О письма женщины, нам милой!..

24
РУССКАЯ РЕЧЬ 6/2011
«О письма женщины, нам милой!..»
7. Л. ВЕЛЬСКАЯ,
доктор филологических наук
Прощай, письмо любви\ прощай: она велела.
А. Пушкин
Они горят].. Их не напишешь вновь,
Хоть написать, смеясь, ты обещала...
Уж не горит ли с ними и любовь,
Которая их сердцу диктовала?
Н. Некрасов
В статье рассматриваются стихотворения Пушкина, Некрасова, Бешенцова, Апухтина, Огарева, Блока, Самойлова, Дементьева, объединенные мотивами горящих, сожженных, пропавших, забытых или поздно дошедших до адресата любовных писем.
Ключевые слова: мотив сожженных любовных писем и его вариации
в русской лирике.
В русской поэзии есть стихотворения, которые объединяют мотивы
горящих, сожженных, пропавших или забытых любовных писем. И самое знаменитое среди них - «Сожженное письмо» А.С. Пушкина. Лирический герой вынужден сжечь его: «Как долго медлил я! как долго не
хотела / Рука предать огню все радости мои!.. / Но полно, час настал.
Гори, письмо любви».
С горестью и отчаянием он следит, как листы вспыхивают, пылают,
дымятся, кипит расплавленный сургуч, «темные свернулися листы» и вот остался только легкий пепел: «Грудь моя стеснилась. Пепел милый, / Отрада бедная в судьбе моей унылой, / Останься век со мной на
горестной груди...».
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
XI
Через три десятилетия мотив горящих писем неожиданно возникает
в лирике Н. Некрасова. Перебирая старые письма от любимой, он вспоминает прежние восторги при их чтении и советует не перечитывать их
через годы:
«Начнешь с усмешкою ленивой, / Как бред невинный и пустой, / А
кончишь злобою ревнивой / Или мучительной тоской...» («О письма
женщины, нам милой!..»).
И пусть в этих письмах мало правды и проку, но невозможно бросить
их в печку, ибо они - «поблекшие цветы с могилы погибшей юности
моей». Это был один из первых опытов некрасовской любовной лирики,
оттого так много в нем романтических штампов: унылая душа, пламя
страсти, ревнивая злоба, мучительная тоска, праздный лепет.
Два других стихотворения - «Письмо» (1855) и «Горящие письма»
(1877) являются, в сущности, двумя редакциями одного произведения и
представляют собой отклик на размолвку поэта с А.Я. Панаевой, во время которой она сожгла свою переписку с ним. Первый вариант (в виде
незавершенного отрывка) более эмоционален и романтичен: «Плачь,
горько плачь!..», «Поэзии роскошные цветы, - / Благоуханье молодости ясной!», «Прошедшее поругано жестоко». Второй - более спокоен
и описателен, но несколько строк повторяются, в том числе антитеза
злоба - любовь: « Но та рука со злобой их сожгла, / Которая с любовью
их писала!». Если в ранней редакции утверждается, что письма «навек погибли, как любовь, / Которая их сердцу диктовала», то в поздней высказывается сомнение в гибели любви: «Уж не горит ли с ними
и любовь..?». Прошло двадцать лет, и поэт теперь понимает, что жизнь
так и не доказала ни правдивости, ни лживости писем. Уже в начальном варианте были намечены определенные черты характера героини,
проявившиеся в ее посланиях: корыстному волненью непричастность,
ясная молодость, поэтичность. В окончательном тексте подчеркнуты
свободолюбие, решительность, дерзость, с которой она не только сжигает письма, но «идет» по жизни: «Свободно ты решала выбор свой...
/ Но ты идешь по лестнице крутой / И дерзко жжешь пройденные ступени!..».
Назвав свое стихотворение «Горящие письма», Некрасов, возможно, и
не помнил пушкинское «Сожженное письмо», но как будто отталкивался
от него, заменив романтически-возвышенное «Гори, письмо любви» повествовательно-прозаическим «Они горят!..», отказавшись от прежнего
всплеска эмоций: «Плачь, горько плачь!..». И не герой сжигает письма,
а героиня. Стихотворение обрывается на высокой драматической ноте на предчувствии роковых последствий: «Безумный шаг!., быть может,
роковой...», словно перекликаясь с печальными раздумьями, которыми
заканчивалось «Сожженное письмо».
26
РУССКАЯ РЕЧЬ 6/2011
В 1858 году были написаны два стихотворения: Н. Огарёва «Твое
письмо меня нашло...» и А. Апухтина «К пропавшим письмам». Если
первое в основном описывало состояние автора («в хандре, унылый,
больной»), а письмо, пахнущее «жизнью благодатной», смягчило его
страдания, как «сердечной песни голос внятный», то во втором были
выражены чувства человека, часто перечитывавшего «заветные листы»,
которые он бережно хранит. В особенности дорого ему одно письмо,
написанное любимой рукой, в котором было много раскаянья и слез.
И сам герой рыдал над ним: «Я оболью тебя слезами» (почти по-пушкински «Над вымыслом слезами обольюсь»). Однако письма пропали,
неведомо, где они, у кого и вернутся ли когда-нибудь к своему хозяину:
«...Один в тиши ночной / С пустой шкатулкою сижу я, / Сгоревшая
свеча дрожит передо мной, И сердце замерло, тоскуя».
Мотив «сожженного письма» органически вплелся в романсовую поэтику. Одна из строф романса А.И. Бешенцова «Вам не понять моей
печали» построена именно на нем: «Вам не понять моей печали, / Когда
трепещущей рукой / В порывах гнева не сжигали / Письма подруги молодой».
Отзвуки «пропавших писем» Апухтина слышатся в раннем стихотворении А. Блока «Старые письма» (1899): «Вот они, грустные, полные
страсти / Или любви без границ / Письма...»: «Так и дрожат на страницах забытых, / В этих поблекших листах / Слезы немые, без счастья
пролитые, Горе я видел в очах...». А в финале звучит ряд безответных
риторических вопросов: «Что мне былое? Отблески счастья, / Отзвук
погибшей неведомой власти? Разве я стану молчать?».
Мотив поздно пришедшего письма возникает в стихотворении Д. Самойлова «Получил письмо издалека...», «гордое, безумное и женское»,
оно пришло к адресату слишком поздно - «между нами пролегли
века», «выросли деревья, смолкли речи, отгремели времена». Но герой
по-прежнему любит и просит защитить его: «Реки утекли, умчались
птицы, / Заросли дороги, свет погас. / Но тебе порой мой голос снится:
/ Анна! Защити обоих нас!».
В 90-е годы мотив сожженных писем возникает в стихотворении
А. Дементьева «Сегодня я все твои письма порвал. / И сжег». Как и его
предшественники-классики, современный автор с болью смотрит на горящие письма и прощается с любовью. И хотя эти письма «печально и
трепетно <.. .> давно отпылали в камине», он не хранит на груди «пепел
милый» (как пушкинский герой), а бережет в душе «уголечек любви»:
«А в сердце моем / Уголечек любви / Еще освещал твое имя!».
Цфат,
Израиль