139, с. 480]. Также в примечаниях упоминались «наш сатирик Антиох Кантемир» (как сын автора «Истории возвышения и падения Оттоманской империи» Д.К.Кантемира) [см.: 139, с. 484], А.С.Пушкин, переведший на русский язык песенку Дж.Г.Байрона, адресованную одной из дочерей афинского консула Махри [см.: 139, с. 485]. К словам из двадцать третьей октавы девятой песни «Хвалить Россию в моде» Вейнберг дал пространный экскурс в екатерининскую эпоху, когда Вольтер, Д.Дидро и др., «благодаря, главным образом, личным сношениям <…> с Екатериною» [139, с. 493], восторгались Россией и ее правительницей. Столь же подробные примечания были составлены Вейнбергом в 1902 г. к шекспировским трагедиям в переводе П.А.Каншина, причем, по непонятным причинам, примечания к «Отелло» [146, стлб. VI – X] были подписаны составителем, а примечания к «Королю Лиру» [145, стлб. I – VI] О восприятии творчества Дж.Крабба в России 1820 – 1860-х гг., в т. ч. и о переводах фрагментов его произведений на русский язык, выполненных Д.Е.Мином, А.В.Дружининым, Н.В.Гербелем, подробно рассказано в диссертации Е.И.Ильязовой [см.: 318]. 44 5 увидели свет без подписи; они атрибутируются по изданию того же перевода, вышедшему в 1914 г. [см.: 668], в котором четко указано имя составителя примечаний. Сопроводительные материалы Вейнберга к переводам П.А.Каншина свидетельствуют о глубоком проникновении комментатора в шекспировскую эпоху, осмыслении многочисленных реалий, связанных с особенностями восприятия действительности, бытом и нравами того времени; подробно разъяснены мифологические, античные аллюзии, параллели с английской легендарной историей. В 1905 г. при подготовке трехтомного полного собрания сочинений Дж.Г.Байрона в рамках серии «Библиотека великих писателей», выпускавшейся под редакцией С.А.Венгерова в издательстве Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона, Вейнбергом были написаны очерки о мистерии «Каин» и сатире «Английские барды и шотландские обозреватели», представлявшие историю создания этих произведений в контексте биографии их автора. Отмечая, что, пожалуй, ни одно из байроновских произведений не вызвало «такого взрыва, каким сопровождалось создание “Каина”, – взрыва восторгов, благоговейного изумления с одной стороны и негодования, даже формальных проклятий – с другой» [148, с. 444], Вейнберг пытался разобраться, чем обусловлено категорическое неприятие мистерии со стороны церкви и многих литературоведов. По его мнению, поэт имел полное право осуществить художественное переосмысление библейского текста о грехопадении с целью поэтического выражения волновавших его и дававших «обильную и благодарную пищу» [148, с. 445] проблем добра и зла, тайны смерти, обречения человечества на вечное страдание. Будучи враждебен догматизму, Дж.-Г.Байрон последовательно привносил в свое произведение на библейский сюжет мотивы английских народных мистерий, поэмы С.Геснера «Смерть Авеля», наконец, «Потерянного рая» Дж.Мильтона, с которым обнаруживалась особенная близость в изображении падшего духа (у Дж.-Г.Байрона – Люцифера, у Дж.Мильтона – Сатаны), в отдельных деталях описания (полеты по воздуху Люцифера и Сатаны, 45 разговор Каина и Люцифера в аду у Дж.-Г.Байрона и беседа между архангелом и Адамом при изгнании прародителей из рая у Дж.Мильтона). При сравнении произведений Дж.Мильтона и Дж.-Г.Байрона Вейнберг отдавал предпочтение последнему: «Мильтоновский Сатана, при всем его величии, бледнеет и принижается при сопоставлении его с байроновским Люцифером» [148, с. 447]. Фактически Дж.-Г.Байроном, по наблюдению Вейнберга, было создано философское сочинение, указывавшее на страдание человечества как на последствие греха, совершенного его прародителями. При этом библейские образы и мотивы преломлялись на собственные пессимистические воззрения поэта на человеческую жизнь и «смерть как неизбежную, таинственно страшную развязку <…> существования» [148, с. 447], превращающую человека в ничто, в пустоту. В этой связи для Вейнберга очевидно воздействие на Дж.-Г.Байрона эсхиловского «Прометея прикованного», которое в лирическом отрывке «Прометей» «отразилось в нескольких общих чертах», а в «Каине» «вылилось в совершенно определенную, титаническиграндиозную форму» [148, с. 448]. Однако, как и в случае с «Потерянным раем» Дж.Мильтона, критик считает уместным говорить «о влиянии самого образа, типа, а уж никак не поэтов, этот тип обрабатывавших» [148, с. 448], поскольку Дж.-Г.Байрон осмысленно отходит от религиозных позиций, от пуританской косности. По наблюдению П.И.Вейнберга, подобно Фаусту и Мефистофелю у И.В.Гете, Люцифер и Каин составляют у Дж.-Г.Байрона «как бы две ипостаси одного и того же лица» [148, с. 449], именно формирование Каина-Люцифера с его теорией пессимизма и являет собой основу замысла мистерии. Критик воспринимает «Каина» как ведущее произведение Дж.-Г.Байрона на тему «мировой скорби», причем в данном случае это типично байроновская скорбь, в которой «самый мрачный, самый безнадёжный пессимизм, самое сильное озлобление идут рядом с глубочайшим сочувствием ко всем людям, с неутомимою жаждою добра, с гуманностью в самом всеобъемлющем 46 значении этого понятия» [148, с. 450], – именно Каин-Люцифер и стал типичным выразителем установившего этой специфику двойственности. байроновской Позицию скорби, Вейнберга, полностью разделил Л.Ю.Шепелевич, который в рецензии на выход второго тома Дж.-Г.Байрона в «Библиотеке русских писателей», напечатанной в журнале «Образование», отметил не только ряд содержательных находок автора очерка о «Каине», но и указал, что «в стилистическом отношении этюд г. Вейнберга написан превосходно» [680, с. 122]. В очерке о сатире Дж.-Г.Байрона «Английские барды и шотландские обозреватели», созданной в качестве ответа многочисленным критикам его поэтического сборника «Часы досуга», Вейнберг усматривал «живую реакцию <…> ума против несправедливого нападения» в сочетании с полным осознанием своего дарования, «горделивой уверенностью в успехе <…> мщения» [149, с. 508] и накопившимся внутренним неприятием большинства проявлений в современной поэзии. Объектом осуждения Дж.Г.Байрона стали, по наблюдению Вейнберга, не только «дураки», но и пороки испорченного английского общества. Начав с оценок критиковпасквилянтов, резкость которых во многом обусловливалась личным раздражением, Дж.-Г.Байрон переходил к «генеральному смотру всех современных поэтов», несправедливо и пристрастно критиковал В.Скотта, Р.Саути, У.Вордсворта, С.-Т.Кольриджа и Т.Мура – талантливых авторов, «занимающих в истории литературы почетное место» [149, с. 509]. Среди вероятных причин таких оценок Дж.-Г.Байрона в адрес поэтов- современников Вейнберг называл «слабое критическое чувство» автора сатиры, мировоззренческие разногласия, а также заносчивую самонадеянность, «вытекавшую, может быть, из тайного и естественного сознания, что скоро блеск всех этих имен потускнеет перед его именем» [149, с. 509]. Признавая последующее раскаяние Дж.-Г.Байрона, изъявшего нераспроданные экземпляры сатиры и более никогда не републиковавшего ее, критик видит в этом произведении английского поэта и несомненные 47 достоинства, среди которых – «меткость многих характеристик, несмотря на преувеличенную резкость, блестящее остроумие, порывистая сила негодования там, где оно клеймит общественные пороки, благородство тона в тех случаях, когда в нем <поэте> говорит искреннее и глубокое чувство, гармоническое соединение лирического и сатирического элементов» [149, с. 510], наконец, смелость в выступлении против давно и прочно признанных литературных авторитетов. Статьи, посвященные осмыслению деятельности русских переводчиков английской поэзии. Вейнберг является автором двух статей, рассматривающих выход знаковых для своего времени поэтических переводов с английского, осуществленных П.А.Козловым, обратившимся к поэме Дж.-Г.Байрона «Дон Жуан», и Д.Л.Михаловским, предложившим свои прочтения пьес Шекспира – трагедии «Антоний и Клеопатра» и исторической хроники «Ричард II». В рецензии «Дон Жуан. Поэма лорда Байрона. Перевод П.А.Козлова. Две части. СПб., 1889», увидевшей свет в №8 «Журнала Министерства народного просвещения» за 1889 г., изложены переводческие принципы Вейнберга. Отмечая существенную распространенность в России переводческой деятельности, благодаря чему «ни один европейский писатель <…> скольконибудь выдающийся, имеющий право занять почетное место во всеобщей истории литературы, не остается у нас непереведенным – или вполне, или частями» [129, с. 437 – 438], Вейнберг вместе с тем акцентирует неглубокое, невнимательное отношение в России к результатам работы переводчиков. Если в европейских странах «всякий перевод капитального произведения <…> рассматривается критикою так же серьезно и солидно, как выдающееся оригинальное произведение, чем и определяется место, которое должен занять этот перевод в отечественной литературе» [129, с. 438], то в русской литературной критике появление новых переводов либо вообще игнорируется, либо приводит к напечатанию краткой библиографической информации. Немногочисленные рецензии на переводы, по наблюдению 48 Вейнберга, также мелки и поверхностны, ограничиваются суждениями о близости переводов подлиннику, во многих случаях совершенно не соответствующими действительности. Задавшись вопросами, что значит истинно хороший перевод, какими качествами должен обладать хороший переводчик, как построить теорию хорошего перевода, Вейнберг вступает в полемику с утверждением В.А.Жуковского о том, что стихотворное дарование переводчика должно соответствовать дарованию переводимого им поэта, поскольку из него вытекает естественное заключение, что «хороший перевод большинства первоклассных поэтов невозможен», ибо «больших поэтов, а уж подавно таких между ними, которые, оставляя даже на время свое собственное творчество, занимались бы передачею на свой язык того, что сказано другими на их языке, очень мало» [129, с. 441]6. По убеждению Вейнберга, большой поэт изначально не может быть хорошим переводчиком, поскольку у него много своего и «чужие стихи <…> становятся для него только как бы крючками, на которые он вешает собственные образы» [129, с. 441]. Испытывая глубокое уважение к В.А.Жуковскому, Вейнберг не склонен признавать его ни первостепенным поэтом-творцом, в виду «отсутствия у него оригинальных, именно ему присущих – а не у других поэтов заимствованных мотивов, по однообразию и узости области его поэзии», ни автором переводов в полном значении этого слова, ибо созданные им творения – «в высшей степени талантливые <…> переделки, подражания, стихотворения <…> “на мотив”» [129, с. 442]. Вейнберг признает, что в произведениях В.А.Жуковского «личность и особенности автора скрываются, уничтожаются перед личностью и особенностями переводчика» [129, с. 442], О том же, хотя и в несколько ином ракурсе, П.И.Вейнберг говорил на заседании Русского литературного общества, о чем свидетельствует такая запись Ф.Ф.Фидлера от 18 апреля 1889 г.: «Вейнберг <…>, между прочим, сказал, что Жуковский, хотя и замечательный переводчик, но вовсе не значительный поэт (этим он хотел опровергнуть распространенное мнение: выдающийся переводчик должен быть большим поэтом» [602, с. 67]. Известно, что на том же заседании Вейнберг, наряду с прочим, подверг «резкой и в основном – судя по прочитанным отрывкам – справедливой критике» «Дон Жуана» Дж.-Г.Байрона в переводе П.А.Козлова, а также «разбранил перевод “Фауста”, выполненный Фетом» [602, с. 67]. 49 6 что вряд ли можно считать похвалой, высокой оценкой переводческой деятельности. Рассуждения приводят Вейнберга к мысли, что переводчику нужно отнюдь не поэтическое дарование, но «уменье владеть стихом <…>, быть полным хозяином своего языка <…>, иметь поэтическое чутье, даже, пожалуй, только чутье критическое» [129, с. 442 – 443]. Переводы произведений зарубежных писателей делаются, на взгляд Вейнберга, для людей, не знающих иностранных языков, а потому обязанность хорошего переводчика – «стараться произвести на <…> читателей <…> такое же впечатление <…>, какое производит <…> подлинник» [129, с. 443], дать представление о мыслях и частных подробностях последнего, особенностях их выражения. Переводчик классического произведения должен понимать, что «у большого поэта <…> нет ничего лишнего, ничего, так сказать, не рассчитанного, не находящегося в органической связи или с его собственною личностью, или с его поэтическим миросозерцанием, или с условиями времени, когда он творил данное произведение» [129, с. 443 – 444]. Переводя текст в целом, Вейнберг считает недопустимым, руководствуясь личными взглядами и вкусами, лакировать отдельные эпизоды с целью усиления «эстетическо-приятного впечатления» от них, в частности, освобождать сочинения от «неприличностей», схоластических деталей, риторического балласта: «Если <…> хотите производить на вашего читателя только впечатление эстетическое, знакомить только с художественными красотами автора, переводите отрывки, исключительно те места, которые, с точки зрения современного читателя, не заключают в себе ничего шероховатого, неприятного, неуместного» [129, с. 444]. Рассматривая существовавшие русские переводы из Дж.-Г.Байрона, Вейнберг указывает на ранние обращения к байроновскому творчеству М.Т.Каченовского, на «Паломничество Чайльд-Гарольда» в переводе Д.Д.Минаева, который «по полному незнанию иностранных языков, бесцеремонности отношения к делу и т. п. особенностям своей работы, 50 обезобразил решительно всех иностранных поэтов» [129, с. 444 – 445]7, на «крайнюю вялость и беспомощность» Н.В.Гербеля как переводчика «Корсара», «Лары» и «Осады Коринфа», на достойные переводы произведений крупных форм (Д.Л.Михаловский, П.А.Козлов) и отдельных лирических стихотворений (М.Ю.Лермонтов, «хотя он вносил много своего, будучи сам большим поэтом» [129, с. 445], А.В.Дружинин, А.Н.Плещеев, Д.Л.Михаловский и др.). Вейнберг признавал особые трудности при осмыслении поэзии Дж.-Г.Байрона в виду «высокохудожественной формы» [129, с. 445] произведений, близости элементов «байронизма» писателям последующих поколений, необычайного богатства образов и сцен, специфики поэтического стиля, использования «капризной, небрежной по оборотам рифмы» [129, с. 446]. До обращения к «Дон Жуану» П.А.Козлов уже интерпретировал для русского читателя байроновские произведения из цикла «Еврейских мелодий», поэмы «Манфред» и «Беппо», причем показал себя переводчиком с «приятным и симпатическим дарованием <…>, отличительную черту которого составляет легкий юмор», с поэтически критическим чутьем, способностью распоряжаться своим языком, «литературной добросовестностью», «знанием в совершенстве языка подлинника» [129, с. 446] в сочетании с известным благоговением перед переводимым автором. По мнению Вейнберга, П.А.Козлов вполне успешно справился с задачей соблюдения верности тона (особенно в юмористических эпизодах), передачи особенностей подлинника, однако при этом допустил существенные сокращения и опущения, обусловленные желанием передать каждую октаву Дж.-Г.Байрона одной русской октавой, что само по себе неисполнимо без ущерба оригиналу, ибо русские слова в среднем значительно длиннее английских. Вейнберг был уверен, что вместо опущения существенных О крайне отрицательном отношении П.И.Вейнберга к переводческой деятельности Д.Д.Минаева писал также мемуарист Ф.Ф.Фидлер: «Вейнберг <…> назвал Минаева-переводчика наглым халтурщиком» (запись от 18 апреля 1889 г.; [602, с. 67]); «Встретил сегодня в книжном магазине “Нового времени” Вейнберга; он назвал покойного Минаева подлецом – за его неверные переводы Гейне» (запись от 5 октября 1899 г.; [602, с. 284]). 51 7 деталей П.А.Козлов вполне мог бы увеличить количество стихов в своем переводе: «…ни красота подлинника, ни близость к нему перевода нисколько не потеряли бы от того, что вместо, положим, четырех стихов подлинника оказалось бы шесть в переводе, лишь бы в этих шести не было прибавлений, сочиненных переводчиком» [129, с. 447]. Сказанное было тем более существенным для Вейнберга, что П.А.Козлов, допуская сокращения и исключения, нередко дополнял образовывавшиеся пробелы деталями, никак не связанными с оригиналом [см.: 129, с. 450]. Придавая переводу П.А.Козлова «неоспоримо серьезное литературное значение» в силу его талантливости, сохранения впечатлений подлинника, предоставления полного понятия о нем, Вейнберг отмечал и отдельные недостатки, «в значительной степени капитальной работы», умаляющие считая достоинство необходимым <…> прекрасной очищение текста и «по возможности от всяких крупных неудовлетворительностей» [129, с. 451]. Разбор «Трагедии Шекспира “Антоний и Клеопатра” и “Ричард II” в переводах Д.Л.Михаловского» был опубликован Вейнбергом дважды: сначала в сокращенном виде в №12 «Журнала Министерства народного просвещения» за 1889 г. [см.: 132, с. 57 – 62], затем – в расширенном виде – в №6 «Сборника Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук» за 1890 г. [см.: 133, с. 36 – 64]. Вейнберг отмечал у Д.Л.Михаловского талантливость, строгую добросовестность, поэтическое дарование, «солидное знание тех языков, с которых он переводит, соединенное с тщательным <…>, даже научным изучением избираемых им для перевода авторов» [133, с. 36]. Считая Шекспира, вызвавшего интерес Д.Л.Михаловского как переводчика, одним из самых своеобразных поэтов, чья индивидуальность обусловлена как личными особенностями, так и историческими обстоятельствами, временем жизни писателя, Вейнберг требовал учитывать «литературные явления и влияния, которые были в ходу в ту пору» [133, с. 38] дабы не допустить отхода от решения конкретных историко-культурных и эстетических задач. Несмотря на то, что все 52 произведения Шекспира к 1890-м гг. уже были переведены на русский язык, причем некоторые неоднократно, среди переводов, по мысли Вейнберга, почти не было абсолютных удач, ибо на фоне «прекрасных частностей» наблюдались упрощения, включения в текст собственных комментариев для разъяснения отдельных эпизодов, буквалистские тяжесть, неуклюжесть и прозаичность; ошибки переводчиков объяснялись как «большой трудностью дела», неверными переводческими принципами, так и «неумением справиться с работой <…>, небрежным отношением к ней» [133, с. 39]. Достоинством Д.Л.Михаловского-переводчика Вейнберг считал сохранение «внутреннего смысла подлинника, его общего, а также местного и временного колорита, характеристических частностей, поэтичности» [133, с. 40]. Существенным для Вейнберга было бережное отношение Д.Л.Михаловского к русскому языку, отказ от насильственной ломки его правил «для соблюдения точности чисто внешнего свойства» [133, с. 40]. Сравнивая выполненный Д.Л.Михаловским перевод «Антония и Клеопатры» с предшествовавшими ему поэтическими переводами А.А.Фета, Л.Корженевского, А.Л.Соколовского, Вейнберг особо критиковал А.А.Фета, который стремился «передавать подлинник буквально в самом тесном значении этого слова» с происходящими от этого «тяжеловесностью, стилистической неуклюжестью и т. п. свойствами, которые поражают в таком мастере стиха и языка» [133, с. 41]. Если для А.А.Фета характерно затемнение смысла «неловкостью стилистической, даже иногда грамматической, постройки» [133, с. 41], то для А.Л.Соколовского, при всем изяществе, поэтичности его трудов, свойственно «излишнее, делаемое часто даже без всякой надобности <…>, распространение текста подлинника, добавление к этому последнему своего собственного», «комментирование текста в самом тексте» [133, с. 43], приведшее к расширению подлинника на четыреста стихов; в посредственном переводе Л.Корженевского Вейнберг не усмотрел ни крупных недостатков, ни выдающихся достоинств [см.: 133, с. 45]. 53 Подробно разбирая трагедию «Антоний и Клеопатра» в переводе Д.Л.Михаловского, Вейнберг видел в ней множество мелких недостатков, таких как неверная передача слов, «произвольная замена некоторых характеристических слов подлинника другими, или ослабляющими силу, или уничтожающими характеристичность» [133, с. 46], отдельные сокращения, незначительные неловкости и шероховатости языка. На фоне этих недостатков подавляющим образом выделялись достоинства перевода, среди которых – его совершенная близость к подлиннику с его поэтичностью и силой, причем не только внешняя, но и внутренняя; умелое сохранение шекспировского тона, безукоризненного белого стиха, условий плавности, благозвучия, версификационной постройки. Вейнберг приходит к выводу о существенно бόльших (в сравнении с предшествующими переводами) достоинствах перевода Д.Л.Михаловского, который «дает о подлиннике полное понятие, знакомит с ним во всех подробностях и, отличаясь при этом в большинстве случаев совершенством формы, обличает всюду руку и опытного и талантливого стихотворца, и наделенного поэтическим чутьем и дарованием человека» [133, с. 54]. Предшественниками Д.Л.Михаловского в интерпретации исторической хроники «Ричард II» были В.Д.Костомаров, чей перевод не заинтересовал Вейнберга, и А.Л.Соколовский, распространение подлинника допустивший собственными характерное пояснениями, для а него также проявивший невнимание к «исторической стороне стихов» [133, с. 56], приведшее к упрощению ряда деталей описания. Считая, что «Ричард II» в прочтении Д.Л.Михаловского менее удачен, чем перевод «Антония и Клеопатры», Вейнберг обличает «некоторую поспешность, небрежность в работе» [133, с. 57] переводчика, проявившиеся, например, в отсутствии рифм у части рифмованных стихов, допускаемому не по убеждению в бесполезности соблюдения рифмы, а по общей неряшливости, в наличии неверностей, пропусков, сокращений, изменений и добавлений, погрешностей относительно языка и стиха, нарушающих «гармонию целого» 54 [133, с. 63]. Вместе с тем Вейнберг перечисляет конкретные сцены из «Ричарда II» в переводе Д.Л.Михаловского, отвечающие условиям художественности и поэтичности, отмечает превалирование достоинств над недостатками, исправление которых позволит сделать перевод «безукоризненным в художественном отношении» [133, с. 64]. По итогам анализа двух шекспировских переводов Д.Л.Михаловского критик высказывал предложение о присуждении их создателю половинной Пушкинской премии, которой он и был удостоен в 1890 г. Отметим, что о русском восприятии Шекспира Вейнберг писал и в ряде других своих статей. В частности, на страницах «Пчелы» в 1875 г. он осуждал странное утверждение одного из представителей социально ориентированной журналистики, что «в “Тимоне Афинском” Шекспира нет решительно ничего социального!» [100, с. 517]. В воспоминаниях Вейнберга, напечатанных в 1896 г. в «Ежегоднике императорских театров. Сезон 1894 – 1895 гг.», рассказывалось об актере П.С.Мочалове, сыгравшем роли Гамлета и Отелло, приводились его слова о Шекспире: «Мы, актеры, только маленькие инструменты в руках этого величайшего из великих мастеров» [137, с. 84]. Исполнение П.С.Мочаловым роли Гамлета во второй половине 1840-х гг. представляло собой, по наблюдению Вейнберга, «что-то вроде апатии в соединении с меланхолиею, т. е. одно из обычных душевных состояний Мочалова, – а в таком правильном состоянии возможна ли не только вдохновенная, но даже просто правильная игра?» [137, с. 81]. Литературно-критические материалы о переводах П.А.Козлова и Д.Л.Михаловского дали повод для рассуждений о переводческих принципах Вейнберга. К.Ф.Тиандер в очерке «Петр Исаевич Вейнберг» (1909) ограничился цитированием общих мест из вейнберговской статьи о переводе «Дон Жуана» [см.: 578, с. 133]. Теоретические посылки, предложенные Вейнбергом, были близки А.А.Блоку, о чем можно узнать из его доклада «Гейне в России (О русских переводах стихотворений Гейне)» (1919): «Вейнберг предъявил совершенно правильные требования к переводу в своей 55 рецензии о переводе “Дон Жуана” Байрона Козловым в 1889 году» [69, с. 122]. Ю.Д.Левин в главе «Шестидесятые годы» коллективной монографии «Шекспир и русская культура», вышедшей под редакцией М.П.Алексеева в 1965 г., отмечал значимость для Вейнберга «полноты словесного содержания» [364, с. 506] в сравнении с внешней поэтической формой, что проявилось, например, в его призыве отказаться от октав при переводе байроновского «Дон Жуана». Чтобы сохранить «вербальную полноту» Вейнберг вынужден был идти по пути произвольного увеличения монологов и реплик действующих лиц, допуская иногда очень большой объем добавлений: «В “Отелло”, например, его добавления составляют по объему почти целый акт» [364, с. 507]. Еще одной особенностью вейнберговских переводов стало, как отмечал Ю.Д.Левин, стремление «так или иначе передать каждое слово», приводившее к тому, что Вейнберг «нередко упускал из виду смысл целого и незаметными отклонениями искажал смысл» [364, с. 507]. К тому же его стремление к правильной и благозвучной версификации вело, по мысли исследователя, к нивелированию речи персонажей [см.: 364, с. 507]. Те же принципы перевода, что и у Вейнберга, Ю.Д.Левин усматривал и у таких его современников, как А.Л.Соколовский, Ф.Б.Миллер, Н.П.Греков: «Их переводы профессионально грамотны, но не больше; их стиль отражает характерный для второй половины XIX в. невысокий уровень поэтической техники» [364, с. 510]. Известно, что Ю.Д.Левин считал наиболее удачными прозаические и драматургические переводы Вейнберга, указывая, что при переводе поэзии, особенно лирики, он нередко пренебрегал формой оригинала, допускал многословие, обилие поэтических штампов, которые, впрочем, не препятствовали успеху произведений, соответствуя общему уровню переводов [см.: 367, с. 403]. В монографии «Русские переводчики XIX века и развитие художественного перевода» (1985) Ю.Д.Левин, опираясь на известные статьи, а также другие работы Вейнберга, посвященные переводам 56 И.В.Омулевского (Федорова) из А.Мицкевича [106, с. 11 – 17], М.Л.Михайлова из Г.Гейне [105, с. 35 – 36], считает возможным говорить о «теории Вейнберга», соответствовавшей значимой задаче литературы своего времени – донести лучшие произведения западноевропейской литературы до «демократизировавшегося круга читателей, которым по незнанию языка оригинал был недоступен» [366, с. 277]; именно такой читатель оказывался способным оценить достоверность перевода и добросовестность переводчика. Борясь с формалистическим буквализмом А.А.Фета и некоторых других интерпретаторов, Вейнберг выдвигал на первый план «тождественность» впечатления, производимого подлинником и переводом, что влекло за собой необходимость поиска «адекватных средств, функциональных соответствий, оказывающих то же воздействие на читателя в новой языковой среде» [366, с. 278]. Называя Вейнберга «продолжателем демократической традиции в русской переводческой мысли» [366, с. 278], человеком, соединившим и суммировавшим суждения В.Г.Белинского, И.С.Тургенева, Н.А.Добролюбова, М.Л.Михайлова, Ю.Д.Левин акцентировал значимые для переводчика аспекты, причем не только ориентированность результатов его деятельности на широкого читателя, но и их полноту, поэтичность, необходимость сохранения характерных частностей, исторического и национального колорита, принципиальный отказ как от русификации произведений, так и от «насильственных буквализмов» [366, с. 279], сохранение полноценной фигуры автора, не заслоненной переводчиком. Вместе с тем Вейнберг, по справедливому замечанию Ю.Д.Левина, несколько отступал от позиций предшественников, требуя полноты словесного содержания и не уделяя должного внимания внешней поэтической форме, от которой считал вполне возможным отклоняться при необходимости. Исследователь признает, что такой подход отражал «не столько поэтическую глухоту Вейнберга, сколько состояние переводческой культуры» [366, с. 279], нередко пренебрегавшей формой во имя содержания. В отличие от М.Л.Михайлова, категорически настаивавшего на воссоздании 57 в переводе формы стиха, Вейнберг, как видим, предъявлял к переводчикам облегченные требования, сообразованные с «реальными практическими возможностями» [366, с. 280] «массового» профессионального перевода второй половины XIX в. Основную заслугу Вейнберга как теоретика и практика перевода Ю.Д.Левин видит в том, что он «положил конец вольному обращению с оригиналом, замене одних тематических элементов другими, что широко практиковалось переводчиками середины века» [366, с. 280]. Его переводное творчество, опиравшееся как на сформулированную теорию, так и на характер собственного дарования, «было свободно от какой-либо эзотеричности и доступно самым широким демократическим кругам читателей, которым оно, в сущности, было адресовано» [366, с. 280]. Связывая с деятельностью Вейнберга процесс, который можно «с некоторой условностью назвать становлением “собственно переводческого самосознания”» [428, с. 296], Л.Л.Нелюбин и Г.Т.Хухуни отмечали эволюцию восприятия переводчика в русском обществе – от восторженного поклонения в начале XX в. до признания отсутствия у него необходимого переводческого чутья; несколько ранее А.В.Федоров утверждал, что Вейнберг «не видел главных особенностей оригинала, пользовался первыми попавшимися средствами русского языка, любым размером (независимо от формы подлинника), заменяя одни образы другими, многое упрощал и огрублял» [600, с. 63]. Материалы литературного по и английской литературе историко-культурного в изданиях содержания, а историкотакже в справочниках и энциклопедиях8. В 1889 г. Вейнбергом был опубликован курс лекций «История театра и драмы», отдельные материалы которого были, в частности, посвящены английскому Возрождению и творчеству Шекспира. В библиографическом указателе «Английская литература в русской критике» (часть I, 1994) П.И.Вейнбергу атрибутирована анонимно изданная книга «Лекции по литературе» ([СПб.]: лит. Волгина, [1889]. – 278 с.) [см.: 12, с. 64]; вместе с тем в генеральном алфавитном каталоге Российской национальной библиотеки (г. Санкт-Петербург) указан другой автор книги – литературовед Иосиф Емельянович Мандельштам (1846 – 1911). Во избежание неточностей материалы данной книги в нашем исследовании не рассматриваются. 58 8 Среди авторов XVI в. Вейнберга привлекли Ф.Сидни с его сильным, могучим языком и стилем, Э.Спенсер с необычайным воображением, позволяющим ему громоздить явления «такою массою образов, что он не знает выхода и часто теряет нить руководящей идеи» [128, c. 218], Т.Мор с его описанием идеального государства, Ф.Бэкон, давший «новые методы мышления, примиряя науку с жизнью и противопоставляя отвлеченным стремлениям схоластики выводы из реальных фактов» [128, c. 219]. Перечисляя драматургов, предшествовавших Шекспиру, Вейнберг обращал особое внимание на страстную и титаническую натуру К.Марло, «основывавшего свои пьесы на мотивах души, заходившего в своих творениях в область нравственной философии» [128, c. 219]. Если авторы шекспировского времени осмысливались Вейнбергом в рамках одной обзорной лекции, то самому Шекспиру было посвящено сразу несколько лекций, в первой из которой критиком кратко излагалась биография великого драматурга и подчеркивались особенности его языка, во второй рассматривалась психология Шекспира, в третьей содержалась характеристика действующих лиц в рамках трех групп – «натуры низкие», «женщины», «натуры высшие», в четвертой – характеристика всех шекспировских произведений. Вейнберг отмечал умение Шекспира найти индивидуальные черты каждой личности, «благодаря чему создаваемое его воображением лицо носит на себе характер неотразимой действительности», достигается глубокое проникновение в «душевный организм человека» [128, c. 226]. Оценивая фантазию Шекспира, Вейнберг признавал ее «живописный, пластический характер», позволявший воплощать каждую мысль в конкретный образ либо в несколько образов, «непосредственно следующих один за другим» [128, c. 226]. В силу того, что шекспировские произведения представляют собой «завершение здания елизаветинской драматургии, высший момент ее развития», именно в них приобретают глубокий смысл «все ее оригинальные черты, все ее составные элементы, как положительные, так и отрицательные» [128, c. 261]. 59 В 1900 г. в т. 29 «Энциклопедического словаря Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона» была помещена статья Вейнберга о Джонатане Свифте, характеризовавшая одного из величайших английских сатириков как «крайне интересное психологическое или, вернее, патологическое явление»: «Мучить людей, привлекать их к себе той непостижимой, гипнотической силой, которою гремучая змея притягивает к себе кролика, и потом отталкивать их со злорадной жестокостью, делать своими жертвами тех. кто подчинился его влиянию, и наслаждаться их муками <…> – все это было как бы органической потребностью его натуры» [143, c. 159]. В сатирах Дж.Свифта Вейнберг усматривал «горькую желчность <…> под личиной бесстрашного хладнокровия» [143, c. 159], провозглашение политических и социальных целей, осмеяние клерикального мира и современного состояния науки, порицание порочности и бессмысленности обывательской жизни. Высоко оценивая наиболее известную книгу Дж.Свифта «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей» («Travels into Several Remote Nations of the World, in Four Parts. By Lemuel Gulliver, First a Surgeon, and then a Captain of several Ships», 1726 – 1727), критик видел в ней алллегорическое изображение «мелочности человека, отсутствия всякого прочного и глубокого фундамента в его чувствах, гниения общества в лице его законодателей, развратных и негодных дворян, порочности лиц, стоящих во главе государства», сочетавшееся «с такой горечью и злобой, с таким свирепым ожесточением, каких нельзя встретить ни у одного сатирика ни до Свифта, ни после него» [143, с. 160]. Некоторая избыточность авторского раздражения, по мнению Вейнберга, компенсировалась в этом произведении неотразимостью логики, документальностью в описаниях, оригинальностью избранного слога. Говоря об известности Дж.Свифта в России, Вейнберг называл среди его русских исследователей и переводчиков Алексея Н.Веселовского, В.И.Яковенко, П.П.Кончаловского, В.В.Чуйко. 60 Смена столетий стала поводом к появлению целого ряда научнопопулярных изданий, подводивших своеобразные итоги XIX в., аккумулировавших его достижения и результаты. Одним из таких изданий стал сборник «XIX век. Иллюстрированный обзор минувшего столетия. С 470 портретами, рисунками и картами» (1901), включавший, в числе прочих, статью Вейнберга «Изящная литература XIX в. на Западе» [см.: 144, с. 160 – 182]. Отмечая значительную роль Англии в формировании современного состояния науки («ей принадлежат те великие открытия в физике, метафизике и государстве, которые сделались мощными двигателями нового прогресса» [144, с. 161]), критик вместе с тем вынужден был признать, что воцарившаяся рассудочность ослабила фантазию английских авторов, привела к преобладанию прозы над поэзией, причем «господствующий» жанр прозы – роман – еще с XVIII в. стал восприниматься в Англии как «произведение наблюдательного, положительного и нравственного ума», предназначавшееся не столько для представления реальной жизни и характерных героев, сколько для «начертания плана поведения и критической оценки человеческих побуждений к действиям» [144, с. 161]. Размышляя об английском романтизме, Вейнберг выводил его истоки от Бернса, для произведений которого были свойственны свобода и непосредственность, разрыв с традицией в литературе и в жизни, субъективность в сочетании с «откликом на все сокровенные движения человеческой души», «народность в ее типичнейших и благороднейших проявлениях вместе с самою широкою общечеловечностью» [144, с. 167]. «Истинный романтик» В.Скотт, обратившись в своем творчестве к разным жанрам, постепенно сместил «центр тяжести» в сферу исторического романа об английском средневековье, в котором внешние формы были «заимствованы из давно прошедшей поры», тогда как речи, образ мысли и поступки героев «несомненно принадлежали новому времени» [144, с. 167]. Для Вейнберга представляли особый интерес умение В.Скотта смотреть на прошедшее «глазами нового человека», привнесение в художественное 61 изображение «сильной романтической окраски» [144, с. 167], прочная опора на исторический материал. В поэтах «озерной школы» критика привлекал их переход от «пылких песен свободы», от юношеских надежд на преобразование мира действительности «в мир фантастический или таинственный», что предполагало «созерцание природы с ее вечной красотой и непоколебимой безмятежностью» [144, с. 167], рефлективность, философское самоуглубление, «никогда не принимавшие острого характера и часто переходившие даже в холодно-дидактический анализ» [144, с. 168]. Из всех английских поэтов романтической эпохи Вейнберг особо выделял Дж.-Г.Байрона, представляя его «ярким, всесожигающим метеором», который – и как поэт, и как человек – подчинил мир своему «неодолимому влиянию»: в «Паломничестве Чайльд-Гарольда» отмечались сочетание главных элементов поэзии «мировой скорби» (разочарование, внутренний разлад) и любви к свободе, «которая одна только может давать и дает жизни практическую задачу» [144, с. 166], поэтическое и философское углубление замысла по ходу сюжетного развития; в поэмах «Лара», «Корсар», «Паризина», «Гяур», «Осада Коринфа», «Абидосская невеста» акцентировалось единство романтическо-мрачной и таинственной тональности и образов героев, стоящих «на реальной почве» [144, с. 167]. По наблюдению Вейнберга, в творчестве Дж.-Г.Байрона «мировая скорбь» достигала своего высшего проявления, трансформировавшись в «беспредельное, титаническое отчаяние <…> разорванной, терзаемой внутренним разладом души», передаваемое художественно, с максимальным богатством красок, но и при этом и в «беспощадной наготе» [144, с. 168]. Видя в П.-Б.Шелли, как и в Дж.-Г.Байроне, соединение пессимизма и идеализма, Вейнберг в то же время ощущал значительное различие между идеализмом двух поэтов-современников, – если Дж.-Г.Байрон, желая осуществления идеалистических стремлений, «обманывает себя надеждою на наступление лучшего времени» и, сознавая это, наполняется скепсисом, отчаянием, то П.-Б.Шелли является идеалистом по своей внутренней сути: 62 «Душа Байрона – реалистическая, в которой постепенно бьется пульс действительной жизни; душа Шелли – какая-то сомнамбулическая, в его натуре есть что-то стихийное, указывающее как бы на таинственную связь его с сокровенными силами природы» [144, с. 169]. По мнению критика, байроновское направление было, несомненно, ближе многим писателям, в результате чего байронизм активно распространился и в странах Европы, и в России. Наступивший по завершению романтической эпохи период господства прозы был охарактеризован Вейнбергом посредством оценок творчества Э.Бульвер-Литтона, работавшего в историческом, фантастическом, бытовом и социальном жанрах, наблюдательно относившегося к современному обществу, У.Теккерея, писавшего сатирические романы, «полные ничем не смягчаемой желчи» [144, с. 177], Ч.Диккенса, трогательно смягчавшего пессимистическое изображение действительности гуманностью и поэтическим оптимизмом, Ш.Бронте, горячо отстаивавшей права женщин, Дж.Элиот, романы которой, представляя существенный психологический интерес, обнаруживали «чисто мужской, воспитанный здравою и серьезною философиею, склад ума» [144, с. 178]. В современной беллетристике, на фоне провозглашения ею «дюжинной и узкобуржуазной морали» [144, с. 178], Вейнберг не мог найти «писателей-художников в истинном значении этого слова <…> даже между лучшими представителями изящной литературы» [144, с. 182], но все же выделял при этом два крупных дарования – Р.Киплинга и Джерома К. Джерома. Суждения Вейнберга об английской поэзии викторианской эпохи весьма точно передавали настроения, господствовавшие в российском обществе, – А.Теннисон определялся как «рассудительный, но лишенный истинного поэтического огня», Т.Гуд, Р.Браунинг и Э.Баррет Браунинг характеризовались как «социальные поэты», наконец, упоминалась «новая школа в духе Шелли» [144, с. 181], главными представителями которой были названы А.-Ч.Суинберн и Д.-Г.Россетти. 63 В 1903 г. в серии сборников популярных лекций для самообразования была опубликована книга П.И.Вейнберга и А.А.Вейнберга «Всеобщая история поэзии в главнейших моментах и представителях ее развития», включавшая шестнадцать лекций, некоторые из которых полностью или частично были построены на английском литературном материале. Лекция, посвященная Шекспиру, предварялась общим обзором елизаветинской драматургии, характеристикой творчества Т.Лоджа, Р.Грина, Дж.Пиля, Дж.Лилли; более подробно, с описанием конкретных произведений рассматривалась деятельность К.Марло, чьи жизнь, творчество и насильственная смерть, по наблюдению авторов книги, «часто давали врагам сцены и вообще поэзии довод для подтверждения, что театр и поэзия суть порождение дьявольское» [157, с. 133]. Сравнивая самого Шекспира «с гигантской горой, подошва которой стоит на уровне окрестных холмов, а недоступная вершина уходит в беспредельную синеву неба» [157, с. 135], П.И.Вейнберг и А.А.Вейнберг признавали его выдающиеся достижения не только в драматургии, но и в поэзии, размышляли о «живости, красоте и блеске языка» [157, с. 138] сонетов, которые, по их наблюдению, из-за трудностей перевода были «в России <…> известны очень мало» [157, с. 139]. Интересно суждение авторов книги о «Гамлете», который, по их мнению, не выдерживал никакой критики как трагедия, ибо переносил «главный интерес <…> из мира внешнего <…> в изнывающую в колебаниях и сомнениях душу», но был непревзойденным в качестве психологического этюда, в котором герою «приходится одному сражаться с целым миром коварства и зла» [157, с. 144]. П.И.Вейнберг и А.А.Вейнберг делают попытку представить все богатство содержания трагедий Шекспира, обратив особое внимание на «Макбет», «Отелло» и «Короля Лира», а также кратко характеризуют авторов, последовавших за величайшим драматургом – Ф.Бомонта, Дж.Флетчера, Б.Джонсона, Дж.Вебстера, Ф.Мессинджера, Дж.Форда, наконец, «вдохновенного Джона Мильтона, бессмертного автора “Потерянного рая”, в котором, в поэтическом апофеозе пуританского 64 мировоззрения, вылились все впечатления бурной революционной эпохи» [157, с. 145]. Авторы «Всеобщей истории поэзии в главнейших моментах и представителях ее развития» дают краткую характеристику английской литературы XVIII в., выделяя имена Дж.Свифта, Дж.Аддисона, С.Ричардсона, Г.Филдинга, стоящих у истоков литературы, носящей «своеобразный политический и общественный оттенок», а также О.Голдсмита и Л.Стерна, «повлиявшего, между прочим, и на нашего Карамзина» [157, с. 188]; далее упомянуты «гениальный народный поэт Шотландии» Р.Бернс; стремившийся к точному воспроизведению действительности, «даже в самых мрачных ее сторонах» [157, с. 188], Дж.Крабб; авторы «готических» романов, благодаря которым в английской литературе надолго сохранился «вкус к фантастическому» [157, с. 189]. Более подробно оценено творчество В.Скотта, прежде всего как автора неравнозначных по художественному достоинству исторических романов, общей чертой которых был отказ от точного следования данным, добытым в результате научных разысканий, и стремление «живо и непосредственно восстановить и передать картину прошедшей эпохи, как она ясно представлялась <…> воображению» [157, с. 190]. Представляя быт и нравы прошлого, В.Скотт во многих случаях мастерски увлекает читателя «богатством и интересом положений, верностью и живостью разнообразных характеров», хотя ряд романов и страдают «растянутостью, запутанностью и непоследовательностью» [157, с. 190], бедностью женских образов, отсутствием глубоких психологических конфликтов. Рассматривая творчество Дж.-Г.Байрона, авторы подчеркивали то обстоятельство, что разочарование никогда не вело ни самого поэта, ни его героев по пути пассивной созерцательности, не уничтожало «живой и деятельной любви ко всем обездоленным, угнетенным, несчастным» [157, с. 194]. Ненависть к порокам и слабостям человечества, стремление к выражению «фантастично-высокой, титанически борющейся и страдающей 65 души» [157, с. 194], характерные для Дж.-Г.Байрона с его смелым, дерзким и грандиозным субъективизмом, вылились в направление байронизма, «отразившееся и на двух величайших поэтах России» [157, с. 197] – А.С.Пушкине и М.Ю.Лермонтове. Из авторов и произведений более позднего времени П.И.Вейнберга и А.А.Вейнберга привлекают «глубокое знание человеческой природы, художественный реализм описаний» в романах Э.Бульвер-Литтона, умение Ч.Диккенса и в самой неприглядной действительности отыскивать «задатки хороших сторон и высших качеств человеческой натуры» [157, с. 211], воссоздание явлений таинственного и загадочного мира общественные у У.Коллинза, противоречия, желание вернувшись к Ч.Кингсли примирить идеалам деятельной христианской любви, пессимистическое бытописательство и стремление к чистой красоте у У.Теккерея, «редкая жизненная теплота, глубина психологии и прекрасные описания провинциального быта» [157, с. 212] у Дж.Элиот. поэтическую Авторы отдельно школу» характеризовали Р.Браунинга с «особую характерной философско- метафизической абстрактностью произведений, «склонностью к кропотливому анализу, пылким, но тяжелым субъективным пафосом»; литературную деятельность А.Теннисона, прошедшего эволюцию от подражания поэтам-лейкистам до «сближения с задачами и целями реализма, обладавшего глубоким лирическим чувством и особенно блестящего и оригинального в описаниях»; творчество А.-Ч.Суинберна, У.Морриса и Д.-Г.Россетти, «мало известных в широких кругах русской публики» [157, с. 212], но популярных на родине благодаря стремлению соединить «искусственный теоретический архаизм» [157, с. 212 – 213] с яркостью и красочностью нового времени. Перевод цикла лекций о Шекспире Бернгарда Бринка (Тен-Бринка). Вкладом Вейнберга в развитие шекспироведения стал осуществленный им перевод цикла лекций о Шекспире немецкого ученого Бернгарда Бринка (Тен-Бринка), осуществлявшийся в 1896 – 1898 гг.: сначала фрагменты этой работы увидели свет в редактировавшемся Я.Л.Барсковым журнале 66 «Искусство и наука» в 1896 г. [см.: 577, c. 98 – 114], а затем полный текст всех пяти лекций вышел отдельной книгой в типографии Л.Ф.Пантелеева в 1898 г. [см.: 576]. Следует отметить, что в том же 1898 г. был напечатан еще один перевод лекций Б.Бринка о Шекспире, осуществленный И.Д.Городецким при содействии редакции журнала «Детское чтение» [см.: 575]. Вейнберговский перевод, представляющийся более удачным, точно сохранил структуру немецкого оригинала, вычленив в каждой из пяти лекций, прочитанных немецким исследователем в феврале и марте 1888 г. во Франкфурте-на-Майне по приглашению дирекции Свободного немецкого соборного капитула, наиболее существенные мысли, касающиеся личного и творческого у Шекспира, хронологии его произведений, использования в них элементов драматического, комического и трагического. Книга, имевшая значительную литературоведческую ценность, став доступной в русских переводах и, прежде всего, в более качественном переводе Вейнберга, вызвала краткие отклики в тифлисской газете «Кавказ» [97, с. 3], в «Ежемесячных литературных приложениях к “Ниве”» [503, стлб. 177], в газете «Неделя» [505, с. 896], журналах «Русская мысль» [506, с. 269 – 270], «Русское богатство» [225, с. 42 – 43], «Мир божий» [504, с. 62 – 69], «Образование» [481, с. 53 – 54]. В частности, М.Плотников писал в журнале «Образование» об отступлениях Б.Бринка от предмета описания с целью изложения собственных взглядов на искусство и его задачи, формулирования представлений об идее и фабуле произведения и т. д., признавал некоторую искусственность разделения критиком шекспировского творчества на драматическое, комическое и трагическое, ибо «к Шекспиру всего менее применимо строгое разграничение литературных родов» [481, с. 53]. Самым значительным достоинством лекций М.Плотников считал «сжатые характеристики отдельных произведений Шекспира», позволявшие «в ясных и кратких словах» [481, с. 53] определить идею каждого из них. При сопоставлении переводов Вейнберга и И.Д.Городецкого М.Плотников высказывал однозначное предпочтение первому из них: «…издание 67 Л.Пантелеева отличается достоинствами перевода, за которые ручается уже самое имя переводчика. Редакция библиотеки “Детского чтения”, предназначая издание лекций Тен-Бринка для целей самообразования, должна бы была озаботиться более выдержанным и изящным переводом» [481, с. 54]. Как видим, с конца 1860-х гг. до самой смерти П.И.Вейнберг регулярно публиковал литературно-критические способствовавшие популяризации в материалы, России существенно английской литературы. Несмотря на то, что в подавляющем своем числе эти материалы были переводными, компилятивными, западноевропейских и основанными отечественных на предшественников трудах и не привносившими качественно новых трактовок в понимание литературных произведений и основательность фактографии, творческих и его судеб добросовестность умение писателей, Вейнберга высказывать следует в собственные подаче отметить богатой корректные и аргументированные суждения о работах других критиков и литературоведов, эрудицию, которая, не ограничиваясь знанием творчества ведущих литераторов конкретных стран и эпох, позволяла составлять масштабные обзоры мировой литературы, качественный пояснительный аппарат к русским переводам английской классики. Многие очерки, подготовленные писателем, являются замечательными образцами биографической литературы, рассчитанной на широкого читателя, отличающейся живым и доступным изложением, акцентировкой наиболее значимых моментов жизни рассматриваемого автора, оказавших влияние на его творчество. Из всех многочисленных публикаций Вейнберга наиболее содержательными были отклики на переводческую деятельность П.А.Козлова и Д.Л.Михаловского, представлявшие не только пространный разбор конкретных переводов, но и четко сформулированные и обоснованные переводческие принципы самого Вейнберга, признанные в современном ему обществе и позволившие ему к концу жизни иметь высокую литературную репутацию. 68 ГЛАВА 2. ВОСПРИЯТИЕ И ОСМЫСЛЕНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ТВОРЧЕСТВЕ П.И.ВЕЙНБЕРГА-ПЕРЕВОДЧИКА §1. Шотландские народные баллады в творческом восприятии П.И.Вейнберга Интерес П.И.Вейнберга как переводчика к шотландскому устному народному творчеству был достаточно стабильным и при этом спорадическим, нерегулярным, о чем свидетельствуют, с одной стороны, появление его новых переводов шотландских баллад на протяжении длительного времени – в 1860 – 1890-е гг., а с другой – единичность этих переводов. Первая подборка, включавшая три произведения – переводы шотландских баллад «Edward» («Эдвард»), «Fair Margaret and Sweet William» («Прекрасная Маргарет и милый Вильям») и перевод «песни, перешедшей в народ», Дж.Скиннера «John o’ Badenyon» («Джон О’Беднин») – увидела свет в №7 «Отечественных записок» за 1868 г. под названием «Древнеанглийские и шотландские стихотворения» [281, с. 1 – 8; републикацию этих переводов в антологии Н.В.Гербеля «Английские поэты в биографиях и образцах» в 1875 г. см.: 698, с. 6 – 7; 171, с. 8 – 9; 263, с. 9 – 10]. Обращает на себя внимание, что и в «Отечественных записках», и в антологии Н.В.Гербеля произведение Дж.Скиннера было представлено в единстве с фольклорными текстами, причем в журнале авторство Дж.Скиннера отмечалось в содержании9; у Н.В.Гербеля, будучи размещенным в разделе «Народная английская поэзия», текст сопровождался примечанием, в котором указывалось, что «стихотворение, написанное во второй половине XVIII столетия шотландцем Скиннером, весьма популярно в народе и занимает почетное место в истории На это обстоятельство обратил внимание В.Э.Боград при подготовке указателя содержания журнала «Отечественные записки» за 1868 – 1884 гг. [см.: 81, с. 47, 371]. 69 9 народной шотландской поэзии» [263, с. 9]. В 1875 г. «Отечественные записки» опубликовали вейнберговский перевод шотландской баллады «Lady Anne Bothwell’s Lament» («Плач леди Анны Босвелл») [см.: 477, с. 423 – 424], в 1896 г. на страницах «Русского богатства» увидел свет перевод еще одной баллады – «The Twa Corbies» («Два ворона»), публикация которого сопровождалась примечанием, произведению не достоинствами», столько сколько тем объяснявшим его внимание «несомненными обстоятельством, что к народному поэтическими оно является «подлинником пушкинского стихотворения “Ворон к ворону летит”» [см.: 260, с. 210]. Именно появление пушкинского переложения первых трех строф баллады «Два ворона», осуществленного в 1828 г.10 на основе французского перевода (1826) сборника шотландских народных баллад Вальтера Скотта, открыло собой традицию обращения в России к английской и шотландской фольклорной балладе, продолженную многими русскими писателями и переводчиками XIX – XX вв. Пушкинское переложение, положенное на музыку А.А.Алябьевым, А.Н.Верстовским, А.С.Даргомыжским, А.Г.Рубинштейном, Н.А.Римским-Корсаковым и др., концентрировалось около созвучного русскому фольклору образа ворона, благодаря чему сам этот образ, по наблюдению Л.М.Аринштейна, стал «своеобразным символом шотландской народной поэзии» [18, с. 462]. Вместе с тем, как указывает составитель антологии шотландской поэзии XIII – XX вв. «Шотландии кровавая луна» (2007) М.А.Новикова, ворон является общим для индоевропейских народов мифологическим персонажем, соединяющим в себе «черты мудрого предсказателя, “шаманской” птицы, спутника таких же вещих героев (от германского бога Одина до славянской лесной хозяйки, Бабы Яги) и циничного “антигероя”, плута-трикстера»; столь же традиционен и мифомотив “вороньего обеда”, пира над погибшими воинами, в котором Первая публикация переложения состоялась в альманахе А.А.Дельвига «Северные цветы на 1829 год» под заглавием «Два ворона» [см.: 498, с. 31 – 32]. В издании «Стихотворений» А.С.Пушкина 1829 г. переложение было озаглавлено в содержании как «Шотландская песня». 70 10 «просматривается языческий ритуал жертвоприношения, при котором жертву <…> расчленяют на части» [693, с. 30]. Следовательно, можно говорить о сугубо русской ассоциации между вороном и Шотландией, нашедшей проникновенное воплощение в стихотворении О.Э.Мандельштама «Я не слыхал рассказов Оссиана…» (1914): «Зачем же мне мерещится поляна, / Шотландии кровавая луна? / И перекличка ворона и арфы / Мне чудится…» [389, с. 77]11. Из позднейших переводов баллады известны обращения к ней О.Б.Румера [259, с. 96] и М.А.Новиковой [693, с. 29 – 30]12, оказавшиеся под Тот же мотив можно видеть в стихотворении Г.В. Иванова «Я слушал музыку, не понимая…» (1920): «И вспомним сумеречную страну, / Где кличет ворон – арфе отвечая, / И тень мечтательная и немая / Порою приближается к окну» [305, с. 229]. 12 В Российском государственном архиве литературы и искусства (ф. 629, оп. 1, ед. хр. 1784, л. 74) Д.Н.Жаткиным также обнаружен перевод баллады «Два ворона», выполненный в 1919 г. Вс.А.Рождественским. Данный перевод до настоящего времени не опубликован, в связи с чем мы считаем возможным привести его полностью: 11 Два ворона Совсем один я как-то еду… Два ворона ведут беседу И каркают: «Скажи, сосед, Где раздобудем мы обед». Там, где дубы растут на воле, Лежит убитый рыцарь в поле И разбудить* не в силах сна Собака, сокол и жена. Давно собака на охоте, А сокол высоко в полете, А лэди замуж взял другой – Там попируем мы с тобой. Ты клюв о грудь его наточишь, Я вырву голубые очи, А прядью золотых кудрей Гнездо мы выстлем потеплей. Пускай о нем рыдают много, Травою зарастет дорога, И ветер посреди степей Развеет прах его костей [257, л. 74]. В машинописи Вс.А.Рождественского отмеченная звездочкой лексема разбудить рукой редактировавшего перевод Н.С.Гумилева зачеркнута, им же сверху подписано – разогнать. Также нельзя не упомянуть опубликованный в 2005 г. перевод Г.С. Усовой «Два ворона», который вряд ли можно считать творческой удачей. Так, в переводном произведении сокол и пес 71 несомненным пушкинским влиянием, которое особенно очевидно при их сопоставлении с шотландским оригиналом и переложением А.С.Пушкина: «In behint yon auld fail dyke, / I wot there lies a new slain knight; / And naebody kens that he lies there, / But his hawk, his hound, and lady fair» [729, с. 30] [Позади там в старом рве, / Я знаю, лежит только что убитый рыцарь; / И никто не знает, что он лежит там, / Кроме его сокола, его собаки и прекрасной леди] – «В чистом поле под ракитой / Богатырь лежит убитый. / Кем убит и отчего, / Знает сокол лишь его, / Да кобылка вороная, / Да хозяйка молодая» (переложение А.С.Пушкина; [499, с. 123]) – «Вдали ты видишь ров? Лежит / В нем рыцарь, только что убит. / Известно это лишь жене, / Псу, соколу его и мне» (О.Б.Румер; [259, с. 96]) – «За межой за мшаной за каменной / Богатырь лежит, весь порубленный. / Где лежит он, никто не ведает, / Только сокол, пес да жена-краса» (М.А.Новикова; [693, с. 29]). Как видим, для А.С.Пушкина значимыми оказываются указание на отдаленность места, где лежит тело погибшего, и появление образа кобылки вороной (вместо собаки, пса), призванное подчеркнуть ратную гибель героя. Вслед за А.С.Пушкиным М.А.Новикова русифицировала образ рыцаря, назвав его богатырем, но при этом отметила, что тело героя лежит у межи, границы родовых владений, т. е. сама гибель произошла вследствие междоусобицы. Казалось бы, О.Б.Румер наиболее близок оригиналу, вслед за ним он упоминает ров как место нахождения тела, однако впечатление резко меняется после того, как, наряду с тремя осведомленными (соколом, собакой/псом, женой/леди), появляется и четвертый – сам герой, от лица которого идет балладное повествование. В переводе Вейнберга, имеющем отдельные формальные особенности (пять куплетов подлинника трансформированы в один куплет и три шестистишия, что привело к увеличению текста перевода на два стиха), местом, где убит рыцарь, оказывалась «роща темная», причем рядом с погибшим находились его военные доспехи (меч, колчан со стрелами): «Полетим, увидишь кое-что на усладу нам: / Рощу темную и рыцаря, что убили там; / На траву еще горячая кровь течет из ран, / Обнаженный меч льют слезы над павшим рыцарем: «За лесом, там, где вырыт ров, / Пал рыцарь от руки врагов. / Никто о нем не пролил слез, / Лишь сокол, да жена, да пес» [258, с. 21]. 72 валяется, полон стрел колчан; / И что он убит – неведомо здесь ни для кого, / Это знают только милая, сокол, пес его» [260, с. 210]. Особенностью вейнберговского перевода стало опущение трикстерной обратной аналогии баллады, где дружная семья животного мира противопоставлена разобщенной семье человеческой («His hound is to the hunting gane, / His hawk to fetch the wild-fowl hame, / His lady’s tain anither mate» [729, с. 30] [Его собака побежала охотиться, / Его сокол полетел принести дичь, / У его леди другой друг]). Этой аналогии не увидел и А.С.Пушкин, написавший о верности жены своему погибшему супругу: «Сокол в рощу улетел, / На кобылку недруг сел, / А хозяйка ждет милого, / Не убитого, живого» [499, с. 123]13. Другой мотив – починки вороньего гнезда элементами человеческого тела – также являющийся «обратным» для повседневного мира, в котором животные материалы используются при строительстве жилища человека, напротив, получил у Вейнберга развернутую интерпретацию: «Wi ae lock o his gowden hair / We’ll theek our nest when it grows bare» [729, с. 30] [Локонами его золотых волос / Мы утеплим наше гнездо, когда оно облезет] – «Кудри русые мы выдепрем, в косу их сплетем / И гнездо свое облезшее ею уберем; / Бороды его молоденькой пухом золотым / Платье тепленькое сделаем мы птенцам своим» [260, с. 210]; ср.: «…волосом златым / Свое гнездо мы устелим» (О.Б.Румер; [259, с. 96]); «А его золотым да волосом / Прохудалое гнездо заткнем» (М.А.Новикова; [693, с. 30]). Шотландская баллада «Эдвард» в XIX в. была известна в трех русских переводах, осуществленных К.К.Павловой (1839) [см.: 697, c. 437 – 438], П.И.Вейнбергом (1868) [см.: 281, c. 1 – 3] и А.К.Толстым (1871) [см.: 696, с. 428 – 430], причем последний перевод был выполнен с немецкого текста Т.Фонтане, о чем известно из писем А.К.Толстого Б.М.Маркевичу от 31 декабря 1871 г. [475, с. 389 – 390] и М.М.Стасюлевичу от 1 декабря 1872 г.14, Ср. в поздних переводах: «За дичью пес пустился в лес, / А сокол в облаках исчез, / Жена же к ночи ждет дружка» (О.Б.Румер; [259, с. 96]); «Его пес борзой, тот охотится, / Его сокол за дичью гоняется, / А жена-краса с другом тешится» (М.А.Новикова; [693, с. 30]). 14 А.К.Толстой писал М.М.Стасюлевичу: «Баллада “Эдвард” переведена мною с немецкого языка очень близко, но, насколько я мог понять оригинал, я старался быть к нему еще ближе и, отчасти, кажется в этом успел. Не знаю, какое действие произведет эта баллада на Вас, но для меня это одна из самых сильных вещей, которые мне случалось видеть, и я ставлю ее на одну высоту со сценой “Lady Macbet”» [476, с. 360]. 73 13 и дорабатывался с привлечением английского оригинала по известному изданию Т.Перси «Reliques of Ancient English Poetry» («Реликвии древней английской поэзии», 1765), републикованному в Лейпциге в 1866 г. Из современных обращений к «Эдварду» привлекает внимание перевод М.А.Новиковой как выполненный профессиональным филологом с учетом классических традиций восприятия этого произведения [см.: 693, с. 48 – 49]. Воссоздавая кровавую драматическую сцену, русские переводчики прибегли к приему аллитерации, например, в эпизоде о соколе: «Your haukis bluid was nevir sae reid, / Edward, Edward, / Your haukis bluid was nevir sae reid, / My deir son I tell theee O» [715, с. 32] [Кровь твоего сокола никогда не была такой красной, / Эдвард, Эдвард, / Кровь твоего сокола никогда не была такой красной, / Мой дорогой сын, я говорю тебе, о] – «Кровь сокола не так красна, / Эдвард! Эдвард! / Кровь сокола не так красна… / Мой сын, откройся мне скорей!» (П.И.Вейнберг; [698, с. 6]); «Не сокол меч окровенил, / Эдвард! Эдвард! / Не сокол меч окровенил, / Не тем ты сокрушен. – О!» (К.К.Павлова; [697, с. 437]); «У сокола кровь так красна не бежит, / Эдвард, Эдвард! / У сокола кровь так красна не бежит, / Твой меч окровавлен краснее!» (А.К.Толстой; [696, с. 428])15. Кульминационный момент, когда Эдвард признается в убийстве отца, в переводе Вейнберга выглядит несколько неправдоподобно, не передает степени раскаяния в содеянном: «O I hae killed my fadir deir, / Mither, mither, / O I hae killed my fadir deir, / Alas, and wae is mee O!» [715, с. 32] [О, я убил моего отца дорого, / Мать, мать, / О, я убил моего отца дорого, / Увы, и увы мне, о!] – «Отца родного я убил, / О мать, о мать! / Отца родного я убил… / Ах, как убитого мне жаль!» [698, с. 6]16. В эпизоде баллады, в котором герой обвиняет мать, давшую ему роковой совет, Вейнбергом использовано неправильное управление: «The curse of hell frae me sall ye beir, / Mither, 15 В современном переводе сокол заменен на пса: «У пса и кровь не так-то ала, / Эдвард, и кровь не так-то ала, / Скажу тебе в ответ, ох» [693, с. 48]. 16 Ср.: «Отца я своего убил, / Матерь! Матерь! / Отца я своего убил: / Мне горько, горько жить! – О!» (К.К.Павлова; [697, с. 437 – 438]) – «Отца я сейчас заколол моего, / Мать моя, мать! / Отца я сейчас заколол моего, / И лютое жжет меня горе!» (А.К.Толстой; [696, с. 429]) – «Я порешил отца родного, / Матушка, ведь отца родного, / И мне покою нет, ох» (М.А.Новикова; [693, с. 48]). 74 mither, / The curse of hell frae me sall ye beir, / Sic counseils ye gave to me O» [715, с. 34] [Проклятие ада от меня носи ты, / Мать, мать, / Проклятие ада от меня носи ты, / Такие советы ты дала мне, о] – «Носи проклятие мое, / О мать, о мать! / Носи проклятие мое – / Ведь ты была учитель мой!» [698, с. 7]. Ни один из переводов «Эдварда» нельзя назвать точным, однако общий эмоциональный настрой эпизода был лучше других передан А.К.Толстым, ассоциировавшим совет матери с грехом: «Проклятье тебе до скончания дней, / Мать моя, мать! / Проклятье тебе до скончания дней, / Тебе, что мне грех нашептала!» [696, с. 430]; ср.: «Проклятие тебе и ад, / Матерь! матерь! / Проклятие тебе и ад! / Тебя послушал я! – О!» (К.К.Павлова; [697, с. 438]); «Проклятье пуще всех проклятий, / Матушка, пуще всех проклятий, / За твой такой совет, ох» (М.А.Новикова; [693, с. 49]). Баллада «Прекрасная Маргарет и милый Вильям», переведенная П.И.Вейнбергом в 1868 г. под названием «Вильям и Маргарита (Шотландская народная баллада)» [см.: 281, c. 3 – 5], в XX в. привлекла внимание Вс.А.Рождественского («Прекрасная Маргарет и Вильям») [см.: 492, с. 35 – 36] и Г.Б.Плисецкого («Прекрасная Маргарет и милый Вильям») [см.: 493, с. 41 – 43]. П.И.Вейнберг называл героиню, покончившую с собой после женитьбы возлюбленного, русским именем Маргарита только в заглавии и в первом стихе, затем, на протяжении всей баллады, использовал имя Гретхен – уменьшительное производное от Маргарет; Вс.А.Рождественский по всему тексту своего перевода называл девушку именем Маргарет, Г.Б.Плисецкий – именами Маргарет и Маргарита. Известны две различающиеся в содержательном плане редакции баллады, в которых, в частности, с вариациями представлено явление у брачного ложа Вильяма и его жены духа, сообщающего Вильяму о смерти Маргарет, рисующего образы могилы и савана, ср.: «God give you joy,.. / In bride-bed… / Loe I am going to my green grass grave, / And am in my windingsheet» [716] [Бог, дай вам радость,.. / В брачной постели… / Любовь, я ухожу в свою покрытую зеленой травой могилу, / И в своем саване] – «God give you 75 joy of your gay bride-bed, / And me of my winding-sheet» [717] [Бог, дай вам радость на веселом брачном ложе, / А мне в моем саване]. Опираясь на первую из представленных редакций, Вейнберг заменил образы могилы и савана поэтическим и вместе с тем емким образом сырой земли: «Бог спаси тебя на брачном ложе, / А меня – в земле моей сырой» [171, с. 8]; Г.Б.Плисецкий допустил отсутствующую в подлиннике самоассоциацию Маргарет с невестой: «Дай вам Бог, новобрачные, мир да любовь, / Радость вечную дай вам Бог! / Белый саван – мой подвенечный наряд, / И могила – мой брачный чертог…» [493, с. 42]. Наиболее лаконичен вариант Вс.А.Рождественского, опирающийся на вторую из редакций баллады и практически дословно ее передающий: «Пусть Бог благословит тебя / И белый саван мой» [492, с. 35]. Различия в описании сна Вильяма, предвещающего ему смерть, в двух редакциях оригинальной баллады, в одной из которых дом оказывался наполненным красными свиньями («…my bower was full of red swine, / And my bride-bed full of blood» [716] […мой дом полон красных свиней / И мое брачное ложе залито кровью]), а в другой – залитым красным вином («…my bower was full of red wine / And my bride-bed full of blood» [717] […мой/твой дом залит красным вином / И мое брачное ложе залито кровью]), обусловили разночтения в русских переводах, ср.: «…свиней пунцовых много / И в крови мой брачный полог весь» (П.И.Вейнберг; [171, с. 8]); «Вся комната полна вина, / И вся постель в крови» (Вс.А.Рождественский; [492, с. 35]); «Будто в горнице – стадо рыжих свиней, / Будто брачное ложе – в крови» (Г.Б.Плисецкий; [493, с. 42]). При переводе стихов о цветах, выросших на могилах Маргарет и Вильяма, Вейнберг частично утратил смысл, скрытый в цветочной символике оригинала, ибо терновник считается символом мучений, а шиповник подразумевает тайную, скрытую любовную тягу, неодолимое желание, за которое расплачиваются жизнью: «Out of her breast there sprang a rose, / And out of his a briar» [716; 717] [Из ее груди выросла роза, / Из его – шиповник] 76 – «У нее из груди вышла роза, / У него – терновник…» [171, с. 9]. Из последующих переводчиков Вс.А.Рождественский был вновь наиболее точен («И розой Маргарет росла, / Шиповником – Вильям» [492, с. 36]), а Г.Б.Плисецкий дополнил цветочную коннотацию, внеся упоминание о белом цвете розы и, таким образом, отметив не просто чувство героини, но ее чистую и невинную любовь: «Вырос куст белоснежных роз / Из ее могилы. А из его – / Куст шиповника произрос» [493, с. 43]. Баллада «Lady Anne Bothwell’s Lament», переведенная П.И.Вейнбергом и опубликованная им под названием «Плач Анны Босвел (Шотландская народная баллада)» [см.: 477, 423 – 424], имела историческую первооснову: несчастная Анна, брошенная возлюбленным с ребенком, была дочерью епископа графства Оркни Босвелла, а неверным отцом являлся ее кузен, сын графа шотландских земель Марр Александр Эрскин, погибший на службе в 1640 г. Открывающие балладу и звучащие рефреном после каждой ее строфы слова «Balow, my boy, ly still and sleep, / It grieves me sore to hear thee weep» [719] [Тише, мой малыш, лежи тихо и спи / Меня расстраивает твой плач] Вейнберг переводит лишь однажды – в самом начале баллады: «Не плачь, мой ребенок, усни поскорей; / Твой плач – истязанье родимой твоей» [477, с. 423]. Вероятно, это связано с тем, что за основу при переводе им был взят купированный вариант оригинального произведения, в частности, в одном из таких вариантов рефрен ограничивался возгласом «Balow, la-low!» [см.: 720]. Наличием полного и сокращенных вариантов баллады, варьировавших ее объем с тринадцати до семи строф, можно объяснить и восемь строф перевода Вейнберга [см.: 719; 720]. При переводе оборота «his sugr’d words» («его сахарные слова») как «изменника лживые, коварные слова» Вейнберг точно передает подтекст. Когда сахар впервые появился в Европе, он был деликатесным лакомством, а потому эпитет sugred использовался метафорически для выражения чрезвычайной степени сладости; после того, как сахар подешевел и стал 77 обычным продуктом, эпитет приобрел грубое, тривиальное значение. Стремясь убедить читателя в том, что леди не могла не поддаться ухаживаниям, Вейнберг дополнил описание внешности кавалера – «his tempting face» («его соблазнительное лицо»), его речей – «flatt’ring chear» («льстивые речи») упоминанием о кольце, отсутствующим в оригинале: «…Такое лицо, / И клятвы такие, и это кольцо…» [477, с. 423]. Воссоздавая эпизод, характеризующий смирение Анны, отказывающейся проклинать своего обольстителя, Вейнберг мастерски использовал анафору, подчеркивавшую необратимость высшего возмездия, неизбежность раскаяния обманщика в содеянном: «But curse not him; perhaps now he, / Stung with remorse, is blessing thee: / Perhaps at death; for who can tell / Whether the judge of heaven or hell, / By some proud foe has struck the blow, / And laid the dear deceiver low?» [719] [Но не проклинаю его; возможно, сейчас он, / Терзаемый раскаянием, молится за тебя: / Возможно, при смерти; ибо кто скажет, / Судья ему небес или ада, / Гордым врагом нанесен удар, / И лежит любимый обманщик в могиле?] – «Быть может, в раскаяньи годы губя, / Он молится Богу теперь за тебя; / Быть может, от голода мучится он; / Быть может, в могилу уже схоронен… / Проклятье мое не пошлю я туда, / Где ждет опочивший Господня суда!» [477, с. 424]. Обратившись к «перешедшей в народ» популярной плясовой песне шотландского поэта-священника второй половины XVIII в. Дж.Скиннера «John o’ Badenyon», Вейнберг акцентировал в своем переводе ироническое осуждение юношеских устремлений к таким идеалам, как любовь, дружба, политика, наука [см.: 263, с. 9 – 10]. Так, если Дж.Скиннер, говоря о любви героя к девушке по имени Филлис (Phillis), сравнивал последнюю с камнем («…when at last I breathed my flame, / I found her cold as stone» [728] […когда, наконец, я показал свою страсть <дословно – выдохнул пламя>, / Я обнаружил, что она холодна как камень]), то Вейнберг противопоставлял огонь в сердце героя и лед в сердце его возлюбленной, которая в традициях русификаторства становилась Лизой: «…огонь моей души / Не растопил холодных льдин…» [263, с. 9]. 78 В строфе Дж.Скиннера о дружбе прилагательное divine («божественный, неземной, изумительный, данный Богом») относится скорее к ситуации обретения друга, нежели является характеристикой самого друга, как в переводе Вейнберга, ср.: «A friend I got by lucky chance, / ’Twas something like divine» [728] [Друга я обрел по счастливой случайности, / Это было как будто дано Богом] – «И скоро друга я нашел – / Богоподобного вполне» [263, с. 9]. Дж.Скиннер называет реальных политических деятелей Англии эпохи Просвещения – Johnny Wilkes (Джона Уилкса) и Parson Horne (Джона ХорнТука), тогда как Вейнберг предпочитает заменить мало что говорящие русскому читателю имена собирательным оборотом славнейшие земляки. Несоответствие заявлений действительным целям политиков переводчик обыграл с помощью русского фразеологизма «продать за алтын», т. е. очень дешево, ср.: «’Twas self and party, after all, / For a’ the stir they made; / At last I saw the factious knaves / Insult the very throne» [728] [Ради себя, в конце концов, / Всю шумиху они устроили; / В итоге я увидел, что раздираемые враждой мошенники / Посягнули на сам монарший трон] – «Один был интриган пустой, / Другой – нахальный шарлатан – / И честь, и совесть продавать / Готовы оба за алтын…» [263, с. 10]. Рассуждения о науке Вейнберг дополнил мыслью об устремленности героя «к корню всех причин»: «A thousand various schemes I tried, / And yet was pleased with none» [728] [Тысячу различных схем я испытал, / И все же не был доволен ни одной] – «Я строил тысячи систем, / Стремился к корню всех причин» [263, с. 10]. Как видим, обращаясь к шотландской народной поэзии, Вейнберг достаточно глубоко проникал в мир ее художественных образов, трактовал многие детали описания с учетом исторических реалий, особенностей мышления и традиций шотландцев, что позволяет говорить о достаточно высоком уровне осуществленных им переводов. Многие произведения были переведены Вейнбергом впервые, те же, что уже были известны русскому читателю, требовали более точных прочтений в сравнении с вольными 79 переложениями, осуществленными в эпоху романтизма – в 1820 – 1830-е гг.; в частности, обращение к балладе «Два ворона» было обусловлено желанием Вейнберга познакомить русских читателей с произведением, ставшим основой для пушкинского стихотворения «Ворон к ворону летит…». В целом переводы Вейнберга оказались одной из ярких составляющих раннего этапа восприятия в России английской и шотландской балладной поэзии, характеризовавшегося отсутствием системности, появлением единичных переводов, мозаично знакомивших с отдельными текстами; и хотя эти немногочисленные прочтения не могли создать общего впечатления о богатстве языка и мотивном многообразии английских и шотландских баллад, они во многом подготовили зарождение того значительного интереса к этим произведениям, который вылился уже в XX в. в перевод целых балладных циклов, издание их отдельными книгами. §2. П.И.Вейнберг – переводчик пьес Шекспира Вейнберговский перевод «Отелло» Шекспира: мнения «за» и «против». В статье «Шиллер в переводе русских писателей, изданный под редакциею Н.В.Гербеля, т. I – VI, СПб. 1859 г.», опубликованной в №11 «Русского слова» за 1859 г. за подписью М.Л., М.Л.Михайлов размышлял о падении уровня поэтического перевода, проявившемся в поверхностном отношении целого ряда переводчиков нового времени к интерпретируемым оригиналам: «У нас в последнее время так начали плодиться стихотворные переводчики, для которых считается нипочем перемахнуть за несколько присестов Шекспирова “Отелло” или “Юлия Цесаря”, байроновского “Мазепу” или “Манфреда”, не говоря уже о бедном истерзанном Гейне или в клочки изорванном Беранже, – столько расплодилось у нас таких переводчиков, что даже и неизбежные для этого качества, добросовестность и старательность, должны считаться большою заслугой» [402, с. 53]. В комментариях к статье, подготовленных Ю.Д.Левиным, отмечается, что М.Д.Михайлов, возможно, имел в виду выполненные в 1858 – 1859 гг. 80 переводы П.И.Вейнберга «Отелло»17, А.А.Фета «Юлий Цезарь», Д.Л.Михаловского «Мазепа», Е.Ф.Зарина «Манфред» [см.: 362, с. 636]. На первый взгляд, такое мнение применительно к вейнберговскому переводу «Отелло» представляется недостаточно аргументированным. В 1858 – 1859 гг. Вейнберг опубликовал из своего перевода лишь два отрывка: первый из них – сцена Отелло и Яго, интерпретированная под впечатлением игры А.Олдриджа и включенная в статью Нового поэта <И.И.Панаева> об Олдридже в роли Отелло [433, с. 257 – 278] – был напечатан в №12 «Современника» за 1858 г. [см.: 644, с. 264 – 270], второй – вторая сцена четвертого действия – увидел свет в 1859 г. в майском номере «Библиотеки для чтения» [см.: 571, с. 122 – 123]. Сокращенная для сцены редакция перевода была издана впервые только в 1864 г. – сначала в №4 – 5 «Библиотеки для чтения» [см.: 647, с. 1 – 160], а затем и отдельной книгой [см.: 646]; полный же текст перевода увидел свет в 1865 г. в первом томе первого гербелевского издания Шекспира [см.: 650, с. 76 – 140]. Однако внимательное знакомство с русской периодикой конца 1850-х гг. подтверждает, что Ю.Д.Левин прав и перевод Вейнберга был полностью завершен к осени 1859 г. и передан для постановки в Александринский театр. Начав активно ставиться на русской сцене, «Отелло» в переводе Вейнберга вызывал неоднозначную реакцию театральной и литературной критики. Так, в 1859 – 1860 гг. в печати появились отклики на перевод Вейнбергом «Отелло» и его постановку в Александринском театре в бенефис актера Л.Л.Леонидова (с участием последнего в роли Отелло) [см.: 254, с. 254; 255, 17 К моменту обращения Вейнберга к переводу шекспировского «Отелло» это произведение уже было хорошо известно в России как во фрагментарных (С.П.Шевырев, И.И.Козлов, В.С.Межевич), так и в четырех полных переводах, принадлежавших И.И.Панаеву (в прозе с французского языка-посредника, 1836), А.Е.Студитскому (1841), В.М.Лазаревскому (1845), Н.Х.Кетчеру (в прозе, 1849). Перевод Вейнберга не только существенно превзошел труды предшественников, но и оказался в целом лучшим из всех дореволюционных переводов этого произведения, среди которых должны быть названы переводы П.А.Кускова (1870), Н.В.Маклакова (1882), П.А.Каншина (в прозе, 1893), А.А.Месковского (перевод и сценическая редакция, 1894), А.Л.Соколовского (1894), а также отрывки в переводах Ф.Н.Устрялова, Н.П.Огарева. 81 №47, с. 461, №48, с. 483 – 485; 384, с. 357 – 358; 383, с. 1366; 96, №8, с. 53 – 56, №9, с. 29 – 30]. В частности, А.С.Гиероглифов (под псевдонимом А.Гфов) писал в №26 «Театрального и музыкального вестника» за 1859 г., что перевод «отличается гладким (но довольно слабым) стихом» [254, с. 254]; о том же сообщал и М.А.Загуляев (под псевдонимом М.З.) в «Сыне Отечества», указывавший, что «перевод гладок и близок, но в нем утрачен <…> шекспировский колорит» [383, с. 1366]18. Отдельное издание сценической редакции «Отелло», вышедшее в 1864 г., вызвало рецензии в газете «Голос» [507, c. 1 – 4] и «Книжном вестнике» [508, c. 311], причем в первом случае давался и краткий обзор других переводов, а относительно перевода Вейнберга утверждалось, что он «далеко не безукоризнен, а местами даже отличается тяжелым, искусственным складом» [507, с. 1 – 2]. Первый отклик на полное издание перевода, появившийся в 1865 г. на страницах «Отечественных принадлежавший записок» Е.Ф.Зарину, также под псевдонимом был явно Incognito нелестным. и Считая вейнберговского «Отелло» худшим из переводов первого тома гербелевского собрания (в сравнении с напечатанными в нем переводами Д.Л.Михаловского («Юлий Цезарь»), Н.М.Сатина («Сон в Иванову ночь»), А.В.Дружинина («Кориолан», «Король Лир»), А.И.Кронеберга («Много шуму из ничего», «Макбет», «Двенадцатая ночь»)), Е.Ф.Зарин осуждал переводчика за излишнее усугубление и обострение конкретных деталей, переход от повествовательности к пафосности, крикливости, в связи с чем приводил конкретный пример: «В том месте, где недоумевающая и поддержанная на минуту в своем недоумении самим мавром Эмилия соглашается, что она точно слыхала, что предсмертные слова ее госпожи были те, что ее убил не Отелло, этот последний, в переводе г. Вейнберга, говорит: “Так лгуньею отправилась она / В кромешный ад: я – я ее убийца!” В указателе «Шекспир: Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке (1748 – 1962)» публикации в «Сыне Отечества» за подписью М.З. ошибочно приписаны Р.М.Зотову [см.: 672, с. 124]. 82 18 <см. вторую сцену V действия: 666, с. 356>. Это усугубление я, очевидно, делает эти строчки крикливыми до оглушения, и переводчик так и поставил в конце их знак восклицания. Между тем в подлиннике эти строчки отличаются чисто титаническим и, конечно, ужасающим спокойствием: такой характер у них <…> отняло одно ничтожное я, которому и суждено теперь служить прибавкою ко всей массе неистовых криков, так изобильно оглашающих и имеющих оглашать нашу сцену» [718, с. 511]. И действительно, в шекспировском подлиннике герой был предельно спокоен при сообщении о совершенном им преступлении: «She’s like a liar gone to burning hell: / ’Twas I that kill’d her» [725] [Она, как лгунья, отправилась в огненную геенну: / Это я убил ее]. Избыточная пафосность, стремление усилить звучание стиха, по наблюдению Е.Ф.Зарина, вели Вейнберга к затемнению смысла и увеличению объема переводных фрагментов. Свою мысль он доказывал еще одним примером из второй сцены V действия, где Отелло прерывает речь Дездемоны, предполагающей гибель Кассио: «Had all his hairs been lives, my great revenge / Had stomach for them all» [725] [Да если бы все волоса его были жизнями, мое великое мщение / Посягнуло бы на них на все] – «Да если бы его малейший волос / Был жизнию, – и волосом малейшим / Я б утолил месть страшную мою!» [650, с. 130]19. Е.Ф.Зарин отмечал, что “приведенные строки кажутся отчасти близкими <…> к неистовству», тогда как сила шекспировского дарования проявляется в естественности, умении передать трагическое посредством обыденного: «<…> вы удивительно редко встречаете ее кричащей и решительно никогда неистовствующей, хотя бы при том действующим лицом было само неистовство» [718, с. 511]. В целом, по мнению Е.Ф.Зарина, перевод П.И.Вейнберга уступал a priori лишь переводам А.И.Кронеберга, тогда как остальным проигрывал лишь 19 Впоследствии этот фрагмент был переработан переводчиком, причем переработка не коснулась неприемлемой для Е.Ф.Зарина пафосности: «Да если б каждый волос у него / Был жизнию, то волосом бы каждым / Я утолил месть страшную мою» [666, с. 355]. 83 слабостью редактуры, небрежностью отделки, «меньшею заботливостию о стихе», «спешностию, напоминающею о работах на срок» [718, с. 510]. Также у Вейнберга, по мнению Е.Ф.Зарина, чаще, нежели у других, можно видеть «не весьма, впрочем, значительные отступления от текста», в частности, склонность к преувеличению, усилению и возвышению тона шекспировской речи, ведущую, в реальности, к серьезному ее ослаблению: «Подобные опыты усиления шекспировского текста всего чаще обнаруживаются или придачею к иным словам выразительных <…> эпитетов, которых нет в подлиннике, или возведением эпитета из положительной степени в превосходную, или еще чаще усугублением какого-нибудь слова, с ударением на нем, что делается опять против подлинника» [718, с. 510]. Однако постепенно вейнберговский перевод «Отелло» завоевывал читательские симпатии: в этом сыграли свою роль не только отмеченное выше включение его в гербелевское издание (переиздания в 1877, 1880, 1888, 1899 гг.), но и выпуск перевода массовым тиражом в «Дешевой библиотеке» А.С.Суворина в 1886 г. (переиздания в 1888, 1892, 1899, 1907 гг.), сопровождавшийся заимствованным из зарубежных источников справочным материалом об источниках «Отелло» и изложением мнений разных критиков об «Отелло» и характерах этой трагедии [см.: 320, c. III – LXVII]20. Последней волей Вейнберга-переводчика можно считать редакцию переводного произведения, увидевшую свет в 1903 г. в третьем томе полного шекспировского издания, выпущенного под редакцией С.А.Венгерова в серии «Библиотека великих писателей» [см.: 666, с. 288 – 362]21. Подобными же материалами сопровождалось и издание вейнберговского перевода «Венецианского купца», вышедшее в «Дешевой библиотеке» А.С.Суворина в 1898 г. [см.: 491, c. III – XXV]. 20 21 После публикации в серии «Библиотека русских писателей» перевод «Отелло» П.И.Вейнберга лишь однажды (к тому же фрагментарно) был напечатан при жизни переводчика в книге серии «Общедоступная библиотечка» киевского издательства «Прогресс» «Отелло (Венецианский мавр). Трагедия в 5-ти действиях. Рассказ содержания с сохранением главных монологов» [см.: 667]. В последующем перевод переиздавался в 1912, 1923 и 1929 (дважды) гг., после чего, в силу появления новых переводов, был забыт; лишь однажды, в 1953 г., фрагменты из него были включены в подготовленную под редакцией С.С.Мокульского «Хрестоматию по истории западноевропейского театра». 84 Вейнберг неоднократно дорабатывал свой перевод, стремясь к драматургическому совершенству, в чем несложно убедиться, сравнив самую раннюю публикацию полного текста перевода в 1865 г. [см.: 650, с. 76 – 140] с последней волей переводчика [см.: 666, с. 288 – 362], например: В.Шекспир. Отелло. Перевод П.И.Вейнберга. Издание 1865 г. …а я – клянусь Как честный человек, ведь цену знаю Я сам себе – я стоил этой чести. [650, с. 76]. Хоть бы на то несказанное счастье [650, с. 79]. Не позовут закон и общий суд [650, с. 81]. В подобных донесениях догадки [650, с. 81]. Мне дела нет до общего волненья [650, с. 82]. Чтоб Бог ее такой, как я, создал. Потом она меня благодарила [650, с. 82]. В.Шекспир. Отелло. Перевод П.И.Вейнберга. Издание 1902 г. И этой чести Я стоил; да, как честный человек В том поклянусь: себе я цену знаю. [666, с. 289]. Хотя б на то высокое блаженство [666, с. 293]. Не позовут закон и правый суд! [666, с. 294]. Так как догадки в разных донесеньях [666, c. 294]. Не общая меня забота взволновала [666, c. 296]. Чтоб Бог ее такою сотворил, Как я; потом меня благодарила [666, с. 298]. Как видим, целью доработки было придание переводу большей сценичности, достигавшееся посредством замены отдельных слов, внесения изменений в художественных синтаксическую деталей. структуру Наиболее текста, существенное корректировки достоинство вейнберговского перевода следует видеть в его ориентированности на театральное действо, на игру актера и ее восприятие зрителем. Благодаря суворинскому изданию перевод «Отелло» Вейнберга «попал в народ», о чем свидетельствуют некоторые публикации конца 1880-х гг. Так, в рецензии А.Б., напечатанной в 1889 г. во втором томе сборника «Что читать народу», особо отмечалась доступность неадаптированных переводов «Отелло» Вейнберга, «Макбет» А.И.Кронеберга, было рассказано о чтении вслух этих переводов среди учениц воскресной школы [см.: 2, c. 252 – 254]. Об опыте чтения вслух трагедии «Отелло» в переводе Вейнберга в одной из 85 женских воскресных школ также писала в 1889 г. Х.А. <Х.Д.Алчевская> [см.: 605, c. 258 – 259]. «Отелло» в переводе Вейнберга представлялся неудовлетворительным в те годы лишь отдельным русским писателям, в частности, П.А.Кускову, опубликовавшему свой перевод этого произведения, не имевший успеха, в №4 за 1870 г. журнала «Заря», и, по наблюдению Ф.Ф.Фидлера в мае 1888 г., «бранившего переводы Вейнберга <…> и хвалившего собственные» [602, с. 43]. О массовой популярности вейнберговского перевода свидетельствует и то обстоятельство, что именно из него в русский язык пришли «крылатые слова», соотносимые с шекспировским «Отелло» – «она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье к ним» (д. 1, сц. 3) [21, с. 249], «чудовище с зелеными глазами» (определение ревности в д. 3, сц. 3) [21, с. 386]22. Ставшие крылатыми строки вейнберговского перевода «она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье к ним» уже в конце октября – начале ноября 1868 г. заинтересовали Ф.М.Достоевского, в подготовительных материалах которого к роману «Идиот» можно встретить такую запись: «Князь просто и ясно (Отелло) говорит ей, за что он ее полюбил, что у него не одно сострадание (как передал ей Рогожин и мучил ее Ипполит), а и любовь и чтоб она успокоилась» [271, с. 284]. Дальнейшее развитие действия в «Идиоте», по ранним наброскам, также должно было осуществляться по «шекспировскому» плану с образом Князя-Отелло [см.: 271, с. 284 – 285], в чем можно усматривать не только шекспировское, но и вейнберговское влияние. А.С.Долинин, впервые опубликовавший в 1965 г. творческие рукописи романа Ф.М.Достоевского «Подросток», обратил внимание на записи к первой и второй частям романа: «Подросток об Отелло: Знаете ли, за что убил Дездемону, за то, что идеал потерял <…> – Мне Версилов говорил, что С деятельностью Вейнберга связано также «крылатое слово» «вот смысл философии всей», взятое из его перевода стихотворения Г.Гейне «Думы и грезы»: «Возьми барабан и не бойся, / Целуй маркитантку звучней! / Вот смысл глубочайший искусства, / Вот смысл философии всей» [21, c. 59]. 86 22 Отелло не для того убил, а потом убил себя, что ревновал, а потому что у него отняли его идеал» [574, с. 246, 340]23. Разъясняя суть сказанного в «Подростке», А.С.Долинин обращался к тексту вейнберговского перевода концовки «Отелло» [267, с. 490], тем самым косвенно предполагая еще один факт влияния переводчика-современника на Ф.М.Достоевского. Впоследствии традиции перевода «Отелло», выполненного Вейнбергом, активно проявились в творчестве А.П.Чехова24. В повести «Огни» (1888), характеризуя инженера Ананьева, А.П.Чехов соотносил его с Отелло, при этом используя практически дословную цитату из шекспировской трагедии в переводе Вейнберга: «Инженер Ананьев, Николай Анастасьевич, был плотен, широк в плечах и, судя по наружности, уже начинал, как Отелло, “опускаться в долину преклонных лет” и излишне полнеть» [615, с. 109]; ср. в переводе «Отелло» Вейнберга (акт III, сц. 3): «Начал я в долину лет преклонных опускаться» [5, с. 288]. В концовке драматического этюда А.П.Чехова «Лебединая песня (Калхас)» (конец 1886 или начало 1887) в реплике Светловидова цитируется фрагмент из «Отелло» в переводе Вейнберга (акт III, сц. 3) [см.: 662, с. 289]: Светловидов. <…> Помнишь это место из «Отелло», Никитушка? Прости, покой, прости, мое довольство! Простите вы, пернатые войска И гордые сражения, в которых Считается за доблесть честолюбье, – Всё, всё прости! Прости, мой ржущий конь, И звук трубы, и грохот барабана, И флейты свист, и царственное знамя, Все почести, вся слава, всё величье И бурные тревоги славных войн! [621, с. 214 – 215] Известно, что в ранней редакции цитировался другой монолог из «Отелло» в переводе Вейнберга – «О, если бы угодно было небу…» (акт IV, сц. 2) [622, с. В окончательной редакции романа Ф.М.Достоевского «Подросток» (ч. 2, гл. 4): «Версилов раз говорил, что Отелло не для того убил Дездемону, а потом убил себя, что ревновал, а потому, что у него отняли его идеал!..» [273, с. 208 – 209]. 24 О влиянии на А.П.Чехова «Отелло» Шекспира, прочитанного в переводе Вейнберга, подробно рассказано в статье Е.Ю.Виноградовой «“Отелло” и мотив погубленной доверчивости. “Огни” (1888) и “Рассказ неизвестного человека” (1892) А.П.Чехова» в 2006 г. [см.: 174, с. 217 – 227]. 87 23 362; текст перевода см.: 662, с. 300], который был заменен при представлении «Лебединой песни» в театральную цензуру [см. об этом: 249, с. 406]. Монолог из вейнберговского перевода трагедии «Отелло» «Прощай, покой, прости, мое довольство!..» А.П.Чехов также пространно цитировал в письме Е.М.Линтваревой от 9 октября 1888 г., соотнося его с событиями собственной жизни, в которой страстная любовь решительно выбила «из прошлого и настоящего» [614, см.: с. 21 – 22]. Рассказывая о командире парохода г. Л., многое повидавшем на своем веку, А.П.Чехов писал в книге «Остров Сахалин (Из путевых записок)» (1893 – 1894): «Покружив полжизни около Камчатки и Курильских островов, он, пожалуй, с большим правом, чем Отелло, мог бы говорить о “бесплоднейших пустынях, страшных безднах, утесах неприступных”» [623, c. 44]. Закавыченные А.П.Чеховым слова – цитата из перевода «Отелло» Вейнберга (акт I, сц. III) [см.: 662, c. 268]25. Удачной была сценическая судьба «Отелло» в переводе Вейнберга, активно ставившегося на театральных подмостках на протяжении более полувека. Так, в сезон 1907 – 1908 гг. пьеса была представлена в Малом театре к юбилею А.И.Южина, о чем сообщил «Ежегодник императорских театров» [см.: 437, с. 126 – 127]. Сценическая популярность вейнберговского перевода отразилась и в появлении в 1912 г. оригинального произведения 25 Известно, что поездка А.П.Чехова на Сахалин обсуждалась в переписке Вейнберга с А.Н.Плещеевым в сентябре 1891 г.: если А.Н.Плещеев усматривал в этой поездке отказ писателя от собственно художественного творчества («беллетристика с этим путешествием ничего общего не имеет»), то П.И.Вейнберг – стремление к собиранию новых тем, сюжетов, уже иссякавших у А.П.Чехова [см.: 533, с. 775]. А.Н.Плещеев принадлежал к кругу наиболее близких друзей Вейнберга, что способствовало обмену искренними оценками конкретных событий литературной жизни. Известно, например, письмо А.Н.Плещеева Вейнбергу от 30 декабря 1891 г., содержавшее категоричную оценку «Дуэли» А.П.Чехова [см.: 633, с. 704]. В этой связи оправданно предположение Н.А.Роскиной, которая, комментируя краткую характеристику Вейнберга-рассказчика в письме А.П.Чехова А.С.Суворину от 4 июня 1892 г. («Вейнберг интересно рассказывает. Мне нравятся его хитрые глаза» [618, с. 72]), отметила, что Вейнберг мог рассказывать о заграничных встречах с А.Н.Плещеевым [см.: 513, с. 394]. Зная о дружбе двух «стариков» – Вейнберга и А.Н.Плещеева, А.П.Чехов счел возможным передать последнему через посредство Вейнберга «поклон и пожелания многих лет» (см. письмо А.П.Чехова П.И.Вейнбергу от 28 июля 1893 г.) [616, с. 296]. 88 А.Шутихина – «шутки в одном действии» «Отелло драматических курсов» [694], главный герой которой – будущий актер, изображающий «самого Отелло по Вейнбергу» [см.: 694, с. 10 – 11]. Оригинальные и переводные литературоведческие и литературнокритические работы, появлявшиеся в печати в конце XIX – начале XX в., нередко иллюстрировались фрагментами из вейнберговского «Отелло». В частности, отмечая, что главный герой шекспировской трагедии в последние минуты жизни В.А.Воскресенский вспоминал в о «пособии детстве при и прежних изучении теории путешествиях, словесности» «Поэтика» (1885) приводил фрагмент из перевода Вейнберга: «…как глупециндиец, я отбросил / Жемчужину, дороже всех сокровищ / Его страны; … и из моих очей, / К слезливым ощущеньям непривычных, / Теперь текут струей обильной слезы, / Как из дерев Аравии камедь» [см.: 180, с. 318 – 319]. Тот же фрагмент был процитирован А.Н.Чудиновым, переводчиком третьего курса лекций «Об идеале в искусстве» «Чтений об искусстве» И.Тэна, при акцентировке воспоминаний о прошлом как явления, частого у самоубийц [см.: 590, с. 209]. В работе М.М.Покровского «Очерки по сравнительной истории литературы» (1904) воспроизводилась речь Отелло в совете дожа в переводе Вейнберга со слов «Ее отец любил меня и часто…» до слов «Несчастиях из юности моей» [см.: 483, с. 73 – 74]; тот же фрагмент несколько ранее цитировался М.М.Покровским в статье «Дидона Вергилия и Дездемона Шекспира» при характеристике романа Дездемоны и Отелло, «одного из интереснейших сюжетов Шекспира», предвосхищенных Вергилием [см.: 482, с. 476]. Годы спустя, пытаясь выявить секрет успеха вейнберговского «Отелло», К.Ф.Тиандер проводил сопоставление диалога Яго и Отелло из третьей сцены третьего действия в интерпретациях И.И.Панаева, В.М.Лазаревского, П.И.Вейнберга и П.А.Кускова и отмечал, что слова «…Look here, Iago; / All my fond love thus do I blow to heaven. / ’Tis gone» [725] […Смотри сюда, Яго; / Всю мою нежную/тщетную любовь я так сдуваю к небесам. / Она прошла] 89 передаются Вейнбергом без добавлений и пропусков, без погрешностей против русского языка: «…Яго, / Смотри сюда: с себя я к небесам / Безумную любовь мою сдуваю – / Она прошла!» [666, с. 330]; ср.: «Посмотри на меня, Яго: одно дуновение освободило меня от глупой любви. Эта любовь испарилась в воздух, она исчезла…» (И.И.Панаев) – «О Яго!.. вздохи – всю любовь, / Безумную любовь свою послал / Я к небесам святым!.. Ушла… ушла!» (В.М.Лазаревский) – «…Яго, / Смотри сюда: всю нежную любовь / Свою я выдуваю к небу: вот как. / Она прошла» (П.А.Кусков) [цит. по: 578, с. 147]. В другом фрагменте той же реплики Отелло использованная Вейнбергом лексема отрава не противоречит замыслу оригинала и к тому же не вступает в противоречие с нормами русского языка, что можно видеть у В.М.Лазаревского («тесно, душно <…> от свиста») и, отчасти, П.А.Кускова («Он весь в змеиных жалах»): «…Swell, bosom, with thy fraught, / For ’tis of aspics’ tongues!» [725] […Распухни, грудь, от своего груза, / Ибо он в языках змей!] – «Вздымайся грудь под бременем отравы / От языков змеиных!» [666, с. 330]; ср.: «Что ж ты не расширяешься, грудь моя? О, ты полна змеиным ядом» (И.И.Панаев) – «…Прочь из груди все! / Все прочь!.. Там тесно, душно мне уже / От свиста языков змеиных…» (В.М.Лазаревский) – «…Грудь, / От груза своего распухни, потому что / Он весь в змеиных жалах!» (П.А.Кусков) [цит. по: 578, с. 148]. По мнению К.Ф.Тиандера, ни одному переводчику XIX в. не удалось, подобно Вейнбергу, передать образность диалога Яго и Отелло, воссоздававшуюся без явных нарушений норм языка (ср., например, «отхлынут к нежности» и «поглотятся мщеньем» у Вейнберга, «шествие идей» и «широкое мщение» у П.А.Кускова), отклонений от авторского замысла, столь характерных для И.И.Панаева и В.М.Лазаревского, а также от стиховой формы (у П.А.Кускова): «…Like to the Pontic sea, / Whose icy current and compulsive course / Ne’er feels retiring ebb, but keeps due on / To the Propontic and the Hellespont, / Even so my bloody thoughts, with violent pace, / Shall ne’er look back, ne’er ebb to humble love, / Till that a capable and wide 90 revenge / Swallow them up…» [725] […Как в Понтийском море, / Чьи ледяные струи и непреодолимое течение / Никогда не знают обратного хода, но продолжают следовать / В Пропонтиду и Геллеспонт, / Даже так мои кровавые мысли, в ярости, / Никогда не посмотрят назад, никогда не отхлынут к смиренной любви, / Пока могущая и всеобъемлющая месть / Не поглотит их…] – «…Как волны ледяные / Понтийских вод, в теченьи неудержных, / Не ведая обратного отлива, / Вперед, вперед несутся в Пропонтиду / И в Геллеспонт: так замыслы мои / Кровавые неистово помчатся, / И уж назад не взглянут никогда, / И к нежности смиренной не отхлынут, / И будут все нестись неудержимо, / Пока не поглотятся диким мщеньем» [666, с. 331]; ср.: «Как Эвксинский понт, которого хладные и стремительные волны не знают отлива, бурно напирая на Пропонтиду и Геллеспонт, так и мои кровавые замыслы в своем стремленьи, не обратятся назад, до тех пор – покуда месть моя не поглотит этих любящихся» (И.И.Панаев) – «Как волны вечно дикого Эвксина / Без отдыха, без срочного отлива, / В напоре бешеном все идут вдаль / На Геллеспонт и Пропонтиду, – так / Мои кровавые обеты, в их / Стремленьи диком, позабыв любовь, / Все вырастая, страшно вырастая, / Там остановятся, где их задушат» (В.М.Лазаревский) – «…Как ледяные волны Понта / Эвксинского, в стремительном теченьи / Своем, не знают замедляющих отливов, / А неизменно рвутся к Пропонтиде / И Геллеспонту, так / Кровавые мои идеи, в их / Неудержимом шествии, во веки / Назад смотреть не будут, не отхлынут / На лоно трепетной любви, покуда / Их не поглотит мщенье, как он, / Широкое» (П.А.Кусков) [цит. по: 578, с. 148 – 149]. Сопоставления подвели К.Ф.Тиандера к спорному выводу о том, что перевод Вейнберга «в смысле близости к подлиннику и естественной красоты» был не только существенным движением вперед, но и «тем совершенством, после которого начинается уже распад художественной формы и отклонение от оригинала» [578, с. 150]. Мнение К.Ф.Тиандера неизбежно должно было быть опровергнуто появлением новых, более 91 совершенных переводов «Отелло», однако мечтавший об этом А.А.Блок ограничился капитальным созданием переводной «Песенки редактированием вейнберговского Дездемоны» (1919) и перевода с учетом изменившихся требований к переводным произведениям. Амбициозный перевод А.Д.Радловой, появившийся в 1935 г. [см.: 669], был скептически воспринят в литературных кругах, став поводом для серьезной полемики. Незамеченной осталась публикация отрывков из «Отелло» в переводе М.М.Тумповской и Л.С.Гордон в №4 журнала «Литературный Ростов» за 1939 г. [см.: 448, с. 191 – 206]. В 1944 г. был издан дословный перевод «Отелло», выполненный М.М.Морозовым, который, несмотря на научную основательность, по художественным достоинствам не смог конкурировать с Вейнбергом [см.: 671]. И только в послевоенный период появились новые переводы Б.Л.Пастернака (1945) и М.Л.Лозинского (1950), знаменовавшие собой новый этап в переводческом осмыслении «Отелло», в рамках которого перевод Вейнберга уже воспринимался как часть литературной истории и не переиздавался. Однако для поколения переводчиков, выросшего на переводе Вейнберга, он по-прежнему, несмотря на очевидные недочеты, оставался самым любимым, о чем, в частности, в начале 1970-х гг. так писал В.В.Рогов: «Признавая преимущества лучшей работы, ставшей известной в последующие годы26, мы признаемся, “рассудку вопреки”, что любим привычный для нас перевод, даже во многом уступающий оригиналу, больше!» [512, с. 239]. Говоря о шекспировском «Отелло», А.А.Блок в письме М.Ф.Андреевой от 27 апреля 1919 г. отмечал, что в его переводе «едва ли кто победит Вейнберга» [74, с. 521]. Интерес к вейнберговскому прочтению «Отелло» А.А.Блок проявлял еще в молодости, о чем можно судить по фрагменту письма от <17 ноября 1902 г.>27, передающего любовное признание поэта своей будущей жене Л.Д.Менделеевой: «<…> эта любовь верная и 26 Вероятно, Б.Л.Пастернака. 27 имеется в виду многократно перепечатывавшийся перевод Письмо датируется по почтовому штемпелю. 92 неисходная. Ни за что, не «за муки» и не «за состраданье к ним», а без причины, без цели, по велению Ангела моего, сохраняющего меня во всех путях» [76, с. 62]28. В записных книжках поэта сохранилась помета, относящаяся к 6 июня 1919 г.: «“Отелло” Вейнберга (“Будь благословенна и спереди и сзади” – замечание Волынского)» [75, с. 462]29. Редактирование вейнберговского перевода, предпринятое А.А.Блоком в 1919 г.30 по венгеровскому изданию31 с привлечением подстрочника Н.И.Мишеева для спектакля в Большом драматическом театре, дает полное представление о различии подходов двух литераторов к переводческой деятельности: если Вейнберг, несмотря на свою принципиальность, еще может позволить себе в отдельных случаях вольно обойтись с подлинником, то А.А.Блок предельно скрупулезен и пунктуален, внимателен к нюансам, иногда вносит минимальные коррективы отдельных слов, значимые для содержательной стороны перевода. Так, в эпизоде, когда Отелло рассказывает Дездемоне историю платка (д. III, сц. 4), Вейнберг переводит «…That handkerchief / Did an Egyptian to my mother give» [725] […Этот платок / Египтянка моей матери дала] как «Им <платком> мать мою цыганка подарила» [666, с. 332], А.А.Блок зачеркивает первую букву в глаголе – «одарила» [см.: 67, кн. 2, с. 385]. В ряде случаев можно говорить об О популярности на рубеже XIX – XX вв. крылатого выражения П.И. Вейнберга свидетельствует также, в частности, фрагмент воспоминаний о путешествии в Италию в 1896 г. неизвестной молодой женщины, хранящихся в РГАЛИ: «<…> в тихие золотистые вечера слушала повествования Отелло и, слушая, “полюбила его за его страдания, а он ее – за состраданье к ним”» [714, c. 29]. 28 29 Эта помета сильно контрастирует с более ранней записью (от 6 декабря 1918 г.), содержащей оценку вейнберговских переводов гейневской прозы: «Вечерние труды над переводом “Путешествия на Гарц” <первой части «Путевых картин»>. Что же это сделали даже с прозой Гейне не только Вейнберг, но и Михайлов! (кроме цензуры)» [75, с. 438 – 439]. В записных книжках А.А.Блока сохранились датированные 22 июля 1908 г. материалы, свидетельствующие о том, что, читая в эти дни «Путешествие на Гарц» в переводе Вейнберга, поэт делал по ходу чтения выписки, сопровождавшиеся собственными конспективными замечаниями [см.: 358, с. 658]. 30 Известна точная дата завершения работы – 1 октября 1919 г. [см.: 67, кн. 2, с. 379]. Пометки А.А.Блока имеются и во втором издании вейнберговского перевода «Отелло» в «Дешевой библиотеке» А.С.Суворина, относящемся к 1888 г. [см.: 67, кн. 2, с. 394]. 31 93 исправлении опечаток, например, в совете Яго Родриго (д. I, сц. 3) выражение «a frail vow» [725] («ненадежная клятва») передано Вейнбергом как «непрочные клятвы» [650, c. 86], в венгеровском издании с опечаткой – «непорочные клятвы» [666, c. 303], исправленной А.А.Блоком [см.: 67, кн. 2, с. 381]. А.А.Блок корректирует вейнберговскую лексику, нарушающую языковые нормы. Так, при интерпретации слов дожа (д. I, сц. 3) «Valiant Othello, we must straight employ you / Against the general enemy Ottoman» [725] [Доблестный Отелло, мы должны немедленно задействовать вас / Против главного врага – турок] он заменяет глагол, что приводит к корректировке всего стиха: «Отелло доблестный, сейчас должны мы / Употребить вас в дело против турок, / Врагов республики…» [666, с. 296] – «Послать вас в битву против турок злых» [67, кн. 2, с. 380]. В целом А.А.Блок весьма часто редактирует глаголы, например, в словах Яго о планах относительно Кассио (д. II, сц. 3) «…do suggest at first with heavenly shows» [725] […предлагаете сначала небесный / чистый лик] – «…кроете его сперва, как я, / Под светлою, небесною личиной!» [666, с. 318] глагол «кроете» заменен на «скрываете» [см.: 67, кн. 2, с. 384]; в том же фрагменте в словах «…this honest fool / Plies Desdemona to repair his fortune» [725] […этот честный глупец / Упросит Дездемону исправить его участь] – «…этот честный дурень / Умолит Дездемону пособить» [666, с. 318] вместо «умолит <…> пособить» А.А.Блоком вписано «упросит <…> помогать» [см.: 67, кн. 2, с. 384]. При воссоздании доклада офицера о прибытии Кассио (д. II, сц. 1) – «The ship is here put in, / A Veronesa. Michael Cassio, / Lieutenant to the warlike Moor, Othello, / Is come on shore...» [725] [Корабль сюда входит, / Веронский. Микеле Кассио, / Лейтенант воинственного мавра, Отелло, / Сходит на берег...] – «Он <корабль> только что вошел к нам в гавань. Это / Веронское судно. На нем приехал / К нам лейтенант воинственного мавра, / Микеле Кассио...» [666, с. 306] – А.А.Блок не только заменил глагол «приехал» на 94 «прибыл», но и назвал «веронское судно» «веронским кораблем», что, несомненно, ближе к шекспировскому оригиналу [см.: 67, кн. 2, с. 382]. Уточняя лексику вейнберговского перевода, нарушавшую стилистические нормы, А.А.Блок стремился к нейтрализации грубых выражений, отчасти затрагивая при этом и особенности подлинника32. Так, в сцене, когда Отелло говорит о своей несклонности к праздности и предлагает в случае таковой сделать котел из его шлема (д. I, сц. 3) – «Let housewives make a skillet of my helm» [725] [Пусть хозяйки сделают котелок из моего шлема], Вейнберг использует разговорное слово «бабы» («Тогда пускай из шлема моего / Простой горшок себе устроят бабы» [666, с. 302]), неприемлемое для А.А.Блока, следующего оригиналу – «хозяйки смастерят» [см.: 67, кн. 2, с. 381]. В реплику Кассио о женитьбе своего генерала в первой сцене второго действия – «he hath achieved a maid» [725] [он добился девушки] – Вейнберг вносит некоторую развязность («он взял девицу» [666, с. 306]), тогда как А.А.Блок предпочитает нейтральность, пусть даже и сопровождающуюся утратой элемента достижения («женился он» [см.: 67, кн. 2, с. 382]). В сообщении Кассио о том, что Яго подстрекал Родриго к ссоре с ним (д. V, сц. 2) – «…he made him / Brave me…» [725] […он <Яго> заставил его <Родриго> / Бросить вызов мне <Кассио>…], – Вейнберг использует жаргонное слово «подбил» («…тот подбил его / Поссориться со мною…» [666, с. 362]), А.А.Блок же, напротив, возвращается к оригиналу – «подговорил его» [см.: 67, кн. 2, с. 388]. Однако при переводе слов Эмилии, сообщившей во второй сцене четвертого действия о том, как Отелло обозвал Дездемону, – «He call’d her whore...» [725] [Он назвал ее шлюхой...], Вейнберг ближе к оригиналу («Ее назвал он просто потаскушкой» [666, с. 341]), нежели вновь смягчающий описание А.А.Блок – «Ее назвал он именем Отметим, что отчасти грубые выражения Шекспира уже были к тому времени нейтрализованы П.И.Вейнбергом, на что указывал А.А.Смирнов: «Вейнберг в “Отелло” старательно вытравляет все “грубое”, передавая не менее пяти разных слов, означающих поанглийски “девка”, благочинно-библейским “блудница” или деликатным “развратница”; или превращая довольно игривую народную песенку, которую, отходя ко сну, поет Дездемона (акт IV, сцена 3), в сентиментальный романс» [541, с. 160]. 95 32 позорным» [см.: 67, кн. 2, с. 386]. В слова Яго о болтливости женщин в первой сцене второго действия («…You are pictures out of doors, / Bells in your parlors...» [725] [Вы – картинки не дома, / Колокола – в своих гостиных…]) Вейнберг вносит отсутствующий в оригинале намек: «…Вы все за дверью дома – / Картиночки, а в спальне у себя – / Колокола...» [666, с. 307]; А.А.Блок исправляет текст в соответствии с подлинником, называя сначала «гостиную», а затем «приемную» [см.: 67, кн. 2, с. 382]. Примечательные поправки, призванные достичь лаконичности и благозвучности, внесены А.А.Блоком в вейнберговское прочтение сцены обвинения в привороте Дездемоны (д. I, сц. 3): «Brabantio. <…> corrupted / By spells and medicines bought of mountebanks» [725] [Брабанцио. <…> обольщена / Чарами и снадобьями колдунов] – «Обольщена снадобьем колдунов / И чарами…» (П.И.Вейнберг; [666, с. 296]) – «И зельем колдунов обольщена» (редакция А.А.Блока; [67, кн. 2, с. 380]); «Othello. <…> what drugs, what charms, / What conjuration, and what mighty magic» [725] [Отелло. <…> какими снадобьями, какими чарами, / Каким заклинанием и какой всесильной магией] – «…какими / Снадобьями и чарами, каким / Шептанием и колдовством всесильным» (П.И.Вейнберг; [666, с. 297]) – «…каким / Волшебным снадобьем, каким шептаньем / И чарами» (редакция А.А.Блока; [67, кн. 2, с. 380]); «Brabantio. <… > with some mixtures powerful o’er the blood, / Or with some dram conjured to this effect» [725] [Брабанцио. <…> какими-то зельями дурманящими / Или каким-то напитком, заговоренным с той же целью] – «Снадобьем одуряющим иль зельем» (П.И.Вейнберг; [666, с. 297]) – «И снадобьем дурманящим и зельем» (редакция А.А.Блока; [67, кн. 2, с. 380]). А.А.Блок был не согласен с вейнберговским переводом эпизода рассуждений Яго о женской красоте и уме (д. II, сц. 1), но не смог предложить более выигрышного варианта, ср.: «If she be fair and wise, fairness and wit, / The one’s for use, the other useth it» [725] [Если она красива и умна, красота и ум, / Одна для использования, другой использует ее] – «Если ум 96 соединился в ней с телесной красотой, / То от первого ей польза – и погибель от второй» (П.И.Вейнберг; [666, с. 308]) – «Если ум соединился с красотою в ней одной, / Скоро ум ее научит обращаться с красотой (если ум этот <нрзб.>!)» (редакция А.А.Блока; [67, кн. 2, с. 382]). В другом фрагменте о злых помыслах Яго (д. II, сц. 3) А.А.Блок исправляет сначала первый и заключительный стихи, надписывая над ними соответственно Так поступать намерен я – и в деготь и И ей покрою всех, а затем преобразует и весь эпизод, оказываясь, в сравнении с Вейнбергом, точнее в передаче смысла: «So will I turn her virtue into pitch, / And out of her own goodness make the net / That shall enmesh them all» [725] [Так превращу я ее добродетель в деготь / И из ее собственной доброты сплету сеть, / Которая опутает их всех] – «Так действуя, в древесную смолу / Я превращу ее всю добродетель, / Из доброты ж ее сплету я сеть / И ею всех покрою» (П.И.Вейнберг; [666, с. 318]) – «Так буду поступать – и обращу / Я в деготь добродетель Дездемоны, / Я сеть из доброты ее сплету / И ей накрою всех» (редакция А.А.Блока; [67, кн. 2, с. 384]). Иногда А.А.Блок значительно меняет текст вейнберговской интерпретации, освобождаясь от неуместных дополнений, которые позволил себе переводчик. Так в оправдании Отелло (д. I, сц. 3) слово молю перенесено в третьем стихе в конец строки, четвертый стих исправлен на Чтоб разбудить участий жар в крови», пятый – на Чтоб юной страсти жар, во мне умершей (погасшей), после чего вычеркнут, шестой также вычеркнут с указанием на отсутствие в тексте оригинала, последующие преобразованы – Но для того, чтоб вольно, от души / Ее мечту прекрасную исполнить: «…I therefore beg it not / To please the palate of my appetite, / Nor to comply with heat – the young affects / In me defunct – and proper satisfaction; / But to be free and bounteous to her mind» [725] […Я потому молю не для того, / Чтоб угодить своим желаниям, / Или утолить страсть – юношеский пыл / Во мне угас – и получить удовольствие; / Но быть открытым и щедрым для нее] – «…молю не для того, / Чтоб угодить желаньям сладострастным, / Не для того, чтоб 97 юной страсти жар / Мне одному дарил бы наслажденье, / Но для того, чтобы ее душа / От всех забот и мук была свободна» (П.И.Вейнберг; [666, с. 302]) – «…не для того молю, / Чтоб разбудить участий жар в крови, / Но для того, чтоб вольно, от души / Ее мечту прекрасную исполнить» (редакция А.А.Блока; [67, кн. 2, с. 381]). В сцене, в которой Яго просит Отелло о терпении (д. IV, сц. 1), А.А.Блок, изначально не согласившись с подбором отдельных лексем в переводе Вейнберга и предложив заменить неприемлемые «уверюсь», «бешенству», «людского» на «сочту», «желчь, злоба, гнев, хандра», «мужского», в конечном итоге переписал эпизод, сам допустив при этом излишние добавления – «желчная хандра» и «гнев» вместо емкого английского слова «spleen»: «Or I shall say you are all in all in spleen, / And nothing of a man» [725] [Или я скажу, что вы весь в гневе, / И ничего мужского / людского] – «…иначе я уверюсь, / Что бешенству совсем вы отдались / И что в вас нет уж ничего людского» (П.И.Вейнберг; [666, с. 337]) – «Что желчная хандра вас одолела / И гнев лишил вас мужества совсем / Вас вовсе» (редакция А.А.Блока; [67, кн. 2, с. 386]). А.А.Блок внимателен к оценкам героев, содержащимся в переводе. Так, слово «надежный» при характеристике Яго, звучащей из уст Отелло (д. II, сц. 3), исправлено на «честнейший», что соответствует оригиналу («most honest») и о чем сказано в блоковской сноске: «Отелло всегда называет Яго честным (до раскрытия преступления)» [см.: 67, кн. 2, с. 383]; там же характеризующие Яго слова Отелло «добротой <…> увлеченный» заменены на «честностью <…> увлеченный», что вновь соответствует подлиннику («thy honesty»). Напротив слов Кассио о Яго (д. III, сц. 1) «Я не встречал еще из флорентийцев / Ни одного добрее и честней» [666, с. 320] (у Шекспира – «…I never knew / A Florentine more kind and honest» [725] […Я не знаю / Флорентийца более доброго и честного]) А.А.Блок написал: «О, да, он честный малый, знаю я. (В трагедии Яго вообще называется честным)» [см.: 67, кн. 2, с. 384]. В д. IV, сц. 3 и д. V, сц. 2 А.А.Блок последовательно заменяет пять обращений Дездемоны к Отелло «мой друг» и «милый мой / 98 милый» на «мой господин», идентичное английскому оригиналу («my lord») [см.: 67, кн. 2, с. 387]. В 1930-е гг., когда в издательстве «Academia» осуществлялась подготовка полного собрания сочинений Шекспира, отношение к шекспировским переводам Вейнберга, в том числе и к его известному прочтению «Отелло», решительно изменилось. Наиболее полно это изменение отразилось в статьях А.А.Смирнова «О русских переводах Шекспира» и «Обновленный Шекспир», в первой из которых Вейнберг, по сути, характеризовался венгеровского как Шекспира, своеобразный выпущенного «могильщик» в 1905 г. пятитомного издательством Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона: «…целых 9 пьес (т. е. 25% всего шекспировского текста) были отданы в удел самому безвкусному и <…> очень часто недобросовестному <…> П.И.Вейнбергу» [542, с. 721]. Далее А.А.Смирновым разбирались «смысловые ошибки, нередко возмутительные», которые «грубо искажают образ или совершенно обессмысливают стилистические текст» [542, неточности, с. 722], допущенные а также многочисленные Вейнбергом33. В качестве своеобразной иллюстрации к сказанному в статье «Обновленный Шекспир» был приведен тот факт, что «Вейнберг в “Отелло” старательно вытравляет все “грубое”, переделывая “девку” на благочинно-библейскую “блудницу” или деликатную “развратницу”» [543, с. 699]. Известный театральный деятель О.С.Литовский в статье «Кипр – турецкий остров. По поводу “Отелло”», опубликованной под псевдонимом Уриэль в №3-4 «Советского театра» за 1930 г., назвал перевод Вейнберга «очень заигранным и слабым» [594, с. 317]34. Вместе с тем переводчики 1930-х гг. не отказывались от См. о том же в статье «Обновленный Шекспир», где, указывая на «бесчисленные смысловые ошибки, нередко искажающие образ или обессмысливающие очень важные места у Шекспира», А.А.Смирнов признавал, что в этом отношении «пальма первенства бесспорно принадлежит П.Вейнбергу, “препарировавшему” большую часть Шекспира в издании Брокгауза – Ефрона» [543, с. 698]. 34 О восприятии в те годы Вейнберга как бесцветного переводчика, которого легко спутать со столь же бесцветным А.И.Кронебергом как переводчиком шекспировского «Цимбелина», свидетельствует письмо Г.А.Шенгели В.Э.Шершеневичу от 26 мая 1941 г., отправленное по 99 33 многих творческих находок Вейнберга. Так, Т.Г.Щедрина обратила внимание, что Г.Г.Шпет, вслед за Вейнбергом, переводил в «Отелло» (акт I, сцена 3) moth не как мотылек, а как моль [см.: 695, с. 583]. Несколько пересмотреть отношение к старому вейнберговскому переводу помогло появление на рубеже 1930 – 1940-х гг. нового амбициозного перевода А.Д.Радловой, который, казалось бы, должен был превосходить перевод предшественника, но на деле во многом уступал ему. В статье «Читайте его снова и снова…», напечатанной в №8 журнала «Театр» за 1940 г., М.М.Морозов размышлял о переводе Вейнберга в сравнении с переводом А.Д.Радловой и отмечал, что старый перевод «страдает многими существенными недостатками», но в отдельных случаях «прекрасно передает интонацию подлинника» [409, c. 446], тогда как новый перевод «не передает интонации подлинника», «сух и прозаичен» [409, с. 447]. Общей заслугой Вейнберга, по мнению исследователя, было то, что он сохранял мысль в целом, тогда как А.Д.Радлова переводила отдельные слова [см.: 409, с. 448]. Cравнивая переводы шекспировского «Отелло», выполненные Вейнбергом и А.Д.Радловой, К.И.Чуковский в книге «Высокое искусство» отдавал неизменное предпочтение первому из них, хотя и не был склонен к его идеализации: «…всякий раз, когда я натыкался в переводе <А.Д.Радловой> на <…> непонятные фразы, я отыскивал эти же фразы у старого переводчика Петра Вейнберга и неизбежно убеждался, что в его переводе они гораздо понятнее. Я отнюдь не говорю, что вейнберговский перевод превосходен. Напротив, он очень водянист и болтлив. Но все же при всех своих недостатках перевод Петра Вейнберга и точнее и понятнее радловского» [636, с. 167]. К.И.Чуковским осуществлено подробное сопоставление двух переводов и английского оригинала, оказавшееся крайне невыигрышным для перевода прочтении выполненного последним нового перевода «Цимбелина»: «<…> я прочитал “Цимбелина” по-русски! По-английски я его читал через пятое на десятое, ленясь рыться в словаре, без него Шекспира, вероятно, сам Черчилль читать не может; по-русски – в прозаическом переводе, т<а>к к<а>к Вейн- или Кронеберга, не помню, не мог осилить» [цит. по: 282, c. 476]. 100 А.Д.Радловой [см.: 636, с. 162 – 170]. Так, К.И.Чуковский обращает внимание на восприятие Вейнбергом и А.Д.Радловой шекспировских строк из третьей сцены первого действия «The robb’d that smiles steals something from the thief; / He robs himself that spends a bootless grief» [725] [Ограбленный, который смеется, отнимает часть у вора; / Тот грабит себя, кто напрасно горюет]: у П.И.Вейнберга – «Ограбленный, смеясь своей потере, / У вора отымает коечто: / Но, горести предавшись бесполезной, / Ворует он у самого себя» [666, с. 300], у А.Д.Радловой – «С презреньем кто смеется вору вслед, / Тот убавляет груз возникших бед» [670, с. 201]. По наблюдению К.И.Чуковского, опустив лексему награбленный, А.Д.Радлова лишила эпизод смысла, поскольку под награбленным подразумевался сенатор Брабанцио, у которого мавр похитил любимую дочь; и хотя Вейнберг неоправданно увеличил число стихов, его, в отличие от А.Д.Радловой, нельзя обвинить в невнятности и несуразности перевода. К.И.Чуковский саркастически замечал, что благодаря переводу Вейнберга ему удалось осмыслить отдельные «темные места» в переводе А.Д.Радловой. В частности, в эпизоде, когда Отелло ударяет Дездемону (д. IV, сц. 1), дворянин Лодовико, согласно прочтению А.Д.Радловой, восклицает: «В Венеции не поверят, генерал, / Хоть поклянусь, что видел сам. Чрезмерно!» [670, с. 290]. Так переданы стихи английского оригинала «My lord, this would not be believed in Venice, / Though I should swear I saw’t: ’Tis very much» [725] [Мой господин, этому не поверили бы в Венеции, / Хотя я поклялся бы, что я видел это: Это слишком], которые в переводе Вейнберга звучали: «Генерал, / Вот этому никто бы не поверил / В Венеции, хотя бы я клялся, / Что видел сам. Синьор, уж это слишком!» [666, с. 340]. «Можно ли представить себе, – продолжает свой саркастический рассказ К.И.Чуковский, – чтобы, видя, как один человек бьет другого, вы закричали ему с упреком: “Чрезмерно!”» [636, с. 168]. Не менее загадочны для К.И.Чуковского и слова Кассио (д. II, сц. 1) в переводе А.Д.Радловой «Надежда образ приняла – правитель!» [670, с. 211], звучащие и в оригинале, 101 и в переводе Вейнберга понятно и естественно: «My hopes do shape him for the governor» [725] [Мои надежды показывают, что это правитель] – «Предчувствие мне говорит, что это / Правитель наш» [666, с. 306]. Перевод А.Д.Радловой слов Отелло (д. I, сц. 3) «She loved me for the dangers I had pass’d; / And I loved her that she did pity them» [725] [Она полюбила меня за опасности, которые я преодолел; / А я полюбил ее за то, что она сострадала им] как «Она за бранный труд мой полюбила, / А я за жалость полюбил ее» [670, с. 199] вызывает у К.И.Чуковского много вопросов – «полюбила кого?», «за жалость к кому? к чему?», в противоположность великолепному двустишию, «одной из самых блистательных удач Петра Вейнберга» [636, с. 168]: «Она меня за муки полюбила, / А я ее – за состраданье к ним» [666, с. 298]. Несколько ранее, в 1935 г., об этом двустишии как более удачном у Вейнберга, нежели у А.Д.Радловой («Она меня за бранный труд мой полюбила, / А я ее за жалость полюбил»), писал известный критик Д.Мирский (Д.П.Святополк-Мирский) в статье «“Отелло”. Театр-студия п/р С.Радлова»: «В старом переводе Вейнберга эти два стиха звучат лучше» [399, с. 5]. Интересно и суждение В.Э.Мейерхольда, признававшего в докладе, прочитанном в Ленинградском лектории 14 марта 1936 г., что «если подправить Вейнберга, то перевод получится лучше, чем у Радловой теперь получилось» [394, с. 332]. Иначе воспринимал специфику перевода «сгущенного» содержания фразы Отелло А.А.Смирнов, писавший, что «перевод П.Вейнберга, отмечающий только лишения Отелло (“муки”) и окрашивающий отношения между ним и Дездемоной в сентиментальные тона “сострадания”, абсолютно неудовлетворителен как обедняющий и искажающий мысль Шекспира» и что «гораздо вернее в этом отношении перевод А.Радловой, пытающейся дать синтез обоих моментов (героизма и лишений) в выражении “бранный труд” и заменяющей прохладное “сострадание” – “жалостью”, близкой в русской семантике понятию “любви”» [541, с. 147 – 148]. 102 К.И.Чуковский упрекал А.Д.Радлову за то, что «в погоне за бессмысленной краткостью фраз» она разрушила свойственное Шекспиру «широкое, вольное, раздольное течение речи» [636, с. 169], в доказательство чего приводил эпизод, когда Дездемона просит Отелло о прощении Кассио (д. III, сц. 3), причем делает это у А.Д.Радловой посредством грубого «обрубка» фразы, ср.: «But shall’t be shortly?» [725] [Но скоро ли это будет?] – «Но скоро ли?» (П.И.Вейнберг; [666, с. 322]) – «Но срок?» (А.Д.Радлова; [670, с. 245]). Внешние наблюдения позволяют увидеть у А.Д.Радловой пропуск многих, кажущихся не особо значимыми, слов, который в конце концов, как заметил К.И.Чуковский, делает шекспировский текст «голым, отрывистым, бескрасочным, тощим, бездушным» [636, с. 170]. В частности, при переводе обращения Кассио к Бьянке с просьбой (д. III, сц. 4) «Take me this work out» [725] [Снимите для меня этот узор] А.Д.Радлова излишне буквальна («Узор снимите» [670, с. 275]), тогда как Вейнберг использует пусть не такую точную и краткую, но «живую человеческую фразу» [636, с. 170], предполагающую значительные интонационные возможности: «…не можешь ли мне вышить / Такой платок?» [666, с. 334]. Говоря о нечувствительности А.Д.Радловой ко всему, «что есть в Шекспире изысканного, лиричного, мечтательного, тонкого, нежного» [636, с. 169 – 170], К.И.Чуковский видел у переводчицы огрубление богатой душевными тональностями шекспировской речи, проявлявшееся «не столько в отдельных словах, сколько в синтаксисе, в интонациях, в звучаниях слов» [636, с. 169], причем в доказательство своих слов вновь проводил параллели между переводами Вейнберга и А.Д.Радловой. Например, Вейнберг «с большим пиететом» [636, с. 170] соблюдает в реплике Эмилии, сообщающей Кассио, что Отелло по-прежнему любит его (д. III, сц. 1), оттенки интонации, тонкости синтаксиса, тогда как А.Д.Радловой вместо участия передана черствость, грубость: «…he loves you / And needs no other suitor but his likings» [725] […он любит вас / И не нуждается в других просителях, кроме своего расположения] –«…любит вас и без ходатайств всяких, / По одному 103 расположенью к вам» (П.И.Вейнберг; [666, с. 320]) – «…любит вас, – ходатаев не надо» (А.Д.Радлова; [670, с. 241]). Считая интонацию первоосновой стиха, К.И.Чуковский также указывал, что А.Д.Радлова ради передачи ритма уничтожает интонационные особенности шекспировских строк, что недопустимо для внимательного к благозвучности Вейнберга; в итоге у Вейнберга реплика Дездемоны во второй сцене пятого действия представляет собой четкую, связную фразу, а у А.Д.Радловой – бессвязные отрывки, ср.: «…Why I should fear I know not, / Since guiltiness I know not...» [725] […С какой стати мне бояться, я не знаю, / Ибо никакой вины я за собой не знаю...] – «Мне нечего бояться: / Я за собой совсем вины не знаю» (П.И.Вейнберг; [666, с. 351] – «…Боюсь... – / Чего же, без вины?..» (А.Д.Радлова; [670, с. 321]). По наблюдению К.И.Чуковского, практически все шекспировские герои у А.Д.Радловой говорят отрывисто, лозунгами и даже кричат, чего нет у рассудительного Вейнберга; ср. реплику Кассио в четвертой сцене третьего действия («…You are jealous now / That this is from some mistress, some remembrance» [725] […Вы ревнуете теперь <и вам кажется>, / Что это от какой-нибудь любовницы, памятная вещь] – «Ревнуешь ты, вообразив, что это / Знак памяти любовницы другой» (П.И.Вейнберг; [666, с. 335]) – «…Уж стали ревновать! / Уж будто от любовницы! Уж память!» (А.Д.Радлова; [670, с. 275])), реплику Отелло в третьей сцене третьего действия («I’ll see before I doubt; when I doubt, prove» [725] [Я должен увидеть прежде, чем усомниться; когда меня охватят сомнения, должен доказать] – «…чтоб усомниться, должен / Я увидать; а усомнился – надо / Мне доказать...» (П.И.Вейнберг; [666, с. 325]) – «Увидеть, усомниться, доказать!» (А.Д.Радлова; [670, с. 252])), реплику дожа в третьей сцене первого действия («How say you by this change?» [725] [Что вы скажете об этой перемене?] – «Ну, / Что скажете об этой перемене?» (П.И.Вейнберг; [666, с. 295]) – «Вот перемена!» (А.Д.Радлова; [670, с. 194])). Ю.Д.Левин объяснял отмеченную К.И.Чуковским «водянистость» [636, с. 167], многословность перевода «Отелло», добавления в который примерно 104 равны по объему одному акту, равно как и многословность других драматических переводов Вейнберга, не столько большей протяженностью русских слов по сравнению с английскими, сколько тем, что стихотворная речь у него была «менее емка и выразительна, чем у переводимых им поэтов» [366, c. 285]. Вейнберг, в своих статьях провозглашавший необходимость точного следования переводчика духу подлинника и возможность некоторого отклонения от его формы, следовал своим принципам и при переводе «Отелло», отступая лишь при столкновении с особо сложными языковыми оборотами, например в речи Дездемоны, потерявшей платок (д. III, сц. 4): «…but my noble Moor / Is true of mind and made of no such baseness / As jealous creatures are, it were enough / To put him to ill thinking» [725] […если бы мой благородный Мавр не был / Здравомыслящим и сделанным не из того низкого материала, / Что ревнивые создания, этого было бы достаточно, / Чтобы навести его на дурные мысли] – «Хотя во мне уверен благородный / Отелло мой и ревностию гнусной / Не страждет он...» [666, с. 331]. Вместе с тем следует признать, что такие кардинальные опущения редки у Вейнберга, основными недостатками переводов которого из Шекспира стали смягчение шекспировской лексики, упрощение отдельных образов и деталей. Классикой переводоведческого анализа стал осуществленный Ю.Д.Левиным пространный анализ предсмертного монолога Отелло (д. V, сц. 2) в прочтении Вейнберга, позволивший выпукло представить как достоинства, так и недостатки данного перевода [см.: 364, с. 507 – 509; 366, с. 286 – 287]. Для более полного восприятия результатов этого анализа приведем монолог целиком в оригинале, в подстрочном переводе М.М.Морозова (в примечании) и в переводе П.И.Вейнберга по его последнему прижизненному изданию в шекспировском собрании под редакцией С.А.Венгерова в 1902 г.: В.Шекспир. Отелло В.Шекспир. Отелло. Перевод П.И.Вейнберга. Издание 1902 г. 105 Soft you; a word or two before you go35. Постойте. Слова два I have done the state some service, and they Хочу сказать вам прежде. Я немало know’t. Оказывал республике услуг – No more of that. I pray you, in your letters, И это ей известно. Не об этом When you shall these unlucky deeds relate, Здесь речь моя. Я вас прошу, когда Speak of me as I am; nothing extenuate, Вы будете об этих всех несчастьях Nor set down aught in malice. Then must you Писать в сенат, таким меня представить, speak Каков я есть, ни уменьшать вину, Of one that loved not wisely but too well; Ни прибавлять к ней ничего нарочно... Of one not easily jealous, but, being wrought, Пишите им, что я был человек Perplex’d in the extreme; of one whose hand, С любовию безумною, но страстной; Like the base Indian, threw a pearl away Что ревность я не скоро ощущал, Richer than all his tribe; of one whose subdued Но, ощутив, не знал уже пределов; eyes, Что, как глупец-индиец, я отбросил Albeit unused to the melting mood, Жемчужину, дороже всех сокровищ Drop tears as fast as the Arabian trees Его страны; что из моих очей, Their medicinal gum. Set you down this; К слезливым ощущеньям непривычных, And say besides, that in Aleppo once, Теперь текут струей обильной слезы, Where a malignant and a turban’d Turk Как из дерев Аравии камедь. Beat a Venetian and traduced the state, И к этому всему потом прибавьте, I took by the throat the circumcised dog, Что раз один, в Алеппо, увидав, And smote him, thus. Как турок злой, ругаясь над сенатом, Stabs himself. [725]36. При этом бил венецианца – я За горло взял обрезанца-собаку И заколол его – вот точно так… Здесь и далее выделения курсивом и полужирным шрифтом в текстах оригинала и перевода сделаны нами. 36 Подстрочный перевод М.М.Морозова: «Погодите, – слова два прежде, чем вы уйдете. Я оказал правительству услуги, и оно об этом знает. Довольно об этом. Прошу вас, в ваших письмах, когда вы будете рассказывать об этих несчастных событиях, скажите обо мне то, чем я на самом деле являюсь. Ничего не смягчайте, ничего не припишите и по злобе. И вы должны будете сказать о том, кто любил не мудро, но слишком любил; о том, кто не легко ревнив, но, когда воздействовали на него, дошел до крайнего смятения чувств; о том, кто своей рукой, подобно невежественному индейцу, выбросил жемчужину, более драгоценную, чем все богатства его племени; о том, чьи смягченные глаза, хотя и не привыкшие к слезам, роняют капли столь же быстро, как роняют аравийские деревья целебную мирру. Напишите об этом. И, кроме того, скажите, что однажды в Алеппо, где злой турок в чалме побил венецианца и поносил Венецианскую республику, я захватил за горло обрезанного пса и поразил его так. (Закалывается.)» [408, с. 72 – 73]. 106 35 (Закалывается.) [666, c. 362]. Отмечая, что стих Вейнберга «гладок и звучен, <…> легко читается и легко воспринимается», «содержание оригинала передано сравнительно полно» [364, c. 507], Ю.Д.Левин называл немногочисленные пропуски, касавшиеся отдельных деталей (не переданы фраза «before you go» («прежде, чем вы уйдете»), эпитеты «subdued» («смягченный»), «medicinal» («целебный»), «turban’d» («чалмоносный»)), еще менее многочисленные добавления (напыщенное выражение «здесь речь моя», не имеющие соответствий лексемы «вина», «потом»), а также большее число стихов переводного монолога в сравнении с оригинальным – соответственно 25 и 19 стихов. Вместе с тем, как справедливо указывал Ю.Д.Левин, в тексте вейнберговского перевода были и существенные неточности в толкованиях, приводившие к искажению смысла: так, в оригинале Отелло буквально сообщал, что любил «не мудро, но слишком сильно» («not wisely but too well»), тогда как в переводе Вейнберга – «любовию безумною, но страстной» – противопоставление фактически утрачено (остается формальным в виду специфики синтаксической конструкции), ибо эпитеты «безумная» и «страстная» по отношению к любви являются в русском языке почти синонимичными [см. подробнее: 364, c. 507 – 508]. Наконец, существенным представляется Ю.Д.Левину и еще одно содержательное отклонение перевода от оригинала: если у Шекспира Отелло видит причину трагедии в своем характере, говорит о том, что становился «нелегко ревнив» («not easily jealous»), тем самым акцентируя внутреннее сопротивление ревности, то Вейнберг переводит «ревность я не скоро ощущал», ставя ревность в зависимость от времени. Это, в свою очередь, ведет к неточному пониманию следующего стиха, подчеркивавшего страдательность героя, доведенного до преступления исключительно кознями коварного Яго, – «но, будучи выведенным, дошел до крайнего смятения чувств» («but, being wrought, perplex’d in the extreme»); переводя этот стих как «но, ощутив, не знал уже 107 пределов», Вейнберг представил ревность, возникшую вне зависимости от внешних факторов, в качестве «закономерного проявления души Отелло» [364, c. 508]. Продолжая свой анализ, Ю.Д.Левин подчеркивал правильную версификацию перевода (чередование мужских и женских окончаний, соблюдение постоянной цезуры после второй стопы в белом пятистопном ямбе, сохранение метрической правильности ударений), которая, однако, никак не соотносилась с конкретной спецификой оригинального текста. В подлиннике монолог разделен на две части, в первой из которых – просьба сообщить определенную информацию правительству республики, завершающаяся итоговым – «Напишите об этом» («Set you down this»), во второй, после предполагаемой паузы, – рассказ о турке, становящийся своеобразной прелюдией к самоубийству; Вейнберг, в отличие от некоторых других переводчиков (например, А.Д.Радловой), логику построения монолога не сохранил. Ю.Д.Левину представлялся неприемлемым и вариант перевода последнего стиха монолога, предложенный Вейнбергом: «<…> в подлиннике монолог завершается неполной строкой: “Set you down this” – всего лишь четыре слога, но крайне энергичных и напряженных. Это не случайно: строка обрывается внезапно, не дойдя до конца, как и жизнь Отелло. В переводе весь художественный эффект пропал: монолог оканчивается вялой строкой, искусственно растянутой за счет не обязательного местоимения “его” и совершенно лишнего наречия “точно”» [364, c. 508]. В конечном итоге Ю.Д.Левин приходит к выводу, что в данном случае, как и в целом, когда речь идет о переводах Вейнберга, «Внешнее версификационное “благообразие” и вербальная полнота на поверку оказываются очень неточными внутренне» [364, с. 508 – 509]. Позиция, которая была впервые отчетливо сформулирована Ю.Д.Левиным, на поверку оказалась внутренне близка А.А.Блоку, который отчасти скорректировал те недостатки перевода, которые впоследствии отмечал Ю.Д.Левин. Так, А.А.Блок надписал над столбцом с текстом 108 монолога – «безрассудной, неразумной, но хорошей», подчеркнул первые три стиха, сделал от второго стиха сноску следующего содержания: Пишите им, что я ее любил Любовью неразумной, но прекрасной; (высокой, собств. – «очень хорошо») Что ревность я не скоро ощущал, Но, ощутив, до крайности терялся. [67, кн. 2, с. 388]. Также он обратил внимание и на перевод Вейнбергом лексемы «in malice» как «нарочно», считая более приемлемыми варианты «по злобе» или «из злобы» [см.: 67, кн. 2, с. 388]. Впрочем, недостатки перевода Вейнбергом предсмертного монолога Отелло отчасти теряются при сопоставлении с другими переводами, в частности, с переводом В.М.Лазаревского, представившего Отелло крайне косноязычным: «Постойте! – Слово, два – не больше… / Я кой-что сделал для республики / Таки, – вещь всем известная; – но, что / Об этом говорить! – Теперь прошу / Я вас, – ведь вам же говорить о мне / Придется, – расскажите дело так, / Как было дело…» [цит. по: 363, с. 400]. А.Д.Радлова не смогла так же грамотно и понятно, как Вейнберг, перевести начало монолога («Постойте. Лишь два слова пред уходом. / Венеции я послужил – все знают. / Довольно. Я прошу вас в донесенье, / Когда напишете об этих бедах, / Сказать, кто я, ничто не ослабляя, / Не множа злобно <…>» [670, с. 338]), но далее ей в значительной мере удалось избежать вейнберговских семантических отклонений: «<…> Вы должны сказать / О том, кто не умно любил, но сильно, / Кто к ревности не склонен был, но, вспыхнув, / Шел до предела. Кто, как глупый индус, / Отбросил жемчуг, что дороже царства; / О том, из чьих покорных ныне глаз, / Хотя и непривычных к нежной грусти, / Льют слезы, как целебная смола / Деревьев аравийских. Все скажите. / Прибавьте только это: раз в Алеппо / В чалме злой турок бил венецианца / И поносил Республику, – схватил / За горло я обрезанного пса / И поразил вот так. (Закалывается.)» [670, с. 338 – 339]. 109 Хронология создания последующих переводов пьес Шекспира. Выполненный П.И.Вейнбергом перевод драматической хроники Шекспира «Король Генрих VIII» после первой публикации в №9 некрасовского «Современника» за 1864 г. [см.: 645, с. 5 – 138] был четырежды републикован в гербелевском издании (1867, 1876, 1880, 1887) и включен в четвертый том полного собрания сочинений под редакцией С.А.Венгерова (1904). В отличие от перевода «Отелло», этот перевод не выпускался отдельными массовыми изданиями, что можно объяснить, прежде всего, недостаточной популярностью самой хроники в России. Если не принимать во внимание фрагментарных переводов, а также прозаических прочтений Н.Х.Кетчера (1842) и П.А.Каншина (1893), вейнберговский перевод «Короля Генриха VIII» долгое время оставался едва ли не единственным, ему не смог составить конкуренции и перевод А.Л.Соколовского, появившийся в 1896 г.; только в советское время, после выхода перевода под редакцией А.А.Смирнова (1941) и перевода Б.Б.Томашевского (1960), результаты работы Вейнберга утратили свою актуальность. В том же 1864 г. в №11–12 «Современника» увидел свет вейнберговский перевод трагедии «Тимон Афинский» [см.: 648, с. 387–498], произведения, прежде известного в России лишь в прозаическом переводе Н.Х.Кетчера (1858). В данном случае успех был более значительным, о чем свидетельствуют многочисленные переиздания: в 1865 г. отдельной книгой [см.: 651] и в составе первого тома четырехтомного «Полного собрания драматических произведений В.Шекспира в переводах русских писателей» (переизд. в 1877 г.), в 1880 и 1888 г. – в новых исправленных изданиях гербелевского собрания, в 1903 г. – в третьем томе полного собрания сочинений под редакцией С.А.Венгерова, в 1950 г. – в составе шестого тома восьмитомника В.Шекспира, выпущенного «Academia» и «Гослитиздатом». Не привлекли читательского внимания прозаический перевод П.А.Каншина (1893), перевод А.Л.Соколовского (1894), и только перевод П.В.Мелковой, 110 включенный в шекспировский восьмитомник «Искусства» в 1960 г., стал движением вперед в сравнении с вейнберговским прочтением. В 1866 г. на страницах «Современника» был впервые напечатан вейнберговский перевод трагедии «Венецианский купец» [см.: 652, с. 5 – 116], пожалуй, единственный, не считая «Отелло», в отношении которого можно говорить о массовом читательском интересе. К моменту публикации перевода «Венецианский купец» был известен в России в прочтении В.Якимова (1833), прозаическом переводе Н.Ф.Павлова (1839), вольном переводе Ап.А.Григорьева (1860), каждый из которых был лишь однажды издан полностью. Перевод Вейнберга после его выхода в «Современнике» был, в общей сложности, переиздан тринадцать раз: в гербелевском собрании (1867, 1876, 1880, 1887), отдельными изданиями (1877, 1898, 1912, 1923, 1927, 1929), в собрании сочинений под редакцией С.А.Венгерова (1902), в издании из серии «Европейские классики» под редакцией А.Е.Грузинского (1912), во втором (и единственном) томе несостоявшегося собрания сочинений под редакцией А.А.Смирнова, А.Г.Горнфельда и А.Н.Горлина (1930). Все переводы «Венецианского купца», появившиеся в 1870 – 1890-е гг. – прозаический перевод Н.Х.Кетчера (1879), перевод Н.Шепелева (1892), прозаический перевод П.А.Каншина (1893), анонимный перевод (1893), перевод А.Л.Соколовского (1895), малоизвестный перевод С.Н.Никольского (1896) – не составили конкуренции вейнберговскому тексту. К настоящему времени наиболее достойным считается перевод «Венецианского купца», выполненный Т.Л.Щепкиной-Куперник и впервые опубликованный в 1937 г., перевод Вейнберга не переиздается. В 1867 – 1868 гг. в третьем и четвертом томах «Полного собрания драматических произведений В.Шекспира в переводах русских писателей» Вейнбергом были напечатаны переводы пяти комедий великого английского драматурга – «Как вам будет угодно»37, «Конец всему делу венец», 37 Перевод комедии Шекспира «As You Like It» первоначально публиковался П.И.Вейнбергом под названием «Как вам будет угодно» (в 1867, 1876 и 1880 г.), затем – в 111 «Виндзорские проказницы», «Комедия ошибок», «Бесплодные усилия любви».38 Судя по времени появления, эти переводы выполнялись в кратчайшие сроки. Однако их судьба на протяжении последней трети XIX – начала XX в. была достаточно успешной: из традиционного набора переводов (прозаический перевод Н.Х.Кетчера, прозаический перевод П.А.Каншина, перевод А.Л.Соколовского) именно переводы Вейнберга во всех пяти случаях смотрелись наиболее выигрышно. Были случаи, когда первым появлялся перевод Н.Х.Кетчера, затем – Вейнберга, П.А.Каншина, А.Л.Соколовского («Конец всему делу венец», «Комедия ошибок»); были и ситуации, когда Вейнберг оказывался первопроходцем, опережая Н.Х.Кетчера («Как вам это понравится», «Бесплодные усилия любви»). Особой была русская судьба комедии «Виндзорские проказницы», ставшей объектом переделок Екатерины II (1787) [см.: 292, с. 5 – 106] и 1887 и 1903 гг. – под другим названием «Как вам это понравится»; в издании под редакцией А.Е.Грузинского в 1913 г. перевод был напечатан вновь под первоначальным названием, в 1930 г. – под вторым своим названием. Названия других комедий Шекспира, имеющие разночтения в различных переводах («Конец всему делу венец», «Конец – делу венец», «Конец венчает дело», «Все хорошо, что кончается хорошо», «Все хорошо, что хорошо кончилось», «Все хорошо, что хорошо кончается»; «Виндзорские проказницы», «Виндзорские насмешницы», «Веселые уиндзорские жены», «Веселые виндзорские кумушки», «Веселые виндзорские барыньки»; «Бесплодные усилия любви», «Напрасный труд любви», «Тщетный труд любви», «Потерянные труды любви»), приводятся нами в основном тексте исследования в соответствии с переводом П.И.Вейнберга. 38 Следует упомянуть еще две забавных истории. В первом томе третьего «гербелевского» издания Шекспира, вышедшем в 1880 г., перевод Н.М.Сатина «Сон в Иванову ночь» был напечатан в тексте за подписью реального переводчика, а в содержании было указано, что перевод выполнен П.И.Вейнбергом. Это привело к дальнейшим неточностям. О Вейнберге как переводчике «Сна в Иванову ночь» сообщается в указателе И.М.Левидовой «Шекспир: Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке. 1748 – 1962» (1964) [672, с. 45], в диссертации Н.Ю.Тэн-Чагай «Творческая и издательская деятельность Н.В.Гербеля в контексте русскоанглийских литературных связей XIX века» (2011) [591, c. 30]. Во втором томе шекспировского собрания под редакцией С.А.Венгерова (1902) П.И.Вейнбергу в оглавлении был ошибочно приписан перевод пьесы Шекспира «Двенадцатая ночь», выполненный А.И.Кронебергом (кстати, под самим переводом, как и в первом случае, была указана фамилия реального переводчика). Ошибка в венгеровском издании была отмечена в библиографическом указателе И.М.Левидовой [672, c. 64]. 112 неизвестного автора, возможно – Н.С.Селивановского (1838)39 [см.: 173; предположительную атрибуцию перевода см.: 672, с. 20], выполнявшихся, очевидно, по французским и немецким изданиям. Первый перевод «Виндзорских проказниц» был выполнен в 1865 г. О.В.Мильчевским под названием «Веселые виндзорские барыньки» [см.: 649, с. 1 – 119], вскоре появились переводы Н.Х.Кетчера (1866), П.И.Вейнберга (1868). В 1879 г. под названием «Веселые виндзорские кумушки» был напечатан условно соавторский перевод Н.И.Шульгина и П.И.Вейнберга, в котором Н.И.Шульгину принадлежал заново переведенный прозаический текст, а П.И.Вейнбергу – стихи, взятые из его прежнего перевода [см.: 658]; в 1890-е гг. были напечатаны прозаический перевод П.А.Каншина (1893) и перевод А.Л.Соколовского (1897). Переводы комедий Шекспира, выполненные П.И.Вейнбергом, в отличие от переводов его предшественников и современников, были несколько раз переизданы в составе «гербелевского» и «венгеровского» собраний, «Виндзорские проказницы» и «Как вам будет угодно» несколько позже (в 1913 г.) вошли в третий том шекспировского издания под редакцией А.Е.Грузинского. В 1920 – 1930-е гг. «Виндзорские проказницы» в переводе Вейнберга выдержали три издания, «Комедия ошибок» – два, «Как вам это понравится» – одно; прочие пьесы не републиковались. С течением времени совершенно очевидной становилась необходимость полной замены вейнберговских переводов новыми, которые и не замедлили появиться: в 1937 г. увидели свет переводы пьес «Конец всему делу венец» и «Как вам это понравится», выполненные Т.Л.Щепкиной-Куперник, перевод «Бесплодных усилий любви» М.А.Кузмина, наконец, два перевода «Виндзорских проказниц», принадлежащие Т.Л.Щепкиной-Куперник и М.А.Кузмину; 39 Об издании этой переделки в собрании Шекспира, подготовленном Н.В.Гербелем, сообщается, что оно стало библиографической редкостью, потому что тираж «не был выпущен из типографии по неуплате за печать и бумагу, где он и сгнил в подвале», «разошлось не более десяти экземпляров» [203, c. 121]. 113 перевод «Комедии ошибок», осуществленный Л.С.Некорой в первой половине 1930- гг., был опубликован лишь в 1949 г. Общественный резонанс вейнберговских переводов Шекспира. Резонанс раннего перевода «Отелло» не смог даже отчасти повторить ни один из последующих шекспировских переводов Вейнберга. Вместе с тем выход отдельной книгой в 1865 г. «Тимона Афинского» [см.: 651], прежде напечатанного в «Современнике», вызвал отклики «Голоса», признавшего перевод удачным [см.: 65], и «Книжного вестника», в котором было проведено сравнение переводов Вейнберга и Н.Х.Кетчера, установлена их близость, давшая повод для предположения об использовании Вейнбергом кетчеровского текста в качестве подстрочника при прочтении «Отелло», «Генриха VIII» и «Тимона Афинского», укреплявшегося при виде той быстроты, с которой работал Вейнберг-переводчик [см.: 509, с. 76]40. Обзор новых переводов Вейнберга («Отелло», «Король Генрих VIII», «Тимон Афинский»), наряду с другими материалами, вошел в статью «Русской сцены» (1865, №1) «Приобретения нашего театра в 1864 г.», подписанную псевдонимом Любитель; здесь работы Вейнберга как интерпретатора Шекспира были оценены положительно, а сам он причислен к лучшим переводчикам [см.: 381, с. 61]. Е.Ф.Зарин, напротив, видел у Вейнберга эпизоды, доходившие «до совершенного обессмысления», например, в одном из стихов его перевода «Тимона Афинского» говорилось, что кровь стариков – «кусок холодный и сухой», тогда как в подлиннике – «их кровь сделалась сывороткой, охолодела» [см.: 718, с. 512]. Приведем образцы параллелей из статьи о переводе «Тимона Афинского» в «Книжном вестнике»: у Кетчера – «Вентидий. Благородный Тимон, богам было угодно припомнить лета моего отца и призвать его на дальний покой. Он отошел безмятежно, оставив меня богатым», у Вейнберга – «Вентидий. Мой славный друг! богам угодно было / Сообразить года, моим отцом / Прожитые и к вечному покою / Позвать его, счастливо отошел / Он в мир другой, оставив мне богатство»; у Кетчера: «Тимон. Земля, дай мне кореньев. Тому же, кто ищет в тебе чего-нибудь лучшего – услади глотку жесточайшим из твоих ядов», у Вейнберга – «Тимон. Земля, дай мне кореньев! А тому / Кто лучшее в тебе найти желает / Вкус услади своим славнейшим ядом» [цит. по: 509, с. 76]. 40 114 В подготовленной Ю.Д.Левиным в 1962 г. подборке переписки русских литераторов, связанной с подготовкой шекспировских изданий, обращает на себя внимание адресованное Н.В.Гербелю письмо А.Н.Плещеева от 5 января 1868 г., в котором Вейнберг охарактеризован как человек, «который готов переводить все что угодно, – и хоть по акту в день может строчить стихами» [310, с. 551]. Такое суждение, абсолютно негативное по внутренней своей сущности, было воспринято Н.В.Гербелем как «подсказка»: после того, как А.Н.Плещеев в письме к Н.А.Некрасову от 7 января 1868 г. отказался в кратчайшие сроки перевести пьесу «Бесплодные усилия любви» для шекспировского издания, предпринятого Н.А.Некрасовым и Н.В.Гербелем («…я за перевод «Усилий любви» не возьмусь. Когда я посмотрел эту вещь, то пришел к убеждению, что ее перевести в такой краткий срок невозможно. Это одна из труднейших пьес. Все игра слов» [471, с. 442]), составители издания обратились к Вейнбергу, сделавшему перевод «Бесплодных усилий любви» в самом скором времени. О манере работы Вейнберга свидетельствует и его письмо Н.В.Гербелю, отправленное 12 декабря 1867 г. Не представив переводы издателю в установленные сроки, Вейнберг, обвиненный в неаккуратности, вынужден был оправдываться плохим самочувствием и просить не передавать работу другим переводчикам: «Возвратить Вам “Виндзорских прок<азниц>” не могу, потому что дня через четыре или пять перевод непременно будет совсем готов. Затем, “Комедию ошибок” я могу доставить не позже 7 января; думаю, что это не поздно, п<отому> что Вы хотите выпустить том в последн<их> числах января. Мне было бы весьма приятно, если б Вы не передали этой работы другому» [310, с. 550]. Выдвинувшись в 1860-е гг. «в число ведущих переводчиков Шекспира», Вейнберг, по наблюдению Ю.Д.Левина, создавал переводы различного уровня, в частности, его прочтение «Веселых виндзорских кумушек» оценивалось исследователем как «довольно вялое и анемичное» [364, c. 505]. Возможно, именно это обстоятельство побудило Н.И.Шульгина в 1879 г. 115 обратиться к доработке вейнберговского прочтения, в результате которой была заново переведена прозаическая часть, поэтическая же полностью сохранена [см.: 658]. Осмысливая появление совместного перевода Н.И.Шульгина и Вейнберга, К.И.Ровда отмечал, что и при переработке прозаической части текста Н.И.Шульгин «многое взял <…> у своего предшественника» [511, с. 557]. Однако результат «соавторского» творчества переводчиков оказался еще менее приемлемым, – в результате для постановки в театре и для цитирования в литературоведческих работах избирался единоличный перевод Вейнберга. В частности, в книге В.В.Чуйко «Шекспир, его жизнь и произведения» (1889) автором было особо отмечено, что «Виндзорские кумушки» цитируются по переводу Вейнберга [см.: 635, с. 357]. «Ежегодник императорских театров» сообщал в 1905 г. о возобновлении в сезон 1904 – 1905 гг. постановки «Веселых виндзорских кумушек» в вейнберговском переводе, причем давал характеристику образа Фальстафа [см.: 172, с. 3 – 11]. К середине 1880-х гг. репутация Вейнберга как переводчика Шекспира, первоначально весьма невысокая, начала упрочиваться, особенно высоко оценивались «Отелло» и «Венецианский купец»41, многократно переиздававшиеся и ставившиеся на русской сцене. В 1885 г. В.В.Чуйко в книге «Современная русская поэзия в ее представителях» характеризовал Вейнберга как «лучшего и талантливейшего переводчика Шекспира», при этом называя сами переводы «вполне образцовыми и местами необыкновенно талантливыми» [634, с. 197]. Н.В.Гербель признавал, что литературная известность Вейнберга зиждется «на стихотворных переводах с английского и немецкого языков, 41 О постановке «Венецианского купца» в переводе Вейнберга в Александринском театре в сезон 1896 – 1897 гг. (в соотнесении с прежними постановками) рассказано в одном из материалов «Ежегодника императорских театров» [524, c. 175 – 187]. В том же издании несколько ранее увидела свет статья «Русская драма», сообщавшая о постановке «Венецианского купца» в Александринском театре в сезон 1903 – 1904 гг.; эта статья содержала также полный текст реферата Вейнберга, прочитанного перед спектаклем для учащейся молодежи [см.: 516, c. 3 – 15]. 116 которые приобрели ему почетное место среди русских переводчиков», после чего акцентировал его «звучный и всегда правильный стих», «верность духу и букве подлинника» [205, с. 509]. Среди наиболее удачных Н.В.Гербель называл вейнберговские трактовки комедий Шекспира «Конец всему делу венец», «Как вам будет угодно» и «Комедия ошибок», которые «могут быть поставлены в пример всем переводчикам Шекспира» [205, с. 509], а также переводы Вейнберга из Генриха Гейне, Николауса Ленау (поэма «Жижка»), Гофмана фон Фаллерслебена, Георга Гервега. В предисловии к антологии «Английские поэты в биографиях и образцах», отмечая предпочтительный выбор для опубликования переводов произведений английских авторов прошлых эпох, Н.В.Гербель указывал, что из современных авторов взяты только Теннисон и Лонгфелло, «имена которых, благодаря прекрасным переводам гг. Вейнберга, Майкова, Михаловского, Михайлова и Плещеева, слишком известны у нас, чтобы быть пропущенными в издании, подобном нашему» [201, с. V – VI]; в антологии были напечатаны переводы Вейнберга из Г.Лонгфелло. В статье «Английская драма до смерти Шекспира» (1888), вошедшей в третий том «Всеобщей истории литературы», Н.И.Стороженко, характеризуя гербелевское издание Шекспира, утверждал, что в нем «собраны все лучшие стихотворные переводы отдельных пьес <…>, принадлежащие Кронебергу, Дружинину, Вейнбергу, Соколовскому и др.» [559, с. 579]. Анализируя шекспировскую комедию «Бесплодные усилия любви», тот же исследователь в статье «Шекспир и литература эпохи Возрождения» (1904) приводил фрагмент из третьей сцены IV акта в переводе Вейнберга со слов «Внимайте, поборники любви! Вы поклялись…» до слов «Всех наших сил, крепя и возвышая природу их» [см.: 561, с. 47 – 48]42. В трудах исследователей 1880-х гг. цитировались и переводы Вейнберга из других английских авторов. Так, в цикле публичных лекций В.Д.Спасовича «Байрон и некоторые его предшественники» (1889), первоначально опубликованном в 1885 г. под названием «Байрон и некоторые из его предшественников» [см.: 553], биографический эпизод прощания Байрона с Мэри Дафф был соотнесен с текстом байроновского стихотворения «Сон», приведенным в переводе Вейнберга [см.: 554, с. 85 – 86]. 117 42 При комментировании русских паремий «Добро помни, зло забывай», «Лихо долго помнится, а хорошее скоро забудется» в книге М.И.Михельсона «Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии», первое издание которой вышло в 19 выпусках в 1903 – 1904 гг., в качестве иллюстрации был приведен фрагмент из перевода Вейнбергом шекспировского «Генриха VIII»: «…Людей поступки злые / Мы на меди вырезываем ясно, / А добрые – мы пишем на воде» [404, с. 193]43. Цитата из вейнберговского прочтения «Венецианского купца» (д. V, сц. I) [см.: 660, c. 420] использована А.П.Чеховым в его произведении «Страх (Рассказ моего приятеля)» (1892): «<…> проходя мимо зеленых скамей, я вспоминал слова из какой-то шекспировской пьесы: как сладко спит сияние луны здесь на скамье» [620, с. 136 – 137]. В письме А.С.Суворину от 17 декабря 1892 г. А.П.Чехов рассуждал о пьесе Шекспира «Как вам будет угодно», не совсем традиционно названной в переводе Вейнберга – «Как вам это понравится»: «…у Шекспира в “Как вам будет угодно”. Действие 2, сцена 1, есть несколько хороших слов насчет охоты. Шекспир сам был охотником, но из этой сцены видно, какого плохого мнения он был об охоте и вообще об убийстве животных» [619, с. 144]. О том же, но более подробно, А.П.Чехов писал И.И.Горбунову-Посадскому 8 или 9 ноября 1893 г., пространно цитируя фрагмент из вейнберговского перевода (д. II, сц. 1) [661, c. 436]: В пьесе Шекспира «Как вам будет угодно», в действии II, сцене I, один из вельмож говорит герцогу: Туда пришел страдать бедняк-олень, Пораненный охотничьей стрелой; И верьте мне, святейший герцог, так Несчастное животное стонало, Что кожаный покров его костей Известность Вейнберга приводила к ошибочной атрибуции ему отдельных фрагментов чужих переводов. Так, в статье С.И.Сычевского о пьесе А.Н.Островского «Василиса Мелентьева», впервые напечатанной в №118 и 120 «Одесского вестника» за 1868 г., для иллюстрации был приведен перевод фрагмента песни Шута из «Двенадцатой ночи» Шекспира (акт 2, сцена 4) со стиха «Смерть, скорей прилетай, прилетай» до стиха «Не бросайте на черный мой гроб», причем указано, что это перевод Вейнберга [572, с. 29]; на самом деле процитированный перевод принадлежал А.И.Кронебергу. 43 118 Растягивался страшно, точно лопнуть Сбирался он; и жалобно текли Вдоль мордочки его невинной слезы И т. д. [617, с. 242]. В новелле «“В такую ночь…”», датированной 7 апреля 1949 г. и впервые опубликованной в издававшемся в Нью-Йорке журнале «Новоселье» (1950, №42 – 44), И.А.Бунин приводил фрагменты из «Венецианского купца» Шекспира (д. V, сц. 1) в переводе П.И.Вейнберга, помогавшие понять настроение старого эмигранта, вспоминавшего ставшие далеким прошлым прогулки по ночной Одессе с прекрасной дамой – «добродетельной супругой и обывательницей богоспасаемого Конотопа»: Шли, гуляя, по высоким обрывам над морем. Глядя на его широкую сияющую равнину, начал с шутливой важностью декламировать: Луна блестит. В такую ночь, как эта… Она взяла его под руку и продолжала: В такую ночь Тревожно шла в траве росистой Тизба… – Позвольте, позвольте: откуда это вы такая ученая, что даже Шекспира знаете? – Оттуда же, откуда и вы <…>. Киевскую гимназию с золотой медалью кончила. <…> Лучше скажите, кто это Тизба, я забыла. – А черт ее знает. Все равно – дальше что-то чудесное, насколько помню. – Совершенно чудесное: И тень от льва увидев прежде льва, Вся ужасом объятая, пустилась Стремительно бежать… Он грустно продолжал: В такую ночь печальная Дидона Стояла на пустынном берегу… Она кончила в тон ему: В такую ночь Медея шла, в полях сбирая травы Волшебные, чтоб юность возвратить Язону-старику… – Господи, как хорошо! Тень от льва, какая-то Медея, какие-то травы волшебные… И никого-то нет, кто б полюбил меня! – <…> Хорошо только короткое счастье. Как сладко спит сияние луны Здесь на скамье! То есть не на скамье, а на этом обрыве. Посидим немного, Медея. – Посидим, Язон… [88, с. 545 – 546]44. Для шекспировского издания С.А.Венгерова, опубликованного в 1905 г., Вейнберг осуществил корректировку некоторых из своих переводов, о которой, в частности, говорится в примечаниях к «Комедии ошибок», Специфика использования цитат из «Венецианского купца» Шекспира в переводе П.И.Вейнберга в новелле И.А.Бунина «“В такую ночь…”» и в произведении А.П.Чехова «Страх (Рассказ моего приятеля)» рассмотрена в статье Ю.Строгоновой, опубликованной в 1984 г. в журнале «Литературная учеба» [568, с. 203 – 205]. 119 44 «Венецианскому купцу» [см.: 165, с. 551, 565]. В год выхода издания С.А.Венгеров писал А.В.Амфитеатрову, что «первенство в деле переводов Шекспира по-прежнему остается за стариками – Кронебергом, Дружининым, Вейнбергом», но происходит это всего лишь потому, что они «забрали самые знаменитые пьесы» [162, с. 246]. Вместе с тем отмечая мастерство А.В.Ганзен как переводчицы «Генриха V», давшей «удачное представление о коверкании английской речи валлийцами, шотландцами и ирландцами», С.А.Венгеров признавал, что «старый перевод Вейнберга “Виндзорских кумушек” никакого представления об этом коверкании не дал, а между тем оно для пастора Эванса и доктора Каюса чрезвычайно характерно» [162, с. 246]. К мнению Вейнберга как знатока Шекспира в частности и мировой литературы в целом нередко прибегала комиссия, занимавшаяся присуждением Пушкинской премии. Известен подготовленный Вейнбергом в 1890 г. отзыв на выполненные Д.Л.Михаловским переводы «Антония и Клеопатры» и «Ричарда II» Шекспира, ставший основанием для присуждения переводчику во время шестой церемонии половинной Пушкинской премии [см.: 132, с. 57 – 62; 133, с. 36 – 64]. При рассмотрении заявок на получение Пушкинской премии в 1899 г. (13-е присуждение) П.И.Вейнберг рецензировал книгу П.Я. <П.Ф.Якубовича> «Стихотворения» (СПб., 1898), которую комиссия признала заслуживающею почетного отзыва. В 1907 г. Вейнберг рецензировал тома III – VII «Полного собрания сочинений» Г.Ибсена в переводе с норвежского А. и П. Ганзен, также признанные заслуживающими почетного отзыва. В тот год полная Пушкинская премия была посмертно присуждена Д.Е.Мину за перевод «Божественной комедии» Данте. Если переводы начала XX в., по справедливому наблюдению Э.П.Зиннера, «не могли вытеснить оставшиеся <…> непревзойденными работы А.И.Кронеберга, А.В.Дружинина, П.И.Вейнберга» [303, c. 703], то в середине 1930-х гг., во многом в связи с подготовкой академического издания Шекспира, произошла переоценка вейнберговских переводческих достижений, причем не только применительно к «Отелло», о чем было сказано ранее, но и применительно к другим произведениям, прежде всего комическим. Этому предшествовали 1920-е гг., когда переводы Вейнберга еще переиздавались, но с акцентировкой на том, что это делается за неимением лучшего45. Для исследователей 1930-х гг. было очевидным, что В этой связи интересно указание Т.Г.Щедриной о том, что в 1924 г. Г.Г.Шпет редактировал перевод трагедии «Юлий Цезарь», сделанный П.Вейнбергом и А.Шишковым 120 45 ни один из вейнберговских переводов не может быть включен в новое шекспировское собрание, что все они должны быть замещены новыми, более точными прочтениями. Например, в отношении комедии «Конец всему делу венец» А.А.Смирнов писал Г.Г.Шпету 8 апреля 1934 г.: «Старый перевод Вейнберга неплох, достаточно точен и стилистически остер, но о том, чтобы взять его и отредактировать, не может быть и речи, хотя бы ввиду его полной “антиэквиритмичности”» [473, c. 116 – 117]. В другом письме А.А.Смирнова Г.Г.Шпету, датированном 19 февраля 1934 г., была проведена параллель между переводами одного из фрагментов пьесы «Как вам будет угодно»46, выполненными Вейнбергом и Т.Л.ЩепкинойКуперник: «Щепкина-Куперник <…> стихи перевела, не нашив ни одной строки. Их, по ее словам, вышло, как и в оригинале, 89, тогда как в переводе Вейнберга – 125» [474, c. 107]. В относящемся к 1934 г. отзыве А.А.Смирнова на пробный перевод «Виндзорских кумушек», сделанный Н.Н.Соколовой, отмечалось, что этот перевод, «безусловно, <…> точнее перевода Вейнберга, но стиль его лишен достаточной живости и остроты» [447, c. 212], а потому он вряд ли может удовлетворить редколлегию нового шекспировского издания. Как видим, в восприятии А.А.Смирнова переводы Вейнберга оказывались в чем-то слабее даже тех переводов 1930-х гг., которые, в виду их недостаточно высокого уровня, не могли быть опубликованы. Объясняя появление в 1945 г. своего перевода «Бесплодных усилий любви» Шекспира, К.И.Чуковский в 1960 г. характеризовал перевод П.И.Вейнберга как, несомненно, более удачный в сравнении с переводами Н.Х.Кетчера, П.А.Каншина, но все же не свободный от недостатков: «…никакого отношения к театру, а значит, и к произведению Шекспира не имеют переводы «Бесплодных усилий любви», сделанные Кетчером и Каншиным. Гораздо театральнее перевод Петра Вейнберга, но, к (сокращал его и готовил сценический вариант текста для МХАТа в 1924 году) [см.: 695, с. 566]. О существовании данного перевода из других источников неизвестно. 46 У Т.Л.Щепкиной-Куперник – «Как вам это понравится». 121 сожалению, Вейнберг счел себя вправе сильно отклониться от подлинника» [641, с. 649]. Основной претензией к переводчику было в данном случае невнимание к шекспировской рифме, особенно многообразной в этом произведении, в значительной мере помогавшей «организовать» весь текст. П.И.Вейнберг «рифмами не богат и чаще всего оперирует белым стихом», однако без этих рифм, по мнению К.И.Чуковского, «текст <…> превращается в какую-то расплывчатую жидкую массу» [641, с. 649]. Вместе с тем К.И.Чуковский признавал, что перевод П.И.Вейнберга «неизмеримо сценичнее» позднейшего перевода М.А.Кузмина, в котором «Шекспир оказался жертвою свирепствовавшего тогда формализма» [641, с. 649]. В дальнейшем тексте статьи П.И.Вейнберг характеризовался как «не лишенный таланта, но несколько вялый и робкий мастер, тяготеющий к олеографической, общепоэтическому совершенно тривиальной шаблону, разрушающий к красивости», банальщине» «четкий и в склонный «к конечном итоге эпиграмматический стиль оригинального текста» [641, с. 653]. Характерные особенности вейнберговских переводов пьес Шекспира. При рассмотрении переводов произведений Шекспира, выполненных Вейнбергом, обращают на себя внимание их некоторые характерные особенности. Отмеченное ранее стремление Вейнберга к сохранению вербальной полноты, в частности, к минимизации пропусков неизменно приводило к многословию, увеличению объемов переводных текстов в сравнении с текстами оригинальными, причем примеры в доказательство этого можно найти буквально в каждом вейнберговском переводе из Шекспира. Так, считавшийся, по мнению В.В.Чуйко, одним из самых удачных [см. об этом: 634, с. 197 – 198], вейнберговский перевод знаменитого монолога Жака о «мире-театре» и семи человеческих возрастах из «Как вам будет угодно» (д. II, сц. 7) включал 39 стихов, тогда как оригинал составляет только 28 стихов. Это неизбежно вело к тому, что энергия английского подлинника, 122 его образность сохранялись лишь в части текста (например, «All the world’s a stage, / And all the men and women merely players: / <…> / And then the whining school-boy, with his satchel, / And shining morning face, creeping like snail / Unwillingly to school…» [723] [Весь мир – театр; / А все мужчины и женщины – просто актеры: / <…> / А потом хнычущий школьник, со своей сумкой, / И сияющим поутру лицом, ползущий как улитка / Неохотно в школу...] – «Мир – театр; / В нем женщины, мужчины, все – актеры; / <…> / <…> затем – плаксивый школьник, / С блистающим, как утро дня, лицом / И с сумочкой, ползущий неохотно / Улиткою в училище 47» [665, с. 28 – 29]), другая же его часть от чрезмерного расширения становилась вялой, ср.: «His youthful hose, well sav’d, a world too wide / For his shrunk shank...» [723] [Его юношеские чулки, хорошо сохранившиеся, слишком широки / Для его усохших ног...] – «Штаны его, что юношей еще / Себе он сшил, отлично сохранились, / Но широки безмерно для его / Иссохших ног...» [665, с. 29]. Другим результатом стремления к вербальной полноте неизбежно становилось сохранение отдельных деталей в ущерб содержанию единого целого. В этой связи показательным является пример из вейнберговского перевода «Венецианского купца» (д. III, сц. 1), приведенный в работах А.А.Смирнова [см.: 541, с. 157] и Ю.Д.Левина [см.: 364, с. 509; 366, с. 287]. Узнав о побеге своей дочери, Шейлок в английском оригинале воскликнул: «<…> loss upon / loss! <…> / <…> and no satisfaction, no revenge» [724] [<…> убыток за / убытком! <…> / <…> и никакого удовлетворения, никакого мщения]; «удовлетворение», Вейнберг, а как переведя «удовольствие», «satisfaction» сделал не как шаржировано- примитивным образ шекспировского героя: «Убыток за убытком! <…> И никакого удовольствия, никакого мщения!» 48 [663, c. 455]. По мнению А.А.Смирнова, «такое карикатуризирование образа <…> лишь на руку тем В ранней редакции перевода П.И.Вейнберга вместо слов в училище было в свой пансион [659, c. 419]. 48 Фрагмент переведен П.И.Вейнбергом прозой. 123 47 мракобесам, которые стремятся выискать в пьесе антисемитические тенденции, разумеется, отсутствующие у Шекспира» [541, c. 157]. Считая Вейнберга «безвкусным и <…> нередко даже недобросовестным переводчиком» [541, c. 153], А.А.Смирнов обратил особое внимание на многочисленные стилистические промахи, «граничащие иной раз с прямой безграмотностью» [541, c. 155]. В качестве примеров исследователь приводил использование лексемы густее в тексте пятой сцены третьего действия комедии «Как вам будет угодно» («<…> Я на губах его / Заметила прелестнейший румянец, / Немного лишь густее и живей, / Чем на щеках» [665, c. 42]), лексемы простей в тексте седьмой сцены второго действия трагедии «Венецианский купец» («Что в десять раз дешевле и простей, / Чем золото? О, грешный промысел! Нет, / Еще никто такой алмаз богатый / Не оправлял во что-нибудь простей, / Чем золото. <…>» [663, с. 450]), неуместное использование лексемы кипяченый вместо кипящий во второй сцене второго действия «Венецианского купца» («Принудь себя и в дух свой кипяченый / Воздержности холодных капель влей» [663, с. 444]), многочисленные факты неряшливости переводчика в «Виндзорских проказницах» – «спустил от себя этот ящик с трутом» (д. I, сц. 3) [664, c. 453], «она – Гвиана, вся полная золотом и щедрости» (д. I, сц. 3) [664, c. 454], «кабачные выражения» (д. II, сц. 2) [664, c. 462], «получить от меня два-три слова» (д. II, сц. 2) [664, c. 462]. Курьезными представлялись также элементы нарочитой русификации («<…> можно ль / У вас узнать, где здесь в лесу изба, / Стоящая в тени олив?» («Как вам будет угодно», д. IV, сц. 3) [665, c. 47]), неуместное многократное использование английского слова adieu в форме адье вместо традиционного прощай («Адье! Слезы заменяют мои слова. Прелестнейшая язычница, восхитительная жидовка, если какой-нибудь христианин не смошенничает, чтоб завладеть тобою, то я сильно обманусь в своих ожиданиях. Но, адье! Эти глупые слезы почти потопили мой мужественный дух. Адье!» («Венецианский купец», д. II, сц. 3) [663, c. 445]). 124 В отдельных случаях для А.А.Смирнова было очевидным непонимание Вейнбергом отдельных слов и выражений английского языка. Так, в «Виндзорских проказницах» достаточно туманной оказывается реплика Нима, прогнанного Фальстафом и грозящего ему мщением (д. I, сц. 3): «Мое остроумное мщение не охладеет. Я буду подстрекать Пэджа употребить в дело яд; я вгоню его в желтуху, потому что такое потрясение мины – очень опасно. Вот каково мое остроумие» [664, c. 254]; ее смысл, по едкому наблюдению А.А.Смирнова, становится гораздо более понятным, если знать, что humor – не только «юмор, остроумие», но и «нрав, расположение духа» («Мой пыл не охладеет…»), а revolt of mine – всего лишь «мой бунт», но никак не «потрясение мины» [см.: 541, c. 154]. Столь же абсурдны «диковинные» [541, c. 154] выражения, использованные Вейнбергом при переводе комедии «Как вам будет угодно» (д. IV, сц. 1) – «патетическим вероломцем» [665, с. 45], «зачатый сплином <т. е. апатией, хандрой>» [665, с. 45], появление которых стало возможным из-за того, что переводчик не учел многозначность слов; здесь pathetical – «ужасный, возмутительный», spleen – «желчь; раздражительность (перен.)» [см.: 541, с. 154]. Недостаточность внимания Вейнберга к избранной Шекспиром поэтической форме, вряд ли оправданно воспринимаемая А.А.Смирновым как проявление его поэтической глухоты, в реальности раскрывала личность переводчика с неожиданной стороны, делая его, некоторым образом, экспериментатором. В частности, Вейнберг счел возможной передачу трехстопных рифмованных ямбов речи Розалинды в пьесе «Как вам это будет угодно» (д. II, сц. 4) семистопными ямбами и хореями, превратив тем самым «игривую резвость в тяжеловесное резонерство» [364, с. 509; то же см.: 541, с. 163], ср.: «Jove, ʹJove! | this ʹshe | pherd’s ʹpassion / Is ʹmuch | uʹpon | my ʹfashion» [723] [Юпитер, Юпитер! пыл этого пастуха / Во многом схож с моим] – «О ʹЗевс! | Оʹгонь, | коʹто | рым ʹпо | лон ʹэ | тот па | стуʹшок, / Так ʹсхож | с моʹим: | он ʹтак | же по | стоʹя | нен и | глуʹбок» [665, с. 24]. 125 В переводе «Венецианского купца» ошибки Вейнберга были, на взгляд А.А.Смирнова, особенно очевидны. Например, в реплике Грациано (д. I, сц. 1) «Пусть лучше я разгорячу вином / Желудок мой, чем остужу все сердце / Стенаньями смертельными!» [663, c. 434] неоправданное упоминание о желудке, предполагающее «лечебные» намерения, ведет к искажению понимания оригинала: «В подлиннике стоит: liver, что значит «печень», а печень в те времена считалась носительницей страстей. Смысл реплики, да и весь облик Грациано получают совсем иной характер» [541, c. 154 – 155]. В реплике Бассанио, только что ставшего счастливым супругом Порции, но решившегося, с ее согласия, ехать на помощь Антонио (д. III, сц. 2), Вейнбергу кажется недостаточным выделение четверостишия только посредством парных рифм, он решается изменить размер, удлинить строки, в результате чего появляется нелепый союз но, к тому же никакая постель («no bed») начинает трактоваться как ничья постель, неуместно наводя на мысль о возможной измене: «Да, я потороплюсь, имея позволенье / От вас; но прежде, чем я возвращусь домой, / Ничья постель виной не будет промедленья, / И нам разлучником не будет отдых мой» [663, c. 462]. В шуточной ссоре Порции и Бассанио из-за кольца, подаренного «адвокату» (д. V, сц. 1), и А.А.Смирнов, и Ю.Д.Левин усматривают внешне точное воспроизведение смысла, создающее впечатление плавности речи, ясности мысли, отчетливости образов, в сочетании с «несоблюдением архитектоники диалога» [364, с. 509] с его параллелизмами, повторами, эпифорой (9 строк из 11 заканчиваются лексемой the ring («кольцо»)), ср.: Bassanio. Sweet Portia, / If you did know to whom I gave the ring, / If you did know for whom I gave the ring / And would conceive for what I gave the ring / And how unwillingly I left the ring, / When nought would be accepted but the ring, / You would abate the strength of your displeasure. / Portia. If you had known the virtue of the ring, / Or half her worthiness that gave the ring, / Or your own honour to contain the ring, / You would not then have parted with the ring» [724] [Бассанио. Милая Порция, / Если бы вы знали, кому я отдал кольцо, / Если бы вы знали, из-за кого я отдал кольцо, / И поняли бы, за что я отдал кольцо, / И как нехотя я оставил кольцо, / Когда бы ничего не приняли кроме кольца, / Вы бы 126 умерили силу вашего недовольства. / Порция. Если бы вы знали достоинство кольца, / Или половину достойности той, которая дала кольцо, / Или вашу собственную честь хранить кольцо, / Вы бы тогда не расстались с кольцом] – «Бассанио. Друг Порция, когда бы знали вы, / Кому кольцо я дал, когда б вы знали, / Из-за кого я дал кольцо, когда б / Вы поняли, за что кольцо я отдал, / Как не хотел расстаться я с кольцом, / Но должен был. Поскольку не хотели / Взять ничего другого, как кольцо; / Смягчили б вы негодованье ваше. / Порция. Знай вы, синьор, достоинство кольца; / Знай вы, хотя б наполовину, цену / Той женщины, что вам дала кольцо; / Знай вы, что вам и честь повелевала / Хранить кольцо – вы б никому кольца / Не отдали. <…>» [663, c. 483]. Вейнберг совершенно утратил ажурность, нежно-шутливый тон реплик Бассанио и Порции, их «стройную, воздушную архитектонику» [541, c. 180], в результате чего перед читателем предстало обыденное описание некоего бытового спора. Нельзя сказать, что Вейнберг вовсе не почувствовал оригинального текста, но его усилия акцентировать его колорит при помощи созвучных фраз «когда бы знали вы», «когда б вы знали», «когда б вы поняли» в конце строк речи Бассанио, а также при помощи повтора «знай вы» в начале строк речи Порции оказались явно недостаточными. Как видим, переводы Вейнберга из Шекспира были далеко не идеальны, характеризовались смысловыми неточностями, многословностью, разрушением стихотворной формы оригиналов, однако благозвучие и сценичность обеспечили им значительный успех во второй половине XIX – начале XX в. Среди прочих особо выделялся перевод шекспировского «Отелло», к совершенствованию которого Вейнберг неоднократно обращался на протяжении всей своей творческой жизни. Достоинствами этого перевода стали легкость для восприятия, мастерское версификаторство, внимание к художественным деталям, сохранение динамики действия, позволявшие считать его заметным историко- литературным явлением, существенным движением вперед в сравнении с переводами предшественников и современников. 127 §3. Перевод П.И.Вейнбергом «Школы злословия» Р.Шеридана в контексте традиций осмысления этого произведения в России Перевод «Школы злословия» («The School for Scandal») Р.Б.Шеридана, выполненный П.И.Вейнбергом, появился в печати в 1875 г. в серии книг «Европейские классики в русском переводе под редакциею Петра Вейнберга», издававшейся в типолитографии А.Е.Ландау [см.: 682], и с тех пор более не републиковался. К моменту появления вейнберговского прочтения «Школы злословия» история ее русских переводов насчитывала около века, начиная с выполненного Екатериной II в 1787 г. незавершенного вольного переложения части первого действия, разбитой на пять явлений [см.: 293, с. 377 – 385]. Уже этот фрагмент показал возможности интерпретации пьесы Шеридана применительно к русской действительности, широко использованные анонимным переводчиком, выполнившим с немецкого языка-посредника перевод под названием «Школа клеветы, или Вкус пересуждать других. Из сочинений младшего Шеридана, подражание с аглинского на немецкий, а с немецкого переведено на российский язык» [см.: 691], увидевший свет в 1791 г. В 1793 – 1794 гг. И.М.Муравьев-Апостол сделал первый полный перевод английского оригинала комедии для эрмитажного спектакля (первая постановка в 1793 г., публикация в 1794 г. [см.: 681]); в этой интерпретации «Школа злословия» несколько раз ставилась в различных театрах Петербурга с участием видных русских актеров ХVIII в. [см. подробнее: 7, с. 3; 294, с. 6; 322, с. 478; 359, с. 18]. По словам Н.Е.Ерофеевой, всем этим произведениям свойственна существенная доля русификации, причем приближение к русским нравам осуществлено через говорящие имена и фамилии, например, в переводе с немецкого Екатерины II – Пустобаева, Болтавняк, Наружников, Белочернова, в переводе 128 с английского И.М.Муравьева-Апостола – Досажаев, Насмешкина, Лукавин [см.: 294, с. 6 – 7]49. О популярности «Школы злословия» в России свидетельствовали многочисленные переделки, созданные в XIX – начале XX в., в частности, опиравшаяся на текст перевода И.М.Муравьева-Апостол а комедия в стихах А.И.Писарева «Наследство «Лукавин» (1823) [см.: золотопромышленника» 459], (1872), комедия А.А.Соколова написанная по образцу мещанской драмы [см.: 684], пьеса Г.Н.Грессера «Школа злословия (Свет и тени)» (1902) [см.: 244]. Однако вплоть до появления в 1875 г. перевода «Школы злословия», выполненного П.И.Вейнбергом, первым и единственным полным прочтением английского оригинала продолжал оставаться перевод, сделанный еще в XVIII в. И.М.Муравьевым-Апостолом и уже не удовлетворявший изменившимся требованиям к переводчику и результатам его деятельности. После вейнберговского перевода на страницах №№1 и 2 журнала «Пантеон литературы» за 1892 г., а вскоре и отдельным изданием [см.: 683] появился перевод Вас.Е.Чешихина-Ветринского (1892), долгое время считавшийся образцовым, а потому републиковавшийся вплоть до начала 1930-х гг., когда в издательстве «Academia» вышло одно из лучших его изданий с предисловием П.С.Когана и вступительной статьей «Ричард Бринели Шеридан (1751 – 1816)» Е.И.Замятина [см.: 686]. По наблюдению Н.Е.Ерофеевой, П.И.Вейнбергу принадлежал наиболее точный литературный перевод пьесы в традиционном ключе как комедии нравов, но он представил образ российского Тартюфа, Вас.Е.Чешихина-Ветринского, затушевав просветительский напротив, на первый смысл; план у вышло сатирическое начало в традициях А.Н.Островского, он глубже проникнул в 49 В целом кандидатская диссертация Н.Е.Ерофеевой «Р.Б.Шеридан в России» [294] содержит исчерпывающие сведения по проблематике русской рецепции драматургии Р.Б.Шеридана. Отдельные аспекты, связанные с данной проблематикой, затрагивались и в более ранних диссертационных исследованиях Н.М.Маршовой «Комедии Р.Б.Шеридана» [391] и И.В.Лазаревой «Творчество Р.Б.Шеридана и его место в истории развития английской драмы» [359]. 129 замысел комедии [см.: 294, с. 9]. Среди переводов комедии Шеридана, относящихся к самому концу XIX – началу XX в., И.В.Лазарева упоминала также работы А.В.Погожевой [см.: 685], З.А.Венгеровой и Т.Л.ЩепкинойКуперник и отмечала, что в интерпретации первого из этих авторов комедия была с большим успехом поставлена в 1902 г. на сцене Московского Малого театра, что положило начало богатой истории «Школы злословия» на русской сцене ХX в. [см.: 294, с. 9]. Последним по времени переводом комедии, признаваемым ныне наиболее удачным, явился перевод М.Л.Лозинского, выполненный для Государственного театра комедии в Ленинграде: первое представление состоялось 25 апреля 1937 г. [см.: 692], первая публикация была осуществлена в 1941 г. [см.: 687]. Как видим, перевод П.И.Вейнберга стал во многом той «отправной точкой», от которой отталкивались создатели всех последующих переводов «Школы злословия» в 1890 – 1930-е гг., в связи с чем представляется интересным не только сопоставление английского оригинала и перевода П.И.Вейнберга, но и привлечение материала последующих переводов Вас.Е.Чешихина-Ветринского, А.В.Погожевой, М.Л.Лозинского с целью выявления в них возможного вейнберговского влияния. 1. Для перевода Вейнберга характерна русификация отдельных имен действующих лиц, свойственная классицистическим прочтениям английского произведения Екатериной II и И.М.Муравьевым-Апостолом, но совершенно чуждая всем позднейшим переводам, например, Ехидный (Snake – змея, гадина, предатель, подлец, ползать, пресмыкаться; Снэк у А.В.Погожевой, Снейк у Вас.Е.Чешихина-Ветринского и М.Л.Лозинского), Беззаботный (Careless А.В.Погожевой, – Кейрлесс легкомысленный, у беспечный; Кэрлес Вас.Е.Чешихина-Ветринского у и М.Л.Лозинского). Однако в большинстве случаев Вейнберг все же придерживался принципа передачи имен с помощью фонетической транскрипции: Sir Peter Teazle (от tease («задира») или teasel («ворсить»)) – сэр Петер Тицль (сэр 130 Питер Тизл у других переводчиков), Crabtree (от crab или crab-tree («сварливый, Кребтри придирчивый, (мистер выискивающий Крэбтри у других недостатки человек»)) переводчиков), – Rowley (распространенная английская фамилия) – Роули (Роули/Раули у других переводчиков), Moses (распространенное еврейское имя) – Моисей (Мозес/Мозэс у других переводчиков), Trip (от trip («ложный шаг, обмолвка»)) – Трип, Lady Sneerwell (от sneer («насмешка, осмеяние, издевка, колкость, насмехаться, глумится, издеваться, высмеивать») + well («как следует, основательно»)) – лэди Снирвель (леди Снируэл у других переводчиков) и др. Очевидно, что Вейнберг предпринял первую, причем не совсем удачную попытку транскрибирования имен героев пьесы Шеридана; в основном эти имена были восприняты в русской литературе в позднейшей транскрипции Вас.Е.Чешихина-Ветринского. 2. Помимо сказанного множество говорящих фамилий включено Шериданом в светские разговоры (д. I, сц. 1; д. II, сц. 2): Miss Gadabout (от «бродяга, бездельник, непоседа»), Mrs. Festino (от festival («праздник»)), Colonel Cassino (от casino («казино»)), Lord Boffalo (от buffalo («буйвол, пугать, обманывать»)), Sir Harry Bouquet (от «букет, комплимент, любезность»), Lord Spindle (от «веретено»), Sir Thomas Splint (от «лыко, осколок, заноза»), Captain Quinze (от названия карточной игры), Mr. Nickit (от nick it («попасть в точку, угадать»)), Miss Letitia Piper (от «волынщик, курильщик трубки»), Lady dowager Dundizzy (от dun («надоедать, докучать») + dizzy («головокружение, глупый»)) и др. [см.: 727, p. 14 – 18, 27 – 30]. Некоторые упоминаемые Шериданом имена собственные (Miss Piper, Mrs. Ponto, Lady Dundizzy) отсутствуют в переводе Вейнберга в силу опущения пространного эпизода о безосновательном создании слухов (на примере того, как рождение двойни у овцы было приписано ее хозяйке). В остальном в прочтении Вейнберга угадываются английские фамилии: мисс Гадебут, сэр Филигри Флирт, мисс Прим, мистрис Фестино, полковник Кассино, мистер и мистрис Гонимун, мисс Тэтль, лорд Бэффль, сэр Гарри 131 Букет, Том Соунтер, лорд Спиндель, сэр Сплинт, капитан Кэнц, мистер Никит, лэди Фрицль, мистрис Дроузи, мисс Найсли и др. [см.: 682, с. 13 – 19]. Однако и в данном случае приходится говорить, что основой для всех последующих прочтений стал перевод Вас.Е.Чешихина-Ветринского, отличающийся не только большей точностью в транскрибировании, но и привнесением отдельных примечаний, поясняющих смысл фамилий, например, м-р и м-с Хонимун («медовый месяц»), мисс Таттл (от гл. tattle «сплетничать»), Том Соунтэр («гуляка»), лэди Фризл («кудряшка»), м-с Драузи («соня»), мисс Найсли (от nice – красивый), лэди Бэтти Кэррикл («двухколесный экипаж»), мисс Вермильон («румяна»), м-с Эвергрин («вечнозеленая»), вдова Охр («охра»), мисс Симпэр (от глагола simper «скалить зубы»), м-с Прим («жеманница»), м-с Пэрси («толстуха»), м-с Куодрил («кадриль»), мисс Саллоу («желтая»), лэди Стэкко («штукатурка»), кузина Огл («делать глазки») [686, с. 49 – 55, 68 – 74]50. Некоторые из предложенных Вас.Е.Чешихиным-Ветринским толкований были достаточно спорны, например, frizzle – не только «завиток, кудряшка», но и «жечь, обжигать»; simper – «притворно или глупо улыбаться»; prim – не только «жеманный», но и «чопорный, нарядный»; pursy – не только «толстый», но и «страдающий одышкой»; sallow – не только «желтый», но и «болезненный»; ogle – не только «делать глазки», но и «пожирать глазами». 3. В переводе Вейнберга (равно как и в позднейшем переводе А.В.Погожевой) много пропусков, в частности, опущены посвящение, пролог и эпилог, сохраненные Вас.Е.Чешихиным-Ветринским и М.Л.Лозинским. Вейнберг не перевел песню кутящих гостей в доме Карла (д. III, сц. 3), 50 Ср. в переводе А.В.Погожевой: мисс Гэдэбаут, сэр Филигри Флёрт, мисс Прим, мрс Фессино, полковник Кассино, м-р и м-рс Хонимун, мисс Тэтль, лорд Буффало, сэр Гарри Букет, Том Саунтер, лорд Спиндль, сэр Томас Сплинт, капитан Кинз, м-р Никкет, лэди Фризль, м-рс Драузи, мисс Найсли, мисс Летиция Пайпер, м-рс Пинто, лэди Дендизи [см.: 685, с. 134 – 139]; в переводе М.Л.Лозинского: мисс Гэдэбаут, сэр Филигри Флерт, мисс Прим, миссис Фестино, полковник Кассино, мистер и миссис Хонимун, мисс Тэттл, лорд Бэффэло, сэр Генри Бокет, Том Саунтер, лорд Спиндл, сэр Томас Сплинт, капитан Куинз, мистер Никкит, леди Фризл, миссис Драузи, мисс Найсли, мисс Летиция Пайпер, миссис Понто, леди Дэндизи [см.: 688, с. 274 – 277]. 132 заключительное обращение Карла в стихах к аудитории (д. V, сц. 3). Тем не менее он сохранил некоторые концептуально значимые детали, в частности, реминисценцию из «Короля Генрих IV» Шекспира (ч. II, акт IV, сц. 4) в словах Роули о Карле в первой сцене третьего действия: «a heart to pity, and a hand open as day for melting charity» [727, p. 37] [сердце для сострадания и руку, открытую как день, для благотворения] – «Исполненное состраданья сердце / И руку, к подаяниям благим / Раскрытую…» [682, с. 54]; ср. «…и сердце, и рука / Для чистого открыты состраданья» (Вас.Е.Чешихин-Ветринский; [686, с. 85]) – «Сердце полно состраданья, / Рука щедро дает подаянья» (А.В.Погожева; [685, с. 168]). М.Л.Лозинский в своем прочтении был ближе не к шеридановскому оригиналу, а к шекспировскому первоисточнику аллюзии, содержавшему лексему a tear: «…слезу для жалости и руку, открытую, как день, для состраданья» [688, с. 295]. Вейнберг сохранил и вирши Бекбита на тему пони во второй сцене второго действия, чрезвычайно удачно выдержав идею рифмоплетства и специфику ее стилистической передачи благодаря лексеме макарони, означающей, в переводе с итальянского, не только кушанье, но и изящного франта: «Sure never were seen two such beautiful ponies; / Other horses are clowns, but these macaronies; / To give them this title I’m sure is not wrong, / Their legs are so slim, and their tails are so long» [727, p. 27] [Уверен, никогда не видели таких двух красивых пони; / Другие лошади – шуты / клоуны / крестьяне, а эти – франты / денди / подражающие континентальной моде англичане XVIII в.; / Величать их так, уверен я, верно, / Их ноги так стройны, а их хвосты так длинны] – «Свет не видал еще таких прелестных пони, / Другие кони дрянь, а эти – макарони, / Названье это им всегда я дать готов / По тонкости их ног и по длине хвостов!» [682, с. 34]. Слабый отзвук вейнберговского перевода можно видеть у А.В.Погожевой, которая дословно воспроизвела последний из стихов, в существенной мере утратив колорит всех предшествующих ему: «Никто еще не видел таких прелестных пони, / Что клячи перед ними и прочие все кони. / Лишь с франтами одними 133 сравнить я их готов / По тонкости их ног и по длине хвостов» [685, с.153]. Несколько иной акцент описанию был придан в переводе Вас.Е.ЧешихинаВетринского, подчеркнувшего всю субъективность суждения: «Ничьи еще пони меня так не трогали: / Другие, как хамы, а эти, как щеголи. / Никто не оспорит моей правоты: / Так стройны их ноги и длинны хвосты» [686, с. 69]; М.Л.Лозинский почти дословно воспроизвел текст Вас.Е.Чешихина- Ветринского, допустив разночтение лишь в последнем стихе: «…тонки их ноги» вместо «…стройны их ноги» [см.: 688, с. 285]. 4. Вместе с тем предложенные П.И.Вейнбергом трактовки отдельных эпизодов отличаются купированием ряда существенных деталей, смещением акцентов и даже введением дополнительных сопоставлений, образов, отсутствующих в оригинале и призванных усилить его изобразительновыразительные возможности. Согласно Шеридану, в салоне лэди Снирвель (см. д. I, сц. 1) в заслуги возводится мастерство в разрушении с помощью клеветы и интриг добрых семейных отношений: «…she has been the cause of six matches being broken off, and three sons being disinherited; of four forced elopements, and as many close confinements; nine separate maintenances, and two divorces» [727, p. 9] […она была причиной шести расторгнутых помолвок и лишения наследства трех сыновей; четырех вынужденных побегов и стольких же тюремных заключений; девяти раздельных проживаний и двух разводов]. Слова Ехидного в диалоге с хозяйкой салона о таланте злословия мистрис Клэкит (от clack («болтовня, трескотня, трещотка, трещать, болтать, выбалтывать, кудахтать»)51 были переданы Вейнбергом, вероятно, из цензурных соображений, с опущением упоминаний о тюремных заключениях и вынужденных побегах: «…она расстроила шесть затеянных свадеб; по ее милости, трое сыновей лишились наследства; она устроила четыре похищения, девять гражданских разводов и два церковных» [682, с. 4]. При 51 У А.В.Погожевой – м-рс Клэкат, у Вас.Е.Чешихина-Ветринского – м-с Клаккит, у М.Л.Лозинского – миссис Клэккит. 134 трактовке названий разводов Вейнберг ссылался на английские законы, согласно которым гражданский развод заключался в расторжении контракта, определявшего имущественные права супругов, церковный развод был необходим в браке, который освещен церковью [см.: 120, с. 151]. Впрочем, «находки» Вейнберга не получили развития в переводах последующего времени; ср. «…из-за нее расстроилось шесть свадеб, три сына лишились наследства, случилось четыре скандальных побега и столько же арестов, девять супружеских пар разъехались и две развелись» (Вас.Е.ЧешихинВетринский; [686, с. 42]) – «…благодаря ей было расторгнуто шесть обручений, и три сына лишены наследства; она послужила также причиной к четырем насильственным увозам и к стольким же арестам, к девяти супружеским разлукам и к двум разводам» (А.В.Погожева; [685, с. 125 – 126]) – «…она была причиной шести расстроенных свадеб и трех отказов сыновьям в наследстве; четырех насильственных похищений и стольких же тюремных заключений; девяти раздельных жительств и двух разводов» (М.Л.Лозинский; [688, с. 269]). Вейнбергом был полностью опущен фрагмент, посвященный участию мистрис Клэкит в лондонском журнале «Town and Country Magazine» («Столица и провинция»), печатавшем хронику интимной жизни известных людей и использовавший сплетни с целью инсинуаций [сведения об этом журнале см.: 322, с. 479]: «…her causing a tête-à-tête in the Town and County Magazine, when the parties, perhaps, had never seen each other’s face before in the course of their lives» [727, p. 9] […она устраивала tête-à-tête в журнале «Столица и провинция», когда люди, возможно, прежде никогда не видели лиц друг друга в жизни]52. 52 В позднейших переводах этот фрагмент передан достаточно полно: «…в журнале “Столица и провинция” она печатает происходившие tête-à-tête разговоры людей, которые даже и в глаза друг друга не видели» (Вас.Е.Чешихин-Ветринский; [686, с. 42]); «…она устраивала tête-à-tête в “Town and Country Magazine” между лицами, которые раньше может быть никогда в жизни не видали друг друга» (А.В.Погожева; [685, с. 126]); «…на страницах “Города и провинции” она устраивала tête-à-têt’ы людям, которые, вероятно, за всю свою жизнь ни разу друг друга в глаза не видели» (М.Л.Лозинский; [688, с. 269]). 135 Вейнберг был единственным из переводчиков, кто при интерпретации эпизода, в котором Бекбит просил Марию одобрить его стихи (см. д. I, сц. 1), счел избыточным упоминание сразу о двух великих авторах, обессмертивших возлюбленных в своих произведениях, – Петрарке, итальянском поэте XIV в., влюбленном в знатную венецианку Лауру и прославившем ее своими стихами, и Эдмунде Уоллере, английском поэте XVII в., воспевшем в своей поэме леди Доротею Сидней: «…they’ll immortalize you! You will be handed down to posterity, like Petrarch’s Laura, or Waller’s Sacharissa» [727, p. 17] […они обессмертят вас! Вы перейдете в потомство, подобно Лауре Петрарки или Сахариссе Уоллера] – «…они обессмертят вас; вы перейдете в потомство, как Лаура Петрарки» [682, с. 17]. В позднейших переводах имя Уоллеровой Сахариссы сохранено в одном ряду с Лаурой Петрарки: «…он обессмертит вас. Вы будете известны потомству, как Петраркова Лаура или Уоллерова Сахарисса» (Вас.Е.Чешихин-Ветринский; [686, с. 53]) – «…они обессмертят вас, ваше имя перейдет в потомство, как Лаура Петрарки или Сахарисса Уоллера!» (А.В.Погожева; [685, с. 137]) – «…они вас обессмертят! Ваше имя перейдет в потомство, подобно именам петрарковой Лауры и уоллеровой Сахариссы» (М.Л.Лозинский; [688, с. 276]). Вейнберг творчески подошел к переводу разговора о сути злословия между Иосифом, лицемерно поддерживающим мнение Марии, и леди Снирвель (см. д. I, сц. 1), введя оригинальные образы кинжала и крючка для удочки, с которыми ассоциировались шутка и остроумие, ср.: «…to smile at the jest which plants a thorn on another’s breast is to become a principal in the mischief» [727, p. 13] […улыбаться, шутке, которая вонзает терн / шип / жало / колючку в душу другого, значит становиться главным в злодеянии] – «…улыбаться шутке, которая вонзает в сердце другого человека кинжал, значит становиться главным участником дурного поступка» [682, с. 11]; «…there’s no possibility of being witty without a little ill-nature; the malice of a good thing is the barb that makes it stick» [727, p. 13] […невозможно быть 136 остроумным без некоторой злости; злоба в хорошей шутке есть именно та колючка / шип, которая зацепляет] – «Остроумие немыслимо без некоторой злости. Остроумие для сказанной фразы то же, что крючок для удочки; только оно зацепляет» [682, с. 11]. Переводчики последующего времени, в отличие от Вейнберга, не стремились к привнесению в свои тексты более ярких, чем в оригинале, образных сопоставлений53. 5. При переводе «Школы злословия» Вейнберг отчетливо продемонстрировал свою способность выбирать из множества значений английских слов наиболее подходящие. Так, в разговоре Тицля и Иосифа по поводу предполагаемого искушения Карлом леди Тицль (д. IV, сц. 3) он использует лексему жало, подразумевающую обязательное наличие яда, тогда как лексема стрела у других переводчиков более связана с мгновенностью действия или глубиной проникновения, ср.: «When ingratitude barbs the dart of injury – the wound has double danger in it» [727, p. 65] [Когда неблагодарностью зазубрено жало/стрела оскорбления – рана опасна вдвойне] – «Когда жало оскорбления вонзается неблагодарностью, рана делается вдвойне опасною» (П.И.Вейнберг; [682, с. 102 – 103]) – «Если стрела оскорбления заострена неблагодарностью, рана вдвойне опаснее» (Вас.Е.Чешихин-Ветринский; [686, с. 129]) – «Когда стрела обиды зазубрена неблагодарностью, рана вдвойне опасна» (М.Л.Лозинский; [688, с. 323]). В переводе А.В.Погожевой образность оригинала оказалась в данном случае полностью утраченной: «Когда к обиде присоединяется неблагодарность, то рана вдвойне чувствительнее» [685, с. 210]. 53 Ср.: «Улыбаться шутке, которая должна уколоть нашего ближнего – это значит быть соучастником злодеяния» (Вас.Е.Чешихин-Ветринский; [686, с. 48]) – «…улыбаться при шутке, вонзающей тернии в сердце ближнего, значит становиться соучастником злого дела» (А.В.Погожева; [685, с. 132]) – «…улыбаться шутке, которая вонзает терн в чужую грудь, – это значит быть соучастником злодеяния» (М.Л.Лозинский; [688, с. 273]); «Невозможно быть остроумным без некоторой доли злости; в злости вся соль» (Вас.Е.Чешихин-Ветринский; [686, с. 48]) – «…невозможно быть остроумным, не имея некоторой злобы от природы: небольшая примесь злобы необходима, в ней вся соль» (А.В.Погожева; [685, с. 132]) – «Какое же возможно остроумие без капельки яда? Умному слову нужна колючка злости, чтобы зацепиться» (М.Л.Лозинский; [688, с. 273]). 137 В продолжение беседы с Тицлем Иосиф изрекал крылатые фразы, во многом и позволявшие ему слыть олицетворением общественного благоразумия: «…the man who can break through the laws of hospitality and tempt the wife of his friend deserves to be branded as the pest of society» [727, p. 66] […человек, который может нарушить законы гостеприимства и соблазнить жену своего друга, заслуживает быть заклейменным как язва / бич / чума общества]. Из трех вариантов перевода the pest Вейнберг выбирает тот, что в русском сознании непосредственно связан со злословием: «…человек, способный попрать таким образом законы гостеприимства заслуживает, чтоб общество заклеймило его, как язву!» [682, с. 103]; этому же варианту перевода следуют Вас.Е.Чешихин-Ветринский («…человек, который может нарушить законы гостеприимства и искушать жену своего друга, заслуживает быть заклейменным, как язва общества» [686, с. 129]) и А.В.Погожева («…человек, который может нарушать законы гостеприимства, соблазнять жену своего друга, этот человек заслуживает быть заклейменным как общественная язва» [685, с. 211]). М.Л.Лозинский, остановивший свой выбор на лексеме чума, на наш взгляд, не совсем прав, ибо это слово подразумевает нечто массовое, обобщенное, тогда как английским автором акцентировалось поведение конкретного человека: «…человек, способный попрать законы гостеприимства и соблазнить жену своего друга, должен быть заклеймен, как общественная чума» [688, с. 323]. 6. Приверженность светского общества к постоянному повторению нравственных правил, поучений и моралей раскрыта Вейнбергом посредством параллельных синтаксических конструкций с придаточным определительным предложением или причастным оборотом, относящимся к слову человек; например, это можно видеть в третьей сцене четвертого действия в словах Иосифа, заверявшего Тицля в своем сочувствии (ср: «The man who is intrusted with his friend’s distresses can never…» [727, p. 67] [Человек, которому друг доверил свои переживания, не может…] – «Человек, узнавший о несчастии своего друга, не может…» [682, с. 105]), 138 или в попытке того же Иосифа объяснить Тицлю присутствие у него его жены (ср.: «The man who shuts out conviction by refusing to…» [727, p. 74] [Человек, который отвергает убеждения, отказываясь…] – «Человек, который отвергает убеждения…» [682, с. 116]). Аналогичный прием был использован переводчиком и в тексте пятого действия, например, в словах Роули, пытавшегося примирить Тицля с женой во второй сцене («He who once lays aside suspicion…» [727, p. 86] [Тот, кто однажды отвергает подозрения…] – «Человек, который отдаляет от себя подозрение…» [682, с. 137]), в оправданиях Иосифа в третьей сцене («…the man who attempts to…» [727, p. 92] […человек, который пытается…] – «…человек, который старается…» [682, с. 148]). Вслед за Вейнбергом к системному использованию параллельных синтаксических конструкций обратилась А.В.Погожева («Человек, который сочувствует горю своего друга, не может…» [685, с. 212], «Человек, который не хочет слушать убеждения…» [685, с. 222], «…человек, который отбрасывает подозрения…» старается…» [685, с. 249]); [685, с. 240] и «Человек, другие переводчики были который не столь последовательны54. 7. Чуждость Вейнберга буквализму проявилась в переводе устойчивых оборотов английского языка, использованных Шериданом, средствами русской идиоматики. В этой связи особенно характерна передача беседы Оливера и Роули о показной добродетели Иосифа (см. д. V, сц. 1), который характеризуется участниками диалога как «носящий четки филантропических изречений на кончиках пальцев» («…he has a string of charitable sentiments,.. at his fingers’ ends» [727, p. 75]) и как верящий более 54 У Вас.Е.Чешихина-Ветринского параллельные синтаксические конструкции можно видеть в трех из четырех отмеченных фрагментов («Человек, которому друг поверил свои несчастья, никогда не может…» [686, с. 131], «Человек, который отказывается выслушать своего ближнего…» [686, с. 141], «…человек, который покушается…» [686, с. 170]), у М.Л.Лозинского – в двух из четырех («Человек, которому близкий друг поверил свои невзгоды, никогда не станет…» [688, с. 324], «Человек, который, не желая удостовериться, отказывает…» [688, с. 330]). 139 всего в то, что «своя рубашка ближе к телу» (у Шеридана дословно «милосердие начинается дома»: «charity begins at home» [727, p. 75]): «Это не мешает ему носить на пальцах четки из нравственных правил <…> выше всего он ставит правило: “своя рубашка к телу ближе”» [682, с. 118 – 119]. Если перевод Вас.Е.Чешихина-Ветринского оказался в данном случае под очевидным влиянием вейнберговского прочтения («…благородные чувства он носит, как четки на кончиках пальцев <…> ни одному изречению он так не верит, как пословице: “своя рубашка к телу ближе”» [686, с. 143 – 144]), то А.В.Погожева пошла по пути буквалистского прочтения, не позволившего в полной мере передать оригинальный замысел: «Благородные чувства подобно четкам красуются у него на кончиках пальцев <…> он выше всего ставит изречение: “Начинай дела милосердия с твоего собственного дома”» [685, с. 223 – 224]. М.Л.Лозинский предпочел заменить идиоматические обороты выразительной игрой слов, ставшей несомненной творческой находкой переводчика: «…у него полны ладони сердобольных изречений. <…> Самое заветное его изречение <…> “Прежде чем помочь другому, своему помог бы дому”» [688, с. 332]. Трудности для переводчиков представлял и эпизод первой сцены пятого действия, раскрывавший истинную суть лицемерности Иосифа, глубокомысленно размышлявшего о серебре вскоре после отказа в помощи Оливеру, представившемуся бедным родственником: «The silver ore of pure charity is an expensive article in the catalogue of a man’s good qualities; whereas the sentimental French plate I use instead of it makes just as good a show, and pays no tax» [727, p. 77] [Настоящее серебро чистого милосердия – дорогая статья в списке человеческих добродетелей; тогда как слащаво-слезливое французское покрытие, которое я использую вместо него, имеет такой же хороший вид и не платит налога]. Вейнберг ограничился противопоставлением двух видов серебра – массивного, настоящего и накладного, под которым таится кусок меди: «Массивное серебро чистой филантропии – дорого стоящая статья в каталоге добрых качеств человека, 140 – тогда как накладное серебро, которое я пускаю в ход вместо настоящего, блестит также ярко и при том не платит пошлины» [682, с. 122]; по аналогии с Вейнбергом поступили Вас.Е.Чешихин-Ветринский и А.В.Погожева, при этом упомянувшие о французском происхождении накладного серебра, противопоставленного массивному серебру чистого / настоящего милосердия [см.: 686, с. 147; 685, с. 227]. Осуществленный М.Л.Лозинским поиск других вариантов прочтения английского оригинала не был удачным, в особенности, если акцентировать замену «французский металл хороших слов»: «накладного серебра» на «Чистое серебро доброты – убыточная статья в расписании наших достоинств, тогда как французский металл хороших слов, которым я его заменяю, так же красив на вид и не облагается пошлиной» [688, с. 334]. 8. На примере перевода «Школы злословия» отчетливо проявилось умение Вейнберга максимально сохранить нюансы описания, придающие ему новые выразительные краски. Так, во второй сцене четвертого действия порочность высшего общества, опосредованно акцентированная Шериданом через оценку Оливером поведения слуги в доме Карла («…in my days servants were content with the follies of their masters when they were worn a little threadbare; but now they have their vices, like their birthday clothes, with the gloss on» [727, p. 60] […в мое время слуги довольствовались безрассудствами своих хозяев, когда они были изношены до последней нитки; а теперь они носят их пороки, как праздничную одежду, с лоском]), была в мельчайших деталях передана Вейнбергом, сохранившим и метафоричность, и сравнение оригинала: «…в мое время слуги одевались в безрассудства своих господ уже тогда, когда эти безрассудства были изношены до последней нитки, – а теперь они носят барские пороки новенькими и лоснящимися, как праздничное платье!» [682, с. 94]. Ни одному из переводчиков последующего времени это не удалось: Вас.Е.Чешихин-Ветринский необоснованно пропустил упоминание об изношенности («…в мое время слуги довольствовались камзолами с 141 барского плеча, а теперь они берут их парадные костюмы – и вместе с тем весь блеск их пороков» [686, с. 121]); к тому же в его переводе, равно как и в переводах А.В.Погожевой и М.Л.Лозинского, можно видеть разграничение пороков и одежды, представленных в оригинальном тексте в границах одного целого: «В мое время слуги довольствовались поношенными кафтанами с барских плеч; но теперь они берут новенькие праздничные платья и вместе с ними перенимают и пороки своих господ» (А.В.Погожева; [685, с. 203]) – «…в мое время слуги перенимали глупости своих хозяев, да и то затасканные, а теперь они берут их пороки, а заодно и парадные кафтаны, и то и другое в полном блеске» (М.Л.Лозинский; [688, с. 318]). 9. В переводе Вейнберга наблюдается неоправданное деление действий на явления вместо предложенных в оригинале сцен / картин, приводившее к дроблению целостных фрагментов на небольшие по объему части. Так, у Шеридана первое действие состояло из двух сцен, первая из которых происходила в уборной леди Снирвель, вторая – в доме сэра Тицля; у Вейнберга первая сцена оказалась поделена на шесть явлений (по мере появления или ухода со сцены действующих лиц), вторая – на два явления. Причем подобное деление было у Вейнберга непоследовательным: например, второе явление первой сцены первого действия состояло из реплики слуги, докладывавшего о прибытии Иосифа, и ответной реплики леди Снирвель, выражавшей согласие его принять [см.: 682, с. 7], но вместе с тем из четвертого явления первой сцены первого действия не было вычленено в отдельное явление очередное появление слуги, известившего о прибытии мистрис Кандур [см.: 682, с. 11 – 12]. Как видим, перевод «Школы злословия» Шеридана, выполненный П.И.Вейнбергом, во многом пробудил внимание к произведению, не переводившемуся в России со времен Екатерины II, но при этом вызывавшему спорадический интерес в плане создания подражаний и переработок «на русский лад». Однако в переводах последующего 142 времени, выполненных Вас.Е.Чешихиным-Ветринским, А.В.Погожевой, М.Л.Лозинским, незначительно. вейнберговское При всей влияние текстовой и проявилось стилевой крайне точности, свидетельствующей о высоком профессионализме Вейнберга-переводчика, его прочтение «Школы злословия» все же выполнено с некоторой долей небрежности. Причину этой небрежности следует, на наш взгляд, видеть в том, что Шеридан интересовал переводчика не сам по себе, не как творческая индивидуальность, а как фигура, привлекательная для Байрона – кумира демократически настроенной русской интеллигенции. В компилятивном биографическом очерке о Шеридане, написанном на основе известного исследования А.В.Дружинина «Жизнь и драматические произведения Ричарда Шеридана» [см.: 283, №1, с. 1 – 36; №9, с. 1 – 36; №10, с. 73 – 114; републикацию см.: 284, с. 246 – 362], Вейнберг отчетливо акцентировал отмеченные Байроном ум и остроумие Шеридана [см.: 122, с. 167], а также то обстоятельство, что Шеридан, на взгляд Байрона, создал лучшую комедию («Школа злословия»), лучшую оперу («Дуэнья»), лучший фарс («Критик»), лучшее похвальное слово («На смерть Гаррика») [см.: 122, с. 168]. Мнение самого Вейнберга о Шеридане было не столь восторженным, более того, он и слова Байрона призывал «принимать с ограничением» как вызванные «и личною дружбою знаменитого поэта с Шериданом, и <…> свежим впечатлением смерти этого последнего» [см.: 122, с. 169]55. 55 Параллели между Байроном и Шериданом, начиная с труда А.В.Дружинина, стали общим местом в российских исследованиях шеридановского творчества. В частности, запись из дневника Байрона, касающаяся Шеридана, была полностью процитирована в 1931 г. в статье Е.И.Замятина «Ричард Бринсли Шеридан. 1751 – 1816» [см.: 301, с. 26 – 27]. Отдельные литературоведы пытались обосновать восторженное отношение Байрона к Шеридану близостью их творческих и идейных позиций. Так, Алексей Н. Веселовский в 1888 г. приходил к выводу, что Шеридан, «подобно Байрону, <…> срывал маску с лицемерно-добродетельного общества и разоблачал его порочность и ничтожество» [167, с. 872]. А.А.Аникст, размышляя о любви Байрона к Шеридану, писал в 1945 г. об изображении в шеридановских пьесах общества, подобному тому, что изгнало из Англии Байрона и Шелли [см.: 13, с. 495]. 143 §4. П.И.Вейнберг – переводчик поэзии Роберта Бёрнса В 1868 г. П.И.Вейнбергом были переведены на русский язык три произведения Р.Бернса – стихотворения «John Anderson my Jo» («Джон Андерсон мой любимый…», 1790), «Lord Gregory» («Лорд Грегори», 1793) и кантата «Веселые нищие» («The Jolly Beggars. A Cantata», 1784 – 1785, опубл. в 1798 г.). Ко времени появления выполненного Вейнбергом перевода стихотворения «Джон Андерсон», напечатанного в №1 журнала «Дело» за 1869 г. [см.: 51, с. 188], уже более десяти лет был широко известен перевод М.Л.Михайлова, впервые увидевший свет в некрасовском «Современнике» в 1856 г. [см.: 48, с. 229]. Среди переводчиков, обращавшихся к этому произведению в последующие годы, были А.М.Федоров [см.: 309, с. 289], С.Я.Маршак [см.: 59, с. 212], С.Б.Болотин и Т.С.Сикорская [см.: 61, с. 511], причем ни один из них, в отличие от переводчиков-предшественников, не сохранил двухчастной структуры оригинала, вместо которой читателю предлагались четыре строфы-катрена. Если в оригинальном произведении каждая из строф начинается обращением к Джону Андерсону, текст которого дословно повторяется в последнем стихе («John Anderson my jo, John / <…> / John Anderson my Jo» [61, с. 236] [Джон Андерсон мой любимый, Джон / <…> / Джон Андерсон мой любимый]), то в переводах эта особенность подлинника, за редким исключением, не сохраняется. Только Вейнберг в начале и конце каждой из двух строф повторяет «Джон Андерсон, милый мой Джон» [51, с. 188]; ср.: «Джон Андерсон, сердечный друг! / <…> / <…> сердечный друг! / Джон Андерсон, сердечный друг! / <…> / <…> сердечный мой!» (М.Л.Михайлов; [48, с. 229]); «Джон Андерсон, мой милый! / <…> / Джон Андерсон, мой Джон! / Джон Андерсон, друг славный, / <…> / Джон Андерсон, мой Джон!» (А.М.Федоров; [309, с. 289]); «Джон Андерсон, мой старый друг / <…> / Джон Андерсон, мой друг!» (С.Я.Маршак; [59, с. 212]); «Джон Андерсен, ты 144 помнишь, / <…> / Джон Андерсен, мой друг!» (С.Б.Болотин и Т.С.Сикорская; [61, с. 511]). Отметим, что в переводах А.М.Федорова и С.Я.Маршака удалось сохранить легкую иронию оригинала, переданную при помощи дополнительного обращения к «лысому Джону». Бернсовские сравнения цвета волос героя с вороновым крылом в молодости и снегом в старости нашли отражение во всех русских переводах, причем Вейнберг, вслед за М.Л.Михайловым, счел возможным акцентировать появление морщин на лбу, лице, о чем не упоминалось в оригинальном произведении: «When we were first acquent; / Your locks were like the raven, / Your bony brow was brent; / But now your brow is beld, John / Your locks are like the snaw; / But blessings on your frosty pow» [61, с. 236] [Когда мы впервые встретились, / Твои волосы были черны как вороново крыло, / Твое широкое чело было черно; / А теперь твое чело лысо, Джон / Твои волосы как снег; / Но благословения твоей убеленной сединами голове] – «Как я сошлась с тобой, / Был гладок лоб твой и как смоль / Был черен волос твой. / Теперь морщины по лицу / И снег житейских вьюг / В твоих кудрях; но – бог храни / Тебя <...>» (М.Л.Михайлов; [48, с. 229]) – «Когда мы сошлися с тобой, / Твой волос был черен, как смоль, / И лоб – без морщины одной. / Но нынче морщины на лбу, / И волос как снег убелен… / Спаси твою старость, Господь» (П.И.Вейнберг; [51, с. 188]). Вейнберг оказался единственным переводчиком, сумевшим передать значимую для оригинала аллитерацию, причем в его переводе повторялся звук [с], тогда как в английском оригинале – звуки [l], [s], [r], [b]. Характеризуя переводы последующего времени, можно отметить использование поэтической лексемы «оснежить» у А.М.Федорова («Когда сошлись мы, Джон, / Твой волос густ был, черен / И лоб не испещрен. / Теперь ты, Джон, стал лысым, / Твой волос оснежен. / Но будь благословен он» [309, с. 289]), метафорический образ жизненного круга у С.Б.Болотина и Т.С.Сикорской («Как жизнь для нас цвела, / И смоль кудрей была черней / Вороньего крыла? / А нынче кудри, словно снег, / Окончен жизни круг, / Но будь 145 благословен навек» [61, с. 511]), появление колоритного образа «густого, крутого <…> локона» у С.Я.Маршака («Подумай-ка, давно ль / Густой, крутой твой локон / Был черен, точно смоль. / Теперь ты снегом убелен, – / Ты знал немало вьюг. / Но будь ты счастлив, лысый Джон» [59, с. 212]. В переводах М.Л.Михайлова и С.Я.Маршака возникает уместный образ житейской вьюги, собирающий воедино все авторские размышления об изменениях в облике и мыслях человека. Особый смысл обретает и колористическая игра черный – белый, призванная обозначить два полюса человеческой жизни – молодость и старость; если седые волосы старика побуждают к традиционному сравнению со снегом, покрывающим голову, то черный цвет передан по-разному: это, в соответствии с оригиналом, и цвет воронова (вороньего) крыла (С.Б.Болотин и Т.С.Сикорская), и смоль (М.Л.Михайлов, П.И.Вейнберг, С.Я.Маршак), и просто чернота (А.М.Федоров). При помощи многократного повтора личного местоимения мы (we), а также использования наречия вместе (the gither = together), устойчивых сочетаний друг с другом (wi’ ane anither = with one another), рука об руку (hand in hand), Бернсом сделан характерный акцент на неразлучности героев и в молодости и в старости: «We clamb the hill the gither; / And mony a canty day, John, / We’ve had wi’ ane anither: / Now we maun totter down, John, / And hand in hand we’ll go; / And sleep the gither at the foot» [61, с. 236] [Мы лезли в гору вместе; / И много веселых дней, Джон, / Мы провели друг с другом. / Теперь мы должны ковылять вниз, Джон, / И рука об руку мы пойдем; / И уснем вместе у подножия]. Данная особенность подлинника практически осталась вне внимания Вейнберга («Мы на гору лезли вдвоем, / И много веселых минут / В пути проживали своем. / Теперь поплетемся мы вниз, / И тихо на путников сон / Сойдет у подошвы горы» [51, с. 188]), хотя у его непосредственного предшественника М.Л.Михайлова значимые устойчивые сочетания и нагнетание местоимения мы были сохранены: «Мы вместе в гору шли, / И сколько мы счастливых дней / Друг с другом провели! / Теперь 146 нам под гору плестись; / Но мы рука с рукой / Пойдем – и вместе под горой / Заснем...» [48, с. 229]56. «Джон Андерсон», ставший известным отечественному читателю благодаря М.Л.Михайлову и П.И.Вейнбергу, в XX в. вошел и в русское музыкальное искусство: в переводе С.Я.Маршака был положен на музыку Г.В.Свиридовым (исп. Ефрем Флакс, Александр Ведерников, Виктор Каликин), Ю.А.Левитиным (исп. Михаил Рыба), М.В.Мильманом (исп. Борис Дейнека), в переводе С.Б.Болотина и Т.С.Сикорской – Д.Д.Шостаковичем (исп. Елена Иванова). Стихотворение Р.Бернса «Lord Gregory» («Лорд Грегори», 1793), являющееся обработкой фрагмента из шотландской народной баллады «The Lass of Lochryan» («Девушка из Лох-Роян») о трагической страсти прекрасной Изабеллы Рохройл к лорду Грегори57, в разные годы привлекло целый ряд переводчиков, первым из которых был П.И.Вейнберг [см.: 50, с. 622; также перевод републикован в антологии Н.В.Гербеля «Английские поэты в биографиях и образцах» в 1875 г., см.: 53, с. 236], далее – О.Н.Чюмина (Михайлова) в 1896 г. [см.: 54, с. 22; также републиковано в авторском поэтическом сборнике: 55, с. 161 – 162], Т.Л.Щепкина-Куперник в 1936 г. [см.: 57, с. 64], С.Я.Маршак, подчеркнувший принадлежность произведения к балладному жанру, в 1950 г. [см.: 60, с. 342]; из современных переводчиков «Лорда Грегори» следует особо назвать Е.Д.Фельдмана [см.: 62, с. 209 – 210]. Переводчикам последующего времени, за исключением С.Я.Маршака («Мы шли с тобою в гору, / И сколько радости вокруг / Мы видели в ту пору. / Теперь мы под гору бредем, / Не разнимая рук, / И в землю ляжем мы вдвоем» [59, с. 212]), на наш взгляд, также не удалось добиться эффекта, подобного тому, что можно видеть в переводе М.Л.Михайлова, в частности, у А.М.Федорова утрачена бернсовская экспрессия, возникла некоторая описательность, однообразность («Вдвоем мы в гору шли / И много дней веселых / Мы вместе провели. / Теперь идем мы книзу. / Пойдем вдвоем под склон / И там уснем мы вместе» [309, с. 289]), у С.Б.Болотина и Т.С.Сикорской появились образы, придавшие бернсовскому замыслу иное звучание («Мы рядом в гору шли, / И столько дней, счастливых дней / Сияло нам вдали? / Теперь мы рядом вниз бредем / С горы на тихий луг / И рядом ляжем в тесный дом» [61, с. 511]). 57 Об обстоятельствах создания стихотворения Р.Бернса рассказано Л.М.Аринштейном [см.: 17, с. 636 – 637]. 147 56 Усугубляющий зловещую атмосферу повтор в зачине бернсовского стихотворения («O mirk, mirk is this midnight hour, / And loud the tempest’s roar» [61, с. 296] [О, темен, темен этот полночный час, / И громок рев бури]) не только сохранен Вейнбергом, единственным из переводчиков, но и усилен посредством сравнения ветра с бешеным зверем: «О, темна эта ночь, непроглядно темна! / Ветер воет, как бешеный зверь» [53, с. 236]. Близкое сравнение можно видеть в переводе Е.Д.Фельдмана («Завыла буря, точно зверь, / Полночною порой» [62, с. 209]); Т.Л.Щепкина-Куперник достигает выразительности при помощи эпитетов «Полночный мрак зловещ и страшен, / И грозен зимней бури вой» [57, с. 64]. В прочих переводах мрачная, зловещая тональность первых стихов утрачивается, сменяется вполне нейтральным («Бушует буря, ночь темна / И у твоей двери» (О.Н.Чюмина; [54, с. 22])) и даже мирно-интригующим описанием: «Полночный час угрюм и тих. / Лишь гром гремит порой» (С.Я.Маршак; [60, с. 342]). Сообщение об изгнании девушки отцом («An exile frae her father’s ha’, / And a’ for loving thee» [61, с. 296] [Изгнана свои отцом была, / И все за то, что любила тебя]) удачнее других передано Вейнбергом и Т.Л.ЩепкинойКуперник, причем первый из переводчиков с помощью повтора указал и на отца как исполнителя, и на любовь к лорду как причину: «Прогнана я отцом – прогнана я за то, / Что любила так сильно тебя…» (П.И.Вейнберг; [53, с. 236]); «Отцом осуждена в изгнанье / Я за любовь мою к тебе» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [57, с. 64]). В других переводах героиня оказывалась отринутой семьей («Меня отринула семья / За то, что я люблю!» (О.Н.Чюмина; [54, с. 22])), прогнанной некими неназванными лицами («Меня прогнали в злую ночь / Из-за любви моей» (Е.Д.Фельдман; [62, с. 209])) и даже отдалившейся от семьи по неизвестным причинам, может быть, и по собственной воле: «Я не могу вернуться вновь / Домой, к семье своей» (С.Я.Маршак; [60, с. 342]). Упоминаемая Бернсом географическая реалия – берег реки Ирвинг (Irwine-side), где встречаются возлюбленные, сохранена только 148 Е.Д.Фельдманом («у Ирвинга-реки» [62, с. 209]), тогда как все остальные переводчики определяют место свидания героев по-своему: у Вейнберга это «лесок на цветущем речном берегу» [53, с. 236], у О.Н.Чюминой – «тень густых аллей» [54, с. 22], у Т.Л.Щепкиной-Куперник – «тот сад тенистый, тот берег» [57, с. 64], у С.Я.Маршака – «лес на склоне гор» [60, с. 342]. У Р.Бернса девушка обращается сначала к лорду с укором в жестокости по отношению к ней, затем – к небесам с просьбой лишить ее жизни: «Hard is thy heart, Lord Gregory, / And flinty is thy breast: / Thou dart of Heaven that flashes by, / O wilt thou give me rest!» [61, с. 296] [Жестоко твое сердце, лорд Грегори, / И бесчувственна твоя душа. / Ты, стрела Небес, что сверкает, / О, дашь ты мне покой!]. Повтор в переводе Вейнберга придает словам девушки характер причитания о своей безысходной судьбе: «Лорд Грегори, черство твое сердце, черство, / Из железа все чувства твои. / Ты, огонь, бороздящий теперь небеса, / Успокой ты страданья мои!» [53, с. 236]58. Е.Д.Фельдман, заменив обращение лорд Грегори на милорд, несколько изменил смысл слов героини, которая в его переводе просит смерти не у высших сил, а у самого лорда: «Но ты, милорд, что кремень тверд / И чужд моих скорбей. / Под этот гром прошу, милорд, / Убей меня, убей!» [62, с. 210]. П.И.Вейнбергу принадлежит первый перевод на русский язык кантаты59 Р.Бернса «Веселые нищие», завершенный 6 (18) июля 1868 г. в Франценсбаде и сопровожденный при публикации в «Отечественных записках» авторским примечанием, разъяснявшим историю появления бернсовского произведения: Ср.: «Но ты <лорд Грегори> жесток и лжив душой, / Слова твои – обман! / О, разразись же надо мной / Ты смертью, ураган!» (О.Н.Чюмина; [54, с. 22]); «Лорд Грегори, ты жестче камня, / Ты сердцем тверже, чем скала!.. / О, если бы с небес стрела мне / Покой и вечный мир дала!» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [57, с. 64]); «Но тот <лорд Грегори> не помнит прежних дней, / Чье сердце из кремня. / Так пусть же у твоих дверей / Гроза убьет меня!» (С.Я.Маршак; [60, с. 342]). 59 Кантатой в английской литературе XVIII в. называли цикл песен героев о своей судьбе, объединенный местом действия и ситуацией, причем каждая песня сопровождалась речитативом, содержавшим характеристику персонажа. Кантата традиционно воспринимается как разновидность «балладной оперы», отличающаяся от нее отсутствием ориентации на балладное воплощение. 149 58 «…однажды ночью (в 1785 г.) Борнс с несколькими товарищами зашел в харчевню, которую содержала мистрисс Гибсон, слывшая у своих посетителей под прозвищем Пузи Нанси. Тут они застали толпу нищих, обыкновенно кутивших в этой харчевне. Знаменитый поэт долго и с истинным удовольствием следил за подробностями кутежа; особенно занял его один старый, изувеченный солдат. Через несколько дней появилась <…> кантата, но появилась только в рукописи; напечатана же она была уже по смерти автора, в 1801 г. Кутежи нищей братьи в таверне Пузи Нанси были известны чуть ли не всей Шотландии60, и известный критик Чемберс описал их подробно в одной из своих статей. Таким образом, кантата Роберта Борнса, так сказать, списана с натуры» [49, с. 325]61. Перевод П.И.Вейнберга вызывал благосклонные суждения и годы спустя после первой публикации. Так, откликаясь на выход в «Дешевой библиотеке» А.С.Суворина подготовленного И.А.Белоусовым сборника «Роберт Бернс и его произведения в переводе русских писателей» (1904), анонимный рецензент «Русской мысли», сравнивавший Р.Бёрнса, «поэтасамородка, вышедшего из народной среды» [510, с. 53], с А.В.Кольцовым, называл в числе наиболее удачных переводов, передавших глубину, гибкость и разносторонность талантов шотландского поэта, широту его демократических идеалов, «Веселых нищих» «в прекрасном переводе П.И.Вейнберга» [510, с. 53], и признавал, что обращений к Бёрнсу в России совсем немного, тогда как «желательно было бы иметь полный русский перевод всех его произведений» [510, с. 53]. В 1928 г. «на основе перевода П.И.Вейнберга» [334, с. 522] была создана поэма Э.Г.Багрицкого «Веселые нищие (Р.Бернс)», не являющаяся собственно переводом, а потому включенная составителями наиболее значительного издания этого автора в Большой серии Библиотеки поэта в В комментариях Л.М.Аринштейна и С.Р.Бабуха указывается, что ночлежка находилась в Мохлине, пользовалась дурной репутацией [см.: 17, с. 657; 24, с. 158]; вместе с тем С.Р.Бабух сообщает, что содержала ночлежку Агнесса Рональд, известная под именем Пози Нэнси, мужа которой осудили за хранение и продажу краденного [см.: 24, с. 158]. 61 Также при публикации в «Отечественных записках» Вейнберг прокомментировал значение двух имен собственных: «Абрамский курган, возле Квебека – место, где пал в сражении в 1759 г. генерал Вольф», «Моро – крепость, взятая штурмом в 1762 г.» [49, с. 336]. При републикации перевода кантаты в антологии Н.В.Гербеля «Английские поэты в биографиях и образцах» в 1875 г. [см.: 52, с. 239 – 243] примечание было снято, а комментарии сохранены. 150 60 подборку оригинальных произведений, предшествующую подборке переводов [27, с. 127 – 136]. Поэма открывала №9 журнала «Новый мир» за 1928 г. [25, с. 5 – 11], в котором, непосредственно вслед за ней, шла продолжающаяся публикация «Жизни Клима Самгина» М.Горького, далее – рассказы Б.А.Пильняка «Немецкая история» и А.А.Караваевой «Дымная межа», главы из романа «Возмездие» Л.В.Нитобурга (опубл. под названием «Семья Замковых»), «Лирическое отступление» из стихотворного романа И.Л.Сельвинского «Пушторг» и др. В 1932 г. «Веселые нищие (Р.Бернс)» вошли в качестве завершающего произведения в авторский сборник Э.Г.Багрицкого «Победители» [см.: 26]. В 1930 – 1940-е гг. появились новые переводы «Веселых нищих», выполненные Т.Л.Щепкиной-Куперник (1936) [см.: 56, c. 130 – 139], С.Я.Маршаком (1940-е гг.62) [см.: 58, с. 327 – 337]; значительным событием стал перевод С.В.Петрова «Любовь и Свобода [Развеселые нищеброды]. Кантата»63 [см.: 63, с. 267 – 282]. И в каждом случае переводчики предлагали свое прочтение прозвища содержательницы таверны Poosie-Nansie (Киски Нэнси), названной Вейнбергом Пузи Нанси [52, c. 239], Э.Г.Багрицким – Нэнси [27, c. 128], Т.Л.Щепкиной-Куперник – Нэнси Пози [56, c. 130], С.В.Петровым – Дуся-Нанся [63, c. 267]; С.Я.Маршак вообще предпочитал говорить о «какой-нибудь таверне» [58, с. 327], не конкретизируя места действия. Проникновенный лиризм зачина английского оригинала, представляющего полет пожухлых осенних листьев как летучих мышей и «покусывание» одетых в седой иней морозов («When lyart leaves bestrow the yird, / Or wavering like the Bauckie-bird, / Bedim cauld Boreas’ blast; / When 62 Первые публикации фрагментов перевода С.Я. Маршака появились в 1943 и 1946 гг. [подробнее см.: 385, с. 776]. 63 Название перевода в издании 2012 г. В предшествующих изданиях (с начала 1980х гг.) перевод С.В.Петрова печатался под названием «Голь гулящая. Кантата». «Любовь и Свобода» («Love and Liberty») – первоначальное название произведения Р.Бернса, впервые восстановленное в его англоязычном собрании сочинений, изданном в 1968 г. 151 hailstanes drive wi’ bitter skyte, / And infant Frosts begin to bite, / In hoary cranreuch drest» [61, с. 386] [Когда пожухлые листья усыпают землю, / Или, порхая как Летучие мыши, / Затемняют холодные порывы Борея <северовосточного ветра>, / Когда градины проносятся с резким внезапным ударом, / И новорожденные морозы начинают кусать, / В седой иней одетые]), во многом утрачен в переводе Вейнберга, ограничившегося картинкой увядания природы в самом преддверии зимы: «Уж листья желтые с ветвей / Летят на землю, и Борей / Деревья голые качает; / Луга одел покров седой, / И уж морозец молодой / Порядочно кусает» [52, с. 239]. Вольное прочтение Э.Г.Багрицкого, совершенно отдаленное от оригинала, интересно тем, что в новую эпоху как бы с иных позиций переосмысливает сказанное Вейнбергом (желтизна листьев становится «набегом ржавых звезд», Борей – «нордостом» и т. д.), не отказываясь ни от предложенной предшественником «схемы» изложения, ни от характерной описательности: «Листва набегом ржавых звезд / Летит на землю, и норд-ост / Свистит и стонет меж стволами, / Траву задела седина, / Морозных полдней вышина / Встает над сизыми лесами» [27, c. 127 – 128]. С.Я.Маршак, автор, пожалуй, самого известного в советское время перевода «Веселых нищих», также ограничивается описанием, но дополняет его упоминанием о голодных и босых, нещадно гонимых «новорожденным» морозом: «Когда, бесцветна и мертва, / Летит последняя листва, / Опалена зимой, / И новорожденный мороз / Кусает тех, кто гол и бос, / И гонит их домой» [58, с. 327]. Т.Л.Щепкина-Куперник и С.В.Петров предприняли попытки воссоздания бернсовской картины природы во всей ее масштабности и великолепии, причем первой из них удалось создать метафорический образ стаи осенних листьев, использовать уточнение, позволявшее соотносить иней с седым туманом, второму – провести непосредственное сравнение пожухлой листвы с роем нетопырей: «Когда осенних листьев стая / Кружится, землю заметая, / Темня Борея лет, / Когда мороз кусает ранний, / Все в инее, в седом тумане, / И град лицо сечет» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [56, с. 130]); «Когда, как рой нетопырей, / 152 Листву пожухлую Борей / По воздуху гоняет, / Когда морозец молодой – / От инея уже седой / И за щеки щипает» (С.В.Петров; [63, с. 267]). На основе фактов, почерпнутых из собственной жизни, и собранных народных песен, таких как «Солдатская утеха» («Soldier’s Joy»), «Красавецсолдат» («Sodger Laddie»), «Старый сэр Симон» («Auld Sir Symon»), «Ох, помер ты, хозяин мой!» («O, an ye were dead, Guidman»), «Будь оно, что будет» («Whistle owre the lave o’t»), «Котлы лудить» («Clout the Cauldron»)64, «Не туда, так сюда!» («For a’ that, an’ a’ that»), «Пей до гроба, человече!» («Jolly Mortals, fill your Glasses»), Бернс представляет во всем драматизме и остроумии семь бродяг, чье непритворное веселье контрастирует с их бедностью и бездомностью: солдата-бродягу, его подругу, в прошлом «жену полка», бродячего шута, вдову казненного горца-разбойника Джона, скрипача, играющего по кабакам, лудильщика и барда-поэта, бродячего певца. Не судя нищих, не выявляя их порочности, Бернс акцентировал их великодушие и умение радоваться жизни, несмотря на ее видимую тягостность, представлял «правду жизни» посредством цепочки сюжетных монологов персонажей, рассказов о судьбах людей, собравшихся в кабачке, прослеживал внутренний сюжет, например, во взаимоотношениях вдовы, скрипача и лудильщика. В рассказе о солдате-бродяге (вероятно, сохранившем размер, интонацию и ритм песни «Jovial Marriner» («Веселый моряк») [см.: 17, с. 658]) была использована тройная внутренняя рифма, передававшая такт барабанного марша, употреблены географические названия и имена военных, которые в полном объеме сохранены только Вейнбергом и следовавшим за ним Э.Г.Багрицким (Абрамский курган65, крепость Моро, адмирал Куртис66, генерал Эллиот67); у Т.Л.ЩепкинойВ английском и шотландском фольклоре распространен жанр «песен лудильщиков» («tinker-songs»), нередко имевших фривольный характер. 65 В переводе Т.Л.Щепкиной-Куперник – курган Абрам, в переводе С.Я.Маршака – Абрамов курган. 66 Правильно – Роджер Кертис. 67 Существуют разночтения в написании фамилии генерала Джорджа Элиота – с одной и двумя буквами л. Среди русских переводчиков эту фамилию с одной л употреблял С.Я.Маршак, с двумя л – П.И.Вейнберг, Т.Л.Щепкина-Куперник, а также Э.Г.Багрицкий. 153 64 Куперник опущен Кертис, у С.Я.Маршака не названы Кертис и Моро, у С.В.Петрова упомянута только крепость Моро. Сообщение об участии солдата в потасовке из-за девки («This (cut or scar) here was for a wench...» [61, с. 388] [Этот (порез или шрам) здесь за девку...]) сохранено только Т.Л.Щепкиной-Куперник («Был из-за девки первый шрам...» [56, с. 131]) и С.В.Петровым («За девку в бок пырнули...» [63, с. 268]), тогда как С.Я.Маршак ограничился общим упоминанием о драке, не назвав ее причин: «Этот шрам получен в драке...» [58, с. 328]. По версии П.И.Вейнберга, шрам солдата появился в результате конфликта с женщиной («Шрам врубила баба мне...» [52, с. 239]), на что особо обратил внимание и Э.Г.Багрицкий, развивший эту мысль в маленькую бытовую зарисовку с указанием на страсть как на главную причину всего случившегося: «Поцарапано лицо, шрам над верхнею губою, / Оцарапан – страсти знак!» [27, с. 128]. Развернутая при помощи незатейливых деталей биография подруги солдата вместила у Бернса многое: и первую любовь юной солдатской дочери к красавцу – барабанщику полка, и брак с пожилым полковым капелланом, и жизнь в качестве полковой девки, и нищенство в мирное время, и встречу с любимым – искалеченным, оборванным бывшим солдатом. Несомненной творческой удачей Вейнберга стала использованная при переводе стиха «But the PEACE it reduc’d me to beg in despair» [61, с. 390] [Но МИР привел меня к нищенству в отчаянии] игра слов: «Но война сменилась миром – тут я по миру пошла» [52, с. 240]. Помимо Э.Г.Багрицкого, точно следовавшего за Вейнбергом, усиливая экспрессию его перевода («Но миром кончаются войны, / И по миру я побрела» [27, с. 130]), ни один из интерпретаторов «Веселых нищих» не счел возможным сохранить находку предшественника, ср.: «Мир вышел, и я побиралась сначала» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [56, с. 132]); «После мира пошла я с клюкой и сумой» (С.Я.Маршак; [58, с. 329]); «А как замирились, пошла я с сумой» (С.В.Петров; [63, с. 270]). Воссоздавая отношения солдата и его подруги («While she held up her greedy gab, / Just like an aumous dish» [61, с. 154 386] [А она подставляла свой жадный рот, / Совсем как посуду для милостыни]), Вейнберг предпочел подчеркнуть не нищенство, желание получить подаяние, а беспробудное пьянство («Без устали грязные губы / Дружку подставляет, как чарку вина» [52, с. 239]); о том же, вслед за Вейнбергом, написал и Э.Г.Багрицкий: «Как кружку прокисшего пива, / Свой рот подставляет она» [27, с. 128]68. Бродячий шут, поющий о двух своих грехах – пьянстве и слабости к женскому полу, не считает свою глупость пороком, однако она является пороком для правительства и духовенства, что вполне точно смог передать в своем переводе Вейнберг: «There’s even, I’m tauld, i’ the Court / A Tumbler ca’d the Premier. / Observ’d ye yon reverend lad / Mak faces to tickle the Mob» [61, с. 392 – 394] [Есть даже, говорят, в Правительстве / Вертун, называемый Премьером. / Видели вы там, как преподобие / Корчит рожи, взывая к Народу] – «А у нас в палате много / И серьезных дураков. / А пастор наш? Поучает / С важной рожею такой» [52, с. 241]69. Песня шута перекликается у Бернса с финальной песней наиболее близкого ему героя – бродячего барда, воспевающего любовь и жизнь. Слова «COURTS for Cowards were erected, / CHURCHES built to please the PRIEST» [61, с. 406] [СУДЫ для трусов СВЯЩЕННИКА] в были устах возведены, «низко / ЦЕРКВИ павших», построены по для убеждению привилегированного общества, бродяг и нищих содержат беспощадно Ср. переводы последующего времени, оказавшиеся значительно ближе к оригинальному замыслу: «Та ж подставляет жадный рот, / Как будто в церкви кружку» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [56, с. 130]); «А та к нему тянула рот, / Как нищенскую кружку» (С.Я.Маршак; [58, с. 327]); «И, как за милостынькой, та / К нему тянула губы» (С.В.Петров; [63, с. 268]). 68 69 Ср.: «В парламенте тоже есть фокусник славный, – / Его там премьером зовут! / Его преподобье для паствы недаром / Своих не жале гримас…» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [56, с. 133]; «Но в Лондоне есть у меня, говорят, / Счастливый соперник в палате! / А наш проповедник! Какую подчас / С амвона он корчит гримасу!» (С.Я.Маршак; [58, с. 330]). В отличие от предшественников у С.В.Петрова назван не пастор (преподобье, проповедник), а некий чудак долгогривый, тем самым допущена явная русификация, поскольку долгогривыми пренебрежительно называли служителей православного культа, носивших длинные волосы: «Сам главный министр горазд / На опрокидонты такие! / Ужимками тешит народ / Чудак долгогривый со вздохом» [63, с. 272]. 155 язвительную и меткую насмешку над правительством и духовенством, за которой следует утверждение простых радостей обделенных людей – равенства, дружеского застолья, любви верных подруг, песен. П.И.Вейнберг и С.Я.Маршак, отказавшись от упоминания священников, предпочли говорить о ханжах и тем самым несколько сгладили прямоту высказывания, сместили акценты в описании: «Суды приятны только трусу, / Монастыри – одним ханжам!» (П.И.Вейнберг; [52, с. 243]); «Тюрьмы – трусам оборона, / Церкви – ханжеству приют» (С.Я.Маршак; [58, с. 336]). Напротив, Т.Л.Щепкина-Куперник и С.В.Петров усиливали негативный пафос, употребляя вместо лексемы священник сниженное поп, говоря о выгодах, извлекаемых в церквях служителями культа, и даже, отчасти, о бессмысленности существования церквей для всех остальных людей: «Суды полезны только трусу, / А церкви – выгода попам!» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [56, с. 138 – 139]); «Суд одним лишь трусам нужен, / Церкви милы лишь попам» (С.В.Петров; [63, с. 281]). Если у Бернса подчеркнуто, что шут подвергался различным публичным наказаниям, среди которых – «позорный столб», к которому его привязали как теленка («I, ance, was ty’d up like a stirk, / For civilly swearing and quaffing; / I, ance, was abus’d i’ the kirk, / For towsing a lass i’ my daffin» [61, с. 392] [Меня однажды привязали как теленка / За публичную брань и пьянство; / Меня однажды посрамили в церкви / За то, что помял девушку в своих заигрываниях]), то у Вейнберга и Т.Л.Щепкиной-Куперник, в целом придерживавшихся оригинала, смысл публичности наказания оказался опущенным, а сам герой оказался представлен пьяным подобно поросенку или буйным подобно быку: «За кутеж, как поросенок, / Я однажды связан был, / А священник за девчонок / Покаянье наложил» (П.И.Вейнберг; [52, с. 240]); «Раз как-то за буйство в общественном месте / Связали меня, как 156 быка… / С амвона сам поп за девчонку по чести / Меня отчитал, дурака» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [56, с. 133])70. Речь персонажей кантаты Бернса наполнена жаргонными, просторечными словами, в отдельных случаях весьма грубыми – «cleek the Sterlin» («вытащить деньги воровским крючком»), «trepan» («совратить, развлечься, позабавиться»), «caird» («лудильщик, медник, цыган»); особенно много таких слов используется для обозначения гулящей женщины – «doxy» («нищенка, потаскуха»), «tozie drab» («подвыпившая, пьяная, неряшливая, распутная женщина, шлюха»), «wench» («девка, проститутка»), «Callet» («девка, проститутка»), «martial СHUCK» («шлюха, что промышляет в военных лагерях»). В этом отношении только перевод С.В.Петрова может быть равноценным оригиналу, в нем используются такие сниженные разговорные выражения как «от сивухи окосеть», «утюжить», «лапать», «поставить хер», «на кой ляд», в отношении женщин – «девка», «шалава», «шлюшка», а также слова иной коннотации – «сударка», «люба», «женка», «мамаша», «зазноба», «бабка», «краля», «лапушка», «душа моя». Остальными переводчиками, в том числе и Вейнбергом, экспрессивность речи персонажей в значительной мере утрачивалась, использовались такие именования женщин как в частности, «красотка», «красавица», «барышня», «баба», «девчонка», «дева», «подруга», «жена», «бабка», «старуха», «милая», «душа моя»; ср. у Т.Л.Щепкиной-Куперник – «девка», «девчонка», «девица», «потаскушка», «бабушка», «старуха», «особа», «вдова», «вдовушка», «толстуха», «душа моя», «дамочка», «жена», «женщина», «милая дама», «милашка»71, у С.Я.Маршака – «любовница», «побирушка», «милашка», «дорогая», «девица», «мать», «бабушка», 70 Ср. переводы С.Я.Маршака и С.В.Петрова, где появляются образы темницы и колодок: «За пьянство меня среди белого дня / Связали и ввергли в темницу, / А в церкви за то осудили меня, / Что я опрокинул девицу» (С.Я.Маршак; [58, с. 330]); «В колодках меня потомили – / Беду кулаком-де развел! / И в церкви меня осрамили – / Рукой-де попал под подол» (С.В.Петров; [63, с. 272]. Т.Л.Щепкиной-Куперник, как и С.В.Петров, все же смогла отчасти передать характерную «грубость» английского оригинала, использовав разговорные выражения «драть/смочить глотку», «ошалеть», «дерка задать», «прикрыть зад». 157 71 «соседка», «особа», «жена», «воровка старая», «дама», «возлюбленная», «вдова», «любовь моя», «подруга», «подружка», «женский пол». В свете сказанного интересно представлена в подлиннике и русских интерпретациях вдова – «a raucle Carlin» («грубая/суровая/крепкая старуха/ведьма»): «Her <Carlin’s> strappan limb an’ gausy middle, / (He <Scraper> reach’d nae higher) / Had hol’d his HEARTIE like a riddle» [61, с. 396] [Ее <старухи> крепкие ноги и полную талию / (Он <скрипач> доставал не выше) / Держал свою ПОДРУГУ как обруч сито/решето]. Вейнберг, согласно оригиналу, рисует вдову «старухой» с весьма «мощным» телосложением («Высокий рост подруги Джона / (Он <скрипач> ей чуть-чуть не до колен) / И толщина…» [52, с. 241]), однако впоследствии он говорит о «красоте старухи», называет ее «старухой-красоткой» (в оригинале charms – «обаяние, привлекательность»). Э.Г.Багрицкий сначала акцентирует шотландское происхождение женщины, проявившееся в том числе и во внешности («Перед шотландскою красоткой / Огромной, рыжей, как кумач, / Стоит <…> скрипач, / <…> / Не достигая до плеча» [27, с. 131 – 132]), а затем описывает ее как «огромную» и «веселую» шотландку с «жирными плечами» и даже сравнивает ее с «монументом» [27, с. 132]. Т.Л.Щепкина-Куперник подчеркивает полноту героини («толстая старуха», «толстуха», «он <скрипач> <…> за жирный бок ее держал» [56, с. 134]) и представляет ее пышные формы как пленительные «красы» [см.: 56, с. 135]. В переводе С.Я.Маршака портрет женщины поначалу недостаточно четок («Особа встала средних лет, / С могучим станом, грозной грудью» [58, с. 331]), однако по ходу действия выясняется, что она и старая («воровка старая» [58, с. 332]) и толстая («…<скрипач> был так мал, / Что лишь бедро ее крутое, / Как решето, одной рукою / Он обнимал» [58, с. 332]). У С.В.Петрова воссоздан образ «бой-бабы», чьи «<…> могучие плеча / Пленили карлу-скрипача» [63, с. 275], оказавшегося способным ухватить в свои объятья лишь «ляжку» подруги; в дальнейшем ее формы названы переводчиком «вдовьей благодатью» [63, с. 276]. 158 Бернс прибегает и к пародийному «переворачиванию», травестированию известных текстов. Например, любовное признание скрипача вдове «An’ go wi’ me an’ be my DEAR» [61, с. 398] [И пойдем со мной, и будь моей ДОРОГОЙ] представляет собой реминисценцию первого стиха неоднократно повторенной в песенниках XVII в. и вызвавшей пародийные отклики пасторали Кристофера Марло «The Passionate Shepherd to His Love» («Страстный пастух – своей возлюбленной»): «Come live with me and be my love» [721] [«Приди ко мне и стань моей возлюбленной»]. При всей завлекательности любовных речей скрипача его побеждает лудильщик, человек со своим ремеслом, по представлениям эпохи – «значительно более респектабельный, чем бродячий музыкант или солдат» [17, с. 660]. В русских прочтениях связь произведений К.Марло и Р.Бернса не прослеживается: «Пойди за мной вослед, будь милою моей» (П.И.Вейнберг; [52, с. 241]); «<…> должен я, мой друг, утешить тебя. / Ты можешь очень весело жить <...>» (Э.Г.Багрицкий; [27, с. 132]); «Пойдем со мной и будь моей!» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [56, с. 135]); «Моей возлюбленною будь» (С.Я.Маршак; [58, с. 332]), «Пойдем-ка, лапушка, со мной» (С.В.Петров; [63, с. 275]). Также интересно отметить, что бернсовский CAIRD/TINKLER представлен у П.И.Вейнберга и Э.Г.Багрицкого как кузнец, у Т.Л.ЩепкинойКуперник – как паяльщик и медник, у С.Я.Маршака – лудильщик и медник, зарабатывающий на жизнь своим ремеслом, и только у С.В.Петрова он – цыган, причем явный обманщик. В первой песне поэта его слова о своей популярности «But HOMER LIKE, the glowran byke, / Frae town to town I draw that» [61, с. 404] [Но, ПОДОБНО ГОМЕРУ, восторженную толпу / От города к город я привлекаю] были переданы П.И.Вейнбергом, Э.Г.Багрицким и С.Я.Маршаком через метафоризацию толпы поклонников в образе пчел, воспетых Гомером: «Но пчелы вслед за мной везде летят толпой, / Как мчались по следам Гомера дорогого» (П.И.Вейнберг; [52, с. 242]); «Но пчел веселый рой, / Крутясь, летит за мной, / Как прежде за Гомером» (Э.Г.Багрицкий; [27, с. 133 – 134]); 159 «Но мне пример – слепой Гомер: / За нами вьются пчелы» (С.Я.Маршак; [58, с. 335]); ср.: «Но мне Гомер дает пример: / Бродить и петь и все такое» (Т.Л.Щепкина-Куперник; [56, с. 137]); «Певец простой, но вслед за мной / Бредет зевак орава» (С.В.Петров; [63, с. 279]). Как видим, из трех произведений Р.Бернса, переведенных П.И.Вейнбергом, два появились на русском языке впервые («Лорд Грегори», «Веселые нищие. Кантата»), тогда как одно («Джон Андерсон») уже было известно отечественному читателю благодаря переводу М.Л.Михайлова. Попытка соперничества П.И.Вейнберга с М.Л.Михайловым оказалась явно неудачной, его перевод после журнальной публикации был фактически забыт, тогда как перевод запрещенного М.Л.Михайлова продолжал активно переиздаваться, причем и без полной подписи переводчика (например, в антологии Н.В.Гербеля «Английские поэты в биографиях и образцах» в 1875 г. он был републикован за подписью *** [см.: 1, с. 233]). Более успешным оказался перевод «Лорда Грегори», вполне сопоставимый в профессиональном отношении с переводом С.Я.Маршака и, очевидно, во многих отношениях превосходящий переводы О.Н.Чюминой (Михайловой) и Т.Л.Щепкиной-Куперник. При обращении к кантате «Веселые нищие» Вейнбергу удалось передать внутренний накал чувств оригинального произведения, сочетание в нем суровой реальности и неистребимой романтики, а также его музыкальность и песенную основу. Вейнбергом, как и некоторыми другими переводчиками (С.Я.Маршаком, отчасти Т.Л.Щепкиной-Куперник), не были в полной мере сохранены языковой колорит оригинала, многообразие использованных Бернсом экспрессивных лексем (жаргонизмов, просторечий и др.); в этом плане существенно выделяется позднейший перевод С.В.Петрова, который можно воспринимать как наиболее точное воссоздание самого бернсовского «духа». Представляя к настоящему времени преимущественно историческую, а не эстетическую ценность, переводы Вейнберга из Р.Бернса крайне важны для понимания 160 обстоятельств популяризации творчества великого шотландского поэта среди русских читателей второй половины XIX в. §5. Специфика осмысления произведений английской романтической поэзии и поэтической драматургии в переводческом творчестве П.И.Вейнберга Среди поэтов английского романтизма П.И.Вейнберга более других привлекал Дж.Г.Байрон. Его первым переводом из Дж.Г.Байрона стало стихотворение «Оскар д’ Альва», напечатанное в раннем авторском поэтическом сборнике, вышедшем в Одессе в 1854 г. [см.: 104, с. 57 – 67]. Отметим, что байроновская стихотворная повесть о братоубийстве «Oscar of Alva. A Tale» («Оскар Альвский. Повесть», 1807) была особенно популярна в России в романтическую эпоху, когда увидели свет сразу несколько переводов: прозаический перевод «Оскар Альвский. Повесть. Сочинение лорда Байрона» за подписью N.N. в №21 «Вестника Европы» за 1821 г.; прозаический перевод А.Ф.Воейкова «Оскар д’Альва. Повесть. Из сочинений лорда Байрона» в августовской книге «Новостей литературы» за 1824 г.; вольный перевод А.И.Полежаева «Оскар Альвский, из Байрона», вошедший в 1826 г. в шестую часть «Трудов Общества любителей российской словесности при Императорском Московском университете»; перевод Д.П.Глебова «Оскар Альвский» в семнадцатой книге «Новостей литературы» за 1826 г.; перевод П.М.Кудряшёва «Оскар Альвский. Повесть» в №4 «Вестника Европы» за 1828 г. В 1840 г. в сборнике «Стихотворений» Александра Папкевича увидело свет навеянное «Oscar of Alva» стихотворение «Развалины старого замка, подражание лорду Байрону» [см. подробнее: 555, с. 321]. П.И.Вейнберг предложил первое постромантическое прочтение некогда популярного в России произведения – «Оскар д’Альва, вольный перевод из Байрона». 161 «Оскар д’Альва» П.И.Вейнберга схематичен, в нем много пропусков (79 четверостиший оригинала у Вейнберга представлены 31 шестистишием; для сравнения у А.И.Полежаева – 64 восьмистишиями), не соответствующих оригиналу вольностей. Так, описание братьев построено Дж.Г.Байроном на противопоставлении: сначала – по внешним признакам, таким, как цвет волос («Dark was the flow of Oscar’s hair, / Wildly it stream’d along the gale; / But Allan’s locks were bright and fair, / And pensive seem’d his cheek, and pale» [710] [Темны были струящиеся волосы Оскара, / Неистово они развевались на ветру; / А локоны Аллана были светлы и белокуры, / И печальными казались его щеки, и бледными]), а затем – по характеру («But Oscar own’d a hero’s soul, / His dark eye shone through beams of truth; / Allan had early learn’d control, / And smooth his words had been from youth. / Both, both were brave: the Saxon spear / Was shiver’d oft beneath their steel: / And Oscar’s bosom scorn’d to fear, / But Oscar’s bosom knew to feel; / While Allan’s soul belied his form, / Unworthy with such charms to dwell: / Keen as the lightning of the storm, / On foes his deadly vengeance fell» [710] [Но у Оскара была душа героя, / Его темные глаза светились лучами правды; / Аллан рано научился самообладанию, / И сдержанны его слова были с молодости. / Оба, оба были смелы: саксонское копье / Отскакивало от их стали: / Сердцу Оскара претил страх, / Но сердце Оскара умело чувствовать; / Тогда как душа Аллана противоречила его виду, / Подло так жить: / Резкая, как молния в грозу, / На врагов его смертельная месть обрушивалась]). Следуя авторской идее, А.И.Полежаев начинает описание с внешности («Чернее вранова крыла, / С небрежной красотою, / Вокруг Оскарова чела / Власы вились волною; / Их ветр вздымал на раменах / Угрюмого Аллана. / Оскар был месяц в облаках; / Аллан, как тень тумана» [484, с. 63]), после чего раскрывает личностные особенности Оскара и Аллана, обращаясь то к одному из них, то к другому: «Оскар с бестрепетной душой / Чуждался зла и лести; / Всегда волнуемый тоской, / Аллан был склонен к мести. / Оскар, как искренность, не знал / Притворствовать искусства; / Аллан в душе своей 162 скрывал / Завистливые чувства» [484, с. 63]. Как видим, А.И.Полежаев вносит в описание свои сравнения и метафоры: «чернее вранова крыла», «Оскар был месяц в облаках», «Аллан, как тень тумана», «Оскар, как искренность». П.И.Вейнберг несколько иначе организовывает фрагмент, опуская детали внешности и характеризуя нрав сначала одного из братьев, затем – другого: «Но нравом различны два брата: Оскар, / В душе благородной, открытой, / Носил и отвагу и юноши жар, / И слабых был крепкой защитой. / И много желаний кипело в крови, / И жаждало сердце высокой любви. / Аллан свою душу для всех закрывал… / В нем низкие страсти кипели, / Он маску притворства всегда надевал, / Идя к предположенной цели… / Он в мире святого не знал ничего, / И всем было гибельно мщенье его» [104, с. 60]. В целом юношеская интерпретация П.И.Вейнберга была слабой и не смогла вытеснить перевода А.И.Полежаева, даже несмотря на множество несуразностей в его версии, как то фонетических, например, «…удар / В поднéбесьи громóвый», «…на его / Груди окровавлённой», или лексических, например, «Но от руки поносной», «Летучее вниманье» и т. п. К переводам из Дж.Г.Байрона П.И.Вейнберг вернулся через десять лет, опубликовав на страницах журнала «Русское слово» за 1864 г. – соответственно в №2 и №4 – свои прочтения стихотворений «Сон» и «Тьма». Как и в случае с «Oscar of Alva», оба произведения Дж.Г.Байрона были к моменту появления вейнберговских переводов хорошо известны в России. Так, стихотворение «The Dream» («Сон», 1816) многократно интерпретировалось во второй половине 1820-х гг. (перевод М.П.Вронченко «Сон, сочинение Байрона» в №12 «Московского телеграфа» за 1827 г., перевод Д.П.Глебова «Сон, из Байрона» в альманахе «Северные цветы на 1827 год») и во второй половине 1840-х гг. (перевод С.Ф.Дурова «Сон, из Байрона» в №37 «Иллюстрации» за 1846 г., перевод Д.И.Коптева «Сон, из Байрона» в №283 «Московского городского листка» за 1847 г., прозаический перевод В.И.Красова «Из Байрона» в №3 «Отечественных записок» за 1849 163 г.) [см.: 556, с. 309]; среди обращавшихся к «The Dream» в последующие годы – Н.М.Минский, чей перевод был напечатан в трехтомнике Дж.Г.Байрона С.А.Венгерова; в «Библиотеке великих М.А.Зенкевич, писателей» создавший под перевод, редакцией многократно переизданный в советскую эпоху. Стихотворение «Darkness» активно переводилось в 1820-х – начале 1830-х гг. (прозаический перевод с французского О.М.Сомова «Мрак (Из сочинений лорда Байрона)» в №3 «Благонамеренного» за 1822 г., прозаический перевод Ф.Н.Глинки «Тьма (Из Байрона)» в №2 «Соревнователя просвещения и благотворения» за 1822 г., прозаический перевод А.Ф.Воейкова (под псевдонимом Я) «Тьма, из лорда Байрона» в июньской (XII) книге «Новостей литературы» за 1825 г., перевод М.П.Вронченко «Мрак, из Байрона», увидевший свет в №6 «Атенея» за 1828 г. и републикованный в №21 «Литературных прибавлений к “Русскому инвалиду”» за 1833 г., перевод А.Г.Ротчева «Тьма, из Байрона» на страницах №13/14 «Русского зрителя» за 1828 г. и (с иной редакцией отдельных стихов) альманаха «Северные цветы на 1829 год», перевод Трилунного (Д.Ю.Струйского) «Тьма, из Байрона», напечатанный в том же альманахе на 1832 г.). Летом 1830 г. М.Ю.Лермонтов осуществил долгое время остававшийся в его черновиках прозаический перевод «Мрак. Тьма» («Я видел сон, который не совсем был сон…)». Наибольшую известность обрел многократно переиздававшийся и в дореволюционной России, и в советскую эпоху перевод И.С.Тургенева «Тьма, из Байрона» (1845), первая публикация которого состоялась в «Петербургском сборнике, изданном Н.А.Некрасовым» в 1846 г., а публикация в исправленном и дополненном виде – во втором томе гербелевского издания Дж.Г.Байрона в 1864 г.72 В В этом издании был восстановлен текст отдельных стихов, замененный отточиями в «Петербургском сборнике». Стих 65 в 1846 г. был напечатан как «Святых…………………..», в издании 1864 г. – «Святых для грешного употребленья;». Стихи 73 – 75 в 1846 г. были напечатаны как «Упали мертвыми…………………… / ……………………………………../ …………………….И мир был пуст;», в издании 1864 г. – «Упали мертвыми, не зная, кто / Был тот, на чьем лице стояло слово: / Голодный, то есть – враг. И мир был пуст,». В академических изданиях И.С.Тургенева 164 72 1860-е гг., наряду с переводом П.И.Вейнберга, увидели свет перевод Д.Д.Минаева «Тьма, из Байрона», напечатанный в №75 «Русского мира» от 28 сентября 1860 г. и впоследствии включенный (с некоторыми разночтениями) в авторский поэтический сборник «Думы и песни»; перевод С.М.73 «Тьма», вошедший в 1866 г. во второй выпуск литературного и политического сборника «Утро», издаваемого М.П.Погодиным; перевод Александра Милюкова, увидевший свет в «Воскресных приложениях к журналу “Сын Отечества”» от 25 мая 1869 г. (№15) [см.: 556, с. 308 – 309]. Впоследствии к байроновскому произведению обращались А.Яснопольский, сделавший перевод для «Иллюстрированной Недели» (№11 от 18 марта 1873 г.), П.А.Каленов, чей перевод был напечатан в №2 «Русского вестника» за 1876 г., И.К.Кондратьев, поместивший перевод в №15 «Мирского толка» от 15 апреля 1880 г. и в авторской книге «Под шум дубрав» (1898), Н.А.Малышев, включивший перевод «Тьмы» во вторую книгу «Стихотворений» (1882), Д.Л.Михаловский, опубликовавший свой вариант перевода «Тьма (Из Байрона)» в десятой книге «Русской мысли» за 1887 г. В 1894 г. появился прозаический перевод К.Гумберта, А.Богаевской и Стальки, помещенный в шестом томе полного собрания байроновских произведений, выпускавшегося в качестве ежемесячного литературного приложения к журналу «Живописное обозрение»; в 1904 г. во втором выпуске сборника «Иммортели» был напечатан перевод «Тьмы» Эллиса. Среди поэтов и переводчиков, обращавшихся к байроновскому тексту в советское время, можно назвать имена М.А.Зенкевича, А.А.Вознесенского, Л.Н.Васильевой, Ю.П.Кузнецова, С.А.Степанова [об истории русских переводов «Тьмы» см.: 570, с. 221 – 236]. В переводе «The Dream», воссоздавая авторские размышления о двойственной природе сна, Вейнберг несколько отошел от байроновской указанные конъектуры не были восстановлены ни в 1960 г., когда стихотворение вошло в первый том ПССиП писателя в 28 т., ни в 1978 г., когда был опубликован содержавший перевод «Тьмы» первый том ПССиП И.С.Тургенева в 30 т. 73 По предложению С.Л.Сухарева, автором данного перевода, «явно дилетантского», мог быть Степан Алексеевич Маслов [570, с. 236]. 165 композиции, освободил текст от параллельных конструкций, аккумулировал вместе сравнения с глашатаями вечностями и духами прошлого, наконец, внес сравнение с сивиллами будущего в состав деепричастного оборота: «They do divide our being; they become / A portion of ourselves as of our time, / And look like heralds of eternity; / They pass like spirits of the past – they speak / Like sibyls of the future» [711] [Они двоят нашу жизнь; они становятся / Частью нас самих, как и нашего времени, / И предстают как глашатаи вечности; / Они проходят как духи прошлого – они вещают / Как сивиллы будущего] – «Двоят нам жизнь и делаются частью / И нас самих, и наших всех часов. / Как вечности глашатаи, как духи / Прошедшего проносятся они, / О будущем вещая, как Сивиллы» [28, с. 43]. Впоследствии Н.М.Минский еще более вольно обошелся с подлинником, использовав два варианта параллелизма: «Они двоят все наше существо, / То близки нам и нашему мгновенью, / То на герольдов вечности похожи. / Они скользят как духи дней былых, / Вещают, как Сибиллы, о грядущем» [39, с. 19]. Впрочем, его вариант прочтения органично сочетается с конструкцией «то… то…» в последующем эпизоде, ср.: «They make us what we were not – what they will, / And shake us with the vision that’s gone by, / The dread of vanished shadows…» [711] [Они нас делают не тем, чем мы были, – тем, чем они хотят, / И потрясают нас видением прошедшим, / Ужасом исчезнувших теней…] – «Они, своей лишь прихоти послушны, / Нас делают иными, чем мы были, / То потрясая образом мелькнувшим, / То тенью нас исчезнувшей пугая» [39, с. 19 – 20]. Вейнберг в данном случае упростил оригинал, сосредоточив весь мотив ужаса видений в семантике глагола: «Они из нас все делают, что только / Угодно им, и устрашают нас / Виденьями времен давно минувших» [28, с. 43]. Трактуя байроновскую мысль о природе сна, согласно которой разум, сознание, мозг («mind») порождает сны, Вейнберг использует лексему дух, предполагающую соотнесенность с умом; для Н.М.Минского же ключевым словом оказывается мечта, такой же плод воображения, как и сон (что, в 166 частности, подтверждается возможностью перевода dream как сон / греза и как мечта), и это, в конечном итоге, приводит к нарушению логики: «Creations of the mind? – The mind can make / Substances, and people planets of its own / With beings brighter than have been, and give / A breath to forms which can outlive all flesh» [711] [Создания разума? – Разум может создавать / Сущности, и населять свои планеты / Существами прекраснее тех, что когдалибо были, и давать / Дыхание формам, которые могут пережить плоть] – «…Эти грезы – / Создания ли духа или нет? / Наш дух творит тела и поселяет / В планетах он такие существа, / Прекраснее каких и не бывало, / И придает дыхание телам, / Переживать способным все плотское…» (перевод П.И.Вейнберга; [28, с. 44]) – «Не дети ли мечты? Мечта лишь в силах / Сама собой действительность творить / И населять планеты существами / Прекраснее когда-либо рожденных, / И жизнь вдыхать в бесплотные черты, / Отныне долговечней всякой плоти» (перевод Н.М.Минского; [39, с. 20]). В вейнберговском переводе «Darkness» Байрона обращает на себя внимание намеренное усиление выразительности отдельных эпизодов подлинника. Так, переводчик с помощью анафоры излишне гиперболизировал мысль о смерти: «All earth was but one thought – and that was death / Immediate and inglorious...» [708] [Вся земля была полна одной мыслью – и то была смерть, / Неотвратимая и бесславная...] – «…вся земля / Одну лишь мысль собой осуществляла. / Одну лишь мысль, и это было – смерть, / Бесславная и близкая!..» [108, с. 314]; ср. в переводе И.С.Тургенева: «…вся земля полна / Была одной лишь мыслью: смерти – смерти, / Бесславной, неизбежной…» [583, с. 40]. Аналогичным образом, с помощью повтора, Вейнберг усилил и мысль о хаосе в окружающем мире: «…The world was void, / The populous and the powerful was a lump, / Seasonless, herbless, treeless, manless, lifeless – / A lump of death – a chaos of hard clay» [708] […Мир был пуст, / Многолюдный и могущественный был общей массой, / Без времен года, без трав, без деревьев, безлюден, безжизнен – / Массой смерти – хаосом окаменелой грязи] – «Мир опустел. Всесильный, 167 многолюдный / В былые дни, теперь он грудой стал, / Лишенною времен различных года, / Деревьев, трав, и жизни, и людей. / Он грудой стал холодной смерти, в хаос / Окаменелой грязи перешел» [108, с. 316]; ср. в переводе И.С.Тургенева: «…И мир был пуст – / Тот многолюдный мир, могучий мир / Был мертвой массой, без травы, деревьев, / Без жизни, времени, людей, движенья… / То хаос смерти был…» [583, с. 41]. Как видим, в 1850 – 1860-е гг. Вейнберг обращался к интерпретации относительно небольших по объему стихотворных текстов Дж.Г.Байрона, известных в России во множестве предшествующих переводов. В двух случаях («Оскар д’Альва», «Тьма») прочтения Вейнберга не смогли составить конкуренции более ранним переводам А.И.Полежаева и И.С.Тургенева, а потому были забыты вскоре после их появления; вейнберговский перевод «Сна», напротив, был выигрышным в сравнении с ранними романтическими переводами и посредственными интерпретациями этого произведения в 1840-е гг., а потому многократно републиковался вплоть до появления уже в XX в. переводов Н.М.Минского и М.А.Зенкевича и поныне может восприниматься в качестве лучшего из прочтений «Сна», предложенных русскими поэтами-переводчиками на протяжении всего XIX в. В середине 1870-х гг. Вейнберг обратился к переводу объемных произведений Дж.Г. Байрона, либо вообще не известных русскому читателю, либо известных в крайне неудовлетворительных переводах. Однако ни одно из его начинаний того времени нельзя признать успешным. Так, не интепретировавшаяся ранее поэтическая сатира «Английские барды и шотландские обозреватели» («English Bards and Scotch Reviewers», 1809) была переведена им прозой. Позднее, при подготовке знаменитой венгеровской «двадцатки», С.А.Ильин перевел сатиру стихами, а Вейнберг сопроводил публикацию перевода предисловием, в котором объяснил, что Дж.Г.Байрон написал «ядовитые строчки» в связи с осмеянием его сборника «Часы досуга» («Hours of Idleness», 1807) в «Эдинбургском обозрении» («Edinburgh Review»), и отметил, что это произведение Байрона обладает 168 «меткостью многих характеристик, несмотря на преувеличенную резкость, блестящим остроумием, порывистой силой негодования там, где он клеймит общественные пороки, благородством тона в тех случаях, когда в нем говорит искреннее и глубокое чувство, гармоническим соединением лирического и сатирического элементов», причем немаловажное значение имеет и «самостоятельная смелость, с которой 21-летний поэт выступил против давно и прочно установившихся литературных авторитетов своего отечества» [149, с. 510]. Дж.Г.Байрон характеризует критику в свой адрес как пасквиль, сожалеет о славном прошлом английской поэзии, но не шекспировском, не бернсовском, а времен Дж.Драйдена и А.Поупа, обрушивается на Вальтера Скотта, Р.Саути, У.Вордсворта, С.Т.Кольриджа, Т.Мура, игравших в современной ему английской литературе первостепенную роль, а также на писателей второго и третьего ряда, в особенности – драматургов, литературных критиков: «<the bard> For ever startled by the mingled howl / Of northern wolves, that still in darkness prowl; / A coward brood, which mangle as they prey, / By hellish instinct, all that cross their way; / Aged or young, the living or the dead, / No mercy find – these harpies must be fed» [709] [<бард> вечно напуганный воем своры / Северных волков, которые все еще в темноте бродят; / Трусливый выводок, который рвет, охотясь, / С адским инстинктом все, что попадается на их пути; / Старое или молодое, живое или мертвое, / Нет пощады – эти гарпии должны нажраться]. Если Вейнберг переводит очень близко к тексту («Неужели суждено ему <барду> страшиться воя северных волков, не перестающих грабить в ночной темноте – этих подлых тварей, с адским инстинктом кидающихся на все встречное – молодое и старое, живое и мертвое – этих беспощадных гарпий, которые должны жрать во что бы то ни стало» [29, с. 72]), то С.А.Ильин позволяет себе привнести оригинальную образность, не нарушая при этом авторского замысла: «Ужель всегда <бард> поникнет головой, / Коль северных волков услышит вой? / Во тьме блуждает подлая их стая, / Все на пути свирепо пожирая. / Ничто от 169 гарпий жадных не уйдет; / Ни седина, ни юность не спасет / От злобы их…» [40, с. 518]. Свойственная для Вейнберга как переводчика сатиры «Английские барды и шотландские обозреватели» тенденция к буквализму отчетливо прослеживается в критике У.Вордсворта, особенно при сопоставлении с лаконичным переводом С.А.Ильина, не считающего необходимым вдаваться в подробности сказки о Бетти Фой, матери глупого парня, больного лунатизмом: «So close on each pathetic part he dwells, / And each adventure so sublimely tells, / That all who view the “idiot in his glory” / Conceive the bard the hero of the story» [709] [Так подробно на каждой патетической детали он останавливается, / И о каждом событии так возвышенно рассказывает, / Что все, кто видит “идиота в блеске его славы”, / Воспринимает барда героем этой истории] – «И автор <Вордсворт> останавливается на каждой подробности с таким пафосом и рассказывает каждый эпизод в таком возвышенном тоне, что все взирающие на “идиота в блеске его славы”, спрашивают – не сам ли поэт герой этого повествования» (перевод П.И.Вейнберга; [29, с. 69]) – «Певец с таким нам пафосом вещает / Об идиота жалкого судьбе, / Что, кажется, он пишет о себе» (перевод С.А.Ильина; [40, с. 515]). Вместе с тем буквализм спасает Вейнберга от недоговоренности, характерной для предложенного С.А.Ильиным представления С.Т.Кольриджа как автора, прославившего осла, ср.: «Yet none in lofty numbers can surpass / The bard who soars to elegise an ass. / So well the subject suits his noble mind, / He brays the laureat of the long-ear’d kind» [709] [Все же ни один среди великих не может превзойти / Барда, который возвысился, чтобы воспеть осла. / Так хорошо предмет подходит его благородному уму, / Он прославляет лауреата длинноухого] – «…но зато попробуйте найти чтонибудь возвышеннее стихов, посвященных поэтом прославлению осла. Такой сюжет так близок благородному духу лауреата длинноухой породы» (перевод П.И.Вейнберга; [29, с. 69]) – «Зато пойдет по праву похвала / К его 170 стихам прелестным в честь осла. / Воспеть осла Кольриджу так приятно, / Сочувствие герою здесь понятно... » (перевод С.А.Ильина; [40, с. 516]). При характеристике Р.Саути Вейнберг внес дополнительные детали, корректировавшие и образ самого английского автора, грубо названного рифмоплетом, и впечатление от его многообразных и бессчетных произведений, напоминающих бесчисленные, бесконечные войска: «With eagle pinion soaring to the skies, / Behold the ballad-monger Southey rise! / To him let Camoën, Milton, Tasso yield, / Whose annual strains, like armies, take the field» [709] [На крыльях орла воспарившего к небесам, / Узрите, торговец балладами Саути поднимается! / Ему Камоэнс, Мильтон, Тассо уступают, / Тому, чьи ежегодные плоды, как армии, занимают поле битвы] – «Посмотрите-ка хоть на этого фабриканта баллад Соути, который тщится взлетать к небесам на орлиных крыльях! Камоэнс, Мильтон, Тасс – все должны сторониться перед этим рифмоплетом, песни которого, одна за другой, каждый год наводняют поле сражения, точно бесчисленные и бесконечные войска!» [29, с. 68]; ср. у С.А.Ильина: «Так, жалкий Соути, делатель баллад: / Он вознестись орлом над миром рад; / Уже Камоэнс, Тасс, Мильтон судьбою / Обречены. Берет он славу с бою / И, как войска, свои поэмы шлет» [40, с. 515]. В 1875 г. Вейнберг фрагментарно перевел мистерию Байрона «Небо и земля» («Heaven and Earth. A Mystery», 1821) – первую, вторую сцены и конец третьей от стиха «The tempest cometh; heaven and earth unite»; перевод был напечатан в том же году в №3 «Отечественных записок» [см.: 118, с. 135 – 146]. При публикации четвертого тома «Сочинений лорда Байрона в переводах русских поэтов» в 1877 г. Н.В.Гербелем из перевода Вейнберга была взята только концовка третьей сцены [см.: 31, с. 320 – 323], тогда как первая и вторая сцены и начало третьей до стиха «These petty foes of Heaven who shrink from Hell!» были заново переведены В.П.Бурениным, а середина третьей сцены от стиха «God hath proclaimed the destiny of earth» до стиха «Nor perish like Heaven’s children with man’s daughters» – самим Н.В.Гербелем 171 [см. об этом: 557, с. 334]. Наконец, в 1882 г. в «Полном собрании стихотворений» Н.В.Гербеля увидел свет первый полный перевод мистерии «Небо и земля» [204, с. 367 – 414], за которым последовал еще один полный перевод этого произведения, выполненный Е.Ф.Зариным [36, с. 43 – 65]. В своей мистерии, рассказывавшей о приближении всемирного потопа, Дж.Г.Байрон представлял страстные монологи-обращения с молитвами смертных девушек Аны и Аголибамы к возлюбленным ангелам Азазиилу и Самиазу (Самьясу). В призыве Аголибамы Вейнберг, единственный из переводчиков, сохранил авторскую недоговоренность, хотя и передал эмоциональную сторону обращения девушки с менее выраженной экспрессивностью: «…though the serpent’s sting should pierce me thorough, / And thou thyself wert like the serpent, coil / Around me still! and I will smile, / And curse thee not; but hold / Thee in as warm a fold / As…» [713, p. 289] […хотя бы жало змеи пронзило меня насквозь, / И ты сам стал как змей, обвиваться / Вокруг меня плотно! и я буду улыбаться, / А не проклинать тебя; но держать / Тебя в таких жарких объятиях, / Как…] – «…Пускай мне тело / Пронзит насквозь змея, пусть сам ты будешь змей, – / Обвейся вкруг меня плотней, / И я с улыбкою приму твои объятья, / И не услышишь ты проклятья, / И я прижмусь к тебе так горячо, что ты…» [118, с. 139]; ср.: «Когда б ты грудь пронзил мою / Змеиным жалом и в змею / Сам обратился, я привет, / А не проклятие, пошлю / Тебе с улыбкою: прижмись / К груди пылающей моей, / Своими кольцами обвей / Все тело мне!.» (В.П.Буренин; [31, с. 302]); «…хотя б тот змей проклятый / Насквозь мне жалом грудь пронзил, / Хотя б ты сам обвил меня трикраты, / Как тот змей, и кольцами душил, – / Я все б тебя не проклинала, / Но улыбалась и сжимала / В моих объятьях горячей!» (Е.Ф.Зарин; [41, с. 47]). Описывая схождение ангелов к девушкам с небес на землю, Байрон соотносит возникающую картину с появлением и исчезновением пены из-за поднятия морского чудовища на поверхность океана: «…as rippling foam, / Which the Leviathan hath lashed / From his unfathomable home, / When sporting 172 on the face of the calm deep, / Subsides soon after he again hath dashed / Down, down, to where the Ocean’s fountains sleep» [713, p. 290] […как волнообразно распространяющаяся пена, / Которую Левиафан принес / Из своего бездонного дома, / Поднимаясь на поверхность спокойной бездны, / Успокаивается вскоре после того, как он снова устремился / В глубь, в глубь, туда, где фонтаны Океана спят]. Если Вейнберг прорисовывает каждую деталь этого поэтического эпизода («…Так, / Когда Левиафан порой / Оставит дом подводный свой / И, всплыв на лоно тихих вод, / Резво плескаться в нем начнет, – / Заблещет пеною оно… / Но чуть он вновь уплыл на дно, / Туда, туда, где почивает / Вод океана ключ, – и пена исчезает!» [118, с. 141]), то Е.Ф.Зарин ограничивается лишь общей передачей байроновского замысла: «Так исчезает пена с гладких вод, / Поднятая игрой Левиафана, / Когда он вновь туда, где он живет, / Опустится, – в пучины океана» [41, с. 47]. В переводе В.П.Буренина авторское сравнение с морской пеной опущено, темный силуэт горы в зареве небес соотносится со спиной чудовища на поверхности океана: «…Так Левиафан, / Когда задремлет океан, / Громадной вынырнув спиной, / Лежит над гладью водяной» [31, с. 12]. В финале мистерии сын Ноя Иафет, наблюдая за гибелью земли, все же благодарен Богу: «Still blessed be the Lord, / For what is past, / For that which is: / For all are his, / From first to last – / Time – Space – Eternity – Life – Death – / The vast known and immeasurable unknown. / He made, and can unmake» [713, p. 320] [Да благословен будет Господь / За то, что было, / За то, что есть: / Ибо все его, / От начала до конца – / Время – Пространство – Вечность – Жизнь – Смерть – / Бескрайнее ведомое и безмерное неизвестное. / Он сотворил, и может разрушить]. Вейнберг усиливает речь Иафета анафорой, делает ее более пафосной, акцентирует байроновскую образность: «Благословен да будет Он! / Все то, что есть, и все, что было, / Все от начала до конца, / Все – божье слово сотворило, / Все – достояние Творца! / Пространство, жизнь, и смерть, и вечность, / Обилье ведомого нам, / Неведомого бесконечность – / Все Он создал и все разрушить может сам!» [118, с. 145]; ср. у Е.Ф.Зарина: 173 «…хвала Ему и честь! / За все, что было, / За все, что есть. / Ведь Он Творец всего из ничего; / Всего, что видимо и внятно, / Что беспредельно, необъятно / Сей нашей жизни и другой, / Пространства, вечности самой, / Чему и самого названья / Язык людей не может дать, – / Он сотворил и властен разрушать…» [41, с. 64]. Трагедия Дж.Г. Байрона «Сарданапал» («Sardanapalus: A Tragedy», 1821), фрагментарно известная в России еще в 1830 – 1840-е гг. благодаря напечатанному в «Одесском альманахе на 1831 год» «Сну Сарданапала» в переводе М.П.Вронченко и переводу Д.Каменским первого действия «Сарданапала» (до слов «I have proved a thousand – a thousand and a thousand!»), увидевшему свет в №7 «Русского вестника» за 1842 г., была впервые полностью переведена Е.Ф.Зариным и опубликована в №12 «Библиотеки для чтения» за 1860 г. Уже в 1870-е гг. фрагмент из «Сарданапала» (действие 1, сцены 1 и 2) был интерпретирован А.Н.Плещеевым, поместившим свой перевод в №7 «Отечественных записок» за 1875 г. В 1877 г. Вейнберг осуществил новый перевод «Сарданапала», однако ограничился в своей работе первыми четырьмя действиями [см.: 30, 187 – 256], тогда как пятое действие вышло из печати в переводе А.Л.Соколовского [см.: 30, 257 – 271]. В 1888 г. увидел свет полный прозаический перевод П.А.Каншина, неоднократно републикованный впоследствии [см.: 378]; в 1890 г. в №№9, 10 и 11 журнала «Артист» был напечатан полный перевод О.Н.Чюминой [см.: 34, №9, с. 1 – 15; №10, с. 1 – 19; №11, с. 1 – 8]. И только в 1905 г. при подготовке и издании второго тома Дж.Г.Байрона в составе венгеровской «двадцатки» Вейнберг предложил свой исправленный и дополненный V актом перевод [см.: 38, с. 293 – 370]. При помощи антонимических конструкций Байрон в своей трагедии акцентировал сложность характера главного героя, погрязшего в удовольствиях праздности, но сумевшего отстоять свою честь в бою: «He hath wronged his queen, but still he is her lord; / He hath wronged my sister – still he is my brother; / He hath wronged his people – still he is their sovereign» 174 [713, p. 13 – 14] [Он обманул свою королеву, но все же он ее господин; / Он обманул мою сестру – все же он мой брат; / Он обманул свой народ – все же он его правитель]. Вейнберг, как и впоследствии О.Н.Чюмина, ослабил выразительность зачина, внеся некоторый диссонанс в байроновское описание: «Он мучит государыню – но он / Ей господин; сестру мою он мучит – / Но он мне брат; он мучит свой народ – / Но он его владыка…» (П.И.Вейнберг; [30, с. 191]); «Он оскорбил царицу, но супругом / Остался ей, нанес он оскорбленье / Моей сестре, но мне остался братом, / Он оскорбил народ свой, но ему / Он все же царь...» (О.Н.Чюмина; [34, №9, с. 1]). Английский поэт блестяще воссоздал характеры второстепенных персонажей, например, халдейского прорицателя Белезиса. Не столько через его собственные слова, сколько через речи других, он передал силу воздействия и амбиции Белезиса. Так, в сцене помилования и отправления в ссылку прорицателя и ведомого им мидянина Арбака после раскрытия их заговора против царя, Белезис своими словами подводил воина к сомнениям в благородстве правителя: «…it is / The very policy of Orient monarchs – / Pardon and poison – favours and a sword – / A distant voyage, and an eternal sleep. / How many Satraps in his father’s time» [713, p. 52 – 53] […это та / Самая политика восточных монархов – / Прощение и яд – милости и меч – / Далекий путь и вечный сон. / Как много сатрапов во времена его отца] и «How many Satraps have I seen set out / In his Sire’s day for mighty Viceroyalties, / Whose tombs are on their path!..» [713, p. 53] [Как много сатрапов видел я, отправились / Во времена его Отца в могущественные Вицекоролевские владения, / Чьи могилы на их пути!..]. О.Н.Чюмина подчеркнула гипнотическое воздействие Белезиса на Арбака, воскрешавшего в своей памяти подобные случаи вероломства монархов: «…Асирии монархам / Так свойственно, я знаю, поступать: / Прощение и яд, кинжал и милость, / Далекий путь и беспробудный сон! / О, скольких я сатрапов вспоминаю, / Во времена отца его...» [34, №10, с. 3] и «О, скольких я сатрапов вспоминаю, / Которые отправившись к своим / Сатрапиям обширным – находили, / Взамен 175 того, могилы на пути!» [34, №10, с. 3]. Вейнберг же, следуя подлиннику, акцентировал внимание на том, что все описываемое происходило во времена отца Сарданапала, а не его самого, чуждого кровопролития: «…Таков уж образ действий / У деспотов восточных: мир – и яд, / Прощение – и плаха, приглашенье / В далекий путь отправиться, чтоб там – / Уснуть навек. Уж сколько ведь сатрапов в правление отца его…» [30, с. 191] и «Да, при его отце уж скольких видел / Сатрапов я, что выедут затем, / Чтоб управлять провинцией громадной – И на пути очутятся в гробу» [30, с. 222]. Другой момент, подчеркивавший власть Белезиса, – оценка, данная ему Сарданапалом незадолго до смерти, уже после проигрыша при подавлении мятежа: «The other / Is a mere soldier, a mere tool, a kind / Of human sword in a friend’s hand; the other / Is master-mover of his warlike puppet» [713, p. 110] [Один – / Простой солдат, простое орудие, подобие / Человеческого меча в руке друга; другой – / Хозяин, управляющий своей воинственной марионеткой]. Если Байрон в подборе лексики не выходил за рамки военной тематики, то Вейнберг вносил аллюзийные соотнесения с музыкальным инструментом: «О, тот не больше / Как инструмент, прямой солдат, орудье, / Искусно управляемое первым; / Другой же – ловкий мастер и играет / На нем, как пожелает…» [30, с. 270]; ср. у О.Н.Чюминой: «Другой – / Простой солдат, орудие в руках / Товарища, которым управляет / Тот мастерски…» [34, №11, с. 7]. Закономерно обращение Вейнберга к байроновскому «Пророчеству Данте» («The Prophesy of Dante», 1819), из которого к 1870-м гг. имелся лишь один фрагментарный перевод К.Б.Картамышева «Итальянке. Посвящение к “Пророчеству Данта”. Из Байрона», напечатанный в №28 «Иллюстрации» за 1846 г.74 Однако и из этого произведения Вейнберг счел возможным 74 Константин Бонифатьевич Картымышев (1819 – 1880) ныне совершенно забыт, хотя в свое время был одной из самых ярких фигур литературной жизни южной Малороссии, одним из редакторов «Одесского вестника». Р.Б.Картамышев издал несколько книг, среди которых повесть «Букет цветов» (Одесса, 1848), книга для чтения и для практических упражнений в русском языке «Первоначальный учитель» (Одесса, 176 перевести лишь один фрагмент – первую песнь; этот перевод увидел свет в №7 журнала «Слово» за 1878 г. [см.: 32, с. 73 – 79]. Полные переводы появились несколько позднее и принадлежали Н.А.Холодковскому (1894) [35, с. 162 – 188] и О.Н.Чюминой (1905) [37, с. 134 – 152], причем перевод первого из них и ныне может восприниматься как несомненная творческая удача мастера. Лирический герой Дж.Г.Байрона не принимает Флоренции, однако тот факт, что в ее земле покоится возлюбленная, накладывает на его действия определенное табу, он сравнивает могилу с храмом, способным защитить убийцу от возмездия: «…I would hardly take / Vengeance upon the land which once was mine, / And still is hallowed by thy dust’s return, / Which would protect the murderess like a shrine, / And save ten thousand foes by thy sole urn» [712] […Я вряд ли буду / Мстить земле, что когда-то была моей, / И к тому же освящена твоим прахом возвращенным, / Который защитит убийцу, как храм, / И спасет десять тысяч врагов твоей единственной могилой]. В переводе Вейнберга этот нюанс описания ослаблен, в результате чего звучит открытое осуждение родины-убийцы: «…не могу я / Мстить той земле, что некогда была / Моей землей и сделалась на веки / Священною, вновь восприяв твой прах! / Святынею-защитницей он будет / Для родиныубийцы, и твой гроб / Один спасет врагов десятки тысяч!» [32, с. 77]; ср. у 1848), сборник статей «для легкого чтения» «Проба пера» (Одесса, 1849). Перевод посвящения к «Пророчеству Данте», выполненный К.Б.Картамышевым, позволяет говорить о нем как талантливом интерпретаторе Дж.Г.Байрона: Из чудных уст твоих я Данта песнопенья, Сын севера снегов, впервые услыхал, И южного певца живые вдохновенья На языке страны туманной передал, Страны, где суждено мне было свет узреть, Но где б я не хотел ни жить, ни умереть. Как часто слышал я из уст твоих прекрасных Веселые слова о счастьи юных дней, И, внемля музыке речей твоих согласных, Я счастье обретал в больной душе своей – И верь: единый звук слов сладостных твоих, Милей мне песен был и чуждых и своих [325, с. 443]. 177 Н.А.Холодковского и О.Н.Чюминой: «…Страна родная / Прах незабвенный приютила твой: / Вот почему я не подвергну мщенью / Ту землю, что освещена тобой! / Так храм убийце под своею сенью / Дает защиту; тысяче врагов / Одна твоя могила ко спасенью / Могла б служить…» (Н.А.Холодковский; [35, с. 167]); «Не мщу стране, что мне была близка. / Прах Беатриче молит о пощаде, / С тех пор как он туда перенесен – / Охраною он грешным в целом граде» (О.Н.Чюмина; [37, с. 138]). Излишнюю пафосность, усиленную параллелизмом синтаксических конструкций, можно видеть во фрагменте вейнберговского перевода, рассказывающем об отверженности поэта своей родиной, ср.: «For I have been too long and deeply wrecked / On the lone rock of desolate Despair, / To lift my eyes more to the passing sail / Which shuns that reef so horrible and bare; / Nor raise my voice – for who would heed my wail? / I am not of this people, nor this age» [712] [Ибо я был слишком долго и глубоко разбитый крушеньем / На одинокой скале бесплодного Отчаяния, / Чтобы поднять свои глаза еще раз на проходящий мимо парус, / Который сторонится того рифа такого ужасного и пустынного; / Или кричать – ибо кто обратит внимание на мой вопль? / Я не принадлежу ни этому народу, ни этому времени] – «…пустынная скала / Отчаянья была уж слишком долго / Единственным приютом для меня, / Разбитого крушеньем, чтоб с надеждой / Я подымал глаза на паруса, / Когда они со страхом мчатся мимо / Ужасного утеса, иль взывал / О помощи, – кто услыхал бы вопли? / Я – человек не нынешних времен, / Я – человек не этого народа» [32, с. 78]. Последующие переводы, лишенные вейнберговской пафосности, подчеркивали либо чуждость души героя времени, в котором он живет, народу, который его окружает, самой исторической эпохе (у Н.А.Холодковского: «Не стану я следить за ним, взывая / О помощи: останусь чужд душой / И веку, и народу навсегда я!» [35, с. 169]), либо его отрешенность от мира, дающую возможность беспристрастно повествовать о происходящем вокруг (у О.Н.Чюминой: «И кто услышит голос мой во мгле? / Мне чужд народ и век мой развращенный, 178 / Но в песне повесть дней я разверну / Междоусобной смуты исступленной» [37, с. 139]). Увидев в концовке первой песни оригинала союз «but» («но»), использованный единожды, Вейнберг употребил его в своем переводе восемь раз, что сделало сам перевод выразительнее и вместе с тем явилось очевидной находкой переводчика, ср.: «…to die / Is nothing; but to wither thus – to tame / My mind down from its own infinity – / To live in narrow ways with little men, / A common sight to every common eye, / A wanderer, while even wolves can find a den, / Ripped from all kindred, from all home, all things / That make communion sweet, and soften pain – / To feel me in the solitude of kings / Without the power that makes them bear a crown – / To envy every dove his nest and wings / Which waft him where the Apennine looks down / On Arno, till he perches, it may be, / Within my all inexorable town,.. / <…> / …this to see / And feel, and know without repair, hath taught / A bitter lesson...» [712] […умереть – / Ничто; но увядать так – обуздывать / Свой ум в его безграничности – / Жить узко с мелкими людьми, / Обычный вид для каждого обычного глаза, / Странником, тогда как даже волки могут найти логово, / Оторванным от всех родных, от всего домашнего уюта, от всего, / Что делает общение приятным и смягчает боль – / Ощущать одиночество королей / Без власти, которая заставляет их нести корону – / Завидовать каждому голубю, его гнезду и крыльям, / Которые несут его туда, где Апеннины смотрят / На Арно, пока он не приземлится, может быть, / В моем безжалостном городе,.. / <…> / …это видеть / И чувствовать, и знать при незаживающей ране, есть / Горький урок...] – «…Смерть – ничто; / Но вянуть так, – но низводить так низко / Свой гордый дух из вечных сфер его, – / Но проходить по узеньким тропинкам / Средь мелкого народа, – но служить / Для всякого потехой заурядной, – / Но по свету скитаться, между тем / Как даже волк найти берлогу может, – / Но быть вдали от крова, от семьи, / Ото всего, что облегчает горе / И красит жизнь, – но сознавать себя / Глубоко одиноким, как монархи / Без власти их, с которою венец / Не так тяжел, – но крыльям каждой птицы / Завидовать при мысли, что она / Из гнездышка летит туда, где в Арно / Глядятся Апеннины, и потом / Опустится, быть может, на жестокой / Моей земле,.. / <…> / О, ощущать и видеть это все, / И сознавать, что нет уже возврата – / Урок крутой!..» [32, с. 79]. В переводах последующего времени, более точных в передаче авторского замысла, эта вейнберговская находка не нашла отклика, причем и Н.А.Холодковский, и О.Н.Чюмина, вслед за байроновским подлинником, ограничились однократным употреблением союза но: «Да, смерть – ничто; но блекнуть, отвыкая / От гордых дум, взлелеянных душой, / <…> / Урок тяжелый мне судьбина злая / Послала!» (Н.А.Холодковский; [35, с. 169 – 170]); «Что смерть! Но в жизни к низменным путям / Пустых людей склоняя беспощадно / Высокий разум, взору пошляков / Являться в пошлом виде заурядно» (О.Н.Чюмина; [37, с. 139]). 179 На основе байроновской поэмы «Паризина» («Parisina», 1816) Вейнбергом было написано либретто к одноименной лирической опере композитора А.И.Манна. В историю казни графом (князем) Аццо (Адзо) своего незаконнорожденного дополнительные образы: сына Гуго коварного слуги (Уго) Вейнберг Альберто, ввел помогающего разоблачить любовников – Гуго и Паризину; матери Гуго Гризельды, раскрывающей Аццо тайну рождения своего сына. Кроме того, в либретто Вейнберга немногословная байроновская Паризина наделена полноценной речью, произносит страстные монологи [см.: 147, с. 3 – 40]. В августовском номере «Русского слова» за 1864 г. был опубликован перевод драмы П.Б.Шелли «Ченчи» («The Cenci», 1819), выполненный Вейнбергом; впоследствии перевод был переиздан отдельной книгой [об этом переводе см.: 431, с. 8]. В последующие годы к переводу «Ченчи» обратился К.Д.Бальмонт [см.: 679, с. 449 – 576]. В произведении П.Б.Шелли рассказывалось об изуверстве графа Ченчи, совершившего многочисленные кровавые преступления, умертвившего своих сыновей, обесчестившего дочь Беатриче, тщетно искавшую защиты и заступничества у папского правительства. Поняв, что граф покупает молчание папы и его кардиналов огромными взятками, Беатриче наняла двух убийц и с их помощью умертвила тирана и насильника. Однако папа увидел в поступке девушки дурной пример для молодежи и приказал предать казни Беатриче, ее брата и мачеху, помогавших ей уничтожить палача. Фоном для конфликта между отцом и дочерью служит лицемерие церкви, воплощенное в образе прелата Орсино. Беатриче разгадала неискренний и лукавый характер того, кому когда-то признавалась в любви: он и не собирался жениться на ней, ибо, лишившись сана, он потерял бы и свои довольно существенные церковные доходы; стараясь завладеть Беатриче, он придержал ее прошение папе и помог ей организовать убийство отца, а после ареста участников преступления изворотливо спасся, переодевшись в лохмотья. Орсино осознает свою подлость по отношению к 180 Беатриче: «Would that I loved thee not, or loving thee, / Could but despise danger and gold and all / That frowns between my wish and its effect, / Or smiles beyond it!..» [726, p. 32] [Если бы я не любил тебя, или, любя тебя, / Презирал опасность и золото, и все, / Что хмурится между моим желанием и его результатом, / Или улыбается вдали!..]. Вейнбергу удается сохранить байроновскую мысль, хотя он и достигает этого при помощи увеличения числа стихов перевода: «…Желал бы я иль вовсе / К тебе любви не чувствовать, иль так / Тебя любить, чтоб презирать опасность, / И золото, и все, что меж моим / Желаньем и его осуществленьем / С угрозою встает, иль на меня / С улыбкою глядит у самой цели» [678, с. 47]. Аналогичная многословность оказалась присуща и переводу К.Д. Бальмонта: «Когда бы мог тебя я не любить! / Иль, полюбив, когда бы мог презреть я / Опасности, и золото, и все, / Что хмурою угрозой возникает / Меж вспыхнувшим желанием и целью / И дразнит за пределами желанья, / Заманчиво смеясь!..» [679, с. 494]. Глубина разочарования Беатриче в людях выражена у П.Б.Шелли в ее наставлениях брату перед смертью, в которых она противопоставляет человеку природные стихии: «Plead with the swift frost / That it should spare the eldest flower of spring: / Plead with awakening earthquake, o’er whose couch / Even now a city stands, strong, fair and free; / Now stench and blackness yawn, like death. O, plead / With famine, or wind-walking Pestilence, / Blind lightning, or the deaf sea, not with man! / Cruel, cold, formal man; righteous in words, / In deeds a Cain…» [726, p. 87 – 88] [Умоляй внезапный мороз, / Чтобы он пощадил самый ранний весенний цветок; / Умоляй пробуждающееся землетрясение, над чьим ложем / Еще пока город стоит, сильный, прекрасный и свободный; / Теперь зловоние и мрак разверзлись, как смерть. О, умоляй / Голод, или распространяемую ветром Чуму, / Слепую молнию, или глухое море, но не человека! / Жестокий, холодный, суровый человек; добродетельный на словах, / В делах Каин…]. Вейнберг опустил незначимые стихи о последствиях землетрясения и добавил обобщение «все, все 181 смягчай», тем самым подчеркнув исключительную жестокость людей: «Смягчай мороз, готовый истребить / Цветок земли; смягчай землетрясенье, / Когда оно проснется и под ним / Дрожит большой, свободный, сильный город; / Смягчай чуму, летящую как вихрь, / И голод злой, и бешеное море; / Все, все смягчай, – но только не людей, / Холодных, злых, бездушных формалистов, – / Правдивейших созданий на словах / И Каинов на деле!..» [678, с. 147 – 148]; ср. у К.Д.Бальмонта: «…Лучше спорь с морозом быстрым. / Проси его, чтоб он не убивал / Цветов весны, не вовремя расцветших; / Прося землетрясенье не взметаться, / Скажи, что города над ним стоят, / Могучие, прекрасные, – быть может, / Оно задержит взрывы черноты, / Не выбросит смертельных токов дыма; / Ходатайствуй пред голодом; проси / Заразу ветроногую, сверканья / Слепых и быстрый молний; умоляй / Глухое море, – но не человека! / А! Он жесток, он весь живет во внешнем; / Он холоден; в словах он справедлив, – / В делах он – Каин…» [679, с. 573 – 574]. Как видим, среди переводов П.И.Вейнберга из Дж.Г.Байрона не было несомненных, ярких творческих удач. Некоторые из переводов, появившиеся в период раннего вейнберговского творчества («Оскар д’Альва», «Тьма»), не смогли составить конкуренции переводам-предшественникам, другие, более поздние, были выполнены в прозе («Английские барды и шотландские обозреватели») или фрагментарно («Небо и земля», «Пророчество Данте»). Перевод «Сарданапала», поначалу фрагментарный, был завершен уже в начале XX в., когда, после появления перевода О.Н.Чюминой, интерес к нему был значительно ослаблен. Относительно счастливой оказалась судьба вейнберговского перевода стихотворения Дж.Г.Байрона «Сон», который во второй половине XIX в. на несколько десятилетий стал наиболее известным и публикуемым. На фоне переводов из Дж.Г.Байрона вейнберговский перевод «Ченчи» П.Б.Шелли мог в целом характеризоваться как успешный, отразивший заинтересованность переводчика в материале, его стремление к сохранению художественной образности оригинала; однако и в данном случае переводу не была суждена долгая счастливая жизнь, – он был забыт 182 после появления на рубеже XIX – XX вв. перевода К.Д.Бальмонта, не отличавшегося совершенством, но более близкого читательским предпочтениям новой исторической эпохи. §6. П.И.Вейнберг – переводчик английской поэзии второй половины XIX в. (Э.Баррет Браунинг, К.Россетти, О.Уайльд) Отдавая предпочтение переводу произведений, ставших классикой английской литературы, П.И.Вейнберг вместе с тем изредка обращался и к интерпретации отдельных сочинений современных ему британских авторов – Элизабет Баррет Браунинг, Кристины Россетти, Оскара Уайльда. Так, в 1875 г. П.И.Вейнберг фрагментарно перевел стихотворение Э.Баррет Браунинг «The Cry of the Children» («Плач детей», 1843), причем этот перевод был напечатан не только в одном из номеров газеты «Неделя» (под названием «Фабричные дети») [см.: 84, с. 9], но и в подготовленной Н.В.Гербелем антологии «Английские поэты в биографиях и образцах» [см.: 83, с. 444]. Переводчик опустил эпизоды, удаленные от российской действительности, смягчил религиозную направленность описания, ретушировал его социально-политическую составляющую; отклонившись от формальных особенностей английского оригинала, Вейнберг предельно точно передал свойственную для него быструю смену настроения75. В 1876 г. под названием «Из стихотворений Христины Россетти» Вейнберг напечатал в «Русском богатстве» [см.: 313, с. 218] перевод небольшого произведения поэтессы «Song» («When I am dead, my dearest…»; «Песня», опубл. в 1862 г.), начинавшийся стихом «Милый друг, как умру я – не пой…». Английское стихотворение, героиня которого освобождает самого близкого мужчину от любви к ней после ее смерти, впоследствии было Подробный анализ выполненного П.И.Вейнбергом перевода стихотворения Элизабет Баррет Браунинг «Плач детей» в сопоставлении с другими переводами тех лет, принадлежавшими В.Д.Костомарову [344, с. 451 – 452; 345, с. 28 – 31] и Д.Д.Минаеву [398, с. 87 – 88], был осуществлен в диссертационном исследовании Е.Л.Ионовой «Русская рецепция Элизабет Баррет Браунинг» [см.: 319, с. 40 – 48]. 183 75 переведено В.Полтавцевым («Из Росетти» («Когда умру я, милый...»), 1901) [см.: 312, с. 178]76, В.Я.Брюсовым («Когда умру, над прахом…», 1903) [см.: 515, с. 52; републикация: 514, с. 615]; из современных переводчиков, обратившихся к произведению К.Россетти, можно назвать В.А.Савина77 («Песня» («Когда умру, мой друг…»), 2012) [525]. Вейнберг бережно отнесся к многообразию художественных деталей, характерной образности английского подлинника, мастерски сохранив значимые для Кристины Россетти упоминания о нежеланных на могиле розах и кипарисе и вожделенной зеленой траве, покрытой капельками росы: «Plant thou no roses at my head, / Nor shady cypress tree: / Be the green grass above me / With showers and dewdrops wet» [722, с. 614] [Не сажай ты ни роз у меня в изголовьи, / Ни тенистого кипариса: / Пусть зеленая трава будет надо мной / От капель дождя и росы влажная] – «Ни кустов кипарисных, ни роз / Не сажай над моею могилой. / Пусть на ней зеленеет трава, / Увлажненная свежей росою» [313, с. 218]. В последующих переводах опущено упоминание кипариса, используется не совсем уместная синтагма «росистая трава» («И розами могилы / Не убирай весной. / Ты ей в траве росистой / Дай мирно утонуть» (В.Полтавцев; [312, с. 178])), вместо намогильной травы появляется «холодный, влажный дерн» («Не надо кипарисов, / Не надо алых роз. / Холодным, влажным дерном / Покрой больную грудь» (В.Я.Брюсов; [515, с. 52])), наконец, возникают даже пальмы и «влажный луг» («Не надо роз вокруг, / И пальм над головой. / Пусть зарасту травой, / И влажным будет луг» (В.А.Савин; [525])). На этот перевод впервые обратил внимание М.П.Алексеев, указавший на него в одном из примечаний к статье «Русские встречи Вильяма Морриса», обнаруженной в архиве исследователя после его смерти и впервые опубликованной в 1996 г. [см.: 9, с. 18]. 77 Валентин Алексеевич Савин (род. в 1939 г.) – пенсионер, член Союза писателей России, с весны 2004 г. занимающийся написанием оригинальных поэтических произведений, с сентября 2007 г. – созданием художественных переводов. В виду единообразия инициалов этого автора не следует соотносить с Валерием Александровичем Савиным (1941 – 2010) – переводчиком, инвалидом I группы, познакомившим русского читателя со многими стихотворениями брата поэтессы – Данте Габриэля Россетти. 184 76 Столь же оригинального очевидно синтаксиса, стремление например, Вейнберга к анафорических сохранению параллельных конструкций второй строфы (ср.: «I shall not see the shadows, / I shall not feel the rain; / I shall not hear the nightingale / Sing on, as if in pain» [722, с. 614] [Я не увижу теней, / Я не почувствую дождя; / Я не услышу, как соловей / Поет как будто от боли] – «Не проснусь я от стука дождя, / Не увижу ни света, ни тени, / Не услышу, когда зазвучат / Соловьиные вздохи и пени78» [313, с. 218]), характерное из последующих переводчиков только для В.Я.Брюсова: «Я не увижу теней, / Я не услышу гроз, / И соловьиной песни, / Как будто полной слез» [515, с. 52]79. Если для К.Россетти было значимым воссоздать атмосферу тишины и шепота, что достигалось посредством аллитерации звуков [ʃ] и [s], то для Вейнберга – подчеркнуть ощущение безжизненности при помощи множественных отрицаний «не» и «ни». Основанный на антонимическом разграничении помнить – забыть параллелизм в стихах «And if thou wilt, remember, / And if thou wilt, forget» [722, с. 614] [И если ты хочешь, помни, / А если ты хочешь, забудь] и «Haply I may remember, / And haply may forget» [722, с. 614] [Возможно/к счастью я вспомню, / А возможно/к счастью позабуду] нашел отражение только у В.Я.Брюсова: «И, если хочешь, – помни, / А хочешь – позабудь. / <…> / Ты только, сердце, помни… / А лучше – позабудь!» [515, с. 52]. Также В.Я.Брюсовым была отмечена имеющаяся в английском оригинале игра слов, основанная на созвучии лексемы «haply» ['hæplɪ] в значении «возможно, вероятно, может быть» лексеме «happily» ['hæpɪlɪ] в значении «к счастью». Из прочих наиболее удачен перевод Вейнберга, который, отличаясь бόльшим лиризмом, все же не передал особенностей подлинника, ср.: «Ты же, ты… если хочешь, забудь, / Если хочешь – Пени (устар.) – сетование, укор, жалоба. Ср.: «Весною аромата / Вдыхать не буду я, / Меня не потревожат / Рыданья соловья» (В.Полтавцев; [312, с. 178]); «Я не увижу тень, / Дождь не почую я; / Навряд ли, в летний день, / Услышу соловья» (В.А.Савин; [525]). 185 78 79 припомни порою. / <…> / Я, быть может, сумею забыть / И, быть может, все помнить я буду» (П.И.Вейнберг; [313, с. 218]); «И, если хочешь, помни, / А, хочешь – позабудь. / <…> / Быть может, я забуду, / Быть может, вспомяну» (В.Полтавцев; [312, с. 178]); «Меня, возможно, вспомнишь, / Иль будет недосуг. / <…> / Тебя, возможно, вспомню, / А может быть, и нет» (В.А.Савин; [525]). Прозаическую сказку О.Уайльда «The Nightingale and the Rose» («Соловей и роза», 1881) о соловье, принесшим себя в жертву ради любви, и людях, не оценивших этого, П.И.Вейнберг оправданно счел «поэтичной» и перевел стихами 80, что само по себе позволяет особо выделить его перевод на фоне всех многочисленных прозаических прочтений известнейшего английского произведения, изобилующего красочными сравнениями, а также другими тропами и фигурами речи. С помощью эпитетов и сравнений Вейнберг существенно детализирует портрет влюбленного юноши, делает его выразительнее и колоритнее, ср.: «His hair is dark as the hyacinth-blossom, and his lips are red as the rose of his desire; but passion has made his face like pale ivory, and sorrow has set her seal upon his brow» [730] [Его волосы темны, как темный гиацинт, а губы его красны, как та роза, которую он ищет теперь; но страсть сделала его лицо бледным, подобно слоновой кости, и скорбь наложила печать на его чело; 593, с. 12]81 – «…Волоса / Его темны, как листья гиацинта; / Уста его румяны, как цветок, / Которого он всюду жадно ищет; / Но страстная любовь его лицо / Соделала бледней слоновой кости, / И злая скорбь на юное чело / Печать свою жестоко наложила…» [592, с. 118]. При интерпретации понимания любви соловьем Вейнберг опускает упоминания некоторых полудрагоценных камней (опал, гранат), с которыми у О.Уайльда сравнивалась любовь, но при этом дополняет описание упоминанием бриллиантов: Первая публикация перевода в журнале «Нива» в 1906 г. [см.: 592, с. 118 – 124] сопровождалась авторским примечанием: «Эта сказка написана в подлиннике прозой, но она так поэтична, что я предпочел перевести ее стихами» [592, с. 118]. 81 Здесь и далее приводится перевод прозаической сказки О.Уайльда «Соловей и роза», выполненный М.П.Благовещенской. 186 80 «…Love <…>. It is more precious than emeralds, and dearer than fine opals. Pearls and pomegranates cannot buy it, nor is it set forth in the marketplace. It may not be purchased of the merchants, nor can it be weighed out in the balance for gold» [730] […любовь… Она драгоценнее, чем изумруд, и дороже прекраснейшего опала. Жемчуга и гранаты не могут купить ее, и она не выставляется на рынке. Ее не могут купить торговцы, и ее не продать на вес золота; 593, с. 13] – «…любовь <…>. / Она ценней редчайших изумрудов, / Дороже самоцветных жемчугов. / Ее ни за какие бриллианты / Нельзя купить, ни у каких купцов / Она не продается, и не взвесишь / Ее цены ни на каких весах» [592, с. 119]. С помощью сочетаний «ни за какие бриллианты», «ни у каких купцов» и «ни на каких весах» переводчик подчеркивает исключительную ценность любви. Вейнберг опускает представляющиеся ему избыточными придаточные уступки при сравнении любви с философией и властью, а также конструкцию с рассуждениями об огненности, пламенности тела любви: «…Love is wiser than Philosophy, though she is wise, and mightier than Power, though he is mighty. Flame-coloured are his wings, and coloured like flame is his body. His lips are sweet as honey, and his breath is like frankincense» [730] […в Любви более Мудрости, чем в Философии, хотя и Философия мудра, – и она сильнее всякой Власти, хотя могущественна и Власть. Ее крылья такого цвета, как пламя, и пламенем окрашено тело ее. Уста ее сладки, как мед, а дыхание подобно ладану; 593, с. 15] – «…Любовь / Мудрее философии, мощнее / Могущества. В цвет яркого огня / Окрашены ее благие крылья, / Ее уста – пчелиный сладкий мед, / Дыхание ее благоуханней, / Чем фимиам…» [592, с. 119]. При переводе фрагмента, представляющего жизнь с позиций соловья, Вейнберг прибегнул к обобщению предложенных в оригинале О.Уайльда зрительных и обонятельных ощущений от образов цветов, причем опустил даже их конкретные наименования (боярышник, колокольчики, вереск), – для него вполне достаточно «вдыхать <…> аромат весенних трав». В описании появляется и отсутствующее в английском подлиннике «звуковое» сопровождение, представленное журчанием ручья, шелестом листьев, ср.: 187 «…Life <…>. It is pleasant to sit in the green wood, and to watch the Sun in his chariot of gold, and the Moon in her chariot of pearl. Sweet is the scent of the hawthorn, and sweet are the bluebells that hide in the valley, and the heather that blows on the hill» [730] […жизнь <…>! Радостно, сидя в лесу, любоваться солнцем в золотой колеснице и луною в колеснице из жемчуга. Сладко благоухание боярышника, милы синие колокольчики, скрывающиеся в долине, и вереск, цветущий на холмах; 593, с. 14 – 15] – «…жизнь… / …Так сладостно сидеть / В лесной тиши, мечтать, следя глазами / За солнцем в колеснице золотой / И за луной в жемчужной колеснице! / Вдыхать в себя вечерний аромат / Весенних трав, внимать ручьев журчанье, / Зеленых листьев шелест!» [592, с. 119]. В эпизоде, воссоздающем голос соловья, Вейнберг скорректировал подлинник ради более точного воспроизведения звука: «…her voice was like water bubbling from a silver jar» [730] […пение его напоминало журчание воды, льющейся из серебряного кувшина; 593, с. 12] – «… голос соловья / Звучал в ветвях, как водяная струйка, / Бегущая в серебряный сосуд…» [592, с. 118]. Перелетая с куста белой розы на куст желтой, а оттуда – красной розы, соловей в сказке О.Уайльда беседует с каждым из кустов, выслушивая достаточно емкие автохарактеристики, которые бережно воссозданы Вейнбергом, позволившим себе лишь однажды русифицировать описание, заменив английские нарциссы русскими колосьями, ср.: «…as white as the foam of the sea, and whiter than the snow upon the mountain» [730] […белы, как морская пена, и белее снега на горных вершинах; 593, с. 14] – «Белей, чем снег на высях гор, белей, / Чем пена волн…» [592, с. 119]; «…as yellow as the hair of the mermaiden who sits upon an amber throne, and yellower than the daffodil that blooms in the meadow before the mower comes with his scythe» [730] […желты, как волосы сирены, сидящей на янтарном престоле, и желтее златоцвета на нескошенном лугу; 593, с. 14] – «Желтей волос русалки молодой, / Сидящей на своем янтарном троне, / Желтее, чем колосья на лугу, / Когда до них еще не прикоснулась / Рука жнеца…» [592, с. 119]; «…as red as the feet of the dove, and redder than the great fans of coral that wave and wave in the ocean-cavern» [730] […красны, как ноги голубя, и краснее опахала из кораллов, которое колышется взад и вперед в пещерах на дне океана; 593, с. 14] – «Краснее лапок горлицы, красней / Коралловых ветвей в пещерах моря» [592, с. 119]. 188 В наиболее трогательном эпизоде, описывающем пение соловья, отдающего свою жизнь ради создания желанной розы, Вейнберг особенно умело работает с материалом. Так, в песне «о любви двух юных чистых душ» («the birth of love in the heart of a boy and a girl» [о зарождении любви в сердце юноши и молодой девушки]) переводчик опускает отдельные сравнения, при этом не утрачивая ни эмоционального настроя, ни особой внутренней ауры уайльдовской сказки: «…a marvelous rose, <…>. Pale was it, at first, as the mist that hangs over the river – pale as the feet of the morning, and silver as the wings of the dawn. As the shadow of a rose in a mirror of silver, as the shadow of a rose in a water-pool,..» [730] […великолепная роза. <…>. Сперва роза была бледная, как легкий туман над рекою, – бледная, как стопы зари, и серебристая, как крылья рассвета. Отражение розы в серебряном зеркале, отражение розы в воде…; 593, с. 16] – «…чудеснейшая роза – / Сперва бледна, как небо пред зарей, / Как пелена тумана над рекою…» [592, с. 121]. В песне «о том, как в чистую любовь двух душ невинных ворвалась страсть бушующей волной» («the birth of passion in the soul of a man and a maid» [о зарождении страсти в душе мужчины и девушки]), Вейнберг отмечаел появление румянца на щеках юной невесты, тогда как О.Уайльд говорит о лице жениха, окрасившемся нежным румянцем: «And a delicate flush of pink came into the leaves of the rose, like the flush in the face of the bridegroom when he kisses the lips of the bride [730] [И лепестки розы окрасились нежным румянцем, как лицо жениха, когда он в губы целует невесту; 593, с. 16] – «И вдруг слегка зарделись листья розы, / Как первым поцелуем жениха / Румянятся невесты юной щеки…» [592, с. 121]. Наконец, финальная песня, провозглашающая смерть как венец любви, утверждающая, что «смерти и в могиле нет для любви» («the Love that is perfected by Death, of the Love that dies not in the tomb» [о Любви, которую совершенствует Смерть, о той Любви, которая не умирает в могиле]), характеризуется у Вейнберга изменением цветовой гаммы (от алого цвета к пурпурному), опущением сравнения розы с утренней зарей на востоке и дополнением сравнения как рубин эпитетом огненный: 189 «And the marvellous rose became crimson, like the rose of the eastern sky. Crimson was the girdle of petals, and crimson as a ruby was the heart» [730] [И стала алой великолепная роза, подобно утренней заре на востоке. Алым стал венчик лепестков, и алым, как рубин, стало ее сердце; 593, с. 16] – «…А роза между тем / Вся облеклась в пурпурную одежду, / И посреди пурпурных лепестков, / Как огненный рубин, сверкало сердце…» [592, с. 121]. Как видим, немногочисленным обращениям Вейнберга к современной поэзии свойственны, в большинстве случаев (перевод произведений Э.Баррет Браунинг, О.Уайльда), вольность прочтений английских оригиналов, их сокращение, добавление ряда новых деталей, отход от формальных особенностей текстов, русификация. Однако при этом переводчика нельзя упрекнуть в системной утрате значимых образов, необходимых для понимания авторского замысла. В отличие от перевода «Плача детей» Э.Баррет Браунинг, занявшего скромное место в одном ряду с переводами-предшественниками, созданными В.Д.Костомаровым и Д.Д.Минаевым, факты внимания Вейнберга к творчеству К.Россетти и О.Уайльда важны в контексте истории русского поэтического перевода. Вейнберг стал первым русским переводчиком, обратившимся к сочинениям Кристины Россетти, причем избранное им стихотворение «Song» («When I am dead, my dearest…») в скором времени привлекло внимание еще двух интерпретаторов – В.Полтавцева и В.Я.Брюсова, тогда как другие произведения поэтессы оставались не переведенными на русский язык еще долгие годы. Созданный Вейнбергом поэтический перевод прозаической сказки О.Уайльда «The Nightingale and the Rose», неоднократно переводившейся в разное время, стал ярким образцом сотворчества автора и переводчика, когда последний, переделывая прозаический текст в поэтический, ограничился трансформацией формы, не превратив свой перевод в переложение, произведение «на мотив», оставшись предельно корректным по отношению к уайльдовскому замыслу, лексико- семантическим особенностям английского оригинала. 190 Заключение П.И.Вейнберг принадлежал к числу ведущих русских поэтов- переводчиков второй половины XIX в., внесших значительный вклад в популяризацию западноевропейских литератур в России. Осуществляя в качестве редактора и издателя выпуск периодики, подготовку сборников, хрестоматий и антологий, серии книг «Европейские классики в русском переводе», собраний сочинений западноевропейских писателей, труда И.Шерра «Иллюстрированная всеобщая история литературы», выдержавшего несколько переизданий, П.И.Вейнберг, в числе прочего, уделял внимание и английской литературе. преимущественно Среди привлекали английских драматурги авторов П.И.Вейнберга прошлого (В.Шекспир, Р.Шеридан), ведущие представители литературы английского романтизма (Дж.Г.Байрон, П.Б.Шелли), чьи произведения особенно часто включались им в антологии, сборники и т. д. Современная П.И.Вейнбергу английская литература была представлена в антологиях лишь немногими произведениями социальной направленности, отвечавшими общественным настроениям в России (например, «Песней о рубашке», «Сном леди», «Сном Евгения Арама» Томаса Гуда, «Плачем детей» Элизабет Баррет Браунинг). Проблемам английской литературы посвящен целый ряд литературнокритических материалов П.И.Вейнберга, в частности, биографические очерки в книгах серии «Европейские классики в русском переводе», посвященных У.Шекспиру, Р.Шеридану, Дж.-Г.Байрону; очерки и статьи в периодической печати конца 1860-х – 1890-х гг.; обзорные очерки и иные материалы компилятивного содержания в изданиях переводов английской поэзии; статьи, посвященные осмыслению деятельности русских переводчиков английской поэзии; публикации в изданиях историко-литературного и историко-культурного содержания, а также в справочниках и энциклопедиях. В большинстве своем эти материалы имеют исключительно популяризаторское значение, однако при целостном рассмотрении позволяют 191 говорить о масштабах эрудиции П.И.Вейнберга, его умении аргументированно формулировать собственные суждения с опорой на труды предшественников, прежде всего – на работы западноевропейских филологов. Из всех литературно-критических публикаций П.И.Вейнберга об английской литературе и ее восприятии в России наиболее весомыми можно считать его доскональные материалы о переводческой деятельности П.А.Козлова («Дон Жуан. Поэма лорда Байрона. Перевод П.А.Козлова. Две части», 1889) и Д.Л.Михаловского («Трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра» и «Ричард II» в переводах Д.Л.Михаловского», 1889), не только представлявшие читателям особенности творческой манеры ярких мастеров русского поэтического перевода, но и позволявшие судить о переводческих принципах самого П.И.Вейнберга. В частности, содержательная полнота для него оказывалась, несомненно, важнее сохранения внешней формы, что приводило к допущению возможности нарушения принципа эквилинеарности, но, при этом, к неприемлемости разрушения впечатления, создаваемого подлинником, появления новых художественных деталей, не соотносимых с замыслом автора, а также сокращений и заведомых смысловых упрощений. П.И.Вейнберг призывал переводчиков не сглаживать недостатки интерпретируемых произведений, представляя их столь же выпукло, как и достоинства, говорил о необходимости учета социального и исторического контекста воссоздаваемой эпохи, однако при этом категорически возражал против тенденции загромождения переводов различными пояснениями и комментариями. По его мнению, переводчик должен не только досконально знать иностранный язык, но и учитывать лексико-грамматические особенности русского языка, бережно относиться к ним в своей работе. Во второй половине XIX в. П.И.Вейнберг был одним из немногих русских переводчиков английской поэзии и поэтической драматургии, чья деятельность не ограничивалась воссозданием на русском языке отдельных 192 произведений В.Шекспира и Дж.-Г.Байрона как вершинных явлений английской литературы елизаветинской эпохи и английской романтической поэзии. В творчестве П.И.Вейнберга, помимо традиционных В.Шекспира и Дж.-Г.Байрона, оказались представлены и шотландские народные баллады («Эдвард», «Прекрасная Маргарет и милый Вильям», «Плач леди Анны Босвелл», «Два ворона»), и перешедшая в народ песня Дж.Скиннера «Джон О’Беднин», и «Школа злословия» Р.Шеридана, и поэзия Р.Бёрнса (стихотворения «Джон Андерсон мой любимый…», «Лорд Грегори», кантата «Веселые нищие»), и трагедия П.-Б.Шелли «Ченчи», и произведения современных авторов – «Плач детей» Э. Баррет Браунинг, «Милый друг, как умру я – не пой…» К.Россетти, «Соловей и роза» О.Уайльда. Несмотря на то, что большая часть переводов П.И.Вейнберга из названных авторов остались на периферии литературного процесса и, будучи опубликованными однажды, более не републиковались, нельзя не отметить мастерства интерпретатора при воссоздании народно-песенной основы фольклорных баллад, глубины проникновения в мир балладных образов, стремления обстоятельств к учету шотландских прошлого, традиций, особенностей историко-культурных шотландской ментальности. Обращаясь к произведениям шотландского фольклора, широко известным в России благодаря более раннему переложению А.С.Пушкина («Два ворона») и переводу К.К.Павловой («Эдвард»), П.И.Вейнберг стремился к большей точности прочтений, к максимальной близости оригинальному тексту. Из английских литераторов XVIII в. П.И.Вейнберга искренне интересовал только Р.Бёрнс, тогда как Р.Шеридан воспринимался им не столько как творческая индивидуальность, сколько как автор, ставший кумиром Д.Г.Байрона и демократически настроенных поэтов-романтиков его круга. Последнее недвусмысленно было выражено П.И.Вейнбергом в статье, сопровождавшей публикацию в 1875 г. его перевода «Школы злословия», и отчасти объясняет ту небрежность, с которой П.И.Вейнберг, традиционно тонкий стилист и профессионал, отнесся к шеридановскому подлиннику. 193 Более того, переводчик счел преувеличенными похвалы Д.Г.Байрона в адрес Р.Шеридана, о чем прямо сообщил в своей статье, призвав принимать «с ограничением» байроновские суждения. Напротив, обращаясь к творчеству Р.Бёрнса, П.И.Вейнберг проникся «духом» шотландского автора, во многом близкого народной поэзии, – впрочем, и здесь переводы удались ему с переменным успехом: так, перевод «Джон Андерсон мой любимый…» оказался заведомо проигрышным в сравнении с более ранним прочтением М.Л.Михайлова; первые переводы «Лорда Грегори» и кантаты «Веселые нищие» притягивали читательское внимание, включались в сборники и антологии, но при этом вызывали и интерес переводчиков новых поколений, не удовлетворенных результатами вейнберговского труда, в следствие чего появлились новые прочтения, достаточно быстро вытеснившие переводы П.И.Вейнберга. Подобной оказалась и судьба вейнберговского перевода трагедии П.-Б.Шелли «Ченчи», казалось бы, обреченного на многолетний успех благодаря мастерскому сохранению образности подлинника, его мотивной структуры, однако полностью вытесненного в начале XX в. переводом К.Д.Бальмонта, менее точным и профессиональным, но гораздо более соответствовавшим изменившимся условиям литературной жизни. П.И.Вейнберг первым из русских переводчиков обратился к творчеству К.Россетти, создал уникальный поэтический перевод прозаической сказки «Соловей и роза» О.Уайльда, которым убедительно доказал, что трансформация формы не обязательно ведет к корректировке идеи, содержательной сути произведения; наконец, П.И.Вейнберг отдал дань социальной теме, обратившись к «Плачу детей» Э.Баррет Браунинг, уже известному в России благодаря оригинальному стихотворению Н.А.Некрасова «Плач детей» (написанному под влиянием произведения английской писательницы), переводам В.Д.Костомарова и Д.Д.Минаева. Создавая новые переводы произведений английских авторов, традиционно пользовавшихся наибольшей известностью в России, – В.Шекспира и Дж.-Г.Байрона, П.И.Вейнберг добивался успеха с переменным 194 результатом. Несомненным достижением переводчика стал перевод «Отелло» В.Шекспира, отдельные фразы из которого даже перешли в число «крылатых» («она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье к ним», «чудовище с зелеными глазами»). Этот перевод, характеризовавшийся доступностью описания, для восприятия, версификаторским воссоздании произведениях опущением незначительных профессионализмом, развернутых реплик, неоднократно русских писателей, деталей мастерством в цитировался в критиков и литературных литературоведов второй половины XIX – начала XX в. (в частности, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова, В.А.Воскресенского, М.М.Покровского и др.), неоднократно переиздавался, а в 1919 г. был кардинально переработан А.А.Блоком для спектакля в Большом драматическом театре в Петербурге. Прочие переводы успешными, П.И.Вейнберга однако (в из В.Шекспира значительной своей оказались части) менее продолжали републиковаться в виду высокой литературной репутации П.И.Вейнберга как переводчика западноевропейской литературы и отсутствия новых качественных переводов; некоторые из них, на фоне общих сетований на устарелость и несовершенство, смогли удержаться на сцене и в печати до 1930-х гг. («Венецианский купец», «Виндзорские проказницы», «Как вам это понравится», «Комедия ошибок»). Среди переводов П.И.Вейнберга из Дж.-Г.Байрона также нельзя отметить несомненных творческих удач, однако существенным представляется то обстоятельство, что многие из байроновских произведений в 1870-е гг. были впервые переведены П.И.Вейнбергом на русский язык; в этой связи, в частности, следует назвать прозаический перевод сатиры «Английские барды и шотландские обозреватели», переводы значительных по объему фрагментов мистерии «Небо и земля» и стихотворения «Пророчество Данте» (из последнего до публикации перевода П.И.Вейнберга на русском языке был известен лишь небольшой фрагмент, переведенный К.Б.Картамышевым). Фрагментарным поначалу был и вейнберговский 195 перевод трагедии Дж.-Г.Байрона «Сарданапал», ограничившийся I – IV актами и дополненный пятым актом лишь в начале XX в., когда интерес к теме был в существенной степени ослаблен, а сам перевод утратил новаторское значение. Переводы поэзии Дж.-Г.Байрона, предпринимавшиеся П.И.Вейнбергом в период раннего творчества (1850 – 1860-е гг.), либо не выдержали сопоставления с переводами поэтов-предшественников («Тьма» была более удачно переведена И.С.Тургеневым, «Оскар д’Альва» – А.И.Полежаевым), либо на определенное время заняли нишу в читательском сознании, но постепенно были из него вытеснены («Сон»). Как видим, среди переводов П.И.Вейнберга из английской поэзии было немного удач, что (в совокупности с изменением общественно-политической и литературной ситуации) и обусловило их полное забвение к 1930-м гг., когда они окончательно перестали переиздаваться. В наши дни переводы П.И.Вейнберга также не републикуются. Очевидно, что их ценность ныне не столько художественная, сколько историко-литературная. Однако для своего времени новаторское значение переводческих принципов П.И.Вейнберга, нашедших воплощение в его творческой деятельности, трудно переоценить. Огромное значение имела и популяризаторская деятельность П.И.Вейнберга как редактора, издателя, литературного критика, благодаря которому западноевропейская литература становилась знакома и близка широкому кругу российских читателей. Оставаясь сторонником традиций в поэзии и поэтическом переводе, формировавшихся на протяжении всего XIX в., критически относясь к новым течениям в литературе и их представителям (К.Д.Бальмонту, В.Я.Брюсову и др.), П.И.Вейнберг вместе с тем стал не только последним русским переводчиком XIX в., подведшим итог развитию отечественного художественного перевода на определенном историческом этапе, но и своеобразной «точкой отсчета», от которой отталкивались в своем творчестве молодые переводчики нового века, что особенно отчетливо видно на примере творчества А.А.Блока. 196 Проведенное исследование, систематизируя и обобщая материал, связанный с английским аспектом переводческой деятельности П.И.Вейнберга, открывает перспективы для новых научных разысканий. Представляется интересным изучение деятельности аспектах русско-немецких, русско-французских П.И.Вейнберга в литературных связей. Проведенная нами работа будет способствовать появлению трудов, посвященных глубокому изучению русской рецепции шотландской народной поэзии, творчества Р.Бёрнса, П.-Б.Шелли, К.Россетти и др. П.И.Вейнберг является весомой фигурой в истории русского поэтического перевода второй половины XIX в., а потому исследование его творческой деятельности способствует накоплению крупномасштабной научной фактического задачи – материала создания для решения фундаментальной академической истории русской переводной художественной литературы XIX в. 197 Библиографический список 1. *** [Михайлов М.Л.]. Джону Андерсону // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. 233. 2. А.Б. [Рец. на кн.:] Шекспир В. Макбет. Перевод А.Кронеберга. СПб.: тип. А.С.Суворина, 1887. Шекспир В. Отелло, венецианский мавр. Перевод П.Вейнберга. СПб.: тип. А.С.Суворина, 1886 // Что читать народу: Критический указатель книг для народного и детского чтения / Сост. учительницами Харьковской частной женской воскресной школы Х.Д.Алчевской, Е.А.Алчевской, А.А.Алчевской и др.: В 3 т. – СПб.: тип. В.С.Балашова, 1889. – Т. 2. – С. 252 – 254. 3. А.В. <Введенский А.И.>. П.И.Вейнберг // Нива. – 1893. – №4. – С. 94. 4. А.В. <Пыпин А.Н.>. Н.В.Гербель. Собрание сочинений Гете в переводе русских писателей. Второе издание под редакцией Петра Вейнберга. Три тома. СПб., 1892 // Вестник Европы. – 1892. – №9. – С. 386 – 388. 5. Авксентьев Н.Д. Сверхчеловек: Культурно-эстетический идеал Ницше. – СПб.: книгоизд-во «Север», 1906. – [4], 267 с. 6. Александр Блок в «Пантеоне» и «Всемирной литературе»: Письма к З.И.Гржебину и П.О.Морозову / Публ., вступ. ст. и комментарии А.В.Лаврова и С.С.Гречишкина // Лавров А.В., Гречишкин С.С. Символисты вблизи: Очерки и публикации. – СПб.: Скифия; ИД «ТАЛАС», 2004. – С. 316 – 332. 7. Александрова И.В. Комедия А.И.Писарева «Лукавин» – русский вариант «Школы злословия» Р.Б.Шеридана // Світова література на перехресті культур і цивілізацій: Збірник наукових праць. – Сімферополь: Кримський архів, 2012. – Вип. 4. – С. 6 – 17. 8. Алексеев И.А. Литературный фонд и Горький // Из истории русских литературных отношений XVIII – XX веков / Отв. ред. С.В.Касторский. – М.Л.: Изд-во АН СССР, 1959. – С. 420 – 421. 198 9. Алексеев М.П. Русские встречи Вильяма Морриса // Россия. Запад. Восток: Встречные течения. К 100-летию со дня рождения академика М.П.Алексеева / Отв. ред. Д.С.Лихачев. – СПб.: Наука, 1996. – С. 3 – 24. 10. Алексеева О.Б. <Из протоколов заседаний комитета Литературного фонда>: [Комментарий] // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 1997. – Т. 13. Кн. 2. Материалы редакционноиздательской и общественной деятельности. Открытые письма. Автобиографические записи. Семейно-имущественные документы и прочее. – С. 687 – 691. 11. Амфитеатров А.В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих: В 2 т. / Вступ. ст., подготовка текста и комментарии А.И.Рейтблата. – М.: Новое литературное обозрение, 2004. – Т. 1 – 2. 12. Английская литература в русской критике: Библиографический указатель: В 3 ч. / Сост. А.Н.Гиривенко, А.Р.Недачина. – М.: ИНИОН РАН, 1994. – Ч. 1. Средние века – XVIII век. – 271 с. 13. Аникст А.А. Английская драма XVIII века // История английской литературы: В 3 т (5 вып.). – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1945. – Т. 1. – Вып. 2. – С. 466 – 500. 14. Анненков П.В. Письма к И.С.Тургеневу: В 2 кн. / Изд. подготовили Н.Н.Мостовская, Н.Г.Жекулин. – СПб.: Наука, 2005. – Кн. 1. 1852 – 1874. – 536 с. 15. Анненский И.Ф. Учено-комитетские рецензии 1907 – 1909 годов / Под ред. А.И.Червякова. – Иваново: Издательский центр «Юнона», 2002. – 424 с. 16. Анненский И.Ф. Письма: В 2 т. / Сост. и комментарии А.И.Червякова. – СПб.: Издательский дом «Галина скрипсит»; Издательство им. Н.И.Новикова, 2007. – Т. 1. 1879 – 1905. – 480 с. 17. Аринштейн Л.М. Комментарии // Бернс Р. Стихотворения: Сб. / Сост. И.М.Левидовой, послесловие Ю.Д.Левина, комментарии и глоссарий Л.М.Аринштейна. – М.: Радуга, 1982. – С. 559 – 670. 199 18. Аринштейн Л.М. Комментарии // Английская и шотландская народная баллада / Сост., предисловие и комментарии Л.М.Аринштейна. – М.: Радуга, 1988. – С. 455 – 511. 19. Архипова А.В., Битюгова И.А. Список несохранившихся и ненайденных писем <Ф.М.Достоевского> 1878 – 1881 годов // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1988. – Т. 30. Кн. 1. Письма. 1878 – 1881. – С. 403 – 412. 20. Ахматова А.А. Над чем я работаю // Ахматова А.А. Собрание сочинений: В 6 т. – М.: Эллис Лак 2000, 2001. – Т. 5. Биографическая проза. Pro domo sua. Рецензии. Интервью. – С. 257 – 258. 21. Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова: Литературные цитаты, образные выражения. – Изд. 4-е., доп. – М.: Худ. лит., 1987. – 528 с. 22. Б.Г. <Глинский Б.Б.>. Памяти Петра Исаевича Вейнберга // Исторический вестник. – 1908. – Т. CXIII. – №8. – С. 567 – 576. 23. Б.С. <Садовской Б.А.>. <Рец. на кн.:> Избранные произведения русской поэзии. Составил Владимир Бонч-Бруевич. Издание пятое. СПб. 1909. Ц. 2 р.; Лира. Сборник произведений русской художественной лирики. Собрал и составил М.Л.Биншток. СПб. 1908. Ц. 1 р. // Весы. – 1908. – №10. – С. 101 – 102. 24. Бабух С.Р. Комментарии // Бернс Р. Избранная лирика / Пер. Т.Л.Щепкиной-Куперник; редакция, предисловие и комментарии С.Р.Бабуха. – М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1936. – С. 153 – 158. 25. Багрицкий Э.Г. Веселые нищие // Новый мир. – 1928. – №9. – С. 5 – 11. 26. Багрицкий Э.Г. Победители: Стихи. – М.-Л.: ГИХЛ, 1932. – 48 с. 27. Багрицкий Э.Г. Веселые нищие (Р.Бернс) // Багрицкий Э.Г. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. Е.П.Любаревой, сост. Е.П.Любаревой и С.А.Коваленко, подг. текста и примечания С.А.Коваленко. – М.-Л.: Сов. писатель, 1964. – С. 127 – 136. 200 28. Байрон Дж.Г. Сон / Пер. П.И.Вейнберга // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под редакциею Н.В.Гербеля: <В 5 т.>. – СПб.: тип. В.Головина, 1864. – Т. II. – C. 43 – 51. 29. Байрон Дж.Г. Английские барды и шотландские обозреватели: Сатира / Пер. П.И.Вейнберга // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под редакциею Н.В.Гербеля: <В 4 т.>. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1875. – Т. 3. – С. 61 – 84. 30. Байрон Дж.Г. Сарданапал: Трагедия в пяти действиях / Пер. П.И.Вейнберга (д. 1 – 4), А.Л.Соколовского (д. 5) // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под редакциею Н.В.Гербеля: <В 4 т.>. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1875. – Т. 3. – С. 187 – 271. 31. Байрон Дж.Г. Небо и земля: Мистерия / Пер. В.П.Буренина (сц. 1-я, 2-я, начало 3-ей), Н.В.Гербеля (конец 3-ей сцены со стиха «God hath proclaim’d the destiny of earth» до стиха «Nor perish like Heaven’s children with man’s daughters»), П.И.Вейнберга (конец 3-ей сцены) // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под редакциею Н.В.Гербеля: <В 4 т.>. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1877. – Т. 4. – С. 297 – 323. 32. Байрон Дж.Г. Пророчество Данте: [Песнь первая] / Пер. П.И.Вейнберга // Слово. – 1878. – №7. – С. 73 – 79. 33. Байрон Дж.-Г. Дон Жуан: В II т. / Пер. размером подлинника П.А.Козлова. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1889. – Изд. 2-е, с предисловием В.П.Буренина и примечаниями П.И.Вейнберга. – Т. I – II. 34. Байрон Дж.Г. Сарданапал: Трагедия в пяти действиях / Пер. О.Н.Чюминой // Артист. – 1890. – №9 (окт.). – С. 1 – 15; №10 (нояб.). – С. 1 – 19; № 11 (дек.). – С. 1 – 8. 35. Байрон Дж.Г. Пророчество Данте / Пер. Н.А.Холодковского // Полное собрание сочинений Байрона в переводе русских поэтов / Под ред. Д.Л.Михаловского. – 4-е изд. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1894. – Т. 1. – С. 162 – 188. 201 36. Байрон Дж.Г. Небо и земля: Мистерия / Пер. Е.Ф.Зарина // Полное собрание сочинений лорда Байрона в переводе русских поэтов: <В 3 т.> / Под ред. Д.Л.Михаловского. – 4-е изд. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1894. – Т. 3. – С. 43 – 65. 37. Байрон Дж.Г. Пророчество Данте / Пер. О.Н.Чюминой // Байрон Дж.Г. <Сочинения: В 3 т.>. / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: изд. Ф.А.Брокгауза – И.А.Ефрона, 1905. – Т. II. – С. 134 – 152. 38. Байрон Дж.Г. Сарданапал: Трагедия в пяти действиях / Исправленный и дополненный V актом пер. П.И.Вейнберга // Байрон Дж.Г. <Сочинения: В 3 т.>. / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: изд. Ф.А.Брокгауза – И.А.Ефрона, 1905. – Т. II. – С. 293 – 370. 39. Байрон Дж.Г. Сон (The Dream) / Пер. Н.М.Минского // Байрон Дж.Г. <Сочинения: В 3 т.>. / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: изд. Ф.А.Брокгауза – И.А.Ефрона, 1905. – Т. II. – С. 19 – 24. 40. Байрон Дж.Г. Английские барды и шотландские обозреватели: Сатира / Пер. С.А. Ильина // Байрон Дж.Г. <Сочинения: В 3 т.>. / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: изд. Ф.А.Брокгауза – И.А.Ефрона, 1905. – Т. III. – С. 511 – 527. 41. Байрон Дж.Г. Небо и земля: Мистерия / Пер. Е.Ф.Зарина // Байрон Дж.Г. <Сочинения: В 3 т.>. / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: изд. Ф.А.Брокгауза – И.А.Ефрона, 1905. – Т. III. – С. 9 – 37. 42. Батюшков Ф.Д. К 50-летию литературной деятельности Вейнберга // Мир божий. – 1901. – №12. – Отд. II. – С. 13 – 20. 43. Батюшков Ф.Д. Памяти П.И.Вейнберга // Литературный календарьальманах на 1909 год (Литературный ежегодник). – СПб.: тип. Ф.Вайсберга и П.Гершунена, 1908. – С. 117 – 122. 44. Березкин А.М. Письмо Н.А.Некрасова к В.М.Лазаревскому от середины ноября 1870 г.: [Комментарий] // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 2000. – Т. 15. Кн. 1. Письма. 1863 – 1872. – С. 297. 202 45. Бёрне Л. Сочинения: В 2 т. / Пер. П.И.Вейнберга, со статьей о жизни и литературной деятельности автора и его портр. – СПб.: тип. Н.П.Полякова, 1869. – Т. 1 – 2. 46. Бёрне Л. Сочинения: В 2 т. / Пер. П.И.Вейнберга, со статьей о жизни и литературной деятельности автора и его портр. – 2-е изд. – СПб.: Книгопродавческая складчина, 1896. – Т. 1 – 2. 47. Бёрне Людвиг. Сочинения. В переводе Петра Вейнберга. В 2 томах, со статьею о жизни и литературной деятельности автора и с портретом. СПб. Изд. Полякова. 1869 г. // Библиограф. – 1869. – Т. 1. – №2. – Критика и библиография. Русские книги. – С. 52 – 57. 48. Бернс Р. Стихотворения: [I. «Джон Андерсен, сердечный друг!..»; II. К полевой мыши, разоренной моим плугом; III. К срезанной плугом маргаритке; IV. Пахарь; V. Джон Ячменное Зерно; VI. Злая судьба] / Пер. М.Л.Михайлова // Современник. – 1856. – №6. – Отд. I. – С. 229 – 236. 49. Бернс Р. Веселые нищие: Кантата / Пер. и примечания П.И.Вейнберга // Отечественные записки. – 1868. – Т. CLXXX. – №9. – Отд. I. – С. 325 – 336. 50. Бернс Р. Лорд Грегори («О, темна эта ночь, непроглядно темна…») / Пер. П.И.Вейнберга // Отечественные записки. – 1868. – Т. CLXXXI. – №12. – Отд. I. – С. 622. 51. Бернс Р. Джон Андерсон («Джон Андерсон, милый мой Джон…») / Пер. П.И.Вейнберга // Дело. – 1869. – №1. – Отд. I. – С. 188. 52. Бернс Р. Веселые нищие / Пер. П.И.Вейнберга // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. 236. – С. 239 – 243. 53. Бернс Р. Лорд Грегори / Пер. П.И.Вейнберга // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. 236. 54. Бернс Р. Лорд Грегори / Пер. О.Н.Чюминой // Мир божий. – 1896. – №9. – С. 22. 203 55. Бернс Р. Лорд Грегори / Пер. О.Н.Чюминой (Михайловой) // Чюмина (Михайлова) О.Н. Стихотворения. 1892 – 1897 гг. – Изд. 2-е. – СПб.: кн. маг. «Новостей», 1900. – С. 161 – 162. 56. Бернс Р. Веселые нищие: Кантата / Пер. Т.Л.Щепкиной-Куперник // Бернс Р. Избранная лирика / Пер. Т.Л.Щепкиной-Куперник; редакция, предисловие и комментарии С.Р.Бабуха. – М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1936. – С. 130 – 139. 57. Бернс Р. Лорд Грегори / Пер. Т.Л.Щепкиной-Куперник // Бернс Р. Избранная лирика / Пер. Т.Л.Щепкиной-Куперник; редакция, предисловие и комментарии С.Р.Бабуха. – М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1936. – С. 64. 58. Бернс Р. Веселые нищие: Кантата / Пер. С.Я.Маршака // Маршак С.Я. Собрание сочинений: В 8 т. – М.: Худ. лит., 1969. – Т. 3. Переводы из английских и шотландских поэтов – С. 327 – 337. 59. Бернс Р. Джон Андерсон / Пер. С.Я.Маршака // Маршак С.Я. Собрание сочинений: В 8 т. – М.: Худ. лит., 1969. – Т. 3. Переводы из английских и шотландских поэтов – С. 212. 60. Бернс Р. Лорд Грегори: Баллада / Пер. С.Я.Маршака // Маршак С.Я. Собрание сочинений: В 8 т. – М.: Худ. лит., 1969. – Т. 3. Переводы из английских и шотландских поэтов – С. 342. 61. Бернс Р. Стихотворения: Сб. / Сост. И.М.Левидовой, послесловие Ю.Д.Левина, комментарии и глоссарий Л.М.Аринштейна. – М.: Радуга, 1982. – 705 с. – На англ. и рус. яз. 62. Бернс Р. Лорд Грегори / Пер. Е.Д.Фельдмана // Бернс Р. Былые времена / Пер. Е.Д.Фельдмана. – Харьков: ФОЛИО, 2009. – С. 209 – 210. 63. Бернс Р. Любовь и Свобода [Развеселые нищеброды]: Кантата / Пер. С.В.Петрова // Бернс Р. Стихотворения и поэмы / Предисловие, сост. и комментарии Е.В.Витковского. – М.: Эксмо, 2012. – С. 267 – 282. 204 64. Библиографический указатель литературных трудов П.И.Вейнберга: (По материалам литературного архива С.А.Венгерова) / Сост. А.Г.Фомин // Минувшие годы. – 1908. – №8. – С. 175 – 180. 65. Библиография // Голос. – 1865. – 28 апр. (10 мая; №16). – С. 2. 66. Библиография литературы об А.Н.Островском. 1847 – 1917 / Сост. К.Д.Муратова. – Л.: Наука, 1974. – 288 с. 67. Библиотека А.А. Блока. Описание: В 3 кн. / Сост. О.В.Миллер, Н.А.Колобова, С.Я.Вовина; под ред. К.П.Лукарской. – Л.: Библиотека АН СССР, 1984 – 1986. – Кн. 1 – 3. 68. Библиотека Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне: Библиографическое описание. – М.: Книга, 1972. – Т. 1. Книги на русском языке. – Ч. 1. А – Л. – 440 с. 69. Блок А.А. Гейне в России (О русских переводах стихотворений Гейне) // Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. – М.-Л.: Худ. лит., 1962. – Т. 6. Проза. 1918 – 1921. – С. 116 – 128. 70. Блок А.А. О списке русских авторов // Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. – М.-Л.: Худ. лит., 1962. – Т. 6. Проза. 1918 – 1921. – С. 136 – 140. 71. Блок А.А. Дневник 1913 года // Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. – М.-Л.: Худ. лит., 1963. – Т. 7. Автобиография. 1915. Дневники. 1901 – 1921. – С. 201 – 253. 72. Блок А.А. Дневник 1918 года // Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. – М.-Л.: Худ. лит., 1963. – Т. 7. Автобиография. 1915. Дневники. 1901 – 1921. – С. 313 – 350. 73. Блок А.А. Дневник 1921 года // Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. – М.-Л.: Худ. лит., 1963. – Т. 7. Автобиография. 1915. Дневники. 1901 – 1921. – С. 389 – 426. 74. Блок А.А. Письмо к М.Ф.Андреевой от 27 апреля 1919 г. // Блок А.А. Собрание сочинений: В 8 т. – М.-Л.: Худ. лит., 1963. – Т. 8. Письма. 1898 – 1921. – С. 520 – 524. 205 75. Блок А.А. Записные книжки. 1901 – 1920 / Под общ. ред. В.Н.Орлова, А.А.Суркова, К.И.Чуковского. – М.: Худ. лит., 1965. – 664 с. 76. Блок А.А. Письмо к Л.Д.Менделеевой от <17 ноября 1902 г.> // Литературное наследство. – Т. 89. Александр Блок. Письма к жене. – М.: Наука, 1978. – С. 61 – 62. 77. Блок А.А. Письмо к Н.А.Нолле-Коган от 3 января 1919 г. // Литературное наследство. – Т. 92. Александр Блок. Новые исследования и материалы: В 5 кн. – М.: Наука, 1981. – Кн. 2. – С. 333 -334. 78. Б-н И.А. <Бунин И.А.>. [Рец.:] Стихотворения А.Н.Плещеева (1846 – 1891 гг.). Второе издание с портретом автора, факсимиле и статьею П.И.Вейнберга. Издание А.А.Плещеева. СПб., 1894 // Новое слово. – 1894. – №10. – С. 341 – 344. 79. Богомолов Н.А., Вахтель М., Солодкая Д.О. Письмо Вяч.И.Иванова к Л.Д.Зиновьевой-Аннибал от 9 (21) октября 1895 г.: [Комментарий] // Иванов Вяч.И., Зиновьева-Аннибал Л.Д. Переписка. 1894 – 1903: В 2 т. – М.: Новое литературное обозрение, 2009. – Т. 1. – С. 309 – 311. 80. Богомолов Н.А., Вахтель М., Солодкая Д.О. Письмо Вяч.И.Иванова к Л.Д.Зиновьевой-Аннибал от 2 – 3 (15 – 16) августа 1900 г.: [Комментарий] // Иванов Вяч.И., Зиновьева-Аннибал Л.Д. Переписка. 1894 – 1903: В 2 т. – М.: Новое литературное обозрение, 2009. – Т. 1. – С. 699 – 700. 81. Боград В.Э. Журнал «Отечественные записки». 1868 – 1884: Указатель содержания. – М.: Книга, 1971. – 735 с. 82. Браун Ф.А. Вольфганг Гете. Фауст. Трагедия. Перевод в прозе Петра Вейнберга, с примечаниями переводчика. СПб., 1904 г. Издание товарищества «Знание» // Мир божий. – 1904. – №5. – С. 93 – 96. 83. Броунинг Е. [Баррет Браунинг Э.]. Плач детей / Пер. П.И.Вейнберга // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. 444. 84. Броунинг Е. [Баррет Браунинг Э.]. Фабричные дети / Пер. П.И.Вейнберга // Неделя. – 1875. – №13. – С. 9. 206 85. <Брюсов В.Я.>. Athenaeum о европейской литературе за 1904 г. The Athenaeum, №4010, September 3, 1904. 1. Россия // Весы. – 1904. – №9. – С. 48 – 53. 86. Брюсов В.Я. Письмо к А.А.Курсинскому от 10 июля 1898 г. // Литературное наследство. – Т. 98. Валерий Брюсов и его корреспонденты: В 2 кн. – М.: Наука, 1994. – Кн. 2. – С. 338 – 339. 87. Брюсов В.Я. Дневники. Автобиографическая проза. Письма / Сост., вступ. ст. Е.В.Ивановой. – М.: ОЛМА-ПРЕСС Звездный мир, 2002. – 415 с. 88. Бунин И.А. «В такую ночь…» // Бунин И.А. Собрание сочинений: В 6 т. – М.: Худ. лит., 1988. – Т. 5. Жизнь Арсеньева. Темные аллеи. Рассказы (1932 – 1952). – С. 545 – 546. 89. Бунин И.А. Собрание сочинений: В 8 т. / Сост., коммент. и подготовка текста А.К.Бабореко. – М.: Московский рабочий, 1999. – Т. 7. О Чехове. Дневники. Автобиографические заметки. Статьи и выступления. 1894 – 1913. – 670 с. 90. Бунин И.А. Письма 1885 – 1904 годов / Под общ. ред. О.Н.Михайлова. – М.: ИМЛИ РАН, 2003. – 768 с. 91. Бунин И.А. Письма 1905 – 1919 годов / Под общ. ред. О.Н.Михайлова. – М.: ИМЛИ РАН, 2007. – 832 с. 92. Буренин В.П. Предисловие <к «Дон Жуану» Дж.-Г.Байрона в переводе П.А.Козлова> // Козлов П.А. Полное собрание сочинений: В 4 т. – 4-е изд. – М.: типолит. Т-ва И.Н.Кушнерев и Ко, 1897. – Т. 2. – С. VII – XXIV. 93. Бушканец Е.Г. О двух стихотворениях в «Колоколе» А.И.Герцена // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. – 1959. – Т. XVIII. – Вып. 1. – С. 61 – 64. 94. Быков П.В. Силуэты далекого прошлого / С прим. Б.П.Козьмина. – М.-Л.: Земля и фабрика, 1930. – 237 с. 95. В.З. <Зайцев В.А.>. Библиографический листок. Сочинения Генриха Гейне в переводе русских писателей под редакциею Петра Вейнберга. Т. 1. 207 СПб., 1864 // Русское слово. – 1864. – №3. – Отд. II. Литературное обозрение. – С. 74 – 76. 96. В.И. <Иванов В.>. Русский театр // Русское слово. – 1860. – №8. – Отд. III. Смесь. – С. 53 – 56; №9. – Отд. III. Смесь. – С. 29 – 30. 97. В.Л. [Величко В.Л.]. [Рец.:] Тен-Бринк Б. Шекспир. Лекции. Перевод П.И.Вейнберга. СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. 151 с. // Кавказ (Тифлис). – 1898. – №114 (2 мая). – С. 3. 98. В.П. [Вейнберг П.И.]. Чарльз Диккенс // Живописное обозрение. – 1875. – №36 (7 сент.). – С. 566 – 570. 99. В-б-ъ П. <Вейнберг П.И.>. Новости западных литератур. Кое-что вроде новых материалов для биографии лорда Байрона // СанктПетербургские ведомости. – 1874. – 3 (15) янв. (№3). – С. 1 – 2. 100. В-б-ъ П. [Вейнберг П.И.]. Русская журналистика // Пчела. – 1875. – Т. I. – №43 (11 нояб.). – С. 515 – 518. 101. В-б-ъ П. <Вейнберг П.И.>. Русская журналистика. Итоги прошедшего года // Пчела. – 1876. – 18 янв. (№1). – С. 7 – 10. 102. В-б-ъ П. <Вейнберг П.И.>. Наша текущая литература // Молва. – 1879. – 24 авг. (№232). 103. «Ведь Вы верите мне?». Письма К.Д.Бальмонта Горькому и Е.П.Пешковой (1901 – 1906) / Вступ. ст., подг. текста и примечания Н.Н.Примочкиной // Горький в зеркале эпохи (неизданная переписка). – М.: ИМЛИ РАН, 2010. – С. 161 – 185. 104. Вейнберг П.И. Оскар д’Альва. (Из Байрона. Вольный перевод) // Стихотворения Петра Вейнберга. – Одесса: тип. Францова и Нитче, 1854. – С. 57 – 67. 105. [Вейнберг П.И.]. Мицкевич в переводе Омулевского. Сонеты. СПб., 1857 // Библиотека для чтения. – 1858. – Т. 149. – №6. – Литературная летопись. – С. 35 – 36. 208 106. [Вейнберг П.И.]. Песни Гейне в переводе М.Л.Михайлова. СПб., 1858 // Библиотека для чтения. – 1858. – Т. 150. – №7. – Литературная летопись. – С. 11 – 17. 107. <Вейнберг П.И.>. Исторические сочинения Шиллера в переводах русских писателей // Век. – 1861. – №1. – С. 38 – 39. 108. Вейнберг П.И. Тьма (Из Байрона) // Русское слово. – 1864. – №4. – С. 313 – 316. 109. [Вейнберг П.И.]. Джордж Эллиот // Отечественные записки. – 1869. – Т. CLXXXVI. – №10. – Отд. II. Современное обозрение. – С. 260 – 290. 110. [Вейнберг П.И.]. Новые сведения о брачных отношениях Байрона («Unsere Zeit». №1, 1870) // Отечественные записки. – 1870. – Т. CLXXXVIII. – №1. – Отд. II. Современное обозрение. – С. 129 – 140. 111. [Вейнберг П.И.]. Вильям Шекспир: Биографический очерк // Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1874. – Вып. 2. Шекспир. Кориолан. Пер. А.В.Дружинина. – С. 223 – 232. 112. Вейнберг П. Новости западных литератур. Патриотические походы немцев против Шекспира (Die Shakespearemanie. Zur Abwehr. Von K.Benedix. – Критическая статья Гошталя. – Zwölf Briefe eines Shakespearomanen, von. L.Noire) // Санкт-Петербургские ведомости. – 1874. – 31 мая (№147). – С. 1 – 2. 113. [Вейнберг П.И.]. Объяснительная статья // Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1874. – Вып. 2. Шекспир. Кориолан. Пер. А.В.Дружинина. – С. 214 – 222. 114. [Вейнберг П.И.]. Примечания // Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1874. – Вып. 2. Шекспир. Кориолан. Пер. А.В.Дружинина. – С. 209 – 213. 209 115. [Вейнберг П.И.]. Английская поэзия. Очерк // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. VII – XXXII. 116. Вейнберг П. Детство и первая молодость Диккенса // Пчела. – 1875. – Т. I. – №20 (1 июня). – С. 242 – 244; №21 (8 июня). – С. 249 – 253; №22 (15 июня). – С. 261 – 264. 117. [Вейнберг П.И.]. Джордж Гордон Байрон: Биографический очерк // Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1875. – Вып. 8. Дж.-Г.Байрон. Мазепа. Пер. Д.Л.Михаловского. В.А.Жуковского. Мелкие Шильонский стихотворения. Пер. узник. Поэма. разных Пер. писателей. Сарданапал. Сцены из трагедии. Пер. П.И.Вейнберга и А.Л.Соколовского. – С. 162 – 186. 118. Вейнберг П.И. Из мистерии Байрона «Небо и земля» // Отечественные записки. – 1875. – №3. – С. 135 – 146. 119. [Вейнберг П.И.]. Объяснительная статья // Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1875. – Вып. 6. Р.Шеридан. Школа злословия. Пер. П.И.Вейнберга. – С. 153 – 156. 120. [Вейнберг П.И.]. Примечания // Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1875. – Вып. 6. Р.Шеридан. Школа злословия. Пер. П.И.Вейнберга. – С. 151 – 152. 121. [Вейнберг П.И.]. Примечания // Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1875. – Вып. 8. Дж.-Г.Байрон. Мазепа. Пер. Д.Л.Михаловского. Шильонский узник. Поэма. Пер. В.А.Жуковского. Мелкие стихотворения. Пер. разных писателей. Сарданапал. Сцены из трагедии. Пер. П.И.Вейнберга и А.Л.Соколовского. – С. 159 – 161. 210 122. [Вейнберг П.И.]. Ричард-Бринсли Шеридан: Биографический очерк // Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1875. – Вып. 6. Р.Шеридан. Школа злословия. Пер. П.И.Вейнберга. – С. 157 – 169. 123. Вейнберг П.И. В лесу и на горах; «Боже мой! Как славно мне!..»; «О, сладостный призыв! О, звуки обольщенья…» // Отечественные записки. – 1882. – №10. – Отд. I. – С. 339 – 340. 124. Вейнберг П.И. От составителя // Ученье – свет. Книга для чтения в классе и дома. Средний и старший возраст / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. и лит. Л.Бермана и Г.Рабиновича, 1883. – С. I – II. 125. <Вейнберг П.И.>. Примечания // Ученье – свет. Книга для чтения в классе и дома. Средний и старший возраст / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. и лит. Л.Бермана и Г.Рабиновича, 1883. – С. 372 – 374. 126. Вейнберг П.И. Предисловие // Практика сценического искусства: Хрестоматия / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. Департамента уделов, 1888. – С. I – II. 127. Вейнберг П.И. Жена великого человека: [О жене Т.Карлейля] // Нива. – 1889. – №32. – С. 802 – 803, 806. 128. Вейнберг П.И. История театра и драмы. – СПб.: лит. Гамдорфа, 1889. – 278 с. 129. Вейнберг П. [Рец.:] Дон Жуан. Поэма лорда Байрона. Перевод П.А.Козлова. Две части. СПб., 1889 // Журнал Министерства народного просвещения. – 1889. – Ч. CCLXIV. – №8. – С. 437 – 451. 130. Вейнберг П.И. Трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра» и «Ричард II» в переводах Д.Л.Михаловского. Разбор // Журнал Министерства народного просвещения. – 1889. – Ч. CCLXXII. – №12. – С. 57 – 62. 131. Вейнберг П.И. <Джон Локк> // Локк Дж. Мысли о воспитании / Пер. с англ. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. И.Н.Скороходова, 1890. – С. XIII – XVI. 211 132. Вейнберг П.И. Трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра» и «Ричард II» в переводах Д.Л.Михаловского // Журнал Министерства народного просвещения. – 1890. – №12. – С. 57 – 62. 133. Вейнберг П.И. Трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра» и «Ричард II» в переводах Д.Л.Михаловского. Разбор // Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. – Т. LII. – №6. Шестое присуждение Пушкинских премий. – СПб.: тип. Императорской АН, 1891. – С. 36 – 64. 134. Вейнберг П.И. Памяти великого поэта в столетнюю годовщину его рождения // Книжки Недели. – 1892. – Сент. – С. 5 – 27. 135. Вейнберг П.И. Литературные спектакли: (Из моих воспоминаний) // Ежегодник Императорских театров. Сезон 1893 – 1894 гг. – Кн. 3. Приложение. – СПб.: изд. Дирекции императорских театров, 1893. – С. 96 – 107. 136. Вейнберг П.И. Наблюдения, воспоминания, мысли (Из дневника) // Новости и Биржевая газета. – 1895. – 9 мая. 137. Вейнберг П. Из моих театральных воспоминаний. I. М.С.Щепкин и П.С.Мочалов // Ежегодник императорских театров. Сезон 1894 – 1895 гг. – Приложения. Кн. 1. – СПб.: изд. Дирекции императорских театров, 1896. – С. 81 – 84. 138. Вейнберг П. Роберт Бернс (Очерк. – По поводу столетней годовщины его смерти) // Русское богатство. – 1896. – №9. – С. 31 – 54; №10. – С. 129 – 155. 139. Вейнберг П.И. Примечания к «Дон Жуану» (к первым десяти песням) // Козлов П.А. Полное собрание сочинений: В 4 т. – 4-е изд. – М.: типолит. Т-ва И.Н.Кушнерев и Ко, 1897. – Т. 2. – С. 469 – 497. 140. Вейнберг П.И. [Примечания к «Дон Жуану» (песни XI – XVI)] // Козлов П.А. Полное собрание сочинений: В 4 т. – 4-е изд. – М.: типолит. Т-ва И.Н.Кушнерев и Ко, 1897. – Т. 3. – С. 212 – 221. 212 141. Вейнберг П.И. Память Генриха Гейне. Читано на литературном вечере в память Гейне 1-го декабря 1870 г. // Космополис. – [1898]. – №1. – С. 51 – 62. Вейнберг 142. П.И. Безобразный поступок «Века»: (Из моих литературных воспоминаний) // Исторический вестник. – 1900. – № 5. – С. 472 – 489. 143. Вейнберг П. Свифт // Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона. – СПб.: Семеновская типолитография И.А.Ефрона, 1900. – Т. 29. Сахар – Семь мудрецов. – С. 159 – 160. 144. Вейнберг П.И. Изящная литература XIX в. на Западе // XIX век. Иллюстрированный обзор минувшего столетия. С 470 портретами, рисунками и картами. – СПб.: изд. А.Ф.Маркса, 1901. – С. 160 – 182. 145. [Вейнберг П.И.]. «Король Лир»: [Примечания] // Шекспир В. Полное собрание сочинений: В 4 т. / Пер. П.А.Каншина, биографический очерк Н.И.Стороженко, примечания П.И.Вейнберга, Е.Соловьева, А.Михайлова и др. – Киев – СПб. – Харьков: Южно-русское книгоизд-во Ф.А.Иогансона, [1902]. – Т. 1. – Стлб. I – VI. 146. Вейнберг П. «Отелло»: [Примечания] // Шекспир В. Полное собрание сочинений: В 4 т. / Пер. П.А.Каншина, биографический очерк Н.И.Стороженко, примечания П.И.Вейнберга, Е.Соловьева, А.Михайлова и др. – Киев – СПб. – Харьков: Южно-русское книгоизд-во Ф.А.Иогансона, [1902]. – Т. 1. – Стлб. VI – X. 147. [Вейнберг П.И.]. Паризина: Лирическая опера в 2-х действиях и 4-х картинах. Музыка А.И.Манна. Либретто (по Байрону) П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. П.П.Сойкина, 1904. – 40 с. 148. Вейнберг П. Каин: [Вступ. статья] // Байрон Дж.-Г. [Полное собрание сочинений: В 3 т.] / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: Ф.А.Брокгауз – И.А.Ефрон, 1905. – Т. II. – С. 444 – 450. 149. Вейнберг П.И. Английские барды и шотландские обозреватели: [Вступ. статья] // Байрон Дж.Г. <Сочинения: В 3 т.>. / Под ред. 213 С.А.Венгерова. – СПб.: изд. Ф.А.Брокгауза – И.А.Ефрона, 1905. – Т. III. – С. 507 – 510. 150. Вейнберг П.И. 4 апреля 1866 г. (из моих воспоминаний) // Былое. – 1906. – №4. – С. 299 – 303. 151. Вейнберг П.И. Перси-Биши Шелли (По случаю столетней годовщины его рождения) // Вейнберг П.И. Страницы из истории западных литератур. – СПб.: тип. Б.М.Вольфа, 1907. – С. 210 – 227. 152. Вейнберг П.И. Роберт Бернс: Биографический очерк // Вейнберг П.И. Страницы из истории западных литератур. – СПб.: тип. Б.М.Вольфа, 1907. – С. 228 – 291. 153. Вейнберг П.И. Последние дни Некрасова. Из моих воспоминаний // Слово. – 1907. – 28 дек. (№340). 154. Вейнберг П.И. «Ужасно!.. Каждый день повешенья, расстрелы…» // Русское богатство. – 1908. – №1. – С. 148. 155. Вейнберг П.И. Письмо к А.Н.Островскому от 15 октября 1882 г. // Из архива А.Н.Островского. Неизданные письма Л.Н.Толстого, И.А.Гончарова, Н.А.Некрасова, Ф.М.Достоевского, А.Ф.Писемского и др. По материалам Государственного театрального музея им. А.А.Бахрушина / Подг. к печати М.Д.Прыгунов, Ю.А.Бахрушин, Н.Л.Бродский. – М.-Л.: Academia, 1932. – С. 47. 156. Вейнберг П.И. «Он был титулярный советник…» // Поэты «Искры» / Ред. и примечания И.Г.Ямпольского; вступ. ст. А.П.Селивановского. – Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1933. – С. 378. 157. Вейнберг П.И., Вейнберг А.А. Всеобщая история поэзии в главнейших моментах и представителях ее развития. – СПб.: паровая скоропечатня Г.Пожарова, 1903. – 215, 2 с. (Семейный университет Ф.С.Комарского. Историко-филологический факультет. Сборник популярных лекций для самообразования. Вып. III). 214 158. П.И.Вейнберг: К 50-летию его литературной деятельности // Новый журнал иностранной литературы, искусства и науки. – 1902. – №7. – С. 63 – 65. 159. [П.И.Вейнберг] // Вестник Европы. – 1908. – №8. – С. 826 – 827. 160. П.И.Вейнберг: [Некролог] // Нива. – 1908. – №29. – С. 514 – 516. 161. П.И.Вейнберг // Отчет о состоянии и деятельности Императорского Санкт-Петербургского университета за 1908 год / Под ред. Н.А.Медникова. – СПб.: тип. Б.М.Вольфа, 1909. – С. 53 – 57. 162. Венгеров С.А. Письмо к А.В.Амфитеатрову от 22 июня (5 июля) 1905 г. // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 2000 год / Отв. ред. Т.Г.Иванова. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. – С. 245 – 247. 163. Венгерова З.А. П.И.Вейнберг // Образование. – 1901. – №12. – Отд. II. – С. 93 – 101. 164. Венгерова З.А. Петр Вейнберг (1831 – 1908 гг.) // Венгерова З.А. Литературные характеристики. – СПб.: типолит. А.Э.Винеке, 1910. – Кн. 3. – С. 300 – 305. 165. Венгерова З.А., Венгеров С.А., Морозов П.О. Примечания к I тому // Шекспир В. [Сочинения]: В 5 т. / Под ред. С.А. Венгерова. – СПб.: изд. Ф.А.Брокгауза – И.А.Ефрона, 1902. – Т. I. – С. 547 – 567. 166. Веселовский Александр Н. Письмо к С.А.Венгерову (май – июнь 1906 г.) // Наследие Александра Веселовского: Исследования и материалы / Отв. ред. П.Р.Заборов. – СПб.: Наука, 1992. – С. 260 – 261. 167. Веселовский Алексей Н. Английская литература XVIII века // Всеобщая история литературы. Составлена по источникам и новейшим исследованиям при участии русских ученых и литераторов: В 4 т. / Под ред. А.И.Кирпичникова. – СПб.: изд. К.Л.Риккера, 1888. – Т. 3. – Ч. 1. – С. 804 – 883. 168. Веселовский Ю.А. Вольфганг Гете. «Фауст», трагедия. Перевод в прозе Петра Вейнберга, с примечаниями переводчика. СПб. 1904 г. Цена 2 215 руб. Издание товарищества «Знание» // Научное слово. – 1904. – Кн. VI. – С. 144. 169. Веселовский Ю.А. [Рец.:] Петр Вейнберг. Страницы из истории западных литератур. СПб., 1907. Цена 1 р. 50 к. // Вестник воспитания. – 1907. – №1. – Критика и библиография. – С. 12 – 16. 170. Веселовский Ю.А. Петр Исаевич Вейнберг (1830 – 1908) // История русской литературы XIX в.: В 5 т. / Под ред. Д.Н.Овсянико-Куликовского при ближайшем участии А.Е.Грузинского и П.Н.Сакулина. – М.: Т-во «Мир», 1911. – С. 287 – 297. 171. Вильям и Маргарита: Шотландская народная баллада / Пер. П.И.Вейнберга // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. 8 – 9. 172. [«Виндзорские проказницы». Пер. П.Вейнберга] // Ежегодник императорских театров. Сезон 1904 – 1905 гг. – Вып. XV. – СПб.: изд. Дирекции императорских театров, 1905. – С. 3 – 11. 173. Виндсорские кумушки. Комедия в пяти действиях Шекспира, переведенная для сцены. – М.: тип. С.Селивановского, 1838. – VIII, 141 с. 174. Виноградова Е.Ю. «Отелло» и мотив погубленной доверчивости. «Огни» (1888) и «Рассказ неизвестного человека» (1892) А.П.Чехова // «…Лучших строк поводырь, проводник просвещения, лучший читатель!»: Книга памяти А.М.Зверева. – М.: Изд-во РГГУ, 2006. – С. 217 – 227. 175. Волошин М.А. Фарфор и революция // Волошин М.А. Собрание сочинений. – М.: Эллис Лак 2000, 2007. – Т. 5. Лики творчества. Кн. 2. Искусство и искус. Кн. 3. Театр и сновидение. Проза 1900 – 1906: Очерки, статьи, рецензии. – С. 166 – 176. 176. Волошин М.А. Некто в сером. «Жизнь Человека» Леонида Андреева. (Альманах «Шиповник»), «Иуда Искариот и др.» его же. (Сборник «Знания», кн. XVI) // Волошин М.А. Собрание сочинений. – М.: Эллис Лак 2000, 2007. – Т. 6. Кн. 1. Проза 1906 – 1916: Очерки, статьи, рецензии. – С. 166 – 176. 216 177. Волошин М.А. Письмо к А.М.Петровой от 28 декабря 1899 г. (9 января 1900 г.) // Волошин М.А. Собрание сочинений. – М.: Эллис Лак, 2009. – Т. 8. Письма 1893 – 1902. – С. 305 – 314. 178. Волошин М.А. Письмо к А.М.Петровой от 25 февраля (9 марта) 1904 г. // Волошин М.А. Собрание сочинений. – М.: Эллис Лак, 2010. – Т. 9. Письма 1903 – 1912. – С. 90 – 93. 179. Вольфганг Гете. Фауст. Трагедия. Пер. в прозе Петра Вейнберга с примеч. переводчика. Изд. т-ва «Знание». СПб., 1904 г. // Русская мысль. – 1904. – Окт. – Отд. II. – С. 313 – 315. 180. Воскресенский В.А. Поэтика: Исторический сборник статей о поэзии: Пособие при изучении теории словесности. – СПб.: изд. В.П.Печаткина, 1885. – 398, VIII с. 181. Врангель А.Е. Воспоминания о Ф.М.Достоевском в Сибири. 1854 – 1856 гг. – СПб.: тип. А.С.Суворина, 1912. – IV, 221 с. 182. Всеобщая история литературы. И.Шерр. Перевод под ред. П.И.Вейнберга // Русская мысль. – 1897. – №11. – Отд. II. – С. 496 – 497. 183. Г. Мих. <Гершензон М.О.>. Очерк развития немецкой художественной литературы в XIX веке // Русская мысль. – 1902. – №3. – Отд. II. – C. 23 – 53. 184. Гармодий <Брюсов В.Я.>. <Рец. на кн.:> Байрон. Сочинения. Т. II. Под редакцией С.А.Венгерова. Библиотека великих писателей. Изд. Брокгауза – Ефрона. СПб., 1905 // Весы. – 1905. – №9 – 10. – С. 103 – 104. 185. Гаршин В.М. Полное собрание сочинений: В 3 т. – М.-Л.: Academia, 1934. – Т. 3. Письма. – 600 с. 186. Гейне Г. Ратклиф («Бог сна меня в далекий край принес…») / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1858. – №8. – С. 201 – 204. 187. Гейне Г. «Чуть только я песню услышу…»; «Мне снилось царское дитя…»; «Когда разлучаются двое…»; «Ветви гнет осенний ветер…»; «Во сне я ночь каждую вижу» / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1860. – №6. – С. 252 – 254. 217 188. Гейне Г. «Май наступил с своим блестящим солнцем…» / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1862. – №5. – С. 204 – 206. 189. Гейне Г. К немецкой свободе («О, свобода! Ты больше не будешь…») / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1863. – №7. – С. 178. 190. Гейне Г. «Ты мне долго верной оставалась…» / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1863. – №8. – С. 400. 191. Гейне Г. Людвиг Берне: Кн. I – IV / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1864. – №1. – С. 65 – 110; №2. – С. 513 – 552. 192. Гейне Г. Лошадь и осел («По рельсам железным как молньи полет…») / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1865. – №11 – 12. – С. 158 – 160. 193. Гейне Г. Филантроп («На свете брат с сестрою жили…») / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1865. – №4. – С. 315 – 318. 194. Гейне Г. Собрание сочинений / Ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: изд. Б.П.Вейнберга, 1898 – 1902. – Т. 1 – 8. 195. Гейне Г. Полное собрание сочинений / Под ред. и с биографическим очерком П.И.Вейнберга. – 2-е изд. – СПб.: Т-во А.Ф.Маркс, 1904. – Т. 1 – 6. 196. Гейне Г. Избранные сочинения: [В 7 т.] / Под ред. и с предисл. А.А.Блока. – Пг.: Госиздат, 1920. – Т. 5. Путевые картины. Ч. I – II. Мемуары. – 264 с. 197. Гейне Г. Избранные сочинения: [В 7 т.] / Под ред. А.А.Блока; предисл. Е.Ф.Книпович. – Пг.: Госиздат, 1922. – Т. 6. Путевые картины. Ч. III – IV. – 327 с. 198. Генрих Гейне. Собрание сочинений. Редакция П.Вейнберга. Томы I и II. СПб. 1898 г. // Мир Божий. – 1898. – №11. – Отд. II. – С. 74 – 76. 199. Герашко Л.В. Выставка в Рязани, посвященная 180-летию со дня рождения Я.П.Полонского // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1998 – 1999 год. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. – С. 491 – 502. 218 200. Герашко Л.В. Балакиревский вечер в Пушкинском Доме // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 2003 – 2004 годы. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2007. – С. 867 – 886. 201. Гербель Н.В. Предисловие // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. V – VI. 202. Гербель Н.В. Письмо в редакцию // Отечественные записки. – 1878. – Т. CCXXXVI. – №1. – Отд. II. Современное обозрение. – С. 121 – 124. 203. [Гербель Н.В.]. Виндзорские проказницы. Предисловие // Шекспир В. Полное собрание сочинений в переводе русских писателей / Под ред. Н.В.Гербеля. – 3-е изд., испр. и доп. – СПб.: тип. В.Безобразова и Ко, 1880. – Т. 1. – С. 119 – 121. 204. Гербель Н.В. Полное собрание стихотворений: В 2 т. – СПб.: тип. В.Безобразова, 1882. – Т. 1. – 415 с. 205. [Гербель Н.В.]. П.И.Вейнберг // Русские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель; под ред. Н.А.Полевого. – 3-е изд., испр. и доп. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1888. – С. 508 – 509. 206. Гервинус Г.Г. Шекспир: В 4 т. / Пер. с нем. К.Тимофеева. – 2-е изд., доп. – СПб.: изд. книгопродавца Д.Ф.Федорова, 1877. – Т. 1 – 4. 207. Герцен А.И. Письмо к К.Д.Кавелину от 15 и 19 (3 и 7) мая 1861 г. // Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. – М.: Изд-во АН СССР, 1963. – Т. 27. Письма 1860 – 1864 годов. – Кн. 1. – С. 152 – 153. 208. Гете И.-В. Фауст / Пер. прозой П.И.Вейнберга с его прим. [и предисл.] и с новейшими илл. – СПб.: ред. «Нового журнала иностранной литературы», 1902. – 247 с. 209. Гете И.-В. Фауст: Трагедия / Пер. в прозе П.И.Вейнберга с прим. переводчика. – СПб.: Знание, 1904. – [4], 468 c. 210. Гехтман М.В. Библиография прижизненных изданий и публикаций З.Н.Гиппиус. – М.: НПК «Интелвак», 2007. – 160 с. 211. Гин М.М., Мостовская Н.Н., Мельгунов Б.В. «Таинственная капля». Части первая и вторая; «Стихотворения» М.А.Дмитриева; «Эпопея 219 тысячелетия» И.Завалишина; «Дневник девушки» Е.Ростопчиной; «Сон и пробуждение» В.Божича-Савича; «Оттиски» Я.Полонского; «Переводы из Мицкевича» Н.Берга; «Евгений Онегин», <пародия> Темного человека // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – Л.: Наука. 1990. – Т. 11. Кн. 2. Критика. Публицистика. 1847 – 1869. – С. 397 – 404. 212. Гиппиус З.Н. Благоухание седин. О многих // Гиппиус З.Н. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Русская книга, 2002. – Т. 6. Живые лица: Воспоминания. Стихотворения. – С. 162 – 192. 213. Гиппиус З.Н. Стихотворения / Вступ. ст., сост., подг. текста и примечания А.В.Лаврова. – СПб.: Академический проект; Изд-во ДНК, 2006. – 592 с. 214. Гиппиус З.Н. Литературная запись. Полет в Европу // Гиппиус З.Н. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Дмитрий Сечин, 2011. – Т. 12. Там и здесь: Литературная и политическая публицистика 1920 – 1927 гг. – С. 133 – 145. 215. Гиппиус З.Н. Все непонятно (О Сергее Аркадьевиче Андреевском) // Гиппиус З.Н. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Дмитрий Сечин, 2012. – Т. 13. У нас в Париже: Литературная и политическая публицистика 1928 – 1939 гг. Воспоминания. Портреты. – С. 369 – 383. 216. Гиппиус З.Н. Далекая единственная встреча // Гиппиус З.Н. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Дмитрий Сечин, 2012. – Т. 13. У нас в Париже: Литературная и политическая публицистика 1928 – 1939 гг. Воспоминания. Портреты. – С. 440 – 443. 217. Гиппиус З.Н. Загадка Некрасова // Гиппиус З.Н. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Дмитрий Сечин, 2012. – Т. 13. У нас в Париже: Литературная и политическая публицистика 1928 – 1939 гг. Воспоминания. Портреты. – С. 246 – 256. 218. Гиппиус З.Н. Письмо к М.В.Вишняку от 13 мая 1924 г. // Гиппиус З.Н. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Дмитрий Сечин, 2013. – Т. 14. Я и услышу и пойму: Избранная переписка 1891 – 1945 гг. Венок посвящений. – С. 614. 220 219. Гнедич П.П. Книга жизни. Воспоминания. 1855 – 1918 / Ред. и прим. В.Ф.Боцяновского; предисловие Гайк Адонца. – Л.: Прибой, 1929. – 372 с. 220. Гончаров И.А. Мнение по поводу публикаций в №12 за 1865 г. журнала «Русское слово» // Гончаров И.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. – СПб.: Наука, 2014. – Т. 10. Материалы цензорской деятельности. – С. 205 – 211. 221. Гончаров И.А. Отчет о чтении журналов и газет за 1864 г. // Гончаров И.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. – СПб.: Наука, 2014. – Т. 10. Материалы цензорской деятельности. – С. 121 – 128. 222. Гордон Я.И. Гейне в России (1830 – 1860-е гг.). – Душанбе: Ирфон, 1973. – 360 с. 223. <Горнфельд А.Г.>. Генрих Гейне. Собрание сочинений. Редакция Петра Вейнберга. Том первый. СПб. 1898 // Русское богатство. – 1898. – №6. – Отд. II. – С. 74 – 75. 224. <Горнфельд А.Г.>. Г.Э.Лессинг. Натан Мудрый. Перевод Петра Вейнберга. Издание «Посредника» для интеллигентных читателей. Москва. 1897 // Русское богатство. – 1898. – №4. – Отд.II. – С. 30. 225. <Горнфельд А.Г.>. [Рец.:] Тен-Бринк Б. Шекспир. Лекции. Перевод П.И.Вейнберга. СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. 151 с. Левес Л. Женские типы Шекспира. СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. XII, 312 с. // Русское богатство. – 1898. – №9. – С. 42 – 43. 226. <Горнфельд А.Г.>. Генрих Гейне. Собрание сочинений. Редакция Петра Вейнберга. Т. VII. СПб. 1900 // Русское богатство. – 1900. – №3. – Отд. II. – с. 72 – 73. 227. <Горнфельд А.Г.>. Генрих Гейне. Собрание сочинений. Редакция Петра Вейнберга. Том восьмой. СПб. 1902 // Русское богатство. – 1902. – №1. – Отд. II. – С. 48 – 49. 228. <Горнфельд А.Г.>. Шиллер Ф. Два Пикколомини. Смерть Валленштейна. Покрытый идол в Саисе. Пер. П.А.Каленова с приложением 221 его статьи «Учение Шиллера о красоте и эстетическом наслаждении» и предисловия П.Н.Милюкова. Москва. 1902 // Русское богатство. – 1902. – №5. – С. 106 – 107. 229. <Горнфельд А.Г.>. Гете. Фауст. Пер. в прозе Петра Вейнберга. С примеч. переводчика. СПб. 1904 // Русское богатство. – 1904. – №9. – Отд. II. – С. 94 – 96. 230. <Горнфельд А.Г.>. И.Шерр. Иллюстрированная всеобщая история литературы. Пер. с нем., под ред. П.Вейнберга. 2 т. Изд. С.Скирмунта. Москва // Русское богатство. – 1905. – №4. – Отд. II. – С. 59 – 61. 231. Горький М. По поводу // Новая жизнь. – 1905. – 16 нояб. (№14). 232. Горький М. История русской литературы / Под общ. ред. И.К.Луппола. – М.: Гослитиздат, 1939. – X, 340 с. (Архив А.М.Горького. Т. I). 233. Горький М. Письмо к К.П.Пятницкому от 9 декабря 1905 г. // Архив А.М.Горького. – Т. IV. Письма к К.П.Пятницкому. – М.: ГИХЛ, 1954. – С. 190 – 192. 234. Горький М. Письмо к К.П.Пятницкому от конца декабря 1905 г. // Архив А.М.Горького. – Т. IV. Письма к К.П.Пятницкому. – М.: ГИХЛ, 1954. – С. 194. 235. Горький М. Письмо к Е.П.Пешковой от 21 сентября 1903 г. // Архив А.М.Горького. – Т. V. Письма к Е.П.Пешковой. 1895 – 1906. – М.: ГИХЛ, 1955. – С. 84 – 85. 236. Горький М. Письмо к Е.П.Пешковой от 3 марта 1904 г. // Архив А.М.Горького. – Т. V. Письма к Е.П.Пешковой. 1895 – 1906. – М.: ГИХЛ, 1955. – С. 102 – 103. 237. Горький М. Письмо к Ф.Д.Батюшкову от 27 сентября 1898 г. // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 1997. – Т. 1. Письма. 1888 – 1899. – С. 273 – 274. 238. Горький М. Письмо к Л.В.Средину от 31 января 1901 г. // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 1997. – Т. 2. Письма. 1900 – 1901. – С. 101 – 103. 222 239. Горький М. Письмо к А.П.Чехову от марта (между 18 и 25) 1901 г. // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 1997. – Т. 2. Письма. 1900 – 1901. – С. 121 – 122. 240. Горький М. Письмо к П.И.Вейнбергу от начала 1905 г. // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 1999. – Т. 5. Письма. 1905 – 1906. – С. 29. 241. Горький М. Письмо к К.П.Пятницкому от 9 декабря 1905 г. // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 1999. – Т. 5. Письма. 1905 – 1906. – С. 114. 242. Горький М. Письмо к В.Ф.Ходасевичу от 2 мая 1924 г. // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 2009. – Т. 14. Письма. 1922 – май 1924. – С. 329 – 330. 243. Гофман В. Лира. Сборник произведений русской художественной лирики. Собрал и составил М.Л.Биншток. СПб., 1908 г. 209 стр. Ц. 1 р. // Русская мысль. – 1908. – №9. – Отд. II. – С. 188 – 189. 244. Грессер Г.Н. Школа злословия (Свет и тени): Комедия в 5-ти действиях по пьесе «The School for Scandal» Р.Шеридана. Переделка для русской сцены. – М.: литограф. Московской театр. б-ки им. С.Ф.Россохина, 1902. – 130 с. 245. Григорович Д.В. Литературные воспоминания / Вступ. ст. Г.Елизаветиной; сост., подг. текста и комментарии Г.Елизаветиной и И.Павловой. – М.: Худ. лит., 1987. – 335 с. 246. Гриневская И.А. Петр Исаевич Вейнберг и мои первые начинания. Воспоминания // Российский государственный архив литературы и искусства. – Ф. 125. – Оп. 1. – Ед. хр. 27. – Л. 1 – 47 об. 247. Гродская Н.С. Чайка <раздел 2>: [Комментарий к пьесе А.П.Чехова] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1978. – Т. 13. Пьесы. 1895 – 1904. – С. 361 – 370. 248. Громов М.П. Календарь «Будильника» на 1882 год: [Комментарий к произведению А.П.Чехова] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и 223 писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1974. – Т. 1. 1880 – 1882. – С. 578 – 582. 249. Громов М.П. Лебединая песня (Калхас): [Комментарий к драматическому этюду А.П.Чехова] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1978. – Т. 11. Пьесы. 1878 – 1888. – С. 405 – 408. 250. Гроссман Л.П. <Примечания к статье Ф.М.Досттоевского «Образцы чистосердечия»> // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 23 т. – Пг.: Просвещение, 1918. – Т. 23. – С. 3 – 8. 251. Груздев И.А. Письмо к М.Горькому от 25 ноября 1933 г. // Архив А.М.Горького. – Т. XI. Переписка А.М.Горького с И.А.Груздевым. – М.: Наука, 1966. – С. 331 – 332. 252. Гуревич Я.Г. Несколько слов от редакции журнала «Русская школа» // Локк Дж. Мысли о воспитании / Пер. с англ. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. И.Н.Скороходова, 1890. – С. IX – XI. 253. Гушанская Е.М. Автографы Александра Павловича Чехова в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 2011 год. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2012. – С. 85 – 95. 254. Г-фов А. <Гиероглифов А.С.>. Критические заметки. Переводы драм Шекспира. «Антоний и Клеопатра» и «Юлий Цезарь» г. Фета; сцены из «Отелло» г. Вейнберга // Театральный и музыкальный вестник. – 1859. – 5 июля (№26). – С. 254. 255. Г-фов А. <Гиероглифов А.С.>. «Отелло» в новом переводе // Театральный и музыкальный вестник. – 1859. – 29 нояб. (№47). – С. 461; 13 дек. (№49). – С. 483 – 485. 256. Г-цкий М. <Городецкий М.Б.>. Встречи с Н.А.Некрасовым. У Вейнберга // Новости и Биржевая газета. – 1902. – 21 дек. (3 янв. 1903; №351). 224 257. Два ворона / Пер. Вс.А.Рождественского // Российский государственный архив литературы и искусства. – Ф. 629. – Оп. 1. – Ед. хр. 1784. – Л. 74. 258. Два ворона / Пер. Г.С.Усовой // Говорящий сокол: Английские и шотландские народные баллады в переводе Г.С.Усовой. – СПб.: ДЕАН, 2005. – С. 21. 259. Два ворона: Народная баллада / Пер. О.Б.Румера // Румер О.Б. Избранные переводы. – М.: Сов. писатель, 1959. – С. 96. 260. Два ворона (Шотландская народная баллада) / Пер. П.И.Вейнберга // Русское богатство. – 1896. – №9. – С. 210. 261. Дельвиг А.А. Сочинения / Сост., вступ. ст. и комментарии В.Э.Вацуро. – Л.: Худ. лит., 1986. – 472 с. 262. <Демерт Н.А.>. Наши общественные дела. Несколько слов по поводу укоренившегося обычая – обозревать прошлогодние события и поздравлять читателя с Новым годом. – Петербургская городская перепись народонаселения. – Об учреждении в Москве компании на акциях для постройки казарм. – Слухи о бракоразводных делах. – Железнодорожные депутации. – Заботы комитета грамотности о том, что бы такое ему представить от себя на мануфактурную выставку? – Судьи драчуны и самодуры. – По поводу известия о смерти А.И.Герцена // Отечественные записки. – Т. CLXXXVIII. – №2. – Отд. II. Современное обозрение. – С. 348 – 381. 263. Джон О’Беднин: Песнь, перешедшая в народ / Пер. П.И.Вейнберга // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. 9 – 10. 264. Добролюбов Н.А. Перепевы. Стихотворения Обличительного поэта. СПб., 1860 // Добролюбов Н.А. Собрание сочинений: В 9 т. – М.-Л.: ГИХЛ, 1963. – Т. 6. Статьи и рецензии. 1860. – С. 211 – 220. 225 265. Добролюбов Н.А. Новый век // Добролюбов Н.А. Полное собрание стихотворений / Вступ. ст., подг. текста и примечания Б.Я.Бухштаба. – Л.: Сов. писатель, 1969. – С. 210. 266. <Добролюбов Н.А., Елисеев Г.З., Чернышевский Н.Г.>. «Свисток», восхваляемый своими рыцарями (Подражание, как легко заметят читатели) // Свисток: Собрание литературных, журнальных и других заметок: Сатирическое приложение к журналу «Современник». 1859 – 1963 / Изд. подг. А.А.Жук и А.А.Демченко. – М.: Наука, 1982. – С. 224 – 232. 267. Долинин А.С. Комментарии // Литературное наследство. – Т. 77. Ф.М.Достоевский в работе над романом «Подросток»: Творческие рукописи. – М.: Наука, 1965. – С. 435 – 507. 268. Долотова Л.М. Письмо А.П.Чехова к Ал.П.Чехову от 21 мая 1894 г.: [Комментарий] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 5. Март 1892 – 1894. – С. 546 – 547. 269. Дорошевич В.М. Воспоминания / Вступ. ст., составление, подготовка текста и комментарии С.В.Букчина. – М.: Новое литературное обозрение, 2008. – 808 с. 270. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1973. – Т. 6. Преступление и наказание. – С. 5 – 422. 271. Достоевский Ф.М. Идиот. Подготовительные материалы // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1974. – Т. 9. Идиот. Рукописные редакции. Вечный муж. Наброски. 1867 – 1870. – С. 140 – 288. 272. Достоевский Ф.М. Бесы: Роман в трех частях // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1974. – Т. 10. Бесы. – С. 5 – 516. 273. Достоевский Ф.М. Подросток: Роман // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1975. – Т. 13. Подросток. – С. 5 – 455. 226 274. Достоевский Ф.М. Ряд статей о русской литературе. I. Введение // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1978. – Т. 18. Статьи и заметки. 1845 – 1861. – С. 41 – 70. 275. Достоевский Ф.М. Образцы чистосердечия // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1979. – Т. 19. Статьи и заметки. 1861. – С. 91 – 104. 276. Достоевский Ф.М. Ответ «Русскому вестнику» // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1979. – Т. 19. Статьи и заметки. 1861. – С. 119 – 139. 277. Достоевский Ф.М. <Приписка к статье Н.Н.Страхова “Нечто о Шиллере”> // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1979. – Т. 19. Статьи и заметки. 1861. – С. 90. 278. Достоевский Ф.М. (Dubia). Письмо Постороннего критика в редакцию нашего журнала по поводу книг г-на Панаева и «Нового поэта» (Ответ «Отечественным запискам» на статью их «Литература скандалов») // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1984. – Т. 27. Дневник писателя. 1881. Автобиографическое. Dubia. – С. 129 – 145. 279. Достоевский Ф.М. Письма. 1878 – 1881 // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1988. – Т. 30. Кн. 1. Письма. 1878 – 1881. – С. 7 – 243. 280. Достоевский в неизданной переписке современников (1837 – 1881) / Статья, публикация и комментарии Л.Р.Ланского // Литературное наследство. – Т. 86. Ф.М.Достоевский: Новые материалы и исследования. – М.: Наука, 1973. – С. 349 – 566. 281. Древнеанглийские и шотландские стихотворения: [I. Эдвард («Твое оружие в крови…»); II. Вильгельм и Маргарита («В летний день Вильгельм и Маргарита…»); III. <Скиннер>. Джон О’Беднин («Когда я в возраст уж пришел…»)] // Отечественные записки. – 1868. – Т. CLXXIX. – №7. – Отд. I. – С. 1 – 8. 227 282. Дроздков В.А. Dum Spiro Spero. О Вадиме Шершеневиче, и не только: Статьи, разыскания, публикации. – М.: Водолей, 2014. – 800 с. 283. Дружинин А.В. Жизнь и драматические произведения Ричарда Шеридана // Современник. – 1854. – Т. XLIII. – №1. – Отд. II. – С. 1 – 36; Т. XLVII. – №9. – Отд. II. – С. 1 – 36; Т. XLVII. – №10. – Отд. II. – С. 73 – 114. 284. Дружинин А.В. Жизнь и драматические произведения Ричарда Шеридана // Дружинин А.В. Собрание сочинений: В 8 т. / Редакция издания Н.В.Гербеля. – СПб.: тип. Императорской АН, 1865. – Т. 4. – С. 246 – 362. 285. Дружинин А.В. Письмо к М.А.Ливенцову от 23 марта 1862 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 181. 286. Дружинин А.В. Письмо к М.А.Ливенцову от 4 декабря 1862 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 181. 287. Дружинин А.В. Письмо к М.А.Ливенцову от 28 января 1863 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 187 – 188. 288. Дьяченко В.А. Скрытое преступление: Драма в трех действиях с эпилогом // Дьяченко В.А. Драматические сочинения, изданные сыновьями покойного автора Сергеем и Виктором Дьяченко: В 5 т. – Казань: тип. Т-ва Печенкина и Ко, 1893. – Т. 5. 1872 – 1875. – С. 5 – 65. 289. Евг. Л. <Ляцкий Е.А.>. Вольфганг Гёте. «Фауст». Трагедия. Перевод в прозе Петра Вейнберга с примечаниями переводчика. Изд. товарищества «Знание». СПб., 1904 // Вестник Европы. – 1904. – №12. – С. 842 – 844. 290. Европейские классики в русском переводе: [В 8 вып.] / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. и лит. А.Е.Ландау, 1874 – 1876. – Вып. 1 – 8. 228 (Вып. 1. И.-В.Гете. Ифигения в Тавриде. Пер. А.Н.Яхонтова. 1874. [4], 143 с. – Вып. 2. Шекспир. Кориолан. Пер. А.В.Дружинина. 1874. [4], 233 с. – Вып. 3. Ж.-Б.Мольер. Скупой. Пер. Ф.Н.Устрялова. 1875. [4], 141, [2] с. – Вып. 4. Данте. [Божественная комедия]. Ад. Пер. Фан-Дима. 1875. [4], 233, [2] с. – Вып. 5. Шиллер. Песнь о колоколе. Пер. Д.Е.Мина. Баллады. Пер. разных писателей. Лагерь Валленштейна. Пер. Л.А.Мея. 1875. [4], 203 с. – Вып. 6. Р.Шеридан. Школа злословия. Пер. П.И.Вейнберга. 1875. [4], 171 с. – Вып. 7. Софокл. Эдип-царь. Пер. С.Д.Шестакова. 1876. [4], 143 с. – Вып. 8. Дж.Г.Байрон. Мазепа. Пер. Д.Л.Михаловского. Шильонский узник. Поэма. Пер. В.А.Жуковского. Мелкие стихотворения. Пер. разных писателей. Сарданапал. Сцены из трагедии. Пер. П.И.Вейнберга и А.Л.Соколовского. 1875. [6], 186 с.). 291. Европейский театр / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб: тип. и лит. Вилькина и Эттингера, 1875. – Т. I. Германия. Ч. 1. Лессинг. Гете. Шиллер. Коцебу. Вернер. Лейзевиц. Кернер. – [II], 330 с. 292. <Екатерина II>. Вольное, но слабое переложение из Шакеспира: комедия «Вот каково иметь корзину и белье» // Российский феатр, или Полное собрание всех российских феатральных сочинений. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1787. – Ч. XIV. Комедии. Т. 5. – С. 5 – 106. 293. Екатерина II. Вольное переложение, с аглинского (Отрывок) // Екатерина II. Сочинения: В 12 т. / С объяснит. примечаниями А.Н.Пыпина. – СПб.: тип. Императорской АН, 1901. – Т. 3. Драматические сочинения. – С. 377 – 385. 294. Ерофеева Н.Е. Р.Б.Шеридан в России: Автореф. дисс. … канд. филол. наук / Московский гос.пед. ин-т им. В.И.Ленина. – М., 1989. – 16 с. 295. Жаткин Д.Н. Творчество А.А.Дельвига в контексте руссконемецких литературных и историко-культурных связей XIX века. – М.: Флинта; Наука, 2008. – 127 с. 296. Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. – Л.: ГИХЛ, 1937. – 674 с. 229 297. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика / Предисловие и комментарии А.Г.Аствацатурова. – СПб.: Аксиома, 1996. – XL, 232 с. 298. Жирмунский В.М. <Дневник>. Лето 1905 года. Каникулы (часть I). От 15 мая до 22 июня 1905 г. // Жирмунский В.М. Начальная пора: Дневники. Переписка / Подг. текста, вступ. ст. и комментарии В.В.ЖирмунскойАствацатуровой. – М.: Новое литературное обозрение, 2013. – С. 121 – 212. 299. З. Памяти П.И.Вейнберга // Русские ведомости. – 1908. – 5 июля (№155). – С. 2. 300. З.В. [Венгерова З.А.]. [Рец.:] Петр Вейнберг. Страницы из истории западных литератур. СПб., 1907. 368 с. // Вестник Европы. – 1907. – №2. – С. 832 – 833. 301. Замятин Е.И. Ричард Бринсли Шеридан. 1751 – 1816 // Шеридан Р.Б. Школа злословия: Комедия в 5-ти действиях / Пер. Ч.Ветринского; предисловие П.С.Когана. – М.-Л.: Academia, 1931. – С. 18 – 29. 302. Записи о Чехове в дневниках С.И.Смирновой-Сазоновой / Публ., вступ. заметка и примечания Н.И.Гитович // Литературное наследство. – Т. 87. Из истории русской литературы и общественной мысли 1860 – 1890-х годов. – М.: Наука, 1977. – С. 304 – 318. 303. Зиннер Э.П. На рубеже веков // Шекспир и русская культура / Под ред. М.П.Алексеева. – М.-Л.: Наука, 1965. – С. 699 – 733. 304. Знание: Сборник для юношества / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. В.Безобразова и Ко, 1867. – Вып. 1. – 336 с. 305. Иванов Г.В. «Я слушал музыку, не понимая…» // Иванов Г.В. Собрание сочинений: В 3 т. / Сост., подг. текста и вступ. статья Е.В.Витковского. – М.: Согласие, 1994. – Т. 1. Стихотворения. – С. 229. 306. Иванов Ив. Театр Корша. «Нора», драма Генрика Ибсена, в переводе Петра Вейнберга // Артист. – 1891. – №18. – С. 130 – 135. 307. Иванова Е.В. Комментарии // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2002. – Т. 6. Литературная критика 230 (1901 – 1907). От Чехова до наших дней. Леонид Андреев большой и маленький. Несобранные статьи (1901 – 1907). – С. 557 – 612. 308. Иезуитова Л.А. Некто в сером: [Комментарий к рецензии М.А.Волошина] // Волошин М.А. Собрание сочинений. – М.: Эллис Лак 2000, 2007. – Т. 6. Кн. 1. Проза 1906 – 1916. Очерки, статьи, рецензии. – С. 671 – 675. 309. Из Борнса: [I. К Шотландии. II. Джон Ячменное Зерно: Баллада. III. Джону Андерсону. IV. Отрывок («В поле бродил я вечерней порой…»). V. Добрые старые годы. VI. Памяти Мэри. VII. Мое сердце болит. VIII. Среди колосьев ячменя. IX. К горной маргаритке, вырванной плугом в апреле. X. К мышке, вместе с гнездом выброшенной плугом на землю] / Пер. А.М.Федорова // Вестник Европы. – 1896. – №7. – С. 286 – 297. 310. Из неизданной переписки русских литераторов / Публ. Ю.Д.Левина // Шекспир: Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке (1748 – 1962) / Сост. И.М.Левидова. – М.: Книга, 1964. – С. 545 – 562. 311. <Из протоколов заседаний комитета Литературного фонда> // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 1997. – Т. 13. Кн. 2. Материалы редакционно-издательской и общественной деятельности. Открытые письма. Автобиографические записи. Семейноимущественные документы и прочее. – С. 352 – 354. 312. Из Росетти («Когда умру я, милый...») / Пер. В.Полтавцева // Русская мысль. – 1901. – Кн. 5. – С. 178. 313. Из стихотворений Христины Россетти («Милый друг, как умру я – не пой…») / Пер. П.И.Вейнберга // Русское богатство. – 1896. – №7. – С. 218. 314. Избранные стихотворения Виктора Гюго в переводах русских поэтов / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: изд. В.Бермана и С.Войтинского, [1887]. – [4], IV, 136 c. 231 315. Избранные стихотворения Виктора Гюго в переводах русских поэтов / Под ред. П.И.Вейнберга. – [2-е изд.]. – СПб.: тип. Я.Бермана, [1895]. – [8], 115 с. 316. Измайлов А.А. Футуристы // Измайлов А.А. Осиновый кол: Книга пародий и шаржа (2-й томик «Кривого зеркала»). – Пг.: тип. «Двигатель», 1915. – С. 66 – 71. 317. Иллюстрированная всеобщая история литературы И.Шерра. Перевод под редакцией П.Вейнберга. Издание С.Скирмунта. М. 1905 г. // Русская мысль. – 1905. – №12. – С. 438. 318. Ильязова Е.И. Творчество Джорджа Крабба в осмыслении русских писателей и литературных критиков 1820 – 1860-х гг.: Дисс. … канд. филол. наук / Саратовский гос. ун-т им. Н.Г.Чернышевского. – Саратов, 2010. – 209 с. 319. Ионова Е.Л. Русская рецепция поэзии Элизабет Баррет Браунинг: Дис. … канд. филол. наук / Саратовский государственный университет им. Н.Г.Чернышевского. – Саратов, 2013. – 223 с. 320. Источники «Отелло». – Мнения разных критиках об «Отелло» и характерах этой трагедии // Шекспир В. Отелло. Венецианский мавр: Трагедия в 5-ти действиях / Пер. П.И.Вейнберга с предисловием и мнениями о характерах трагедии Фёрнивааля, Джонсона, Кольриджа, Шлегеля, Крейссига, Рюмелина, Мезьера. – СПб.: тип. А.С.Суворина, 1886. – С. III – LXVII. 321. К.Р. <Романов К.К.>. [Рец.:] Бунин И.А. Том третий. Стихотворения 1903 – 1906 гг. СПб., 1906. Бунин И.А. Том четвертый. Стихотворения 1907 г. Годива, поэма Теннисона. Из «Золотой легенды» Лонгфелло. Каин, мистерия Байрона. СПб., 1908 // Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. – 1911. – Т. 89. – №6. – С. 30 – 55. 232 322. Кагарлицкий Ю.И. Комментарии // Шеридан Р.Б. Драматические произведения / Вступ. ст. и комментарии Ю.И.Кагарлицкого. – М.: Искусство, 1956. – С. 471 – 483. 323. Каменский Д.И. Письмо к А.В.Дружинину от 29 октября 1861 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 144 – 145. 324. Капелюш Б.Н. Рукописи и переписка Д.В.Григоровича // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1969 год. – Л.: Наука, 1971. – С. 5 – 79. 325. Картамышев К.Б. Итальянке. Посвящение к «Пророчеству Данта». Из Байрона // Иллюстрация. – 1846. – Т. III. – №28. – С. 443. 326. Катков М.Н. Наш язык и что такое свистуны // Катков М.Н. Собрание сочинений: В 6 т. – СПб.: Росток, 2010. – Т. 1. Заслуга Пушкина: О литераторах и литературе. – С. 329 – 368. 327. Катков М.Н. По поводу «полемических красот» в «Современнике» // Катков М.Н. Собрание сочинений: В 6 т. – СПб.: Росток, 2010. – Т. 1. Заслуга Пушкина: О литераторах и литературе. – С. 396 – 417. 328. Кирпичников А.И. Немецкая литература во второй половине XVIII века // Всеобщая история литературы. Составлена по источникам и новейшим исследованиям при участии русских ученых и литераторов. – СПб.: изд. К.Л.Риккера, 1892. – Т. 4. – С. 96 – 162. 329. Кирпичников А.И. Очерк истории литературы XIX столетия // Всеобщая история литературы. Составлена по источникам и новейшим исследованиям при участии русских ученых и литераторов. – СПб.: изд. К.Л.Риккера, 1892. – Т. 4. – С. 555 – 1048. 330. Кирпичников А.И. Разбор перевода П.И.Вейнберга трагедии Шиллера «Мария Стюарт» // Отчет об одиннадцатом присуждении премий имени А.С.Пушкина в 1895 году. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1896. – С. 21 – 51. 233 331. Кирпотин В.Я. Достоевский о «Египетских ночах» Пушкина // Вопросы литературы. – 1962. – №11. – С. 111 – 121. 332. Кирпотин В.Я. Достоевский в шестидесятые годы. – М.: Худ. лит., 1966. – 560 с. 333. Клочкова Л.П. Рукописи и переписка Н.С.Лескова. Научное описание // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1971 год. – Л.: Наука, 1973. – С. 3 – 105. 334. Коваленко С.А. Примечания // Багрицкий Э.Г. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. Е.П.Любаревой, сост. Е.П.Любаревой и С.А.Коваленко, подг. текста и примечания С.А.Коваленко. – М.-Л.: Сов. писатель, 1964. – С. 515 – 552. 335. Коган Г.Ф. Разыскания о Достоевском. I. Журнал «Время» и революционное студенчество 1860-х годов // Литературное наследство. – Т. 86. Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования. – М.: Наука, 1973. – С. 581 – 593. 336. Козьмин Б.П. Из истории революционной мысли в России: Избранные труды. – М.: Изд-во АН СССР, 1961. – 767 с. 337. «Колокол». Издание А.И.Герцена и Н.П.Огарева. 1857 – 1867: Систематизированная роспись статей и заметок / Сост. Е.С.Радченко. – М.: Изд-во Всесоюзной книжной палаты, 1957. – 555 с. 338. Комарович В.Л. Достоевский и «Египетские ночи» Пушкина. – Пг.: тип. Императорской Академии наук, 1916. – 13 с. 339. Кондаков Н.П. Отчет о деятельности Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук за 1906 год // Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. – СПб.: тип. Императорской АН, 1907. – Т. 88. – С. 1 – 26. 340. <Кончина П.И.Вейнберга> // Биржевые ведомости. – 1908. – 8 июля (№10585). 341. Коппе Ф. Стихотворения / Ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. Департамента уделов, 1889. – [4], 168 с. 234 342. Коппе Ф. Стихотворения / Ред. П.И.Вейнберга. – 2-е изд. – СПб.: типолит. Б.М.Вольфа, 1899. – [4], 168 с. 343. Коренева М.Ю. <Вступительная статья к публикации писем Д.С.Мережковского Александру Н. Веселовскому 1901 – 1902 гг.> // Наследие Александра Веселовского: Исследования и материалы / Отв. ред. П.Р.Заборов. – СПб.: Наука, 1992. – С. 340 – 343. 344. Костомаров В.Д. Плач детей (Из поэмы Е.Баррот-Броонинг «The Cry of the Children») // Время. – 1861. – №8. – С. 451 – 452. 345. [Костомаров В.Д.]. Плач детей (из поэмы «The Cry of the Children») // Избранные поэты Англии и Америки. №1. Г.В.Лонгфелло, Елизавета Баррет Броунинг, Томас Гуд. – СПб.: тип. Э.Метцига, 1864. – С. 28 – 31. 346. Котляревский Н.А. Алексей Толстой как сатирик // Вестник Европы. – 1906. – Кн. 7. – С. 5 – 48. 347. Котляревский Н.А. Гр. А.К.Толстой как сатирик // Критическая литература о произведениях гр. А.К.Толстого. С портретом и биограф. очерком / Сост. Н.Денисюк. – М.: изд. А.С.Панафидиной, 1907. – Вып. 1. – С. 129 – 175. 348. Котляревский Н.А. К пятидесятилетию Литературного фонда. Две поминки. И.С.Тургенев, П.И.Вейнберг // Вестник Европы. – 1910. – №1. – С. 248 – 258. 349. Котляревский Н.А. Холмы родины. – Берлин: Обелиск, 1923. – 255 с. 350. Котова Т.В., Мец А.Г., Азадовский К.М. Молодость Гете: [Комментарий к сценарию О.Э.Мандельштама] // Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. – М.: Прогресс-Плеяда, 2011. – Т. 3. Проза. Письма. – С. 707 – 718. 351. Критическая хрестоматия по истории русской литературы / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. В.Демакова, 1887. – Вып. 1. – [2], II, 80 c. 235 352. Кузмин М.А. Дневник. 1908 – 1915 / Предисловие, подготовка текста и комментарии Н.А.Богомолова и С.В.Шумихина. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2009. – 864 с. 353. Купченко В.П., Лавров А.В. Письмо М.А.Волошина к А.М.Петровой от 28 декабря 1899 г. (9 января 1900 г.): [Комментарий] // Волошин М.А. Собрание сочинений. – М.: Эллис Лак, 2009. – Т. 8. Письма 1893 – 1902. – С. 314 – 316. 354. Купченко В.П., Петрова Г.В. Письмо М.А.Волошина к А.М.Петровой от 25 февраля (9 марта) 1904 г.: [Комментарий] // Волошин М.А. Собрание сочинений. – М.: Эллис Лак, 2010. – Т. 9. Письма 1903 – 1912. – С. 94 – 97. 355. Курочкин В.С. «Египетские ночи» и петербургские фельетоны (импровизация) // Курочкин В.С. Собрание стихотворений / Вступ. ст., редакция и примечания И.Г.Ямпольского. – Л.: Сов. писатель, 1947. – С. 88 – 89. 356. Лавров А.В. Фарфор и революция: [Комментарий к заметке М.А.Волошина] // Волошин М.А. Собрание сочинений. – М.: Эллис Лак 2000, 2007. – Т. 5. Лики творчества. Кн. 2. Искусство и искус. Кн. 3. Театр и сновидение. Проза 1900 – 1906: Очерки, статьи, рецензии. – С. 680 – 682. 357. Лавров А.В., Тименчик Р.Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник 1981. – Л.: Наука, 1983. – С. 61 – 146. 358. Лавров А.В., Топоров В.Л. Блок переводит прозу Гейне // Литературное наследство. – Т. 92. Александр Блок. Новые исследования и материалы: В 5 кн. – М.: Наука, 1987. – Кн. 4. – С. 658 – 665. 359. Лазарева И.В. Творчество Р.Б.Шеридана и его место в истории развития английской драмы: Автореф. дисс. … канд. филол. наук / Московский обл. пед. ин-т им. Н.К.Крупской. – М., 1984. – 15 с. 360. Ланда Е.В. А.Блок и переводы из Гейне // Мастерство перевода. 1963. – М.: Сов. писатель, 1964. – [Сб. 4]. – С. 292 – 328. 236 361. Ланда Е.В. Блок – редактор Гейне // Редактор и перевод. – М.: Книга, 1965. – С. 72 – 107. 362. Левин Ю.Д. Шиллер в переводе русских писателей, изданный под редакциею Н.В.Гербеля: [Комментарий к статье М.Л.Михайлова] // Михайлов М.Л. Сочинения: В 3 т. – М.: ГИХЛ, 1958. – Т. 3. Критика и библиография. <Записки>. – С. 632 – 637. 363. Левин Ю.Д. На путях к реалистическому истолкованию Шекспира // Шекспир и русская культура / Под ред. М.П.Алексеева. – М.-Л.: Наука, 1965. – С. 316 – 406. 364. Левин Ю.Д. Шестидесятые годы // Шекспир и русская культура / Под ред. М.П.Алексеева. – М.-Л.: Наука, 1965. – С. 407 – 543. 365. Левин Ю.Д. П.И.Вейнберг – переводчик // Россия и Запад: Из истории литературных отношений. – Л.: Наука, 1973. – С. 220 – 257. 366. Левин Ю.Д. П.И.Вейнберг // Левин Ю.Д. Русские переводчики XIX века и развитие художественного перевода / Отв. ред. А.В.Федоров. – М.: Наука, 1985. – С. 261 – 288. 367. Левин Ю.Д. Вейнберг Петр Исаевич // Русские писатели. 1800 – 1917: Биографический словарь. – Т. 1. А – Г. – М.: Сов. энциклопедия, 1989. – С. 402 – 403. 368. Лесков Н.С. Письмо к П.И.Вейнбергу от 11 мая 1890 г. // Лесков Н.С. Собрание сочинений: В 11 т. – М.: ГИХЛ, 1958. – Т. 11. Автобиографические заметки. Статьи, воспоминания. Письма в редакции. Письма. – С. 458 – 459. 369. Лессинг Г.-Э. Натан Мудрый: Драматическое стихотворение / Пер. П.И.Вейнберга. – М.: тип. Т-ва И.Д.Сытина, 1897. – 192 с. 370. Летопись жизни и творчества И.А. Бунина / Сост. С.Н. Морозов. – М.: ИМЛИ РАН, 2011. – Т. 1. 1870 – 1909. – 944 с. 371. Летопись жизни и творчества Н.А.Некрасова: В 3 т. / Отв. ред. Б.В.Мельгунов. – СПб.: Наука, 2006 – 2009. – Т. 1 – 3. 237 372. Летопись литературных событий в России конца XIX – начала XX в. (1891 – октябрь 1917): В 3 вып. – М.: ИМЛИ РАН, 2009. – Вып. 2. Ч. 2. 1905 – 1907. – 472 с. 373. Ливенцов М.А. Письмо к А.В.Дружинину от 17 ноября 1862 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 184 – 186. 374. Ливенцов М.А. Письмо к А.В.Дружинину от 12 февраля 1863 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 186 – 187. 375. Ливенцов М.А. Письмо к А.В.Дружинину от 17 августа 1863 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 189 – 190. 376. Локк Дж. Мысли о воспитании / Пер. с англ. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. И.Н.Скороходова, 1890. – XVI, 246 с. (Приложение к журналу «Русская школа» за 1890 г.). 377. Локк Дж. Мысли о воспитании. Перевод с английского Петра Вейнберга. СПб., 1890. XVI + 246 стр. (Приложение к журналу «Русская школа») // Вопросы философии и психологии / Под ред. проф. Н.Я.Грота. – 1891. – Кн. 7. – №3. – С. 83 – 84. 378. Лорд Байрон: [Михайлов А. Биография. – Сарданапал. Мелкие стихотворения / Пер. с англ. П.А.Каншина]. – СПб.: тип. С.Добродеева, 1888. – 208 с. 379. Луговой А. <Тихонов А.А.>. Из моих воспоминаний о П.И.Вейнберге // Русская школа. – 1908. – №10. – С. 132 – 140. 380. Лунц Л.Н. Литературное наследие / Предисловие, комментарии, сост., подготовка текста и указ. имен А.Л.Евстигнеевой. – М.: Научный мир, 2007. – 712 с. 238 381. Любитель. Приобретения нашего театра в 1864 г. // Русская сцена. – 1865. – №1. – Отд. II. Современное обозрение. – С. 57 – 63. 382. М.Г. <Гершензон М.О.>. [Рец.:] М.Л.Биншток. Лира. Сборник произведений русской художественной лирики. СПб., 1908. В.Бонч-Бруевич. Избранные произведения русской поэзии. Издание пятое. Изд. Т-ва «Знание». СПб., 1909 // Вестник Европы. – 1908. – №10. – С. 784 – 785. 383. М.З. <Загуляев М.А.>. Общественный листок // Сын отечества. – 1859. – 6 дек. (№49). – С. 1366. 384. М.Ф. Театральные вести // Северный цветок. – 1859. – №49 (5 дек.). – С. 357 – 358. 385. Майзельс С.Р. Примечания // Маршак С.Я. Собрание сочинений: В 8 т. – М.: Худ. лит., 1969. – Т. 3. Переводы из английских и шотландских поэтов – С. 749 – 812. 386. Максим Горький. Из литературного наследия. Горький и еврейский вопрос / Авт.-сост. М.Агурский, М.Шкловская. – Иерусалим: Еврейский университет, 1986. – 535 с. 387. Макшеева Н.А. Воспоминания о В.С.Соловьеве // Вестник Европы. – 1910. – №8. – С. 164 – 177. 388. Малахова А.М. Письмо А.П.Чехова к П.И.Вейнбергу от 28 июля 1893 г.: [Комментарий] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 5. Март 1892 – 1894. – С. 483 – 484. 389. Мандельштам О.Э. «Я не слыхал рассказов Оссиана…» // Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. / Сост., подг. текста и комментарии А.Г.Мец. – М.: Прогресс – Плеяда, 2009. – Т. 1. Стихотворения. – С. 77. 390. Мандельштам О.Э. Шум времени // Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем: В 3 т. – М.: Прогресс-Плеяда, 2010. – Т. 2. Проза. – С. 205 – 258. 239 391. Маршова Н.М. Комедии Р.Б.Шеридана: Автореф. дис. … канд. филол. наук / Ленинградский гос. ун-т им. А.А.Жданова. – Л., 1955. – 15 с. 392. Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. – М.: Изд-во Всесоюзной книжной палаты, 1957. – Т. 2. – 388 с. 393. Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. – М.: Изд-во Всесоюзной книжной палаты, 1958. – Т. 3. – 416 с. 394. Мейерхольд В.Э. Статьи. Письма. Речи. Беседы: В 2 ч. / Сост., редакция текстов и комментарии А.В.Февральского; общая редакция Б.И.Ростоцкого. – М.: Искусство, 1968. – Ч. 2. 1917 – 1939. – 644 с. 395. Мелкова А.С. Дарственные надписи на книгах и фотографиях 1880 – 1904 гг.: [Комментарии] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1982. – Т. 12. 1904. Дарственные и другие надписи. – С. 386 – 494. 396. Милюков П.Н. Предисловие // Шиллер Ф. Два Пикколомини. Смерть Валленштейна. Покрытый идол в Саисе / Пер. П.А.Каленова. – М.: тип. И.Н.Кушнерев и Ко, 1902. – С. I – XXIV. 397. <Минаев Д.Д.>. «Говорят, новый год на дворе…»: [Стих. из «Дневника темного человека»] // Русское слово. – 1862. – №1. – Отд. III. – С. 1 – 3. 398. Минаев Д.Д. Детский плач (из Е.Баретт-Броунинг, с английского) // Дело. – 1870. – №8. – С. 87 – 88. 399. Мирский Д. «Отелло». Театр-студия п/р С.Радлова // Литературная газета. – 1935. – 29 июля (№42 (533)). – С. 5. 400. Михайлов М.Л. Безобразный поступок «Века» // Санкт- Петербургские ведомости. – 1861. – 3 марта (№51). 401. Михайлов М.Л. Письмо к А.В.Дружинину от 3 марта 1861 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к 240 А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 215 – 216. 402. Михайлов М.Л. Шиллер в переводе русских писателей, изданный под редакциею Н.В.Гербеля, т. I – VI, СПб. 1859 г. // Михайлов М.Л. Сочинения: В 3 т. – М.: ГИХЛ, 1958. – Т. 3. Критика и библиография. <Записки>. – С. 45 – 49. 403. Михайловский Н.К. Литература и жизнь // Русское богатство. – 1893. – №8. – С. 76 – 77. 404. Михельсон М.И. Русская мысль и речь. Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний. – СПб.: тип. АО Брокгауз – Ефрон, 1912. – 1046, 103 с. 405. Мишин В.С. История писания и печатания статей об искусстве и трактата «Что такое искусство?» // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. – Серия 1. Произведения. Т. 30. Произведения. 1882 – 1898 / Подг. текста и комментарии В.С.Мишина, Н.В.Горбачева. – М.: ГИХЛ, 1951. – С. 509 – 554. 406. Мольер Ж.-Б. Полное собрание сочинений / Ред. П.И.Вейнберга и П.В.Быкова, критико-биограф. очерк Е.В.Аничкова, предисловие в пер. Ю.А.Веселовского. – СПб.: Т-во А.Ф.Маркс, [1910]. – Т. 1 – 4. 407. Мольер Ж.-Б. Полное собрание сочинений / Ред. П.И.Вейнберга и П.В.Быкова, критико-биограф. очерк Е.В.Аничкова, предисловие в пер. Ю.А.Веселовского. – СПб.: Т-во А.Ф.Маркс, 1913. – Т. 1 – 4. 408. Морозов М.М. Подстрочный перевод трагедии Шекспира «Отелло» с комментариями // «Отелло, венецианский мавр» Шекспира: Материалы и исследования. – М.: Всероссийское театральное общество, 1946. – С. 5 – 94. 409. Морозов М.М. «Читайте его снова и снова…» // Морозов М.М. Избранное. – М.: Искусство, 1979. – С. 444 – 462. 410. Морозов Ю.П. Литературная жизнь // Исторический вестник. – 1908. – №10. – С. 150 – 161. 241 411. Муратова К.Д. Архив Ф.Д.Батюшкова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1972 год. – Л.: Наука, 1974. – С. 28 – 48. 412. «Мысли о воспитании» Джона Локка. СПб., 1890 г. // Русская мысль. – 1891. – №2. – Отд. II. – С. 75 – 76. 413. Мясникова Е.С. Островский и Л.П.Косицкая // Литературное наследство. – Т. 88. А.Н.Островский: Новые материалы и исследования: В 2 кн. – М.: Наука, 1974. – Кн. 2. – С. 100 – 137. 414. Н. Аф. П.И.Вейнберг // Новое время. – 1901. – 16 (29) дек. – С. 4. 415. Н.В. П.И.Вейнберг // Литературное обозрение. – 1933. – №13 – 14. – С. 116 – 117. 416. Н.Ш. <Шелгунов Н.В.>. Книгопродавцы в бегах // Дело. – 1876. – №2. – Отд. II. Современное обозрение. – С. 187 – 293. 417. Надсон С.Я. Полное собрание сочинений: В 2 т. / Под ред. М.В.Ватсон. – Пг.: изд. Т-ва А.Ф.Маркс, 1917. – Т. 2. – 576 с. 418. Натан Мудрый. Драматическое стихотворение Г.Э.Лессинга. Перевод с немецкого Виктора Крылова. С историко-литературным очерком, примечаниями к переводу и библиографическим указателем. С 35 рисунками и 11 эстампами. Издание А.Ф.Маркса. СПб., 1897 // Журнал Министерства народного просвещения. – 1897. – Т. CCCXIV. – Ноябрь. – С. 252 – 255. 419. Некрасов Н.А. Таинственная капля, народное преданье, в двух частях, Берлин. Стихотворения М.А.Дмитриева, в двух частях. Москва. Эпопея тысячелетия. Паломничество. Ипполита Завалишина. Москва. Дневник девушки. Роман графини Ростопчиной. С.-Петербург. Сон и пробуждение. Поэма, сочинение Божича-Савича. С.-Петербург. Оттиски, стих. Я.П.Полонского. С.-Петербург. Переводы из Мицкевича, Н.Берга. Варшава. Евгений Онегин, роман в стихах, сокращенный и исправленный по статьям новейших лжереалистов Темным человеком. С.-Петербург // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – Л.: Наука, 1990. – Т. 11. Кн. 2. Критика. Публицистика. 1847 – 1869. – С. 259 – 270. 242 420. Некрасов Н.А. Новая газета «Век», с 1861 года // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 1995. – Т. 12. Кн. 1. Статьи. Фельетоны. Заметки. 1841 – 1861. –С. 327 – 328. 421. Некрасов Н.А. <Из примечания к стихотворениям Дранмора> // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 1997. – Т. 13. Кн. 1. Материалы редакционно-издательской деятельности. – С. 268. 422. Некрасов Н.А. От редакции // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 1997. – Т. 13. Кн. 1. Материалы редакционно-издательской деятельности. – С. 207 – 208. 423. Некрасов Н.А. Предисловие ко второму изданию <«Полного собрания драматических произведений» Шекспира> // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 1997. – Т. 13. Кн. 1. Материалы редакционно-издательской деятельности. – С. 266 – 268. 424. Некрасов Н.А. Предисловие <ко второму тому «Полного собрания драматических сочинений» Шекспира> // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 1997. – Т. 13. Кн. 1. Материалы редакционно-издательской деятельности. – С. 250 – 251. 425. Некрасов Н.А. <Записка с денежными расчетами для И.А.Панаева> // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 1997. – Т. 13. Кн. 2. Материалы редакционно-издательской и общественной деятельности. Открытые письма. Автобиографические записи. Семейноимущественные документы и прочее. – С. 197. 426. Некрасов Н.А. Письмо к П.И.Вейнбергу от 27 сентября 1869 г. // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 2000. – Т. 15. Кн. 1. Письма. 1863 – 1872. – С. 114. 427. Некрасов Н.А. Письмо к В.М.Лазаревскому от середины ноября 1870 г. // Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: В 15 т. – СПб.: Наука, 2000. – Т. 15. Кн. 1. Письма. 1863 – 1872. – С. 145. 243 428. Нелюбин Л.Л., Хухуни Г.Т. П.И.Вейнберг как переводчик и теоретик перевода // Нелюбин Л.Л., Хухуни Г.Т. Наука о переводе (история и теория с древнейших времен до наших дней). – М.: Флинта; МПСИ, 2006. – С. 295 – 299. 429. Немирович-Данченко Вл.И. Избранные письма: В 2 т. – М.: Искусство, 1979. – Т. 1. 1879 – 1909. – 608 с. 430. Непризнанный поэт <П.И.Вейнберг>. Литература скандалов // Отечественные записки. – 1860. – Т. CXXXII. - №10. – С. 29 – 39. 431. Никольская Л.И. Шелли в России (Лирика Шелли в русских переводах XIX – XX веков). – Смоленск: Изд-во Смоленского гос. пед. ин-та им. К.Маркса, 1972. – 152 с. 432. Нильский А.А. Закулисная хроника. 1856 – 1894: С портретами артистов. – СПб.: изд. Т-ва «Общественная польза», 1897. – 338 с. 433. Новый поэт <Панаев И.И.>. Эр-Ольридж в «Отелло» и «Венецианском купце». – Краткие сведения о нем. – Его игра и толки об ней // Современник. – 1858. – Т. LXXII. – №12. – Петербургская жизнь. – С. 257 – 278. 434. Новый поэтический свет: Антология / Сост. П.И.Вейнберг и Д.П.Ломачевский. – М.: тип. Т.Т.Волкова и Ко, 1857. – 84 с. 435. <О выходе книги «Fiori della poesia, versi one italiana di Sergio Zarudni» («Цветы русской поэзии, итальянский перевод Сергея Зарудного»)> // Исторический вестник. – 1885. – Т. XX. – №5. – С. 479. 436. <О заседании Неофилологического общества> // Новости и биржевая газета. – 1904. – 18 нояб. (№ 319). 437. Обозрение деятельности московских театров. Драма // Ежегодник императорских театров. Сезон 1907 – 1908 гг. – Вып. XVIII. – СПб.: изд. Дирекции императорских театров, 1908. – С. 101 – 136. 438. <Объявление о подписке на журнал «Изящная литература» на 1883 год> // Восход. – 1883. – №4. – С. 156. 244 439. Одиннадцатое присуждение Пушкинских премий: Отчет, читанный в публичном заседании Императорской Академии наук 19 октября 1895 г. председательствующим во отделении, II ординарным академиком А.Ф.Бычковым // Отчет об одиннадцатом присуждении премий имени А.С.Пушкина в 1895 году. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1896. – С. 1 – 20. 440. Описание изобразительных материалов Пушкинского Дома. III. Л.Н.Толстой / Сост. Г.С.Арбузов, М.И.Гонтаева и др. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. – 392 с. 441. Описание изобразительных материалов Пушкинского Дома. VI. А.Н.Островский / Сост. Г.С.Арбузов, Г.В.Степанова. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960. – 231 с. 442. Описание изобразительных материалов Пушкинского Дома. VII. Революционные демократы: Н.Г.Чернышевский, В.Г.Белинский, Н.А.Добролюбов А.и.Герцен, / Сост. Н.П.Огарев, И.Е.Грудницына, Е.А.Ковалевская, А.Н.Степанов, А.П.Холина. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962. – 200 с. 443. Описание материалов Пушкинского Дома. I. Н.В. Гоголь / Сост. Е.А. Ковалевская, Е.В. Фрейдель, Е.М. Хмелевская, Б.В. Шапошников. – М.Л.: Изд-во АН СССР, 1951. – 135 с. 444. Описание рукописей и изобразительных материалов Пушкинского Дома. IV. И.С.Тургенев / Сост. И.Е.Грудницына, Л.М.Добровольский, А.Н.Степанов и др. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1958. – 380 с. 445. Орнатская Т.И. «Бесы». Дополнения к комментарию. «Кадриль литературы» и газетный фельетон «Семейный праздник российских журналов» // Достоевский. Материалы и исследования / Ред. Г.М.Фридлендер. – Л.: Наука, 1991. – Вып. 9. – С. 243 – 246. 446. Островский А.Н. Полное собрание сочинений: В 16 т. – М.: ГИХЛ, 1953. – Т. 16. Письма. 1881 – 1886. – 444 с. 245 447. Отзыв А.Смирнова на пробный перевод «Виндзорских кумушек», сделанный Н.Соколовым // Густав Шпет и шекспировский круг: Письма, документы, переводы / Отв. ред.-сост., предисловие, комментарии, археогр. работа и реконструкция Т.Г.Щедриной. – М.-СПб.: Петроглиф, 2013. – С. 212 – 213. 448. Отрывки из «Отелло» <В.Шекспира> / Пер. М.М.Тумповской и Л.С.Гордон // Литературный Ростов. – 1939. – №4. – С. 191 – 206. 449. Очерки литературы // Варшавский дневник. – 1876. – 12 янв. (№8). – С. 30. 450. П.В. <Вейнберг П.И.>. Предисловие // Европейский театр / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб: тип. и лит. Вилькина и Эттингера, 1875. – Т. I. Германия. Ч. 1. Лессинг. Гете. Шиллер. Коцебу. Вернер. Лейзевиц. Кернер. – С. I – II. 451. Пантелеев Л. Памяти Гаршина // Современная иллюстрация. – 1913. – 24 марта (№3). – С. 37 – 39. 452. Пастернак Б.Л. Письмо к Е.Д.Суркову от 17 – 19 сентября 1955 г. // Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений с приложениями: В 11 т. – М.: Слово/Slovo, 2005. – Т. 10. Письма. 1954 – 1960. – С. 101 – 104. 453. Пентаур <Брюсов В.Я.>. <Рец. на кн.:> И.Шерр. Иллюстрированная всеобщая история литературы. Перевод под ред. П.Вейнберга. Изд. С.Скирмунта. Москва. 1905. Ц. за 2 т. – 6 р. // Весы. – 1905. – №4. – С. 63 – 65. 454. Пентаур <Брюсов В.Я.>. <Рец. на кн.:> Родная поэзия. Сборник лучших стихотворений русских поэтов. Составил И.В.Скворцов. СПб. 1905. Ц. 2 р. // Весы. – 1906. – №10. – С. 65 – 66. 455. Перцов П.П. Литературные воспоминания. 1890 – 1902 гг. / Вступ. ст., сост., подг. текста и комментарии А.В.Лаврова. – М.: Новое литературное обозрение, 2002. – 496 с. 246 456. Петр Исаевич Вейнберг (ϯ 3(16) июля 1908 г.) // Современный мир. – 1908. – №8. – Отд. II. – C. 103 – 104. 457. Петров К.П. Курс истории русской литературы: Учебное пособие. – Изд. 2-е, испр. и доп. – СПб.: типолит. А.Э.Винеке, 1905. – 390, 33 с. 458. Печаткин В.П. Письмо к А.В.Дружинину от 19 июля 1858 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 249 – 250. 459. Писарев А.И. Лукавин: Комедия в 5-ти действиях в стихах, переделанная с английского. – М.: тип. Императорского Московского театра, 1823. – [4], 144 с. 460. Писарев Д.И. Идеализм Платона (Обозрение философской деятельности Сократа и Платона, по Целлеру; составил Клеванов) // Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. – М.: Наука, 2000. – Т. 2. Статьи и рецензии. 1860 – 1861 (январь – май). – С. 230 – 249. 461. Писарев Д.И. Схоластика XIX века // Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. – М.: Наука, 2000. – Т. 2. Статьи и рецензии. 1860 – 1861 (январь – май). – С. 250 – 306. 462. Писарев Д.И. Московские мыслители (Критический отдел «Русского вестника» за 1861 год) // Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. – М.: Наука, 2001. – Т. 4. Статьи и рецензии. 1862 (январь – июнь). – С. 10 – 50. 463. Писарев Д.И. Посмотрим! // Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. – М.: Наука, 2004. – Т. 8. Статьи. 1865 (сентябрь – декабрь) – 1866 (январь – март). – С. 7 – 67. 464. Писарев Д.И. Генрих Гейне // Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. – М.: Наука, 2005. – Т. 9. Статьи. 1867. – С. 391 – 440. 247 465. Письма <А.А.Блока> к В.А.Зоргенфрею / Публ., вступ. ст. и комментарии А.В.Лаврова и С.С.Гречишкина // Лавров А.В., Гречишкин С.С. Символисты вблизи: Очерки и публикации. – СПб.: Скифия; ИД «ТАЛАС», 2004. – С. 292 – 315. 466. Письма Г.В.Степановой // П.И.Вейнберга Достоевский: к Ф.М.Достоевскому материалы и / исследования Публ. / Ред. Г.М.Фридлендер. – М.: Наука, 1980. – Т. 4. – С. 239 – 252. 467. Письма П.И.Вейнберга к Некрасову / Вступ. заметка и комментарии В.Е.Евгеньева-Максимова // Литературное наследство. – Т. 51/52. Н.А.Некрасов. II. – М.: Изд-во АН СССР, 1949. – С. 177 – 185. 468. Письма Некрасова / Общая ред. и предисловие С.А.Рейснера // Литературное наследство. – Т. 51/52. Н.А.Некрасов. II. – М.: Изд-во АН СССР, 1949. – С. 6 – 74. 469. Письма А.Н.Островского к жене М.В.Островской / Публ. Б.Н.Капелюш, М.И.Маловой и Г.Г.Поляковой // Литературное наследство. – Т. 88. А.Н.Островский: Новые материалы и исследования: В 2 кн. – М.: Наука, 1974. – Кн. 2. – С. 86 – 201. 470. Письма А.Ф.Писемского <к И.С.Тургеневу> (1855 – 1879) / Предисловие и публикация Ива Мийе, статья К.И.Тюнькина, комментарии Ива Мийе и Л.С.Журавлевой // Литературное наследство. – Т. 73. Из парижского архива И.С.Тургенева: В 2 кн. – М.: Наука, 1964. – Кн. 2. Из неизданной переписки. – С. 125 – 194. 471. Письма А.Н.Плещеева к Некрасову82 / Вступ. заметка и комментарии М.А.Панченко // Литературное наследство. – Т. 51/52. Н.А.Некрасов. II. – М.: Изд-во АН СССР, 1949. – С. 437 – 463. 472. Письмо А.Н.Плещеева к А.П.Чехову от 2 октября 1888 г. // Литературное наследство. – Т. 68. Чехов. – М.: Изд-во АН СССР, 1960. – С. 331 – 332. В качестве приложения к публикации на с. 462 – 463 помещено письмо А.Н.Плещеева к Н.Г.Чернышевскому от сентября – октября 1860 г. 248 82 473. Письмо А.А.Смирнова к Г.Г.Шпету от 19 февраля 1934 г. // Густав Шпет и шекспировский круг: Письма, документы, переводы / Отв. ред.-сост., предисловие, комментарии, археогр. работа и реконструкция Т.Г.Щедриной. – М.-СПб.: Петроглиф, 2013. – С. 106 – 107. 474. Письмо А.А.Смирнова к Г.Г.Шпету от 8 апреля 1934 г. // Густав Шпет и шекспировский круг: Письма, документы, переводы / Отв. ред.-сост., предисловие, комментарии, археогр. работа и реконструкция Т.Г.Щедриной. – М.-СПб.: Петроглиф, 2013. – С. 116 – 117. 475. Письмо А.К.Толстого к Б.М.Маркевичу от 31 декабря 1871 г. (12 января 1872 г.) // Толстой А.К. Собрание сочинений: В 4 т. – М.: Худ. лит., 1964. – Т. 4. Дневник. Письма. – С. 389 – 391. 476. Письмо А.К.Толстого к М.М.Стасюлевичу от 1 декабря 1872 г. // М.М.Стасюлевич и его современники в их переписке: В 5 т. / Под ред. [и с предисловием] М.К.Лемке. – СПб.: тип. М.Стасюлевича, 1912. – Т. 2. – С. 360. 477. Плач Анны Босвель: Шотландская народная баллада / Пер. П.И.Вейнберга // Отечественные записки. – 1875. – Т. CCXXII. – №10. – Отд. 1. – С. 423 – 424. 478. Плещеев А.Н. *** (Посв. П.И.Вейнбергу) («Так тяжело, так горько мне и больно…») // Театральная газета. – 1893. – 3 окт. (№14). – С. 5. 479. Плещеев А.Н. Письмо к А.В.Дружинину от 25 февраля 1861 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 260 – 261. 480. Плещеев А.Н. Письмо к А.В.Дружинину от 10 – 20 марта 1861 г. // Летописи Государственного литературного музея. – Кн. 9. Письма к А.В.Дружинину (1850 – 1863) / Редакция и комментарии П.С.Попова. – М.: изд. Государственного литературного музея, 1948. – С. 261 – 262. 481. Плотников М. [Рец.:] Тен-Бринк Б. Шекспир. Лекции. Перевод П.И.Вейнберга. СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. Ц. 75 коп. Тен-Бринк Б. 249 Лекции о Шекспире. Пер. с нем. И.Д.Городецкого. Изд. журнала «Детское чтение». М., 1898. Ц. 40 к. // Образование. – 1898. – №10. – Критика и библиография. – С. 53 – 54. 482. Покровский М.М. Дидона Вергилия и Дездемона Шекспира // Под знаменем науки: Юбилейный сборник в честь Николая Ильича Стороженко, изданный его учениками и почитателями. – М.: типолит. А.В.Васильева и Ко, 1902. – С. 473 – 478. 483. Покровский М.М. Очерки по сравнительной истории литературы. III. Дездемона Шекспира. IV. Калипсо и Одиссей у Овидия // Научное слово. – 1904. – №5. – С. 73 – 82. 484. Полежаев А.И. Оскар Альвский // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под редакциею Н.В.Гербеля: <В 5 т.>. – СПб.: тип. В.Головина, 1864. – Т. I. – С. 57 – 77. 485. Полонская Е.Г. Города и встречи: Книга воспоминаний / Вступ. ст., составление, подготовка текста, комментарии, послесловие и подбор иллюстраций Б.Я.Фрезинского. – М.: Новое литературное обозрение, 2008. – 656 с. 486. Полоцкая Э.А., Долотова Л.М., Паперный З.С., Мелкова А.С. I записная книжка (1891 – 1904): [Комментарий к записям А.П.Чехова] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1980. – Т. 17. Записные книжки. Записи на отдельных листах. Дневники. – С. 248 – 321. 487. Порох И.В. У Герцена и Огарева // Литературное наследство. – Т 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей: В 2 кн. – М.: Наука, 1997. – Кн. 2. –С. 752 – 758. 488. <Похороны Н.А.Некрасова> // Санкт-Петербургские ведомости. – 1877. – 31 дек. (11 янв. 1878; №360). 489. Практика сценического искусства: Хрестоматия / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. Департамента уделов, 1888. – [4], II, 863 с. 250 490. Прево М. Господин и госпожа Молох: Роман [продолжение] / Пер. с франц. С.Б. // Русское богатство. – 1907. – №3. – С. 195 – 240. 491. Предисловие. – Заметки разных писателей по поводу «Венецианского купца» // Шекспир В. Венецианский купец / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. А.С.Суворина, 1898. – С. III – XXV. 492. Прекрасная Маргарет и Вильям / Пер. Вс.А.Рождественского // Николай Гумилев. Антология английской поэзии / Сост., вступ. статья и примечания Л.И.Володарской. – М.: АРТ-ФЛЕКС, 2000. – С. 35 – 36. 493. Прекрасная Маргарет и милый Вильям / Пер. Г.Б.Плисецкого / Шотландская литература / Сост. и предисловие Л.И.Володарской. – М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2003. – С. 41 – 43. 494. Прохоров Е.И., Евдокимов А.В. <Комментарий к письму М.Горького К.П.Пятницкому от 9 декабря 1905 г., №186> // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 1999. – Т. 5. Письма. 1905 – 1906. – С. 386 – 387. 495. Прохоров Е.И., Евдокимов А.В. <Комментарий к письму М.Горького К.П.Пятницкому от 9 декабря 1905 г., №187> // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 1999. – Т. 5. Письма. 1905 – 1906. – С. 387. 496. Прохоров Е.И., Примочкина Н.Н. <Комментарий к письму М.Горького К.П.Пятницкому от 7 февраля 1904 г.> // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 1998. – Т. 4. Письма. Ноябрь 1903 – 1904. – С. 255 – 256. 497. Пруцков Н.И. Литературно-общественное движение 60 – 70-х годов // История русской литературы: В 4 т. – Л.: Наука, 1982. – Т. 3. Расцвет реализма. – С. 7 – 47. 498. Пушкин А.С. Два ворона // Северные цветы на 1829 год. – СПб.: тип. Департамента народного просвещения, 1828. – С. 31 – 32. 251 499. Пушкин А.С. «Ворон к ворону летит…» // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 19 т. (23 кн.). – М.: Воскресенье, 1995. – Т. 3. Кн. 1. Стихотворения. 1826 – 1836. Сказки. – С. 123. 500. <Пыпин А.Н.>. Сочинения Генриха Гейне в переводе русских писателей, под редакциею Петра Вейнберга. Томы второй, третий и четвертый. СПб., 1864 // Современник. – 1865. – Т. CVI. – №1. – Отд. II. – С. 81 – 82. 501. 50-летний юбилей П.И.Вейнберга // Русская мысль. – 1902. – Кн. 1. – Отд. II. – С. 193 – 194. 502. Раздутый юбилей П.И.Вейнберга и его настоящее значение в русской литературе // Наблюдатель. – 1902. – №1. – Отд. II. – С. 42 – 44. 503. [Рец. на кн.:] Тен-Бринк Б. Шекспир. Лекции. Перевод П.И.Вейнберга. СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. 151 с. // Ежемесячные литературные приложения к «Ниве». – 1898. – №5. – Библиография. – Стлб. 177. 504. [Рец. на кн.:] Тен-Бринк Б. Шекспир. Лекции. Перевод П.И.Вейнберга. СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. 151 с. // Мир божий. – 1898. – №5. – Отд. II. – С. 62 – 69. 505. [Рец. на кн.:] Тен-Бринк Б. Шекспир. Лекции. Перевод П.И.Вейнберга. СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. 151 с. // Неделя. – 1898. – 12 июля (№28). – С. 896. 506. [Рец. на кн.:] Тен-Бринк Б. Шекспир. Лекции. Перевод П.И.Вейнберга. СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. 151 с. // Русская мысль. – 1898. – №7. – Библиограф. отдел. – С. 269 – 270. 507. [Рец. на кн.:] Шекспир В. Отелло: Трагедия / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. П.А.Кулиша, 1864 // Голос. – 1864. – 3 (15) дек. (№334). – С. 1 – 4. 508. [Рец. на кн.:] Шекспир В. Отелло: Трагедия / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. П.А.Кулиша, 1864 // Книжный вестник. – 1864. – 31 авг. (№16). – С. 311. 252 509. [Рец. на кн.:] Шекспир В. Тимон Афинский / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. К.Вульфа, 1865 // Книжный вестник. – 1865. – 28 февр. (№4). – С. 76. 510. Роберт Бернс и его произведения в переводе русских писателей. Под редакцией И.А.Белоусова. С биографическим очерком. Издание А.С.Суворина («Дешевая библиотека», №361) // Русская мысль. – 1905. – №2. – Отд. II. – С. 53 – 54. 511. Ровда К.И. Под знаком реализма // Шекспир и русская культура / Под ред. М.П.Алексеева. – М.-Л.: Наука, 1965. – С. 544 – 626. 512. Рогов В.В. Заметки на полях русского Шекспира // Мастерство перевода. 1972. – М.: Сов. писатель, 1973. – Сб. 9. – С. 231 – 250. 513. Роскина Н.А. Письмо А.П.Чехова к А.С.Суворину от 4 июня 1892 г.: [Комментарий] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 5. Март 1892 – 1894. – С. 394. 514. Россетти К. «Когда умру, над прахом…» / Пер. В.Я.Брюсова // Зарубежная поэзия в переводах Валерия Брюсова / Сост. и комментарии С.И.Гиндина. – М.: Радуга, 1994. – С. 615. 515. Россетти Х. «Когда умру, над прахом…» / Пер. и вступ. заметка В.Я.Брюсова // Литературное приложение к газете «Русский листок». – 1903. – 26 янв. (№26). – С. 52. 516. Русская драма // Ежегодник императорских театров. Сезон 1903 – 1904 гг. – Вып. XIV. – СПб.: изд. Дирекции императорских театров, 1904. – С. 3 – 17. 517. Русская история в русской поэзии: Сборник стихотворений / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. В.Безобразова и Ко, 1888. - [4], 274 с. 518. Русская история в русской поэзии: Сборник стихотворений / Сост. П.И.Вейнберг. – 2-е изд. – СПб.: типолит. Б.М.Вольфа, 1899. – [2], 274 с. 519. Русская муза. Стихотворения и характеристики 132 поэтов / Сост. П.Я. <П.Ф.Якубович>. – Изд. перераб. и доп. – СПб.: изд. журнала «Русское богатство», 1907. – 479 с. 253 520. Русская периодическая печать (1702 – 1894): Справочник / Под ред. А.Г.Дементьева, А.В.Западова, М.С.Черепахова. – М.: Политиздат, 1959. – 836 с. 521. Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 года): Справочник / Сост. Г.К. Иванов; вступ. ст. Т.Н.Ливановой. – М.: Музыка, 1966. – Вып. 1. – 440 с. 522. Русские писатели в классе / Редакция П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. А.Е.Ландау, 1881 – 1886. – Вып. 1 – 10. (Вып. 1. А.Д.Кантемир. Сатиры. 1881. [4], 80 с. – Вып. 2. Д.И.Фонвизин. Письма и чистосердечное признание. 1881. [4], 78 c. – Вып. 3. Императрица Екатерина II. О, время! Были и небылицы. 1881. [4], 112 c. – Вып. 4. Н.М.Карамзин. Письма русского путешественника. 1881. [4], 106 c. – Вып. 5. Д.И.Фонвизин. Недоросль. 1881. IV, 95 с. – Вып. 6. Г.Р.Державин. Стихотворения. 1881. [4], VIII, 112 с. – Вып. 7. М.В.Ломоносов. Стихотворения и прозаические статьи. 1882. [4], VI, 78 с. – Вып. 8. В.А.Жуковский. Стихотворения. 1882. [4], VI, 102 с. – Вып. 9. А.С.Грибоедов. Горе от ума. 1883. – [4], VI, 97 с. – Вып. 10. Н.И.Новиков. Живописец. 1886. [4], II, 90 с.). 523. Русские поэты: Карманная хрестоматия / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. А.С.Суворина, 1904. – Т. 1 – 2. 524. С<анкт>-Петербург. Русский драматический театр // Ежегодник императорских театров. Сезон 1896 – 1897 гг. – СПб.: изд. Дирекции императорских театров, 1898. – С. 175 – 187. 525. Савин В.А. Песня («Когда умру, мой друг…») // http://www.stihi.ru/2012/11/17/3726 526. Салтыков-Щедрин М.Е. Стихи Вс. Крестовского. 2 тома. СПб. 1862 г. // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20 т. – М.: Худ. лит., 1966. – Т. 5. Критика и публицистика. 1856 – 1864. – С. 324 – 331. 527. Салтыков-Щедрин М.Е. Письмо к А.Л.Боровиковскому от 18 октября 1882 г. // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20 т. – М.: Худ. лит., 1977. – Т. 19. Кн. 2. Письма (1881 – 1884). – С. 136. 254 528. Салтыков-Щедрин М.Е. Письмо к П.И.Вейнбергу от 2 января 1885 г. // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20 т. – М.: Худ. лит., 1977. – Т. 20. Письма (1884 – 1889). – С. 117. 529. Салтыков-Щедрин М.Е. Письмо к П.И.Вейнбергу от 10 января 1887 г. // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20 т. – М.: Худ. лит., 1977. – Т. 20. Письма (1884 – 1889). – С. 310 – 311. 530. <Сальников А.Н.>. П.И.Вейнберг: [Вступ. заметка к подборке избранных стихотворений] // Русские поэты за сто лет (с пушкинской эпохи до наших дней): Сб. лучших лирических произведений русской поэзии / Сост. А.Н.Сальников. – СПб.: изд. В.И.Губинского, 1901. – С. 287 – 288. 531. Санд Ж. Клоди: Драма в трех действиях / [Пер. П.И.Вейнберга] // Пантеон и репертуар русской сцены. – 1851. – Кн. 11. – Отд. I. – С. 1 – 52. 532. Сборник произведений иностранных авторов для классного чтения / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. В.А.Цвылева, 1882. – [8], 332 с. 533. Семанова М.Л. Остров Сахалин (Из путевых записок): [Комментарий к книге А.П.Чехова] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1978. – Т. 14 – 15. Из Сибири. Остров Сахалин. 1890 – 1895. – С. 773 – 886. 534. Семашкина М.А. <Комментарий к письму М.Горького М.Ф.Андреевой между 10 и 15 августа 1923 г.> // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма: В 24 т. – М.: Наука, 2009. – Т. 14. Письма. 1922 – май 1924. – С. 592. 535. Сементковский Р.И. П.И.Вейнберг, И.Ф.Горбунов и Д.В.Аверкиев. (Встречи и столкновения) // Русская старина. – 1918. – №1 – 2. – С. 28 – 39. 536. Скабичевский А.М. История новейшей русской литературы. 1848 – 1906 гг. – 6-е изд., испр. и доп. – СПб.: книгопечатня Шмидт, 1906. – 501 с. 537. Скабичевский А.М. Литературные воспоминания. – М.: Аграф, 2001. – 432 с. 255 538. Скальковский К.А. В театральном мире: Наблюдения, воспоминания и рассуждения. – СПб.: тип. А.С.Суворина, 1899. – XXXVIII, 396 с. 539. Скептик [Вейнберг П.И.]. Вслух // Гражданин. – 1899. – 7 нояб. 540. Скептик <Вейнберг П.И.>. Маленький фельетон. Валерий Брюсов («Адам, Адам! – сказала Ева…») // Петербургская газета. – 1906. – 12 февр. (№42). – С. 3. 541. Смирнов А.А. Советские переводы Шекспира // Шекспир. 1564 – 1939: Сборник статей / Государственный научно-исследовательский институт театра и музыки. – Л.–М.: Искусство, 1939. – С. 144 – 183. 542. Смирнов А.А. О русских переводах Шекспира // Густав Шпет и шекспировский круг: Письма, документы, переводы / Отв. ред.-сост., предисловие, комментарии, археогр. работа и реконструкция Т.Г.Щедриной. – М.-СПб.: Петроглиф, 2013. – С. 720 – 735. 543. Смирнов А.А. Обновленный Шекспир // Густав Шпет и шекспировский круг: Письма, документы, переводы / Отв. ред.-сост., предисловие, комментарии, археогр. работа и реконструкция Т.Г.Щедриной. – М.-СПб.: Петроглиф, 2013. – С. 698 – 702. 544. Собрание сочинений Гете в переводе русских писателей / Под ред. П.И.Вейнберга. – 2-е изд. – СПб.: тип. М.Стасюлевича, 1892 – 1895. – Т. 1 – 8. 545. Собрание сочинений Гете в переводе русских писателей. Второе издание, под редакцией Петра Вейнберга. Том восьмой. СПб., 1895 // Вестник Европы. – 1895. – №7. – С. 400. 546. Соколова М.А., Видуэцкая И.П., Малахова А.М., Твердохлебов И.Ю. Письмо А.П.Чехова к О.Л.Книппер-Чеховой от 17 апреля 1903 г.: [Комментарий] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1982. – Т. 11. Июль 1902 – декабрь 1903. – С. 510 – 511. 256 547. Соловьев С.М., свящ. Гете и христианство // Богословский вестник: Журнал Московской духовной академии. – 1917. – Т. 1. – №2/3. – С. 238 – 266 (2-я паг.); №4/5. – С. 478 – 522 (2-я паг.). 548. Сочинения Вольфганга Гете в русском переводе / Под ред. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. Н.Тиблена и Ко, 1865 – 1871. – Т. 1 – 6 (не завершено). 549. Сочинения Вольфганга Гете в русском переводе / Под ред. П.И.Вейнберга. – 2-е изд. – СПб.: тип. Скарятина, 1875 – 1876. – Т. 1 – 3 (не завершено). 550. Сочинения Генриха Гейне в переводе русских писателей / Под ред. П.И.Вейнберга [т. 1 – 12] и В.В.Чуйко [т. 13 – 16]. – СПб., 1864 – 1882. – Т. 1 – 16. В выходных данных различных томов указаны разные типографии: т. 1 – 3 – тип. О.И.Бакста, т. 4 – 5 – тип. А.С.Голицына, т. 6 – 10 – тип. В.Безобразова и Ко, т. 11 – тип. Рюмина и Ко, т. 12 – тип. М.Стасюлевича, т. 13 – 16 – изд. М.О.Вольфа. 551. Сочинения Генриха Гейне в переводе русских писателей / Под ред. П.И.Вейнберга. – 2-е изд. – СПб., 1874 – 1882. – Т. 1 – 11. В выходных данных различных томов указаны разные типографии: т. 1 – 4 – склад изд. в кн. маг. А.Ф.Базунова, т. 5 – 11 – изд. М.О.Вольфа, тип. М.О.Вольфа в СПб. 552. Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов: В 4 т. / Под ред. Н.В.Гербеля. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1875. – Т. 3. – 309 с. 553. Спасович В.Д. Байрон и некоторые из его предшественников: Публичные лекции. – СПб.: тип. А.Тагова, 1885. – [4], 157 с. 554. Спасович В.Д. Байрон и некоторые его предшественники // Спасович В.Д. Сочинения: В 10 т. – СПб.: кн. маг. братьев Рымович, 1889. – Т. 2. Литературные очерки и портреты. – С. 1 – 168. 555. Список русских переводов сочинений Байрона, помещенных в первом томе «Байрон в переводе русских поэтов» / Сост. Н.В.Гербель // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под 257 редакциею Н.В.Гербеля: <В 5 т.>. – СПб.: тип. В.Головина, 1864. – Т. I. – С. 307 – 324. 556. Список русских переводов сочинений Байрона, помещенных в первом томе «Байрон в переводе русских поэтов» // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под редакциею Н.В.Гербеля: <В 4 т.>. – СПб.: тип. Ф.С.Сущинского, 1874. – Т. 1. – С. 293 – 318. 557. Список русских переводов сочинений Байрона, помещенных в четвертом томе «Байрон в переводе русских поэтов» // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под редакциею Н.В.Гербеля: <В 4 т.>. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1877. – Т. 4. – С. 333 – 334. 558. [Стипендия имени П.И.Вейнберга] // Известия книжных магазинов Т-ва М.О.Вольф по литературе, наукам и библиографии. – 1908. – №10. – Стлб. 143 – 144. 559. Стороженко Н.И. Английская драма до смерти Шекспира // Всеобщая история литературы. Составлена по источникам и новейшим исследованиям при участии русских ученых и литераторов. – СПб.: изд. К.Л.Риккера, 1888. – Т. 3. – Ч. 1. – С. 545 – 579. 560. Стороженко Н.И. Поэзия мировой скорби // Русская мысль. – 1889. – №3. – Отд. II. – C. 67 – 69. 561. Стороженко Н.И. Шекспир и литература эпохи Возрождения // Научное слово. – 1904. - №4. – С. 41 – 51. 562. Страхов Н.Н. Общий обзор и заключение: [«Эпоха», 1864, декабрь] // Страхов Н.Н. Из истории литературного нигилизма. 1861 – 1865. – СПб.: тип. братьев Пантелеевых, 1890. – С. 551 – 567. 563. Страхов Н.Н. Заметка о переводе одной из книг Тэна. 1871: [Тэн И. Развитие политической и гражданской свободы в Англии в связи с развитием литературы / Пер. под ред. А.Рябинина и М.Головина. СПб., 1871 г.] // Страхов Н.Н. Борьба с Западом в нашей литературе: Исторические и критические очерки. – СПб.: тип. братьев Пантелеевых, 1896. – С. 155 – 160. 258 564. Страхов Н.Н. Безобразный поступок «Века» // Страхов Н.Н. Критические статьи (1861 – 1894) / Изд. И.П.Матченко. – Киев: тип. И.И.Чоколова, 1902. – Т. 2. – С. 263 – 266. 565. Страхов Н.Н. Нечто о Шиллере // Страхов Н.Н. Критические статьи (1861 – 1894) / Изд. И.П.Матченко. – Киев: тип. И.И.Чоколова, 1902. – Т. 2. – С. 250 – 251. 566. Страхов Н.Н. <Отрывок из письма в редакцию «Времени»> // Страхов Н.Н. Критические статьи (1861 – 1894) / Изд. И.П.Матченко. – Киев: тип. И.И.Чоколова, 1902. – Т. 2. – С. 267 – 270. 567. Страхов Н.Н. Поступок и мнения г. Камня Виногорова в №8 газеты «Век» // Страхов Н.Н. Критические статьи (1861 – 1894) / Изд. И.П.Матченко. – Киев: тип. И.И.Чоколова, 1902. – Т. 2. – С. 252 – 263. 568. Строгонова Ю. Что подсказал… Шекспир // Литературная учеба. – 1984. – №5. – С. 203 – 205. 569. Суворов П.П. Записки о прошлом. – М.: типолит. И.Н.Кушнерев и Ко, 1898. – Ч. 1. – IV, 300 с. 570. Сухарев С.Л. Стихотворение Байрона «Darkness» в русских переводах // Великий романтик. Байрон и мировая литература / АН СССР; ИМЛИ им. А.М.Горького. – М.: Наука, 1991. – С. 221 – 236. 571. Сцены из трагедии Шекспира: Отелло / Пер. П.И.Вейнберга // Библиотека для чтения. – 1859. – №5 (май). – С. 122–132. 572. Сычевский С.И. «Василиса Мелентьева» // Критическая литература о произведениях А.Н.Островского / Сост. Н.Денисов. – Вып. 3. 1868 – 1873 гг. – М.: изд. А.С.Панафидиной, 1906. – С. 13 – 30. 573. Твердохлебов И.Ю. Свадьба: [Комментарий к сцене в одном действии А.П.Чехова] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1978. – Т. 12. Пьесы. 1889 – 1891. – С. 373 – 379. 574. Творческие рукописи романа <Ф.М.Достоевского> «Подросток» / Публикация А.С.Долинина // Литературное наследство. – Т. 77. 259 Ф.М.Достоевский в работе над романом «Подросток»: Творческие рукописи. – М.: Наука, 1965. – С. 57 – 434. 575. Тен-Бринк Б. [Бринк Б.]. Лекции о Шекспире / Пер. с нем. И.Д.Городецкого. – М.: изд. «Детского чтения», 1898. – 120, IV с. 576. Тен-Бринк Б. [Бринк Б.]. Шекспир: Лекции / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. Л.Ф.Пантелеева, 1898. – IV, 151 с. 577. Тен-Бринк Б. [Бринк Б.]. Шекспир: Публичные лекции / Пер. П.И.Вейнберга // Искусство и наука. – 1896. – №1. – С. 98 – 114. 578. Тиандер К.Ф. Петр Исаевич Вейнберг // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. – 1909. – Т. XIV. – Кн. 4. – С. 132 – 151. 579. Толстой Л.Н. <и др.>. Письмо Комитету Союза взаимопомощи русских писателей от начала апреля 1901 г. // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. – Серия 3. Письма. Т. 73. Письма. 1901 – 1902 / Подг. текста и комментарии В.А.Жданова. – М.: ГИХЛ, 1954. – С. 59 – 60. 580. Томашевский Б.В. Пушкин. [Опыт изучения творческого развития]: В 2 кн. – М.-Л.: Изд-во АН СССР. 1961. – Кн. 2. Материалы к монографии (1824 – 1937). – 575 с. 581. Туниманов В.А. Ряд статей о русской литературе. I. Введение: [Комментарий к статье Ф.М.Достоевского] // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1978. – Т. 18. Статьи и заметки. 1845 – 1861. – С. 236 – 269. 582. Туниманов В.А. Письмо Постороннего критика в редакцию нашего журнала по поводу книг г-на Панаева и «Нового поэта» (Ответ «Отечественным запискам» на статью их «Литература скандалов»): [Комментарий к статье, приписываемой Ф.М.Достоевскому] // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. – Л.: Наука, 1984. – Т. 27. Дневник писателя. 1881. Автобиографическое. Dubia. – С. 391 – 409. 260 583. Тургенев И.С. Тьма // Сочинения лорда Байрона в переводах русских поэтов, изданных под редакциею Н.В.Гербеля: <В 5 т.>. – СПб.: тип. В.Головина, 1864. – Т. II. – С. 39 – 42. 584. Тургенев И.С. Письмо к В.П.Боткину от 14 (26) марта 1862 г. // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962. – Т. 4. 1860 – 1862. – С. 354 – 357. 585. Тургенев И.С. Письмо к Ег.П.Ковалевскому от 8 (20) апреля 1860 г. // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962. – Т. 4. 1860 – 1862. – С. 62. 586. Тургенев И.С. Письмо к Эмилю Золя от 30 июля (11 августа) 1874 г. // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. – М.-Л.: Наука, 1965. – Т. 10. 1872 – 1874. – С. 271 – 272 (на фр. яз.), 447 (перевод). 587. Тургенев И.С. Письмо к П.И.Вейнбергу от 15 (27) января 1882 г. // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. – Л.: Наука, 1968. – Т. 13. Кн. 1. 1880 – 1882. – С. 187. 588. Тургенев И.С. Письмо к Д.В.Григоровичу от 1 (13) февраля 1882 г. // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. –Л.: Наука, 1968. – Т. 13. Кн. 1. 1880 – 1882. – С. 193 – 194. 589. Тургенев И.С. Письмо к П.И.Вейнбергу от 22 октября (3 ноября) 1882 г. // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. –Л.: Наука, 1968. – Т. 13. Кн. 2. 1882 – 1883. – С. 76. 590. Тэн И. Чтения об искусстве: Пять курсов лекций, читанных в Школе изящных искусств в Париже / Пер. А.Н.Чудинова. – 5-е изд., испр. – СПб.: изд. В.И.Губинского, 1904. – 416 с. 591. Тэн-Чагай Н.Ю. Творческая и издательская деятельность Н.В.Гербеля в контексте русско-английских литературных связей XIX века: Дисс. … канд. филол. наук / Саратовский гос. ун-т им. Н.Г.Чернышевского. – Саратов, 2011. – 242 с. 261 592. Уайльд О. Соловей и роза: Сказка / Пер. П.И.Вейнберга // Нива. – 1906. – №8. – С. 118 – 124. 593. Уайльд О. Соловей и роза / Пер. М.П.Благовещенской // Уайльд О. Полное собрание сочинений: В 4 т. С критико-биографическим очерком и портретом автора / Под ред. К.И.Чуковского. – СПб.: изд. Т-ва А.Ф.Маркс, 1912. – Т. 1. – С. 12 – 18. 594. Уриэль <Литовский О.С.>. Кипр – турецкий остров. По поводу «Отелло» // Московский художественный театр в русской театральной критике. 1919 – 1943: В 2 ч. / Сост. О.А.Радищева, Е.А.Шингарева. – М.: Издво «Артист. Режиссер. Театр», 2009. – Ч. 1. 1919 – 1930. – С. 316 – 318. 595. Урусов А.И. Второе представление «Чайки» // Курьер. – 1899. – №3 (3 янв.). 596. Утин Е.И. Политическая литература в Германии. Лудвиг Бёрне. Статья первая // Вестник Европы. – 1870. – №3. – С. 338 – 372. 597. Ученье – свет. Книга для чтения в классе и дома. Средний и старший возраст / Сост. П.И.Вейнберг. – СПб.: тип. и лит. Л.Бермана и Г.Рабиновича, 1883. – [2], II, 374 с. 598. Ученье – свет. Книга для чтения в классе и дома. Средний и старший возраст / Сост. П.И.Вейнберг. – 2-е изд. – СПб.: типолит. Б.М.Вольфа, 1899. – [2], II, 374 с. 599. Федоров А.В. Русский Гейне // Русская поэзия XIX века: Сб. статей / Под ред. и с предисловием Б.М.Эйхенбаума и Ю.Н.Тынянова. – Л.: Academia, 1929. – С. 253 – 302. 600. Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы). – 4-е изд., перераб. и доп. – М.: Высшая школа, 1983. – 303 с. 601. Фидлер Ф.Ф. Литературные силуэты. Из воспоминаний // Новое слово. – 1914. – Кн. 1. – С. 68 – 75. 602. Фидлер Ф.Ф. Из мира литераторов: Характеры и суждения / Вступ. статья, сост., пер. с нем., примечания, указатели и подбор иллюстраций К.М.Азадовского. – М.: Новое литературное обозрение, 2008. – 864 с. 262 603. Фотографическая карточка Л.Н.Толстого с дарственной надписью П.И.Вейнбергу от 7 декабря 1899 г. // Литературное наследство. – Т. 69. Лев Толстой: В 2 кн. – М.: Наука, 1961. – Кн. 1. – С. 449. 604. Фридлендер Г.М. Эстетика Достоевского // Достоевский – художник и мыслитель: Сб. ст. / Отв. ред. К.Н.Ломунов. – М.: Худ. лит., 1972. – С. 97 – 164. 605. Х.А. <Алчевская Х.Д.>. [Рец. на кн.:] Шекспир В. Отелло, венецианский мавр. Перевод П.Вейнберга. СПб.: тип. А.С.Суворина, 1886 // Что читать народу: Критический указатель книг для народного и детского чтения / Сост. учительницами Харьковской частной женской воскресной школы Х.Д.Алчевской, Е.А.Алчевской, А.А.Алчевской и др.: В 3 т. – СПб.: тип. В.С.Балашова, 1889. – Т. 2. – С. 258 – 259. 606. Ходасевич В.Ф. З.Н.Гиппиус. Живые лица. I и II тт. Изд. «Пламя». Прага, 1925 г. // Гиппиус З.Н. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Русская книга, 2002. – Т. 6. Живые лица: Воспоминания. Стихотворения. – С. 599 – 605. 607. Хроника: [О чтении произведений Ф.М.Достоевского в гимназии Е.М.Гедда Д.В.Григоровичем, П.П.Гнедичем и П.И.Вейнбергом] // Новое время. – 1893. – 28 февр. 608. Цертелев Д.Н. Генрих Гейне. Собрание сочинений. Редакция Петра Вейнберга. Издание Б.П.Вейнберга. – СПб.: тип. Императорской АН, 1904. – [2], 21 с. 609. Чекалов И.И. Поэтика Мандельштама и русский шекспиризм XX века: Историко-литературный аспект полемики акмеистов и символистов. – М.: Радикс, 1994. – 136 с. 610. Чернышевский Н.Г. Полемические красоты // Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. – М.: ГИХЛ, 1950. – Т. 7. Статьи и рецензии. 1860 – 1861. – С. 707 – 774. 611. Чествование П.И.Вейнберга и Н.И.Стороженко // Вестник Европы. – 1902. – Т. I – №1. – С. 431 – 433. 263 612. Чехов А.П. Календарь «Будильника» на 1882 год. Март – апрель // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1974. – Т. 1. 1880 – 1882. – С. 143 – 158. 613. Чехов А.П. Литературная табель о рангах // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1976. – Т. 5. 1886. – С. 143. 614. Чехов А.П. Письмо к Е.М.Линтваревой от 9 октября 1888 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1976. – Т. 3. Октябрь 1888 – декабрь 1889. – С. 21 – 22. 615. Чехов А.П. Огни // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 7. 1888 – 1891. – С. 105 – 140. 616. Чехов А.П. Письмо к П.И.Вейнбергу от 28 июля 1893 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 5. Март 1892 – 1894. – С. 215 – 216. 617. Чехов А.П. Письмо к И.И.Горбунову-Посадскому от 8 или 9 ноября 1893 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 5. Март 1892 – 1894. – С. 242. 618. Чехов А.П. Письмо к А.С.Суворину от 4 июня 1892 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 5. Март 1892 – 1894. – С. 72 – 73. 619. Чехов А.П. Письмо к А.С.Суворину от 17 декабря 1892 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 5. Март 1892 – 1894. – С. 143 – 144. 620. Чехов А.П. Страх (Рассказ моего приятеля) // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 8. 1892 – 1894. – С. 127 – 138. 621. Чехов А.П. Лебединая песня (Калхас) // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1978. – Т. 11. Пьесы. 1878 – 1888. – С. 205 – 215. 264 622. Чехов А.П. Лебединая песня (Калхас). Варианты // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1978. – Т. 11. Пьесы. 1878 – 1888. – С. 359 – 362. 623. Чехов А.П. Остров Сахалин (Из путевых записок) // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1978. – Т. 14 – 15. Из Сибири. Остров Сахалин. 1890 – 1895. – С. 39 – 372. 624. Чехов А.П. <Записная книжка. I> // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1980. – Т. 17. Записные книжки. Записи на отдельных листах. Дневники. – С. 7 – 105. 625. Чехов А.П. Письмо к П.Ф.Иорданову от 3 марта 1900 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1980. – Т. 9. 1900 – март 1901. – С. 65. 626. Чехов А.П. Письмо к П.И.Вейнбергу от 28 апреля 1901 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1981. – Т. 10. Апрель 1901 – июль 1902. – С. 18. 627. Чехов А.П. Письмо к Александру Н.Веселовскому от 5 декабря 1901 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1981. – Т. 10. Апрель 1901 – июль 1902. – С. 131. 628. Чехов А.П. Письмо к П.Ф.Иорданову от 10 ноября 1901 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1981. – Т. 10. Апрель 1901 – июль 1902. – С. 109 – 110. 629. Чехов А.П. Письмо к Н.Д.Телешову от 20 января 1902 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1981. – Т. 10. Апрель 1901 – июль 1902. – С. 175. 630. Чехов А.П. Письмо к И.И.Горбунову-Посадскому от 19 марта 1903 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1982. – Т. 11. Июль 1902 – декабрь 1903. – С. 180. 631. Чехов А.П. Письмо к О.Л.Книппер-Чеховой от 17 апреля 1903 г. // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. – М.: Наука, 1982. – Т. 11. Июль 1902 – декабрь 1903. – С. 195 – 196. 265 632. А.П. Чехов. Материалы Литературного музея Пушкинского Дома / Сост. И.Е. Грудинина, Р.Г. Куриленко, Н.Н. Фонякова, А.П. Холина. – Л.: Наука, 1982. – 164 с. 633. Чудаков А.П. Дуэль: [Комментарий к повести А.П.Чехова] // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. – М.: Наука, 1977. – Т. 7. 1888 – 1891. – С. 688 – 707. 634. Чуйко В.В. Современная русская поэзия в ее представителях. – СПб.: тип. А.Тагова, 1885. – [4], 210 с. 635. Чуйко В.В. Шекспир, его жизнь и произведения. – СПб.: изд. А.С.Суворина, 1889. – 662, VIII с. 636. Чуковский К.И. Высокое искусство // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2001. – Т. 3. Высокое искусство. Из англо-американских тетрадей. – С. 3 – 320. 637. Чуковский К.И. Две «Королевы» // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2001. – Т. 4. Живой как жизнь: О русском языке. О Чехове. Илья Репин. – С. 509 – 522. 638. Чуковский К.И. «Сигнал» // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2001. – Т. 4. Живой как жизнь: О русском языке. О Чехове. Илья Репин. – С. 540 – 573. 639. Чуковский К.И. О Власе Дорошевиче // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2002. – Т. 6. Литературная критика (1901 – 1907). От Чехова до наших дней. Леонид Андреев большой и маленький. Несобранные статьи (1901 – 1907). – С. 369 – 376. 640. Чуковский К.И. Русская литература <в 1908 году> // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2003. – Т. 7. Нат Пинкертон и современная литература. Из книги «О Леониде Андрееве». Из сборника «Книга о современных писателях». Из книги «Лица и маски». Несобранные статьи (1908 – 1915 гг.). – С. 382 – 393. 266 641. Чуковский К.И. «Бесплодные усилия любви» // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2005. – Т. 10. Мастерство Некрасова. Статьи (1960 – 1969). – С. 627 – 655. 642. Чуковский К.И. Письмо к В.Я.Брюсову от 21 декабря 1906 г. // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2008. – Т. 14. Письма. 1903 – 1925. – С. 113 – 114. 643. Чуковский К.И. Письмо к Ю.Г.Оксману (апрель 1952 г.) // Чуковский К.И. Собрание сочинений: В 15 т. – М.: Терра – Книжный клуб, 2009. – Т. 15. Письма. 1926 – 1969. – С. 381 – 382. 644. Шекспир В. Отелло: [Отрывок] / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1858. – Т. LXXII. – №12. – Петербургская жизнь. – С. 264 – 270. 645. Шекспир В. Король Генрих VIII: Драматическая хроника в 5-ти действиях / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1864. – №9. – Отд. I. Словесность, науки и художества. – С. 5 – 138. 646. Шекспир В. Отелло, венецианский мавр: Трагедия в 5-ти действиях / Пер. П.И.Вейнберга // Библиотека для чтения. – 1864. – Т. CLXXXII. – №4 – 5. – С. 1 – 160 (6-я паг.). 647. Шекспир В. Отелло: Трагедия / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. П.А.Кулиша, 1864. – 160 с. 648. Шекспир В. Тимон Афинский: Трагедия в 5-ти действиях / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1864. – №11 – 12. – Отд. I. Словесность, науки и художества. – С. 387 – 498. 649. Шекспир В. Веселые виндзорские барыньки. Комедия в 5-ти действиях / Пер. О.В.Мильчевского // Русская сцена. – 1865. – №4–5. – С. 1 – 119. 650. Шекспир В. Отелло, венецианский мавр / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. Полное собрание драматических произведений в переводах русских писателей: В 4 т. / Изд. Н.В.Гербеля. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1865. – Т. 1. – С. 76 – 140. 267 651. Шекспир В. Тимон Афинский: Трагедия в 5-ти действиях / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. К.Вульфа, 1865. – 114 с. 652. Шекспир В. Венецианский купец: Трагедия в 5-ти действиях / Пер. П.И.Вейнберга // Современник. – 1866. – №5. – Отд. I. Словесность, науки и художества. – С. 5 – 116. 653. Шекспир В. Как вам будет угодно / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. Полное собрание драматических произведений в переводах русских писателей: В 4 т. / Изд. Н.А.Некрасова и Н.В.Гербеля. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1867. – Т. 3. – С. 349 – 389. 654. Шекспир В. Бесплодные усилия любви / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. Полное собрание драматических произведений в переводах русских писателей: В 4 т. / Изд. Н.А.Некрасова и Н.В.Гербеля. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1868. – Т. 4. – С. 441 – 495. 655. Шекспир В. Виндзорские проказницы / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. Полное собрание драматических произведений в переводах русских писателей: В 4 т. / Изд. Н.А.Некрасова и Н.В.Гербеля. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1868. – Т. 4. – С. 255 – 304. 656. Шекспир В. Комедия ошибок / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. Полное собрание драматических произведений в переводах русских писателей: В 4 т. / Изд. Н.А.Некрасова и Н.В.Гербеля. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1868. – Т. 4. – С. 353 – 394. 657. Шекспир В. Конец всему делу венец / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. Полное собрание драматических произведений в переводах русских писателей: В 4 т. / Изд. Н.А.Некрасова и Н.В.Гербеля. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1868. – Т. 4. – С. 59 – 112. 658. Шекспир В. Веселые виндзорские кумушки: Комедия / Прозаич. перевод Н.И.Шульгина, стихи П.И.Вейнберга; вступ. статья В.В.Чуйко. – СПб.: тип. Императорской Академии наук, 1879. – 39 с. 659. Шекспир В. Как вам будет угодно. Комедия в пяти действиях / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. Полное собрание сочинений в переводах 268 русских писателей: В 3 т. / Под ред. Н.В.Гербеля. – 3-е изд., испр. и доп. – СПб.: тип. В.Безобразова и Ко, 1880. – Т. 1. – С. 403 – 441. 660. Шекспир В. Венецианский купец / Пер. П.И.Вейнберга // Полное собрание сочинений Виллиама Шекспира в переводе русских писателей / Изд. Н.В.Гербеля; под ред. Д.Л.Михаловского. – 5-е изд. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1899. – Т. 1. – С. 384 – 424. 661. Шекспир В. Как вам это понравится / Пер. П.И.Вейнберга // Полное собрание сочинений Виллиама Шекспира в переводе русских писателей / Изд. Н.В.Гербеля; под ред. Д.Л.Михаловского. – 5-е изд. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1899. – Т. 1. – С. 427 – 466. 662. Шекспир В. Отелло, венецианский мавр / Пер. П.И.Вейнберга // Полное собрание сочинений Виллиама Шекспира в переводе русских писателей / Изд. Н.В.Гербеля; под ред. Д.Л.Михаловского. – 5-е изд. – СПб.: тип. М.М.Стасюлевича, 1899. – Т 3. – С. 261 – 319. 663. Шекспир В. Венецианский купец / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. [Полное собрание сочинений: В 5 т.] / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: Ф.А.Брокгауз – И.А.Ефрон, 1902. – Т. I. – С. 432 – 486. 664. Шекспир В. Виндзорские проказницы / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. [Полное собрание сочинений: В 5 т.] / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: Ф.А.Брокгауз – И.А.Ефрон, 1902. – Т. II. – С. 446 – 496. 665. Шекспир В. Как вам это понравится / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. [Полное собрание сочинений: В 5 т.] / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: Ф.А.Брокгауз – И.А.Ефрон, 1902. – Т. III. – С. 7 – 58. 666. Шекспир В. Отелло / Пер. П.И.Вейнберга // Шекспир В. [Полное собрание сочинений: В 5 т.] / Под ред. С.А.Венгерова. – СПб.: Ф.А.Брокгауз – И.А.Ефрон, 1902. – Т. III. – С. 288 – 362. 667. Шекспир В. Отелло (Венецианский мавр). Трагедия в 5-ти действиях. Рассказ содержания с сохранением главных монологов [в пер. П.И.Вейнберга]. – Киев: Прогресс, 1904. – 30 с. 269 668. Шекспир В. Король Лир: Трагедия в 5-ти действиях / Пер. прозой П.А.Каншина, примечания П.И.Вейнберга. – Киев – СПб. – Одесса: Южнорусское книгоизд-во Ф.А.Иогансона, [1914]. – 186 c. 669. Шекспир В. Отелло: Драма в 5-ти актах / Пер. А.Д.Радловой. – М.: Цедрам, 1935. – 102 с. 670. Шекспир В. Трагедия об Отелло, венецианском мавре / Пер. А.Д.Радловой // Шекспир В. Полное собрание сочинений: В 8 т. / Под общ. редакцией С.С.Динамова и А.А.Смирнова. – М.: Academia, 1936. – Т. 5. – С. 177 – 340. 671. Шекспир В. Отелло – венецианский мавр / Дословный перевод и комментарий М.М.Морозова. – М.: ВУОАП, [1944]. – 114 с. 672. Шекспир: Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке (1748 – 1962) / Сост. И.М.Левидова. – М.: Книга, 1964. – 712 с. 673. <Шелгунов Н.В.>. Сочинения Людвига Бёрне в переводе Петра Вейнберга. В 2 томах. Со статьею о жизни и литературной деятельности автора и его портретом. СПб., 1869 года // Дело. – 1869. – №10. – Современное обозрение. Новые книги. – С. 66 – 73. 674. Шелгунов Н.В. Гений молодой Германии (Сочинения Генриха Гейне в переводе русских писателей под редакцией Петра Вейнберга) // Шелгунов Н.В. Сочинения: В 3 т. – 3-е изд. – СПб.: изд-во О.Н.Поповой, 1895. – Т. 2. Статьи социально-экономические. Статьи критические. Воспоминания. – Стлб. 489 – 516. 675. Шелгунов Н.В. Из прошлого и настоящего // Шелгунов Н.В. Сочинения: В 3 т. – 3-е изд. – СПб.: изд-во О.Н.Поповой, 1895. – Т. 2. Статьи социально-экономические. Статьи критические. Воспоминания. – Стлб. 611 – 716. 676. Шелгунов Н.В. Первый немецкий публицист (Сочинения Людвига Берне, в переводе П.Вейнберга. В 2-х т. С.-Петербург, 1869 г.) // Шелгунов Н.В. Сочинения: В 3 т. – 3-е изд. – СПб.: изд-во О.Н.Поповой, 1895. – Т. 2. 270 Статьи социально-экономические. Статьи критические. Воспоминания. – Стлб. 465 – 490. 677. Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания: В 2 т. – М.: Худ. лит., 1967. – Т. 1. Воспоминания Н.В.Шелгунова. – 511 с. 678. Шелли П.Б. Ченчи: Трагедия в пяти действиях / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: тип. Е.Евдокимова, 1895. – 151 с. 679. Шелли П.Б. Ченчи: Трагедия / Пер. К.Д.Бальмонта // Шелли П.Б. Полное собрание сочинений в переводе К.Д.Бальмонта. Новое трехтомное переработанное издание. – СПб.: изд. Т-ва «Знание», 1904. – Т. 2. – С. 449 – 576. 680. Шепелевич Л.Ю. [Рец.:] Библиотека великих писателей. Под ред. С.А.Венгерова. Т. II. Изд. Брокгауза – Ефрона. СПб., 1905 // Образование. – 1905. – №9. – Отд. II. – С. 119 – 122. 681. Шеридан Р.Б. Школа злословия: Комедия в 5-ти действиях / [Пер. с англ. И.М.Муравьева-Апостола]. – Спб.: тип. Академии наук, 1794. – [4], 165 с. 682. Шеридан Р.Б. Школа злословия: Комедия / Пер. П.И.Вейнберга. – СПб.: типолит. А.Е.Ландау, 1875. – [4], 171 с. 683. Шеридан Р.Б. Школа злословия (The School for Scandal): Комедия в 5-ти действиях / Пер. Ч.Ветринского с биографией автора. – Спб: изд. журнала «Пантеон литературы», 1892. – 114 с. 684. Шеридан Р.Б. Наследство золотопромышленника: Комедия в 5-ти действиях и 6-ти картинах, переделанная для русской сцены А.А.Соколовым. – М.: литограф. Московской театр. б-ки им. С.Ф.Россохина, [1894]. – 94 с. 685. Шеридан Р.Б. Школа злословия: [Комедия в 5-ти действиях] / Пер. с англ. А.В.Погожевой. – М.: типолит. Т-ва И.Н.Кушнерев и Ко, 1898. – 253 с. 686. Шеридан Р.Б. Школа злословия: Комедия в 5-ти действиях / Пер. Ч.Ветринского; предисловие П.С.Когана; вступ. ст. Е.И.Замятина. – М.-Л.: Academia, 1931. – 176 с. 271 687. Шеридан Р.Б. Школа злословия: Комедия в 5-ти действиях / Пер. М.Л.Лозинского. – М.-Л.: Искусство, 1941. – 160 с. 688. Шеридан Р.Б. Школа злословия / Перевод М.Л.Лозинского // Шеридан Р.Б. Драматические произведения / Вступ. ст. и комментарии Ю.И.Кагарлицкого. – М.: Искусство, 1956. – С. 259 – 352. 689. Шерр. Всеобщая история литературы. Перев. под редакцией П.И.Вейнберга. Вып. 1 – 3 // Новое слово. – 1895. – №3 (дек.). – Отд. II. – С. 73 – 75. 690. И.Шерр. Всеобщая история литературы под ред. П.И.Вейнберга. Второе дополн. издание. Вып. I, II, III и IV. М., 1903 г. Подп. цена за оба тома 5 руб. // Русская мысль. – 1903. – №8. – Отд. II. – С. 279 – 280. 691. Школа клеветы, или Вкус пересуждать других. Комедия в пяти действиях. Из сочинений младшего Шеридана, подражание с аглинского на немецкий, а с немецкого переведено на российский язык. – М.: тип. Типографической компании, 1791. – 182 с. 692. Школа злословия. Комедия <Р.Б.Шеридана> в 3 д. (14 карт.): Сборник материалов к спектаклю «Школа злословия» в Государственном театре комедии, поставленному 25 апреля 1937 г. в переводе М.Л.Лозинского. – Л.: 1-я тип. Изд-ва Леноблисполкома и Совета, 1937. – 27 с. 693. Шотландии кровавая луна: Антология шотландской поэзии (с XIIIго века до века XX-го) / Сост., перевод и комментарии М.А.Новиковой. – Симферополь: СОНАТ; Крымский архив, 2007. 694. Шумихин А. Отелло драматических курсов: Шутка в одном действии. – М.: [б. и.], 1912. – 36 с. 695. Щедрина Т.Г. Комментарии // Густав Шпет и шекспировский круг: Письма, документы, переводы / Отв. ред.-сост., предисловие, комментарии, археогр. работа и реконструкция Т.Г.Щедриной. – М.-СПб.: Петроглиф, 2013. – С. 559 – 608. 272 696. Эдвард / Пер. А.К.Толстого // Толстой А.К. Полное собрание стихотворений: В 2 т. – Л.: Сов. писатель, 1984. – Т. 1. Стихотворения и поэмы. – С. 428 – 430. 697. Эдвард (Старинная шотландская баллада) / Пер. К.К.Павловой // Павлова К.К. Полное собрание стихотворений. – М.-Л.: Сов. писатель, 1964. – С. 437 – 438. 698. Эдвард: Шотландская народная баллада / Пер. П.И.Вейнберга // Английские поэты в биографиях и образцах / Сост. Н.В.Гербель. – СПб.: тип. А.М.Котомина, 1875. – С. 6 – 7. 699. Эткинд Е.Г. Примечания // Мастера русского стихотворного перевода: В 2 кн. / Вступ. ст., подг. текста и примечания Е.Г.Эткинда. – Л.: Сов. писатель, 1968. – Кн. 2. – С. 341 – 441. 700. Юбилей П.И.Вейнберга // Русская мысль. – 1893. – №5. – Отд. II. – С. 210. 701. <Юбилей П.И.Вейнберга> // Нижегородские губернские ведомости. – 1901. – 23 дек. (№52). – С. 3. 702. Юдина И.М. Рукописи и переписка В.Г.Короленко. Научное описание // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1970 год. – Л.: Наука, 1971. – С. 3 – 107. 703. Я.П. <Якубович П.Ф.>. П.Вейнберг // Русское богатство. – 1901. – №12. – Отд. II. – С. 241 – 245. 704. Якубович П.Ф. Петр Исаевич Вейнберг (1830 – 1908) // Русское богатство. – 1908. – №7. – Отд. II. – С. 204 – 207. 705. Ямпольский И.Г. Петр Вейнберг // Поэты «Искры» / Ред. и примечания И.Г.Ямпольского; вступ. ст. А.П.Селивановского. – Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1933. – С. 365 – 368. 706. Ямпольский И.Г. Поэзия шестидесятых годов (Общий обзор) // История русской литературы. – Т. VIII. Ч. 2. Литература шестидесятых годов. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1956. – С. 7 – 55. 273 707. Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний: В 2 т. / Сост. Т.В.Мисникевич и Л.Л.Пильд. – М.: Новое литературное обозрение, 2010. – Т. 1 – 2. 708. Byron G.G. Darkness // http://www.mykeep.com/ and Scotch lordbyron/darkness.html 709. Byron G.G. English Bards Reviewers // http://readytogoebooks.com/LB-English.htm 710. Byron G.G. Oscar of Alva. A Tale // http://www.mykeep.com/lordbyron/oscarofalva.html 711. Byron G.G. The Dream // http://www.mykeep.com/ lordbyron/dream.html 712. Byron G.G. The Prophesy of Dante // http://www.gutenberg.org/ files/20158/20158-h/20158-h.htm#THE_PROPHECY_OF_DANTE 713. Byron G.G. The Works of Lord Byron. – London: John Murray, Albemarle Street; New York: Charles Scribner’s Sons, 1901. – Vol. V. Режим доступа: http://www.gutenberg.org/files/23475/23475-h/23475-h.htm 714. «Connais-tu le pays oú fleurit l’oranger». Воспоминания юной барышни, путешествовавшей по Италии / Публ. И.Л. Решетниковой // Встречи с прошлым: Сб. архивных материалов РГАЛИ. – М.: РОССПЭН, 2011. – С. 17 – 116. 715. Edward // Английская и шотландская народная баллада / Сост., предисловие и комментарии Л.М.Аринштейна. – М.: Радуга, 1988. – С. 32 – 34. 716. Fair Margaret and Sweet William // http://www.sacred- texts.com/neu/eng/child/ch074.htm 717. Fair Margaret and Sweet William // http://www.exclassics.com/percy/perc148.htm 718. Incognito <Зарин Е.Ф.>. Шекспир в переводе русских писателей. (Изд. Н.В.Гербеля. Т. I. СПб., 1865) // Отечественные записки. – 1865. – №8. – С. 500 – 512. 274 719. Lady Anne Bothwell’s Lament // http://www.glasgowguide.co.uk/ wjmc/balowmyb.shtml 720. Lady Anne Bothwell’s Lament // http://www.gutenberg.org/ files/2620/2620-h/2620-h.htm#link2H_4_0699 721. Marlowe Ch. The Passionate Shepherd to His Love // http://internal.org/Christopher_Marlowe/The_Passionate_Shepherd_to_His_Love 722. Rossetti Ch. Song («When I am dead, my dearest…») // Зарубежная поэзия в переводах Валерия Брюсова / Сост. и комментарии С.И.Гиндина. – М.: Радуга, 1994. – С. 614. 723. Shakespeare W. As You Like It // http://shakespeare.mit.edu/ asyoulikeit/full.html 724. Shakespeare W. The Merchant of Venice // http://shakespeare.mit.edu/merchant/full.html 725. Shakespeare W. The Tragedie of Othello, the Moore of Venice // https://archive.org/stream/othello01127gut/1ws3210.txt 726. Shelley P.B. The Cenci: A Tragedy in Five Acts. – London: Shelley Society, Режим 1886. доступа: https://archive.org/details/ cencitragedyinfi00shelrich 727. Sheridan R.B. The School for Scandal. – L.: Paul Kegan, 1905. – 152 p. 728. Skinner J. John o’ Badenyon // http://www.gutenberg.org/ files/22515/22515-h/vol_i.html#JOHN_O_BADENYON 729. The Twa Corbies // Английская и шотландская народная баллада / Сост., предисловие и комментарии Л.М.Аринштейна. – М.: Радуга, 1988. – С. 30. 730. Wilde O. The Nightingale and the Rose // http://classiclit.about.com/library/bl-etexts/owilde/bl-owilde-nigh.ht 731. Х.У.Z. Очерки литературы // Голос. – 1875. – 4 сент. (№244). – С. 2. 732. Z <Холодная>. Студентки. I. Весна пришла. II. В июне. III. Поздней осенью. IV. Зима: Очерки // Русское богатство. – 1900. – №10. – С. 75 – 98. 275 ПРИЛОЖЕНИЯ Приложение 1 Репутация П.И.Вейнберга как поэта, переводчика и литературного критика: взлеты и падения Объективное осмысление вклада П.И.Вейнберга в популяризацию английской литературы в России невозможно без учета специфики его литературной репутации, испытавшей на протяжении более полувека взлеты и падения. П.И.Вейнбергу было суждено пережить почти всех своих сверстников, старших и младших современников, среди которых были Ф.М.Достоевский, Н.А.Некрасов, А.Н.Островский, А.Ф.Писемский, А.В.Дружинин, Н.Г.Чернышевский, Н.С.Лесков, Н.А.Добролюбов и др., стать свидетелем зарождения модернистских течений в русской литературе. На страницах дневников, писем, мемуаров современников сохранилось множество материалов о жизни и творчестве П.И.Вейнберга, нередко избыточно негативных, нередко чрезмерно восторженных, но вместе с тем свидетельствующих о том, что поэт-переводчик не вызывал равнодушия окружающих; сведенные воедино и дополненные публикациями прижизненной литературной критики, эти материалы позволяют достаточно объективно судить о репутации П.И.Вейнберга83. Оценки творчества раннего Вейнберга. Переехав в Петербург в 1858 г., П.И.Вейнберг быстро вошел в столичные литературные круги, стал вести раздел «Литературная летопись» в редактировавшемся А.В.Дружининым и А.Ф.Писемским84 журнале «Библиотека для чтения», издатель которого Отметим, что в отдельных исследованиях не разграничены Петр Исаевич Вейнберг и его брат Павел Исаевич Вейнберг, также занимавшийся литературной деятельностью, писавший рассказы, сценки из еврейского быта. Материалы, содержащие осмысление произведений Павла Исаевича Вейнберга, ошибочно атрибутированных Петру Исаевичу Вейнбергу, в нашей работе не рассматриваются. 84 А.В.Дружинин был редактором «Библиотеки для чтения» с осени 1856 г. по ноябрь 1860 г. В октябре 1857 г. соредактором журнала стал А.Ф.Писемский, который продолжал работать в нем уже в качестве единоличного редактора и после ухода А.В.Дружинина – по январь 1863 г. 276 83 В.П.Печаткин так характеризовал нового работника редакции: «…г. Вейнберг отличный у нас сотрудник, аккуратен и усерден, как нельзя лучше желать, и жаждет работы» (из письма А.В.Дружинину от 19 июля 1858 г.) [458, с. 250]. Найти точки соприкосновения с А.Ф.Писемским Вейнбергу помогло хорошее знание французского языка, на который он собирался перевести самый известный из романов писателя – «Тысяча душ». Сам А.Ф.Писемский активно подключился к реализации вейнберговского замысла, изложил его 8 (20) июля 1858 г. в письме к И.С.Тургеневу, на содействие которого очень рассчитывал: «…некто Вейнберг желает перевести на французский язык мою “Тысячу душ” и напечатать это в какомнибудь французском издании с платою, конечно; не можете ли вы научить и наставить, к кому в этом случае обратиться или не напишете ли сами к комунибудь в Париж от себя» [470, с. 154]. Из следующего письма А.Ф.Писемского И.С.Тургеневу, датированного 22 августа (3 сентября) 1858 г., видно, что И.С.Тургенев достиг определенных договоренностей, однако А.Ф.Писемский (очевидно, с подачи Вейнберга) настаивал на выплате переводчику авансового платежа за будущую работу: «Благодарю за ваши хлопоты насчет перевода моей “Тысячи душ”. Вейнберг примется за это дело тотчас же, но только я буду просить о том, чтобы ему дали за это плату, хоть и небольшую, как и в наших за переводы журналах, ибо он человек небогатый!» [470, с. 156]. В итоге замысел остался неосуществленным. По прошествии лет Вейнберг признавался П.В.Быкову, что, очутившись «в чужом городе без друзей, без знакомых», он услышал первое «теплое, бодрящее слово» от А.В.Дружинина как редактора «Библиотеки для чтения»: «<он> приютил меня в ней <редакции «Библиотеки для чтения»>, дал мне работу» [94, c. 115]85. Воссоздавая облик Вейнберга первых лет его петербургской жизни, связанных с написанием лучших сатирических и Несмотря на то, что Вейнберг появился в «Библиотеке для чтения» значительно позже А.В.Дружинина, эти имена прочно соотносились друг с другом, о чем свидетельствуют записи Д.В.Григоровича: «Дружинин сделался редактором “Библиотеки для чтения”, взяв себе в помощники молодого литератора-поэта, П. И. Вейнберга» [245, c. 110]. 277 85 юмористических произведений, печатавшихся в «Весельчаке», «Искре» и др. изданиях, П.В.Быков представлял «собеседника с черными пламенными очами, с характерным носом восточного типа», отмечал его «прямой, стройный стан, <…> выхоленные руки с их нервными движениями, <…> мягкий баритон, <…> изящные манеры светского человека, в лучшем значении этого понятия, <…> веселую, образную речь, <…> безукоризненный, щегольской костюм» [94, c. 114]. Несмотря на то, что Вейнберг был «подчас очень нервен, вспыльчив и строптив при защите своих законных прав», он оказался «своим» человеком во многих редакциях, ибо умел и любил работать: «Редакторы его ценили, помимо всего, за удивительную быстроту работы. Смеялись, что он писал на ходу, завтракая или обедая. Кроме быстроты техники, он писал с огоньком, бойко, остроумно, умел схватить известное настроение, знал вкусы публики» [94, c. 114]. Вскоре он мог уже оказывать протекцию П.В.Быкову, ограждая его «от приставания вечно хмельного Минаева, досаждавшего <…> своими скабрезными стишками, заковыристыми рифмами, подчас мнимыми экспромтами, которые он преспокойно заготовлял дома»: «Вейнберг умел безбоязненно осаживать нахала, и Минаев никогда не решался наброситься на него, хорошо зная, что Курочкин никогда не будет на его стороне, дорожа работой и приязнью Петра Исаевича» [94, c. 117]. Испытывая симпатию к П.В.Быкову, Вейнберг нередко рассказывал ему о своих злоключениях в литературном мире, «делал очень удачные характеристики своих соратников» [94, c. 116]86. В те же годы Вейнберг стал автором герценовского «Колокола». Долгое время считалось, что в номере «Колокола» от 15 октября 1858 г. опубликовано стихотворение П.И.Вейнберга «Иакову Ростовцову в день его юбилея, 23 декабря 1856 года» [см.: 337, с. 76], разоблачавшее 86 Впоследствии, в 1890-е гг., П.И.Вейнберг и П.В.Быков совместно редактировали журнал «Иллюстрация», о чем так писал А.А.Коринфский И.А.Бунину 15 февраля 1896 г.: «Теперь там два редактора: милейший П.В.Быков и не особенно в некоторых отношениях милый П.И.Вейнберг. Последний решает судьбу стихов и беллетристики, но почему-то с его появлением со страниц журнала – за маленькими исключениями – исчезли почти совсем и беллетристика и стихи» [370, с. 216]. 278 Я.И.Ростовцева как предателя декабристов. Однако в 1959 г. Е.Г.Бушканец установил, что Вейнбергу принадлежит не стихотворение «Иакову Ростовцову…», а напечатанная в «Колоколе» 1 августа 1860 г. стихотворная сатира на прославлявшего подобострастие чиновника «Гибкий человек (Посв. Михайле Ивановичу)» [337, с. 94], направленная против директора департамента Министерства юстиции М.И.Топильского [см.: 93, с. 61 – 64]. На сатирические сочинения Вейнберга, многие из которых печатались под псевдонимом Гейне из Тамбова (в 1854 – 1858 гг. Вейнберг жил в Тамбове, где редактировал неофициальную часть «Тамбовских губернских ведомостей» и служил чиновником по особым поручениям при губернаторе), вероятно, обратил внимание Ф.М.Достоевский. В приписываемом Ф.М.Достоевскому «Письме Постороннего критика в редакцию нашего журнала по поводу книг г-на Панаева и «Нового поэта» (Ответ «Отечественным запискам» на статью их «Литература скандалов»)» (1860) цитировался фрагмент из пародии Н.С.Курочкина (опубл. под псевдонимом Пр. Преображенский) «Не-Парус» (1860): Блуждает старец среброкудрый Между тиролек и цыган; Что ищет он, редактор мудрый, Что потерял в кафе-шантан [278, с. 137], к которому комментатором этой статьи в «Полном собрании сочинений» писателя В.А.Тунимановым было дано пояснение: «Кафешантан – увеселительное заведение И.Излера Monde brilliant (см.: П.И.Вейнберг <Гейне из Тамбова>. Элегия в <вилле> Monde brilliant. – Искра, 1860, 8 февраля, №26 <…>)» [582, с. 406]. В относящемся к концу 1860 г. полемическом материале «Ряд статей о русской литературе. I. Введение» Ф.М.Достоевский призывал не верить «Отечественным запискам», которые «смешивают гласность с литературой скандалов»: «…мы не боимся гласности, не смущаемся ею. Это всё от здоровья, это всё молодые соки, молодая неопытная сила, которая бьет здоровым ключом и рвется наружу!.. всё хорошие, хорошие признаки!..» 279 [274, с. 61]. В этих рассуждениях В.А.Туниманов [см.: 581, с. 267] справедливо усматривал полемику со статьей П.И.Вейнберга «Литература скандалов», напечатанной под псевдонимом Непризнанный поэт в №10 «Отечественных записок» за 1860 г. и содержавшей осуждение людей «более молодых, нежели талантливых», позволявших себе насмешки над наукой и литературой, закончившиеся, в конечном итоге, «свистом, без всяких рассуждений, над лицами, трудившимися над историей, литературой и политическими науками» [430, с. 38]. По мнению исследователя, в «молодости» общества Ф.М.Достоевский «как раз и видит одно из главных его преимуществ и к тому же весьма сочувствует литературному “свисту”, особенно когда он задевает руководителей “Отечественных записок” и “Русского вестника”» [581, с. 267]. В сознании многих современников Гейне из Тамбова, сатирически настроенный к окружающей действительности, и П.И.Вейнберг, осуждавший «свист» молодого поколения в литературе, никак не могли сойтись в одно лицо. Так, иронически соотнося поверхностно-обличительные пародии и произведения, представлявшие собой перепевы традиционных мотивов «чистого искусства», Н.А.Добролюбов в рецензии на первый сборник Обличительного поэта <Д.Д.Минаева> «Перепевы», впервые напечатанной в №8 «Современника» за 1860 г., дважды упоминал о Вейнберге, который оказался автором произведений обеих названных групп (в первом случае – под псевдонимом Гейне из Тамбова): «Пр. Вознесенский, Знаменский, Гейне из Тамбова, Амос Шишкин, Обличительный поэт и пр. и пр. не имеют претензий на поэтическое творчество: их дело – перефразировка и пересмеиванье общих мест и всяких нелепостей, забравшихся в поэзию; а гг. Аполлон Капелькин, Апухтин, Крестовский, Лилиеншвагер, Розенгейм, Зорин, З.Тур, Случевский, Кусков, Пилянкевич, Вейнберг, Кроль, Попов и пр. и пр. полагают, наверное, что они, между прочим, горят небесным огнем и призваны поведать миру нечто художественное» [264, с. 211]. Отметим, что к этому времени уже состоялось личное знакомство П.И.Вейнберга и 280 Н.А.Добролюбова, – их представил друг другу Н.А.Некрасов 10 марта 1859 г. на прощальном обеде в честь артиста А.Е.Мартынова перед его отъездом на юг для лечения [см.: 371, т. 2, с. 164]. Переводы П.И.Вейнберга, появлявшиеся в печати с 1851 г., когда в журнале «Пантеон и репертуар русской сцены» увидел свет перевод драмы Жорж Санд «Клоди» [531, c. 1 – 52; о принадлежности перевода П.И.Вейнбергу см.: 414, с. 4], уже к концу 1850-х гг. стали весьма значительным явлением. Так, в некрасовском «Современнике», одном из наиболее авторитетных и влиятельных изданий своего времени, в 1858 – 1860 гг. были напечатаны вейнберговские переводы из Г.Гейне «Ратклиф» («Бог сна меня в далекий край принес…») [186, c. 201 – 204], «Чуть только я песню услышу…», «Мне снилось царское дитя…», «Когда разлучаются двое…», «Ветви гнет осенний ветер…», «Во сне я ночь каждую вижу» [187, c. 252 – 254]87. Сохранилась и в 1949 г. впервые увидела свет датированная 23 сентября 1858 г. «<Записка с денежными расчетами для И.А.Панаева>» Н.А.Некрасова, свидетельствовавшая о выплате П.И.Вейнбергу 40 рублей за перевод «Ратклифа» [468, с. 64; см. также: 425, с. 197]. Само знакомство Вейнберга с Н.А.Некрасовым произошло в 1858 г. благодаря протекции А.В.Дружинина, составившего рекомендательное письмо. С этим письмом, согласно воспоминаниям Вейнберга, зафиксированным в 1902 г. М.Б.Городецким, он отправился к Н.А.Некрасову, который принял посетителя «крайне сердечно и дружелюбно», поскольку был человеком «в высшей степени приветливым, прямо-таки обаятельным», умевшим «обласкать и пригреть» [256]. Однако дальнейшее сообщение, со ссылкой на Вейнберга, о том, что первым переводом, принесенным Н.А.Некрасову, был перевод «Генриха VIII» для предпринятого Публикации переводов П.И.Вейнберга из Г.Гейне «Современник» Н.А.Некрасова продолжал и в дальнейшем: в 1862 г. – «Май наступил с своим блестящим солнцем…» [188, c. 204 – 206], в 1863 г. – «К немецкой свободе» («О, свобода! Ты больше не будешь…») [189, c. 178], «Ты мне долго верной оставалась…» [190, c. 400], в 1864 г. – перевод публицистической книги Г.Гейне «Людвиг Берне» (кн. I – IV) [191, c. 65 – 110, 513 – 552], в 1865 г. – «Филантроп» («На свете брат с сестрою жили…» [193, c. 315 – 318], «Лошадь и осел» («По рельсам железным как молньи полет…») [192, c. 158 – 160]. 281 87 Н.А.Некрасовым и Н.В.Гербелем шекспировского собрания [см.: 256], нельзя воспринимать иначе, как аберрацию памяти переводчика в конце его жизни. «Безобразный поступок» «Века» как самодискредитация П.И.Вейнберга. Отмечая большой жизненный опыт Вейнберга, Б.Б.Глинский признавал, что в своих издательских начинаниях писатель был «очень неумелым и неудачливым» [22, с. 573], к чему сам на склоне лет относился с неизменным юмором, утверждая, что «молодые писатели делают постоянно в жизни две ошибки: издают журналы и женятся и в каждом случае неудачно» [22, с. 574]. Вейнберг так вспоминал о причинах собственных издательских неудач, в особенности очевидных при подготовке и выпуске периодики: «Я пускался, не обладая ни малейшей деловой практичностью, в литературные предприятия, в издательство журналов. Предприятия кончались плачевно. Я долгие годы потом должен был работать, чтобы погасить долги» [цит. по: 502, с. 43]. Первое периодическое издание Вейнберга – журнал «Век» (1861 – 1862) – не только потерпело полный провал в силу целого ряда обстоятельств, но и серьезно подорвало литературную репутацию его издателя. Память о «безобразном поступке» «Века» сохранилась на страницах многих произведений, в том числе и тех, что составили славу русской литературы. Так, в начале четвертой части романа Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание» (1866) Свидригайлов говорил Родиону Раскольникову: «…в тот же самый год, кажется, и “Безобразный поступок Века” случился (ну, «Египетские-то ночи», чтение-то публичное, помните? Черные-то глаза! О, где ты золотое время нашей юности!)» [270, с. 216]. В первой главе первой части другого знаменитого романа писателя «Бесы» (1870 – 1871) вспоминался сбор подписей против «безобразного поступка» «Века»: «Его <Степана Трофимовича> заставили подписаться под двумя или тремя коллективными протестами (против чего – он и сам не знал); он подписался. Варвару Петровну тоже заставили подписаться под каким-то “безобразным поступком”, и та подписалась» [272, с. 22]. 282 По прошествии полутора веков эти эпизоды нуждаются в определенных комментариях. В анонимной статье «Из путевых заметок от СанктПетербурга до Иркутска», опубликованной в №36 «Санкт-Петербургских ведомостей» за 1861 г., было сообщено о публичном чтении на литературном вечере в Перми женой провинциального чиновника Е.Э.Толмачевой фрагмента из «Египетских ночей» А.С.Пушкина, передававшего любовный вызов Клеопатры. Если автор «Санкт-Петербургских ведомостей» не усматривал в этом ничего непристойного, в отличие, например, от «сальных и пошлых» французских водевилей, рассчитанных на малокультурную публику, то П.И.Вейнберг увидел в эпатировавшем публику поступке женщины проявление ее безнравственности, о чем написал под прозрачным псевдонимом Камень Виногоров (Петр – с греч. «камень», Вейнберг – с нем. «виноградная гора») на страницах №8 газеты «Век» от 22 февраля 1861 г. в полемической статье «Русские диковинки». Представление о Е.Э.Толмачевой как о некоей современной Клеопатре, проповеднице разнузданного сладострастия, было решительно отвергнуто М.Л.Михайловым в статье «Безобразный поступок “Века”» в №51 «СанктПетербургских ведомостей» от 3 марта 1861 г. По мнению М.Л.Михайлова, человек «с живым сердцем в груди», объективно оценивающий общественные условия и положение женщин, никогда не осмелился бы «публично оскорблять женщину и выдавать ее головою на посмеяние <…> глупцам и невеждам» [400]. Причем такая позиция М.Л.Михайлова не была никоим образом связана с какой-либо личной неприязнью к Вейнбергу, о чем он не преминул сообщить в письме А.В.Дружинину, отправленном в день публикации статьи: «Против статьи “Века” я считал себя обязанным восстать, но против г. Вейнберга, как человека, ничего не имею» [401, с. 216]. Вслед за М.Л.Михайловым на поступок Вейнберга с осуждением отозвались многие русские писатели, в том числе и Ф.М.Достоевский, напечатавший в журнале «Время» две своих статьи – «Образцы чистосердечия» (в №3 за 1861 г.) и «Ответ “Русскому вестнику”» (в №5 за 283 1861 г.), защищавшие Е.Э.Толмачеву от обвинений автора «Века». В «Образцах чистосердечия» (1861) Ф.М.Достоевский провел параллель между «Египетскими ночами» А.С.Пушкина и статуей Венеры Медицейской – и то и другое способно произвести «на неразвитое, порочное сердце <…> только сладострастное впечатление»: «Нужно быть довольно высоко очищенным нравственно, чтобы смотреть на эту божественную красоту не смущаясь. Слава богу, таких людей уже встречаешь довольно. Но много и г-д Виногоровых, и потому женщине выходить перед ними с чтением “Египетских ночей” – значит выходить на бой» [275, с. 103]. В «Ответе “Русскому вестнику”» (1861) писатель указал на основную причину своего обращения к полемике вокруг «безобразного поступка» «Века»: «Нам хотелось заступиться за жестоко обиженную женщину и показать, что не вся литература разделяет мнения обидчика» [276, с. 123]. Декламировавшийся Е.Э.Толмачевой эпизод из «Египетских ночей» принадлежал к наиболее дорогим Ф.М.Достоевскому пушкинским текстам, о чем известно из воспоминаний А.Е.Врангеля: «Любимые его стихи были “Пир Клеопатры”» [181, с. 33]88. Как и Ф.М.Достоевский, Н.Г.Чернышевский принял участие в общественном осуждении Камня Виногорова и его обвинений в адрес Е.Э.Толмачевой, особо акцентировав в цикле «Полемические красоты» (1861) заступничество за автора-пасквилянта на страницах «Русского вестника» [см.: 610, с. 720 – 722]. Действительно, «Русский вестник» в лице его редактора и издателя М.Н.Каткова оказался, пожалуй, единственным печатным органом, открыто и системно вставшим на защиту Вейнберга. В статье «Наш язык и что такое свистуны» в №3 «Русского вестника» за 1861 г. М.Н.Катков с консервативных позиций осудил защитников Е.Э.Толмачевой О выступлениях Ф.М.Достоевского в защиту Е.Э.Толмачевой и об его истолковании «Египетских ночей» неоднократно написано в работах Л.П.Гроссмана [250, с. 3 – 8], В.Л.Комаровича [338], Б.В.Томашевского [580, с. 417 – 418], В.Я.Кирпотина [331, с. 111 – 121; 332, с. 97 – 103], Г.М.Фридлендера [604, с. 112]. О «безобразном поступке» «Века» писал также Б.П.Козьмин [см.: 336, с. 69]. 88 284 как сторонников женской эмансипации: «…уважение к женщине, к ее нравственной чистоте, – вот что вызвало бурю негодования на фельетониста, который не умел осмеять нелепой эксцентричности так, чтобы ни задеть никаким намеком нравственного характера женщины <…> означенной дамы чествовалась всего более ее В лице умственная эмансипированность, и не ради чего, а для этого приглашались все редакторы послать ей в честь по экземпляру повременных изданий» [326, с. 352]. В №6 «Русского вестника» за 1861 г. М.Н.Катков вновь вспоминал историю вокруг Е.Э.Толмачевой и с язвительной иронией отзывался в статье «По поводу “полемических красот” в “Современнике”» на мнения критиков Камня Виногорова: «…разве не требуется в цивилизованном обществе кое-чего особенного в отношении к женщине, чего вовсе не требуется в отношении к мужчине? Да вот зачем далеко ходить. Напиши Камень Виногоров не о г-же Толмачевой, а о г. Чернышевском, ведь не было бы никакого повода для скандалу <…>. Значит, с дамою надо обращаться несколько иначе, чем с кавалером» [327, с. 409 – 410]. В 1861 г. Н.Н.Страховым были подготовлены три статьи по поводу поступка Камня Виногорова и вызванного им общественного резонанса – первая из них увидела свет в №3 «Времени» за 1861 г., вторая, написанная чуть позже, напечатана не была, но сохранилась и вошла в позднейшее издание Н.Н.Страхова, третья же опубликована фрагментарно в тексте статьи редактора «Времени» Ф.М.Достоевского «Ответ “Русскому вестнику”» в качестве письма в редакцию, полный ее текст не сохранился. В первой из статей основная мысль выражалась предельно резко, передавая не только неприязнь, но и презрение к поступку и личности Камня Виногорова: «Наносить подобные оскорбления, марать других грязью, почерпаемою в собственной голове, не позволит себе никто, уважающий нравственность. <…> Мы убеждены, что г-жа Толмачева встретит слова г. Виногорова с тем презрением, которого они заслуживают» [567, с. 254 – 255]. Сам фельетонист характеризовался как «поборник женственности и стыдливости», 285 претерпевший странную метаморфозу и дошедший «до бесстыдных предположений и до публичного оскорбления женщины» [567, с. 259]. Во второй статье Н.Н.Страхов осуждал Камня Виногорова за оскорбление и разрушение веры в чистоту и силу человеческой души, противодействие свободе поступков: «…мы не имеем никакого права запрещать дамам читать “Египетские ночи”, потому что, запрещая им это чтение, мы их оскорбим нравственно, мы предположим в них нечто дурное, а на это мы не имеем никакого права» [564, с. 266]. Наконец, в статье, сохранившейся фрагментарно, Н.Н.Страхов предлагал оценивать «Египетские ночи» как явление искусства, которое само по себе кажется «пуританам по крови» большим соблазном [см.: 566, с. 268]. В датированном 10 апреля 1861 г. и впервые напечатанном в «Русском слове» (1861, №4) очерке Д.И.Писарева «Идеализм Платона (Обозрение философской деятельности Сократа и Платона, по Целлеру; составил Клеванов)» содержалась негативная характеристика поступка Камня Виногорова: «Мы позволяем нашему ближнему иметь свой вкус в отношении к закуске и десерту, но беда ему будет, если он выразит самостоятельное мнение о нравственности, и еще более беда, чуть не побиение камнями, или Камнем, если он проведет свои идеи в жизнь, даже в своем домашнем быту» [460, с. 237]. В относящейся к маю – сентябрю 1861 г. статье «Схоластика XXI века» Д.И.Писарев подробно рассматривал историю, связанную с публикацией П.И.Вейнбергом «гнусного» фельетона на Е.Э.Толмачеву, и высоко оценивал единение различных общественных сил в их солидарном протесте: «Протест наших журналов против Камня Виногорова полезен; он показал обществу, как наше литературное большинство понимает права женщины, и показал не в теоретическом рассуждении, а на живом примере» [461, с. 256]. Особое осуждение Д.И.Писарева вызвала поддержка поступка П.И.Вейнберга консервативным «Русским вестником», который, хотя и не решался «выставить на своем знамени цитату из Домостроя», но между тем «с ожесточением восставал против тех людей, которые выразили свое 286 неудовольствие по поводу статьи Камня Виногорова, называл их стаею, спущенною г. Михайловым, а всю историю протеста клеймил именем возмутительного гама на площадях русской литературы» [461, с. 263]. Полемика с «Русским вестником» вокруг истории с Е.Э.Толмачевой была продолжена Д.И.Писаревым в январе 1862 г. в статье «Московские мыслители (Критический отдел «Русского вестника» за 1861 год)», в которой иронично оценивалось стремление консервативного издания «вместо того, чтобы эмансипировать женщину, подчинить и мужчину известным ограничениям ради охранения доброй нравственности» [462, с. 28]. Как показали дальнейшие события, эпизод с чтением фрагмента «Египетских ночей» оказался далеко не случайным в жизни Е.Э.Толмачевой. Вот что выяснила о ее судьбе в результате своих разысканий Г.Ф.Коган: «Е.Э.Толмачева, сестра братьев Эверисман (один был адъюнктом Казанского университета, второй – студент того же университета), «с ранних лет увлекавшаяся теориями Прудона и Мишле и поставившая себе целью быть эмансипированной женщиной», – как отмечалось в донесениях III Отделения, была в Перми (она вышла замуж за председателя пермской казенной палаты Толмачева) одной из активных участниц литературных вечеров. <…> С <пермским корреспондентом «СанктПетербургских ведомостей»> Тиммерманом Толмачева, оставив мужа, уехала из Перми в Казань, где оказалась под строгим надзором полиции. В 1861 г. Толмачева во время заграничной поездки посетила Герцена. Об этом, несомненно, было известно не только казанцам, но и <…> тайным корреспондентам Герцена» [335, с. 584]89. История с Е.Э.Толмачевой кардинальным образом изменила отношение значительной части общества к Вейнбергу и его журналу. Так, А.И.Герцен, прежде публиковавший Вейнберга, решительно открестился от него в отправленном из Лондона письме К.Д.Кавелину от 15 и 19 (3 и 7) мая 1861 г., а также предостерег адресата от дальнейшего сотрудничества с вейнберговским изданием: «Что ты возишься с вашим журналом и Виногоровым? Брось его. Редакция завралась – этого не поправишь ответами, и вопрос так стал, что les rieurs <насмешники. – фр.> будут не с вашей стороны. Тебе-то что за радость, что и твое имя поминают вместе с Вейнбергом» [207, с. 153]. Н.А.Некрасов, поначалу поддержавший на О посещении во время поездки Е.Э.Толмачевой (совместно с Э.В.Европеус и М.П.Тиммерманом) в Англию А.И.Герцена, жившего в Торквее, подробно рассказано в сообщении И.В.Пороха [см.: 487, с. 755 – 756]. 287 89 страницах «Современника» (№12 за 1860 г.) начало издания «Века», призванного объединить в себе два «одинаково важных качества для большинства – популярность изложения и дешевую цену» [420, с. 327], после выхода в журнале статьи «Русские диковинки» высказал ее автору при личной встрече нелицеприятное замечание, вполне соотносившееся с многочисленными осуждающими откликами [см. об этом: 142, с. 488]. Журнал «Век» и его редактор П.И.Вейнберг были упомянуты в сатирических некоторые из произведениях которых поэтов напрямую демократического затрагивали направления, известный случай с Е.Э.Толмачевой. Так, В.С.Курочкин напечатал в №12 газеты «Искра» от 31 марта 1861 г. под псевдонимом Пр. Знаменский пространное сатирическое стихотворение «“Египетские ночи” и петербургские фельетоны (импровизация)», ставшее непосредственным откликом на недавнее событие: Она так просто и с умом Прочла «Египетские ночи», Что взгляд, исполненный огня, Так и казалось, будто спросит: «Скажите, кто же камень бросит За это чтение в меня?» <…> Тот камень вскоре прилетел; <…> Зовется Камень Виногоров. Он – юморист журнала «Век». «Клянусь, о матерь обличений! Тебе неслыханно служу: До непростительных глумлений, До грязных сплетен нисхожу…» Так рассуждал… Не рассуждал он, Не полагал, что, для проказ Назвавшись Камнем, надевал он На шею камень в оный час» [355, с. 88 – 89]. Небольшой незаконченный поэтический фрагмент, связанный с «Веком», остался в записях «Дневника темного человека» поэта и переводчика Д.Д.Минаева, печатавшихся в «Русском слове» в 1862 г.: Говорят, перестанет Камбек Издавать «дребедень» И изменится Вейнберга «Век» И Аксакова «День» [397, с. 2]. 288 Сатирическое стихотворение Н.А.Добролюбова «Новый век», впервые опубликованное в №8 «Свистка» (приложении к №1 «Современника» за 1865 г.) в тексте статьи Н.А.Добролюбова, Г.З.Елисеева и Н.Г.Чернышевского «“Свисток”, восхваляемый своими рыцарями (Подражание, как легко заметят читатели)» [републикацию всей статьи см.: 266, с. 224 – 232], крайне негативно характеризовало и «Век», и его издателей: Зреет всё, что было зелено, Правде зиждется престол: «Век» Дружинина, Кавелина, Безобразова пришел. <…> В «Веке» Вейнберга, Кавелина Будет всюду тишь да гладь, Ибо в нем для счастья велено Всем законы изучать [265, c. 210]. Т.И.Орнатская обратила внимание на фельетон «Семейный праздник русских журналов», опубликованный в №100 «Санкт-Петербургских ведомостей» от 7 мая 1861 г. и содержавший явный отклик на поступок Вейнберга: За сценою слышится шум, и на сцену вбегает множество мужчин и дам, таща с собою молодого человека, в изящном фраке, и в гладкой прическе. – Как вы позволили себе коснуться лица женщины! Да что вы, да что с вами… Разве можно бить кого бы то ни стало, а тем более женщину… – Это ужасно! – Это безнравственно! – Это чудовищно! – повторяли хором мужчины и женщины. – Господа! я сам не знаю, как это случилось. – Господа, извините его, – вмешался кто-то, – его упрекали в неимении характера, в безличности, он хотел показать только, что у него есть характер. – И прибил даму… О, ужас! [цит. по: 445, c. 246]. Годы спустя Вейнберг оставался в памяти многих, в том числе и представителей более молодого поколения, все тем же Камнем Виногоровым, редактором и автором «Века», – только прежнего негативного наполнения у этого псевдонима уже не осталось, оценки стали вполне нейтральными и благожелательными. Так, в рукописи И.А.Гриневской «Петр Исаевич Вейнберг и мои первые начинания. Воспоминания», хранящейся в РГАЛИ (ф. 125, оп. 1, ед. хр. 27, л. 1 – 47 об.), можно найти такой стихотворный экспромт, прочитанный автором воспоминаний на одном из юбилеев Вейнберга в 1893 г.: 289 КАМНЮ ВИНОГОРОВУ Он камень не прибрежный, хмурый. В нем пламень, в нем и блеск лазури. И, как зеница наших глаз, Он драгоценен, как алмаз [246, л. 26об.]90. По наблюдению И.Д.Гриневской, «“Век” прожил только один год, но заставил его <П.И.Вейнберга> чуть ли не полвека до смерти выплачивать долги, сделанные для издания “Века”» [246, л. 30]. Об этом же в 1900 г. вспоминал и сам Вейнберг в мемуарной статье «Безобразный поступок “Века”», напечатанной на страницах «Исторического вестника» [см.: 142, с. 472 – 489]. Чтобы не попасть в долговое отделение, незадачливый издатель вынужден был устроиться чиновником в интендантское управление (чиновников, имевших стабильный доход, в долговые ямы не сажали, вычитая долг из суммы жалования), составлял доклады о заготовке фуража и при этом имел возможность «вынимать из своей столоначальнической конторки Шекспира и переводить его для гербелевского издания» [142, с. 489]. Несмотря на то, что Вейнберг публично признал свою ошибку только в К еще более торжественному юбилею литературной деятельности Вейнберга, отмечавшемуся 16 декабря 1901 г., И.А.Гриневская написала стихотворение «Вейнбергу (На юбилее)»: В страну пришел он, где туманы Мрачат весенний блеск ночей, В страну, где стонут ураганы, Где дружба солнца горячей. Где дружба лечит сердца раны Приветом ласковых очей. Поднимем полные стаканы При звуках дружеских речей! Давайте выпьем за поэта – Пусть счастьем будет жизнь согрета, Того, кто нам с собой принес Поэзии прекрасной эхо, И дар всеблагостного смеха, И дар чудесных тихих слез [246, л. 31об.]. К тому же юбилею было создано и еще одно стихотворение И.А.Гриневской «П.И.Вейнбергу (В день его последнего юбилея) (Фантазия)», «в котором иносказательно описывался трагический путь этого человека»: «Я тогда стеснялась прочесть это посвящение, боясь, что оно будет скучно по его туманности, что оно будет непонятно. Но теперь, если хоть кто-нибудь из былых сотрапезников еще живет, то в более вдумчивой эпохе их жизни, не посетуют на меня, если прочтут, и пожалеют, что допустили, что этот вечно пекущийся о благе других человек кончил свою жизнь <…> в личных стесненных обстоятельствах» [246, л. 46]. Текст этого неизвестного ранее произведения, сохранившегося в архиве И.А.Гриневской в РГАЛИ [246, л. 46об. – 47 об.], представлен в приложении к диссертации. 90 290 1900 г., в общественном сознании осталось впечатление о его быстром и искреннем раскаянии, о чем, в частности, писал Н.В.Шелгунов: «<…> не столько пристыженный, сколько заклеванный Вейнберг принес, сколько мне помнится, публичное покаяние» [677, с. 121]. Впоследствии, по наблюдению мемуариста, Вейнберг вспоминал эту старую историю «со своим обычным незлобивым и безобидным юмором, и это было умно» [677, с. 122]. К концу XIX – началу XX в. во многом изменилось и восприятие истории вокруг Е.Э.Толмачевой, – этому способствовали и рост литературной репутации Вейнберга, происшедший в эти годы, и наличие сведений о судьбе Е.Э.Толмачевой, чьи дальнейшие поступки могли приветствоваться лишь революционными радикалами. В своих «Записках о прошлом», опубликованных в 1898 г., П.П.Суворов с долей горькой иронии вспоминал давнюю историю: «Она была средних лет, эффектна и кокетлива. Неудивительно, что, при произнесении ею стихов “Скажите, кто меж вами купит / Ценою жизни ночь мою?” в зале раздались неистовые крики: я! я! я!» [569, c. 46]. По мнению П.П.Суворова, Вейнберг, будучи «человеком высокой души», проявил мужество, протестуя против экстравагантного поступка Е.Э.Толмачевой в статье, которая «дорого обошлась автору»: «Общество, шедшее в либеральных вопросах по наклонной плоскости, устами многочисленных литераторов принялось бичевать Вейнберга. Наши лучшие представители беллетристики, как-то: Гончаров91, Тургенев, Некрасов, Авдеев и другие послали г-же Толмачевой пышный адрес, Являясь цензором, И.А.Гончаров вместе с тем внимательно анализировал переводные произведения П.И.Вейнберга на предмет их политической благонадежности. В частности, в подготовленной для «Современника» (1864, №10) подборке Вейнберга «Из стихотворений Фаллерслебена», включавшей переводы стихотворений «Sum, ergo cogito» («Будем духом погружаться…»), «Немецкий народный праздник» («Полицейские жандармы…») и «Как интересны газеты!..» («Как интересны наши газеты…»), цензор отмечал господство «духа недовольства, иногда мрачной иронии, но так неопределенно, в таких неясных намеках, что их трудно применить к кому-нибудь и чему-нибудь» [221, c. 122]. Среди публикаций журнала «Русское слово» (1865, №12) Гончаров-цензор выделял напечатанный под заглавием «Эпизоды из истории Франции» вейнберговский перевод фрагмента из книги Луи Блана «Révolution franҫaise: Histoire des dix ans. 1830 – 1840», который, будучи взятым отдельно, «не представлял нарушений новых правил о печати», но в соседстве с другими материалами журнального номера наводил на соображение, что редакция стремится «производить непосредственное и раздражительное впечатление на умы своих читателей» [220, с. 210]. 291 91 наполненный громкими фразами о свободе и гражданском значении женщины. Подписавшихся под адресом было несколько десятков» [569, c. 46]92. Ситуация с «Веком», от которого отвернулись читатели, возмущенные памфлетом против Е.Э.Толмачевой, активно обсуждалась не только в публицистике, но и в эпистолярии русских писателей. В частности, Д.И.Каменский в датированном 29 октября 1861 г. письме к редактировавшему литературный отдел «Века» А.В.Дружинину выражал сочувствие ему и редактору юридического отдела К.Д.Кавелину, вложившим определенные силы в издание, в короткий срок дискредитированное Вейнбергом: «Много нагадил Вам Вейнберг. Я слышал, что и Вы и Кавелин отказываетесь от участия в “Веке”. Не знаю, верно ли это; но, сколько знаю дело, едва ли это не благоразумно. При настоящем составе редакции Вы неминуемо потерпите убыток в следующем году» [323, с. 144]93. Под редакцией П.И.Вейнберга «Век» выходил в 1861 г. (№№ 1 – 50) и в самом начале 1862 г. (№№ 1 – 4), после чего (с 18 февраля 1862 г.) перешел к новому редактору Г.З.Елисееву, попытавшемуся превратить его в радикальный демократический орган. На смену вектора журнала обратил внимание А.Ф.Писемский, писавший И.С.Тургеневу 20 февраля (4 марта) В другом эпизоде своих воспоминаний П.П.Суворов рассказывал о возмущении «добрейшего Петра Исаевича» по поводу «гнусного» поступка Д.И.Стахеева, воспользовавшегося материальными затруднениями Г.И.Успенского и купившего у него «право на издание всех его сочинений в течение двух лет за полтораста рублей» [569, с. 105]. 93 Отметим, что на момент начала издания «Века» в январе 1861 г. ничто не предвещало подобной конфронтации, – отношения Вейнберга и его соредакторов по конкретным отделам А.В.Дружинина (литературный), В.П.Безобразова (экономический), К.Д.Кавелина (юридический) были рабочими, деловыми. Поначалу «Век» воспринимался определенной частью общества как издание для мыслящих людей, чуждых англомании и погони за сенсациями; так, П.В.Анненков сообщал И.С.Тургеневу 17 (29) сентября 1860 г.: «Дружинин покидает “Библиотеку” <…> и предается весь изданию нашей газеты “Век”, сделанной для тех отсталых, которые между истерической англоманией “Вестника” и общим расчетом всех других на скандалы еще нисколько не собираются умирать» [14, с. 85]. Характеризуя «Век» в качестве издания, нацеленного на решение практических вопросов российской жизни, П.В.Анненков предлагал И.С.Тургеневу поддержать его выпуск своими материалами, однако последний напечатал в «Веке» только одну статью – «Поездка в Альбано и Фраскати. Воспоминания об А.А.Иванове» (1861, №15). Очевидно, что И.С.Тургенев не разделял надежд, возлагавшихся П.В.Анненковым на «Век». Совсем вскоре и П.В.Анненков разочаровался в «Веке», сообщал о нем И.С.Тургеневу как о журнале «с малым отражением общества и современных черт, но с резонирующей поверкой администрации» (из письма, датируемого до 2 (14) февраля 1861 г.) [14, с. 99]. 292 92 1862 г.: «Партия “Современника” <…> отрыгнула от себя еще несколько юных отпрысков, которые купили лопнувший “Век” Вейнберга, – и все это громогласно и во всеуслышание грозит уничтожать авторитеты и прежде всех меня, Гончарова и вас!» [470, с. 172]. 14 (26) марта 1862 г. уже И.С.Тургенев сообщал В.П.Боткину: «“Век” куплен партией extrȇme gauche (главный редактор теперь Елисеев) и намерен истреблять все авторитеты до конца» [584, с. 356]. Среди авторов нового «Века», наряду с А.И.Европеусом, Г.Н.Думшиным, В.С. и Н.С.Курочкиными, Н.А.Серно-Соловьевичем, А.П.Щаповым, А.И.Энгельгардтом и др., был и Н.В.Шелгунов, так объяснявший неудачу Вейнберга как издателя: «П.И.Вейнберг рассчитывал на “имена” и пригласил в сотрудники солидных ученых и известных писателей. Но в то время требовались от публицистического органа нерв, чуткость и живое слово, а не солидная ученость, – такое уж было живое время; в головных же ученых нерва не было» [675, стлб. 670]94. Однако и в новом качестве «Век» просуществовал недолго, под редакцией Г.З.Елисеева вышло всего 17 номеров (последний – 29 апреля 1862 г.), после чего журнал был закрыт из-за разногласий внутри редакции и недостатка средств. С самого начала выпуска Вейнбергом журнала «Век» имелись серьезные проблемы с выплатами авторских гонораров. В частности, А.Н.Плещеев, опубликовавший в «Веке» два стихотворения – «Из Роберта Прутца» (1861, №5) и «Из Гервега» (1861, №6) – предполагал за них гонорар 20 рублей серебром, «дважды обращался к П.И., но ни разу не получил ответа» [479, с. 260], в связи с чем 25 февраля 1861 г. беспокоил А.В.Дружинина просьбой о Годы спустя Н.В.Шелгунов иронически писал об особенностях характера Вейнберга в статье «Книгопродавцы в бегах» (1876): «С тех пор, как мы обзавелись присяжными адвокатами, разными Герардами и Плеваками, мы можем дерзать на всё, – с кулаком к лицу требовать неследуемых денег с редакции, подобно Петру Вейнбергу, и если их не дадут, прикинуться обиженной невинностью, или тихим манером спутешествовать за границу за чужой счет – и посоветовать кредиторам быть благоразумно-снисходительными» [416, с. 191]. Н.В.Шелгунов в августе-сентябре 1870 г. написал две рецензии на книги, вышедшие под редакцией П.И.Вейнберга – «Первый немецкий публицист (Сочинения Людвига Берне, в переводе П.Вейнберга. В 2-х т. С.Петербург, 1869 г.)» [676, стлб. 465 – 490], «Гений молодой Германии (Сочинения Генриха Гейне в переводе русских писателей под редакцией Петра Вейнберга)» [674, стлб. 489 – 516]. 94 293 пересылке 25 рублей в Общество Литературного фонда в качестве взноса за текущий год и использовании 5 рублей для подписки на «Век». В письме от 10 – 20 марта 1861 г. А.Н.Плещеев, не имевший никаких известий, интересовался у А.В.Дружинина судьбой денег, так и не полученных с «Века» [см.: 480, с. 261]. Уже после закрытия «Века» продолжались длительные разборки, связанные с долгами издания. Суть этих разборок можно представить, обратившись к двусторонней переписке А.В.Дружинина и опубликовавшего в «Веке» очерки из кавказской и военной жизни М.А.Ливенцова. В письме от 23 марта 1862 г. А.В.Дружинин указывал на Вейнберга как на «негодного», небрежного в финансовых вопросах редактора: «Не удивляюсь тому, что до меня не доходили письма, адресованные Вами в контору “Века”. Эта контора и выбранный нами редактор “Века” Вейнберг оказались до того негодными, что много писем пропало, материальная часть велась небрежно, и мы, при 5000 подписчиках не получив никаких выгод, плюнули и бросили Вейнберга, от чего ему и погибель приключилась» [285, с. 181]. Характеризуя Вейнберга как «мелкого лгунишку, прячущегося от публики под глупыми псевдонимами» [373, с. 185], М.А.Ливенцов в письме от 17 ноября 1862 г. с возмущением излагал историю невыплаты ему гонорара: «…по совету Вашему я в типогр. Безоб[разова] сделал справку; в книгах значится: такомуто, за такие-то ст. 47 р. 80 коп. Получил для выдачи г. Вейнберг. Еду к Вейнб[ергу]. Принят любезно и получаю обещание уплаты на другой же день. Увы! Тщетно жду. Встречаюсь в разных местах, получаю извинения и еще обещания – и всё тщетно. Наконец, уезжаю из Петербурга, поручая взыскание с Вейнб[ерга] одному приятелю. Но по воле судьбы, вследствие разных непредвиденностей <…>, возвращаюсь в столицу. Приятель мой не получил ни гроша. Повидался опять с ним, получил слово, что тогда-то непременно – и снова ложь. Тогда я написал весьма жесткое письмо г. Вейнб<ергу>, доказывая, что ни один гимназист не обманывает своих мастеровых так, как он – бывших сотрудников, и заключил объявлением, что 294 все это будет оглашено, а деньги – взысканы градской полицией – единственное средство иметь с ним дело» [373, с. 185]. В ответном письме от 4 декабря 1862 г. А.В.Дружинин советовал обратиться к Вейнбергу с предостережением относительно публичной огласки его проступка в случае невыполнения законного требования по выплате причитающегося М.А.Ливенцову вознаграждения: «…такого поганого лгунишки и мерзавца, и воришки, как Вейнберг, в Петербурге даже не скоро отыщешь. Вам нужно было изобразить его воровской поступок в кратких, но приятных выражениях, отдать это в газету, приехать к нему с корректурой в руках и сказать: “дражайший Вейнберг, если завтра поутру деньги не будут у меня на столе, то послезавтра вы будете иметь удовольствие прочесть вот это объявленьице”. Ведь его получение ваших денег из кассы под расписку и употребление их в свою пользу есть факт уголовный <…>» [286, c. 186]. В последующем письме, датированном 28 января 1863 г., А.В.Дружинин даже предлагал М.А.Ливенцову почти готовый текст «Предостерегательного объявления» [см.: 287, с. 187 – 188]. Однако в письме от 12 февраля 1863 г. М.А.Ливенцов не соглашался с предложением А.В.Дружинина «требовать с Вейнб<ерга> с корректурою в руках», поскольку видел главную цель не в получении денег, а в «оглашении гнусного поступка и нахального обмана» [374, с. 187], что полагалось достичь направлением форменной бумаги в Канцелярию обер-полицмейстера. Из письма М.А.Ливенцова А.В.Дружинину от 17 августа 1863 г. можно узнать, что, претерпев дополнительные приключения, связанные с проделками Вейнберга, автор так и не смог взыскать с него долг: «…г. Сенковский <…>, по-видимому, приятель Вейнберга, <…> обратился ко мне с просьбою, чтобы я прекратил с ним дело, дал свой адрес, и он доставит деньги, говоря, что г. Вейнберг сильно раскаивается. Я дал свой адрес, но сказал Сенковскому, что это ни к чему не ведет, что Вейнберг слишком изворовался, чтобы очнуться. Предсказание сбылось скоро. Однако я прохожу мимо “Библиотеки” Сенковского; он зазывает меня и говорит, что Вейнберг хотел заплатить, но 295 так как я должен Печаткину 90 руб., то сей последний принимает на себя долг, и он считает себя со мной – квит. Это меня взорвало. Я отправляюсь к Печаткину, спрашиваю его – и оказывается, что Вейнберг все солгал гнуснейшим образом. Печаткин сознался, что говорил как-то в его присутствии, что считает за мной эту сумму, но чтобы принимать перевод на него – ничего подобного не было. Каков подлец! <…> Но вся эта история с Вейнбергом мне так опротивела, что мне хочется все это кончить как-нибудь. Право, я не привык к таким скверностям. Подам в Упр[аву] благоч[иния] и махну рукой; пусть что хотят, то и делают. Взыщут – хорошо, нет – не надо» [375, с. 190]. Финансовая и человеческая недобросовестность редактора «Века» запомнилась современникам на долгие десятилетия. При рассмотрении на заседании комитета Литературного фонда 14 апреля 1875 г. заявления Вейнберга на получение ссуды была принята во внимание записка П.Е.Ефремова со сведениями о нечистоплотности Вейнберга, который, в частности, «редактируя “Век”, <…> вывел в расход под мнимые расписки разных лиц получение ими гонорара», причем деньги в реальности оказывались не выданными, напечатал в «Варшавском вестнике» «письма к нему с того света от Гейне и Бернса, которые заставили бы пораздуматься человека менее щекотливого», производил фиктивное расходование средств «за бумагу, печать, канцелярские материалы и пр.» [10, с. 690]. Был оглашен и еще один факт, ставший известным П.Е.Ефремову от Н.В.Гербеля: «…получив от него деньги за перевод Шиллера, г. Вейнберг передал в Варшаве этот перевод другому лицу, сказав, что деньги оно получит с Гербеля, который и заплатил в другой раз» [10, с. 690]. Только вмешательство Н.А.Некрасова, активно отвергнувшего некоторые сведений, из поддержавшего содержавшихся просителя в и записке 296 П.Е.Ефремова, позволило Вейнбергу по большинству голосов членов Литературного комитета получить 200 рублей ссуды [см.: 311, с. 353].95 Как видим, «безобразный поступок» «Века» вкупе с рядом сопутствующих обстоятельств быстро подорвал литературную репутацию Вейнберга, на восстановление которой в дальнейшем потребовались многие годы. П.И.Вейнберг после «Века»: 1860 – 1870-е гг. Отношение к П.И.Вейнбергу в литературных кругах после истории с «Веком» долго оставалось настороженным: ведущие русские писатели и критики, признавая, в большинстве своем, несомненные достоинства его переводов, неохотно шли на непосредственный контакт с ним, подчас иронизировали над его оригинальным творчеством96, над его общественной деятельностью, неумелым лавированием между различными литературными группировками. Д.И.Писарев, признавая несомненные заслуги Вейнберга как переводчика с английского, вместе с тем указывал в статье «Посмотрим!» (1865) на его неразборчивость в выборе изданий для их публикации: «Г. Вейнберга я <…> не имею повода заподозрить ни в тупоумии, ни в бесчестности, а между тем он поместил перевод “Беатриче Ченчи” в “Рус<ском> слове”, а перевод “Отелло” – в “Библиотеке для чтения”, совершенно опозоренной романом “Некуда”» [463, с. 25]. По мнению Д.И.Писарева, даже переводы должны быть помещаемы в журналах «с величайшей разборчивостью», исполненными, способны ибо они, усилить успех будучи «такого добросовестно журнала, который Отметим, что сам Вейнберг был очень требователен к издателям его произведений, требуя от них полной и своевременной выплаты гонораров. Известна история, когда издатель Г.Е.Благосветов, крайне расчетливый в своих делах, будучи раздраженным исходившим от Вейнберга постоянным требованием гонорара, направил ему рублевую бумажку с надписью «На бедность» [см. об этом, в частности: 677, с. 285]. 96 Мысль о большем значении переводного творчества П.И.Вейнберга в сравнении с его оригинальными произведениями со второй половины 1860-х гг. становилась доминирующей, чему немало способствовал и сам Вейнберг; см., например, дневниковую запись Ф.Ф.Фидлера от 2 декабря 1896 г.: «Я спросил Вейнберга, не собирается ли он печатать свои оригинальные стихи. “Нет; во-первых, они никому не интересны, а во-вторых, невозможно найти издателя”» [602, с. 199]. 297 95 проповедует нелепости или гнусности» и тем самым сделать самого переводчика «сообщником этих гнусностей или нелепостей» [463, с. 25]. В статье «Генрих Гейне» (1867) Д.И.Писарев отмечал выход «Сочинений Генриха Гейне в переводе русских писателей» под редакцией П.И.Вейнберга и отдельно характеризовал перевод произведения Г.Гейне «Идеи. Книга Ле Гран» («Ideen. Das Buch Le Grand») из цикла «Путевых картин» [см.: 464, с. 397 – 402]. Устойчиво негативным было отношение к Вейнбергу и его оригинальному творчеству со стороны М.Е.Салтыкова-Щедрина. В статье «Стихи Вс. Крестовского. 2 тома. СПб. 1862 г.» (1863) М.Е.СалтыковЩедрин упоминал о Вейнберге, высмеивая распространенный в русской романтической поэзии 1850 – 1860-х гг. культ испанской экзотики: «…кто писал испанские романсы из русских поэтов? но кто не писал их? Петр Исаич Вейнберг! вы не писывали ли испанских романсов?» [526, с. 329]. В письме к А.Л.Боровиковскому от 18 октября 1882 г. М.Е.Салтыков-Щедрин достаточно резко выражал неприятие оригинальных стихов Вейнберга, печатавшихся в «Отечественных записках»: «Стихов!! Ибо ежели мы будем продолжать печатать ассигнационные стихи Вейнберга, то у читателей произойдет понос» [527, с. 136]. Предположительно, этот отзыв относился к подборке произведений Вейнберга в №10 «Отечественных записок» за 1882 г., включавшей стихотворения «В лесу и на горах», «Боже мой! Как славно мне!..», «О, сладостный призыв! О, звуки обольщенья…» [см.: 123, с. 339 – 340]. Сохранилось письмо М.Е.Салтыкова-Щедрина Вейнбергу от 10 января 1887 г., вызванное предварительным обращением последнего с просьбой о подписании адреса незнакомому лицу. М.Е.Салтыков-Щедрин, сетуя на тяжелую болезнь, сразу поставившую его вне литературного сообщества («я забыт и отметен»), категорически отказывался подписать поздравительную телеграмму и при этом иронически желал адресату «веселиться на чествовании» [см.: 529, с. 310 – 311]. 298 Суждения Вейнберга о щедринских произведениях, напротив, были в целом доброжелательными. Известен положительный отклик Вейнберга на одну из глав романа М.Е.Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» – «Породственному», впервые напечатанную в №12 «Отечественных записок» за 1875 г. [см. отклик П.И.Вейнберга: 101, с. 7 – 10]. Также сочувственные оценки Вейнберга вызвала публикация цикла М.Е.Салтыкова-Щедрина «Убежище Монрепо»: «…Новое произведение Щедрина есть как бы сатирическая элегия, эпиграфом к которой можно поставить, пожалуй, лермонтовское “Выхожу один я на дорогу”» [см.: 102]. В том же отклике Вейнберг отмечал «ближайшее родство с щедринскою манерою» у публикаций за подписью Nemo, появлявшихся в «Отечественных записках», и приходил к справедливому заключению, что Щедрин и Nemo – «одно лицо» [см.: 102]. Благожелательно-беспристрастными были и вейнберговские суждения о Ф.М.Достоевском, чей роман «Подросток», наряду с романом Л.Н.Толстого «Анна Каренина», был отнесен им к числу наиболее значительных событий в литературной жизни 1875 г. [см.: 101, с. 7]. Ф.М.Достоевский, бурно негодовавший во время истории с «Веком», в том же 1861 г. позволил себе участие в еще одной, хотя и несколько условной, полемике с Вейнбергом в «<Приписке к статье Н.Н.Страхова “Нечто о Шиллере”>» [см.: 277, с. 90], выражавшей осторожную поддержку мнению Н.Н.Страхова, вступившего в дискуссию с анонимной рецензией в «Библиографическом указателе» журнала «Век», принадлежавшей, вероятно, Вейнбергу. Оценивая IX том сочинений Ф.Шиллера в переводах русских писателей под редакцией Н.В.Гербеля, автор «Века» высказал весьма спорное мнение о немецком поэте («Мы не слишком высоко ставим Шиллера как поэта и особенно как историка и философа <…>» [107, с. 38]), вызвавшее общественное неприятие. По мнению Н.Н.Страхова, изложенному на страницах №2 журнала «Время» за 1861 г., суждения Вейнберга о Шиллере отразили «взгляд на литературу свысока», «желание учить ее и распоряжаться ею», представлявшее «и смешную и вместе несносную черту, 299 которая часто является в нашей журналистике» [565, с. 251]. В приписке Ф.М.Достоевского отмечалось, что многие зарубежные авторы предстают «пред судом нашей критики в каком-то двусмысленном свете», причем даже Дж.-Г.Байрон избежал «жестокого приговора» благодаря вниманию А.С.Пушкина и протестной направленности его произведений – «а то и его бы <…> развенчали» [277, с. 90]. Известно 12 писем Вейнберга Ф.М.Достоевскому97 и только 4 письма Ф.М.Достоевского Вейнбергу, что свидетельствует о том, что их переписка (и, в особенности, письма Ф.М.Достоевского) сохранилась крайне неполно. Все известные письма Достоевского (от 29 января, 17 февраля, 6 марта и 2 ноября 1880 г.) связаны с совместным участием писателей в литературных вечерах [см.: 279, с. 142, 143, 145, 224], равно как и несохранившиеся письма от 5 марта 1880 г., между 6 и 10 марта 1880 г. и от декабря (до 14) 1880 г., о содержании которых можно косвенно догадываться [см.: 19, с. 409, 411]98. В мемуарном очерке Вейнберга «4 апреля 1866 г. (из моих воспоминаний)» (1906) воссоздан эпизод, свидетельствующий о том, какое сильнейшее эмоциональное впечатление произвело на Ф.М.Достоевского покушение на царя Александра II, совершенное 4 апреля 1866 г. Д.В.Каракозовым: На этот раз, т. е. 4 апреля, мы <П.И.Вейнберг и Ап.Н.Майков> мирно беседовали о чисто литературных, художественных вопросах, когда в комнату опрометью вбежал Федор Михайлович Достоевский. Он был страшно бледен, на нем лица не было и он весь трясся, как в лихорадке. – В царя стреляли! – вскричал он, не здороваясь с нами, прерывающимся от сильного волнения голосом. Мы вскочили с мест. – Убили? – закричал Майков каким-то – это я хорошо помню – нечеловеческим, диким голосом. – Нет… спасли… благополучно… Но стреляли… стреляли… стреляли… И повторяя это слово, Достоевский повалился на диван в почти истерическом припадке [150, с. 299 – 300]. Письма П.И.Вейнберга Ф.М.Достоевскому (общим числом 12) были опубликованы Г.В.Степановой в 1980 г. [см.: 466, с. 239 – 252] по подлинникам, хранящимся в РГБ. 98 О совместном с Ф.М.Достоевским участии в литературных вечерах П.И.Вейнберг рассказал в 1893 г. в статье «Литературные спектакли (Из моих воспоминаний)» [см.: 135, с. 96 – 107]. 97 300 Также известны факт чтения П.И.Вейнбергом, П.П.Гнедичем и Д.В.Григоровичем произведений Ф.М.Достоевского в гимназии Е.М.Гедда, о котором сообщало «Новое время» в номере от 28 февраля 1893 г. [см.: 607], и вейнберговский отклик на постановку в 1899 г. спектакля «Идиот» по роману Ф.М.Достоевского на сцене Александринского театра, напечатанный под псевдонимом Скептик [см.: 539]. Н.Н.Страхов, неоднократно полемизировавший с Вейнбергом в 1861 г. в связи с известной историей вокруг Е.Э.Толмачевой, вместе с тем не принадлежал к демократическому лагерю, гневно осуждавшему поэтапасквилянта. Примечательно, что в письме к своему брату П.Н.Страхову от 22 июня 1861 г. критик упоминал имя Вейнберга в одном ряду с другими своими идейными противниками, такими как Н.Г.Чернышевский, Д.И.Писарев, И.И.Панаев: «Участвую я, главным образом, во “Времени”, журнале молодом, но весьма недурном, подающем большие надежды. <…> Я под забралом вел и веду там полемику с господами Авдеевым, Веселовским, Панаевым, Вейнбергом, Чернышевским, Писаревым и т.п.» [280, с. 379]. Н.Н.Страхов неодобрительно отзывался о творчестве Вейнберга и в последующие годы. В декабре 1864 г. на страницах «Эпохи» он характеризовал оригинальные стихотворения Вейнберга как «явления воздушные, т. е. скоропреходящие» [562, с. 555]. Критикуя в «Заметке о переводе одной из книг Тэна. 1871» некачественный перевод книги И.Тэна «Развитие политической и гражданской свободы в Англии в связи с развитием литературы», выполненный под редакцией А.Рябинина и М.Головина, Н.Н.Страхов отмечал использование переводчиками шекспировских прочтений Вейнберга, Н.М.Сатина, Н.П.Грекова [см.: 563, с. 160], видимо, не относившихся, по его мнению, к числу лучших. Упоминания о Вейнберге, отзвуки его переводного творчества можно встретить в литературно-критических, редакционно-издательских материалах Н.А.Некрасова и в его эпистолярии. Например, в рецензии на «Переводы из Мицкевича» Н.В.Берга, относящейся к 1866 г., Н.А.Некрасов рассуждал о 301 трудностях оригинальное поэтического поэтическое перевода, подчас творчество: более «Передавать сложного, близко чем стихи иностранного поэта русскими стихами вообще трудно, часто труднее, чем прямо писать русские стихи. Причин тому множество, и между прочим длина наших слов, особенно причастий, деепричастий, прилагательных и проч., так что переводить тем же размером, тем же количеством строк, сохраняя по возможности самый наружный вид стихотворения (а это-то и значит переводить близко), иногда почти невозможно! Есть поэты, как А.Шенье например, которого передать таким образом нет средств» [419, с. 269 – 270]. По указанию комментаторов этой статьи в академическом «Полном собрании сочинений и писем» Н.А.Некрасова поэт в своих размышлениях «исходил из оценки переводческой деятельности не только Н.В.Берга, но и Н.В.Гербеля и П.И.Вейнберга», выступавших в качестве переводчиков Шенье [см.: 211, с. 403]. В «Предисловии <ко второму тому «Полного собрания драматических сочинений» Шекспира>» (1866) Н.А.Некрасов отмечал, что в третьем томе издания будут напечатаны три перевода Вейнберга – «Король Генрих VIII», «Венецианский купец», «Как вам угодно» [см.: 424, с. 251]; в «Предисловии ко второму изданию <«Полного собрания драматических произведений» Шекспира>» (1875) Вейнберг был упомянут Н.А.Некрасовым в числе переводчиков, чьи работы опубликованы в первом томе данного издания [см.: 423, с. 267]. В редакционном объявлении в №1 «Отечественных записок» за 1869 г. среди планов журнала Н.А.Некрасовым отмечено: «“Уриэль Акоста”. Трагедия Гуцкова в стихах. Перевод П.И.Вейнберга» [422, с. 208]. В №2 «Отечественных записок» за 1876 г. Н.А.Некрасов поместил подстрочное примечание к публикации нескольких стихотворений Ф.Дранмора в переводе Д.Л.Михаловского и Вейнберга [см.: 421, с. 268]. В письме Вейнбергу от 27 сентября 1869 г. Н.А.Некрасов подробно сообщал о своих финансовых отношениях с адресатом, который не спешил присылать новые материалы, но неизменно просил денег авансом: «Вашею 302 просьбою о выдаче супруге Вашей и в дальнейшие месяцы по 100 р<уб>. Вы меня поставили в затруднение! За Вами уже до 800 р<уб>., и касса от <этого> продолжать эту выдачу не может. Однако, не желая поставить и Вас, может быть, в затруднение, я распоряжусь о выдаче покуда г-же Вейнберг по 50 р<уб>. В месяц, в надежде, что Вы не замедлите выслать главный из обещанных Вами трудов Ваших – «Уриэль Акоста», которым мы надеялись до некоторой степени уравнять наши счеты» [426, с. 114]. В дальнейшем тексте письма, помимо перевода трагедии Карла Гуцкова «Уриэль Акоста», опубликованного, кстати, лишь в 1872 г., названы и другие работы Вейнберга – перевод немецкого стихотворения Н.Ленау «Иван Жижка. Картины из гуситских войн» и статья «Джордж Элиот» [см.: 426, с. 114]. Еще об одном переводе Вейнберга можно узнать из письма Н.А.Некрасова В.М.Лазаревскому, относящегося к середине ноября 1870 г.: «Пробегите “Кузнеца”. Он скорее против стачки, чем за стачку <…>» [427, с. 145]. В данном случае речь идет о признании цензором Н.Е.Лебедевым предосудительным кузнецов», стихотворного выполненного «Отечественных перевода Вейнбергом записок» за 1870 поэмы и г. Ф.Коппе опубликованного под названием «Стачка в №11 «Кузнец». Сверхосторожный цензор считал, что в произведении, переведенном Вейнбергом, сочувственно говорится о стачке рабочих на фабрике, с чем категорически не соглашался Н.А.Некрасов [см.: 44, с. 297]. Н.А.Некрасов принадлежал к числу тех немногих видных представителей демократического направления в литературе, кто никогда публично не высказывался против Вейнберга, более того, поддерживал его, публикуя оригинальные и переводные произведения на страницах «Современника» и «Отечественных записок»99. Вейнберг, по наблюдению Сохранилось десять писем П.И.Вейнберга Н.А.Некрасову, в полной мере раскрывающих сотрудничество переводчика и редактора литературного журнала в 1868 – 1876 гг. (письма от конца мая или начала июня 1868 г., от 29 сентября 1868 г., от 3 февраля, 27 февраля и 21 ноября 1869 г., от 25 октября и 2 декабря 1872 г., от 17 октября 1873 г., от ноября 1873 г., от 22 мая 1876 г.; [см.: 467, с. 178 – 185]). В некоторых из писем, в числе иных, упомянуты переводы Вейнберга с английского. Так, в конце мая или начале июня 1868 г. Вейнберг сообщал, что отправил в 303 99 В.Е.Евгеньева-Максимова, в целом ряде оригинальных стихотворений («Две свадьбы», «Два преступника», «Уныние») испытал сильное некрасовское влияние [467, с. 177 – 178]. Вместе с тем следует признать, что позиции Вейнберга и Н.А. Некрасова по целому ряду вопросов существенно расходились, что в особенности проявилось в 1876 г. в помещенной в №4 «Пчелы» вейнберговской статье из цикла «Русская журналистика», содержавшей рецензию на вторую часть («Герои времени. Трагикомедия») поэмы Н.А. Некрасова «Современники». Поддерживая соприкосновение поэта с «современной русской действительностью», Вейнберг вместе с тем находил это соприкосновение «уж слишком близким», недостойным автора с «истинным поэтическим чутьем в высшей степени»; лучшими эпизодами «Героев времени» Вейнберг называл проникнутую «сатирическим лиризмом» бурлацкую песню «В гору!» («Хлебушка нет…») и поражающую «своим трагикомизмом, а в некоторых местах и чистым трагизмом» [цит. по: 371, т. 3, c. 500] исповедь Зацепина. Во время тяжелой болезни Н.А.Некрасова Вейнберг был одним из его наиболее частых гостей, оставил мемуары о последних днях поэта, его интересе к творчеству Г.Гейне, проявленном за три недели до смерти, а также о посещении квартиры Н.А. Некрасова через час или два после его кончины [153; см. об этом также: 256]; и впоследствии Вейнберг отзывался о Н.А. Некрасове с неизменной доброжелательностью100. В «Санкт- редакцию «“Отечественных записок” три <…> перевода из Борнса» [467, с. 178], из чего следует, что в некрасовском издании он первоначально предполагал напечатать не только кантату «Веселые нищие» и «Лорда Грегори», увидевших свет в том же году в №№9 и 12 «Отечественных записок», но и стихотворение «Джон Андерсон», впервые опубликованное в №1 журнала «Дело» за 1869 г.; вероятно, Н.А.Некрасову был памятен напечатанный им в 1856 г. в бытность редактором «Современника» удачный перевод «Джона Андерсона», принадлежащий М.Л.Михайлову [см.: 48, с. 229]. В ноябре 1873 г. Вейнберг сообщал Н.А.Некрасову, что «принялся <…> переводить <…> драматическую мистерию Байрона “Земля и небо”, которая до сих пор никем не была переведена» [467, с. 185], причем обозначал и срок завершения работы – декабрь 1873 г.; в действительности же перевод остался незавершенным, отдельные его фрагменты увидели свет в «Отечественных записках» спустя почти полтора года – в №3 за 1875 г. 100 В частности, в дневнике Ф.Ф.Фидлера передана такая характеристика Н.А.Некрасова из уст П.И.Вейнберга: «…это был необыкновенно умный человек. С людьми, которых он любил, он мог быть обворожительно любезным, но когда он разговаривал с теми, кого недолюбливал, во всем его существе проступало нечто змеиное» (запись от 21 октября 1899 г.; [602, с. 288]). 304 Петербургских ведомостях» от 31 декабря 1877 г. (11 января 1878 г.) Вейнберг упоминался среди многочисленных («литературный мир был почти в полном сборе» [488]) участников похорон Н.А.Некрасова; более того, Вейнберг принадлежал к числу тех, кто выносил на своих руках усопшего из его квартиры [см.: 371, т. 3, с. 614]. Немногочисленные контакты И.С.Тургенева с Вейнбергом получили отражение в переписке. Так, известен факт участия И.С.Тургенева в инициированном Вейнбергом и А.Ф.Писемским спектакле по «Ревизору» Н.В.Гоголя, поставленном 14 (26) апреля 1860 г. в Петербурге силами писателей – членов Литературного фонда [585, с. 62]. В письме Эмилю Золя от 30 июля (11 августа) 1874 г. И.С.Тургенев указывал, что его «“Завоевание Плассана” было кратко изложено в одной (русской) газете “С.-Петербургские ведомости”» [586, c. 447], имея в виду сделанный П.И.Вейнбергом и опубликованный им (с предисловием) в №№ 161, 166, 172, 175, 180 «СанктПетербургских ведомостей» за 1874 г. краткий перевод романа. Из письма П.И.Вейнбергу от 15 (27) января 1882 г. известно об отказе И.С.Тургенева подписать по просьбе адресата поздравление почти незнакомой ему актрисе Мариинского театра Д.М.Леоновой [587, с. 187]; о том же И.С.Тургенев подробнее сообщал 1 (13) февраля 1882 г. Д.В.Григоровичу: «Мне Вейнберг телеграфировал, чтобы я подписался под адрес Леоновой. Но я отказался под предлогом, что я ее никогда не слыхал. Да я, действительно, слышал ее только однажды в Париже на концерте, где она провалилась “mit Pauken und Trompeten”, удививши перед этим все народонаселение сотнею громадных литографий, выставленных во всех окнах книжных и музыкальных магазинов, литографий, изображавших какую-то трупердую тетеху с двумя арбузами вместо титек» [588, с. 193 – 194]. Из письма Н.С.Лескова П.И.Вейнбергу от 11 мая 1890 г. известно о неосуществленном вейнберговском проекте издания «Славянского сборника». Ошибочно восприняв этот сборник (видимо, исходя из его названия) в качестве славянофильского издания, Н.С.Лесков «откровенно и 305 чистосердечно» признавался, что у него нет особого желания быть представленным в подобной книге: «…я не только не партизан славянофильского настроения, но даже просто не люблю его» [368, с. 458]. Однако, не желая препятствовать намерению Вейнберга, Н.С.Лесков рекомендовал ему републиковать что-либо из его известных произведений: «Я бы на Вашем месте и для Ваших целей взял бы или “Пигмея”, или “Однодума”, или “Боброва” (из “Кадетского монастыря”). Все эти очерки есть в I томе Собрания и отдельно в “Трех праведниках”. Вы их всегда легко достанете на просмотр» [368, с. 458]101. А.Н.Островский, творчество которого было близко Вейнбергу с юности102, согласился поучаствовать в вейнберговском журнале «Изящная литература», отчасти в силу доброжелательных отношений, сформировавшихся у писателей на рубеже 1870 – 1880-х гг.103, отчасти из желания получить обещанный гонорар, крайне необходимый А.Н.Островскому в его трудном материальном положении. Сообщив Вейнбергу 29 октября 1882 г. о том, что «непрочь» стать автором «Изящной литературы» [см.: 446, с. 51], А.Н.Островский долго согласовывал материал для подготовки перевода, в частности, отказывался прислать переводы Также известны письма Н.С.Лескова Вейнбергу от 24 ноября 1892 г. по поводу чествования П.А.Гайдебурова и от 28 октября 1893 г. в связи с необходимостью пересылки письма писателя Матвея Козырева, адресованного Д.В.Григоровичу [см.: 333, с. 27]. В фонде Н.С.Лескова в ИРЛИ также хранится краткая записка Вейнберга, адресованная Н.С.Лескову: «Многоуважаемый Николай Семенович! Не пора ли Вам, столько дающему другим журналам, вспомнить и о нас грешных? Я полагаю, что пора. Предан<ный> Вам П.Вейнберг» (ф. 220, оп. 1, ед. хр. 74) [цит. по: 333, с. 95]. Данная записка, предположительно относящаяся к 1861 г., представляет собой, по нашему мнению, приглашение к участию в журнале «Век», которое Н.С.Лесков, однако, не принял. 102 В частности, в середине 1850-х гг. в Харькове молодой Вейнберг выступал в качестве актера-любителя в роли Вихорева в спектакле по пьесе А.Н.Островского «Не в свои сани не садись», причем вместе с ним играла и приехавшая на гастроли в этот город артистка московской императорской труппы Л.П.Косицкая [413, с. 108]. 103 Известно, например, что в конце 1880 г. Вейнберг по просьбе А.Н.Островского вел переговоры с редакцией журнала «Огонек» о публикации пьесы «Светит да не греет» [см. письмо Островского жене М.В.Островской от 19 декабря 1880 г.; [469, с. 125]); эта соавторская пьеса А.Н.Островского и Н.Я.Соловьева была напечатана с продолжением в №№6, 7, 8, 9, 10 «Огонька» за 1881 г. Вейнберг неоднократно выступал в периодической печати с отзывами на новые пьесы А.Н.Островского, их постановки на русской сцене и даже написал в 1889 г. к открытию театра Е.Н.Горевой поэтический «Пролог» о значении творчества драматурга для отечественного театрального искусства [см.: 66, ук.]. 101 306 интермедий Сервантеса, уже обещанные Е.Ф.Коршу, предлагал перевести «что-нибудь из Гоцци» («я знаю итальянский язык хорошо и умею переводить быстро, размером подлинника и почти слово в слово» [446, с. 65]; из письма от 1 января 1883 г.), обещал переправить «несколько глав повести “El Diablo coxuello” (по новому испанскому правописанию cojuello)», ибо «это самая удобная вещь для печатания в журнале» ([446, c. 71]; из письма от 21 января 1883 г.). Однако ни перевод комедии К. Гоцци «Женщина, истинно любящая» («La donna innamorata da vero»), ни фрагменты романа Луиса Велеса де Гевары «Хромой бес» в «Изящной литературе» так и не появились, причиной чему была, вероятно, высокая требовательность драматурга к себе, о которой он писал Вейнбергу 25 сентября 1883 г.: «…я очень совестлив и боюсь показываться перед публикой, пока не уверен, что мой перевод совершенно близок к подлиннику, что мной перебраны все слова и фразы русского языка для выражения того или другого оттенка мысли» [446, с. 87 – 88]. Только в мае 1883 г. наметились определенные подвижки к реальному сотрудничеству, отчасти вызванные внешним обстоятельством – прекращением издания Е.Ф.Корша, которому были обещаны переводы интермедий Сервантеса: «…теперь <…> переводы <…> Сервантеса я могу отдать Вам. Они уж готовы, нужно только их проверить по другому хорошему оригиналу, который я жду из Испании» ([446, с. 77]; из письма от 7 мая 1883 г.). Однако работа «над новыми пьесами и над переделкой старых, назначенных к возобновлению», оставляла драматургу мало времени для переводного творчества, что побудило его 25 сентября 1883 г. сообщить издателю, что перевод интермедий Сервантеса будет завершен не ранее, чем к концу года [см.: 446, с. 87]. Вейнберг, испытывавший постоянные трудности, связанные с формированием новых журнальных номеров, все настойчивее требовал от А.Н.Островского материал для публикации, последний же постоянно затягивал отправку переводов: «…первая пьеса “Судья по бракоразводным делам” (“El Juez de los divorcios”) будет выслана немедленно. Дайте только 307 небольшой срок для выправки и переписки» ([446, с. 89]; из письма от 12 ноября 1883 г.); «Сегодня отправляю к Вам перевод не посылкой, а заказным письмом» ([446, с. 90]; из письма от 7 декабря 1883 г.). Выполненные А.Н.Островским переводы интермедий Сервантеса, этих «истинных перлов искусства по неподражаемому юмору и по яркости и силе изображения самой обыденной жизни» [446, с. 91], появились в №12 за 1883 г. («Судья по бракоразводным делам») и в №1 за 1884 г. («Бдительный страж»), однако дальнейшее сотрудничество приостановилось по вине Вейнберга, существенно задержавшего выплату гонорара. История с невыплатой Вейнбергом гонорара А.Н.Островскому отразилась в переписке последнего с женой М.В.Островской: «Вейнберг прячется, но я его разыщу» (письмо от 7 марта 1884 г.) [469, с. 171]; «<…> у меня вчера был Вейнберг, деньги он отдаст» (письмо от 9 марта 1884 г.) [469, с. 171]; «Вейнберг повертелся и опять скрылся» (письмо от 13 марта 1884 г.) [469, с. 173]; «Вейнберг обещал принести деньги, да опять скрывается; но я его настигну» (письмо от 15 марта 1884 г.) [469, с. 174]. 11 апреля 1884 г. А.Н.Островский написал жалостливое письмо, которым пытался увещевать Вейнберга заплатить за те две интермедии, что уже были напечатаны: «<…> все, что я вырабатываю постоянным и, при моих летах, часто непосильным трудом, идет на воспитание моих шестерых детей <…>. Плоды трудов моих не принадлежат мне, я обязан быть осторожным, потому что не имею права терять чужое, – небрежность в моем положении непростительна <…>. Я уверен, что Вы желаете мне заплатить; но Вы не можете: если издатель журнала не имеет денег в начале года, где же он возьмет их после? Он должен или прекратить журнал, или не платить сотрудникам. Не думайте, что я руководствуюсь одним холодным расчетом; нет, я Вас искренно жалею, но мне жаль и детей» [446, с. 108 – 109]. Вероятно, спор был урегулирован, о чем свидетельствует продолжение сотрудничества А.Н.Островского с журналом Вейнберга: в №7 за 1884 г. увидел свет перевод интермедии «Театр чудес», в №4 за 1885 г. – интермедии «Саламанкская пещера». В письме А.Н.Островского М.В.Островской от 13 ноября 1885 г. сохранилось такое замечание, свидетельствующее о том, что отношение А.Н.Островского к Вейнбергу за это время изменилось 308 кардинально: «Вчера видел Вейнберга; он обещал принести деньги и 500 оттисков моих переводов Сервантеса. Должно быть надует» [469, с. 188]. В письме Д.Л.Мордовцева своей дочери В.Д.Александровой, датированном 21 декабря 1877 г., содержится интересный эпизод, связанный с заседанием созданного по инициативе Д.И.Менделеева общества, объединившего литераторов, художников и ученых, людей самой полярной идейной ориентации. Во время заседания проходили выборы комитета – управляющего органа общества, во время которых отличился Вейнберг, подавший вместо бумажки с именами кандидатов стихотворный экспромт: Стасюлевич, Плещеев, Спасович И Полонский Иаков Петрович, Достоевский и Бутлеров – вот комитет, Идеальней которого нет [280, c. 462]. После текста экспромта в письме Д.Л.Мордовцева следовала помета, свидетельствовавшая о восприятии происшедшего собравшимися, оценившими вейнберговскую шутку: «Хохот. Это Вейнберг состряпал тут же» [280, c. 462]104. О П.И.Вейнберге как мастере стихотворного экспромта, находчивом и склонном к шуткам человеке много писал в своем дневнике Ф.Ф.Фидлер. В частности, в записи от 31 января 1896 г. Ф.Ф.Фидлер рассказывал, как вместе с Вейнбергом спускался вниз по лестнице, служанка освещала им дорогу, а в это время Вейнберг уже сочинял экспромт: «Так прекрасна эта рампа, / Что совсем не нужна лампа!» [602, c. 177]. В дневниковой записи Ф.Ф.Фидлера от 16 ноября 1902 г. приведен пространный стихотворный экспромт, прочитанный Вейнбергом на дне рождения Н.К.Михайловского [см.: 602, с. 348]. Со слов Вейнберга Ф.Ф.Фидлером был передан забавный эпизод, связанный с периодом педагогической деятельности писателя в Коломенской гимназии: «…он дал ученицам такую тему для сочинения: “Вечерняя прогулка”. Одна юная девица закончила работу словами: “Был час ночи, когда я пришла домой”, но допустила ошибку и вместо “домой” написала “дамой”. Вейнберг сделал на полях тетради помету: “Роковая и непоправимая ошибка”» [602, с. 221 – 222]. В воспоминаниях А.М.Скабичевского говорилось об организовывавшихся Вейнбергом обедах, отличавшихся «не столько изысканностью блюд и вин, сколько особенного рода служением музам», «застольным виршеплетством» [537, с. 389]. Стихотворный экспромт содержится и в письме Вейнберга Ф.М.Достоевскому от декабря (до 14) 1880 г. с призывом поучаствовать в чтениях в пользу Бестужевских курсов: «Я к Вам опять с надоеданьем; / Что ж делать нам, коли без Вас / Как ни вертись – полнейший пас! / Притом, уж Вашим обещаньем / однажды заручившись, я / Иду смелее. Речь моя / Опять о том же все предмете; / (Мне самому уж просьбы эти / Ужасно надоели; но – / Их бегать, думаю, грешно). / Опять Бестужевские курсы / С поклоном к Вам. В нужде они / Весьма большой. Добыть ресурсы / Совсем необходимо; дни, / Часы им дороги. Об этом / Я Вам писал уже, горя / Надеждой вас привлечь. Ответом / Мне было: раньше декабря / Никак нельзя. И вот я снова / Мольбы к Вам обращаю слово!..» [466, с. 251]. 309 104 Вейнберг был интересен писателям младшего поколения – В.М.Гаршину, С.Я.Надсону. Так, В.М.Гаршин сообщал своей матери Е.С.Гаршиной 10 февраля 1880 г., откликаясь на просьбу младшего брата Евгения, что уточнить наличие или отсутствие русского перевода интересующего его произведения в Публичной библиотеке нельзя, поскольку «публика к большому каталогу не допускается» [185, с. 204], но это можно сделать «у знатоков литературы (у Вейнберга)» [185, с. 203], и добавлял к сказанному: «Как только мне сообщат ответ Вейнберга, сейчас же напишу» [185, с. 204]. На примере этого личного письма можно видеть, что Вейнберг был для В.М.Гаршина не просто представителем старшего поколения в литературе, но и, в определенной мере, авторитетом, знатоком в переводческом деле105. Вейнберг дважды упомянут в письмах С.Я.Надсона А.Н.Плещееву, относящихся к 1883 г.: в первом случае дана положительная оценка стихотворения «Женщине» («Вейнберга стихотворение, когда я прочел, мне очень и очень понравилось (я говорю о «Женщине»). Мотив не нов, но форма прекрасна» [417, с. 476]), во втором – высказана просьба об отправке юмористических стихов, адресованных Вейнбергу («Голубчик Алексей Николаевич, пришлите мне, если это вас не затруднит, ваши юмористические стихи Вейнбергу» [417, с. 480]). Из мемуаров Ф.Ф.Фидлера можно узнать о негативном отношении к Вейнбергу писателя Вас.И.Немировича-Данченко, считавшего, что тот в своих переводах «превращает самую возвышенную поэзию в самую пошлую прозу» (запись от 2 февраля 1905 г.; [602, с. 390]). Недоброжелательность, впрочем, была в данном случае взаимной: «…покойный Вейнберг прямотаки ненавидел его (Немировича-Данченко). Когда Брандес106 решил написать о Немировиче-Данченко и запросил у Вейнберга различные П.И.Вейнберг назван также в отдельных воспоминаниях о В.М.Гаршине [см.: 451, с. 37 – 39; 601, с. 68 – 75]. 106 Брандес Георг (1842 – 1927) – датский критик и публицист, чьи литературоведческие и литературно-критические работы были широко известны в России рубежа XIX – XX вв. 310 105 сведения, тот ответил многостраничным письмом, в котором отрицал какое бы то ни было литературное значение Немировича» (запись от 20 декабря 1911 г.; [602, с. 574]). Оригинальная поэзия Вейнберга в 1880-е гг. переводилась на другие языки. В частности, известно, что Вейнберг был в числе целого ряда авторов, избранных сенатором и переводчиком С.И.Зарудным для ознакомления итальянцев с русской поэзией. Однако в книге его переводов «Fiori della poesia, versi one italiana di Sergio Zarudni» («Цветы русской поэзии, итальянский перевод Сергея Зарудного»), обратившей на себя внимание «Исторического вестника», оказалось крайне мало «капитальных вещей» [435, с. 479]. В произведениях второстепенных авторов Вейнберг упоминался в те годы как чтец, выступавший со сцены, и знаток театрального мира. В тексте «драмы в трех действиях с эпилогом» В.А.Дьяченко «Скрытое преступление» (1872) в песне одного из героев – Николая Надимова – Вейнберг был назван в числе других известных представителей русской и мировой литературы и художественной культуры: «На что мы здесь не поднимались, / Чтоб сборы наши поддержать. / То новизною пробавлялись, / То за старье брались опять: / Островского мы истерзали, / Французских много дали драм, / Шекспиром смело угощали, – / Сам Ольридж пьесы ставил нам! / Толстому тоже тут досталось, / Сам Рыбаков здесь Грозным был, / Читать тут Вейнбергу случалось / И Милославский год служил» [288, с. 14]. В мемуарной книге «Закулисная хроника. 1856 – 1894» А.А.Нильский вспоминал, что к нему «приезжал <…> на гастроли Дарский», что приходилось «выписывать <…> по желанию публики П.И.Вейнберга», однако ни тот ни другой не делали сборов [см.: 432, с. 337]. В томе «наблюдений, воспоминаний и рассуждений» К.А.Скальковского «В театральном мире» Вейнберг, наряду с А.С.Сувориным, Д.В.Аверкиевым, А.Н.Плещеевым и В.А.Крыловым, был отнесен к числу «серьезных ценителей» театра, которые «не уступали ни в чем лучшим заграничным 311 критикам и были беспристрастны, тогда как в Париже критика решительно на откупу у антрепренеров» [538, с. XXXVII]. П.И.Вейнберг и А.П.Чехов. Отношения П.И.Вейнберга и А.П.Чехова настолько сложны пристального и многообразны, исследования. В что нашей заслуживают работе мы отдельного попытаемся охарактеризовать эти отношения сквозь призму чеховских упоминаний о Вейнберге, соотносимых с английской литературой и культурой, а также представляющих собой цитаты из шекспировских переводов современника. В одном из ранних произведений А.П.Чехова – юмористическом «Календаре “Будильника” на 1882 год. Март – апрель» – сообщалось, что в четверг, 11 марта «в г. Конотопе, Черниговской губ., появится самозванец, выдающий себя за Гамлета, принца датского» [612, с. 144]. Согласно наблюдению М.П.Громова, А.П.Чехов имел в виду Вейнберга, «напечатавшего под псевдонимом “Гамлет” (“Стрекоза”, 1882, №18) чужое стихотворение (см. письмо в редакцию “Стрекозы”, 1882, №27)» [248, с. 579]. В целом молодой А.П.Чехов был весьма невысокого мнения о Вейнберге: в юмореске «Литературная табель о рангах» (1886), излагая свое представление о заслугах современных ему авторов, он относил к высшим чинам – тайным советникам, действительным статским советникам – Л.Н.Толстого, И.А.Гончарова, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Д.В.Григоровича, тогда как Петра Вейнберга причислял к коллежским асессорам [613, с. 143]. А.П.Чехова привлекали переводы Вейнберга с немецкого, из числа которых им особо выделялся впервые опубликованный в 1902 г. прозаический перевод гетевского «Фауста» [см.: 208]. В чеховской «<Записной книжке. I>», в числе прочих, сохранилась такая запись: «Фауст: чего не знаешь, то именно и нужно тебе; а что знаешь, тем не можешь пользоваться» [624, с. 86]. Приведенный фрагмент представлял собой относящуюся к началу 1902 г. дословную выписку из «Фауста» в переводе Вейнберга (слова Фауста из разговора с Вагнером) [об этом см.: 486, с. 312]. В письме Н.Д.Телешову от 20 января 1902 г. А.П.Чехов высказал 312 доброжелательное отношение к появлению вейнберговского прозаического перевода «Фауста» («…в “Новом журнале иностранной литературы” печатается теперь гетевский “Фауст” в прозаическом переводе Вейнберга; перевод чудесный» [629, с. 175]) и предположил, что столь же неплохи были бы и прозаические переводы других классических шедевров, таких, как «Гамлет», «Отелло» [см.: 629, с. 175]. В письме П.Ф.Иорданову от 3 марта 1900 г., интересуясь восьмитомным собранием сочинений Г.Гейне в переводе Вейнберга, выпускавшимся в 1898 – 1902 гг., А.П.Чехов писал: «Если в библиотеке нет, то скажите Любови Юлиановне <Л.Ю.Арбушевской, библиотекарю Таганрогской городской библиотеки>, чтобы она выписала. Вышло уже семь томов» [625, с. 65]. Несколько позже А.П.Чехова заинтересовал и «Натан Мудрый» Г.Э.Лессинга в переводе Вейнберга, выпущенный в 1902 г. издательством «Посредник», – о его присылке в Ялту, наряду с другими новыми книгами, писатель просил И.И.Горбунова-Посадского в письме от 19 марта 1903 г. [см.: 630, с. 180]. Придерживаясь традиций драматургической классики, Вейнберг внутренне не принял реформаторскую чеховскую «Чайку», хотя и счел возможным, будучи, наряду с А.А.Потехиным и И.А.Шляпкиным, членом Театрально-цензурного комитета, допустить ее к постановке 14 сентября 1896 г. Отметив некоторые достоинства чеховской пьесы (истинный драматизм некоторых сцен, тонкий юмор в трактовке отдельных образов), Вейнберг, А.А.Потехин и И.А.Шляпкин увидели в ней и «“символизм”, вернее “ибсенизм”», который, проходя «красной нитью <…>, действовал неприятно» [цит. по: 247, с. 364 – 365], а также отметили некую спешность, небрежность автора: «…несколько сцен как бы кинуты на бумагу случайно, без строгой связи с целым, без драматической последовательности» [цит. по: 247, с. 365]. Личное отношение Вейнберга к «Чайке» известно из статьи А.И.Урусова «Второе представление “Чайки”», напечатанной в газете «Курьер» от 3 313 января 1899 г.: «Пьеса раздражала старых литераторов своими новшествами. Один “маститый” в своем реферате о “Чайке” просто рвал и метал, а когда его спросили: да вы видели пьесу на сцене? – ответил с негодованием: не видел и смотреть не хочу: я ее знаю по рукописи!» [595]. В письме А.П.Чехову от 5 января 1899 г. А.И.Урусов уточнял, что упомянутый им “маститый” – П.И.Вейнберг [см.: 546, с. 511]. Другим свидетелем, подтвердившим вейнберговское неприятие «Чайки» А.П.Чехова, был П.Д.Боборыкин, чьи воспоминания «Встречи с Чеховым (из запаса памяти)» сохранились в чеховском фонде РГАЛИ (ф. 549, оп. 1, ед. хр. 327): «…когда «Чайку» разбирали в нашем «шекспировском кружке», в докладе о ней П.И.Вейнберга, весьма отрицательно ее оценившего, безусловным защитником пьесы явился всего один сочлен, покойный князь Урусов» [цит. по: 302, с.317]. О неприятии Вейнбергом «Чайки» А.П.Чехов вспоминал несколько лет спустя в письме О.Л.Книппер-Чеховой от 17 апреля 1903 г., отмечая, что несмотря на такую позицию авторитетного современника «“Чайка” <…> до сих пор скрипит помаленьку» [631, с. 195]. Напротив, Вейнберг был в числе тех петербургских зрителей, что восторженно встретили «Трех сестер» А.П.Чехова, о чем известно из письма драматургу Вл.И.НемировичаДанченко, датированного 1 марта 1901 г.: «Сыграли “Трех сестер”, успех такой же, как в Москве. Публика интеллигентнее и отзывчивее московской. <…>. Особенно восторженные отзывы Кони и Вейнберга» [429, с. 234]. 3 мая 1903 г. на сцене Александринского театра «в пользу больного товарища» была показана сцена в одном действии А.П.Чехова «Свадьба» (1889); по наблюдению И.Ю.Твердохлебова, этим больным был, видимо, П.И.Вейнберг, в пользу которого также игрался спектакль 26 апреля 1903 г. [см.: 573, с. 378]. В последние годы жизни А.П.Чехова и П.И.Вейнберга их отношения характеризовались взаимной уважительностью и почтительностью. Когда в 1901 г. были открыты вакансии почетных академиков Императорской 314 Академии наук, А.П.Чехов выдвинул на них четыре кандидатуры – Н.К.Михайловского, Д.С.Мережковского, В.Д.Спасовича и П.И.Вейнберга (см. письмо А.П.Чехова к Александру Н. Веселовскому от 5 декабря 1901 г.; [627, c. 131]). Никто из предложенных А.П.Чеховым кандидатов не прошел на выборах 1902 г. (академиками стали А.В.Сухово-Кобылин и М.Горький), однако П.И.Вейнберг, получивший значительное число голосов, баллотировался повторно и, уже после смерти А.П.Чехова, в 1905 г. стал академиком. Известна переписка Вейнберга с А.П.Чеховым, обусловленная желанием первого из них иметь в своей «богатой коллекции портретов»107 портрет А.П.Чехова: письмо Вейнберга от 19 апреля 1901 г. с просьбой о присылке Собирание фотографических карточек не было специфическим увлечением П.И.Вейнберга, но являлось модным поветрием рубежа XIX – XX вв. В частности, известно богатейшее собрание Ф.Ф.Фидлера, так вспоминавшего о реакции Вейнберга, увидевшего у него фотографию Г.Гейне с автографом: «Вейнберг с завистью посмотрел на автограф Гейне и признался, что у него нет такого богатого собрания портретов <…> писателей с автографами» [602, с. 230]. В связи с собиранием Вейнбергом фотографических карточек отметим отправку ему Л.Н.Толстым своей фотографии 1892 г. фирмы «Шерер, Набгольц и Ко» с дарственной надписью: «Петру Исаевичу Вейнбергу Лев Толстой. 7 дек. 1899 г.» [воспроизведение фото, хранящегося в ИРЛИ, и надписи см.: 603, с. 449]. Также в собрании Вейнберга имелись фотография «Л.Н.Толстой и Л.Б.Бертенсон» (Гаспра, 4 июня 1902 г.) с дарственной надписью Л.Б.Бартенсона [440, c. 129] и гипсовая скульптура «Л.Н.Толстой на прогулке» (ск. И.Я.Гинцбург, 1901) [440, c. 23]. В ИРЛИ хранятся фотографии Я.П.Полонского (изготовлена в 1887 г. петербургской фирмой «Русская фотография») [см.: 199, с. 501] и И.А.Всеволжского [см.: 200, с. 880], подписанные Вейнбергу, две фотографические карточки Д.В.Григоровича 1888 (сделана А.Пазетти) и <1896> (сделана М.Дмитриевым) гг. с дарственными надписями «Товарищу по литературе и старому другу Петру Исаевичу Вейнбергу. 1891, октября 18» и «Дорогому сердечнолюбимому старому другу Петру Исаевичу Вейнбергу на память от Григоровича. 1897, марта 22» [324, с. 21] и др. Говоря о взаимоотношениях Вейнберга и Д.В.Григоровича, нельзя не отметить их обширную переписку (в частности, Б.Н.Капелюш кратко характеризует содержание 74 сохранившихся писем Д.В.Григоровича Вейнбергу, относящихся к 1883 – 1899 гг. [см.: 324, с. 30 – 35]), а также то обстоятельство, что именно Вейнберг разбирал литературный архив Д.В.Григоровича после смерти последнего [см.: 324, с. 5]. П.И. Вейнберг собирал фотопортреты не только писателей, но и других известных современников, в частности, известных артистов С.В.Васильева [441, c. 77], В.Н.Давыдова [441, c. 87], Л.Л.Леонидова [441, c. 96], М.И.Писарева (2 фото) [441, c. 105], М.Г.Савиной [441, c. 110], П.М.Садовского [441, c. 111], Н.Ф.Сазонова [441, c. 116], С.В.Шумского [441, c. 134]. Также в его коллекции находились копия неизвестного художника с портрета Н.В. Гоголя, выполненного А.А. Ивановым (1841) с автографом на обороте «Дорогому, сердечному Петру Исаевичу Вейнбергу на память о В.С. Чирикове» [443, с. 56]; погрудный гипсовый бюст И.С. Тургенева с основанием в виде двух книг [444, с. 61]; фотография бюста В.Г. Белинского работы М. Каплана с автографом скульптора – «Петру Исаевичу Вейнбергу с глубоким уважением М. Каплан. Париж. 1898» [442, с. 22]; две любительских фотографии надмогильного памятника А.И. Герцену в Ницце [442, c. 91, 92]; переснимки с фотографии Н.Г. Чернышевского, сделанной В.Я. Лауффертом в 1859 г. (два варианта) [442, с. 110, 112]. 315 107 портрета, письмо А.П.Чехова от 28 апреля, содержавшее портрет108 и аналогичную ответную просьбу [см.: 626, с. 18], письмо Вейнберга от 9 мая с портретом, подписанным: «Дорогому и душевно чтимому А.П.Чехову всегда преданный Петр Вейнберг. 901. Май» [см.: 395, с. 478 – 479]. Впоследствии (10 ноября 1901 г.) фотопортрет Вейнберга А.П.Чехов отправил с письмом П.Ф.Иорданову [cм.: 628, с. 110], занимавшемуся формированием музейного фонда в Таганроге. Также в ИРЛИ (ф. 62, оп. 3, ед. хр. 511) сохранилось письмо Ал.П.Чехова Вейнбергу от 23 февраля 1907 г., свидетельствующее, что последний обращался к брату А.П.Чехова с просьбой предоставить ему сохранившиеся письма покойного великого писателя, которые предполагалось использовать как призы в лотерее Литературного фонда. Ответ Ал.П.Чехова, переславшего Вейнбергу три письма, подтверждал, что «манускрипты покойного» в 1907 г. особой ценности еще не имели [см.: 253, с. 94]. «Театральная газета» П.И.Вейнберга. С 3 июля по 26 ноября 1893 г. под редакцией П.И.Вейнберга издавалась «Театральная газета», которой изначально предполагалось придать «характер строго литературный», не позволявший привлекать к сотрудничеству в ней «никого, обладающего мало-мальски скверным запахом нынешнего времени» ([цит. по: 366, с. 266]; из письма Вейнберга Д.В.Григоровичу от 12 июля 1893 г.), ориентируясь, прежде всего, на публикации статей по искусству, сообщений о событиях культурной жизни, художественных произведений, в т. ч. пьес старого и текущего репертуара, а также городской хроники. Вейнберг приглашал поучаствовать в «Театральной газете» А.П.Чехова, о чем свидетельствует Фотопортрет, полученный П.И.Вейнбергом от А.П.Чехова, хранится в ИРЛИ; на его обороте – дарственная надпись: «Петру Исаевичу Вейнбергу от преданного и глубоко уважающего Антона Чехова. 1901 IV 28» [632, c. 15 – 16]. В собрании П.И. Вейнберга была также сделанная в 1899 г. фотография А.П.Чехова с артистами Московского Художественного театра за чтением пьесы «Чайка»; на этой фотографии вокруг А.П.Чехова расположились Е.М.Раевская, А.Л.Вишневский, А.Р.Артем, О.Л.Книппер, К.С.Станиславский, М.П.Лилина, И.А.Тихомиров, М.П.Роксанова, В.Э.Мейерхольд, В.И.Немирович-Данченко, В.В.Лужский, М.Ф.Андреева, А.И.Андреев, М.П.Григорьева [см.: 632, с. 21]. 316 108 письмо к последнему, отправленное 23 июля 1893 г.: «Всякая от Вас сценка, очерк, «картинка». Всё что хотите – будет принимаемо мною с великой признательностью» [цит. по: 388, с. 484]. Известен и ответ А.П.Чехова Вейнбергу, датированный 28 июля 1893 г.: «Считайте меня Вашим сотрудником но, простите, раньше октября, вероятно, я не пришлю Вам ни одной строки, так как теперь холера, а я холерный доктор» [616, с. 215]. Брат писателя Ал.П.Чехов планировал стать сотрудником «Театральной газеты», которая, однако, настолько быстро закрылась, что подготовленную для нее «не маленькую, но и не большую вещицу» пришлось передавать в журнал «Артист» (подробнее в письме Ал.П.Чехову А.П.Чехову от 18 апреля 1894 г.; [см.: 268, с. 546]). Несмотря на кратковременность своего существования, «Театральная газета» успела привлечь к себе внимание Н.К.Михайловского, напечатавшего отклик в №8 «Русского богатства» за 1893 г. [см.: 403, с. 76 – 77]. Именно это издание наметило ставшую впоследствии отчетливой тенденцию единения оставшихся в живых литераторов старшего поколения вокруг фигуры активного в общественных делах Вейнберга. Среди публикаций «Театральной газеты» было, в частности, стихотворение А.Н.Плещеева «*** (Посв. П.И.Вейнбергу)» («Так тяжело, так горько мне и больно…»), увидевшее свет в №14 от 3 октября 1893 г.: Так тяжело, так горько мне и больно, Так много мук в душе затаено, Что мне сказать уж хочется давно Всему, что жизнью мы зовем: «Довольно!» Грядущее сулит лишь ряд мучений, Нужду, недуг, заботы без конца; Не сгонит тень с печального лица Своим крылом надежды светлый гений! О, если бы хоть мысль, что не бесплодно Растрачен был запас духовных сил, – Что никогда я с тем, чего не чтил, Не примирялся, гордый и свободный! Но, нет! Раба бессилье наложило Свою печать на все мои дела, И лишь одно сознанье, что прошла Бесследно жизнь, я унесу в могилу… [478, c. 5]. 317 П.И.Вейнберг – издатель переводных собраний И.-В.Гете, Г.Гейне, Л.Бёрне, В.Гюго, Ф.Коппе, Ж.-Б.Мольера. О значимости предпринятых П.И.Вейнбергом изданий, их влиянии на принципы формирования структуры переводных собраний сочинений можно судить по тем многочисленным откликам, которые вызывало их появление в периодической печати. В частности, осуществленное Вейнбергом в 1892 – 1895 гг. переиздание «Собрания сочинений Гете в переводе русских писателей», выпущенного ранее Н.В.Гербелем, обусловило в 1895 г. анонимный отклик «Вестника Европы», автор которого, осуществив сличение двух изданий, вынужден был признать, что новый проект «стоит во всех отношениях несравненно выше первоначального предприятия», ибо Н.В.Гербелем были допущены к публикации «переводы крайне неисправные, иногда печальным образом не достойные подлинника» [545, с. 400]. Устраняя эти недостатки, Вейнберг не только предложил читателям более качественные переводы, но и обогатил издание «обширными комментариями», представляющими читателю «возможность изучения великого немецкого писателя» [545, с. 400]. В другой, более ранней рецензии «Вестника Европы», опубликованной в 1892 г. за подписью А.В. и принадлежавшей А.Н.Пыпину, также отмечалось, что Вейнберг «приложил немало труда к тому, чтобы обставить это второе издание И.-В.Гете всеми необходимыми историко-литературными комментариями» [4, с. 387], в частности, дополнил первое издание, подготовленное Н.В.Гербелем, обстоятельным введением, в котором изложил историю немецкой поэзии, подготовил вступления к каждому произведению характеристикой с доскональным его изложением художественных истории особенностей, его ввел создания, и по необходимости использовал систему частных примечаний. Наконец, издание было пополнено переводами 45 произведений, «никогда не бывшими в русской печати» либо по каким-то причинам не попавшими в гербелевское собрание [см.: 4, с. 387]. 318 Уже первый том первого издания сочинений Г.Гейне, предпринятого в 1864 г. Вейнбергом, вызвал благожелательный отклик В.А.Зайцева (за подписью В.З.), который, отмечая содержание книги, включавшей первую часть «Путевых картин» в переводах М.Л.Михайлова и Вейнберга, и называя последних «лучшими переводчиками», восклицал: «Наконец-то, наконец мы дождались перевода Гейне; наконец-то он стал доступен всем, и не надо будет знать по-немецки, чтоб наслаждаться этой чудной поэзией. Наконец-то гг. Сомовым и Бергам нельзя будет мучить его стихи, потому что у нас будет настоящий Гейне, в прекрасном переводе М.Л.Михайлова» [95, с. 76]. Использование переводов М.Л.Михайлова, «лучшего русского переводчика Гейне и в стихах и в прозе», во втором, третьем и четвертом томах вейнберговского издания высоко оценивалось А.Н.Пыпиным, характеризовавшим переводы самого составителя как «вообще весьма удовлетворительные» [500, c. 81]. Отмечая успех Г.Гейне, ставшего в России «едва ли не самым известным <…> писателем новейшей немецкой литературы», А.Н.Пыпин признавал, что российское общество «продолжает питаться западными поэтическими идеалами, как продолжает питаться и крохами западной науки, какие достаются на его долю» [500, c. 82]. Не меньшее число благожелательных откликов – от анонимных рецензий до пространного аналитического обзора, подготовленного Д.Н.Цертелевым [см.: 608], – получило и позднейшее издание сочинений Г.Гейне, предпринятое Вейнбергом на рубеже XIX – XX вв. Так, в анонимной рецензии «Мира Божьего» на первые два тома нового издания, включавшие прозу Г.Гейне, сообщалось, что она дана в «прекрасном переводе г. Вейнберга» [198, с. 74], помогающем представить личность поэта «более глубокой и более сложной и, кроме того, более близкой нашему времени» [198, с. 75]. Регулярнее других откликалось на издание Вейнберга «Русское богатство», признававшее в сообщении о выходе первого тома неизменный интерес к Г.Гейне в России вне зависимости от «неустойчивых общественных настроений», акцентировавшее, со ссылкой на предисловие 319 составителя, появление множества новых переводов, привнесение «очень значительных дополнений», использование системы примечаний, учет «последнего критического издания сочинений Гейне, сделанного проф. Эльстером», а также подчеркивавшее «хорошую известность» Вейнберга «в нашей переводной гейневского литературе» восприятия в [223, России, c. 74]. рецензент Осмысливая «Русского историю богатства» А.Г.Горнфельд указывал, что «его переводил еще Лермонтов» [226, с. 72], однако «апогей его славы» пришелся на 1860-е гг., когда появились переводы М.Л.Михайлова, литературно-критические статьи Д.И.Писарева, наконец, первое собрание сочинений, изначально редактировавшееся Вейнбергом: «Читателям хорошо знакомы эти маленькие томики, в которые ими вложено так много из пережитого. Чуть не двадцать лет тянулось это издание с длинными промежутками, меняя редакторов и оставшись весьма неполным» [226, с. 73]. Новое издание, представившее всего Г.Гейне, «за весьма немногими и малозначительными исключениями, не зависящими от редактора» [226, с. 73], было завершено к пятидесятилетию литературной деятельности Вейнберга, причем последними вышли тома, посвященные лирической поэзии. Признавая, что значительная часть поэтических переводов из Г.Гейне при тщательном пересмотре их оказались «до такой степени отступающими от подлинника или полными таких грубых промахов и ошибок, что пришлось часть их подвергать радикальной переработке, другую часть – совсем отбрасывать и переводить заново» [цит. по: 227, с. 48], Вейнберг, по мнению А.Г.Горнфельда, был вынужден нередко жертвовать внешней точностью ради поэтичности, что приводило к утрате особенного гейневского начала: «…тот, кто знает Гейне в оригинале, не раз вздохнет, читая даже эти, верные и удачные переводы: если даже здесь приходится терять так много из подлинного Гейне, то, значит, русской речи не овладеть им никогда <…>. Никакие воспроизведения и характеристики не в силах передать и малой доли того волшебного блеска, которым сверкает и искрится 320 каждое подлинное слово этого удивительного, единственного в своем роде лирика» [227, c. 48]. В книге воспоминаний Е.Г.Полонской «Города и встречи» при описании событий периода первой русской революции передан ее диалог с П.Н.Кирсановым, активным участником революционного движения, свидетельствовавший не только о распространенности гейневских изданий, подготовленных Вейнбергом, в широкой среде, но и об искренней убежденности относительно невозможности полноценного воссоздания на русском языке достоинств гейневских оригиналов: Смущаясь, я подошла к этажерке и стала перебирать книги. Там было довольно много брошюр, которые я читала, и, к моему удивлению, томик стихов Гейне в переводе Вейнберга. – Вы любите Гейне? – Не ожидая ответа, я стала перебирать страницы, находя и угадывая знакомые мне стихи. Я давно знала и любила поэзию Гейне, но никогда не видела переводов: они казались мне слабыми. – У поэта гораздо лучше, – сказала я. – Вот послушайте <…> [485, с. 134]. Значительный успех имел и изданный Вейнбергом в 1869 г. двухтомник Л.Бёрне, получивший разнообразные отклики в журналах полярной идеологической ориентации, например, в «Вестнике Европы», «Деле», «Библиофиле». Н.В.Шелгунов на страницах «Дела» оценивал переводы Вейнберга из Л.Бёрне как «мастерские», отличающиеся «безукоризненными достоинствами», крайне редкими в эпоху «торгашей-издателей и полуграмотных переводчиков» [673, с. 72]; нарекания вызвал лишь сопровождавший публикацию литературно-критический очерк, ограничивавшийся представлением биографических фактов без оценки «той роли, которую занимает Бёрне в истории развития германской культуры» [673, с. 73]. Напротив, неизвестный автор рецензии в «Библиографе» отмечал, преимущественно, неудачи вейнберговского издания, состоявшие в предпочтении афоризмов и отрывочных заметок, что «решительно могли бы быть исключены», драматическим рецензиям, несправедливо опущенным составителем, в составлении компилятивной биографии писателя «как будто на живую нитку», наконец, в несовершенстве самих переводов: «…от г. Вейнберга мы ожидали лучшего» [47, c. 56 – 57]. Е.И.Утин в №3 «Вестника 321 Европы» за 1870 г. признавал, что «изданием в свет “Сочинений Лудвига Бёрне” как издатель, так и переводчик оказали истинную услугу русской читающей публике» [596, c. 338]. В том же 1870 г. Н.А.Демерт, сообщая в «Отечественных записках» об умеренном отношении русской печати к А.И.Герцену, известие о смерти которого пришло из Парижа, проводил аналогии с кончиной Л.Бёрне, в связи с чем цитировал одно из его произведений – «Салат из селедки» – по второму тому издания в переводе Вейнберга [см.: 262, с. 380]. Пожалуй, наименьшей известностью среди вейнберговских собраний пользовалось издание Ж.-Б.Мольера, выпущенное Товариществом А.Ф.Маркс уже после смерти Вейнберга с указанием имени второго составителя – П.В.Быкова. Вероятно, с этим изданием и помещенным в нем вейнберговским переводом «Мнимого больного» была отчасти связана запись в дневнике А.А.Блока от 7 мая 1913 г., напрямую вызванная неудачной, на взгляд поэта, постановкой мольеровской пьесы в Московском художественном театре: «Мольеровский спектакль <…>. Впечатление от Мольеровского спектакля самое ужасное <…>. Судна и ночные горшки, ужасный перевод (Вейнберг). Мольер устарел, ансамбль Художественного театра исчез бесследно» [71, с. 248 – 249]. Резонансные переводы П.И.Вейнбергом «Натана Мудрого» Г.-Э.Лессинга и «Фауста» И.-В.Гете. На страницах «Журнала Министерства народного просвещения» в 1897 г. было отмечено близкое по времени появление трех переводов на русский язык «Натана Мудрого» Г.-Э.Лессинга, принадлежащих В.А.Крылову, П.И.Вейнбергу, В.С.Лихачеву, причем самым первым из них был все же перевод В.А.Крылова, переиздание которого и послужило поводом к написанию журнальной рецензии. Такой внезапный интерес к «Натану Мудрому» обусловливался анонимным рецензентом «как содержанием, так и возвышенностью тона, в котором написано это произведение», впечатляющее «чистотой нравственной атмосферы» [418, с. 253]. Отмечая, что переводы постоянно улучшались, рецензент признавал 322 вместе с тем, что именно В.А.Крылову как первопроходцу выпало наибольшее количество трудностей: «…его перевод, хотя и весьма точен, но в то же время немного тяжеловат; стих у П.Вейнберга более легкий, а у В.Лихачева он, как нам кажется, еще лучше» [418, с. 253]. Рецензент «Русского богатства» А.Г.Горнфельд, представлявший в 1898 г. «Натана Мудрого» в переводе Вейнберга, выпущенном типографией Товарищества И.Д.Сытина [см.: 369], указывал, что работы этого переводчика «известны своей точностью, близостью к духу подлинника и часто – художественностью» [224, с. 30]. Среди значительного числа вейнберговских переводов «попадаются подчас и менее удачные», но произведения крупных форм в целом передаются Вейнбергом успешно, одним из доказательств чему стал и перевод «Натана Мудрого»: «Можно иногда не согласиться с его пониманием того или иного места, можно отметить в его переводе кой какие вольности, явно отступающие от смысла подлинника. <…>. Но общее впечатление, оставляемое работой г. Вейнберга, самое благоприятное» [224, с. 30]. Символично, что первая публикация вейнберговского перевода «Натана Мудрого» состоялась в ноябре и декабре 1889 г. в «Наблюдателе», который несколько лет спустя начал вести ярую антисемитскую пропаганду и к концу XIX в. «из всего “Натана” помнил и твердил одну только фразу: “Thut nichts! Der Jude wird verbrannt!”» [224, с. 30]. Именно перевод Вейнберга был выбран в качестве эталонного для цитирования текста «Натана Мудрого» Г.-Э.Лессинга в фундаментальной «Всеобщей истории литературы» в статье А.И.Кирпичникова «Немецкая литература во второй половине XVIII века» (1892) [см.: 328, с. 148, 150 – 155]109. В статье А.И.Кирпичникова «Очерк истории литературы XIX столетия» (1892), также вошедшей во «Всеобщую историю литературы», были отмечены другие переводы Вейнберга. Так, указывая, что русская библиография Шелли «необширна, но представляет несколько ценных работ», исследователь далее так пояснял свою мысль: «в Рус. Слове 1864 г. №8 и 9 напечатан хороший перевод его трагедии «Ченчи» (Вейнберга)» [329, c. 670]. Также А.И.Кирпичниковым 323 109 Другим заметным событием в переводческой судьбе Вейнберга стал выход двумя изданиями в 1902 и 1904 гг. его прозаического прочтения гетевского «Фауста» [см.: 208; 209], появление которого во многом обусловливалось несовершенством прежних переводов. Вейнберговский перевод, снабженный подробными примечаниями, сразу привлек к себе внимание читателей и критики. Так, из дневника В.М.Жирмунского известно, что, занявшись летом 1905 г. изучением «Фауста» Гете, он воспользовался, в числе прочего, и вейнберговскими примечаниями, помещенными в издании 1904 г. [см. об этом: 298, с. 130]110. Н.Д.Авксентьев в книге «Сверхчеловек: Культурно-эстетический идеал Ницше» (1906), обратившись к фаустиане, процитировал фрагмент из перевода Вейнберга: «Но дух пришел мне на помощь! / Наконец я понял и убежденно пишу: / “В начале было Дело”» [5, с. 27]. Священник С.М.Соловьев в статье «Гете и христианство», напечатанной в 1917 г. в «Богословском вестнике», назвал лучшим поэтическим переводом гетевского «Фауста» перевод А.А.Фета, но при этом отметил, что в случаях, когда «требуется бóльшая точность», предпочтение при цитировании следует отдавать прозаическому переводу Вейнберга [547, с. 486]. Е.А.Ляцкий в рецензии на страницах «Вестника Европы» отмечал, что новый прозаический перевод «Фауста» «займет несомненно видное место в русской литературе о бессмертной трагедии Гёте» [289, с. 842]. Такой перевод, по его мнению, отчасти выигрышнее поэтического, поскольку «техника стихотворного переложения с одного языка на другой создает <…> трудности, которые поневоле заставляют удовольствоваться передачей не точного текстуального значения, но общего смысла и настроения» [289, с. 842]. Признавая определенные достоинства за переводчиками, которые «как бы присваивают произведения иной литературы и, проникшись их духом, передают в свободной форме, заботясь более об общем впечатлении, чем о был приведен фрагмент концовки стихотворения немецкого поэта А.Шамиссо, обращенного к родному замку Бонкур, в вейнберговском переводе [329, с. 709]. 110 Многочисленные цитаты из «Фауста» И.-В.Гете в переводе П.И.Вейнберга приведены и в написанной в 1914 г. первой монографии В.М.Жирмунского «Немецкий романтизм и современная мистика» [см.: 297, с. 12, 17, 24]. 324 деталях», Е.А.Ляцкий, однако, вынужден был признать, что по таким переводам нельзя в полной мере судить об оригиналах тем, кто нацелен на их серьезное изучение. Напротив, точный, хотя бы и прозаический перевод Вейнберга способен сформировать у читателя, не владеющего немецким языком, «более или менее близкое понятие о том, как именно думал и какими именно словами выражал свою мысль писатель» [289, с. 842], а также вызвать появление новых поэтических прочтений «Фауста» с более глубоким проникновением в дух гетевского подлинника. Вейнбергу удалось, на взгляд рецензента, успешно решить сложную задачу совмещения строжайшей верности подлиннику с поэтичностью, вследствие чего «перевод <…> читается легко, местами ритмичен и художествен» [289, с. 843], помогает увидеть – и если не почувствовать, то хотя бы понять – подлинного Гете; и лишь в немногих местах, где «философская отвлеченность смягчалась <…> изяществом стиха и блеском формы, прозаический перевод кажется местами холодным и даже риторичным» [289, с. 843]. Все допущенные Вейнбергом неточности и недосмотры стилистического характера, на взгляд Е.А.Ляцкого, в полной мере искупаются общим значением его труда [см.: 289, с. 844]. К.П.Петров, высоко характеризовавший Вейнберга, называвший его – наряду с Н.В.Гербелем, М.Л.Михайловым, В.С.Курочкиным, Д.Д.Минаевым – в числе тех переводчиков, у которых было «не только знание подлинника, но и поэтический талант» [457, с. 286], вместе с тем в полной мере не принимал прозаического перевода «Фауста», созданного в духе «строжайшей близости к букве подлинника» [457, с. 366], важном для подстрочников, не имеющих никаких литературных художественное произведение целей, но делающим собственно «тяжеловесным и не совсем изящным»: «Лучшими вышли сцены комические и реальные, слабее – сцены лирические; трагический пафос тоже соблюден. Автор не побоялся перевести и вторую часть, хотя она считается туманной» [457, с. 367]. Знакомство с переводом «Фауста», выполненным П.И.Вейнбергом, натолкнуло Ю.А.Веселовского на размышления о достоинствах и 325 недостатках прозаического перевода, изложенные в 1904 г. на страницах «Научного слова». С одной стороны, переводчик имеет возможность передать мысль зарубежного автора во всем многообразии ее оттенков, «не стесняясь никакими посторонними соображениями, не прибегая ни к каким описаниям или произвольным, но почти неизбежным отступлениям», но, с другой стороны, – неизбежно теряет «некоторые красоты слога», поскольку никакая, даже кажущаяся совершенной проза не может быть в этом отношении соотнесена со стихотворной речью [см.: 168, с. 144]. Приводя слова самого Вейнберга о том, что только гений Гете был способен облечь глубокое содержание «Фауста» в стихотворную форму, тогда как все его русские переводчики, люди несомненных дарований, доставляя читателям эстетическое наслаждение, передавали едва ли наполовину замысел подлинника, Ю.А.Веселовский отчетливо видел, «сколько труда потрачено было переводчиком для вполне точной и все же художественной передачи оригинала» [168, с. 144], а также для составления примечаний, важных для понимания трагедии, особенно ее второй части. Отдельные, наиболее удачные фрагменты перевода (такие, как монолог Фауста «Высокий Дух, ты даль мне, даль мне все...», молитва Гретхен, финальный хор трагедии «Все преходящее есть только символ...») отличаются «редкою музыкальностью, имеют даже что-то вроде ритма и во всяком случае совсем не походят на обыкновенную прозу» [168, с. 144]. Анонимный рецензент «Русской мысли» был убежден, что стремление к сохранению строжайшей близости букве подлинника напрасно стеснило Вейнберга при ограниченного переводе «Фауста». «деспотическими У переводящего требованиями стиха», прозой, не появляется возможность, «пользуясь богатыми ресурсами родного языка, передать художественное произведение во всех оттенках мысли и чувства, во всех тонкостях и особенностях настроения» [179, с. 314]. Стремление же к строжайшей близости подлиннику приводит, по мнению рецензента, к тому, что переводчик жертвует не только поэтичностью, но и легкостью, 326 изяществом речи, в результате чего создается перевод «очень добросовестный и точный, но вместе с тем и несколько тяжеловесный и не всегда безупречно изящный» [179, с. 314]. В рецензии «Русского богатства» прозаический перевод стихотворного произведения был воспринят как «дополнение к переводу поэтическому, заменить который он не в силах и не стремится» [229, с. 94]. Если поэтический перевод, заботясь о сохранении красот формы, передает «эмоциональную сторону поэтического подлинника», то прозаический перевод выдвигает на первый план «его логические элементы, его рациональную сторону, неизбежно отодвигаемую в тень в погоне за стихом, за рифмой, за лирическим подъемом» [229, с. 94 – 95]. Поэтический и прозаический переводы, таким образом, являются двумя полюсами одного целого, сближение которых в принципе возможно, но нецелесообразно: «Так, например, когда г. Соколовский, стараясь дать читателю полное и ясное представление о пьесе Шекспира, разлагает сжатые формулы поэтического языка, вводит в текст объяснения, которых в нем нет, и оттого удлиняет свой стихотворный перевод чуть не вдвое против подлинника, он грешит против того поэтического стиля, который хотел передать, и сам мешает исполнению своей задачи. В такую же ошибку впадает П.И.Вейнберг, когда после сугубой прозы своего перевода, почувствовав лирический подъем, вдруг передает патетический эпизод трагедии какой-то скандированной прозой, белыми или, вернее, беловатыми стихами» [229, с. 95]. На взгляд рецензента А.Г.Горнфельда, подобное внешнее украшательство, скандирование, «звуки какого-то ритма – неполного, нерешительного, ненужного» [229, с. 95], никоим образом не нужны переводам Вейнберга. Некоторые фрагменты «Фауста», «высоко поэтичные в подлиннике», создают впечатление раздражающей грубости и противохудожественности, однако в данном случае следует иметь в виду, что П.И.Вейнберг сознательно уклонился от создания художественного перевода в прозе, предпочтя сохранение «буквы» оригинала без серьезных погрешностей. 327 Признавая, что нельзя представить «Фауста» в переводе, достойно передающем и мысль, и художественную форму оригинала, Вейнберг, по наблюдению Ф.А.Брауна, решительно встал «на сторону точности перевода», предложив в этом отношении лучшую трактовку великого произведения, способную стать «надежным путеводителем по лабиринтам гетевской мысли» [82, с. 94]. Однако, сравнив его перевод со стихотворным переводом Н.А.Холодковского, дающим «хотя отдаленное представление о красоте и бесконечном разнообразии прилаживающегося к смене форм гетевского настроений и стиха, мыслей», так дивно исследователь почувствовал всю неудовлетворительность избранной Вейнбергом почти не читабельной формы. Ф.А.Браун передавал ощущение сознательности выбора переводчиком тех или иных лексем «во избежание ритма и даже рифмы»: «…он борется со словом не в угоду стиху, а как бы в защиту от него, стараясь отстранить его, когда он навязывался ему сам собой» [82, с. 94]. Те же места, в которых, благодаря лирическому подъему, ощущается ритм, представляются Ф.А.Брауну наиболее удачными, особенно это касается заключительных сцен второй части, где «ритмическая проза <…> разгорается до высокого художественного пафоса» [82, с. 95]. Также рецензентом было указано, что хорошее знание «Фауста» позволяло переводчику «оттенять некоторые образы и выражения, характеризующие то или иное лицо, удачными оборотами, дополняющими и <…> поясняющими оригинал» [82, с. 96]. Со слов Ф.Ф.Фидлера известно, что, по завершении прозаического перевода «Фауста» Вейнберг первоначально предполагал «приняться за перевод кукольной комедии» (дневниковая запись от 31 октября 1898 г.; [602, c. 229]) о Фаусте, однако эти планы остались нереализованными. Как видим, оба резонансных перевода Вейнберга с немецкого языка вызвали серьезные споры в русской критике, увидевшей как достоинства, так и недостатки в работе переводчика. Вместе с тем следует признать, что ни первый, ни второй перевод не выдержали проверки временем, после кончины 328 переводчика не републиковались и не осмысливались в русской литературной критике и литературоведении. Отношение литераторов Серебряного века к П.И.Вейнбергу и его творчеству. А.А.Блок, досконально знавший как оригинальное, так и переводное творчество П.И.Вейнберга, считал весьма посредственной большую часть его оригинальных произведений, но при этом был уверен, что и у подобных авторов есть своя ниша в русской литературе. В относящейся к декабрю 1919 г. статье «О списке русских авторов» А.А.Блок отмечал, что в «основной библиотеке русской литературы» должны быть заявлены и «поэты как бы без лица, которым удалось на разных поприщах сохранить о себе совершенно разные, но яркие воспоминания», например, «какой-нибудь Вейнберг – и в шуточной поэзии и в гражданской» [70, с. 138]. В дневниковой записи от 20 июня 1921 г., перечисляя наиболее памятные для него произведения русской поэзии XIX в., А.А.Блок назвал два стихотворения Вейнберга – «Я вам не говорю про тайное страданье…» и «Он был титулярный советник…» [73, с. 423]. Основным вейнберговским достижением в переводном творчестве было, на взгляд А.А.Блока, прочтение шекспировского «Отелло», а главным провалом – интерпретации гейневских текстов, не передававшие и в малой степени достоинств немецких оригиналов, однако вызвавшие восторги сервильной критики. О Вейнберге как переводчике второй части «Путевых картин» Гейне «Идеи. Книга Le Grand» А.А.Блок писал В.А.Зоргенфрею 17 декабря 1918 г. [см.: 465, с. 305]; о том же, равно как и о вейнберговских комментариях к своему переводу, упомянуто в заметке на корректурном листе шмуцтитула «Путевых картин», написанной в сентябре 1919 г. [см.: 465, с. 311]. Письмо А.А.Блока П.О.Морозову от 9 октября 1919 г. характеризовало перевод Вейнбергом книги Г.Гейне «Романтическая школа» («Die romantische Schule», 1933), включенный в издание А.Ф.Маркса в 1904 г., как содержащий «цензурные пропуски и французские вставки» [6, с. 330]. 329 В докладе «Гейне в России (О русских переводах стихотворений Гейне)», прочитанном на заседании редколлегии издательства «Всемирная литература» 25 марта 1919 г., А.А.Блок, признавая талант Вейнбергапереводчика, «давшего нам “Отелло” и “Шейлока”», в то же время утверждал, что с ним «почти совсем не стоит считаться» [69, c. 121], когда речь идет о переводах из Г.Гейне. Вместе с тем именно П.И.Вейнберг и его современники, «а не предшествующее им поколение, установили очень прочную традицию, которую расшатать необыкновенно трудно», «ее не расшатала даже великая русская революция» [69, с. 123]. В доказательство своих слов А.А.Блок приводил факт публикации в журнале «Пламя» (1918, №30) «ряда “революционных” стихотворений Гейне в переводе Вейнберга», одно из которых, стихотворение в прозе, напоминало ему «передовицу в “Красной газете”» [69, с. 124]. В библиотеке А.А.Блока сохранилось множество свидетельств внимания поэта к творчеству старшего современника: в частности, во втором томе пятитомного Шекспира из «Библиотеки великих писателей» под редакцией С.А.Венгерова чернилами исправлена ошибка, связанная с приписыванием издателями Вейнбергу перевода комедии Шекспира «Двенадцатая ночь, или Как вам угодно», осуществленного А.И.Кронебергом [см.: 67, кн. 2, с. 378]; блоковские пометки синим карандашом имеются в выпущенном Вейнбергом первом томе сборника «Европейский театр» [см.: 67, кн. 1, с. 120]; многочисленные карандашные отчеркивания строк, уточнения и исправления содержатся во всех шести томах «Полного собрания сочинений» Г.Гейне под редакцией и с биографическим очерком Вейнберга (1904) [см.: 67, кн. 1, с. 191 – 206]; упоминания о «Школе злословия» Р.Шеридана в переводе Вейнберга, о Вейнберге как мастере переводной художественной лирики и как переводчике драматургии подчеркнуты соответственно в первом томе «Истории западной литературы» (1800 – 1910) под редакцией Ф.Д.Батюшкова, в третьем томе «Истории русской литературы XIX века» под редакцией Д.Н.Овсянико-Куликовского и в книге «Хроника петербургских 330 театров с конца 1855 до начала 1881 года. Годовые обозрения русской и французской драматической сцены, оперы и балета» (сост. А.И.Вольф) [см.: 67, кн. 1, с. 302, 306; кн. 2, с. 367]; многочисленные подчеркивания и пометы А.А.Блока имеются в двухтомной «Иллюстрированной всеобщей истории литературы» И.Шерра, несколько раз издававшейся под редакцией Вейнберга (в библиотеке – издание 1905 г.) [см.: 67, кн. 2, с. 394 – 398]. В книжном собрании А.А.Блока также имелись двухтомная «карманная хрестоматия» «Русские поэты», составленная Вейнбергом и вышедшая в серии «Дешевая библиотека» в издательстве А.С.Суворина [см.: 67, кн. 2, с. 222], биографический очерк Вейнберга «Генрих Гейне: его жизнь и литературная деятельность» (книга из серии «Жизнь замечательных людей. Биографическая библиотека Ф.Ф.Павленкова») [см.: 67, кн. 3, с. 215], отдельный оттиск философской драмы Э.Ренана «Жуарская игуменья» в переводе Вейнберга из №6 «Вестника иностранной литературы» за 1895 г. [см.: 67, кн. 3, с. 252], выпущенное С.Е.Добродеевым двенадцатитомное «Полное собрание сочинений в прозе и стихах» Шекспира в переводе П.А.Каншина со вступительной статьей Н.И.Стороженко и примечаниями Вейнберга и др. [см.: 67, кн. 3, с. 269]. Осуществляя с 24 ноября 1918 г. по 1921 г. по поручению издательства «Всемирная литература» подготовку нового русского собрания произведений Г.Гейне, А.А.Блок внимательно проработал имевшийся в его библиотеке известный семитомник поэта на немецком языке, подготовленный Эрнстом Эльстером (т. н. «Эльстеровское издание») и сделал пометы напротив многих произведений с указанием имен их лучших переводчиков, причем среди этих имен Вейнберг упоминался достаточно часто [см.: 67, кн. 3, с. 75 – 77, 79 – 84, 86, 87, 89, 90, 93, 94]. Вместе с тем у А.А.Блока не было особых иллюзий, он сознавал, что «больше половины Гейне едва ли можно будет дать», о чем писал Н.А.Нолле-Коган 3 января 1919 г., отдельно упоминая «политические стихотворения» Гейне, «столь искалеченные П.И.Вейнбергом и его присными» [77, с. 334]. Для нового издания А.А.Блок осуществил 331 редактирование вейнберговского перевода «Мемуаров» Г.Гейне, воплотив в жизнь свои переводческие принципы [см. подробнее в статье Е.В.Ланда: 361, с. 72 – 107]111. Из планировавшихся пяти, а затем семи томов Гейне А.А.Блоку удалось выпустить лишь два – пятый [см.: 196] и шестой [см.: 197]; дальнейшая работа была прервана его смертью. И.А.Бунин в письме к В.В.Пащенко от 4 марта 1892 г. высоко оценивал двухтомник внимание Л.Берне, на статью подготовленный Вейнбергом, «Менцель-французоед», обращая обличавшую особое глашатая немецких националистов Вольфганга Менцеля, выступавшего против либерализации политического процесса во Франции: «…приказ моему дорогому, любимому свиненочку: взять как можно скорее сочинения Берне (2 т., перевод под редакцией П.Вейнберга). Я давно не испытывал такого наслаждения человеческим умом и благородством мысли и духа, и хочу, чтобы и ты прочитала его. Прочти, голубеночек, хотя статью Берне: “Менцель-французоед”, – только прочти так, как и вообще должно читать хорошие книги, – серьезно, вдумчиво. Не мешает при чтении проводить некоторые параллели…» [90, с. 142]. В №10 «Нового слова» за 1894 г. в рецензии на только что выпущенное посмертное издание стихотворений А.Н.Плещеева И.А.Бунин подверг масштабной критике вступительную статью Вейнберга «Памяти Алексея Николаевича Плещеева»: «<…> статья г. Вейнберга оказывает поэту неважную услугу <…>, постоянно низводит последнего на степень какого-то Обращает на себя внимание категоричность оценок деятельности Вейнберга, содержащихся в статье Е.В.Ланда. В частности, она выдвигает весьма спорный тезис, что «редакторский “метод” Вейнберга в основном сводился к вытеснению чужих переводов собственными» [361, с. 74]. Е.В.Ланда размышляет об искажении Вейнбергом самой внутренней сущности Г.Гейне, его образа, раскрывавшегося в поэзии: «…трактовкой Вейнберга создавался “фальшивый Гейне”, “Гейне русских либералов”, который был лишь остроумным и довольно ядовитым вольнодумцем и не имел ничего общего с “подлинным Гейне”, ненавидящим жгучей ненавистью буржуазное общество и мир филистеров» [361, с. 84]. Наблюдая в вейнберговских переводах прозы Г.Гейне калькирование оригинала, неупотребляемые в русском языке словосочетания, канцеляризмы и т. д., Е.В.Ланда соотносила их не столько с индивидуальными качествами конкретного переводчика, сколько с общим уровнем развития художественного перевода на рубеже XIX – XX вв., после чего вновь высказывала излишне резкие, на наш взгляд, суждения: «Требования к языку прозаического перевода были несравнимо ниже, чем к языку русской художественной прозы. Известные переводчики (а П.Вейнберг, безусловно, был незаурядным переводчиком для своего времени) писали таким слогом, которого не позволяли себе даже второстепенные провинциальные литераторы» [361, с. 96]. В те же годы в статье «А.Блок и переводы из Гейне» Е.В.Ланда обращала внимание на оставленные А.А.Блоком «размашистые восклицательные и вопросительные знаки возле тех абзацев, где Вейнберг примитивно истолковывал биографию Гейне, лишал поэтической и социальной значимости такие события его жизни, как любовь к Зефрен, поездка на остров Нордерней и т. д.» [360, с. 313]. 332 111 труженика “из-за куска насущного хлеба”, что мало гармонирует с творчеством», тем более, что А.Н.Плещеев «никогда не знал бедности, достойной вздохов г. Вейнберга» [78, с. 343]. И.А.Бунин приходил к выводу, что вступительная статья Вейнберга «очень тускло и неверно освещает личность Плещеева» и к тому же отличается «слишком тяжелым, дубоватым <…> изложением», характеризующимся использованием «антилитературных, длинных периодов» [78, с. 344]. Встреча И.А.Бунина с Вейнбергом состоялась во время литературномузыкального вечера в Обществе для подания помощи переселенцам в Петербурге 20 декабря 1895 г., о чем сохранилось упоминание в «Автобиографических заметках» И.А.Бунина, в которых Вейнберг был назван «душой всех литературных вечеров Петербурга» [89, с. 547]. Два года спустя, на вечере, посвященном 30-летию литературной деятельности Н.Н.Златовратского (16 ноября 1897 г.), И.А.Бунин предполагал прочесть стихотворение К.Ф.Геббеля «Данте» в переводе Вейнберга, о чем сообщил в письме Ю.А.Бунину от 3 ноября 1897 г. [см.: 90, с. 246]. И.А.Бунин, находясь в Одессе, 10 ноября 1899 г. стал участником вечера, организованного там в честь прибывшего Вейнберга112 Литературно-артистическим обществом, прочитал рассказ А.П.Чехова «Душенька»; в письме И.А.Бунина Н.Д.Телешову от 14 ноября 1899 г. сохранилось краткое упоминание об этом событии: «Был тут Вейнберг, мы его чествовали, участвовали с ним в литературном вечере» [90, с. 299]. В отделе рукописей ИРЛИ (ф. 62) сохранилось несколько писем И.А.Бунина Вейнбергу, причем первое из них – от 27 сентября 1904 г. – было откликом на обращение адресата с просьбой принять участие в сборнике памяти погибшего на русско-японской войне художника В.В.Верещагина, прибыль от продажи которого должна была лечь в основание Художественного фонда: «…к сожалению, у меня нет сейчас ничего, Целью приезда П.И.Вейнберга в Одессу было чтение двух публичных лекций, посвященных 150-летию со дня рождения И.-В.Гете. Лекции были прочитаны в зале Одесской городской думы 7 и 9 ноября 1899 г. 333 112 имеющего непосредственную связь с идеей мира» [90, с. 447]. Будучи в Петербурге в конце февраля 1908 г. И.А.Бунин не нашел времени принять приглашение Вейнберга и посетить его, в связи с чем в письме от 5 марта 1908 г. вынужден был оправдываться [см.: 91, с. 70]; к этому же письму в качестве подарка было приложено отдельное издание бунинского перевода драматической поэмы Дж.-Г.Байрона «Манфред», вышедшее в 1904 г. 21 марта 1908 г. И.А.Бунин напоминал Вейнбергу о его «приветливости» во время «последнего свидания» [91, с. 73], состоявшегося, вероятно, в ноябре 1907 г., и просил от переводчика книгу с дарственной надписью. Какую именно книгу (или книги) прислал в ответ Вейнберг 1 или 2 апреля 1908 г. – достоверно неизвестно113, однако можно предполагать, что это был изданный в 1904 г. его прозаический перевод «Фауста» И.-В.Гете, о котором сообщается в письме И.А.Бунина Н.А.Пушешникову от 10 апреля 1908 г.: «Везу “Фауста” в прозаическом переводе Вейнберга (с примечаниями)» [91, с. 75]. Ответное письмо И.А.Бунина с благодарностью за подарок не дошло до адресата, в связи с чем писатель вынужден был оправдываться: «Вейнбергу я отвечал еще в апреле» [91, с. 79] (из письма Н.А.Крашенинникову от 6 июня 1908 г.); «<…> благодарил Вас еще в апреле, писал Вам на Пасхе из Ефремова Тульск<ой> губ<ернии>» [91, с. 80] (из письма П.И.Вейнбергу от 24 июня 1908 г.). Именно Вейнбергу было первоначально поручено рецензирование произведений И.А.Бунина в связи с выдвижением их (перевода мистерии Дж.-Г.Байрона «Каин» и книги «Стихотворения 1903 – 1906 гг.») на Пушкинскую премию, о чем известно из письма И.А.Бунина в Петербургскую императорскую академию наук от 16 октября 1908 г. [см.: 91, с. 88]. В виду кончины Вейнберга книги были переданы другому рецензенту – К.Р. <К.К.Романову>, вопреки мнению которого [см.: 321, с. 30 – 55] 113 На одной из книг П.И.Вейнберг оставил дарственную надпись: «И.А.Бунину, моему любимому, истинному поэту. Старый стихотворец Петр Вейнберг» [370, c. 732]. 334 И.А.Бунин все же получил Пушкинскую премию, разделив ее с А.И.Куприным. На страницах символистского журнала «Весы» Вейнберг упоминался в целом ряде статей, подготовленных В.Я.Брюсовым, – в обзоре русской литературы за 1904 г., написанном для журнала «The Athenaeum» и перепечатанном в «Весах» [85, с. 48 – 53], в рецензиях на второй том трехтомного Байрона из «Библиотеки великих писателей» издания Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона [184, с. 103 – 104], а также на составленный И.В.Скворцовым сборник «лучших стихотворений русских поэтов» «Родная поэзия» [454, с. 65 – 66]. В частности, рецензия на байроновское издание содержала указания на недостатки переводов Вейнберга. В.Я.Брюсову принадлежал и напечатанный в «Весах» отклик на «Иллюстрированную всеобщую историю литературы» И.Шерра, переведенную под редакцией Вейнберга с многочисленными неточностями [453, с. 63 – 65]114. Вероятно, первое столкновение В.Я.Брюсова с Вейнбергом произошло во время приезда в Петербург 18 – 22 марта 1899 г. на творческом вечере у К.Д.Бальмонта в связи с чтением А.М.Добролюбовым стихотворения «Утром ли»; об этом сохранилась такая запись в брюсовском дневнике (от 17 – 22 марта 1899 г.): По поводу стихотворения Добролюбова поднялся шум <…>. Больше всех волновался переводчик Вейнберг, старец. – Не понимаю! не понимаю – «Юноша я иль звезда», что это такое? – «Умер давно или жив». Что это? не понимаю. Я пришел в ярость и обрушился на него. – Не понимать тут нечего! Можно сказать, что это банально, но что непонятно, нельзя. Это самая элементарная философская мысль, что нет грани между действительностью и грезой, между жизнью и смертью. Простейшая мысль! Я начал так ожесточенно, что Вейнберг залепетал: – Ну, а вот я не понимаю, значит, я так туп [87, с. 80]. Однако к моменту этой личной встречи В.Я.Брюсов уже испытывал неприязнь к «старцу» Вейнбергу, выраженную, в частности, в письме к А.А.Курсинскому от 10 июля 1898 г., где, при оценке статьи П.С.Когана На страницах «Весов» Вейнберг был также назван в рецензии Б.А.Садовского на новые сборники избранной русской поэзии, составленные В.Д.Бонч-Бруевичем и М.Л.Бинштоком [23, с. 101 – 102]. 335 114 «Генрих Гейне. (К столетию со дня рождения)», увидевшей свет в «Русской мысли» (№№4 и 6 за 1898 г.), отдельно отмечалось, что литературоведом для цитирования гейневских стихов «переводы выбраны плачевные, где встречаются “гладкие дамы”, кажется, в смысле “изящные”» [86, с. 338]. Под плачевными понимались переводы Вейнберга, последняя строфа одного из которых и стала объектом брюсовского сарказма: «Мир вам, блестящие залы, / Гладкие дамы, мужчины!.. / В горы!.. Оттуда взгляну я / Весело в ваши долины!..» («Черные фраки, чулочки…» из «Путешествия на Гарц») [195, т. 1, с. 112]115. З.Н.Гиппиус, близко общавшаяся с Вейнбергом в петербургский период жизни, в начале творческого пути публиковавшаяся в его «Театральной газете»116, неоднократно вспоминала о нем, оказавшись в эмиграции, – Вейнберг стал для нее одним из символов той благородной, интеллигентной России, которая была навсегда утрачена с наступлением большевистской власти. Описывая в очерке «Благоухание седин. О многих» (1924)117, вошедшем в книгу «Живые лица», взаимоотношения литераторов старшего поколения, З.Н.Гиппиус обращала внимание, что соседствующие в хрестоматиях поэт-либерал А.Н.Плещеев и поэт-цензор Я.П.Полонский «никогда не видятся, друг у друга не бывают», после чего упоминала о Вейнберге: «У П.И.Вейнберга <…> великолепная борода <…> и свое, соответственное, стихотворение, “Море” – Бесконечной пеленою О достаточно широкой известности перевода П.И.Вейнберга «Черные фраки, чулочки…» свидетельствует цитата из него в дневниковой записи Ф.Ф.Фидлера от 23 ноября 1906 г.: «Сегодня, наконец, принял приглашение Зои Юлиановны Яковлевой и посетил ее журфикс. Подлинный “салон” с “холеными господами и дамами” из “знатного” общества» [602, с. 456]. 116 По данным М.В.Гехтмана, в №№3 и 4 «Театральной газеты» от 18 и 25 июля 1893 г. увидела свет «картинка» З.Н.Гиппиус «Тишина» [см.: 210, с. 56]. 117 Этот мемуарный очерк З.Н.Гиппиус был опубликован в «Современных записках» лишь после ее настояний, отразившихся в письме к одному из руководителей журнала, юристу и публицисту М.В.Вишняку от 13 мая 1924 г.: «<…> Суворин и Чехов были плохие революционеры, но зато у Плещеева имелось “Вперед, без страха и сомнения”, а у Вейнберга “Море”, а у Григоровича “Антон Горемыка”. Неужели мне верить, что даже и за них редакция не могла стерпеть имен двух первых (и Майкова, признаюсь)» [218, с. 614]. Как видим, П.И.Вейнберг, в числе ряда других демократически настроенных поэтов прошлого (таких, как А.Н.Плещеев, А.Н.Майков), вызывал к себе противоречивое отношение в среде русской эмиграции. 336 115 Развернулось предо мною… и Вейнберг тоже не бывает на “пятницах” Полонского-цензора…» [212, с. 165]118. Вейнберг «не был таким всепризнанным русским “поэтом”, как Полонский, Плещеев, Майков», однако, в отличие от многих, не держался особняком, а стремился поддерживать творческую среду, был «душой всех литературных вечеров, хранителем “честного” литературно-общественного направления» [212, с. 179]. Да и внешний облик Вейнберга, по наблюдению З.Н.Гиппиус, был разительно ярок: «Худой, с приятными живыми манерами, весело-остроумный – он был совершенно лыс и в профиль походил на библейского пророка. Чудесная, с серым отливом, борода его – не плещеевский веер: и борода у Вейнберга – как у Авраама» [212, с. 179]. Отмечая, что в Вейнберге, «вероятно, <…> была еврейская кровь», З.Н.Гиппиус вместе с тем признавала, что «еврейский вопрос» в «старой» литературе «решительно не имел места и значения», будучи впервые выдвинутым на передний план В.П.Бурениным в отношении С.Я.Надсона и его творчества [см.: 212, с. 179]. Вейнберг представал у З.Н.Гиппиус не только знатоком традиций «старой» литературы, прежнего литературного быта, но и ценителем всего нового: «Он пытался схватить и понять, как умел, движение литературы во времени. Может быть, чувствовал, что ему суждено пережить почти всех своих сверстников (он и Чехова пережил!), что, какникак, придется не одну еще перемену увидать. Да и был у него гибкий и живой дух» [212, с. 180]. Вейнберг привлекал к участию в литературных вечерах молодежь, но делал это так, что последняя чувствовала себя с ним И.И. Ясинский, вспоминая о богатом наследстве, полученном в конце жизни А.Н.Плещеевым, акцентировал, что последний, будучи либералом, поначалу «довольно щедро раздавал друзьям по тысяче и больше» [707, т. 1, с. 438], причем среди вознагражденных был и П.И.Вейнберг, «тоже большой либерал» [707, т. 1, с. 438 – 439]. Небольшое рассуждение И.И.Ясинского о либерализме Вейнберга позволяет вполне понять его идейные убеждения конца 1880-х гг. и последующих лет: «Как были утопические социалисты, так были и утопические либералы. Петр Исаич был певцом такой утопической свободы. Кто ее тогда не хотел?» [707, т. 1, с. 439]. Из тех же воспоминаний известно, что именно Вейнберг предложил издателю А.Ф.Марксу сотрудничество И.И.Ясинского как романиста [см.: 707, т. 1, с. 461]. 337 118 «проказливыми детьми»: «Подымется шум – Вейнбергу и горя мало: пусть пошумят, тем веселее. Сам, бывало, выйдет со мной на эстраду несколько раз. А в конце, для полного успокоения, прочтет свое «Море», – делая, впрочем, вид, что оно ему смертельно надоело, – он только уступает требованию публики» [212, с. 180 – 181]. З.Н.Гиппиус также сообщала о веселости и остроумии поэта, его неиссякаемых экспромтах, рассказах о «старине глубокой», делавших его «настоящим кладезем <…> литературных преданий» [212, с. 183]. Наблюдая смену поколений, нарождение новых течений, Вейнберг не стремился примкнуть к какому-либо из них, ибо «слишком был искренен» для этого, однако же «относился ко всему новому с интересом и благостью» [212, с. 184]. В А.П.Чехове ему был «чужд подход к жизни “уж очень мелочной, хмурой, без положительного…”», в творчестве Л.Н.Андреева он «просто ничего не понимал, и даже не хотел понимать, отмахивался от него» [212, с. 185]. Отмечая, что Вейнберг «называл себя материалистом», З.Н.Гиппиус вместе с тем настаивала, что его материализм был во многом идеалистическим, романтическим, никоим образом не соотносимым с материализмом позднейших поколений [см.: 212, с. 185]. Выход книги В.Ф.Ходасевича, З.Н.Гиппиус который, «Живые перечисляя лица» людей, вызвал рецензию прошедших перед мемуаристкой, упоминал и Вейнберга, показанного, наряду с другими, не в статичной картине, а «в движении, в действии, в столкновениях» [606, с. 600]. Имя Вейнберга встречается в очерках и статьях З.Н.Гиппиус, написанных в эмиграции во второй половине 1920-х – 1930-е гг. Так, в статье «Загадка Некрасова» (1938) ею отмечено, что в некрасовскую эпоху «пользовалось успехом и “Море” Вейнберга, обличающее всякую “усталость и болезненную вялость”» [217, с. 247], в очерке «Все непонятно (О Сергее Аркадьевиче Андреевском)» (1926) сообщено о встречах с С.А.Андреевским 338 «на собраниях у Вейнберга» [215, с. 371], тот же гостеприимный «литературный» дом Вейнберга назван и в статье «Далекая единственная встреча» (1931) [см.: 216, с. 440]. О регулярных встречах П.И.Вейнберга и З.Н.Гиппиус на рубеже XIX – XX вв. сохранились воспоминания Ф.Ф.Фидлера. В частности, в его дневниковой записи от 13 марта 1899 г. со слов З.Н.Гиппиус сообщено о таком обмене экспромтами между поэтами: Вейнберг однажды написал ей: Хоть у Вас седьмой этаж, Но любовь моя все та ж, Как была бы, если [б] Вы Жили ниже дна Невы! <…> Вейнберг прислал ей цветы, и она ответила ему: Всегда, всегда любила я седины, И наконец пришла моя пора: Не устояло сердце робкой Зины Перед цветами Вейнберга Петра [602, с. 258 – 259]119. 119 Полный текст этого стихотворения, написанного 8 января 1894 г., был впервые опубликован в составленном К.М. Азадовским и А.В. Лавровым издании З.Н. Гиппиус «Сочинения: Стихотворения. Проза» (Л., 1991): «Люблю – хрусталь бесценный и старинный, / Обычаи невозвратимых дней, / Благоприятны старые картины / И старое вино душе моей. / Всегда, всегда любила я седины, / И, наконец, пришла моя пора: / Не устояло сердце робкой Зины / Перед цветами Вейнберга Петра!» [цит. по: 213, c. 288]. Его беловой автограф сохранился на карточке с рисунком, изображающим цветущую яблоневую ветку (ИРЛИ, ф. 62, оп. 3, ед. хр. 326, л. 1). Сохранились и другие экспромты, адресованные З.Н.Гиппиус Вейнбергу. Стихотворение «<П.И.Вейнбергу>» («Вы задали мне трудную задачу!..», 25 июля 1898) известно по черновому (РГАЛИ, ф. 154, оп. 1, ед. хр. 1, л. 1 – 2) и беловому (ИРЛИ, ф. 62, оп. 3, ед. хр. 326, л. 2 – 3) автографам, впервые опубликованным соответственно А.Л. Соболевым в журнале «Русская литература» (1991, №2) и К.М.Азадовским и А.В.Лавровым в указанном выше издании сочинений, последний из которых приводим далее: «Вы задали мне трудную задачу! / Ответить собираюсь я давно… / Беру перо, сажусь – и чуть не плачу… / Зачем шутить стихом мне не дано?! / Нравоученья в декадентских ризах / Упрямой музе более под стать; / Я не вольна в ее пустых капризах, / Я не умею дам разубеждать. / Звенит ваш стих, и, с гибкостью завидной, / По строкам рифма вьется, как змея… / Досадно мне, и больно, и обидно – / Но я, увы, не вы, а вы – не я… / Довольно! Чем богата, тем и рада. / Мне даже нравится мой странный слог. / И будет, верю, за труды награда: / Ответная чета блестящих строк. / «Была я в Петербурге, буря злилась, / И дождик шел… Ну чистая напасть! / Домой я непрестанно торопилась / И на Фонтанку не могла попасть. / Лишь утешала страждущего брата, / Упавший дух немного подняла / И тщательно и зорко берегла / От милого, но страшного «возврата»… / (Подумаешь, не стоило и лезть: / Там утешителей не перечесть)». / Живем мы здесь не шатко и не валко; / Мясник – мошенник; серы небеса; / Поют кузнечики; мне просто жалко, / Что здесь случаются и чудеса. / Вот первое: не будет вам в обиду, / Но я рецензии пошла писать; / Венгерову же нашу, – Зинаиду, – / Метнуло на стихи… Вот благодать! / Она теперь и день и ночь в экстазе. / Рассеянна, как истинный поэт. / Но думаю, нам с вами в этом разе / Среди поэтов места больше нет! /… / Как поживаете? Что ваши своды? / И – новые – как прежде ль хороши? / По-прежнему ль к вам ломятся народы, / Мечтая с Фонда получить гроши? / Меня сулили вы везти в Монако, – / Я согласилась хоть на Меррекюль… / Клялись словами Демона… Однако / Из обещаний этих вышел нуль. / Тот постоянства сердца не оценит, / Кто чувства лучшие мои отверг… / И знаю: мне не раз еще изменит / Коварный, легкомысленный Вейнберг. / Но не могу я с ним затеять ссору, – / Изменника люблю еще сильней… / И коль захочет посетить Аврору – / Он будет встречен нежностью моей… / … / Я новости вам сообщить хотела, / Но более стихов писать нет сил; / Космополис, как слышно, опочил; / В подробностях не знаете ли дела? / Как рада я, что минуло пол-лета! / Собраний жду под сводами поэта, / А на письмо – приятного ответа… / Поклон вам шлет мой занятый супруг / И я, ваш неизменный, редкий друг. / О. верьте! вам одна / Всегда верна – Zina» [213, с. 288 – 290]. 339 Также З.Н.Гиппиус рассказывала Ф.Ф.Фидлеру о том, что «некогда взяла у Вейнберга том Мюрже и замотала его», что вызвало появление такого экспромта поэта-переводчика с французскими макароническими элементами: «Был у меня Мюрже, / Но лишь “Vie de Bohéme”120, / И нет его уже: / Похищен… Je vous aime!121» (запись от 27 марта 1899 г.; [602, c. 262]. Отмечая, что во время вечеринки у Д.С.Мережковского и З.Н.Гиппиус Вейнберг «все время старался быть поближе» к последней, а «когда она стала читать, не сводил с нее глаз», Ф.Ф.Фидлер в записи от 2 апреля 1899 г. привел еще четыре экспромта поэта-переводчика, адресованных З.Н.Гиппиус («Ах, какая мне обида…», «Экспромт взволнованной души» («В Таормину, в Таормину…»), «Спешу до сведенья прелестной сицильянки…», «Давно уж мистером Шекспиром…») [см.: 602, c. 269 – 270], в последнем из которых, в числе прочего, содержалась автореминисценция из стихотворения «Море»: «Но ждать недолго: предо мной / (Таков мой план дальнейший) вскоре / Надеюсь “развернется море” / Вновь “бесконечной белизной”» [602, с. 270]. О неравнодушии Вейнберга к З.Н.Гиппиус можно судить и по переданному Ф.Ф.Фидлером (дневниковая запись от 4 апреля 1899 г.) эпизоду, передававшему впечатления от состоявшегося накануне в Мариинском театре Пушкинского вечера: В момент апофеоза (мы стояли справа и слева от памятника) на сцену вышла Зиночка Мережковская и принялась разглядывать памятник через лорнет; затем, когда занавес поднялся во второй раз, она расположилась у ног Пушкина вместе с Чюминой и Лохвицкой. Позднее, когда занавес окончательно опустился, Вейнберг, крича и кипятясь, стал резко упрекать Мережковскую за эти выходки с лорнетом; при этом он ее передразнивал и копировал ее движения. Она не ответила ему ни единым словом, лишь на щеках у нее проступили белые пятна [602, с. 276]. В 2001 г. в издании «Стихотворений» З.Н. Гиппиус в Новой библиотеке поэта А.В. Лавровым по автографу ИРЛИ (ф. 62, оп. 1, ед. хр. 11, л. 16) был напечатан экспромт «<П.И.Вейнбергу>» («Пусть проходят дни и годы…», 5 февраля 1901): «Пусть проходят дни и годы, / Вечно та же сердцем я! / Жадно рвусь под Ваши своды, / И со мной – мои друзья. / Но… живу я наизнанку, / Как подняться спозаранку? / Разболится голова… / Мы приедем на Фонтанку / В среду, в среду, ровно в 2» [432, c. 291]. Там же А.В.Лавровым опубликовано и содержащее упоминание о Вейнберге шуточное четверостишие З.Н. Гиппиус, относящееся, вероятно, к 1898 г., когда она посетила Таормину на Сицилии: «Провались все Таормины! / Плачет сердце нежной Зины! / Ей не будет там добра – / Нет там Вейнберга Петра!» [213, с. 526]. 120 «Жизнь богемы» (фр.). Имеются в виду написанные в 1851 г. «Сцены из жизни богемы» А.Мюрже. 121 Я люблю Вас (фр.). 340 Нередко П.И.Вейнберг воспринимался авторами Серебряного века в каком-то одном, избранном ими ракурсе. В этой связи примечательна позиция М.А.Волошина, считавшего Вейнберга, прежде всего, талантливым переводчиком произведений немецких писателей Генриха Гейне и Людвига Бёрне. И хотя эта позиция не выражена напрямую ни в одном из волошинских текстов, к такому мнению подводит нас анализ косвенных сведений, содержащихся в письмах и заметках М.А.Волошина, относящихся к 1899 – 1907 гг., т. е. к последним годам жизни Вейнберга, когда активно републиковались составленные им в прежние годы собрания сочинений западноевропейских писателей. В письме А.М.Петровой от 28 декабря 1899 г. (9 января 1900 г.) М.А.Волошин писал: «…я тоже понимаю теперь и Генриха Гейне, говорившего, что немцы злоупотребляют своим правом быть глупыми и что немецкая жизнь тянется как волос по молоку» [177, с. 306]. В комментарии В.П.Купченко и А.В.Лаврова эти слова соотнесены с высказываниями Г.Гейне в его цикле «О французской сцене. Интимные письма к Августу Левальду» («Ṻber die französische Bühne», 1837), цитируемыми в переводе П.И.Вейнберга: «Немец может с гордостью утверждать, что только на немецкой почве дураки могут дорастать до той титанической вышины, о которой плоский, рано приплюснутый французский дурак не имеет никакого понятия» (Письмо второе); «Жизнь немца похожа на волос, который тянут по молоку. Да, это сравнение было бы еще более верно, если бы сказали: немецкий народ похож на косу из тридцати миллионов вместе сплетенных волос, безмятежно плавающую в большом горшке молока» (Письмо четвертое) [цит. по: 353 с. 314]. В письме А.М.Петровой от 25 февраля (9 марта) 1904 г. М.А.Волошин использовал образ «Гейневских узких ботинок» [178, с. 90], который, на взгляд комментаторов – В.П.Купченко и Г.В.Петровой, восходит к «образности шуточного стихотворения Г.Гейне “О телеологии” (“Zur Teleologie”, 1850-е гг.)», которое приводится далее в самом известном на 341 тот момент переводе П.И.Вейнберга: «Двое глаз нам даны для того, / Чтоб сильней освещался наш разум; / Для принятья на веру всего / Обошлись и одним бы глазом. / <…> / Будь при этом один, – каждый раз / Наступали бы нам на мозоли, / От которых особенно боли / Терпим мы, когда узок сапог» [цит. по: 354, с. 94]. В заметке «Фарфор и революция», впервые напечатанной в газете «Речь» 17 марта 1907 г. (№76) под названием «Лики творчества. О русской живописи на выставках этого сезона» и включенной впоследствии во вторую книгу «Ликов творчества», М.А.Волошин пересказывал фрагмент из публицистической книги Г.Гейне «Людвиг Бёрне» («Ludwig Börne. Eine Denkschrift», 1840), содержавший рассуждения о несовместимости фарфора и революции [175, с. 82], причем, по указанию А.В.Лаврова, мог опираться на ее издание под редакцией П.И.Вейнберга [см.: 356, с. 682]. В рецензии на новые книги Л.Н.Андреева «Некто в сером», напечатанной в газете «Русь» от 19 июня 1907 г. (№157), М.А.Волошин приводил «один из старых афоризмов» Людвига Берне: «Судьба – это суфлер, читающий пьесу ровным голосом без страсти и без выражения. Свистки, крики, аплодисменты и все прочее производят люди» [176, с. 167], известный к тому времени в переводе П.И.Вейнберга, на что указывала Л.А.Иезуитова [см.: 308, с. 673]. Среди представителей Серебряного века, знавших оригинальное и переводное творчество П.И.Вейнберга, но практически не упоминавших о нем, можно назвать А.А.Ахматову, Б.Л.Пастернака, О.Э.Мандельштама, М.А.Кузмина и др. Так, в заметке «Над чем я работаю», впервые напечатанной в рубрике «Наши интервью» в газете «Литературный Ленинград» от 29 сентября 1936 г., А.А.Ахматова сообщила, что будет «переводить трагедию Шелли “Ченчи”, которую предполагает издать “Академия”» [20, с. 258]; к тому времени был хорошо известен перевод «Ченчи» П.И.Вейнберга, который, видимо, не удовлетворял А.А.Ахматову. При создании перевода «Марии Стюарт» Ф.Шиллера Б.Л.Пастернак имел 342 на руках «только два старых перевода, Шишкова и Вейнберга» [452, с. 103], о чем он сам сообщал в письме Е.Д.Суркову от 17 – 19 сентября 1955 г. В главе «Тенишевское училище» книги «Шум времени» (1925) О.Э.Мандельштам с добрым юмором вспоминал о проходивших в этом училище в начале века юбилейных вечерах, организовывавшихся Литературным фондом: «Начиналось обычно с того, что старик Исай Петрович Вейнберг, настоящий козел с пледом122, читал неизменное: “Бесконечной пеленою развернулось предо мною, старый друг мой, море”» [390, с. 230]. Как видим, О.Э.Мандельштам воспринимал одно из самых известных стихотворений Вейнберга «Море» в качестве его своеобразной визитной карточки, хотя собственно Вейнберг ему не был дорог (он даже спутал его имя и отчество). В подготовленном для радиопередачи тексте сценария «Молодость Гете» (1935) О.Э.Мандельштам, по наблюдению комментаторов его «Полного собрания сочинений и писем», вышедшего в 2009 – 2011 гг., использовал тексты из восьмитомного «Собрания сочинений Гете в переводах русских писателей», опубликованного под редакцией П.И.Вейнберга в 1892 – 1895 гг. [см.: 350, с. 710]. В дневнике М.А.Кузмина (запись от 30 июня 1909 г.) рассказывалось о студенте Юре, приятеле С.А.Ауслендера, гостившем в Акуловке у Мошковых (сестры М.А.Кузмина В.А.Мошковой и ее мужа П.С.Мошкова, ученого-лесовода, служившего на бумажной фабрике): «Утром Юра был грустен, стенал, выл и пел “Титулярного советника”» [352, с. 146]. Упоминаемый в записи М.А.Кузмина популярный в России конца XIX – Плед являлся неизменным атрибутом внешнего облика П.И.Вейнберга. О том, что стареющего писателя можно было встретить «всегда с пледом в руке» [246, л. 30об.], писала И.Д.Гриневская. Плед Вейнберга неоднократно упомянут мемуаристом Ф.Ф.Фидлером: «Вейнберг, несмотря на жару, был в плаще, а на левой руке у него висел плед» (запись от 4 августа 1900 г.; [602, с. 309]); «…в этот раз он не кутался в свой неизменный плед» (запись от 9 мая 1902 г.; [602, с. 333]); «Перед отпеванием <М.А.Лохвицкой> появился Вейнберг – укутанный в плед!» (запись от 30 августа 1905 г.; [602, с. 414]). Он же назван и мемуаристом П.П.Гнедичем: «– Ну прощайте, – говорит Вейнберг и, подозвав извозчика, укутывает ноги пледом» [219, с. 164]. 343 122 начала XX в. романс «Титулярный советник» был написан А.С.Даргомыжским на стихи Вейнберга.123 Л.Н.Лунц писал о Вейнберге как переводчике Анри Огюста Барбье (очерк «Барбье», 1919; [см.: 380, с. 310]), откликался на постановку А.Н.Лаврентьевым в январе 1920 г. на сцене Большого драматического театра в Петрограде «Отелло» Шекспира в вейнберговском переводе (незаконченная театральная рецензия «“Отелло” Большого драматического театра», 1920; [см.: 380, с. 407]). Как видим, многие русские писатели Серебряного века (в т. ч. и такие известные, как Б.Л.Пастернак, М.А.Волошин, А.А.Ахматова, О.Э.Мандельштам и др.) были знакомы с произведениями Вейнберга, относились к ним достаточно нейтрально, не испытав собственно вейнберговского влияния в своем творчестве. Особой была позиция А.А.Блока, попытавшегося в первые послереволюционные годы (1918 – 1921) с определенной дистанции дать оценку оригинального и переводного творчества Вейнберга, отметив его удачи в прочтениях Шекспира и неудачи в интерпретациях поэзии и прозы Г.Гейне. Интересные мемуарные свидетельства о Вейнберге оставила З.Н.Гиппиус, воспринимавшая его в контексте навсегда ушедшей эпохи в истории России и русской литературы. Отношение П.И.Вейнберга к поэтам Серебряного века и их творчеству. Будучи человеком преклонного возраста, воспитанным на традициях классической русской литературы, П.И.Вейнберг не смог принять модернистского течения в отечественной поэзии. П.П.Перцов вспоминал вейнберговские выступления в Неофилологическом обществе, в которых он Согласно данным Г.К.Иванова, в разные годы на музыку было положено 32 произведения Вейнберга – «Без ответа» («Я спрашивал у звезд…»), «Гаральд», «Если б знали малюткицветочки…», «Избушка в лесу», «Из великих страданий слагаю…», «Из слез моих выходит много…», «Когда в глаза твои смотрю…», «Когда в твоем прекрасном взоре…», «Когда два сердца разобьются…», «Когда разлучаются двое…», «Мне жаль черемухи моей…», «Моя дорогая, сидели…», «Нам суждено страдать…», «На празднике светлом волшебного мая…» и др. [см.: 521, с. 82 – 83]. Среди композиторов, обращавшихся к творчеству Вейнберга, были как знаменитые (А.Т.Гречанинов, А.С.Даргомыжский, М.М.Ипполитов-Иванов, Ц.А.Кюи, Э.Ф.Направник), так и забытые ныне авторы. 344 123 «“разносил” символистов» [455, с. 174], хотя при этом «не прочел даже обложки» их сборника, «упорно называя “Молодую поэзию” – “Новой поэзией”» [455, с. 147]. Действительно, статья Вейнберга «Наблюдения, воспоминания, мысли (Из дневника)», напечатанная в 1895 г. в «Новостях и Биржевой газете» начиналась словами: «Недавно из статьи А.М.Скабичевского в “Новостях” я познакомился с “новою поэзиею”, как назвали ее составители сборника, где приведены образцы этой поэзии. Совершенно напрасно эти господа делают это обобщение, подводя всю свою чепуху под название “новой” поэзии» [136]. 3 августа 1900 г. Вейнберг, наряду с некоторыми другими писателями (такими как П.П.Гнедич, С.А.Венгеров, Д.Л.Михаловский, И.И.Ясинский, А.Ф.Кони, Вяч.И.Иванов), участвовал в панихиде по Вл.С.Соловьеву, чьи философские взгляды кардинально повлияли на творчество русских символистов, проходившей во Владимирском соборе Санкт-Петербурга [см. об этом: 80, с. 700]124. Однако когда в память о Вл.С.Соловьеве на Пушкинскую Вяч.И.Иванова премию был «Кормчие выдвинут звезды» первый (1903), поэтический получивший в сборник рукописи восторженную оценку покойного русского философа, Вейнберг дал на него в январе 1904 г. уничижительный отзыв [см. об этом: 79, с. 310 – 311]. В письме Александру Н.Веселовскому от 17 ноября 1904 г. И.Ф.Анненский рассказывал о своем выступлении в Неофилологическом обществе 15 ноября 1904 г. с докладом «Об эстетическом моменте», вызвавшем неприятие участвовавших в заседании литераторов старшего поколения, в особенности возмущенных тем, что в качестве иллюстраций использовались фрагменты из стихов неприемлемого для них К.Д.Бальмонта: «Председательствовавший у нас П.И.Вейнберг <…> нашел возможным одобрить меня за то, что я серьезно отнесся к поэту, к которому «мы» относимся лишь иронически. – Я до сих пор думал, что в научном обществе можно говорить только о том, к чему относишься серьезно, и что такого отношения референту в заслугу не поставляют. Г<осподин> Вейнберг высказал далее свой взгляд на Бальмонта с аллюзией на то, что я 124 Само погребение Вл.С.Соловьева совершалось в тот же день в Москве. 345 ставлю его выше Пушкина, и позволил себе назвать меня “адвокатом” Бальмонта» [16, с. 378]. Сохранилось и ответное письмо Александра Н.Веселовского И.Ф.Анненскому от 14 декабря 1904 г., в котором утверждалось, что позиция Вейнберга была обусловлена его категорическим неприятием декадентской поэзии и никоим образом не была вызвана неприятием самого И.Ф.Анненского125, желанием посмеяться над ним: «О Вейнберге <…> я давно знал, что он (как и покойный Пыпин) безусловный противник того поэтического движения, которое у нас окрещено кличкой декадентства; когда года два тому назад Гофштеттер читал в нашем обществе на ту же тему, Вейнберг решительно встал на отрицательную точку зрения – не по отношению к реферату, а к самому явлению. Этим объясняется, на мой взгляд, его оппозиция Вам» [16, с. 379]. В воспоминаниях сына И.Ф.Анненского В.И.Анненского-Кривича этот эпизод воссоздан в деталях, но передан с излишней долей субъективизма: «Помню я, с каким высокомерием, а иногда и возмущенным недоумением обращался время от времени характерный библейский профиль председательствовавшего в сторону докладчика, с такой очевидностью посягавшего на священнейшие устои русской письменности. <…> Когда Вейнберг упомянул, что “во всяком случае Бальмонт в лице И.Ф. приобрел блестящего (или талантливого – уже не помню) адвоката”, то отец сейчас же вернул ему его неподходящее заключение, сказав с улыбкой, что “если в моем лице Бальмонт приобрел адвоката, то в лице П.И. он имеет зато еще более блестящего прокурора”» [357, с. 104]. Вместе с тем позиция Вейнберга была весьма показательной, на что обратил внимание И.И.Чекалов, писавший, что поэт-переводчик «сформировался в сфере той самой эстетики “здравого смысла”, против которой протестовал в своем докладе Анненский» [609, с. 59 – 60]. Вейнберг был поддержан значительной частью общества, свидетельством чему стала, в частности, анонимная публикация по итогам заседания Неофилологического Прежде отношения И.Ф.Анненского и П.И.Вейнберга были безоблачными, косвенным подтверждением чему можно считать хранящуюся в Рукописном отделе ИРЛИ (ф. 62, оп. 3, №548, л. 262) телеграмму, отправленную И.Ф.Анненским Вейнбергу в связи с юбилеем его литературной деятельности 16 декабря 1901 г.: «Приветствую достопочтимого юбиляра как заслуженного поэта, журналиста и педагога и шлю лучшие пожелания ему и его близким» [цит. по: 16, с. 286]. И.Ф.Анненский в своих учено-комитетских рецензиях неоднократно рекомендовал или не рекомендовал для использования в учебном процессе книги, включавшие, наряду с другими текстами, переводы П.И.Вейнберга, при этом, однако, собственно вейнберговским переводам внимания не уделял; так, например, им были рекомендованы «Избранные произведения в переводах русских писателей» А.Шамиссо, выпущенные в 1899 г. [см.: 15, с. 154], «Избранные сочинения» А.Мюссе, напечатанные в 1901 г. [см.: 15, с. 154 – 155], не рекомендована составленная Н.Н.Городецким, П.Ф.Дворниковым, С.А.Дмитриевым и др. в 1909 г. книга «Из родной литературы. Младший возраст. Для городских училищ, торговых школ, сельских двуклассных училищ и средних учебных заведений мужских и женских» [см.: 15, с. 335 – 339]. 346 125 общества на страницах «Новостей и биржевой газеты» от 18 ноября 1904 г., где он был назван «ярким выразителем мнения большинства», чья речь «была покрыта шумными рукоплесканиями» [436]. В выступлении Вейнберга журналистом были выделены ключевые моменты: утверждение о том, что «“я” Бальмонта отнюдь не всемирное, а небольшого кружка лиц, одинакового с ним направления, или даже скорее чисто собственное», мысль о ничтожности поэтического дарования Бальмонта, в произведениях которого очевидны «полное отсутствие содержания, <…> сплошной набор трескучих фраз», замена простоты истинной поэзии «вычурностью, манерностью, модностью, желанием бить на эффект и тем мистифицировать читателя, отвлекая его внимание от внутренних недостатков» [436]. Неприятие Вейнберга вызывал и другой видный представитель русского символизма В.Я.Брюсов, осмеливавшийся критиковать отдельные вейнберговские труды на страницах «Весов». Об этом свидетельствует, в частности, «Маленький фельетон. Валерий Брюсов» («Адам, Адам! – сказала Ева…»), опубликованный Вейнбергом в 1906 г. в «Петербургской газете» под псевдонимом Скептик [540, с. 3]. Впоследствии об отношении Вейнберга к В.Я.Брюсову упоминал Ф.Д.Батюшков в статье «Памяти П.И.Вейнберга», помещенной в «Литературном календаре-альманахе на 1909 год» [43, с. 120]. В целом усиление влияния модернистов, в особенности на умы молодежи, вызывало большую озабоченность П.И.Вейнберга. В мемуарах Ф.Ф.Фидлера всего в нескольких штрихах раскрыта трагедия последних лет жизни поэта-переводчика, осознавшего, что новое поколение не переняло взглядов его ровесников и единомышленников, и ощутившего свое духовное одиночество в изменяющемся мире: «Зашел к Вейнбергу. Он <…> сказал, что молодые русские писатели обращаются с ним пренебрежительно: недавно в каком-то обществе он встретил несколько совсем молодых поэтов, и ни одному из них не пришло в голову подойти к нему и познакомиться» (запись от 2 ноября 1906 г.; [602, с. 450]). 347 П.И.Вейнберг и Максим Горький. В последние годы жизни П.И.Вейнберг наблюдал рост литературной репутации Максима Горького, который, с одной стороны, казался ему заслуженным, но с другой – вызывал определенную настороженность. Наиболее точно написала об этом З.Н.Гиппиус, отметившая в очерке «Благоухание седин. О многих» из книги воспоминаний «Живые лица», что Горького Вейнберг «определенно не терпел, хотя и за ним признавал талант» [212, с. 185]. В том же 1924 г. в статье З.Н.Гиппиус «Литературная запись. Полет в Европу», опубликованной в №18 парижских «Современных записок», крайне негативная характеристика М.Горького сопровождалась цитатой из одного из самых известных оригинальных стихотворений Вейнберга: …Горький вполне отравлен тайной, вполне безнадежной, любовью, которая, как змея, источила всю его жизнь. На заре туманной юности он влюбился… в «культуру». Ужаснее этого с ним ничего не могло случиться. Повторилась, и до сих пор повторяется, вот эта проклятая история: Он был титулярный советник, Она генеральская дочь. Он ей в любви изъяснялся126, Она прогнала его прочь. Что же Горький? Известно, что: Пошел титулярный советник И пьянствовал с горя всю ночь. И в винном тумане носилась Пред ним генеральская дочь. Как в нитшевских «вечных повторениях» кружится Горький, с теми вариациями, что после очередного выгона погружается в пьянство не от вина, а от бешенства» [214, с. 143]. Об отрицательном отклике Вейнберга на пьесу М.Горького «На дне» упоминал, в частности, А.П.Чехов в письме к О.Л.Книппер-Чеховой от 17 апреля 1903 г. [см.: 631, с. 195]. Атмосфера тех лет блестяще передана в относящемся к 1908 г. очерке В.М.Дорошевича «В.А.Гиляровский», в котором негативная оценка Вейнбергом пьесы М.Горького «На дне» сочеталась с его старческим непониманием причин читательского успеха горьковских произведений: Горький! В оригинале стих звучал: «Он робко в любви объяснился» [156, с. 378]. Также З.Н.Гиппиус допускает вольности в использовании знаков препинания в цитируемом стихотворении. 126 348 П.И.Вейнберг, хватаясь за голову, стонал: – Да ведь это все было! Было! Все это писалось! Писалось! Откуда же такое помешательство на Горьком? Чем объяснить? [269, с. 585]. О неприятии Вейнбергом произведения М.Горького писал в своем дневнике и Ф.Ф.Фидлер (запись от 10 апреля 1903 г.), сообщавший «в связи с премьерой горьковской пьесы», что «Вейнберг покинул театр после третьего акта, совершенно разбитый, и понимающе улыбнулся, когда я спросил его: “Вам уже стало плохо?”» [602, с. 358]. Из письма М.Горького Е.П.Пешковой от 21 сентября 1903 г. можно понять, что отношение Вейнберга к М.Горькому и далее оставалось неизменно неприязненным. Во время литературного вечера в честь В.Г.Короленко, устроенного Литературным фондом 20 сентября 1903 г. в зале Кредитного общества в Петербурге Вейнберг принял М.Горького «сухо и холодно» [235, c. 84]. К чести Вейнберга отметим, что скепсис по отношению к горьковскому творчеству не помешал ему в феврале 1905 г. подать ходатайство об освобождении М.Горького, арестованного после событий 9 января [см.: 8, с. 420 – 421]. Известен и более ранний эпизод сочувственного отношения М.Горького к Вейнбергу. Жестокий разгон состоявшейся 4 марта 1901 г. на площади у Казанского собора в Санкт-Петербурге демонстрации протеста против примененных к студентам Киевского университета репрессий вызвал заявление возглавлявшегося П.И.Вейнбергом Союза взаимопомощи русских писателей при русском литературном обществе о необходимости публичного обсуждения в печати причин студенческих волнений. В результате уже 12 марта 1901 г. Союз был закрыт; возмущенный произошедшим Л.Н.Толстой вместе с еще восемнадцатью лицами в апреле 1901 г. направил в Комитет Союза взаимопомощи русских писателей письмо поддержки [его текст см.: 579, с. 59 – 60], которое было вручено П.И.Вейнбергу. М.Горький также попытался отправить телеграмму поддержки, однако она не была разрешена для передачи адресату и оказалась утрачена; о ней можно узнать лишь из 349 письма М.Горького А.П.Чехову, посланного в марте (между 18 и 25) 1901 г.: «Нам, нижегородцам, должно еще влететь за посланную нами телеграмму с выражением сочувствия Союзу, эта телеграмма к передаче адресату не была разрешена, о чем меня известили официальным путем. Несмотря на репрессии и благодаря им – оппозиционное настроение сильно растет» [239, c. 122]. В одном из писем М.Горького, относящихся к 1901 г. (письмо Л.В.Средину от 31 января 1901 г.), названо произведение Вейнбергапереводчика, ставшее одним из «гвоздей исполнения» «странствующей “Кобра-Капеллы”», включавшей самого Горького, Л.Н.Андреева и С.Г.Скитальца, – «Азра на мотив “Дубинушки”» [238, c. 102]; в данном случае речь шла о романсе А.Г.Рубинштейна на стихи Г.Гейне в переводе Вейнберга. В письме Е.П.Пешковой, отправленном из Петербурга в Нижний Новгород 3 марта 1904 г., Горький предвкушал выход вейнберговского прозаического перевода «Фауста» И.-В.Гете: «Скоро у нас выйдет “Фауст”» [236, c. 103]. Непроясненное, но вряд ли комплиментарное упоминание имени Вейнберга встречается в тексте письма М.Горького Ф.Д.Батюшкову от 27 сентября 1898 г., вернее, в том его фрагменте, который был зачеркнут автором и восстановлен публикаторами последующего времени: «Вы говорите – Спасович, Андреевский, Вейнберг – знаете? Не понимаю я, что заставляет» [237, c. 274]. В 1905 г. Вейнберг ходатайствовал о публикации в сборниках «Знания» рассказа П.Д.Боборыкина «Карты – на стол!», категорически не принятого М.Горьким, о чем известно из двух писем последнего к директорураспорядителю издательства «Знание» К.П.Пятницкому: «…возвратите Вейнбергу рассказ Боборыкина, приложив мое письмо к вам: это выведет вас из неловкости отказывать двум старикам в их желании» (письмо от 9 декабря 1905 г.) [233, c. 190]; «Будьте добры, передайте к г. П.И.Вейнбергу, что рассказ П.Д.Боборыкина я не считаю возможным напечатать в сборниках 350 “Знания”» (письмо от конца декабря 1905 г.127) [234, с. 194]. В конечном итоге рассказ П.Д.Боборыкина увидел свет в «Вестнике Европы» (1906, кн. 1 – 2). К.П.Пятницкий в одном из писем к М.Горькому (от 8 января 1904 г.) со слов Ф.Д.Батюшкова рассказывал о встрече последнего с Вейнбергом, только вернувшимся из Москвы: «<Вейнберг> затеял разговор о Вас. В Москве, в доме Лукина, он, Вейнберг, встретился с Д.Протопоповым. Тот рассказал, будто Поссе исключен Вами из “Знания” за неблагонадежность, совершенно умалчивая, что Поссе вынул свой пай из “Знания” еще до отъезда. Протопопов ссылался на копию с Вашего письма к Поссе. На вопрос Вейнберга он ответил, что не делает из своего рассказа тайны, что это можно распространять» [496, c. 255]. Как видим, систематическое распространение земским деятелем Д.Д.Протопоповым клеветы в отношении М.Горького затронуло и Вейнберга. К началу 1905 г. относится единственное известное письмо М.Горького Вейнбергу, отправленное из Майоренгофа в ответ на просьбу адресата принять участие в подготовке серии брошюр и биографических очерков, посвященных памяти художника-баталиста В.В.Верещагина, погибшего в русско-японской войне: «Раньше, чем сказать да или нет по поводу Вашего приглашения в сборник Верещагина, я должен знать, кто именно намечен редакцией сборника в качестве сотрудников его. Простите за эту щепетильность, она неустранима в наше время всеобщей путаницы мыслей и представлений» [240, с. 29]. М.Горький не принял участия в проекте, поддержанном В.В.Стасовым («О Верещагине»), Н.И.Кравченко («Последние дни и смерть В.В.Верещагина») и др. Вейнберг и М.Горький оставались людьми полярных политических взглядов, что особенно проявилось в резком ответе М.Горького со страниц «Новой жизни» от 16 ноября 1905 г. фельетонисту Гейне из Тамбова, 127 В пятом томе писем «Полного собрания сочинений» М.Горького данное письмо также датируется 9 декабря 1905 г. [см.: 241, с. 114], исходя из возможности его приложения к предыдущему письму. Вместе с тем на письмах имеются различные датировочные пометы К.П.Пятницкого – «9 – 10 декабря 1905» [см.: 494, с. 386] и «конец дек. 1905» [см.: 495, с. 387]. 351 смеявшемуся в «Сыне отечества» от 9 ноября 1905 г. над выступлениями К.Д.Бальмонта, Н.М.Минского, Тэффи, пошедших вслед за «Максимом»: Ах, какие горизонты Развернулись предо мной! Тэффи, Минские, Бальмонты, Став к поэзии спиной, Закоптясь фабричным дымом, Музу нежную свою В шею выгнав, – за Максимом Марш в рабочую семью [цит. по: 372, с. 81]. В своей статье М.Горький относил П.И.Вейнберга к кругу мещан, «отравивших всю жизнь своей пошлостью», со стороны наблюдавших за революционными процессами и оценивавших их «узкой и тесной меркой своего эгоизма», не понимая «чистого восторга поэта, наконец увидевшего смелую, бодрую армию строителей новой жизни, красивой и свободной»: «Невежественные, они не знают, что Бальмонт давно предал проклятию, облил ядом презрения их суетливую, бесцельную жизнь, полную трусости и лжи, прикрытую выцветшими словами, тоскливую жизнь полумертвых людей» [231]. Сохранилось письмо К.Д.Бальмонта М.Горькому от 17 ноября 1905 г., свидетельствовавшее как о признательности за статью в «Новой жизни», так и об охватившем К.Д.Бальмонта в тот момент стремлении к преобразованию мира: «Благодарю Вас за строки, напечатанные в последнем номере “Новой Жизни”. <…> Если б можно было изменить людей кругом, быстро, и заставить их всех идти к одной цели!» [103, c. 181]. Работая в 1908 – 1909 гг. над «Историей русской литературы», М.Горький не обошел вниманием выходившую с 1859 г. «знаменитую “Искру”», которая объединила вокруг себя «компанию самых резких и наиболее демократически настроенных людей того времени», включавшую Г.З.Елисеева, Н.А.Добролюбова, В.С. и Н.С.Курочкиных, П.И.Вейнберга, Д.Д.Минаева, Козьму Пруткова [232, c. 216]. Относящиеся к 1920-м гг. воспоминания М.Горького о Вейнберге обусловлены либо впечатлениями от сценок из еврейской жизни его брата Павла Исаевича Вейнберга (в письме к М.Ф.Андреевой, написанном между 10 и 15 августа 1923 г., в заметке «Д-ру Леви в его собрание автографов»), либо ассоциациями с популярнейшим вейнберговским стихотворением 352 «Море» (в письме к В.Ф.Ходасевичу из Сорренто от 2 мая 1924 г.: «<…> неловко как-то, живя в Италии, не вспомнить <…> о море. Море шумит, напоминая стихи Вейнберга» [242, с. 329]). Также в заметке «Д-ру Леви в его собрание автографов», впервые напечатанной в №3 журнала «Прожектор» за 1924 г., Вейнберг был назван М.Горьким «отличным переводчиком Генриха Гейне» [цит. по: 386, с. 356; см. также: 534, с. 592]. В 1930-е гг. актуальные политические события, связанные с приходом фашистов к власти в Германии, вновь вырвали из небытия имя Петра Вейнберга. И.А.Груздев сообщил М.Горькому 25 ноября 1933 г., что внуки писателя, жившие в Берлине, «прислали <…> просьбу к Публ<ичной> библиотеке – сфотографировать объявление в “Новом времени” о похоронах П<етра> И<саеви>ча», поскольку «факт похорон по христианскому обряду дает надежду 3-ему христианск<ому> поколению удержаться в вихре фашистской мусорной метели» [251, с. 331 – 332]. «Вот до чего дожил Петр Исаевич!» – завершил свой рассказ И.А.Груздев. Говоря об отношениях Вейнберга с М.Горьким, нельзя не упомянуть о его интересе к еще одному яркому русскому прозаику и публицисту начала XX в. В.Г.Короленко. И.М.Юдина, описавшая в 1970 г. рукописное наследие В.Г.Короленко, обратила внимание на 22 письма последнего к П.И.Вейнбергу от 1892 – 1906 гг., часть из которых связана с деятельностью В.Г.Короленко как редактора «Русского богатства» (например, письмо от 15 октября 1896 г., обусловленное неприсылкой адресатом концовки предназначавшейся к опубликованию статьи о Р.Бернсе), часть – с планами участия в литературных чтениях, с деятельностью Комитета Литературного фонда, часть – с удовлетворением просьб третьих лиц (ходатайства перед Литературным фондом о пенсии А.Л.Филипповой, о бессрочной ссуде для К.К.Лисовской, просьба помочь Р.А.Шостак поступить на Бестужевские курсы и т. д.) [см.: 702, с. 37 – 38]. На заседании Комитета Литературного фонда 30 ноября 1898 г. В.Г.Короленко сделал карандашный рисунок, представлявший собой изображение графина с водой и оплечный, в профиль, портрет заседающего Вейнберга; ныне этот рисунок хранится в фонде Вейнберга в ИРЛИ (ф. 62. оп. 3, ед. хр. 267) [об этом рисунке см.: 702, с. 28]128. П.И.Вейнберг и К.И.Чуковский. Статья К.И.Чуковского «О Власе Дорошевиче», иронично характеризовавшая творчество популярного в начале XX в. в либеральных кругах журналиста и критика, будучи впервые опубликованной 7 октября 1905 г. в «Одесских новостях», может по праву В ИРЛИ имеется и еще один художественный портрет Вейнберга, созданный Ф.Д.Батюшковым [см.: 411, с. 30]. 353 128 считаться первым материалом К.И.Чуковского, содержавшим упоминания о П.И.Вейнберге. Имя Вейнберга названо как неоднократно фигурирующее в книге В.М.Дорошевича «Литераторы и общественные деятели», причем отмечено, что популярный журналист, говоря о Вейнберге, в действительности стремится сказать не о нем, а в связи с ним: «Посмотрите оглавление – в глазах зарябит. Пестрота чрезвычайная: о Гоголе и о Скальковском, о Герцене и о бароне Икс. О Петре Вейнберге и о Шаляпине. О Толстом и о Буренине… <…> О Маркевиче, о Петре Вейнберге, о Назарьевой, о Мордовцеве – он тоже ничего не говорит. Он – все больше по поводу… По поводу Маркевича он говорит о равнодушии публики к литературе, по поводу Вейнберга он говорит о необходимости юбилеев <…> И т. д. и т. д.» [639, с. 371, 375]129. В комментариях к статье, подготовленных Е.В.Ивановой, справедливо отмечено, что имя Вейнберга в данных контекстах использовано как В одном из очерков, впоследствии вошедшем в книгу воспоминаний В.М.Дорошевича, – «Мое первое знакомство с П.И.Вейнбергом» (впервые напечатан в газете «Русское слово» от 16 декабря 1901 г.) – рассказано о повлиявшей на умы молодежи 1870-х гг. трагедии К.Гуцкова «Уриель Акоста» (1846) в переводе П.И.Вейнберга, увидевшем свет в 1872 г. в «Отечественных записках» и вскоре использованном для театральной постановки с участием знаменитого актера и режиссера А.П.Ленского [см.: 269, с. 61 – 64]. Говоря о том глубоком отпечатке, который оставила первая встреча с творчеством Вейнберга, который «своим вдохновенным переводом “Акоста” <…> зажег пламя в <…> груди», В.М.Дорошевич эмоционально передавал и эпизод личного знакомства с поэтом-переводчиком, случившегося годы спустя: «<…> когда, через много-много лет, меня на каком-то литературном торжестве подвели к человеку с профилем библейского пророка, с лицом старика и живым взглядом юноши и сказали: – Петр Исаевич, позвольте вам представить… – мне хотелось сказать ему: – Я знаком с вами давно. Вы говорили с моей душой. Я обязан вам многими часами восторга, как обязано все поколение, к которому я принадлежу. Вы осветили нашу молодость, – и каким светом! Вы были пророком, который принес нам откровение литературных богов. Но это было бы слишком длинно. И я молча, с чувством глубокой благодарности, пожал ему руку» [269, с. 64 – 65]. В совершенно ином ракурсе П.И.Вейнберг был представлен в связи с конкретными событиями в творческой судьбе В.М.Дорошевича, жена которого обращалась за вспомоществованием в Литературный фонд, в книге мемуарных очерков А.В.Амфитеатрова «Жизнь человека, неудобного для себя и для многих»: «Кто хорошо помнит П.И. Вейнберга, тот знает, как этот любезный и добродушный патриарх с наружностью мистера Кэсби из “Крошки Доррит” умел при удобном к тому случае мило и ласково куснуть человека, в особенности подозреваемого в принадлежности к “другому лагерю”. А сверх того Вейнберг ведь и еще одно приятное имел качество. Что Петру Исаевичу становилось известно в полдень, то в два часа весьма гласно обсуждалось в книжном магазине Вольфа, в четыре – в таковом же Суворина, а в шесть делалось достоянием всего города» [11, т. 1, с. 203 – 204]. Интересно отметить, что и на А.В. Амфитеатрова (наряду с В.М. Дорошевичем) оказала влияние трагедия К.Гуцкова «Уриель Акоста» в переводе П.И. Вейнберга; хотя мемуарист напрямую и не говорит об этом, но приводит «по случаю» цитату из монолога Акосты в конце IV действия пьесы: «В зыбкой суворинской лавировке, со всегдашнею лазейкою к отступлению в недосказанности, ей мерещились затаенные ноты ненавистного западного либерализма, а она жаждала и требовала царизма безоговорочного, с закрытыми глазами, воинствующего и боевого, “топчущего, как глину, своих врагов”» [11, т. 2, с. 74]. 129 354 «синоним второстепенного литератора» [307, с. 595]; действительно, К.И.Чуковским перечислены никоим образом не соотносимые пары литературных и культурных деятелей, в которых один гений, а другой – посредственность (Н.В.Гоголь – К.А.Скальковский, А.И.Герцен – барон Икс, Ф.И.Шаляпин – П.И.Вейнберг, Л.Н.Толстой – В.П.Буренин), также Вейнберг назван в одном ряду с А.И.Маркевичем, К.В.Назарьевой, чьи литературные достижения крайне скромны. Впрочем, определенный негатив в восприятии К.И.Чуковским Вейнберга не имел системного характера. Из письма К.И.Чуковского В.Я.Брюсову от 21 декабря 1906 г. можно узнать, что Вейнберг был в числе тех знакомых, кого К.И.Чуковский попросил ответить на составленную им анкету «Революция и литература» [см.: 642, с. 113]. В статье «Русская литература <в 1908 году>», впервые увидевшей свет в газете «Речь» от 1 (14) января 1909 г., К.И.Чуковский не преминул упомянуть о смерти П.И.Вейнберга как одном из значимых событий литературной жизни ушедшего года, причем, наряду с также умершими в 1908 г. другими представителями старшего поколения в литературе А.А.Потехиным, А.М.Жемчужниковым и Е.А.Салиасом-де-Турнемиром, он был назван «Мафусаилом русской литературы» [640, с. 392]. В последние годы жизни, размышляя о своей молодости, К.И.Чуковский нередко упоминал о том, что в начале XX в. ему приходилось видеть П.И.Вейнберга и общаться с ним. В те годы престарелый Вейнберг воспринимался как некий парнасский небожитель, один из последних представителей того «круга великих», что во второй половине XIX в. создал всемирную славу русской литературы. В этой связи для молодого К.И.Чуковского, испытывавшего глубокое уважение к доживавшим свой век «старым писателям, которые Полонского, Писемского», полнейшей неожиданностью знали стало, по Некрасова, его встретить Лескова, ироничному на Невском Тургенева, наблюдению, проспекте «длиннобородого седого старика Петра Вейнберга», который, к немалому 355 удивлению, «как обыкновеннейший смертный, зашел в гастрономический магазин Елисеева и долго покупал там какую-то снедь» («“Сигнал”», 1965) [638, с. 540 – 541]. В письме Ю.Г.Оксману, датированном апрелем 1952 г., К.И.Чуковский вспоминал о Петре Вейнберге, характеризуя хорошо знакомую ему в юности культурную жизнь дореволюционного Петербурга: «Не могу заснуть от впечатлений, нахлынувших на меня в Ленинграде: я ведь родился в этом городе, помню его допотопную древность; когда в нем функционировали Петр Вейнберг, Суворин, Арабажин <…>» Савина, Гр. Градовский, Н.Ф.Анненский, [643, с. 381]. В воспоминаниях К.И.Чуковского «Две “Королевы”» (1967) сохранилась история состоявшегося в Литературном фонде третейского суда, вызванного спором литераторов А.М.Федорова и А.П.Каменского, опубликовавших на рубеже XX в. под одним из тем же названием «Королева» содержательно близкие друг другу произведения; одним из судей был «седобородый поэт-переводчик Петр Вейнберг» [637, с. 518]. Присуждение П.И.Вейнбергу Пушкинской премии. Юбилеи П.И.Вейнберга. Общественное восприятие поэта-переводчика в последние годы его жизни. Стареющий П.И.Вейнберг стал одной из самых колоритных фигур в литературной жизни Петербурга конца XIX – начала XX в. благодаря своей необычной внешности и активному участию в различных культурных мероприятиях. В упоминавшихся ранее воспоминаниях И.Д.Гриневской, имевших несомненную значимость в плане воссоздания литературного быта начала XX в., содержалась, в частности, такая выразительная характеристика внешнего облика Вейнберга: «Несмотря на невысокий рост, у него была внушительная осанка, на улице ни один встречный не мог пройти без внимания мимо этого человека, с головой патриарха и бледным лицом, с блестевшими умом и вдохновенной думой черными глазами» [246, л. 30об.]. В юмористическом рассказе «Футуристы», написанном А.А.Измайловым в 1915 г., уже через несколько лет после кончины Вейнберга, была проведена 356 шутливая параллель между колоритным русским литератором и богом Кроносом, символом неумолимого времени: «Похожий на покойного писателя Вейнберга, отложив косу, Кронос сидел весь не только седой, но как бы даже покрытый белым налетом, как бывает с очень старыми носорогами или черепахами в зоологическом саду» [316, с. 67]. Новый, заключительный период литературной биографии Вейнберга, насыщенный юбилеями, творческими вечерами, мероприятиями под эгидой Литературного фонда, выступлениями с лекциями и т. д., начался с отмечавшегося в 1893 г. 25-летия его литературной и педагогической деятельности. В юбилейной заметке «Русской мысли» было высказано пожелание, «чтобы многие годы продолжался гуманный и плодотворный труд этого писателя, одного из наиболее просвещенных наших литераторов и педагогов» [700, с. 210]. Более подробный анализ творчества Вейнберга был предпринят А.И.Введенским (под псевдонимом А.В.) на страницах «Нивы»: «Литературное значение Вейнберга основывается главным образом на его переводах европейских писателей, особенно Шекспира. Они именно доставили ему громкую известность и почетное место среди русских замечательных писателей. Стих Вейнберга всегда чрезвычайно красив, звучен и правилен; но что особенно замечательно, вместе с этими качествами он соединяет в переводах поразительную верность духу и букве подлинника <…>. Своею переводческою деятельностью Вейнберг оказал русской литературе серьезные услуги, которые надолго сохранят имя его среди имен значительных литературных деятелей русских» [3, с. 261]. Заметным событием стало присуждение Вейнбергу в октябре 1895 г. половинной Пушкинской премии за перевод трагедии Ф.Шиллера «Мария Стюарт» [см.: 439, с. 1 – 20], осуществленное на основании отзыва А.И.Кирпичникова. Ученый отмечал, что вейнберговский перевод «Марии Стюарт» Ф.Шиллера «вполне достоин и великого произведения и почетной известности переводчика» [330, с. 21]. Не относя «Марию Стюарт» «к крайне ограниченному во всех литературах числу тех классически-прекрасных переводов, которые каждой поэтической фразой передают всю силу и красоту соответствующей фразы подлинника», ибо создать их способны только «первоклассные самостоятельные поэты или такие талантливые литераторы, которые имеют досуг посвятить десятки лет на изучение и 357 воссоздание одного классического произведения», исследователь называл два пути, по которым мог пойти Вейнберг, «литератор превосходно подготовленный и талантливый», но почти не располагающий свободным временем: «…или передавать верно смысл содержания и тон каждого отдельного монолога и реплики, или воспроизводить каждый образ, каждую фразу стихотворного оригинала, не жалея при этом лишних слов и даже стихов» [330, с. 21 – 22]. Признавая оправданность выбора Вейнбергом второго пути, А.И.Кирпичников указывал, что переводчик нередко нуждался «в двойном числе стихов, чтобы выразить все то, что находит он у Шиллера», и потому при подстрочном сличении его перевод кажется «разбавленным, водянистым» [330, с. 22]. Однако «общий тон благородного, девственно-чистого и философски-вдумчивого, но несвободного от некоторой риторичности мировоззрения и соответствующего ему способа выражения Шиллера оказывается прекрасно выдержанным» [330, с. 22], в результате чего лишние стихи перевода органически сливаются с остальными. Следует отметить, что подобные пространные разборы переводов были на рубеже XIX – XX вв. относительно редкими. Во многих статьях, таких, например, как материал Ив. Иванова «Театр Корша. “Нора”, драма Генрика Ибсена, в переводе Петра Вейнберга», напечатанный в №18 «Артиста» за 1891 г. [см.: 306, с. 130 – 135], анализировались сами оригинальные тексты и их постановки (в данном случае – произведение Г.Ибсена и его постановка в театре в бенефис актрисы М.А.Потоцкой), тогда как переводы не затрагивались. Впрочем, сам факт общественного внимания к тому или иному западноевропейскому произведению в России мог вполне свидетельствовать не только о его содержательной значимости, но и об удаче русского переводчика. В конце XIX – начале XX в. Вейнберг воспринимался как признанный лектор, мастерски рассуждавший и о гетевском «Фаусте», и о мотивах «мировой скорби» в поэзии Г.Гейне и его современников, и о русской 358 литературе. И.Д.Гриневская так воссоздавала эмоциональные впечатления от вейнберговской лекции, манеры лектора держаться на публике: «Сижу и слушаю, не столько слушаю, сколько смотрю, как колышется его борода, как свет лампы сверху отражается на лысине, как он движет кистью руки, растопырив совершенно не по-балетному пальцы; наконец замечаю, что пропустила весьма много из читанного, и решаюсь не смотреть на лектора и на аудиторию молодежи, которая так и глотает его слова. Стараюсь смотреть вниз и рву какую-то бумажку на клочки, чтобы отвлечься от глазения. Вот лекция кончилась, аудитория в восторге вызывает любимого лектора, ринувшись к эстраде с неистовыми аплодисментами. Аплодирую и я» [246, л. 15об. – 16]. Характеризуя переводческую манеру Вейнберга, И.А.Гриневская отмечала, что он «никогда не позволял себе отступления от подлинника переводимого поэта, всегда ратовал за неприкосновенность этого подлинника даже в ущерб красоте» [246, л. 28], что в значительной мере снискало к нему уважение нового поколения переводчиков. В этой связи, по мнению мемуаристки, было существенным и то обстоятельство, что «П.И.Вейнберг не только выдвигал “молодых” и знакомил писателей с читающими массами, особенно, с студенчеством», но и при этом «не заталкивал в задний и темный угол старых, не создавал между ними средостения зависти, не потворствовал захватническим инстинктам тех или других кружков, течений, не потворствовал инстинктам овладеть браздами законодательства на литературной арене», являясь истинным объединителем литературной братии, причем «в этом и было главное благо, приносимое его деятельностью» [246, л. 28об.]. И.А.Гриневская вспоминала, что, написав монографию о Монтене, сообщила об этом «только Петру Исаевичу» и, хотя никаких последствий от этого не случилось и рукопись «долго покоилась в <…> “портфеле”, пока не попала в журнал “Образование”», это нисколько не поколебало ее уважения к Вейнбергу: «К нему же (П.И.) я обратилась с просьбой посоветовать мне, каких итальянских писателей хорошо было бы 359 переводить. “Лучше всех, – сказал он мне, – вам посоветует Мар. Вал. Ватсон”, и дал мне, как говорится теперь, “направление” к ней» [246, л. 14]. Н.А.Макшеева вспоминала, какое глубокое впечатление произвела на нее лекция Вейнберга о Фаусте, побудившая обратиться к В.С.Соловьеву с размышлениями об эпохе, человеке, его мыслях и чаяниях: «Однажды, возвратившись с лекции П.И.Вейнберга о Фаусте, я написала В.С. горячее письмо: я говорила ему о нравственном холоде и тоске человека нашего времени, проникнутого материалистическими взглядами в области мысли, удрученного милитаризмом и гнетом в сфере общественно-государственной» [387, с. 165]. В №10 «Русского богатства» за 1900 г. увидел свет подписанный псевдонимом Z и принадлежащий, по указанию И.Ф.Масанова, Холодной [см.: 393, с. 344] цикл очерков «Студентки», в одном из которых (очерк III «Поздней осенью») рассказывалось о влиянии лекций Вейнберга о поэзии «мировой скорби» на современную молодежь: – Гм! – подумал Грюнсфельд. – Верунька, как всегда, отличается! – И тут же начал медленно сравнивать свою даму с сестрой, рассказывая в то же время, как он еще на первом курсе, совсем не читая Байрона и Гейне, так был поражен лекциями Вейнберга о мировой скорби, что целый месяц ходил сам не свой, и товарищи даже боялись за его рассудок… Вероятно, в силу последнего обстоятельства он так и не познакомился с названными писателями, но об этом он, впрочем, не распространялся» [732, с. 93]. В статье В.С.Мишина «История писания и печатания статей об искусстве и трактата “Что такое искусство?”», помещенной в академическом 90-томном издании Л.Н.Толстого, приведена запись из дневника В.Ф.Лазурского от 14 февраля 1898 г., свидетельствующая о том, что Г.Гейне в переводе Вейнберга, равно как и исследования последним поэзии «мировой скорби», были весьма популярны в русском обществе на рубеже XIX – XX вв., хотя и осмысливались <Л.Н.Толстого>, под не влиянием всегда только однозначно: что «Спросил прочитанной его брошюры Вейнберга130, что он думает о поэзии Гейне. Л.Н. ответил, что причислить Речь идет об отправленном П.И.Вейнбергом Л.Н.Толстому отдельном оттиске своего материала «Память Генриха Гейне. Читано на литературном вечере в память Гейне 1-го декабря 1870 г.» из №1 «Космополиса» за 1898 г. [141, с. 51 – 62] с дарственной надписью на с. 51: 360 130 сочинения Гейне к истинным произведениям искусства он не может, скорей причислил бы их к дурному искусству» [цит. по: 405, с. 548]131. Следует отметить, что само понятие о поэзии «мировой скорби» было введено не Вейнбергом, а Н.И.Стороженко, использовавшим его еще 29 января 1889 г. в заглавии лекции, прочитанной в пользу Литературного фонда, а затем и в названии написанной на ее основе статьи, в которой, кстати, материал о Г.Гейне был проиллюстрирован переводом Вейнберга из «Сумерков богов» – со слов «Напрасно ты, злой гость, меня манишь!..» до «Больница ль или сумасшедший дом» [см.: 560, с. 84 – 85]132. Несколько позже «слова песни Гейне» в переводе Вейнберга приводились в переводе с французского С.Б. романа Марселя Прево «Господин и госпожа Молох», напечатанном в 1907 г. в «Русском богатстве»: «Что бы значило такое, / Что душа моя грустна? / В голове моей всё бродит / Сказка старая одна…» [490, с. 236]. В составленной А.Н.Сальниковым антологии «Русские поэты за сто лет (с пушкинской эпохи до наших дней)» (1901) были помещены наиболее интересные, на взгляд составителя, стихи Вейнберга «Никак не пойму я разгадки печально-мудреной!..», «Я вам не говорю про тайное страданье…», «Каждый раз, как только в сердце…», «Ты говоришь: “умрем!” – Да, наши жизни обе…», «Поэт» («Замолкло всё. Сплошным навесом…»), предварявшиеся вступительной заметкой, в которой характеризовались, в числе иного, и переводы Вейнберга, которые «отличаются красивым, звучным стихом и весьма близки к подлинникам» [530, с. 288]. «Любящему Гейне Л.Н.Толстому от крайне обрадованного этим автора беглой заметки и переводчика Гейне. Петр Вейнберг. Петербург, 31 янв. 98» [68, c. 141]. 131 В библиотеке Л.Н.Толстого сохранились шеститомное «Полное собрание сочинений» Г.Гейне под редакцией и с биографическим очерком Вейнберга, вышедшее в качестве приложения к журналу «Нива» на 1904 г., и оттиск «Путешествия на Гарц» Г.Гейне в переводе Вейнберга из «Библиотеки для чтения» за 1859 г. [см.: 68, c. 179]; символично, что ни один из томов в первом из названных изданий не был разрезан, тогда как оттиск «Путешествия на Гарц» был переплетен в конволют с вейнберговским переводом «Отелло», что свидетельствует о том, что в данном случае переводчик оказывался для Л.Н.Толстого во многом важнее немецкого автора. 132 Также Н.И.Стороженко процитировал в вейнберговском переводе стихотворение французской поэтессы Луизы Аккерман «Les Matheureux» («Несчастные») [см.: 560, с. 87]. 361 Самый значительный из юбилеев Вейнберга, полувековой юбилей его творческой деятельности, был отмечен 16 декабря 1901 г. в помещении Общества деятелей печатного дела. О чествовании «маститого писателяпоэта» сообщили, в числе прочих, «Нижегородские губернские ведомости» от 23 декабря 1901 г.: «Чрез массу приветствий, устных и письменных, проходило красной нитью глубокое уважение к юбиляру» [701, с. 7]. В статье «Вестника Европы», приуроченной к юбилею, отмечалось, что «в лице П.И.Вейнберга петербургские друзья искусства приветствовали даровитого переводчика художественных произведений <…>. Понятно, что пишущая братия – а следовательно, и все сознающие свою солидарность с нею – относятся к нему с симпатией, так ярко выразившейся в день его юбилея» [611, с. 432]. В юбилейной статье «Нового журнала иностранной литературы, искусства и науки» был особо отмечен вклад Вейнберга в интерпретацию наследия Шекспира [см.: 158, c. 63 – 65]. В анонимной заметке «Русской мысли» юбиляр характеризовался как «чуткое и звучное эхо всех лучших песен Европы», человек, открывший новую эпоху «в истории литературного сближения России и Запада» [501, с. 193]. Будучи современником великих русских классиков, чье творчество уже стало историей, Вейнберг в начале XX в. представал «живой летописью новейшей русской литературы», сохранившей на себе «отблеск той яркой плеяды славных имен, которыми светится наше искусство» [501, с. 193]. Таким образом, Вейнберг, по мнению автора заметки, стал своего рода символом соединения – между русской и западными литературами, между писателями прошлого и настоящего. В числе наиболее значительных откликов на вейнберговский юбилей можно назвать также статьи Ф.Д.Батюшкова «К 50-летию литературной деятельности Вейнберга» в журнале «Мире божий» [42, с. 13 – 20], З.А.Венгеровой «П.И.Вейнберг» в журнале «Образование» [163, с. 93 – 101], П.Ф.Якубовича (под псевдонимом Я.П.) «П.Вейнберг» в журнале «Русское богатство» [703, с. 241 – 245]. 362 Однако не все отклики на юбилей были положительными. В статье антисемитского «Наблюдателя», посвященной «раздутому юбилею» Вейнберга, писатель характеризовался как «какой-то коммивояжер от литературы», постоянно выступающий на похоронах писателей, встречах и проводах выдающихся деятелей, а также на студенческих концертах [502, с. 42]. Отмечая плодовитость Вейнберга-переводчика, анонимный автор «Наблюдателя» вместе с тем не видел в его переводах никакой ценности, вспоминая шутку В.С.Курочкина относительно того, что «самый удачный из переводов Вейнберга – это перевод его из Петербурга в Варшаву <…> в редакцию “Варшавского дневника”» [цит. по: 502, с. 43]. Другим доказательством для автора «Наблюдателя» была невысокая оценка Вейнбергом самого себя как «рядового солдата» от литературы: «…я очень много перевел. Но ведь я не был первым, – и другие переводчики переводили так же и лучше. Если в этой части моей деятельности видеть заслугу – то ведь это заслуга рядового солдата. Ну да, я старый солдат, я пятьдесят лет работаю <…>» [502, с. 43 – 44]. В конечном итоге в статье делался вывод, что популярность Вейнберга «зависит не от его переводов, а <…> от милостей, пролитых на него, за добрую службу, “Восходом”, “Новостями” и т. п. органами юдофильской прессы, в глазах которой самая скромная посредственность возводится чуть не в гении» [502, с. 44]. Вейнберг упоминался в относящемся к маю – июню 1906 г. письме Александра Н. Веселовского С.А.Венгерову, в котором давалось согласие на участие в подготовке издания В.А.Жуковского, предполагавшегося, но не осуществленного в рамках «Библиотеки русских писателей», однако при этом отмечалось, что «часть <…> темы подобрана другими: говоря об отношениях Пушкина к Жуковскому, нельзя не коснуться и технических наблюдений над его стихом и стилем, а по Вашим словам, Вейнберг берется писать о прилагательных у Пушкина, а Овсянико-Куликовский о слоге его первого периода» [166, с. 261]. Об отношении Вейнберга к научной деятельности Александра Н. Веселовского можно косвенно судить по 363 сохранившемуся в ИРЛИ (ф. 62) письму поэта-переводчика к Д.С.Мережковскому, содержавшему предложение пригласить Александра Н.Веселовского на публичное чтение фрагментов романа «Леонардо да Винчи» в Литературном обществе как «знатока той эпохи» [см.: 343, с. 340]133. Появление в 1902 г. новых переводов пьес Ф.Шиллера «Два Пикколомини» и «Смерть Валленштейна», выполненных П.А.Каленовым, побудило П.Н.Милюкова провести их сравнение с более ранним переводом Вейнберга, преследовавшим одну цель – «близость к подлиннику», подчас в ущерб художественному языку: «…тяжеловесная фраза буквального перевода слишком часто топит <…> достоинства и резко подчеркивает недостатки. Очень часто надо прочесть два раза длинную, неуклюже построенную фразу перевода, чтобы уловить ее смысл, а иногда и такое внимательное чтение не помогает читателю восстановить все оттенки, переливы и намеки подлинного стиля. На сцене этот язык способен просто убить пьесу» [396, с. XX]. рецензент «Русского богатства» (1902, №5) А.Г.Горнфельд не соглашался с мнением П.Н.Милюкова, отдавшего явственное предпочтение переводу П.А.Каленова в сравнении с переводом Вейнберга, поскольку последний, хоть и не вполне точен, но и не настолько нескладен. По мнению А.Г.Горнфельда, Вейнберг стремился сохранить букву подлинника, не сохраняя его дух, П.А.Каленов же, напротив, передавал дух, утрачивая букву: и то, и другое – крайности, тогда как решение вопроса о переводе Ф.Шиллера в том, чтобы «дух и буква сохраняли вожделенное равновесие» [228, с. 107]. Полемику вызвало и включение переводных произведений Вейнберга в составленный М.Л.Бинштоком сборник русской художественной лирики «Лира» (1908). По мнению В.В.Гофмана, высказанному на страницах Имя Вейнберга встречается и в одной из работ Алексея Н. Веселовского – статье «Английская литература XVIII века» (1888), вошедшей в третий том «Всеобщей истории литературы», где среди переводов, появившихся «в новейшее время», назван вейнберговский перевод «Школы злословия» Шеридана [167, с. 804]. 364 133 «Русской мысли» в 1908 г., составителю сборника «следовало бы пожертвовать такими М.Л.Михайлов, далеко не представленный безусловными целыми 20 величинами, как переводными (!) стихотворениями, П.Вейнберг, точно так же фигурирующий с переводами из Гейне» [243, с. 188]. Такой подход В.В.Гофман объяснял не какими-либо субъективными антипатиями, а уверенностью в том, что «вряд ли можно применить к переводам то определение художественной ценности, которое дает сам составитель – нераздельность формы и содержания», поскольку, будучи переведенным на другой язык, стихотворение обретает новую форму, а содержание не может быть нераздельным с двумя различными формами; из сказанного В.В.Гофман делал еще один вывод – о «невозможности абсолютно совершенных переводов» [243, с. 188]. В рецензии на ту же книгу, увидевшей свет в «Вестнике Европы» под криптонимом М.Г. в 1908 г., в числе прочего, был задан прямой вопрос: «…зачем было тратить дорогое место на переводы П.И.Вейнберга из Гейне» [382, с. 784 – 785]. Согласно данным «Словаря псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей» И.Ф.Масанова, за подписью М.Г. в «Вестнике Европы» в 1907 – 1908 гг. публиковался М.О.Гершензон [см.: 392, с. 142]. Известен еще один факт обращения М.О.Гершензона к вейнберговскому творчеству: в статье «Очерк развития немецкой художественной литературы в XIX веке», опубликованной в 1902 г. в «Русской мысли» под псевдонимом Г.Мих., в вейнберговском переводе было процитировано стихотворение Г.Гейне «Северное море» [см.: 183, с. 50]. Более лояльно были встречены вейнберговские публикации в других коллективных поэтических сборниках начала XX в. Так, в составленном П.Я. <П.Ф.Якубовичем> сборнике «Русская муза. Стихотворения и характеристики 132 поэтов» (1907) было указано, что «вот уже шестое десятилетие, неутомимо и непрерывно» Вейнберг трудится как поэтпереводчик, причем его творчество, в отличие от творчества других его современников, например, М.Л.Михайлова или В.С.Курочкина, «трудно 365 <…> приурочить к одному какому-либо поэтическому светилу Запада, потому что он почти с одинаковой степенью талантливости и добросовестности переводил Шекспира, Шиллера, Шелли, Лессинга, Гуцкова, Гейне, Гервега, Ленау, Шамиссо, Мицкевича и т. д. и т. д.» [519, с. 287]. Впрочем, при всей многогранности деятельности Вейнберга, П.Ф.Якубович не относил его к числу «тех избранников, которые оставляют глубокий след в литературе» [519, с. 287]. Среди литературоведов и литературных критиков, высказывавшихся в начале XX в. о Вейнберге, был и один из основателей Пушкинского дома Н.А.Котляревский, который, сожалея, что Вейнберг-сатирик, регулярно публиковавшийся в 1860-е гг. под псевдонимом Гейне из Тамбова, писал в те «веселые годы» не так много, давал ему такую общую характеристику: «Литератор с большим вкусом и широким литературным образованием, он забавлял своими остроумными и игривыми песнями, на которых всегда лежала печать вышколенного вкуса. Песни были вполне невинные, иногда на мелкую злобу дня, но сам автор, кажется, и не требовал от них большего» [346, с. 8 – 9; то же см.: 347, с. 133]. Будучи избранным в почетные члены Императорской Академии наук, П.И.Вейнберг в 1905 – 1908 гг. принимал активное участие в ее деятельности. В частности, известно, что на одном из заседаний Отделения русского языка и словесности в 1906 г. было заслушано его сообщение на тему «Шиллер. Его поэтическое творчество. Влияние Шиллера в русской литературе» [339, с. 15]. О том, что волновало Вейнберга в самый канун смерти, можно судить по стихотворению «Ужасно!.. Каждый день повешенья, расстрелы…», напечатанному в №1 «Русского богатства» за 1908 г. и воссоздававшему ужасавшую поэта картину повседневной российской действительности: Ужасно!.. Каждый день повешенья, расстрелы, Убийства… Смерть за смерть… В крови лежит страна… Враждебность лютая все перешла пределы, Чудовищно свирепствует война! И высший ужас в том, что к этой дикой бойне 366 Могли привыкнуть мы, что на столбцах газет Встречаем с каждым днем все холодней, спокойней Мы вести страшные, – как будто в этом нет Неслыханного зла, позора для народа, Для человечества! [154, с.148]. П.И.Вейнберг ощущал и приближение собственной смерти, – за несколько дней до нее он встречался с близким народовольческому движению прозаиком Н.М.Осиповичем, причем настроение его было крайне пессимистичным: «…когда он <Н.М.Осипович> принялся его утешать и сказал, что его болезнь не смертельна, Вейнберг возразил на немецкоеврейском диалекте: “Нет, вся постройка прогнила!” (запись Ф.Ф.Фидлера от 15 августа 1911 г.; [602, с. 562]). На кончину П.И.Вейнберга, последовавшую 3 (16) июля 1908 г., одними из первых откликнулись «Русские ведомости», сообщившие в №155 от 5 июля 1908 г., что «главная и неоценимая заслуга покойного перед родной литературой заключалась в присвоении ей произведений мировых писателей», и признававшие, что «все переводы таких светил поэзии, как Гейне, Гете, Лессинг, Шекспир, Шиллер, Шелли, Гюго и многие другие, выходили из-под пера П.И. с печатью несомненного поэтического таланта, способного, несмотря на все разнообразие переводимых произведений, передавать дух каждого из поэтов» [299, с. 2]. В «Биржевых ведомостях» от 8 июля 1908 г. была представлена подробная хроника событий, связанных с болезнью и смертью Вейнберга [см.: 340]. Более содержательными были журнальные некрологи. Так, в некрологе «Современного мира» отмечалось, что «не пользуясь широкой популярностью в начале своей жизни», Вейнберг постепенно стал «одним из самых известных деятелей литературы», чему немало способствовали не только «огромный совершенный труд, преклонный возраст», но и значимое для новой эпохи умение «стоять вне политических партий, всегда сочувствуя самому прогрессивному, всегда поддерживая всё, что было направлено вперед, к лучшему будущему нашей родины» [456, с. 104]. Указанные обстоятельства, на взгляд автора некролога, придавали Вейнбергу в конце 367 жизни «непобедимое обаяние», делали его «безусловным авторитетом в вопросах профессиональной этики» [456, с. 104], заставляли других литераторов обращаться к нему в наиболее затруднительных ситуациях. «Вестник Европы», откликнувшийся на смерть Вейнберга кратким некрологом, отмечал активную жизненную позицию писателя, участвовавшего в старости практически во всех петербургских мероприятиях: «Кто из петербуржцев не видал стройной и характерной фигуры старца с голым черепом, с типично красивым лицом и с длинной седой бородой! Петр Исаевич до последних дней бывал, буквально, везде» [159, с. 826]. Вейнберг был представлен в «Вестнике Европы», в котором он относительно регулярно печатался с 1871 г., как «добрый и хороший человек», оставивший по себе «глубокий след в русском обществе» [159, с. 827]. П.Ф.Якубович, автор некролога в «Русском богатстве», был убежден, что и сам «симпатичный облик поэта-старца», и некоторые из его произведений «останутся все же в истории литературы», поскольку Вейнбергом была пройдена сложная эволюция, приведшая к восприятию его к концу жизни как признанного и авторитетного литератора: «<…> с годами не падала, а все, как будто, росла жизнерадостность поэта, его горячая вера в конечное и близкое торжество идеалов добра и света; он верил в родину, в молодость и преклонялся перед ее пламенным движением к свободе» [704, с. 207]. Среди европейских классиков большинство так или иначе переводились Вейнбергом, причем он не обошел и «самых капитальных (по объему) произведений <…> французских, немецких, английских и польских художников слова» [704, с. 207]. Не все переводы Вейнберга, на взгляд П.Ф.Якубовича, имели художественную ценность, в частности, слабыми представлялись ему переводы из Г.Гейне, которые сам Вейнберг очень ценил. Впрочем, и среди гейневских переводов были откровенные удачи, «превосходные, поистине классические работы», такие, например, как «Горная идиллия», переданная «с <…> грацией, нежностью, тонким лукавством и могучей энергией» [704, с. 207]. Однако лучшими переводами 368 Вейнберга П.Ф.Якубович считал все же переводы драматургические, особенно те, что написаны нерифмованным белым стихом, который «лучше всего давался нашему переводчику» [704, с. 207]. Б.Б.Глинский (под псевдонимом Б.Г.) поместил в «Историческом вестнике» пространный обзор жизни и трудов покойного Вейнберга, характеризовавшегося в качестве «образцового представителя родного переводного труда», чьим переводам свойственны «большая добросовестность, глубокое изучение подлинников, чистота и изящество речи» [22, с. 571]. В анонимном некрологе «Нивы» Вейнберг воспринимался как человек навсегда ушедшей завершенный эпохи, «какой-то художественный образ удивительно славного законченный прошлого – и почти иконописный портрет, в котором никакое время уже не могло изменить ни одной черты» [160, с. 514]. Знакомя русских читателей с произведениями «почти всех иностранных классиков», Вейнберг представлял их «в блестящих переводах, в которых точность передачи как бы конкурировала с изяществом формы» «великолепного [160, переводчика с. 514]. и Воспринимая толкователя-знатока Вейнберга как классической литературы», автор некролога особенно выделял его переводы из Г.Гейне, после чего говорил, что как «оригинальный писатель, П.И. давал сравнительно немного» [160, с. 516]. Среди человеческих качеств Вейнберга назывались его трогательная доброта, сердечность и общительность, приводившие к тому, что он постоянно был «в центре живого общества» [160, с. 516]. Согласно отчету о состоянии и деятельности Императорского СанктПетербургского университета за 1908 год, значение недавно умершего П.И.Вейнберга определялось его «ролью посредника между Россией и Западом, иначе говоря – его переводческой деятельностью» [161, с. 56]. К концу жизни он, по сведениям из отчета, оценивался как «лучший <…> переводчик, умевший сочетать безупречное изящество формы с близостью к 369 оригиналу и глубоким пониманием духа ее» [161, с. 56]. Несомненными удачами Вейнберга были названы переводы из Гейне и Шекспира, благодаря которым, прежде всего, «он навсегда сохранит место в истории нашей словесности» [161, с. 57]. Память покойного Вейнберга была увековечена учреждением стипендии его имени, предназначавшейся для учащихся Коломенской гимназии, в которой он на протяжении многих лет был инспектором [см.: 558, стлб. 143]. Вслед за некрологами уже с 1908 г. в печати начали появляться мемуары о поэте-переводчике, статьи биографического характера, среди которых следует назвать такие публикации, как «Из моих воспоминаний о П.И.Вейнберге» (1908) А.Лугового <А.А.Тихонова> [см.: 379, с. 132 – 140], «Литературная жизнь» (1908) Ю.П.Морозова [см.: 410, с. 150 – 161], «К пятидесятилетию Литературного фонда. Две поминки. И.С.Тургенев, П.И.Вейнберг» (1910) Н.А.Котляревского [см.: 348, с. 248 – 258]134, «П.И.Вейнберг, И.Ф.Горбунов и Д.В.Аверкиев. (Встречи и столкновения)» (1918) Р.И.Сементковского [см.: 535, с. 28 – 39], «П.И.Вейнберг» (1933) Н.В. [см.: 415, с. 116 – 117]. П.И.Вейнберг в русском литературоведении XX века. Вскоре после смерти П.И.Вейнберга его деятельность получила высокие оценки в исследованиях К.Ф.Тиандера, З.А.Венгеровой, Ю.А.Веселовского. Материал К.Ф.Тиандера, опубликованный в «Известиях Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук», представлял Вейнберга «неусыпным деятелем на поприще родного слова», наибольший вклад которого состоял в создании «многочисленных образцовых переводов» [578, с. 132], отчасти произведениями, остававшиеся отчасти знакомивших русскую раскрывавшими недоступными по причине публику достоинства с новыми оригиналов, несовершенства прежних переводов. Гейне, будучи любимым поэтом Вейнберга, переводился им с Впоследствии очерк о П.И.Вейнберге был включен и в книгу Н.А.Котляревского «Холмы родины», опубликованную берлинским издательством «Обелиск» в 1923 г. [см.: 349, с. 114 – 117]. 370 134 наибольшей интенсивностью, а подготовленное гейневское собрание стало «главным нерукотворным памятником <…> деятельности» [578, с. 146] русского писателя. Через всю жизнь Вейнберга «красной нитью» прошла любовь к театру, причем его прочтения шекспировских пьес (прежде всего, «Отелло») «в смысле близости к подлиннику и естественной красоты перевода» не только дали движение вперед, но и, по мнению К.Ф.Тиандера, стали «тем совершенством, после которого начинается уже распад формы и отклонение от оригинала» [578, с. 150]. Говоря о лекциях Вейнберга, К.Ф.Тиандер подчеркивал, что они неизменно «собирали редкое в то время множество слушателей, следящих с неослабевающим интересом за красивым его изложением» [578, с. 151], и были настоящим праздником для любителей поэзии. На взгляд К.Ф.Тиандера, отсутствие самостоятельного поэтического таланта не препятствовало Вейнбергу преданно, с искренностью и самоотверженной чистотой служить российской словесности, группируя вокруг себя писателей разных поколений. Будучи «неутомимым сеятелем разумного-доброго», Вейнберг в то же время «не принадлежал к тем борцам человечества, смелый размах которых сокрушает обветшалые формы и очищает поле для будущих построек», «не был всеобъемлющим умом, яркий свет которого, подобно маяку, помогает взять верный курс на житейском море» [578, с. 151]. З.А.Венгерова характеризовала Вейнберга как афинянина, ценимого в литературных кругах «за спокойное изящество», «за <…> органическую высокую культурность и за <…> особое рыцарское отношение к литературе» [164, с. 300], воспринимавшейся как абсолютная ценность, предмет особого культа, нуждавшийся в опеке и защите от всего недостойного. Сам Вейнберг, молодость которого прошла «в общении с Тургеневым, Достоевским, Писемским, Майковым, Гончаровым и другими их современниками», брал свои истоки именно из той эпохи, однако при этом «не жил прошлым», всегда испытывая «живую любовь ко всему нарождающемуся в литературе» [164, с. 301]. Будучи свободным от предрассудков и фанатизма, он был готов 371 признать талант и в представителях «самой смелой молодежи» [164, с. 305]. Даже благородная внешность Вейнберга – «прекрасного старика с идеально правильным лицом, точно выточенным из пожелтевшей от времени слоновой кости, с белой струящейся бородой библейского патриарха» [164, с. 301] – отражала особенности культурность, его духовного гуманность, облика, литературное сочетавшего рыцарство. в Вейнбергу, себе по наблюдению З.А.Венгеровой, «было дорого отражение творческого духа в литературе всех стран» [164, с. 300], причем лучше других им была изучена эпоха «Бури и натиска» в немецкой литературе, в частности, творчество поэтов «Молодой Германии» во главе с Г.Гейне, в котором он видел «исключительно борца за свободу личности в культурно-гуманном значении этого слова» [164, с. 304]. Для Вейнберга также имели значение «гуманитарные идеи, проповедь силы духа, стремление проявить волю к свободе» [164, с. 303], а также сочетание стремления к высшей справедливости, веротерпимости и духа мятежа, подвигавшего «проснувшуюся человеческую душу на подвиги во имя свободы» [164, с. 305]. Усматривая значение переводов Вейнберга в их «гуманитарном общем характере», З.А.Венгерова особо выделяла вейнберговские прочтения лирики Г.Гейне, «Натана Мудрого» Г.-Э.Лессинга, «Уриеля Акосты» К.Гуцкова, отдельно добавляя к этому перечню Дж.Леопарди и Дж.-Г.Байрона – «самого скорбного и самого бурного из певцов мировой скорби» [164, с. 304]. Ю.А.Веселовский признавал, что с именем Вейнберга, прежде всего, ассоциируется «выдающаяся, по всей разносторонности, художественному вкусу и определенной культурной окраске» [170, с. 287], деятельность по переводу Вейнберга и популяризации и подобных ему западноевропейских популяризаторов авторов». стало, по Заслугой мнению Ю.А.Веселовского, знакомство «с чужою, непривычною для нас жизнью», введение в обращение значительного числа «мыслей, понятий, художественных образов, политических идеалов, сложившихся <…> на Западе» [170, с. 287]. Исследователь характеризовал Вейнберга как «одного 372 из <…> переводчиков новой формации», «убежденных “западников”, в лучшем смысле этого слова» [170, с. 288]. Ставя переводческие заслуги Вейнберга существенно выше оригинального творчества, Ю.А.Веселовский вместе с тем подчеркивал значение его сатирических произведений, некоторые из которых «могли бы быть написаны в наши дни, так как в них затрагиваются такие явления русской жизни, которые еще далеко не сделались достоянием истории, не производят впечатления чего-то отошедшего в область предания» [170, с. 291], акцентировал характерный «гейневский дух» в стихах, одухотворяющих природу. В качестве «наиболее значительного» произведения Вейнберга Ю.А.Веселовский оценивал стихотворение «Море», в котором «есть что-то могучее, поднимающее дух, внушающее энергию и веру в свои силы, причем это бодрое настроение находится в тесной связи и гармонии с величавым видом моря, волны которого, “отваги львиной полны”, поют “в исполинском хоре песню мощи и свободы, песню грозную природы, жизнь берущей с бою”» [170, с. 294]. Иное восприятие наследия Вейнберга в советскую эпоху с наибольшей отчетливостью было выражено в трудах И.Г.Ямпольского. По его мнению, Вейнберг «был переводчиком par excellence», «главные его заслуги лежат именно в этой области» [705, с. 368]. Что же касается оригинальных стихов Вейнберга, то они «не представляют, разумеется, ничего выдающегося, но все же не заслуживают полного забвения», в особенности, если речь идет не о гражданской лирике, которая «бледна и является слабой копией то Некрасова, то Плещеева, то кого-нибудь другого», а об остроумных юмористических стихотворениях, которые «пользовались большим успехом» [705, с. 368]. По наблюдению И.Г.Ямпольского, на Вейнберга, ведущее место в творчестве которого в 1860-е гг. занимала сатира [см.: 706, с. 45], оказала существенное влияние трактовка темы города в произведениях Н.А.Некрасова [см.: 706, с. 44]. Называя Вейнберга «одним из лучших переводчиков Гейне», И.Г.Ямпольский отмечал гейневское влияние, причем 373 «не злой издевки, не бичующей сатиры автора “Германии”, а его легкой иронии и каламбура» [705, с. 368]. В трудах последующего времени Вейнберг едва упоминался как поэт, печатавшийся в «Искре» и «Вестнике Европы» [см., например: 497, с. 16, 41], но зато достаточно внимательно оценивался как переводчик. Исследования о русских переводах И.-В.Гете и Г.Гейне, рассматривавшие, в числе прочего, и материалы переводов Вейнберга, были написаны В.М.Жирмунским [см.: 296], А.В.Федоровым [см.: 599, с. 253 – 302], Я.И.Гордоном [см.: 222], причем В.М.Жирмунский отмечал в гетевских прочтениях Вейнберга «наиболее низкий уровень поэтической техники» [296, c. 466], а А.В.Федоров в 1929 г. считал, что Вейнберг как переводчик Гейне «выработался в систему однообразных и автоматически применяемых штампов смешанного, компромиссного стиля» [599, c. 297]. В позднейшей книге «Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы)» (4-е изд., 1983) А.В.Федоров отмечал удачи Вейнберга при переводе прозаических произведений Гейне, переданных «во всей яркости и пестроте красок, со всеми их контрастами и с присущей им эмоциональной силой», тогда как при обращении к гейневским лирическим циклам Вейнбергу «недоставало художественного чутья, он не видел главных особенностей оригинала, пользовался первыми попавшимися средствами русского языка и стиха, любым размером (независимо от формы подлинника), заменяя одни образы другими, многое упрощал и огрублял» [600, с. 63]. Е.Г.Эткинд в своем известном двухтомнике «Мастера русского стихотворного перевода», вышедшем в 1968 г. в Большой серии «Библиотеки поэта», характеризовал Вейнберга как «профессионального переводчика, по количеству и объему переведенных им стихов оставившего позади всех своих современников» [699, с. 404]. Е.Г.Эткиндом было осторожно поставлено под сомнение устоявшееся мнение о том, что Вейнберг плохо переводил Гейне: «…некоторые удачи были у Вейнберга и в переводах из Гейне» [699, с. 404]. 374 Переосмыслению литературной репутации Вейнберга на современном этапе способствовали труды Ю.Д.Левина, опубликовавшего статью «П.И.Вейнберг – переводчик» в сборнике «Россия и Запад: Из истории литературных отношений» (1973) [365, c. 220 – 257], включившего главу о Вейнберге в книгу «Русские переводчики XIX века и развитие художественного перевода» (1985) [366, c. 261 – 288] и подготовившего статью о П.И.Вейнберге для биографического словаря «Русские писатели. 1800 – 1917» [367, с. 402 – 403]. Ю.Д.Левин достаточно высоко оценивал оригинальное вейнберговское творчество, развивавшееся «в общем русле русской поэзии второй половины XIX в., отражавшей настроение передовой интеллигенции» [366, с. 270], признавал влияние Н.А.Некрасова на гражданскую лирику Вейнберга, проявившееся в обнажении социальных контрастов, призывах к борьбе за идеалы правды и добра: «Избавление поэт видит в общении с природой, но нравственный долг велит ему вернуться туда, где “грубый произвол, и мелочные страсти – / Весь ужас и позор земного бытия… / Там человек живет – там должен быть и я!” (“В лесу на горах”)» [367, с. 402]. В любовной лирике Вейнберга Ю.Д.Левин усматривал влияние Гейне, в сатирической – едкий протест против реакционных журналистов, чиновников, откупщиков [см.: 367, с. 402]. Своим переводным творчеством, благодаря которому «по крайней мере три поколения русских читателей приобщились к Шекспиру, Шиллеру, Байрону, Гейне и другим большим и малым западноевропейским писателям» [366, с. 287], Вейнберг, по мнению Ю.Д.Левина, как бы подводил итог истории русского художественного перевода XIX в. На смену Вейнбергу пришло новое поколение переводчиков эпохи русского модернизма, в котором выделялись А.А.Блок, В.Я.Брюсов, К.Д.Бальмонт. Достижения филологической науки XX в., подкрепленные успехами советских переводчиков, а также переводчиков постсоветского времени, не должны, по убеждению Ю.Д.Левина, «заслонять от нас историческое значение Вейнберга» [365, с. 257]. 375 Тем самым можно говорить, что в новых условиях Ю.Д.Левин призывал осмысливать переводы и оригинальные произведения Вейнберга с позиций не столько их художественной, столько историко-культурной ценности. Такой подход представляется нам единственно правильным, поскольку позволяет, не углубляясь в анализ содержательных особенностей произведений, не всегда удачных и совершенных, говорить о той значительной нише, которую они занимали на определенном этапе развития русской литературы и культуры. * Как видим, литературная * * репутация Вейнберга была весьма неоднозначной. В конце 1850-х гг. противоречия в гражданской позиции самого поэта-переводчика вели к четкому разграничению его демократически направленного сатирического творчества (прежде всего, произведений, публиковавшихся под псевдонимом Гейне из Тамбова) и всех остальных сочинений, не выходивших из рамок благонамеренности. Относящийся к 1861 г. «безобразный поступок» «Века» при всей его неоднозначности привел к самодискредитации Вейнберга как в демократической, так и в либеральной дворянской среде. Однако ни поддержка М.Н.Каткова, ни явное отторжение со стороны Н.Г.Чернышевского, Д.И.Писарева, М.Е.Салтыкова-Щедрина, А.В.Дружинина, не повлекли за собой перехода Вейнберга на позиции русского консерватизма. Благодаря переводам произведений Г.Гейне и некоторых других (преимущественно немецких) авторов, активно публиковавшимся в некрасовских изданиях, Вейнберг постепенно возвращал утраченное влияние в кругах демократов и либералов. Если старшее поколение литераторов, в большинстве своем, продолжало относиться к Вейнбергу настороженно, причиной чему была уже не столько история вокруг «безобразного поступка» Вейнберга-издателя в «Века», финансовых сколько вопросах, личная то нечистоплотность младшее поколение восторженно встречало его новые переводы, лекции о «мировой скорби» в поэзии. В последние годы жизни Вейнберг представал в общественном 376 сознании уже как своеобразный символ ушедшего поколения, снискавшего для русской литературы мировую известность. Однако за прижизненной славой в данном случае не последовала слава посмертная: в течение полуторадвух десятилетий после смерти Вейнберг был почти полностью забыт, его оригинальные и переводные произведения перестали переиздаваться. Только в 1970 – 1980-е гг. благодаря деятельности Ю.Д.Левина творчество Вейнберга было возвращено к русскому читателю как представляющее преимущественный историко-литературный и историко-культурный интерес. Приложение 2 П.И.Вейнберг как переводчик английской научной литературы (на материале перевода трактата Дж.Локка «Мысли о воспитании») Помимо поэзии и драматургии П.И.Вейнберга-переводчика привлекала и научная литература. В частности, в его переводе с немецкого в 1898 г. был опубликован цикл шекспировских лекций Бернгарда Брика (за подписью Тен-Бринк) [см.: 576]; второй перевод, появившийся в том же году, принадлежал И.Д.Городецкому [см.: 575]. Перевод П.И.Вейнберга включал в себя пять лекций («Поэт и человек», «Хронология произведений Шекспира», «Шекспир как драматург», «Шекспир как комический писатель», «Шекспир как трагический поэт»), нацеленных на то, чтобы представить читателю ход развития творческой индивидуальности великого автора, приблизить его к современности. Из английской научной литературы П.И.Вейнберг перевел лишь одно произведение – «Мысли о воспитании» Дж.Локка (1632 – 1704), причем его перевод увидел свет отдельной книгой в качестве приложения к журналу «Русская школа» за 1890 г. [см.: 376]. На перевод П.И.Вейнберга в 1891 г. откликнулись журналы «Русская мысль» и «Вопросы философии и психологии». Так, анонимный рецензент «Русской мысли», охарактеризовавший П.И.Вейнберга как опытного литератора и переводчика, 377 вспомнил о ранних обращениях к «Мыслям о воспитании» Дж.Локка в России, в частности, о первом переводе Н.Н.Поповского, выполненном с французского издания и опубликованном в 1760 и 1780 гг., о первом переводе с английского оригинала, печатавшемся в журнале «Русский педагогический вестник» в течение 1857 и 1858 гг. и являвшем собой, в значительной мере, «передачу сочинения Локка» [412, с. 75]. Признавая, что «перевод <…> является как нельзя более кстати в наши дни, когда так оживилось внимание общества к педагогическим вопросам» [412, с. 75], автор отклика акцентировал внимание на существенных для Локка воспитании в раннем возрасте, стремлении к здоровой душе в здоровом теле, а также на том примечательном обстоятельстве, что «английский мыслитель XVII века вооружался против преобладающего места, отведенного классическим языкам, и против чрезмерного обучения грамматике» [412, с. 76]. В «Вопросах философии и психологии», издававшихся под редакцией профессора Н.Я.Грота, в рецензии на «Мысли о воспитании» Дж.Локка отмечалось, что, отчасти, эта книга уже имеет исторический интерес, особенно очевидный при чтении вызывающих улыбку рассуждений о том, кому лучше сечь детей – родителям или доверенному лицу, благонадежному слуге. Однако многое из сказанного им до сих пор «не вышло из области чаяний» [377, с. 83], в частности, например, по мнению рецензента, до сих пор «трудно найти воспитателя, удовлетворяющего всем требованиям педагогики» [377, с. 84]. Рецензент отмечал подчеркнутое переводчиком негативное восприятие Дж.Локком схоластической логики и риторики, желание видеть философию в числе образовательных наук, после чего указывал, что «перевод читается очень легко и сделан умелой рукой» [377, с. 84]. Публикация перевода была предварена вступлением редактора-издателя журнала «Русская школа», известного педагога и историка Я.Г.Гуревича и краткой биографической справкой о Дж.Локке, написанной П.И.Вейнбергом. 378 Я.И.Гуревич, сопоставляя новый перевод П.И.Вейнберга – «по возможности близкий к подлиннику и вполне согласный с духом его» [252, с. X] – с более ранними прочтениями сочинения Дж.Локка, отмечал и достоинства перевода «Русского педагогического вестника», который, несмотря на свою вольность (опущение вступительного письма Дж.Локка к Эдуарду Клерку из Чипли, отсутствие разделения на главы, отделы и параграфы с сохранением лишь общих заглавий и т. д.), характеризовался максимально возможной ясностью и общедоступностью изложения материала на русском языке [см.: 252, с. X]. Несмотря на архаичность отдельных положений труда Дж.Локка, он заключал, на взгляд Я.Г.Гуревича, «очень много весьма ценных указаний относительно правильной постановки воспитания и учения, одинаково применимых в среде образованных народов всего мира, независимо от местных и временных условий и особенностей национального воспитания» [см.: 252, с. XI], что и обусловливало актуальность появления нового перевода. В статье П.И.Вейнберга, представлявшей краткую биографию Дж.Локка, были названы и его основные труды – «Опыт о человеческом понимании», «Письмо о религиозной веротерпимости», «Мысли о воспитании», причем содержание последней из книг Дж.Локк «имел для того времени случай применять на деле <…>, будучи наблюдателем за воспитанием сына своего друга, лорда Эшли, графа Шефтсбёри» [см.: 131, с. XV]. Характеризуя Дж.Локка как человека, П.И.Вейнберг отмечал его «большие познания в belles letters» [131, с. XV], любезность в обращении, умение никогда и ничем не обнаруживать своего превосходства, отвращение к плохим манерам, в особенности происходившим «не от необразованности человека, а от гордости, надменности, злонравия, грубой глупости и тому подобных пороков» [131, с. XVI], восприятие вежливости и обходительности как христианского долга каждого человека. Достоверных сведений о том, что же побудило П.И.Вейнберга обратиться к переводу педагогического трактата XVII в., не сохранилось, однако можно 379 предполагать, что перевод был осуществлен по просьбе Я.Г.Гуревича, начавшего в 1890 г. выпуск журнала «Русская школа» и предполагавшего издание целой серии книг по педагогике в качестве приложений к журналу. П.И.Вейнберг, наряду с И.Ф.Анненским, П.Ф.Лесгафтом, А.М.Калмыковой, И.И.Мечниковым и др., участвовал в подготовке номеров «Русской школы», ставшей популярным среди педагогов прогрессивным журналом и выходившей по декабрь 1917 г. [см.: 520, с. 705 – 706]. Приложение 3 И.Д. ГРИНЕВСКАЯ П.И.Вейнбергу (В день его последнего юбилея) (Фантазия) Друзья поэта Пришел ты с дальней стороны, Смотри, ты изнемог. Зачем не хочешь в дом войти, Вступить к нам на порог. Зачем пред ним, поэт, ты встал, Безмолвен и смущен. Войди, огнями блещет зал, Друзьями полон он. Тут ждет тебя роскошный пир, Тут ждет тебя привет. И песни арф, и песни лир, Войди, войди поэт. Пришел ты с дальней стороны, Где отблеск белых туч, Сверканье трепетной волны И солнца жаркий луч, – Дарят чудесные цветы Безрадостной земле, Где звезды реют с высоты Венцами в тихой мгле. 380 Кто лишь цветком или звездой Чело украсит, грудь – Тому не страшен роковой Тяжелой жизни путь. Ты звезды там с небес набрал, Набрал цветы с полей. Пришел к друзьям по кручам скал Ты с ношею своей. Войди, ты много нам принес Волшебных тех даров, Чудесных ландышей и роз, И звезд и мотыльков». Поэт С небес я много звезд набрал, Нарвал цветов с полей. Пустился к вам по кручам скал Я с ношею своей. Мой путь казался недалек Мне с ношей дорогой. И мчались дни, как с гор поток Несется в даль порой. Мне летний зной не страшен был И вьюга не страшна. Когда холодный ветер выл, – Мне чудилась весна. И ночь туманная светла Казалась мне, как день, Гирлянда звезд меня вела Сквозь мглу под вашу сень. Но вдруг толпу невдалеке Я спутников узрел. Несли с проклятьями в тоске Свой горестный удел. Их буря мяла, как тростник, А зной огнем их жег. Я слушать горькой боли крик И стоны их не мог. 381 Во тьме густой плелись они. Ах, не мерцали им Прекрасных звезд моих огни. Я, жалостью томим, Несчастным звезды разделил, Цветы им всем я дал. С тех пор мой путь мне стал не мил, Я плакал, я страдал. И к вам пришел я без даров, К вам, добрые друзья… Вот почему под светлый кров Мне к вам войти нельзя. Вот почему я так дрожу И к вам войти страшусь. На вас я в окна погляжу И снова в мир пущусь. Друзья поэта Нет, ты войди, и горд и смел, Тут звезды и цветы. Когда был тяжек наш удел, Их подарил нам ты. Мы были спутники твои, Забыл ты, позабыл, Как струи теплые зари Цветами ты добыл. Рассеял ты снопом лучей Волшебных звезд святых Холодный мрак немых ночей Для спутников былых. Мы дар твой вечно сохраним В сокровищах у нас. Оставим путникам другим, Когда пробьет наш час. Подарки ты давно нам дал, Напрасно ты смущен, Войди, огнями блещет зал, Друзьями полон он. 382 Тут ждет тебя роскошный пир, Тут ждет тебя привет, И песни арф, и песни лир… Войди, войди, поэт! Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 125. Оп. 1. Ед. хр. 27. Л. 46 об. – 47 об. 383
